— Не вам отдавать мне приказы, сэр, — оскорбленно выпрямился Гроно.

— Гроно, прошу тебя, — взмолился Деврас.

— Хорошо, милорд, коль это угодно вам. — Камердинер развернулся и твердым шагом удалился. Спустившись на первый этаж, он первым делом представился прислуге Уэйт-Базефа и принялся раздавать распоряжения. Это единственное мало-мальски приятное занятие за весь день немного его утешило.

Пока Гроно отсутствовал, остальные принялись разрабатывать план тайного проникновения в пещеры. Не прошло и часа, как обсуждение было неожиданно прервано. На пороге вырос незваный гость, вернее, гостья. Ожидая возвращения Гроно, Деврас слегка опешил, увидев в дверях невысокую худощавую фигурку в костюме из серой мериносовой шерсти. Глаза ему не солгали. Перед ним, засунув руки в карманы просторных штанов, стояла Снарп. На плече злобно скалился квиббид.

— Уэйт-Базеф, — бесцветным голосом произнесла Снарп. — Я забираю вас обратно в Ланти-Юм.

Все уставились на нее, будто пораженные ударом молнии. Первым заговорил Уэйт-Базеф.

— Вы явились сюда одна, при помощи офелу? — Вопрос повис в воздухе.

— Отправляемся сейчас же.

— Никуда я с вами не пойду. Глесс-Валледж не полномочен накладывать на меня арест.

— Полномочия могут находить различные способы выражения. — Ее голос остался таким же ровным, но где-то в глубине желтоватых глаз загорелся зловещий огонь.

— Снарп, вы незаконно вторглись в мой дом, и я прошу вас уйти.

— Уйдем вместе.

— Вы теряете и мое, и свое время.

— Послушайте, вам ведь ясно сказали, — ледяным тоном заметила леди Каравайз, — можете передать этот ответ господину Валледжу. Ступайте.

— Прочих из вас это не касается, — ответила Снарп и вновь повернулась к Уэйт-Базефу. — Не вынуждайте меня применять силу.

Уэйт-Базеф улыбнулся. От взгляда внимательного наблюдателя не укрылись бы капельки пота, выступившие на его бородатом лице. Скрестив руки на груди, он откинулся в кресле.

— Храбрые слова. Но гвардейцев при вас, как вижу, нет.

— Они мне не нужны.

С быстротой мгновенной смерти правая рука Снарп выскользнула из кармана, вооруженная чем-то тонким и блестящим. Не прицеливаясь, метнула… Сверкнув серебром, «живая удавка» с шипением обвилась вокруг шеи Уэйт-Базефа. Снарп взмахнула рукой, произнесла отрывистую команду, и кольцо затянулось, больно впившись в горло жертвы. Уэйт-Базеф, выпучив глаза, судорожно ловил ртом воздух. Онемев от удушья, он не мог воспользоваться своим магическим даром. Тщетно пытаясь отодрать проклятую петлю, чародей сполз на колени. Лицо его вмиг приобрело багровый оттенок, на шее четко обозначился узор вен. «Удавка» омерзительно шипела, и этому шипению вторило верещание ощетинившегося квиббида.

Деврас бросился к Снарп, но та успела опередить его движение. Выхватив из другого кармана такую же «живую удавку», она продемонстрировала, что с одинаковой ловкостью действует обеими руками. Серебристое кольцо замкнулось на шее молодого человека, практически лишив его воздуха. Обезвредив таким образом обоих находившихся в комнате мужчин, госпожа Снарп отцепила от пояса пару наручников и направилась к Рэйт Уэйт-Базефу.

Как раз в это мгновение из кухни вернулся Гроно. Реакция камердинера была молниеносной. Он со всей силы обрушил на макушку широкополой шляпы Снарп свою тяжелую трость, так что желтоглазая женщина упала вниз и осталась недвижно лежать на полу. Квиббид с визгом соскочил с плеча хозяйки и опрометью бросился под стол. Оторвать живую проволоку от горла Девраса стоило Гроно немалого труда.

Каравайз тем временем занялась Уэйт-Базефом. Выяснилось, что швырнуть удавку на пол — это еще полдела. Мигом свернувшись в петлю, та, извиваясь, тут же снова двинулась к своей жертве. Гроно принялся наносить удар за ударом до тех пор, пока «проволока» не забилась в конвульсиях, свернулась штопором и затихла. Вторая поспешила укрыться под распростертым телом Снарп.

Несмотря на вздувшиеся кровавые полосы на шее, ни Деврас, ни Уэйт-Базеф серьезно не пострадали и потому пришли в себя на удивление скоро.

— Она мертва? — хрипло спросил ученый. Брезгливо осмотрев недвижную фигуру, Каравайз доложила:

— Нет, дышит.

— Вот и славно. Надо уносить ноги, пока не очнулась.

Каравайз бросила на него испуганный взгляд, но голос ее остался таким же спокойным.

— Не вижу необходимости. Зачем спешить из-за этой женщины? Наверняка в Ио-Веша найдется каморка с надежным замком. Пусть посидит там, пока все не образуется.

— Ничего не выйдет, — с явным сожалением сказал на то Уэйт-Базеф. — Во-первых, она наверняка сообщила гвардейцам о своих намерениях. Если Снарп через пару часов не вернется в Ланти-Юм, эти бравые ребята предпримут настоящее наступление на Ио-Веша и мы все пойдем под суд. Вы дочь герцога, и на вас власть ордена Избранных вряд ли распространяется, но что сказать об этих двух достойнейших мужчинах? Или, если на то пошло, о моих слугах? Единственный способ освободиться от преследования госпожи Снарп — это убить ее, а лично у меня нет ни малейшего желания пачкать об нее руки. Взвесив все «за» и «против», приходим к выводу: лучше всего как можно скорее убраться подобру-поздорову. Гроно, — обратился он к камердинеру, — вы передали мое поручение?

— Передал, мудрейший. Надо признать, ваши слуги отлично вышколены и довольно проворны, но все же приготовления займут некоторое время…

— Увы, время не терпит. Придется удовлетвориться тем, что уже готово.

— Но, мудрейший! — Гроно весь подобрался, словно рыцарь перед схваткой с драконом. — Нет, нет, даже не помышляйте! Мой господин нездоров и путешествовать сейчас не может.

— Отчего ж? Могу, — подал голос Деврас, пепельно-бледный, но с живым, горящим взором.

— Это безумие, господин! Экипаж снаряжен кое-как, приготовления не закончены и наполовину… ваша светлость, одумайтесь! Этот человек ведет вас по скользкой дорожке, он вас погубит…

— Не уговаривай, Гроно. Скажи лучше, ты с нами?

Едва сдерживаясь, чтобы не разразиться гневной проповедью, камердинер всмотрелся в спокойное, но исполненное решимости лицо своего господина. Деврас стойко выдержал пылающий негодованием взор. После короткого, но тягостного молчания Гроно признал поражение:

— Что ж, поеду. Но учтите, ваша светлость, неохотно. Крайне неохотно.

— С этим разобрались. Займемся экипажем, — предложил Уэйт-Базеф, и при этих словах Снарп, которая до того времени не подавала признаков жизни, пошевелилась и тихо застонала.

Не дожидаясь, пока она очнется, четверо беглецов поспешили прочь из комнаты и, спустившись по лестнице и преодолев просторный холл, оказались на улице, где вовсю сияло солнце. Во дворе их уже поджидал видавший виды экипаж, запряженный четверкой лошадей. Конюх возился с упряжью, пока лакей размещал под сиденьями корзины с провизией. Багажная полка на крыше была загружена коробками и тюками.

— Замечательно, — одобрила все эти приготовления леди Каравайз, — но не лучше ли сэкономить время, воспользовавшись средством передвижения, с помощью которого мы попали сюда?

— Нет, мадам. Мы бы только мотались туда-сюда между двумя половинками этого офелу, на большее это устройство не способно. Разрозненные его части соединены в высшей степени необычайным… Впрочем, отложим объяснение на потом.

Каравайз, Деврас и Гроно заняли места в экипаже, Уэйт-Базеф давал последние указания слугам. Дважды он ткнул пальцем в окно рабочего кабинета, но слов не было слышно. Затем вскарабкался на козлы и взял в руки поводья. На шее чародея все еще красовалась багровая отметина, однако энергия его била ключом. Щелчок кнута — и коляска с грохотом покатилась по неровной дороге.

Проехав под высокими арочными воротами Ио-Веша, они отправились вверх по склону Морлинского холма, где дул прохладный ветерок и во все стороны на много миль открывалась панорама Девяти Островов. Впереди простирались заросшие сорняками заброшенные поля. В нескольких милях к югу виднелись сверкающие на солнце башни и купола Ланти-Юма. За ним — полоска глубокой морской синевы. Дорога на север сбегала с Морлинского холма, огибала подножие Гряды и тянулась по Гравуловой пустоши вплоть до самых гор Назара-Син.

Под свист кнута Базефа экипаж будто снежный ком скатился с вершины холма.

Тени заметно удлинились, когда серая фигурка, распростертая на каменном полу, наконец ожила. Широко раскрыв глаза, Снарп какое-то время лежала не шелохнувшись. Потом медленно села, и квиббид с писком бросился обнюхивать ее сапог. Снарп протянула руку с острыми неопрятными ногтями, погладила любимца, затем стянула с головы шляпу, освободив жидкие пряди почти бесцветных волос. Осторожно ощупав череп, она обнаружила шишку и поморщилась, отчего на бескровном лице с плотно сжатыми губами появилась жутковатая гримаса боли и гнева.

Замерла на мгновение, прижав холодные, будто у покойника, руки к влажному лбу, потом встала и, пошатываясь, направилась к столу. Там схватила чей-то недопитый кубок вина, залпом осушила его и скорчилась от нахлынувшей тошноты. Гончую вырвало, да так сильно, что содержимое желудка с брызгами разлетелось по всему столу. Некоторое время Снарп стояла, опираясь руками о стол, и ее вырвало снова.

Квиббид бочком подкрался поближе, подергивая огромными ушами, понюхал образовавшуюся на полу лужицу блевотины и принялся, лакать. Снарп не мешала ему. Налив себе еще вина, она прополоскала им рот, выплюнула и выпила остаток без каких-либо последствий. Смочив вином же салфетку приложила ее ко лбу. Когда тошнота окончательно ее отпустила, подошла к двери, подергала ручку и обнаружила, что та заперта снаружи. Снарп остановилась, справляясь с новым приступом дурноты. Ее лицо по-прежнему ничего не выражало, но в желтых глазах зажглись зловещие огоньки.

— Беги, Уэйт-Базеф, беги быстрей, — проговорила она, будто враг мог ее услышать. — Уж я от тебя не отстану. Найду, где бы ты ни спрятался. Напрасно будешь искать укрытия. Я все равно разыщу тебя и доставлю в Ланти-Юм — живым или мертвым.

Облегчив таким образом душу, она принялась за работу. В тулье ее шляпы было припрятано тончайшее обоюдоострое стальное лезвие. С его помощью госпожа Снарп и взялась за запертую дверь.

В тот же вечер две важные персоны Ланти-Юма получили по посланию.

Солнце уже зашло, когда личный секретарь герцога Бофуса доложил о прибытии курьера из замка Ио-Веша.

— Ио-Веша… Ио-Веша?.. Опять что-то связанное с этим Уэйт-Базефом, — вздохнул герцог. — Право слово, ни минуты покоя.

Представ перед правителем, курьер отвесил ему глубокий поклон и заявил:

— Ваша милость, смею передать вам изъявления глубочайшего почтения со стороны моего господина премудрого Рэйта Уэйт-Базефа, который поручил мне заверить вашу милость в его неизменном уважении к вам и готовности выполнить любое ваше повеление…

— Минуточку, — прервал его герцог, — вы прибыли разве не из замка Ио-Веша?

— Оттуда, ваша милость.

— Тогда каким образом вы приносите мне весть от Рэйта Уэйт-Базефа? — На гладком челе герцога появилась складка. — Мне казалось, он в Ланти-Юме, под арестом.

— Не может быть, ваша милость. Мой господин и его спутники появились в Ио-Веша около полудня.

— Странно. — Тут его осенило. — Может, Глесс-Валледж его все-таки освободил? Хорошо бы, коли так. Вот Кара обрадуется.

— Я послан к вам, чтобы передать сообщение от ее светлости леди Каравайз Дил-Шоннет.

— От Каравайз! — поразился Бофус. — Но где она?

— Ее светлость находится в Ио-Веша.

— Каравайз в Ио-Веша? Но зачем? Что она может там делать?

— Не могу судить о намерениях ее светлости.

— И все же зачем ей было туда ехать? Не понимаю. И вообще, негоже отправляться куда вздумается. Да еще с Уэйт-Базефом… — Голубые глаза герцога широко раскрылись. — А вам не кажется… Может, они сбежали, чтобы пожениться?

— Не думаю, ваша милость. Они были не одни, им составлял компанию молодой человек со своим камердинером. Судя по важности, с которой держался слуга, его господин должен быть очень знатным лордом.

— Знатный лорд? Но кто? — Бофус озадаченно поглаживал бородку.

— Леди Каравайз выражает свое почтение и просит сообщить вашей милости, что она намерена совершить непродолжительную экскурсию к Назара-Сину. Она рассчитывает вернуться в Ланти-Юм приблизительно через неделю.

— Каравайз вздумалось лазать по пещерам? С Рэйтом Уэйт-Базефом и еще кем-то, чьего имени я даже не знаю? Да что она себе воображает?! — Не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, он снова взглянул на курьера: — Больше она ничего не сказала?

— Нет, ваша милость.

— Значит, ничего. Ну когда, когда она научится не совершать необдуманных поступков? Что скажут люди? У нее такие странные идеи и столько упрямства! И надо же, уехать именно сейчас, в самый что ни на есть неурочный момент!

— Ваша милость?..

В голубых, как у ребенка, глазах герцога отразилось смятение духа.

— Глесс-Валледж собирался отужинать с нами сегодня! Неужели она забыла?

Глесс-Валледж помнил о предстоящем ужине и потратил немало времени и усилий, дабы предстать в наилучшем виде. Обычную свою темную мантию он сменил по такому случаю на элегантный костюм из серебристой парчи — шедевр портняжного искусства. Он был не лишен мужской привлекательности, а в этом новом наряде выглядел просто великолепно. Тем не менее лицо его выражало что угодно, только не удовольствие. К нему, так же как к герцогу Бофусу, прибыл визитер, причем прибыл под покровом недавно сгустившихся сумерек.

Его непревзойденность встретил гостя в зале для аудиенций на третьем этаже фамильного замка Валледжей, по размерам уступавшего только герцогскому дворцу, а по красоте — и вовсе никакому другому. Добавим, что Глесс-Валледж был страстным коллекционером: собирал произведения живописи и скульптуры, антикварную мебель, манускрипты, дорогие безделушки и хитрые поделки магов. И потому его дворец свидетельствовал как о его жажде собирательства, так и о безупречности вкуса.

Гость, будто черный призрак, обосновался возле камина, видимо не желая отойти от огня даже на пару футов. И хотя вечер не был таким уж прохладным, его фигуру с ног до головы скрывал темный плащ с капюшоном. Руки ни разу не показались из складок материи. Лицо скрывала старомодная маска, несмотря на то что в помещении подобные вещи было принято снимать. Из-под низко опущенного капюшона виднелась едва различимая полоска слабого холодного свечения. Когда незнакомец заговорил, его голос буквально завораживал. По акценту и паузам можно было судить, что говоривший плохо знаком с языком Ланти-Юма. Музыкальные интонации были несказанно красивы, но в то же время чужеродны.

— Есть несоответствие. Отчего?

— Отнюдь. Все, как я и обещал, — возразил Глесс-Валледж.

— Они получили предупреждение.

— Получили, но не поверили. Им ничего не известно. Вам незачем было приходить сюда и рисковать своей безопасностью. — В голосе Валледжа слышалось искреннее беспокойство.

— Один заговорил. Это произошло… — гость явно подыскивал ускользавшее от него слово или выражение и наконец удовлетворился более-менее подходящим по смыслу, — не так, как было обещано.

— Заговоривший дискредитирован. Я позаботился об этом.

— Он может заговорить снова.

— Нет. Больше он выступать перед публикой не будет. Я приму необходимые меры, чтобы заставить его замолчать. Даю вам слово.

— Слово? — За маской почудилось какое-то движение. Валледж ощутил на себе пронзительный взгляд необычайно ярких глаз.

— Мое личное обещание, — пояснил он с еще большей горячностью.

— Избранные ничего не должны знать.

— Не беспокойтесь, они ничего и не узнают. Я среди них главный, и они обязаны следовать моим указаниям, которые всецело отвечают вашим интересам. Доверьтесь мне, ведь я ваш друг.

Еще одно смутное движение за маской.

— Мы доверяем нашему другу Глесс-Валледжу. Ему есть что терять и есть что обрести. — Речь незнакомца звучала удивительно певуче.

Его непревзойденность грациозным жестом обозначил свою незаинтересованность.

— Не время говорить о вознаграждении, — пробормотал он.

— Я веду речь не только о… наградах.

Глесс-Валледж пристально посмотрел на гостя, словно силясь понять, какое же тело скрывается под плащом, и в конце концов решил прибегнуть к тщательно отработанной тактике откровенности:

— Не стану отрицать, вы многое мне обещали. Великие услуги, если на то пошло, заслуживают соответствующей благодарности.

— Это так. Вы уже получили светокристаллы Джфрниала. Первый из людей, в чьих руках оказалось это сокровище, а вы знаете, сколь ценно оно для нас. Отныне все, чем располагают чародеи, будет принадлежать вам. Обладая таким знанием, вы легко станете королем… в каком-нибудь другом месте, подальше от Далиона.

— Возможно. Но мое согласие помочь вам продиктовано не соображениями личной выгоды. Вовсе нет. — В глазах Валледжа вспыхнул огонь фанатизма. — Я искренне верю… всем сердцем верю… в справедливость и законность ваших притязаний.

— Именно по этой причине… стремясь восстановить справедливость и искупить долг человека перед Предками… вы и стали посредством магии искать общения с нами, так же как его искали в давние времена чародеи-патриархи?

— Абсолютно верно, друг мой. Мы причинили немало страданий вашему народу, и пришло время возместить ущерб.

— Да… — Ухо Валледжа не уловило смену высоты тона, а значит, не могло распознать интонацию явной иронии. — Да…

— Я верю в вашу победу, — продолжал Глесс-Валледж. — Убежден, вы своего добьетесь.

— И потому желаете нам услужить. В это я еще могу поверить. В мудрости и прозорливости вам не откажешь, поскольку все обстоит именно так. Наш час пробил. Об этом свидетельствуют сами… небеса. Мрак указывает нам путь. Эта земля наша.

— А люди?

— Их не станет. Но вам до того нет дела. Вы должны заслужить свою… награду. Пусть маги и дальше пребывают в неведении. Вы… закроете… им глаза и уши.

— Смею в том вас клятвенно заверить. Члены ордена Избранных мне повинуются.

— Все, кроме одного.

— Пустяк, на который вы намекаете, уже разрешен.

Его непревзойденность был избавлен от дальнейших заверений внезапной вспышкой голубого света внутри колоколообразного хрустального купола, находившегося на стоявшем поблизости столике из украшенного позолотой оникса.

— А, вот и долгожданное известие. Минутку терпения, друг мой. — Валледж подошел к куполу. Под хрустальным колпаком кружились тонкие струйки пара, как бы образуя крошечный циклон. Сгусток пара сгущался, замедляя движение, и наконец превратился в твердый комок серого вещества размером с кулак. Свет потускнел. Достав комок, Валледж стукнул им о край стола, и серая материя легко разломилась на части, оставив в его руке сложенную записку. По лицу чародея пробежала тень удивления и крайней досады. В записке говорилось:

«Мудрейший, Уэйт-Базеф сбежал. Я разыщу его и доставлю обратно в Ланти-Юм. Клянусь. С».

— Гармония восстановлена? — раздался голос гостя.

— Да. — Глесс-Валледж повернулся к закутанной в плащ фигуре и, справившись со своими чувствами, придал лицу выражение удовольствия. — Отличные новости. Рэйта Уэйт-Базефа схватили, и теперь он находится на попечении самого надежного из моих поверенных. Не сомневайтесь, больше он нас не побеспокоит.

— Приятно слышать, — загадочно ответил на это незнакомец. — Пусть так и будет впредь. Я сообщу моему… — он порылся в памяти и наконец употребил слово, которое ему самому не слишком понравилось, — патриарху.

— Да-да, конечно. — Валледж с нарочитой небрежностью бросил послание Снарп в камин. — А теперь, друг мой, позвольте предложить вам воспользоваться моим гостеприимством и…

— Мне пора.

— Мой домбулис довезет вас куда угодно.

— Нет. Я воспользуюсь беспросветным-туннелем-в-сыром-мягком-камне-что-проходит-под-самой-поверхностью-сквозь-влажную-почву. — Гость остановился и добавил: — До чего… беден и маловыразителен ваш язык.

— Передайте мое почтение вашему великому королю.

В ответ лишь мимолетное потускнение света, струившегося из-под капюшона. Неловкое молчание.

— Что ж, остается пожелать вам всего доброго, — сказал наконец Глесс-Валледж.

— Прощайте. И не разочаруйте нас. Посетитель удалился так же незаметно, как ночь растворяется в предрассветных лучах солнца.

Глесс-Валледж, оставшийся в зале для аудиенций в полном одиночестве, погрузился в раздумья. Несколько минут он стоял недвижно, чувствуя, как нарастает внутреннее напряжение. Потом резко, будто не в силах более противиться захватившему его порыву, чародей выбежал из комнаты и, оставив позади анфиладу роскошных помещений, оказался перед неприглядной запертой дверью, за которой находилась тесная комнатушка без единого окна, в каких обычно селят низших слуг. Однако нынешнему лорду Глесс-Валледжу она служила для абсолютно иных целей.

Он отпер дверь и вошел. Мебели в комнатушке почти не было — один лишь стол, стул да пара опечатанных особым магическим заклятием массивных, окованных железом шкафов. Осторожно прикрыв за собой дверь, Валледж открыл один из них. На центральной полке покоился большой полый конус из тонкого стекла. Хотя само по себе стекло было бесцветным, конус чернотой своей напоминал прореху в паутине времени и пространства. Судорожным движением, будто таясь от кого, Глесс-Валледж снял сосуд с полки и установил на столе. С минуту просто смотрел на него, затем осторожно накрыл рукой. На ощупь стекло было теплым, заметно теплее комнатной температуры. Бережно, словно с опаской, он слегка наклонил конус, и тут же через образовавшуюся внизу щель из него выскользнул язычок темноты. Маленький протуберанец изогнулся немыслимым образом, лизнув кромку стекла, по комнате пополз запах гниющей листвы. Чародей поморщился и торопливо поставил конус на место, как бы отсекая маленький полумесяц полуночной тьмы. Тот, тяжело перевалившись через край стола, плюхнулся на пол и замер. Через мгновение очертания его стали размытыми, форма неопределенной, и выпущенная на волю чернота стала расти — сначала медленно, потом все быстрей.

Глесс-Валледж смотрел, не отрывая глаз. Затем, желая прекратить процесс распространения тьмы, взял из шкафчика кое-какие магические приспособления и принялся за работу.

Несмотря на выдающиеся способности, достичь состояния магического просветления было нелегко даже его непревзойденности. Лоб Валледжа покрылся испариной, дыхание стало прерывистым, а тем временем чернота на полу успела вырасти вдвое больше своих изначальных размеров, прежде чем он испытал вспышку озарения и чувство непоколебимой уверенности, свидетельствовавшие о том, что его усилия не прошли даром.

Валледж медленно открыл глаза. Дыхание все еще было неровным, руки и ноги казались налитыми свинцом. Однако физическая усталость, неизбежная при сложных магических манипуляциях, не могла заглушить внутреннего триумфа при виде того, как безобразная лужица темноты на полу съеживается, сжимается и на глазах светлеет, пока не превращается в крохотную кляксу сизого пара. Еще через мгновение не стало и ее.

Валледж выпрямился. Победа оказала на него живительное воздействие, усталость сняло как рукой. Он отнес конус обратно в шкаф и задумался, взвешивая соотношение риска и конечной награды.

На протяжении многих поколений орден будоражили слухи о чарах, способных привести к «гибели света». Говорили, что породивший это чудовище магии демонический Террз Фал-Грижни унес тайну с собой в могилу и что по сей день никто не нашел разгадки. Ни одному смертному не удалось постичь и разгадать комбинацию заклинаний, являвшихся стимулом для отравления света. Многие брались за непосильную задачу, но рано или поздно были вынуждены расписаться в своем бессилии… все, кроме Ваксальта Глесс-Валледжа — величайшего из чародеев, сравниться с которым не мог даже сам Террз Фал-Грижни. Кому, как не Валледжу, оказалась по силам такая задача? Стань его открытие известным, он тут же вошел бы в анналы истории как величайший из великих, но и это только начало, поскольку таланты Глесс-Валледжа не ограничивались одной лишь магией.

Ни один беспристрастный судья не посмел бы отрицать дипломатического гения Глесс-Валледжа, который в сочетании с мощным интеллектом, обширнейшими познаниями, решительностью, дальновидностью, едва ли не магическим обаянием и харизмой составлял все необходимые качества великого правителя. Что за преступная трата сил — ограничиваться управлением кучкой чародеев, в то время как весь Ланти-Юм бедствует без мудрого умелого руководства! Именно в такие критические моменты истории гений одного отдельно взятого человека способен изменить судьбы мира, остановить упадок государства и вернуть ему былое могущество. Именно в такой момент слияние преходящей герцогской власти и непреходящей мудрости Избранных пришлось бы как нельзя кстати. И слияние это стало бы не только чудодейственным, но и несокрушимым, если бы было воплощено в одной поистине выдающейся личности.

Этой личностью и был Глесс-Валледж, обозначенный судьбой как грядущий правитель и спаситель Ланти-Юма.

Впрочем, вопрос, как именно наилучшим образом осуществить свое восхождение к вершине власти, оставался по-прежнему нерешенным. Открытый государственный переворот вряд ли помог бы ему завоевать симпатии будущих подданных. Другое дело — тихое устранение простодушного добряка герцога Бофуса. В случае «безвременной кончины» правителя Ваксальт Глесс-Валледж мог бы объявить себя регентом слишком молодой и неискушенной в политических делах Каравайз, а женившись на ней, еще более упрочил бы свое положение. Недостаток этого плана заключался в характере самой Каравайз. При всей ее молодости и неискушенности девушка вряд ли могла бы показаться безвольной или глупенькой. Более того, по непонятным ему причинам, дочь герцога его ненавидела. Попытайся он даже мягко навязать ей свою волю, хладнокровная чертовка вполне способна поднять против него весь народ города-государства. Подавить смуту, конечно, не составит труда, но не такими методами хотелось действовать Глесс-Валледжу.

Безупречного во всех отношениях плана действий пока в голову не приходило. Оставалось ждать, когда его тайное умение управлять «гибелью света» в преддверии свершения древнего проклятия Террза Фал-Грижни не предоставит ему уникальной возможности проявить себя. Распространение ядовитого мрака, несущего гибель для всех и вся, для Ваксальта Глесс-Валледжа представлялось не чем иным, как перстом судьбы, ибо он один был в силах отвести эту опасность.

Однако способность эту он проявит с умом, добившись максимального эффекта. Пусть наступление смертоносной тьмы идет своим чередом. Материальный ущерб и потеря человеческих жизней — что ж, все это печально, но оправдано с точки зрения общелантийских интересов. Возможная оппозиция, а именно чародеи ордена Избранных, должна оставаться в неведении. И потому информация, касающаяся характера нависшей угрозы (вроде той, которую чуть не обнародовал этот несносный Рэйт Уэйт-Базеф), должна подавляться всеми мыслимыми и немыслимыми способами. В этом задачи Ваксальта Глесс-Валледжа и воинствующих вардрулов, как ему казалось, совпадали, что и подвигло его непревзойденность увеличить ставки в игре, предложив пещерникам свои услуги в обмен на бесценные светокристаллы Джфрниала. Выпад настолько мастерский, что он сам не мог удержаться от злорадного восхищения изощренностью своего ума. Скоро вардрулы поймут свою ошибку. Кристаллы между тем останутся у Валледжа.

Тьма должна подойти к самым вратам Ланти-Юма. А затем, когда ужас достигнет апогея, а горожане смирятся с неизбежностью гибели, Ваксальт Глесс-Валледж в одиночку собственноручно рассеет чары Фал-Грижни, обратит мрак вспять и тем самым покроет себя неувядаемой славой героя, защитившего свой город.

Валледж, сам того не осознавая, улыбался, рисуя в воображении, как он — величественная фигура в черном одеянии — одиноко стоит на крепостном валу форта Вейно, в то время как весь город взирает на него с надеждой, страхом и мольбой, внимая неведомым словам, что пронзают мрак, будто пламенеющие ядра очистительного огня.

А потом… потом они обезумеют от признательности. Весь Ланти-Юм падет к его ногам, и народ будет умолять его стать правителем. Герцогская дочь сама падет в его объятия, и союз этот прямым ходом приведет его на герцогский трон. Каравайз, какими бы ни были ее истинные чувства, не сможет противиться всеобщей воле без того, чтобы не показаться неблагодарной.

При мысли о будущей невесте радость его несколько поутихла. Столь явная неприязнь со стороны девушки не находила должного объяснения. Для успеха задуманного предприятия ее симпатия, в принципе, значения не имела, но все же намного упростила бы дело. Впрочем, само противостояние было не лишено пикантности. Он завоюет ее сердце, очарует ее. Уж этот проект он доведет до победного конца, ничуть не сомневаясь в конечном успехе. Насколько показывал опыт, Валледж обладал неотразимым шармом. С какой бы ледяной враждебностью ни глядела на него Каравайз, она была такой же женщиной, как все другие, а значит, рано или поздно непременно растает.

Да, он вел сложную, тонкую и опасную игру, но главный приз — почести, власть, слава на вечные времена — того стоил. В конце концов, так ли уж велик риск? При своих безграничных возможностях Ваксальт Глесс-Валледж вряд ли мог проиграть. С этой мыслью он расправил плечи и твердым шагом вышел из комнаты.