Глава 1

Голоса мышей

Подъезжая в последний день Праздника Урожая к замку Сильварреста, король Габорн Вал Ордин придержал коня и окинул взглядом дорогу к Даркинским холмам.

Даннвуд начинался в трех милях от города. Солнце уже поднялось, холмы на востоке осветились серебристым сиянием, и на дорогу полосами легли тени облетевших дубов.

Габорн заметил трех крупных кроликов, игравших на повороте дороги в пятне яркого солнечного света. Один, словно часовой, навострив уши, оглядывал местность, второй пощипывал на обочине сладкий золотой мелилот. Третий же просто бестолково носился и прыгал, то и дело нюхая опавшие золотые и бурые листья.

До них было больше ста ярдов, но Габорн увидел кроликов необыкновенно отчетливо. После трех дней, проведенных под землей в темноте, чувства у него будто обострились. Свет теперь казался ему ярче, утреннее птичье пение громче. Даже прохладный рассветный ветерок, долетавший со стороны холмов, обдавал лицо новой, особенной свежестью.

— Не двигайся, — шепнул Габорн волшебнику Биннесману. Потянулся назад, отвязал от седла лук и колчан.

Бросил предостерегающий взгляд Хроно, приказав не двигаться этому тощему как скелет человеку, который следовал за ним всюду с тех пор, как Габорн себя помнил.

Кроме них, на дороге никого не было. Сэр Боринсон со своим трофеем остался далеко позади, и Габорн не стал его ждать, ибо хотел поскорее попасть домой, к молодой жене, и не опоздать к празднику.

Биннесман нахмурился.

— Стрелять в кролика, сэр? Ты — Король Земли. Что скажут люди?

— Т-ш-ш, — шикнул Габорн. Он нашарил было в колчане последнюю стрелу, но призадумался. Биннесман прав. Габорн Король Земли, и стрелять ему полагается разве что в хорошего кабана. Вот сэр Боринсон везет в город голову мага-опустошителя.

Две тысячи лет народ Рофехавана ждал, когда снова явится Король Земли. Две тысячи лет седьмой день Праздника Урожая, последний день торжества, день великого ликования, служит напоминанием об обещании Короля Земли благословить свой народ «дарами лесов и полей».

Неделей раньше Дух Земли короновал Габорна и наказал сохранить семена человеческого рода в темные времена, которые вот-вот наступят.

В последние три дня Габорн много и тяжко сражался, и голова опустошителя принадлежала ему и Биннесману не меньше, чем сэру Боринсону.

Однако можно представить, как высмеют его шуты и кукольники, если он привезет кролика.

Габорн выбросил из головы мысль о шутах, шепнул коню: «Замри!» — и легко соскочил на землю. Конь был великолепным могучим гунтером с рунами разума, выжженными на шее. Он все понял, взглянул на хозяина и замер неподвижно, а Габорн тем временем уперся нижним концом лука в землю, вставил ногу между древком и тетивой, согнул древко и туго затянул тетиву на верхней зарубке.

Наладив лук, Габорн достал последнюю стрелу, проверил серое гусиное оперение и вложил в зарубку.

Неслышно он двинулся вперед, прячась за придорожным кустарником. Вдоль обочины высоко вздымали свои темно-пурпурные цветы чародейские фиалки.

Когда он подойдет ближе, кролики будут против солнца. Он же останется в тени, и они ничего заметят; если не зашуметь, шагов не услышат; и, пока ветер дует в его сторону, запаха не учуют.

Оглянувшись, Габорн увидел, что Хроно и Биннесман по-прежнему сидят верхом на конях.

Он крадучись двинулся дальше.

И все же он вдруг ощутил волнение, и волнение было больше, чем просто охотничий азарт. Потом возникла тревога. Среди новых даров, которые отпустила ему Земля, он получил и умение сразу ощутить опасность, нависшую над его людьми.

Так неделей раньше он почувствовал, что отцу грозит смерть, но еще ничего не смог сделать. Но прошлой ночью им уже удалось избежать засады опустошителей.

Вот и теперь Габорн смутно почувствовал опасность. Понял, что сейчас, пока он подкрадывается к кроликам, к нему так же крадется смерть.

Новый дар не был совершенен, и Габорн, чувствовавший опасность, не знал, откуда она исходит. Смерть могла появиться и в облике вдруг обезумевшего слуги, и в облике кабана, затаившегося в подлеске.

Тем не менее на этот раз у Габорна возникла совершенно отчетливая мысль, будто угроза исходит от убийцы его отца, от Радж Ахтена.

Всадники, прискакавшие из Мистаррии накануне праздника, привезли с собой весть о том, что Радж Ахтен хитростью взял три крепости.

Мистаррийской армией сейчас командовал дядя Габорна, герцог Палдан. Палдан, обладавший несколькими дарами ума, был к тому же человеком опытным и прекрасным стратегом. Отец Габорна доверял ему безоговорочно и нередко отправлял именно его найти и поймать преступников или же усмирить какого-нибудь непокорного лорда. Герцог не знал поражений, за что одни называли его «Охотником», другие — «Гончим псом».

Его боялись во всем Рофехаване; и если кто-то и был в состоянии померяться умом с Радж Ахтеном, то это был герцог Палдан. И Радж Ахтен не мог сейчас двинуть свои войска на север, поскольку опасался к тому же духов Даннвуда.

Но то, что опасность близко, Габорн знал наверняка. Он осторожно ступал по засохшей дорожной грязи, двигаясь бесшумно, как привидение.

Когда Габорн добрался до поворота, кролики исчезли. В траве на обочине раздался шорох, но это шуршали полевые мыши, которые проложили себе ходы в палой листве.

Габорн постоял секунду в недоумении. «О, Земля, — сказал он про себя, обращаясь к Силе, которой служил. — Пришли мне из лесу хотя бы оленя!»

Но ничего не услышал в ответ. Ни звука.

Биннесман и Хроно рысью подскакали к нему. Хроно привел в поводу чалого коня Габорна.

— Кажется, кролики что-то нынче стали пугливыми, — сказал Биннесман. И хитро улыбнулся, словно радуясь этому обстоятельству. При свете утреннего солнца морщины на лице чародея проступили четче, а одеяние приобрело красно-коричневый оттенок. Неделю назад Биннесман отдал часть своей жизни, чтобы вызвать вильде — существо, наделенное силами земли. Тогда у Биннесмана волосы были еще русыми, а платье зеленым, как летняя листва. Теперь, всего через несколько дней, он постарел на десяток лет, и даже одежда будто выгорела и сменила оттенок. Но хуже всего было то, что вильде исчезла.

— Да, действительно, — ответил Габорн, с подозрением глядя на Биннесмана. Тот был Охранителем Земли, служил ей и всегда говорил, что мыши и змеи заслуживают заботы не меньше, чем род человеческий. Габорн не удивился бы, если бы чародей предупредил кроликов каким-нибудь заклинанием или просто взмахнув рукой. — Я сказал бы, даже чересчур пугливыми.

Габорн вспрыгнул в седло, но держал лук и стрелу наготове. Даже здесь, рядом с городской стеной, он еще надеялся вдруг где-нибудь на опушке увидеть оленя, этакого огромного старого красавца, который спустился бы с гор, чтобы съесть перед смертью сладкое яблочко из крестьянского сада.

Габорн бросил взгляд на Биннесмана. Тот по-прежнему прятал улыбку, и Габорн не мог понять, чего в ней больше — насмешки или тревоги.

— Ты радуешься тому, что я проглядел кроликов? — отважился спросить он.

— Они бы не доставили тебе радости, милорд, — сказал Биннесман. — Отец у меня держал постоялый двор. Он знал людей и не раз говорил: «Человек с переменчивым нравом никогда не бывает доволен».

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Габорн.

— Не стоит гоняться за разной дичью, милорд, — отвечал Биннесман. — Охотнику за опустошителями глупо отвлекаться на кроликов. Вряд ли ты позволил бы такое своим собакам. Зачем же сам бросаешься в разные стороны?

— Вот как, — протянул Габорн, думая про себя, что еще кроется за наставлением чародея.

— К тому же опустошители оказались куда сильнее, чем все мы думали.

Габорн с горечью признал, что чародей прав. Несмотря на все усилия Габорна и Биннесмана, сорок могучих рыцарей погибли в бою с опустошителями. Только девятеро, кроме Габорна, Биннесмана и сэра Боринсона, вышли из развалин живыми. Победа была тяжелой. Эти девятеро двигались сейчас позади вместе с Боринсоном, не пожелав расставаться со своим трофеем — головой мага-опустошителя. Габорн переменил разговор.

— Я и не знал, что у чародеев бывают отцы, — поддразнил он. — Расскажи о нем.

— Это было давно, — сказал Биннесман. — Я не очень хорошо его помню. И, кажется, рассказал уже все, что мог.

— Наверняка не все, — проворчал Габорн. — Чем больше я тебя знаю, тем меньше понимаю, когда тебе можно верить, а когда нет, — он знал, что чародею уже несколько сотен лет, но забывчивостью Биннесман не страдал никогда.

— Ты прав, милорд, — сказал Биннесман. — У меня не было отца. Как все Охранители Земли, я ею и рожден. Я всего лишь существо, вылепленное некогда из грязи, и тем, что я есть, стал благодаря одной только собственной воле, — Биннесман таинственно выгнул бровь.

Габорн посмотрел на чародея, и на мгновение ему показалось, что Биннесман говорит правду.

Но впечатление тотчас рассеялось, и Габорн рассмеялся.

— Ну ты и лгун! Готов поклясться, что искусство лгать изобрел ты!

Биннесман тоже рассмеялся.

— Прекрасное искусство, но изобрел его все же не я. Я лишь пытаюсь его усовершенствовать.

В это время они услышали приближавшийся по дороге с юга конский топот. Их догонял мощный, быстрый, с тремя или четырьмя дарами метаболизма белый скакун, шкура которого ярко блестела на солнце. Всадник был одет в мистаррийскую форму, украшенную изображением зеленого рыцаря на голубом поле.

Габорн придержал коня. Ощущение опасности не прошло. И теперь он боялся новостей.

Вестник скакал быстро и натянул поводья, только когда Габорн вскинул руку и его окликнул. Тогда он узнал Габорна, который был одет сейчас не по-королевски, в простой серый дорожный костюм, и тотчас остановился.

— Ваше величество! — воскликнул он.

Он потянулся к кожаной сумке у себя на поясе и подал королю небольшой свиток, запечатанный красным воском с печатью Палдана.

Габорн сломал печать. И когда прочел, сердце застучало в висках, дыхание участилось.

— Радж Ахтен двинулся на юг, в Мистаррию, — сказал он Биннесману. — Он уже разрушил замки Голран, Аравелл и Тал Риммой. Тал Риммой пал ночью два дня назад. Палдан говорит, что его люди бились бок о бок с Рыцарями Справедливости и заставили Радж Ахтена заплатить за это высокую цену. Лучники устроили Радж Ахтену засаду. И теперь все от деревни Боаршед и до хребта Гоуэр усеяно трупами.

Остальное Габорн прочел в свитке, но рассказать спутникам не решился. Отчет Палдана был подробным и точным, с перечнем числа и вида всех убитых воинов Радж Ахтена — 36 909 человек, подавляющее большинство которых оказались бывшими солдатами из отрядов Флидса. Число стрел (702 000), убитых защитников (1274), раненых (4951) и убитых лошадей (3207), сколько было захвачено вооружения, золота и лошадей. Привел герцог и данные о передвижениях вражеской армии и доложил о теперешнем положении своих людей. Из Крейдена, Феллса и Тал Дура к Каррису на помощь Радж Ахтену шли подкрепления. Палдан укреплял Каррис, уверенный, что Радж Ахтен попытается скорее захватить, чем разрушить могучую крепость.

Габорн прочел сообщение и в тревоге покачал головой. Радж Ахтен был жесток. Палдан постарался отплатить ему тем же. Это Габорну не понравилось.

В конце Палдан написал: «Совершенно очевидно, что Лорд Волк стремится втянуть в войну вас. Он уже уничтожил замки на нашей северной границе, так что рассчитывать легко привести сюда свежие войска невозможно. Я прошу вас остаться в Гередоне. Позвольте Охотнику спустить своих псов с поводка».

Габорн свернул свиток и положил в карман.

«Можно сойти с ума, — подумал он. — Быть здесь, за тысячу миль от дома, и спокойно учиться в то время, когда мои люди умирают».

Остановить Радж Ахтена сейчас можно едва ли. Но сообщения должны доходить до него быстрее…

Он бросил взгляд на вестника, молодого человека с темными кудрями и ясными голубыми глазами. Габорн встречал его при дворе и раньше. Он посмотрел ему в глаза и, прибегнув к Зрению Земли, заглянул по ту сторону глаз, в самое сердце. Сердце это переполнялось гордостью — гордостью за себя, за исполненное поручение. В нем горело, пылало желание свершить подвиг во имя своего короля, даже рискуя жизнью. На постоялых дворах Мистаррии этого красавчика ждали не меньше дюжины разных служанок, уверенных в его любви, ибо он не скупился на чаевые и еще меньше на поцелуи, но душа его разрывалась на части от любви к двум женщинам, совершенно между собой не похожим.

Габорну не очень понравилось то, что он узнал, но все это были мелкие недостатки, которые не мешали избранию. Наоборот, ему нужны были именно такие люди — такие, на которых можно рассчитывать. Он поднял левую руку, пристально посмотрел молодому человеку в глаза и зашептал:

— Я избираю тебя на Служение во имя Земли. Сейчас отдохни, но сегодня же отправляйся обратно. У меня есть один Избранный Вестник. Когда я почувствую опасность, которая будет грозить вам обоим, я пойму, что Радж Ахтен намеревается напасть на город. И если вдруг в голове у тебя зазвучит мой голос и ты услышишь предостережение, повинуйся немедленно.

— Пока Каррис в опасности, — сказал вестник, — смею ли я отдыхать, ваше величество?

К радости Габорна, юноша быстро развернул лошадь. И тут же исчез из вида, только пыль повисла над дорогой как доказательство тому, что здесь только что был посланник из Карриса.

Габорн тяжело вздохнул и задумался. Нужно было как можно скорее известить о тревожных событиях лордов Гередона.

Все трое повернули коней и поскакали навстречу поднявшемуся солнцу, и тут Габорн почувствовал вдруг острое желание как можно скорее покинуть это место. Он пришпорил коня, и чалый гунтер, мгновенно сменивший аллюр, понесся в тени деревьев бок о бок с лошадью Биннесмана, а сзади изо всех сил старался не отстать белый мул Хроно. Наконец они добрались до широкого поворота на вершине холма, откуда открывался вид на замок Сильварреста.

Габорн натянул поводья, и они вместе с чародеем замерли в изумлении.

Замок Сильварреста располагался на невысоком холме в излучине реки Вай, вздымая к небесам свои высокие зубчатые стены и башни. Город на холме тоже был обнесен стеной. Перед стеной расстилался обычный сельский пейзаж — голые поля, где временами виднелись оставленные стога сена, сады, дома и сараи.

Но начиная с прошлой недели, когда повсюду разошлась весть о возвращении Короля Земли, сюда начали съезжаться лорды и крестьяне со всего Гередона, и даже из королевств, лежавших за его пределами. Это не было для Габорна неожиданностью. Знал он и о том, что Радж Ахтен сжег поля перед стенами замка, но сейчас здесь собралось столько людей, что земли не было видно под раскинутыми палатками. Здесь были и простолюдины, и лорды и рыцари Гередона — все те, кто явился на помощь, но прибыл слишком поздно. Габорн разглядел знамена Орвинна, Северного Кроутена, Флидса, торговых «королей» из Лисле, а поодаль, на отдельном холме, лагерь примерно из тысячи шатров торговцев из Индопала, которые после своего изгнания королем Сильварреста поспешили обратно, чтобы увидеть чудо — нового Короля Земли.

И потому в полях вокруг замка Сильварреста чернела теперь не выжженная трава. Это чернели толпы сотен тысяч людей и животных.

— Клянусь Силами, — сказал Габорн. — За прошедшие три дня их стало, наверное, вчетверо больше, чем мне говорили. Чтобы избрать всех, не хватит недели.

Вместе с дымом костров ветер доносил на вершину холма музыку. Слышно было треск копий, скрещенных в поединках, и одобрительные крики зрителей. Биннесман тоже разглядывал лагерь, когда подскакал Хроно. Все три лошади после недолгой быстрой скачки тяжело дышали.

И вдруг Габорн заметил еще кое-что. В небе над долиной появилась огромная стая скворцов, где были тысячи и тысячи птиц, похожая на ожившую тучу. Скворцы метались, то разворачивали назад, то взмывали вверх. Словно они заблудились и искали теперь спокойного пристанища на земле, но не могли найти. Скворцы часто летают так осенью, но эта стая выглядела чересчур странно, будто заколдованная.

В следующее мгновение Габорн услышал крики гусей. Он взглянул на Вай, которая вилась среди зеленых полей подобно серебряной нитке. В миле от берега вверх по течению реки в ста ярдах над водой клином летели гуси. Крик их был необычно резким.

Биннесман выпрямился в седле и повернулся к Габорну.

— Ты тоже понял, не так ли? Это понимаешь невольно.

— О чем ты? — спросил Габорн.

Хроно кашлянул, как бы собираясь задать вопрос, но ничего не сказал. Летописцы говорят редко. Властители Времени, которым и служат Хроно, запрещают им вмешиваться в события. Однако сейчас Хроно явно проявил любопытство.

— Это Земля. С нами говорит Земля, — сказал Биннесман. — С тобой и со мной.

— И что же она нам говорит?

— Пока не знаю, — честно признался Биннесман. Он поскреб бороду и нахмурился. — Но она говорит именно так: кролики и мыши начинают беспокоиться, птицы меняют направление, гуси кричат громче обычного. Она что-то пытается сказать Королю Земли. И ты растешь, Габорн. Растет твоя сила.

Габорн изучающе смотрел на Биннесмана. Лицо чародея окрасил странноватый румянец, похожий цветом на его мешковатое одеяние. Принц почувствовал запах трав, которые тот хранил в своих непомерных карманах, — цветов липы, мяты, огуречника, чародейской фиалки, базилика и десятка других. На первый взгляд Биннесман мог бы показаться обыкновенным симпатичным старичком, если бы не печать мудрости, которая лежала на его лице.

— Я проверю. Ночью мы узнаем еще кое-что, — заверил он Габорна.

Но тревога не оставляла Габорна. Он решил собрать военный совет, но хотел понять сначала природу угрозы, о которой его предупреждала Земля.

Втроем они спустились в глубокую ложбину между холмами, которая на прошлой неделе выгорела дочерна.

Здесь, у подножия холма, на обочине Габорн увидел женщину, которую принял за старуху, закутанную с головой в шерстяное одеяло.

Когда по дороге застучали конские копыта, старуха подняла глаза, и Габорн увидел, что она вовсе не стара. Наоборот, это была молодая девушка, почти девочка, и он ее знал.

Неделю назад Габорн повел свою «армию» из замка Гровермана в Лонгмот. «Армия» эта состояла из крестьян, мужчин, женщин и детей, и нескольких старых солдат, которые гнали стадо в двести тысяч голов. Пыль над равниной, которую подняло стадо, должна была отпугнуть Лорда Волка Радж Ахтена и задержать нападение на Лонгмот.

Если бы тогда Радж Ахтен догадался, что это всего лишь хитрость, из злобы он убил бы всех — даже детей и женщин. Молодая женщина, которая сидела сейчас у подножия холма, шла с ними вместе. Габорн хорошо ее запомнил. В одной руке она держала тяжелое знамя, в другой — грудное дитя.

Под Лонгмотом она вела себя храбро и самоотверженно. Габорн всегда радовался, если ему удавалось помочь таким людям. Но все же он удивился тому, что она — простая крестьянка, у которой вряд ли есть лошадь, — оказалась всего через неделю здесь, в предместьях замка Сильварреста, более чем за две сотни миль к северу от Лонгмота.

— Ваше величество, — сказала девушка, склонив голову в знак почтения.

Габорн понял, что она не случайно сидит на обочине, а ждет именно его. На охоте он был три дня. Долго же она просидела здесь!

Женщина поднялась на ноги, и Габорн увидел, что ноги у нее в дорожной грязи. Значит, она проделала весь путь от Лонгмота сюда пешком. Правой рукой она покачивала дитя. Она поднялась, сунула руку под накидку, чтобы отнять от груди насытившегося ребенка и прикрыть себя как полагается.

Не раз лорды, оказавшие помощь в битве, приходили к нему искать милости. Крестьян, которые поступали бы так же, Габорн встречал очень редко. Но эта женщина явно чего-то от него хотела, причем очень сильно. Биннесман улыбнулся и сказал:

— Молли? Молли Дринкхэм? Ты ли это? Девушка застенчиво улыбнулась, а чародей спешился и подошел к ней поближе.

— Да, это я.

— Очень рад, покажи-ка мне своего ребенка, — Биннесман взял из се рук младенца и принялся разглядывать. Ребенок, темноволосый, не более двух месяцев от роду, сунул в рот кулачок и, зажмурившись от удовольствия, энергично его посасывал. Чародей ласково улыбнулся.

— Мальчик? — спросил он. Молли кивнула.

— Как похож на отца, — пробормотал Биннесман. — Очень славный! Веррин гордился бы им. Но что ты делаешь здесь?

— Я пришла посмотреть на Короля Земли, — сказала Молли.

— Что ж, посмотри, — сказал Биннесман. Он повернулся к Габорну и представил девушку: — Ваше величество, это Молли Дринкхэм, которая жила когда-то в замке Сильварреста.

Молли вдруг застыла, побледнев от страха, словно только сейчас поняла, с кем заговорила. «Может быть, она так робеет, потому что теперь я Король Земли», — подумал Габорн.

— Прошу прощения, сэр, — сказала Молли срывающимся голосом. — Надеюсь, я не отвлекаю вас… я знаю, еще рано. Вы, наверное, и не помните меня…