— Ужин, господа! — Герцог картинно взмахнул миской с грязно-серой кашицей. — Отдохните. Подкрепитесь. Жизнь, что ни говорите, прекрасна!
Ответа не последовало.
— «Великолепная» набрала приличную скорость, — сообщил им герцог. — В полной мере оценив ваш вклад в общее дело, король хотел бы наградить вас, и потому сегодня вечером, по указу его величества, отдых продлевается до трех часов.
Весь лучась самодовольством, он обвел взглядом лица узников, ожидая увидеть на них хоть слабое выражение признательности, но, обманувшись в своих надеждах, лишь пожал плечами. Поставив миску на пол, герцог Чидль достал три гибкие трубки, каждую из которых опустил одним концом в кашу, а другие засунул между зубами пленников, которые принялись всасывать пищу, содрогаясь при мысли о том, что этот процесс кормления напоминал питание «Великолепной».
Принц Кроц вынул кляп Уэйт-Базефа, и острие сабли принца поблескивало всего в паре дюймов от его горла. Некоторое время в трюме царило молчание, прерванное наконец булькающим звуком: миска опустела.
Деврас выпустил трубку изо рта и, повернув голову, уперся взглядом в широко раскрытые глаза Гроно, в тупом отчаянии выглядывающего из-за сетки белесых усиков, налипших на впалые щеки и лоб старика.
Это я довел его до такого состояния! Деврас поспешно отвернулся. На соседней колоде, с вынутым кляпом, но благоразумно не произнося ни слова, лежал Уэйт-Базеф. Осмысленное и, более того, задумчивое выражение лица ученого, похоже, вселяло нахмурившемуся принцу Кроцу смутную тревогу. После недолгих раздумий он просветлел:
— Ваша милость… Дядюшка… а что, если?..
— Не доверяю я этой лысой бестии. Это ж плут еще тот, посмотрите в его глаза. Не дело держать его на борту.
— Согласен, принц. Однако желание его величества, вашего отца…
— Знаю. Так мы и не станем его убивать. Можно обезопасить и другим каким способом.
— Вырежем колдуну язык, и все тут. Так он останется жив, но зато не сможет произнести всякие там заклинания. Ну, что вы на это скажете?
Деврас обмер. По лицу Уэйт-Базефа невозможно было судить о его мыслях.
Герцог Чидль, прежде чем ответить, тщательно взвесил предложение племянника.
— Мысль неплохая, принц, я бы даже сказал, здравая. Безусловно, это оригинальный выход из сложившейся ситуации. Впрочем, усматриваю один существенный недостаток.
— И какой же? — Принцу не терпелось привести свой дьявольский план в действие.
— Если вырезать чародею язык, он потеряет много крови, ослабнет, а возможно, даже умрет.
— По мне, так и слава Богу.
— Ах, племянничек, я понимаю вашу обеспокоенность, но, право, старайтесь смотреть на эту проблему в свете конечной высокой цели. Именно в этом заключается признак зрелости.
— Вы отклоняетесь от сути.
— Ничуть. Наша задача — максимально продлить жизнь чародея. Он нужен «Великолепной», а значит, и всем нам.
— Если вам столь важно продлить нам жизнь, у вас это плохо получается, — хрипло произнес он. Кинжал в руке принца непроизвольно дернулся.
— То есть как? — герцог Чидль с удивлением взглянул на чародея. — Нас крайне волнует ваше благополучие, ведь ваше здоровье поистине бесценно. Мы желаем вам только самого лучшего. Так чего же вам не хватает? Объяснитесь, уважаемый.
Уэйт-Базеф выразительно перевел взгляд на кинжал.
— Пусть говорит, принц, — повелел герцог. — Но не спускайте с него глаз.
Кроц мрачно кивнул.
— Вы отказываете нам в самом необходимом, — продолжал Уэйт-Базеф, — при полной неподвижности, не получая доступа к солнцу и свежему воздуху, питаясь Бог весть чем, отдавая все свои силы венеризе, мы долго не протянем.
— Вы, право, преувеличиваете, — рассудительно заметил герцог.
— Отнюдь. Посудите сами: как долго служили вам предыдущие жертвы?
— «Жертвы»? — Герцог удивленно вскинул брови, словно его оскорбили в лучших чувствах. — Уважаемый, у нас нет и не может быть «жертв». Подобные выражения неуместны и даже возмутительны. Ваши предшественники были патриотами, всем сердцем преданными роду Вурм-Диднисов и жаждавшими положить жизнь во имя защиты интересов своего суверена. Таков был их, а теперь и ваш долг.
— Разве мы являемся вашими подданными? — не без иронии поинтересовался Уэйт-Базеф.
— Теперь — да, — заверил его принц Кроц.
— Ни за что! — сипло выдохнул Гроно.
— Моему дражайшему племяннику недостает навыков дипломатии. Увы, издержки юношеского максимализма, — доверительно посетовал герцог Чидль. — Отвечая на ваш вопрос, мастер чародей, скажу только, что истинный король повсюду находит верных подданных.
— Чтобы скоро расстаться, — устало настаивал Уэйт-Базеф, — отказывая им в полноценном питании, отдыхе и ограничивая их подвижность?
— Порой возникает необходимость принести немалую жертву на алтарь исторической неизбежности. Грядут огромные перемены, и все должно быть подчинено единой цели — благу всего человечества. В такой момент грешно оплакивать утрату незначительных личных привилегий. Согласитесь, подобная мелочность характерна лишь для неисправимо эгоистичных натур.
Уэйт-Базеф не стал тратить оставшиеся силы на бессмысленные пререкания. Его молчание вполне удовлетворило герцога Чидля, который, как и его брат-король, отличался незлобивым нравом.
— Понравился ли вам ужин, господа? Вы чувствуете себя лучше и, надеюсь, сильнее? Полными энергии и решимости? — Не получив ответа, он отечески улыбнулся: — Вот и славно. Вот и замечательно. Будьте уверены, мы высоко ценим вашу самоотверженность. Вы удостоились личной благодарности короля, с чем я вас от всей души поздравляю! А теперь, господа, прежде чем я предоставлю вам возможность насладиться заслуженным отдыхом, нет ли у вас каких-либо пожеланий?
Заметив, как заработали желваки Гроно, Деврас предусмотрительно пресек ответ камердинера, спросив:
— Ее светлость? О, она пребывает в добром здравии, да благослови Господь ее очаровательное личико! Ангел во плоти!
— У ее светлости много прекрасных качеств, — возразил Уэйт-Базеф, — но ничего ангельского в ней нет и в помине.
— Ах, вы плохо разбираетесь в людях, — парировал герцог. — Под маской ледяного достоинства вы не разглядели женской мягкости. Ее светлость воистину ангел. Как она добра! Горда, но не надменна. Нежна, но не изнеженна. Благоразумна, но не корыстолюбива. К тому же умна… понятлива! Сумела по праву оценить и признать справедливость наших притязаний. А ведь она — дочь самого герцога Бофуса! Если наши права признает ее светлость, их будет вынужден признать весь мир!
— «Права» на что? — уточнил Деврас.
— На почести и привилегии, причитающиеся королевскому дому государства Джобааль… равно как и на материальные блага, предоставляемые обычно лантийской знати. Словом, мы требуем возмещения ущерба, причиненного нашему предку Янсу Вурм-Диднису, и настаиваем на предоставлении нам лантийского имения с приличным годовым доходом. По слухам, большой дворец, некогда принадлежавший Феннахарам, сейчас как раз пустует. Он-то и подойдет как нельзя лучше.
Гроно тщетно силился разорвать живую паутину.
— До недавнего времени, — продолжал герцог, — нам никак не удавалось сломить явно предвзятое отношение герцога. Но теперь, когда у нас в руках единственная, дочь его милости, нам улыбнулась удача. Особенно приятно то, что ее светлость леди Каравайз по доброй воле прониклась сочувствием к нашей миссии.
— Каравайз поддерживает ваши планы прибрать к рукам поместье Феннахаров? — спросил Деврас, краем глаза заметив судорожное подергивание подбородка камердинера.
— Конечно. Для женщины она весьма рассудительна. Редкий ум… и при этом красавица. — В глазах герцога зажегся озорной огонек. — Не исключено, что наша полувоенная экспедиция в конечном итоге окажется свадебным путешествием. Союз двух великих семейств — Вурм-Диднисов и Дил-Шоннетов — исцелил бы все раны.
— Если я не ошибаюсь, милая дама питает слабость к его величеству. В своей девичьей скромности она, конечно, старается не показать виду, но мы все это отметили. Наш король может без труда очаровать любую женщину. Стоит ему пустить в ход свое редкостное обаяние, и перед ним не устоит ни одна красотка. Сегодня ближе к ночи его величество и ее светлость ужинают при лунном свете, И потому, господа, смею вас обнадежить: счастливая развязка близка!
Принц смачно сплюнул на пол.
Весь расплывшись в улыбке, герцог Чидль поднял с пола пустую миску, пока племянник затыкал кляпом рот Уэйт-Базефа. Затем оба удалились, заперев за собой дверь.
Гнев придал сил несчастному Гроно.
— Мастер Деврас, — горестно взмолился он, — скажите, что все это неправда! Ее светлость не могла променять нас на этого бандита! Она ни за что не опустилась бы до такого!
— Гроно. — попытался прервать его Деврас.
— Не могла же она поверить его россказням! Отдать этой твари, этому подонку поместье Феннахаров!
— Гроно, подумай хорошенько. Каравайз умна, рассудительна, отважна. Она сумеет использовать любое оказавшееся в ее распоряжении оружие, причем использовать его с толком.
Уэйт-Базеф кивнул, выражая согласие.
Разговор их совершенно вымотал, и трое пленников погрузились в забытье, напоминавшее не столько сон, сколько глубокий обморок.
«Великолепная» тем временем мирно покачивалась на волнах, предавшись сладостному отдохновению.
Глава 11
— Верите ли вы в судьбу, мадам? Верите ли в предначертание?
— Я верю в сильного человека, который волен определять судьбу, подчиняясь собственным желаниям. — Леди Каравайз посмотрела в глаза его величества на долю секунды дольше, чем того требовали приличия. — Только такой человек способен завоевать мое воображение.
— Одно лишь воображение, мадам?
— И уважение. Восхищение.
— Как насчет почтения?
— Что такое почтение, как не дитя уважения и восхищения?
— Вы вселяете нам надежду…
— А вы разжигаете мое любопытство, сир. Кажется, вы хотели поведать мне о своих планах?
Каравайз и король Пустис отдыхали на залитой лунным светом палубе. Они только что отужинали, и лорд Ксен, второй сын герцога Чидля, убрал со стола грязную посуду, оставив только потускневший от времени серебряный канделябр, графин с вео на самонагревающемся подносе и традиционные принадлежности для ритуального разлития этого напитка.
Отпущенные на отдых три часа истекли, и «Великолепная» уверенно устремилась вверх по течению. С того времени, как леди Каравайз взошла на борт корабля-людоеда, минуло пять дней. За все это время ее не оскорбили ни словом, ни действием, но ни на миг не оставляли без присмотра — разве что ночью, когда отведенную ей крохотную каюту надежно запирали снаружи.
— Скажите, что натолкнуло вас на мысль о спасении несчастных, оказавшихся во власти Тьмы? — спросила Каравайз.
— Вам хочется услышать об этом именно сейчас? — Король Пустис наклонился вперед, выразительно заглядывая в ее глаза.
— Конечно, сир. А как же иначе? Если б не ваше человеколюбие, мы бы так и не встретились.
— Как трогательно слышать это из ваших уст. Что ж, будь по-вашему. Да будет вам известно, мадам, что монархи из рода Вурм-Диднисов на протяжении многих поколений правили своей страной, мудростью, силой своей и богатством снискав искреннюю любовь подданных. Однако судьба была к нам несправедлива. Нас предательски лишили лантийского величия и обрекли на прозябание в глуши, что противно гордому духу. Долгие годы, терзаясь под пятой злого рока, мы ждали, что наступит день, и мы вернемся в Ланти-Юм, дабы предъявить свои права. И наконец наш час пробил: в небе засияла новая звезда, не покидавшая небосвода даже при свете дня. Позвольте заметить, мадам, что вы, словно эта звезда, украшаете собой и день и ночь.
— Ваше величество мне льстит. Но продолжайте, сир, прошу вас.
— Как раз в то время, когда появилась звезда, нам стало известно, что из глубины острова к морю движется некая Тьма. Многие путники, бежавшие от нее, просили у нас укрытия, осыпая нас разнообразными дарами и сокровищами.
— Полагаю, в знак благодарности.
— Именно так. Мы благосклонно принимали дары и выслушивали рассказы чужестранцев. Все они говорили об ужасных белых существах, населявших эту Тьму, — безжалостных убийцах, ополчившихся против человечества. Еще они рассказывали о белом короле, обладающем силой двадцати дюжих мужчин и яростью сорока демонов. Этот повелитель демонов, по их словам, не только непобедимый воин, но и великий военачальник — хитроумный, бесстрашный, беспощадный. Беженцы рассказывали о кровавых бойнях, сожженных дотла деревнях, сваленных в кучу гниющих трупах, об убийствах, увечьях, потоках крови… Мадам, ваши глаза восхитительны.
— По милости вашего величества я сделаюсь тщеславной, — тихо проговорила Каравайз. В мерцающем свете свечи трудно было судить, но, кажется, она покраснела. Голос слегка дрожал.
— Мадам, я говорю чистую правду. Милая леди Каравайз, с тех пор как вы стали гостьей нашего корабля, моя жизнь изменилась до неузнаваемости.
— Уверяю вас, сир, моя тоже. Но молю вас, продолжайте.
— Раз уж вы так настаиваете, — неохотно согласился он. — Вскоре стало очевидно, что сведения, доходившие до наших ушей не были досужими выдумками бесноватых старух, поскольку однажды утром на горизонте и в самом деле появилась черная полоса. К полудню она заметно приблизилась. Весь день беженцы буквально осаждали наш дворец, моля о помощи и буквально навязывая нам золото, драгоценности и прочие ценные вещицы. — При этих словах Пустис принялся теребить одну из вплетенных в бороду цепочек. — Разве могли мы в доброте нашей отказать несчастным? Разумеется нет. И потому с помощью «Великолепной» перевезли их в безопасное место.
— Как, на самое побережье?
— Что вы… Даже для нашего славного судна такие расстояния чересчур велики. Мы вывезли пассажиров туда, откуда Тьмы не было видно, и высадили на берег, хотя эти эгоистичные людишки и умоляли нас не бросать их на произвол судьбы. Управившись с ними, стали спасать других. Так наша миссия и продолжалась, покуда не скончались трое наших юнг, — славные были ребята! В тот день, мадам, мы повстречали вас… в счастливейший из дней!
— А теперь, сир? Вы не бросили свое благородное дело?
— Пока нет, но недолго уж осталось. Ваше благословенное присутствие, мадам, все в корне меняет. Мы подберем еще одну, последнюю партию беженцев и доставим их на этот раз в сам Ланти-Юм, где поведем с отцом вашим, герцогом лантийским, переговоры о возвращении нам законных титулов и владений. После чего, приумножив наши богатства, будем расширять нашу внутриостровную империю.
— Но если вашу империю поглотит Тьма?
— В таком случае «Великолепная» перенесет нас через море. Как видите, мы предусмотрели все возможности, поскольку что, как не мудрая предусмотрительность, лежит в основе победоносной стратегии? Впрочем, даже человек, сам творящий свою судьбу, не застрахован от женских чар. И тогда вся его предусмотрительность сводится к нулю. Он становится беззащитным.
Король бережно взял девушку за руку, и она ее не отняла. Он подался всем корпусом вперед, но в самое последние мгновение девушка отвернулась, и поцелуй пришелся в щеку.
— Однако вы холодны, мадам, — посетовал Пустис Вурм-Диднис.
— Печальный опыт научил меня не доверять голосу неразумного сердца. — Она опустила глаза.
— Сердцем, и только сердцем должна руководствоваться женщина в своих поступках, — возразил его величество.
— А мужчина, сир?
— Глазами, мадам, которые откроют ему красоту мира. Честью, которая направит его руку. Умом, который прояснит будущие возможности: Леди Каравайз, а сами вы задумывались о них?
— О чем, сир? — Она кротко ответила на легкое пожатие его руки.
— О возможностях… наших с вами возможностях.
— Ах, ваше величество, у меня голова идет кругом. Вы слишком торопитесь.
— Милая леди, разве можно быть излишне поспешным, делая то, что считаешь единственно верным?
— Мы едва знакомы, сир. Как могу я поверить вам? Могу ли открыться? — С тихим вздохом Каравайз убрала руку.
— Мы предлагаем вам первую и единственную любовь нашего сердца. Поверьте, мадам, наша любовь, как и наша корона, — из чистого золота.
— О сир… вы захватили меня в врасплох. Я, право, не знаю, что ответить… что вам сказать…
— Я налью вам бокал вео. Увидите, вам сразу станет лучше. — Его величество заботливо потянулся за графином.
— Нет, — остановила она его движением руки. — Позвольте мне.
Каравайз исполнила традиционный ритуал разлития вео с изящной простотой. Высоко подняв графин, наполнила пару круглых бокалов теплым зеленоватым ликером, отставила графин в сторону и провела над ними, будто волшебной палочкой, зажженной лучиной. Пары алкоголя тут же вспыхнули пляшущими язычками прозрачного голубого пламени. Холодный свет придал ее лицу зловещее выражение, которого король Пустис, к счастью, не заметил. Ловко погасив пламя специально предназначенной для этой цели серебряной крышкой, она энергично взболтала вео маленьким серебряным венчиком и пристально посмотрела на своего кавалера. Король Пустис, завороженный ее взглядом, глядел и не мог наглядеться, весь во власти невысказанных обещаний. Быстрое движение, и скрытая пружина открыла тайное вместилище в массивном перстне Каравайз, выпустив в бокал его величества порцию белого порошка. Порошок вспенился и вмиг растворился. По щепотке сахару в каждый из бокалов, и напиток готов.
— У вас чудесно получается, мадам. — Рука короля коснулась ее пальцев, принимая угощение. — А теперь тост! За прекрасное будущее!
Раздался звон бокалов. Они отпили.
— Просто великолепно!
— Боюсь, я положила слишком много сахару, сир.
— Вовсе нет. — Его величество сделал еще глоток и с восхищением заключил: — Идеально. Поверьте мне, идеально.
— Вы уверены, сир? Лучше испробуйте еще раз. Его величество с готовностью повиновался.
— Изысканный вкус.
Каравайз смотрела на него не отрывая глаз. Вдруг глаза короля остекленели, бокал, выскользнув из ладони, упал и разбился вдребезги. Голова тяжело упала на стол. Она немного подождала, но Пустис не шевелился.
Никого из Вурм-Диднисов поблизости не было видно: королю захотелось романтического уединения.
Каравайз бесшумно покинула палубу и пробралась в трюм, — забрав по пути примеченную ранее кожаную сумку Уэйт-Базефа.
«Великолепная» трапезничала, избрав на этот раз жертвой Гроно. Тусклый свет фонаря освещал жуткую сцену — Гроно, прикованного к колоде, и белые щупальца, пульсирующие у висков, у горла, на груди, запястьях. Прикрытые веки судорожно подергивались. По мере того, как убывали его силы, «Великолепная» прибавляла ход.
Деврас наблюдал за страданиями камердинера со смешанным чувством вины и отчаяния.
Внезапно открылась дверь, и на пороге появилась Каравайз. Бросившись к Уэйт-Базефу, она кинула подле него сумку и вынула кляп.
— Скорей, у нас мало времени! Чародей понимающе кивнул:
— Я буду говорить, а вы крутите вон то кольцо у меня на пальце.
Каравайз немедленно приступила к действию, и вскоре кольцо осветилось призрачным сиянием. Не открывая глаз, Уэйт-Базеф едва слышным голосом произносил неведомые заклинания. Живые путы задрожали, но не отпустили своих жертв.
— Что-нибудь не так? — В обычно ровном голосе Каравайз послышались тревожные нотки.
— Ослаб. Устал. — Глаза Уэйт-Базефа оставались закрытыми. — Попробую еще раз.
Лоб чародея взбороздили глубокие складки. Кольцо снова засветилось, на этот раз куда ярче. Белые щупальца содрогнулись, забились в конвульсиях и ослабли, отпустив пленников на свободу. Венериза замедлила ход, и в тот же миг наверху раздались недоуменные крики.
— Они сейчас будут здесь. — Несмотря на бледность, Каравайз сохраняла самообладание. — Вы в состоянии двигаться?
Медленно и с огромным трудом Уэйт-Базеф приподнялся и сел. Потом тяжело перевалил ноги вниз с края колоды и попытался встать. Но из-за головокружения снова сел, силясь справиться с тошнотой и одышкой.
Молодость и выносливость Девраса сослужили ему добрую службу. Поднявшись с первой же попытки, он, слегка пошатываясь, поспешил к Гроно. Камердинер лежал без движения, на его лбу выступили капли пота. Деврас потряс его за плечо. Никакой реакции.
— Очнись! Ну же, соберись!
Гроно со стоном открыл невидящие глаза.
— Вставай. Обопрись на меня. — Обхватив камердинера за плечи, Деврас попробовал приподнять обессиленное тело. — Гроно не может идти!
— Тогда несите его. Я помогу. — Каравайз обняла Гроно, и вместе с Деврасом они сумели-таки поставить старика на ноги. Его тело казалось таким же безжизненным, как омертвевшие усики «Великолепной».
Между тем вверху, на палубе, загрохотали тяжелые шаги. Затем вдруг раздался резкий, полный ужаса крик:
— Король мертв!
Потрясенный Деврас уставился на Каравайз.
— Вы убили его?
— Усыпила, — отмахнулась она. — Средство довольно слабое, к тому же выпил он всего ничего. Скоро придет в себя.
— Где эта девка? — Разъяренный голос принадлежал, без сомнения, принцу Кроцу. — Да я эту гадину, потаскуху прикажу насмерть запороть! Скормлю ее на завтрак «Великолепной»! Где эта девка, я вас спрашиваю?
Началась суматоха. По деревянным ступеням, ведущим в трюм, спускались тюремщики. Положение пленников было отчаянным. Путь к отступлению отрезан. Только Гроно пребывал все в том же блаженном забытьи. Отпустив камердинера, Деврас захлопнул дверь и запер ее изнутри.
— Ну вот. Теперь мы в ловушке. — Каравайз была спокойна и холодна, как кладбище зимой. — Если только нас не выручит Уэйт-Базеф.
Тот лишь покачал головой. Ему едва хватало сил удерживаться на ногах.
— Устал, — пробормотал он. — Этот ненасытный корабль выжал из меня все, что только было можно.
В запертую дверь забарабанили изо всей мочи, сопровождая свои усилия проклятиями и грязными ругательствами.
— Почему она закрыта? — удивился один из лордов.
— Да там прячется эта сука, — объяснил, горя жаждой мщения, взбешенный принц. — Ломайте!
Родственнички, не жалея сил, взялись за дело, и под их неистовым напором дверь вскоре затрещала.
— Рэйт! — прошипел Деврас. — Вы сделайте что-нибудь, вы же ученый!
— Другой возможности у вас не будет, — хладнокровно заметила Каравайз.
Рядом, за дверью, принц Кроц грозил ей самыми страшными карами.
— Неужели нельзя оглушить их, парализовать? — взмолился Деврас.
— Не могу. Нет сил воздействовать на твердую материю. Тени… иллюзии… на большее я сейчас не способен.
— Так давайте же, — подталкивала его Каравайз, — начинайте.
В дверь колотили все более остервенело, но крепкое дерево пока не поддавалось.
— Топор! — потребовал принц Кроц.
Рэйт Уэйт-Базеф снова закрыл глаза, уронил голову на грудь и замер в таком положении, на, казалось, нескончаемое мгновение концентрируя силу, затем начал говорить. Слов не было слышно — их заглушили удары топора. Виски чародея заблестели от пота. К тому времени, как он достиг необходимого уровня Познания, у него подкашивались ноги. Но — закончил и тяжело сел, растирая лоб обеими руками.
Треск расщепляющегося дерева, и дверь не выдержала. В проеме показался принц Кроц с топором в руке, за ним — лорд Ксен и другие титулованные хозяева «Великолепной».
— Цареубийство! — завопил принц.
— Ваш отец не умер. Он просто спит, — спокойно сказала Каравайз.
— Ты тоже уснешь, интриганка, когда я снесу тебе голову с, плеч. — Принц Кроц занес топор, размахнулся и промазал. Острие со свистом отрубило один из самых толстых отростков венеризы, из-за чего, словно в ответ на боль, «Великолепная» опасно накренилась.
— Осторожней, кузен, — пожурил лорд Ксен, — не повредите корабль.
— Эта сука убила моего отца и поплатится за это. Для начала я отрублю ей ступни, потом понемногу стану кромсать ноги. — Принц снова замахнулся и снова промазал. Еще одно щупальце отлетело прочь. По корпусу «Великолепной» пробежала дрожь.
Каравайз, бледная как полотно, пятилась назад. Ее взгляд тщетно обшаривал трюм в поисках какого-никакого оружия.
— Кто-нибудь, хватайте ее, — скомандовал Кроц.
Лорд Ксен рванулся вперед, но споткнулся о ловко подставленную Деврасом подножку. С трудом удержался на ногах и резко развернулся, сжимая в руке кинжал.
— Все, дохляк, тебе конец, — пообещал он и начал наступать. Деврас, слабый и безоружный, поспешно ретировался.
— Эй, Дреп! Помогите-ка! — С помощью братьев принц загнал Каравайз в угол.
Уэйт-Базеф, опустив голову, попытался достичь Познания… но безуспешно. Корабль и вправду неплохо поживился за его счет. И теперь чародей с голыми руками бросился на вооруженного Кроца.
— Девку — на колоду, — распорядился принц, и приказ был немедленно приведен в исполнение.
Каравайз похолодела, почувствовав на себе их руки, и не сопротивлялась, когда ее отнесли к ближайшей деревянной лежанке и там распяли. Принц Кроц замешкался, обдумывая заманчивые перспективы, но, пока он соображал, на палубе вновь поднялась суматоха. Снова загрохотали шаги, раздались полные ужаса крики. Кто-то заорал, перекричав остальных:
— Лорды и принцы! Сюда!
— Голос его величества! — в страхе воскликнул принц Дреп, — Он жив!
— В чем дело? — не понял принц Кроц. И снова отчаянный призыв:
— К нам, благородные лорды и принцы! Опасность!
— Жив!
— Он требует нас к себе.
— А?.. — Принц Дреп многозначительно поднял бровь, кивнув в сторону Каравайз.
— Успеется, принц. Успеется.
Отпустив пленницу, Вурм-Диднисы толпой выскочили из трюма.
— Что там? — Смертельно бледная, но живая и здоровая Каравайз поднялась с колоды.
— Увидите, когда поднимемся на палубу, — ответил Уйэт-Базеф. Сам чародей едва стоял на ногах. Впрочем, он не забыл взять с полу свою сумку и перекинуть ее через плечо.
— Надо помочь Гроно, — сказал Деврас, указывая на почти бесчувственного камердинера. Бережно подняв старика, они вместе с Каравайз вынесли его из трюма и, преодолев узкий коридор, оказались у нижних ступенек резной, богато инкрустированной лесенки. Люк наверху был, по счастью, незадраен. Дружными усилиями они кое-как вытолкнули Гроно наружу, миновали еще один коридор, поднялись еще по одной лестнице и вышли наконец на палубу, где их глазам предстала во всей красе причина дикой паники пиратов. Ночь была тихой, свет от луны пробивался сквозь вуаль легкого тумана, но упоительную красоту природы отравляло жуткое видение.
«Великолепная» попала в смертельную ловушку, именуемую «зубами Фрижирии». В том месте, где Иль мелел и его воды вскипали бурунами, проносясь по зазубренным камням, восседала исполинская обнаженная женщина. Она была так огромна, что голову ее, казалось, украшала диадема из звезд. Пышное тело перегородило реку от берега до берега. Зеленоватые волосы, похожие на океанские водоросли, струились по обвисшим грудям. Безобразное курносое лицо с безумными глазами светилось жутким зеленоватым светом. Между широко раздвинутыми коленями великанши плескался целый флот загубленных кораблей, барж и плотов, с которыми она играла, как ребенок играл бы брошенными в кадку с водой игрушками. Сумасшедшая блаженно улыбалась, обнажив покрытые налетом тины зубы, похожие на могильные плиты.
— Что это? — ужаснулся Деврас, и тут же метавшиеся в панике Вурм-Диднисы ответили на его вопрос.
— Фрижирия! Фрижирия!
«Великолепная» держала курс прямо на это чудище. Фрижирия подняла безумные глаза, узрела венеризу и радостно принялась хлопать по воде, отчего обломки судов между ее ногами запрыгали, заплясали.
— Настоящая? — спросил Деврас.
— Тени. Иллюзии, — ответил Уэйт-Базеф. Фрижирия начала бить по воде пятками, так что корабли закачались на волнах и палубы захлестнула ледяная волна.
— Полный назад! — орал король Пустис. Страх полностью восстановил его силы. Герцог Чидль послушно выкручивал румпель. «Великолепная» отклонилась от курса… но было уже поздно. Венериза напоролась на торчащий из воды камень, и в корпусе образовалась длинная пробоина, в которую тут же хлынула вода. Фрижирия восторженно захлопала в ладоши. Корабль между тем медленно, но верно двигался вперед. Великанша приветственно протянула навстречу огромные руки.
— Поворачивай! — в бессильной ярости продолжал орать король.
С беззвучным хохотом Фрижирия шлепнула по воде ладонью и, схватив одну из поломанных лодок, игриво швырнула ее в сторону «Великолепной», промазав всего на несколько ярдов. Река содрогнулась, как от взрыва, и венериза накренилась. Вурм-Диднисы признали свое поражение.
— Покинуть корабль! Все в воду! — скомандовал король, и его многочисленные родственники попрыгали за борт. От грузных тел лордов и принцев река чуть не вышла из берегов.
— Лучше бы и нам за ними, — рассудительно заметила Каравайз.
— Рано, — отозвался Уэйт-Базеф. — Пока рано. Прямо перед ними Фрижирия, вращая в воде гигантским пальцем, соорудила воронку, увлекая «Великолепную» в гавань меж своих ног. Последние из пиратов, в том числе сам король, покинули судно, чтобы вплавь добраться до берега, подальше от хихикающего и пускающего слюни кошмара.
— Прыгаем, скорей же! — Деврасу не терпелось последовать за ними.
— Погодите! — остановил его Уэйт-Базеф. — Это не более чем иллюзия. Оставайтесь на месте.
Они послушались, но происходящее было настолько реальным, что сомнения одолевали их.
«Великолепная» продвигалась все дальше. Вот уже по обеим сторонам, словно зеленоватые утесы, возвышались ноги Фрижирии. Гроно, к которому в этот момент вернулось сознание, вытаращил глаза.