Л.И.Володарская
      Первая английская поэтика
      Появление на исторической арене нового класса - буржуазии повлекло за собой изменения во всех сферах общественной жизни Англии. Для второй половины XVI в. характерны, с одной стороны, небывалый интерес к литературе и театру, с другой - гонения на их создателей. За религиозной кампанией пуритан, провозгласивших: "Причина чумы - грех, причина грехов представления, причина чумы - представления", - стоял класс, главными принципами существования которого становились практицизм, отсутствие эмоциональных и каких-либо других связей между людьми, кроме голого расчета. Отчасти справедливая мысль Р. А. Фрэзера об общей платформе "полезности" в борьбе защитников и противников поэзии {См.: Fraser Д. А, Tne War Against Poetry, Princeton, 1970.} требует уточнения. В 1579 г. С. Госсон написал отвергающий поэзию трактат "Школа ошибок" ("School of Abuse", 1579) и посвятил его Филипу Сидни, возможно, как одному из лидеров всеевропейского протестантства. На этот трактат были написаны два ответных. Первый - Томаса Лоджа "Ответ Госсону" ("Reply to Gasson", 1579), который защищал поэзию с той же позиции, с которой Госсон на нее нападал и о которой пишет Р. А. Фрэзер. Однако исторически неверно утверждение, что требование полезности объединило всех в рамках одного класса, как это хочет доказать Фрэзер. Если принять его концепцию, то как отличить гуманистов, титанов "по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности и учености" от их противников и даже некоторых соратников (например, Т. Лодж)? Сила гуманистов заключалась как раз в преодолении границ узкоклассовой мысли, в борьбе за безграничное познание и развитие человеческой личности, а также в утверждении высшего познавательного значения литературы. Второй ответный трактат - "Защита поэзии" {На английском языке "Защита поэзии" издается согласно традиции под двумя заглавиями, предложенными ее первыми издателями в 1595 г.: An Apology for Poetrie / Publ. by Henry Olney. The Defence of Poesie / Publ. by W. Ponsonby.} Филипа Сидни, созданная примерно в период с 1579 по 1583 г. Она явилась первым теоретическим обоснованием гуманистической литературы в Англии, первой в основе своей материалистической историко-нормативной поэтикой на английском языке.
      В Англии к концу 70-х годов был издан перевод "Искусства поэзии" Горация (1567), который получил довольно широкое распространение, а также стиховедческая по своей сути работа английского поэта Д. Гаскойна {См.: Gascoigne G. Certayne Notes of Instruction, Concerning Making of Verse or Ryme in English. London, 1575.} (1575), но не было еще ни одной работы, отвечающей требованию историко-философского, осмысления художественной литературы. Поэтому когда сочинения Чосера, Уайета, Сарри уже стали достоянием национальной культуры, то выдвинулась первоочередная задача определение места поэзии в духовной жизни страны.
      Приступив к написанию "Защиты поэзии", Филип Сидни главное внимание уделил определению сущности поэзии, ее целей и средств, основываясь в своем исследовании на сочинениях Аристотеля, его итальянских и французских последователей - Минтурно, Скалигера, Кастельветро, И. Дю Белле, а также на сочинениях Платона и Боэтия.
      Итальянская теория явилась фундаментом для написания первых теоретических работ в области литературы не только в Англии, но и во Франции, и в других странах Европы. И все же каждая из таких работ становилась достоянием той нации, для которой была написана, поскольку создавала теоретическую базу для развития своей национальной литературы. Исходя из этой задачи, первые теоретики использовали те положения итальянской теории, которые помогали им ответить на конкретные вопросы. Их работы носили синтетический характер, суммируя и превращая в свое то, что было создано раньше.
      Определяя историческое место художественной литературы, или поэзии по терминологии Ф. Сидни, ее первенствующую роль в познании и осмыслении окружающего мира, Филип Сидни писал: поэзию "самые благородные народы... почитают как первый источник света в невежестве, как кормилицу, молоком своим укрепившую их для более труднодоступных наук" {См. наст. изд., с. 146.}. Он убежден, что из всех искусств {Сидни включал в их число, помимо поэзии, историю, философию, математику, физику, военное дело и т. д. Он писал об их авторах, что, "будучи поэтами, они прилагали свой талант к таким областям высшего знания, которые до них оставались скрытыми..." (см. там же, с. 147-148). Изобразительное искусство и музыка остаются за пределами исследования Филипа Сидни.} только поэзия может дать человеку серьезные знания и побудить его изучать специальные науки. В этом ее отличие от близких ей философии и истории. Причину столь серьезного назначения поэзии Сидни видит в единстве категорий познания и удовольствия, присущем только поэзии, которое является необходимым для последовательного воплощения ее познавательной сущности.
      По определению английского теоретика, "Поэзия - это искусство подражания, оттого Аристотель называет ее mimesis, т. е. воспроизведение, подражание, преобразование, или метафорически - говорящая картина, цель которой учить и доставлять удовольствие" {Там же, с. 155.}. Объектом подражания для всех искусств Сидни вслед за Аристотелем называет Природу (Nature), от которой "они зависят как исполнители". Под исполнителями он подразумевает философов, историков и других, ибо они покорно следуют за Природой, тогда как поэт идет с Природой рука об руку, он принимает ее дары, но силой своего воображения создает из них свои творения. Воображение отличает поэта. Но природа воображения не получает у Сидни однозначного толкования. С одной стороны, воображение - это дар "небесного Создателя", значит, божественный дар. С другой, как верно замечает исследователь творчества английского гуманиста доктор Коннелл, "ни любовь, ни поэзия, которая близка к любви по теории Сидни, не поднимаются им до силы сверхчеловеческой" {Connell D. Sir Philip Sidney: Tbe Maker's Mind, Oxford, 1977, p. 51.}, что отличает его от других великих поэтов того времени и доказывает, что у поэтического видении Сидни была земная основа.
      Воображение, по мнению Сидни, нужно поэту не для создания чего-то необычного или даже идеального, что в конечном счете может быть сотворено и Природой. Он рассматривает его в познавательном и этическом планах: образ, возникший в воображении поэта и облеченный в плоть, должен быть логически обосновав для достижения главной цели - этического воздействия на людей: "...создание Кира как особенного совершенства может быть доступно и Природе, но только Поэт может показать его миру так, чтобы явилось много подобных Киров, пусть только увидят они воочию, зачем и как создавал его создатель" {См. наст. изд., с. 154.}. Это еще, безусловно, не реалистическая, но уже логически-реальная обусловленность образа. Говоря об обусловленности идеального образа: "Зачем?", Сидни ставит еще один вопрос: "Как?", предугадывая путь к будущему развитию всякого литературного образа. Мы уже останавливались на этом вопросе, когда речь шла о "говорящей картине Поэзии" - Астрофиле {См. ст.: "Первый английский цикл сонетов и его автор" в наст. изд.}, о его внутренней борьбе и ее результате. Тот же вопрос стоял перед Сидни и когда он взялся за переделку "Старой Аркадии" (вероятно, в 1584 г., завершив работу над "Защитой поэзии" и циклом "Астрофил и Стелла"), он ответил на него, добавив множество опасных приключений своим героям, чтобы их дорога к счастью стала еще труднее.
      Для того чтобы показать, зачем и как создав данный образ, истинная поэзия изображает не то, что было, есть или будет, а то, что могло или должно быть. В этом заключена исследовательская, познавательная функция воображения. Аристотель писал об этом как о свойстве, отличающем истинную поэзию от всех прочих искусств, и Сидни развивает мысль Аристотеля: "Эти третьи и есть те, которые должным образом подражают, чтобы научить и доставить удовольствие, и, подражая, они не заимствуют ничего из того, что было, есть или будет, но, подвластные лишь своему знанию и суждению, они обретаются в божественном размышлении о том, что может быть или должно быть" {См. наст изд., с. 156-157.}.
      Вслед за Аристотелем Сидни настойчиво проводит мысль о высшем назначении поэзии в познании мира, потому что она познает человека - высшее создание Природы, потому что ее конечная цель - облагораживающее воздействие на человека: "Очищение разума, обогащение памяти, укрепление суждения и освобождение воображения - это то, что обычно называется нами учением... конечная его цель - вести и увлекать нас к тем высотам совершенства, какие только возможны для недостойных душ, оскверненных пристанищем из праха" {Там же, c. 158-159.}. В этом поэзия получает преимущество еще и потому, что обладает свойством, не присущим ни одному другому искусству, - увлекать, побуждать (to move), т.е. воздействовать на эмоции людей. Эту идею эмоционального воздейстния (moving power) Сидни заимствовал у Минтурно, труды которого издавались в Италии в 1559 и 1564 г. Но гораздо важнее то, что путь к этой мысли в "Защите" совершенно логичен и начинается с авторской определения поэзии, по которому поэзия - это единство категорий познания и удовольствия, и Сидни - последователь Аристотеля, считавшего конечной целью искусства цель практическую (Praxis), - должен был выявить, чем способствует категория удовольствия достижению главной и конечной цели поэзии. С точки зрения Сидни, побуждать (to move) важнее, чем учить (to teach): "Ибо кто станет учиться, если его не побудили захотеть учиться?" {Там же, с. 172.} Сначала нужно увлечь, воздействовать на эмоции, потом объяснить и закрепить это воздействие. Эта особенность поэзии повлияла и на ее логическое построение: вывод-содержание (т. е. первичность вывода и вторичность содержания), а не содержание-вывод, как в других искусствах, даже самых близких к поэзии (в истории, философии): "...искусство мастера заключено в Идее или прообразе его труда... То, что Поэтом движет Идея, очевидно, поскольку от воображения зависит совершенство творимого им" {Там же, с. 154.}.
      В "Защите поэзии" Сидни вводит понятия содержания и формы, еще, однако, не обозначая их терминологически: "...стихотворчество есть лишь украшение Поэзии, но не ее суть..." {Там же, c. 157.}. Или, по его же словам, как длинная мантия не делает из человека адвоката, так и версификация не создает поэта.
      К этому времени итальянские теоретики имели уже развитую классификацию поэзии, по поводу которой в той или иной мере высказывались и Миктурно, и Скалигер, и Кастельветро, чье влияние на "Защиту поэзии" не раз доказывалось западными исследователями. Минтурно разделил прозу и поэзию и назвал поэтом лишь того, кто писал метрами. Кастельветро тоже осуждал соединение прозаической и поэтической речи в одном произведении. Но Филип Сидни прилагает термин "поэзия" к художественной литературе вообще, не выделяя прозы, поэзии и драматургии и лишь обговаривая два последних вида. Правда и он отдавал предпочтение поэтической форме: "...стихи намного превосходят прозу в нанизывании памятных узелков..." {Там же, с. 186.}.
      Филип Сидни не только вводит понятия содержания и формы, но и соответствия формы содержанию, отталкиваясь в своих размышлениях от аристотелевской концепции прекрасного: "Ведь прекрасное проявляется в величине и порядке" {Аристотель. Поэтика. Л., 1927, с. 50.}. Сидни пишет: "...лишь бы поэты не произносили слова (как в застольной беседе или во сне), - будто ненароком вылетают они изо рта; каждый слог в каждом слове нужно тщательно взвешивать в соответствии с достоинством предмета" {См. наст. изд., с. 158.}. Причем он настаивает на том, что содержание первично и ведет за собой форму, "так как стихотворчество есть лишь украшение Поэзии, но не ее суть. Много было прекраснейших поэтов, которые никогда не писали стихами, зато теперь у нас хватает рифмоплетов, не достойных называться поэтами" {Там же, с. 157.}.
      Раздел "Зашиты поэзии", посвященный делению поэзии на жанры, дополняет материалом сидни некое исследование содержания и формы и соответствия формы содержанию. Сидни выделяет восемь жанров: пастораль, элегический, ямбический, сатирический, комический, трагедию, лирический и героический. Рассматривая особенности каждого жанра, он приходит к выводу, что основные отличия их друг от друга - в содержании, а от них зависят и их формальные различия.
      Говоря о драматических произведениях, Сидни выдвинул два требования, которые оказались наиболее подверженными критике. Первое - это (вслед за Кастельветро) требование единства действия, времени и места. Второе требование - не соединять трагическое я комическое в одном произведении, хотя здесь Сидни не столь категоричен, оставляя окончательное решение чувству меры автора. Оба эти требования были направлены против случайного, не обоснованного логикой содержания, и, предъявляя их, Сидни берет за основу аристотелевскую концепцию прекрасного: "...так как прекрасное, - и живое существо и всякий предмет, - состоит из некоторых частей, то оно должно не только иметь эти части в стройном порядке, но и представлять не случайную величину" {Аристотель, Указ. соч., с. 50.}.
      Введение понятий смеха (laughter) и удовольствия (delight) связано у Сидни с жанром комедии. Он против их смешения, потому что в них заложены, как он считает, противоположные значения: "Наши комедиографы полагают, будто удовольствие без смеха невозможно, и полагают неправильно, ибо даже если человек смеется, получая удовольствие, все же смех этот рожден не удовольствием... В удовольствии заключается всегдашняя или сиюминутная радость. В смехе - "пренебрежительное отношение к чему-либо" {См. наст. изд., с. 206-207. Сидни исходил из аристотелевского определения смешного: "Смешное - частица безобразного... Это нечто безобразное, уродливое, но без страдания" (Аристотель, Указ. соч., стр. 46).}. Но единство удовольствия и смеха в комедии - это условие выполнения того главного, ради чего вообще существует поэзия.
      Английских поэтов, писавших в лирических жанрах, Сидни упрекает в неискренности, неубедительности, что проистекает от неумения авторов справиться с формой произведения, или, как он называет еще, "words" или "diction". Вычурная искусственность, неоправданные заимствования, ненужные аллегории - эти недостатки лирики - результат неверия поэтов в возможности родного языка, богатства которого не познаются и не используются. Сидни ставит английский язык в один ряд с греческим и латинским по выразительности и доказывает его наибольшую приспособленность к версификации по сравнению со всеми современными европейскими языками. Именно в этой небольшой части работы много общего с "Защитой и прославлением французского языка" И. Дю Белле, потому что и Сидни, и Дю Белле стремились развенчать подражательное творчество во имя создания национальной, оригинальной в своей основе, литературы, что отнюдь не противоречило требованию учиться писанию у мастеров древности.
      В "Защите поэзии" Сидни не обошел вниманием и имеющую непреходящее значение проблему творчества. Вопрос, что лежит в его основе - божественное вдохновение или сознательный труд, вызывал постоянные споры. Наиболее прогрессивные теоретики эпохи Ренессанса, признавая роль "естественного дарования", но не обожествляя его, большое внимание уделяли учебе, знаниям и опыту. Еще английский классицист Роджер Ашам (1515-1568) писал: "...чтобы отличиться в каком-либо искусстве, нужно иметь естественное дарование, непрерывную практику и знания. У этих знаний три источника: правила, сформулированные на основе лучших сочинений, подражание лучшим образцам и, конечно, опыт собственного труда" {Цит. по кн.: Myrisk К. Sir Philip Sidney as a Literary Craftsman. Lincoln, 1968, p. 52.}. Возможно, что Сидни знал и другое высказывание своего старшего современника: "Способность с Пользой могут создать что-то и без Знания, но не более десятой части того, как если бы они соединились со Знанием" {Ibid., p. 48.}. И совсем уже наверняка Сидни был знаком с мыслью И. Дю Белле, высказанной им в "Защите и прославлении французского языка": "Пусть не ссылаются... на то, что поэтом надо родиться - это очевидно по естественному пылу и живости духа, возбуждающих поэта, без чего всякая доктрина была бы для него недостаточна и бесполезна. Но стало бы слишком легко... увековечивать себя славой, если бы достаточно было только счастливой природы, даруемой даже самым неученым, чтобы создавать вещи, достойные бессмертия" {Поэты французского Возрождения. Л., 1938. с. 265.}.
      Филип Сидни в отличие от Аристотеля не приемлет идеалистическую концепцию природы поэтического творчества Платона, хотя и соглашается с ним в том, что Поэзия исполнена божественной силы. Он пишет: "...все прочие звания открыты любому, кто владеет своим разумом, поэт же ничего не может создать, не вложив в это своего дара... Однако я должен признать, что если самая плодородная почва все же требует обработки, то и ум, устремленный ввысь, должен быть ведом Дедалом. У Дедала, как известно, всего три крыла, которые возносят его к заслуженной славе: Искусство, Подражание и Упражнение" {См. наст. изд., с. 201.}.
      * * *
      Время Филипа Сидни было временем становления национальной культуры, и Сидни принял в этом процессе самое активное участие. Его "Защита поэзии" это первая историко-нормативная поэтика в Англии, провозгласившая высшее познавательное и воспитательное назначение литературы и положившая начало национальной гуманистической литературной теории.