– Собачий бой?

Ольга ответила:

– Что-то не похоже.

А шофер вздохнул:

– Ну, а что теперь-то делать?

Подумал, достал из машины фуражку с таксистским значком, надел, сразу принял какой-то очень официальный вид, вынул ключ зажигания, зачем-то поднял стекло у своей дверцы и дверцу захлопнул с таким видом, будто собрался куда-то надолго уйти.

А где-то в доме веселый женский голос вдруг спросил:

– Боря! А кто во второй машине приехал?.. Ну, во второй, которая вот и сейчас стоит. Разве это не с вами?..

И как только глухая калитка открылась, оттуда сначала вылетел Варяг, потом какой-то черный спаниель, а затем в ней остановилась женщина в спортивных брюках с белыми лампасами – видимо, ровесница бабы Наты, только похудощавей ее. Варяг сразу прыгнул на Митьку, стараясь лизнуть его в лицо, а спаниель побежал в сторону леса, и женщина нервно закричала сразу на обеих собак: «Джигит! Джигит! Ко мне! Варяг, фу! Варяг, фу!» – и примирительно добавила:

– Ты не бойся, мальчик, он не укусит. Это же охотничья собака.

Митька с Ольгой схватили Варяга за ошейник сразу с двух сторон, и Митька агрессивно сказал:

– А я не боюсь! Это моя собака!

– Твоя? – ахнула женщина. – Как здорово!

Она почему-то очень развеселилась и крикнула, обернувшись к видневшейся за распахнутой калиткой веранде: «Сергей Дмитриевич, идите сюда! Смотрите, как интересно! Здесь один милый молодой человек претендует на вашего Варяга!..»

…Кому крикнула? Конечно, мне.

Кто она? Это – жена Виктора Семеновича. И дача его. И на белых «Жигулях» Варяга и меня привез его друг – мы все втроем еще в пятницу хотели отбыть в деревню на Валдай, к тамошним озерам и лесам, которые в озера смотрят, и пожням – низменным лугам, на которых утки жируют перед осенним перелетом. Было уговорено увезти меня тишком из «Дубков» на Валдай на три последних дня перед выпиской – с Варягом, конечно! И мне бы хорошо, и Варяг бы набирал рабочую форму, всем так необходимую, да подвел шофер-новичок, тюкнувший крыло оранжевого «Москвича».

Нет, и не так уж это далеко: всего пять – пять с половиной часов по Ленинградскому шоссе и еще полчаса в сторону… Но, понимаете, ведь другу Виктора Семеновича не к чему было сразу, в ночь с воскресенья на понедельник, возвращаться в Москву. Это мы двое собрались ради удовольствия. А он – ради дела: он там писать любит. Поэтому нам дозарезу был нужен второй автомобиль – «Москвич» Виктора Семеновича; ведь не оставишь друга на Валдае «без колес»!..

…Нет, только не уподобляйтесь Наталье Павловне: все-таки я – врач и себе не враг. Мы все предусмотрели: я был надежно прикрыт лучшими лекарствами! И сестрички в моей больнице приготовили мне в дорогу на всякий случай такой набор, что не у всякой бригады «скорой помощи», – за ним заехал друг Виктора Семеновича.

И вот, казалось, до мелочи рассчитали. И начало прошло как по нотам! Наталья Павловна, раз ее предупредили насчет телефонов, до понедельника в санаторий не позвонила бы. Варяг выслежен и уведен. Конечно, когда сидишь в засаде против собственных окон – ну там на скамеечке около кинотеатра, то чувствуешь себя прескверно. И газетой надо прикрываться, чтобы случайно попавшиеся соседи по дому не приметили, не узнали. И я, например, рассчитывал на более трудный вариант, что ребята выведут Варяга во двор, пустят побегать, и я его откуда-нибудь из-за угла поманю – он же ко мне стрелой пойдет. Но тогда действительно – все на секунды, а какой я теперь бегун?

И вдруг известие – идут в магазин за водой!

И все великолепно, кроме одного – оранжевой автомобильной краски! Точней, характера Виктора Семеновича.

У нас был точный график: утром в пятницу он едет на ремонт – фара, новое крыло, окраска, сушка, окраска второй раз, – ну, к пяти, к шести-то он освободится. В семь едем.

И вот в начале седьмого мы с Варягом появляемся в квартире этого писателя – да, да, в доме позади зеленой башни. И я сочиняю в нескольких вариантах успокоительную телеграмму. Последний был такой: «Умоляю не волнуйтесь мы Варягом порядке оба будем понедельник утром целую целую целую очень виноватый дед». Понимаете, все было рассчитано, чтобы успокоились и не сердились: кстати, это писатель посоветовал «целую» повторить три раза. Но мы сидим и ждем, чтовот-вот позвонит Виктор Семенович и я, прежде чем мы выедем к месту встречи, продиктую эту телеграмму по телефону. Все в порядке – никто не страдает. А Виктора Семеновича нет ни в семь, ни в девять, и лишь в десятом часу он звонит в совершенном огорчении: крыло и фару поменял, краски нет! Но утром он ее достанет и в двенадцать – в час выедем. Нет, нет! Ехать по Ленинградскому шоссе четыреста километров, извините, неглиже – с некрашеным крылом, свыше его сил!.. Он, видите, уважает и себя как автомобилиста, и свое дитя, свою машину, еще более. Один день охоты пропал, но другой все же у нас есть!

Утром я снова в заточении в квартире нашего друга-писателя и почитываю роман, до которого все у меня руки не доходили, – с уместным к случаю названием «Сто лет одиночества». И жду уже не охоты, а минуты, когда мне можно будет наконец отправить эту успокоительную телеграмму. А машину красят лишь поздним вечером. И у меня с Виктором Семеновичем уже до возвращения в «Дубки» остались одни сутки. Все прахом! И ничего не остается, как отправить свою телеграмму и поехать хотя бы в Опалиху – к нему на дачу, чтобы уже только набраться духу перед предстоящим возвращением с повинной головой…

Но скажите мне, пожалуйста, как мужчина мужчине: вот если бы у вас была собака чемпионских статей и таких выдающихся способностей и если бы ее необходимо было срочно вывезти на охоту! Срочно! И у друга вашего есть три свободных дня! И вы сами ничем в эти дни не связаны!..

Разве вы не скажете про себя: да неужели же я не имею права?!

Все предусмотрели.

А вот появления уникального рыжего такси, Мити, Ольги и еще Данилы с Эдиком и Славиком, расставленных в качестве живых указателей, и вообще всего этого бума из-за моего дурацкого инфаркта никак себе не представляли.

Мы приехали, взошли на веранду. Прошло каких-то пять минут, и уже чувствую: хорошо сидим!

И тут-то жена Виктора Семеновича этак весело меня зовет. И даже вот такусенькой мысли не было, кого я за калиткой увижу! Вышел – и ни полслова вымолвить не могу.

А теперь представьте сцену: жена Виктора Семеновича и таксист смотрят то на меня, то на Митьку, будто сейчас сообразили, что мы пришельцы из космоса. А мы трое – Митька, Ольга и я – все понимаем сразу.

Одиннадцатилетняя Ольга смотрит на меня с ненавистью, на какую способны только обманутые женщины, а в Митькиных глазах совершенно мистический ужас, хотя он точно знает, что я – не привидение.

– Дед! – говорит Митька. – Милый! Ты понимаешь, что сейчас будет? Сейчас сюда приедет баба Ната!..

Шофер плюнул. Пошел к рыжей «Волге», приоткрыл дверь. Постоял. Захлопнул. Подошел к жене Виктора Семеновича и этак требовательно спрашивает:

– Пакета молока не найдется?

А Митька говорит:

– Дед! Садись в такси и езжай в «Дубки», пока она не приехала. Ведь будет конец света!..

И в это время разносчица телеграмм с нашей почты звонила и звонила понапрасну в нашу пустую квартиру.

А в это время Алексей Петрович Скородумов с категоричностью майора милиции уже заставил Наталью Павловну, взяв такси, подъехать к подъезду его кооперативной башни – и никаких возражений! Он сейчас кой-как оденется и доковыляет до лифта, а дальше все ерунда!

И, пристроив в машине свою гипсовую ногу на уложенный вкось костыль, он мягко задал бабе Нате прямой вопрос: не живет ли кто-либо из наших знакомых где-нибудь за Красногорском на даче – в Снегирях, Гучкове или Опалихе? И, узнав, что там живет не кто иной, как сам Виктор Семенович, принялся доверительно бормотать, что моя, конечно же, не очень остроумная фантазия настолько естественна для мужчин, что его товарищ, специалист по розыску, услышав от Алексея Петровича о пророчествах насчет светлого будущего собаки, сразу сказал: «Он тайком поехал на охоту!» Надо быть мужчиной, чтобы ощутить, как это естественно для нашего брата. Включая неумение рассчитать последствия.

– А что он скажет внукам? И что скажут внуки? – твердила в ответ Наталья Павловна.

– Внуки-то поймут, – отвечал Алексей Петрович. – Они же мужчины, хоть еще и малы ростом. И мыслят так же, как и мы. Важнее, чтобы вы поняли! Вы же еще позавчера клялись безропотно нести свой крест.

– Я его несу, – говорила Наталья Павловна. – Я его несу уже тридцать четвертый год.

И Скородумову очень хотелось, чтобы путь до Красногорска, где стоял у шоссе Эдик, и тем более до Опалихи стал в этот день хотя бы вдвое длиннее.