4 : «КЛАУСТРОФОБ»

...Бабуля идентифицировала запах роальда, как только первый из них попался ей «на ноздри».

Шепнула мне: «Танжер-Бета. Тупик в туннеле. Воняло так же», — и суперпробойник исправно доставил её шёпот. Ясный пень, я всё понял, не дурень.

Ответил: «Нападение на нашу Шоколадку Номи. Глазки такие же», — и Ба поняла, что я тоже опознал экскалибурского аборигена...

«Во попали, — прокомментировала Ба. — Ну, ты знаешь, малыш, что делать... если что!»

Я знал. Ещё бы. Если что.

Но!

Моё счастье, что мне не пришлось отдавать корабельной Зеро-Сети «Пожирателя» особый приказ, втайне запрограммированный Бабулей. Условленной фразой насчёт «пары эквов на брикет сои» она дала мне понять, что предусматривает и наихудший вариант развития событий. То есть — прокол в аварийном режиме. Ситуация ИВРО!!!

Я бы приказал прокалываться в авральном режиме. Я бы бросил на Ти Рэксе всех — Биг Босса, Бабушку, Шоколадку, Десса и Перебора. Так надо.

Но кем бы я чувствовал себя после того, как?..

Взяли нас шикарно. Мы, шестеро, остававшиеся на орбите, и пикнуть не успели. Даже Киберпанк. Обесточили его на фиг направленным снэк-релятивным полем несусветной напруги. Не пожалели энергии, что да, то да. Супердедушка был прав: профессионализм его гвардейцев — выше всяческих похвал.

Вот таким, значит, макаром Экипаж «ПП» в полном составе оказался на километровой глубине, в подземном Дворце на штабной планете контрреволюционеров. Слава Вырубцу, в качестве почётных гостей.

Пока.

— ...Хэй, ты, вылупок! — говорю как-то «утром», проснувшись вновь с тем же самым вопросом в башке. Обращаюсь я к одному из красноливрейных типчиков — он в очередной раз вознамерился сделать из меня заправского дворянина. — Веточки-то свои ко мне не тяни, не тяни! Выдерну и обломаю.

— Но, ваша СВЕТлость, я должен! — всплёскивает ручками слуга.

Это он меня, урод подобострастный, «облачать в одежды» намеревается. Будто у меня собственные руки отсохли. Паныча нашли, дхорр забодай... А-а, я понял! Ко мне у ливрейных особое отношение. Сопротивляясь поползновениям, охотничий азарт в них разжигаю... Везучий я, аж страшно. И зовут меня не Сол-Бой, а Козэл-видбувайло. «Козёл отпущения», если по-косморусски.

Вечно я крайним оказываюсь. Все делом заняты, Перебор и то вон делом занят, а я тылы прикрываю по приказу Ба. То бишь со страшной силой корчу из себя монструозного варвара, свирепого кочевника, этакого ночного кошмара горничных, грозу постельничих и дворецких, головную боль телохранов. Смертельного врага главной мажордомши Ренаты Маклейн.

«Каковым, — сказала Ба, — в ихних буркалах и должен бы глядеться уроженец „какой-то там дикой степной планетки на задворках" Обитаемых Пределов».

— Ни хрена ты мне не должен, парень. — Я вскакиваю и быстро натягиваю комбез. — Если тебя зовут не Джеймс Стюарт, конечно. А тебя зовут не то Мак, не то Джек, не то Бобби, я уж в вас запутался, извини, такие вы все одинаковые, аж противно...

Заговаривая ему зубы, начинаю обходной манёвр, к выходу.

— Вот если бы вы все были не мальчики, а девочки, я бы вас моментом различать научился! Каждую бы изучил от макушечки до мизинчиков на ножках... Так и застучи толстой корове Ренате: дескать, его СВЕТлость, авангардный сотник Солид Торасович Убойко всё равно доберётся и своё получит, невзирая на коварный умысел, имеющий целью оградить оного благородного сэра от близкого контакта с женской половиной контингента дворцовой челяди. Усёк? — строгим тоном спрашиваю и, не дожидаясь ответа, пробиваю телом мембрану люка.

В коридоре, ясный пень, стоит каменнорожий гвардеец. Этот — как бы моя тень. Детекторов им мало, что ли?..

— Доброе утро, ваша СВЕТлость, — приветствует он меня на корусе.

СВЕТлостями, с непременным акцентированным выделением первых звуков, нас теперь зовут не потому, что мы «голубых кровей». А потому, что мы... ясно кто. У них издревле положено этак Носителей Светов величать. Всяких прочих аристократов здесь никогда «светлостями» не зовут. «Сиятельствами», «благородиями» и «превосходительствами» разных степеней — это пожалуйста, сколько угодно.

— Доброе, доброе, — бурчу. — Аж гэть. Пошли, как тебя там, Ларри или Джо...

— Шон, ваша СВЕТлость, — невозмутимо отвечает телохран. — Ларри сменился.

— Потопали, Шон, — обречённо вздыхаю. — И гляди в оба, вдруг на меня покушенье совершится, а я покушателей на куски рвать начну. Представляешь, в какую помойку превращу один из ваших стерильно-вылизанных коридоров или залов?!

— Представляю, — лаконично отвечает гвардеец, и мы «топаем» в очередной поход по бесконечным лабиринтам Дворца.

...В недрах подземной базы монархистов-реставраторов мы, фритредеры, поневоле находимся уже достаточно времени, чтобы сделать определённые выводы.

О единодушии в стане контрреволюционеров не приходится и мечтать... Представляю, какие интриги за кулисами плетутся, если даже невооружённым взглядом много чего увидать можно! Вообще, странное ощущение — словно попал Экипаж внутрь разворачивающегося сюжета древнего доисторического романа о дворцовых переворотах. И контрики эти, я погляжу, прямо-таки, как пауки в банке, себя ведут.

Времени достаточно было и для того, чтобы появились всякие «расклады» по поводу освобождения. В том числе мысль: «А не переметнуться ли к революционерам?..»

Сворачиваем в коридор, ведущий к апартаментам евойного «высочества», и путь преграждают персональные стражи. Хлопцы с настолько каменными рожами, по сравнению с которыми невозмутимая физиономия моего Шона кажется просто лучезарной.

Говорю дружелюбно:

— Хай, брозерс. Хау ду ю ду? Лично я — трохы дую, трохы ни.

Они не реагируют. Реагирование на козявку навроде меня не входит в круг их обязанностей. Разве что козявка попытается обозвать наследника непотребным словечком типа «щиит» или поделиться мечтами, в какое место факнул бы покойную королеву-мать. Тогда козявку один раз предупредят, вежливо попросив не говорить вслух гадких слов. Второго раза не будет. Оборзевшую козявку попросту раздавят.

Меня уже предупреждали разок, и я понял, что искушать судьбу с этими ребятками чревато. Спецназ небось особый. Личная Супергвардия внутри Личной Гвардии. Поэтому, проходя мимо, я говорю с ними о погоде, о бабах, о бегах, о свежих версиях игрушек, о чём угодно, но не трогаю запретную тему. Особа и честь Джонни-цесаревича для них — святы и неприкосновенны. (Шоб я так жил! Не слабо лесняк наш устроился, ничего не скажешь!)

— Ну тогда, Шон, пошли кушать вареники, — говорю я своему гвардейцу, отметившись, и привычно прощаюсь с супергвардейцами: — Бай-бай, брозерс. Ай лав принс Джон Джуниор. Ай лав реджент Джеймс. Ай лав Стюарте династи. — Делаю паузу и с особым пиететом добавляю: — Ай супер лав Кингс Гуардс! — и топаю дальше.

Ежели кто не понял, сообщаю, что тем самым я ежеутренне признаюсь в любви к принцу Джону-младшему, регенту Джеймсу, всей династии Стюартов и в особой любви — к королевским гвардейцам.

Просто так миновать этот коридор я не могу. Трепетная у меня к нему любовь, что да, то да. Особенно в снах. Только в снах — я спокойно его прохожу до конца и оказываюсь в апартаменте.

В этих нынешних моих снах, странных, донельзя реалистичных сновиденьях, я вообще — король положения, куда там всей этой зачуханной семейке Стюартов! Лезу куда хочу, гляжу чего хочу, слышу чего хочу...

Затем просыпаюсь. Пробудясь, единственным вопросом озадачен: то, что я видел и слышал, — всё ж таки ещё сон или, дхорр забодай, всё ж таки уже явь?!!

Сколько себя помню, засыпая, видел картины странноватые. Неявные миры, в которые попадал в снах, оставляли по себе щемящее ощущение, принуждая усомниться в реальности яви. Но не до такой же степени!

Происходящее со мной в подземной базе контрреволюционеров можно было бы объяснить всякими наворотами из-за воздействия Светов. Сверхвосприятие и сверхспособности в пас проявляются хаотически и непредсказуемо, сознательно мы понятия не имеем, с какой стороны ждать снисхожденья Благодати... либо сокрушительного удара, кто как воспримет. Конечно, и такое объяснение выглядит стопроцентно логичным.

Но откуда, спрашивается, берутся сны, в которых я на полном серьёзе углубляюсь в научную работу? Веду исследования, ставящие целью прослеживание процессов изменения смысла, вкладываемого в понятие «аристократизм», — от средних веков прошлой эры и до наших дней... Наверняка этот интерес уже берётся из глубин моей загадочной славянской души.

К тому же души, таящейся в теле, принадлежавшем некогда заправскому яйцеголову, дхорр забодай. Не зря же мозгам этого тела в своё время зажелалось получить диплом социопсихолога, а не системного программера, к примеру.

Между прочим, смысл действительно изменился, кардинально. Как-нибудь потом, на свободе, запишу свои умозаключения.

Любопытственные выводы получаются, дхорр подери!.. Так, глядишь, и диссертацию накропаю, солью в Сеть, отошлю запрос в Универсальную Аттестационную, а там, чем дхорр не шутит, «защитюсь» и званье доктора получу, из вечного магистра в дока превращусь...

Доктор социологических наук Солид Торасович Убойко — звучит, а?! С позывным именем: Док. Это вам, ясный пень, уваженье, это не какой-то там Бой на побегушках. Всякие там глупорожие ксенологи-недоучки нехай трепещут и от зависти истекают слюнями. Спец-По-Иным, тоже мне цаца!

А я вот — Спец-По-Человекам, между прочим. И тем горжусь. Хотя у меня и нету шикарного имечка, с косцюшкианского на косморусский переводимого как «Человек». Ей-ей, человекофоб Человек Лазеровиц — хоть смейся, хоть плачь...

— Сэр, вас окликнули. — Шон вырывает меня из мечтательного состояния. Встрепенувшись, я обнаруживаю — и правда.

Чоко...

— Доброе утро, Сол, — здоровается она и дежурно улыбается, и даже от этой улыбки кружится моя бедная головушка.

Неприступная въяве, восхитительная Принцесса моих снов собственной персоной идёт по тоннелю навстречу. Невольно вспоминается, из какой-то старой-престарой песни: «...если я попался вам навстречу, значит, вам со мной не по пути...»

Ох-хо-хо, похоже, исключительно пророческие слова. Для «явных» взаимоотношений наших — наверняка.

Подозреваю, запала наша Девочка на этого дылду Майкла. Ещё один прынц хренов, дхорр его забодай. Сплошные прынцы кругом, с ума сойти! Куда нам, грубым и неотёсанным степнякам, с ними тягаться.

Разве что во сне. О, во сне!.. В снах Номи предпочитает меня всем этим высокорожденным львам и является не к ним, а ко мне, и мы перевоплощаемся почему-то в горничную и солдата (в знак народного протеста?), и нет преград нашим вольным перемещениям.

Во снах нас с Девочкой никто не остановит, никакой прынц, а если попытается, у-ух мы ему зададим! Или ей!.. Сколько мы уже дворцовых секретов узнали, кошмар! Наяву применили бы знанья наши — моментально нажили бы неисчислимые орды врагов, жаждущих убрать свидетелей...

Иногда, правда, вместо принцессы Номи в мои сны является какая-то другая девушка.

Я абсолютно уверен отчего-то — именно Девушка, в физиологическом смысле этого слова. Везёт же мне на девственниц! Я вначале со страхом принимал её за ту самую, предощущаемую Ещё Одну, суженую, издавна мною условно называемую «Ягодкой» (тою, что впереди). Но разобрался, понял, что — нет, не Ягодка ещё, и вздохнул облегчённо.

Эта Девушка — не моя суженая. К счастью. Но ей определённо от меня чего-то настоятельно требуется. И что мне в ней нравится, так это отсутствие агрессивности. В нахалку не прёт, не выжимает, а если не дам, так она и не обидится, не проклянёт, я знаю.

Не понимаю, что ей нужно, но то, что потом, наяву, от её визитов во мне остаётся трепетное ощущение духовной близости, подозреваю, в итоге повлияет на моё решение: давать или не давать.

Постепенно мы с ней, можно сказать, подружились. Хотя кто она такая, я в упор не знаю. Интересно, знает ли она, кто такой — я? Подозреваю — тоже не очень.

Таковы мои впечатления: Она в таком же неведении, кем я наяву могу оказаться. Она просто спит и во сне встречается со мной, чувствуя, что именно я могу помочь ей. Если захочу...

Но уж в том, что эта другая, «несуженая» подруга — не моя Шоколадка Номи, я уверен тысячепроцентно.

Неповторимое ощущение, оставляемое во мне ночными свиданиями с Номи, способна оставить во мне лишь она, моя принцесса... Только свидания с ней освобождают меня от приступов клаустрофобического страха, душащих наяву и во сне.

Мне категорически противопоказаны тюрьмы, я задыхаюсь, не имея возможности выйти по собственной воле!..

Знал бы кто, каких зверских усилий стоит мне корчить из себя крутого степного варвара, которому всё по-барабану и у которого только одно на уме: изыскание способов добраться до женской половины дворцовой челяди!

Единственное лекарство — свободное скольжение вместе с Вовочкой сквозь все преграды и защиты. И она, и я знаем — поодиночке не получится у нас скользить, только вдвоём, только вместе.

Пусть даже всё это — только наши сны.

Или нет, не так. Это всё — только сны? Но как бы там и тут ни было, в снах мы — это мы.

Никакая посторонняя, малопонятная Девушка, которой что-то от меня надобится, — не сравнится с моей обожаемой Девочкой! И когда она только успела практически безраздельно завладеть моим воображением?!

Правда, уверенности, что моя вожделенная, предощущаемая Ягодка — это Номи, во мне почему-то тоже не возникает.

Ни во снах, ни... наяву.

Наяву встречи с нею — сплошная сердечная боль.

— Доброе утро, — равнодушным тоном отвечаю на приветствие.

— В трапезную чапаешь? Привет, Дженни. Или ты Кэти? — здороваюсь с личной телохранкой Девочки.

— Кэти сменилась, сэр. Я Пэтси, — невозмутимо отвечает гвардейка. — Доброе утро, ваша СВЕТлость.

Приветствуя Номи, мой Шон эхом вторит:

— Доброе утро, ваша СВЕТлость.

— Миледи, мы опаздываем, — напоминает телохранка. — До начала завтрака осталось полторы минуты.

Ох уж эти мне вежливые, чопорные и пунктуальные консерваторы-экскалибурцы! Наверное, должно всё-таки оставаться во Вселенной нечто незыблемое, неколебимое никакими ветрами перемен. Вопреки sic transit gloria mundi. Мирская слава нехай себе проходит, а... традиционные ценности Туманного Альбиона — навсегда!

Третье тысячелетье космической эры «на дворе», планетка, затерянная на окраине государства, в свою очередь затерянного за краем ОПределов, подземная нора под поверхностью, массивная мебель, пылающий камин, стяги с гербами, тонкий фарфор с геральдическими символами, серебряные столовые приборы, овсянка на завтрак, свечи в бронзовых канделябрах, коллективное воздаяние хвалы Творцу перед трапезой, портреты суроволицых предков на стенах, негромко звучащие из ретрансляторов песни — всё течёт, всё меняется, a «Beatles» — forever!

Мы входим в трапезный зал последними, все наши уже здесь. Кроме Перебора, но он, ясный пень, выполняет особое задание. Нехило устроившись.

Переглядываюсь с Бабулей. Беззвучно рапортую: тылы прикрыты, сотоварка-генеральша! Ррри отвечает мне одобрительным шевелением ушей.

Похоже, экипаж выбрал-таки Реставрацию. Не потому, что здешние «пауки» и здешняя «банка» нравятся нам больше, чем революционные пауки и банка столичной планеты. И не потому, что мы патологически любим ретро. И даже не потому, что связаны контрактом. И не потому, конечно, что не можем урвать когти с Ти Рэкса. Сможем, не пальцами деланные и не из таких передряг выскакивали. Попытаться, во всяком случае, вполне способны...

Совершенно по иной причине.

Причина называется: Свет, Сияющий Во Тьме. В тени которого мы все находимся. И будем, судя по всему, находиться впредь.

«Хошь не хошь».

Странно, но уже почему-то именно «хошь».

Или это мутотень наводит морок?

5 : «КАК ПРИНЦЕССА»

...«Майкл Стюарт, Принц».

Три слова всего. Но зато КАКИЕ!!!

«...как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь / Всем нам быть суждено, суждено».

«Я хочу быть с НИМ!», — решила Номи бесповоротно, когда появился ОН. Быть с тем, кто —

МАЙКЛ СТЮАРТ, ПРИНЦ.

И точка.

«Кругом голова...»

И кружилась, кружилась на оси чёткой мысли: «Я хотела ЕГО всегда. Я стану женщиной только С НИМ. Я предопределена ЕМУ!».

Номи любовалась им, наслаждалась его присутствием, наблюдала, созерцала, достоинство прибавляя к достоинству. Изысканнейшие манеры, быстрый ум, неиссякаемая эрудиция, великолепное чувство юмора, прекрасная реакция, отлично тренированные мышцы, и прочее, и прочее, и прочее, и, конечно же, внешность... Внешность, от которой судорожно сжималось внутри живота и жаркие волны перекатывались в голове.

У НЕГО определённо не было ни единого недостатка! Настоящий мужчина и джентльмен!

«Чудесный, чудесный, чудесный!» — смаковала Номи волшебное слово.

Принц Майкл явился прямо из девичьих грёз, из девичьих снов и заполонил собою явь. Сны теперь заполнял Бой, но какое-то время Номи очень мало волновали сны. Она и спала-то совсем немного — не до сна, когда совсем-совсем рядышком... Её воображением полностью завладел сын милорда Стюарта. Но она не торопилась, ничем не выказывала переполняющих её чувств. Девушка верила, что теперь-то уж — воплотившаяся в конкретного человека — мечта не рассеется в воздухе бесплотной дымкою разочарования.

Первым шаг навстречу сделал поэтому Майкл. Необычайно чуткий и внимательный, как и подобает настоящему Принцу (во всех смыслах!), он понял состояние девушки и пригласил её поужинать вместе.

И вечер, проведённый с ним, был сказочен...

В глазах принца светилось восхищение, и Номи всей душой верила, что оно искренне, а не является всего лишь отблеском восхищения, светящегося в её собственных глазах. Она позабыла, что наделена модифицированным сверхвосприятием и к тому же является Носительницей.

Она впервые в жизни забыла об этом, превратилась в обыкновенную девушку, умирающую от счастья, и — ощутила себя вдруг Принцессой... В экипаже потомственных аристократов и гениев она невольно ощущала себя Золушкой, несмотря на свои параиормал-способности, и вдруг поняла во внезапном озарении, что:

«Я ВЕДЬ НИЧЕМ НЕ ХУЖЕ! ВОН КАКИМИ ГЛАЗАМИ СМОТРИТ НА МЕНЯ НАСТОЯЩИЙ ПРИНЦ!»

И провалилось вниз сердечко, неистово распираемое переполняющими чувствами, и составило компанию страстному желанию, что жарко пульсировало внутри живота... Желанию абсолютно взаимному, уж в чём в чём, а в этом Номи была уверена. Уж это два разнополых человека друг о дружке понимают с первых мгновений знакомства. Вспыхивает незримая посторонним глазам ослепительная искра, проскакивает между двумя и воспламеняет воображение и тела...

Потом они гуляли в огромном подземном лесопарке, и принц так ласково и бережно прикасался к ней, помогая перебираться через ручейки и поваленные стволы, что ей хотелось кричать и плакать от счастья. Они сидели на замшелом валуне, тесно прижавшись друг к другу, и когда принц по-дружески приобнял её за плечи, она едва сдержалась, чтобы не повернуться и не впиться устами в уста — наконец-то!!! — истосковавшимися, иссушёнными нестерпимо долгим, длиною в жизнь, ожиданием...

Но героически сдержалась. Показалось, что воздух вокруг превратился в хрусталь, и она побоялась резким движением разбить этот хрупкий сказочный замок...

Сидя на валуне, Её Принц рассказывал ей об утраченном Королевстве, о безоблачных годах своего детства, о путешествиях на различные планеты, о реставрационной борьбе, рассказал и древнюю легенду о Четырёх Камнях, Оживляющих Меч.

Легенда гласила, что однажды все Четверо изберут Носителем одно и то же существо, воистину достойное, и тогда воссияет Звезда Четырёх Лучей, и отразится в холодной воде реальности, и осветит единого Носителя, превращающегося в Хозяина, и тогда возродится истинный Экскалибур, и обладающий Им получит в своё безраздельное распоряжение величайшую силу, практически всевластие, и станет наиболее могущественным Властителем за всю историю Освоенных Пределов!

Бессмертным Творцом истории этой самой станет... Звёздный Меч разрубит реальность в любом избранном месте, рассечёт её в угоду своему Хозяину, и...

Что будет дальше, либо легенда умалчивала, либо Майкл не досказал — появилась настоящая белочка и принялась попрошайничать. Номи хотела спросить, что гласит легенда о теоретически возможной хозяйке Звёздного Меча, но внимание её было отвлечено, и она забыла вертевшийся на кончике язычка вопрос.

Пушистую зверушку приласкали, и вновь гуляли под сенью деревьев, заливаемые ярким светом искусственной луны, и на мгновение вдруг почудилось: не здесь они двое находятся, а в настоящем лесу полумифической Прародины, в каком-нибудь где-нибудь там-нибудь Шервуд-форест, Йеллоустоун, Булонь, Мигея или Мещёра, и светит им настоящая земная луна, неразлучная спутница сердец любящих человеков, освещающая им Путь в ночной темноте...

О как же девушка себя проклинала, когда рассталась с принцем у дверей своего апартамента! Целомудренно поцеловав его в щеку, ощутив сказочную шелковистость его белоснежной кожи, она... не пустила его за порог. Миленько улыбнулась, пожелала спокойной ночи и...

И, уже спрятавшись за мембраной, стоя с колотящимся, от волнения выпрыгивающим сердцем, она шептала, вжимая в груди яростно стиснутые кулачки: «Дура, дура, он так хотел тебя! дура, он изнемогал, дура! ты встретила своего долгожданного, единственного! дура, что ж ты...»

Не смогла. Испугалась. Не в первый же вечер... не сегодня, быть может, завтра, если не испугается вновь... «Как же я хочу его, знал бы кто, как!!! — думала в отчаянии, повалившись на ложе и уткнувшись зарёванным лицом в подушки. — Неужели я ЕГО потеряю, едва лишь обретя, из-за собственных дурацких комплексов?!»

Дело было не в дурацкой плеве, конечно же. Она — просто символ. Но — символ многолетнего ожидания, что за неимоверные страдания и воздастся соответствующе. И так вот, сразу, в одночасье, сменить его на иной симв...

«Это уже фобия, — поставила себе диагноз, отрыдавшись. — Уже патология. Смотри, дура, в девках помрёшь...»

Не заметила, как уснула.

Во сне, более реальном, нежели явь, она встретилась с другим мужчиной. И скользила вместе с ним, вдвоём, просачиваясь сквозь все преграды. И почему-то во сне ей было неизмеримо легче. Она понимала, что этот мужчина не обойдётся без её помощи, в одиночку не сумеет преодолеть, просочиться, а если выйти не сумеет, то умрёт, потому что Тюрьма для него — синоним Смерти.

И там, во сне, она была не менее счастлива, но не умирала от счастья, а жадно, ненасытно жила, потому что именно этот мужчина избавлял её от комплексов, отпирая лязгающие ворота её собственной Темницы. Она понимала, что этот мужчина — не Он, единственный долгожданный, и всё равно просыпалась с твёрдым убеждением, что от этого мужчины... мембраной двери отгородиться просто не сумеет.

«Может быть, — взбрела ей как-то в раздираемую противоречиями голову бредовая мысль, — потому что он искренне оскорбится, назови его вдруг кто Принцем в лицо?..»

Наяву она поэтому с ним была подчёркнуто равнодушно-вежлива, старательно избегала либо игнорировала присутствие. Она по-прежнему хотела Принца. Ох, как она желала Принца! Именно этого. Майкла. Явившегося из тех, старых снов, что снились ей, когда кисумуанская явь самого светлого полудня больше напоминала ночной кошмар, нежели дневной свет.

Проснувшись наутро после первого свидания с тем, кого сочла долгожданным подарком судьбы, суженым своим, она сказала себе вслух:

— Он. Сегодня или никогда.

Постаралась забыть сны и целиком сосредоточилась на яви.

Таким образом она сумела ответить на этот, один из многочисленных вопросов.

Вспомнился зовущий взгляд принца, которым он проводил её, ускользающую за мембрану...

«Я здесь и сейчас! — говорили его глаза. — Я не бесплотная грёза, я во плоти, живой, горячий и жаждущий...»

Номи уже знала, что скажет Майклу при встрече, сегодня.

«Вы как-то гостили в моих снах, Мой Принц, — скажет она ему, а потом задаст старый, как мир, вопрос, применив вариант формулировки, традиционный для человеков, считающих спейсамерик родным языком: — У тебя или у меня?»

Для себя на этот вопрос, ещё один из многочисленных, — девушка уже ответила. Она не могла продолжать балансировать на грани.

Надо было куда-нибудь падать — сюда или туда

«Лет ит би, лет ит би, лет ит би!» — зазвучало в голове Номи выхваченное из бездонной памяти Сети. Это «проснувшаяся» сверхчувствительность давала о себе знать, выхватив цитату из классической песни — частицы наследия легендарных «Beatles». Между прочим, здесь, в космотории Экскалибура, эфир был полон древнеземной классики.

«Воистину, так тому и быть», — подумала Ещё Девушка... и приняла Решение.

Выбор сделан. Точнее, она свой выбор сделала...

Первейшее Право разумного обитателя ОПределов, являющегося одним из мириадов ячеек всеобщей Сети, — право на коммуникацию и информацию.

Для того чтобы осуществлять это право, большая часть этих самых обитателей (исключая получивших паранорм-способности в процессе естественной эволюции) «подключалась к каналам». То есть вынужденно либо добровольно общалась со своими терминалами, являющимися «точками» этой самой Сети. Но общалась не напрямую, а опосредованно.

(Вопрос об уровне допуска к информации, далеко не одинаковом для различных индивидуумов, — категория иная. Экономическая. И не о ней речь.)

Напрямую подключаться к Сети, без достаточно архаичных тактильных, звуковых и видеовиртуальных способов контакта, уровень современных технологий вполне позволял. Но далеко не всем позволяли это делать религиозные, идеологические, идейные и прочие предрассудки. К тому же далеко не всем прямое подключение было по карману, да и, но большому счёту, не у всех желание таковое имелось. Хоть какая-то иллюзия свободы сохранялась: ведь портативный терминал выбросил — и гуляй себе. Понимая, что это всего лишь иллюзия, многие обитатели Пределов всё же упорно тешили себя ею...

Однако немало разумных придерживались диаметрально противоположной точки зрения. Практическим выразителем этих убеждений были генно-инженерные программы по созданию существ, имеющих врождённую восприимчивость к тем диапазонам волнового спектра, которые их предки не воспринимали.

Итоговые «продукты» получили официальный статус «модификация серии РХ». Там, где общественное мнение спокойно воспринимало реальный факт существования модифицированных организмов, никаких проблем у этих лаб-модов (и прочих лабораторных модов, иных серий, с иными спецификациями) не было. Там даже мутов (как звались «дикие» моды) воспринимали достаточно спокойно. Но были и цивилизации, в которых не то что мутантов, а и лабораторных модификантов абсолютно не воспринимали. В частности, на пятой планете солнца Кисуму... Впрочем, в этом раю для чёрных расистов вообще всё, не укладывающееся в АфроСтандарт, не имело права на нормальное существование.

Родившейся на зулусской этой планете светлокожей и светловолосой девочке будто в насмешку Природа взяла да и сделала ещё один подарочек.

Мутацию, в результате которой Наоми Эвелина Джексон стала природным аналогом лабораторной «серии РХ». Картина мира для неё слагалась не только из того, что можно увидеть глазами, услышать ушами, унюхать ноздрями, потрогать руками... далеко не. Когда это выяснилось, между именами и фамилией девочки появилась буковка «м». Мутантка. Во всех файлах! На всех карточках!

По кисумуанским обычаям — нечто вроде жёлтой звезды Давида на спинах и рукавах обитателей древнеземного еврейского гетто. И с этой позорной «звездой» Номи, презренная мутка, пария кисумуанского социума, просуществовала до того самого лучезарного дня, когда повстречала Кэпа Йо...

И лишь на «Пожирателе Пространства» она поняла, что Кисуму Пять — ещё не весь мир. И что воистину фашистские каноны тамошней цивилизации Освоенным Пределам не указ. И что её естественные паранормальные способности не постыдное уродство, а неоспоримое преимущество.

Эх, если бы только не совершила она ужаснейшей ошибки, солгав Экипажу в самом начале, скрыв наличие этой проклятой буковки...

...Всё это проносится в голове у Номи, когда она, оцепенев у потайных дверей покоев принца, стоит на коленях, уткнувшись лбом в пол и раскинув руки. К дверям этим, показанным ей накануне Майклом, прилетела Ещё Девушка на крыльях любви, изнемогая от нестерпимого желания. Примчалась, когда ответила на вопрос и приняла решение. Выбрала. И вот...

Сбитая на лету неожиданно прогремевшим выстрелом, пала на шершавый, донельзя реальный пол, не в силах выстоять в полный рост, и застыла без движения, обессиленно распластав крылья.

Отчаянно желая не верить, но, увы, ни на йоту не сомневаясь в реальности происходящего. Отчаянно проклиная себя за то, что её угораздило на свет уродиться не простой девушкой, а девушкой, воспринимающей радиоволны и близкие им диапазоны эфирного спектра...

[[...Я знаю. Нет, ещё рано. Когда я почувствую, что настал момент, скомандую сам. Да, сам! Мне виднее!]] — Майкл раздражён и не скрывает этого.