Вечный Поход (№2) - Приговоренные к войне

Упырь замолк и шумно перевёл дыхание. Сделал ощутимую паузу. И сразу же перешёл к шокирующим известиям. Он поведал собравшимся, что на самом деле их настоящими врагами являются инопланетяне! «То есть не просто пришлые, а совершенно ЧУЖИЕ, если кто из товарищей древних не понял...» И ещё, сразил Данила собравшихся самым убойным фактом: все наши, кого завербовали, находятся нынче не в дальнем неведомом краю, а за тридевять парсеков от родной Земли («родимой сторонушки»), на особой планете Экс, принадлежащей цивилизации («ну, вроде империи») по названию Локос. «Другими словами, мы сейчас на одной из таких вот звёздочек!» Он красноречиво ткнул пальцем в воображаемый участок на вечернем небе, где уже проклюнулось несколько ранних звёзд...

Командующие армий, собравшиеся на Совет, встретили эти известия по-разному. Александр Македонский, молодой и импульсивный, вскинулся, словно от обиды. Жуков помрачнел, но позволил губам сложиться в подобие ухмылки. Святослав непонимающе уставился на Данилу...

Но когда Упырь объяснил всем, что земляне здесь, по сути, являются гладиаторами — выдержка оставила Великих... Начались гневные выкрики. Но Данила, не обращая внимания на перепалку и самоповторы в речи, принялся подробно разжёвывать, втолковывать полководцам, что иномиряне воссоздают в реальности чудовищно искажённую и многократно увеличенную в масштабе, но банальную идею гладиаторских боев, взятых из глубин земной истории. Самой что ни на есть НАШЕЙ.

По большому счёту, локосиане просто запихнули наёмников на громадную арену и на ней моделируют («ну, вроде подражают») сплошную цепь войн, из которых («Факт!») состоит история земного человечества.

ТАКИЕ ДЕЛА.

И когда суть объяснения более-менее дошла до всех, начались настоящие дебаты с пеной у рта. Полководцы вошли в раж! Да ещё какой! Они требовали крови виновных. Особенно лютовал Цезарь. «Это меня-то в гладиаторы?! МЕНЯ?!! — Его голос напоминал рычание. — Я им покажу выходи в ливень и ничего не бойся!» Но никто никого не слушал. Все мгновенно вспомнили те слова, которые именно им говорили в своё время «вербовщики»... Только Чингисхан и Жуков сидели молча, словно окаменев.

Потом, когда победоносные командиры выплеснули свой гнев, настал мой черёд.

По знаку Упыря я вышел на середину освещённой кострами поляны. Вышел в снаряжении вражеского пехотинца. Собравшиеся сначала дёрнулись при виде чёрного шлема, похватались за рукояти мечей и пистолетов... но сообразили, что к чему, и несколько успокоились.

Ненадолго.

...В самый первый вечер, когда мы остались с Амриной наедине, ещё во время нашего марш-броска к лагерю Упырёва воинства, я настоял на удовлетворении своего любопытства. Подавляющее большинство мужчин может считать меня полным извращенцем (Антил относит себя к нему), но... моё любопытство не касалось её тела.

Основным объектом интереса было это непонятное, «демоническое» оружие. Я выпытал практически всё. Даже поэтапно отработал все движения, необходимые для боевого применения излучателя, И вот теперь я, в качестве единственного специалиста по вражеской спецтехнике, держал слово перед Советом великих полководцев.

— Уважаемые командующие! Я хочу представить вашему вниманию угрозу, с которой в ближайшее время столкнётся каждое подразделение, примкнувшее к Объединённой Армии. Для кого-то это пока лишь просто несерьёзная штуковина в виде металлической палки с раструбом на конце, да ещё и с целым ворохом проводов. Но, смею вас заверить, это в корне неверное впечатление. В моих руках — основное тактическое оружие солдат Локоса. Именно этими штуками первый десант локосиан обратил в бегство добрую половину доселе непобедимого Чёрного тумена Чингисхана! И в этом нет ни малейшей вины доблестных монгольских гвардейцев. Ведь они даже не представляли, чего можно ожидать от пехоты чёрных «демонов»... Я хочу объяснить вам в общих чертах, как действует это поистине дьявольское оружие. Вот шлем со сплошным прозрачным забралом, изготовленный из прочнейшего, неведомого нам материала... Многие восприняли его, как часть защитного доспеха. На самом деле, основная функция этого устройства — извлечение из человеческого мозга особых импульсов. Они определяются как нечто комплексное, включающее в себя боевую ярость, враждебность, агрессию... Окрашенные подобным образом эмоциональные всплески присущи, в принципе, каждому индивидууму, но наиболее ярко выражены в истинных Воинах, особенно в минуты наивысшего боевого возбуждения или даже, если хотите, боевого транса. Для выполнения этой задачи — внутри шлема имеются мозаичные группы датчиков, размещённые в мягкой и одновременно упругой полусфере. Эта полусфера плотно прилегает к голове воина, выполняя помимо прочего и функцию защиты от ударов. Извлечённые боевые импульсы по специальным проводникам поступают в блок-концентратор. Вот он... С виду обычный заплечный ранец. Именно здесь аккумулируется для последующих разрядов энергия сокрушительной боевой ярости. Этот блок служит как бы магазином с боеприпасами, в обычном понимании. Далее накопленная боевая энергия, опять-таки по специальным проводникам, поступает в систему, предназначенную для поражения живой силы противника...

Моя более чем специфическая аудитория слушала, затаив дыхание, в полнейшем молчании. Подозреваю — многие из военачальников мало что поняли из деталей моего рассказа (хотя всепланетный «толмач», связующий наши разумы, наверняка мою речь переводил в наиболее адекватной для каждого слушателя форме... и что бы мы без него делали?!), а некоторые из них практически ничего не поняли... уж больно велик был разрыв между эпохами. Но я всё же надеялся, что основную суть улавливает даже предводитель доисторических кочевников (какому вояке не хочется пощупать новое оружие!), и героически завершил свою непростую лекцию. В первую очередь — я старался для тех, кто способен был хотя бы понять, о чём, собственно, ведётся речь.

— Таким образом, как вы видите, — овеществлённая, материализованная ненависть, или же БОЕВАЯ ЯРОСТЬ, увеличенная многократно, превращается во вполне реальную убойную силу. И в этом воплощении — импульсно выплёскивается на врага посредством излучателя... — Я поднял вверх упомянутую «штуковину». — Вот из этой трубы с... концевым рассеивателем. Прицельные приспособления как таковые — отсутствуют. И это вполне объяснимо — ведь стрельба преимущественно ведётся по группам целей, а не по одиночным. Если говорить об эффективности этого оружия — выскажу пару соображений. На первых порах — эффект потрясающий! В дальнейшем же стоит использовать его только в сочетании с нашим стрелковым, в частности, огнестрельным оружием... На сегодняшний день у нас в распоряжении находятся семь единиц излучателей боевой ярости на охраняемом узловом терминале, и девяносто две единицы из числа захваченных при разгроме вражеского десанта, непосредственно в базовом лагере. Указывая точное число, я имею в виду только полностью работоспособные экземпляры...

После этого я попытался объяснить собравшимся, что именно ощущают люди, подвергшиеся воздействию вражеских боевых излучателей. И опять, судя по выражениям лиц, в полном объёме суть уловили далеко не все присутствующие...

День угас. Костры вовсю трещали, сжирая толстые ветви. А мы всё никак не могли приступить к заключительной части — выработке и вынесению решений Военного Совета... Собрания исторических личностей невозможного в принципе, но вот ведь — совершенно реального! Видимо, правы философы, утверждающие, что рано или поздно, либо там, либо тут, но во Вселенной возможно абсолютно всё, до чего способно «дотянуться» наше воображение.

После ответственнейшего выступления перед военными гениями у меня, похоже, начался пиковый перегруз, от избытка эмоций. И организм принялся вовсю защищаться. В голову вполз какой-то спасительный шум. Я словно просматривал немое историческое кино, в котором спорили друг с другом известнейшие полководцы. Я наблюдал «из зала», как они потрясали руками и гримасничали, придавая своим словам значимость... Лишь некоторые фразы всё же пробивались в моё до предела изнурённое сознание.

— Основа временно побеждённых армий действительно зачастую воскрешается из сил сопротивления... — это веско ронял слова Георгий Константинович.

— Мы уже на деле показали инопланетным уродам характерное земное свойство — забывать взаимные распри, когда наших бьют! Так давайте же теперь разовьём первый успех! — это, несомненно, Упырь.

«Где ты, моя принцесса! Ты бы посмотрела на сегодняшний форум! Куда там вашему кулуарному Совету Трёх... Разность масштабов!» — это я успевал беседовать то ли сам с собой, то ли с тенью Амрины.

— Как вы себе представляете общее управление столь огромными, а главное, столь различными меж собой войсками? — это царь Леонид.

— В чём заключены ближайшие, конкретные цели формируемой армии? — похоже, этот вопрос слетел с уст Ганнибала...

Новая объединённая военная МОЩЬ землян рождалась на моих глазах. Именно здесь и сейчас.

Наиболее оживлённое обсуждение вызвал вопрос о создании объединённого командования и, само собой, он занял львиную долю времени. Вернее, волновало не само создание некоей военной коллегии, призванной совместно руководить боевыми операциями объединённых сил сопротивления. Да и что тут было создавать? Все присутствующие полководцы вошли в коллегию полным составом, после чисто символических вопросов-ответов о согласии.

Самым щепетильным моментом, ЕСТЕСТВЕННО, оказалась проблема лидерства.

КТО возглавит этот коллегиальный орган управления?!

В любой армии — верховным главнокомандующим может быть только ЕДИНСТВЕННЫЙ командир. При сколь угодно многочисленных членах Военного Совета.

После мучительных споров было решено: в данной ситуации имеет смысл пока что остановиться на выборе ВРЕМЕННОГО командующего Первой Земной Армии. Причём желательно, чтобы военачальник был представителем как можно более «поздней» исторической эпохи. Иначе он не сумеет адекватно воспринимать потенциальные возможности и боевые действия врага, обладавшего всеми достижениями технологически более развитой цивилизации грядущего.

Военных из грядущих веков среди нас не наблюдалось — я и вправду был едва ли не самым «поздним» из собравшихся, — так что...

Как ни прикидывай — из всех присутствующих полководцев на эту должность идеально подходил только... Георгий Константинович Жуков. (Наверняка не думал не гадал опальный советский маршал, разгромивший фашизм, ГДЕ И КАК будут вновь востребованы его уникальный опыт и талант стратега...)

На том и порешили. После яростных споров, конечно!..

Затем утвердили и другие временные должности. В том числе те две, которые я и Упырь загодя примеряли к себе. Соответственно — начальника управления спецопераций и начальника штаба. Хотя на должность начштаба имелись куда более высокопоставленные кандидаты, начиная с прусского теоретика и заканчивая красноармейским практиком, но мудрые военачальники рассудили по справедливости и воздали должное зачинателю объединения армий. На время, дескать, сгодится и этот русский младший офицер... А потом поглядим, как военная кампания развиваться будет. На войне как на войне — далеко загадывать бесполезно. Враг может спутать все расчёты.

Прочие Ожившие Портреты стали командирами Корпусов, для краткости поименованных соответственно их изначальной принадлежности: Македонский, Карфагенский, Славянский, Монгольский, Советский, Турецкий, и так далее.

Задним числом обсудили и памятное «Официальное предложение Семёрки», в котором нам предписывалось прекратить все боевые действия и подготовиться к переброске назад, на Землю, каждому — в свои временные и географические точки... Порадовало единодушие Совета, который гневно отторг предложение вернуть наше прошлое, осудил соблазн воспользоваться трусливой возможностью ретироваться и сделать вид, будто ничего и не было. Осознав ситуацию и включаясь в руководство совместными действиями, маршал Жуков резонно рассудил, что даже в случае честного выполнения обещания люди Земли никак не застрахованы от повторных игрищ с земной историей.

— А посему, — повысил суровый голос Георгий Константинович, — мы будем с ними не просто сражаться до победы на данной территории! Мы будем бить врага в его же логове!

С ним согласились...

Его уже начали слушать!

Цари и императоры, потомственные генералы и вожди, адмиралы и дворяне — готовы были исполнять приказания советского офицера... бывшего простого русского мужика. На войне как на войне — сначала надо победить, а уж после разбираться, кому больше медалей положено.

Лишь Данила Петрович, органично войдя в новую должность, резонно и конструктивно заметил:

— Но для этого надо бы сначала объединить все без исключения силы землян, заброшенных на эту планету. И решить проблему эффективной защиты от всех последующих карательных десантов инопланетян... А также проработать самый худший вариант — массированное вторжение вражеских сил с целью полной зачистки непокорной территории.

Все главные слова были произнесены. И расставлены все точки над всеми буквами.

Пришло время осознания.

Самая тяжёлая и трудная военная дорога, которую доведётся пройти земным воинам за всю историю человечества — ещё впереди.

Они стояли с непокрытыми головами. И отсветы пламени костров, долетая, плясали на поверхностях металлических доспехов. Пламя отражалось в глазах, где и без того метались воинственные огоньки. И всё чаще и чаще взгляды полководцев Земли устремлялись вверх — к мерцающим в необозримой вышине крохотным звёздам. И воинственные искры, как от разгоравшегося кострища, взлетали всё выше и выше, силясь дотянуться, поджечь и залить огнём незнаемых пока небесных обидчиков. Яростные негасимые искры, из которых мы сегодня сообща, всем миром, принялись раздувать беспощадное пламя.

Они стояли, объятые непреклонной, обретённой недавно, солидарной решимостью: ВОЕВАТЬ И ПОБЕДИТЬ. Цезарь. Жуков. Аттила. Чингисхан. Наполеон. Леонид. Александр. Ганнибал. Святослав. Хасанбек, Упырь...

И конечно же, российский офицер в десятом поколении Алексей Алексеевич Дымов. За которым я сейчас наблюдал глазами Антилексея, как бы со стороны.

Стояли молча. Думали каждый о своём, но — мысли каждого наверняка перекликались с общими думами... Пока один из нас не очнулся. Он резко выбросил вверх правую руку со сжатым кулаком. И тут же, глядя в тёмное небо, сделал резкий жест, словно втыкая отставленный большой палец в землю — жест, означавший в древности, что побеждённый гладиатор должен быть убит. По округе зычно разнёсся его хриплый яростный крик:

— СМЕРТЬ ЧУЖАКАМ!!!

И все мы, не колеблясь, громогласно ответили на призыв Цезаря:

— СМЁ-Е-Е-ЕРТЬ!!!

Эхо метнулось ввысь и почти сразу увязло в непроглядном мраке, окружавшем нашу поляну. А темнота, заслышав дерзкий вызов, приняла его на свой счёт и придвинулась вплотную. Казалось, вся бесконечная бездна Космоса с хищным интересом пыталась всмотреться в нас — в безрассудные песчинки, частицы земной почвы, осмелившиеся бросить вызов страшным обстоятельствам и злой судьбе.

А мы стояли, взявшись за руки, как стражи на порубежье, готовясь попрать все временные и пространственные рамки.

Готовясь сделать ШАГ...

Река Времени — та же пограничная река Рубикон, факт перехода которой сам по себе является объявлением войны. У нас не было Сегодня. То, что мы пытались прожить — было бесформенным суррогатом с дурным запахом. Это просто невозможно было прожить, да мы уже и не старались, осознав, в каком море зловонного дерьма находимся! Позади нас было Вчера, в которое нас пытались запихнуть, как скот в стойло. Оно пахло заманчиво, но... напрочь перечёркивало человеческое достоинство вообще и воинскую честь в частности. У нас оставалась единственная дорога — и вела она в Завтра. Но не в тот завтрашний день, который неизменно наступал, не оставляя выбора. У нас был выбор! И мы его совершили, избрав наиболее опасный, но самый желанный вариант.

Мы намеревались завоевать право на настоящее Завтра. В котором нам предстояло умереть в сражениях за будущее Земли... либо победить и успеть увидеть собственными глазами это будущее.

Ну, хотя бы его начало...

Мы подошли к берегу этой пограничной реки и даже отыскали брод.

Брод через Рубикон.

Оставалось сделать решающий, судьбоносный шаг. Первый.

ЧТОБЫ ПЕРЕЙТИ ЕГО...

* * *

Я бреду вслепую, как сомнамбула!

С затуманенным слезами взглядом и выжженной дотла душой. По дороге с обратным отсчётом шагов...

НЕ ДЛЯ ЗАПИСИ.

Я боюсь себе в том признаться, но очень похоже — мы зашли в тупик. И все эти дальнейшие... судорожные действия, совершаемые, чтобы исправить положение... уже приобретают все признаки преступления перед собственной расой. Не говоря уж о нарушении космических законов.

Но что толку взывать к разуму сильных нашего мира, уповать на позитивные помыслы во благо, если...

Если я сама не только запуталась, но уже попросту... не знаю, в какую сторону хочу идти дальше! Не сейчас, когда я набралась решимости и продолжаю движение прямо на вооружённых землян, охраняющих подступы к своему лагерю. Куда идти потом... когда неизбежно окажусь среди своих. Какие первые слова я скажу? Как посмотрю в глаза отцу? И о чём спрошу его?

Я специально не оставляю сейчас мнемо... Уверена — тот, кто намерен блефовать, не имеет права на запись истинных мыслей. Что бы ни думалось, потом оно обязательно будет истолковано превратно... Но мне очень важно, чтобы эти слова хотя бы просто прозвучали внутри меня. Выплеснулись. И остались здесь — на Эксе. Не утекли.

Я обращаюсь к вам, любимые! Мои мужчины... разделённые линией фронта... Я мысленно говорю с вами обоими, чтобы заглушить страх. Беседую, чтобы прогнать сомнения и не думать о надвигающемся Чёрном Мраке...

Я беседую...

...С ТОБОЙ, ПАПА...

Вскоре с пульта главного терминала тебе доложат о случившемся. И ты, бросив всё, наверняка реально примчишься на Экс. Увидишь меня в бессознательном состоянии... и в обмундировании бутафорского солдата Покоса. Я буду лежать, сжимая мёртвой хваткой оружие страха, с застывшей улыбкой на лице... Я специально буду улыбаться перед самыми выстрелами постовых, чтобы потом встретить тебя этой улыбкой.

Я не позволю им обвинять тебя в том, что твоя дочь — изменница. Тем более, после того, как догадалась, что это ты настоял... именно ты убедил остальных семиархов свернуть, прекратить то, что всё наше изнеженное человечество считает Проектом, способным защитить локосиан от Черноты! Ты... ценой дела своей жизни, ценой уничтожения лучшего творения твоего разума — пытаешься уберечь от гибели своё единственное дитя... И вместе со мной — жизни тысяч и тысяч людей. Это можно расценить только так... В любом другом случае семиархи никогда бы не санкционировали неслыханное преступление — трансляцию мнемо с имплантированным внушением...

Неужели ТЫ решился на это? Неужели убедил остальных? Неужели убедил их отказаться от намерения использовать лучших наёмников, выживших на гладиаторской арене? Отказаться от оружия, которое мы собирались использовать против неотвратимо надвигающейся Чёрной Смерти? Ради меня... Чтобы спасти мне жизнь и вернуть домой вместе с пленными.

Тем самым — угробить истинный ПРОЕКТ СПАСЕНИЯ, о существовании коего знают всего лишь две личности в этой Вселенной. Потерять единственный шанс, способный помочь нам не делать ставку на наёмные силы, а выявить свои собственные...

Ты, сотворивший дезинформацию, и Я— её носительница.

ДО-носительница...

Многократно обманувшая мужчину, которого люблю. Апофеоз лжи — для «проверки чувств» спровоцированное нападение насильника...

Как жить дальше, осознавая ЭТО?

КЕМ жить???

Ведь, по сути, единственная правда, слетавшая с моих уст в доверительных подчас разговорах с Аленьким — что ЛЮБЛЮ его.

Моя Правда.

Всё остальное — ТВОЯ специальная, предназначенная исключительно для земных ушей, ЛОЖЬ.

...И С ТОБОЙ, МОЙ ЗЕМЛЯНИН...

Я надеюсь — ты разберёшься во всём, ты не поверишь в моё «боевое безумие». Уверена — поймёшь, для чего я взяла неисправный излучатель, для чего иду напролом, прямо под спасительный выстрел... Только так я смогу создать себе алиби и ореол мученицы.

Пусть они думают, что я действовала осознанно... Героиня-разведчица. Очаровала одного из командиров землян. Выведала ценные сведения. И, как могла, отомстила за казнь наших пленных — сражалась, пока от непрерывной работы не вышло из строя оружие... Пусть думают. Я верю — ТЫ разберёшься, что к чему.

Я вновь и вновь мысленно кричу в перегруженное ненавистью небо Экса... Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, мой жестокий и нежный Воин! Кричу напоследок и верю — хоть частица крика моей души долетит к тебе... Когда я стану жёстче — обязательно вернусь. Когда научусь не получать ожоги от вспышек твоей ярости... Когда окажусь в силах не тонуть в океане твоей нежности.

Кровавый дождь — не просчитанное и нежданное последствие «жалящей» проверки чувств — был уроком хорошим...

Более чем.

Именно потому, что в нашем устоявшемся, моноцветном мире давным-давно не осталось таких неоднозначных людей, мы были вынуждены искать среди вас... таких. Ты учил меня жить так, словно каждый день — последний. И ты же — цитировал своих предков. Они говорили: «Помирать собирайся, а рожь — сей!» Любящие стремятся поделиться с теми, кого любят, всем-всем-всем, чем обладают. И ты — поделился. Ты открыл для меня Другое Время... Оно течёт поперёк Пути и вымывает за одну ночь из души всё лишнее, налипшее за годы и годы. Ты называл его — Время Влюблённых и Сов... Ты показал мне, что Цвет Ночи — не обязательно синоним Смерти. И ты научил меня НЕ СДАВАТЬСЯ без боя. Спасибо тебе за это, мой любимый... Спасибо и ПРО...

...СТИ...

Видишь... Сердце НЕ позволило губам прошептать.

...ЩАЙ...

Значит, сердце верит — мы обязательно встретимся.

В Дороге не прощаются.

...Я иду по ней вперёд, на негнущихся ногах. Страх — это смертельная болезнь. Я больна...

Я продолжаю разваливаться на куски. Я распадаюсь. Стоит ли думать о Вечности? Стоит ли жить так, словно впереди Вечность, и отдавать все силы на бесконечный поход? Не бессмыслица ли — суд потомков? Может, и правда честнее: «После нас — хоть Вакуум!»

Хотя... этот вакуум, пожалуй, уже воцарился в моей голове.

Кажется, я начинаю понимать, что к чему... Чёрные звёзды сжирают пространство снаружи... Война — изнутри... Они не соперники... Они не союзники... Они просто уравновесили друг друга... А светлое — между ними, как прослойки, и они его...

Ого-о куда меня занесло... Я не только бреду, похоже, но и брежу.

...Ну вот, наконец-то пост! Вооружённые люди... Жаль, не додумала до конца... Они что-то кричат. Не забыть главное — УЛЫБАТЬСЯ! Сейчас-то и начнётся самое весёлое.

Улыбайся, дочка специального назначения! Улыбайся!

И крепче сожми своё оруж-ж-жи...

Так не просыпаются — так воскресают.

Снижаются бесплотным облачком над неподвижным телом. Зависают, опознав какие-то, известные лишь им самим, приметы. Оседают незримыми хлопьями. Долго-долго, целую вечность. Рассматривают со стороны и, наконец-то решившись, входят в это чужое, в общем-то, тело. Будто со смутными предчувствиями — отчий дом?! — заходят в совершенно незнакомое здание с заколоченными ставнями. И теряют остатки памяти, едва переступив порог. Но, в этом беспамятстве, всё же ощущают, что пришли в Своё. Или — в Себя.

Именно — приходят в Себя.

...Веки мгновенно среагировали на импульс-вскрик глаз — тотчас же захлопнулись. Но доза ослепительного света, как незваный гость, успела ворваться внутрь. Свет опрокинул и смял всё попавшееся на пути. Всё, что уже начало было оживать. Голова тут же откликнулась тупой болью. Женщине показалось — вся она состоит из огромной головы, заполненной едким веществом, разъедающим стенки. К тому же стенки эти трескались — безудержно, с ужасающим грохотом! — и грозили вот-вот развалиться на мелкие кусочки.

Руки? Ноги?

Что это такое?! Похоже, лежавшая пластом женщина просто не ведала об их существовании. Пока было только два ощущения. Одно — враждебное, ударившее яркой вспышкой. И другое — жертвенное, полыхнувшее в ответ острой болью. Женщина чувствовала себя вместилищем этой жестокой боли. А может, даже частью самой боли? Веки жгло огнём. Казалось, они уже расплавились и никогда больше не откроются! Быть бы панике, да спасительная тьма обволокла её чёрным бальзамом беспамятства.

Вторая попытка открыть глаза оказалась удачнее. Спустя время.

На этот раз белый неприятный свет не разбивал её голову на части. Хотя чувствительно и противно царапался внутри. Она ощущала себя слизистым тельцем глунши*, которую мироздание вознамерилось выскрести из уютной раковины.

Женщина болезненно поморщилась, пытаясь хоть что-нибудь припомнить. Сколько времени провела она в беспамятстве, во власти тьмы? Да и жива ли она на самом деле? Может, её просто перезаписали на новый бионоситель? Где ты, прошлая жизнь? Неужели вспыхнула, ударила, пронеслась и — естественно! — не оставила никаких воспоминаний...

Мысли оживали от света клубком сонных змей. Извивались. Расползались в разные стороны.

«Где я?»

«Больно-то как!»

Неподвижные глаза впитывали дневной свет. Набухали. Свечение, подобно жидкости в сообщающихся сосудах, наконец-то упокоилось единой субстанцией — и в сознании женщины, и в небольшом объёме помещения, где она лежала.

Зрачки понемногу входили в рабочий режим. Подрагивали, откликались на шевелящиеся тени, ползавшие по потолку. Ей показалось, что рядом...

— С боевым крещением тебя, Амрина. И... с возвращением.

Она дёрнулась на звук.

«Амрина?.. Кто это?.. Она?..»

«Где она находится? Кто говорит с ней?»

«Мужчина...»

Впрочем, лишь показалось, что дёрнулась; тело немного пошевелилось, не слушаясь волевых импульсов. Глаза, пытаясь выхватить взором обладателя голоса, метнулись вправо на звук, но тут же упёрлись, ударились о какой-то тёмный предел.

Боль! Разлилась по всей голове, как чёрная жидкость из опрокинутой чаши...

— Лежи-лежи... — торопливо добавил голос, оставаясь невидимым. — Теперь-то спешить некуда.

Где она слышала эту звучащую волну, несущую потрескавшиеся, как прибрежный мусор, слова?

«Отец?.. Не похоже...»

Мысли расползались, не слушаясь её. Сплетались в новые клубки.

— ...то... ты?.. — рот женщины, казалось, треснул пополам, неохотно выпустил слабые звуки.

— Да, это я. — Мужчина по-своему понял подобие слов.

— К-х-х... х-хто... ты? — через силу повторила она.

Мужчина вышел из сектора, недоступного её взору.

— Амрина... Ты действительно не узнаёшь меня?

Женщина скосила глаза, всмотрелась в силуэт человека, возникший неподалёку от неё.

Высокий рост. Худощавый. В возрасте. Лет примерно столько же, сколько и отцу. На голове заметная плешь, обрамлённая короткими волосами. Тёмными с проседью. Внимательные цепкие глаза. Таким дай волю — процарапаются внутрь. Сейчас же — смотрят с напряжённой заботой. Глубокие волевые морщины в уголках рта. Застывшая полоска губ. Ямочка на подбородке. Да это же...

Фэсх Оэн!

— Фэсх-х-х... к-х-х... — поперхнулась, не договорив.

— Молчи! Да, это я. Узнала... Только не волнуйся. Ты дома. Среди своих. На Локосе. Всё хорошо... Всё нормально. Ничего не надо. Не надо ничего пока рассказывать и объяснять... Просто слушай. Слушай, наша отчаянная... девочка...

Его голос начал стремительно слабеть. И с такой же скоростью тяжелела голова женщины. Слова, адресованные ей, трескались, всё больше напоминали пену, колыхавшуюся на язычках каждой приливной волны. Паузы между волнами всё увеличивались.

— Я только что видел твой излучатель. На нём же нет... такое впечатление... не всякий мужчина... Мы отомстим! Ты увидишь как... и пусть...

Несколько мгновений — и звук, исходящий от Фэсх Оэна, стал практически неразличим. Да и все звуки этого мира тоже... Амрина (ведь так её зовут, кажется?) смотрела на пожилого мужчину, беззвучно шевелящего губами. Терпеливо вслушивалась в тишину.

Но что это?! Голос ожил внутри! Он забрался в неё, и зазвучал с новой силой? Нет, это не Фэсх Оэн. Каждое слово отдельно билось в голове и рвалось наружу. Чеканно, словно продиктованно:

«Я. Бреду. Вслепую. Как. Сомнамбула! С затуманенным. Слезами. Взглядом. И выжженной. Дотла. Душой. По дороге. С обратным. Отсчётом. Шагов...»

«Во мне голос. Чей? Аленький... ты ли это? А вдруг?! Говори — я, в отличие от тебя, не боюсь посторонних „голосов“, звучащих в голове... Я привыкла к ним с детства... Говори, ну пожалуйста! Вытащи меня из этого марева... Аленький!»

Молчание. И давящая сила, стремящаяся смять голову, как бутон беззащитного цветка. Ей показалось — кости черепа понемногу поддаются, потрескивают.

Женщина болезненно поморщилась, закрыла глаза, пытаясь из последних сил сосредоточиться на внутренних ощущениях. Тщетно! Голос исчез, словно оборвалась незримая нить мнемо. Но при чём здесь тот, кого она назвала Аленьким? Она только сейчас осознала — голос был женским. И более того — это говорила ОНА... Наверняка она. Говорила что-то самой себе очень важное... Вернее — диктовала!

Значит — мнемо?! Именно. Впрочем, дальше и не будет ни звука — Амрина ощутимо почувствовала болезненный импульс: СТОП! «Жёсткий запрет на запись собственных мыслей». Чтобы не доведи... не прочитали те, кто сможет это сделать... Кто — «те»? Земляне? Они не в состоянии даже приблизиться к пониманию — где искать и что читать. Значит, СВОИ... Значит — ОТЕЦ... О чём же таком запретном она размышляла перед... Перед чем?