Испокон веков не любили викинги рабства. И делали рабами только плененных чужаков. Потому-то и не было в Скандинавии того, что стало бичом всей Европы, а особенно России – крепостного права! Может, потому и живут скандинавы хорошо. И короли у них есть, и шведский социализм тоже! Но когда-то свободные викинги жили очень бедно. Куда беднее, чем несвободные страны с утонченными деспотами и невольниками.
      Из-за бедности был у северных гордецов страшный обычай: если семья не могла прокормить потомство, то всех новорожденных в ней убивали.
      А выход из положения существовал только один: бросаться в грабительские походы, грабить и убивать, чтобы не убили твоих детей. Вот почему так часто и возникали паруса скандинавских кораблей и в теплых, и в студеных морях. А жители прибрежных городов, завидя их, поспешно прятали свое добро и старались спрятаться сами

      Естественно, что для викингов были предпочтительней богатые города. А таких больше было на берегу теплых вод, чем на угрюмых северных побережьях. Потому-то свирепые мореходы и выбирали для себя соответствующие маршруты.
      Очень привлекали их города Арабского халифата, достигшего в те времена своего наивысшего могущества. Как сообщает известный писатель-историк Александр Торопцев: «Северным людям хотелось южного солнца. В 844 году викинги разграбили Лиссабон, Кадис, Севилью. Один арабский историк, пораженный увиденным, писал: „Море, казалось, заполнили темные птицы, сердца же наполнились страхом и мукою“.
      Но арабы сами были отчаянными мореходами и обожали пиратство. А потому в один прекрасный день они настигли северных головорезов с их добычей. И северные варвары-язычники дрогнули. По словам того же Торопцева: «Двести голов отослал арабский эмир в Северную Африку, чтобы успокоить союзников, трепетавших перед викингами».
      Надо было искать противника слабее, но не беднее. И тогда алые паруса смерти вспыхнули возле берегов Италии.

      И случилось это в 859 году. 62 корабля вышли на просторы Средиземноморья под предводительством двух хевдингов, как называли скандинавы вождей. Это были Бьерн Йернсиде и Хастинг. Два суровых норвежца. Но если первый владел исключительно мечом да отличался, как и большинство викингов, фантастической храбростью, то второй ко всем этим качествам имел еще и ум. Да какой ум! Он был хитроумен, как его легендарный эллинский предшественник Одиссей. Именно он стал душой великого похода викингов за богатой добычей.
      Когда корабли прошли Гибралтар, то встал естественный вопрос о том, с чего начать. А вернее, с кого? Кого грабить? И тут на общем совете викингов Хастинг, знавший больше, чем остальные, призвал к походу на Рим. Он слышал об этом городе, который люди разных племен и народов называли Вечным. Вот уж где, наверное, много золота! И его, конечно, хватит на всех. А значит, никто из детей бедных семей викингов не будет убит. Зато будут убиты те, кто встанет на пути грозных воителей Севера!
      Слышал, правда, Хастинг и о том, что Рим много раз уже грабили. И что он давно перестал быть столицей той огромной страны, которая когда-то беспрекословно слушала его приказы. Но если город все еще цел, значит, и золото там тоже цело. Или хотя бы его оставшаяся часть. Слышал Хастинг и о том, что город этот состоит из сплошных каменных домов, не таких, какие есть в маленьких городах викингов, где все сделано из дерева. Даже самый большой город скандинавов, находящийся в землях противников норвежцев, данов, или датчан, не имеет ни одной настоящей каменной постройки. И это знаменитый Хедебю! Так каким же должен быть Рим?

      И вот в 860 году норвежский флот оказался у побережья Апеннин. Точнее, у западного побережья. Викинги смотрели во все глаза, потому что их взору открылся великолепный каменный город с изумительными строениями и крепкими крепостными стенами. Мечта стала явью. Да, не зря назвали это каменное чудо Вечным городом! Викинги смотрели на своего хевдинга Хастинга как на истинного кудесника. Он был воистину жрецом-правителем! Воинственные боги скандинавов явили в его лице всю северную мощь. Судьба Хастинга, казалось, начертана звездными рунами.
      Совсем другие чувства испытывала противоположная сторона. В том же 860 году монах Эрментариус из Нормантье написал: «Число кораблей растет. Бесконечный поток викингских полчищ не иссякает. Повсеместно христиане становятся жертвами убийц».
      Хастингу и его людям не терпелось оправдать слова благочестивого монаха. И они немедленно принялись штурмовать город. И тут снова вспоминается эпоха времен хитроумного Одиссея. Только в роли Трои выступал здесь Рим. А в роли греков – викинги.
      Да и события начали развиваться по троянскому сценарию. Штурма с ходу не получилось. Сошедшие с кораблей воины были не слишком-то большими мастерами осадных боев. Да и осадной техники у них не было. Плюс к тому – яростное нетерпение язычников!
      Да только всего этого было мало, чтобы забраться на высокие стены, на которых стояли воины, обладавшие высоким военным искусством. И горожане вовсе даже не проявили животного страха перед воинами в рогатых шлемах. А викинги на него так рассчитывали.
      Что же делать? Ведь долгую осаду викинги вести не умели. Да и не могли они сделать этого по другим причинам. Там, дома, их ждали семьи. Ждали с надеждой, иначе древний обычай вступит в свою законную языческую силу.
      И тут скандинавский Одиссей в который раз доказал, что он не только умен, но и образован. Пусть даже и стихийно, по-варварски. Хастинг вспомнил про Троянского коня. Только тут нужно было что-то еще более нестандартное, ошеломляющее!

      Часто скандинавские вожди вступали в переговоры со своими врагами. Ведь враги у них тоже были не лыком шиты. И не только арабы, но и франки с их могучим вождем Карлом Великим. И каждый раз, когда франки или другие христианские воины чувствовали «норманнскую слабинку», они пытались обратить противников в свою веру.
      И вожди викингов шли на это. Кое-кто крестился искренне, но большинство из новообращенных преследовало исключительно корыстные цели.
      Вот что говорил по этому поводу один из таких северных вождей: «Я принимал крещение двадцать раз и всегда получал хорошее платье, но ныне мне дали мешок, подходящий более пастуху или простому воину». В двадцать первый раз подарок не устроил! Об этом случае поведал христианскому миру сен-галленский монах в «Истории о короле Людовике Благочестивом и викингах».
      И все-таки христианские короли продолжали верить викингам, а христианские проповедники осмеливались проникать в их земли. Известен удивительно мужественный монах Ансагар, который пришел в самое сердце датских викингов, в их деревянную столицу город Хедебю. Он построил там церковь и сумел кое-кого приобщить к христианской купели.
      Все это знал хитроумный северный Одиссей. И воспользовался этими знаниями так же, как и его великий предшественник по великому коварству.

      И вот в осажденный город прибыли смиренные послы викингов. И скорбными голосами объявили о том, что их славный предводитель находится при смерти. И что, чувствуя всю греховность прежней языческой жизни, хочет предстать пред очами истинного Бога христианином. А потому они просят городского епископа дать скорее священника для совершения обряда.
      Конечно, епископ не мог ответить отказом. И тут подоспела новая весть, еще более скорбная. Хевдинг Хастинг уже преставился. Ушел из этого грешного мира, так и не успев стать послушным агнцем в стаде овец Христовых.
      И тогда викинги и епископ города решили осуществить желание раскаявшегося язычника посмертно.
      Епископ был глубоко потрясен рассказом о желании свирепого викинга стать христианином на смертном одре. И он разрешил внести в город мертвое тело вождя врагов в сопровождении небольшой свиты. Чтобы отпеть усопшего в церкви. Как и положено по христианскому обычаю.

      Торжественная и молчаливая процессия викингов направилась к городу. Около городских ворот основная толпа подалась назад, и только тогда ворота открылись. В город вошли только те, кто нес гроб, да несколько сопровождающих.
      Люди на улицах города крестились и славили Господа. Благодарили его за свое спасение и за то, что он так чудесно вразумил умершего варвара. Теперь тому будет на том свете хорошо. И викингам будет хорошо, потому что они не будут воевать больше против христиан, а станут такими же христианами.
      Гроб внесли в храм. И сам епископ приблизился к нему, чтобы совершить необходимый обряд. Он внимательно и удивленно разглядывал черты лица человека, чье имя еще вчера наводило на горожан ужас. Лицо это было полно смирения и не внушало больше никакого ужаса.
      А зря!!!
      Потому что «усопший» хевдинг Хастинг внезапно воскрес. Он выпрыгнул с мечом из гроба и первое, что сделал – убил епископа. И тут же люди из «погребальной» свиты вождя бросились открывать ворота. Получился Троянский конь, рожденный на норвежской конюшне.
      А горожане, пораженные таким неслыханным коварством, оцепенели. И те, кто стоял в церкви, и те, кто охранял ворота города. Это и надо было бессовестным язычникам и их норманнскому Одиссею!
      Вскоре улицы города усеяли трупы его защитников и просто ни в чем не виновных жителей. Пламя, куда более яркое, чем алые норвежские паруса, заплясало по домам. Началась вакханалия грабежа и насилия.
      К ногам торжествующего Хастинга приносили все новые и новые трофеи. Добычи было много. Теперь за жизнь скандинавских детей можно было не опасаться. А главное, что Хастинг так ловко взял сам Вечный город!
      Но редкие пленные, которым была сохранена жизнь, упорно отрицали, что их город – Рим! Они называли свой город Луна, или Луни. И он, оказывается, был всего лишь центром небольшой провинции.
      Простые викинги им не верили. Но хитроумный Хастинг сразу понял, какого он дал маху! Все-таки образование понаслышке – это не образование! Иначе бы он так не обмишулился.
      Разъяренный Хастинг приказал полностью сжечь город. А особенно – храм, где его «отпевали».
      Более того, он обрушился на город Пизу, что находился в 60 милях от города Луни. Так он давал выход своему раздражению.
      Но воины были довольны. И золотыми побрякушками, которые гремели в их грубых мешках, и тем, какой у них удивительный хевдинг, истинный угодник северных богов! И о нем тут же начали сочинять легенды. Он стал для скандинавов тем, чем для славян Руси стала княгиня Ольга. Их страшная хитрость стала гордостью народов, которыми они правили. Но хевдинг Хастинг в отличие от княгини Ольги не удостоился чести стать еще и христианским святым. Хотя, даже став христианами, скандинавы, и прежде всего норвежцы, продолжали гордиться своим коварным соотечественником.

      Но как находятся скептики, которые подвергают сомнению «подвиги» княгини Ольги в городе Искоростене, так находятся и историки, отрицающие эпопею Хастинга под лже-Римом.
      Что можно на это ответить? Для начала то, что сам Хастинг, как правитель, как хевдинг, безусловно, был.
      Более того, после знаменитой эпопеи, если такая была, прожил он долго. Так, например, его имя упоминается среди тех, кто в 882 году нападал на прибрежные районы Нормандии, как теперь называется эта земля. Не забывал он и Рейн, и многие другие германские области. И называли его в те времена «Хастинг из Луары», что говорит о размахе его грабительской деятельности. Видно, хватило ему тех денежек из бедного провинциального города Луни на то, чтобы так развернуться!
      О походе хевдинга Хастинга как о достоверном факте повествуют и так называемые «Бертинские анналы», документ раннего Средневековья. Свидетельствуют об этом и более поздние хроники Скандинавии и Нормандии. Как и говорит об этом еще более поздний историк Дудо. Как говорит и то, что норвежцы Хастинга после Италии выбрали себе другое место для зимней стоянки. Они разбили лагерь в долине реки Роны.
      Но было это после триумфального возвращения Хастинга домой. А вернулся он через три года после начала похода, в 862 году. И успел спасти потомство викингов от истребления своими же соотечественниками, погрязшими в языческих обычаях и суевериях. Кстати, сейчас доказано, что большинство общеевропейских суеверий пришло в Европу именно со скандинавами, с норманнскими завоеваниями.
      Словом, коварный языческий убийца Хастинг спас детей своего народа от убийц, рожденных под звездами языческого обычая.
      И, быть может, это зачтется его душе не только у нордических богов, но и у милосердного христианского Спасителя, от лица которого он совершил такое страшное кощунство.

      Последнее время Западную Европу, а особенно Италию, охватил странный бум. Люди занялись гробокопательством! Уж очень им захотелось узнать, как выглядел истинный облик знаменитых людей прошлого. Не обошли вниманием и Франческо Петрарку. Тем более что 20 июля поэту всех времен и народов исполнилось более 700 лет.
      Когда останки Петрарки предстали перед взором любопытных, то выяснилось, что у покойника отсутствует правая рука. И вспомнили одну старую легенду. Впрочем, чтобы рассказать о ней, надо сначала узнать кое-что из биографии Великого Мастера.

      Франческо Петрарка родился ранним утром 20 июля 1304 года в тосканском городе Ареццо. Предки его долгое время жили в маленьком селении Инчиза, расположенном в тридцати километрах от славной Флоренции. Фамилия отца грядущего гения звучала вполне простонародно: Петракко. Это потом честолюбивый сын изменит фамилию на куда более благозвучную, с которой и войдет в бессмертие.
      Франческо должен был пойти по стопам не только отца, но и деда, и прадеда. Он должен был стать нотариусом. И стал им. В годы своей учебы в Болонье Петрарка, еще не бывший Петраркой, вел беспечную студенческую жизнь и не помышлял чем-то удивлять мир. Хотя уже тогда в нем проснулся поэт. Но его первые литературные опыты были обычны и не давали оснований для фантастических прогнозов. К тому же приходилось думать и о хлебе насущном. А жизнь нотариуса протекала более чем скромно, и ей надо было отдавать все время.
      Но в 1326 году умирает его отец. Франческо наследует его состояние, которое хоть и не отличалось внушительностью, но все же позволяло ему почувствовать себя куда самостоятельнее. Он уезжает в Авиньон, где тогда находилась резиденция римских пап. И там же получает духовный сан, но становится не клириком, а лириком. Теперь-то он может меньше думать о деньгах и больше – о вдохновении!
      Петрарка полностью отдается поэзии. Это странное духовное лицо обуреваемо страстями и тонким чувством женской сущности. Неожиданно Петрарка становится самым модным сочинителем папской столицы. К тому же он имеет высокий рост, приятную наружность, и от него всегда хорошо пахнет благовониями.
      Все аристократические дома открывают перед ним двери.
      А 6 апреля 1327 года в церкви св. Клары Петрарка встречает женщину, имя которой знает теперь весь мир. Лаура! Двадцать лет он будет писать стихи на ее жизнь, а после 1348 года – на ее смерть! И так до своей смерти в 1374 году.

      Но все раннее творчество Петрарки все равно было в русле того, что уже сделали до него поэты. По-античному беспечный жизнелюбец в сутане должен был испытать какое-то потрясение, чтобы подняться на уровень своего соотечественника Данте. И он его испытал.
      Петрарка отправился странствовать по Европе, а потом по родной Италии. И во время этого странствия однажды испытал вдруг величайшее желание подняться на вершину горы Мон Ванту.
      Весной 1336 года вместе с младшим братом Герардо поэт осуществил восхождение на самую высокую горную вершину в окрестностях Авиньона.
      Повинуясь какому-то внутреннему голосу, он взял с собой «Исповедь» Блаженного Августина. Эту книгу подарил ему в Париже ученый монах Дионисий.
      По словам самого Петрарки, книга раскрылась на определенном месте. Это произошло тогда, когда поэт и его брат достигли цели, поднявшись на вершину горы.
      Петрарка прочел: «Люди хотят удивляться высоте гор, бурным волнам моря, длинным течениям рек, бесконечности океана, вращению звезд, но не заботятся о самих себе».
      После прочтения этих строк Петрарка глубоко задумался: «Я закрыл книгу, возмущенный самим собой за то, что не прекращаю дивиться на вещи земные, в то время как у самих языческих философов я должен был научиться тому, что ничему не следует удивляться более, нежели человеческой душе, с величием которой ничто не может сравниться».
      И тотчас же на Петрарку снизошел удивительный свет, он увидел рядом с собой великого святого. Блаженный Августин благословил его на подвиг поэтического подвижничества. Он как бы подсказал ему формулу, впоследствии озвученную Достоевским: «Красота спасет мир».
      Еще сказал Блаженный Августин поэту, что отныне успехи его будут ошеломляющи и что не будет перед ним никаких непреодолимых стен и ворот, а сильные мира сего поклонятся поэту и увенчают его венцом славы бессмертной!
      Петрарка ощутил себя на вершине горы Мон Ванту так, как, наверное, Христос во время знаменитого Фаворского Преображения. При этом брат Петрарки ничего и не заметил. Ведь его не коснулось это Посвящение через Озарение! Он был всего лишь смиренным сопровождающим того, кто отныне не просто писал стихи. А выполнял миссию.

      Пророчество Святого начало сбываться. Все больше и больше внимания обращали на Петрарку люди, от которых зависела судьба тогдашней Италии. И все эти люди не просто восхищались шедеврами поэта, но и желали, чтобы сам автор их был почитаем так, как были почитаемы великие поэты античности. А может быть, и больше.
      И вот 8 апреля 1341 года в возрасте 37 лет, странном и роковом возрасте поэтов, Франческо Петрарка вступил в Рим. Вступил потому, что его пригласил туда кардинал Стефано Колонна, фактический правитель Вечного города и один из самых влиятельных людей Италии.
      Еще недавно поэты были если и не презираемы, то достаточно мало замечаемы мастерами политических интриг. А простой народ, находившийся под неусыпным клерикальным надзором, и вовсе не смотрел на поэтов. Особенно на тех, которые пишут о любви, а значит, о женщине, «сосуде дьявола». Даже любомудр от поэзии, гонимый Данте, умер почти в полной нищете.
      А тут навстречу Петрарке валили толпы народу. Было тепло и ясно.
      Петрарка поднялся на Капитолийский холм. Туда, где вещали такие люди, как Цицерон, как император-философ Марк Аврелий.
      И поэт произнес речь. Речь во славу поэзии. Главным в его речи было то, что поэзия, как и красота, имеет право на свободу; что и поэзия о самом лучшем человеческом чувстве, о любви, тоже угодна Богу. Он открыто провозгласил то, что шло вразрез с формулой церковных ортодоксов по поводу того, что «женщина – это сосуд дьявола». И Церковь в лице кардинала Колонны признала это.
      Сенатор Орсо делль Ангуиллара от имени римского народа возложил на рано поседевшую голову поэта лавровый венок под аплодисменты всех, кто видел сие прекрасное действо!