Он напряженно вслушался… Ни звука. Снедаемый любопытством, юноша стал спускаться, но вдруг одна из прогнивших ступенек, не выдержав его тяжести, обломилась, лестница покачнулась, и Деврас рухнул вниз. Крича, отчаянно цепляясь за воздух, он провалился в зияющую пустоту. Фонарь выпал из руки и погас. Деврас же, пересчитав спиной ступеньки, благополучно приземлился — напуганный, но невредимый. Какое-то время он не двигался, тщетно напрягая все органы чувств. Его окружала кромешная тьма. Откуда-то изнутри пришло ощущение непоправимой утраты — это исчезло слабое натяжение нити. Шнур, привязанный к кисти, оборвался при падении и исчез. С ним оборвалась магическая связь с друзьями. Из глубины души поднялся неудержимый страх, и Деврасу пришлось прибегнуть, как всегда в трудных случаях, к мудрости философов: «Страх отнимает разум, низводя человека на уровень твари бессловесной. Поддаться ему — означает отказаться от человечности, что в моральном плане равноценно самоубийству. Сколь предосудительно стремление лишить себя жизни, столь же безнравственен и необузданный ужас». Конечно же это преподобный Дизич, нетерпимый и несокрушимый в своей добродетели.

«Испуганный ум окутан тьмою чернее мрака тысяч гробниц». Старый добрый Оми Нофид. Как лаконичны его изречения. Лучше и не скажешь.

Деврас набрал полную грудь воздуха и заставил себя соображать. Магическую нить не вернуть, она уже давно вернулась к Уэйт-Базефу. Чародей сразу же поймет, что произошло, и отправится на поиски пропавшего товарища, а если необходимо, то и воспользуется магией. Таким образом, ситуация, при всей ее досадности, не должна внушать особой тревоги. Деврасу только нужно оставаться на месте, и Уэйт-Базеф живо его отыщет. К тому же нет смысла сидеть в потемках. Фонарь валяется где-то рядом. Надо только нашарить его и снова зажечь.

Ободренный такими размышлениями, Деврас пополз вперед, водя перед собой вытянутыми руками, но не нащупал ни фонаря, ни стены. Фонарь наверняка поблизости, но где? Тьма сбивала с толку, искажая восприятие пространства. К примеру, этот погреб — он оказался невероятно просторным. Деврас никак не мог добраться до его конца. Либо подземное помещение простиралось намного дальше, чем он мог себе вообразить, либо он все время ходил кругами. Скорее всего, второе. Странный сладковато-едкий запах по мере его продвижения становился все крепче. Наверное, он приближался к источнику — не слишком обнадеживающая мысль. Лицо горело. Проведя рукой по лбу, он ощутил налипшие на него тонкие липкие нити, по прочности не уступавшие тонкой проволоке. Когда попытался смахнуть их, они прилипали к пальцам. Деврас пожал плечами и продолжил поиски. Казалось, подземелью нет конца и края.

Жара, тишина и темень действовали ему на нервы. Он остановился, чтобы успокоиться, и в тот же миг его слух уловил нечто… еле слышный щелчок, тишайшее царапанье, призрачный намек на шипение. Он застыл, но звук не повторился. Да и был ли он? Пустая игра воображения. Глупые затейливые фантазии, взращенные темнотой. Свет быстро бы рассеял все страхи… кстати, где же фонарь? Нельзя бросать его здесь. Как он сможет взглянуть в глаза своих товарищей, сознавая, что опять потерял столь ценную для них всех вещь? Нет, нельзя опускать руки.

Деврас полз все дальше, нити залепили глаза, нос, рот. Очистить от них лицо никак не получалось. Вскоре юноша с ног до головы был покрыт слоем паутины, от которой невыносимо зудела и чесалась кожа. Вещество оказалось на удивление клейким. Стоило ему попытаться отодрать его с лица, как оно налипало на пальцы. Стоило моргнуть, и веки сами собой слипались. В таком мраке это, конечно, не имело значения, но все равно было весьма неприятно. И зря Деврас остервенело тер глаза. Они были склеены намертво. Даже философия преподобного Дизича не могла унять бешеного сердцебиения. Все инстинкты подсказывали ему: беги!

Бросив поиски фонаря, Деврас решил вернуться туда, откуда пришел, то есть к лестнице. Вытянутые вперед руки рассекли густые тенета липких волокон, чем-то похожие на облака. Но ведь их не было здесь мгновением раньше? Значит, он неверно рассчитал направление. Выход должен находиться где-то слева… Или справа? Он остановился, чтобы разобраться, и снова услышал странный звук — щелчок, царапанье, едва слышное шипение. Не на шутку испугавшись, он попятился прочь и, ринувшись не разбирая пути сквозь душную Тьму, угодил в целый лес нитей. Они были повсюду, прилипали к лицу, спине, рукам и ногам, спеленали его наподобие кокона. Руки приклеились к бокам, ноги — друг к другу. Отчаянно барахтаясь, он потерял равновесие и упал. Падая, крепко стукнул о камни локоть, но невольно вырвавшийся крик заглушил паутинный кляп. Несколько секунд он просто лежал, прислушиваясь, не раздастся ли едва уловимый скрежет и вслед за ним шипение. Нет, все тихо. Может, ему пригрезилось? Попытался подняться, но понял, что насмерть прилип к полу. Юноша предпринял еще одно усилие, но без толку.

Деврас лежал обессиленный, с трудом переводя дыхание. Двигаться он не мог. Позвать на помощь тоже. Он был слеп и безумно напуган. Черное время словно остановилось, и его обуял ужас при мысли, что вот так он и умрет здесь, в темноте и одиночестве. Друзья, конечно, собьются с ног, разыскивая его, но никогда не найдут в недрах этого жуткого подвала. А он так и будет лежать — слепой, немой, парализованный, пока не умрет от жажды. Ужас, что сродни истерике, придал ему сил, но все новые усилия вырваться на волю потерпели полное поражение. Деврас был вынужден признать свое поражение и затих, только голова продолжала мотаться из стороны в сторону в тщетной попытке освободиться от паутинок, щекочущих ноздри, — мягких и вкрадчивых, как тихие убийцы.

Бесконечное, беспомощное ожидание. Затем над головой послышался голос Гроно, выкрикивающий его имя. Деврас рванулся, но его сдавленные крики так и не достигли земли. Встревоженные призывы Гроно затихли, и Деврас бессильно откинул голову. Щека коснулась пола и прилипла к каменному настилу. Навернувшиеся на глаза слезы не смогли растопить клейкой субстанции, накрепко опечатавшей веки.

А потом к его страхам примешалось еще более жуткое чувство. Он был здесь не один. В воздухе снова что-то зашевелилось, что-то щелкнуло, царапнуло, зашуршало, и он почувствовал совсем рядом чье-то присутствие. Низкий стон вырвался из груди, когда по телу пробежало легкое нечеловеческое прикосновение. Что-то — щупальце или хоботок, но уж точно не рука — повторило очертания его лица, подбородка, скользнуло по груди и плечам. Девраса передернуло от холода и омерзения.

Из темноты раздался голос — медленный, шипящий, явно женский.

— Человек. Что он здесь делает? Такой теплый.

Ответ, мольба готовы уж были вырваться из губ Девраса, но не смогли. Что-то пронеслось, словно дуновение ледяного ветерка, по его лицу, снимая паутину. Он открыл глаза, но ничего не увидел.

— Что он здесь делает? — повторил голос. Холодное прикосновение замерло на груди над самым сердцем.

— Я исследовал окрестности, — сумел выдавить из себя Деврас, стараясь говорить как можно более спокойно. — Упал с лестницы, потерял фонарь и…

— А, исследовал окрестности. И что же ты ищешь?

— Пещеры вардрулов.

— Поискал бы внутри себя, где сокрыт весь мир.

— Вы не поняли. Я ищу конкретное место, оно существует в действительности, а не в сознании.

— Если оно — вне сознания, значит, оно вне тебя, и поиски теряют смысл.

— Вардрулы обладают некой информацией…

— Которая тебе ни к чему.

— Почему?

— Что бы ни говорили вардрулы, что бы они из себя ни представляли — это не может быть осознано тобою, кроме как через ощущения, которые неизменно искажают, вводят в заблуждение и лгут. Куда лучше презреть предательские органы чувств, жить в темноте и тиши, открывая истинное знание внутри себя. Ты теплый.

— Ваши взгляды очень похожи на концепцию философа By Бубаша. Лично я считаю, что она не лишена недостатков и счел бы для себя честью подискутировать с вами, но в данных обстоятельствах не могу как следует собраться с мыслями. — По телу Девраса прошла судорога, холод пронзил каждую клеточку мозга.

— Ты дрожишь, — констатировал голос.

— Кто вы? Что вы?

— Я — то, что занимает это место в пространстве.

— Какое место? Что оно из себя представляет?

— То, что ты видишь.

— Я ничего не вижу.

— Вот тебе и ответ.

— Вы поможете мне? — Девраса охватило отчаяние.

— Тебя что-то тревожит?

— Я пойман, связан, облеплен какой-то липкой штукой. Не могу двигаться.

— А, ты попал в паутину Чулы. Из нее не вырвешься. Может, лишившись свободы движения, ты наконец обратишь мысли внутрь и обретешь истинное знание.

— Что-то не получается. Кто это — Чула?

— Она существует. Занимает это место в пространстве. Плетет паутину.

— Она такая же, как вы?

— Да, только более молодая и голодная.

— Чула причинит мне вред?

— Смотря что считать за вред. Впрочем, спроси ее об этом сам.

— Когда?

— Сейчас. Она здесь.

Мрак всколыхнулся прохладной волной, и раздался другой женский голос.

— Он теплый, — прошипела Чула.

— Дамы, взываю к вашему милосердию, — взмолился Деврас, понимая, что рассчитывать ему особенно не на что. — Прошу вас, отпустите меня. Взываю к вашему чувству справедливости.

— Он мой, — сказала Чула, исследовав легкими ледяными касаниями распростертое тело.

— Наш, — возразил первый голос.

— Нет уж. Нет уж. Он попал в мои тенета.

— Тенета, сотканные на моей территории.

— Чула расставляет сети, где ей захочется.

— Спесь, Чула, спес-с-сь!

Разгорался скандал, и скоро подвал наполнился грохотом настоящего побоища. Деврас слышал шипение, крики, хлюпающие звуки столкновения грузных мягких тел. Воспользовавшись тем, что неведомые соперницы заняты друг другом, он снова принялся изо всей мочи звать на помощь. Его отчаянные крики остались без ответа, и драка продолжалась до тех пор, пока не послышался особенно гулкий звук удара, а вслед за ним истошный вопль одной из драчуний. Завывающие всхлипывания стихли, удаляясь, и воцарилась тишина.

— Кто здесь? — спросил Деврас, не в силах выдержать мучительное ожидание.

— Как тебе сказать? Самоопределение — вещь непростая. — От уклончивых софизмов можно было сойти с ума. Голос принадлежал не Чуле.

— Куда девалась Чула?

— Не могу сказать. Пещеры Далиона тянутся бесконечно. Может, она близко, а может, далеко.

— Пещеры? Этот подвал соединен с подземным лабиринтом?

— Естественно.

— И отсюда можно попасть к вардрулам?

— Конечно, если долго идти, долго искать. Хотя теперь под землей их осталось мало. Скорее всего, ты погибнешь. А если и нет, тебя убьют эти самые вардрулы. Они ведь ненавидят людей. Досадно, ты ведь такой теплый. — Голос звучал у самого уха. Ледяная рука, или что бы то ни было, легонько прикоснулась к горлу у самой пульсирующей жилки.

— Что вы собираетесь со мной сделать? — Девраса колотило, словно присутствие этого существа дышало могильным холодом. Не было мочи терпеть и жуткие ласковые поглаживания. Как он теперь жалел, что вообще приехал в Далион, где даже солнце отказывается светить.

Долгое задумчивое молчание, затем шорох: существо прилегло рядом с ним.

— Я отпущу тебя, — был ответ, — и этим выражу Чуле свое полное презрение. Ты будешь свободен, хоть наверняка и погибнешь, разыскивая вардрулов. Но постой. Не стоит бессмысленно тратить все тепло. Такая трата была бы чудовищна.

В следующее мгновение Деврас оказался в крепких объятиях. Нечеловеческие губы впились жадным поцелуем в его собственные, и он почувствовал, как замерзает, умирает, как холод пронизывает каждую клеточку его тела. Он не издал ни звука, не пошевелился, но мысленно исходил безумным криком. Грубые, бесцеремонные ласки продолжались. Он совсем окоченел, сердце билось все медленнее, парализованные нервы уже не ощущали холода. Краешком сознания он чувствовал, что еще немного, и придет смерть. Но в этом он ошибся. Существо, не желая лишать Чулу заслуженного унижения, вздохнуло и отвалилось, лишь отчасти удовлетворив свои желания. У Девраса вырвался стон, и его поглотила Тьма.

Когда он очнулся, мир вокруг него изменился. Подвал был залит красноватым светом фонарей, от которого лица Уэйт-Базефа, Каравайз и Гроно создавали впечатление отменного здоровья и великолепного самочувствия. Деврас лежал, укрытый камзолом Уэйт-Базефа, и Гроно усердно растирал ему кисти рук. Он все еще ощущал оцепенение и немоту в членах, но предчувствие смерти миновало.

— Что произошло?

— Ничего не говорите, ваша светлость, — строго наказал Гроно. — Лежите себе тихонько и отдыхайте.

— Рэйт следил за тем, куда и как далеко вы ушли — объяснила Каравайз. — И потому приблизительно знал, где вы должны были находиться в тот момент, когда оборвалась нить. Он-то и привел нас к амбару, где мы нашли и подпол, и лестницу. Спустились и нашли вас здесь едва ли не бездыханным.

— Должно быть, лестница не выдержала, вы ухнули вниз и крепко ударились головой, верно? — предположил Уйэт-Базеф.

— Я упал и потерял фонарь. Попробовал отыскать его и угодил в паутину, в тенета Чулы… В паутину.

Деврас откинул камзол и оглядел себя. Никаких следов липких нитей. Ни малейших следов.

— Наверное, она меня очистила. Лучше не думать, каким образом.

— Она?

Деврас, все еще вялый, но не утративший ясности мысли, рассказал все, что было. Говорил спокойно, членораздельно и убедительно, однако, судя по всему, маг ему не поверил.

— Сильно же вас шандарахнуло, юноша, — покачал головой Уэйт-Базеф. — Видно, в голове все перемешалось.

— Ничего не перемешалось! — Бескровные щеки Девраса залила краска гнева. — Не хотите верить, не надо.

Он сел.

— Нельзя вам еще двигаться, мастер Деврас, — запричитал Гроно. — И волноваться тоже не стоит.

— Гроно, да не суетись ты. Я в полном порядке.

Но Уэйт-Базеф поддержал старого камердинера, и Деврасу пришлось подчиниться.

Пока мужчины спорили, Каравайз осмотрелась. С фонарем в руке она изучила каменные стены, пол потолок. Все они несли на себе следы природного происхождения, без видимого участия человека. Подпол и вправду оказался огромным. Она шла по нему, пока голоса остальных не затихли вдали, после чего вернулась, застав Девраса уже на ногах — слабого, но полного решимости двигаться дальше.

— Судя по всему, Деврас не ошибся, — заявила Каравайз. — Подвал действительно тянется бесконечно.

— Если она не солгала, то мы на подступах к пещерам, — сказал Деврас.

Уэйт-Базеф помедлил, и Гроно истолковал его замешательство по-своему.

— Лорд Хар-Феннахар не может лгать! — провозгласил он.

— Никто и не говорил, что он лжет. И все же вряд ли…

— Надо проверить, — подытожила Каравайз. — Как только Деврасу станет лучше, отправимся в путь.

Деврас, не желая становиться причиной задержки, сделал вид, что чувствует себя как нельзя лучше, и попытался скрыть все признаки недомогания, следуя за товарищами в царство подземной ночи.

Бледный пузырек неяркого света окружал две фигурки: одну — человеческих очертаний, невысокую, хрупкую и молчаливую; другую — махонькую, четвероногую, ушастую. Пребывание госпожи Снарп в темноте не прошло для нее бесследно. Она заметно похудела. Тело, и так достаточно худосочное, стало вовсе костлявым, с торчащими ключицами и мертвенно-бледными впалыми щеками. Глубоко запавшие желтые глаза горели лихорадочным огнем. Раненая правая рука распухла, началось нагноение, грязно-белый гной просачивался через самодельную повязку. Однако вопреки боли и недомоганию решимость ее осталась прежней, поступь — такой же твердой, уверенность в достижении цели — неколебимой.

Квиббид трусил по тропе впереди хозяйки. Он тоже выглядел далеко не лучшим образом. На шкурке образовались большие проплешины, зверек часто подрагивал, его глаза слезились. Уткнувшись носом в чахлую траву, он раздувал ноздри, стремясь не упустить запах жертвы. Впрочем, даже бесконечная преданность хозяйке и благодетельнице не могла подавить обуревавшего зверька дикого ужаса. Вот он остановился, присел на задние лапы, поводя напряженными ушами, и жалобно заверещал.

Снарп опустилась на колени с нетипичной для нее задумчивой медлительностью. Постояла так, закрыв горящие глаза, потом протянула руку к зверьку и погладила его по дрожащей спине.

— Не бойся, красотуля. — Мы его найдем. Найдем и вернем в Ланти-Юм. Скоро все закончится. Уже скоро.

Прошло немного времени, и страх квиббида поутих. Выгнув спину, он ластился к поглаживающей его руке Снарп тяжело поднялась, и в этот миг кто-то кинул в нее пригоршню камней. Гончая резко развернулась готовясь отразить атаку, в ее руке блеснул возникший словно из воздуха нож. Темень огласилась взрывами безудержного хохота. Снарп ждала, прищурив глаза. Пронзительный смех плясал за самым кругом света, отбрасываемого фонарем, но нападение не повторилось. Вскоре Снарп свистом подала сигнал квиббиду, и тот, горя желанием убраться подальше от заклятого места, с готовностью пошел по следу.

Отвадить Хохотуна оказалось не так-то просто. Он следовал за ними милю за милей, безумный смех практически не затихал. Так они и шли вдоль берега Иля, пока след не отклонился, зачем-то уходя в чащобу. Квиббид заметался, силясь не потерять его и старательно принюхиваясь. Снарп ждала, и пока она так стояла, ее шею опалило жаркое дыхание, чьи-то горячие пальцы ущипнули кожу, стянули с головы шляпу. Слегка присев, она развернулась, готовая к прыжку. Но — странное дело! — даже кошачья сноровка Снарп не помогла ей. Хохотуна и след простыл. Только где-то поодаль раздался взрыв истеричного смеха.

Плотно сжав губы, Снарп подняла шляпу, под которой оказался довольно увесистый булыжник. На миг замерла, вслушиваясь, потом схватила камень и метнула. Гулкий удар и последовавший за ним вопль доказали, что с меткостью у Снарп дела обстояли как нельзя лучше. Смех оборвался, сменившись мертвой тишиною.

Квиббид снова нашел затерявшийся было след и теперь суетливо бегал взад-вперед, приглашая хозяйку идти дальше. Снарп ступила на тропу, и странная папочка углубилась в лес. Время от времени, пробираясь через помертвевшие заросли, зверек начинал метаться, но неизменно возвращался на верный путь. Так они шли по следу жертвы, но сами, в свою очередь, стали объектом преследования. Донельзя обиженный Хохотун злобно хихикал за их спинами, пробуждая зловещее эхо то там, то тут, то вдалеке, то совсем рядом. Дважды мимо головы Снарп со свистом пролетал пущенный из темноты камень, и всякий раз смех отдалялся на безопасное расстояние и умолкал во избежание возмездия. Снарп шла, зорко вглядываясь в землю под ногами. Казалось, ее не волнуют ни издевательства незримого весельчака, ни исходящая от него опасность. След вывел их к безжизненной деревушке, обугленные остатки которой говорили о недавно происшедшей здесь кровавой бойне. Квиббид заволновался: вонь разлагающихся трупов чуть не перебила запах добычи. Они двигались медленно, от одного пепелища к другому, словно преступник Уэйт-Базеф сам что-то искал среди развалин, груд почерневших обломков, трупов людей и животных, ставших источники пропитания для ночных хищников с горящими глазами. Раз или два Гончая останавливалась, схватившись за нож и напряженно вслушиваясь. Но Тьма безмолвствовала. Ночью правили лишь жара, разорение и молчание.

Квиббид вывел Снарп на окраину деревни — туда, где голая земля была испещрена неглубокими оврагами и буераками. На вершине небольшого холма Снарп увидела чудом сохранившийся амбар. К открытой двери вели три деревянные ступеньки с грубыми перилами по бокам. Там, на пороге, уже попискивал квиббид. Снарп начала было подниматься по ступеням, но на полпути почувствовала, как чьи-то горячие руки сомкнулись на ее лодыжках. Резкий рывок, и она упала вниз лицом, ударившись грудью о верхнюю ступеньку. Тело пронзила острая боль, и на какое-то время у Снарп перехватило дыхание. Судорожно пытаясь глотнуть воздух, она слышала разорвавшие мрак взрывы заливистого смеха. Наконец она смогла дышать и села, прижимая руку к диафрагме. От боли, пронзавшей ее при каждом вздохе, темнело в глазах. Похоже, что у нее сломано ребро, но теперь уже ничего не поделаешь. Снарп осторожно подняла перевернутый фонарь, который, к счастью, продолжал гореть, и погладила дрожащего квиббида, прижавшегося к ее бедру.

— Ничего, ненаглядный, ничего. Ты обо мне не беспокойся.

Поодаль снова зашелся хохотом незримый враг. Склонив голову, Снарп прислушалась. Потом медленно вытащила нож, прицелилась и метнула. И в следующее же мгновение раздался полный смертельной муки вопль. Невидимое тяжелое тело рухнуло наземь и забилось в конвульсиях. Пронзительные крики сменились стонами, которые становились все глуше и дальше, пока окончательно не затихли.

Снарп выжидала. Время шло, но все было тихо. Наконец она осторожно встала, подняла фонарь и вернулась по собственным следам. В нескольких ярдах от ступеней она увидела большую лужу свежей крови, при тусклом свете казавшейся черной как деготь. Хохотун исчез, унеся с собою ее нож. Не беда, нее в запасе было еще несколько, не считая более экзотического оружия.

Вернувшись к амбару, Снарп последовала за квиббидом, и тот привел ее прямиком к дыре в полу. Должно быть, след был совсем свежим, потому что зверек радостно заверещал, возбужденно подрагивая ушами. Снарп не спеша исследовала нору, после чего посадила квиббида на плечо и осторожно спустилась по ветхой лестнице. Оказавшийся внизу подвал своими, казалось, безграничными размерами возбудил в ней интерес, и, задержавшись лишь затем, чтобы потуже перевязать ноющие ребра, она возобновила охоту. Не разжимая потрескавшихся губ, с тем же негасимым светом в глазах, Гончая упорно шла в темноте к заветной цели.