«ШЕСТЁРКА»

— Бой, слушай сюда… А не смотаться ли нам на ярмарку? — говорит мне Бабуля, как только я возникаю в проёме входа её роскошной спальной берлоги.

Моя непосредственная начальница лично соорудила это уютное гнёздышко, по своему вкусу обустроив кают-компанию торгово-представительского модуля. ТПМ — бывший военный космобот, переоборудованный нами в центр управления автоматическими грузовыми модулями.

Надо ведь где-то обитать во время планетарных высадок. Не в ангаре же! Грузовики по сути — натуральные «трюмы с моторчиками». Антигравитационными…

— Глядишь, чего-нибудь дефицитного пр-рикупим! — добавляет Ба.

Вот так всегда. Стоит в её мохнатую башку взбрести какой-нибудь очередной гениальной идейке, и Бабуле неотложно требуюсь я. В качестве преданного и восхищённого поклонника-ценителя. И попробуй слово поперёк вставить!

Я как-то намекнул, так она, зар-раза, меня в Судовую Роль носом ткнула. В Роли же, ясный пень, записано светлым по тёмному: «Убойко С.Т., служебные функции — помощник суперкарго и т.д.»

С обязанностями субкарго — всё чётко и ясно, службу знаю назубок и тяну исправно. А в это самое «итэдэ» можно засунуть, при желании, всё что хочешь! Даже почёсывание лохматой зеленовато-рыжей спины.

За то, что ткнула, я тогда не обиделся, нет. Оскорбился на неё за то, что злорадно прокомментировала: «И к тому же, сынок, глянь-ка на номер, под которым ты значиссся в списке долевого участия в прибылях! Сколько, значит-ца, из пятидесяти пяти равных долей перепадает лично тебе?!»

Вот зачем, спрашивается, ниже пояса лупить-то?.. Будто я сам не знаю, что лично мне перепадает всего-навсего пять долей и значусссь я — шестым. Шестёрка, выходит. Ну и ладно, ну и пусть. При выдающихся деятелях и деятельницах завсегда секретари, референты, ученики состоять должны. Не то какой же это мастер, без подмастерья! Под командованием настоящих профессионалов отчего бы и не послужить…

Не лень же ей, старой ехидине, постигать смысл наших, человеческих, идиом! Вот ведь натура у бабки вредная! Впрочем, если б эта иномирянка не въедалась во всякие этакие нюансики и детальки бытия, с виду лишние, то наверняка сейчас торчала бы под гнилой корягой. В глубокой и безнадёжной заднице, на своей родной планете с эпическим названием «Бескрайний Лес».

Это точно. Оставалась бы дома, старея и неотвратимо покрываясь (это мы, человеки, седеем, а они — наоборот) чёрным волосом, развешивая тяжёлые оплеухи внучкам и правнучкам. Копошилась бы в лесной чащобе, тоскливо прислушиваясь к завыванию ветра в кронах деревьев, вольного ветра, зовущего в дорогу… Ветеранка, пережившая собственное поколение, неостановимо чернеющая красотка косолапая.

Не-е, я, вообще-то, Ррри люблю! Обожаю, можно сказать. И неустанно, с энтузиазмом черпаю бесценные примеры из сокровищницы её векового торгового опыта. А то, что на неё ворчу, бывает, так не со зла же. Это от восхищения. Спрашивается, что бы мы все, и я персонально, нынче без неё делали-то?! Ответ однозначный: лапы сосали, перебиваясь случайными фрахтами в ожидании нового экономического подъёма.

Как и она — без нас ничем путным не занималась бы… Хотя нет, старая проныр-pa своего не упустила бы, при любых раскладах. Даже на Бескрайнем Лесу под корягой.

Похоже, и сейчас не собирается. В долевом списке она третьей значится, огребает куда больше моего, аж восемь долей. Хотя, конечно, и мне грех жаловаться. Сейчас, в силу сложившихся обстоятельств, с моим стажем пребывания на корабле — я уже давненько вписан не десятым. Это «десятка», последний, получает всего лишь одну долю прибыли, которую мы по обычаю делим на пятьдесят пять равных частей.

Благовоспитанный, романтически настроенный юноша давно и бесповоротно почил. Зашит в корабельный флаг, шлюзован, отправлен в вечный полёт и канул в Пространство.

— На я-а-армарку? — задумчиво переспрашиваю.

— Шикар-рно отовар-римся, малыш! — взрыкивает Бабуля и, в высшей степени довольная сама собою, колотит лапищами по куче синтетической соломы, на которой разлеглась. Соломинки пулями летят во все стороны, пара-тройка — мне в физиономию, но я не обращаю внимания.

Девяносто девять из ста гениальных мыслей Бабули зовутся таковыми по праву. Бывает, конечно, и на старуху проруха. Но о её ошибках как-то вспоминать не хочется. У таланта столь огромного масштаба (и размера) и просчёты соответствуют габаритам.

В последний раз нам пришлось избавляться от груза шллихи, протухшей задолго до пункта назначения. Спешно, прямо в открытом космосе избавляться, и затем полгода с содроганием пытаться позабыть тот ЗАПАШОК. Груз был полный, мы тогда забили абсолютно все трюмы, аж под люки! До сих пор как вспомню, так и вздрогну… Дхорр сотри с лика Вселенной эту мерзкую ангерианскую рыбу! Пускай даже она и вкуснейшая до изумления.

Кто ж знал, что в ней какой-то хитромудрый эндемичный белок и потому она консервации не поддаётся. Разлагается даже при абсолютном нуле, будто на солнцепёке лежит! И по этой причине употреблять её следует исключительно свежевыловленной, чуть ли не прямо на берегу, покуда тот пресловутый аборигенный белок не соизволил превратиться в тлен и прах.

Хотели, дхорр сотри, фурору наделать, организовав появление на межзвёздном рынке нового натурального деликатеса с окраинной планетки, чтоб ему… То-то ангерианские рыбаки, поди радовались, набивая грузовые отсеки нашего корыта. Сговорились, гады, и запродали нам дневной улов всей планеты. Слупили втридорога и помахали щупальцами на дорожку: покедова, мол, кретины. Доброго базара!..

— Неужто на этом скалистом шарике устраиваются ярмарки? — спрашиваю Бабулю. По моим сведениям, никогда в местной истории ярмарок здесь не бывало. — Они что, друг дружке булыжники продают? А может, оригинальными, заковыристо изломанными каменюками обмениваются?

— Ты не понял, малыш, — щерится великолепно сохранившимися, а может, имплантированными (не признаётся!) дециметровыми клыками Ррри. Это у неё улыбка такая. Добродушная и весёлая. Кто не знает, в обморок хлопнется с перепугу. — С этой заблудившейся в простр-ранстве булыги мы вскорости отчаливаем. Я бы сказала, очень даже вскор-рости. Биг Босс уже подписал декларацию, едет обратно.

Ну вот, стоит мне малость отвлечься от текучки, и обязательно хоть парочка событий да произойдёт. А я-то думал, часов пятьдесят ещё грузиться будем. Пока-а-а местные бедолаги, погоняя своих убогих шестилапых одров, от одного взгляда на тощие хребты которых тоскливо на душе становится, свезут своих кирпидонов в космопорт… Точнее, у них тут — космодром. Не порт, одно название. Бывает, корабли по местному году не заглядывают к ним. Выработанная планета, что уж тут поделаешь.

Умные все уже отсюда разбежались кто куда, а эти, скальные патриоты долбаные… долбающие, точнее будет сказано, со своим скальным патриотизмом в паре, всё грызут и грызут каменный труп. Рыщут-ищут этот вонючий минерал, как там его… ага, шиприт, и ждут оказии. Вдруг завернёт кто по дороге да по доброте душевной заберёт в трюмы накопившиеся жалкие остатки былого великолепия. Зна-аем мы, что они там ищут на самом деле… Мифическую каменюку эту ищут, Сияющий Во Тьме Свет, или как её там прозвали?.. Две или три штуки здесь когда-то кто-то нашёл, чуть ли не полтыщи стандартизированных лет тому назад, и до сих пор покоя дуракам нету.

Оно конечно. Представляю ощущеньице! Ничего себе! Держишь ты на ладони единственное во Вселенной известное нам вещество, которое способно вытворить то, что оно вытворяет. И которое за сотни миновавших стандартолет ни единый из этих умников, шибко учёных, так и не сумел синтезировать в своей лаборатории… Стоит же этот камешек ни много ни мало, а… а сколько он, собственно, стоит? Неужто кто-то его оценить сумеет, пускай хоть и в триллионах?!!

— Слышь, Ба… Ты случайно не помнишь, во сколько оценили те два или три Света, которые нашлись на этой скале? — спрашиваю я. При этом кивая в ответ на её сообщение о Кэпе Йо, что уже едет обратно на борт, и откладывая на минутку вопрос «почему?» относительно причин досрочного старта.

— Оценили?! — Похоже, Ррри удивлена. Лапищи уронила, сама же, всей тушей своей мохнатой, приподнялась, глазки подслеповатые вылупив. — А разве можно… — она запинается, взрыкивает, вроде как вздохнула, и находит сравнение: — …адекватно оценить р-розовый лунный свет, падающий на головы юных влюблённых, впер-рвые встретившихся на бреге лесной речушки?

Ну насчёт розового лунного света она не присочинила. У неё на родине, в системе красного карлика Астай XIII, на планете Киру Тиан, по-нашему Бескрайний Лес то есть, и вправду луна розовым отсвечивает. Мы там побывали разок, ещё когда летали на предыдущем, втором по счёту «Пожирателе Пространства»… Стандартогода через полтора после моего появления на борту. В то время я ещё числился десятым в долевом списке по стажу пребывания. Тогда в команде ни Тити, ни Абдуром, ни тем более Ганом и Номи, можно сказать, и не пахло. Ещё были живы М'риак и Кагосима, ещё не свихнулась Оля. Тогда Пи Че ещё не скурвился и не успел продать команде конкурентов наши тактические намётки…

— Да неужто?! А разве не ты меня учила с первого дня пребывания на борту, что ВСЁ имеет свою цену? Разве не ты, миссионерка коммерцианства, среди меня агрессивно проповедовала, настойчиво стремясь обратить в истинную, по твоим понятиям, веру? — вполне резонно замечаю я.

— Значит, я совр-рала, — щерится моя непосредственная начальница, хитрющая, как сам дхорр, и бессовестная, как он же.

И начинает вставать, одновременно сцапывая свою неимоверную лентастую юбку и свой легендарный ремень с торбой-кошельком, кобурами, коммуникатором и «штуковиной». Пояс, отлично дополняющий образ старой космической волчи… то есть медведицы!

Зрелище — впечатляющее, учитывая весомые и размеристые габариты её тела: двестивосьмидесятикилограммового и на добрый десяток сантиметров более чем двухсполовинойметрового. Который уж год восхищённо любуюсь, а шоу до сих пор не приелось! Помнится, в самый первый раз, как увидал Её Косолапое Величество, хотел удрать куда подальше от корабля, на который меня заманил коварный китаёза Ли Фан Ху. Прочь, прочь с корыта, на котором водятся такие монстрины!.. Но моментально с ужасом понял — от такого чудища хрен удерёшь — и потянул из-за пазухи заветную плазменную гранату, намереваясь продать жизнь подороже…

— Совр-рала, сама того не подозр-ревая, — добавляет Бабуля.

Это она реабилитируется. Дескать, даже я, гениальнейшая-умнейшая-великолепнейшая-быстрейшая торговка, талантливейшая из дочерей Тиа Хатэ, увы, не способна просчитать все до единого варианты. Быть на это способной означает сравняться расчётливостью с Лесной Матерью, что купила-продала всё сущее и тем самым его породила.

Смертным же уподобляться до такой степени не дано.

Это да. Без содроганий и не вспомнишь о пресловутой «сотой» гениальной мысли. Той, что на поверку оборачивается ошибочным решением, провалом и просчётом.

— Ясно, — киваю я. — Значит, сей камешек бесценен? Конечно, я мог бы поспорить с тобой о стоимости организации условий, в которых розовый лунный свет упадёт именно на головы, оплатившие услуги. Реальной и вполне определимой стоимости. Да и напомнить мог бы, что в наречии твоей коммерциалистской расы эпитет «бесценный» — самое гнусное богохульство… Но — не буду. Я понял, что ты хотела сказать. Почему Кэп Йо уже подписал декларацию?

— Потому что пр-ростые скальные грызуны чего-то там не поделили со своими боссами, гр-рызунами покрупнее и потолще. С минуты на минуту вспыхнет самая что ни на есть антиправительственная революция. Кэп Йо решил, что нам, при всей радикально-прогрессивной ориентации наших воззр-рений и при всём нашем, поистине легендар-рном, широко известном в пределах освоенного Космоса, и наверное, даже за его пр-ределами, великодушном стремленьи вспомоществовать хвор-рым и хилым, а также споспешествовать сирым и обиженным… ты следишь за структурой предложения?.. Так вот, нам всё же не стоит переходить на стор-рону восставших народных масс, класть «Пожир-ратель» на алтарь р-революции и отправляться на её бар-ррикады. Он звякнул мне и сообщил, что р-размер возможной прибыли вряд ли окупит возможные потер-ри, а нам, вольным, как сам космос, торговцам экипажа «Пожирателя», известного всему Освоенному Космосу, кроме как на самих себя р-рассчитывать не на кого. Нам, рисковым торговцам, коих, пребывая в здр-равом уме, не застр-рахует ни единая во Вселенной компания… Именно потому мы и раздвигали неоднократно пр-ределы Освоения, что ни на кого не оглядывались. Однако нынче игра не стоит свеч, как говор-рят твои сор-родичи, человеки. Уловил расклад? Топаем в р-рубку.

Когда Ррри начинает выражаться офонаренно сложными периодами, это, безусловно, означает: она в ярости.

Когда Ррри особенно обильно взрыкивает, невольно выговар(Р-Р-Р!)ривая вместо нашего более мягкого звука «р» привычный ей рычащий кирутианский, — это однозначно свидетельствует: она в бешеной ярости.

Когда Ррри вспоминает во всеуслышание собственные редкие промахи, вывод не менее однозначен: она не просто в бешеной ярости, она в яР-Р-Р-Р-Рости!!!

Попробовал бы я ей намекнуть о той нашей провальной попытке доставить и продать партию таукитянского оружия повстанцам Омеги Альтаира-4! И о том, как я протестовал тогда и орал, и добивался экстренного всеобщего голосования. Бегал по кораблю и бесился, когда добился, но — проиграл, оставшись в абсолютном меньшинстве. Казнился и убивался, остро чуя подставу и пытаясь отговорить Бабулю, непогрешимую, казалось бы, в торговых делах…

Я знаю, именно после того жуткого рейса — более чем красноречиво доказавшего мою правоту и «наличие присутствия» у меня ДЕЛОВОЙ ХВАТКИ — Ба меня за настоящего торговца считает. Однако попробовал бы я ей глазки кольнуть напоминанием — сожр-рёт ведь и не подавится!

— Ясный пень, уловил, — отвечаю я.

Ррри уже поднялась с лежбища и стоит предо мной. Великолепная в своей грозной уродливости и прекрасная в этом своём устрашающем великолепии. Ходячая коммерцианская харизма. Живое воплощение двуединой, изнаночно-лицевой сути древнейшей из профессий.

Я давно понял: досужее враньё это, что первыми профессионалами были те, кто продавал собственные тела. На самом деле в этом способе купли-продажи заключался всего лишь один из вариантов товарно-денежных отношений. Спору нет, достаточно древний. Но самый очевидный и потому — простой и глупый. Умный себя не продаёт, умный продаст и купит всё и всех, что и кого угодно… КРОМЕ СЕБЯ. Спрашивается, а кто же будет прибыль от сделки подсчитывать?! И главное, вкладывать её в закупку очередного товара, продлевая извечный Процесс Торга?..

— …И говорю я этому мешку навоза, — продолжает повествовать о своих злоключениях Кэп Йо, вернувшийся на борт, — а не пошёл бы ты, скот мохнорылый… извини, Ррри… бурдюк субстанции, негодной даже на удобрения, куда подальше, а конкретно — на яйцеклад одного из ваших шестилапых «тараканов» негодных, не то что…

Иногда чувствуется, что наш Биг Босс (он же Кэп Йо) родился и воспитывался на ферме. Это когда капитану кто-нибудь соли на хвост насыплет. Или на другой фрагмент организма. Который не только у «тараканов» бывает… К слову, местные отнюдь не насекомые, они живородящие и млекопитающие. Хотя глядя на них — в жизнь не догадаешься. Что да, то да!

— Постой, Бранко. — Фан подымает руку, прерывая словоизвержения капитана, выведенного из себя. Биг Босс замолкает, воззрившись на нашего инженера. Капитана, вообще-то, нелегко из себя вывести, задеть за живое, но если уж кому-то удастся… у-у-у, не завидую я тому, той или тем.

Лично я бы поостерёгся раздражать человека, выросшего на планете с полуторной силой тяжести. При всего лишь ста девяноста трёх сантиметрах росту весу в нём почти два центнера; из них жирок — едва парочка процентов, зато остальное — твёрдые, как титан, кости и крепкие, как легосталь, мышцы. Этакий квадратненький коротышка-крепыш. Кулаки у него размером с голову по меньшей мере пятилетнего ребёнка. Даже я, с моим всего лишь «чуть выше среднего» ростом, на добрую четверть метра возвышаюсь над Кэпом Йо. Зато я на полцентнера легче и раз в пять мягче. Хотя качаюсь каждый день, и девушки в барах космопортов на десятках планет, щупая мои бицепсы, единодушно млели и закатывали глазёнки.

Да уж… Полтора «же» — это полтора «же». Да ещё не где-нибудь, а в водном мире. Я как-то попробовал окунуться в океан планеты с одним целым и четырьмя десятыми «же», так еле выплыл. Кажется, немного, всего на треть тяжелее «земной» нормы, однако — на своей шкуре испытать и врагу не пожелаешь. Почему-то вода, зар-раза, вместо того чтобы поддерживать тебя, всасывает, как вампирка кровищу!..

— Ты никого не примолотил? — спрашивает наш первый инженер. Невольно киваю, поддакивая и соглашаясь. Резонно. «Примолотил» — очень точный эпитет.

— Жаль, никого, — отрубает Кэп Йо.

Вопрос Ли Фан Ху останавливает его на полном скаку и сбивает пиковую нагрузку. Молодчага наш Фан! Умеет вставить нужное словцо в нужный момент. С кем другим этот фокус ни за что не удался бы. Обычно невозмутимому Кэпу Йо и этого хватило, чтобы «вернуться в себя».

— А надо бы, — гораздо тише добавляет он.

— Надо, — с ничего не выражающим лицом вторит капитану чиф. — Когда взлетим, можешь сбросить на них полный неотработанный контейнер с джи-восемь. Я выделю, не поскуплюсь.

— Джи-восемь — это сила! — произносит наш оружейник Уэллек-Рояллок-Гиэллак; чтобы каждый раз не ломать язык, мы зовём его просто Ург. — Выдели мне в арсенал контейнер-другой. Для полного комплекта, в коллекцию, мне только межзвёздного топлива не хватает.

Ург так шутит. У него в коллекции наверняка имеется пара-тройка штуковин и субстанций, способных дать фору не то что джи-восемь, но и джи-одиннадцать. (Новейший продукт, только-только поступил в продажу.)

В ходовой рубке торгового представительства собралась вся команда. Во плоти семеро. Плюс голос Ганнибала, воочию присутствовать физически не способного. Плюс голографические проекции Абдура и Номи, «оригиналы» которых сидят в центральной ходовой рубке нашего корабля, зависшего на стац-орбите в аккурат над нашими головами.

Где-то там, по коридорам, переходам и помещениям базовых модулей «Пожирателя», ещё шныряет Зигзаг. Но этого непоседливого м'ба крайне мало интересуют животрепещущие проблемы корабельной стратегии и тактики; основной сферой его интересов является розыск и утаскивание «чего-нибудь пожрать». Учитывая перманентность его перемещений, неудивительно. Для восполнения затрат энергии, ясный пень. В своё время мы долго не могли хотя бы поймать и рассмотреть, что оно такое, собственно, носится по коридорам и отсекам.

На борту мы его обнаружили после разгрузки и взлёта с планеты Ю-вай-ти-ти-восемьдесят девять-семьсот семьдесят шесть-триста семьдесят девять. В Пределах она более известна под названием К'ка, а также славится припортовыми притонами, в которых практикуется эротический массаж, наверняка самый потрясающий в освоенном космосе. Шустрый он типчик, наш м'ба, это да. Хорошо хоть не летает, крылья рудиментарные, а то бы звался не Зигзаг, а Хрендогонишь…

Заловив и идентифицировав, мы его сначала хотели Зайцем прозвать, воздав должное способу появления на корабле; но Тити предложила Зигзагом, и все единодушно сошлись во мнении, что змееобразное яйцекладущее существо Зайцем прозвать — как-то несуразно.

— Короче говоря, — резюмирует Кэп Йо, — не примолоченные мною надутые спесью говнюки швыряют разрешение на взлёт, как собаке кость, и я, поскуливая, хватаю её, виляю хвостом и возвращаюсь в будку. Потому что сознаю — чем быстрее будка взлетит, тем целее останется. Эй, Мол, сколько до старта?

— Я врубил тестирование, как только ты звякнул из башни. Девяносто… три процента уже проверено. Загрузочные жерла трюм-модулей задраены, тяга апробирована, сцепка в норме, остался непрозвоненным лишь модуль тэ пэ. Можешь коснуться сенсора спустя шесть минут двадцать ше… уже пять секунд.

Тих и безэмоционален, как всегда, шелестящий голос Мола. Нашего первого пилота и навигатора, добравшегося по лестнице стажа к ступени, что расположена между Кэпом Йо и третьей, Бабулиной. Он, единственный из нас, находится сейчас в своём кресле, на положенном по боевому расписанию месте (вариант «Три Э!» — Экстренная Эвакуация Экипажа!). И когда он объявляет с секундной точностью время, отделяющее ТПМ и грузовые трюмы от старта, до всех нас окончательно доходит, что мы вот-вот взлетим. Поднимемся ввысь всем посадочным «роем» сразу, не дожидаясь основного груза. Наплевать, что успели мы затариться едва ли парочкой пригоршней шиприта. И взлёт наш — самое что ни на есть банальное бегство. Какие-нибудь вояки-освояки выразились бы — «трусливое», а не «банальное», но мы подобными категориями не оперируем. Себе дороже!

Улепётываем во все лопатки, что да, то да. И прибылей опять не будет, а топливо, учитывая вселенский экономический спад, всё дорожает и дорожает… Ну что ж, правила для всех одинаковы. Кто-то когда-то обязательно должен «продешевить». И остаться в убытке. Без проигравших — откуда взяться выигравшим?

Такова Жизнь. Чтобы кто-то получил, кому-то придётся потерять. И наоборот. Хочешь выжить — старайся приобретать чаще, чем терять.

В Книге коммерцианистов я прочитал: прежде чем возникла проституция как вариант извлечения прибылей, возникла торговля как таковая. Одним из первых профи-торговцев был сутенёр (бандерша в женской вариации). Умный продаёт не себя. Умный организует проституцию.

Касательно второй древнейшей профессии, так называемой журналистики, то есть… продавать и покупать информацию двести тысяч лет тому назад, да хоть миллион, было не менее выгодно, чем сегодня. Только называлось это как-нибудь по-другому.

А самой первой торгующей сущностью, появившейся ещё до сутенёра/бандерши, — как цитирует Книгу Бабуля, и я с ней полностью согласен, — был тот, или та, или то, что вообще ВСЁ на свете создало.

Оно разделилось на две половины, на Бога и Дьявола, условно говоря, и затеяло бесконечный вселенский торг — само с собою, в сущности.

Надо сказать, это не характеризует Его с лучшей стороны. Умным не назовёшь того, кто проституирует, собой торгуя. (Тот факт, что себе же продаёт — вины не облегчает. )

Но спасибо хоть за то, что чёткие правила игры сотворило…

Как гласит Книга Тиа Хатэ: какой в жизни смысл, если нечего купить-продать? Какое в этой жизни удовольствие останется, если из неё убрать Торговлю, убить процесс «кто-кого переторгует», вытравить извечный дуализм Продавец-Покупатель? На кой ляд что-то вообще нужно, если у него нет Цены?.. (Хотя, похоже, всё-таки бывают исключения, вроде этого Сияющего Во Тьме Света? Впрочем, они лишь… вот-вот, подтверждают непреложность правила!)

Так гласит Книга Тиа Хатэ. Хорошую религию придумали кирутианцы. Можно по глупости (но тем, кто привык идти лёгкими путями, дорога одна — в «проститутки») долго и нудно раздумывать, соглашаться или не соглашаться с коммерцианистскими постулатами, безапелляционно твердящими, что древнейшая из профессий — торговая.

Однако без всяких «если бы да кабы» и «но» — пусть каждый, каждая, каждое оглянется вокруг. Оглянувшись, замыслится над философской подоплекой всего происходящего с нами. И положа руку на сердце, насос, мотор, на то, что там у кого есть, обескураженно признается: «Да ведь это, дхорр подери, истинная правда!».

Я себе в этом признался, когда попал в экипаж Вольных Торговцев.

«КАК НЕОФИТКА»

«Они меня за дурочку держат», — мрачно думала Номи, задавая последовательность действий стыковочным узлам. Узлы подхватывали и собирали в симметричную «гроздь» грузовые модули, возвратившиеся с поверхности скальной планеты. Серебристо отсвечивающий октаэдр ТП-модуля, не приближаясь и не удаляясь, «висел» поодаль. Словно контролируя сбор.

«Ну ладно, я вам сейчас покажу, где дхорр зимует!», — решила она, мысленно пригрозив старшим партнёр(ш)ам. Для полного сосредоточения опустила веки, отработанным напряжением мышц заблокировала уши, «слепила» крылья носа. Сосредоточившись, включилась в Зеро-Сеть напрямую.

То, что произошло в результате, превзошло самые смелые намерения. Трюмы, выписывая заковыристые пируэты, затанцевали, будто живые. Жонглируя громадными модулями словно цирковыми булавами, Номи соединяла их в обоймы и лихим тройным разворотом ювелирно вгоняла в положенные места.

«То-о-о-то же!», — удовлетворённо подумала она, сцепив замыкающую семёрку и увенчав труды конструкцией кормового боевого блока. Модуля громоздко-неуклюжего, но внушительного в своей угрожающей ощеренности. Теперь только вставь куда следует «кристалл» ТП, наведи и защёлкни силовые захваты, «огранив» его, — и смело рапортуй о нулевой предстартовой готовности!..

Однако ТП — не трюмы, этот сложный модуль совершенно автономен. Этакий «Пожиратель Пространства» в миниатюре (не по внешнему виду, но по возможностям). И без подтверждения пилотов, находящихся в его рубке — на Сеть никак не переадресуешь управление им.

…»Чоко, хакерина бес-стыжая! — громкий голос Кэпа Йо раздаётся прямо в мозгу у Номи, и она, поморщившись, снижает уровень восприятия. — Ты там что, обкурилась, негодная девчонка?! Мы уже давно сообразили, что тебя мясом не корми, «ковбойка» виртуальная, только дай изощрённо поиздеваться над несчастными компами!».

Капитан полагает, само собой, что голос его раздаётся в наушнике личного терминала Номи или гремит из акустических ретрансляторов…

— Нет, Биг Босс, я трезва подобно Янычару! — вслух отвечает капитану Номи. Пользуясь в разговоре, естественно, «позывными» прозвищами. По обычаю, заведённому на «Пожирателе Пространства» для эфирных переговоров.

Отвечает вслух, в микрофон. Ведь она до сих пор не решила, стоит ли обнародовать тот судьбоносный для неё факт, что при написании ФИО перед фамилией у Наоми Эвелины Джоан Джексон вообще-то должна ещё одна буковка значиться… Эта буква не проставлена между её тремя именами и фамилией, что внесены в Судовую Роль под девятым номером, дающим право на получение двух долей прибыли. И без этого символа это самое пресловутое ФИО полным считаться никак не может. Хотя вся команда и считает его самым что ни на есть исчерпывающим — ещё бы, аж четыре штуки!

Номи познакомилась в космопорту Кисуму-Сити с Кэпом Йо и подмахнула постоянный контракт, нанявшись на «ПП» взамен навечно списанной «на берег» Ольги. Которая добралась аж до пятой позиции в Роли и свихнулась (по рассказам нынешних компаньонов и компаньонок Номи) во время рейса на Пёрплвинд. В том рейсе экипажем был трагически потерян «Пожиратель-2». Номи сделалась вначале последней в списке, а затем, после предательства головоногого швидданина Пи Че, приподнялась до девятой позиции.

Ещё в самые первые часы пребывания на борту она неожиданно получила прозвище Чоко (Шоколадка). По ошибочным, не джеймсбрауновским понятиям человечьей части команды словечко это звучало уменьшительно и ласково.

Тогда девушка и не думала информировать новых товарищей и товарок о природе своего происхождения и о нюансах обстоятельств, вынудивших её удариться в бега. Беглянке Номи тогда, понятно же, требовалось одно — убраться с родной Кисуму-5, далеко не всех своих детей любящей. Она жаждала испариться вообще из звёздного скопления Джеймс Браун, и чем шустрее, тем лучше!..

Теперь-то Номи поняла, что следовало бы сознаться тотчас. А обнародовать факт, признаться сейчас — означало объявить во всеуслышание, что является лживой тварью… Что тварью, и без того ясно. Так ещё и лживой.

За тварь простят, не обессудят. И не таких видали, и не с такими из одной миски хлебали. Но ложь могут и НЕ простить. Этические нормы вольных торговцев неписаные, однако это не значит, что не обязательные к соблюдению. И они недвусмысленно гласят: кто своих, из экипажа, обманет, обжулит, обсчитает, тот — Конкурент; или, что в мириад раз хуже, Покупатель.

Со всеми вытекающими оргвыводами.

Иначе межзвёздные торговцы, самые идейные суперэгоисты всех времён и народов, вряд ли умудрились бы сплотиться хоть в один-единственный экипаж. Недаром их все прочие обитатели Освоенных Пределов недружелюбно зовут «гордунами».

Номи никогда не спрашивала, какова дальнейшая судьба предателя Пи Че. Потому что уяснила: словосочетание «судьба Пи Че» давно не имеет смысла. По крайней мере «в этой жизни», по выражению четвёртого в долевом списке — буддиста Ли Фан Ху по прозвищу Турбодрайв. Первого инженера, её нынешнего непосредственного босса.

Какая у трупов может быть судьба?..

Не просто же так, от нечего делать Фан, субкарго Сол и пятый в долевом списке старший оружейник Ург пропадали где-то за бортом, пока «Пожиратель» с усечённым экипажем целых пять рейсов сделал. Если хоть кто-то уйдёт безнаказанным, то степень соблазна подскочит гораздо выше, — гласят неписаные правила вольных торговцев, в разговорах постепенно изложенные и неофитке Номи.

Прочь с корабля ведут три дороги:

В ад.

В дурдом.

И лишь изредка вольный уходит ввиду истечения — и невозобновления — срока контракта. Увольняется, абсолютно не ведая, куда и за чем отправится, но уже без него, посудина, на какое-то время побывшая домом.

Никак и никуда иначе.

Но пока не истёк срок договора, ты — вольный торговец. Со всеми вытекающими и втекающими: 1) обязанностями и 2) правами. Именно в таком порядке.

Хуже всего — попробуй вякни: незнание, дескать, освобождает от ответственности. Не знала — твои проблемы. Раз подписалась — никуда не денешься.

Если бы не этот морально-этический капкан, в который Номи влетела по незнанию, она бы смело заявила, что ей несказанно повезло. Заскочи она тогда не к вольным торговцам… или просто на другой корабль вольных, в другой экипаж…

— Чоко, ты ты уснула?!! Лихо зашвар-ртовалась, тепер-рь можно и на боковую?!! — обвально обрушивается из ретрансляторов оглушительный рык суперкарго, третьей в иерархии команды. Риал Ибду Гррат самая старшая по возрасту (самая мохнатая — наверняка!) и самая габаритная из членов экипажа, за исключением номера десятого, Ганнибала.

Но Ган — особый случай. Вот уж кому при всём желании соврать не удастся; если у тебя в наиболее компактном, ящикообразном состоянии размеры 347 (метров!) — попробуй прикинься простым человеком. А если кому и не понравится твоя искусственно модифицированная природа, для тех масса сюрпризов припасена. От нейропрессеров до эндер-лазеров. А под прицелом мощного «кончателя» не очень-то и повыступаешь.

— Нет, Бабушка! Я терпеливо жду распоряжения о нежном взятии тэпэ в заботливые длани неуничтожимого старины «Пожирателя»! — бодрым голосом отрапортовала Номи, преданным взором поедая раздражённую кирутианку. Ррри чем-то напоминала земную медведицу, какой ту изображают в учебных пособиях по истории. Только зеленовато-рыжего, с обильной прочернью, окраса. И скрещенную как минимум с двумя-тремя иными хищными животными видами. У каждого из которых позаимствованы физиологические особенности, наиболее способствующие выживанию в боевых условиях.

— Взятие в заботливые длани «Пожирателя»! Га-га-га! — вдруг взрывается хохотом помощник Бабушки Ррри. Субкарго Сол Убойко, шестой в списке. Вот без присутствия кого на борту ПП Номи с удовольствием бы обошлась, так это без него. Типичный мачо, этакий супермужик с титановым стволом и стальными ядрами! Потащил её в койку уже через две вахты после ухода корабля с Кисуму и даже не спросил, имеется ли у намечаемой партнёрши желание.

Козёл, одним словом. Ещё тот. «Пещерный» тип, хоть и родом со степной планеты. Задрипанный ковбой дхор-ров! Такие — в гробу видали тысячелетия эмансипации. Тогда она ему не дала, хотя едва отделалась, и потом не дала, и впредь не даст. Если бы он, подлец, хоть спросил!.. Не красавец, конечно, но довольно симпатичный. И в постели явно не теряется в догадках, с какой стороны за женщину взяться…

— Именно в длани, и заботливые, — парирует Номи, в упор глядя на голограмму Сола и нарочито зловеще ухмыляясь, — а для особых любителей поиграть словами свеженькое сообщение из лингвистического факультета гуманитарной академии: «Закрой рот, не то простудишь зубы».

— Заткнитесь обое, умники, — коротко бросает голопроекция Кэпа Йо и велит Абдуру, невозмутимо и молча сидящему неподалёку от Номи: — Янычар, раскочегаривай тягу. Мы даже не будем переползать из тэпэ. Марихуана уже задал курс. Пришвартуемся и — прыгай.

— Да, Биг Босс. — Абдур наклоняет голову, обёрнутую неизменной чалмой. Чётко командует Сети время отсчёта: — Полторы минуты! — и молниеносным движением тычет левым указательным пальцем в большой красный квадрат с литерами «СТАРТ».

Квадрат пульсирует в центре панели, вмонтированной в левый подлокотник его пилотского кресла. Восьмой в долевом списке Абдурахман, второй пилот и субнавигатор — левша, и потому его терминал «зеркально» переделан.

«Вдруг появится (среди звёзд ничто не вечно, даже они сами) новый второй пилот и окажется человеком, и правшой, ведь придётся для него обратно перемонтировать», — констатирует Номи. Она почему-то подумала об этом, поглаживая пальцами сенсоры своего кресла. Лишь делая вид, конечно, что управляет прикосновениями.

Противоперегрузочная система давно задействована — её мысленными командами.

— ЕСТЬ ВВОД, — уже отрапортовала, по традиции вслух, корабельная Сеть Вольного Торговца, протестировавшая весь звездолёт. «Пожиратель Пространства» готов исправной службой оправдывать своё крутое и гордое имя.

…Выбравшись из надёжных (в отличие от мужских!) объятий кресла, Номи вышла из центральной рубки. Вступила в узкий створ лифтовой шахты. Сказала: «Вниз. Уровень Пять» и, плавно ускоряясь, устремилась в заданном направлении. Думая о том, что никогда не решится выложить компаньонам и компаньонкам всю правду о себе.

Не потому, что боится возмездия. Смерти, конечно, не боятся только дуры или лабораторные моды серии К — искусственно модифицированные человеки с вытравленным инстинктом самосохранения.

«Так чего же ты боишься?», — спросила себя Номи, шагнув с плавно затормозившего диска в ангар, заполненный «наружками»; так для краткости зовутся агрегаты и машины, используемые вне корабля — на поверхностях планет и астероидов либо внутри стационарных баз.

«Позора боишься? Ха. Тебе ли бояться позора! — сказала она себе. — Стыд из тебя вышибли ещё в детстве, тварь. И хотя пристрастия к самоуничижению не привили, однако и не выжгли способность адекватно оценивать собственные недостатки, закономерно вытекающие из достоинств… Так чего же?»

Ответить себе она не сумела.

Она была твёрдо уверена лишь в одном. Сдаваться лучше опоздать, чем поспешить. Забираясь в нутро трубоукладчика, настойчивыми запросами требовавшего нестандартного ремонта, не предусмотренного программой саморегуляции, Номи подумала:

«В конце концов, мне ещё слишком мало лет, и я далеко не всё поняла, не разобралась, почему и как получилось, что кому-то приходится при определённых обстоятельствах скрывать какую-то дерьмовую буковку между именем и фамилией. Со всеми вытекающими из её наличия следствиями».

— …Я, великолепная в своей проницательности, как всегда… вы следите за сутью?.. уразумела, что прямая нам тр-ропинка на эту базу. Если уж мы, по не зависящим от нас обстоятельствам, со страшным свистом пролетели с этой дурацкой революцией, взбурлившей на Грэндрокс. Непоседливая вы р-раса, человеки. Всё вам неймётся. Шебуршитесь, шебуршитесь, как паразиты-насекомые в меху…

— И чия бы ото дойная самка единорога мычала, — передёрнув плечами, пробурчал себе под нос субкарго. Он натягивал тяжёлый боевой скафандр; Солу выходить первому, прикрывать грудью, животом жертвовать, вдруг что. От алчных таможенников чего угодно ожидать приходится, вот и вынуждены вольные торговцы от них защищаться, облачаясь в скафы и вооружаясь.

Номи ухмыльнулась и, быстренько натянув лёгкий скаф, ещё быстрее мысленно протестировала свой ручной эндер. Ехидно поинтересовавшись: «Эротично мычит?» — не удержалась и прыснула в кулачок.

— Вам бы лишь языками чесать, — прокомментировала Бабушка Ррри, уже затянутая в свой шикарный, раззолоченный выходной «костюмец». Суперкарго и без него исключительно импозантно выглядит, а в нём — так просто полный вперёд!

Как она сама выразилась однажды: «Покупатель должен ощущать во мне присутствие Божественного Начала. Я обязана потрясти его своей внешностью, подавить величием, затем властно овладеть его воображением, используя все исходящие от меня флюиды ослепительного очарования, и окончательно вытрясти из него душу, используя дарованную Лесной Матерью недюжинную, скромно выражаясь, силу интеллекта, и в результате бесповоротно убедить его, что предлагаемый мною, и только мною, товар он ждал всю свою жизнь, и если он у меня его не купит, то его жалкая жизнёнка тут же лишится последнего смысла, и останется ему, бедолаге, лишь застрелиться. Именно так я продала обитателям Ледовой Могилы партию препаршивого новогренландского снега».

Философский базис и «надстройка» практического применения.

— Кто б говорил! — возмутился субкарго по поводу комментария Ррри; в этом вопросе Номи вынуждена признать себя солидарной с Солом. Самое непоседливое и болтливое на «Пожирателе» существо — конечно же сама Ррри. Чешущийся язык — профессиональное заболевание. У самой крутой профи торговли — наиболее прогрессирующее.

Ург, Тити, Фан и Абдур, находящиеся в разных стадиях экипирования, промолчали. Только седьмая в списке, корабельная целительница Тити по прозвищу Душечка, ухмыльнулась. Не иначе, уловила в мозгу Ррри парочку образов, ассоциативно вызванных памятью суперкарго. Память Бабушки наверняка собрала и бережно хранила потрясающую, Ей-Самой-Прехитромудрейшей-Торговке подобную коллекцию эпизодов опыта жизненного (синоним — торгового).

— Вот выпустит мне кишки мой супружник, когда повтор-рно р-разыщет, вспомнишь ты ещё Бабулю-говоррунью с тоской неизбывною, малыш! — пригрозив помощнику, сокрушённо покачала большущей башкой Ррри.

«Вполне может!» — подумала Номи.

Тут Бабушка права. Если разыщет. Один раз, было дело, разыскал, явился требовать невыплаченные алименты. Весь экипаж явление кирутианца без содроганий вспоминать не может. Женщины с этой планеты, ясно уже, потрясают своей внешностью. Мужчины — потрясают сокрушительно. С десятым в долевом списке громадным киборгом Ганом «супружнику» не совладать, естественно, но зато со всеми други…

«ИДЕНТИФИКАЦИЯ»!!! — Я-Я-Я-А-А-А-А-А…

Семеро членов экипажа синхронно вздрогнули от неожиданности. Ретранслятор заорал как полоумный, на полной мощности. В головах словно колокола зазвенели.

— Тиш-ше, тиш-ше… — зашипела суперкарго, погрозила левой лапой выходному люку и добавила: — Я тоже op-рать умею. Да так, что вам и в кошмар-рном сне не прислышится, таможня ср-раная.

«Именно!» — подумала Номи. Горький опыт взаимоотношений с таможенными службами в пределах освоенного космоса давно и окончательно убедил всех вольных торговцев: если «покупатель», «клиент» — это просто уничижительные слова, «конкурент» — слово просто неприличное, то «таможенник» — слово грязное и ругательное. Синоним ублюдка, подлеца, гниды.

Таможенники являлись цепными псами власть предержащих обитаемых космических объектов и конгломератов: империй, королевств, республик, планет, планетоидов, астероидов, спутников, баз, станций и так далее. Усматривая в торговцах исключительно источник наживы, владетели и правительства всемерно стремились выжать из них побольше в денежном эквиваленте. Для правителей деньги обычно являлись скорее целью, нежели средством…

Крупнейшие и крупные трансгалактические торговые корпорации также имели свои проблемы с местными властями (за исключением планет и систем, являющихся частной собственностью фирм и концернов). Но решали их по-иному — коррумпируя властные структуры.

Для промышленных, ресурсных, транспортных и всяких прочих компаний, вольными торговцами пренебрежительно именуемых «капиталистами», также, по всей вероятности, являлись скорее целью, а не средством — и деньги, и мнимое всемогущество, внушаемое обладанием многонулевыми состояниями и суетными материальными привилегиями, купленными за них.

«Не всё столь уж однозначно, — понимала Номи, — но в общих чертах принцип именно таков».

— Схема номер один-два-два-два? — коротко спросил авангардный, Сол. Он уже был полностью экипирован для прохождения таможенного осмотра, и отполированная чёрная полусфера забрала его шлема вопросительно повернулась в сторону Ррри.

— Номер-р шесть-один, — мотнула головой кирутианка. — Яр-рмарка. Усиленный потому нар-ряд. Всяческие маньяки любят скопления народа. Для терр-рористов праздники, ярмарки и фестивали — что для меня мёд игерийских псевдопчёл.

— Ясно, — полусфера отвернулась от суперкарго, и Сол шагнул к люку. В тяжёлом скафе субкарго был с виду неуклюжий, смахивающий на боевого робота ранней модели, типа классического персонажа старых спейсернов Джонни-Ржавые-Мозги. Номи поймала себя на мысли, что в это мгновение почти обожает этого мачо. «Какая же я баба, однако! Размякла!» — тут же укорила себя она. В соответствии со схемой шесть-один заняла своё место в боевом построении — во второй линии, рядом с Бабушкой и оружейником (суперкарго в центре, за спиной авангардного). Долговязые Фан и Абдур пристроились в арьергарде.

Получилась сплочённая пентаграмма с торчащей из её центра устрашающей, возвышающейся над всеми головой Ррри. Седьмая Тити чуть приотстала, её функция — обеспечить подчищение тылов.

— Раскупорить створ и выпустить на них Гана… — проворчал чиф, расположившийся правее за спиною Номи. Фан очень не любил таможенников. Испытывал к ним почти физиологическое отвращение. На них его буддистское мировоззрение не распространялось. Он даже драться с ними брезговал.

— Не приведи, Аллах! — откликнулся Абдурахман Мохаммад ибн Хассан, восьмой по стажу в Судовой Роли, расположившийся за спиной Урга, левее оружейника, — Киберпанк от них даже мокрого места не удосужится оставить. Обидно, на мою долю не перепадёт.

Янычар, напротив, очень любил таможенников. Ещё более подходящими объектами для утоления своей природной кровожадности Абдур считал лишь освояк и «суриков», напланетных торговцев — по единодушному мнению вольных, каких-то таких суррогатных, фальшивых.

В сравнении с напланетниками даже Конкуренты, служащие транспортных компаний, смотрелись пристойно.

— Ma-мальчики, ма-альчики, ну зачем вы так! — укорила их Тити-Душечка, стоящая позади Фана и Абдура. Она казалась совсем крохотной в сравнении с имевшим рост выше среднего Турбодрайвом (с его двумя пятнадцатью) и высоким Янычаром (со своими двумя тридцать одним он ровно на полметра перерос невысокую Тити). — Я их успокою, если очень возбудятся…

— И что бы мы без тебя делали, крош-шка! — шумно вздохнул авангардный Сол, и все согласно закивали головами.

— К проверке готовы! — проинформировал субкарго цепных псов администрации космобазы, изготовившихся к приёму выходящих торговцев. — Ловите наши опознавалки! — отослал он коды и открыл люк.

Взорам семёрки торговцев явилась досмотровая.

«НЕСОСТОЯВШИЙСЯ АКАДЕМИК»

Поздней осенью я, стипендиат и отличник, то есть субъект весьма перспективный, должен был отправиться на Север. Именно так решили наградить лучших студентов за заслуги пред Её Величеством Наукой.

Север. Земля обетованная. Хотя предки мои вкладывали в это понятие смысл иной. Не то чтобы мне непонятный. Скорее — пообветшавший.

Что для нас историческая родина?..

Земля, покинутая далёкими предками во времена, которым школьный курс истории посвящает три странички в толстом учебнике Мак-Лауреца?

Колонья Польска в системе Серпантин, куда отправилось население земного города Кракова числом более миллиона душ?

Планета Мерседес в двойной звёздной системе, названной каким-то умником «Мерседес-Бенц»? Не иначе был он потомком промышленного магната, сменившего земное беспокойство на беспокойство космическое…

Или моя нынешняя родина — место, где я родился, планета Косцюшко, названная в честь некоего доисторического поляка, некогда прославившегося то ли в сфере науки, то ли в области бизнеса?..

Планета наша представляла собой непроходимые джунгли, среди которых кое-где можно было встретить крохотные островки цивилизации. Оазисы довольно странные. Читал я книгу земного автора с арабской фамилией Абдалла — писал он об оазисах с любовью: пальмочки, водица холодная, твари горбатые, укутанные в паранджи женщины с лицами, закрытыми чадрами…

Вот-вот! Пальмочки!! Кругом и всюду!!! В компании с фикусами. Пальмочки — местные, фикусы — земные, уж больно хотелось что-то родное под боком иметь, так через все миры и протаскали фикусы эти: где в кадках держали, где в оранжереях, а здесь в свободный полёт пустили, и ничего, прижилась пакость зелёная. Ещё и как!

Кроме пальмочек и фикусов — мириады других растений. Несть числа коим.

Однако вернёмся к Северу. Назовём его иначе, не землёй обетованной, а раем земным. (Не можем мы без Земли, в кровь и плоть языка нашего вросла прародина, фразеологизмом стала — никуда без неё, хоть в лексиконе да протащим, подобно фикусам, в самые глухие закоулки!)

Правда, не стыкуется наш рай с пресловутым библейским, но такова уж специфика планеты Косцюшко. Холодный он, рай, без садов безбрежных. Море: холодное, неприветливое, полярное. Голые каменистые равнины, на которых возвышаются настоящие каменные дома.

Дома же, в которых нам приходится жить, из пластика — ему не страшна вездесущая зелень, тоненькие ростки которой, как прожорливые хищники, поедают сталь и камень, уподобясь каннибалам, — даже дерево, если оно не успевает до этого сгнить. Хотя «поедают» не следует понимать буквально — растения всё-таки.

А не белолапые кайманы ли, которые в те первопроходческие времена, когда колонисты по неопытности своей ещё строили кое-что из бетона, просто-напросто отгрызали куски сего хрупкого по меркам Косцюшко материала. Затем эти зубастые животины сооружали из него сторожевые гнёзда на вершинах массивных крон пар-пара (одно из таких гнёзд, развалившись, убило первого президента планеты Васлава Вертинского)…

Вновь я отвлёкся. Так вот, не вышло у меня побывать на Севере, да и не только эта поездка в рай накрылась — вообще вся жизнь к лешему покатилась. Поставил я на ней жирный крест. (Амэн!)

Не собственноручно, конечно, поставил, а при непосредственном участии замдекана нашего, вылитого неандертальца с виду, обоснованно прозванного Обезьяном.

Началось всё с того, что декан, которого никто никогда в глаза не видывал, — а видывали мы исключительно документы, им производимые и доводимые до нашего сведения, — утвердил тему моего диплома. Тема называлась заковыристо: «Исторические и религиозные истоки эволюции вида Тивиканара Масюкова». И не было вроде бы никакой такой крамолы в моей разработке, но декан либо по недомыслию своему, либо по причине полнейшей виртуальности своей одновременно утвердил для диплома Обезьянова внука, также нашего студента, такую вот тему: «Разум как поведенческая реакция вида Тивиканара Масюкова»…

Интрига развилась следующим образом: на предзащите диплома отличилась аудитория первокурсников, поросль зелёная. Мой дед молодёжь именно так называл, вкладывая некий особый смысл в данный цвет, для нашей сплошь «зелёной» планеты, ругательный. А может, и не было особого смысла никакого, всё просто объяснялось: отцы и дети, конфликт поколений…

Короче говоря, аудитория восторженно согласилась с тем, что Тивиканара Масюкова — вид целиком и полностью разумный, и утверждать обратное может лишь полный идиот. Обезьянову внуку светил полный провал, разгром и небрежение.

Но на этом этапе в процесс влился гений-дуболом Обезьян. И — пошло-поехало. Связался он со своим дружком и собутыльником, монстром виртуала и сетевым пиратом, прозванным Газонокосильщик (что для напрочь зелёной планеты равнозначно прозвищу Геркулес на матушке-Земле).

Газонокосилыцик взломал защиту коллежского «Грина», безапелляционно влез в мою документацию и уничтожил два зачёта за второй семестр. На следующий день Обезьян провёл внеплановую ревизию и, вызвав меня в свою прокуренную каморку, стал тыкать деревянным с виду, толстым пальцем в распечатку, озаглавленную словцом «Задолженность». Единственным человеком, который находился в позорном зелёном (специфика!) списке, был Анджей Лазеровиц. Я.

В этот момент я отчётливо понял, какая непреодолимая преграда возникла у меня на пути. Над Обезьяном можно было смеяться, можно было ему в открытую грубить, но становиться поперёк дороги было строжайше противопоказано. Во имя своего же благополучия.

Я попытался возмутиться, но мои слабосильные потуги выглядели довольно жалко. После я пробовал оправдываться, что-то доказывать, приводил множество аргументов в пользу своей правоты: ну как же тогда меня могли считать круглым отличником, если, предположим, не были сданы эти чёртовы зачёты?! как с курса на курс переводили, к экзаменам, курсовым допускали?!

А Обезьян свысока смотрел на меня и вещал: так что же, может, вирус в «гриновой» памяти бандитствует, на свалку, может, его? Особый вирус — на Анджея Лазеровица натасканный…

Поразмыслив, я сообразил, что взломать «Грин» мог только Газонокосилыцик. Во-первых, спец экстракласса, во-вторых, Обезьянов друг сердешный. Да и не было в Коллеже хакеров сколь-нибудь серьёзных, над несерьёзными же, как гора, возвышался «друг-и-спец». А «друг-и-спец» — это безнадёжно: не оставит Газонокосильщик следов, которые бы наши «несерьёзные» отыскать сумели.

Начал я Обезьяна молить и упрашивать — ублажать по части словесной. И такой гаденький и гнусный я был в тот момент, что замдекана, наверное, по родству духовному, сжалился — дал «добро» зачёты пересдать. А вот о дипломе, сказал он, забыть нужно. Дескать, не имеют права студенты, имеющие задолженность, дипломы писать. Так что придётся экзамены на общих основаниях сдавать…

Сказал это Обезьян, выпустил в пространство струю ядовитого дыма и в таблицу уставился, голограф-проектором над столом материализованную. Тем самым однозначно давая мне понять: всё, аудиенция закончена.

Вышел я, теребя в руках бланк, встал напротив дверей деканата и задумался о несправедливости, пропитавшей плоть и кровь этого мира. Мира человеков. И в очередной раз иные, отличные от человечьей, формы жизни ближе как-то показались. Или, может, и они такие же мерзкие, жадные и подлые — как сородичи мои во биологии, — только в своей координатной сетке?..

Нет, чище, чище и выше они в своих помыслах и действиях.

Никогда я в этом не сомневался.

Преподавателей, которым я должен был пересдать зачёты, найти, конечно же, не удалось — таков подлый закон жизни, сельва-маць! Вычитали они свои курсы и в отпуска — на благословенные холодные миры — отправились.

Зашёл я опять в деканат и у секретарши спрашиваю, куда пан Кржемольский и пан Васенецкий на отдых направились. Секретарша, само собой, на меня как на пузоголового смотрит: «Пан студент, вы что, думаете, преподаватели обязаны отчитываться о том, как они своё личное время проводят?.. Или в мои обязанности, по-вашему, входит за каждым из них бегать и выпытывать астрографические координаты мест, где они собрались провести свой законный отпуск?! Может, замдекана знает… Последний семестр, а как первокурсник себя ведёте прямо!».

Вползаю я по новой в кабинет Обезьяна и плакательно требую, чтобы мне предоставили информацию, наивно позабыв о том, что в наше беспокойное время вряд ли существует что-либо ценнее её. Получаю хамский отказ и наблюдаю лавинообразный процесс обратного действия — замдекан меняет гнев на милость. Обезьян начинает взрыкивать своим громыхающим голосом, что, дескать, нет, нельзя никому, и отличникам, в том числе, поблажки делать — на голову сядут. В общем, от меня потребовали выйти вон.

Я не посмел ослушаться. Заедаться не имело смысла: Обезьян тупо, из-под бровей, воззрится, ничему из сказанного тобой не придавая значения, и будет пытаться студента-урода взглядом в камень превратить. Однако, выходя, случайно скользнул взглядом по стене, а там, на одном из развёрнутых и прицепленных к ней плоских экранов — график отпусков. И, конечно же, первыми в нём, в графе, озаглавленной «Декабрь» — самое что ни на есть каникулярно-отпускное время, — обозначены преподаватель этики сексуальных отношений негуманоидных социумов Марек А. Кржемольский и руководитель семинара органической наноэлектроники Воислав Васенецкий…

Понял я, что был, пся крев, дважды обманут; причём второй раз — подло и ехидно. Ведь знал, знал Обезьян, рыло деревянное, что в отпуске преподаватели, а ведомость чуть ли не с благоговением протягивал. Не мог не знать — должность обязывала. Не случайно именно этих преподов подобрали: чтобы я не дотянулся! Это было не только устранение конкуренции для внука, но и месть — самая обыкновенная, самая примитивная. Неизвестно за что. Больно умный, видно.

Фактически, по уничтожении зачётов, я перестал числиться студентом Коллежа.

Процесс пошёл, слепая и бездушная машина двинулась, и теперь уже ничего нельзя было изменить: без зачётов не допускают к экзаменам, без отметки о положительных результатах экзаменов исключают из Коллежа. Неоткуда было появиться зачётам — вероятнее всего, что в этот самый миг космолёты уносили прочь от планеты Косцюшко пана Марека и пана Воислава. На глазах рушилась моя мечта стать дипломированным ксенологом, осыпалась, как сокрушённый джунглями каменный дворец.

И тут меня прорвало. Я спросил у Обезьяна, знает ли он, как его за глаза называют студенты. На лице замдекана отразилась палитра противоречивых чувств, основным из которых, как ни странно, было любопытство. Репрессии начнутся потом, а пока…

«Вас называют Обезьян, жестоко оскорбляя этим благородный отряд приматов. Вы в полной мере достойны носить мерзкое имя Человек! И я, как несостоявшийся по вашей вине ксенолог…»

«Ввво-о-о-он!!!» — тысячеваттно взорвался Обезьян. Он готов был меня убить.

«Представлениям о так называемой профессиональной этике, я вижу, попросту нет соответствующего места в вашем скудном мозгу. Я очень давно желал это сказать вам, и вот — сподобился…»

Замдекана снова дико и оглушительно взвыл. В каморку вбежала секретарша и с неожиданной ненавистью стала поносить студенчество, которое терпит в своих рядах таких недоумков, как я. В конце своей злобной тирады она добавила, что вызвала «лесорубов», которые, как она надеялась, утихомирят меня.

«Лесорубами» в шутку звали добровольное коллежское ополчение, которое было наделено воспитательно-полицейскими и прочими разнообразнейшими функциями. В него, как правило, шли недалёкие парни с окраин. Неудивительно, что костяк «лесорубов» составляли выходцы с Плоскогорья Октавиана, достаточно населённого, но словно бы задержавшегося в развитии лет на сто. Отношение к коллежским «стражам порядка» было соответствующим: не как к злобным полицаям, а как к ребятишкам чуточку пузоголовым.

Призванные «лесорубы» не заставили себя долго ждать. Лишь только секретарша закрыла рот, в кабинет вбежал запыхавшийся Кирст Скала, облачённый в оранжевые шорты и пилотку, командир одной из веток, обычно состоящих из троих человек, и наставил мне в живот новую модель «дырокола», работающую в режиме «одушевлённая органика». Прибывший ему вдогонку остаток ветки, исполненный рвения спасти Обезьяна, насел на Скалу со спины и втолкнул командира в глубь кабинета.

Никелированный, вздутый на конце ствол болезненно ударил меня в солнечное сплетение. Обезьян одобрительно прорычал и по-военному чётко приказал: «Вышвырнуть прочь из стен нашего высокого заведения этого невоспитанного ублюдка!»,

Я засомневался в своей видовой принадлежности к этим самым «ублюдкам» и хотел было указать на их типичного представителя во всеувидение… но получил неожиданный сильный удар в ухо и покачнулся. Остановила моё падение стена, о которую я болезненно стукнулся корпусом. Беспорядочно взмахнув руками, случайно сорвал тот самый плоский лист со списком отпускников, послуживший детонатором взрыву моей ярости. Экран повис на сетевом шнуре и закачался, со скрипом Царапая стенку…

После этого «лесорубы» стали меня беззастенчиво избивать. Взвизгнула и выбежала секретарша, поднялся из своего кресла замдекана, а Кирст Скала и пара его подчинённых вовсю работали кулаками. Я тихо, без крика, сносил эти удары, лишь инстинктивно прикрывал ладонями глаза и низ живота.

«Я сказал, вышвырните его вон», — обыденно, не повышая голоса, почти беззлобно, сказал Обезьян. Подхватив под руки, меня протащили по длинному тёмному коридору к выходу. Турникет, резко захлопнувшись из-за того, что не все выходящие прошли идентификацию, болезненно ударил меня по пояснице, впившись крючьями в тонкую ткань брюк. Брюки, подвергаемые воздействию двух разнонаправленных сил, беззвучно, но безобразно лопнули.

Из разорванного кармана посыпалась разная мелочь, начиная с бланка и расчески, и заканчивая настоящей драгоценностью. Я выменял её на раритетную вещицу — шахматную фигуру из слоновой кости — и стал обладателем одной из первых, ещё земных, кредитных карточек, за которую нумизматы могли отвалить целое состояние.

Вместе с бесценной коллекционной кредиткой на землю упала и кредитка современная, неколлекционная. Один из «лесорубов» наступил на вещи, выпавшие из кармана, и перенёс свой вес на ногу, под толстой подошвой ботинка которой находились кредитки и всё остальное. Он специально сгрёб всё в компактную кучку — чтобы удобнее было давить, и с наслаждением услышал треск хрупкого пластика.

«Лесоруба» этого звали Тэддор Новохацкий, и по его лицу было видно, что нет, не-ет, не позабыл он тот смешной конфуз, произошедший из-за моей издевательской подсказки на третьем курсе: профессор спросил, что такое, по его мнению, философская теория, и Тэдд вполне серьёзно, как нечто заученное до тошноты, произнёс: «Философская теория есть испражнения человеческого разума». Сейчас Тэддор отыгрывался — даже не задумываясь, какую уникальную вещь давит своим ботинком.

Ещё пару раз приложившись к моему лицу своими огромными кулаками, они свалили меня под символом и талисманом нашего Коллежа — неуклюжим и большим, допотопным лазерным орудием, снятым с корабля, доставившего на поверхность планеты Косцюшко первых колонистов.

Орудие, несмотря на антикоррозийное покрытие, кое-где успело потемнеть и даже проржаветь.

Тропа, что вела к кампусу, была узкой, с обеих сторон её сжимали зелёные заборы леса. Того леса, который постоянно наступал на человека, и, я подозреваю, когда-нибудь победит его окончательно. Лес был рациональной стихией, человек был иррациональным существом. Лес давил массой, изводил силы своим фактическим бессмертием, прибирал к рукам стратегическую инициативу. Когда-нибудь лес победит, и вездесущие джунгли поглотят цивилизацию.

Дверь моей комнаты была приоткрыта, и за ней слышался звук перекладываемых вещей, шарканье ног, металлическое позвякивание. Неужели обыск?!

Примитивный, попахивающий настолько дремучими глубинами как в историческом, так и в моральном плане, что хотелось то ли смеяться, то ли бежать сломя голову прочь — в чащу леса. Будто от одного прикосновения к этому мерзкому атавизму заболеешь каким-нибудь неизлечимым и уродливым кожным заболеванием, постепенно превращающим тебя в монстра, на которого не только другим, а и тебе самому будет гадко смотреть.

В этот момент дверь открылась и в проёме показалась… прелестная белокурая девчушка. Я видел её на предзащите, среди первокурсников. Она ещё запомнилась мне тем, что задала какой-то умный вопросец. Сам вопросец не запомнился.

— Добрый день, пан Анджей! Я так рада, что вы съезжаете!.. Ой, что это я говорю! Извините. Я хотела сказать, что мы с подружкой до этого вместе ютились… И вот связались со мной и говорят: хватай вещички — и сюда. Я пока вашего ничего не трогала. Я на пол пока всё… — Эмоции так и переполняли девчушку. Она не замечала ни моих порванных брюк, ни вспухающего на лице кровоподтёка, ни исцарапанных рук. Неудивительно: свою личную комнату в кампусе позволялось иметь лишь за особые заслуги. Видать, девчушка заслужила. А мои, значит, заслуги — к чертям болотным в Санторинский лес! Бы-ыстренько, сельва-маць!

Я вошёл в комнату, ничего не ответив, схватил девчушкин рюкзачок и, отодвинув её, швырнул его в коридор. Она оторопело смотрела на меня, вся сжавшись и нервно ломая пальцы. Хорошая была девчушка. И неудивительно, что она оторопела: Анджей Лазеровиц, гордость Коллежа, надежда ксенологии, и вдруг — ведёт себя, как отъявленный дебошир.

Я не стал оправдываться за свои действия — хватит оправданий, пся крев! Я понимал, что она не виновата — да и симпатична была мне эта девчушка. Но не в силах был без истерики ей объяснить, что это — дурацкое и жестокое заблуждение, которое обязательно прояснится; есть управа и на Обезьяна, и на его быдловатых клевретов.

В комнату впёрся администратор и потребовал у меня сдать ему ключики-идентификаторы, а сам, между делом, пододвинул к двери жёсткое полукресло, стоявшее в углу за диваном, встал на него и принялся перепрограммировать систему впускателя. Я потребовал объяснений. Он, не оборачиваясь, сквозь прицокивания языком, которые сопровождали напряжённую работу мысли — необходимую в его патологическом случае для перенастройки дверного аппарата, — объяснил:

— Бесплатные общежития у нас только для прилежных студентов. Прилежание — оно основа… основа… основа… — Он так и не сумел найти то самое ускользающее нечто, основой чему являлось прилежание.

Значит, и тут уже аукнулось. Молодец Обезьян: быстро работает.

Девчушка тихонечко подала голос:

— Извините, но пан Анджей — отличник, какое может быть плохое прилежание? — сообразила, умница, что не съезжаю я, а выселяемым являюсь. Заступница!

Сейчас выкину администратора вон из комнаты, за рюкзачком схожу, прощения попрошу и… логика моя в тот миг нетореными путями пошла, потому как за этим «и» выпрыгнуло злобное: «…разряд в лоб!».

Тяжёлый день: изгнан, избит, выселен — полная коллекция. Так что энергетический импульс в лоб — исключительно к месту. Как бы апофеоз.

— А могу я получить свою комнату обратно на общих основаниях? — спросил я администратора. — Оплатив.

— Нет, — ответил он, — из Коллежа пришло сообщение о вашем хулиганском поступке. А хулиганов мы не держим даже за деньги! — Последние слова он почему-то сказал с особенной злостью.

— Так за что же меня выселяют — за то, что я хулиган разэтакий, или за то, что двоечник закоренелый?

— И не надо ехидничать. Мы, если захотим, ещё сорок пять причин придумаем, — сказал администратор, спускаясь вниз.

Я вышел из бывшей своей комнаты, прошёл по коридору, свернул в прозрачную, чуть коричневатую — для затемнения — галерею и очутился в корпусе альтер-ботаников. Мне нужно было увидеть Анастасью. В первую очередь. Я не был уверен, что потяну публичный процесс. Вступится ли за меня коллежское студенчество, я не ведал. Зато точно знал, что сам Коллеж, в лице преподавателей, единодушно окажется по другую сторону баррикад, презрев внутренние разногласия. Корпоративное единство! Да и какой «третейский суд» признает виновным в бесчестности одно из ведущих учебных заведений планеты?..

Анастасья, наш студенческий лидер, балансирующий на грани между неформальностью и формальностью, могла помочь преодолеть препятствия, так сказать, без «завываний на весь лес». Как любят на Косцюшко выражаться человеки пожилые.

Анастасью, которую зубоскалы за её обширные формы насмешливо звали Маленькая, я отыскал в оранжерее. Она сидела на невысоком, длинном металлическом ящике, поверх которого был наброшен съехавший набок чехол. Сквозь стеклянный колпак она наблюдала за красно-коричневым плотоядным растительным хищником, подвергаемым жёсткому рентгеновскому облучению, источником которого служил укрепленный на свисающем с потолка штативе аппарат «Поток-100».

Растение, казалось, жадно тянулось вверх своими тоненькими не то листьями, не то щупальцами, принимая аппарат за какое-то странное солнце, неожиданно жестокое и злое, будто надеясь, что оно смилостивится. Вообще-то растением оно называлось условно: человечество повсюду таскает за собой примитивную классификацию органики, пытаясь любое из обнаруженных им биологических явлений, основой жизни которых является углерод, втиснуть в жёсткую схему «флора-фауна». Уж такие мы, человеки, косные существа: хоть к дьяволу в пасть, а со своим уставом.

Анастасья обернулась на звук моих шагов. Поднялась и направилась мне навстречу.

— Анджей, — сказала Маленькая (почему-то про себя я назвал её этим словечком), — я всё знаю. Мы будем бороться!

Меня неожиданно скрутил жестокий приступ смеха. Я хохотал. Сначала ей в лицо — мне показалось, что Маленькая восприняла это как вызов; затем отвернувшись, сдерживая судорожные движения живота рукой и утирая ладонью слёзы. А когда подумал, что мелькаю перед её глазами трепыхающейся в разрывах штанов задницей, понял, что разряд может и не понадобиться. И без него помру — от хохота.

Анастасья спросила: «Анджей, эти сволочи тебя били?» — и такой дешёвый пафос был в её словах (а ведь не виновата она: глаза-то искренностью так и сверкают!), что хохот стал переходить в спазматические всхрипывания. Как лживо вдруг прозвучали её слова!.. Может, и раньше они звучали так же, но для того чтобы услышать, необходимо было пройти адов подлесок, круг первый. Прошёл — и услышал. Меня разрывало на части.

«Ма-а-аленькая, — по-особому нежно мысленно произнёс я, когда неостановимый хохот прервался на полузвуке, — ведь не смогу я теперь с тобой ни пить вместе, ни шуточки всевозможные придумывать, ни говорить по-че-лов… по-нормальному. Маленькая, это всё не то, не то…»

«Боро-оться!» — фальшивочка; и слова твои, и вы все. И я. И цивилизасьон наш тоже фальшивочка, крупномасштабная. Инфузория Фельдмана — и та поближе мне будет, чем видок наш. Ну и видок у нас!».

— Настуся, — сказал я вслух, — не надо за меня бороться. Я сам… наверное…

— Анджей, — ответила Маленькая, — я не обиделась. Вот моя рука, — и она протянула свою большую мягкую ладонь.

— Пожалуйста, хватит театра. Я умоляю!

…Если бы в оранжерею попадАли, открывая тяжёлую дубовую дверь, я бы захлопнул её с грохотом, рождающим ударную волну, от которой все растения перестали бы плодоносить. Это явилось бы достойным и логичным, подобно опусканию занавеса в конце пьесы, действием.

Но в оранжерею вели лёгкие прозрачные мембраны. Надеяться, что они способны произвести грохот, не стоило. Поэтому я ушёл, не попрощавшись, и без звуковых эффектов.

Ушёл, не ведая, куда идти, не имея ни малейшего представления, как идти. Но с абсолютной уверенностью в том, что на этой лживой планете мне места нет. И что не останусь я на ней. Даже если Обезьян лично падёт на колени и будет со слезами на глазках умолять о прощении.

Подошва ботинка «лесоруба» наступила на меня, с хрустом раздавив все выстроенные планы и намеченные цели, и превратила в жалкие обломки всё, что доселе составляло смысл моей жизни.

«ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА»

…Как-то, роясь в памяти корабельной сети, он совершенно случайно наткнулся на один странный текстовый файл.

Неясно, откуда и каким образом этот текст скачался в одну из баз данных. Похоже, остался в наследство от кого-то из предыдущих владельцев.

Неудивительно. Нынешний звездолёт Экипаж откупил после списания у Армии Освоения Космоса одной из планет системы Сейлем. На нём до торговцев, наверняка, всякие научные и военные экспедиции в вакууме рассекали.

Так вот, на одном дыхании усвоил он содержимое этого файла, с первого до последнего байта. Предварительно оставив копию в локальной «постоянке» личного терминала, вернул файл из оперативки в память сети, и крепко задумался.

Надо же, думал он. Получается — какие мы, человеки, похожие друг на дружку существа… Когда бы мы ни жили, чем бы ни промышляли, где бы ни сидели, куда бы ни летали, как бы ни «самоназывались». Хоть людьми, хоть человеками, хоть землянами, хоть потомками землян.

Нарытый им файл оказался чем-то вроде бортового журнала допотопной торговой лохани. Независимой. Порта приписки межзвёздная странница не имела, и занималась в принципе тем же, чем занимается Экипаж «Пожирателя Пространства», чтобы заработать на кусок булки с паштетом, банку пива, горячую ночку с портовыми девочками (для мужской части команды) и прочие насущные потребности…

И даже, если повезёт, на какую-нибудь укромную хижину где-нибудь на тихой планетке. Но это для тех, кто дотянет до старости, а при вольном образе жизни это не так уж часто случается. Впрочем, вольно-торговым делом и не стремятся заниматься натуры, которые жаждут всенепременно до старости дожить и на пенсию выйти.

Он, правда, толком так и не разобрался, в каком конкретно году этот журнал был заполнен. С датами в тексте — полная неразбериха! Судя по всему, та древняя посудина бороздила пространство не то в двадцать пятом, не то в двадцать девятом веке по допотопному летосчислению. Тому, которое «от Р. Х. ».

Но если судить по некоторым изложенным фактам и бытовым деталям — текст появился чуть ли не в наше время… Не разобрать! Но тот, кто заполнял, некто Энди — ориентируясь по датам, проставленным под заголовками, — жил ещё в дозвёздном двадцатом столетии. А это — уже вообще выглядело полной бессмыслицей.

Он не считал себя великим знатоком именно этого периода истории прародины, эпохи особо смутных переходных предкосмических эпох, но!

Насколько он помнил, в двадцатом «от Рождества Христова» — дальше Проксимы Центавра доисторические предки ещё не летали. Похоже, тот парень, что заполнял журнал, совсем необлётанный салага был, корму с баком путал. (Хотя вполне может статься, что намять подвела. Необходимо полистать архивы, уточнить!)

Да и сам текст странный, если не сказать весьма. Капитан за таких «вольностев» в бортжурнале руки пообрывал бы, вместо них шланги повставлял и пустил бы в те шланги кислоту какую-нибудь, позабористей. Где же это видано, чтобы в бортовой журнал — а не в файлы личных заметок! — заносились разные личные переживания, побочные мысли, к делу не относящиеся, забортные события и прочая подобная отсебятина?! Не говоря уже об этих непонятных заголовках разделов… Не бортжурнал, а беллетристика натуральная!

Ну так вот, кем не видано, тот пусть поинтересуется этим файлом. Полюбуется, как НЕ надо вести бортжурнал. А ему — недосуг. Капитан зовёт, а значит, «руки в ноги» и скорчерным импульсом — лететь в главную рубку.

В конце концов, у той посудины была своя, как говорится, свадьба, а у «Пожирателя Пространства» — своя. Где-то как-то, не менее весёлая. Но — совсем другая.

Экипаж «ПП» расположился на совершенно другой «полке», занесён в абсолютно иную базу данных, существует в совершенно других операционной среде и оболочках, у имён его файлов абсолютно иное расширение. И ни в качестве эпигонов, ни тем более в качестве пародистов его членов нельзя воспринимать. Современный реал для них, похоже — что виртуал. И наоборот… «Мы идём своим путём», коротко говоря.

Хотя, конечно же, он не отказался бы поговорить за жизнь, и обменяться, так сказать, боевым жизненным опытом с тем пареньком, который часто упоминался в записях. Надо же! Помощником суперкарго…

Иногда он размышлял о том, что все они, человеки разных этапов развития земной цивилизации, — не просто похожие, а просто-напросто такие же самые. Идентичные.

То есть изменениям подвержены не люди. Меняется — их стараниями или без них — среда обитания. Всё то, что ВОВНЕ.

Внутри же людей (ВО МНЕ) изменяется разве что плотность информационной насыщенности сознания.

Учёными словами выражаясь: увеличиваются и расширяются объёмы информации. Объёмы, которые человеческие мозги способны удерживать в активной и пассивной памяти, оперируя и храня для собственных целей и нужд.

За убедительным примером далеко летать не надо. Живущие ныне, обитатели Освоенных Пределов Космоса, знают, помнят, имеют гораздо больше фактов, сведений, правил, терминов, навыков, умений и так далее. И способны по мере необходимости мгновенно или достаточно быстро использовать знания практически.

В том числе знания и навыки, на первый взгляд кажущиеся как бы «побочными», но на самом деле — очень даже жизненно необходимые. Для того, чтобы адекватно ориентироваться и успешно выживать в нынешнем мире, неимоверно раздувшемся в космосе.

И даже — кому дано! — чтобы воспринимать его красоту и наслаждаться его неповторимостью… Гораздо больше чем земляне века этак двадцатого-двадцать первого дозвёздной «от Р.X.» эры.

Посмотреть хотя бы, насколько примитивной, за редкими исключениями, была их беллетристика! Сплошь сюжет, причём далеко не всегда достойный того, чтобы о нём повествовали. Герой, обычно человек. Иногда животное. Но вовсе не мир, человека окружающий, будто среда обитания недостойна сама по себе героиней повествования быть!.. Лишь изредка в текстах — кое-какие интересные информационные фрагменты, повышающие плотность.

И до обидного мало «побочных» деталей! Штрихов бытия, которые и являются в понимании современного, приспособленного к огромным массивам информации человека, тем материалом, из которого слагаются «шкура, кости и мясо» мира! Тем, что делает его живым, а не всего лишь декорацией, на фоне которой разворачивается сюжет. Ну что ж, и предки имели право на свою точку зрения… Они жили со скоростью пешей ходьбы, лошади и автомобиля. В мире медленном, с очень низкой информационной плотностью. Теперь люди живут со скоростью звездолётов, прокалывающих пространство без потерь времени, и со скоростью коммуникаций, фактически не считающихся с количественной характеристикой пространства. Современный человек обитает в мире многократно повысившейся плотности информации.

Настолько многократно, что голова, бывает, пухнет. Даже у него, хотя он не считает себя тугодумом; причём неоднократно убеждался, что такая его самооценка не завышена.

Любопытно, а какими будут современных человеков вспоминать те, кто родится тысячи три циклов спустя? Те, кого от текущей эпохи будет отделять примерно столько же времени, сколько нынешних отделяет от века этак двадцатого предыдущего летосчисления?

И сами они — какими будут? Те, для кого предтечей станут человеки, живущие ныне?

1: «ПОДМАСТЕРЬЕ»

Ну ладно, согласен, я «шестёрка», помощник, СУБ-карго и всё такое прочее. Пацан на побегушках при Её Величестве Торговой Гуру, Риал Ибду «Бабушке» Гррат (я просто «итэдэ», дхорр забодай!). Да!

Я проворненько хватаю на лету ослепительные искры гениальности, щедро разбрызгиваемые костёрищем её высшего интеллекта. Пышущим нестерпимым жаром, громадным, до небес!

Я копирую, точно обезьяна какая-нибудь, все её ужимки, уловки, приёмы, манеры, привычки.

Если б позволила, и трахал бы её, наверное! (Был бы я понеразборчивей и была б она помоложе, не относилась ко мне словно к сыночку; и поменьше бы сублимировала, всецело погрузясь в торговые операции. )

Я даже часто разговариваю уже, как она, со всеми позаимствованными у неё эклектическими наворотами — пышные словеса, и тут же, рядышком, всякие-разные сленговые выраженьица, не лезущие ни в какие стилевые ворота просторечия и оживляжные приколы… Да, такой у нас лексикон, ну и что?! Нахватались сякого-такого там-сям, слепили чтой-то корявое, зато своё!..

Р-р-р-рычу уже, как она, бывает, и мыслю, как она, уже… да, да, да!!!

У настоящей мастерицы нашего торгового дела — почему бы и не поучиться?!

Но вот чем, спрашивается, я заслужил брошенное в свой адрес:

— Ты добрэ думав, алэ нэ тим мистом, — говорит мне Бабуля.

Причём не на повсеместно распространённом интерлогосе, зар-раза, говорит, и не на кирутианском. Даже не на каком-нибудь достаточно широко используемом в Освоенных Пределах языке говорит, типа спейсамерика, пиджин-спаньи, новокитайского, эсперлингвы.

Даже не на косморусском, который традиционно использует экипаж «Пожирателя» в качестве языка межрасового и межнационального общения. Великом и могучем косморусском, что гипнопедически внушает наша корабельная Сеть всем новичкам — первым делом, сразу после подписания контракта.

Говорит она, зар-раза мохнатая, используя наречие моего родного мира Стэп, на моий ридний мови, падлюка, кажэ!..

И, заслышав такое ехидство, я в очередной раз принимаю твёрдое решение НЕ возобновлять контракт. Выйдет срок — только она меня и увидит! Пятки мои сверкающие, в лучшем случае, дхорр её забодай. Благо до окончания очередного срока недолго томиться…

Твёрдое, «как я сам», решение перейти в другой Экипаж, а то и списаться на берег, я принимаю регулярно. С интервалом примерно в двенадцать месяцев. Незадолго до истечения сроков стандартных годичных контрактов с «Пожирателем». И никогда твёрдое решение это, ясный пень, я не выполняю. По этому поводу она, зар-раза, регулярно стебётся: «Вот она, малыш, наглядная демонстрация твоей пресловутой, именной, можно сказать, цельности!..»

Ах вот как, значит: «…нэ тим мистом»?!

— Дякую, — ледяным тоном благодарю за комплимент и продолжаю на изысканном косморусском: — И чем же, позвольте поинтересоваться, сударыня, заслужил я столь лестную характеристику? Намёк понятен, однако три уточнения: ежели я всё-таки верхней головой думать начну, то а! — попру против природы, зачахну в сексуальном плане и потеряю боевитость, бэ! — как следствие, начну сублимировать исключительно отвлечённо и погибну как профессионал, а также цэ! — такого надумаю, что дхорры не расхлебают…

— Моя шко-ола, — несказанно довольная ответом, канючит Бабуля; при этом выражение морды у суперкарго такое убитое глубочайшим унынием, словно её ухитрились обсчитать и недодать сдачи, — дави немощную старушку-одуванчика гнилым бЭседом, напирай, пудри ей мозги, забивай баки…

— Одува-анчик, — улыбаюсь невольно. Нет, на эту мохнатую торговую бандитку обижаться — ну совершенно невозможно!

— А если сер-рьёзно, Бой, — продолжает Ррри нормальным тоном, стирая с морды вселенскую грусть, — то ты не учёл одну ма-ахонькую детальку. Я ведь тебя чему учила?.. Всех не обдуришь, при всём желании, и потому главное — это правильно выбрать, кого обдуривать, а кого нет. Наметить, кого бы заполучить в союзники, приумножив капитал, и совместно провернуть…

— Но к этому постоянно надо стремиться! — перебиваю я Бабулю. — Разве не ты же меня этому учила?

— Да, конечно, — подтверждает она, и мотает подкрепительно башкой. Диагонально, справа налево сверху вниз (по-кирутиански — утвердительно; если «нет» — кирутианки мотают наоборот, слева направо снизу вверх).

— Стремиться надо, — добавляет она после паузы, — но это туманный и несбыточный идеал, сладко щемящий под сердцем. Мы же прагматики и реалисты, за полушку готовые удавиться. Положено нам такими быть.

(«Это мы-то?!», — мысленно комментирую я, подразумевая конкретно наш психопатский экипаж, сборище ненормалов, романтиков и альтруистов; впрочем, это моё личное мнение, никому его не навязываю.)

Бабушка выдерживает ещё одну многозначительную, исполненную особого воспитательного смысла паузу, и сообщает:

— Малыш, трезво оценив наши активы, прикинув хвост к носу, заполучив кой-какую конфиденциальную информацию, я решила…

— Я что-то проспал? — скоренько интересуюсь.

— Ну-у, не все ж мои конфиденциальные каналы получения информации, сетевые и очные, я тебе уже выложила на блюдечке! Всякие там секреты и приёмчики… Кой-чего старушка и про запас припрятала, а то, небось, молодые да ретивые, выпотрошив, на свалку без зазренья совести вышвырнут…

— Совесть? — любопытствую. — Это ещё что за невидаль? Разве не ты меня учила, что…

— Да! — аналогичный резкий диагональный кивок. — «Совесть выдумали покупатели, чтобы поменьше платить». Но ты не понял, Бой. Я о том говорю, что определённые правила, пусть даже самые нехитрые, в игре должны соблюдаться. Иначе всё превратится в бессмысленную гонку на полном вперёд, и утратит всяческий смысл. Закон джунглей, да, но ведь — закон же! Победитель никогда не ощутит себя победителем, если не будет удовлетворённо сознавать, что побеждённый (пусть за миг до смерти, но!) осознал себя побеждённым. Без слабости — силы нет…

Я киваю. Знамо дело, проходили. И теорию, и практику неоднократно.

— Нас в команде «Пожирателя» десятеро, как и на любом судне фритредеров. Встреться мы в любой комбинации где-нибудь в тёмном закоулке жизни, на кривых тропках судеб, раньше… кто ведает, не отправились бы мы далее в меньшем количестве. И сейчас никто из нас не гарантирован от предательства, Пи Че, каракатиц хренов, блестяще сей вариант проиллюстрировал. Но! Мы всё-таки, вопреки этой дерьмовой Вселенной, созданной Матерью в параноидальном припадке, верим друг дружке хоть на вот-столечко!

Ррри вполне по-человечьи показывает мне кончик коготка седьмого пальца левой-нижней, «хватательной», лапы. Пальчика самого маленького, аналога человечьего мизинца. Самый кончик, отмеренный отчёрком когтя одного из её двух противостоящих «больших» пальцев. Выдерживает паузу и добавляет:

— И по мере необходимости — способны временно распространять противоестественное доверие, это на…

— Да понял я! — перебиваю Ррри. — Распространяли, и не раз! Потом сами же компаньонов через бедро кидали! А то и нас кидали, помнишь?..

— ПОМНЮ, — отрезает Бабуля. — И за каждое предательство я готова половину личной прибыли отдать! За науку — не жаль, ясный пень.

Киваю, соглашаясь. Ещё бы.

— Ты не учёл, Бой, что в условиях ярмарочного рынка, при большем, нежели обычно, скоплении продавцов и покупателей, гораздо легче обычного прокрутить внезапную такую… операцийку. Например, комплекс действий по монопольному овладению уровнем цены на какой-нибудь вид товара, втыкающий всей торговой шайке ножик в спину…

«Ага-а! Ясно. Но для этого необходимо как минимум иметь товар, пользующийся стабильным спросом!..», — мысленно комментирую я.

Мы с Бабулей неторопливо бредём по пустынному, явно заброшенному, тоннелю. Ни единого живого существа навстречу и на обгон.

Куда — знает она. Я — не. По привычке сканирую окружающую обстановку глазами, ушами, носом, всей «кожей» (сквознячки там, дуновенья воздуха), всякими полезными электронными устройствами, плюс «шестыми» (надеюсь, интуиция таковым является?) чувствами, и делаю выводы: эта широкая и низкая нора смахивает на след глубоко вонзённого в породу и вытащенного обратно длинного клинка; некогда она вела к одному из старых рудников. Нынче все они законсервированы, брошены, в лучшем случае поставлены на очередь для оборудования нового жилого локала или складской зоны.

Здесь, в самом что ни на есть глубочайшем недре Клондайка, послужившего базисом космобазе (во, игра слов!) Танжер-Бета, царит безлюдье. Здесь теперь просто невыгодно оборудовать что-нибудь путное, располагать офисы или хранить товар. Возникают транспортные проблемы. Далеко. Интересно, обождёт нас тот урод-таксёр, подкинувший по редко используемому радиальному просёлку к входу в эту нору, или обманет, даст дёру?

Ничего, я его рожу и номера зафиксировал, сыщу потом, щупальца оборву. А назад на попутках доберёмся…

— Космобаза эта — сбор-рище политиков, дипломатов, авантюристов, искателей приключений, освояк, паранормалов, просто психопатов, и конечно, торгашей всех мастей и идеологий. «Морской» город, промышляющий тем. что дарит приют разнообразным странникам… Огромнейший мегаполис, обречённо летящий в вечной ночи…

Ррри продолжает разлагольствовать, но при этом, в точности, как и я, непрестанно сканирует уныло-однообразные окрестности. Вечное ожидание коварного подвоха и подлых каверз окружающей среды — нормальное для нас состояние души.

Среда обитания, в зависимости от уровня враждебности, классифицируется у нас, вольных, по особой шкале аббревиатур, от абсолютного плюса «СНМП — Способствующая Нашей Монопольной Торговле» до абсолютного минуса «ПБ — Полное Банкротство».

Между ними расположены «СДНСНБ — Сносная Для Нас Ситуация На Бирже», «НТБС — Ничего Так Базар Сегодня», «ПК — Появление Конкуренции», НОЛЬ, «ПЭК — Падение Эквивалентного Курса», «НУК — Невыполняющая Условия Контракта», «УН — Удушающая Налогами» и «ИВРО — Исключительно Враждебная Рыночным Отношениям».

Точкой отсчёта, так сказать, усреднённо-НОРМАЛЬНЫМ состоянием между полным минусом и полным плюсом по типу нуля температурной шкалы, служит «НК» (Наличие Конкуренции), и располагается оно между «ПК» и «ПЭК». Ясный пень, куда ж без неё, зар-разы. Семь потов сойдёт, покуда монопольные права у жизни выторгуешь…

— Ну и? — заинтересовываюсь я, прерывая Бабулины словесные красивости. Понесёт её. может и на стихи перейти. — Это понятно. База исключительно выгодно расположена, учитывая сложившуюся в последние стандартные века схему транспортных грузо — и пассажиропотоков. А дальше, дхорр сотри?

— А дальше — топай, топай. — Бабуля подталкивает меня, и я только чудом не улетаю кувырком.

«Медведяра хренова!» — думаю раздражённо, пробежав метров семь и с трудом сохранив равновесие.

Мы топаем по тоннелю уже с полчаса.

— Куда идём, не соизволишь ли сообщить, о многомудрая и всеведающая?

Такое обращение она обожает. Потому — соизволяет.

— Там, на исходе этого кор-ридорчика, в который тот восьминог-таксёр, ясный пень, недаром побоялся соваться, мы встретимся с кр-рутыми и отвязными бабёнками! — сообщает Ррри с нескрываемым удовольствием. — Э-эх, была б я помоложе… — тут же сокрушённо вздыхает она.

— И что мы им продадим? — задаю деловой вопрос.

— Ничего. Мы купим у них. То, что делает их крутыми.

— Ясно, дхорр забодай. А в чём же их крутизна заключается? Чем берут?

— Двумя факторами. Поражающим воображение запасом отборнейшего нонда и обхождением без мужчин.

— А-а-а…

— Бэ, цэ. Мы купим первый фактор, отвечая на немой вопр-рос, застывший в твоих глазах.

— И что — совсем-совсем БЕЗ? — живо интересуюсь. По спине бегут мурашки. Э-э-э, да мне боязно, оказывается, стало! Ещё бы. Колония лесбиянок-мужененавистниц каких-то… а я пол не сменил перед торговой операцией! Дхорр забери, почему Ррри не предупредила, что надо бы?

— Ну отчего же… и мужчин приглашают. Иногда.

— Когда КУШАТЬ очень хотят? — вполне резонно спрашиваю. — Живьём предпочитают или предварительно варя…

— Ну-у, кому чего не хватает! Выдаё-ё-от тебя подсознание, однако! — Бабуля ухмыляется во все девяносто шесть. — Нет, когда ПРОСТО очень хотят. Они же не радикальные феминистки, если ты об этом. А если проголодался от долгого пешего полёта, глотни пару капсул энзэ… Это у них такая религия, ясный пень. Тем, кто истово соблюдает все её заветы, каноны веры — велят не делить кров с гетеросексуальными существами своей расы. Велят спариться, зачать потомство, родить, оставить и предписывают, покамест молодые, тикать куда подальше. В дальнейшем отношения с мужчинами ограничиваются в лучшем случае лишь выплатой алиментов.

— Ну-у, — лыблюсь я ехидненько, — если только за этим дело стало, к их услугам сотни ино… Да! — вдруг спохватываюсь. — А они, собственно, кто?

— Они — Дочери Тиа Хатэ! — торжественно провозглашает Риал Ибду Гррат. — Истинные и правоверные!

…Вселенная, по кирутианской Книге Тиа Хатэ — бескрайний дремучий Лес, под завязку набитый конкурентами в виде живых и не очень (типа природных катаклизмов) опасностей. И в Лесу этом, ясный пень, царят торговые законы. Бродят повсюду, соло и стаями, эти самые конкуренты/конкурентки и, подлые сволочи, так и норовят, так и норовят тебя сожрать с потрохами. Лишить глотка воздуха, кусочка секса, крошки хлеба, кванта зрелища и прочих, якобы изначально законных, достояний личности твоей, индивидуально уникальной и неповторимой.

Бабуля постоянно повторяет это.

«Ясный пень, — говорит она, — куда ни глянь, сплошные подтверждения. К примеру, в зародыше, предшествующем рождению любого, условно говоря, государственного образования — содержится война. А из-за чего войны начинаются и ведутся?.. Все войны — торговые, пусть даже не все официально таковыми признаны. За рынки сбыта, за налоговые льготы, за сырьё, за рабсилу, за творческие мозги, за низкие и тем паче за высокие технологии… Возьми хоть возникновение земных Соединённых Штатов Северной Америки. Что мы видим? Классический пример торговой войны, причём это официально признано, хотя и не акцентировано.

СШСА — крупнейшее и могущественнейшее государство столетий, являющихся для вашей истории чем-то вроде Золотого Века. Эпохой, в которую были заложены основные тенденции развития могущества земной расы. Времена, позволившие вам первыми выйти в дальний космос, начать новую эру, начать Освоение, начать отсчёт его Пределов от Земли. И в результате — занять доминирующее положение в Пределах…

Государство это появилось в результате ТОРГОВОЙ войны. Чай! Повышение цены на чай переполнило чашу терпения, и без того наполненную практически монопольным свирепствованьем на американском рынке английских торгашей…

А Декларация Независимости и знаменитая Конституция с Биллями — самые что ни на есть хартии Свободы Рыночных Отношений. Типа тех, что были приняты у нас на Киру Тиане. Только никогда не скрывали сути за мишурой слов, как бы мы их ни любили и как бы ни использовали в процессе торговли…»

После приведения какого-нибудь примера Бабуля обычно начинает рассуждать о трансформации приоритетов, смене эпицентров торговой моды и тому подобных полезных вещах.

«К примеру, — говорит она, — сейчас, в нашу эпоху, из-за чая никто бы и не подумал воевать. Но ничего, всегда сыщется что-нибудь новенькое. После рекламной кампании на рынке появится очередной бестселлер, и — полный вперёд! Был бы повод. Смотри, малыш, — поучает меня Бабуля, — история повторяется, как ей и свойственно, торговые законы наших лесных „джунглей“ неизменны: Империя Хо, самое мощное межзвёздное государство нашей эпохи, также родилась в результате торговой войны. Формальный повод к началу коей дала стычка Земной Империи с бывшей своей колонией, Республикой Тау Кита, из-за источников добычи нонда…»

Именно. Так и было. Того самого нонда, из-за которого мы прёмся, вывалив языки на плечи, прямёхонько дхорру в желудок.

Тащимся по ровному, как прямая кишка, тоннелю, потом по извилистым и перекрученным, как тонкий кишечник, штольням, ходам и лазам заброшенного рудника. Ох, и не внушают же они мне доверия ветхостью своих стен и кровель…

Вот и притащились.

Куча кирутианок вместе: это куда круче одного кирутианца.

Вынужден я сделать этот крайне неутешительный для своих издёрганных нервишек вывод.

Представляю себе кучу кирутианцев вместе… нет, не могу представить! На ЭТО не хватит даже моей фантазии, раскрепощённой и разнузданной, бесстыдной и буйной, неугомонной, погнавшей меня некогда из родных полынных степей в космические бескрайние степи.

Не хватит, и ладно. С меня довольно и этого зрелища, во всём варварском великолепии явившегося моим глазам, полезшим на лоб от потрясения.

Уверенность в превосходстве мужского начала — залог успеха у женщин, понял я, по мере полового созревания и психологического взросления.

Осознавал, проходя сквозь тернистые баррикады комплексов, по лабиринтам ошибочных выборов достойных объектов приложения чувств, через полосу препятствий ответного неприятия. И в конце концов осознал во всей полноте, когда был пригвождён к стенке бытия стрелой, пронзившей меня насквозь. Убойной стрелой арбалета, весьма популярного на моей родной планете вида оружия. Стрелой по имени Пума.

Как вспомню, так вздрогну. До сих пор не зажила рана в душе. Поэтому стараюсь не вспоминать. Хотя не всегда получается…

Женщины, что бы они о себе ни мнили, в душе все, своего рода, мазохистки и покоряются силе; срабатывает мудрый природный механизм, обеспечивающий выбор неслабого самца, для появления потомства сильного, наиболее приспособленного для выживания в торговых джунглях.

В итоге уже понимая, что весь мир в сущности базар, на котором продаётся и покупается всё, даже самое сокровенное и святое, я продолжил поиск определений и сделал закономерный вывод: все женщины… ну, ясный пень, кто такие. И больше не скрывал этого своего сложившегося нелицеприятного мнения о женских особях, встречаемых мной по дороге жизни.

Нет, я не был с ними жесток или намеренно подл, коварен, мерзок, однако для себя однозначно решил, что сердце моё ни единая с… амка уже не выкрадет.

К чему это я всё вспомнил?..

А к тому. Попробовал бы я высказаться вслух, заявив ЭТИМ женщинам, что они… ясный пень, кто!

…Одна, две, три… шесть… девять… двенадцать… Батьку риднэсэнькый! Дхоррова дюжина кирутианок в одной пещере, и каждая — раза в полтора больше Ррри!

Долгое общение с Ба приучило меня к внешнему виду кирутианки, и я настолько сблизился с нею, что даже в определённом смысле начал воспринимать сотоварку как сексуально привлекательный объект. Она тоже, само собой, ясно кто (с… ещё и какая!). Но единственная во Вселенной «ясно кто», которой я искренне восхищён.

Хотя, по всей видимости, восхищение обусловлено моим далеко не стопроцентным эстетически полноценным восприятием кирутианского варианта женского начала. То есть будь она со мною генетически (просто совокупиться — сколько угодно, имеется куда!) совместимой, способной дать общее потомство, — моё восхищение умерло бы в младенческом возрасте. Я бы воспринимал её как настоящую, «конченную» Женщину, а не как женщинообразное существо, вполне достойное моего восхищения.

Как бы то ни было, я хотя бы частично подготовлен к обилию кирутианского женского начала. И у меня был шанс не упасть в обморок от переизбытка впечатлений.

Стою это я, значит, и прочно обосновавшимися на лбу очами таращусь на целую толпу соплеменниц Ррри. То ли шестилапых медведиц, то ли гигантских обезьян, то ли прямоходящих тигриц, то ли мутированных волчиц, а скорее всего, всех этих хищниц, скрещенных в едином организме.

Созерцая толпу фантастически перемешанных кирутианок, с громоподобным хоровым рычанием занимающихся групповым сексом прямо у меня на глазах, я испытываю не просто стресс или там потрясение, а натуральнейший нервный шок.

Пошевелиться не могу, не то что продолжать движение вперёд, убегать сломя голову прочь или комментировать происходящее, на худой конец. «Конец у меня будет воистину худой!» — панически думаю и понимаю, что подтекст-то у этой мыслишки — двоякий… Штуковины, которыми они пользуются в качестве вагинальных вибраторов, диаметром сантиметров тридцать, дхорр их побери! Это ж, чтобы уподобиться, толщины рук-ног мало, головой работать прийдё… ой, что со мной?!

— Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р, — раздаётся у самого моего уха мучительное сладострастное рычание, и я подпрыгиваю, споро выскочив из шока. Оказывается — Ррри…

«Есть, есть ещё энергия в накопителе старого бластера!» — констатирую я, когда рычащая Бабуля, не обращая на меня ни малейшего внимания, едва по ходу не раздавив, скачет из пролома в пещеру. И безо всякого там петтинга пристыковывается в фантастический «хоровод».

«Да-а уж, — думаю я. — Во, главное отличие так называемых разумных животных от просто животных. Нам для занятий сексом не обязательно нужен уготованный Матерью Природой естественный партнёр. Достаточно „орудия“ сексуального удовлетворения. Разумные создают вокруг себя искусственную среду даже в этом. Потому что, уроды мы этакие, кроме продолжения рода придумали себе на голову всякие эфемерные философские категории типа смысла жизни, поиска Бога, познания бытия во всех проявлениях и тому подобные страсти-мордасти.

Да-а уж, вот это я попа-ал… угораздило же!

На ослабевших, с дрожащими коленками ножках уползаю в тень, обратно в проход. Смех и грех, но поразительно — я испытал самое что ни на есть сексуальное возбуждение. Пусть мгновенное и тотчас опавшее, но — острое… Дожился. Настолько уподобился кирутианскому образу мышления и варианту восприятия мира, что сам сделался почти кирутианцем. Не-ет, надо срочно припадать «к корням», испивать из собственного «истока»…

Чтобы успокоиться, за ближайшим поворотом изнеможенно съезжаю по стеночке спиной, умащиваюсь на корточки в традиционной степной позиции. Трясущимися ручонками добываю из предплечного кармана пачечку синтодоловых, переливающуюся всеми цветами радуги, прямо как наша степь в пору цветения разнотравья.

На знакомой с детства пачке — «циклически» подмигивающий, лихо подкуривающий и затем смачно затягивающийся Мальборченко. Сам-то я практически не курю, держу «на всяк выпадок», для покупателей. Но в этот момент — удержаться не способен.

Закуриваю, немножко прибалдеваю и внезапно (ох уж эти рычащие всхлипы, несущиеся из-за поворота!) вспоминаю, как стал когда-то мужчиной, в чисто физиологическом смысле этого слова.

Было это… дай Вырубец, Охотник-на-дхорров, памяти-то… уж как двадцать третий год тому назад. Повезёт, ещё примерно столько же полетаю, поторгую, полюблюсь…

Остался б я дома, на ридному Стэпу, жил бы та не тужил минимум лет до ста двадцати, как нормальному человеку и положено. Если бы вдруг не оказался долгожителем или если бы дхорра не повстречал раньше срока, и дхорр подлый меня бы одолел, побрал, стёр, изъял…

Дхорр… У нас в степи встречи с дхорром имеют лишь два варианта развития «сюжета»: или ты его, или он тебя. Увидеть «мелькнувшую спину дхорра» невозможно. Те, кто увидел, либо заполучают трофейную шкуру, либо никому уже никогда не расскажут, что повидали дхорра… Ещё никто никогда не взял дхорра живьём.

С незапамятных времён нарицательным стало название этого монстра, кошмара из снов для детей и ужасной реальности для взрослых Стэпа. Дхорр превратился в некую почти демоническую, мистическую сущность… проклятье скотоводов, персонаж самых страшных сказок, фольклорное олицетворение Зла, чудовище полумифическое для тех, кто не видал его, и эпицентр кошмаров тех, кто повидал и выжил… Главная и постоянная степная опасность. Вечно таящаяся, крадущаяся смерть, и она всегда неотступно, постоянно рядышком с нами в степи, ночью и днём; демон, вечно скользящий в траве, и не дай Вырубец его увидеть… А ведь дхорр — вполне реальная зверюга, с плотью, кровью, шкурой, рогами, зубами, хвостом, когтями.

Я видел его. Он похож на гигантское, до трёх-четырёх метров, животное из земного семейства горностаевых, но с рогами. Плавно, текуче передвигается, просто стелется в траве, неимоверно живучий, ловкий, быстрый, свирепый, невероятно умный (иногда сдаётся — РАЗумный…) и катастрофически изобретательный зверь.

В каком-то справочном файле я видел земного зверька-«хорька», его изображение и название породили у меня этимологическую догадку, а порывшись в файлах древних словарей, я подтвердил её. На земном древнеукраинском (от которого произошло вначале наречие системы солнца Великий Тризуб, а затем и «ридна мова» моей планеты), хорёк этот и вовсе звался — «тхорь»…

Ремень, спрятанный в моей каюте на самое дно рюкзака с вещичками, вывезенными ещё с незабвенного Стэпа, был мною сработан из хвоста дхорра. Которого я убил, будучи юношей восемнадцати лет от роду, но эта смертельно опасная встреча в степи приключилась позднее.

А тогда, шестнадцатилетним безусым хлопчиком, поехал я как-то со старшими хлопцами большим караваном — «бричек», «бестарок» и «каталок» с дюжину, — в закупочный рейс. Аж в полк-центр ездили — за солью, противодигозной сывороткой, аккумуляторами и боеприпасами. Приехали, у рынка припарковались. И покуда хлопцы по рядам шастали, выбирали да приценивались, отпросился я погулять. И догулялся…

Но аналитические выводы сделал уже после всего, а в тот день было так,

Захожу в ресторан сети быстрого обслуживания «Вареник»; в больших сэлах таких заведений навалом, а в маленьких, сотски-центрах, нету; у нас, на хуторах и малых осэрэдках тем паче. Я тогда ещё не бывал ни разу в крупных провид-центрах и трёх (на всю нашу планету) настоящих, больших городах, с сотнями хат (среди которых даже трёх-четырёх-пятиэтажные попадаются!). Не то знал бы, что «Вареники» — дешёвые массовые автоматические «рыгаловки». В сравнении с теми ж семейными «Галушками зи смэтаною», солидно-шикарными буржуазными «Боржчами», элегантно-изысканными, богемными «Выно-горилчаными выробами» и фешенебельными, элитарными «Короваями».

Разгуливаю это я по вулочкам полк-центра и захожу, значит, в «Вареник», диво-дивное, и первым делом лезу на второй (!) этаж, что для меня — хлопчика глубоко степного — о ту пору явилось настоящим приключением. У нас же ж там, в малоосвоенной или вовсе целинной степи, занимающей четыре пятых территории планеты, ничего подобного просто НЕТ.

У нас там или намэты полусферические, кочевые, из металлопластового брезента на манер куполков; или хатки осёдлые, все полуврытые, приземистые, с обтекаемыми крышами, от ветров боронящиеся, — землянки скорее, а не дома…

Я когда спустя ещё три лета впервые в город попал, за тридесять степей придырчав на своём древнем трёхколёсном «арбе» поступать в Универ, так по первости чуть шею не вывихнул. Всё макитру задирал на «хмарочёсы» трёх-пятиэтажные, никак не понимал, какого беса громоздить этажи, когда повсюду вокруг — немерено земель!.. Чего на моей планете хватает, так это целины. А человеков, наоборот, не хватает. На площадя размером с две земные Евразии — миллионов сто пятьдесят всего лишь. Мало нас осталось…

Эпоха свитсмоукской оккупации до сей поры о себе напоминает. Геноцид захватчики-техноисламисты, нами прозванные «сладымарями», творили страшный. За ношение креста на кол сажали, всех насильно в технологианство обращали; за оселедец расстреливали; на косморусском и на близкородственном ему наречии Стэпа говорить категорически запретили; за произнесение вслух слова «Технолайно» на электростул сажали, гады железноголовые!

Свиней повывели напрочь, сволочи неомусульманские, а производство сала объявили государственным преступлением… Им с нас только-то и надо было: единорожье мясо, молоко, сметану, масло, сыры, яйца и, конечно же, шкуры дхорров… Признаки материальной и духовной культуры, уходящие корнями в христианские и славянистские цивилизации (по выражению оккупантов), безжалостно уничтожались… Светило наше общее, жаркий Соняшник, спамоговорящие технолайнюки проклятые Стиллхоумом зовут, на спейсамерике «Стальным Домом» то есть.

Неудивительно для существ, родную планету Сладким Дымом обозвавших… Лично я до сих пор не уяснил, на кой чёрт им было столько органической пищи?! У них же там, на Технолайне (то есть Технодерьме, как мы исстари зовём соседнюю со Стэпом планету Свит Смоук, вонючую и загаженную), почти все от розеток, накопителей или батареек питаются!.. Их Технолайно — настоящий кибернужник, предел патологического «отехневения» цивилизации, избравшей металлоэлектронномашинный, техногенный путь развития.

Да ещё и приправленный фанатичной свирепостью античеловечной неомусульманской этики!

Сладымари стёрли бы нас с лика Вселенной безвозвратно. Если бы не вызволивший нас из ненавистного ига десант наших единоверцев. Если бы не протянутая русичами чуть ли не с другого края Пределов через мириады парсеков и галактик братская рука помощи, если бы не блестящая молниеносная высадка, задуманная гениальным маршалом Ивановым-Оболенским и осуществлённая Третьей Ударной Эскадрой военно-космического флота Великой Империи Русь… и если бы не подвиг моего героического прадеда и его сотоварищей.

Скрытно сосредоточившись на космобазе Новая Москва IX, корабли-освободители после синхронного прокола появились в пространстве между планетами оккупантов и оккупированных. Десантные катера устремились на посадку, а ЛИНКи, ТАКры, эсминцы и энергетические заградители прикрыли Стэп непробиваемым щитом…

По семейному преданию, один из моих предков был среди тех полутора десятков стэпняков — операторов дежурной смены ремонтников, которая в часы высадки обслуживала главный комп планетарной сети. Был одним из пятнадцати патриотов, впоследствии народом посмертно провозглашённых Героями Стэпа… До того всех, кто пошёл на службу к сладымарям, обзывали не иначе как коллаборационистами и жополизами.

Если бы не подвиг пятнадцати техников, собственными телами закоротивших комп, спалив его напрочь и тем самым не позволив сладымарям скоординировать ответные удары, то в небе над Стэпом русских парней и девушек погибло бы во сто крат больше. И десанту для победы не считанные часы понадобились бы, а по крайней мере неделя… Впоследствии, спустя полтора десятилетия, третий по счёту президент вновь обрётшего независимость Стэпа, переметнулся и подписал униат с Хо (прадедом нынешнего). «Всенародный» избранник поддался велеречивым посулам имперских эмиссаров, встал на путь предательства и подло осквернил братский союз с русичами. Среди прочего ему оказалось выгодно «забыть» то, что совершили Пятнадцать Героев. Но я знаю — на Златоглавом Кремле, столичной планете Руси, моему прапрадеду и его сотоварищам памятник стоит.

Давно всё это было. Но — что было, то было. Не отнять…

Да, захожу это я в «Вареник», значит, и совершаю трудное восхождение на второй этаж, чуть ли не впервые в жизни знакомясь с лестницей. Верчу башкой, естественно, впитываю впечатления. Окна широченные, металлоглассовые, здоровенные! Экраны сетевого головидео, раз в десять поболее наших степных старомодных дисплеев. Столы чудаковатые, высоченные и квадратные, а не низкие и круглые, как надо бы…

Сообразив, что вон тот длинный ящик, блымающий вогниками, пожрать выдаёт, к нему топаю. И останавливаюсь, как звезданутый молотом по макушке бычок.

Вспоминаю я, что монеты в этого куховара совать не положено, а надо бы — универсальную сетевую карточку.

Которой у меня отродясь не бывало. На кой бес она мне в степи?

2: «КАК ЧАСТИЦА ЦЕЛОГО»

…Взорам семёрки торговцев явилась досмотровая.

Специально оборудованный треугольный отсек, с герметично закупоренным створом, ведущим дальше, на, собственно, базу. О специфическом назначении отсека свидетельствовало то, что шлюз, соединяющий его с выходными люками новоприбывших звездолётов, располагался в вершине треугольника. А в противостоящей ему стене, основании треугольника, в середине которого и был проделан станционный створ, располагались отлично оснащённые огневые точки. Они служили таможенникам рабочими местами.

(Таможенное ремесло обитателями различных звёздных систем единодушно признавалось трудным и опасным. Потому неплохо оплачивалось, а кое-где цепные псы/псицы за вредность получали надбавки. Молоко на скотоводческой Огайо-2; в системе звезды Блэк Шарк IX — прессованные брикеты сгущённой и высушенной шигриньей мочи, являющейся великолепным супералкогольным концентратом (куда там смирноффским баночным консервантам легендарной земной водки!); налоговые скидки на Прайме; привилегированные акции туристических бюро на популярнейшем интергалактическом курорте Фэнтези Парадайз; сейлемские спецразрешения на третьего, дополнительного мужа или ещё более трудноосуществимую санкцию на вторую жену; новотаитянские призовые поездки на Остров Овеществления Фантазий…)

Таможенников в шлюзе оказывается много. Очень много. Штук двадцать. С полдюжины человеков, пяток пауков-лаббаров, боевая стройка крысоподобных шиарейцев, несколько прочих существ и особей: крылатый сидак, чешуйчатый пунганин, костлявый четверорукий вукс, двухкорпусиои мутант-одунд, амёбообразный ччч'вакк, лохматый котяра йехат, гуманоидный гансаец, маленькая и юркая, как и все они, мальнаранка… *

* СВОЕВРЕМЕННОЕ ОБРАЩЕНИЕ АВТОРА: «Глубокоуважаемые читатели! Дабы избавить вас от совершенно не обязательного напряжения мысли. Автор считает совершенно необходимым пояснить, ЧТО вовсе НЕ НУЖНО пытаться скрупулезно ЗАПОМИНАТЬ и раскладывать „но полочкам“ памяти (на случай дальнейшего использования) всяческие и весьма многочисленные имена и названия рас и существ Освоенных Пределов. То же относится к географическим и астрографичсским, а также техническим реалиям и терминам. Основные и наиболее часто употребляемые названия и понятия — и без того непременно запомнятся по мере чтения, а редко встречающиеся — „отсеются“ за ненадобностью. ГЛАВНОЕ, не забывать, что различных существ, разумных и не очень, — великое множество биовидов, а не пара-другая десятков. Именно поэтому в тексте изобилуют футуристические „неологизмы“ и информирующие отступления, но смущаться их присутствием совершенно нецелесообразно. Просто не стоит на них акцентировать своё внимание. По большей части детали и нюансы „антуража“ почти наверняка обоснуются и укрепятся в памяти как бы сами по себе. Если же нет — тоже ничего страшного. Значит, и не надо было… Важнейшее никуда не денется. Восприятие обязательно отыщет именно те единственно верные штрихи бытия, что обрисуют мир ОП и оживят его. Во всяком случае, Автор очень на это надеется. Если же у кого-нибудь из читателей возникнут какие-либо дополнительные вопросы, их можно задать, отправив электронной почтой сообщения на персональный адрес».

Именно она оказалась старшей наряда.

— Так-та-ак… — протянула мальнаранка. — «Жраворонок Пространства» собственной возродившейся персоной… И где ж это вы оторвали этакую шикарную «лоханку», гордуны? Крутобокая пузатая посудина, на которой вы припёрлись в прошлый раз, была как-то очень мало похожа на самый что ни на есть натуральный! сейлемский! тяжеловооружённый! модульно-трансформируемый! линейный крейсер-пенетратор! класса «Огненная Бестия»!

Чеканно перечислив характеристики новоприбывшей «лоханки», с виду практически неотличимая от человеков прапорщица заткнулась и с нескрываемым любопытством уставилась на членов команды новоприбывшего корабля.

Мальнаранка выглядела бы прехорошенькой девчушкой, едва-едва закончившей начальную школу. Если бы не третий глаз во лбу, хвостик и не совсем естественное для взглядов потомков землян (к коим в известной степени принадлежала и Номи) непрерывное подёргивание. С ускоренным метаболизмом двигаться в человечьем темпе и тем паче стоять на месте — ох как тяжко! Кто-то из подчинённых прапорщицы добавил:

— Только увешанный дополнительными трюмами, как траханая ёлка трахаными шишками!

Явно человек. Умный больно. Подкованный в проблемах взаимоотношений полов.

— Р-разуй гляделки, Л'лива, — посоветовала возвышающаяся над авангардным Солом мохнатая башка суперкарго, увенчанная грозным рогатым шлемом. — Это и есть бывшая «Огненная Бестия», головное судно серии. Списанная. Нынешнюю посудину мы откупили после списания у Армии Освоения Космоса одной из планет системы Сейлем… Да уж, давненько мы не бывали в этих краях Вселенной, если тут помнят ещё тот, шар-рообразный «Пожиратель», второй… «ПОЖИР-РАТЕЛЬ Пространства», а не жраворонок, тебе записать по буквам, или ты читать не умеешь? То-то ты всё в прапорках ходишь, а, бедняжка? — уела Бабушка таможенницу.

— Не твоё дело, Риал Ибду Гррат! — рявкнула старшая и злорадно поинтересовалась: — А куда ж это бородатый новошвед подевался? Вместе со своим хлорофиллоядным корешем Марихуаной? Неужто ты, мохнатая старая перечница, с третьей на первую позицию в вашем дурацком списке перепрыгнула?..

— Счас-с я ей в третий глаз-з раз-зряд-то и влеплю… — послышалось за спиною Номи свистящее шипение моментально (темперамент!) разъярившегося Абдура. С него станется: влепить, а потом ещё и труп изнасиловать в знак особой ненависти.

— …Это ж надо, распределять прибыли не по знатности рода, не по заслугам и не по занимаемой должности, а всего-навсего по стажу пребывания в экипаже! — продолжала рассуждать мальнаранка, не дожидаясь ответа. — Этакую глупость только гордуны измыслить могут! «Равные среди равных», смех да и только!.. А если капитан десятым по списку значится и меньше всех получает, не десять долей, а одну всего, какой же он тогда, в задницу, лидер?!

«У мальнаранцев жуткая разветвлённая кастовость по профессиональным и всяким прочим признакам», — вспомнила Номи. И шепнула Янычару, слегка повернув голову:

— Погоди, Бабушка её и словами задавит…

Но задавил прапорщицу Кэп Йо, ЛИДЕР, самолично. В досмотровой раздался его громовой бас, усиленный саунд-ретранслятором выходного люка «Пожирателя»:

— Тебе, похоже, сверхурочные за болтовню платят, Л'лива, так?! Ну давай, запускай своих вонючих ищеек рыскать по корабельным клозетам в поисках «запрещёнки», а сама ко мне заходи, потолкуем за ёмкостью отвратного мальнаранского пойла, специально для тебя припас! Я тебе живо продемонстрирую, на что годится бородатый потомок викингов, военных аристократов древней земли, в жилах которого к тому же полно благороднейшей и просвещённой дворянской славянской крови! Правда, мелочь хилая, навроде тебя, в сексуальном плане у меня ничего, кроме уныния, не вызывает, но для тебя лично я готов сделать исключение! Прямиком в задницу!

Ага. Конечно. Чтобы таможенник собственной персоной полез в нутро Вольного Торговца… Мальнаранка подёргала бантиковидным ротиком, яростно посверкала глазками, намереваясь ответить Кэпу Йо в том же духе, но, судя по натужному выражению розовенького личика, словно что-то цепко ухватило за язык, лишив его подвижности.

К тому же Ррри довершила моральный разгром предводительницы таможенников, цветисто и с мельчайшими деталями объяснив всем присутствующим, какие тупые ур-роды эти обитатели Маль Нарана, как ихние идиотские касты с утра до ночи и с ночи до утра только и занимаются выяснением, которая из них пер-рвородней, сильней и почётней!.

И в каком борделе Л'ливу примут с р-распростёртыми щупальцами, лапами, руками и псевдоподиями, после того как прапорщицу вышибут из таможни за профнепригодность. И тут же предложила мальнаранке купить потр-рясающее противозачаточное средство, гарантирующее от неожиданностей, потому что зла ей не желает, а если залетит, кр-рошка, к примеру, от зинбайского песчаного волчары-старателя, и он, по обычаю своей родины, будет вынужден увезти ее на Зинбай, то она ей не завидует. Лично она бы из двух кошмар-рных судеб — заделаться женой зинбайца или наняться служить в таможню — избрала бы всё-таки вторую, и клянется чудесным золотым мехом Лесной Матери!.

Из какой-то огневой точки под створом тотчас раздался воодушевлённый женский голос, живо поинтересовавшийся ценой средства и его названием. Прапорщица обернулась на голос, отчётливо икнула, запнулась и, как с привязи сорвавшись, завопила:

— Молча-ать!!! А ну запускайте досматы, бестолочи тупые!

Крохотные досмотровые автоматы тут же полезли из лючков на потолке и муравьиными цепочками, сливающимися в поток, устремились в люк «Пожирателя». Обтекая двумя рукавами сплочённую группку торговцев, замершую в двух шагах от входа, и Тити-«хвостик», замерший в шаге от него.

Флоллуэец Ург негромко, но отчётливо произнёс:

— Когда человек нервничает, он не боец. Одна из немногих человечьих пословиц, которая не является бессмыслицей.

Тити хихикнула. Номи подумала о том, что корабельная целительница неспроста ни слова не произнесла. Свою функцию, мысленного успокаивающего воздействия на таможенников, Душечка выполнила, само собой, молча.

— Мы можем следовать дальше, по своим делам? — ледяным тоном осведомилась Ррри, не подавшая виду, что оскорблена в лучших чувствах. Крикливая прапорщица не позволила ей постебаться вволю, завершив излюбленный «противозачаточный» пассаж очевидным ответом:

— По случаю окончания сезонной распродажи — бесплатно. А называется средство: «СПИОДНА-СПИДОМА»!

Сол двинулся к стене — основанию треугольника, громко проворчав: «Может, в трусах у меня досмотришь, девчоночка? Тебя там ждёт ба-альшой сюрприз… а не впечатлишься, кореша позову, почти что земляка, мы с ним под одним солнцем родились, у него ещё больше сюрприз, метра три, из металлопласта, и всегда готовый…». Ответа мальнаранки он дожидаться и не собирался.

Чуть приотстав, вторая линия (Номи-Ррри-Ург) последовала за ним. Оказавшись по ходу ближе всех к таможеннице, и Номи не преминула ввернуть словечко:

— Слабо из рук в руки от вольного капитана пошлину получить?.. — за что заслужила одобрительный хмык суперкарго.

Помимо суперзловредности, мальнаранки и мальнаранцы прославились гиперсексуальностью и неразборчивостью в выборе половых партнёров. В койке им становилось равнобедренно, кто есть кто, по всем параметрам (от видовых и расовых до классовых и сословных), кроме… ясно каких. Чисто физиологических.

Створ разомкнулся, и семёрка гордунов наконец-то ступила на космобазу. Бывало, дальше досмотровой продвинуться не удавалось. Ну что ж ты сделаешь! Не любят вольных торговцев администрации, даже толерантных, терпимых к всяческим отклонениям баз, вроде этой, — не любят.

Бывало, приходилось прорываться с боем. Бывало, на второй день стоянки тугодумающие аборигены запоздало отыскивали формальный повод, позволяющий придраться, и начинался «обезьяний цирк», заставляющий жалеть о том, что миновали досмотровой предбанник и вошли всё-таки в створ.

Гордунов не любят нигде.

Быть может, потому, что они вызывающе-искренни в своём презрении к прочим кочевым и тем паче — абсолютно ко всем осёдлым. Быть может, потому, что они, как никто в пределах освоенного космоса, вольны выбирать направление полёта — и потому зачастую именно они раздвигают эти самые пределы. Они, а не освояки и торгаши армий и флотов разных владетелей, правительств и компаний.

«Быть может, потому, что мало кто без наших услуг может обойтись, а мы этим откровенно пользуемся, ГОРДИМСЯ этим, да ещё и постоянно напоминаем: „И что б вы без нас делали, лопухи-покупатели, а?!“ — подумала Номи».

…Куда-то в таинственные недра базы по своим делам, выполнять прямые профессиональные обязанности, отправляются Ррри и Сол. Бой сдал свой тяжёлый скаф в камеру хранения на пассажирском уровне триста сорок шестого блока причалов, к одному из шлюзов которого и был пристыкован «Пожиратель».

Поиски выгодной сделки займут у «сладкой парочки карго» некоторое время. Которое уроженец Джидды, осеняемой лучами солнца Хадж, правоверный полутюрк-полуараб Абдурахман по своему обыкновению проведёт вначале в ближайшей мечети, а потом в каком-нибудь заведении, культивирующем древний ориентальный стиль: с грудастыми танцовщицами в шальварах, безалкогольными напитками и опиумными кальянами.

Флоллуэец Уэллек-Роэллок-Гиэллак, сокращённо Ург, по прозвищу Деструктор, отправится на розыски соплеменников. Если ему улыбнётся удача, обстоятельно обсудит с кем-нибудь из них тонкости и нюансы умерщвления особей различных типов, рас и видов. Потом они сообща погрустят о Дарящих Любовь и Берущих Любовь, то бишь о мужчинах и женщинах своего племени, обречённых навечно оставаться в недрах их родной планеты.

Тамошние мужчины и женщины никогда не покидают свой Флоллуэй, жарко обнимаемый лучами громадного и ослепительного солнца Омиллук, более известного в Освоенных Пределах как Лем-Экваториальный. Как выглядят представители и представительницы этих двух полов разумного племени фломуэйского, никто не имеет ни малейшего понятия. Зато третьеполые Хранящие Любовь, «молодчики» типа Урга, всем великолепно знакомы.

Зарекомендовались. И редкое существо осмелится усомниться в том, что это насекомообразное в бою противник несерьёзный. Небольших размеров, метр восемьдесят выпрямившись, сухонькое и не очень-то внушительно глядящееся на фоне признанных бойцов вроде мутированных людей-тигров с Новой Индии и громадных змей-гипербаксайцев. Только полный идиот способен усомниться в смертоносном профессионализме этой чёрно-серо-сизой помеси земного богомола с новоафриканским летающим кузнечиком…

В том, что с представителями Третьего пола с планеты Флоллуэй умнее всего не связываться, можно было убедиться на одном лишь примере бесславной кончины отборной гвардии короля созвездия Белый Орёл. Монарх позволил себе начхать на предупреждения советников и понадеяться, что гвардейцы — силами одного или двух батальонов неоднократно бравшие целые планеты — уделают одним плевком «каких-то там уродских жуков».

Отряд флоллуэйцев численностью в полуроту, нанятый врагами короля, уничтожил прославленную гвардию до последнего солдата… все три полка. Тогда совсем молодой, Ург участвовал в той кампании, командовал отделением, и с тех пор за ним, через обе карьеры воина-наёмника и вольного торговца, неотступно тянется бремя славы и неотделимое прозвище Деструктор…

— Ну я пошла, — вслух произносит Тити, когда грозный старший оружейник, пятый в корабельной иерархии, скрывается в боковом ответвлении. — И вправду, давненько мы не бывали на этой симпатичной базе, надобно пробежаться по дружкам-подружкам, имеются у меня и здесь таковые, да глянуть, жив ли кто ещё… Встретимся как условились. Цём-цём в щёчки и губки, милые чифы, супер, так сказать, и суб, я отчаливаю, покеда.

И она упархивает. Другое слово Номи, провожающей её взглядом, в голову не приходит. Другое и по смыслу не подойдёт.

«У Тити, само собой, и здесь имеются знакомства», — Думает Номи, провожая взглядом спину нью-ливерпулки, проворно семенящей прочь. Тити седьмая в списке, в Роли обозначена как Судовой Врач, но в действительности исполняет куда более важные функции… У этой невысокой, не более чем на пару сантиметров возвышающейся над выпрямившимся флоллуэйцем, весёлой и неунывающей пухленькой девушки просто наверное не может быть врагов. Душа и тело нараспашку! Малышка Танья-Джули с лаконичной фамилией Ти. «Жилетка», подушка (если потребно, и матрасик… ); исповедница, причём для приверженцев всех религий разом.

Одно её присутствие на корабле уже само по себе производит психотерапевтический эффект. Плюс её обширные, в самом широком смысле подразумевая, диагностические и лечебные знания, подкреплённые экстраординарными способностями… Ррри как-то высказала мысль, что, дескать, если в финансововом смысле «Пожиратель» совсем на мель сядет, придётся разрекламировать и продать Тити-Душечку, причём заломить и наверняка получить (есть за что!) астрономическую сумму. Это была шутка.

«Ррри скорее своего ненаглядного любимчика-помощничка на торги выставит, — подумала тогда Номи, — чем Тити, после того как Душечка управилась с нагрянувшим супружником-кирутианином».

Единственным во Вселенной существом, перед которым неустрашимая суперкарго заробела, был именно этот фантастический медведище…

«Как же, каким чудом Танья-Джули Ти, телепатка и всякая прочая паранормалка, обречённая на прямое восприятие всей мерзости человеков и инопланетян, при этом неизменно ухитряется оставаться идейной оптимисткой?!» — искренне недоумевала Номи по поводу Тити.

Быть может, прав Сол, обмолвившийся как-то, что оптимизм — это всего лишь дозированный пессимизм, ясный пень, и пускай дхорр сотрёт его с лика Вселенной, изымет из реального пространства и засунет в задницу виртуала, но — весь мир бардак, а все бабы… и так далее.

Ох уж этот Сол Убойко с его пресловутым дхорром, приклеившимся к языку… ладно, ну их.

«А интересно? — думала в этой связи Номи, — у них там на Нью-Ливерпуле в системе Нью-Ингланд, которую тамошние обитатели позднее прозвали Канкерер, человеки все такие вот — паранормальные „дозированные пессимисты", не позволяющие закономерному выводу „весь мир дерьмо!" овладеть ими всемерно? Кого же им утешать, приголубливать и ублажать приходится в таком случае чьи сокровенные тайны навечно сохранять в памяти?..»

Как здорово, что Номи, наученная горьким опытом, умела создавать камуфляжный мыслительный ряд и уклоняться от телепатического проникновения!.. Впрочем, судя по некоторым наблюдениям, и Душечка не стремится афишировать, ДО КАКОЙ СТЕПЕНИ она телепатка… Окружающие были уверены, что она способна воспринимать только целенаправленные, чётко сформулированные, сконцентрированные на передачу вовне мысленные волны.

— Шоколадка, даю тебе увольнительную, — выводит Номи из задумчивости чиф. — Ты впервые здесь, не заблудишься? Я заскочу в одно местечко и сразу домой, подменю на вахте Марихуану. Пускай поищет сопланетников, вдруг случайно встретится, а то он уж совсем отчаялся повидать земляков своих с Хоадоолитэйды. Сохнет по ним, зачах с тоски. Встретит, пошелестит с ними, сплетнями обменяется, дом вспомнит…

Номи замерла, растерянно смотря на Фана. Одной, на космобазе?.. Да ещё на столь громадной, в сравнении с которой станции серий «Арбат», «Вавилон» и «Киев» и даже базы серии «Стархаус» глядятся утлыми катерками, поставленными в тень кормы тяжёлого крейсера?..

— Хочешь, идём со мной, — выручает её Фан, плавным движением ладони оглаживая голую, как коленка, начисто выбритую голову. — Настоящей китайской кухни отведаешь.

— Нет-нет, — поспешно отказывается Номи. — Я поброжу. Надо ведь и мне осваиваться в космосе.

Воробьиных и ласточкиных слюней она больше есть не станет! Хотя общество Фана может быть весьма приятным. Очень интересный и разносторонний он человек…

Дипломированный наипрестижнейшим в ОП Марсианским Технологическим Институтом потомственный инженер, технарь от бога, мастер на все руки. И при этом повар-любитель, виртуозный кунг-фуист и почитатель древней поэзии полумифической Поднебесной Империи. Наследник несметных богатств, сбежавший от собственной семьи, тем самым низвергнув ниц предопределённость собственной судьбы наследника триллионного состояния семейной компании «Ли Дженерал Электроникс». Четвёртый в долевом списке Экипажа «ПП», причём ветеран, помнящий ещё «Пожиратель-1», и его первого капитана Йонссона, Гойко. Того, что создал Экипаж вместе с младшим братом Бранко и отставным имперским истребителем Полковником Васильевым, позднее умершим от фиолетовой лихорадки.

Фан, пожалуй, единственный человек в команде, к которому Номи честно испытывает исключительно платоническое чувство дружбы.

Положа руку на сердце, может быть общество этого худющего и хитрющего китайца, уроженца Ю Бао в созвездии Гуанчжоу весьма интересным. Детство и юность наследник пром-империи провёл, набираясь по решению семьи уму-разуму и получив классическое образование, не где-нибудь, а в почти легендарной, далёкой как несбыточная мечта, строго ограниченной для свободного доступа Солнечной Системе.

И не только интересным, но и весьма приятным бывает общество этого патологического непоседы-романтика по прозвищу Турбодрайв, единственного члена Экипажа, для которого словосочетание «прародина человечества Земля» наполнено конкретным смыслом и вызывает в памяти реальные ассоциации.

Между ними установились особые отношения, подкреплённые общностью профессиональных функций. Номи понимала, чем обоснована безмятежность этих отношений. Ли Фан Ху человеки женского пола как сексуальные объекты совершенно не привлекают…

«И вот так Наоми Эвелина Джоан М. Джексон, юная неискушённая девушка, беглянка-мулатка с пятой планеты солнца Кисуму, совсем недавно отправившаяся в космос, осталась совершенно одна. Очутилась в кажущемся бесконечным, овального сечения магистральном коридоре пугающе-таинственной, гигантской, смонтированной на „фундаменте" много-многокилометрового астероида космической станции серии „Танжер", порядковое обозначение „Бета"…», — с грустной иронией думает Номи, когда от неё удаляется Фан, в своих неизменной чёрной жилетке из кожи земного быка на голое тело и обрезанных на уровне середины икр широких штанах.

Чтобы не упасть духом ниже металлопластового пола и взбодриться, «юная неискушённая девушка Номи» мысленно нащупывает в FMW-диапазоне радиоэфира ближайшую местную музыкальную волну и отправляется в «самостоятельное плаванье» со звучащей в голове развесёлой хитовой песенкой Эдди «Крэйзи Кок» Фужиты и его «Оскаленных Лучемётов».

3: «Я ИЗ ЛЕСУ ВЫШЕЛ»

…И я сбежал с Косцюшко. От всего того, что связано со смыслом слова «человек». Сбежал в буквальном смысле.

Все остались довольны.

Обезьян устроил себе скромный триумф: пил три дня, пока не хватил его, беднягу, удар. Однако поста не покинул, продолжая самоотверженно восседать в своей каморке. Правда, теперь — на антигравитационной платформе, по индивидуальному заказу соединённой с ночным горшком.

Девчушка, что в комнату мою въехала, тоже, само собой, довольна осталась.

Маленькая за меня действительно боролась. Как я слышал, праведным огнём, сверкающим в её глазах, одного неженатого аспиранта так распалила, что вскорости попал он в категорию совершенно противоположную Женатых аспирантов то есть.

Бандиты повержены, герои торжествуют! Красота!

Очень долго (и безуспешно, увы) я пытался объяснить хотя бы себе, в чём заключалась причина моей столь быстрой, в один день, капитуляции. Обидно ведь, столько времени учиться, учиться, приблизиться вплотную к финалу и — проиграть без боя… Как там звучит одна из формулировок правил колабола: «Проигрыш в связи с неявкой на игру»?

Может, ассоциация и не совсем корректная, но суть, кажется, уловлена точно. Кстати, я так и не посмотрел в этом сезоне финал. В кои-то веки такое бывало, чтобы я не имел понятия, кто чемпион? Снова «Рисорджименто», наверное… Но колабол, к сожалению, уходил в прошлое, как и многое другое.

Помимо ГЛАВНОГО.

Иной Разум.

Он интересовал меня более всего — с самого раннего детства. Наверное, я был странным ребёнком. Но мне повезло. Мои отец и мать (да не падёт на их вознёсшиеся души мерзкая тень дождевого леса!) не относились к странностям настороженно, подобно подавляющему большинству жителей Косцюшко.

Мира, в коллизиях внешней и внутренней политики которого постоянным подтекстом присутствует ксенофобия. Таково мнение независимого ежесуточного обозрения «Жизнь», не особо чтимого местными властями. Помню, какую массу опровержений вызвало это заявление!

Лично я тысячу раз подписался бы под этим выводом.

Я хотел изучать Иной Разум. Первой книгой, которую я прочёл — после того как одолел букварь, была классическая «Ещё одна биология» Бертрана Кретьена-Шали. В школе «под партой» я читал ксенологические монографии, а не эротику и детективы, как мои однокашники… Поступление в Коллеж явилось всего лишь средством.

Это была попытка в будущем и дерево спилить, и под дождём после этого не намокнуть, как любят выражаться человеки пожилые. А говоря попросту — подзаработать эквов. Но так, чтоб не только финансовый результат, но и сам процесс удовольствие вызывал. Опять же за государственный счёт миры посмотреть. Косцюшкото ведь планета исключительно монорасовая, кого тут поизучаешь из иных, если кругом…

Сплошь человеки!

Курва-маць, выражаясь языком древних литературных источников.