- Следовало подойти к Земле под некоторым углом. И обязательно со стороны, соответствующей вращению вокруг оси. Понимаете? Надо было догонять Землю, а не лететь ей навстречу. Так легче снизить скорость относительно ее поверхности, а потом постепенно перейти в спираль.
      - Это трудно?
      - Довольно сложная штука. Надо пролететь известное расстояние в верхних слоях атмосферы, возвратиться снова в пустоту, описав эллипс, и тормозить, тормозить... Ну, когда приборы показали, что скорость упала до НУЖНОЙ величины, ракета перешла в полет по окружности. Здесь я выдвинул добавочные стабилизаторы. Они во время полета сложены внизу ракеты, вдоль ее корпуса. Получились как бы крылья. Короткие, но довольно широкие. Эти плоскости давали возможность планирования по мере погружения в более плотную атмосферу. По расчету... у меня, знаете, все было высчитано... я должен был держаться в воздухе до тех пор, пока скорость не упадет примерно до 400 километров в час. Тогда уже не составляло особого труда выйти на широту Крыма. Здесь планирующий полет перешел в падение, и я едва успел выбрать точку для посадки. Ну, а остальное вы знаете.
      Обе женщины громко вздохнули.
      - Удар о воду был ужасен? - спросила Наташа.
      - Удар как удар. Ничего особенного. Со стороны, вероятно, казалось очень страшно. Дело в том, что последние мгновения перед падением мне удалось лететь параллельно поверхности моря. Ракета снабжена аэродинамическими рулями, и они прекрасно действовали при большой скорости в атмосфере. Я потерял сознание не от удара, а от большого нервного напряжения. Ну и от температуры, конечно.
      - А в те часы, когда ракета носилась по волнам? - спросила Людмила Николаевна.
      - Что?
      - Ну, что ты тогда переживал?
      - А я был без сознания. Мать опять вздохнула.
      - Ты же понимаешь, мама, - Владимир даже взъерошил волосы от волнения, надо было начать! Трудно только в первый раз. Теперь, когда будут расшифрованы записи приборов, мы, пилоты, найдем и лучший режим для спуска. Маленькая ошибка все-таки была - в угле подхода к поверхности моря. Поэтому ракета и ударилась слишком сильно. Второй раз будет легче. Она поплывет, как утка...
      - Володенька, - слабо улыбнулась Людмила Николаевна, - ты все говоришь о следующем полете. А мне хотелось бы одного.
      - Чего?
      - Чтобы этот был последним.
      - Это невозможно, мама!
      - Да, знаю, родной. Подчиняюсь неизбежному. Но пойми и ты меня. Ведь мать всегда остается матерью. Каждая мать хочет, чтобы ее птенцу было хорошо и не угрожала никакая опасность. А ты очень беспокойный птенец!
      Вместо ответа Владимир порывисто прижал к своей груди голову матери и с нежностью поцеловал ее седые волосы.
      - Ничего, дорогая, ничего! - приговаривал он. - Чего ты боишься? И разве тебе не приятно, что твой сын добился своего?.. Задача, мамочка, решена! Это главное!
      В дверях палаты показалась дежурная сестра. Она не решалась нарушить беседу, хотя время визита давно истекло. Может быть, Владимир Одинцов действительно нарушил правила и требования дисциплины, но для медсестры он был героем дня.
      Людмила Николаевна ничего не ответила, а Наташа посмотрела на Владимира с каким-то особенным выражением. Глаза ее блестели, и грудь высоко вздымалась под легким черным платьем, которое делало ее строгой и стройной.
      - Ты прав, Володя! - сказала она после минутного молчания. - И в самом деле ты не мог поступить иначе. Я понимаю... - Она покраснела и прибавила: - И горжусь!..
      Владимир глядел на нее не отрываясь.
      - Да, да, я горжусь тобой! Ты смелый! Но мы две слабые женщины. Если бы ты знал, как страшно, когда ты там летишь! Невольно начинаешь думать: что с ним? Из-за малейшей ошибки, из-за какой-нибудь случайности... Ну ладно, об этом потом. Я еще тебе намылю голову, гадкий, гадкий...
      Медсестра в дверях укоризненно и смущенно улыбалась, склонив голову набок.
      Наташа увидела ее и улыбнулась в ответ. Она была счастлива, поэтому ни на кого не могла сердиться.
      Женщины поднялись.
      - Ну, прощай, милый! - сказала Наташа.
      - Прощай, дорогой! - повторила за ней Людмила Николаевна. - Поправляйся скорее. Если бы ты знал, как мы обе ждем тебя домой!..
      Они направились к двери.
      Это было как раз вовремя: из-за спины дежурной сестры уже виднелось хмурое лицо Сандомирского. Еще когда он шел по коридору, Владимир услышал знакомые шаги и в самом ритме их почувствовал гнев. Седые волосы и лихие генеральские усы еще больше оттеняли загар лица. Брови были грозно насуплены. Все это не предвещало ничего хорошего для молодого "мятежника".
      При виде начальника Одинцов сделал попытку приподняться, готов был даже вскочить и вытянуть руки по швам.
      - Лежи, лежи! - махнул рукой Сандомирский и поморщился. - Раз брякнулся на Землю - так лежи!
      У него была отеческая манера говорить с молодыми подчиненными на "ты". Пилот посмотрел на него с удивлением. Этой манеры старик придерживался только в хорошем настроении. Выходит, не так уж он сердит, товарищ Сандомирский? Но Одинцов все-таки почел своим долгом обидеться на небрежные слова начальника.
      - То есть как это "брякнулся", Николай Александрович?
      - Очень просто. Свалился с Луны на Землю, и все.
      - По всем правилам посадил ракету! - возразил Одинцов.
      - Не знаю таких правил, чтобы садиться в Черное море. Посадку считаю вынужденной, значит, аварийной. Следовательно, пилот Владимир Одинцов упал на своем снаряде и оказался в госпитале. Ну, а теперь рассказывай. Как себя чувствуешь?
      - Отлично!
      - Ну и хорошо... А зачем сюда прилетел? Кто позволил?
      - Николай Александрович! Вы же прекрасно знаете... Расчетами доказ...
      - Ничего не доказано. Я их не утверждал! - Сандомирский резко махнул рукой.
      - Но ведь расчеты-то существуют, Николай Александрович! Все вычисления показали, что можно использовать атмосферу для торможения. Использовать - и с полной безопасностью приземлиться. Надо было проверить на практике. Иначе нельзя, если мы хотим идти вперед.
      - Разрешение на такой эксперимент было дано?
      - Николай Александрович!..
      - Не было. Так и запишем. А была такая посадка связана с риском для пилота? Была опасность потерять материальную часть?
      - Вся наша работа связана с риском, Николай Александрович.
      - Риск сведен к минимуму строгими правилами. А твоя попытка - риск непродуманный, необоснованный! Это вопиющее нарушение дисциплины! А еще лучший наш пилот!.. Ума не приложу. Выходит, что совершенно сознательно, невзирая на мой приказ, ты изменил маршрут и взял курс на Землю?
      - Точно так!
      - Зачем же ты это сделал?
      - Не было другого выхода. Вы же никогда не дали бы согласия на такой опыт. А вопрос назрел. Решил пойти на риск.
      - Какой же толк в твоей выходке? Что ты доказал? Посадил ракету на воду без серьезных повреждений? Допустим. Ну, а что дальше? Ведь ты же прекрасно знаешь: первая задача - высадка на Луне, а где там вода?
      Одинцов опустил голову.
      - Никакого смысла в твоей затее не было и нет, а дисциплина нарушена, и серьезно! И где? На внеземной станции! Анархия, произвол! Совершенно недопустимо!..
      Одинцову нечего было возразить против этих справедливых упреков. Он сам знал, что дисциплина на внеземной станции была священной. Малейшее отклонение от нее могло повлечь за собой гибель людей и крушение всего. Он слушал горькие слова Сандомирского и не пытался возражать.
      - И в какое положение ты меня поставил?! - бушевал Сандомирский. - Что мне теперь с тобой делать? Не могу же я прощать подобные вещи. Какой пример для других! Все развалится...
      - Готов нести ответственность.
      - И понесешь!.. Само собою понятно, что продолжать работу наверху тебе больше не придется...
      На лице Владимира Одинцова изобразилось изумление.
      - Да, да! Нельзя доверять космические корабли пилотам, которые позволяют самоуправство. Ракету перегонит на станцию Николаев. А ты, как выйдешь из госпиталя, отправишься в Одессу, на нашу земную станцию. Я поговорю с начальником. Подыщем для тебя дело на Земле. Потом видно будет.
      - Отстраняете от полетов? - вздрогнув от обиды, произнес Одинцов.
      - Безусловно! Как бы хорошо я к тебе ни относился, но тут, братец, иначе не могу поступить. Служба есть служба!
      - Есть... - едва слышно произнес Владимир. Но жесткая, упрямая складка между бровями стала теперь еще виднее. - Есть, товарищ начальник! - повторил он сквозь зубы. - А все-таки я прав, и мой полет не пройдет бесполезно.
      - Что ты хочешь этим сказать? - нахмурился Сандомирский. - Опять за старое?
      - Моя правота доказана. Теперь всем ясно, что космический корабль можно посалить на поверхность планеты, не потратив на это ни одного грамма горючего, если, конечно, есть атмосфера. Для полета на ЛУНУ мой опыт действительно не имеетзначения, а вот для другого...
      - Для чего же именно, позволь тебя спросить? - распушил усы Сандомирский.
      - Я уже сказал: для дальнейших путей астронавтики. Стараясь во что бы то ни стало высадиться на Луне, мы только зря теряем время. Надо идти другой дорогой! Теперь всем ясно, что прежде всего надо лететь на Венеру. Если там есть вода, посадку можно сделать. А вода должна быть.
      Сандомирский тяжело перевел дух:
      - Надо лететь на Венеру или не надо - решат без тебя! Ты совершил серьезный проступок и летать вообще больше не будешь. Никуда!.. По выходе из госпиталя явишься к начальнику Одесской станции. Вот всё.
      Владимир сделал протестующий жест, хотел что-то сказать, но, безнадежно махнув рукой, закрыл глаза и откинулся на подушку. Сандомирский молча вышел из палаты.
      ГЛАВА IV,
      в которой говорится о невзрачных камнях, порождающих замечательные идеи
      Море утихло. Волны лениво набегали на берег, и снова на безоблачном небе сияло солнце. Набережную Ялты заполнила веселая и пестрая толпа отдыхающих.
      Выйдя из госпиталя, Наташа Артемьева рассталась с Людмилой Николаевной и направилась в порт. Ей захотелось побывать на своем любимом месте. В конце мола, ниже маяка, была маленькая, обращенная к морю площадка, где камни создавали подобие скамьи. Отсюда было видно далеко-далеко вокруг, а если смотреть вниз, то становилось немного жутко. Каменная стена почти отвесно уходила в море. Сначала она ясно виднелась сквозь голубоватую, кристально чистую воду, дальше становилась темнее и, наконец, совсем исчезала в бездонной черной глубине. Здесь, на этой уединенной площадке, было хорошо оставаться одной со своими мыслями или, наоборот, безмятежно греться на солнце. Тут был любимый уголок Наташи. Здесь Владимир сказал ей однажды: "Наташа, вы необыкновенная!.."
      Сейчас Наташе вспомнилось еще раз все, что было тогда: незабываемая встреча, упоительный майский вечер, прилетавшая откуда-то музыка.
      Звуки давно умолкли, а вот этот человек становится все более близким: с каждой встречей, с каждым разговором, даже с каждой размолвкой и примирением. Перед ней опять возникло лицо Владимира. Мужественное, открытое, с чистыми мыслями. Такой не обманет, не предаст, не бросит в тяжелую минуту.
      Именно на этой каменной скамье и нашел ее Сережа Николаев, обегавший всю Ялту, когда ему сказали, что Наташя ушла в город.
      - Наталья Васильевна! - крикнул он сверху, размахивая в воздухе фуражкой. - Можно к вам? Я вас по всей Ялте ищу...
      - Конечно, можно, - отозвалась Наташа. - Спускайтесь сюда!
      Юноша не стал утруждать себя длинным путем по лестнице, а одним прыжком перескочил через перила и очутился в Наташином убежище.
      - Я видел Сандомирского... - начал он.
      - Ну?
      - Плохи наши дела! - продолжал Сережа, устраиваясь рядом на камне. - Он был у Володи...
      - Я знаю. Мы видели его в коридоре.
      - Ну вот: учинил жестокий разнос и отстранил Володьку от полетов.
      - Что вы говорите!
      Наташа помрачнела. Некоторое время она молчала и смотрела на море. Сережа, всегда терявшийся в присутствии девушки, тоже молчал, не решаясь нарушить ход ее мыслей.
      Хорошо зная своего жениха, Наташа понимала, что значит для него лишиться своего любимого дела. Для такого человека быть прикованным к земле означало то же самое, что птице сидеть со связанными крыльями.
      - Куда же его теперь? - спросила она с тревогой.
      - В Одессу. На ракетодром. Будет водить наземные пассажирские корабли. "Ракетным извозчиком" станет. Спокойно, но скучновато Сандомирский даже не позволил ему привести обратно "КР-105". Перегон корабля на внеземную станцию поручен мне.
      Рассеянно покачивая ногой, Наташа смотрела вниз. В прозрачной воде плавали голубоватые медузы и иногда мелькали темные силуэты проворных рыбешек.
      Набежала волна и неожиданно подхватила и выкинула на берег одну такую серебристую рыбку. Рыбка затрепетала, забилась, но ей удалось соскользнуть в родную стихию, и она радостно скрылась в воде.
      - Ничего. - Произнесла девушка, - Володя умный. У него сильная воля. Все это тяжело, но он справится... Ведь никакого преступления он не совершил. Только поторопился немного. Скажите откровенно, Сережа...
      - Что?
      - Нельзя ли было идти другим путем? Или лететь на месяц позже, но подготовившись как следует?
      Сережа вертел в руках фуражку с белым чехлом на тулье:
      - Видите ли. Наташа... В каждом новом деле сталкиваются разные взгляды. Тут речь шла не о месяце, а о годах. Сандомирский вообще не любит торопиться. По его мнению, надо сначала летать вокруг Луны, накопить опыт.
      - Что ж - заметила Наташа, - тут тоже есть своя логика и мудрая осторожность.
      - Конечно, есть. НУ, а нам не терпится. Вот и получаются расхождения. Сколько было споров!.. У нас больше не оставалось никакой надежды на согласие командования. Владимир пошел на риск. Если бы не он, то же самое сделал бы я или Саша.
      - И вы тоже правы по-своему, - улыбнулась Наташа. - Знаете, я до сих пор под впечатлением рассказа Владимира. Невольно позавидуешь. Увлекательное ваше дело! Как в сказке! Видеть другие миры, где еще никогда не было человека! Понимаю, что вам не терпится. Ах, как жаль, что нельзя быть рядом с Володей!..
      - Как - рядом?
      - Летать вместе с ним.
      - А почему бы не так? Первая научная экспедиция на любую планету - и понадобятся люди самых разных специальностей. А вы геолог. Профессия подходящая...
      Совершенно бескорыстно Сережа готов был сделать для Наташи все, что было в его силах, - даже взять ее в межпланетное путешествие.
      - Но мало у нас занимаются звездоплаванием, - продолжал он. - Вот в чем беда! Главное, надо создать интерес в научных кругах. Тогда дело пойдет. Очень осторожности много. Того нельзя, это еще рано. Вот и сидим...
      Наташа смотрела куда-то далеко и не сказала ни слова в ответ. Сергей тоже замолчал, понимая переживания девушки.
      - Знаете. Сережа, - вдруг встрепенулась Наташа, - я плохо разбираюсь в ваших делах. Скажите мне. Только по честному! Принес пользу полет Владимира или не принес?
      Сережа ответил не сразу.
      - Я скажу так - произнес он после некоторого раздумья: - если считать, что первую высадку мы должны произвести на Луне, потому что она самая близкая к нам планета, то большого толку от эксперимента Владимира нет. Конечно, он практически доказал возможность торможения наших космических кораблей атмосферой. А какая атмосфера на Луне? И влаги там тоже нет. Значит, все это ни к чему. Но ведь есть и другие возможности. Зачем лететь на Луну, раз там нет никакой жизни? Быть может, лучше полететь, к какой-нибудь другой планеты где есть атмосфера и моря...
      Неизвестно, долго ли продолжалась бы эта беседа, но ее прервало неожиданное обстоятельство. Внимание молодых людей привлекла белая точка далеко на горизонте, с западной стороны. Она быстро увеличивалась в размерах.
      - Сережа, что это там? В море?
      Сергей всмотрелся, прикрыв глаза рукой:
      - Для парохода это слишком быстро. Для самолета - низко. Что-нибудь среднее.
      - Глиссер?
      - Вероятно.
      - Пойдем скорее на пристань! Наташа и Сергей быстро взобрались на мол и побежали к причалу дальних сообщений. Там уже собралось много народу.
      Прибытие корабля всегда волнует воображение. Он приносит с собой пленительный воздух путешествий, заставляет человека подумать о далеких странах и морях, где чудесные острова, стройные пальмы, тропические леса... Так уж повелось, что во все времена, во всех портах миря население сбегается на берег, когда приходят корабли. Большинство не ждет никого, все близкие дома, но людей влечет в порт, чтобы увидеть свидетелей другой жизни. Наташа бежала быстро-быстро. За ней спешил Сергей.
      Это был действительно прекрасный корабль. Скоро он стал виден совершенно отчетливо. К Ялте приближался морской экспресс, совершавший рейсы между Марселем и Батуми. Ослепительно белый, нарядный, трехпалубный глиссер поднимал на борт около тысячи человек. С его веранд путешественники любовались берегами Средиземного, Адриатического, Эгейского и Черного морей. Развивая скорость до 200 километров в час, такое судно совершало рейсы от Батуми до Марселя и обратно за двенадцать дней, включая стоянки во всех живописных портах. Экскурсии на таких кораблях стали любимым видом отдыха.
      Высокий, белогрудый корабль, казалось, не плыл, а летел по волнам. Окруженный облаком пены, он едва касался поверхности моря. По сторонам расходились огромные водяные палы. Приближаясь к порту, судно замедлило ход. Послышалась музыка. Под звуки марша корабль потешал к бетонному пирсу и был пришвартован к прочным чугунными стойкам. На нижнюю палубу перебросили два широких трапа, и поток пассажиров устремился на берег.
      Сергей и Наташа заняли удобное место на открытой террасе морского вокзала, откуда все было прекрасно видно.
      - Скажите, Сережа, вам интересно смотреть на лица совсем незнакомых людей? Особенно, если они приезжают издалека, - спросила Наташа. - И стараться угадать, кто они, откуда?
      Молодой человек откашлялся и хотел что-то сказать, но не успел. Наташа продолжала:
      - Куда они едут? Зачем?
      - Ответ найти нетрудно. Вот эта полная негритянка, наверно, едет из какого-нибудь порта Северной Африки. Видите, как она осматривается по сторонам? Должно быть, первый раз у нас.
      - А посмотрите на эту пару. Брюнет с усиками и рядом изящная, хотя и некрасивая женщина. Держу пари, что это французы. Едут из Марселя.
      - За ними целое семейство. Жгучие брюнеты. Греки, должно быть.
      - А может быть, итальянцы?
      - Может быть, и итальянцы. Веселый народ... А что вы скажете про этого человека. Видите? Только что вступил на трап. С бородой. За ним два негра...
      Внимание Сергея привлек к себе высокий мужчина, лет сорока пяти, хорошо сложенный, но казавшийся худощавым из-за своего роста. Бледное продолговатое лицо обрамляла черная, клинышком бородка и пушистые усы. Густые брови и золотые старомодные очки скрывали глаза. Он был без шляпы. Ее заменяли длинные русые с проседью волосы, не закрывавшие высокий лоб. Это был огромный лоб человека, который привык думать. Светлый костюм хорошо облегал его сильную фигуру. Легкое пальто было переброшено через руку. В другой руке приезжий нес небольшой чемодан из коричневой кожи.
      - Да я его знаю! - воскликнула Наташа. - Это академик Яхонтов. Замечательный ученый! Не слышали?
      - Признаться, не слышал.
      - Ну как же! Он у нас читал палеонтологию в Московском геологоразведочном. Геолог по основной специальности, но широко образованный человек. Прекрасный лектор! Мы все были от него без ума. А знаменитая экспедиция в Антарктику! Помните? Исследование отложений глубоких океанических впадин... Неужели не слышали? О6 этим много писали. Весь мир говорил о нем тогда...
      - Что-то читал. Большой специалист?
      - Да, очень известный ученый. Если бы вы знали, как я рада, что Виктор Петрович в Ялте. Он-TO мне как раз и нужен. Блестящая идея!
      - Какая же, позвольте спросить?
      - У каждого могут быть свои секреты.
      - Извините.
      Наташа простилась с Сергеем и поспешила домой. Потом она долго возилась с чемоданами, разыскивая что-то.
      Вечером она появилась в вестибюле гостиницы "Центральной", расположенной на берегу моря, несколько восточнее порта, ближе к Массандре, и осведомилась у дежурного:
      - Скажите, у вас остановился академик Яхонтов?
      - У нас. Комната номер двести четыре, второй этаж, направо по коридору.
      - Мне бы xoтелось с ним переговорить. Нельзя ли вызвать его по внутреннему?
      - Пожалуйста.
      Девушка сняла трубку. Через мгновение на экране видеофона появилось лицо академика.
      - Виктор Петрович, - просительно произнесла Наташа, - вряд ли вы меня помните. Моя фамилия Артемьева. Я слушала ваш курс в Московском геологоразведочном. Два года назад...
      Академик улыбнулся.
      - Наталья... - начал он.
      - Васильевна.
      - Совершенно верно, Наталья Васильевна. Зачем же вы так плохо обо мне думаете? Я помню всех своих студентов. Во всяком случае, тех, кто был в числе лучших. У вас, товарищ Артемьева, насколько мне помнится, было тяготение к научной работе. А затем вас увлекла разведка. Не так ли?
      - Да, Виктор Петрович.
      - Видите, я помню. Что же вы сейчас делаете?
      - У меня к вам несколько вопросов, Виктор Петрович. Необходимо посоветоваться.
      - Ну что ж. Вы где сейчас?.. Внизу? Поднимайтесь. Всегда рад вас видеть. Мой номер...
      Наташа поправила перед зеркалом прическу и через несколько минут была в комнат ученого. Он сидел, откинувшись в кресле и протянув на стол большие и нервные, но очень правильные по форме руки с длинными пальцами.
      Когда девушка постучала и появилась в дверях, Виктор Петрович поднялся к ней навстречу, усадил в кресло и вернулся на свое место, приготовившись слушать.
      - К вашим услугам, - сказал он с улыбкой.
      - Я должна все рассказать по порядку, - смущаясь, начала девушка.
      - Очень хорошо!
      - Видите ли, в прошлом году мы проходили преддипломную практику в районе Байкала. Как вам известно, там выходят на поверхность древнейшие архейские породы: гнейсы, сиенит-гранты и другие. И можете представить мое изумление, когда оказалось, что рядом обнаружены месторождения мрамора, начатые разработкой.
      Ученый внимательно слушал, стараясь понять, к чему клонится разговор.
      - Если я правильно вас понял, мрамор находится в непосредственной близости к древним кристаллическим породам? Именно это вас поразило?
      - Да.
      - Догадываюсь. Мраморы - это осадочные породы. Известняки, подвергшиеся затем изменениям под влиянием высоких температур и давления. Принято думать, что они гораздо более позднего, притом органического происхождения. Понимаю ваше изумление. Присутствие мрамора среди древнейших пород - явление, до сих пор не отмеченное в науке.
      - Вот в том-то и дело, Виктор Петрович!
      - Хм... Продолжайте, продолжайте! Это очень интересно.
      - Услыхав о разработках, я сейчас же отправилась туда. Месторождение небольшое, причем к одному концу залежи качество камня, как мне сказали, гораздо хуже.
      - По-видимому, там были органические отложения, еще не подвергшиеся кристаллизации.
      - Кажется, так. Когда я пришла на место, картина была ясна. Передо мной оказались древнейшие известняки, несомненно созданные еще в архейскую эру. Окружающие сверху и снизу породы не оставляли в этом никаких сомнений. И самое замечательное, Виктор Петрович, что некоторая часть этих отложений вследствие какой-то случайности осталась в первозданном виде. У меня даже дух захватило, когда я сообразила, в чем тут дело.
      - Могли сохраниться остатки древнейших живых организмов того геологического периода, где мы только допускаем присутствие жизни, но до сих пор не имеем никаких прямых доказательств.
      - Вот именно. Я не пожалела провести в поисках несколько дней, и мне действительно удалось найти кое-что. Хочу вам показать. Вот эти образцы!
      Один за другим Наташа доставала из портфеля небольшие куски камня и передавала их академику.
      Непосвященный человек не заметил бы ничего особенного в этих кусках белого и серого камня, ничем не примечательного на вид, но острый глаз ученого мгновенно оценил все значение находки. Длинные пальцы академика осторожно, как драгоценности, брали то один, то другой кусок. Каждый образчик подвергался самому тщательному и всестороннему осмотру. Откуда-то появилась огромная лупа. Наташа с интересом наблюдала за выражением лица Яхонтова. Он весь преобразился. Глубоко сидевшие глаза блистали юношеским огнем. Академик о чем-то напряженно думал...
      - Значение находок трудно переоценить, - наконец сказал он. - Здесь находятся не только следы растений и животных. Есть и отпечатки, которые на редкость хорошо сохранились. Как будто еще неизвестные палеонтологам формы. Возможно, они относятся к древнейшим периодам архейской эры, однако сравнительно высоко развиты. Мне всегда казалось, что начало возникновения жизни на Земле, должно быть отнесено намного дальше в глубину времен, чем думают ученые. Очень интересно!
      Волнение академика было понятно. Известно, что в начале архейской эры на Земле были весьма высокие температуры, а в атмосфере почти отсутствовал свободный кислород. Остатки живых существ, найденные Наташей в древнейших породах, как будто изменяли привычные представления о температурных границах существования растений и животных. Ведь принято думать, что жизнь может существовать только в пределах от нуля до 99 градусов Цельсия в обе стороны и лишь некоторые виды бактерий и споры плесневых грибков сохраняются и при температурах от плюс 180 до минус 260 градусов. Получалось так, что находки Наташи как будто подкрепляли догадки некоторых ученых, в том числе академика Яхонтова, что эти пределы относятся только к жизни в ее теперешней форме, присущей нашей планете и нашему времени. Возможно, что таков результат длинного пути эволюции. Допустимо предположение, что жизнь возникла при гораздо более высоких температурах и при отсутствии кислорода. Наоборот, именно интенсивное ультрафиолетовое излучение, которое не задерживал кислород атмосферы, и могло создать условия для синтеза первых белковых молекул, значительно отличающихся от современного белка. Будучи проще по своему химическому составу, эти молекулы и явились первыми формами жизни, существовавшей в таких условиях, какие непереносимы для белковых тел нашего времени.
      Нервные руки ученого все время находились в движении. Снова и снова он перебирал образцы горных пород, стараясь увидеть за невзрачными камнями удивительные картины древней жизни.
      - Ведь я недаром потратила столько времени на поиски? И не напрасно беспокою вас? - тайно ликовала Наташа.
      - Что вы! Что вы! Наоборот. Найденные вами окаменелости имеют огромное принципиальное значение. Если это действительно так, то они приближают нас к познанию тайны происхождения живой материи, а этот вопрос чрезвычайно интересен и для меня лично. Это целый вклад в науку, дорогая!
      - Что вы, Виктор Петрович! - смутилась Наташа.
      Яхонтов вдруг поднялся и стал ходить по комнате, заложив руки за спину.
      Академика Яхонтова видели на многих всемирных конференциях по вопросам геологии и палеонтологии. О нем писали не только специальные издания, но и газеты всего мира. Его черная бородка пользовалась большой популярностью. Некоторые не совсем доброжелательные коллеги даже утверждали, что эту бородку он отпустил еще в студенческие годы для увеличения своей популярности. Когда академику передали об этом, он поморщился: "Гм... Мне некогда было бриться для этих франтов..."
      Это был не только первоклассный ученый, но и замечательный человек, обладавший огромной волей и золотым сердцем, бескорыстно преданный науке, чутко относившийся к молодежи и к своим помощникам, хотя, может быть, и страдавший в глубине души, что его заслуги долго не были оценены по достоинству. Только недавно он получил звание академика.
      Открытие Наташи Артемьевой взволновало ученого до глубины души. У него не было зависти. Но то, что такая молоденькая девушка сделала замечательные находки, потрясло опытного специалиста. Что это, спрашивал он себя: необыкновенные дарования, пресловутая женская интуиция или простое везение?
      - Ведь в чем здесь вопрос? - начал Виктор Петрович. - Подведем мысленно итоги. В данной области знаний до сих пор существуют только гипотезы. Правда, некоторые из них достаточно убедительны. Однако никто и никогда не наблюдал в природе и не создавал лабораторным путем тех первичных белковых коллоидов, образовавшихся в древнейших океанах, которые, очевидно, и являлись материальной основой для возникновения жизни... К этому можно было бы прибавить, что никто никогда не наблюдал и не вызывал искусственно того процесса превращения студенистых первичных белков в мельчайшие капельки, обособленные от окружающей среды, так называемые коацерваты, которые явились прообразом простейших живых организмов и переходными формами от мертвой материи к живой. Все эти сложные биохимические реакции, первые страницы таинственного процесса появления жизни, перехода материи из одного качественного состояния в другое, существуют только в представлении ученых и остаются недоступными для наблюдения и экспериментальной проверки... И вот представьте себе, ваше открытие...
      Наташа смущенно возразила:
      - Это случайность. К тому же и без моей находки наука имеет ясное представление о путях происхождения жизни.
      Наташа выпалила эту тираду и замолкла, ожидая, что ответит ученый. Но тот уклонился от прямого ответа. Она правильно поняла его красноречивую уклончивость, однако у девушки были свои причины настаивать на категорических утверждениях.
      - Пожалуй, я не так сказала, - продолжала она после короткой паузы. Наука лишь в общей форме представляет, как возникла жизнь. Возможно ли надеяться, что когда-нибудь человек познает эти процессы до конца?
      - Твердо в этом уверен! - Академик остановился посреди комнаты. - Рано или поздно тайна происхождения жизни будет открыта. Настанет время, когда человек овладеет возможностью - искусством, если вам угодно, - создавать жизнь по своей воле. Ведь научились же люди управлять такими сложными явлениями, как ядерные реакции! Вопрос только в том, когда это будет и какими путями надо идти, чтобы скорее восполнить недостающие звенья в истории эволюции...