– У ручья окопать пушки, вал насыпать и хотя бы фута на три поднять их. Тогда лучше будет определять цель и легче прицел наводить. Сейчас же и приступайте все вместе, а то выспаться не успеете. Наверняка утром начнется сражение. Мушкетеры будут недалеко. Их задача – сеять панику залпами.

Часа четыре потребовалось отряду, чтобы вместе с помощниками из туземцев соорудить приличную позицию. Батарея оказалась высоко поднята и имела довольно неприступный вид. Крутые откосы насыпи исключали успешную атаку вражеской конницы, а пехоту легко будет сдержать огнем мушкетов.

Ворочаясь на жесткой подстилке, Петька никак не мог заснуть. Мысли лихорадочно вертелись в его голове, сердце учащенно билось. Пот заливал его тело, он с ужасом думал, что завтра не сможет успешно вести огонь по неприятельским слонам и коннице. Смутные предчувствия тревожили душу. Ему казалось, что он струсит, и это сильно огорчало его, заставляло осторожно озираться по сторонам. Но никто не обращал на него внимания, и он заметил, что не только он один не может заснуть. Кое-кто тоже мучался бессонницей. Это немного утешило парня. Однако лишь незадолго до утра он немного задремал.

Резкие звуки трубы заставили войско зашевелиться. В предутреннем тумане светились затухающие костры, которые тут же запылали ярким пламенем. Воины сели подкрепиться перед сражением.

Стан противника светился такими же кострами, но их было заметно больше. У воинов это вызывало чувство неуверенности и страха. Чувствовалась нервозность и раздражительность.

Капитан Эжен спокойно обходил своих матросов и уверенно напутствовал каждого. Видно было, что такое он проделывал всякий раз, когда наступали подобные минуты.

Гардан сосредоточенно жевал мясо, в то время как Пьер неохотно и вяло мусолил кусок хлеба с луком. Аппетита явно недоставало.

– Петька, – сказал сочувственно Гардан, – ты не больно-то думай о сражении. Ты же при пушке, а это будет далековато от самого главного. Не бойся! Я постараюсь далеко от тебя не отходить.

– Да как-то муторно мне, Гарданка. Нехорошо на душе, противно.

– Такое завсегда бывает у новичков. Я и то трясусь порой, прямо не могу дрожь утишить. Так что успокойся. Наверняка все будет кончено быстро. Капитан уверяет, что огонь наших пушек сделает свое дело.

– Да уж очень сильное войско у противника. Как бы наши не побежали.

– Все в руках Всевышнего, Петя, – серьезно ответил Гардан. – Будем молиться перед боем и уповать на Бога. Авось не покинет своими милостями.

Брызнули лучи солнца. Воины покончили с едой и спешно строились на берегах ручья. Вдали, шагах в трехстах, то же самое делала рать противника.

– Глянь-ка, Гарданка, слоны! – воскликнул с долей беспокойства Пьер.

– Уже заметил. Вот твоя главная цель. Как ты с нею справишься, так и сражение пойдет. Плохо, что у них большое преимущество в коннице. Да и пехоты достаточно.

К друзьям подошел Густав Руж. Поглядел внимательно, сказал:

– Далековато для наших пушек, как ты считаешь, Пьер?

Юноша с уважением поглядел на слонов, потом на Густава и молвил:

– Что ж делать, Густав? Знать, так и будем палить. Авось сатана нас за руку не дернет.

Ему было приятно, что опытный пушкарь так уважительно, как к взрослому, обратился к нему за советом.

– Почти наверняка войско неприятеля придвинется к ручью, – заметил Гардан. – Тогда и дистанция сократится. Так что ждите момента.

Густав с сомнением поглядел на Гардана, но ничего ему не ответил.

Построение войск заканчивалось. Вдали маячили раджа со свитой, все на конях и в блестящих шлемах.

Отряд капитана тоже облачился в доспехи, которые состояли из легких нагрудников и шлемов. Эжен всегда старался избежать лишних потерь. Многие пытались отказываться от доспехов, считая, что эти железки только мешают, однако капитан настаивал. Противиться ему люди не смели. И теперь маленький отряд поблескивал снаряжением, готовясь вступить в бой по первому знаку.

Глава 5

Сражение

Не прошло и часа после восхода солнца, как войско противника огласилось ревом возбужденных воинов, звуками труб и боем барабанов.

Оно медленно двинулось к берегу ручья, конница с нарастающей скоростью устремилась на правый фланг, совершая глубокий обход с целью зайти в тыл или ударить по флангу.

– Пушкари! – донеслось до Пьера из рядов матросов. – Ваша цель – слоны. Когда завершите это, переключайтесь на конницу. И получше гоняйте туземных помощников! Они могут дать деру, так что будьте начеку и пресекайте все попытки бежать. С Богом, братья!

Петька бросился к пушке и лихорадочно стал наводить ствол на цель. Слоны находились несколько правее его позиции и были хорошо видны на фоне светлой массы пехоты. Их серые туши с башенками на спинах мерно колыхались. Из башенок выглядывали стрелки из луков. Погонщики неторопливо орудовали палками с железными пиками на конце. Бивни зверей горели начищенной бронзой. Слоны помахивали хоботами и смешно шевелили ушами.

Петька беззвучно шевелил губами, то ли шепча молитву, то ли прося Бога помочь ему в этом страшном деле. Он волновался и никак не мог успокоиться. Темнокожие помощники боязливо поглядывали на него и пушку, ожидая ее скорого грохота.

В десяти шагах левее возился с пушкой Густав. Он глянул в сторону Петьки, подмигнул и успокоительно мотнул головой. Петька почувствовал какое-то теплое чувство к этому хмурому человеку. Его подмигивание и кивок как-то сразу успокоили его. И хотя у горла парня сильно пульсировала артерия, тело его приобрело уверенность, а руки перестали дрожать.

А войско неприятеля, пройдя пару сотен шагов, остановилось перед ручьем. До него было самое большее двести шагов. Петька уже хорошо определял расстояние и теперь быстро, но уже уверенно стал наводить ствол пушки на дальнюю пару слонов. Так они договорились с Густавом.

Слоны стояли парами, почти вплотную и были хорошей мишенью. Петька тщательно наводил, учитывая и ветер, который освежал прохладой его разгоряченное лицо, и высоту расположения пушки.

Он вопросительно глянул на Густава, и тот согласно кивнул, давая понять, что время наступило. По поведению войска было видно, что оно готово двинуться вброд через ручей.

Петька взял фитиль у чернокожего помощника и вдавил его в затравник. Сверкнула короткая дымная вспышка, орудие грохнуло струей дыма, откатившись назад.

Петька напряженно всматривался в едва заметный след от ядра. Оно врезалось в бедро переднего слона. Тот вскинулся, хобот взлетел вверх, и воздух огласился тоскливым трубным гласом боли и тоски. Туша животного стала заваливаться на бок. Он толкнул соседнего слона, тот заволновался, закрутил головой, а раненый зверь заметался, уже лежа на земле. Видно было, как стрелки посыпались из башенки, которая покатилась, оторвавшись от слоновьей спины.

Петька краем глаза увидел, что и выстрел Густава снес башенку с хребта другого слона. В рядах противника поднялась паника. Пехота забеспокоилась, стала разбегаться подальше от двух пока не раненных, но уже разбушевавшихся слонов. А те затрубили тревожно и зло. Погонщики не справлялись с ними. Первые ряды неприятельского войска затоптались на месте.

Пьер и Густав орали на чернокожих помощников, которые обалдело носились, заряжая, прочищая и поправляя пушки.

Прошло минуты три, прежде чем войско противника смогло немного успокоиться и двинуться вперед. Они подошли уже к ручью, и первые ряды вступили в теплые воды, когда оба орудия снова пальнули, но уже картечью. Она с отвратительным визгом врезалась в ряды пехоты, кося воинов десятками. Они тут же смешались, забарахтались в воде, но продолжали скорым шагом форсировать ручей.

Раздалась команда капитана, стройный залп мушкетов перекрыл крики толпы. Тут же туча стрел с легким свистом понеслась в противника. Он явно смешался и почти перестал двигаться вперед. Они не ожидали такой встречи, были уверены в своем превосходстве и теперь, мешая друг другу, толпились по обоим берегам ручья. Паника в рядах неприятеля явно нарастала.

– Пьер! – услышал вдруг юноша голос Густава. – Поворачивай ствол правее, там наши не выдерживают! Спеши, парень!

Петька прикрикнул на чернокожих, те спешно разворачивали орудие, на ходу прочищая его банником. Другие стояли наготове с пороховым зарядом, порцией картечи и фитилем.

Справа шла отчаянная битва. Плотные ряды противника теснили союзников. Петька взял чуть левей общей линии сечи и пальнул. Полтора десятка воинов тут же повалились на землю. Так же прочесал ряды наступающих и Густав. Это подействовало на атакующих. Их пыл сильно поубавился. Союзные войска, видя такую огневую поддержку, перешли в контратаку и отбросили противника к ручью.

А Петька вдруг заметил группу неприятельских всадников шагах в двухстах, которые стояли на невысоком холмике. То был чужой раджа со свитой. Петька стал торопливо наводить на эту группу, приказал затолкать в ствол заряд и ядро. Пушка выстрелила, и Петька проследил за полетом ядра. Оно ударило какого-то коня, тот тут же свалился, а ядро прыгало среди всадников, пока не успокоилось. Группа тут же рассыпалась и поскакала в тыл, подальше от губительного огня пушек.

По войску противника прокатилась волна рева. В нем слышался страх, возмущение и неуверенность. Он ширился, наконец неприятельские воины стали отступать, оглядываться по сторонам. Они видели поспешное отступление своего повелителя. Паника разрасталась, и вскоре отдельные группы чужаков стали поспешно отходить назад.

В ответ войско союзников окрепло духом. Оно ринулось вперед, не видя, что конница противника уже показалась у них за спиной.

Кто-то закричал, указывая на это. Густав тут же заорал на прислугу, и те бросились разворачивать пушки в сторону надвигавшегося конного отряда. В пылу сражения все забыли о напутствии капитана и теперь старались наверстать упущенное.

Они едва успели выстрелить и проследить, как ядра, прыгая среди коней, разили их. Задние наскакивали на смятые ряды передних, кони заржали, заплясали на месте.

Капитан Эжен бросил своих матросов навстречу коннице. Они пробежали между своими отрядами и успели занять выгодную позицию. Тут же прозвучал залп, потом другой, ибо помощники тащили за матросами запасные мушкеты. Лучники выпустили тучу стрел, и масса конного войска почти прекратила свое наступление. Начальники кричали, ругались, секли саблями нерешительных, но новый залп, на сей раз уже из пистолетов, никак не способствовал атаке.

Вскоре подоспела конница союзников. Во главе с раджой она врезалась в смешавшиеся массы противника. Началась страшная сеча, но это дало возможность перезарядить оружие. Пушки грохнули в очередной раз, сея смятение и смерть в рядах противника. Чаша весов явно и неумолимо склонялась на сторону союзного войска.

А на подступах к батарее еще царила угроза окружения. Воины бились уже в двадцати шагах. Густав прокричал приказ заряжать картечью.

Вскоре через переводчика, который постоянно находился рядом, он приказал расступиться рядам своих воинов, и, когда те выполнили приказ, орудие своим выстрелом почти в упор проделало изрядную брешь в рядах наступающих. Петька последовал его примеру, но его успех был скромнее. Однако общее нарастание паники коснулось всего войска наступающих. Оно дрогнуло по всему фронту. К тому же слоны так и не смогли ничего сделать. Они больше вредили, увеличивая панику. Два слона, оставшиеся в живых, носились по полю, и свои же воины разбегались перед ними. Наконец погонщики сумели направить их в тыл, где кое-как успокоили.

Петька заметил изменения, происходящие на поле битвы прямо перед батареей, и радость охватила его юное сердце. Он радостно и победно закричал, но тут же схватился за щеку. В ней торчала стрела, пущенная умелой рукой. Она пробила левую щеку и, слегка оцарапав верхнее небо, застыла. Кровь тонкой и горячей струйкой побежала по шее. Оперенный конец древка покачивался, причиняя сильную боль, рот тут же наполнился кровью, которая вытекала по губам. Петька опустился на лафет, с недоумением оглядел суету боя и, встретившись взглядом с одним из чернокожих, глазами умолял его помочь.

Индус бросился к Петьке, осмотрел его и стремительно обломил у ранки стрелу. Петька вскрикнул, а индус уже залез пальцами в рот и стал отгибать наконечник. Боль волной захлестнула Петькино сознание, и он лишился чувств.

Когда он очнулся, то увидел себя лежащим у пушки, щека раздулась, но стрелы не было. Он ощутил за зубами комок тряпицы, а лицо было стянуто чистой полоской ткани. Голова болела, болела рана, но бой уже отдалялся. Петька с трудом повернул голову и увидел, что войско противника спешно отступает, преследуемое союзниками. Победные кличи заполняли всю долину. Отдельные группы еще сражались, но это была агония неприятеля.

Петька, однако, не ощутил никакой радости. Ему было не до сражения. Он был весь во власти боли. Индус смотрел на него с жалостью, но и с ободрением, он что-то говорил на своем тарабарском наречии, но Петька и не пытался его понять.

Во рту чувствовался сильный вкус крови. Вскоре подошел другой индус. Это был лекарь, Петька уже видел его как-то раз. Он подал парню чашку с пойлом и показал, что надо делать. Петька с трудом втянул глоток горьковатого настоя и покатал жидкость во рту, потом с трудом наклонился, и лекарство само вылилось на землю.

Лекарь одобрительно заговорил, заулыбался и знаками дал понять, что так надо продолжать и дальше. Юноша согласно закивал и принял чашку, поставив ее на лафет.

Шум сражения отдалялся. Долина была усеяна тысячами трупов и раненых. Воины уже собирали своих павших товарищей, оказывали помощь пострадавшим, добивали чужих раненых. Кое-где всадники носились по зеленому, слегка вытоптанному ковру травы, и Петька никак не мог понять, чего они носятся без толку, когда сражение уже фактически закончилось.

Он поискал глазами Гардана, но его нигде не было видно. Не было и матросов. К нему подошел Густав с черным от копоти лицом, усталыми глазами.

– Как же тебя, юноша, угораздило схватить стрелу? Стало быть, тебе не повезло. Ну да крепись, могло быть и хуже, а это скоро заживет.

Петька хотел ответить, но вместо слов лишь промычал что-то нечленораздельное и жалобно посмотрел на старшего товарища.

– Сиди, сиди, не рыпайся и молчи. Тебе нельзя говорить. Хоть другая-то щека цела?

Петька кивнул, и Густав одобрительно похлопал юношу по плечу:

– Славно поработали, Пьер. Тебе причитается награда, а я уж об этом позабочусь. Отменно стрелял. Ни одного промаха. Для начала просто блестяще. Поздравляю!

На глазах у Петьки сверкнули слезы, а Густав засмеялся, обнажая на черном лице белый ряд зубов, потом продолжил дружески:

– Все, Пьер, успокойся! Теперь уже не страшно, все позади. Осталось передохнуть с недельку, получить награды, и можно топать на корабль. Уже и сезон начинать можно. Ты понял?

Промычав что-то невнятное, Петька согласно закивал. А Густав продолжал, как бы соскучившись по разговору, хотя, может, так оно и было:

– Здесь лекари хорошие, да и наш капитан дока в этом деле. Быстро оживят тебя. Вот только поголодать тебе придется малость, но это и к лучшему. Мы к такому привычны, верно? Каждую неделю, если не забыл, один день у нас пост. Скоро опять все будет восстановлено по старым обычаям. Ладно, сиди, а я пойду за пушками присмотрю, а то наши союзнички попробуют выпотрошить их малость. А огневой запас надо беречь. Самим пригодится. Ну, пока, Пьер, и не отчаивайся! Все пройдет, заживет до свадьбы!

Страшно хотелось пить, но глотать отвар Петька не решался. Он только полоскал рот, кривился от боли и горечи. Выше шеи все болело. Ему трудно было ворочать головой, и он ощущал, как опухоль ширится, закрывая глаз.

Очень хотелось увидеть Гардана и узнать, как он там, не случилось ли с ним чего. Но никаких сведений о друге не было, и Густав о нем ничего не сказал, а позвать было нельзя. Говорить Петька не мог.

Вскоре заиграли трубы, сзывая воинов под знамена раджи-победителя. Ликующие воины с гомоном и криками стекались со всей долины. Появились и матросы, все чумазые от порохового дыма. Кое-кто уже с повязками, а одного тяжелораненого несли на носилках. Одного Гардана не было видно, и Петька уже заволновался. Раджа неторопливо объезжал своих воинов, поздравлял с победой, радостно улыбался и сыпал обещания щедро вознаградить каждого.

Петька жадными глазами высматривал Гардана. Того нигде не было. В душе юноши зародился жуткий страх за друга, он разрастался, заполняя его всего. Самые мрачные предположения вселились в его и так болящую голову. Лишь один матрос по имени Жан Задира, поняв, как беспокоит парня судьба друга, поведал, что видел Гардана сидящим на коне, но затем потерял его из виду.

Стало быть, подумал Петька, Гардан умчался добывать себе славу на коне и, конечно, с саблей наголо. Но где же он теперь? Не случилось ли с ним несчастья? И что будет со мной, коль я останусь один?

Затем он немного устыдился своих мыслей. Получается, что он больше думает о себе, чем о друге.

Подошел капитан и молча стал осматривать бледное Петькино лицо, потом спросил участливо:

– Что, Пьер, болит рана? Как же это тебя сподобило схватить под самый конец боя стрелу? Ну да ничего, это не так уж и опасно. Дай-ка я тебя посмотрю.

Он осторожно снял повязку и осмотрел уже раздувшуюся щеку, потрогал опухоль вокруг ранки, молвил успокаивающе:

– Ерунда. Зубы целы? – Пьер утвердительно кивнул. – Тогда через пару дней станет заживать. Сейчас я положу тебе на ранку мазь, замотаю и завтра сменю, а там и подсохнет. Принесите мне воды и чистую тряпицу. Надо же нашего героя обтереть, а то он похож на черномазого сатану.

Вскоре рана была обработана, смазана, и на нее наложена чистая повязка.

А все матросы, уцелевшие в бою и не получившие ран, уже бултыхались в ручье, смывая грязь, копоть и пыль сражения. К ним присоединился и капитан, тщательно обтираясь пучком травы.

Потом матросы стали тревожно оглядываться в поисках Гардана. Войско уже готовилось отправиться в путь в столицу княжества, когда Дуарте воскликнул, указывая пальцем вдаль:

– Эй, глядите! Наш Гардан кого-то волочит на аркане! Никак удалец пленного зацапал?

К ним приближался Гардан, гордо восседая на коне, а позади него плелся, спотыкаясь, какой-то далеко не простой человек, судя по воинскому поясу с ножнами, усыпанными сверкающими каменьями и золотыми бляшками.

– Видать, знатного пленника парень отхватил! – сказал Густав Руж, присматриваясь к приближающимся. – Глядите, какие у него ножны, а сабля, видать, и того богаче. Ну и проныра же этот Гардан, везде успеет! Эй, Гардан! Правь к нам! – Голос Густава загремел, как во время пальбы из пушек.

Петька радостно отметил, что друг даже не ранен, и в груди его разлилась мягкая волна восторга. Он хотел тоже что-то крикнуть, но скривился от боли и забросил эту затею, только поднялся на ноги и ждал приближения друга.

Гардан подъехал, спрыгнул с коня и подошел к капитану.

– Капитан, принимай драгоценного пленника. Шайтан знает кто он, но уж то, что человек важный, – это точно. Глядите, какое одеяние, а драгоценностей на оружии больше, чем у нас во всей команде. А вот еще что я снял с его тюрбана, – Гардан протянул капитану рубин овальной формы в обрамлении маленьких голубых камушков в золотой оправе.

– Ну-ка, Гардан, что ты нам преподнес? – спросил капитан и стал разглядывать пленника и драгоценность. – А ведь это очень дорогая вещь, ребята. Рубин в окружении сапфиров! Знатная штука! Я вижу, у тебя на боку его сабля, давай сюда, поглядим.

Гардан с явной неохотой отстегнул от пояса саблю и подал ее капитану.

– Не кривись, молодец, – усмехнулся капитан, заметив недовольство Гардана. – Саблю ты можешь оставить себе – в бою достался тебе этот трофей. Жизнью рисковал за нее. Мы только поглядим.

Сабля была действительно отменная. Клинок отливал голубизной и явно вышел из рук какого-то знаменитого мастера Дамаска. Бирюзовая рукоять с золотым витым шнуром была покрыта разноцветными каменьями, а на шишаке сверкал довольно большой изумруд, закрепленный витыми усиками из чистого золота. Золотой же эфес был усеян мелкими каменьями.

– Кто же этот пленник? – спросил капитан и, не находя ответа, продолжил: – Надо его к радже свести, пусть он определит, а мы за него хороший выкуп получим. Видно, что он того стоит.

Матросы с интересом рассматривали молодого красивого воина с едва пробивающимися усиками, но уже выбритым подбородком. Его большие агатовые глаза смотрели без страха, но заинтересованно и с любопытством. Даже в таком положении он держался вызывающе.

– Гардан, – обратился к юноше капитан. – Ты его захватил, ты и поедешь со мной к радже на переговоры. А пока достань-ка мне коня, вон они еще бродят без седоков. Прихвати нескольких, а то у нас есть раненые – им будет куда удобнее ехать, чем идти.

Вскоре Гардан умчался с одним индусом, понимавшим португальскую речь, к радже – предупредить о пленном и о скором посещении капитана.

Час спустя выяснилось, что пленный – племянник правителя, разгромленного только что, и за него установлен выкуп огромного размера, половина которого останется у экипажа «Волка».

Уже поздно вечером при свете факелов войско вступило в возвращенную столицу. Городок оказался маленьким, но дворец раджи вызывал восхищение своей архитектурой, хотя и был невелик.

Уставшие и измученные походом, воины разбрелись по сараям или просто расположились на земле. Жители с трудом скудно накормили их, и в тот же час все погрузились в тяжелый сон. Лишь небольшая стража изредка оглашала ночную тишину перекличкой.

Глава 6

Добыча

Прошла неделя отдыха, и настало время отправляться на корабль. Раджа сдержал слово и щедро вознаградил отряд. Отдельно по рекомендации капитана наградил матросов, отличившихся в сражении. Среди них оказались и наши друзья.

В сопровождении сотни воинов раджи отряд матросов благополучно добрался до бухты с портом Квили. Корабль оказался на месте, и ничего непредвиденного за время отсутствия отряда с ним не произошло.

– Наконец-то мы на корабле, – воскликнул Петька, с удовольствием оглядывая палубу и встретивших их матросов.

– А я зато душу отвел в походе. Вспомнил старые времена! – блаженно ответил Гардан.

– И то хорошо, Гарданка! И у меня почти рана зажила. Так что мы с достатком оказались. Но говорят, что скоро делить будут полученное за поход. Ты слыхал?

– Об этом все только и говорят. Капитан назначит день, но думаю, что скоро.

– Интересно! Много ли получим? Как ты думаешь?

– Думаю, что тебе достанется больше всех – отличился ведь знатно.

– А ты? Небось, каждый тебе завидует. Получить такую саблю! Да это же целое состояние! Можно всю жизнь на нее прожить!

– Тебе не понять, но я ни за что эту саблю никому не отдам ни за какие сокровища. Это трофей! Личная добыча! Надо понимать.

И вот настал долгожданный день дележа. Капитан восседал за застеленным зеленым сукном столом. Рядом расположился писарь с бумагами, а на палубе лежала груда золота, дорогой утвари, тканей и драгоценных и полудрагоценных каменьев.

– Братья волки! – голос капитана звучал вдохновенно и с глубоким значением. – Сегодня нам предстоит заняться приятным делом. Мне приятно будет рассчитаться с вами за тяжелый труд, который вы перенесли в походе. К сожалению, один из нас переселился в другой мир. Но что мы могли ожидать другого? Слава Богу, что только один. Могло быть и хуже. Однако все остальные поработали на славу и теперь получат достойную плату за это.

Капитан дал возможность морякам обменяться восклицаниями, которые рвались у них из глоток. Возбуждение должно иметь выход, и оно нашло его в пятиминутном крике, спорах и впечатлениях. Капитан терпеливо переждал шум, и когда матросы стали помаленьку успокаиваться, продолжил:

– Братья! Нас теперь двадцать два человека плюс повар с помощником. Стало быть – двадцать четыре. Вот на них и будут распределены все наши добытые сокровища. Погибшего, к сожалению, одарить нет возможности. У него нет родных, и его доля будет служить на пользу судну, как это и было решено с давних времен.

Капитан передохнул, заглянул в бумаги, которые слегка шевелил утренний бриз. Он что-то сказал писарю, тот согласно кивнул, а капитан снова обратился к матросам:

– Здесь все разложено по долям, и всего их девяносто восемь. Тут учтены заслуги, ранения и прочие договорные условия. Итак, мне причитается десять долей как капитану и владельцу судна, Жаку – шесть долей, Пьеру тоже шесть долей как отличному бомбардиру и за ранение, Гардану шесть долей с учетом пленения знатного вельможи, Густаву…

Тут поднялся гомон, и капитан вопросительно остановился, спросив:

– Братья, чем вы недовольны? Говорите внятно, не все разом.

– Гардану слишком много! Молод еще! Хватит ему и пяти долей!

– К тому же у него сабля тянет с десяток долей!

– Братья! При чем тут молодость? Гардан захватил пленника, который дал нам почти двадцать долей выкупа. Разве этого мало для вас? А сабля – это его личная добыча, так и раньше случалось. Так что пусть он ею пользуется, а все знают, что самые большие заслуги должны и больше давать герою. Хватит, больше не будем о том говорить.

Матросы малость пошумели, но уже без злобы, а просто для порядка, чтобы спустить пар.

– Продолжим, братья. – Капитан перечислил доли всех участников команды, а потом добавил:

– Всю добычу вы видите перед собой. Сейчас все получат то, что причитается каждому, но после того, как я возьму свои доли, так?

– Так, капитан! Как положено, так и делай! Все правильно! Начинай!

Капитан поднялся, подошел к куче добра и отобрал себе положенное. Это оказался рубин, снятый Гарданом с пленника, который и составлял десять долей. Некоторые удивлялись такому выбору, не понимая, что из себя представляет этот камень. Однако капитан это хорошо представлял.

Каждый матрос тянул номер, и писарь отпускал ему его долю. Так продолжалось целый час. После этого тот же писарь стал отбирать все это назад и менять на деньги, но тем, кто этого не хотел, оставлял вещи, не считая дорогих тканей, утвари и прочей объемной добычи, занимающей много места. Это в обязательном порядке подлежало обмену. Так было покончено с дележкой. Все ценности были сложены в большой капитанской каюте в ящички и заперты индивидуальными ключами. Каждый матрос хранил свой ключ у себя. Небольшую сумму тут же выдали тем, кто отправлялся на берег покутить и развлечься. Некоторые немного ворчали, но откровенно протестовать не решались. Они все принимали на себя подобные обязательства, и капитан строго следил за соблюдением всех договоренностей.

– Теперь мы богаты, Гарданка! – воскликнул Пьер, когда все было закончено и волнения улеглись. – Особенно ты, мне так приятно за тебя!

– А что толку с того? Когда мы сможем все это потратить? И будет ли у нас такая возможность? Сможем ли мы осуществить все, что хотели бы? Может, завтра же мы все пойдем на корм рыбам!

– Ой, Гарданка! Чего это ты так заговорил? Такое радостное событие, а ты мрачный и злой. С чего это ты?

– Да все из головы не идет, что матросы завидовали мне. Противно!

– Да ты не держи на них зла, Гарданка! Они уже и забыли про это.

– А я не забыл, Петя. Думаешь, мне легко достался этот пленник? Я головой рисковал, захватывая его. Ты и сам видел вмятину на панцире. Это саблей меня полоснули, да я успел увернуться, а то бы видел ты меня тут… Пришлось двоих зарубить, а третий сам утек. Да я тебе уж об том рассказывал, помнишь?

– Конечно, помню. Потому и хочу, чтобы ты не переживал. Радуйся! Капитан правильно сказал про тебя. Он молодец, правда? Правильный мужик. Мне он так нравится!

– Однако взял себе самое лучшее. Мой рубин был! Ему, наверное, и цены нет. Знал капитан, что взять.

– Да брось ты сетовать, Гарданка. Он же капитан, и на нем такая ответственность и забота об нас. Он же все это организовал и осуществил. К тому же потери самые малые, сам знаешь. Не надо тешить себя завистью. Я даже думаю, что капитан еще маловато себе берет.

– Может, ты и прав. Но настроение у меня не улучшается. Тоска!

– А мне хорошо. И ты перестань думать плохое. Зря все это. Давай в город выберемся. Ведь скоро в путь отправляться. Тогда не до развлечений будет. Кто знает, сколько продлится и каким будет наш очередной поход?

– А что? Давай сходим в город. Откровенно говоря, я бы не отказался от хорошей девчонки. Ты правильно сказал, что никто не знает, как долго продлится наш поход, да и куда мы пойдем, ты знаешь?

– Капитан не говорил. Наверное, он сам еще не решил.

– То-то и оно. Так что я поддерживаю твое предложение. Ты как?

– Мне неловко как-то девчонками заниматься, Гарданка. Постоянно чувствую себя очень плохо. Да и не очень меня это привлекает.

– Странно как-то ты говоришь. Все только об этом и разговоры ведут, а ты… Ну да ладно. Пусть так и будет. Это твое дело. Но хоть составь мне компанию. С другими мне не очень-то охота шляться. Они все слишком взрослые для меня. А с тобой я привык.

– Уговорил. Пошли просить Жака. Он должен отпустить. Не к капитану же с этим идти.

Жак для порядка немного упрямился, но скоро сдался и отпустил ребят, зная, что они одни из самых дисциплинированных матросов экипажа. К тому же денег они не просили, ибо кое-что еще оставалось у них от прежних прогулок в город.

«Волк» стоял на якоре у самого выхода из порта, и потому пришлось просить товарищей отвезти их на берег и к полуночи забрать назад. За это пришлось даже заплатить немного.

Не прошло и недели, как капитан объявил, что они отплывают на Цейлон с грузом хлеба и кокосового масла, а потом на архипелаг острова Мале. Почти никто не знал, где это, однако задавать лишние вопросы тут было не принято. Капитан надумал что-то, а ему доверяли полностью.

Первая половина плавания оказалась трудной. Зимний муссон был противным, и приходилось часто лавировать, менять галсы, а это всегда выматывало команду. Частенько перепадали дожди, море постоянно слегка штормило. Но при подходе к Цейлону ветер почти успокоился, и в порт Ануру вошли при тихой погоде.

Разгрузились быстро, захватили провизии, воды, загрузились балластом. Отдых был коротким, но за десять дней перехода большего и не требовалось. Да и тратить деньги в этом маленьком городке не было никакого смысла. Их все берегли для больших городов, где много соблазнов и развлечений.