По мнению людей консервативных, Лаллазай слишком вольно пользовалась предоставленным ей правом. Королеве, супруге монарха, не пристало танцевать с многочисленными партнерами. Было бы еще полбеды, если бы Лаллазай выбирала седых стариков с безупречной репутацией и малопривлекательной наружностью, но королева вела себя иначе, – она предпочитала танцевать с самыми легкомысленными из придворных красавцев. Эти молодые люди беззастенчиво флиртовали с ней, шутили, осыпали комплиментами, словно она была не царственной особой, а какой-нибудь гризеткой. Вот и сейчас королева стояла, окруженная галдящей толпой ухажеров, с пылающим лицом и горящими глазами. Она обмахивалась веером и весело смеялась, запрокидывая голову. Многим в зале такое поведение казалось недостойным, если не сказать хуже. Подобная вольность, скорее всего, носила совершенно невинный характер, однако сильно вредила репутации королевы, в особенности среди мелких буржуа и крестьянства. Эту антипатию любовно лелеяли многочисленные враги престола, начиная с иностранных шпионов и кончая смутьянами и профессиональными агитаторами, в том числе весьма неразборчивыми в средствах – вроде бешеного Уисса в'Алёра.
Элистэ увидела, как королева игриво шлепнула веером по плечу одного из кавалеров. Избранник ее величества отвесил низкий поклон, предложил руку, и они присоединились к парам, танцевавшим дриннадо. Прочие претенденты остались стоять возле трона красавицы королевы, славившейся своим кокетством. Бал только начался, и они надеялись, что у каждого из них еще будет свой шанс.
Элистэ ощутила нечто вроде зависти. Не так уж плохо быть окруженной целой толпой поклонников! Разумеется, Лаллазай – королева, хоть ведет себя и не слишком достойно, но ее высокий ранг дает ей несомненные преимущества. Интересно, если б не ореол монаршего сияния, пользовалась бы она таким успехом? Еще больше Элистэ занимал вопрос, выпадет ли успех на долю новой фрейлины Чести? В провинции Фабек Элистэ во Дерриваль считалась несравненной красавицей, но сумеет ли она подтвердить эту репутацию при дворе, среди изысканных кавалеров, умников и вершителей судеб?
«А вдруг меня никто не пригласит?»
Танцующие пары заполнили уже весь зал, а Элистэ все еще стояла на месте, не замеченная и не приглашенная.
«Неужели приезд ко двору был ошибкой? Может, вернуться домой? Что подумают домашние, если я вернусь? Может, сказать, что я заболела? А что, если прямо сейчас упасть в обморок? Нет, мадам мне провести не удастся. Не ускользнуть ли тихонько, пока она не смотрит? Хотя нет, у меня еще есть шанс. Все восхищаются бабушкой, и по праву. Сначала пригласят ее, а потом меня».
И верно, перед мадам во Рувиньяк как раз склонился какой-то кавалер. Элистэ разглядела лишь серебристый парик да багрового цвета камзол. Но тут мужчина распрямился, и брови Элистэ изумленно поползли вверх – такого красивого старика она в жизни не видывала. Высокий, ростом не ниже Дрефа сын-Цино, стройный, длинноногий, с мужественной осанкой кавалериста. Ему, должно быть, лет шестьдесят пять, а то и семьдесят – сеть тонких морщин вокруг глаз выдавала возраст, в углах рта залегли жесткие складки, руки покрыты венами; над безупречной белизной жабо виднелась морщинистая шея. Зато глаза под седыми бровями пронзительно голубые, а лицо загорелое и моложавое. Элистэ не сводила глаз с этого будто выточенного резцом скульптора лица, а волосы, которые она приняла за серебряный парик, на самом деле оказались настоящими, даже не припудренными, собранными сзади в косичку.
Девушка забыла о своих тревогах, ибо пожилой господин явно заслуживал особого внимания. Он смотрел на мадам во Рувиньяк взглядом удачливого игрока. Выражение лица Цераленн под толстым слоем пудры и румян разобрать было трудно. Разве что ее карие глаза немного расширились и наполнились сиянием – других перемен Элистэ не заметила.
– Графиня, вы заставляете меня вновь поверить в Чары Возвышенных. Время не властно над вами, вы победили его, – произнес незнакомец.
– О, сударь, время можно обмануть, но победить нельзя. Главный враг красоты бывает небрежен, иногда он занят другими делами, но в конце концов его торжество неизбежно. Перед этой сокрушительной силой не могут устоять ни красота, ни волшебство, – ответила Цераленн.
– Взгляните в зеркало, и вы увидите, что ваши доводы несостоятельны.
– Ах, Мерей, вы все такой же галантный лжец, как и прежде. Совсем не изменились. Постойте-ка, сколько же лет прошло?
– Восемь – на этот раз. Четыре года я воевал в Гидунне, а потом еще в Нижнем Кренеце. Когда же я превратился в дряхлую развалину, каковое состояние ошибочно почитается у нас за неопровержимое доказательство мудрости, меня назначили послом его величества в Стрелле.
– Даже в своем монашеском уединении я слышала о ваших героических подвигах во время Пиларианского мятежа.
– Ничего героического, мадам. Мои успехи объясняются очень просто: безвыходное положение плюс незаслуженная улыбка фортуны.
– И все же, насколько я слышала, вас прозвали Спасителем Жеренсии.
– Пышные прозвища, подобно фальшивым драгоценностям, стоят недорого: их носят, пока не померкнет поддельный блеск, а потом выбрасывают и забывают.
– Вы, как всегда, несправедливы к себе, хотя нынешнее высокое положение занимаете по праву. Полагаю, что вы заслуживаете большего. К счастью для всего Вонара, ваша скромность не мешает королю оценивать ваши достоинства. Говорят, его величество вызвал вас на родину, чтобы вручить маршальский жезл. Могу ли я надеяться, что вы займете у нас в Шеррине какую-нибудь высокую должность?
– Если то, что вы слышали, правда, то я вынужден буду отказаться от этой чести. То есть от маршальского жезла я, конечно, не откажусь, если мне его предложат, но должности в Шеррине мне не нужно. По известным вам причинам я предпочитаю жить за границей.
– Вы все еще упрямитесь, хотя прошло столько лет?
– Я не меняюсь.
– И сколько вы пробудете у нас?
– Вероятно, два-три месяца. Одно дело я уже сделал, но есть и другие. А как поживаете вы, графиня? Неужели пресытились одиночеством, если наконец решили почтить двор своим присутствием?
– Одиночество, сударь, как нельзя лучше подходит моим летам, а в последнее время и характеру. Мое сегодняшнее появление при дворе – исключение. Я привезла сюда внучку, назначенную фрейлиной Чести. Мне кажется, что у девочки есть будущее. Однако позвольте я представлю ее, и вы составите собственное мнение. – Цераленн, повернулась к своей протеже:
– Благородная Элистэ во Дерриваль, позвольте вам представить его превосходительство кавалера Фаренца во Мерея, посланника его величества в Стрелле. Кавалер, позвольте вам представить мадемуазель во Дерриваль.
– Возвышенная дева, – Мерей склонился над рукой Элистэ. – У вас в глазах царят туманы ранней весны. Ваша молодость и красота поистине радуют взгляд.
– Вы слишком добры, ваше превосходительство. Юность и красота должны склониться к ногам героя Жеренсии. Ваша слава достигла даже нашей отдаленной провинции Фабек, как полуденное солнце, пронизывающее туманы ранней весны.
Кавалер во Мерей громко рассмеялся.
– О, я уверен, что вы не подведете вашу бабушку, а более высокой похвалы я не знаю. Позвольте мне стать первым счастливцем, который воздаст должное новой придворной красавице.
Несмотря на столь блестящий комплимент, Элистэ все же показалось, что он неохотно отвлекается от беседы с графиней. Словно в подтверждение ее мыслей, кавалер, отвесив еще один учтивый поклон, вновь обернулся к Цераленн.
– Мадам, вы слышите – играют дриннадо. Говорят, эту музыку написал Гелазиель, когда увидел вас в первый раз гуляющей на рассвете в саду дворца Мелеш. Может быть, это и легенда, ноя бы хотел, чтобы она оказалась правдивой. Не согласитесь ли вы станцевать со мной? – И Мерей протянул графине руку.
– Благодарю вас, кавалер, но с тех пор, как я гуляла в садах Мелеша, прошло пятьдесят лет, и я уже не гожусь для дриннадо.
Графиня наверняка сказала неправду. Ей просто не хотелось, чтобы внучка осталась одна, всеми брошенная, среди такого количества незнакомых людей. Элистэ поджала губы. Значит, Цераленн ее жалеет – ее, деревенскую мышку! Девушке еще сильнее захотелось оказаться дома, в Фабеке, где у нее не было отбоя от кавалеров. Она как раз собиралась изобразить легкий обморок, который позволил бы ей покинуть бал, но тут перед ней возникла рослая фигура и склонилась в небрежном поклоне:
– Возвышенная дева, окажите честь.
Это был сам герцог Феронтский.
Несколько минут назад взгляд герцога показался Элистэ оскорбительным, и сейчас он вел себя не лучше. Высокомерное, даже дерзкое лицо, а приглашение к танцу прозвучало как приказ. В первый момент она хотела отказать, но тут же передумала. Хуже всего – стоять, словно мраморная статуя, у стены. После секундного колебания, Элистэ приняла приглашение, и герцог ввел ее в круг танцующих. Девушка понимала, что на нее смотрит половина залы, и изо всех старалась придать своему лицу столь же бесстрастное выражение, как у Цераленн. Взглянув искоса на своего партнера, она увидела, что он разглядывает ее лицо и фигуру все с тем же выражением всемогущего и неторопливого судьи. Элистэ вновь ощутила враждебность, смущение, и в то же время она была польщена вниманием столь высокой особы. Она быстро отвернулась, но герцог тут же развернул партнершу лицом к себе, и она вдохнула крепкий, не лишенный приятности запах бренди и табака.
Феронт оказался на удивление хорошим танцором и двигался с легкостью, довольно неожиданной для человека столь плотного телосложения. Он искусно кружил свою партнершу в танце, и Элистэ почувствовала, что ей это нравится. Несмотря на свою неприязнь к герцогу, она даже немного расстроилась, когда дриннадо кончилось. После того как музыка стихла, Элистэ присела в реверансе и протянула руку, ожидая, что герцог проводит ее обратно к бабушке. Однако тот крепко взял ее за запястье и не тронулся с места. Девушка удивленно взглянула в его непроницаемое лицо:
– Ваше высочество?
– Возвышенная дева, я претендую и на следующий танец, – объявил герцог.
– Но он уже обещан, – солгала Элистэ.
– Значит, ваш партнер уступит моему желанию.
– Это невозможно. Проводите меня обратно, пожалуйста.
– Еще рано.
– Тем не менее я этого хочу. Вы же не станете удерживать меня силой?
– Ни в коем случае. Идите, если хотите.
Герцог поклонился, однако руку Элистэ не выпустил. Она дернулась, но он держал крепко. Освободиться без борьбы явно не удастся. Он что – пьян или сошел с ума? На то было непохоже. Несмотря на запах бренди, Феронт твердо держался на ногах, а его движения были четкими и уверенными. Элистэ оглянулась назад, в надежде увидеть Цераленн, но та оказалась поглощена беседой с кавалером во Мереем и не смотрела на внучку. Зато остальные придворные весело, с понимающим видом наблюдали за происходящим. Если б это случилось у нее дома, в Фабеке, Элистэ попросту вонзила бы острый каблучок в ногу слишком настойчивого ухажера, однако здесь, в королевском дворце, да еще по отношению к брату его величества, такой поступок был вряд ли уместен.
Музыка положила конец ее затруднению. На сей раз оркестр заиграл старомодный медленный триерж. Герцог Феронтский взял Элистэ и за другую руку – сквозь перчатку она ощутила жар его тела. Свирепо взглянув на наглеца, она попробовала сопротивляться, но потом неохотно последовала за герцогом.
– Ну вот, так-то лучше, – одобрил он.
– Для кого лучше, ваше высочество? – Элистэ уже совладала с выражением лица, и теперь на нем читалось легкое презрение. – Ваша шутка меня совсем не забавляет.
– Я редко шучу.
– Тем хуже для вас. Впрочем, мне нет до этого никакого дела.
– Вам будет до этого дело, когда мы познакомимся поближе.
– Я не собираюсь знакомиться с вами поближе.
– Тем лучше. Большинство женщин стремятся стать единственными и незаменимыми, а для этого стараются залезть мужчине в душу. Когда же такая особа не встречает взаимности, то чувствует себя уязвленной. Очень приятно иметь дело с дамой, которая готова обойтись без этих скучных игр.
– Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, ваше высочество.
– Вот как? А мне показалось, что вы отличаетесь сообразительностью. Хотя с таким личиком, как ваше, это не имеет никакого значения.
– Кажется, ваше высочество пытается за мной ухаживать? – с насмешкой спросила Элистэ.
– У меня нет времени на пустые галантности. Придется вам обойтись без них.
– Возможно, я услышу их от кого-нибудь другого.
– Не рассчитывайте на это.
– Не слишком ли вы в себе уверены, ваше высочество?
– У меня есть на то все основания. Посмотрим, как обстоят дела. Вас здесь никто не знает, у вас нет влиятельных родственников, вы приехали из какой-то глуши, а я – герцог Феронтский. Вы молоды, но наверняка честолюбивы, иначе не появились бы при дворе. Таковы исходные данные, а вывод самоочевиден. – Герцог слегка пожал плечами. – Это бесспорно.
– Бесспорно то, что ваш грубый цинизм еще отвратительнее, чем столь наглое предположение.
Бабушка наверняка содрогнулась бы от ужаса, услышав эти слова, но Элистэ уже позабыла об этикете.
Однако на герцога ее восклицание не произвело ни малейшего впечатления. Он лишь заметил:
– Я вижу, вас оскорбляет моя манера выражаться. Ничего, придется привыкнуть.
– Придется? Я правильно вас расслышала?
– Не знаю, эти придворные обезьяны так расшумелись. Знаете что? В конце галереи есть тихая комнатка, там нам никто не помешает. Идемте туда, и я вам все объясню. Ну же!
Элистэ изумленно воззрилась на герцога.
– Что ж, если хотите, сначала дотанцуем триерж, – милостиво разрешил он, сделав вид, что не понимает ее замешательства.
– Дотанцуете без меня!
Яростным движением Элистэ высвободилась из его рук и быстро зашагала прочь, не обращая внимания на взгляды любопытствующих. Если этот наглец посмеет задержать ее, она непременно наступит ему на ногу – и будь что будет. Однако герцог Феронтский не стал преследовать беглянку. Если бы она оглянулась, то увидела, что он смотрит ей вслед с повышенным интересом.
Очевидно, внимание, оказанное новоиспеченной фрейлине герцогом, означало, что испытание пройдено успешно, ибо теперь от кавалеров не было отбоя. Элистэ больше не томилась у стены в компании бабушки; череда танцев так закружила ее, что она уже не помнила, где осталась Цераленн. За вечер она сменила, пожалуй, не меньшее количество партнеров, чем сама королева. Каждый придворный кавалер – вне зависимости от возраста – во что бы то ни стало хотел разглядеть новую фрейлину Чести вблизи. Партнеров было так много, что Элистэ не смогла запомнить все лица и имена. Однако некоторые произвели на нее особое впечатление. Маркиз во Ль„ в'Ольяр – тот самый, с полным лицом и тучной фигурой – оказался скучным и вялым собеседником. Он все время говорил о своем поместье, о новом особняке, о каретах, лошадях, яхте и коллекции монет. Правда, выглядел он вполне безобидно. Поэтому, когда маркиз предложил покатать Элистэ по садам Авиллака в своем новом роскошном фаэтоне, она не стала сразу отказываться. Граф Рувель-Незуар во Лиллеван, чьи черные кудри, сияющие синие глаза и безупречный профиль составили ему славу первого красавца королевского двора, в отличие от толстяка был стремителен и блестящ. Он считался талантливым поэтом, написал множество трогательных сонетов, чувствительных пасторалей и томных мадригалов. Граф казался идеальным кандидатом для романтической истории, но у него был один существенный недостаток. Несмотря на знатное имя, во Лиллеван не имел ни бикена за душой. За его роскошные наряды платили кредиторы. Граф по уши залез в долги, и расплатиться с ними он мог бы разве что с помощью приданого.
Благородный Векин в'Иссеруа, третий сын герцога Лесиньского, был красноречив, энергичен и восторжен. Щуплый, маленького роста, но кипящий энергией, с крошечными черными глазками, неистово горящими на курносом широком лице, уродливость которого лишь подчеркивали украшенные драгоценными камнями зубы – последнее веяние моды. Это зрелище показалось Элистэ малопривлекательным, зато Векин оказался очаровательным собеседником: он легко перескакивал с предмета на предмет, но неизменно возвращался к своей излюбленной теме – Чарам. Векин в'Иссеруа был уверен, что унаследовал от своих предков магический дар. Трудно было судить, так ли это на самом деле – молодой человек слишком самозабвенно предавался придворной жизни и скачкам, и вряд ли у него имелась возможность изучить древнее искусство с тем же тщанием, с каким это делал всю жизнь дядюшка Кинц. Уловив скептический взгляд партнерши, кавалер пообещал, что продемонстрирует ей свое мастерство, причем сегодня же. Когда Вскину наконец удалось разжечь любопытство Элистэ, он вдруг раскланялся и исчез.