Несколько секунд Элистэ стояла в надежде, что ей предложат помощь. Но никто ничего не предлагал, и она с недоумением озиралась вокруг, пока не поняла, что дешевая коричневая накидка, призванная скрыть ее статус Возвышенной, слишком хорошо служит этой цели. Кавалеры не увидели в ней Возвышенную, которая имеет право рассчитывать на их помощь и уважение. Они приняли ее за простолюдинку и убегали, оставляя защищаться в одиночку. Она была сама по себе – невероятно, но факт.

Видимо, то же самое поняла и Аврелия, быстро сообразив, что надо делать. Через секунду она уже сбросила накидку и обнажила голубые разводы на волосах и дорогие украшения. Теперь, когда в ней можно было узнать Возвышенную, она стремительно метнулась через кишевшую людьми террасу и повисла на руке вздрогнувшего от неожиданности Байеля во Клариво. Элистэ последовала за ней, подоспев вовремя, чтобы услышать, как Аврелия говорит:

– Мы ваши соседки, родственницы графини во Рувиньяк, мы нуждаемся в вашей защите, Возвышенный кавалер. Ах, вот и моя кузина, чья ненасытная склонность к приключениям привела нас в это гибельное место!

Возмущенный протест Элистэ утонул в криках ужаса и боли – на террасу обрушился град камней. Они летели с пугающим свистом, ударяясь о стены и столики, предупреждая о скором приближении нападавших. Элистэ инстинктивно подняла руки, чтобы прикрыть лицо, Аврелия отпрянула со слабым вскриком и прижалась к Байелю во Клариво. Юноша, испуганный и встревоженный, все же не потерял присутствия духа. Схватив маленький опрокинутый столик, он использовал его как импровизированный щит для себя и двух девушек. Они поспешно отступали под этим прикрытием. Камни продолжали биться о столешницу, пока Байель не вывел девушек с террасы за угол главного здания, и они поспешили вдоль стены к главному входу в Новые Аркады, где обычно ожидали фиакры.

Там царил хаос. Переполошившиеся владельцы лавок и хозяева питейных заведений, мастеровые и посетители – все кинулись сюда в надежде обрести средства передвижения. Все фиакры были моментально разобраны. Вновь прибывшие экипажи осаждали переругивающиеся, дерущиеся между собой люди, жаждущие уехать и заполнившие проезжую часть. Слышались приказы, мольбы, упреки, проклятия, конское ржание, скрип колес и осей карет, неистовое щелканье кнутов – но все перекрывалось глухим грозным гулом голосов на Торговой площади.

У Байеля хватило соображения не задерживаться в этой толпе. Он повел двух своих подопечных от Новых Аркад к улице Виомента, по которой фиакры обычно возили пассажиров между магазинами и театром. Там им повезло. Забыв о своем недавнем презрении к общественным экипажам, Элистэ с благодарностью забралась в обшарпанную коляску и опустилась на драное сиденье с подавленным вздохом облегчения. Она вся дрожала, волосы растрепались, болело запястье в том месте, куда попал камень. Напротив сели Байель и Аврелия, крепко вцепившаяся ему в руку. Байель дал распоряжение кучеру, и фиакр двинулся в сторону Парабо.

Улица Виомента была заполнена встревоженными людьми, собравшимися в группы; они чувствовали, что что-то происходит, но не знали еще, в чем суть дела. Несмотря на смятение на улицах, фиакр беспрепятственно продвигался вперед, от улицы Виомента до Кривого проулка, мимо Королевского театра, оттуда к улице Черного Братца, где пока еще царило спокойствие. В мире снова возобладал здравый смысл, и Элистэ, глубоко вздохнув, откинулась назад и закрыла глаза. Но это не принесло ей облегчения – сквозь прикрытые веки она вновь в мельчайших подробностях и с ужасающей ясностью увидела толпу, смыкающуюся над беспомощной мадам во Бельсандр. Ей никак не удавалось отогнать жуткое видение и справиться со страхом. Мир был вовсе не таким, каким она представляла его себе. Безопасность, принимавшаяся ею как должное, покоилась на чересчур зыбком фундаменте, а вокруг рыскали хищники, жаждущие ее крови, хотя Элистэ никогда сознательно не причиняла им никаких обид. �стоки ненависти этих негодяев виделись ей в их порочной природе. О возможных оправданиях их действий она имела весьма смутное представление и лишь, как никогда прежде, чувствовала подавленность, страх, угнетение.

�нтересно, что испытывает Аврелия? Элистэ открыла глаза и увидела, что кузина, согнувшись, раскачивается на своем месте из стороны в сторону. На секунду она поверила в искренность ее чувств, затем, заметив блеск глаз и здоровый румянец девушки, распознала притворство.

«Ее легкомыслие неисправимо».

Аврелия вздохнула и, лишившись чувств, припала к плечу Байеля во Клариво. Глаза ее были закрыты, тело неподвижно, щеки предательски горели. Однако Байель был ненаблюдателен или неопытен, или и то, и другое вместе. Встревожившись, он начал растирать ей руки и хлопать по щекам. Девушка не пошевелилась, и он взволнованно и неуверенно взглянул на ее спутницу.

– Она скоро очнется, – сухо заверила его Элистэ. – Не беспокойтесь, Возвышенный кавалер.

Он кивнул, явно озадаченный ее хладнокровием, и снова принялся тереть запястья Аврелии. Та задвигалась и пробормотала что-то. Байель нагнулся, чтобы расслышать ее слова. Далее, на протяжении всего путешествия, он больше ни разу не обратился к Элистэ.

Через полчаса фиакр остановился у городского дома Рувиньяков, и Аврелия наконец решила полностью прийти в себя. Подрагивая ресницами, она открыла глаза и заметила слабым голосом:

– Мы приехали. Вы спасли нас, кавалер, благодаря вашему мужеству, и теперь мы перед вами в вечном долгу.

– О нет, Возвышенная дева, любой другой поступил бы так же. – Несмотря на это опровержение, юноша был доволен и польщен, его открытое искреннее лицо вспыхнуло румянцем.

– Отнюдь не любой. Такого истинно благородного рыцаря, как вы, нынче редко встретишь. � я, взывая к вашему рыцарству, обращаюсь к вам с просьбой – нет, с мольбой! – держать нашу встречу в абсолютной тайне.

– В тайне? – Байель был явно заинтригован. – Но почему, Возвышенная дева?

– �з страха перед моей двоюродной бабушкой Цераленн, она сейчас моя опекунша, – сообщила Аврелия. – Это женщина с крутым, тяжелым, неумолимым и деспотичным характером. Я целиком завишу от милости этого тирана, и она, несомненно, подвергнет меня самому суровому наказанию, если обнаружит, что я отправилась куда-то без ее разрешения – даже если я сделала это ради моей дорогой упрямой кузины.

– Вашей кузине следовало бы взять несколько уроков сдержанности. – Байель метнул неодобрительный взгляд на Элистэ. – Она подвергает вас множеству неприятностей.

Элистэ, не зная, смеяться ей или возмутиться, подавила в себе желание ответить.

– О, не упрекайте ее, Возвышенный кавалер. Она порывиста, может, даже безрассудна, но у нее добрые намерения. �, как бы там ни было, она моя родственница, и, значит, я должна была ей помочь.

– У вас благородное сердце и чуткая совесть, Возвышенная дева, – заметил Байель.

Элистэ прилежно смотрела в окно.

– Кавалер, вы заставляете меня краснеть. – Аврелия подняла на него умоляющий взгляд. – Но вы обещаете мне хранить тайну? Мои несчастные обстоятельства требуют полной анонимности. Положение мое таит в себе угрозу, и я надеюсь на ваше благородство не менее, чем на вашу рыцарскую доблесть. – Ее рано развившаяся пышная грудь бурно вздымалась и опадала. – Вы ведь сохраните мою тайну?

– Безусловно, Возвышенная дева, если вы этого хотите. Можете положиться на мою честь.

– Я полагаюсь, Возвышенный кавалер, воистину полагаюсь. А теперь – может быть, вы поможете мне?.. Я все еще чувствую некоторую слабость…

– С радостью, Возвышенная дева.

– Вероятно… – Аврелия устремила настойчивый взгляд на Элистэ, – вероятно, если мы войдем в дом по отдельности, нам легче будет остаться незамеченными. Я полагаю, дорогая кузина, принимая во внимание все обстоятельства, ты предпочтешь такой вариант?

– О, разумеется, – согласилась Элистэ. Аврелия хотела на некоторое время остаться с юношей наедине, это было очевидно, и поскольку она затратила столько усилий на это предприятие, меньшего она не заслуживала.

Было решено, что Аврелия войдет через черный ход, а Элистэ потихоньку проскользнет боковым входом, через кладовую. Байель расплатился с возницей и помог обеим девушкам выйти из фиакра. С резковатой поспешностью и отчужденностью на лице он вывел Элистэ на дорожку. Когда он вернулся за младшей из девушек, лицо его прояснилось, глаза вспыхнули живым блеском. Байель предложил ей руку, в которую она тут же вцепилась. Неровными шагами они направились к задней части дома, и Аврелия все время демонстративно искала поддержки своего спасителя. С кислой улыбкой Элистэ наблюдала, как парочка скрывается из виду, после чего поспешила к боковому входу, пробралась через кладовую и прилегающие комнаты и очутилась в парадном холле, где и остановилась.

�з гостиной рядом слышались голоса: низкий, отчетливый, чуть хрипловатый – Цераленн и глубокий по тембру – кавалера во Мерея. Застрявший в Шеррине, хотя, возможно, отчасти по своей воле, но следуя предписаниям Комитета Народного Благоденствия, Мерей стал частым посетителем дома Рувиньяков на протяжении этих мрачных месяцев.

Элистэ сделала шаг по направлению к гостиной и вновь остановилась. Следовало бы рассказать им о случившемся на Торговой площади, но сделать это невозможно, не раскрыв причины ухода из дома Аврелии, да и ее собственного. Впрочем, бабушка и сама скоро узнает о случившемся. Пока Элистэ стояла в нерешительности, до нее донеслись отчетливые слова Мерея:

– …не стоит обманываться видимым равновесием – это всего лишь последняя краткая передышка перед невообразимым взрывом насилия.

– Оставьте, Мерей, мы оба слишком стары, чтобы праздновать труса. – Холодная ирония Цераленн, казалось, была искренней. – Где доказательства?

– На лицах людей, которых можно встретить на любой улице и площади.

– Ах, этот вечный ропот недовольства!

– Вы недооцениваете простонародье. Сила их гнева и жестокость переходят все границы. А теперь, когда их привычка к смирению, поддерживаемая страхом, в большей мере утрачена – ведь наша Королевская гвардия повержена, многие жандармы погибли. Чары внушают презрение и все наши уязвимые места обнаружены, требуется лишь одно мелкое происшествие, слово, вздох – и ярость толпы вырвется наружу.

– По какой же причине? Они добились своего без особого кровопролития. Его величество превратили в пленника. �х смехотворный Конгресс, стонущий в творческих корчах, засел в Старой Ратуше, и по завершении своих трудов этот плутовской конклав разродится конституцией – чудовищным отродьем, которое мы должны приветствовать как чудо-ребенка. А тем временем они отменили все освященные веками привилегии Возвышенных, провозгласили несуществующее равенство, противоречащее законам природы, опрокинули устои, обычаи и правила порядочности и, несомненно, превратили Вонар в посмешище в глазах других стран. Всего этого они уже достигли, чего еще им желать?

– Мщения, – ответил Мерей. – Графиня, вы не понимаете, ненависть народа – это мощный источник силы, который теперь подогревают демагоги всех мастей, и прежде всего экспроприационисты.

– Меня не волнует злобное пустозвонство этих фанатичных крестьян-сквернословов.

– А может быть, стоит поволноваться. Это пустозвонство теперь преобразует наш мир.

– Я полагаю, что это ненадолго.

– Боюсь, что ваш оптимизм безоснователен. Перемены часто бывают необратимы. Волны перемен несут нас дальше, хотим мы этого или нет, и если мы не понимаем их направления, мы не можем отыскать средств к бегству или защите.

– Защите? Разве мы преступники, что нам надо защищаться?

– �менно так, в глазах большинства. Неужели вы еще не осознали, что для экспроприационистов все Возвышенные без исключения – враги народа и предатели Вонара? Самые мстительные из них требуют казни короля и королевы.

– Эта гнусность невозможна и не заслуживает внимания.

– Вы снова обманываете себя. Это вполне возможно и заслуживает самого пристального внимания. Я располагаю сведениями, которые, вероятно, стоят того, чтобы вы приняли их в расчет. В частности, представляют интерес два факта. Во-первых, мои осведомители в Бевиэре доложили мне, что король, которому удалось убедить своих тюремщиков в добрых намерениях, охраняется не слишком строго и пользуется известной свободой передвижения и возможностью побыть одному в пределах дворца. То же самое, я думаю, относится и к королеве. Меня известили также – а за несколько месяцев расследования я убедился в правдивости этих сведений, – что существует подземный тоннель, вероятно, плод трудов позабытых контрабандистов, идущий под городской стеной и выходящий на берег Вира вниз по течению далеко от городских ворот. Таким образом, средство для спасения короля напрашивается само собой.

Элистэ, подслушивавшая в передней, непроизвольно покачала головой. Теперь, когда его высочество Феронт бежал, охрана Дунуласа и Лаллазай, безусловно, будет усилена. Мерей еще не знает этого, но надежды короля на бегство уже развеялись. Погруженная в собственные мысли, она прослушала ответ бабушки.

– Вы недооцениваете лояльность моих помощников, – снова зазвучал голос кавалера. – Этой тайны не знает никто. Но подумайте сами, графиня, такая возможность побега из Шеррина может сберечь Возвышенным головы короля и королевы. Я намерен сопроводить в безопасное место и прочих Возвышенных – столько, сколько позволят обстоятельства.

– � тем самым разорить их? Это безумие, Мерей.

Элистэ нахмурилась. Бабушка имела в виду недавнее постановление, запрещающее Возвышенным покидать Вонар. Новый закон имел целью предотвратить антиконституционную деятельность за границей, а нарушители наказывались государственной конфискацией или, вернее, ограблением, как совершившие преступление против вонарской собственности и благосостояния. Феронт сбежал. Неужели брат самого короля теперь нищий?

– Я от всей души надеюсь, что вы и ваши родственники будете первыми среди тех, кто спасется таким образом, – настаивал Мерей. – Будьте благоразумны, мадам. Разве ваш долг перед самой собой и перед вашими протеже не в том, чтобы искать безопасное убежище сейчас, пока риск еще не так велик? Будьте уверены, со временем он возрастет.

– Я в этом не уверена. Что до родственников, живших под моей крышей,

– большинство их несколько месяцев назад разъехались по провинциям. Оставшимся же я должна лишь одно: соблюдать строжайшие правила поведения Возвышенных, сохранять выдержку и достоинство, то есть все то, чему они могут выучиться на моем примере. �наче я причиню им вред. А меня лично Шеррин вполне устраивает. Я не склонна оставлять его, а я привыкла следовать своим склонностям.

– Да, есть на свете вещи неизменные. Графиня, надменность всегда была одной из притягательных сторон вашей натуры, но вам нередко приходилось за это расплачиваться. Вспомните только ту осень во Флюгельне, когда ваш отпор Древу, занимавшему в то время престол, вызвал дуэль между Муйнотцем и Фавессиотти. Скандальные толки преследовали вас до самого возвращения в Вонар.

– Упреки, кавалер, вряд ли уместны в устах того, кто не избежал бы наказания, узнай Древ о его роли в этой истории.

– Ваше молчание, графиня, было ручательством моего спасения. Но дело не в этом. Я настаиваю на том, чтобы вы обдумали мой совет. Через несколько часов вы уже можете оказаться за пределами Шеррина.

– Это бесполезно. Я твердо решила остаться.

– Что ж, я так и предполагал. Но тогда, мадам, возьмите вот это. Уверяю вас, что такое вы можете принять без ущемления вашего бесценного достоинства.

Должно быть, он что-то передал ей, ибо графиня спросила:

– Что это?

– Тут написано имя и адрес человека, который сможет предоставить вам помощь и защиту в случае, если я по каким-то причинам буду не в состоянии этого сделать.

– Но, Мерей, разве я когда-нибудь нуждалась в защите?

– Вернее сказать, разве вы когда-нибудь признавались в этом? Что ж, не хотите идти на уступки, не надо, только прошу вас, сохраните это в качестве личного одолжения мне.

– Разумеется, если вы хотите, но это ничего не изменит.

Далее разговор пошел о другом, и Элистэ ушла, решив, что подслушивать все же не стоит. Она уже услышала более чем достаточно, и ей есть над чем поразмыслить. Тихонько поднявшись по ступенькам, она наконец нашла приют в собственной комнате. Была только середина дня, но Элистэ чувствовала себя измученной и несчастной. Голова раскалывалась, слезы застилали глаза, тысячи страхов и вопросов терзали душу. Ее до сих пор не покидали воспоминания об увиденном и услышанном на Торговой площади. Ужасная смерть мадам во Бельсандр перемежалась краткими вспышками-картинками шерринских улиц с красными ромбами, мундирами и вооруженными солдатами, детскими лицами Аврелии и Байеля, а над всем этим звучал спокойный, рассудительный голос кавалера во Мерея, предвещавшего катастрофу. Потом она разберется со всем этим, но не сейчас. Бросившись в постель, Элистэ провалилась в тяжелый сон.