— В нашем государстве вообще никакие права не соблюдаются, — заметила Марина. — Так мы договорились? Анастасия Каменская ты только дома и только для меня. Для всех остальных ты — мой брат Игорь Филимонов.

— Договорились, — кивнул Игорь. — Пойду поработаю на компьютере. Хочу составить кое-какие таблицы. У меня такое ощущение, что совершенные за последние месяцы убийства бизнесменов каким-то образом связаны между собой. Но пока это все на уровне интуиции. Возникает какое-то странное ощущение прохлады в животе.

— Иди поработай, — ласково сказала Марина. — Я же знаю, что работа — это единственное, что доставляет тебе удовольствие.

— Ну, Крестик, ты даешь, — укоризненно покачал головой Юра Демарин, напарник Гоши Крестовоздвиженского.

— Уй! — сказал слегка протрезвевший Гоша, обхватывая руками гудящую как колокол голову. — Что это было?

— Ты напился, причем напился как сапожник, — пояснил Юра. — Милиция подобрала тебя в метро, хорошо хоть ребята попались свои, положили тебя отсыпаться. Потом оказалось, что кто-то нас знает, и позвонили мне, чтобы я тебя забрал. Как это тебя угораздило?

Гоша наморщил лоб, припоминая.

— Я работал над этим делом, связанным с убийствами бизнесменов. А потом появилась она.

— Кто? — заинтересовался Юра.

— Офелия. Нимфа. Прекрасная леди с бездонными серыми глазами.

— Она была связана с убийствами бизнесменов?

— Нет. Она меня ударила. Это было очень нехорошо с ее стороны.

— А при чем тут убийства бизнесменов?

— Откуда я знаю, — пожал плечами Гоша. — Она меня ударила потом.

— Я бы тоже тебя с удовольствием ударил, — рассердился Юра. — Я спрашиваю о том, что было вначале, когда ты расследовал убийства бизнесменов.

— Как ты помнишь, трое из убитых — Хаджамов, Рохлин и Чепурин — регулярно посещали бар “Полосатый лимон”. Я решил проверить на месте, может, бармен или кое-кто из посетителей наведет на какой-нибудь след?

— И что?

— Один парень по фотографиям опознал всех. Более того, он слышал, как Хаджамов и Чепурин шептались о трупе.

— О трупе? Любопытно, — присвистнул Юра.

— Этот тип пообещал мне все рассказать, но только при условии, что я буду ставить выпивку. Он заказал какой-то коктейль, крепкий, как неразбавленная серная кислота. Мы выпили по одному, потом еще по одному, а потом он рассказал, как менты, то есть мы, подкидывали друг другу труп.

— Мы подкидывали друг другу труп? — опешил Юра. — Этот парень в своем уме?

— Уй! — болезненно сморщился Гоша. — Только не кричи. У меня и так голова раскалывается. Что-то я плохо соображаю.

— Мы не подкидывали друг другу труп. Ты что-то путаешь, — твердо сказал Юра. — Может, это убитые бизнесмены его кому-то подкидывали?

— Не путай меня, — взмолился Гоша. — Эти бизнесмены сами трупы. Как они могли что-то кому-то подкидывать? Я сказал “мы” в смысле менты, а не мы с тобой. Милиционеры. Понимаешь, Чепурин и Хаджамов шептались о том, как милиционеры подкидывали труп.

— Чей труп?

— Понятия не имею, — пожал плечами Гоша. — После двух коктейлей я уже плохо соображал. Ты же знаешь, что я не переношу алкоголя. Значит, дело было так. Ночь. Улица. Фонарь…

— Аптека. — подсказал Юра.

— Да нет, это не стихи, — поморщился Гоша. — Я же рассказываю. Ночь. Улица. Фонарь. Граница…

— Государственная? — заинтересовался Юра.

— Граница милицейских участков, — разозлился Гоша. — Ты дашь мне договорить или нет?

— Дам. Договаривай.

— Ночь. Улица. Фонарь. Граница. По одну сторону границы — одно отделение милиции, по другую — другое. Наряд милиции совершает обход. И вдруг при свете фонаря в кустах — труп на их стороне границы. Крови вроде нет, от чего помер — непонятно, а бумажки заполнять придется, не дай бог убили — так еще и расследование, а не найдешь убийцу — процент раскрываемости преступлений понижается. Одним словом, хреново. И знаешь, что делают менты?

— Хватают труп и перебрасывают на другую сторону границы — на соседний участок, — усмехнулся Демарин. — Пусть у другого отделения голова болит. Наряд соседнего участка проходит мимо, обнаруживает труп и, рассуждая точно так же, подбрасывает его обратно. Наутро труп обнаруживается на том же самом месте.

— Откуда ты знаешь? — удивленно выпучил глаза Гоша.

— Обычное дело, — пожал плечами Юра. — Это старая байка. Ты что, вчера на свет народился? Никогда не слышал, как милиционеры трупы друг другу подбрасывают?

— Уй! — сказал Гоша — Ни хрена себе! А ты что, тоже трупы подбрасывал?

— Я — нет. Так что насчет убийств бизнесменов?

— Не помню, — потряс головой Гоша. — Кажется, мы выпили за труп, за границу, за ночь, за ментов, а дальше я ничего не помню. Ты же знаешь, как плохое переношу алкоголь. От рюмки косею.

— Так зачем же ты пил?

— А как же работа под прикрытием? Что ж я, должен был язвенником сказаться? Кто в нашей стране непьющему-то поверит?

— В фикус надо было выливать, — посоветовал Юра.

— Я бы вылил, да фикуса не было, — болезненно скривился Гоша.

— Алло! — сказала в трубку Марина Буданова.

— Сука! — ей в ответ сказал Егор Буданов. — Ты же прекрасно знала, что у меня не было денег, чтобы заплатить за обед.

— В таком случае чего ради ты приглашал меня в ресторан?

— Ты, знаешь: мне нужны деньги.

— Ну так устройся на работу! — рявкнула Марина и швырнула трубку на рычаг.

Телефон снова зазвонил.

— Иди к черту, — сказала Марина телефонному аппарату, но тот не обратил на это внимания и продолжал звонить.

— Возьми трубку. Это наверняка тебя! — крикнул из своей комнаты Игорь. — Я работаю. Звонки мне мешают сосредоточиться.

С некоторым сожалением отклонив идею разбить аппарат о стену, Марина сняла трубку с таким выражением, словно это была ядовитая жаба.

— Даю тебе неделю на размышление! — раздраженно крикнул Егор. — Потом я пойду в милицию и с потрохами заложу и тебя, и всю твою шарашкину контору.

Мапота Тамба появился в “Черной луже” за сорок минут до назначенного срока. Он был одет в расстегнутую на груди темно-синюю шелковую рубашку и черные брюки из тонкой кожи, так плотно облегающие его бедра, что был явственно виден бугристый рельеф накачанных мускулов.

Аккуратно свернутый канареечно-желтый галстук с алым восклицательным знаком покоился в заднем кармане его брюк.

При виде мощного торса мулата истощенные вегетарианством и неумеренным потреблением марихуаны хиппи завистливо вздохнули.

Тамба заказал себе апельсиновый сок и сел за столик в дальнем конце зала.

На небольшой сцене пьяно перебирала гитарные струны группа “Умка и Красные Кхмеры”. Солистка группы Алюся Асеева, одетая в мелкоячеистую рыболовную сеть и коричневато-зеленые пятнистые шорты, одна штанина которых была сантиметров на двадцать длиннее другой, судорожно сжимала в руках длинную шею микрофона и покачивалась, хрипловато шепча в него нечто совершенно неудобоваримое.

Пребывающие в экстазе хиппи покачивались в такт с Алюсей, подпевая нестройными голосами.

Две бледные длинноволосые девицы в бесформенных индийских балахонах, похожие друг на друга, как призраки утопленников лунной ночью, игриво покачивая отсутствующими бедрами, подошли к столику Мапоты.

— Эй, шоколадик, хочешь сигаретку с травкой? — предложила одна из них.

Этого еще не хватало! Тамба понимал, что если он вступит с ними в разговор, то уже не отвяжется от прилипчивых девиц. Он судорожно сжал кулаки и, закатив глаза так, что на его угольно-черном лице остались видны одни белки, оскалил зубы и издал приглушенное, но столь яростное рычание, что Алюся на сцене вздрогнула, а анемичные девицы с ужасом шарахнулись в стороны.

— Чем это он так ширанулся? — задумчиво спросила одна из них у другой после того, как они оказались в безопасности за своим столиком.

— Должно быть, что-нибудь синтетическое, — с видом бывалого эксперта поджала губы другая. — Крутая штука!

Марина Буданова вошла в “Черную лужу” без пятнадцати девять. Она, как и Мапота, хотела незаметно изучить человека, с которым у нее было назначено свидание, а уж потом решить, будет ли она вступать с ним в контакт.

Поморщившись от завывания “Умки и Красных Кхмеров”, девушка огляделась по сторонам. Ни малейших признаков канареечно-желтого галстука. Впрочем, это вполне естественно. Она ведь пришла за четверть часа до назначенного срока.

Единственным человеком, не вписывающимся в антураж заведения, был могучий и потрясающе красивый негр, сидящий за несколько столиков от нее. У него были высокие скулы и почти европейские черты лица, но в то же время его кожа была слишком темной для мулата.

Негр пил апельсиновый сок и с явным отвращением реагировал на протяжные завывания Алюси. Что же он тут делает?

По телу Марины прокатилась горячая волна. Ее бедра судорожно напряглись. Господи, до чего же он сексуален! Буданову саму удивила ее неожиданная реакция. Что с ней происходит? Раньше ее не возбуждала первобытно-диковатая африканская красота. Ее нравились такие мужчины, как Егор, — похожие на древних викингов голубоглазые блондины с молочно-белой кожей, слегка подрумяненной загаром.

Марина никогда не была расисткой, но помимо ее воли белозубые, энергичные и чересчур подвижные африканцы напоминали ей о ком-то из уроков биологии, кто недавно спустился с дерева и еще не успел приобщиться к благам научно-технической революции.

Ей почему-то вспомнился анекдот, который она услышала от одного французского искусствоведа.

— Вы знаете, в чем заключается сходство между женщиной и негром? — обаятельно улыбаясь, спросил француз.

— Нет, — покачала головой Марина.

— Они созданы для того, чтобы служить белому человеку, — сказал искусствовед и весело рассмеялся своей шутке.

Марина вежливо улыбнулась в ответ, но анекдот не показался ей смешным.

Удивляясь самой себе, девушка с трудом отвела взгляд от африканца.

"Вряд ли такой, как он, станет служить белому человеку”, — подумала она.

Мапота уже знал, что именно эта женщина звонила ему сегодня по телефону, и понимал, почему она пришла раньше назначенного срока. Что ж, он это предвидел.

Она явно не хотела выделяться на фоне разношерстной хиппующей публики и была одета в застиранные голубые джинсы и ничем не примечательную белую майку. Никаких украшений, никакой косметики, только глаза чуть-чуть подведены черной тушью. Но даже в таком виде она была потрясающе красива.

Мулат посмотрел на часы. Девять часов две минуты. Его дама, проявляя явные признаки нетерпения, нервно постукивала пальцами по столу. Допив апельсиновый сок, Мапота направился к ней.

— Вы позволите? — спросил он и, не дожидаясь ответа, опустился на стул напротив Марины.

— Зачем спрашивать разрешения, если вы и так сели?

— Я был уверен, что вы согласитесь.

— Ошибаетесь. Я и не думала соглашаться. Я жду одного знакомого.

— В таком случае, как только он придет, я немедленно уступлю ему место, — улыбнулся Мапота.

В глазах Будановой вспыхнула ярость. Она не выносила, когда за нее принимали решения и ставили ее перед фактом, особенно если инициатива исходила от представителей сильного пола. Еще сильнее ее раздражало то, что этот негр, сидящий напротив нее, все больше притягивал и волновал ее как мужчина. В его глазах читались ум и железная воля, и в то же время в них не было похоти, свойственной большинству задерживающихся на ней мужских взглядов.

— Это уже не имеет значения. Я ухожу, — сказала Марина, поднимаясь со стула.

— Постойте!

— Что еще? — недовольно спросила Марина.

— Канареечно-желтый галстук с алым восклицательным знаком, — как пароль произнес мулат. Девушка застыла на месте.

— Так это вы?

Тамба молча вынул галстук из заднего кармана и, развернув его, положил на стол между ними.

Хиппи с любопытством наблюдали за происходящим.

— Но… Но вы же негр! — неожиданно для самой себя вдруг выпалила Марина.

— Я это знаю, — кивнул Мапота.

— Ой, простите, — спохватилась Буданова.

— Все в порядке.

— Нет, вы мне не подходите! — решительно заявила Марина и, круто развернувшись, бросилась к выходу.

— Черт, какая же я дура! — бормотала Буданова, лихорадочно шаря по карманам в поисках ключей от машины.

— Вы это ищете?

Марина обернулась.

Негр, позвякивая связкой ключей, держал ее высоко в воздухе, словно ожидая, что Марина будет подпрыгивать за ними, как болонка за конфеткой.

— Отдайте!

— Сначала объясните мне, почему я вам не подхожу.

— Это не имеет значения. Не подходите — и все.

— Потому что я черный?

— Цвет вашей кожи тут совершенно ни при чем!

— Тогда в чем же дело?

— Отдайте ключи!

— Нет!

— Просто вы не тот человек, который мне нужен, вот и все. Совершенно не тот тип. А теперь отдайте ключи.

— Вы позвонили мне из-за вашего мужа? — спросил Мапота, протягивая связку девушке.

— Что? — Марина ошеломленно уставилась на него. — Вы знаете, кто я такая?

— Кто же не знает Марину Буданову, владелицу самой популярной в Москве галереи “Экстази”, — усмехнулся мулат. — Ваши фотографии печатаются чуть ли не в каждом номере журнала “Bay!”. Только там вы одеты совсем иначе.

— О господи! — прошептала Марина и, закрыв лицо руками, заплакала горько и безнадежно.

Клавдия Андреевна Круковская, домработница Сергея Вермеева, позвонила в дверь издателя журнала “Bay!”. На звонок никто не откликнулся, однако в этом не было ничего удивительного: Вермеев заранее предупредил ее, что, сегодня вечером его не будет дома и он вернется лишь к полуночи.

У самой Клавдии Андреевны тоже возникли кое-какие дела, и она отправилась убирать квартиру не в шесть часов, как планировала, а гораздо позже. Впрочем, это не играло никакой роли. Она рассчитывала управиться часа за полтора.

Набрав нужный номер на кодовом замке, она на несколько секунд прижала подушечку большого пальца правой руки к полированной стальной пластине. Замок подмигнул красным огоньком и открылся с тонким комариным писком. Но это было далеко не все. Клавдия Андреевна достала из кармана связку ключей. Богатый издатель заботился о своей безопасности.

Войдя в квартиру, домработница отключила охранную сигнализацию и наконец получила возможность приступить к своим прямым обязанностям.

Проходя из коридора на кухню, Клавдия Андреевна краем глаза заметила на ковре салона что-то большое и ярко-оранжевое. Близоруко щурясь, она достала из кармана очки в дешевой пластмассовой оправе и, нацепив их на нос, приблизилась к заинтересовавшему ее предмету.

Несколько секунд спустя Клавдия Андреевна, широко раскинув руки и ноги, лежала на полу рядом с одетой в костюм пожарного блондинкой и казалась такой же мертвой, как и создательница экзистенциального постпримитивизма Лиля Ужик.

— Простите, — смущенно пробормотала Марина Буданова. — Сама не понимаю, что на меня нашло.

— Вот, возьмите. Вытрите глаза. — Мапота протянул ей канареечно-желтый галстук с восклицательным знаком.

— Галстуком? — удивилась Марина.

— К сожалению, у меня нет платка, — пожал плечами мулат.

Марина промокнула галстуком глаза и с ужасом заметила появившиеся на нем черные разводы.

— Простите, я испортила ваш галстук.

— Думаю, что я это переживу, — усмехнулся Мапота.

— Не волнуйтесь, я его отстираю.

— Лучше оставьте его себе на память о нашей встрече.

— Я, наверное, кажусь вам полной идиоткой. — Марина подняла на мулата заплаканные глаза. — Сначала позвонила по вашему объявлению, потом заявила, что вы мне не подходите, расплакалась ни с того ни с сего, а теперь еще и галстук ваш испачкала.

— Знаете, а вы совершенно не такая, как я себе представлял, — сказал Мапота.

— Вы тоже совершенно не такой.

— Потому что я черный?

— Я уже говорила, что цвет кожи для меня не имеет никакого значения. Вы… Вы гораздо симпатичнее, чем я думала.

— В таком случае, может, нам стоит прогуляться по Ленинским горам и познакомиться друг с другом поближе?

— А заодно и перейти на “ты”, — улыбнулась Марина.

Выехавшая на квартиру Вермеева следственная бригада обнаружила там два мертвых тела и одно полумертвое. Мертвые тела принадлежали хозяину квартиры и художнице Лиле Ужик, а полумертвое — домработнице Клавдии Андреевне Круковской, которая, чуть-чуть оклемавшись, доползла до телефона и вызвала милицию.

Гоша Крестовоздвиженский еще не пришел в себя от утренних возлияний и время от времени тихонько икал и хватался за голову. В отличие от Гоши, Юра Демарин, его напарник, был собран и деловит.

— Такое впечатление, что он сам открыл дверь убийце, — сказал Юра. — Домработница утверждает, что отключила охранную сигнализацию, да и следов взлома на двери не видно. Кроме того, камера слежения в прихожей была отключена. Это означает, что он не хотел, чтобы на кассету попало лицо того, кого он впустил.

— Он был дома с любовницей, одетой в костюм пожарного, — пожал плечами Гоша. — Еще неизвестно, чем он с ней занимался в прихожей. Если бы эта кассета попала в чужие руки, у него могли бы быть неприятности. Скорее всего он отключил камеру непосредственно перед приходом мадемуазель Ужик.

— Еще одно убийство бизнесмена, — задумчиво произнес Юра. — И опять все не укладывается в какую-либо приемлемую схему. Хотя окончательно определить причину смерти мы сможем только после вскрытия. На первый взгляд оба умерли от перелома шейных позвонков. Тут видна работа профессионала. В квартире намеренно учинен разгром, имитирующий ограбление. Домработница еще точно не определила, что именно пропало, но, если верить ей, в доме не было особых ценностей. Вермеев предпочитал хранить все ценное в банковской ячейке.

— Но зато из компьютера вынут жесткий диск, — кивнул головой Гоша. — Это в первый раз. В случае остальных убийств компьютеры иногда разбивали, а иногда вообще не трогали. Ноутбуки, правда, уносили с собой.

— Ты все-таки думаешь, что убийства бизнесменов как-то связаны между собой и имеют отношение к компьютерам? Начальство с этой версией не согласно, да и я тоже сомневаюсь.

— Не знаю, — пожал плечами Гоша. — Я и сам сомневаюсь. Просто у меня какое-то странное предчувствие. Вроде бы и почерк преступлений разный, но меня не оставляет ощущение, что есть между ними какая-то связь, хотя я понятия не имею, какая именно. К тому же мне не дает покоя случай Воронина. Его похитили чуть ли не на глазах у жены и детей, а через несколько часов его нашли под железнодорожным мостом. Для начала ему всадили пулю в грудь, а потом сбросили вниз с двенадцатиметровой высоты. Как он ухитрился прожить после этого еще полчаса, не понимают Даже медики. Но перед смертью в бреду он говорил что-то про компьютеры и коды, что именно, свидетели толком не расслышали.

— Фирма Воронина торговала компьютерами, — возразил Юра. — Неудивительно, что он упоминал о них в бреду. К тому же его случай совсем не похож на остальные.

— Голова просто раскалывается, — пожаловался Гоша. — Сейчас я вообще не способен ни о чем думать. Для опроса свидетелей время слишком позднее, так что отложим все на завтра. Заодно послушаем, что скажут эксперты.

При свете фонарей грязновато-серые воды Москва-реки казались маслянисто-черными, как разлившаяся нефть. Лунный свет просяными зернышками дробился на поднятой теплым южным ветром ряби. Пахло сыростью и травой. В непривычной для города ночной тишине каблуки Марины стучали по асфальту, как копытца крошечного пони.

— Ты совсем не похож на человека, дающего подобные объявления, — сказала Марина.

— А ты не похожа на женщину, которая откликается на подобные объявления, — пожал плечами Мапота. — Зачем тебе это понадобилось?

— Какая женщина сможет устоять перед искушением увидеть “мужчину вашей мечты, который подарит молодой, красивой, умной и очень состоятельной даме самые восхитительные минуты экстаза, любви, духовного и интеллектуального общения”? — усмехнулась Марина. — К тому же в объявлении ты намекнул на такую цену, что мне даже стало интересно.

— Не отшучивайся. Мне действительно хочется понять, почему ты это сделала. Для такой женщины, как ты, найти любовника не проблема.

— Зачем тебе это знать?

— Потому что ты мне нравишься.

Марина резко остановилась и посмотрела в глаза мулату.

— Ты это говоришь, потому что надеешься, что я буду платить тебе за любовь?

— Мне не нужны твои деньги. Даже если бы ты предложила мне их, я бы не взял.

— Почему? Ты же дал объявление! Раз уж ты решил продавать себя, так какая разница, кто тебе заплатит?

— Никакой. Просто я не хочу, чтобы мне платила ты. Я предложил тебе прогуляться вовсе не для того, чтобы затащить тебя в постель. Тебе нужно было немного успокоиться.

— Ты что, жалеешь меня? — вызывающе спросила Марина.

— Скорее сочувствую.

— Мне не нужно твое сочувствие. Ни твое, ни чье-либо еще.

— Изображаешь сильную независимую женщину?

— А я и есть сильная независимая женщина. К тому же я считаю сочувствие унизительным.

— Только закомплексованные и не уверенные в себе люди считают сочувствие унизительным, — заметил Тамба. — Для меня способность к сочувствию — далеко не самое худшее человеческое качество. Ты совершенно напрасно нападаешь на меня. В данном случае тебе не нужно ни нападать, ни защищаться.

— Похоже, ты живешь на другой планете, — вздохнула Марина. — В моем мире нападение — лучший способ защиты, а слово “сочувствие” давно вычеркнули из словарей.

— Вряд ли этим стоит бравировать. Если бы твой мир тебя устраивал, ты не была бы здесь.

— А как насчет того, чтобы продавать за деньги свое тело?

— Это такая же работа, как продавать мазню бездарных художников, которые сами толком не понимают, что именно изображено на их картинах.

— Ну, знаешь, это уже слишком, — возмутилась Буданова. — Можно подумать, что ты разбираешься в искусстве.

— Я бы не осмелился называть искусством современные заменители гобеленов “Пастушка” или “Леда и лебедь”, которые “новые русские” развешивают по стенам, потому что кто-то сказал им, что это модно. Ответь, только честно: у тебя в квартире висят картины, подобные тем, которые ты выставляешь в своей галерее?

— Нет, — со вздохом призналась Марина.

— Вот видишь. Тебе самой не нравится мазня, которую ты продаешь, но ты зарабатываешь на ней деньги. Так что же плохого в том, что я зарабатываю на жизнь своим телом? У меня больная, парализованная мать. Я должен платить сиделке и массажистке, покупать лекарства и снимать квартиру. Работая по специальности, я не оплатил бы даже витамины. В наши времена диплом философского факультета МГУ уже не котируется. Конечно, я мог бы примкнуть к какой-нибудь бандитской группировке или начать приторговывать наркотиками, но вместо этого я танцую в стрип-клубе, возбуждая вульгарно накрашенных дамочек с толстыми задницами и кошельками. То, что я зарабатываю своим телом, еще не означает, что я продаю свою душу.

— Извини, — сказала Марина. — Мне жаль, что твоя мать больна. Я не имела никакого права тебя осуждать. В отличие от тебя, я продаю свою душу.

Мулат мягко обнял девушку за плечи.

— Глупости все это, — сказал он. — Душу невозможно продать. Можно только на время позабыть о том, что она у тебя есть.

— Хочешь, я объясню, почему я позвонила тебе? — неожиданно спросила Марина. — Я сделала это, потому что ненавижу мужчин. Я влюбилась в Егора как последняя дура, влюбилась в этого проклятого жиголо, которого интересовали только мои деньги. Ты не представляешь, через сколько унижений мне пришлось пройти. Эти его постоянные любовницы, пьянки, ссоры из-за денег. В конце концов я почувствовала, что дошла до предела. Когда я увидела твое объявление, меня вдруг охватило почти безумное желание купить себе мужчину, который за плату, как раб, будет выполнять все мои прихоти, выносить унижения, оскорбления, точно так же, как я терпела унижения от мужа. Но, в отличие от Егора, этот мужчина не имел бы надо мной никакой власти и при этом обходился бы мне гораздо дешевле, чем муж.

— Похоже, твой благоверный здорово тебя разозлил, — заметил Мапота. — Ты не производишь впечатления женщины, которая получает удовольствие, унижая других.

— Ты даже не представляешь, насколько здорово.

— Наверное, мой совет покажется тебе примитивным, но почему бы вам просто не развестись? Ты можешь найти себе нормального парня, который будет любить тебя ради тебя самой, а не ради денег? Я тоже на своем веку повидал немало мерзости, но это не означает, что на свете не осталось хороших, порядочных людей. Возможно, их даже больше, чем ты думаешь. Скорее всего ты просто не там искала.

— Я не могу с ним развестись, — покачала головой Марина. — Этот подонок меня шантажирует. Если я не соглашусь на его условия, то потеряю все. Я так ненавижу его, что готова его убить. Возможно, это был бы самый лучший выход.

Мулат внимательно посмотрел на нее.

— Похоже, ты сторонница радикальных решений.

— Если бы я была другой, возможно, сейчас я тоже торговала бы своим телом.

— Тебе приятно напоминать мне о том, чем я занимаюсь? Кстати, ты моя первая клиентка, так что, похоже, моя попытка торговать своим телом оказалась неудачной.

— Извини. Я понимаю, что не правильно переносить ненависть к Егору на других мужчин, но ничего не могу с собой поделать. Мне даже во сне снится, что я его убиваю.

— А ты никогда не задумывалась об альтернативных вариантах?

— Каких, например?

— Ну, не знаю. Припугнуть его или дать ему денег, чтобы он от тебя отвязался. Марина покачала головой.

— Ты когда-нибудь имел дело с шантажистами?

— К счастью, нет. Для шантажистов я неподходящая добыча.

— В таком случае как ты можешь давать советы?

— Не забывай, что я родился в стране Советов, — усмехнулся Мапота. — Лучше расскажи мне, какую игру затевает твой муж. Всегда приятно облегчить душу. Может, мы вместе что-нибудь и придумаем.

— Боже мой, сколько я уже думала над этим! — мрачно сказала Марина. — Какие только способы убийства я не изобретала! Наиболее экзотичным вариантом убийства было натравить на Егора дракона с острова Комодо.

— Дракона? — удивился мулат. — У тебя действительно богатое воображение. Ты что, надеялась, что он слопает твоего мужа?

— Хотя бы укусит, — мечтательно сказала Марина. — Из-за того, что драконы едят всякую мерзость, у них в слюне содержится более пятидесяти разновидностей смертоносных бактерий, так что после их укуса любое млекопитающее умирает от заражения крови.

— Насколько мне известно, в московском зоопарке нет драконов с острова Комодо, — заметил Мапота. — А если везти дракона из Индонезии, могут возникнуть проблемы с таможней.

— Я же не настолько сумасшедшая, чтобы притащить дракона в Москву. Гораздо проще было бы отправить Егора в Индонезию. Его хлебом не корми — дай прокатиться по миру за чужой счет. Вопрос только в том, как науськать на него дракона. Я даже думала о том, чтобы достать немного драконьей слюны, намазать ею зубы собаке и натравить собаку на Егора.

— Собаку жалко, — покачал головой мулат. — К тому же вместо собаки с отравленными зубами было бы проще использовать змею.

— В Москве это было бы подозрительно, — заметила Марина. — Вот в Индонезии — другое дело. Там змей как собак нерезаных.

— Господи, о чем мы говорим! — ужаснулся Мапота. — Перестань наконец думать об убийстве. Наверняка можно найти решение, не входящее в противоречие с Уголовным кодексом.

— Не напоминай мне об Уголовном кодексе, — покачала головой девушка. — Ты еще не все знаешь.

— Только не говори мне, что уже кого-то убила.

— Дело не в убийстве. Извини, что я нагружаю тебя своими проблемами, но мне просто необходимо с кем-либо поделиться, иначе я просто не выдержу. К сожалению, дело не только в Егоре.

— Я в твоем полном распоряжении. Если хочешь, можешь поплакать на моем плече.

— Мой брат — Анастасия Каменская, — всхлипнула Марина. — Это еще хуже, чем муж-шантажист.

— Анастасия Каменская? — удивился мулат. — Но ведь это женское имя. Он что, сделал операцию по перемене пола?

— Разве ты не знаешь, кто такая Анастасия Каменская? — в свою очередь, удивилась Марина.

— Вообще-то звучит знакомо. Это случайно не сподвижница Ленина? Или то была Инесса Арманд?

— Анастасия Каменская — это майор милиции, героиня детективов Александры Марининой, — со вздохом объяснила девушка.

— Я не читаю русские детективы, — покачал головой Мапота. — Постой-постой! Вспомнил! Это случайно не та Каменская из уголовного розыска, которая все время пьет кофе?

— Точно. Значит, ты слышал про нее?

— Еще бы! — усмехнулся мулат. — Наш хореограф во время репетиций вечно орет на танцовщиц: “Ну что вы стоите, как Каменская перед генералом Заточным? Вам бы только кофе пить! Вы же секси-герлз, а не сотрудники правоохранительных органов!”

— Так вот, я с этой Каменской живу в одном доме!

— А сколько лет твоему брату? — осторожно поинтересовался Мапота.

— Двадцать семь. Это не ребенок, который представляет себя великим детективом. Даже психиатры толком не могут определить, что с ним происходит. Какая-то форма шизофрении, раздвоение личности. Это началось несколько лет назад, после того, как в продаже появилась первая книга Марининой. Брат с детства мечтал быть великим сыщиком и работать в милиции. Ни в милицию, ни в армию его не взяли по состоянию здоровья — у него была слишком возбудимая нервная система и какие-то проблемы с кровью. Игорь страшно расстроился из-за того, что его не считают полноценным мужчиной. Тогда-то у него и появились первые признаки раздвоения личности. Сначала я думала, что он просто играет в Каменскую и называет меня своим мужем только в шутку. Но когда я поняла, что все это на полном серьезе, меня чуть удар не хватил.