Волков Константин Сергеевич
      ЗВЕЗДА УТРЕННЯЯ
      Научно-фантастическая повесть К. Волкова "Звезда утренняя" рассказывает о подготовке и проведении научной экспедиции советских ученых на планету Венеру, о пережитых ими исключительных приключениях, об их мужестве и находчивости, позволивших найти выход из самых безнадежных и трагических обстоятельств.
      ОГЛАВЛЕНИЕ
      Глава I, где каждый прав по-своему.
      Глава II, в которой космическая ракета опускается в Черное море.
      Глава III, из которой видно, что нарушение дисциплины не остается безнаказанным.
      Глава IV, в которой говорится о невзрачных камнях, порождающих замечательные идеи.
      Глава V, в которой раскрываются подробности совершенно фантастического замысла.
      Глава VI, в которой принимается важное решение.
      Глава VII, в которой сказка становится былью.
      Глава VIII, в которой космическая ракета уходит в межпланетное пространство.
      Глава IX, где говорится о первых часах в просторах Вселенной.
      Глава X, в которой появляются маленькие предметы и большие опасности.
      Глава XI, в которой возникают сложные математические задачи, требующие быстрого и смелого решения.
      Глава XII, в которой в поле зрения астронавтов появляется планета Венера.
      Глава XIII, в которой знамя Страны Советов поднимается над скалами Венеры.
      Глава XIV, в которой рассказывается о первых днях астронавтов на Венере.
      Глава XV, в которой Наташа и Владимир пропадают без вести.
      Глава XVI, в которой друзья встречаются вновь.
      Глава XVII, в которой ученый-астроном открывает Ущелье Горячих Скал.
      Глава XVIII, в которой продолжается знакомство с животным миром Венеры.
      Глава XIX, в которой происходят необыкновенные приключения в глубине горячего океана.
      Глава XX, в которой говорится о первой ночи на Венере и трудностях, возникших перед экспедицией.
      Глава XXI, в которой смерть уносит первую жертву.
      Глава XXII, в которой академик Яхонтов находит первичные коллоиды.
      Глава XXIII, в которой все признают, что Наташа оказалась весьма полезным участником экспедиции.
      Глава XXIV, заменяющая эпилог.
      ГЛАВА I,
      где каждый прав по-своему
      Речь шла как будто о самых обычных вещах. Сандомирский равнодушно посмотрел в окно с таким видом, точно там был самый обыкновенный московский пейзаж. А между тем все в этой сцене было странно и необычно.
      Сферическое помещение с круглыми окнами, напоминающими морские иллюминаторы, было залито солнечным светом. Солнце ослепительно пылало, но вокруг не было привычной для человеческого глаза лазури. Оно сияло среди черной бархатной ночи. На абсолютно черном небе сверкали мириады звезд. Солнце повисло в мировом пространстве. Оно было справа. Слева был виден огромный и как бы закутанный серебристым покрывалом земной шар, похожий на луну вскоре после полнолуния, то есть уже на ущербе. Да, все это было странно, как во сне. А два человека целый час спорили тут по чисто техническому вопросу.
      Впрочем, с тех пор как руками человека был создан первый искусственный спутник Земли и первая управляемая с Земли ракета обогнула Луну, люди вообще перестали удивляться чему бы то ни было и вступили в период осуществленных сказок.
      Человечество стало привыкать к подобным научным достижениям. Однако, по старой привычке к сенсациям, американские газеты называли ВНИКОСМОС летающим чудом...
      - Никогда не дам разрешения на опасный и бессмысленный эксперимент!
      - Николай Александрович, разрешите мне...
      - Ничего не разрешаю! То, что вы предлагаете, просто безграмотно в техническом отношении! Да, да, совершенно нелепая затея!
      - Николай Александрович...
      - Заранее знаю, что вы скажете. В десятый раз будете повторять одно и то же...
      Разговор вели два человека: один из них был начальником ВНИКОСМОСа, или Внеземной научно-исследовательской станции космических полетов, Николай Александрович Сандомирский; его собеседником был пилот Владимир Иванович Одинцов, худощавый молодой человек лет двадцати пяти, в светло-серой форме полувоенного покроя.
      - Николай Александрович, когда же мы будем действовать решительно, по-русски, по-большевистски! Без риска нельзя...
      - Кто же спорит. Но всякий риск должен быть оправданным. Обсудим еще раз. Что вы предлагаете? Посадить на Землю тяжелый космический снаряд, совершенно для этого не приспособленный. Для чего?
      - Как - для чего? Чтобы доказать, что такой спуск возможен, хотя такая ракета и предназначена для беспосадочного полета.
      - А кому это нужно? Решительно никому! Вы не хуже меня знаете. Для связи с Землей существуют обычные реактивные корабли надежной конструкции и способные планировать в атмосфере. Чего вам еще надо? Зачем рисковать людьми и техникой?
      - А как же мы будем высаживаться на других планетах, если не научимся посадке на Землю?
      Разговор происходил в служебном кабинете начальника ВНИКОСМОСа. Замечательная идея великого русского ученого К. Э. Циолковского несколько лет назад была претворена в жизнь. Вокруг Земли на расстоянии 35 800 километров от ее поверхности, повинуясь законам небесной механики, обращалось новое космическое тело. Искусственный спутник проходил свою орбиту ровно в двадцать четыре часа и, таким образом, вечно висел в зените над экватором, на 85° восточной долготы, сверкая по вечерам, как новая звездочка, над синими просторами Индийского океана.
      Еще в конце 50-х годов XX века были сделаны первые попытки посылать за атмосферу небольшие ракеты, передвигавшиеся со скоростью около 8 километров в секунду, с целью превратить их в постоянных спутников нашей планеты.
      Снабженные автоматическими приборами, эти подвижные космические лаборатории стали передавать на Землю сигналы о температуре среды и интенсивности ультрафиолетового излучения, состоянии электромагнитного поля, космических лучах и о других явлениях, происходящих в межпланетном пространстве. Отныне телевизионные передатчики позволяли человеку видеть Землю и другие небесные тела, как если бы он сам находился где-то в пустоте, далеко от родной планеты.
      Исследование Космоса реактивными снарядами производилось во многих странах, но особенно широко была поставлена эта работа в Советском Союзе.
      Соединенные Штаты Америки, Германия, Англия и другие государства ограничились посылкой ракет небольших размеров и не выше чем на 1000 километров надземной поверхностью, тогда как советский искусственный спутник, над конструированием которого напряженно работали сотни ученых и техников, представлял собой огромную и прекрасно оборудованную лабораторию, вращающуюся вокруг нашей планеты на расстоянии шести земных радиусов.
      Сандомирский сидел за столом в кресле из легких алюминиевых трубок. Это был плотный мужчина, на вид лет пятидесяти. Характерная осанка, особая манера сидеть, не сгибая спины, выдавали бывшего военного. Три большие серебряные звезды на небесно-голубых, отороченных золотом петлицах указывали на его высокий ранг. Широкий ремень, закрепленный крючками на спинке кресла, удерживал на месте его мощную фигуру, так как предметы на искусственном спутнике не имели никакого веса. Этот ремень предохранял Сандомирского от опасности взлететь к потолку, как детский воздушный шар, что едва ли было уместно для его высокого звания, да еще во время служебного разговора.
      Одинцов стоял у стола. Магнитные пластинки на каблуках и носках башмаков придавали ему необходимую устойчивость и позволяли держаться прямо.
      Разгоряченный разговором, который, как всегда, перешел в спор, Одинцов сдерживал себя, не желая проявить неуважение к старшему, но упорно отстаивал свою точку зрения. Откинув резким движением головы прядь русых волос, упавших ему на лоб, он убеждал начальника:
      - Николай Александрович, мы летаем уже не первый год. Конечно, ошибка была бы роковой. Но ее не должно быть!
      Сандомирский поудобнее переместил большое тело в кресле:
      - Да ведь у вас учебная ракета. Понимаете, упрямец? У-чеб-ная! Вы не хуже меня знаете, что она не рассчитана на сопротивление воздуха при движении в атмосфере, приспособлена только к полетам в мире без тяжести, поэтому и имеет ограниченный запас прочности. А вы хотите на такой скорлупе удариться о поверхность Земли! Представляете, что может получиться? Тормозить нечем значит, приземление произойдет непременно на большой скорости. Вы с вашей ракетой будете похожи на коробку с кильками, которую переехал грузовик.
      - Николай Александрович, наземные транспортные ракеты имеют крылья немногим больше, чем наши стабилизаторы. Однако садятся же они без всяких аварий! Тут ничего сложного нет. Можно и в данном случае использовать сопротивление атмосферы.
      - Малейшая ошибка в расчетах - и ваш снаряд раскалится добела и сгорит, как метеор!
      - Николай Александрович, такая судьба ожидает мелкие песчинки размером с булавочную головку,- не сдавался Одинцов. - Более крупные метеориты раскаляются только снаружи, внутри же остаются холодными и падают почти без удара, постепенно теряя скорость. А ведь в ракете будет человек! Он может бороться с температурой.
      Было ясно, что молодой пилот вступил в спор, готовый ответить на любые возражения. В его серых глазах светилась воля, а рот в те минуты, когда он почтительно выслушивал мнение начальника, был плотно сжат.
      Оба говорили не повышая голоса, но сферический потолок усиливал звуки, и слова казались произнесенными очень громко.
      Все было необычно на искусственном спутнике. Постройка этого гигантского сооружения являлась чрезвычайно сложной технической задачей. Искусственный спутник был собран из нескольких сигарообразных ракет, последовательно вылетавших за пределы земной атмосферы. В первой из них отправился в пространство отряд строителей, которые затем принимали остальные ракеты, управляемые с Земли.
      Ядро внеземной станции состояло из пяти гигантских космических снарядов. К ним постепенно присоединялись всё новые и новые ракеты, доставлявшие людей, оборудование, материалы, готовые строительные конструкции, продукты питания, кислород, воду и горючее. Все это стало возможным лишь благодаря огромному развитию техники во второй половине XX века.
      Когда строительство первой внеземной станции было закончено, советские люди перешли к следующему этапу освоения Космоса. Началась серия полетов на высотных ракетах, которые некоторое время находились за пределами атмосферы, а затем возвращались на Землю.
      В последующие годы советские ученые, не побоявшиеся совершить путешествие на внеземную станцию, вели на ней исключительно важную для всего человечества работу. Был опубликован целый ряд исследований, особенно ценных потому, что наблюдения за пределами атмосферы позволяют избавиться от многих помех, неизбежных на поверхности Земли. В частности, появилась возможность применять астрономические приборы с огромным увеличением.
      Особое значение имел ряд новых открытий в области изучения космических лучей, которые непосредственно улавливались на внеземной станции без потерь от поглощения их земной атмосферой. Большую пользу для науки принесли также наблюдения Земли с большой высоты, в сущности уже из межпланетного пространства. Ученые различных специальностей - астрономы и геофизики, метеорологи и биологи - получили теперь для своей работы совершенно исключительные возможности. Их труды позволили разрешить целый ряд практических проблем, связанных с расчетами и конструкцией межпланетных кораблей. Попутно эти работы способствовали развитию совершенно нового вида транспорта - стратосферных ракет. Пассажирские реактивные снаряды позволяли в кратчайшие сроки преодолевать необозримые пространства Советской страны. Была организована густая сеть внутренних ракетных линий, соединяющих Москву, Ленинград, Киев и Минск с отдаленными районами Дальнего Востока и Севера. Позднее были созданы международные линии:
      Москва - Пекин, Москва - Дели, Москва - Париж и другие.
      К концу 70-х годов был завершен первый этап борьбы за Космос - состоялись полеты на космических ракетах вокруг Луны. Отправление такой ракеты с искусственного спутника в межпланетное пространство больших затруднений не представляло, так как вместо начальной скорости в 11,2 километра в секунду здесь требовалось для преодоления земного притяжения всего 3,5 километра.
      В связи с развитием астронавтической техники появилась новая и удивительная профессия - пилот космического корабля. Смелые люди бесстрашно пускались в путешествия по мировому пространству и летали на своих ракетах в чудовищном отдалении от Земли, постигая на практике законы астронавтики.
      Однако древняя мечта человечества о посещении других миров оставалась неосуществленной. Первые космические ракеты могли улетать в пространство, используя искусственный спутник как станцию отправления, но на него же должны были и возвращаться. Высадка на твердой поверхности планет, хотя бы и на ближайшем небесном теле - Луне, - и в особенности вопрос обратного возвращения, пока оставались неразрешенными проблемами. Возникало слишком много практических трудностей. Несмотря на все свои достижения, астронавтика переживала еще младенческий возраст.
      Неоднократно предпринимались попытки доставить на Луну ракеты, хотя бы без людей. Такие ракеты управлялись на расстоянии и были снабжены телевизионными передатчиками и другими замечательными приборами, чтобы вести наблюдения непосредственно на лунной поверхности. Однако успехом эти попытки не увенчались. Автоматические снаряды либо разбивались при посадке, либо испытывали настолько сильные удары, что установленные на них приборы выходили из строя. Выяснить в полной мере причины подобных неудач не удавалось.
      Становилось ясно, что достигнуть Луны или других планет с научной целью может не бездушный автомат, а только космический корабль, управляемый человеком, способным своевременно производить все необходимые маневры. Но пока еще не была создана модель аппарата, способного совершить посадку на Луне и улететь обратно.
      Вопрос о том, какими путями надо идти в этом направлении и как скорее добиться цели, вызывал горячие споры не только в научной литературе, но и среди работников внеземной станции. Молодежь, как всегда нетерпеливая, рвалась вперед и доказывала, что уже существующие модели космических кораблей могут быть отлично использованы для высадки на других планетах, а более осторожные руководители этого дела стояли за медленный, но верный путь постепенного накопления опыта и разработки новых конструкций.
      - Николай Александрович, - настойчиво повторил Одинцов, - прошу вас выслушать меня до конца!
      - Десять раз слушал.
      - Сегодня я говорю от имени своих товарищей. Нам обидны такие черепашьи темпы! Скучно сидеть без настоящего дела.
      - "Без настоящего дела"! - возмутился Сандомирский. - Это мне нравится! А ваше дело не настоящее? Чего вам еще надо?
      - Летать на Луну, на Марс, на Венеру! А вы нас держите на привязи.
      Молодой пилот даже раскраснелся от волнения.
      - Я их держу на привязи!.. И вы смеете так говорить! Усы у Сандомирского стали топорщиться от негодования.
      - Как же это назвать? Вот уже третий год курсируем по изученной трассе...
      Споры такого рода возникали нередко. Сандомирский не любил рискованных действий. Даже в годы войны, на двадцатом году своей жизни направленный комсомолом на фронт как начинающий летчик, он просил о назначении в ряды тяжелой бомбардировочной авиации. Подвиги истребителей, основанные на молниеносных атаках, были ему не по душе. Он предпочитал методический расчет, зато, приняв решение, был способен преодолеть любые препятствия. Не было случая, чтобы он сворачивал с пути, не выполнив задания. В свое время эти качества лейтенанта Сандомирского были по заслугам оценены командованием.
      Победа застала гвардии подполковника Сандомирского в должности командира одной из прославленных частей Военно-Воздушных Сил. А когда после двадцати лет мирного строительства вплотную подошли к задаче покорения космических пространств, генерал-лейтенант авиации сменил военную форму на серый с золотом костюм командного состава астронавтики. На своем новом посту он сумел объединить вокруг себя смелую и талантливую молодежь и опытных специалистов.
      Одинцов был человеком другого склада. С юных лет он загорелся страстью к исследованиям мирового пространства. В те годы не только специальные журналы, но и газеты были полны статьями о космических полетах. На эту тему издавалось множество книг, и Володя Одинцов запоем читал все, что было написано о космических ракетах и ракетных двигателях. Он соорудил самодельный телескоп и прославился в классе как первый знаток астрономии. С пятнадцати лет, убежденный, что ему придется рано или поздно бороздить просторы Вселенной, он особое внимание обратил на математику и даже занимался специальной физической тренировкой, развивающей смелость и быстроту рефлексии. В юности Володя усердно штудировал серьезные труды по физике, геологии, химии. Зато литература, история и биология его вниманием не пользовались - не хватало времени.
      Аттестат зрелости Владимир Одинцов получил в тот самый год, когда был создан Институт астронавтики. Разумеется, у юноши не было никаких колебаний в выборе профессии. А когда четыре года спустя советские люди построили внеземную станцию, Владимир, едва окончив институт, начал летать на межпланетных кораблях.
      Как всякое новое начинание, астронавтика была увлекательным делом. Здесь еще пылали страсти. Немудрено, что Одинцов оказался вожаком молодежи, недовольной осторожными методами Сандомирского. Вот почему его пылкий нрав нередко приводил к спорам с начальством.
      Нельзя сказать, чтобы Сандомирский требовал слепого подчинения авторитету командира. Он охотно выслушивал возражения со стороны молодых товарищей, но, методически мыслящий, прекрасно знающий летное дело, он часто выливал на чрезмерно горячие головы ушаты холодной воды. Так было и в этот раз.
      - А вам этого мало? - возразил он на реплику Владимира. - Ну знаете... Помню времена, когда сам мальчишкой был. Да разве кому в те поры приходило в голову вокруг Луны летать? А вам этого мало!..
      - Разрешите...
      - Ну?
      - На наших кораблях вполне можно садиться. Особенно на воду. Ведь вода смягчит удар. Наши добавочные стабилизаторы, по существу, те же самые крылья! Ракета герметически закрыта, имеет обтекаемую форму. Готовая летающая лодка!.. Посадочные площадки? Да в любом море... Разрешите попробовать, Николай Александрович! Ручаюсь за успех!
      - Опять за старое! - Сандомирский начинал сердиться. - Пустая болтовня! сказал он, покручивая усы, что служило признаком раздражения. - Программа последовательного освоения Космоса разработана и утверждена. Вы отлично знаете. Первый этап - посадка на Луне. Что там будет делать ваша лодка, если нет ни капли воды?.. Второй период - изучение Марса. Где там вода?.. Значит, нужно готовиться к посадке на твердые поверхности. А вы мне твердите про воду...
      - Нельзя навеки связывать себя установленной программой! - упорно стоял на своем молодой пилот. - Это же не догма! Почему непременно сначала Луна или Марс? Конечно, Луна ближе, но на ней отсутствует атмосфера и для торможения при посадке необходимо затратить много горючего. На Марсе разреженная атмосфера, и это внешняя планета, куда гораздо труднее добраться. Лучше начинать с внутренней - например, с Венеры, которая покрыта газовой оболочкой. Разрешите нам изучить торможение атмосферой, и мы наверное достигнем Венеры. Слова Владимира расходились с общепринятыми представлениями об этапах борьбы за Космос, но по-своему он был прав. В самом деле, единственная возможность погасить скорость космического снаряда, прибывающего, например, на Луну, заключается в том, чтобы придать ему равновеликую скорость в обратном направлении, а это требует большой затраты горючего. При посадке на Марс тоже пришлось бы тратить много горючего для торможения. Иное дело - Венера. Хотя эта планета и отстоит от Земли намного дальше, чем Луна, но ее плотная атмосфера дает возможность тормозить корабль при спуске без большой затраты топлива. Вот почему идея Одинцова практически изучить торможение атмосферой была не лишена логики. Однако убедить Сандомирского было не так-то легко.
      - Нет, - сказал он, подумав, - никогда не позволю, чтобы наши ракеты ныряли, как утки. Эксперимент опасный и пока бесполезный. Для посадки на планетах наши снаряды безусловно не приспособлены... Можете идти!
      Когда Сандомирский сердился или возмущался, его усы начинали топорщиться и принимали весьма грозный вид, но, в сущности, это был очень добрый человек. Одинцов отлично знал своего начальника, однако понял, что на этот раз разговор окончен. Ничего не оставалось, как повернуться и уйти.
      Сандомирский сурово поглядел ему вслед. Потом на его лице появилась улыбка. Он вздохнул и покачал головой.
      Одинцов отправился к товарищам, чтобы рассказать о результатах беседы.
      Условия передвижения на искусственном спутнике довольно своеобразны. Здесь можно ходить, только используя силу притяжения магнитов к металлическому полу, или же совершать небольшие прыжки, отталкиваясь ногами и хватаясь руками за ременные кольца, подвешенные к потолку. Мускулы сохраняют свою силу, а вес фактически отсутствует.
      Одинцов тремя резкими движениями рук преодолел длинный коридор, в котором по обеим сторонам были двери служебных помещений, и очутился в центральном зале.
      Здесь его поджидали товарищи. За шахматным столиком у круглого окна сидели двое молодых людей в такой же серой форме. Это были Сергей и Александр, как их звали все на станции, - два неразлучных приятеля Одинцова, тоже пилоты космических кораблей.
      - Ну что? Упрямится старик? - спросил, не поднимая глаз от шахматной доски, Сергей, самый молодой из пилотов.
      - Старая песня! На твердую поверхность садиться нельзя - ракета не приспособлена. На воду посадка ни к чему, так как на Луне нет морей.
      - А Венера? - оторвался Александр от какой-то сложной шахматной комбинации.
      - Лететь на Венеру он не согласен. Знаете его доводы: как думать о таком полете, не освоив Луну? Ничем его не переубедишь!
      - Да, вот и ждем у моря погоды! - проворчал Александр.
      - А время идет, - с огорчением заметил Сергей.
      - А время идет, - повторил Владимир. Он стал смотреть в окно, хотя все там было давным-давно знакомо. Холод мирового пространства. На бархатном черном фоне сияли звезды. Немного ниже светился земной шар, наполовину прикрытый облаками. Там жила мать, Наташа, миллионы других людей. Земля представлялась висевшей в пустоте и по своим размерам занимала одну треть видимой части мира. Искусственный спутник находился в плоскости экватора, поэтому полярные области Земли воспринимались здесь как верх и низ земного шара, который в этих местах был закрыт облаками. Ближе к правому краю виднелось ослепительное пятно, как бы сияющая звезда, чудом упавшая на Землю. Это было отражение Солнца от поверхности океана.
      Одинцов смотрел на Землю, где для него было все самое дорогое. Сквозь голубоватую завесу атмосферы виднелись светлые пятна облаков. В просветах между ними можно было разглядеть знакомые по школьным картам очертания зеленоватых континентов и кое-где желтовато-серые пространства пустынь. Огромные океаны плохо отражали свет и казались очень темными, почти синими, даже фиолетовыми. А вокруг, во всех направлениях, можно было наблюдать одно и то же: черную пустоту пространства и сияние бесчисленных звезд.
      ГЛАВА II,
      в которой космическая ракета опускается в Черное море
      Осенний день близился к концу, и солнце уже скрылось за морем. На западе разгоралась вечерняя заря, однако из-за горизонта наползали угрюмые облака. Погода становилась все более мрачной и тревожной. Над Крымом нависло тяжелое небо. Море стало темным и холодным. Видимо, приближалась гроза.
      Действительно, вскоре появились клубящиеся облака, предвестники бури. Они быстро понеслись над притихшим в испуге морем.
      Тишина нарушалась только глухим рокотом прибоя да раскатами отдаленного грома. Изредка вспыхивали молнии. Черные силуэты недвижно застывших кипарисов казались тогда колючими и жесткими.
      С террасы открывался широкий вид во все стороны. Направо в лиловой темноте скрывалась Ливадия, налево раскинулась портовая часть Ялты. Быстро темнело. Берег скрылся во мраке. С высоты было видно, как в порту один за другим зажигаются огни.
      Mope разбушевалось. Грохот прибоя доносился все сильнее. С каждой минутой волны становились все выше и начали перехлестывать через каменную ограду мола. Фонари на набережной позволяли видеть, как высоко взлетает пена.
      Вдруг все изменилось. Внезапно налетел ветер и бросил на мраморный пол террасы ворох опавших листьев, которые стали метаться из стороны в сторону. Зашумел ураган.
      - Надо уходить, Наташенька, - сказала Людмила Николаевна, - кажется, начинается буря.
      - Ну что ж, пойдемте.
      Женщины поднялись с широкой мраморной скамьи, что стояла у самых перил, и направились к дому.
      Людмиле Николаевне Одинцовой было на вид лет пятьдесят. У нее было приветливое русское лицо, а светлые глаза оставались совсем молодыми, и лишь седые волосы свидетельствовали о прожитых годах и больших заботах.
      К ней с нежностью прижималась молодая девушка в сером платье с большими черными цветами, легком не по погоде. Но она любила воздух, запах моря, порывы бури, а из человеческих чувств - ощущение свободы, стремление вперед, жажду нового. Ей казалось, что в этих бурных порывах ветра весь мир очищается и остается вечно юным.
      Наташу нельзя было назвать красавицей. Но такую сразу заметишь в толпе. А заметив, будешь долго следить за ней взглядом. Удлиненный и нежный овал девического лица, золотистые косы, уложенные в тяжелый узел, который не без труда удерживают шпильки. Слегка вздернутый нос. Немного веснушек на потемневшей от загара коже. Глаза большие, не то серые, не то зеленоватые. Самым замечательным на лице девушки было его выражение. Когда задумчивый и ласковый взгляд Наташиных глаз неожиданно останавливался на человеке, у него становилось хорошо на душе. В девичьих глазах нередко сверкал и веселый огонек. Временами Наташа улыбалась весьма задорно, и кое-кому сильно доставалось от ее острого язычка. Но часто улыбка пропадала в неизвестно откуда прилетевшей задумчивости, и видно было, что за этой девической ясностью скрывалась напряженная работа мысли.
      - Тревожно у меня на сердце, Наташа, очень тревожно! Боюсь, не случилось бы чего-нибудь с Володей, - вздыхала Людмила Николаевна. - Шутка сказать! Уже столько времени нет никаких известий.
      - Не волнуйтесь, все будет хорошо.
      - Не знаю... Когда Сережа звонил в последний раз?
      - В десять.
      - В десять? Да, верно, в десять. Вот видишь, а с тех пор, как отрезало.
      - Я ему сама звонила, но не могла ничего добиться. Там у них какая-то суета. Все такие нервные...
      - Вот видишь...
      - Не расстраивайтесь. Это гроза наводит на грустные мысли. Сейчас мы опустим шторы, зажжем свет. Пора пить чай. Сразу станет уютно.
      У самой Наташи кошки скребли на сердце, но она старалась не показывать своего волнения, чтобы еще больше не растревожить Людмилу Николаевну.
      Обнявшись, обе женщины вошли в дом.
      Молочно-белые шары электрических ламп вспыхнули спокойным светом. Стены высокой и просторной комнаты были розоватого цвета. До высоты человеческого роста доходила панель из жемчужно-серого материала, получившего в те годы широкое распространение. Двери и окна, раздвижные, как в вагонных купе, открывались и закрывались специальными механизмами, скрытыми в стенах. На окнах висели шелковые портьеры в тон окраске стен - светло-вишневого цвета с золотом.
      Мебель была дачного типа, обычного на юге, - легкие алюминиевые кресла и стулья с мягкими сиденьями и спинками, обитыми золотистой материей. На стене висело несколько картин и крупных фотографий в натуральных цветах. Почти на всех были изображены море и корабли.
      На столе, покрытом белоснежной накрахмаленной скатертью, стоял чайник с душистым чаем, хрустальные вазочки с вареньем, печенье, фрукты, янтарный виноград.
      - Ты же знаешь, Наташенька, - говорила Людмила Николаевна, - у Володи такая профессия, что я ни на одну минуту не могу быть спокойной. Материнское сердце всегда в тревоге. Если бы он еще над землей летал, как все люди... Подумать страшно - в полной пустоте. Он мне рассказывал. Летит, а вокруг ничего нет. Одна сплошная чернота, и больше ничего...
      - Зато почетная работа,- мечтательно сказала девушка. - Когда я думаю, что он среди тех, что покоряют межпланетные пространства, у меня сердце наполняется гордостью. Летать на другие миры! Дух захватывает!
      - Вот выйдешь замуж, тогда увидишь.
      - Да, я знаю, мне будет неспокойно жить, когда мы поженимся. Но ведь я не одна такая! Жены моряков тоже провожают мужей в далекие плавания. Скучно... Но пусть Владимир остается таким, каким он есть.
      - Ну, знаешь, жить в вечной тревоге... Мне только пятьдесят лет, а вся голова седая. Каждый новый рейс Владимира прибавляет седины в волосах... Вот и сейчас.
      В чем дело? Ракета уже давно должна была вернуться, а ее нет. А ведь все у них рассчитано, минута в минуту. Это не поезд, что может опоздать. Где Володя?.. Нет, Наташенька, материнское сердце - вещун...
      Глаза Людмилы Николаевны наполнились слезами. Чашка задрожала в ее руке, и чай расплескался на скатерть.
      - Успокойтесь, успокойтесь! - бросилась к ней Наташа и обняла, пытаясь ободрить встревоженную женщину.
      Но ничего не получалось. Кончилось тем, что обе уселись рядом на диване и замолчали, нахохлившись, как птицы в непогоду.
      Между тем буря за окном разыгралась не на шутку. Ветер выл и ревел. При вспышках молний было видно, как изгибаются верхушки кипарисов. Когда ураган ненадолго утихал, снизу доносился грозный рокот моря. Улицы шумного города опустели. Все живое стремилось укрыться от непогоды.
      Сквозь сетку дождя ярко освещенный порт казался бесформенным пятном света. Струи воды, низвергавшиеся с небес, назойливо стучали и бились о стекла, как будто и им хотелось проникнуть внутрь, где было тепло и уютно.
      Тягостное безмолвие было неожиданно прервано вибрирующими звуками сигнала видеофона. Наташа бросилась к аппарату, взяла трубку. В то же мгновение засветился экран, и на нем возникло лицо Сережи Николаева, приятеля Володи. Из-под капюшона виднелся козырек форменной фуражки.
      - Наталья Васильевна, - сказал Николаев, - известия о Владимире!
      - Что с ним? Говорите скорее!
      - Со стороны Луны в зоне наших радиолокаторов появилось неизвестное космическое тело. Думаю, что это ракета Владимира. Но вместо того чтобы взять курс на станцию, она прошла стороной и направляется прямо на Землю.
      - Вы думаете, что это Владимир?
      - Боюсь, что так.
      - Куда он летит?
      - Пока трудно сказать. Думаю, что хочет приземлиться.
      - Откуда вы говорите?
      - Недалеко от вас. Дежурю на радарной станции Ай-Петри. Тут наш наблюдательный пункт на Земле. Следим за ракетами. Со станции и с Земли. Если что будет, позвоню.
      - Спасибо, Сережа! Мы в страшной тревоге.
      - А как Людмила Николаевна?
      - Ужасно!..
      - Ничего, не волнуйтесь. Володька знает свое дело... Извините, мне надо кончать. Слежу за приборами.
      - До свидания, Сережа!
      Экран погас. Наташа положила трубку и кинулась к Людмиле Николаевне:
      - Ну, что я вам говорила! Можете себе представить? Он мчится на Землю. Вот безумец!
      - Что ты, Наташенька! Ведь он вокруг Луны полетел. Я же знаю. Такие ракеты не могут садиться на Землю. Он мне сам объяснял.
      - В том-то и дело, что мне он говорил другое! Что попробует когда-нибудь сесть на Землю... И не предупредил даже! Ох, и попадет ему от меня!
      - Наташенька, что же это такое?
      Людмила Николаевна совсем растерялась. Но не успела Наташа объяснить, в чем дело, как сигнал снова позвал ее к аппарату.
      Опять звонил Николаев.
      Даже по изображению на экране было видно, что он изо всех сил старается оставаться спокойным.
      - Наталья Васильевна!.. - раздалось из видеофона. Сережа был немножко влюблен в невесту товарища и всегда волновался, когда разговаривал с нею. Кроме того, положение становилось действительно опасным. Видно было, что молодой человек в большой тревоге.
      - Наталья Васильевна, это ракета Владимира! Безусловно! Уже коснулась верхних слоев атмосферы. Если он вздумает сесть на Черном море, то вы увидите его в небе. Следите! Мне некогда. Ни на секунду нельзя отрываться от аппаратов...
      Не ожидая ответа, он положил трубку. Женщины в страхе и волнении посмотрели в глаза друг другу, потом набросили дождевые плащи и поспешили на террасу.
      Гроза бушевала, и на море разыгрался настоящий шторм. Трудно было стоять на ногах. Молнии сверкали почти непрерывно.
      После ярко освещенной комнаты мрак казался непроницаемым. Можно было разглядеть лишь расплывчатое пятно света над портом и мигающий огонь маяка.
      Взволнованные женщины долго стояли в темноте. Часам к двумя буря стала стихать. Гроза продвинулась дальше на восток. Раскаты грома слышались теперь издали и постепенно слабели. Только море, бросаясь на берег, еще ревело среди ночного мрака. Однако завеса дождя уже рассеялась. Ветер стал тише. Внизу показался залитый огнями город.
      Но вот внезапно, где-то высоко в западной стороне неба, послышался слабый гудящий звук. Сначала высокий по тону, затем все более и более низкий. Нарастая, этот звук достиг какого-то предела, ослабел, а затем совершенно растаял в пространстве далеко на востоке.
      - Ты слышишь, Наташа? - спросила Людмила Николаевна, схватив девушку за руку.
      - Думаю, что это Владимир. Промчалась космическая ракета. Совершает круговой полет.
      - Вокруг Земли?
      - Вокруг Земли.
      - Жив ли Володенька?
      - Ракета готовится к посадке. Значит, Владимир жив и управляет кораблем. Ах, только бы ему удалось благополучно сесть! Сначала надо перейти в спираль. Он мне объяснял...
      Прошло более трех часов, прежде чем космическая ракета опять появилась на небе, все с той же, западной стороны.
      В самое темное предрассветное время, когда море еще продолжало бесноваться, а ветер лишь изредка внезапными порывами кидался на деревья, глазам измученных тревогой женщин на несколько мгновений открылось совершенно невиданное зрелище.
      Сначала за тучами послышался отдаленный гул летящего снаряда, на этот раз низкий, мощный и грозный. Необычный шум поднял на ноги спящих. То тут, то там открывались двери: разбуженные люди бросались на веранды и к окнам, стремясь понять, что происходит.
      Где-то очень далеко на западе в небе возник свет. Сияние заметно усиливалось, наконец стало нестерпимо ярким. Из облаков, плывущих над морем, появилась летящая ракета. Огромная, по форме и размерам напоминающая дирижабль, она летела, распластав короткие крылья, и, постепенно снижаясь, пронеслась над волнами. В ее передней части горел прожектор, бросая на воду широкий сноп света. Наблюдавшие за ракетой успели заметить, что и сама она светится, раскаленная докрасна. Так пылает железо в руках кузнеца, когда оно уже остывает и теряет ковкость.
      Все совершилось за какой-нибудь десяток секунд или немного больше. С того момента, когда сверкающая ракета появилась на горизонте, промелькнула перед глазами пораженных зрителей и с шумом ударилась о поверхность воды, не прошло и полминуты. Раскаленная ракета подпрыгнула над бушующим морем подобно пущенному по воде камню, ударилась еще раз, снова подскочила и, проделав три таких прыжка, погрузилась в воду передней частью. При падении горячего металлического снаряда в холодные волны моря высоко взметнулся столб воды, послышался всплеск и шипение пара, окутавшего густым облаком место катастрофы. Прошла еще секунда, и все затихло. Нелепо задрав хвост, ракета замерла в полной неподвижности.
      Негромкий сдавленный крик вырвался из груди Людмилы Николаевны. Несчастная женщина ухватилась за перила, пытаясь удержаться на ногах, но потрясение было слишком сильным - потеряв сознание, она рухнула на каменный пол террасы.
      Ночной мрак уже начал рассеиваться. В бледном сиянии рассвета три серых корабля сорвались с места и ринулись туда, где погрузилась ракета. Это были заранее приготовленные спасательные суда, приведенные в боевую готовность, как только стало известно о приближении ракеты.
      Снабженные могучими двигателями, они быстро скользили по волнам и через несколько минут достигли места происшествия. Когда взошло солнце и день вступил в свои права, все радиостанции Советского Союза уже передали в эфир первое сообщение о событиях минувшей ночи:
      "Семь дней тому назад, - говорилось в передаче, - открылось совершенно невиданное зрелище. Первая советская внеземная научно-исследовательская станция космических полетов направила в очередной рейс тяжелую ракету "КР-105" под управлением пилота Владимира Ивановича Одинцова. Межпланетный корабль получил задание совершить круговой полет вокруг Луны, произвести фотосъемки и вернуться к месту отправления на внеземной станции. По еще не выясненным причинам ракета "КР-105" на обратном пути уклонилась от заданного направления и взяла курс в сторону Земли.
      Как удалось установить, космический корабль, достигнув верхних слоев земной атмосферы, перешел в полет по спирали, теряя скорость при каждом обороте, затем облетел несколько раз вокруг земного шара и, постепенно снижаясь, замедлил быстроту полета примерно до 400 километров в час, после чего погрузился в води Черного моря близ Ялты. При падении ракета затонула в воде передней частью, более тяжелой, чем корма, где опустели резервуары для горючего. Спасательные суда, немедленно прибывшие на МРСТО катастрофы, придали межпланетному снаряду нормальное положение. В настоящее время ракета "КР-105" находится на пути к порту".
      Людмила Николаевна и Наташа были уже на берегу. Вокруг них шумела толпа.
      Волнение на море продолжалось. Нельзя было вскрывать ракету, прежде чем она не будет доставлена в порт. Спасательные суда сообщили на берег, что на стук и другие сигналы никакого ответа изнутри снаряда не последовало.
      Людмила Николаевна и Наташа пробрались через толпу, чтобы быть поближе к месту действия.
      К семи часам утра межпланетный корабль был благополучно пришвартован к бетонному пирсу Ялтинского порта. Толпа любопытных увеличивалась с каждой минутой.
      Вскрытие снаряда производил спасательный отряд под личным руководством начальника ВНИКОСМОСа Сандомирского, специально прилетевшего в Ялту, едва известие о предполагаемом районе посадки поступило на внеземную станцию. Людмила Николаевна и Наташа наблюдали за тем, что происходит около ракеты, и с волнением взирали на большое металлическое тело небесного корабля. Билось ли там еще сердце Владимира? Платок у Людмилы Николаевны стал совсем влажным от слез. Наташа казалась спокойной, и лишь плотно сжатые губы выдавали ее душевное состояние. Рядом с ней стоял Сережа Николаев и как умел успокаивал их обеих.
      - Вот увидите, что все будет в порядке, - убеждал он. - Володька молодец! Так посадить корабль. Это же просто замечательно! А какая точная ориентировка, да еще в ночное время. При такой скорости...
      - Но почему же он не отвечает?
      - Должно быть, сила удара. Мог потерять сознание. Или мало ли что... Смотрите, смотрите, уже открывают!
      Действительно, рабочие срезали головки болтов, прикрепляющих крышку входного люка, и участники спасательного отряда один за другим скрылись в чернеющем отверстии...
      Толпа, шумевшая на берегу, затихла. Людмила Николаевна закрыла лицо руками. Текли тоскливые минуты. Наконец из люка показалась голова Сандомирского. Он остановился на передвижной лесенке и поднял руку. На берегу все замерло.
      - Всё в порядке, товарищи! - закричал он, чтобы все могли его слышать. Пилот жив! Только потерял сознание.
      К нему бросилась Людмила Николаевна:
      - Пустите меня к нему! К сыну!
      - Всё в порядке! - повторил Сандомирский, узнав Одинцову. - Врач уже привел его в чувство. Сейчас вы увидите своего сына.
      ГЛАВА III,
      из которой видно, что нарушение дисциплины не остается безнаказанным
      Больничную палату заливал яркий солнечный свет. Свежий морской ветер шевелил занавески на окнах и приносил с собой грустные ароматы осени. За окнами были видны деревья, еще зеленые, но уже тронутые первым сентябрьским золотом. Дальше раскинулось море, голубое и ласковое. Ближе к берегу резвились веселые, сверкающие, как брильянты, солнечные блики, а вдаль уходила широкая огненная дорога.
      На койке у открытого окна лежал молодой человек. Он был в белом тельнике. Белоснежная простыня едва доходила ему до груди и позволяла видеть, как под бронзовой от загара кожей на руках перекатывались упругие мышцы.
      Больной повернул голову направо, в ту сторону, где стоял собеседник, и тогда на подушке резко обрисовался мужественный профиль. Нос немного крупнее, чем следовало, с небольшой горбинкой, хорошо очерченные губы, сильная нижняя челюсть, упрямый и энергичный подбородок. Все это говорило о настойчивости и твердом характере. Решимость и уверенность в себе чувствовались и в серых спокойных глазах. Это был Владимир Одинцов.
      Даже очутившись в госпитале, он не желал признавать себя больным, и на эту тему у него постоянно происходили споры с лечащим врачом.
      - Поймите! - убеждал его Одинцов. - Я не получил никаких ушибов, никаких ранений, ни единой царапины. Чувствую себя превосходно! Значит, я совсем здоров. Нужно поскорее возвращаться к месту службы, а вы меня держите на постельном режиме. Есть у вас совесть или нет?
      - Совесть-то у меня есть, - рассудительно отвечал врач. - А вот вам надо понять несколько простых вещей. Самое главное - у вас нервное переутомление. Понятно? Вы потеряли сознание не случайно. Нервные центры испытали чрезмерное напряжение, перегрузку. Значит, вам необходим покой. - Лечащий врач, бритый, невысокого роста, толстяк, многозначительно поднял указательный палец: Абсолютный покой!
      - До каких же пор?
      - Еще денек-другой такого режима, и тогда сделайте одолжение. А пока лежите смирно. Я даже прогулку не могу разрешить. Нельзя рисковать. Спокойствие и спокойствие!
      - Хорошее "спокойствие"! Я могу быть спокоен не раньше, чем отчитаюсь перед начальством... Доктор, давайте условимся так: вы немедленно отпускаете меня к месту работы, я докладываю что надо, возвращаюсь и снова ложусь. Хоть на месяц, на любой срок. Тогда я буду действительно спокоен.
      - Ничего, ничего, потерпите еще немного. Кстати, к вам идут...
      Воспользовавшись удобным предлогом, врач ловко повернулся на каблуках и скрылся, довольный, что ему удалось освободиться от настойчивого пациента. В дверях показались Людмила Николаевна и Наташа. Девушка держала букет осенних цветов.
      - Мама, Наташа! Ах, дорогие мои! - Одинцов сел в постели и протянул руки навстречу. - Вот видите, всё в порядке!
      - Ты жив, Володенька! - спрашивала мать. - Не ранен?
      - Цел и невредим, мама!
      Но Людмила Николаевна не могла успокоиться и все повторяла вопросы, не дожидаясь ответа.
      - Видишь, мама, мы снова вместе.
      - А мы с Наташенькой всякий сон потеряли. Что только не пережили! Измучились! О последней ночи лучше и не вспоминать.
      Наташа молчала. Улыбаясь, она села на край постели и тонкими пальцами коснулась руки Владимира. Она только глядела на него, но этот взгляд выражал очень много. И радость от сознания, что страшное осталось позади, и еще неизжитая тревога за любимого человека, гордость за него - все эти чувства светились в ее взоре.
      Одинцов увидел столько ласки и тепла в ясных глазах девушки, что ему вдруг стало очень хорошо на душе и в то же время чуть-чуть неловко. Всегда бывает совестно, если приходится доставлять беспокойство своим близким.
      - Ну, как ты себя чувствуешь? - не могла оторваться от сына Людмила Николаевна.
      - Великолепно, мама! - смущенно отвечал он. - Когда же вы наконец привыкнете? Такая у меня профессия. Только со стороны все кажется ужасным. На самом деле...
      - Ну, что на самом деле? - горестно спросила Людмила Николаевна.
      - Спокойно и просто, как на Земле. Все построено на точном математическом расчете. Случайности исключены.
      - Почему же так волновались твои начальники и товарищи? - спросила Людмила Николаевна. - Они не хуже тебя знают все расчеты.
      - Волновались?
      - А как же.
      - Да, мне здорово влетит!
      - Как же тебе могло прийти в голову, Володя - не могла успокоиться Людмила Николаевна. - Отважиться на такое дело без разрешения? Даже Сережа боялся, что ты можешь погибнуть.
      - Зато рекорд!
      - Рекорд? Но ведь такие вещи готовятся заранее, а ты полетел без предупреждения.
      - Хоть бы меня предупредил, бессовестный мальчишка! - улыбнулась Наташа.
      Ее намерение устроить Владимиру головомойку растаяло как дым.
      - Вопрос был со всех сторон продуман, - упрямо повторял Владимир, расчеты произведены и проверены. А начальство не давало разрешения! Я спорил. Доказывал. Безрезультатно! Что оставалось делать?
      - Ответ простой, - сказала Наташа: - надо было отложить, если не дают разрешения. Ты на службе.
      - Ах, Наташа, - отмахнулся Владимир, - так я и делал! Ждал. Но всякому терпению бывает конец. Я не выдержал и решил произвести опытную посадку на свой страх и риск. Там видно будет.
      - А если бы ты разбился? - тихо спросила Людмила Николаевна.
      - Это было исключено! - уверенно заявил Владимир. В его глазах можно было прочитать искреннее удивление по поводу всех этих наивных, с его точки зрения, страхов и тревог. Это была такая глубокая убежденность, что мать безнадежно вздохнула и поспешила перевести разговор на другую тему.
      - Ну, расскажи нам, Володенька, про свой полет. Воображаю, что ты пережил.
      - Да как сказать... - протянул он задумчиво. - Конечно, было тяжеловато...
      - Только, пожалуйста, подробно рассказывай, - вмешалась Наташа, - а то я тебя знаю. Ответ в четыре слова: вылетел, прилетел, все благополучно.
      - Ладно, ладно, ничего не скрою! - рассмеялся Владимир.
      Он с удовольствием потянулся на кровати, заложил руки за голову и минуту вспоминал что-то, словно спрашивая себя, как лучше приступить к повествованию. Потом стал рассказывать, начав с того, что каждый очередной космический полет не похож на другой и всегда интересен, а последний был особенно увлекательным.
      Ему легко можно было поверить. Постепенно пришедшее к практическому разрешению этой задачи и приученное последними достижениями науки к космическим полетам, человечество сравнительно спокойно пережило такие события, как, например, полет вокруг Луны. И все-таки подобные вещи находились на границе того, чему можно верить. Конечно, история космических полетов началась с посылки на Луну ракет, управляемых по радио. Но при посадке на Луну, они неизменно выходили из строя. И до сих пор не удалось получить достаточно подробные и точные данные о состоянии лунной поверхности, а без этого нельзя было и думать о высадке на ней человека. Космические ракеты с экипажем уже не раз летали вокруг Луны, но не ближе, чем на расстоянии, равном ее поперечнику, то есть около 3500 километров. Полеты на более близком расстоянии считались опасными, так как в этой зоне автоматические ракеты по неизвестным причинам теряли управление и погибали.
      Однако астрономические наблюдения все больше и больше подтверждали высказанное некоторыми советскими учеными предположение, что на Луне есть атмосфера, хотя и очень разреженная. Перед Одинцовым поставили задачу: приблизиться к лунной поверхности на 150-200 километров и на самой малой скорости, какая только возможна, несколько раз облететь вокруг Луны. Выполняя это задание, Одинцов должен был зафиксировать такие подробности лунного мира, которые еще никто не видел.
      На путешествие туда и обратно требовалось около шести суток, но запасы горючего, кислорода, воды и пищи были взяты в двойном количестве. К этому полету готовились особенно тщательно и долго. Заранее изучили маршрут и режим полета на всех этапах. Автоматические приборы без всякого участия пилота включали и выключали в нужное время двигатель, изменяли скорость и направление космического корабля. Более двух суток Одинцов мог ни о чем ни заботиться, целиком положившись на надежность этих необычайно сложных аппаратов, заменяющих человеческие глаза и даже мозг, и беречь свои силы. Зато при полетах вокруг Луны ему пришлось непрерывно бодрствовать и ни на одну минуту не покидать рубку. Неудачи с посадкой автоматических ракет предупреждали о каких-то еще неведомых опасностях, и пилот был вынужден все время находиться начеку. Тонкости управления полетом ракеты на малых высотах нельзя было доверить приборам. Здесь требовались действия сознательного существа.
      Рассказ походил на лекцию, хотя Владимир и не был любителем подобных докладов.
      - В конце третьих суток, - рассказывал он, - я стал на пост. Ну, как полагается, проглотил таблетку от усталости, выпил горячего кофе и перешел в рубку. Луна была совсем близко. Можно было невооруженным глазом хорошо видеть ее поверхность. Горы, долины, весь лунный ландшафт.
      - Подумать только, - мечтательно произнесла Наташа, - мчаться в мировом пространстве! На Луну! Как это интересно!
      - Конечно, интересно, - согласился молодой человек. - Ради таких переживаний и стоит летать... Но слушайте дальше!
      - Слушаем, слушаем! - в один голос заверили его мать и невеста.
      - Так вот. На чем я остановился? Да. Ведь что происходит? На расстоянии 38400 километров от центра Луны ракета, покинувшая Землю, достигает точки, где притяжение обеих планет уравновешивается. После этого Луна оказывает большее влияние, и космический корабль в СУЩНОСТИ падает на ее поверхность. Так было и со мной. Лечу! Сердце готово разорваться! Так бывает всегда, когда приближаешься к Луне. Надо ясно представить обстановку, чтобы это понять. Человек в свободно падающем теле по-прежнему не ощущает своего веса, но в какое-то мгновение психологически вдруг начинаешь сознавать, будто Луна уже не впереди, а ниже, как бы под ногами. В зрительном отношении ничего не изменилось: Луна по-прежнему виднелась прямо передо мной. Как стена. Но всем своим существом я чувствовал, что ракета стремительно несется вниз. Подобно пикирующему самолету.
      - Страшно, - повела плечами Наташа. Владимир дружески ей улыбнулся и, гордый своим превосходством над простыми смертными, продолжал:
      - Немало времени прошло в падении. Наконец вижу: альтиметр показывает около 500 километров от лунной поверхности. Так близко от Луны люди еще не бывали. Раздумывать некогда. Отсюда было видно уже не более одной трети планеты, настолько она приблизилась.
      - Что ты видел и пережил! - восхищалась Наташа. Владимир продолжал рассказ. Крупные фотографии Луны висели в рубке ракеты. По ним было нетрудно узнать ее горные хребты: Лунные Альпы и Апеннины, кратер Коперника и кратер Тихо, Прямую Стену. Все это отчетливо рисовалось на светлой поверхности, которая приближалась и приближалась, летела навстречу. При скорости более 2 километров в секунду, какую имела ракета, надо было немедленно переходить в полет по окружности. Эта скорость уравновешивала силу притяжения Луны.
      - Я включил двигатель, - рассказывал Владимир, - и слегка повернул руль. Меня сразу же плотно прижало к сиденью. Это всегда так. При выходе из пике. Чувствую, темнеет в глазах. Но тут же все прошло. Поверхность Луны постепенно ушла вниз. Теперь я смотрел на Луну сверху, как при всяком нормальном полете. Снижаться до заданной высоты в 200 километров надо было путем постепенного спуска по спирали. Я включил автоматические приборы управления и перешел к наблюдению. Начиналась самая интересная часть полета - над той стороной Луны, которая не видна с Земли. Да! В течение нескольких часов я летал вокруг Луны. Мне нужно было основательно изучить эту сторону как при солнечном свете, так и во мраке. Сделать снимки на близком расстоянии, причем не только днем, но и в ночное время.
      - Как же можно фотографировать ночью?..
      - Я снимал при помощи осветительных ракет. Правда, на Луне нет плотной атмосферы и нельзя применить парашют...
      - Как же тогда?
      - Закон инерции помогал. Ракеты, выброшенные за борт, летели в ту же сторону с прежней скоростью. Все было предусмотрено!
      Ночные фотографии, которые сделал Владимир, были интересны потому, что на Луне крайне резки температурные колебания. Ночью ее поверхность не только темна, но и охлаждается почти до 150 градусов ниже нуля, а днем, наоборот, раскаляется до 120 градусов. Сравнение снимков одной и той же местности, сделанных в различных условиях, вроде как на Земле летом и зимой, могло дать много нового для науки.
      - Понятно, понятно! - торопила рассказчика Наташа. - Говори скорее, что ты увидел неизвестного. Сгораю от любопытства. А ты сегодня как лекцию читаешь.
      - Удалось разобраться в некоторых спорных вопросах. Сперва я летел высоко. Километров на двести. Но и на такой высоте стало видно многое, чего нет ни на каких картах. Невидимая сторона Луны имеет еще более неровную поверхность, чем известная. Хаос! Первозданный хаос! Беспорядочное нагромождение горных хребтов и ни одного ровного места, ни одной площадки, удобной для посадки. Огромные пространства завалены каменными глыбами.
      - Значит, нелегко будет высадиться на Луне? - заметила Наташа.
      - Труднее, чем на любой другой планете. Я всегда так думал. Но даже без посадки мне удалось обнаружить удивительные вещи.
      - Как ты тянешь! - покачала головой Наташа.
      - Можете себе представить! На той стороне Луны много глубоких трещин. На глаз они протяженностью от 10 до 40 километров. Почти отвесные стены уходят куда-то в недра. А Солнце в эту пору лунных суток светило не прямо, а сбоку, так что свет проникал далеко в глубину одной из таких трещин, довольно извилистой. Длина ее километров пятьдесят, я летел над ней почти целую минуту. И что же получилось? Солнечные лучи позволили заглянуть в ущелье поглубже. Я к этому времени спустился до 50 километров, не выше. И я увидел...
      Наташа, сама того не замечая, в волнении стиснула Володе руку.
      -...я увидел облака! Самые обыкновенные облака! Представьте себе! Они клубились, как дым, в этих провалах. Быть может, то были пары от вулканических процессов, еще про протекающих где-то в недрах планеты. Не знаю. Возможно и другое: в глубине расщелин сохранились остатки лунной атмосферы и даже влаги. Но я видел эти пары совершенно ясно. Фото помогут разобраться, в чем тут дело.
      Наташа на минутку задумалась.
      - А что, если там, внутри, куда не проникают солнечные лучи и не достигают морозы, еще чувствуется внутренний жар и теплится жизнь?
      - Не знаю. Здесь можно строить какие угодно предположения. Есть и другие чудесные явления.
      Людмила Николаевна слушала, не проронив ни одного слова. Она не очень-то разбиралась в этих вещах, в астрономии и астронавтике, но говорил ее сын.
      Владимир опять обратился к Наташе:
      - Ты, может быть, слышала, что многие астрономы заметили, как во время полнолуния, когда обращенная к нам сторона Луны освещена солнцем, темные пятна на лунной поверхности увеличиваются в размерах и чернеют? Это особенно заметно в кратере Платона, но причина остается загадкой. Кажется, я понял, в чем там дело.
      - В чем же?
      Молодой человек заметил любопытство в глазах Наташи. Улыбнувшись ей, он сделал паузу.
      - Это растительность, но своеобразная. Тут, конечно, не может быть и речи о каких-нибудь деревьях или даже кустарниках. Скорее всего это большие колонии черных грибов. Они вырастают и созревают за несколько часов, пока греет солнце, а во время лунной ночи умирают.
      - Как интересно! - Наташа сцепила пальцы и положила руки на колени.
      - Да, много интересного узнают люди. Еще раз переживая полет, Владимир от волнения приподнялся и снова сел на постели:
      - Знаете, дорогие мои, трудно найти слова, чтобы все это как следует описать, рассказать! Вблизи все выглядит иначе, чем с Земли. Мы привыкли думать, будто Луна - это мир, почти лишенный красок. Однообразные серые скалы, черные тени, а вокруг небо как из черного бархата. Ну, звезды сияют. И больше ничего! Так описывают Луну наши книги. А на самом деле все обстоит по-другому. Оказывается, лунный ландшафт богат красками. И самыми яркими! Правда, небо черное, но тени не такие уж густые, как принято думать. Ведь, говоря о Луне, мы обычно забываем об отраженном свете. Как это художники называют...
      - Рефлексы?
      - Кажется, рефлексы. Лучи солнца отражаются в разных направлениях от скал, от неровностей почвы и значительно осветляют... ну, разнообразят тени. А горные породы окрашены в самые различные цвета. Тут и белые скалы, и желтые, и розовые, и синие. Какие угодно цвета! Даже зеленые и красные. Издали Луна кажется одноцветной, все оттенки сливаются в монотонную серость, а вблизи другое дело: лунный пейзаж полон своеобразной красоты. Но он суровый, дикий. Особый колорит придает Луне чернота неба. Понимаете? Как бы подчеркивает всю яркость красок.
      - Понимаю, - кивнула головой Наташа. - Говорят, что Луна - холодный космический труп, вечно сопровождающий Землю. А мне приходит в голову другое сравнение...
      - Какое?
      - Когда ты рассказал это, мне вспомнились пирамиды - саркофаги фараонов. Они тоже скрывали мертвецов. А когда заглянули в эти каменные гробницы, то оказалось, что там скрываются яркие краски - образы давно исчезнувшей жизни.
      - Что-то в этом роде.
      - Так и Луна. Это великолепный саркофаг! Но это так, между прочим. Полет фантазии... Значит, ты облетел Луну несколько раз? И потом улетел обратно?
      - Сфотографировал ее со всех сторон и улетел. Мало того. Я ведь летел очень низко, где еще никто не бывал. Автоматические приборы взяли пробы той среды, в которой пролетала ракета. Если на Луне есть хоть малейшие следы атмосферы, мы узнаем теперь ее состав. Температура Луны до сих пор измерялась на ее изображении в телескопе посредством термопары, как средняя. А мне удалось измерить отдельно температуру освещенных и теневых мест на дневной стороне... Понимаете, как это важно?
      Наташа, видимо, не понимала, почему это важно. Владимир с увлечением объяснял:
      - Как ты не понимаешь! По этим температурам можно будет понять, какие физические явления происходят на Луне. Я собрал много и других данных. Например, о состоянии магнитного поля Луны...
      - Ты у меня молодец! - улыбалась счастливая Людмила Николаевна.
      - Ну вот. Покончив с делами, я отправился в обратный путь. При очередном обороте, когда в поле зрения ракеты снова появилась Земля, я включил двигатель.
      - Но почему ты очутился в Черном море? - спросила Наташа и строго нахмурила брови. - По-мальчишески как-то!..
      Владимир опустил глаза:
      - Я не мог иначе поступить. Послушайте, и вы поймете. До тех пор пока факты не убедят, что современные космические корабли вполне могут совершать посадку на небесные тела, астронавтика будет стоять на месте. Летать вокруг Луны? Этого недостаточно. Пора делать что-то другое. Вот я и рискнул. Тут не озорство, а вперед идти хочется... Надо было доказать возможность и целесообразность посадки на водную поверхность.
      - Ты очень рисковал! - покачала головой Наташа. - И еще неизвестно, чем все это кончится.
      - Чем кончится? Попадет, конечно. Это как пить дать! Но в душе я убежден, что поступил правильно.
      Владимир плотно сжал губы. Он предвидел весьма неприятный разговор с начальством и последующие кары.
      Людмила Николаевна материнским сердцем поняла его настроение.
      - Рассказывай уж до конца.- Она ласково провела рукой по голове сына. - А там видно будет.
      - Да, я нарушил дисциплину! Вместо того чтобы направиться на внеземную станцию, как было сказано в приказе, я прошел стороной, - Владимир показал рукой воображаемое отклонение, - и прямо на Землю! Там, конечно, подумали...
      - На станции?
      - На станции, - кивнул головой Владимир. - Будто ракета потеряла управление. А на самом деле я уверенно вел свой корабль. Начался самый интересный отрезок полета. Земля была близко. Скорость достигла 10 километров в секунду. Можете себе представить! Более 36 тысяч километров в час!
      - Как страшно, Володенька! - вздохнула Людмила Николаевна.
      - Следовало подойти к Земле под некоторым углом. И обязательно со стороны, соответствующей вращению вокруг оси. Понимаете? Надо было догонять Землю, а не лететь ей навстречу. Так легче снизить скорость относительно ее поверхности, а потом постепенно перейти в спираль.
      - Это трудно?
      - Довольно сложная штука. Надо пролететь известное расстояние в верхних слоях атмосферы, возвратиться снова в пустоту, описав эллипс, и тормозить, тормозить... Ну, когда приборы показали, что скорость упала до НУЖНОЙ величины, ракета перешла в полет по окружности. Здесь я выдвинул добавочные стабилизаторы. Они во время полета сложены внизу ракеты, вдоль ее корпуса. Получились как бы крылья. Короткие, но довольно широкие. Эти плоскости давали возможность планирования по мере погружения в более плотную атмосферу. По расчету... у меня, знаете, все было высчитано... я должен был держаться в воздухе до тех пор, пока скорость не упадет примерно до 400 километров в час. Тогда уже не составляло особого труда выйти на широту Крыма. Здесь планирующий полет перешел в падение, и я едва успел выбрать точку для посадки. Ну, а остальное вы знаете.
      Обе женщины громко вздохнули.
      - Удар о воду был ужасен? - спросила Наташа.
      - Удар как удар. Ничего особенного. Со стороны, вероятно, казалось очень страшно. Дело в том, что последние мгновения перед падением мне удалось лететь параллельно поверхности моря. Ракета снабжена аэродинамическими рулями, и они прекрасно действовали при большой скорости в атмосфере. Я потерял сознание не от удара, а от большого нервного напряжения. Ну и от температуры, конечно.
      - А в те часы, когда ракета носилась по волнам? - спросила Людмила Николаевна.
      - Что?
      - Ну, что ты тогда переживал?
      - А я был без сознания. Мать опять вздохнула.
      - Ты же понимаешь, мама, - Владимир даже взъерошил волосы от волнения, надо было начать! Трудно только в первый раз. Теперь, когда будут расшифрованы записи приборов, мы, пилоты, найдем и лучший режим для спуска. Маленькая ошибка все-таки была - в угле подхода к поверхности моря. Поэтому ракета и ударилась слишком сильно. Второй раз будет легче. Она поплывет, как утка...
      - Володенька, - слабо улыбнулась Людмила Николаевна, - ты все говоришь о следующем полете. А мне хотелось бы одного.
      - Чего?
      - Чтобы этот был последним.
      - Это невозможно, мама!
      - Да, знаю, родной. Подчиняюсь неизбежному. Но пойми и ты меня. Ведь мать всегда остается матерью. Каждая мать хочет, чтобы ее птенцу было хорошо и не угрожала никакая опасность. А ты очень беспокойный птенец!
      Вместо ответа Владимир порывисто прижал к своей груди голову матери и с нежностью поцеловал ее седые волосы.
      - Ничего, дорогая, ничего! - приговаривал он. - Чего ты боишься? И разве тебе не приятно, что твой сын добился своего?.. Задача, мамочка, решена! Это главное!
      В дверях палаты показалась дежурная сестра. Она не решалась нарушить беседу, хотя время визита давно истекло. Может быть, Владимир Одинцов действительно нарушил правила и требования дисциплины, но для медсестры он был героем дня.
      Людмила Николаевна ничего не ответила, а Наташа посмотрела на Владимира с каким-то особенным выражением. Глаза ее блестели, и грудь высоко вздымалась под легким черным платьем, которое делало ее строгой и стройной.
      - Ты прав, Володя! - сказала она после минутного молчания. - И в самом деле ты не мог поступить иначе. Я понимаю... - Она покраснела и прибавила: - И горжусь!..
      Владимир глядел на нее не отрываясь.
      - Да, да, я горжусь тобой! Ты смелый! Но мы две слабые женщины. Если бы ты знал, как страшно, когда ты там летишь! Невольно начинаешь думать: что с ним? Из-за малейшей ошибки, из-за какой-нибудь случайности... Ну ладно, об этом потом. Я еще тебе намылю голову, гадкий, гадкий...
      Медсестра в дверях укоризненно и смущенно улыбалась, склонив голову набок.
      Наташа увидела ее и улыбнулась в ответ. Она была счастлива, поэтому ни на кого не могла сердиться.
      Женщины поднялись.
      - Ну, прощай, милый! - сказала Наташа.
      - Прощай, дорогой! - повторила за ней Людмила Николаевна. - Поправляйся скорее. Если бы ты знал, как мы обе ждем тебя домой!..
      Они направились к двери.
      Это было как раз вовремя: из-за спины дежурной сестры уже виднелось хмурое лицо Сандомирского. Еще когда он шел по коридору, Владимир услышал знакомые шаги и в самом ритме их почувствовал гнев. Седые волосы и лихие генеральские усы еще больше оттеняли загар лица. Брови были грозно насуплены. Все это не предвещало ничего хорошего для молодого "мятежника".
      При виде начальника Одинцов сделал попытку приподняться, готов был даже вскочить и вытянуть руки по швам.
      - Лежи, лежи! - махнул рукой Сандомирский и поморщился. - Раз брякнулся на Землю - так лежи!
      У него была отеческая манера говорить с молодыми подчиненными на "ты". Пилот посмотрел на него с удивлением. Этой манеры старик придерживался только в хорошем настроении. Выходит, не так уж он сердит, товарищ Сандомирский? Но Одинцов все-таки почел своим долгом обидеться на небрежные слова начальника.
      - То есть как это "брякнулся", Николай Александрович?
      - Очень просто. Свалился с Луны на Землю, и все.
      - По всем правилам посадил ракету! - возразил Одинцов.
      - Не знаю таких правил, чтобы садиться в Черное море. Посадку считаю вынужденной, значит, аварийной. Следовательно, пилот Владимир Одинцов упал на своем снаряде и оказался в госпитале. Ну, а теперь рассказывай. Как себя чувствуешь?
      - Отлично!
      - Ну и хорошо... А зачем сюда прилетел? Кто позволил?
      - Николай Александрович! Вы же прекрасно знаете... Расчетами доказ...
      - Ничего не доказано. Я их не утверждал! - Сандомирский резко махнул рукой.
      - Но ведь расчеты-то существуют, Николай Александрович! Все вычисления показали, что можно использовать атмосферу для торможения. Использовать - и с полной безопасностью приземлиться. Надо было проверить на практике. Иначе нельзя, если мы хотим идти вперед.
      - Разрешение на такой эксперимент было дано?
      - Николай Александрович!..
      - Не было. Так и запишем. А была такая посадка связана с риском для пилота? Была опасность потерять материальную часть?
      - Вся наша работа связана с риском, Николай Александрович.
      - Риск сведен к минимуму строгими правилами. А твоя попытка - риск непродуманный, необоснованный! Это вопиющее нарушение дисциплины! А еще лучший наш пилот!.. Ума не приложу. Выходит, что совершенно сознательно, невзирая на мой приказ, ты изменил маршрут и взял курс на Землю?
      - Точно так!
      - Зачем же ты это сделал?
      - Не было другого выхода. Вы же никогда не дали бы согласия на такой опыт. А вопрос назрел. Решил пойти на риск.
      - Какой же толк в твоей выходке? Что ты доказал? Посадил ракету на воду без серьезных повреждений? Допустим. Ну, а что дальше? Ведь ты же прекрасно знаешь: первая задача - высадка на Луне, а где там вода?
      Одинцов опустил голову.
      - Никакого смысла в твоей затее не было и нет, а дисциплина нарушена, и серьезно! И где? На внеземной станции! Анархия, произвол! Совершенно недопустимо!..
      Одинцову нечего было возразить против этих справедливых упреков. Он сам знал, что дисциплина на внеземной станции была священной. Малейшее отклонение от нее могло повлечь за собой гибель людей и крушение всего. Он слушал горькие слова Сандомирского и не пытался возражать.
      - И в какое положение ты меня поставил?! - бушевал Сандомирский. - Что мне теперь с тобой делать? Не могу же я прощать подобные вещи. Какой пример для других! Все развалится...
      - Готов нести ответственность.
      - И понесешь!.. Само собою понятно, что продолжать работу наверху тебе больше не придется...
      На лице Владимира Одинцова изобразилось изумление.
      - Да, да! Нельзя доверять космические корабли пилотам, которые позволяют самоуправство. Ракету перегонит на станцию Николаев. А ты, как выйдешь из госпиталя, отправишься в Одессу, на нашу земную станцию. Я поговорю с начальником. Подыщем для тебя дело на Земле. Потом видно будет.
      - Отстраняете от полетов? - вздрогнув от обиды, произнес Одинцов.
      - Безусловно! Как бы хорошо я к тебе ни относился, но тут, братец, иначе не могу поступить. Служба есть служба!
      - Есть... - едва слышно произнес Владимир. Но жесткая, упрямая складка между бровями стала теперь еще виднее. - Есть, товарищ начальник! - повторил он сквозь зубы. - А все-таки я прав, и мой полет не пройдет бесполезно.
      - Что ты хочешь этим сказать? - нахмурился Сандомирский. - Опять за старое?
      - Моя правота доказана. Теперь всем ясно, что космический корабль можно посалить на поверхность планеты, не потратив на это ни одного грамма горючего, если, конечно, есть атмосфера. Для полета на ЛУНУ мой опыт действительно не имеетзначения, а вот для другого...
      - Для чего же именно, позволь тебя спросить? - распушил усы Сандомирский.
      - Я уже сказал: для дальнейших путей астронавтики. Стараясь во что бы то ни стало высадиться на Луне, мы только зря теряем время. Надо идти другой дорогой! Теперь всем ясно, что прежде всего надо лететь на Венеру. Если там есть вода, посадку можно сделать. А вода должна быть.
      Сандомирский тяжело перевел дух:
      - Надо лететь на Венеру или не надо - решат без тебя! Ты совершил серьезный проступок и летать вообще больше не будешь. Никуда!.. По выходе из госпиталя явишься к начальнику Одесской станции. Вот всё.
      Владимир сделал протестующий жест, хотел что-то сказать, но, безнадежно махнув рукой, закрыл глаза и откинулся на подушку. Сандомирский молча вышел из палаты.
      ГЛАВА IV,
      в которой говорится о невзрачных камнях, порождающих замечательные идеи
      Море утихло. Волны лениво набегали на берег, и снова на безоблачном небе сияло солнце. Набережную Ялты заполнила веселая и пестрая толпа отдыхающих.
      Выйдя из госпиталя, Наташа Артемьева рассталась с Людмилой Николаевной и направилась в порт. Ей захотелось побывать на своем любимом месте. В конце мола, ниже маяка, была маленькая, обращенная к морю площадка, где камни создавали подобие скамьи. Отсюда было видно далеко-далеко вокруг, а если смотреть вниз, то становилось немного жутко. Каменная стена почти отвесно уходила в море. Сначала она ясно виднелась сквозь голубоватую, кристально чистую воду, дальше становилась темнее и, наконец, совсем исчезала в бездонной черной глубине. Здесь, на этой уединенной площадке, было хорошо оставаться одной со своими мыслями или, наоборот, безмятежно греться на солнце. Тут был любимый уголок Наташи. Здесь Владимир сказал ей однажды: "Наташа, вы необыкновенная!.."
      Сейчас Наташе вспомнилось еще раз все, что было тогда: незабываемая встреча, упоительный майский вечер, прилетавшая откуда-то музыка.
      Звуки давно умолкли, а вот этот человек становится все более близким: с каждой встречей, с каждым разговором, даже с каждой размолвкой и примирением. Перед ней опять возникло лицо Владимира. Мужественное, открытое, с чистыми мыслями. Такой не обманет, не предаст, не бросит в тяжелую минуту.
      Именно на этой каменной скамье и нашел ее Сережа Николаев, обегавший всю Ялту, когда ему сказали, что Наташя ушла в город.
      - Наталья Васильевна! - крикнул он сверху, размахивая в воздухе фуражкой. - Можно к вам? Я вас по всей Ялте ищу...
      - Конечно, можно, - отозвалась Наташа. - Спускайтесь сюда!
      Юноша не стал утруждать себя длинным путем по лестнице, а одним прыжком перескочил через перила и очутился в Наташином убежище.
      - Я видел Сандомирского... - начал он.
      - Ну?
      - Плохи наши дела! - продолжал Сережа, устраиваясь рядом на камне. - Он был у Володи...
      - Я знаю. Мы видели его в коридоре.
      - Ну вот: учинил жестокий разнос и отстранил Володьку от полетов.
      - Что вы говорите!
      Наташа помрачнела. Некоторое время она молчала и смотрела на море. Сережа, всегда терявшийся в присутствии девушки, тоже молчал, не решаясь нарушить ход ее мыслей.
      Хорошо зная своего жениха, Наташа понимала, что значит для него лишиться своего любимого дела. Для такого человека быть прикованным к земле означало то же самое, что птице сидеть со связанными крыльями.
      - Куда же его теперь? - спросила она с тревогой.
      - В Одессу. На ракетодром. Будет водить наземные пассажирские корабли. "Ракетным извозчиком" станет. Спокойно, но скучновато Сандомирский даже не позволил ему привести обратно "КР-105". Перегон корабля на внеземную станцию поручен мне.
      Рассеянно покачивая ногой, Наташа смотрела вниз. В прозрачной воде плавали голубоватые медузы и иногда мелькали темные силуэты проворных рыбешек.
      Набежала волна и неожиданно подхватила и выкинула на берег одну такую серебристую рыбку. Рыбка затрепетала, забилась, но ей удалось соскользнуть в родную стихию, и она радостно скрылась в воде.
      - Ничего. - Произнесла девушка, - Володя умный. У него сильная воля. Все это тяжело, но он справится... Ведь никакого преступления он не совершил. Только поторопился немного. Скажите откровенно, Сережа...
      - Что?
      - Нельзя ли было идти другим путем? Или лететь на месяц позже, но подготовившись как следует?
      Сережа вертел в руках фуражку с белым чехлом на тулье:
      - Видите ли. Наташа... В каждом новом деле сталкиваются разные взгляды. Тут речь шла не о месяце, а о годах. Сандомирский вообще не любит торопиться. По его мнению, надо сначала летать вокруг Луны, накопить опыт.
      - Что ж - заметила Наташа, - тут тоже есть своя логика и мудрая осторожность.
      - Конечно, есть. НУ, а нам не терпится. Вот и получаются расхождения. Сколько было споров!.. У нас больше не оставалось никакой надежды на согласие командования. Владимир пошел на риск. Если бы не он, то же самое сделал бы я или Саша.
      - И вы тоже правы по-своему, - улыбнулась Наташа. - Знаете, я до сих пор под впечатлением рассказа Владимира. Невольно позавидуешь. Увлекательное ваше дело! Как в сказке! Видеть другие миры, где еще никогда не было человека! Понимаю, что вам не терпится. Ах, как жаль, что нельзя быть рядом с Володей!..
      - Как - рядом?
      - Летать вместе с ним.
      - А почему бы не так? Первая научная экспедиция на любую планету - и понадобятся люди самых разных специальностей. А вы геолог. Профессия подходящая...
      Совершенно бескорыстно Сережа готов был сделать для Наташи все, что было в его силах, - даже взять ее в межпланетное путешествие.
      - Но мало у нас занимаются звездоплаванием, - продолжал он. - Вот в чем беда! Главное, надо создать интерес в научных кругах. Тогда дело пойдет. Очень осторожности много. Того нельзя, это еще рано. Вот и сидим...
      Наташа смотрела куда-то далеко и не сказала ни слова в ответ. Сергей тоже замолчал, понимая переживания девушки.
      - Знаете. Сережа, - вдруг встрепенулась Наташа, - я плохо разбираюсь в ваших делах. Скажите мне. Только по честному! Принес пользу полет Владимира или не принес?
      Сережа ответил не сразу.
      - Я скажу так - произнес он после некоторого раздумья: - если считать, что первую высадку мы должны произвести на Луне, потому что она самая близкая к нам планета, то большого толку от эксперимента Владимира нет. Конечно, он практически доказал возможность торможения наших космических кораблей атмосферой. А какая атмосфера на Луне? И влаги там тоже нет. Значит, все это ни к чему. Но ведь есть и другие возможности. Зачем лететь на Луну, раз там нет никакой жизни? Быть может, лучше полететь, к какой-нибудь другой планеты где есть атмосфера и моря...
      Неизвестно, долго ли продолжалась бы эта беседа, но ее прервало неожиданное обстоятельство. Внимание молодых людей привлекла белая точка далеко на горизонте, с западной стороны. Она быстро увеличивалась в размерах.
      - Сережа, что это там? В море?
      Сергей всмотрелся, прикрыв глаза рукой:
      - Для парохода это слишком быстро. Для самолета - низко. Что-нибудь среднее.
      - Глиссер?
      - Вероятно.
      - Пойдем скорее на пристань! Наташа и Сергей быстро взобрались на мол и побежали к причалу дальних сообщений. Там уже собралось много народу.
      Прибытие корабля всегда волнует воображение. Он приносит с собой пленительный воздух путешествий, заставляет человека подумать о далеких странах и морях, где чудесные острова, стройные пальмы, тропические леса... Так уж повелось, что во все времена, во всех портах миря население сбегается на берег, когда приходят корабли. Большинство не ждет никого, все близкие дома, но людей влечет в порт, чтобы увидеть свидетелей другой жизни. Наташа бежала быстро-быстро. За ней спешил Сергей.
      Это был действительно прекрасный корабль. Скоро он стал виден совершенно отчетливо. К Ялте приближался морской экспресс, совершавший рейсы между Марселем и Батуми. Ослепительно белый, нарядный, трехпалубный глиссер поднимал на борт около тысячи человек. С его веранд путешественники любовались берегами Средиземного, Адриатического, Эгейского и Черного морей. Развивая скорость до 200 километров в час, такое судно совершало рейсы от Батуми до Марселя и обратно за двенадцать дней, включая стоянки во всех живописных портах. Экскурсии на таких кораблях стали любимым видом отдыха.
      Высокий, белогрудый корабль, казалось, не плыл, а летел по волнам. Окруженный облаком пены, он едва касался поверхности моря. По сторонам расходились огромные водяные палы. Приближаясь к порту, судно замедлило ход. Послышалась музыка. Под звуки марша корабль потешал к бетонному пирсу и был пришвартован к прочным чугунными стойкам. На нижнюю палубу перебросили два широких трапа, и поток пассажиров устремился на берег.
      Сергей и Наташа заняли удобное место на открытой террасе морского вокзала, откуда все было прекрасно видно.
      - Скажите, Сережа, вам интересно смотреть на лица совсем незнакомых людей? Особенно, если они приезжают издалека, - спросила Наташа. - И стараться угадать, кто они, откуда?
      Молодой человек откашлялся и хотел что-то сказать, но не успел. Наташа продолжала:
      - Куда они едут? Зачем?
      - Ответ найти нетрудно. Вот эта полная негритянка, наверно, едет из какого-нибудь порта Северной Африки. Видите, как она осматривается по сторонам? Должно быть, первый раз у нас.
      - А посмотрите на эту пару. Брюнет с усиками и рядом изящная, хотя и некрасивая женщина. Держу пари, что это французы. Едут из Марселя.
      - За ними целое семейство. Жгучие брюнеты. Греки, должно быть.
      - А может быть, итальянцы?
      - Может быть, и итальянцы. Веселый народ... А что вы скажете про этого человека. Видите? Только что вступил на трап. С бородой. За ним два негра...
      Внимание Сергея привлек к себе высокий мужчина, лет сорока пяти, хорошо сложенный, но казавшийся худощавым из-за своего роста. Бледное продолговатое лицо обрамляла черная, клинышком бородка и пушистые усы. Густые брови и золотые старомодные очки скрывали глаза. Он был без шляпы. Ее заменяли длинные русые с проседью волосы, не закрывавшие высокий лоб. Это был огромный лоб человека, который привык думать. Светлый костюм хорошо облегал его сильную фигуру. Легкое пальто было переброшено через руку. В другой руке приезжий нес небольшой чемодан из коричневой кожи.
      - Да я его знаю! - воскликнула Наташа. - Это академик Яхонтов. Замечательный ученый! Не слышали?
      - Признаться, не слышал.
      - Ну как же! Он у нас читал палеонтологию в Московском геологоразведочном. Геолог по основной специальности, но широко образованный человек. Прекрасный лектор! Мы все были от него без ума. А знаменитая экспедиция в Антарктику! Помните? Исследование отложений глубоких океанических впадин... Неужели не слышали? О6 этим много писали. Весь мир говорил о нем тогда...
      - Что-то читал. Большой специалист?
      - Да, очень известный ученый. Если бы вы знали, как я рада, что Виктор Петрович в Ялте. Он-TO мне как раз и нужен. Блестящая идея!
      - Какая же, позвольте спросить?
      - У каждого могут быть свои секреты.
      - Извините.
      Наташа простилась с Сергеем и поспешила домой. Потом она долго возилась с чемоданами, разыскивая что-то.
      Вечером она появилась в вестибюле гостиницы "Центральной", расположенной на берегу моря, несколько восточнее порта, ближе к Массандре, и осведомилась у дежурного:
      - Скажите, у вас остановился академик Яхонтов?
      - У нас. Комната номер двести четыре, второй этаж, направо по коридору.
      - Мне бы xoтелось с ним переговорить. Нельзя ли вызвать его по внутреннему?
      - Пожалуйста.
      Девушка сняла трубку. Через мгновение на экране видеофона появилось лицо академика.
      - Виктор Петрович, - просительно произнесла Наташа, - вряд ли вы меня помните. Моя фамилия Артемьева. Я слушала ваш курс в Московском геологоразведочном. Два года назад...
      Академик улыбнулся.
      - Наталья... - начал он.
      - Васильевна.
      - Совершенно верно, Наталья Васильевна. Зачем же вы так плохо обо мне думаете? Я помню всех своих студентов. Во всяком случае, тех, кто был в числе лучших. У вас, товарищ Артемьева, насколько мне помнится, было тяготение к научной работе. А затем вас увлекла разведка. Не так ли?
      - Да, Виктор Петрович.
      - Видите, я помню. Что же вы сейчас делаете?
      - У меня к вам несколько вопросов, Виктор Петрович. Необходимо посоветоваться.
      - Ну что ж. Вы где сейчас?.. Внизу? Поднимайтесь. Всегда рад вас видеть. Мой номер...
      Наташа поправила перед зеркалом прическу и через несколько минут была в комнат ученого. Он сидел, откинувшись в кресле и протянув на стол большие и нервные, но очень правильные по форме руки с длинными пальцами.
      Когда девушка постучала и появилась в дверях, Виктор Петрович поднялся к ней навстречу, усадил в кресло и вернулся на свое место, приготовившись слушать.
      - К вашим услугам, - сказал он с улыбкой.
      - Я должна все рассказать по порядку, - смущаясь, начала девушка.
      - Очень хорошо!
      - Видите ли, в прошлом году мы проходили преддипломную практику в районе Байкала. Как вам известно, там выходят на поверхность древнейшие архейские породы: гнейсы, сиенит-гранты и другие. И можете представить мое изумление, когда оказалось, что рядом обнаружены месторождения мрамора, начатые разработкой.
      Ученый внимательно слушал, стараясь понять, к чему клонится разговор.
      - Если я правильно вас понял, мрамор находится в непосредственной близости к древним кристаллическим породам? Именно это вас поразило?
      - Да.
      - Догадываюсь. Мраморы - это осадочные породы. Известняки, подвергшиеся затем изменениям под влиянием высоких температур и давления. Принято думать, что они гораздо более позднего, притом органического происхождения. Понимаю ваше изумление. Присутствие мрамора среди древнейших пород - явление, до сих пор не отмеченное в науке.
      - Вот в том-то и дело, Виктор Петрович!
      - Хм... Продолжайте, продолжайте! Это очень интересно.
      - Услыхав о разработках, я сейчас же отправилась туда. Месторождение небольшое, причем к одному концу залежи качество камня, как мне сказали, гораздо хуже.
      - По-видимому, там были органические отложения, еще не подвергшиеся кристаллизации.
      - Кажется, так. Когда я пришла на место, картина была ясна. Передо мной оказались древнейшие известняки, несомненно созданные еще в архейскую эру. Окружающие сверху и снизу породы не оставляли в этом никаких сомнений. И самое замечательное, Виктор Петрович, что некоторая часть этих отложений вследствие какой-то случайности осталась в первозданном виде. У меня даже дух захватило, когда я сообразила, в чем тут дело.
      - Могли сохраниться остатки древнейших живых организмов того геологического периода, где мы только допускаем присутствие жизни, но до сих пор не имеем никаких прямых доказательств.
      - Вот именно. Я не пожалела провести в поисках несколько дней, и мне действительно удалось найти кое-что. Хочу вам показать. Вот эти образцы!
      Один за другим Наташа доставала из портфеля небольшие куски камня и передавала их академику.
      Непосвященный человек не заметил бы ничего особенного в этих кусках белого и серого камня, ничем не примечательного на вид, но острый глаз ученого мгновенно оценил все значение находки. Длинные пальцы академика осторожно, как драгоценности, брали то один, то другой кусок. Каждый образчик подвергался самому тщательному и всестороннему осмотру. Откуда-то появилась огромная лупа. Наташа с интересом наблюдала за выражением лица Яхонтова. Он весь преобразился. Глубоко сидевшие глаза блистали юношеским огнем. Академик о чем-то напряженно думал...
      - Значение находок трудно переоценить, - наконец сказал он. - Здесь находятся не только следы растений и животных. Есть и отпечатки, которые на редкость хорошо сохранились. Как будто еще неизвестные палеонтологам формы. Возможно, они относятся к древнейшим периодам архейской эры, однако сравнительно высоко развиты. Мне всегда казалось, что начало возникновения жизни на Земле, должно быть отнесено намного дальше в глубину времен, чем думают ученые. Очень интересно!
      Волнение академика было понятно. Известно, что в начале архейской эры на Земле были весьма высокие температуры, а в атмосфере почти отсутствовал свободный кислород. Остатки живых существ, найденные Наташей в древнейших породах, как будто изменяли привычные представления о температурных границах существования растений и животных. Ведь принято думать, что жизнь может существовать только в пределах от нуля до 99 градусов Цельсия в обе стороны и лишь некоторые виды бактерий и споры плесневых грибков сохраняются и при температурах от плюс 180 до минус 260 градусов. Получалось так, что находки Наташи как будто подкрепляли догадки некоторых ученых, в том числе академика Яхонтова, что эти пределы относятся только к жизни в ее теперешней форме, присущей нашей планете и нашему времени. Возможно, что таков результат длинного пути эволюции. Допустимо предположение, что жизнь возникла при гораздо более высоких температурах и при отсутствии кислорода. Наоборот, именно интенсивное ультрафиолетовое излучение, которое не задерживал кислород атмосферы, и могло создать условия для синтеза первых белковых молекул, значительно отличающихся от современного белка. Будучи проще по своему химическому составу, эти молекулы и явились первыми формами жизни, существовавшей в таких условиях, какие непереносимы для белковых тел нашего времени.
      Нервные руки ученого все время находились в движении. Снова и снова он перебирал образцы горных пород, стараясь увидеть за невзрачными камнями удивительные картины древней жизни.
      - Ведь я недаром потратила столько времени на поиски? И не напрасно беспокою вас? - тайно ликовала Наташа.
      - Что вы! Что вы! Наоборот. Найденные вами окаменелости имеют огромное принципиальное значение. Если это действительно так, то они приближают нас к познанию тайны происхождения живой материи, а этот вопрос чрезвычайно интересен и для меня лично. Это целый вклад в науку, дорогая!
      - Что вы, Виктор Петрович! - смутилась Наташа.
      Яхонтов вдруг поднялся и стал ходить по комнате, заложив руки за спину.
      Академика Яхонтова видели на многих всемирных конференциях по вопросам геологии и палеонтологии. О нем писали не только специальные издания, но и газеты всего мира. Его черная бородка пользовалась большой популярностью. Некоторые не совсем доброжелательные коллеги даже утверждали, что эту бородку он отпустил еще в студенческие годы для увеличения своей популярности. Когда академику передали об этом, он поморщился: "Гм... Мне некогда было бриться для этих франтов..."
      Это был не только первоклассный ученый, но и замечательный человек, обладавший огромной волей и золотым сердцем, бескорыстно преданный науке, чутко относившийся к молодежи и к своим помощникам, хотя, может быть, и страдавший в глубине души, что его заслуги долго не были оценены по достоинству. Только недавно он получил звание академика.
      Открытие Наташи Артемьевой взволновало ученого до глубины души. У него не было зависти. Но то, что такая молоденькая девушка сделала замечательные находки, потрясло опытного специалиста. Что это, спрашивал он себя: необыкновенные дарования, пресловутая женская интуиция или простое везение?
      - Ведь в чем здесь вопрос? - начал Виктор Петрович. - Подведем мысленно итоги. В данной области знаний до сих пор существуют только гипотезы. Правда, некоторые из них достаточно убедительны. Однако никто и никогда не наблюдал в природе и не создавал лабораторным путем тех первичных белковых коллоидов, образовавшихся в древнейших океанах, которые, очевидно, и являлись материальной основой для возникновения жизни... К этому можно было бы прибавить, что никто никогда не наблюдал и не вызывал искусственно того процесса превращения студенистых первичных белков в мельчайшие капельки, обособленные от окружающей среды, так называемые коацерваты, которые явились прообразом простейших живых организмов и переходными формами от мертвой материи к живой. Все эти сложные биохимические реакции, первые страницы таинственного процесса появления жизни, перехода материи из одного качественного состояния в другое, существуют только в представлении ученых и остаются недоступными для наблюдения и экспериментальной проверки... И вот представьте себе, ваше открытие...
      Наташа смущенно возразила:
      - Это случайность. К тому же и без моей находки наука имеет ясное представление о путях происхождения жизни.
      Наташа выпалила эту тираду и замолкла, ожидая, что ответит ученый. Но тот уклонился от прямого ответа. Она правильно поняла его красноречивую уклончивость, однако у девушки были свои причины настаивать на категорических утверждениях.
      - Пожалуй, я не так сказала, - продолжала она после короткой паузы. Наука лишь в общей форме представляет, как возникла жизнь. Возможно ли надеяться, что когда-нибудь человек познает эти процессы до конца?
      - Твердо в этом уверен! - Академик остановился посреди комнаты. - Рано или поздно тайна происхождения жизни будет открыта. Настанет время, когда человек овладеет возможностью - искусством, если вам угодно, - создавать жизнь по своей воле. Ведь научились же люди управлять такими сложными явлениями, как ядерные реакции! Вопрос только в том, когда это будет и какими путями надо идти, чтобы скорее восполнить недостающие звенья в истории эволюции...
      Наташа, видимо, только и ждала этого момента, чтобы задать вопрос:
      - А не кажется ли вам, что, оставаясь на Земле, люди никогда не сумеют разрешить эту загадку?
      - Вы хотите сказать, - подхватил ученый, - что здесь мы не в состоянии воссоздать условия, при которых происходил синтез первичных белковых тел? Согласен. Может быть, нужны другие пути. Но какие?
      - Не лучше ли искать разрешения этой задачи где-нибудь за пределами нашей планеты?
      - Мысль интересная. Вы хотите сказать, что следовало бы найти другое космическое тело, которое находится на более раннем этапе эволюции, соответствующем периоду возникновения жизни на Земле? Так я вас понял?
      - Да, Виктор Петрович. Если бы, например, доставить туда группу ученых? Воочию наблюдать все это... Проникнуть в лабораторию самой природы...
      Академик опять с удивлением посмотрел на девушку.
      - Гм... - сказал он после некоторого раздумья. - У вас, знаете, очень смелые мысли. И надо сказать, много здравого смысла. Мне и самому иногда приходило в голову, что надо покинуть Землю, если мы хотим серьезно расширить возможность изучения происхождения жизни. Беда в том, что необходимость есть, а практических возможностей я пока не вижу.
      - А если я вам скажу, Виктор Петрович, - с волнением произнесла Наташа, что такие возможности существуют? Об этом мало говорят. Вернее, перестали говорить. Но вы же знаете, что перелет на другие планеты уже осуществим. Надо лишь поставить определенную задачу.
      - Откуда у вас такая уверенность?
      - Я не совсем чужда астронавтике, - покраснела Наташа. - Мой жених - пилот космических кораблей. Его фамилия Одинцов. Может быть, слышали?
      Виктор Петрович бросил на девушку испытующий взгляд сквозь очки:
      - Это не он ли совершил рискованную посадку космической ракеты? Я читал что-то по этому поводу.
      - Он!
      Ученый с улыбкой покачал головой:
      - Смелая у нас молодежь!
      - Дело не в этом, Виктор Петрович. Владимир... Так зовут моего жениха... Он хотел доказать, что уже теперь возможно не только летать в межпланетном пространстве, но и высаживаться, где это понадобится. Опыт удался. Но Владимир летел вопреки запрещению. И вы понимаете?..
      - Уволили?
      - Уволили. За нарушение служебной дисциплины. Академик задумался, поглаживая пальцами бородку. Потом поднял голову и еще раз внимательно посмотрел на Наташу. Та не выдержала взгляда, смущенно опустила глаза. Но потом сказала:
      - Вы угадали, Виктор Петрович... Я действительно хотела бы заручиться вашей поддержкой в очень большом деле. Поступок Владимира оценен как безрассудный. Он посадил ракету на воду. А специалисты считают первоочередной задачей полет на Луну.
      - Где нет никаких морей.
      - Вот именно. Но если такой ученый, как вы, предложит организовать экспедицию на другую планету... Не смейтесь, Виктор Петрович! Этот опыт оказался бы полезным...
      - Ну, знаете!.. - только и нашелся сказать академик. Он снова опустился в кресло и положил руки на стол, где еще лежали образцы байкальских горных пород.
      - Во всяком случае, - помолчав, начал он, - сегодняшняя беседа меня сильно взволновала. Скажу откровенно, вы затронули вопрос, который давно увлекал и меня самого. Настала пора расширить пределы наших исследований...
      - Послушайте, Виктор Петрович! - настаивала на своем Наташа. - Почему бы в самом деле не организовать хорошо продуманную экспедицию куда-нибудь на Марс или на Венеру? Лет тридцать назад это казалось бы смехотворным. А теперь...
      - Лучше на Венеру! - бросил академик, очевидно тоже увлекшийся, помимо своей воли, этими грандиозными планами. - Марс, по-видимому, умирает, и надеяться найти там необходимые нам условия не приходится. А вот Венера планета-загадка. Заманчивая идея!
      - Ученые провели бы там необходимое время и вернулись. Это вполне осуществимо.
      - Интересные вещи вы рассказываете, Наталья Васильевна! - не выдержал академик и снова начал оживленно расхаживать по комнате. - Эх, будь я помоложе - полетел бы сам!
      - Большие опасности сулит такое путешествие, Виктор Петрович.
      - Без этого нельзя. Но ведь только смелые могут сказать новое слово в науке!
      - Что же вам мешает поднять этот вопрос? - воскликнула Наташа.
      Виктор Петрович подошел к столу и сказал:
      - Я ведь не специалист по межпланетным полетам. Пусть об этом судят другие. Но в пользе, какую принесла бы подобная экспедиция, сомневаться не приходится. Меня, как геолога и палеонтолога, эта идея особенно заинтересовала. Обещаю, что поговорю в академии с коллегами, которые больше меня разбираются в подобных вопросах. А вы попробуйте подготовить записку. Если будет что-нибудь интересное в этом деле, сообщите мне. Я поддержу. В конце концов, все может быть. Не правда ли? Надеюсь, что мы встречаемся не последний раз.
      Ответом на эти слова был взгляд, полный благодарности. Наташа достигла своей цели. Она знала, что до осуществления ее мечты очень далеко, но начало было положено. Разговор продолжался еще некоторое время, но уже на другие темы. Академик с видимым интересом расспрашивал девушку о ее жизни и работе, об огорчениях ее жениха, о судьбе некоторых других студентов института, его бывших учеников. Время пролетело незаметно. За окнами начало темнеть. Наташа спохватилась и заторопилась домой.
      - Вы разрешите оставить вам эти образцы? - спросила она, прощаясь.
      - Буду очень благодарен. Признаться, я сам хотел попросить об этом. Если позволите, я возьму вот этот и еще один, с отпечатками корненожки. И три таких...
      - Значит, вы готовы лететь на Венеру? - улыбнулась Наташа.
      Ученый рассмеялся:
      - Ну, об этом еще рано говорить...
      - А если полет будет возможен?
      - Что ж, - развел руками академик, - тогда увидим. Но вы большая фантазерка... До свидания!
      Так закончилась эта беседа, положившая начало целой цепи удивительных событий.
      ГЛАВА V.
      в которой раскрываются подробности совершенно фантастического замысла
      В личной жизни академик Яхонтов был простым и скромным человеком. Настоящий москвич, он соблюдал традиции старинного русского гостеприимства. Двери его дома были широко открыты для всех, кто нуждался в советах и помощи ученого. Впрочем, это был не дом, а квартира на пятнадцатом этаже высотного здания у Калужской заставы. По установившемуся обычаю, вечером каждую субботу здесь собирались несколько близких друзей. Все это были ученые разных специальностей, но разносторонне образованные. Может быть, именно эта разносторонность и объединяла столь разных по характеру людей. Здесь каждый понимал другого с полуслова, а интересные темы для беседы находились всегда.
      За много лет установился твердый и строго соблюдавшийся порядок таких собраний. Гости являлись обычно часам к семи. Ясными летними вечерами сидели сначала на балконе и любовались красавицей Москвой, то залитой лучами заходящего солнца, то утопающей в синеве сумерек. Внизу, за зеленью Парка культуры, блестела лента реки, а левее поднималась лиловатая громада университета. В холодную пору года или в ненастные дни гости оставались в кабинете академика, где было тепло и уютно. Обычно возникала непринужденная беседа. Часам к девяти переходили в столовую. Там гостей ждал легкий ужин. Виктор Петрович любил чай, придерживаясь в этом отношении самых строгих правил. К чаю непременно подавалось варенье, лимон, домашнее печенье и неизменная халва, к которой у академика была слабость. Серьезные темы во время ужина категорически запрещались. Все отдыхали, говорили о театральных новинках или новых книгах, иногда слушали радио, если передавали какой-нибудь интересный концерт.
      В тот вечер первым пришел Иван Платонович Красницкий, старый друг академика и в своем роде тоже весьма примечательный человек. Среднего роста, широкий в плечах, голубоглазый и белокурый, он был силен физически, но несколько прихрамывал на правую ногу. Характером Иван Платонович был незлобен, но замкнут и молчалив. Таким его сделала жизнь.
      Гостя встретила Надежда Павловна, многолетний секретарь академика.
      - Здравствуйте, Надежда Павловна! - глуховатым голосом произнес Красницкий.
      - Здравствуйте, Иван Платонович! Очень рада вас видеть.
      - У себя? - кивнул Красницкий в сторону кабинета.
      - Нет, Виктор Петрович еще не приехал, но просил передать, чтобы вы обязательно его подождали. Он должен прийти с минуты на минуту.
      Красницкий поблагодарил и прошел в рабочую комнату академика.
      Сын моряка, Иван Платонович родился и вырос в Севастополе, где прошли семнадцать лет его беззаботной юности. Пришла война. Отец командовал эсминцем, и сын без всякого раздумья пошел добровольцем на флот. За три года трудной морской службы молодой матрос стал судовым механиком, хорошо изучил минное дело, связь и вообще сделался мастером на все руки. Будучи отважным моряком, он не раз принимал участие в десантных операциях.
      Однажды его судно наскочило на мину, и в штормовую ночь, в осеннюю стужу, раненный в ногу, Красницкий остался один среди волн. Правда, он плавал, как рыба, - и спасся. Наутро его нашли на берегу, где-то около Тамани, еще живого, но без сознания от потери крови. Эвакуировали его в глубокий тыл.
      А когда через год навсегда охромевший моряк был демобилизован и вернулся домой, то узнал, что остался на свете один как перст. Родной город лежал в развалинах, отец погиб вместе со своим кораблем, мать и сестра были убиты во время сильной бомбежки. Красницкий постоял на месте, где некогда был их дом, повернулся и пошел прочь, с трудом волоча еще не окончательно залеченную ногу... С тех пор Иван Платонович стал молчаливым и замкнутым.
      Служить на флоте он уже не мог - пришлось начинать жизнь сначала. Дальше была Москва, где двери учебных заведений широко раскрылись для участников войны.
      У одаренного юноши ничего не осталось в жизни, кроме науки. Физических сил было еще достаточно, а воли хоть отбавляй. Он быстро подготовился на аттестат зрелости, в 1945 году поступил в Химико-технологический институт имени Менделеева и через пять лет получил диплом инженера-химика. Затем работал на производстве, добился аспирантуры. И уже в 1958 году Ивану Платоновичу присвоили звание кандидата химических наук. Потом - десять лет практической работы по специальности. Молодой ученый проявлял особенный интерес к химии металлоорганических и высокомолекулярных соединений. В 1969 году он был уже известен не только на своей родине, но и за ее пределами.
      К несчастью, тяжелые потрясения юности сделали его нелюдимым. Даром красноречия он тоже не обладал. Личная жизнь не удалась. Иван Платонович остался одиноким и жил замкнуто, если не считать двух - трех друзей, из которых самым близким являлся академик Яхонтов.
      Красницкий был очень скромный, спокойный и выдержанный человек, медлительный в движениях из-за поврежденной ноги. Впрочем, ходили слухи, что он не только выдающийся ученый, но и тонкий ценитель живописи и что все свободное время отдает искусству. Эта сторона его деятельности как-то оставалась в тени, хотя в доме академика Яхонтова нередко говорили и об искусстве.
      Почти вслед за ним в приемной показался профессор Московского института геофизики Михаил Андреевич Шаповалов.
      Вопреки распространенному представлению об астрономах как о людях, отрешенных от мира и занятых только созерцанием звездного неба, Михаил Андреевич имел вид совершенно земного человека. Весельчак, большой любитель острого словца и шутки, подвижной, несмотря на свою полноту, с практическим складом ума, он тотчас обнаруживал свое присутствие громким голосом и заразительным смехом. Будучи весьма деловым человеком, он никогда не упускал из виду практических сторон жизни - делал "большую карьеру". Однако никто не мог отрицать его исключительных знаний и проницательного ума.
      Едва успев поздороваться, он уже подсел к Надежде Павловне и начал рассказывать что-то смешное. Почтенная, уже седовласая женщина сначала сохраняла важный вид, но затем на ее строгом лице появилась улыбка, и еще через минуту она уже весело смеялась. Ей вторил басистый смех Шаповалова, заставлявший колыхаться его упитанное тело.
      Потом профессор проследовал в кабинет и поздоровался с Красницким. Зная по опыту, что с Иваном Платоновичем не очень-то разговоришься, Шаповалов не стал беспокоить читавшего книгу ученого, а начал просматривать лежавшие на круглом столе газеты и журналы. Сперва он делал это нехотя, едва пробегая глазами страницы, потом заинтересовался и погрузился в чтение.
      Стенные часы пробили семь, и в дверях показался хозяин.
      - Здравствуйте, друзья мои! - приветствовал он сидевших в кабинете гостей, как всегда оживленный, помолодевший от воздуха и прогулки, полный сил и мыслей. - Чуть-чуть не опоздал. Дорогой Иван Платонович!.. Михаилу Андреевичу почтение!
      Гости чувствовали себя здесь как дома, и у каждого было свое излюбленное местечко. Михаил Андреевич устроился на диване. Рядом, на высоком постаменте, стояла лампа, освещавшая кабинет мягким, отраженным светом. Спокойное голубоватое сияние разливалось отсюда по всей комнате, позволяя видеть картины, экран телевизора и книги в огромных шкафах из красного дерева. Небольшая лампа под зеленым абажуром освещала письменный стол, массивный чернильный прибор из уральского камня и разложенные листы незаконченной рукописи.
      Иван Платонович опустился в глубокое кресло недалеко от письменного стола, на котором академик стал наводить порядок.
      Как всегда, беседа началась с разговора о мелких житейских событиях, повседневных академических делах и новостях.
      Воспользовавшись случаем, Михаил Андреевич тут же рассказал смешную историю про одного знакомого профессора, славившегося своей феноменальной рассеянностью. Все посмеялись. Потом разговор перешел на более серьезные темы.
      - Читали? - спросил Виктор Петрович, постукивая пальцем по газете, которую положил на стол профессор Шаповалов.
      - Прочел, - ответил астроном.
      - Ваше мнение?
      - На мой взгляд, ерунда! Совершенно несерьезная затея.
      - Гм... Почему?
      - Речь идет о полете на Венеру. И не когда-нибудь, а в самое ближайшее время. Слов нет, астронавтика - наука интересная, многообещающая, но ведь она еще в зачаточном состоянии. Тут надо двигаться весьма осторожно. Должна быть, во-первых, известная логическая последовательность. Во-вторых, к чему все это? Ни с того ни с сего лететь на Венеру! Рисковать человеческими жизнями...
      - По-моему, в статье об этом сказано довольно ясно, - с улыбкой ответил Яхонтов. - Высадиться на Венере - примерно то же самое, что переместиться в древнейшие эпохи Земли. Можно очень близко подойти к моменту, когда зарождалась жизнь. Разве это неинтересно?
      - Я понимаю. Но лучше подарить такую идею авторам фантастических романов. Человек с трезвым взглядом на вещи должен понимать, что тут тысячи всяких "но". Я, например, убежден, что на Венере нет и не может быть никакой жизни. Ядовитая атмосфера, высокие температуры, вечная завеса облаков. Ни одно живое существо не вынесет таких условий!
      - Положим, никто не знает температуры на самой поверхности Венеры, бросил Иван Платонович и снова замолчал.
      - Можно не знать, но обоснованно предполагать! - отрезал астроном.
      Академик поддержал Красницкого:
      - Есть много примеров, когда весьма обоснованные предположения начисто опровергались последующими фактами. Вспомните, как долго мы были уверены, что Земля раскалена внутри. В сущности, мы знаем очень мало. Даже о Земле. А что достоверно известно о происхождении жизни? И вряд ли мы скоро продвинемся вперед, если будем идти старыми путями.
      - Именно это и хочет доказать автор статьи, - сказал Иван Платонович.
      - А что же? Разве это не так? - продолжал академик. - Возьмем, для примера, наши знания о Земле. Если вдуматься, то они достоверны лишь для периода, когда состав нашей атмосферы, температура, влажность и другие условия жизни были такими же, как сейчас. Когда же мы делаем попытки проникнуть в более отдаленные времена, то приходится довольствоваться гипотезами и идти по пути догадок. Что мы знаем, например, об архейской эре, о космическом, догеологическом времени? В сущности, ничего. Потому что от археозоя и даже протерозоя не сохранилось почти никаких ископаемых. Однако уже древнейшие обнаруженные останки говорят о сравнительно высоко развитых формах органической жизни, начало которой навсегда скрылось от нас в тумане времени... Лично я не вижу никаких возможностей для получения подлинных знаний об этих утерянных страницах истории Земли, если идти прежними путями.
      Виктор Петрович сделал длительную паузу, как бы выжидая ответа.
      Но все задумались, потому что его слова затронули один из самых животрепещущих вопросов науки.
      Заложив руки за спину, Виктор Петрович ходил из угла в угол и продолжал высказывать свои заветные мысли:
      - Наши знания ограничены физическими и химическими явлениями, протекающими в привычных для сознания человека условиях температуры, давления и состава атмосферы, существующих на Земле. И притом в наши дни.
      Академик остановился и многозначительно поднял палец:
      - Прошу не забывать! Эти явления должны протекать иначе не только на Солнце или звездах, но и на других, сравнительно близких к нам космических телах. Например, на Юпитере, на Венере, на Марсе и даже на Луне и в недрах Земли. Но мы можем лишь предполагать, как протекают эти явления, и наблюдать за ними издалека, что ставит серьезные преграды для науки. Например, синтез белка и другие сложные химические процессы, в результате которых возникла жизнь, бесспорно протекали иначе, чем сейчас, в условиях первичной атмосферы Земли при более высоких температурах. Мы до сих пор даже не знаем более или менее точно ни состава той атмосферы, ни тогдашней температуры, ни напряжения электрического и магнитного полей Земли.
      - Совершенно верно, - кивнул головой Красницкий.
      - Что? - не расслышал академик.
      - Я говорю, что состав тогдашней атмосферы безусловно был иным.
      - Конечно! Не знаем мы и спектрального состава солнечного излучения, достигавшего в те времена нашей планеты. Все это оказывало огромное влияние на химические реакции. Мы лишены возможности полностью приблизиться к этим условиям и в наших лабораториях.
      Привыкший читать лекции, академик говорил так обстоятельно, как будто делал очередной доклад.
      - Видимо, вас очень заинтересовала эта статья, - заметил Шаповалов.
      - Вы правы... - улыбнулся Яхонтов. - На чем это я остановился? Да. Я, так сказать, проверяю вслух свои мысли.
      - Говорите, говорите, Виктор Петрович, мы слушаем вас. - Астроном сделал жест рукой. Академик продолжал:
      - Например, сверхвысокие давления, порядка пятисот миллионов атмосфер, мы можем получать только на ничтожные доли секунды. И пока мы не в состоянии глубоко изучить поведение вещества в этих условиях, если они сохраняются на длительное время.
      - Несомненно, что многие физико-химические процессы должны протекать иначе на других планетах, чем в наши дни на Земле, - согласился Красницкий.
      - Понимаете! - обрадовался академик. - Ведь обычное представление, что жизнь ограничена температурными пределами примерно от 260 градусов ниже нуля до точки кипения воды и требует наличия кислорода, тоже условно. Быть может, на других космических телах существует жизнь в иных, еще неведомых нам формах, далеко за этими пределами. Вполне возможно, что в нижних слоях атмосферы какой-нибудь планеты-гиганта ядовитые, с нашей точки зрения, газы находятся в жидком состоянии, как вода на Земле. И в этой жидкости может существовать своеобразная фауна и флора, химическую основу которой составляет не углерод, а кремний. Наше познание и здесь натыкается на преграду, вытекающую из необходимости воспринимать явления природы в том виде, в каком они происходят на Земле.
      Шаповалову, очевидно, не сиделось на месте.
      - И вы хотите доказать, что полет на Венеру и является той новой дорогой, которая нужна науке? - спросил он, подозрительно поглядывая на хозяина дома. Признайтесь, Виктор Петрович, что статья написана не без вашего влияния.
      Широкая улыбка появилась на лице академика. Он остановился и смущенно развел руками:
      - Вы очень близки к истине, Михаил Андреевич. Откровенно говоря, я и есть тот самый автор, который пишет подобную ерунду...
      Профессор астрономии растерялся. Он почувствовал себя весьма неловко, но отступать было некуда. Пришлось принять бой.
      - Что делать, Виктор Петрович, - заерзал он в кресле. - Меня приперли к стене и заставили говорить слишком прямо. Жалею, что мое мнение расходится с вашим, но как говорил Аристотель: "Платон - мой друг, но истина - еще больший друг". Хе-хе! Как вам угодно, но полет на Венеру, так сказать, чистейшая фантазия. Просто странно слышать о таких вещах из ваших уст.
      - Фантазия, вы говорите? - задумчиво произнес академик. - Предположим, что фантазия. Но разве это плохо? Бывают моменты, когда ученый должен отбросить в сторону строгую дисциплину ума и дать волю свободному полету фантазии. Она позволяет проникнуть в завтрашний день, установить вехи, обозначающие дорогу, по которой должна идти наука. Фантазию отнюдь нельзя противопоставлять точным знаниям. Наоборот, она является особым проявлением творческих сил. Нередко бывает, что развитие положительных знаний только подтверждает гениальные догадки. И каждый большой ученый должен быть непременно немножко фантазером, иначе он навсегда останется в плену ограниченных представлений.
      Виктор Петрович снова принялся ходить из одного конца комнаты в другой, как делал всегда, когда был погружен в размышления. Спокойными и уверенными жестами он подчеркивал наиболее важные положения.
      Неторопливо, как будто с кафедры, Виктор Петрович рассказал о том, как у него возникла мысль о научной экспедиции на планету Венеру. Все это действительно походило на несбыточную фантазию, осуществимую только в далеком будущем. Но, разбирая одно возражение за другим, академик доказывал, что наука и техника уже теперь позволяют поставить такую задачу и разрешить ее. Он говорил:
      - Условия жизни на Венере близки к земным. Очень возможно, что планета находится в той стадии развития, какую Земля переживала в самые древние геологические времена. Именно там следует искать начало длинного пути эволюции, уже утерянное на Земле. Экспедиция на эту планету вполне осуществима, хотя и связана, конечно, с серьезными трудностями...
      - Попытки в этой области уже делались, - перебил его acтpoнoм - да что-то ничего не получается.
      - Согласен! Попытки действительно были. Астрофизики стремились узнать поближе, что происходит на Венере, путем посылки туда управляемых с Земли космических ракет-автоматов. Результаты действительно неудачные. Две ракеты прошли на расстоянии около 5000 километров от Венеры за пределами ее атмосферы, и записи приборов ненамного расширили наши знания. Третья проникла в атмосферу Венеры, скрылась в ее облаках, но назад не вернулась. По-видимому, только космический корабль, управляемый человеком, может раскрыть тайну. Возможен ли такой полет? Вполне возможен! И он даже проще, чем экспедиция на другие миры. Вы, Михаил Андреевич, лучше меня знаете, что Венера более других планет похожа на Землю. Это очень важно. По своим размерам Венера почти равна Земле. Ее диаметр по экватору составляет что-то около 12400 километров. А масса...
      - Масса равна 5300 миллиардов тонн, или 0,81 массы нашей планеты,подсказал Шаповалов.- Средняя плотность - 4,9, тогда как Земля плотнее воды в 5,5 раза.
      - Другими словами, - остановился около него академик, - вещество Венеры примерно такое же, как на Земле, и там должны быть твердые горные породы. Быть может, даже покрытые слоем почвы и растительностью. А сила тяжести там почти равна земной.
      - Да, гиря в один килограмм будет весить на Венере приблизительно 810 граммов, - опять помог астроном.
      - Вот видите. Значит, передвигаться и переносить тяжести там несколько легче, чем на Земле. Прямые измерения температуры верхнего слоя облаков дают колебания от минус 25 градусов на теневой стороне планеты до плюс 60 градусов на освещенной. Такова среднерусская зима и, скажем, африканское лето. Первые люди на Венере, по-видимому, окажутся в привычных для них, во всяком случае терпимых, физических условиях.
      - Совершенно верно! - не мог успокоиться Шаповалов. - Но дело не в этом, Виктор Петрович.
      - А в чем же?
      - В том, что эти измерения относятся не к поверхности планеты, где будет жить и работать экспедиция, а только к верхним слоям ее атмосферы. Надо быть готовым к тому, что внизу люди попадут в гораздо худшую обстановку. Например, столкнутся с температурой около плюс 100 градусов.
      - Ну, это надо еще доказать...
      - Позвольте, позвольте! - даже привскочил с кресла астроном. - Это еще не всё! Не в одной температуре состоит сложность вопроса. На Венере трудны не только физические, но, так сказать, и химические условия. Известно, что там много углекислоты. Никто не знает состава густых облаков Венеры. Некоторые считали, что они состоят из формальдегида. Другие высказывали предположения, что это частицы твердой углекислоты. Есть мнение, что облака представляют собой вулканическую пыль, висящую в атмосфере. Одно ясно: свободное дыхание человека на Венере невозможно.
      - Ну и что же? - возразил академик. - Люди будут передвигаться там в специальных костюмах, снабженных приборами для обеспечения кислородом и приспособленных к высокой температуре. Такие костюмы существуют в некоторых отраслях промышленности. Мало того, на борту космического корабля, летящего на Венеру, должен находиться электрический вездеход, снабженный мощными аккумуляторными батареями, имеющий герметически закрытую и тоже защищенную от внешнего жара кабину, где внутри будет создана атмосфера, пригодная для дыхания. В такой машине путешественники могут довольно комфортабельно передвигаться по суше, преодолевая пустыни, болота и прочие препятствия.
      - Но весьма вероятно, что на Венере не существует твердой почвы, похожей на земную, - заметил астроном.
      - Тогда там существуют моря и океаны, - улыбнулся Виктор Петрович, - хотя бы горячие. На этот случай ракета понесет с собой специальное судно, способное передвигаться на воде и под водой. Его конструкцию тоже вполне возможно приспособить для условий, существующих на Венере.
      - В атмосфере планеты нет кислорода и водяного пара, - возразил еще раз астроном, - откуда же на ней появятся водные пространства?
      - В верхних слоях земной атмосферы тоже нет водяного пара, - ответил академик, - но на поверхности Земли, как известно, имеются океаны. Однако возможно, что путешественник действительно не найдет на Венере условий, пригодных для передвижения. Ну что ж! Тогда остается воздух. Если нельзя ездить и плавать, придется летать. Ведь атмосфера там существует. Значит, на космической ракете должен быть самолет с герметически закрытой кабиной, пригодной для полетов в ядовитой среде...
      Шаповалов не сдавался.
      - Нет, - говорил он, отрицательно качая головой, - полет на Венеру - это только красивая мечта! Несомненно, такая экспедиция могла бы пролить свет на многие спорные вопросы. Что и говорить! Она дала бы возможность лучше изучить процессы, происходящие на Солнце и Меркурии. Все это так. Но следует смотреть правде в глаза. Высадиться на Венере, может быть, и возможно, но вернуться оттуда абсолютно невозможно. Жаль вас огорчать, Виктор Петрович, план действительно увлекательный, но мы еще не достигли нужного уровня в развитии звездоплавания. Не случайно человек до сих пор не смог высадиться даже на Луне. А она ведь совсем близко. И люди много раз летали вокруг. Сейчас бесспорно еще рано говорить о том, чтобы построить достаточно большую ракету и послать ее на Венеру с расчетом на возвращение. Да, Космос не шутка! Тут надо постепенно. А лететь сразу на Венеру, закрытую облаками... Извините, Виктор Петрович, по-моему, это авантюра.
      Слова астронома звучали убедительно. Однако они, видимо, не смутили Виктора Петровича. Он как будто и не ожидал ничего другого от астронома.
      - Разумные замечания, - произнес он с лукавой усмешкой, - очень разумные. Но в этом вопросе есть и другие мнения.
      С этими словами он подошел к столу и вынул из среднего ящика объемистую рукопись.
      - Вот посмотрите. Недавно мои молодые друзья сделали кое-какие расчеты и пришли к несколько иным выводам. А один из них специалист по астронавтике... Хотите послушать их соображения?
      Шаповалов пожал плечами. Академик стал перелистывать рукопись. Останавливаясь на самых важных местах, он рассказал о некоторых технических подробностях полета на Венеру и обратного возвращения на Землю. Речь шла о ракете, рассчитанной на шесть пассажиров. Из них двое должны составить экипаж корабля, остальные четыре - быть научными работниками. С ними должен идти огромный груз, состоящий из запасов горючего, достаточного для возвращения на Землю, из воды, кислорода и пищи на все время пути и пребывания на Венере. Ракета должна взять с собой вездеход, подводное судно небольших размеров и особого устройства самолет.
      - В записке говорится, - объяснял академик, - что самое трудное обеспечить обратный путь. Однако с этой трудностью можно справиться, так как, возвращаясь на Землю, ракета будет намного легче, чем в начале полета.
      - Ну конечно, израсходованное горючее... - поморщился Шаповалов.
      - И не только это. Ракету надлежит построить из нескольких секций, чтобы часть помещений и резервуаров просто оставить на Венере и тем самым укоротить и значительно облегчить корабль. Такую тяжесть, как транспортные средства, нет надобности везти обратно. Облегчает задачу и тот факт, что для подъема с Венеры требуется меньшая скорость, чем для отрыва от Земли.
      - Конечно, - согласился Красницкий.
      - По расчету автора проекта, - продолжал академик, - ракета, подготовленная к отлету с Венеры, должна иметь в длину 106 метров при диаметре 12 метров и весить вместе с пассажирами и полезным грузом 352 тонны, не считая горючего. Ей следует придать техническую скорость около 16 километров в секунду.
      - Ого! - не выдержал Шаповалов.
      - Но размеры корабля, вылетающего на Венеру, должны быть, конечно, значительно больше. Ведь надо доставить колоссальное количество горючего для обратного пути и другие тяжелые грузы. Да, это будет ракета не совсем обычной формы. Представьте себе длинный цилиндр с заостренными концами, поперечным сечением 12 метров. Он снабжен тонкими и короткими, но довольно широкими крыльями стреловидной формы, приспособленными для планирования в атмосфере. Собственный вес снаряда 1200 тонн. Его полезный груз, кроме пассажиров, включает запас концентрированной пищи, воды и кислорода на тысячу дней, а также необходимые транспортные средства, о которых я уже говорил, оборудование, различные приборы, - вообще все, что может понадобиться для жизни и научной работы на Венере.
      - Ничего себе... - пробормотал астроном.
      - Но самая большая тяжесть, - не обратил внимания на его реплику академик, - будет заключаться, конечно, в запасе собственно горючего и окислителя на обратный путь. Округленно космический корабль, снаряженный в полет на Венеру, будет весить около 10 400 тонн, не считая веса горючего для его отправления с Земли.
      - Ну, вот и посчитайте, Виктор Петрович, - повернулся к нему астроном, сколько потребуется энергии, чтобы придать такой махине скорость, достаточную для достижения Венеры!
      - Не так уж много, - ответил академик. - Отправление ракеты на Венеру будет происходить в своеобразных условиях. Не забудьте, что у нас имеется внеземная станция, расположенная в 35 800 километрах от поверхности Земли. На такой высоте сила земного притяжения в сорок четыре раза меньше, чем на уровне моря. Особенность полета будет заключаться и в том, что Венера не внешняя, а внутренняя планета.
      - Естественно, - сказал Красницкий, - она ближе к Солнцу, притяжение которого и будет использовано при полете.
      - Да, ракета, по существу, должна как бы падать на Солнце с расчетом встретить на своем пути Венеру. Для этого ей надо не увеличить, а уменьшить скорость своего движения по земной орбите. Земля движется вокруг Солнца со скоростью 29,8 километра в секунду. К этому добавляется круговая скорость самого искусственного спутника относительно Земли, или еще 3,1 километра в секунду. Всего получается 32,9 километра в секунду, а чтобы падать на Солнце по наиболее выгодной траектории - полуэллипсу, касающемуся орбиты Венеры, как вам известно, Михаил Андреевич, требуется только 27,3 километра. Таким образом, для того чтобы погасить лишнюю скорость, надо отправить космический корабль по направлению, противоположному движению Земли, со скоростью всего 5,6 километра в секунду. Теоретически вполне возможно найти химическое топливо, при горении которого скорость истечения газов достигает 4 или 4,5 километра в секунду. При таких условиях потребуется не больше 20 тысяч тонн горючего, а это не так уж много.
      Но Шаповалова не так-то легко было разубедить.
      - Увлекаетесь, Виктор Петрович! - Он поводил пальцем в воздухе. - Вы сами себе противоречите. Горючее, обладающее указанными вами свойствами, существует пока лишь в теории. На одном воображении далеко не улетишь! Да и 20 тысяч тонн - колоссальная величина! Прикиньте это в зрительно-осязаемой форме. Получается что-то вроде десяти поездов по сорока больших четырехосных цистерн каждый. Какие же нужны резервуары, чтобы вместить такое количество?
      Неожиданно раздался голос Красницкого:
      - Известны бороводороды, которые при горении выделяют свыше 480 килокалорий на граммолекулу. Еще больше энергии дает окисление их фтором.
      Профессор Шаповалов с изумлением посмотрел на Красницкого, потому что не ожидал возражений с его стороны. Красницкий снова замолк.
      -Допустим, - вдруг рассердился астроном, - допустим! Но объем этого горючего? Представьте себе размеры баков! Не забудьте и про резервуары для окислителя, и про вес второго компонента горючей смеси!
      Виктор Петрович собрался что-то ответить, но Красницкий опередил его.
      - Подвесные баки любой емкости, - сказал он, - можно укрепить по сторонам ракеты при отлете с искусственного спутника, а потом оставить их в пространстве.
      Сказано было не так уж много, но и этого никто не ожидал от молчаливого Ивана Платоновича. После его слов наступила пауза. Однако необычное для химика красноречие поразило не только астронома, но и академика, вдруг нашедшего такого солидного союзника.
      - Позвольте, - вскочил Шаповалов, приходя в азарт, - позвольте! Этим вы еще ничего не доказали. Допустим, что огромный космический корабль, весом 10 400 тонн, действительно удалось построить и отправить в пространство с искусственного спутника. Хорошо, забудем про технические трудности! Но как посадить такую махину на Венере, где нет оборудованных площадок? Даже на обыкновенном самолете трудно приземлиться на незнакомой местности. На самолете весом 30 или, скажем, 40 тонн. На Земле! Где летчик может еще в воздухе определить, на какую поверхность он садится. А вообразите обстановку на Венере, когда этакая громадина, пробив облака, окажется над горами, где нет ни одного ровного места! А горючее уже использовано... Вся эта чудовищная тяжесть рухнет и превратится в груду исковерканного металла. Вот какой конец ожидает вашу экспедицию!
      Он победоносно обвел взором собеседников.
      - А если вместо гор там окажется широкая равнина моря, - спокойно возразил академик. - Не так давно один из пилотов уже доказал и убедил скептиков, что посадка космического корабля на водную поверхность, и притом без затраты горючего на торможение, практически возможна и безопасна...
      - В крайнем случае, ракета облетит Венеру ниже слоя ее облаков и вернется на Землю, - вставил Иван Платонович.
      - У вас, я вижу, готовы ответы на любые возражения! - махнул рукой Шаповалов. - Что вы, сговорились? Хотите и меня сделать фантазером?
      Весь институт знал, что Михаил Андреевич обладает практическим складом ума и вообще человек осторожный.
      Виктор Петрович улыбнулся.
      - Не скрою, - сказал он, - что когда я затеял сегодняшний спор, то у меня был некий план. Действительно есть виды и на вас, Михаил Андреевич...
      - Надеюсь, наш спор имеет чисто академический характер? - растерянно посмотрел на него астроном. - Не придаете же вы серьезного значения...
      - Именно придаю! - не дал ему договорить академик. - И вполне серьезно предлагаю разрешить наши разногласия практическим путем. Вы не верите, например, в существование жизни на Венере, а я в этом убежден. Вы полагаете, что полет с высадкой на этой планете практически не осуществим, а я думаю иначе. К чему нам спорить? Организуем экспедицию, Михаил Андреевич! Вы для такой экспедиции незаменимый человек с вашими исключительными знаниями в области астрономии. Там, на месте, мы и посмотрим, кто из нас прав. Ну, что вы скажете?
      Шаповалов хотел что-то возразить, но слова застряли у него в горле. Растерявшись окончательно, он опустился поглубже в кресло и глядел на хозяина широко раскрытыми глазами.
      - Речь идет о сугубо практических вещах, - подошел к нему Виктор Петрович. - Я поместил в газете свою статью, чтобы привлечь к этому делу общественное мнение. Вопрос об организации полета на Венеру поставлен не в порядке увлекательной фантазии, а вполне конкретно. По некоторым причинам не все говорят об этом предприятии. Вы понимаете? Чтобы не создавать нездорового возбуждения. Но я уже подготовил подробный план экспедиции при помощи одного очень знающего космического пилота и еще одного практика звездоплавания. Теперь я собираюсь внести вопрос на рассмотрение в Академию наук и затем в правительство.
      - Ну, знаете... - вытирал Шаповалов вспотевший от волнения лоб. - Мне просто нечего сказать.
      - Идея заманчивая! - вставил Иван Платонович.
      - Больше того, - добавил академик, - я хотел бы знать, можно ли мне рассчитывать на вас, моих друзей? Если правительство поддержит проект, придется сразу представить и состав участников. А вы оба... Что ж, лучших людей и найти нельзя для такой экспедиции!
      В комнате наступила тишина. Академик смотрел то на одного, то на другого.
      - Я с вами! - решительно заявил Иван Платонович.
      - А вы?
      Профессор Шаповалов ответил не сразу. Долго тянулась томительная пауза. Астроном что-то обдумывал, глядя на паркет. Академик не без интереса наблюдал за ним.
      - Видите ли, Виктор Петрович, - начал Шаповалов, когда молчание стало нетерпимым, - вопрос не такой простой. Согласитесь сами, что предложение несколько неожиданное. Мне в голову не приходило, что все это замышляется, так сказать, вполне в реальном плане...
      В его голове мелькали мысли. Безусловно, если такое грандиозное предприятие осуществится, оно будет в центре внимания всего мира. Тут представляются необычайные возможности. Если все это не чистая мистификация.
      - Дело очень новое, - тянул Шаповалов, - спорное, хотя, разумеется, очень увлекательное. Но мне ведь уже не двадцать лет. Нельзя очертя голову бросаться в межпланетные путешествия. У меня в институте большая работа...
      - У всех нас здесь большая работа.
      - Да, конечно. Но многое в ваших расчетах, Виктор Петрович, мне еще не кажется, так сказать, вполне убедительным. Конечно, для астронома... Кроме того, у меня жена, дети... Как вам угодно, но надо подумать и обсудить самую возможность этого предприятия. И вообще...
      Он так и не объяснил, что значит это "вообще".
      Виктор Петрович не настаивал.
      - Ну что ж, - сказал он спокойно, - Разумно, вполне разумно! Подождем. А вы подумайте хорошенько. Время терпит. В конце концов все это пока лишь проект... А теперь прошу в столовую. Слышу, звенят посудой.
      Дверь растворилась. На пороге показалась Ольга Александровна, жена академика.
      - Прошу, - сказала она певучим московским голосом.
      ГЛАВА VI,
      в которой принимается важное решение
      Вечером 28 февраля 19.. года советские радиостанции передали в "Последних известиях" взволновавшее весь мир сообщение:
      "Правительство Советского Союза рассмотрело предложение Президиума Академии наук СССР о подготовке первой научной экспедиции на планету Венеру и приняло решение об осуществлении этого проекта. В научных кругах считают, что комплексное изучение происходящих на этой планете физических и химических процессов позволит разрешить целый ряд важнейших вопросов из области космогонии, астрофизики, химии, астроботаники. Весьма вероятно, что на Венере удастся обнаружить много радиоактивных элементов и других веществ, необходимых для жителей Земли. Изучение горообразующих процессов позволит пролить свет на многие спорные проблемы современной геологии. Ознакомление с флорой и фауной Венеры, находящейся на более ранней ступени эволюции, чем Земля, открывает увлекательные возможности для проникновения в тайну происхождения жизни. Наконец, подобная экспедиция означает новый и крупный шаг вперед в деле астронавтики. Экспедиция будет организована под руководством академика В.П.Яхонтова. В ней примут участие и другие известные ученые.
      Несмотря на огромные достижения в области современной астронавтики, полет на Венеру следует рассматривать как не имеющее прецедентов научное событие. Он представляет собой чрезвычайно трудную задачу, которая может быть успешно решена только совместными усилиями многих научно-исследовательских институтов и проектно-конструкторских организаций, привлеченных для разработки отдельных, весьма сложных вопросов. Немало труда потребуется и для постройки гигантского межпланетного корабля, который будет значительно отличаться от существующих в настоящее время космических ракет. Подготовка полета займет не менее трех лет..."
      На следующий день это сообщение было опубликовано во всех газетах. "Правда" напечатала статью академика Яхонтова под заголовком: "Новый этап в деле освоения Космоса".
      * * *
      Наташа Одинцова не слушала "Последних известий", так как концерт в Большом зале Консерватории несколько затянулся. Только наутро, выйдя на улицу, она обратила внимание, что перед газетными витринами собираются и долго не расходятся кучки народа. Потом по отдельным словам и репликам прохожих она догадалась, в чем дело. Возбужденная и радостная, Наташа кинулась к газетному киоску. Строчки прыгали в глазах. Но сомнений быть не могло - ее мечта начинает претворяться в жизнь!
      День выдался совсем весенний и солнечный. Белые мартовские облака висели высоко в небе и постепенно таяли от теплого дыхания южного ветра. С крыш падали веселые капельки, норовя забраться за воротник, но Наташа их не замечала. Надвигались такие события, что сначала она просто растерялась и не могла собраться с мыслями. Что же делать? Как теперь поступить?
      Одно было ясно: жизнь пойдет по-другому. Владимир мог быть доволен. Принятие проекта экспедиции, организованной фактически по предложенному им плану, являлось признанием его правоты и в деле посадки ракеты на Черном море. Рискованная затея выглядела теперь как смелый и вполне оправданный эксперимент. Сердце Наташи наполнялось гордостью за любимого человека, за мужа, за друга, с которым она провела не один вечер, помогая в расчетах и вычислениях. В какой-то степени она могла считать и себя одним из авторов проекта.
      Теперь уже не было никакого сомнения, что Владимира пригласят участвовать в полете. А как она? Ей самой безумно хотелось лететь. В этот момент ей казалось, что она просто умрет, если расстанется с Владимиром. Они столько времени мечтали о полете! Нет, она должна добиться, чтобы и ее взяли в экспедицию. Но в газете было напечатано: "и другие известные ученые". Значит, полетят только ученые. А какой же она ученый? Владимир - другое дело. Без него не обойтись. А кому нужна молодая женщина, которая даже не успела получить диплом? Правда, до окончания института остается всего один год, и она будет иметь законченное образование. До отправления экспедиции пройдет не меньше трех лет. Но подбирать состав участников будут уже теперь. Как же быть? Нет, конечно, все это только детские мечты. Кому нужна такая девчонка!.. Неужели она останется совсем одна? Одна! Было обидно до слез.
      Наташе хотелось как можно скорее, сейчас же, немедленно бежать к Владимиру. Разделить его радость, поведать свою тревогу и поплакать у него на груди. Но это было неосуществимо. Лишенный права водить космические корабли, он действительно стал "ракетным извозчиком", как называли такую службу молодые астропилоты. В настоящее время он был далеко, где-нибудь за океаном. Волей-неволей приходилось запастись терпением.
      Озабоченная внезапно нахлынувшими мыслями, Наташа медленно пошла по бульвару, никого и ничего не видя вокруг себя. Станция метро была недалеко. Привычным, почти бессознательным движением Наташа вырвала билет из книжечки и ступила на эскалатор. На конечной остановке она вышла из вагона, поднялась наверх и оказалась у здания университета.
      Совсем недалеко, по краю обрыва над Москвой-рекой, тянулась любимая Наташина аллея. Отсюда, с высоты, было так хорошо смотреть на столицу. Чудесный город раскинулся вдали, залитый лучами яркого весеннего солнца.
      Высокие дома на противоположном берегу были отделаны разноцветной керамикой и сейчас горели яркими красками. Левее виднелась серая громада стадиона и его золотистая крыша над трибунами. Голубая дымка закрывала отдаленные кварталы города. Над пеленой тумана кое-где поднимались к небу розоватые башни высотных зданий, озаренных солнцем. Золотые шпили поднимались к облакам и сияли, как огненные стрелы.
      Наташа долго сидела на скамье и любовалась панорамой, а потом поднялась и быстро пошла назад к метро, как человек, принявший какое-то решение и твердо знающий, что ему надо делать.
      * * *
      Большая пассажирская ракета летела высоко за пределами тропосферы. Далеко внизу виднелась Земля. Отсюда она казалась огромной, сильно вогнутой внутрь чашей, края которой терялись за лиловой завесой тумана. Никаких ориентиров на поверхности планеты различить было невозможно. Густые облака раскинулись над всей территорией Сибири. Сверху они напоминали бесконечную снежную равнину, но не белую, а голубую или, скорее, сиреневую. Кое-где были темные пятна разрывов. Там простиралась тайга. Над головой висело небо. В зените оно имело густой фиолетовый оттенок, поэтому и снежное поле отсвечивало лиловым. В вышине горело несколько ярких звезд, хотя уже наступило утро.
      Владимир Одинцов сидел в кабине и внимательно следил за стрелками сложных приборов. Он вел ракету к портам Америки и отвечал за жизнь сотни пассажиров. Утомленные дорогой и однообразием окружающей обстановки, они мирно дремали в удобных креслах. Стратосферный корабль уже давно летел по инерции, с выключенными двигателями, беззвучно, почти не испытывая сопротивления воздуха.
      В этот час над Москвой стояла ночь, и золотая стрелка часов на Спасской башне приближалась к половине двенадцатого, а там, где пролетала ракета, уже наступило утро, хотя солнце еще не показалось из-за горизонта.
      Взглянув на циферблат, Владимир включил репродуктор. В этот час Москва передавала "Последние известия". Там еще кончалось "вчера", а здесь уже наступало "завтра". И вдруг приглушенный голос диктора (пилот не хотел беспокоить дремавших пассажиров) начал передавать сообщение о предстоящей экспедиции на Венеру.
      Владимир был в курсе дела, но невольно вздрогнул и крепко ухватился за колесо штурвала. Не спуская глаз с приборов управления, он весь подался вперед, стараясь не пропустить ни одного слова.
      Слух его не обманывал. Речь шла именно о той экспедиции, которая давно стала воплощением дерзких помыслов и доказательством его правоты. Да, теперь тяжкий служебный проступок получал иное освещение.
      От волнения молодой человек почувствовал легкое стеснение в груди и что-то вроде головокружения. Стремительный поток мыслей подхватил его и понес... Потребовалось огромное усилие воли, чтобы заставить себя не думать ни о чем, кроме настоящего, и сосредоточиться на управлении стратосферным кораблем.
      Бессознательным движением Владимир смахнул капельки пота, вдруг проступившие на лбу, энергично тряхнул головой и стал всматриваться в даль. Репродуктор передавал о другом: об очередном Всемирном съезде молодежи в Калькутте, о постройке стадиона в Тамбове, о новом средстве против рака...
      Небо окрасилось розовым сиянием. Впереди и внизу разгоралась заря, а выше стояла густая синева, на темном фоне которой сверкала одинокая звезда. То была Венера! Царица утренней и вечерней зари, она сияла и манила. Как зачарованный, молодой пилот смотрел на далекое светило.
      "Неужели, - думал Владимир, - пройдет еще несколько лет и тайна загадочной планеты будет раскрыта человеческим гением?" Мечта претворялась в действительность.
      Алые краски зари поднимались все выше и выше и захватили уже половину небосклона. Далеко впереди вдруг вспыхнул ослепительный свет. Это всходило солнце.
      Настала пора снижаться. Но прежде чем идти на посадку, Одинцов вызвал радиста и продиктовал ему короткий текст радиограммы:
      - "Москва, Большая Калужская, 95, квартира 612, академику Яхонтову. Принял сообщение организации полета Венеру под вашим руководством. Поздравляю. Настаиваю праве пилотировать корабль. Владимир Одинцов".
      * * *
      Когда передавали "Последние известия", Михаил Андреевич Шаповалов готовился отойти ко сну. Он находился в ванной комнате, сверкавшей белизной кафелей, и собирался чистить зубы. Ежедневно и аккуратно он делал гимнастику, соблюдал все правила гигиены, всячески ухаживал за собой. Зубная щетка застыла неподвижно в его руке, едва из спальни донеслись приглушенные звуки радио. Он так и прослушал сообщение об экспедиции на Венеру, не донеся щетку до зубов.
      Оказывается, сумасбродные проекты академика Яхонтова рассматривались правительством как важное и своевременное мероприятие и получили признание. Этого Михаил Андреевич никак не ожидал.
      У профессора на минуту создалось впечатление, будто он отстает от жизни, плетется позади, в то время как другие, более смелые и решительные, стремятся вперед, достигают почета, славы, всеобщего признания.
      Экспедиция на Венеру! Профессор понимал, что это значит. Участие в таком предприятии становилось весьма почетным. Если правительство решило, значит, вся страна, весь народ окружат экспедицию величайшим вниманием. Люди, которые побывают на Венере, будут считаться героями. Но он, профессор Московского института геофизики и доктор физико-математических наук, известный астроном, еще имеет возможность войти в состав участников экспедиции. Яхонтов продолжает оставаться с ним в прекрасных отношениях. Предложение, хотя и неожиданное, было сделано... Правда, он ответил на него уклончиво, почти отказом, но ведь "почти" не означает "совсем". Еще есть время прийти и сказать: "Виктор Петрович, я просил дать несколько дней на размышление. Я все обдумал, и теперь я с вами!" Разумеется, академик будет рад. Такие астрономы, как Шаповалов, на улице не валяются. Вообще, в космический полет нужно отправляться людям, которые еще прежде были связаны чем-то большим, нежели обычные служебные отношения. Но, с другой стороны, риск был огромный. Брр!.. Покинуть Москву, привычную обстановку, спокойную работу, великолепную обсерваторию, письменный стол, семью, кафельную ванну и лететь сломя голову куда-то на Венеру, сквозь пустоту и холод мирового пространства. Ему вспомнился горбуновский анекдот: "От хорошей жизни не полетишь". Вот именно. Зачем ему лететь в неведомую даль! Может быть, еще и погибнуть ужасной смертью на далекой планете!
      Нет, все это было слишком фантастично для него. Однако приходилось задуматься. Михаил Андреевич, почти не отдавая себе отчета, как автомат, выдавил немного пасты на щетку, провел ею несколько раз сверху вниз, чтобы не повредить эмаль, прополоскал рот зубным эликсиром, умылся душистым мылом, запах которого напоминал французскую лаванду, но так и не смог принять какое-либо решение.
      Едва он принялся растирать мохнатым полотенцем грудь и шею, как из соседней комнаты послышалось:
      - Мишель, ты скоро?
      - Сейчас, Мари, сейчас! - отозвался Михаил Андреевич и поспешил в спальню, оставляя за собой волну одеколонной свежести.
      Мария Сергеевна, супруга профессора, была хорошо сохранившаяся, миловидная брюнетка. Она уже лежала в постели и, видимо, готовилась почитать перед сном, так как на ночном столике и на одеяле лежали последние номера "Огонька" и несколько иллюстрированных иностранных журналов. Комната оставалась в полумраке, и только неяркий свет ночной лампы, приспособленной для чтения в постели, озарял ее пышные плечи и кружево ночной рубашки. Но яркоцветные заграничные картинки были забыты в эту минуту. Марию Сергеевну занимали другие заботы.
      - Ты слышал, Мишель? - спросила она с явной тревогой и озабоченностью в голосе.
      - Ну, слышал, - мрачно отозвался муж.
      - Правительство...
      - Да, да! Решило направить научную экспедицию на Венеру! - не без раздражения прервал ее профессор.
      - И твой друг, разумеется, на первом месте. Всюду этот Яхонтов. Ему поручили разработать проект, хотя есть и другие, которые могли бы заняться этим делом. Теперь ему поручают руководство экспедицией. Знаешь, мне кажется... Насколько я уловила, полету придается большое значение в сферах. Тебе следует подумать...
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Что я хочу сказать? Нельзя упускать такой случай! Как всегда, ты близорук и непрактичен. Неужели, Мишель, мы вечно будем где-то на задворках, в то время как всякие Яхонтовы будут пожинать лавры? Ты слышал: "другие известные ученые"? Известные! Нельзя же вечно сидеть на профессорском месте! Да еще на кафедре далеко не ведущего вуза. Мужчина должен стремиться вперед, пробивать себе дорогу! Мысленно я всегда вижу тебя академиком. При твоих способностях и знаниях это совершенно естественно. Но цели достигают только те, кто умеет бороться, а не ждут у моря погоды. Надо уметь вовремя показать себя!
      - Короче говоря, ты хочешь, чтобы я полетел на Венеру?
      - Мишель, ты же знаешь, что я никогда не вмешиваюсь в твои дела...
      Профессор, застегивая пижаму, подумал: "Хорошо - не вмешиваешься!" Но ничего не сказал.
      - Ты же знаешь, - продолжала Мария Сергеевна, - что я... Одним словом, если хочешь знать мое мнение...
      - Ну?
      - Изволь. Мне кажется, что надо использовать дружбу с Яхонтовым. Он немного витает в воздухе. Но такими людьми не стоит пренебрегать...
      - Это мой большой друг, Мари!
      - Тем лучше. Многие сочли бы за счастье принять участие в экспедиции. А тебе оно само дается в руки.
      - А опасность?
      - Что - опасность?
      - Тебе не будет грустно, если я попросту сверну себе шею? И расставаться на такой срок?
      - Милый, конечно, я буду безумно тосковать. Но ведь до разлуки еще далеко. Около трех лет займут приготовления. Мало ли что может произойти за эти три года! А уже один факт, что ты значишься в числе участников экспедиции, выдвигает тебя в ряды самых прославленных ученых... В конце концов, всякая умная жена должна пренебречь своими личными переживаниями для блага семьи!
      - Риск все-таки огромный...
      - Мой дорогой, я верю в науку. С теми знаниями, которыми обладаешь ты, и, потом, Виктор Петрович, и этот... как его...
      - Красницкий?
      - Да, Красницкий. Говорят, он выдающийся специалист своего дела. Ракету поведут замечательные пилоты. Опасности будут сведены до минимума. Готовить полет будет целый ряд институтов... Нет, я не допускаю и мысли, что возможна авария...
      Беседа в этом духе затянулась за полночь. Михаил Андреевич и потом долго не мог уснуть и вынужден был принять одну за другой две таблетки снотворного.
      * * *
      Наташа позвонила у дверей академика Яхонтова, но его не оказалось дома. Надежда Павловна, хорошо знавшая девушку, провела ее в приемную и предложила подождать возвращения ученого. На этот раз Виктор Петрович запоздал. Было девять часов вечера, когда он вернулся, уставший от междуведомственных совещаний и споров, побывавший за день в десяти местах.
      Заметив в приемной Наташу, он понял, что разговора нельзя избежать, и бросил выразительный взгляд на секретаря, как бы говоря: "Ну зачем вы ее впустили? Неужели нельзя было догадаться?" Надежда Павловна только пожала плечами: дескать, тут ничего не поделаешь, не отвертишься...
      Немая сцена продолжалась всего несколько мгновений. Виктор Петрович приветливо поздоровался и попросил Наташу пройти в кабинет.
      - Ну, что вы скажете хорошего? - спросил он, вежливо пропуская ее вперед.
      Наташа не стала тратить время и прямо приступила к делу.
      - Виктор Петрович! - многозначительно и почти торжественно сказала она. Виктор Петрович!..
      - Ну, ну!
      - Вы догадываетесь, зачем я пришла? Академик кисло улыбнулся и кивнул головой.
      - Так что же вы мне скажете? Вместо ответа академик подвинул Наташе целую пачку распечатанных писем.
      - Видите? - произнес он. - Здесь почта, поступившая только сегодня. Надо полагать, люди писали сразу после передачи нашего сообщения. Вот письма из Москвы, вот из Киева, из Риги, Тбилиси, Таллина, Алма-Аты... Кстати, среди них вы найдете и радиограмму вашего супруга... Эх, вы, поженились и на свадьбу не позвали!
      - Мы, Виктор Петрович, уехали на юг.
      - Знаю, знаю! Получил открытку, благодарю... Наташа с интересом пробежала ряд писем.
      - Всего можно не читать, - сказал академик. - Содержание одинаковое: хотят лететь со мной на Венеру... Впрочем, вот письмо из Таллина. Один товарищ предлагает сначала построить опытный экземпляр космической ракеты и послать его с приятелем как разведчиков.
      - Для чего?
      - Чтобы не подвергать риску ученых, более нужных для страны. Трогательно?
      Наташа увидела радиограмму Владимира и прочла ее.
      - Надеюсь, Владимира вы возьмете?
      - Вероятно. Я полагаю, что без него нам не обойтись.
      - А меня?
      - Наталья Васильевна, если бы речь шла о заслугах, так сказать, о моральном праве, то ваше имя заняло бы первое место, - сказал извиняющимся тоном Виктор Петрович. - К сожалению, приходится думать о другом. Полет на Венеру - исключительно опасное и трудное дело. Да, да, уверяю вас! А помимо всего, тут требуются большие физические силы. Лететь могут только мужчины. Подумайте сами, на что обречена слабая женщина в такой трудной экспедиции?
      - Я вовсе не слабая.
      - Предположим, но...
      - Я могу работать, делать что угодно. Скоро я стану геологом-разведчиком. Вы же знаете, что в этой области я могу пригодиться.
      - Знаю, знаю!
      - Вот видите!
      - И все-таки одной молодой женщине среди мужчин... Два года в тяжелых условиях. Нет, и не просите! - Виктор Петрович сделал решительный жест головой, означавший категорический отказ.
      Но Наташа не сдавалась. После минутного молчания она подошла к вопросу с другой стороны.
      - Вы забываете еще одно обстоятельство... - тихо сказала она, потупив глаза.
      - А именно?
      - Мы так недавно поженились... Что же теперь получается? Разве жена не имеет права разделить с мужем все опасности и все труды? Ведь, кроме разума, есть же и чувство. Любовь - это не так-то просто...
      Академик некоторое время смотрел перед собой. Карандаш качался в его нервных пальцах. Потом он посмотрел на Наташу испытующе и даже сурово. Та выдержала этот взгляд.
      - Ну как вы не понимаете! - произнес наконец Виктор Петрович. - Мне очень хочется сделать вам приятное, но чистое безумие брать с собой в рискованное путешествие такую молодую женщину. Не имею права!..
      Академик демонстративно стал шелестеть бумагами, давая понять, что вопрос исчерпан. Протерев золотые очки, он принялся читать письма. Их было немало. Одни ученый откладывал в сторону, едва прочитав первые строки, другие внимательно читал от начала до конца. Находились и такие, которые заставляли академика задумываться. Одна открытка пришла из Пензы. Крупными детскими буквами была выведена просьба непременно взять с собой в полет на Венеру гражданина Петю Караваева, девяти лет. Академик улыбнулся и отложил это послание отдельно. Тут его взор снова упал на Наташу.
      - Как, вы еще не ушли?
      - Нет, Виктор Петрович, - сказала молодая женщина, глядя ему прямо в глаза. - Наша беседа, далеко не закончена.
      Академик покачал головой, но по его лицу уже скользила улыбка. Наташа уловила это настроение.
      - Видите ли, Виктор Петрович, - начала она, - мне кажется, будет плохо, если полетят только мужчины. Наряду с мужской выносливостью вам понадобится и женская забота. Вы знаете, на что способна русская женщина. Вспомните войну! Ну возьмите меня, Виктор Петрович, хотя бы в качестве медсестры! Я успею пройти курсы. Честное слово! На межпланетном корабле надо будет поддерживать порядок, а ведь мужчины ничего не умеют сделать толком...
      Ее глаза глядели так умоляюще, что самый черствый человек был бы растроган.
      Академик Яхонтов вовсе не был бездушным сухарем. Он еще раз внимательно посмотрел на Наташу и все-таки сказал:
      - Нет, это невозможно!
      Снова наступило неприятное молчание.
      - Виктор Петрович!..
      Академик с досадой помотал головой.
      - Ну ладно! - сказал он. - Попробую назвать и вашу кандидатуру.
      Наташе захотелось запрыгать от радости, как маленькой девочке. Правда, ей приходило в голову, что академик сказал так, лишь бы отделаться от нее, но и это была огромная победа. Она с трудом удерживалась от бурного выражения своих чувств. В это время раздался звонок видеофона. Академик снял трубку.
      На экране появилось лицо профессора Шаповалова.
      - Дорогой друг, - сказал профессор, - поздравляю! Искренне поздравляю!
      - Спасибо.
      - Ну, как дела?
      - Ничего.
      - Я звоню вам, Виктор Петрович, по нашему делу.
      - Гм...
      - Я со всех сторон продумал ваше предложение. Действительно, самый лучший способ разрешить наши споры - это разобраться на месте. Хе-хе! Мы с вами знаем друг друга не первый год, не так ли?
      - Ну разумеется...
      - Было бы просто непростительно, Виктор Петрович, если бы я отказался от участия в экспедиции. Считайте, что я вместе с вами! Жребий брошен!
      - Ну, вот и хорошо! - искренне обрадовался академик. - Я был уверен, что вы согласитесь на мое предложение. Однако согласие дано не сразу...
      - Что поделаешь, Виктор Петрович. В мои годы не так-то легко решиться... Да и вообще... Я человек, и ничто человеческое... и так далее. Были и сомнения, конечно. Ну, не буду вас задерживать. Я звоню, чтобы узнать, когда можно зайти к вам.
      - Хоть сегодня. Жду вас.
      Академик положил трубку, считая разговор оконченным.
      - Вот видите, Наталья Васильевна, - повернулся он к Наташе, - пока нет недостатка в желающих. Даже такие скептики, как профессор Шаповалов, и те начинают менять свои взгляды. Теперь остается еще один вопрос. Весьма деликатный. Пожалуй, только вы можете нам помочь.
      - Я вас слушаю, Виктор Петрович.
      - Вот в чем дело. Приходится думать обо всем. Вести ракету будет, вероятно, ваш супруг. Он молод, энергичен, бесспорно первоклассный пилот, но он горяч. Вы понимаете, что в предстоящей экспедиции это качество надо как бы нейтрализовать. В полете нужна не только храбрость, но и мудрая осторожность. На борту корабля должен быть еще один специалист. Совсем другого характера. Вот я и подумал...
      - Вы имеете в виду Сандомирского?
      - Именно. Владимир сам называл его имя в своей записке.
      - Но они таких различных взглядов... Сандомирский, как вы знаете, однажды отстранил Владимира от полетов. Он никогда не согласится участвовать в экспедиции, противоречащей его взглядам.
      - Нужно убедить этого человека. И сделать это может только ваш муж.
      - Владимир?
      - Если он первый протянет руку примирения. Надо понять и Сандомирского. Все зависит от такта, от подхода...
      Наташа задумалась на минуту.
      - Хорошо, Виктор Петрович, я поговорю с Владимиром. Ну, теперь я в самом деле ухожу...
      ГЛАВА VII,
      в которой сказка становится былью
      С давних пор человек лелеял мечту о полетах на другие миры. Древняя легенда, созданная под синим эллинским небом, рассказывает, как Икар взлетел к Солнцу на крыльях, сделанных из птичьих перьев и скрепленных воском. Но и среди нас нет, пожалуй, ни одного, кто не уносился бы мысленно в далекие межзвездные пространства. Когда же сказка начала становиться былью, идея полета на Луну и другие планеты захватила миллионы людей.
      Решение правительства об организации экспедиции на Венеру, вызвавшее такое волнение во всем мире, было принято советскими людьми с огромным воодушевлением. Постройка космического корабля стала всенародным делом. Каждый считал своим долгом и почетной обязанностью помочь в сооружении гигантской ракеты.
      Разработкой отдельных проблем занималось около пятидесяти научных институтов. Свыше десяти проектных организаций день и ночь трудилось над чертежами и конструкцией космической ракеты. Сотни лабораторий были заняты разработкой всевозможных приборов управления. Не менее двухсот заводов выполняло заказы Комитета по строительству межпланетного корабля.
      Как только начались работы по сооружению ракеты, будущие астронавты стали регулярно собираться у академика. Здесь образовалось нечто вроде главного штаба экспедиции.
      В тот вечер хозяин уютной квартиры на Большой Калужской задержался. Начали собираться друзья, но Виктора Петровича все еще не было. Шаповалов и Красницкий поджидали его в кабинете. Красницкий сидел на диване, а астроном удобно расположился в большом кресле у стола.
      - Знаете, - говорила Надежда Павловна, - я просто не узнаю Виктора Петровича. Прежде опоздать хоть на одну минуту было для него совершенно немыслимо. Не я напоминала, что наступило положенное время, а часы можно было проверять по Виктору Петровичу. А сейчас... Вот видите, решили собраться в пять, теперь уже седьмой час, а его все нет и нет.
      Как всегда, больше всех говорил Шаповалов.
      - Говорят, что ученые - это кабинетные люди, - вспомнил он что-то. Ничего подобного! На днях сижу я в обсерватории, вдруг звонок. Беру трубку. На экране Виктор Петрович. Шляпа на затылке, пальто застегнуто на одну пуговицу, галстук набок. Спрашиваю, в чем дело. Отвечает, что он на заводе. На каком заводе? Принимаю кислородные приборы. Надо бы проверить. В них, мол, придется жить и работать. Требует, чтобы я немедленно приехал. Называет адрес. "Сам проверял, говорит, но я худощавый, а вы самый полный из нас. Если сумеете пробыть два часа в этой штуке, значит, все в порядке".
      - Поехали? - спросила Надежда Павловна.
      - А что же поделаешь - отправился. Приезжаю. Натягивают на меня какую-то резиновую одежду, вроде комбинезона, и застегивают клапаны. На голову надевают прозрачный шлем, а за плечи вешают ранец с кислородным аппаратом и велят, чтобы я ходил.
      Надежда Павловна рассмеялась.
      - Вам смешно, а меня и бегать заставляли, и тачку с грузом возить.
      - Ну и что же?
      - Последовало заключение: "Если вы, говорит, при вашем телосложении можете в этой штуке работать, значит, остальные и подавно сумеют... Принимаю заказ!" Пожал руку - и был таков.
      Надежда Павловна опять рассмеялась.
      - Это я сконструировал такие костюмы, - заметил Красницкий.
      - Покорно вас благодарю!
      - Не стоит.
      - Заранее трепещу, что еще будет впереди, - поморщился астроном.
      - Ничего особенного, - успокоил его Красницкий. - Разве что в кратере вулкана придется побывать.
      - Как вы сказали? - переспросил астроном. - В каком кратере?
      - Это новая идея Ивана Платоновича, - объяснила Надежда Павловна.
      Красницкий молча кивнул головой.
      - Нет, вы все-таки объясните мне: в какой кратер нужно лезть? - добивался Шаповалов.
      - Надо найти на Земле место, - стал объяснять Красницкий, - похожее на Венеру. В смысле температуры, состава атмосферы и прочего. Где был бы аммиак и всякие прочие неприятности. Мы должны прожить там некоторое время. Думаю, что самое подходящее место - это Ключевская сопка на Камчатке.
      - Этого только не хватало! - рассердился астроном.
      - Это еще не всё! - рассмеялась Надежда Павловна. - Вас ждут и более неприятные переживания. Виктор Петрович сейчас интересуется вопросами питания во время полета. Задача важная - найти продукты с малым весом при высокой калорийности. Институт физиологии ищет новых путей в питании.
      - Если эти пути подсказал дорогой Иван Платонович, нас ждет весьма безрадостная жизнь...
      - Пустяки! - буркнул Красницкий. - Просто мы хотим освободить человека от забот о переваривании пищи. Надо найти вещество, которое будет целиком и непосредственно усваиваться организмом.
      - Надежда Павловна, - завопил астроном, - уберите от меня этого человека! Он готов лишить нас всех радостей бытия!
      - Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть, - напомнил Красницкий.
      - Слышал, слышал! Цицерон!.. А сам небось рагу из соловьиных язычков ел.
      - Это не он...
      - Все равно. Надеюсь, больше вы ничего не придумали, Иван Платонович?
      - Почти всё.
      - Не совсем, - поправила Надежда Павловна. - Виктор Петрович хочет, по совету Ивана Платоновича, соорудить модель ракеты и прожить в ней некоторое время. Питаться теми самыми продуктами, какие будут у вас в пути. Жить придется, понятно, в резиновых костюмах...
      - Надо тренироваться еще на Земле, - добавил Красницкий.
      - Да! Велики испытания, которые готовят для нас друзья... -меланхолично заметил астроном. - Кроме этого, с вашей стороны ничего больше не угрожает?
      - Угрожает, - ответил серьезным тоном Красницкий. - Если мы не найдем подходящего топлива, экспедиция вообще не состоится.
      - Как! - встрепенулся Шаповалов, которому в глубине души не очень хотелось мчаться куда-то в межзвездные дали.
      - Так!
      Своеобразная манера выражать свои мысли, присущая Ивану Платоновичу, была хорошо известна всем. Шаповалов не обиделся на столь краткое и категорическое заявление. Он знал, что от Красницкого можно добиться толку, лишь задавая вопросы.
      - Говорят, вы до сих пор никуда не ушли от доброй старой нефти? - спросил он. - Поискали бы чего-нибудь поновее!
      - Ищем.
      - И что же?
      - Пробовали гидразин и трехфтористый хлор. Калорийность недостаточна.
      - Значит, надо найти что-то другое.
      - Взяли водород и фтор. Лучше, но тоже плохо. Он замолчал, полагая, что дал исчерпывающие объяснения.
      - А есть ли вообще надежда на успех? - добивался астроном. - Быть может, я зря волнуюсь?
      - Есть. Бораны и фтор.
      Короткое замечание Ивана Платоновича имело глубокое содержание. Внимание ученых в последнее время все больше привлекали к себе два элемента, которым раньше не придавалось особого значения, - бор и кремний. По своим химическим свойствам они имеют ряд сходных черт с углеродом. Однако бесчисленные соединения углерода с водородом, кислородом, азотом и некоторыми другими элементами образуют все разнообразие растительного и животного мира, в то время как существующие в природе соединения бора и кремния весьма немногочисленны. Ученые решили искусственно создать то, чего не сделала природа. Они предвидели, что эти вещества будут обладать исключительно полезными свойствами. И они не ошиблись. Был получен целый ряд водородных соединений бора, так называемых боранов, о которых говорил Красницкий. Удалось получить и новые соединения кремния. Это были силаны и силиконы.
      Многие из вновь открытых веществ оказались хорошими горючими, имеющими очень высокую калорийность. Если жидкие углеводороды, производные нефти, давали при соединении с кислородом скорость истечения газовой струи не более 2,5 километра в секунду, то жидкие бороводороды далеко их превосходили. Будь Красницкий более разговорчивым человеком, он мог бы рассказать, что опыты по соединению бороводородов с кислородом, произведенные в институте, где он являлся руководителем лаборатории жидких топлив, уже давали скорости истечения газов порядка 4 километров в секунду. Еще большие результаты обещали реакции соединения бороводородов с фтором. Таким путем удавалось получить огромное количество энергии и скорости, близкие к 4,5 километра в секунду. Вот что скрывалось за репликой Красницкого.
      - Реакции со фтором заманчивы, но пока слишком быстры, - как бы рассуждал вслух Красницкий. - Может получиться взрыв, и тогда на Венеру прибудут только трупы...
      - Ваши пилюли обещают точно такой же результат! - не удержался астроном.
      - Изучаем атомарный водород, - продолжал Красницкий, не обратив внимания на реплику. - Калорийность совершенно исключительная...
      В это время послышались быстрые шаги.
      - Приехал! - сказала, прислушиваясь, Надежда Павловна. - Виктор Петрович приехал!
      Академик даже не сел в кресло, а стал ходить по комнате и рассказывать, прибегая в нужные моменты к энергичным жестам:
      - Ездил на заводы Тихвинского алюминиевого комбината. Там освоено производство нового сплава, "КР-17". Основа его - титан. Замечательный материал. Огромная победа металлургов. Представляете себе, какую трудную задачу им задали? Материал для корпуса ракеты должен иметь удельный вес не более 2,2 при сопротивлении на разрыв не ниже 75 килограммов на квадратный миллиметр. Понимаете, что это значит? При легкости, присущей магнию, сплав должен обладать прочностью стали специальных марок. Он должен, кроме того, противостоять высокой температуре при взлете и посадке. Одновременно этот металл должен быть невосприимчив к холоду мирового пространства. Совершенно противоречивые требования. И можете себе представить: сплав "КР-17" даже превосходит наши пожелания!
      - Значит, вопрос о материале для корпуса ракеты разрешен? - спросил Красницкий.
      - Вполне! Уже приступили к постройке ракеты. Это дело поручено Нижне-Тагильскому комбинату тяжелого машиностроения. Я и там побывал вчера. Великолепное зрелище! Правда, я палеонтолог, но тут не нужно особых знаний. Я смотрел в цехах, как подвигается производство. Можно залюбоваться! Процессы автоматизированы. Раскаленные слитки нового сплава поступают на вальцы и выходят готовыми листами определенного профиля, нужной толщины и формата. Великолепно! Дальше их подают на прессы. Гигантские штампы формуют из них черновые детали будущей ракеты. Транспортер подхватывает заготовки и несет в механический цех. Людей там почти не видно, они сидят только за пультами управления. Со стороны кажется, будто машины всё делают сами. Отдельные секции переходят со станка на станок... А станки! Сами точат, сверлят, фрезеруют. И вот кран подхватывает готовую деталь и бережно несет ее прямо на железнодорожную платформу...
      - Где же будет происходить сборка?
      - Получены указания, чтобы одновременно сооружать не одну ракету, а три. Они будут собираться в пустынной части Западного Казахстана. Одна ракета будет опытной. Ведь прежде всего надо научиться поднимать ее с Земли, прямо с поверхности. Ракету большого тоннажа. Иначе экспедиция столкнется с огромными трудностями при взлете с Венеры. Для этих испытаний выбран малонаселенный район. Вторая ракета - резервная, на случай неполадок. Она же предназначена для тренировок. Пока летчики будут практиковаться в полетах, то есть запускать опытную ракету в пространство, летать на ней до внеземной станции, может быть, вокруг Луны, мы с вами будем жить в другой ракете, стоящей на Земле, но в тех же условиях, как и во время полета.
      - Идея дорогого Ивана Платоновича уже начинает претворяться в жизнь! проворчал астроном.
      - Основная ракета, на которой мы полетим, - рассказывал академик, - будет собрана прямо на стартовой площадке. Пока все идет хорошо. Но впереди еще немало забот... Одна электроника чего стоит!
      - Это хорошо, что собирать ракету решили в Казахстане, - заметил Красницкий. - Там как раз имеются большие водоемы: Аральское море, озеро Балхаш.
      - А как же насчет Ключевской сопки? - поинтересовался астроном.
      - Придется побывать и на Камчатке, - ответил Виктор Петрович.
      Оживленная беседа продолжалась, пока ее не прервал звонок видеофона. Надежда Павловна сняла трубку. На экране показалось лицо незнакомого человека в круглых роговых очках.
      - Я звоню из редакции "Последних известий". Передайте академику Яхонтову нашу просьбу. Очень нужно хотя бы небольшое сообщение, как идет подготовка к полету на Венеру. В редакцию приходят сотни писем...
      Виктор Петрович взял трубку.
      Голос повторил:
      - Желательно получить от вас статью, Виктор Петрович. Мы...
      - У меня сейчас нет времени. Если необходимо, прошу задавать вопросы. Или лучше позвоните завтра моему секретарю. Надежде Павловне. Часов в десять утра.
      - Очень хорошо. Завтра мы пришлем сотрудника... Академик положил трубку.
      - И вот так каждый день, - сказал он. - Требуют сообщений, докладов. Говоря серьезно, мешают работать. Но что ж поделаешь? Я понимаю. Экспедиция вызывает огромный интерес в стране, во всем мире... Ваше имя, Михаил Андреевич, склоняется во всех иностранных газетах. Видели?
      Шаповалов просиял.
      Разговор вернулся к оставленной теме. Все согласились, что без тренировки не обойтись.
      - Жаль, что нет Николая Александровича... - заметил Шаповалов.- Интересно знать, что сейчас делается на внеземной станции.
      - Кто сказал, что меня нет? - послышался бас в приемной, куда была открыта дверь. - Если назначено собрание, будьте уверены, что Сандомирский окажется на месте. Только опоздал немного. Далековато от вас живем!
      Все рассмеялись. Вместе с Сандомирским пришел и Одинцов. Время сделало свое дело. Сандомирский уже освоился с мыслью о том, что полет на Венеру возможен, и вполне вошел в роль будущего командира космического корабля. С Владимиром Одинцовым они стали теперь закадычными друзьями. Молодой пилот тоже был привлечен к организации полета.
      - Извините за опоздание, - говорил Сандомирский, здороваясь. - Куча всяких дел!..
      Сразу же со всех сторон посыпались вопросы.
      - Работа у нас кипит, - отвечал Сандомирский. - Сейчас производится сборка емкостей для горючего. Представляете, какие запасы надо будет создать наверху, чтобы заправить ракету? Сложная штука. Сколько труда стоило забросить к нам один лишь материал для постройки резервуаров! Грузы прибывают ежедневно. Уже три дня, как производится монтаж. Народу у нас много. Всех надо разместить, инструктировать, приспособить к нашим условиям жизни. Шутка сказать - сейчас на станции до ста человек рабочих, не считая ученых!
      Сандомирский говорил о внеземной станции с таким видом, точно речь шла о самом обыкновенном заводе.
      - Ну, а вы чем заняты теперь? - спросил Яхонтов у Одинцова.
      - Практикуюсь в полетах. Или внизу у конструкторов работаю.
      - Ведь в проекте ракеты есть и его доля, Виктор Петрович, - сказал Сандомирский. - Общие очертания корабля, плоскости для планирования - все это сделано с учетом РГО эскиза... Модель прошла все испытания.
      - Все-таки тревожно. Не успокоюсь, пока не полетим. - смущенно улыбнулся Одинцов, немного стеснявшийся в этой ученой среде.
      - "Полетим"! Вот сумеете ли вы оба справиться с такой огромной ракетой? А больше двух пилотов мы взять не можем.
      - Справимся. Электроника у нас прекрасная.
      - А как себя чувствует ваша супруга? - спросил астроном у Владимира.
      - Устала. Работает с утра до ночи. Последний год в институте. Бегает на медицинские курсы...
      Снова беседу прервал сигнал видеофона. На этот раз говорили из Академии наук. Виктора Петровича приглашали на завтрашнее заседание Президиума.
      В столовой уже накрыли на стол. Дальнейшая беседа продолжалась за чаем, но прозвучал еще один звонок. На этот раз трубку взял Виктор Петрович. Остальные не слышали разговора, так как аппарат находился в кабинете. Когда Виктор Петрович вернулся в столовую, по выражению его лица все поняли, что произошло нечто важное.
      - Друзья, звонили из Кремля. Просят сейчас же приехать. Некоторые руководители партии и правительства особенно интересуются нашей работой. Что передать от вашего имени?
      Собравшиеся задумались на минуту. Первым отозвался Сандомирский:
      - Что передать? Скажите просто, что мы работаем...
      - Что наши ученые, не щадя сил, трудятся на пользу науки, - добавил Шаповалов.
      Виктор Петрович помахал руной и скрылся за дверью.
      - Ну вот, - сказала Надежда Павловна, - опять уехал, а когда вернется неизвестно. А я ведь только секретарь. Звонки со всех сторон. Видели, сколько писем на столе? Значит, опять будет сидеть до трех часов ночи. Утром на заводы поедет. Когда он только отдыхает!
      ГЛАВА VIII,
      в которой космическая ракета уходит в межпланетное пространство
      Прошло три года. Подготовка к полету на Венеру подошла к концу. Для старта ракеты выбрали удобное место в одном из самых малонаселенных уголков Советской страны.
      Между двумя морями, Каспийским и Аральским, расположено пустынное плоскогорье Устюрт - безводная глинистая равнина вперемежку с солончаками, покрытая кое-где чахлой полынной растительностью. Летом здесь нещадно палит солнце, а зимой почва трескается от свирепых морозов. Снег в этих местах почти не выпадает.
      Незаметный для глаза подъем начинается у берегов Каспия и заканчивается крутым обрывом у Аральского моря. Отвесная глинистая стена имеет здесь среднюю высоту 150 метров, но местами она поднимается до 300 метров. На географических картах этот огромный сброс называется: "восточный пик Устюрта". Далеко внизу простирается под ним бирюзовая равнина моря. Противоположного берега не видно - он скрывается в белесом тумане.
      Тысячи лет на просторах Устюрта гулял дикий ветер, тот самый суховей, который столько раз налетал из-за моря и приносил голод и разорение на плодородные земли Северного Кавказа, Ставропольщины и Поволжья. Тысячи лет дремала здесь никем не тронутая жестокая земля. Но вот пришел человек, и все преобразилось. Еще в 50-х годах рельсы железной дороги протянулись от Кос-чагыла на Тахиа-Таш, к низовьям Аму-Дарьи. Когда же в пустынных северо-западных районах Кара-Калпакской автономной советской социалистической республики, у мыса Актумсык, выбрали место для старта ракеты, здесь забурлила новая жизнь.
      В этом суровом краю, раскинувшемся далеко от населенных пунктов, лишенном запасов топлива и других источников энергии, выросли приземистые, глубоко ушедшие в землю, корпуса мощной атомной электростанции. От Гурьева протянулась в пустыню новая автострада. Могучие машины двинулись на восток. В поход на борьбу с природой пошла самая современная техника. По железной дороге красавцы электровозы помчали грузы туда, где раньше маячили только караваны усталых верблюдов.
      На равнине Устюрта вырос новый город, где один за другим строились заводы. С Индерских месторождений бора потянулись длинные эшелоны руды. Из нее получали темно-коричневые бороводороды, таящие в себе огромные запасы химической энергии. Вслед за эшелонами с рудой по рельсам побежали длинные составы серебристых цистерн с красными надписями: "Ядовито - фтор". А на бесплодной глинистой площадке высоко над морем человек воздвиг грандиозное сооружение из стали и бетона.
      По стометровым в поперечнике железобетонным круговым фундаментам медленно двигались на стальных тележках ажурные металлические башни - антенны мощных радиостанций. Они должны были поддерживать связь с межпланетным кораблем на расстоянии 250 миллионов километров. Отсюда предполагалось вести переговоры с людьми, находящимися в ракете, наблюдать за показаниями установленных в ней приборов и даже управлять полетом, если бы в этом встретилась необходимость. Отсюда, в юго-восточном направлении, постепенно возвышаясь, протянулась на 5 километров прямая, как стрела, железобетонная эстакада. У самого берега моря, дойдя до края обрыва, достигающего здесь высоты 256 метров, она поднималась еще на 100 метров, перешагнув через автостраду четырьмя бетонными пилонами.
      Отправление космического корабля по проекту намечалось так.
      По лотку эстакады должна была двигаться чрезвычайно прочная платформа шарового электропоезда, разгоняя лежащую на ней составную космическую ракету до скорости 300 километров в час. В дальнейшем платформа тормозилась, а свободно покоящаяся на ней ракета по инерции мчалась вперед уже по воздуху на высоте около 400 метров. В момент отрыва автоматические приборы включали реактивный двигатель огромной ракеты-матки, чтобы дать ей новый толчок, с ускорением 40 метров в секунду за секунду. Таким образом, составная ракета взлетала над Аральским морем, достигая скорости 6,5 километра в секунду. После этого в нужное мгновение включался двигатель основной пассажирской ракеты. Она отрывалась от вспомогательной, которая, выполнив свое задание должна была упасть в пустынной зоне Казахстана. Отделившись от матки, пассажирская космическая ракета устремлялась к искусственному спутнику, чтобы заправиться там горючим на весь путь через Космос.
      Такой способ полета устранял много технических трудностей, так как самую тяжелую часть груза - топливо на путь к Венере и обратно-ракета получала не на Земле, а на складах ВНИКОСМОСа.
      Надо ли говорить, что до отлета космического корабля с полезным грузом и пассажирами, с этой же эстакады неоднократно поднималась вторая тренировочная ракета, сначала управляемая по радио, а затем пилотируемая человеком.
      Приблизился день, назначенный для отлета на Венеру. В то знаменательное утро площадка, где сооружалась ракета, приняла праздничный вид. На столбах эстакады, на стальных фермах эллинга, на всех стенах и столбах повисли алые флаги, полотнища с приветствиями и пожеланиями, портреты участников экспедиции.
      Счастливцы, получившие пригласительные билеты на торжество, разместились по пяти галереям внутри эллинга. Их было около двух тысяч человек. Значительно больше зрителей собралось под открытым небом, на крышах зданий, на фермах строительных конструкций, всюду, откуда можно было хоть что-нибудь увидеть.
      На старт советского космического корабля прибыли многочисленные гости из зарубежных стран, журналисты, фоторепортеры, кинооператоры со своими сложными установками. Уже два дня они ходили по веселым улицам нового города, посещали заводы, щелкали фотоаппаратами, снимали со всех сторон радиостанцию. К их услугам было заранее приспособлено сто кабинок радиотелефона для связи со своими редакциями.
      Советские газеты подробно освещали научные задания экспедиции, но сравнительно мало касались технических подробностей конструкции ракеты, поэтому иностранных журналистов особенно поражал внешний вид гигантского космического корабля.
      Составной ракетный поезд, готовый к полету, находился в колоссальном эллинге и покоился на прочном бетонном основании. Отсюда и начиналась взлетная дорожка, вернее - целая автострада для разбега. Для неподготовленного зрителя все выглядело неожиданно и странно. Хотя бы шаровой электропоезд! Он был похож на гигантскую стальную черепаху, широкую, но довольно низкую. Два усеченных шара, заменяющих колеса, достигали 6 метров в поперечнике, но были скрыты внутри корпуса и не видны зрителям. Со стороны казалось непонятным, как может передвигаться подобное сооружение.
      На этой черепахе-платформе лежала ракета-матка. Она подавляла своими размерами и представляла собой стальной сигарообразный корпус, чрезвычайно длинный, но не очень толстый. Ее поперечник составлял всего 20 метров, то есть равнялся высоте шестиэтажного дома, в то время как длина ракеты превышала 200 метров.
      На кормовой части ракеты виднелись четыре плоскости стабилизаторов и между ними пять круглых отверстий. Это были сопла, откуда при включении двигателей вырывались струи раскаленных газов. Циклопический корпус ракеты был покрыт ярко-красной эмалью, позволявшей видеть снаряд на очень большом расстоянии. Еще никогда на Земле не было построено ничего подобного по величине и сложности.
      В передней части ракеты-матки, подобно пуле в ружейном патроне, помещалась пассажирская ракета, серебристая и как бы устремленная вперед. Она представляла собою нечто вроде наконечника стрелы, но гигантских размеров и с притупленным концом.
      Спереди ракета походила на обычный реактивный самолет, но только с укороченными плоскостями.
      Примерно на одной трети ее длины, ближе к передней части, выступали стреловидные крылья: короткие, слегка приподнятые, тонкого профиля, но достаточно широкие. Они доходили почти до кормы и отбрасывали заостренные концы далеко назад, как ласточка откидывает крылья в стремительном полете.
      Ракета как бы рвалась в пространство. При этом она вовсе не производила впечатления громоздкости. Просторы эллинга и размеры гигантской ракеты-матки скрадывали ее величину.
      * * *
      До отправления экспедиции осталось несколько часов. Сами астронавты, их близкие, журналисты, ответственные руководители партии и правительства собрались около ракеты.
      К академику Яхонтову подошла группа корреспондентов.
      - Итак, Виктор Петрович, - начал один из них, - час отлета приближается.
      - Мы готовы, - просто ответил ученый.
      - Ничего не скажете на прощанье? - спросил другой с заранее приготовленным блокнотом в руке.
      - Что же я могу сказать? Надеемся справиться с поставленными задачами. Едва ли какая-нибудь экспедиция была оснащена так, как наша. И мы ведь не одни. Летят шесть человек, но за нами стоит все передовое человечество.
      - Что же вам осталось сделать на Земле? - полюбопытствовал журналист.
      - Пожалуй, только попрощаться с вами! Представитель прессы сделал вид, что не понял иронии, и напомнил академику:
      - Вы обещали показать ракету. Вот и иностранные журналисты интересуются...
      Академику в эти минуты было не до журналистов. Он легко мог отказать, хотя бы сославшись на опасность занести в ракету инфекцию, но полет на Венеру был всенародным делом, и он еще раз принес себя в жертву прессе.
      - Могу предложить только беглый осмотр, - улыбнулся он. - Так, строк на сто. Пожалуйте!
      Группа журналистов поспешила за начальником экспедиции к входному трапу. По дороге академик объяснял:
      - Прошу отметить, что на Венере нам придется жить в особых условиях. Поэтому ракета снабжена всеми приспособлениями для существования в среде, где человек не может дышать без кислородной маски. Кроме того, мы берем с собой всякого рода механизмы, устройства, подъемные краны, электрические инструменты для работы. Надо предвидеть всякие трудности... Прошу дальше, если это вас интересует.
      - Конечно! Конечно! - раздались голоса. Сначала гости поднялись на крыло, а оттуда прошли внутрь ракеты и очутились в салоне.
      - Здесь, - продолжал объяснения начальник экспедиции, - наша кают-компания. Тут мы будем собираться за обедом, беседовать, слушать радиопередачи. Какую-нибудь оперу или концерт. Есть у нас и телевизионная связь, но только с искусственным спутником.
      - Кухня! - заглянул один из журналистов в полуоткрытую дверь. - А где же повар?
      - Готовить мы будем сами. Очередное дежурство обязательно для всех участников полета. Впрочем, кулинария у нас простая. Суп придется варить из концентратов, а котлеты жарить из мясного порошка.
      За дверью, куда сунул свой нос журналист, была небольшая, но блистающая чистотой кухня, с плитой, со шкафами, наполненными посудой необычного вида.
      - Целое хозяйство! - заметил один из присутствующих.
      - Да. Вот электрическая плита. Фотоэлементы из полупроводников и яркий солнечный свет обеспечат нас энергией. Посуда, как видите, особенная. Кастрюли нагреваются не снизу, а со всех сторон. Иначе суп не сваришь. Сковороды закрыты, поэтому котлеты не смогут улететь.
      - Как - улететь? - не понял журналист.
      - Очень просто. Предметы во время полета не имеют веса, а пар, образующийся при нагревании, сохраняет свою упругость. Понятно, что получится. Кастрюли снабжены также электрическими мешалками. Иначе ничего в них не приготовить... А вот сосуды, куда мы будем наливать жидкости. Все они имеют приспособления для выдавливания.
      Когда все вдоволь насмотрелись на кухню, Виктор Петрович повел посетителей дальше:
      - У каждого астронавта - своя каюта. Вот мое помещение.
      Гости увидели каюту размером два метра на три, где находилась узкая кровать обычного для космических ракет типа, то есть с ремнями для привязывания тела. Рядом стоял столик с настольной лампой и кресло с держателями, чтобы сидящий в нем человек не мог взлететь к потолку. На стене был прикреплен шкафчик для книг и небольшой гардероб. В углу стоял умывальник с насосом и педалью, чтобы выбрызгивать воду на руки или лицо.
      Один из журналистов покачал головой:
      - Умыванье на ракете - довольно сложное дело! Пошли дальше. Объяснения продолжались.
      - Вас, наверно, поразила большая длина ракеты, - продолжал академик. - Она в десять раз превышает диаметр. Но ведь очень много места нужно для горючего. Резервуары тянутся на 60 метров. Через них коридор ведет в заднюю секцию, где расположен двигатель.
      - Достаточно ли прочна эта громадина? - сомневался один из иностранных журналистов. - Корпус такой огромной длины, а толщина стенок совсем незначительная.
      - Сплав исключительно прочный, - объяснил академик. - Основной его материал - титан. Он крепче стали, хотя и очень легкий. Оболочка нашего корабля многослойная. Широкое применение имеют новые виды пластических масс, основанные на соединениях кремния. Кроме того, ракета собрана на каркасе повышенной прочности. Имеются ребра жесткости, которые дают полную гарантию. Не забудьте, что в полете, оторвавшись от искусственного спутника, ракета окажется в мире, где нет тяжести. Это сильно снижает требования к прочности конструкции. Когда же мы достигнем Венеры, ракета будет во много раз легче.
      Иностранный журналист поблагодарил и стал что-то лихорадочно записывать.
      Гости прошли в кабину управления, занимающую переднюю, коническую часть ракеты. Здесь какой-то человек проверял аппаратуру. Сидя в кресле пилота, он вращал штурвал, включал и выключал приборы. На циферблатах кружились стрелки указателей, на щите зажигались и гасли синие и красные лампочки.
      - Николай Александрович! - окликнул его академик. - У нас гости.
      Сандомирский приветствовал посетителей коротким поклоном и сказал:
      - Прошу!
      - Как работает аппаратура? - спросил кто-то.
      - Без отказа!.. - Сандомирский стал объяснять: - Ракета снабжена авторегуляторами и электронными счетно-решающими устройствами. Пока не будет достигнута космическая скорость, управлять кораблем изнутри вообще невозможно. Нам придется лежать в камерах амортизации, испытывая пятикратную перегрузку. На это время человека полностью заменят автоматы. Затем, когда ускорение прекратится, очередной пилот вполне справится с управлением ракетой, если она попытается выйти из повиновения.
      Потом все долго шли по коридору, чтобы осмотреть двигатель.
      - Центральная часть корабля отведена для научных работ, - сказал по дороге Сандомирский. - Об этом Виктор Петрович расскажет лучше, чем я.
      Первой оказалась химическая лаборатория. Несмотря на ее небольшие размеры, здесь удалось разместить очень сложные приборы и аппаратуру. Иван Платонович Красницкий, как всегда не особенно разговорчивый, довольно лаконично разъяснял:
      - Аппаратура для анализов проб атмосферы... Аналитические весы... Приспособления для взятия проб...
      - А это что такое? - заинтересовался представитель журнала "Техника молодежи".
      - Ничего особенного - набор индикаторов.
      - Пойдемте дальше, - предложил академик. - Для прессы наш дорогой Иван Платонович - далеко не находка.
      Красницкий сделал вид, что ничего не слышит.
      - Следующая лаборатория по моей специальности, - пригласил Виктор Петрович. - Здесь все, что нужно для геолога и биолога. Вот, смотрите! Великолепные микроскопы! Есть даже электронный, специальной конструкции. Его создал для нас Ленинградский оптико-механический институт. Увеличивает в триста тысяч раз! Такой прибор поможет разобраться в самых сокровенных подробностях процесса возникновения жизни...
      В обсерватории профессора Шаповалова, который свободно объяснялся на трех языках, гостям были показаны астрономические трубы. Среди них выделялся короткий и широкий телескоп системы Максутова. Здесь были также спектроскопы, приборы для исследования космических лучей, киносъемочная аппаратура и многое другое.
      Затем прошли к двигателям. По дороге Сандомирский похвастал:
      - У меня тоже свое хозяйство! Лаборатории пилотам не нужны, но ремонтная мастерская необходима. Прошу!..
      Гости увидели довольно большое помещение, где стояло несколько станков, маленький кузнечный горн и другое оборудование.
      В нижних помещениях ракеты находился стратоплан с герметически закрытой кабиной. На нем гости увидели винтовой двигатель для полетов в атмосфере и реактивный для стратосферы. Осмотрели вездеход. Шесть человек могли прожить в нем две недели среди ядовитой атмосферы и при высокой температуре окружающей среды. Большой интерес вызвала у посетителей маленькая подводная лодка, которую тут же прозвали "карманная".
      В отделении двигателя Сандомирский показал, где получается энергия, необходимая для полета ракеты. В центральной части зала гости увидели три огромных металлических шара. Это и были камеры сгорания.
      Сандомирский объяснял устройство:
      - Мощные насосы подают по трубам горючее, те самые бороводороды, над созданием которых пришлось много потрудиться советским химикам.
      Посыпались вопросы:
      - Это жидкое горючее?
      - Какова его плотность?
      - Скорость истечения?
      - Да, это тяжелая жидкость, более плотная, чем вода. Она поступает в камеру. Туда же нагнетается и жидкий фтор. Его нужно хранить под высоким давлением и при низкой температуре, около 190 градусов ниже нуля. Соединение этих веществ выделяет огромное количество тепла.
      - А температура? - попросили уточнений сразу несколько голосов.
      - Около 4000 градусов. Газообразные продукты сгорания вырываются из сопла двигателя со скоростью 4,5 километра в секунду, создавая мощную реактивную тягу. Одновременно жидкий фтор охлаждает двигатель. Иначе камеры сгорания моментально расплавятся.
      У Сандомирского не было времени подробно объяснять схему управления реактивными устройствами космического корабля. Но это весьма сложная и ответственная задача. Стоит чуть-чуть нарушить пропорцию подачи обеих частей горючей смеси или несколько отклониться от температурного режима, чтобы немедленно изменилась скорость полета. Малейшая несогласованность в работе механизмов двигателя может нарушить все расчеты, привести к расплавлению камеры, даже к взрыву и гибели корабля. Поэтому особенно сложное дело управление ракетой - было здесь поручено автоматам, способным в ничтожные, миллионные доли секунды реагировать на отклонения от заданного режима и вводить необходимые коррективы.
      Журналисты не успели осмотреть многочисленные насосы, цилиндры, вентиляторы, резервуары, хранящие горючее, камеры с двойными стенками, где хранился фтор и все приспособления, следящие за возможной утечкой ядовитых газов, предохранительные устройства и приборы для автоматического включения и выключения двигателей. Нужно было готовиться к отлету. Лица астронавтов вдруг сделались очень серьезными. Журналистам пришлось закончить осмотр.
      Между тем в эллинге все было готово к старту. Там слышался глухой шум человеческих голосов. За столом близ трибуны были приготовлены места для путешественников и их близких. Здесь сидели жена и дочь академика Яхонтова, жена и два сына Шаповалова. Мальчики были в синих новеньких матросских костюмах. Иван Платонович Красницкий был одинок. Никто не пришел его провожать. Семья Сандомирского состояла из жены и матери, древней, но еще бодрой старушки. Одинцова и его молодую жену провожала Людмила Николаевна.
      Раздался звонок. Гул голосов постепенно затих, и все приготовились слушать.
      - Товарищи!.. - обратился к присутствующим, стоя у микрофона, Василий Сергеевич Завгородний, помощник начальника ВНИКОСМОСа, распоряжавшийся отправлением экспедиции. - Товарищи! Приближается торжественная минута! О ней долгие годы мечтали лучшие умы человечества. Совсем скоро отправится в путь космический корабль, чтобы впервые в истории мира установить связь с другой планетой.
      Речь прервали аплодисменты.
      - Товарищи! - продолжал Завгородний. - Ракета, которая уйдет сейчас в пространство, унесет с собой смелых разведчиков Вселенной. Но и вы все внесли свой вклад в это великое дело. Ракета создана вашими руками, товарищи! С чувством законной гордости мы провожаем наших дорогих астронавтов. И не случайно, что подобное событие происходит в нашей стране. Только коммунистическое государство в состоянии создать такие производительные силы и обеспечить такой высокий уровень техники, чтобы подобная экспедиция стала возможной!..
      Он говорил минут пять.
      Вторым поднялся на трибуну плотный человек с седой головой, в скромном сером костюме. Это был вице-президент Академии наук СССР, ученый с мировым именем.
      - Друзья! - начал он, когда затихли аплодисменты. - Друзья! Немного более трех лет назад правительство приняло решение об организации научной экспедиции на планету Венеру...
      Как опытный оратор, он сделал паузу и окинул взором собрание. Потом продолжал:
      - Зачем это нужно? Неужели у нас недостаточно разных дел на Земле? Что заставляет нас стремиться в мировое пространство?..
      В немногих словах ученый рассказал о задачах, которые Академия наук поставила перед участниками экспедиции на Венеру. Он закончил свое выступление так:
      - Вся жизнь советского государства строится на незыблемом научном основании. Коммунистическое государство не может существовать, если советская наука не будет двигаться вперед. Но для дальнейшего ее развития теперь недостаточно земных пределов. Настал момент, когда для расширения наших знаний о природе необходимо раздвинуть границы научного опыта. Человек, советский человек, должен теперь начать новую эру в истории - эпоху покорения Космоса. Первый шаг в этом великом деле и призваны сделать участники экспедиции, имеющей поистине мировое значение. В добрый путь, товарищи!
      Когда овации затихли, присутствующие увидели на трибуне академика Яхонтова, и снова весь эллинг разразился бурными аплодисментами. Ученый поднял руку. Установилась тишина.
      - От имени всех участников экспедиции, - сказал взволнованно Виктор Петрович, - я благодарю наших дорогих товарищей, рабочих, инженеров и техников, которые своим трудом помогли разрешить сложные вопросы, связанные с техническим оснащением экспедиции! А мы, советские ученые и астронавты, обещаем честно выполнить порученное нам дело.
      - Ну что ж, товарищи, - сказал в заключение растроганный Завгородний, пора!
      - Пора! - торжественно повторил академик Яхонтов. Все смолкло. Начались прощальные поцелуи и рукопожатия. Путешественников провожали в неведомые просторы Вселенной. Немудрено, что прощание носило в какой-то степени трагический характер. Жену Сандомирского, скромную и худенькую женщину, унесли из эллинга в глубоком обмороке. Плакала на груди у сына Людмила Николаевна. Плакала красивая жена профессора Шаповалова, а его сыновья с завистью смотрели на отца, который сейчас полетит к неведомым мирам...
      Один за другим участники экспедиции поднимались по трапу и скрывались внутри ракеты. Поднялась с целым снопом цветов в руках Наташа и помахала в последний раз рукой Людмиле Николаевне. С привычной легкостью взбежал за нею Владимир. Солидно взошел по трапу Сандомирский. Стесняясь своей хромоты, осторожно переступал со ступеньки на ступеньку Красницкий. Еще раз посмотрел на жену и детей профессор Шаповалов. Последним поднялся академик Яхонтов. Он задержался на мгновение в черном люке, сделал прощальный жест рукой и исчез в глубине корабля. Музыка перестала играть. В торжественной тишине послышался металлический лязг затворов. Дверца входного люка наглухо закрылась. Между остающимися на Земле и улетающими в пространство как бы возникла тонкая, но непроходимая стена, разделившая два мира. Под высокими сводами эллинга пронесся общий вздох, напоминавший шум моря. Все взоры были обращены на огромный циферблат электрических часов. Точное время отправления было известно. Когда стрелка подошла к последнему делению, в эллинге наступила абсолютная тишина. Люди затаили дыхание...
      * * *
      Полет начался бесшумно. Колоссальная ярко-красная ракета вдруг вздрогнула, неожиданно сдвинулась с места и плавно покатилась к выходу из эллинга, туда, где сияло ослепительное Солнце и убегала вдаль бетонная эстакада.
      С каждым мгновением движение ракеты ускорялось. Вот она уже помчалась со скоростью экспресса. Яркая окраска позволяла удобно следить за нею даже издали. Но вскоре пришлось прибегнуть к биноклям.
      Движение ракеты по эстакаде продолжалось около пяти минут. На широком экране появилось изображение отдаленного конца эстакады, переданное по телевизору, так что можно было следить за движением космического корабля на другом конце взлетной дорожки. Но вот ракета оказалась в воздухе над синими водами моря.
      Тишина стала особенно напряженной. Сердца стучали, как молоты. Каждому приходили в голову мысли о возможной катастрофе. А вдруг откажет механизм зажигания, и ракета рухнет вниз всей своей чудовищной тяжестью? Но на экране вспыхнуло ослепительно яркое пламя, и изображение заволоклось облаком дыма. Нет, механизм действовал с исключительной точностью. По эллингу пронесся вздох облегчения.
      Прошло еще около минуты. До присутствующих на старте стал доноситься издалека странный, не передаваемый словами звук. Его нельзя было сравнить с грохотом артиллерийского залпа или с разрывом тяжелой бомбы. Скорее то было шипение или свист, но очень низкий по тембру и невероятной силы.
      В первые мгновения люди испытали нечто вроде физической боли. Однако вскоре звук ослабел и неожиданно почти совершенно затих вдали.
      Казалось бы, все кончилось. Ракета ушла в полет и ждать больше нечего. Однако никто не двинулся с места. Все чего-то ждали. И все-таки совершенно неожиданным показался ровный голос диктора:
      - Внимание! Внимание! Говорит радиостанция ВНИКОСМОСа. Экспедиция на планету Венеру отправилась точно в назначенное время. Передаем подробности. В настоящий момент ракетный поезд мчится на юго-восток и уже находится в пределах стратосферы. Через несколько секунд пассажирская ракета должна отделиться и начать самостоятельный полет. Следите за экраном телевизора! Следите за экраном телевизора! Наши телепередатчики направлены в ту точку пространства, где должна пройти ракета.
      На экранах телевизоров появилось звездное небо, каким оно кажется за пределами атмосферы, - черное, усеянное звездами. Присутствующие увидели, как среди этой абсолютной черноты вдруг молнией промелькнула блестящая ракета. Где-то далеко вспыхнуло пламя, еще более яркое, чем отражение Солнца на стенках космического корабля. Как будто бы в мире появилась новая звезда.
      Снова раздался голос диктора:
      - Внимание! Внимание! Вы видели вспышку. Это были включены двигатели пассажирской ракеты. Механизмы работают безотказно. Теперь космический корабль, набирая скорость, мчится в пространстве. Пока продолжается действие ускорения, астронавты лишены возможности подавать какие-либо сигналы. Пройдет еще не менее минуты, прежде чем будет выключен двигатель. Тогда космический снаряд перейдет в полет по инерции. Астронавты получат возможность выйти из амортизационных камер. Через несколько минут мы передадим сигналы от самих участников экспедиции. Не отходите от телевизоров!
      В эллинге с нетерпением ждали дальнейших сообщений. Экран на мгновение погас. Потом снова засветился. Тот же голос продолжал:
      - Внимание! Внимание! Мы включаем другую группу телепередатчиков, чтобы облегчить наблюдение за ракетой.
      Зрители снова увидели на экране ракету. Наступила минута совершенно невыносимого напряжения. Ни звука!.. Прошла еще одна минута! Ничего, кроме гробового молчания!.. Минуты текли... Сверкающая точка, какой представлялась ракета, увеличенная при помощи мощных телескопических приборов, уже исчезла с экрана. В отдаленном конце эллинга раздался тревожный женский крик. Снова воцарилась тишина. Стиснув зубы, люди глядели на экран, на котором уже давно не было видно ракеты, умчавшейся в бесконечные пространства Вселенной. Никаких сообщений от путешественников не приходило. Но человеческая натура такова, что надежда не покидает людей в самые тяжелые минуты. Все ждали. Вот, вот... И вдруг присутствующие услышали какие-то странные, едва уловимые звуки. Они приходили на Землю откуда-то очень издалека. Никто не мог уловить их смысла. Однако появилась надежда.
      - Внимание! Внимание!.. На этот раз в голосе диктора слышались нотки ликования.
      - Внимание! Внимание! Удалось получить первую передачу от наших дорогих товарищей. Все живы. На борту космического корабля все протекает нормально. Запоздание передачи было вызвано тем, что при отделении от ракеты-матки ослабели контакты питающих передатчик батарей. Потребовалось некоторое время, чтобы восстановить связь. Космическая ракета уже покинула пределы атмосферы и продолжает мчаться с нарастающей быстротой.
      ГЛАВА IX,
      где говорится о первых часах в просторах Вселенной
      Астронавты один за другим поднялись по трапу и вошли в салон. Там стоял круглый стол. Вокруг него - кресла специальной конструкции, наглухо прикрепленные к полу. Чья-то заботливая рука поставила на стол вазу с осенними розами. Последние цветы Земли! Вдоль стен находились длинные диваны, снабженные ремнями для держания, а в простенках стояли шкафы с чайной и обеденной посудой, приспособленной к условиям невесомости. На передней стенке справа голубел экран телевизора. Рядом с ним был расположен экран кинопроектора. Несколько окон необычной овальной формы позволяли смотреть в обе стороны. Сидя на диванах или в креслах, можно было наблюдать картины, открывающиеся взорам при полете через межпланетное пространство, а позднее любоваться диковинными ландшафтами Венеры.
      Как только путешественники поднялись на борт корабля, входной люк был закрыт. Прочная металлическая дверь закрылась, издав холодный, лязгающий звук. Между шестью астронавтами и привычным для них миром встала преграда, как бы физически отделившая их от родной стихии, от всего, что еще несколько мгновений назад составляло их жизнь. Они переглянулись с волнением. Вплотную приблизился момент, которого все ждали, хотели, но в глубине души немного побаивались. Все знали, что пройдет еще несколько минут - и начнется неведомое, а неизвестность всегда страшит.
      Сначала все несколько растерялись. Люди столпились маленькой кучкой, не зная, куда себя деть в эти последние предстартовые минуты.
      Но так продолжалось недолго. Уже через несколько секунд участники полета убедились, что на космическом корабле есть командир.
      Взглянув на часы, Сандомирский громко сказал:
      - Надеть костюмы и шлемы! Приготовиться занять места в камерах амортизации! Остается восемь минут...
      Академик Яхонтов первым облачился в защитную одежду. Руки у него немного дрожали, но он проделывал все необходимое с пунктуальной точностью. Натянув на голову шлем, он спустился в кабину, заполненную особым солевым раствором. Вслед за ним под наблюдением Сандомирского без особой спешки, но и не теряя времени, повторяя приемы, изученные за время тренировки, заняли места в кабинах и остальные. Каюта опустела. Закрылись металлические крышки камер.
      Последним погрузился в жидкость амортизатора командир ракеты. Перед тем как закрыть крышку, он еще раз огляделся вокруг и, убедившись, что все в полном порядке, быстро опустился в кабину и задвинул дверцу люка.
      Наступили последние мгновения. Стрелка на стенных часах подошла к минуте, означающей время отлета. Вдруг гигантское металлическое тело ракеты вздрогнуло. Только по резкому отклонению свободно подвешенных предметов можно было заметить, что путешествие началось. Но наблюдать эти явления было некому.
      Отправление произошло без всякого шума, быстрым и сильным рывком. Ракета казалась необитаемой. Стрелки часов все так же мерно и равнодушно двигались по циферблату, как будто ничего особенного не случилось. Постепенно ракета набирала скорость, однако не быстрее, чем взлетающий самолет. Пятикилометровую дорожку она пробежала за две минуты. В конце этого пути автоматически включились мощные тормоза. Шаровая тележка электропоезда, внезапно задержанная, пронеслась еще несколько метров вперед, затем ударилась о стальные буфера и неподвижно замерла. Свободно лежавшая на ней ракета была выброшена вперед, соскользнула с тележки и оказалась в воздухе, над морем. В это мгновение автомат включил реактивный двигатель.
      Послышался оглушительный рев. Волна раскаленных газов с бешеной скоростью вырвалась из дюз огромной ракеты-матки. Это зрелище и наблюдали в оптические приборы оставшиеся на старте. Астронавты, облаченные в защитную одежду, даже в соляном растворе амортизационных камер испытали сильный толчок и вдруг почувствовали, что их тела наливаются невыносимой тяжестью. Так длилось почти две с половиной минуты, в течение которых составная ракета набирала все большую и большую скорость.
      Спустя сто сорок секунд приборы включили двигатель головной пассажирской ракеты. В это мгновение астронавты пережили особенно тягостные ощущения, связанные с дополнительным ускорением 15 метров в секунду за секунду. Теперь их тела как бы весили в 6,7 раза больше, чем обычно. Именно этот момент и был самым опасным для пустившихся в космическое путешествие.
      Профессор Шаповалов и в земных условиях обладал внушительной массой - 102 килограмма. Теперь он ощутил себя как бы весящим около 7 центнеров. Худощавая Наташа убедилась в эти минуты, что 58 килограммов ее нормального веса гораздо лучше для организма, нежели 389 килограммов во время взлета ракеты.
      Люди не могли пошевелить ни рукой, ни ногой. Невыносимая тяжесть сковывала все движения. На человека как бы наваливались пуды и не позволяли ему дышать. Сердце сдавило, как клещами. В глазах темнело...
      Если бы не принятые меры, едва ли кто-нибудь из путешественников остался невредимым. Но жидкая среда, которой обычно пользуется природа для сохранения хрупких организмов от чрезмерного давления или ударов, сыграла свою благотворную роль.
      Астронавты благополучно перенесли свое первое серьезное испытание. Оно продолжалось еще полминуты. На тридцать первой секунде дикий вой пламени вдруг прекратился и наступила тишина - абсолютная тишина, невероятная и почти мучительная после предшествовавшего грохота и воя. Чувство огромной давящей тяжести внезапно исчезло и сменилось какой-то странной легкостью, как будто бы корабль, до этого с огромным напряжением реактивных сил летевший вверх, неожиданно стал падать в бездонную пропасть.
      Послышался мерный и негромкий шум автоматически включившихся насосов, которые удаляли жидкость из камер. Не сделав этого, из них нельзя было бы выйти, потому что жидкость, потерявшая вес, могла вылететь огромным шаром в пассажирское помещение и причинить немало неприятностей.
      Пришлось немного подождать. Наконец, крышка одной из камер медленно поднялась. Из отверстия высунулась голова в обтягивающей лицо резиновой маске. Это был командир корабля. Он огляделся вокруг, взялся руками за края люка камеры и привычным, легким движением выбросил тело наружу. Почти одновременно выбрался и другой астронавт - Владимир Одинцов. Используя магнитные подковки на обуви, Сандомирский встал на ноги и осторожно сбросил защитную одежду. Никто не видел командира в эти минуты, и он не старался скрыть на своем лице выражение озабоченности. Убедившись, что все протекает нормально, он подал команду. Тогда из камер амортизации один за другим выбрались остальные участники полета. Лицо командира снова приняло спокойное и уверенное выражение.
      Освободившись от неудобных костюмов, дыша, как выброшенные на берег рыбы, астронавты бросились к окнам, чтобы увидеть Землю, оставленную, может быть, навеки, и навсегда запечатлеть в памяти неповторимые впечатления первых минут полета. Несмотря на предварительную тренировку, вначале они натыкались друг на друга, стукались о стенки, подбрасывали себя нерассчитанным усилием к потолку. Не сразу удавалось приспособиться к новым условиям существования. Лишь некоторое время спустя они справились со своим волнением, стали плавно подниматься в воздух и после некоторых балетных движений руками уселись за круглым столом.
      - Да! - произнес Сандомирский. - Путешествие началось. Пора приниматься за дело. Первым буду нести вахту я, а ты, Владимир, пошли радиограмму.
      Если Сандомирский переходил на "ты", это означало, что все в порядке и командир спокоен.
      Одинцов поспешно поднялся и приготовился выполнить приказание.
      - Мы тоже пойдем в рубку, - сказал Виктор Петрович.
      Как и все, он был потрясен происходящим. Несмотря на проведенные раньше пробные полеты, нервы у всех были взвинчены до предела.
      Все вошли в кабину управления. Собственно говоря, слово "вошли" не вполне точно выражало то, что происходило в действительности. Правильнее было бы сказать: "вплыли" или "влетели". Будучи лишены веса, путешественники, не касаясь пола, но и не поднимаясь высоко, медленно проникли в двери рубки. Это было как во сне. Одинцов с тревогой смотрел на Наташу. Однако она держалась молодцом. Что испытывал Красницкий, определить было трудно. Он, как всегда, молчал.
      Сандомирский занял кресло дежурного пилота, которое находилось впереди. Для остальных пассажиров тоже нашлись удобные места. Передняя часть рубки была прозрачной. То, что оставалось позади, можно было наблюдать в перископы. Зеркало главного перископа находилось прямо перед глазами пилота.
      Ракета уже поднялась высоко за пределы атмосферы, но летела еще над Землей. Только после остановки у искусственного спутника и пополнения запасов горючего она могла удалиться от нашей планеты и уйти в космическое пространство.
      Пока ракета мчалась над горами Центральной Азии, большая часть видимой земной поверхности была закрыта облаками. Голубая дымка атмосферы скрадывала очертания, но снежные хребты Гиндукуша и Гималаев блестели в лучах солнца и ярко выделялись на общем сероватом фоне.
      Линия горизонта терялась в тумане. Размытые края диска незаметно переходили в небо. В силу известного оптического обмана горизонт казался ближе, чем поверхность Земли непосредственно под ракетой. Создавалось впечатление, что астронавты находятся над большой воронкой, в центре которой и лежит весь узел горных цепей Азии.
      Над головами виднелось абсолютно черное небо, усыпанное множеством звезд, необычайно мелких, хотя и ярких. Блестящие, как бисер, звезды были повсюду и светились ровным светом разной окраски: белые, голубые, желтые, оранжевые, красные.
      В обычных условиях ночное небо кажется людям большим черным куполом, на внутренней поверхности которого прикреплены звезды. Вселенная представляется замкнутой полусферой, имеющей ясно очерченные границы. Здесь же глаз человека непосредственно воспринимал бесконечность. Она была со всех сторон, во всех направлениях, везде и всюду, из отвлеченного понятия стала физически ощутимой.
      Прильнув к линзам телескопа, установленного в рубке, астронавты могли разглядеть среди звезд еще одну далекую, сверкающую в лучах солнца точку, несколько отличающуюся по виду от других звезд. Это была внеземная космическая станция. До нее оставалось еще немало километров, но даже при кратковременном наблюдении было заметно, что она увеличивается в размерах.
      - Разыскать станцию и в трубу не так-то легко, - сказал Сандомирский, - но еще несколько минут, и вы увидите ее невооруженным глазом.
      Наташа надолго задержалась у окуляра. Руки у нее дрожали, Так страшно и невыразимо прекрасно было все вокруг. Прекрасной казалась и ее судьба. Из миллионов людей она среди немногих летела в межзвездных пространствах, и это сознание наполняло ее гордостью. Она видела, как постепенно приближается новое космическое тело - передовой пост Советской страны, опорный пункт для освоения мирового пространства. В поле зрения телескопа уже находилось сложное соединение отдельных ракет характерной сигарообразной формы и каких-то резервуаров, башен и труб: станция строилась постепенно и обрастала разного рода пристройками и дополнительными сооружениями. Искусственный спутник находился не в атмосфере, а в безвоздушном пространстве, где форма тела совершенно не влияет на скорость его движения.
      - Я забыла спросить: каким образом при такой огромной скорости полета ракета причалит к станции? - произнесла Наташа.
      - Это очень просто, - ответил Сандомирский. - Когда ракета выйдет на орбиту искусственного спутника, мы придадим ей скорость, достаточную, чтобы поравняться со станцией и лететь рядом.
      - Теперь понимаю.
      - Искусство пилота заключается в том, чтобы выходной люк корабля пришелся как раз против входных ворот станции.
      - Понимаю.
      На одном из приборов вспыхнул маленький зеленый огонек.
      - Видите, - продолжал Сандомирский, - радиолокатор уже предупреждает, что пора начинать маневр.
      С этими словами он стал сосредоточенно вращать штурвал и одновременно включил двигатель. Наташа почувствовала, что ее отбросило назад и крепко прижало к спинке кресла.
      Так продолжалось несколько минут, в течение которых путешественники наблюдали, как увеличиваются, приближаясь, сооружения внеземной станции. Наконец искусственные космические тела сблизились, и движение их относительно друг друга почти прекратилось. Вспыхнул ярко-синий огонек сигнала.
      - Внимание! - произнес командир. - Причаливаем! Ракету потянуло вправо, и вскоре все почувствовали легкий толчок.
      Теперь можно было открыть люк и перейти во внутренние помещения внеземной станции.
      Здесь астронавтов ожидал красиво убранный стол, накрытый для ужина. Время шло к ночи, и персонал ВНИКОСМОСа приготовил для космических путешественников прощальный банкет. Тут были техники, пилоты, врач, ученые, которые были в курсе дела и с нетерпением ожидали прибытия ракеты на станцию. Время за столом прошло в оживленной беседе.
      Переночевать тоже надо было на спутнике, так как дальнейший полет, против движения Земли по орбите, следовало начинать в полдень. Именно к этому моменту вращение искусственного спутника вокруг Земли поворачивало космический корабль в нужном направлении.
      Пока астронавты отдыхали, ракету снаряжали в дальнейший путь. Для этого нужно было залить во внутренние резервуары 5000 тонн жидких бороводородов и такое же количество фтора. Этот ядовитый газ сохранялся на внеземной станции в жидком состоянии. Известно, что при температуре в 187 градусов ниже нуля он сгущается и переходит в жидкость, а получение таких низких температур на искусственном спутнике не представляло больших затруднений.
      Во внутренние баки ракеты залили такое количество горючего, которое требовалось для отлета с Венеры. Не имело никакого смысла строить настолько большой корабль, чтобы внутри него разместить и топливо, необходимое для полета с искусственного спутника до Венеры.
      В самом деле, вес полностью снаряженной ракеты, подготовленной к путешествию до Венеры и заправленной топливом для возвращения, составлял 10 800 тонн. Ей нужно было придать скорость при отправлении от внеземной станции не менее 5,6 километра в секунду в направлении, противоположном движению Земли вокруг Солнца. Для этого требовалось затратить свыше 20 тысяч тонн горючего, дающего скорость истечения газов 4,5 километра в секунду, и такое же количество фтора. Но было гораздо проще сосредоточить эти запасы в двух отдельных резервуарах и прицепить их к ракете, а по использовании оставить в пустоте мирового пространства. Именно так и решили задачу конструкторы космического корабля.
      Пока насосная станция искусственного спутника заполняла внутренние резервуары ракеты, снаружи подвели два громадных металлических бака, каждый длиной 120 метров и 12 метров в поперечнике. Один из них содержал в себе запасы бороводородов, другой - жидкий фтор. Эти резервуары соединялись трубами с двигателем ракеты. Теперь оставалось лишь открыть краны и включить зажигание, чтобы космический корабль мог окончательно покинуть земные пределы.
      Все манипуляции с огромными тяжестями проходили на искусственном спутнике в своеобразных условиях. Вес тела тут, правда, отсутствовал, но тем не менее масса оставалась неизменной. Человек мог свободно парить в пустоте, но если бы он оказался случайно между неподвижным предметом и приближающимся к нему резервуаром, содержащим тысячи тонн горючего, то неосторожный был бы немедленно раздавлен, так как его физических сил не хватило бы, чтобы преодолеть инерцию такой огромной массы и остановить ее.
      Наутро, когда погрузка закончилась, астронавты, хорошо отдохнув, распрощались с работниками ВНИКОСМОСа и перешли на ракету.
      Больше всех волновалась в эти минуты Наташа, но Владимир не спускал с нее глаз и старался быть поближе. Академик Яхонтов, казалось, ничего особенного в предстоящем полете уже не видел, всецело поглощенный мыслями о будущей работе. Шаповалов прекратил свои шуточки. Впереди было космическое пространство, неведомые переживания, трудная работа, быть может, смерть, мучительная и страшная.
      Ракета была пришвартована к искусственному спутнику так, что воспламенение горючего в камерах двигателей не представляло опасности для окружающих. Отправление в далекий рейс произошло гораздо проще и обыденнее, чем на Земле.
      Во избежание всяких неожиданностей астронавты снова использовали спасительные камеры амортизации. Ровно в полдень автомат включил двигатель, ракета оторвалась от пристани и с нарастающей скоростью помчалась в черную бездну мирового пространства.
      Это была волнующая минута. Когда ускорение прекратилось, путешественники оставили камеры и снова перешли в переднее помещение ракеты. Несмотря на всю опасность положения, они были захвачены грандиозностью панорамы. Наташа не могла удержаться от возгласов восхищения, едва вошла в рубку.
      Перед путешественниками снова раскрылась Вселенная. Со всех сторон: и там, где должен был находиться "низ" по пути полета, и справа, и слева, и там, где в обычном понимании был "верх", - словом, всюду открывалось бесконечное пространство. На черном небе, не сравнимом ни с чем из области наших обычных представлений, сияли разноцветные звезды - великолепная, торжественная иллюминация природы. Их были мириады. Человеческий ум полностью воспринимал здесь всю безбрежность пространства. Ясно ощущалось, что звезды висят среди пустоты. Трудно воспринимаемые сознанием космические расстояния стали как бы доступны взору. Сфера, ограничивающая видимые с Земли пределы Вселенной, здесь отсутствовала. Глаз непосредственно воспринимал бесконечность.
      Теперь ракета летела в направлении, противоположном полету с Земли на искусственный спутник. Солнце светило справа. Среди черной пустоты, где-то бесконечно далеко, висел огненный, нестерпимо яркий шар, окруженный короной протуберанцев. Самое странное заключалось в том, что Солнце воспринималось здесь именно как очень далекое и притом не плоское, как тарелка, а явственно-шарообразное тело.
      В полном молчании путешественники долго смотрели на эту изумительную феерию природы.
      Во время полета управлять ракетой почти не приходится. Совершать повороты и другие эволюции нужно только в случае встречи с каким-нибудь непредвиденным препятствием или если потребуется изменить самое направление полета.
      Управление космическим кораблем производится различными приемами. Вращением штурвала ракета поворачивается вокруг собственной оси. Направление полета при этом не меняется. В кратковременные периоды работы главного двигателя применяются рули, расположенные в струе отходящих газов. Когда же горение прекращено, для быстрых поворотов, например, в случае опасности, пользуются небольшими реактивными двигателями, размещенными в крыльях. Включая тот или другой из них, можно совершить резкий поворот. Для торможения предназначаются двигатели в передней части крыла. В момент посадки можно использовать как тормоз и главный двигатель, если ракета летит кормой вперед. В случае необходимости изменить траекторию полета необходимо запускать главный двигатель, потому что такие повороты требуют преодоления огромных сил инерции.
      Количество приборов на пульте управления космического корабля очень велико. Владимир объяснил Наташе:
      - Видишь?.. У пилота перед собой штурвал, перископ, чтобы смотреть назад, акселерометр для измерения величины ускорения и особый прибор, указывающий момент входа в атмосферу. А вот здесь, на щите управления, - указатели количества горючего и окислителя в баках ракеты. Еще имеются наружный и внутренний термометры, креномер, магнитный компас, радиокомпас, измеритель количества кислорода и углекислого газа...
      - Довольно, Володя!
      - Нет, это еще не всё. Измеритель влажности во внутренних помещениях корабля. А вот тут, - продолжал Владимир, - прибор, автоматически указывающий расстояние от Солнца. Оно измеряется по степени нагрева черного тела за пределами ракеты. Есть еще гироскопический угломер. Разумеется, в распоряжении пилота имеются всякие кнопки и рукоятки для пуска и выключения двигателей. Видишь? Рукоятки для пуска вентиляторов, кнопки управления запасами кислорода и даже магнитным полем ракеты... Раз ты жена пилота, тебе это нужно знать... Как ты себя чувствуешь?
      - Хорошо... А это что такое?
      - Радиолокатор. А вот это радиоприемник, передатчик и телевизор. Учись, может пригодиться! Тут же находятся различные дозиметры, указывающие интенсивность космической радиации.
      - Прямо лаборатория какая-то, - подумала вслух Наташа.
      - Николай Александрович, почему до сих пор не включены магниты? - спросил академик.
      - Сейчас, Виктор Петрович.
      Сандомирский повернул рычаг и включил ток в электромагниты, расположенные под полом корабля. Создалось магнитное поле, влияющее на железные части, укрепленные на одежде и обуви путешественников. Притяжение магнитов создает на космическом корабле подобие тяжести и несколько упрощает жизнь в условиях невесомости.
      - Достаточно, Виктор Петрович?
      - Пожалуй, хорошо.
      - Я дал напряжение, равное четверти обычного земного тяготения, - объяснил Сандомирский.
      - Ну, вот и прекрасно! - удовлетворился академик. - Легкость в теле необыкновенная, а в то же время чувствуешь себя существом, а не бесплотным созданием.
      - Володя, а где же Земля? - тихо спросила Наташа. - Хоть издали на нее. посмотреть...
      - Это можно, - отозвался Сандомирский. - Сейчас...
      Он повернул перископ - ив зеркале появилось изображение земного шара. Земля осталась позади и слева. Она рисовалась теперь в виде небольшого диска, всего сантиметров пятнадцать в диаметре. Частично она была обращена к ракете освещенной стороной и походила на Луну в третьей фазе. Окутанная атмосферой, скрывающей очертания морей и материков, Земля висела среди черного мирового пространства, как матовый полумесяц. Большую часть ее поверхности закрывали облака.
      При виде родной планеты, удаляющейся в неизмеримую даль, путешественниками овладело тяжелое чувство. Разговоры умолкли. Все смотрели на Землю, погруженные в свои думы. Каждый вспоминал оставленных там друзей, прежнюю жизнь, родных и близких. Все это было так странно, что люди еще не могли как следует осознать новое положение. Может быть, каких-нибудь тридцать лет назад человеческие нервы вообще не выдержали бы такого напряжения и таких переживаний. Но последние изобретения, потрясшие человеческое воображение, и развитие летного дела приучили человека ко многому. Однако у всех присутствующих тревожно бились сердца. Ведь теперь они смотрели на Землю с расстояния многих сотен тысяч километров. Они уносились в безбрежную даль, и, может быть, им уже не суждено вернуться в свой прежний мир...
      Астронавты провели еще некоторое время в рубке. Тишину нарушил профессор Шаповалов. Толстяк как будто несколько успокоился. Из всех отправившихся в путешествие он был человеком, меньше всего похожим на мечтателя. Его влекли к себе практические вещи. Михаил Андреевич успел заглянуть в буфет и заявил, потирая пухлые руки:
      - У русского человека есть хороший обычай: как только поезд тронулся, сейчас же из кулечков вынимаются всякие вкусные вещи. Не закусить ли нам, товарищи?
      Остальным пока что было не до еды, но предложение приняли. Организацию первого обеда поручили Наташе. Владимир взялся ей помогать. Астроном тоже проявил большие познания в области кулинарии и принялся хлопотать над убранством стола, что являлось далеко не легким делом на межпланетном корабле.
      Однако запас яств был более чем достаточный. В буфете оказались всевозможные холодные закуски, ветчина, дичь, рыба, сыры, даже икра. В специальном отделении хранился свежий хлеб. В холодильнике стояли торты. Серьезные затруднения возникли на первых порах при попытках приготовить суп. На это ушло немало времени. Дело в том, что жидкости в мире без веса проявляют необычайную подвижность и при нагреве превращаются в огромный пузырь. Они стремятся вырваться даже из специальных кастрюль с герметическими крышками и электрическими мешалками. Случайно рассыпанный перец тоже немедленно разнесся по салону и заставил присутствующих долго и вкусно чихать. Мельчайшие пылинки носились в воздухе, не проявляя ни малейшего желания опуститься вниз.
      Зато сладкое вышло бесподобным. Воздушный пирог полностью оправдал свое название. Он не имел никакого веса и буквально таял во рту, как легкое печенье, созданное из одной яичной пены.
      - А вот чаю нет! - заметил академик.
      Но Наташа с Владимиром обещали устроить и чай. Так простые и обыденные вещи - чай и колбаса, суп и ветчина - переплетались в сознании путешественников с величественными картинами Вселенной...
      Наташа явилась с термосом в руках, в котором был заварен ароматный чай. Владимир нес сосуд с кипятком, Это было очень сложное сооружение, так как обычный чайник был здесь непригоден. Появился лимон. И в особой, закрытой сверху посуде любимая академиком тахинно-ванильная халва. Эту халву перемещали из вазочки, чуть приподнимая крышку, в чайные блюдечки особой конструкции, вроде наполовину закрытых сверху чашек. Только в таких сосудах и можно было удержать хрупкое лакомство, а иначе крошки разлетелись бы по всей ракете. С таким же трудом разливали чай.
      Так прошел первый день путешествия.
      Строго говоря, понятие о дне и ночи теперь не существовало. На космическом корабле действовал строгий распорядок, устанавливающий часы для работы, отдыха и сна. На этот раз, в виде исключения, порядок был нарушен. Однако около двух часов по земному времени все разошлись по своим каютам, кроме астронома, оставшегося на вахте в рубке.
      ГЛАВА X,
      в которой появляются маленькие предметы, и большие опасности
      Немало дней прошло в этом необыкновенном полете. Но правду говорят, что человек привыкает ко всему. Мало-помалу участники экспедиции успели освоиться с необычными условиями жизни в летящей ракете и чувствовали себя почти как дома.
      Все на борту корабля шло по раз, навсегда установленному распорядку. Каждый отлично знал свое дело. Дежурный готовил пищу, убирал помещение, принимал на себя все хозяйственные заботы. От них освобождался только глава экспедиции - академик Яхонтов. Суточную вахту несли трое, сменяя друг друга. Остальные проводили время за научной работой. К обеду собирались в салоне, по вечерам отдыхали. Кое-кто оставался в каютах и проводил время за книгой, но так было редко. Для чтения оставалось только полтора-два часа. В первые дни вообще было не до чтения. Только потом люди раскрыли книги, так как один день в полете походил на другой, как две капли воды. Сначала было странно заниматься такими обычными вещами, как чтение или дневник. Потом привыкли.
      После ужина обычно задерживались в салоне. Включали радио или телевизор, слушали и смотрели, что происходило на Земле. Москва передавала специальную программу, составленную по просьбе астронавтов.
      В тот вечер из Большого театра транслировали "Пиковую даму". Когда опера окончилась, астронавты прослушали "Последние известия". На Земле собирали урожай, добывали руду и уголь, перевыполняли план огромные заводы, выходили в свет новые книги, происходили спортивные соревнования. Как все это было далеко! И в то же время близко! Несмотря на огромное расстояние, отделяющее их от родной планеты, путешественники не чувствовали себя одинокими. Невидимые радиоволны неслись через пространство еще быстрее, чем космический корабль, настигали его, звучали в репродукторе музыкой Чайковского, человеческой речью, шумом футбольного поля. Незримые нити прочно связывали горсточку отважных людей с оставленной ими планетой. И каждый раз, когда в ракете раздавался голос Земли, на душе становилось легче. Вот почему вся жизнь на космическом корабле строилась по московскому времени. Будучи далеко от шумной и залитой огнями советской столицы, астронавты чувствовали себя неотделимой частью своего народа.
      Передача закончилась. Виктор Петрович был совершенно удовлетворен результатами шахматного турнира в Париже. Наташа, все время наблюдавшая за ученым, удивлялась, как можно интересоваться судьбой шахматной партии в такое насыщенное волнением и опасностью время. Очевидно, у ученого были свои соображения на этот счет.
      Владимир принял вахту. Обязанности вахтенного не были сложными, скорее утомляли своим однообразием. Моряки на вахте постоянно видят море, наблюдают игру красок и волн, разнообразие облаков, бури и туманы. Их окружают опасности, которые непрестанно требуют внимания. Даже среди безжизненных просторов Арктики происходят какие-то явления, пылают северные сияния, воет пурга или поднимается над снежными равнинами Луна. А в командирской рубке межпланетного корабля, за стеклами кабины, виден в течение долгих часов, дней и недель один и тот же пейзаж. Ощущение полета полностью отсутствует. Кажется, будто ракета неподвижно висит в пространстве, так как нет точек, смещение которых в поле зрения дало бы возможность осознать движение. В таком полете нет смены дня и ночи. С одной стороны корабля, где находится Солнце, постоянный день, а с другой - царит вечная ночь. Везде черная пустота и мириады ярких, никогда не мерцающих звезд. Вокруг нет ни облаков, ни грозных валов. Не слышно рева ветра. Полная, абсолютная тишина. И наблюдатель в кабине сознает себя среди этой пустоты ничтожной пылинкой, затерявшейся в мировом пространстве. Поэтому в часы вахты человек остается наедине с самим собой. Зрение здесь не нужно. Впереди нет ничего, кроме пустоты. Если пилот и заметит нежданно возникшее на пути космическое тело, встреча с которым может оказаться катастрофической, то при чудовищной скорости полета зрительное впечатление бесполезно. Мозг не успеет отдать команду мускулам, чтобы повернуть рычаг. Только созданные наукой автоматы, в миллионы раз более быстрые и безошибочные, чем человеческий глаз, способны уберечь корабль от внезапной опасности. Пилоту остается наблюдать за показаниями сигнальных аппаратов, проверять исправность их действия, вести корабельный журнал, регулировать внутреннюю жизнь ракеты, следить за составом воздуха и температурой в помещениях корабля, вовремя подавать сигналы подъема, отбоя, приема пищи. Он должен также проверять по приборам и таблицам правильность курса.
      На передней стенке командирской кабины, прямо перед глазами Владимира, находился экран радиолокатора. Такой аппарат обнаруживает любое тело, даже если оно не превышает размеров булавочной головки, на расстоянии до 1500 километров впереди или в сторону от корабля. Сопряженный с радиолокатором электронный счетчик автоматически определяет точку предстоящего пересечения траекторий движения корабля и встречного тела, производит все необходимые расчеты и в нужный момент включает двигатели, производящие поворот. Одновременно он подает сигнал тревоги.
      С начала вахты прошло три часа. Владимир начал уставать, и внимание его притупилось. Все реже и реже бросал он взгляд на шкалы приборов, бледно светившихся в темноте.
      Но опасность заключалась не в ослаблении внимания вахтенного. Она приближалась с той стороны, откуда ее меньше всего ждали.
      Каждый лишний килограмм веса на межпланетном корабле означает многие тонны дополнительного горючего, поэтому оборудование ракеты включало только абсолютно необходимые приборы. Конструкторы считали, что главную опасность несут с собой космические тела, летящие навстречу, под углом или перпендикулярно траектории полета снаряда. Догоняющие частицы рассматривались как менее опасные, поэтому сложные и тяжелые радиолокационные приборы на корме отсутствовали.
      Радиолокатор космического корабля воспринимал не все пространство, а некоторую полусферу, имеющую радиус более 1500 километров. Все то, что находилось позади ракеты или за пределами полусферы, оставалось недоступным для контроля. Существовало мертвое пространство, своего рода ахиллесова пята.
      Это и привело к несчастью. Дело в том, что маленькие частицы вещества носятся в мировом пространстве во всех направлениях и в колоссальном количестве.
      Среди мировой пустоты, наперерез ракете, точнее - под углом к траектории ее движения, почти сзади, нагоняя космический корабль, с огромной скоростью мчался небольшой кусочек материи, обладающий массой всего в доли грамма. Это было все, что осталось от ядра кометы, закончившей свою космическую жизнь.
      Ракета и маленькое космическое тело неминуемо должны были столкнуться, а скорость их движения была столь велика, что разрушительная сила при ударе намного превосходила живую силу бронебойного снаряда. Опасность угрожала именно с той стороны, где радиолокатор не в состоянии был ее обнаружить.
      Толчок при встрече оказался весьма слабым. Энергия движения мгновенно перешла в теплоту. Владимир ощутил лишь внезапную и мгновенную вспышку необычайно яркого света.
      Раскаленный добела осколок даже не пробил боковую стенку корабля и баки с бороводородами, они просто расплавились в точке соприкосновения с ним, как кусок масла на сковородке. Однако живая сила движения маленького метеорита оказалась достаточной, чтобы пройти сквозь весь резервуар и сделать пробоину в противоположной стенке бака. Осколок закончил свой путь в средних отсеках ракеты.
      В течение ничтожных долей секунды в корпусе космического корабля образовалась небольшая, но опасная брешь.
      Владимир не сразу понял, в чем дело. До его ушей донесся резкий свист. Одновременно он почувствовал отвратительный запах. Только тогда он догадался, что это вытекают бороводороды. Струя жидкости с силой била наружу, а часть вещества, испаряясь, обращалась в газ, который проникал во внутренние помещения корабля.
      Опасность угрожала со всех сторон. Над путешественниками нависла страшная угроза. В этих газах можно было легко задохнуться. Наконец, ракета теряла запасы топлива, утрата которого лишала астронавтов возможности возвращения, если бы не удалось немедленно остановить утечку.
      Включив сигнал тревоги - резкий и продолжительный звонок, Владимир бросился в нижние помещения.
      Навстречу уже бежали по коридору полуодетые люди.
      - Что случилось? - крикнул Сандомирский, выскочив из своей каюты.
      - Кажется, метеорит! Пробиты баки, пробоина в стенке! - закричал в ответ Владимир.
      Схватив рукоятку аварийного крана, он резко рванул ее на себя. Послышался лязг металла. Тонкий стальной щит выдвинулся из стенки, изолировав помещения, где хранилось горючее.
      Одинцов в нескольких словах рассказал, что произошло. Сандомирский действовал решительно и не теряя времени.
      - Надеть скафандры! - гремел его голос. - Приготовиться к выходу наружу!
      Команды гремели одна за другой. Одинцов и Красницкий должны были выбраться на крыло и достигнуть места повреждения. Сандомирский взял на себя работы внутри. Профессору Шаповалову было приказано послать радиотелеграмму на Землю и присоединиться к командиру. Виктору Петровичу пришлось в защитном костюме стать на вахту. Наташе поручили подготовиться к оказанию первой помощи пострадавшим, если таковые будут, и принять меры к очистке воздуха в жилых помещениях ракеты. Все принялись за дело.
      Не прошло и трех минут, как астронавты были одеты и готовы к работе. На космическом корабле имелись специальные скафандры для пребывания в пустоте, снабженные достаточным количеством сжатого кислорода и электрическими нагревательными приспособлениями. После того как человек надевает на себя такую защитную одежду, он запирает дверь, соединяющую выходную камеру с внутренними помещениями ракеты, открывает люк и покидает корабль. Теперь такую операцию должны были проделать Красницкий и Одинцов.
      Они собрались у выхода. Повернув рукоятку, Одинцов распахнул люк, ведущий наружу. Открылась узкая в этом месте площадка стреловидного крыла, а за нею бездна, какую трудно себе представить.
      Даже готовясь к прыжку с самолета, человек видит под собой землю, хотя и очень далеко. Если прыжок совершается ночью, можно увидеть огни или какие-нибудь другие признаки, указывающие цель, которую нужно достигнуть. Во всяком случае, каждый парашютист ясно представляет, где низ и где верх, и не сомневается, что сила тяжести повлечет его к земле.
      Совсем иное ожидало людей за бортом ракеты. Падать им было некуда. Переступив край крыла, они должны были продолжать движение в том же направлении и с такой же самой скоростью, какую имели, находясь внутри ракеты. Они могли сделать шаг в пустоту совершенно так же, как при переходе из одной комнаты в другую. В этом смысле никакой опасности не существовало. Однако тысячелетний инстинкт создавал непреодолимое чувство страха. Ступить ногой в ничто было выше сил человека. Потребовалось огромное напряжение воли, чтобы сделать этот шаг.
      Крыло у выходного люка имело около метра в ширину.
      Двое могли свободно стоять здесь рядом, спиной к ракете или же друг за другом, придерживаясь за стенку корабля. Люди словно вышли на узкий карниз, находящийся на огромной высоте. К счастью, ракета мчалась среди безвоздушного пространства, и среда не оказывала никакого сопротивления полету. Движение не ощущалось, иначе воздушный поток сдул бы астронавтов, как легкие пушинки.
      С минуту оба стояли неподвижно, стараясь привыкнуть к новизне невероятного положения. Затем они осторожно двинулись вдоль наружной стенки корабля.
      Оказалось, что пробоина находится не выше плоскости крыла, а под ним.
      Поэтому, стоя наверху, нельзя было ничего увидеть. Между тем гладкие полированные стенки не имели выступов, за которые можно было бы держаться. Добраться до пробоины оказалось много труднее, чем думали.
      Одинцов первый сделал попытку. Он решительно шагнул в пустоту. Легкий толчок сообщил его телу медленное поступательное движение. Владимир несколько отдалился от ракеты, но продолжал по инерции лететь рядом. Сопротивление среды отсутствовало, и движение это могло продолжаться до бесконечности, пока не нашлась бы какая-нибудь сила, чтобы его прекратить. Молодой человек беспомощно махал руками и двигал ногами, не имея больше точки опоры, но ничего не помогало: оттолкнуться в пустоте было не от чего. Самые энергичные движения не меняли положения относительно ракеты. Она была совсем близко, но Владимир без посторонней помощи уже не мог вернуться на нее. К счастью, такая возможность была предусмотрена. Тонкий шнурок соединял его с кораблем. Красницкий притянул пилота обратно на крыло. Одинцов вновь оказался на старом месте и вздохнул с облегчением.
      Однако нельзя было терять времени. Каждая минута промедления означала утечку из резервуаров драгоценного горючего.
      Обстановка требовала быстроты действия, и путешественники вынуждены были совершить поступки, которые в земных условиях казались невероятными.
      Выбравшись на крыло, Красницкий повернулся спиной к ракете, согнул в колене правую ногу, наступил башмаком на самый край плоскости и, быстро откинув тело вперед, как бы упал, и принял таким образом горизонтальное положение, перпендикулярное стенке ракеты, затем встал вниз головой, после чего уверенно пошел по нижней поверхности крыла, совершенно как по горизонтальному полу. За ним последовал Одинцов.
      Таким путем астронавты благополучно добрались до цели. В том месте, куда ударился осколок, зияло небольшое отверстие, диаметром около 3 сантиметров, с оплавленными краями.
      Давление в резервуарах, высокое и в обычное время, теперь значительно возросло, так как содержимое нагрелось при ударе и последовавшей за ним вспышке. Струя бороводородов била, как сильный фонтан. Все стало ясно. Необходимо было наложить на пробоину металлическую заплату.
      Не теряя времени, подобрали нужный кусок металла. Для того чтобы приварить его, не требовалось дополнительной энергии. Мощный источник, тепла давала сама природа. Интенсивность солнечного излучения в пустоте межпланетного пространства во много раз выше, чем на Земле. Легкие параболические зеркала создавали в фокусе такую высокую температуру, что плавились наиболее устойчивые металлы. Вооружившись подобным приспособлением, Красницкий и Одинцов с помощью длинных клещей установили заплату и надежно приварили ее на месте. Струя бороводорода перестала бить.
      Тем временем Сандомирский и профессор Шаповалов хлопотали внутри корабля. Надежно защищенные скафандрами, они осторожно открыли перегородку. Густое облако коричневых паров вырвалось из коридора. Астронавты проскочили в него и вновь захлопнули за собой металлическую дверь, предоставив Наташе заботу об удалении ядовитых газов из жилых помещений.
      Электрические лампы в потолке едва виднелись сквозь бурую мглу. Действовать пришлось ощупью. Они потратили немало времени, прежде чем профессор нашел пробоину, но и потом пришлось немало потрудиться. Отверстие забили деревянной пробкой, что оказалось вовсе не легко в облаке ядовитого газа, сильно ограничивающего видимость. Затем пришлось искать подходящий металлический фланец, сверлить отверстие для винтов электрической дрелью и ощупью прикреплять его на месте повреждений. Только после того, как швы соединения были прочно промазаны газонепроницаемой смазкой, работу сочли законченной. Все это было не только трудно, но и опасно, так как смесь газообразных бороводородов и воздуха ежеминутно могла взорваться, а вентиляторы очищали помещение довольно медленно.
      - Как будто все в порядке!.. - с удовлетворением сказал академик, когда астронавты закончили работу, вернулись в рубку и сняли наконец скафандры. Передали на Землю, что у нас авария?
      - Нет, Виктор Петрович, - ответил совершенно обескураженный астроном. Радиосвязь с Землей прервалась! В чем дело, никак не могу понять.
      - Прервана радиосвязь с Землей? - заволновался академик. - Это очень неприятно, Михаил Андреевич. Надо непременно выяснить, что там произошло.
      - Не знаю, Виктор Петрович...
      Очередная вахта приходилась на долю профессора Шаповалова. Устроившись в кресле, астроном стал проверять правильность курса по справочным таблицам, приготовленным еще на Земле целым коллективом математиков. На него, как на астронома, были возложены повседневные обязанности штурмана, требующие специальной подготовки. Каждый космический пилот знает, как надо ориентироваться в пространстве и производить необходимые вычисления, пользуясь готовым материалом, но проверить точность расчетов может только опытный математик.
      Определить, в какой точке пространства находится ракета, можно, если известны ее расстояние от Солнца и угол между лучом, освещающим ракету в данный момент, и лучом в начале полета.
      Самый простой способ измерения расстояния от Солнца состоит в наблюдении за показаниями наружного термометра, помещенного за пределами корабля, то есть в межпланетном пространстве, и освещенного солнечными лучами.
      Известно, что температура абсолютно черного тела, находящегося в 100 миллионах километров от Солнца, будет равна плюс 338 градусам, при 200 миллионах километров - плюс 84,5 градуса, или в четыре раза меньше, и так далее. Другими словами, она изменяется обратно пропорционально квадрату расстояния.
      Подобные приборы, состоящие из термопары и гальванометра, шкала которого прямо указывает не только абсолютную температуру, но и расстояние от Солнца, постоянно находились перед глазами пилота по обе стороны ракеты. Для измерения угла солнечных лучей служил жироскоп в карданном подвесе. Справочная таблица указывала обе эти величины для каждого часа полета на всем пути ракеты от Земли до Венеры. Вахтенный в определенное время сравнивал показания приборов с этой таблицей и мог таким образом обнаружить уклонение от курса, если бы оно имело место.
      Венера по отношению к Земле является внутренней планетой, так как находится ближе к Солнцу, и ее орбита лежит внутри орбиты Земли. Траектория полета, намеченная при отправлении экспедиции, представляла собой полуэллипс, расположенный внутри земной орбиты. Поэтому расстояние между ракетой и Солнцем во время пути должно было постепенно уменьшаться.
      С момента отправления экспедиции прошло более тридцати пяти суток. Космическому кораблю следовало находиться в 146,9 миллиона километров от центра солнечной системы. Каково же было изумление астронома, когда, взглянув на шкалу прибора, он убедился, что расстояние составляет всего 146,8 миллиона километров.
      Ракета уклонилась от курса и теперь была на 100 тысяч километров ближе к Солнцу, чем следовало.
      По космическим масштабам ошибка была незначительной. Очевидно, она накопилась за длительное время и сначала оставалась незамеченной. Но астронома охватила тревога. Он склонился над шкалой жироскопического угломера. Его показания также не соответствовали данным, указанным в таблице для этого дня и часа. Правда, отклонение было небольшое, но здесь даже ничтожные доли секунды при измерении угловых расстояний означали весьма значительные пространственные перемещения.
      Не могло быть никаких сомнений: ракета сбилась с пути и неслась через просторы Вселенной по какой-то другой траектории. Это означало, что она рискует не встретить Венеру в предусмотренной для того точке пространства. Более того, ракета приближалась к Солнцу скорее, чем следовало, а по мере сокращения расстояния сила притяжения мощного светила возрастала в квадрате. Профессор вытер платком выступивший на лбу пот...
      Ужасная картина все ускоряющегося и непреодолимого падения на Солнце, приближения к этому раскаленному телу, способному еще далеко от своей поверхности расплавить, испепелить, превратить в пар любой предмет, созданный руками человека, - возникла перед его глазами.
      Преодолеть эту могучую силу можно только путем расходования огромных масс горючего. Тогда возникает не менее мрачная перспектива беспомощного блуждания среди холодного мирового пространства.
      Однако тренированный мозг математика работал напряженно и методически.
      "Что могло произойти? - спрашивал себя ученый. - Вычисления, сделанные перед отправлением экспедиции, были неоднократно и тщательно проверены. Работа производилась с помощью электронных счетных машин - самых совершенных вычислительных механизмов, какие когда-либо создавал человек.
      Ошибки быть не могло. Так в чем же дело?" - в ужасе повторял ученый.
      Ему вспомнился недавний случай с кусочком металла, пробившим стенки корабля. Неужели в момент столкновения с крошечным кусочком материи энергия взрыва оказалась достаточной, чтобы изменить направление полета? Нет, элементарные соображения говорили против такого предположения. Масса ракеты была слишком велика. Но, быть может, автомат, управлявший взлетом ракеты, не выдержал заданную начальную скорость. От этого мог измениться угол между траекторией ракеты и орбитой Земли?
      Возникал целый ряд предположений. Проверка любого из них требовала времени. А пока ясно было одно: ракета сбилась с пути. И при всех своих огромных знаниях профессор астрономии и штурман экспедиции почувствовал себя совершенно беспомощным перед лицом той страшной вечной ночи, которая окружала со всех сторон горсточку затерянных в мировом пространстве людей.
      ГЛАВА XI,
      в которой возникают сложные математические задачи, требующие быстрого и смелого решения
      Следующее дежурство выпало на долю Красницкого. Прихрамывая и, как всегда, не выражая большой охоты к разговорам, он вошел в рубку. При появлении этой мощной фигуры в кабине стало заметно теснее.
      - Происшествий нет? - спросил он.
      Астроном, казалось, не расслышал вопроса и ничего не ответил. Он продолжал сидеть за пультом и смотрел куда-то в сторону, точно не хотел сдавать дежурство.
      - Желаете просидеть вторую смену? - продолжал Красницкий.
      Профессор повернул голову и, не произнося ни слова, указал пальцем на лежащую перед ним таблицу. Озабоченное выражение на лице ученого говорило о многом. Красницкий, как бывший моряк, обладал способностью мгновенно разбираться в обстановке.
      - Сбились с курса? - Он тоже посмотрел на шкалу прибора, на таблицу и увидел разницу. - На 100 тысяч километров ближе к Солнцу?
      - Да. Вы понимаете, что это значит?
      - Понимаю. Что же вы собираетесь предпринять?
      - Нужно еще проверить. Не хочу раньше времени поднимать тревогу. Поспешное решение может только повредить. Хорошо, что все спят. А к утру я, может быть, разберусь. Очень прошу вас, Иван Платонович, проверяйте каждый час показания и записывайте вот тут... Свои пометки я заберу с собой. Надо построить кривую отклонений.
      Уже не помышляя об отдыхе, Шаповалов направился в обсерваторию. Там он извлек из шкафа какие-то толстые справочники, сплошь состоящие из цифр и чертежей, и погрузился в вычисления.
      Ему предстояло решить нелегкую задачу. На траекторию полета ракеты в межпланетном пространстве оказывало влияние множество сил, действующих в самых различных направлениях. Движение Земли вокруг Солнца и скорость вращения искусственного спутника вокруг Земли увлекали ракету вперед по прямой, касательной к земной орбите в момент вылета. Могучая сила солнечного притяжения заставляла ракету приближаться к Солнцу, а центробежная сила отбрасывала ее в противоположном направлении. Энергия затраченного горючего, направлявшая ракету против движения Земли по орбите, погашала часть этой скорости и уменьшала центробежную силу, нарушая существующее равновесие. В результате прямая линия полета превращалась в кривую, приближавшую корабль к Солнцу. Этой кривой был полуэллипс, который и должен был привести ракету к месту встречи с Венерой в определенной точке пространства.
      Если бы траектория движения ракеты зависела только от взаимодействия этих пяти сил, то решить задачу было бы сравнительно легко, но дело в данном случае оказывалось более сложным.
      Как известно, все тела в природе притягивают друг друга с силой, пропорциональной произведению их массы и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Поэтому покинутая Земля все время продолжала притягивать ракету к себе с некоторой силой, правда весьма незначительной и все более и более ослабевающей по мере удаления космического корабля.
      Дальше находился Марс. Взаимные движения в пространстве этой планеты, и летящего снаряда тоже создавали между ними непрерывно изменяющиеся силовые отношения.
      Еще дальше мчался по своей орбите гигант Юпитер. Правда, он отстоял от орбиты Земли на 629 миллионов километров, что в 4,2 раза больше расстояния нашей планеты от Солнца, но зато и масса Юпитера в триста семнадцать раз превышает массу Земли. Этот великан не мог не оказывать влияние на другие космические тела. Недаром его называют "ловец комет". Немало таких космических странниц попадает под его влияние и изменяет свой путь в пространстве. Воздействие Юпитера также оказывало влияние на траекторию полета ракеты, несмотря на разделяющее их огромное расстояние. Задача осложнялась тем, что и это влияние не могло быть выражено постоянной величиной и непрерывно менялось, по мере того как изменялось во время полета взаимное расположение в пространстве Юпитера и ракеты.
      Таким образом, математическая проблема, которую предстояло разрешить профессору Шаповалову, являлась задачей о шести телах, движущихся в пространстве с разной скоростью и оказывающих влияние друг на друга, выраженное в переменных величинах. Требовалось установить кривую, по которой теперь летела ракета, находившаяся под воздействием этих сил.
      Оказалось, что в расчетах, произведенных для решения столь сложной задачи еще на Земле специально организованным коллективом математиков, вкралась ошибка. Иначе ракета не могла бы уклониться от своего курса. По-видимому, какие-то исходные величины, включенные в уравнения, были неверны. Астроном должен был установить, какие причины отклонили ракету от заданного курса.
      Профессор Шаповалов забыл про отдых и сон. Он то производил наблюдения посредством своих телескопов и угломерных инструментов, то погружался в вычисления, пользуясь электронной счетной машиной. К завтраку он не вышел, а когда Наташа постучалась в обсерваторию, оттуда послышались грозные звуки, явно выражавшие неудовольствие.
      Догадываясь, что на корабле произошло какое-то событие, академик потребовал объяснений от Красницкого и потом отправился к астроному. Через час туда же пригласили Сандомирского.
      Некоторое время спустя командир корабля и академик прошли к резервуарам с горючим, что-то обследовали там, потом снова вернулись в кабинет Виктора Петровича. А ракета все так же неслышно мчалась через черную бездну мирового пространства.
      В конце концов Одинцов и Наташа тоже поняли, что на борту межпланетного корабля не все обстоит благополучно и, помимо потери горючего, ракета сбилась с ПУТИ и летит куда-то в сторону от цели. Стало известно и об отсутствии радиосвязи.
      Одинцов стал на вахту. Он сидел за пультом, с особой тщательностью проверяя приборы и делая записи. Четыре колонки цифр были достаточно красноречивы для того, кто хоть что-нибудь понимал в астронавтике. Наташа сидела рядом с мужем и старалась понять, почему ракета все больше и больше уклоняется от курса.
      Красницкий возился с радиооборудованием. Профессор Шаповалов опять не вышел к обеду. Наташа постучалась к нему. В полураскрытую дверь высунулась голова ученого.
      - Вот!.. - сказала Наташа, считавшая, что ее обязанность - следить за здоровьем участников экспедиции. Она протянула ему стеклянную пробирку с пилюлями.
      - Это что? Те самые пилюли, что отнимают радость бытия? - поморщился астроном.
      - Фенамин - вещество, способное в критические минуты поддерживать работоспособность.
      Наташа удалилась, не произнеся больше ни слова. Астроном должен был не только установить ошибку в предыдущих вычислениях, но и определить, куда теперь летела ракета, а затем вычертить ее путь в пространстве и решить, какие меры следует принять, чтобы достигнуть назначенной цели. Только наутро, усталый и озабоченный, он вышел из обсерватории и прошел в каюту Виктора Петровича. Туда же был вызван Сандомирский. Немного погодя пригласили Красницкого. В рубке остались только Наташа и Владимир. Они молча сидели за пультом. Говорить не хотелось - все было понятно и так.
      Наконец двери каюты академика раскрылись, и все вышли оттуда. Астронавты собрались в рубке. Теперь, когда бесшумное движение стрелок по шкалам приборов означало так много, люди стремились быть ближе к пульту управления ракетой.
      Некоторое время все молчали. Напряженную тишину нарушил академик.
      - Ну что же, друзья, - просто сказал он, - настало время сообща обсудить положение. Над нами нависла серьезная опасность. Михаил Андреевич как будто нашел причину. Давайте искать выход.
      - Ракета сбилась с курса! Таков бесспорный факт, - произнес астроном. Сперва я думал, что виной является Юпитер, притяжение которого мы недооценили. Расчеты показали, что это предположение неправильно. Пришлось отбросить и ряд других догадок. Вероятнее всего, при отлете ракеты с искусственного спутника воспламенение горючего произошло на какую-то долю секунды позднее, чем следовало...
      - Ну и что же? - спросила Наташа.
      - Угол между траекторией ракеты в момент взлета и орбитой Земли соответственно изменился. Ведь спутник вращался. Изменение это составило, правда, ничтожную величину, которую не смогли уловить наши приборы, а теперь погрешность накопилась, стала заметной и весьма опасной, - ответил астроном.
      - Так в чем же дело? - не выдержала Наташа. - Надо скорее вернуться на правильный путь. Немедленно!
      - Изменить наш курс не так-то просто, - возразил Михаил Андреевич. - Легко сделать поворот вокруг оси нашего корабля, но, чтобы изменить траекторию полета, требуется преодолеть огромные силы инерции, а также притяжение Солнца. Нужно горючее! Нужна энергия!
      - А положение с топливом серьезное, - добавил Виктор Петрович.
      - Давление в баках после столкновения с метеоритом сильно возросло, и утечка оказалась значительной. Горючее вытекало быстро, - пояснил Сандомирский. - За короткое время мы потеряли 1715 тонн бороводородов. Запасы фтора не уменьшились, но это не спасает положения...
      Воцарилось тяжелое молчание.
      Профессор Шаповалов нашел нужным еще больше подчеркнуть угрозу, нависшую над экспедицией:
      - Уже теперь оставшегося горючего явно не хватает на обратный путь. В лучшем случае, истратив последние остатки топлива, чтобы осуществить поворот, мы доберемся до Венеры. А что мы будем делать дальше?
      - Жить и работать! - бросил Красницкий.
      - Жить, но сколько? - возразил астроном. - Атмосфера Венеры едва ли пригодна для дыхания, значит, понадобятся кислородные приборы. Правда, запасы кислорода пока сохранились, но они ограничены. А после? Вы скажете - можно ожидать помощи с Земли. Согласен. Конечно, нас не забудут. Однако смотрите на вещи реально. Радиосвязь практически отсутствует. Когда же придет такая помощь? Спустя значительное время, быть может слишком поздно. Тогда... - И он развел руками.
      Было над чем задуматься, и люди не спешили говорить. Они молчали, углубившись в свои мысли.
      Иван Платонович Красницкий, несмотря на всю трагичность положения, был озабочен теперь не далекими перспективами экспедиции, а более срочными вопросами текущего момента. В прошлом бывалый моряк и мастер на все руки, он как-то незаметно принял на себя обязанности радиста. Сложное оборудование радиостанции, телевизионная связь с Землей, электронная аппаратура управления ракетой - вся эта техника находилась во время полета на его попечении, и он считал себя ответственным за данный участок общего дела.
      Больше всего его угнетал перерыв связи. Именно этот факт целиком поглощал его внимание.
      - Не понимаю! - коротко сказал он, глядя на щит с приборами. - Вся электроника в порядке, а связи нет.
      - В пространстве могут быть помехи, нам неизвестные, - заметил академик. Свойства межзвездной материи изучены недостаточно.
      Спокойный, но деятельный ум Наташи стремился оценить все возможности, какими располагали астронавты для выхода из создавшегося положения.
      - Михаил Андреевич сказал, что горючего на обратный путь не хватит. Но сколько же его осталось и как его можно использовать? - спросила она, обращаясь к Сандомирскому.
      - Мы в состоянии изменить траекторию и лечь на курс, ведущий к цели, ответил командир корабля. - Возможно взять левее, не достигнув орбиты Венеры, оставить ее справа и выйти на орбиту Земли, встретив там свою планету.
      - Короче говоря, еще не поздно вернуться, - уточнил астроном.
      Владимир посмотрел на него, хотел что-то сказать, но промолчал и отвернулся.
      Никто не произнес ни слова.
      Академик внимательно глядел на остальных участников полета. Теперь пришла пора серьезных испытаний для воли и мужества каждого из них. Сам начальник экспедиции внешне был вполне спокоен. Стараясь не показывать остальным ни малейших признаков озабоченности, он смотрел через очки, слегка наклонив голову, и переводил взгляд с одного из своих спутников на другого.
      - Итак, все более или менее ясно, - произнес Виктор Петрович после долгой паузы. - Перед нами два пути. Мы в состоянии исправить курс и достигнуть пели, заведомо отрезав всякую возможность возвращения. Но есть и другая возможность: вернуться на Землю, чтобы повторить попытку в другой раз. Жестокая альтернатива!.. Давайте решать...
      Снова наступило молчание: ведь речь шла о жизни и смерти.
      Смелость и решительность составляли основные черты характера Владимира Одинцова. Этот человек привык смотреть в глаза опасности - постоянной спутнице его рискованной профессии, но сейчас и он не сразу принял решение. Одно дело стремительный маневр, когда приходится молниеносно, почти без раздумья бросать самолет в крутой вираж и мускулы приводят в исполнение команду мозга в считанные доли секунды, и совсем другое, когда требуется холодная, спокойная решимость, сознательно рассчитанный поворот курса, ведущий к неминуемой, но еще нескорой гибели. Здесь нужен не инстинкт, не эмоциональный порыв, а спокойное, холодное мужество.
      Владимир был еще молод, здоров и весел, к тому же любим. Он вовсе не желал смерти, но и не боялся взглянуть ей в глаза. Несгибаемая воля, упорство и настойчивость в достижении цели также были присущи молодому пилоту.
      Он колебался недолго.
      - У меня нет сомнений, - первым отозвался Одинцов. - Надо продолжать полет. Мы обязаны долететь до Венеры и высадиться там. Будем жить, производить свои наблюдения, пока есть силы. Если сумеем, передадим материалы на Землю. Если нет - сохраним... За нами придут другие... Они докончат начатое дело!
      Академик перевел взгляд на Наташу. Она вовсе не была героиней. Простая советская женщина, совсем юная, находящаяся в расцвете молодости и красоты, меньше всего она хотела окружить себя славой мученической смерти. Не стремление к самопожертвованию, а, наоборот, бьющая через край жизнерадостность, непреодолимое желание познавать еще неизвестное привели ее на борт космического корабля. Романтика покорения межпланетных просторов и одновременно глубокая любовь - вот что определяло ее действия.
      Теперь жизнь поворачивалась к ней другой стороной и открывалась перспектива почти неизбежной, возможно и мучительной смерти на чужой далекой планете. Погибнуть так рано и, по сути дела, бесполезно!.. Стоит ли? Жгучий вопрос возник перед Наташей, но и она колебалась недолго. Помимо естественного стремления жить, на ее решение влияло и высокоразвитое чувство долга. Совесть молодой женщины не позволяла ей бросить порученное дело невыполненным. К тому же она любила, а самый близкий ей человек находился рядом, и он сказал свое слово.
      Наташа протянула руку Владимиру, коснулась своими нежными пальчиками его руки, как бы давая понять, что она тут, и выражая тем самым полное единство мнений.
      - Мне кажется, мы просто не имеем права возвращаться ни с чем! - сказала она. - Конечно, умирать никому не хочется, но нельзя забывать и об ответственности. Мы же советские люди и знали, на какой риск идем!.. Если горючего достаточно, надо продолжать полет.
      Академик ничего не сказал в ответ, но и за стеклами очков так много тепла вдруг стало видно в выражении его глаз, что Наташа смутилась, порозовела и отвернулась.
      Виктор Петрович перевел взгляд на Сандомирского.
      Старый военный, бывший генерал-лейтенант авиации, он много раз глядел в глаза смерти. Ему ли уклоняться от опасности при выполнении боевого приказа! И разве лететь во главе эскадрильи тяжелых бомбардировщиков, чтобы уничтожить хорошо защищенный военный объект противника, было менее страшно, чем теперь? У командира космического корабля не было и не могло быть никаких сомнений.
      - Я старый солдат, - спокойно произнес он. - Мне дан приказ, и он будет выполнен!
      Академик посмотрел на Ивана Платоновича, заранее зная его ответ.
      У Красницкого не оставалось на Земле никого из близких. Совершенно одинокий, этот человек не имел никаких привязанностей на далекой сейчас Земле. Друзья, весь мир, все интересы и внимание сосредоточились теперь на космическом корабле и его пассажирах.
      Он вообще ничего не сказал, только молча посмотрел на Виктора Петровича.
      Быстрый, как бы мимолетный взгляд был достаточно выразителен. Академик больше ничего не спрашивал.
      - Все это очень хорошо и благородно! - заметил он, помолчав. - Но ведь главная наша задача заключается не в геройской смерти где-нибудь на Венере, а в том, чтобы выполнить программу научных работ и доставить на Землю собранные материалы. Если мы погубим и самих себя, и результаты наших исследований, пользы будет не так-то много. Взвесьте всё хорошенько, друзья. Не торопитесь...
      Он еще раз обвел всех глазами, как бы желая проверить впечатление, произведенное его словами. Он нарочно приводил возражения, чтобы решение было принято не под влиянием порыва, а строго обоснованно и трезво.
      Снова наступила пауза.
      - Ваше мнение, Михаил Андреевич? - в упор спросил академик, обращаясь к астроному.
      Профессор Шаповалов прекрасно понимал, что мнение большинства уже определилось и возражать практически бесполезно. Можно только потерять престиж в глазах коллектива и заслужить репутацию труса, если настаивать на возвращении. Однако Михаил Андреевич принял участие в экспедиции вовсе не для того, чтобы заслужить посмертное признание. Он совершенно не стремился погибнуть в просторах мирового пространства или на поверхности Венеры. Его ум деятельно работал. Он пытался найти какую-нибудь подходящую аргументацию, чтобы заставить остальных внять голосу благоразумия и вместе с тем сохранить чувство собственного достоинства. Последние слова академика, казалось, открывали такую возможность, и он с радостью за нее ухватился.
      - Виктор Петрович в известной мере прав, - негромко сказал астроном, отводя взгляд куда-то в сторону. - Красивые слова и благородные позы нужны не всегда. Положение серьезное, и от нас требуется разумное решение, а не эмоциональные порывы. Мне лично кажется, что если мы сумеем пройти недалеко от Венеры, затратив известное количество горючего, то вернуться можно с честью. Приоритет, во всяком случае, останется за нашей страной. Пролетая вблизи Венеры, мы сумеем провести много ценных наблюдений, сохраним корабль и самих себя, а следующая попытка, несомненно, окажется более удачной. Она неизбежно будет опираться на наши данные.
      - Испугались, Михаил Андреевич? - вскинул голову Владимир, обрадовавшись возможности уличить астронома в малодушии. - Раненько! Эх!..
      Он хотел сказать еще что-то, но сдержался,
      - Послушайте, Владимир Иванович! - возмутился Шаповалов. - Это же просто невежливо! Я высказал свое мнение, как этого требовал начальник экспедиции, а вы переходите на личности. Я понимаю, молодость горяча, но нельзя же так! Мудрая осторожность порой бывает куда полезнее, чем необдуманный задор...
      - Спокойно! Спокойно, друзья! - вмешался академик. - Михаил Андреевич со своей точки зрения совершенно прав. Не надо горячиться. Следует уважать мнение каждого... Кто еще хочет высказаться?
      Желающих не нашлось. Сандомирский сидел опустив глаза, а Иван Платонович молча смотрел в окно.
      Общее молчание было красноречиво, и академик подвел итоги.
      - Большинство как будто за продолжение полета, - невозмутимым тоном сказал он. - Очень жаль, Михаил Андреевич, что я втянул вас в эту историю, но что делать. Такая у нас с вами, очевидно, судьба.
      - Я ведь говорил, так сказать, принципиально! - заторопился Шаповалов. Не поймите мои слова, как продиктованные личными соображениями...
      - Понятно, понятно! - остановил его Виктор Петрович. - Вообще для споров у нас временя мало. Однако позвольте и мне высказать свое мнение. Товарищи, которые хотят продолжать полет, по-моему, правы. Помните, как люди штурмовали Северный полюс? Одна экспедиция сменяла другую, и в конце концов задача была решена. Но высадка на Венере вовсе не обязательна. В этой части прав до известной степени и Михаил Андреевич. Если мы теперь ляжем на правильный курс, окажется возможным пройти под облаками Венеры и хотя бы рассмотреть се поверхность. Ради этого уже стоит совершить полет... Как начальник экспедиции принимаю решение: мы включим двигатель и продолжим полет с расчетом максимального приближения к Венере. Пройдя вблизи планеты, мы произведем все возможные измерения и вернемся на Землю.
      Академик замолчал, как бы ожидая ответа. Все понимали, что это самое разумное решение при данном положении вещей.
      - Ничего не могу возразить, - согласился Красницкий.
      - Надо сейчас же менять курс! - торопливо сказал астроном.
      - Пойдемте в рубку... - произнес Сандомирский. - Разрешите, Виктор Петрович?
      - Пожалуйста!
      Действительно, каждая минута была дорога - поворот нужно было производить немедленно. Управление перешло в руки командира корабля.
      Сандомирский сам сел за штурвал. Профессор Шаповалов, как штурман, расположился рядом и впился глазами в шкалы приборов. Наступала ответственная минута.
      Для осуществления маневра понадобилось не так-то мало времени. Пилот медленно вращал колесо штурвала. Так же медленно ракета поворачивалась вокруг своей вертикальной оси. Все это было едва заметно для глаз, но далекие звезды стали перемещаться вправо.
      Астроном не отрываясь следил за приборами, сверяясь с таблицей, лежавшей перед ним на столике. Сияющий диск Солнца виднелся за синими стеклами угломерного инструмента и чуть заметно перемещался в поле его зрения. Настал момент, когда центр Солнца совпал с перекрестием прибора. Шаповалов включил ток.
      Послышался мощный рев пламени.
      Корабль рванулся вперед. На этот раз заранее было известно, что ускорение будет незначительным и нет нужды надевать защитную одежду и укрываться в камерах амортизации.
      Пламя двигателя ревело и бесновалось. Стенки ракеты дрожали от напряжения. Командир и штурман внимательно следили за движением стрелок на шкалах приборов.
      Дикий вой пламени прекратился. Снова наступила тишина. Но люди не спешили расходиться. Они всё еще находились под влиянием только что пережитых минут и не хотели оставаться в одиночестве.
      - Я сделал свое дело! - сказал Шаповалов, когда поворот был закончен.
      Астроном поднялся и вытер лицо платком. Он улыбнулся, обвел всех утомленными глазами и продолжал:
      - Теперь всё в порядке. Следите за курсом... Вот новая таблица... Я пойду отдохну.
      И только сейчас все поняли, как устал этот человек и в каком огромном напряжении находился до последнего мгновения его мозг, пока он выполнял необходимые для решения задачи вычисления.
      ГЛАВА XII,
      в которой в поле зрения астронавтов появляется планета Венера
      Прошло еще несколько дней. Ракета все так же мчалась в межпланетных просторах. Теперь в рубке перед пилотом лежала новая схема движения космического корабля, составленная профессором Шаповаловым с помощью электронной счетной машины. Дежурные снова имели возможность ориентироваться во время полета.
      Случай с метеоритом научил многому. Вахту несли так же бдительно, как на боевом корабле в зоне военных действий. Особое внимание уделялось проверке правильности курса. Астроном вычислил новые координаты для каждого дня и часа.
      Крохотные частицы вещества встречались в пути неоднократно, но теперь электронный страж своевременно обнаруживал опасность. Тогда автоматически приходили в действие двигатели ракеты, и она совершала небольшой бросок в сторону. Астронавты знали, в чем дело, и подобные маневры большого беспокойства у них не вызывали. Только вахтенные особенно тщательно проверяли точность установленного курса.
      И вот настал час, когда далеко-далеко впереди, из-за диска Солнца, появилась планета Венера. Описав в космическом пространстве гигантский полуэллипс, ракета приближалась к цели. Утренняя звезда показалась в поле зрения телескопов ракеты. Героем дня стал астроном. Его сообщений все ждали с большим нетерпением, но профессор Шаповалов как назло сделался вдруг молчаливым и замкнутым. Он почти не отходил от своих астрономических приборов и целыми днями сидел в обсерватории.
      - Наступает критический момент, - отвечал он на вопросы о причинах перемены настроения. - Трудности предстоят огромные - ведь мы приближаемся к планете, поверхность которой еще никто никогда не видел. Надо многое узнать, прежде чем пойти на сближение. Мне нельзя терять теперь ни одной минуты. Надо же выяснить, какова атмосфера на Венере, есть ли там горы, какова их высота и тому подобное... Извините, но я очень занят.
      Едва проглотив обед, астроном снова исчезал в обсерватории и склонялся над приборами.
      А между тем Венера с каждым днем становилась все больше и больше. Из далекой звездочки, едва различимой простым глазом, она постепенно превращалась в заметный шар, издали похожий на Луну и тоже имеющий фазы. Сначала она казалась величиной с яблоко, висящее на черном небе среди звезд, но скоро приняла размеры Луны в полнолуние.
      Участники экспедиции все свободное время проводили в рубке и с огромным волнением взирали на таинственное светило, с которым была отныне связана их судьба. Интерес был понятен. Не какой-нибудь новый город, не новая страна, а действительно новый мир, великая тайна должна была открыться их взорам.
      Никому еще не удавалось поднять белоснежное покрывало Венеры. Царица утренней и вечерней зари, как называли ее древние, сияет на небе, окруженная плотной, непроницаемой для глаза атмосферой. Даже теперь, при таком приближении, на ней еще нельзя было рассмотреть никаких подробностей. Одно стало ясно: планета сплошь окутана облаками, которые клубились, громоздились и медленно плавали вокруг нее, не позволяя видеть ничего, кроме бесформенной белой массы.
      Что скрывается за этой завесой? Есть ли там твердая и надежная почва? Быть может, планета покрыта водой кипящих океанов? Быть может, тонкая твердь Венеры то и дело разрывается грандиозными вулканическими процессами? Эти вопросы до крайности волновали всех участников экспедиции. Люди стали нервничать как никогда, осунулись, глаза у всех лихорадочно блестели. Впервые в салоне стали вспыхивать ссоры из-за пустяков. Но астронавты снова смотрели на приближавшуюся Венеру, и все эти ссоры и их причины казались жалкими пустяками в сравнении с величием Вселенной.
      Жизнь на борту космического корабля продолжалась все так же размеренно. Работы хватало на всех. Кроме дежурств во время вахты, каждый выполнял какую-нибудь работу по специальности. Сандомирский и Красницкий проверяли механизмы, наблюдали за работой всей сложной аппаратуры, являвшейся нервной системой корабля. Наташа следила за физическим состоянием астронавтов, вела систематическое наблюдение за температурой путешественников, составом их крови, артериальным давлением. Ученые завершали первую часть своей программы научных наблюдений.
      Часы отдыха путешественники проводили в салоне ракеты, не спуская глаз со светила, с каждым часом занимавшего все больше и больше места в видимой части Вселенной.
      Теперь сверкающий шар Венеры воспринимался глазом как близкий и огромный. Матово-белый и яркий до рези в глазах, он висел среди черной пустоты, затмевая сиянием окружающие светила. Приходилось надевать темные очки, чтобы подолгу смотреть на приближавшуюся планету. На ней все так же клубились и громоздились облака. Не было ни одного разрыва между ними, который позволил бы хоть на мгновение увидеть поверхность планеты. Венера оставалась загадкой даже при таком приближении.
      К Шаповалову теперь было страшно подойти. Он нервничал, так как ничего не мог добиться, несмотря на все свои старания и, безусловно, огромные познания в области астрономии. Ни телескопы, снабженные светофильтрами, ни невидимые лучи радиолокаторов - ничто не могло приоткрыть завесу тайны, которой была окружена загадочная планета. Астроном ходил мрачный, как туча. Его самолюбие ученого никак не могло примириться с мыслью, что, будучи совсем близко от цели и поставленный в исключительно благоприятные условия, он не может прибавить ничего нового к сведениям о Венере, полученным еще на далекой Земле.
      - Надо что-то решать, - сказал он однажды. - Венера остается загадкой. Смотрите!.. Вот здесь, на экране, спектр лучей, отраженных от внешнего слоя атмосферы. Он ясно говорит, что облака Венеры состоят не из водяных паров. Это не те облака, какие мы наблюдаем на Земле. Однако ничего нельзя сказать об их составе и о состоянии нижних слоев атмосферы Венеры.
      - Не следует особенно огорчаться, - спокойно заметил академик. Представьте себе исследователя, который попытался бы изучить атмосферу Земли, находясь далеко за ее пределами. Этот исследователь натолкнулся бы сначала на ионосферу и убедился, что она представляет собой толстый слой сильно ионизированного газа, главным образом азота, то есть абсолютно непригодна для дыхания. Кроме того, он обнаружил бы температуры, достигающие 1000 градусов. Что же он должен был бы предположить? Вероятно, он пришел бы к выводу, что жизнь на Земле невозможна. Между тем воздух у поверхности Земли значительно холоднее и имеет другой состав. То же самое может произойти и с нашими представлениями о Венере. Допустим, что ее атмосфера не содержит на верхней границе ни водяных паров, ни кислорода. Разве это все? Быть может, эти элементы концентрируются значительно ниже?
      - На каких волнах работали? - осведомился Красницкий у астронома.
      - Ни длинные, ни короткие, ни ультракороткие волны - ничего не проникает сквозь эти облака! - с досадой проворчал Шаповалов.
      - Но можно предположить, - заметил опять Красницкий, - что под ними страшная жара. Ведь углекислый газ, которого здесь такое количество, не пропускает инфракрасных лучей. Длинноволновое излучение Солнца может аккумулироваться внизу, как под оболочкой гигантского термоса.
      - Насколько мне известно, - вмешался в разговор академик, - большое количество углекислоты на Венере отмечают все исследователи. Возможно, что это результат вулканической деятельности. Следовательно, углекислота неорганического происхождения. Быть может, за счет этой углекислоты на поверхности планеты существует богатая растительность. Тогда в нижних слоях атмосферы может оказаться и кислород. Может быть, он лишь потому не обнаруживается в спектре, что солнечные лучи не в силах пробиться через мутную атмосферу.
      - Можно строить сколько угодно весьма логичных предположений, - усмехнулся астроном, - беда в том, что в практическом отношении это дает мало.
      - Что делать, дорогой Михаил Андреевич, - ответил ему академик. - Мы для того и прибыли сюда, чтобы выяснить эти вопросы. Если ничего нельзя увидеть, придется спуститься ниже и посмотреть, в чем там дело.
      - Пока что мы летим с закрытыми глазами! - проворчал Шаповалов.
      - Ничего не поделаешь. Вы сделали все, чтобы облегчить задачу, но завеса слишком плотна. Выход один - надо прорваться сквозь нее.
      - Весьма опасный маневр, Виктор Петрович! Во-первых, нам неизвестна толщина облачного покрова над поверхностью планеты. Во-вторых, там могут оказаться высокие горы. Нельзя забывать, что, чем ближе мы будем к поверхности Венеры, тем сильнее будет ее притяжение. Пройдя некоторую критическую точку, мы рискуем оказаться в плену... и, может быть, навеки.
      Яхонтов развел руками:
      - Последнее слово остается за астрономом. Штурман экспедиции должен дать свое заключение.
      Астроном снова удалился в обсерваторию проверять вычисления.
      Видимо, два противоположных чувства боролись в душе этого человека. С одной стороны, он не любил рискованных предприятий и всегда старался держаться "в границах благоразумия". С другой стороны, он все-таки был ученым и обладал известным профессиональным самолюбием, которое не позволяло ему легко отказаться от достижения намеченной цели. Кроме того, он был честолюбив. Именно стремление к известности, к личной славе, к первенству в том или ином научном вопросе и заставляло его порой совершать поступки, несовместимые с благоразумием, иногда брало верх над его осторожностью.
      В данный момент он был во власти мучительных противоречий. Загадочная планета была совсем близко. Ему казалось весьма заманчивым первому приподнять окружающую ее завесу тайны. Было бы весьма досадно вернуться с пустыми руками. Представлялся единственный случай прославить свое имя, добиться мировой известности. Ему уже снились почести, звание академика, доклады в Москве, в Париже, Лондоне... Но и опасность была чрезвычайно велика. Лучше других астроном понимал, насколько рискованной была попытка проникнуть под облачный покров Венеры.
      Шаповалов ходил взад и вперед по своей обсерватории и старался решить, что в данную минуту благоразумнее: убеждать ли своих товарищей, пока еще не поздно, пройти стороной или, наоборот, привести их на самый край бездны, поставить на карту крупную ставку - свою жизнь и жизнь других людей - с целью все выиграть или погибнуть.
      Профессор подошел к окну. Блистающий шар Венеры принял теперь золотистый оттенок. Он висел совсем близко, манил к себе и дразнил переливами красок. Астроном долго смотрел на таинственную планету и о чем-то думал. Потом вернулся к столу и снова принялся за вычисления...
      На другое утро, после завтрака, Михаил Андреевич решил изложить результаты своей работы.
      - Что для нас сейчас самое важное? - начал астроном. - Толщина атмосферы Венеры. Я попытался определить ее, исходя из предположения, что твердое вещество планеты имеет ту же плотность, что и Земля. Дальше нужно было установить, на какую предельную глубину можно погрузиться в облака Венеры, чтобы иметь достаточный запас скорости для выхода из ее поля тяготения. Оказалось, что критическое расстояние - 100 километров от поверхности планеты.
      - А на чем основаны все эти вычисления? - поинтересовался академик.
      - Не скрою, расчеты не вполне надежны. Ведь целый ряд исходных величин основан на предположении. Снижаясь, мы, конечно, подвергаем себя большой опасности, но, с другой стороны, если не пойти на риск, мы вернемся домой ни с чем. Это очень обидно. Особенно для астронома. Надо решать: идти ли на риск?
      - Беру решение на себя, - сказал Яхонтов. - Думаю, что все со мной согласятся. Пойдем на снижение до 100 километров над поверхностью Венеры. Если там облачный покров уже отсутствует, совершим полет вокруг планеты, сделаем снимки, возьмем пробы атмосферы и пойдем в обратный путь. Если же облака лежат ниже 100 километров и непроницаемым слоем, то... что ж поделаешь! Ограничимся изучением их состава. Но помните, что это предел! Если произойдет ошибка, мы навеки останемся на Венере.
      Путешественникам иногда казалось, что они уже пережили все возможные для человека ощущения и волнения. Но вот наступили минуты, когда поколебалась уверенность, что их нервы в состоянии выдержать предстоящие испытания.
      Сверкающий диск Венеры вырос настолько, что занял почти весь небосклон. Настал момент, когда пилоты должны были показать свое искусство. Серьезный и озабоченный, Сандомирский занял место за пультом управления. Рядом поместился Владимир. Тут же находился профессор Шаповалов.
      Академик Яхонтов сказал:
      - Николай Александрович, я знаю, что во время полета права командира неограниченны. Но не гоните нас, пожалуйста, из рубки. Так хочется увидеть побольше.
      Сандомирский, не отрываясь от приборов, молча кивнул головой.
      Внезапно какая-то сила отбросила влево всех находящихся в кабине. Пилот повернул штурвал, и ракета отклонилась от линии полета в правую сторону. Космический корабль приблизился к Венере в плоскости ее экватора. По отношению к поверхности планеты маневр означал, что ракета уходит вверх.
      - Перехожу в спираль! - крикнул Сандомирский.
      Теперь ракета летела так, что планета оставалась с левой стороны. В окна было видно, как приближается край освещенного полушария. Еще несколько минут, и кабина погрузилась в темноту. Включать электрическое освещение командир не хотел, так как было бы опасно потерять возможность видеть все, что происходит снаружи. Только по перемещению звезд в рамке окон можно было судить, что корабль идет не по прямой, а описывает плавную кривую.
      Так продолжалось около тридцати минут. Снова показалось освещенное полушарие. На этот раз даже невооруженным глазом было видно, что ослепительно белая поверхность облаков стала значительно ближе. Затем последовал легкий и какой-то упругий толчок. У астронавтов создалось впечатление, будто ракета налетела на незначительное препятствие и преодолевает его сопротивление.
      На пульте управления загорелась синяя лампочка.
      - Корабль вошел в верхние слои атмосферы, - спокойно объяснил Сандомирский. - Теперь вся задача состоит в том, чтобы опускаться по возможности плавно. К сожалению, мы не имеем никакого представления о плотности среды.
      В рубке стояла тишина. Никто не говорил ни слова. Ракета описала несколько кругов вокруг планеты. Смена дня и ночи происходила для пассажиров космического корабля чрезвычайно быстро. Едва дневной свет успевал озарить рубку, как снова наступала тьма. Так повторялось несколько раз.
      Вдруг невидимая, но могучая сила швырнула всех вперед. Если бы не ремни, пилот тоже не усидел бы в своем кресле. Его чуть не выбросило на пульт управления. Путешественники испытали давно забытое ощущение: их тела снова приобрели вес, притом значительный. Когда все пришло в порядок, Сандомирский сказал:
      - Это облака. Корабль достиг облачного слоя. Их плотность, очевидно, высока.
      - Они создают сильное тормозящее действие, - пояснил Шаповалов. - Поэтому и был такой толчок.
      Объяснение было вполне удовлетворительным с научной точки зрения. Ученые поспешно пристегнули себя ремнями к спинкам кресел.
      Картина за окнами менялась. Если прежде с одной стороны виднелась белая, местами золотистая масса облаков, а с другой - небо, усыпанное звездами, то теперь слева стало заметно светлеть, а черный цвет сменился интенсивным фиолетовым.
      - Видите! - заметил Шаповалов. - Мы уже находимся в зоне, наполненной веществом, преломляющим и рассеивающим свет.
      Путешественники не могли долго наблюдать это явление, так как ракета погрузилась в облачный слой. Теперь с обеих сторон корабля видна была только желтоватая масса тумана. Воздух в кабине стал заметно нагреваться. Владимир, следивший за приборами, молча указал командиру на шкалу термометра, соединенного с внешней оболочкой ракеты. Он показывал плюс 138 градусов.
      Сандомирский посмотрел на шкалу, и лицо его стало серьезным.
      - Ну как? - тихо спросил его академик.
      - Сопротивление среды очень велико! - так же тихо ответил Сандомирский. Оболочка ракеты раскаляется больше, чем мне бы хотелось.
      Когда ракета вновь появилась над освещенным полушарием Венеры, цвет облаков, среди которых летел корабль, изменился на темно-желтый. С каждой минутой эта окраска усиливалась и принимала оттенок, близкий к оранжевому. Жара поднялась. Термометр показывал, что оболочка нагрелась до 389 градусов. Дышать в кабине становилось все труднее, несмотря на включенное охлаждение. Однако Сандомирский продолжал оставаться за пультом. Только лицо его побагровело от напряжения.
      Не легче было и другим путешественникам. Особенно плохо чувствовал себя толстяк-астроном. Излишняя полнота давала себя знать.
      - Еще долго мы можем опускаться? - спросил его академик.
      - Альтиметр показывает 250 километров, - слабым голосом ответил Шаповалов, - однако облака еще плотны... Неужели мы не пробьемся?
      Ему стало трудно говорить. Кровь приливала к голове, и сознание затуманивалось.
      - Помните... - еле слышно прошептал он, - ниже 100 километров нельзя... никак нельзя! Наблюдайте, пожалуйста... Я плохо вижу...
      Сандомирский оглянулся. Лицо его было искажено.
      - Всем немедленно оставить помещение!.. - прохрипел командир корабля. Буду снижаться до предела. Включу фото, если откроется поверхность. Тут оставаться нельзя! Помогите Михаилу Андреевичу... Скорее в камеры амортизации! Неизвестно, что может случиться... Останется только Одинцов!
      В висках астронавтов стучало, как кузнечным молотом. Просыпался инстинкт самосохранения. Наташа сжала голову руками.
      Терять время было нельзя. Академик и Красницкий подхватили Шаповалова и потащили его вниз, поспешно облачили в скафандр и поместили в камеру амортизации. Им помогала Наташа. Уже не первый раз она доказывала, что была мужественной женщиной. Она тоже надела защитную одежду и погрузилась в раствор. Так же поступили и оба ученых.
      Тем временем ракета уже пробила слой облаков, и перед окнами кабины раскинулся изумительный пейзаж Венеры, впервые открывшийся глазам человека.
      Все заливал странный желто-оранжевый свет. Покрытое облаками небо было не синим или серым, как на Земле, а охряно-желтым, что придавало всему окружающему зловещий колорит. Корабль летел на огромной высоте. Туманное покрывало Венеры плавало в вышине, какой никогда не достигают земные облака. Далеко внизу виднелись горные хребты, грандиозные черные скалы. Во многих местах к небу поднимались клубы серого и красного дыма. Кое-где мелькали языки ярко-желтого пламени. В трех местах происходило извержение вулканов. Видно было, как раскаленная лава огненными потоками разливается по склонам гор, устремляясь к морю. Да, на Венере оказались моря.
      Насколько можно было судить по первым впечатлениям, большая часть ее поверхности состояла именно из водных пространств. Горы поднимались над морем, образуя бесчисленные острова, то очень большие, то мелкие, отделенные друг от друга проливами.
      С пересохшим ртом Владимир жадными глазами смотрел на эти необыкновенные картины. Он знал, что имеет возможность видеть все это лишь несколько минут, и торопился запечатлеть в памяти как можно больше. Он глядел, глядел...
      Слабый стон заставил его обернуться. Жара в кабине сделалась невыносимой. Он увидел, что лицо Сандомирского стало совсем багровым. Командир корабля был близок к обмороку.
      - Вам трудно! - Одинцов схватил его за плечи. - Я сменю...
      - Пока еще держусь. Посмотрите лучше, что там, в салоне...
      Владимир не хотел покидать рубку в такие минуты, но приказ есть приказ. С большим трудом ему удалось спуститься вниз. Там все оказалось в порядке. Люди находились в камерах амортизации. Дышать в салоне было нечем. Холодильные приспособления уже не справлялись с температурой. Одинцов почувствовал дурноту и понял, что оставаться здесь больше не может.
      Собрав остаток сил, он вернулся в кабину управления - еще немного и было бы поздно! Сандомирский уже не сидел в кресле, а лежал в нем, бессильно откинувшись на спинку. Владимир бросил взгляд на наружный термометр. Он показывал плюс 675 градусов. Внутри ракеты жара достигала 85 градусов.
      С трудом Одинцов перетащил командира на другое кресло, а сам занял его место. Перед глазами плыли красные круги. Требовалось огромное усилие воли, чтобы заставить себя вырваться из-под власти болезненных ощущений и разобраться в обстановке.
      Владимир взглянул на альтиметр. Несмотря на нестерпимую жару, на его лбу выступил холодный пот. Стрелка показывала 65 километров. Пока он отсутствовал, ракета прошла роковую черту. Помраченное сознание Сандомирского не позволило ему вовремя принять меры, удержав ракету выше критической черты.
      Николай Александрович пропустил критический момент! Одинцов знал, что это значит. Теперь можно было сжечь хотя бы весь запас горючего, но это не изменило бы положения. Ракета уже не могла преодолеть тяготения Венеры. Путь назад был отрезан!
      Одинцов старался собрать свои мысли. Что делать? Путь к спасению был один - идти вниз. Бороться с притяжением планеты было уже бесполезно. Судьба ракеты и жизнь ее обитателей находилась теперь в его руках. На мгновение он подумал о Наташе. В тумане мелькнуло ее милое лицо... Хорошо, что все они были в камерах и ничего не знали! Наташа! Наташа!..
      Космический корабль, снаружи раскаленный докрасна, мчался с огромной скоростью. Пока о посадке нечего было и думать. Рядом хрипел Сандомирский. Владимир и сам находился на грани потери сознания. Он понимал, что надо как можно скорее замедлить полет, иначе гибель станет неминуемой. Намеченный раньше план летать вокруг планеты по спирали до тех пор, пока скорость не дойдет до минимума, был теперь непригоден. Атмосфера Венеры оказалась гораздо более плотной, чем предполагалось и нагрев ракеты становился катастрофическим.
      Пилот решился на крайнюю меру: он включил двигатели, дюзы которых были направлены вперед, против движения корабля. Это были своего рода реактивные тормоза. Яркие снопы пламени вырвались из отверстий по обе стороны рубки. Резкий толчок едва не выбросил Одинцова из кресла. Оглушенный, он еще нашел в себе силы выключить двигатель и снова взяться за штурвал. Но цель была достигнута - скорость ракеты заметно уменьшилась.
      В эти минуты корабль находился на затемненной стороне планеты. Ночной мрак закрыл все черной пеленой. Только кое-где внизу виднелись огни вулканов, вздымающих к небу столбы багрового дыма.
      Владимир застыл за штурвалом, напряженно вглядываясь в даль и стараясь наметить место, пригодное для посадки. Когда ракета снова вылетела на освещенное полушарие, он заметил несколько правее по курсу корабля ровную поверхность моря. Тормозящее действие крыльев и хвостового оперения оказывало свое влияние: полет ракеты постепенно замедлялся, но оболочка все еще оставалась раскаленной. Прошел мучительный и показавшийся необыкновенно долгим час времени. Пилот совершил еще один оборот вокруг планеты, постепенно снижая высоту и теряя скорость.
      Горы приблизились. Стали отчетливо видны их крутые высокие склоны, голые и угрюмые скалы. Неприветливо встречала Венера незваных пришельцев из другого мира. Черные утесы, растекавшиеся по ущельям багровые дымы вулканов, клубящиеся над головой мертвенно-желтые облака и странный для человеческого глаза оранжевый свет - такой предстала утренняя звезда людям, преодолевшим бездну мирового пространства, чтобы приподнять завесу окутывающей ее тайны.
      Приближался самый ответственный момент путешествия. Теперь от пилота требовалось максимальное хладнокровие, а Одинцов едва сидел в кресле, только нечеловеческим напряжением воли удерживая себя от непреодолимого желания бросить штурвал и упасть ничком. Полуавтоматическим и почти бессознательным движением он включил еще раз реактивные тормоза, успел сообразить, что скорость корабля значительно упала, и продолжал глядеть вперед, выжидая, когда перед ним раскроются водные просторы. Он был уверен, что море, виденное им с высоты, находится где-то поблизости, но пока перед глазами простиралась только бесконечная цепь зубчатых скал.
      Корабль продолжал терять высоту. Он мчался со скоростью около 1500 километров в час. Это было немного по сравнению с космическими масштабами, но вполне достаточно, чтобы посадка была чрезвычайно опасной, если не невозможной.
      Острые вершины гор были совсем близко, а море еще не появлялось в поле зрения. В помраченном сознании Владимира сохранилось только неясное ощущение, что надо держаться правее. Он повернул ракету. Дорогу преградило густое облако дыма, освещенное снизу багровым отсветом пламени. Инстинктивно пилот еще раз повернул штурвал, и дышащий огнем кратер вулкана остался слева. Но тут из тумана и дыма совсем близко вынырнула остроконечная вершина скалистого пика. Столкновение казалось неизбежным. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, пилот, перед глазами которого уже стояла кроваво-красная пелена, полуинстинктивно, рефлекторным движением дернул рукоятку на себя. Космический корабль мощным рывком взмыл кверху и пронесся над черными зубцами утеса. И вдруг далеко-далеко внизу открылось море, по которому ходили грозные волны. Предпринятый маневр, независимо от воли пилота, резко уменьшил скорость. Ракета стала падать. У Одинцова хватило сил лишь на то, чтобы выровнять корабль и послать его вниз под малым углом, почти параллельно поверхности моря. Через мгновение он, так же как Сандомирский, бессильно поник головой, выпустил из рук штурвал и потерял сознание.
      Лишенная управления ракета еще несколько секунд двигалась по инерции, а затем тяжко рухнула в бушующие волны. Мгновенно поднявшийся огромный столб пара скрыл место ее погружения...
      ГЛАВА XIII,
      в которой знамя Страны Советов поднимается над скалами Венеры
      Все в этом удивительном ландшафте было залито странным, совершенно непривычным для человеческого глаза, желтым, почти оранжевым светом.
      Так бывает в летнюю жаркую пору, когда к исходу дня собирается гроза. Незадолго до заката наплывают темные тучи, освещенные багровым пламенем вечерней зари. С неба уже сходит сумрак, но невидимые лучи дневного светила еще не погасли и просвечивают сквозь облака, создавая зловещее багряно-желтое освещение. С небес льется странный, как бы нереальный свет, зелень становится темной, блики на воде приобретают оттенок расплавленного золота, а кирпичные стены зданий кажутся необыкновенно яркими.
      Именно такой необычный, охряно-желтый, отливающий красным, мрачный и гнетущий свет проникал через окна в ракету.
      Нельзя было сказать, что в помещении темно. Наоборот, вполне можно было читать самый мелкий шрифт, но освещение казалось каким-то ненастоящим, искусственным, будто на небе установили гигантский прожектор с темно-желтыми стеклами.
      Такова была картина, которую Красницкий увидел за окнами, когда, подняв крышку кабины амортизации, выглянул в салон. Там было пусто. Из рубки тоже не доносилось ни звука.
      "Катастрофа? - подумал Красницкий. - Где же пилоты? Неужели погибли?!"
      Сбросив защитный костюм, он поспешил наверх.
      Пилоты оказались живы, но оба находились в бессознательном состоянии. Нестерпимый жар, тяжелый и спертый воздух вывели из строя даже таких сильных людей, как Сандомирский и Одинцов. Да и никто другой не мог бы выдержать столь значительного физического и нервного напряжения. Кроме того, при ударе о воду защитный ремень на кресле пилота лопнул. Одинцов перелетел через доску с приборами, ударился головой о раму и упал без сознания. На него всей своей тяжестью рухнул Сандомирский, сброшенный с кресла той же силой.
      Красницкий кинулся к аптечке, нашел там нужный флакон и прежде всего привел в чувство командира корабля.
      - Где я? - со стоном спросил Сандомирский, озираясь вокруг. - Что произошло? Упали?
      - Кажется, сели на воду. Всё в порядке. Легкий обморок.
      - А где остальные? Кто у штурвала?
      - Одинцов здесь.
      - Жив?
      - Кажется, жив. Сейчас я посмотрю...
      - А где же мы? - опять простонал Сандомирский.
      - Никаких подробностей не знаю. Ракета, несомненно, находится на поверхности Венеры. За штурвалом пока никого. Но это не так страшно. Мы, по-видимому, плывем. Чувствуете, как качает корабль?
      Огромный корпус ракеты действительно находился в непрерывном движении. Ее бросало из стороны в сторону. Предметы, висевшие на стенах, раскачивались, посуда в шкафах звенела.
      Пока Красницкий, оставив Сандомирского, стал хлопотать вокруг Одинцова, из камер амортизации вышли Шаповалов и Наташа. Пошатываясь, астроном сел в кресло пилота и взялся за штурвал. Одинцов, несмотря на медикаменты и холодную воду, которую где-то раздобыл Красницкий, не подавал никаких признаков жизни. Все было напрасно. Над ним в отчаянии склонилась Наташа. Приступили к искусственному дыханию. Казалось, что это конец. На Наташу было страшно смотреть, однако она продолжала неутомимо сгибать и разгибать руки Владимира, стараясь вернуть жизнь в бездыханное тело. Слезы текли по лицу молодой женщины. Плотно сжав рот, она упорно боролась за жизнь любимого человека.
      - Как будто бы вздохнул! - с надеждой шепнул Красницкий.
      Наташа приложила щеку к груди Владимира:
      - Нет! Какое несчастье!..
      - Будем продолжать! - произнес Красницкий. Астронавты провели около трех месяцев в условиях полной невесомости. Их мускулы, сердце, нервная система уже успели приспособиться к тому, что все движения производятся почти без затраты физических усилий. А теперь человеческое тело снова обрело вес. Люди с непривычки ощущали себя слабыми, будто впервые вставшими после продолжительной и тяжелой болезни. Даже на Земле, в нормальных условиях делать искусственное дыхание очень трудно. А тут голова кружилась, пол под ногами колебался, сердце билось учащенно... Наташа напрягала последние силы.
      Виктор Петрович поднял крышку люка и тоже покинул камеру амортизации. Оглядевшись, он сразу оценил обстановку и, держась за стены; стал пробираться в рубку управления. Наташа и Красницкий уже совершенно выбились из сил, как вдруг на бледном лице Владимира стал появляться легкий румянец. Он глубоко вздохнул и открыл глаза.
      - Володя! - закричала Наташа. - Ты жив! Жив!.. Она разрыдалась.
      Владимир с трудом поднял руку и погладил ее по голове. Хотел подняться, но не мог.
      - Лежи, лежи! - уговаривала его Наташа. Возвращенный к жизни Владимир медленно обвел глазами помещение. Сознание постепенно прояснялось. Он вспомнил последние минуты за штурвалом:
      - Значит, мы сели? Все живы?
      - Все живы, Володенька! Все хорошо!
      - Привенерились! - не удержался Шаповалов.
      - Да, друзья, - послышался голос академика Яхонтова, - хотели мы того или нет, но посадка на планету Венеру совершилась!
      Слова прозвучали торжественно. Никто не думал, что будет дальше. Теперь, когда первая опасность миновала, все были в крайне приподнятом настроении. Однако жизнь требовала своего. Надо было что-то предпринимать.
      Окна захлестывали гребни высоких морских валов. Струйки воды стекали по стеклам иллюминаторов совершенно так же, как это было бы на Земле. Не в этом заключалось своеобразие окружающей обстановки. Необычайной была окраска. Вверху виднелось небо, но вместо привычной голубой сферы или серебристых облаков над головами путешественников грозно клубились громады оранжево-бурых туч.
      Облака на Земле, постоянная смена их форм - одно из самых прекрасных явлений природы. Ничего подобного не было на Венере. Даже тени на тучах были не синие или серые, а коричневые и темно-фиолетовые, местами даже красные. С невольной тревогой смотрели люди на эти картины.
      Море здесь не было похоже на синие земные океаны - оно было красным. Сердитые валы непрестанно набегали на ракету. Желтый цвет неба и пурпур моря создавали тот зловещий свет, отблески которого озаряли кабину.
      Вокруг простирался чужой, пустынный и страшный океан. Только далеко на горизонте виднелся зубчатый гребень горного хребта.
      - Какое гнетущее зрелище! - прервал молчание Шаповалов.
      - В нем есть и своеобразная красота, - сказала Наташа.
      - Да, - согласился Яхонтов, - зрелище напоминает грозные образы "Божественной комедии".
      - Все дело в привычке. Голубой цвет нашего неба и синева моря зависят от химического состава земной атмосферы, и только, - пояснил астроном.
      Нужно было приступать к работе. Однако путешественники не сразу овладели собой. Они долго не могли оторваться от OKOH, стараясь впитать в себя как можно больше впечатлений.
      Впрочем, впечатления эти были невеселыми. Все понимали, что скоро вступит в свои права трезвый разум, наступят дни тяжелого труда и, может быть, смертельных опасностей.
      Действительность оказалась именно такой, какой ее представлял холодный рассудок ученых. Все было мрачно вокруг. Ни одного луча солнца. Гнетущая пасмурная погода. Бурный ветер. Мрачный колорит местности. Тягостное освещение. Все было чужим.
      Глядя на эту безрадостную картину, каждый невольно подумал, что запасы горючего израсходованы и пути к возвращению отрезаны. Быть может, до конца дней своих придется оставаться здесь, если не придет помощь с Земли. Высадка на Венере, по существу, являлась катастрофой. Все отчетливо это сознавали.
      Прильнув к окнам, путешественники с тоской всматривались в даль. Никому не хотелось говорить. Невольно вставал трагический вопрос: что ждет теперь людей, заброшенных на чужую и негостеприимную планету?
      Морские валы с грозным ревом кидались на корабль. Казалось, они хотели разбить оболочку ракеты, ворваться в нее и уничтожить пришельцев. Несмотря на огромные размеры космического корабля, его сильно качало. Приходилось крепко держаться за ремни, чтобы не упасть.
      Начальник экспедиции понял, что надо как-то переломить настроение. Он хорошо представлял, что происходит в душе у людей.
      Пока шла подготовка к полету, да и позже во время пути, будущее казалось окруженным ореолом романтики. Все было так ново, интересно и увлекательно, особенно для молодых участников экспедиции.
      Правда, первые астронавты были людьми, вооруженными знаниями и опытом. Они прекрасно понимали, что выбрали путь, полный опасностей, требующий много мужества, а главное - тяжелого, будничного труда. Но, кроме трезвого голоса разума, у людей постоянно теплится надежда, что в действительности все будет иначе и лучше. Каждый настоящий человек немного мечтатель и, оставаясь наедине с самим собой, нередко уходит в волшебный мир фантазии и грез.
      Это вовсе неплохо. Наоборот, вслед за мечтаниями приходит стремление превратить мечты в действительность, оно придает человеку нужные силы, окрыляет его, делает повседневную работу осмысленной, наполняет ее глубоким содержанием.
      Красивая, крылатая мечта о далеких мирах, покоренных волей человека, вдохновляла и наших путешественников.
      Каждый рисовал в самых ярких красках первые мгновения, когда мечта становится былью.
      И вот свершилось. Никакой романтики. Надо было изменить опасную психологическую реакцию.
      - Невесело, друзья? - негромко сказал академик. - Что делать! Первооткрывателям никогда не бывает легко. Вспомним героику освоения целины... Тоже были будни. Сибирские холода. Степные бураны. Суровые, пугающие просторы. Было вовсе не легко, однако прошло немного времени, и целина преобразилась. А для нас во многих отношениях проще: есть благоустроенное жилище, свет, тепло. Такого комфорта целинники не имели. А водой и пищей мы обеспечены надолго.
      Он умолк, приглядываясь к окружающим.
      - Ничего! - бодро ответил Сандомирский. - В годы войны бывало похуже.
      - Нам очень повезло, - продолжал академик. - Безаварийная посадка в таких условиях - тоже редкая удача.
      - И искусство, - добавила Наташа.
      - Большое искусство! - охотно согласился Виктор Петрович, выразительно взглянув на Владимира.
      - Долететь-то мы долетели! - мрачно заметил Шаповалов. - Каково-то будет улетать!
      - Рановато беспокоитесь! - не выдержал Владимир.
      - Пока что необходимо взять пробы воды и атмосферы, - деловито заметил Красницкий и отправился в лабораторию.
      - Начнем с попытки известить Землю, - продолжал Яхонтов. - Быть может, теперь, когда полет прекращен, удастся восстановить связь... Наташа, попробуйте передать.
      - Какой текст?
      - А вот какой: "Посадка совершена благополучно. На Венере имеются большие водные поверхности. Все здоровы. Яхонтов". Пока довольно.
      - Сейчас попробую, Виктор Петрович, - ответила Наташа.
      Она села за радиопередатчик.
      - Вы, Владимир Иванович, - сказал академик, - проверьте, в каком состоянии двигатели. Можете это сделать? Как вы себя чувствуете теперь?
      - Конечно, могу!
      - Вот и хорошо! А мы с Михаилом Андреевичем разберемся в обстановке. Подумаем, куда нам двигаться дальше.
      За штурвал опять сел Сандомирский. Двигатели не работали, и корабль был во власти стихии. Волнение усиливалось. Надвигался шторм. Откуда-то появились черные тучи, скрывая от глаз желтые облака. Внезапно сверкнула чудовищная молния, за ней другая. Все кругом озарилось зеленоватым светом.
      Разыгралась гроза. Молнии вспыхивали непрерывно, а раскаты грома, хорошо слышные, несмотря на двойные стенки ракеты, гремели, как артиллерийская канонада. Наблюдая за этим великолепным зрелищем, путешественники на некоторое время забыли о трудности своего положения.
      Вдруг академик почувствовал, что кто-то стоит за его плечом. Это была Наташа. По ее расстроенному лицу Виктор Петрович понял, что дела плохи.
      - И сейчас нет связи? - спросил он. Наташа кивнула головой:
      - Сигналы по-прежнему не доходят. Академик нахмурился:
      - Досадно! Я надеялся, что радиопомехи были связаны только с движением ракеты и теперь исчезнут. Очевидно, атмосфера Венеры не пропускает радиоволн. Помните, как наши радиолокаторы бездействовали, когда мы приближались к планете?
      - Сказывается близость к Солнцу. Более высокая степень ионизации атмосферы, - сказал Шаповалов.
      - Возможно. Постараемся что-нибудь придумать... Отдохните пока, Наташа.
      Тем временем вернулся Одинцов.
      - Двигатели в порядке, - сообщил он в ответ на вопросительный взгляд начальника экспедиции.
      - Сколько осталось горючего? - спросил академик, обращаясь к Сандомирскому.
      Тот ответил, взглянув на шкалу прибора:
      - Фтора достаточно, а бороводородов всего 2285 тонн. Много мы сожгли, совершая поворот. Немало израсходовали при посадке. Нечего и думать об отлете. С тем, что у нас есть, можно только передвигаться по морю.
      - А нам пока больше ничего и не надо, - спокойно ответил академик. - Еще рано думать о возврате.
      Этот мужественный человек понимал, что от его поведения зависит настроение на борту корабля. В глубине души он и сам был полон тревоги. Ведь не каждый день и не со всеми случаются истории, подобные вынужденной посадке на Венере. Однако академик старался делать вид, будто ничего особенного не случилось.
      - Нам очень повезло, - повторил он. - Прямо замечательно, что мы нашли на Венере моря и погрузились в волны! На суше была бы верная гибель.
      - Надеюсь, Николай Александрович, вы теперь согласитесь, что для космической ракеты посадка на воду лучше всего! - не без ехидства заметил Владимир.
      Сандомирский улыбнулся и махнул рукой. Это означало, что он не собирается спорить.
      - Что мы долетели, еще неудивительно - заметил профессор Шаповалов, - а вот, что мы благополучно сели, это действительно чудо!
      - Почему же? - спросил академик.
      - А помните, как стала нагреваться вода в амортизаторах?.. Мои опасения оправдались.
      - Какие именно?
      - Мы ведь не имели понятия о составе и плотности здешней атмосферы. Удивительно, что мы не расплавились. Судя по всему, атмосфера здесь намного плотнее чем на Земле.
      - Это мы сейчас узнаем... Кажется, идет Иван Платонович.
      Вошел Красницкий.
      - Ну, рассказывайте, - произнес академик.
      - Удалось взять первые пробы воды и воздуха, - ответил химик, - хотя мешали гроза и качка.
      - Произвели анализ?
      - Произвел.
      Он протянул листок бумаги с записями, откуда астронавты узнали, что атмосфера Венеры состоит из смеси газов, удельный вес которых значительно больше, чем у земного воздуха. Именно это обстоятельство, которое предвидел Шаповалов, и явилось причиной перегрева ракеты и едва не стоило астронавтам жизни.
      Виктор Петрович не мог удержаться, чтобы не прочитать очередную лекцию:
      - Если на Земле плотность воздуха по отношению к водороду составляет 14,44, то для атмосферы Венеры эта величина выражается числом 17,43.
      - Ого! - заметил Сандомирский.
      - Да. Происходит это потому, что в ней меньше азота и гораздо больше углекислого газа. На Земле углекислота занимает только 0,03 процента по объему и 0,05 процента по весу, а на Венере она достигает 13,65 процента общего объема. Доля азота снижается до 65,05 процента против 75,55 процента на Земле. Для дыхания человека такая атмосфера непригодна.
      - А кислород? - спросил Шаповалов. - Это же самое главное!
      - Кислорода обнаружено около 15 процентов, - ответил Виктор Петрович, продолжая изучать справку. - Найдены вредные вещества: аммиак, а также метан, этилен и другие углеводороды. На их долю приходится 6,3 процента. Обнаружены следы циана!..
      - А выводы? Где же выводы? - торопился Шаповалов. - Найдем ли мы растительный и животный мир при таком составе атмосферы?
      - Безусловно, - ответил академик. - Если бы не избыток углекислоты, и человек мог бы приспособиться.
      - А что показал анализ воды? - робко спросила Наташа. - Интересно, можно ли будет употреблять ее в пищу.
      - Вода мало чем отличается от земной, но несколько солонее. Вода здесь горячая. Ее растворяющая способность поэтому больше, чем на Земле, отсюда высокая насыщенность солями. Для питья она непригодна.
      - Может быть, дождевая вода окажется лучше?
      - Проверим... - поискал он глазами нужную ему справку. - Дождевая вода для питья годится. Правда, и в ней оказались нерастворимые минеральные частицы. Она мутноватая.
      - Значит, я был прав, когда в одной из своих статей писал о большом количестве минеральной пыли в облаках Венеры! - не без удовольствия заметил профессор Шаповалов. - Вот в чем секрет желтой окраски неба!
      - Удельный вес здешней воды составляет 0,91, - добавил академик. - Другими словами, она значительно плотнее, чем земная, если учесть меньшую силу тяжести. Температура плюс 43 градуса.
      - Это похоже на горячую ванну, - улыбнулась Наташа. - Тут купанием не освежишься!
      - Ну вот, - закончил академик. - Как вы думаете? Если надеть защитную одежду и скафандры, можно выйти наружу?
      - Интересно знать куда, - произнес Шаповалов. - Кругом вода. Выйти на палубу и начать знакомиться с планетой путем плавания в горячей ванне?
      - Реплика разумная, - согласился академик. - Надо добраться до суши... Можем мы это сделать, Николай Александрович?
      - Конечно, можем. Но жаль терять горючее. Лучше подождать, когда ветер сам пригонит нас к берегу.
      Расчеты Сандомирского были правильными. Буря гнала ракету к горам, которые сначала едва виднелись на горизонте, а теперь заметно приблизились. Вооружившись биноклями, путешественники стали рассматривать берег.
      Грозные скалы почти отвесно спускались к морю. Это было беспорядочное нагромождение каменных глыб серого цвета, порой черных и блестящих, кое-где даже красных. Они выглядели так же сурово, как все на этой планете.
      - Даже пристать негде! - разочарованно заметила Наташа, опуская бинокль. Всюду обрывы, ни полоски песка, никакой растительности. Неуютно!
      - Так и должно быть, - подхватил Виктор Петрович. - Перед нами берег, состоящий из первичных изверженных пород, напоминающих наши базальты. Водяные пары еще не так давно выпали из атмосферы. Море не успело остыть, а волны еще не сумели раскрошить эти скалы в песок.
      - Насчет отсутствия растительности Наталья Васильевна ошибается, - вдруг вмешался Шаповалов. - Посмотрите хорошенько. Что представляют собой эти красные пятна?
      - По-моему, камни, - сказала Наташа.
      - Нет, вы ошибаетесь, - поправил ее академик. - Это вовсе не камни, а самые настоящие лишайники. А может быть и более высокоорганизованные растения.
      - Этого следовало ожидать! - обрадовался Шаповалов. - Астроботаника давно установила связь между температурным режимом на планетах и цветом растительности. На Земле она зеленая, а на Марсе, например, синяя.
      - А на Венере? - спросила Наташа.
      - На Венере, которая гораздо ближе к Солнцу, тепло имеется в избытке. Оно даже вредно для растений, вынужденных бороться с излишним количеством теплового излучения. Здесь наиболее выгоден красный цвет или красновато-оранжевый, отражающий, а не поглощающий тепловые лучи.
      - Не только небо и вода, тут и растительность красная! - удивилась Наташа.
      Через некоторое время ракета еще больше приблизилась к берегу. И все могли убедиться в правоте замечаний астронома. На крутых склонах утесов лепились корявые кустарники совершенно красного цвета. Волны с ревом бились о камни, но гроза прошла и буря заметно стихала.
      Когда скалы были совсем близко, оказалось, что они не так отвесны, как представлялось издали. Были между ними и расселины, где волны как бы кипели. Вверх поднимались облака пара. Зрелище было устрашающим, но путешественники надеялись на прочность своего корабля.
      За штурвал сел Красницкий, как бывший моряк.
      Выбрав наиболее подходящее место, он включил малые двигатели в крыльях и осторожно ввел корабль в узкую расселину, где, как казалось, не нужно было опасаться подводных камней. Расчеты оказались не совсем правильными, потому что ракета несколько раз скрежетала по рифам, однако в конце концов без повреждений ударилась о берег и замерла неподвижно.
      - Причалили! - сказал Красницкий и вздохнул с облегчением.
      Путешественники с большим волнением стали надевать защитную одежду. Одно дело смотреть на пейзажи Венеры из окна, совсем другое - ступить на почву нового мира.
      Все собрались у люков камер, через которые выходили наружу для починки корабля во время полета, и затем с крыла перебрались на почву Венеры. Первым на поверхность этого удивительного мира ступил академик Яхонтов.
      Ракета пристала к подножию высокого утеса, имеющего более отлогие склоны, чем другие. Камни здесь были скользкими от воды, и набегающие волны грозили смыть пришельцев, но, помогая друг другу и пользуясь захваченными в дорогу ледорубами, астронавты сумели взобраться на плоскую поверхность скалы и здесь остановились.
      Долгое время все молчали. Трудно было говорить в такой обстановке. Заветная мечта превратилась в действительность. Впервые в истории человечества люди ступили на поверхность другой планеты.
      Вокруг все было так ново и страшно. Одна над другой громоздились угрюмые, черные скалы. Направо и налево тянулась извилистая линия берега. Вдали поднимались к небу вершины гор, скрываясь в облаках, летящих с невиданной быстротой. В расселинах между скалами виднелись странные, точно нарочно искривленные растения, но не с зелеными, а с карминно-красными листьями. Ветер выл и бесновался. Он то затихал, то налетал с новой силой, заставляя людей хвататься друг за друга. Внизу кипело море. Чудовищные волны набегали на берег, разбиваясь в розоватой пене. Ни один солнечный луч не проникал сквозь желтые и багровые тучи.
      Астронавты стояли маленькой группой и, взявшись за руки, не отрываясь, глядели на невиданный мир.
      Люди имели возможность свободно общаться друг с другом, тем более что защитная одежда была снабжена миниатюрными ультракоротковолновыми передатчиками.
      Торжественное молчание этих незабываемых минут прервал академик Яхонтов.
      - Друзья, - сказал он, - поздравляю! Мы на Венере. Невозможное совершено!
      Взволнованные астронавты пожимали друг другу руки. Хотелось обняться и расцеловать друг друга, но шлемы защитных костюмов создавали непреодолимое препятствие.
      Не сговариваясь, люди принялись устанавливать специально предназначенную для этого случая стальную мачту, чтобы поднять над планетой Венерой флаг Советской страны.
      Как сокровище, они везли с собой знамя Родины.
      Скоро высокая мачта была укреплена среди скал.
      Яркое алое знамя Страны Советов с изображением серпа и молота взметнулось вверх, и бурный ветер Венеры широко развернул шелковое полотнище.
      ГЛАВА XIV,
      в которой рассказывается о первых днях астронавтов на Венере
      Виктор Петрович нервно постукивал карандашом по столу, что являлось у него признаком озабоченности и досады.
      - Связь! - говорил он. - Нам совершенно необходимо установить связь с Землей. Если мы не наладим связь, вся экспедиция может оказаться бессмысленной затеей...
      Разговор происходил в каюте академика вскоре после церемонии подъема флага. Красницкий сидел в кресле.
      Одинцов стоял у окна и молча смотрел на широкие просторы моря. Остальные устроились на диване. Собственно говоря, слова начальника экспедиции были обращены к одному Красницкому, который считался среди астронавтов специалистом по радиотехнике, однако все с замиранием сердца слушали этот разговор. Речь шла о связи с Землей, с тем миром, который они покинули. К этому невозможно было относиться равнодушно. Конечно, прежде всего они служили науке и своему народу, но, кроме этого, каждый хотел послать весть о себе близким людям, которые остались там и, может быть, предавались отчаянию.
      - Ничего не выходит, Виктор Петрович, - говорил Красницкий. - Передатчики исправны. Очевидно, мощность недостаточна. Ионосфера Венеры непрозрачна для волн нашего диапазона.
      - А если попытаться увеличить диапазон? Построить более мощный передатчик?
      - На это мало надежды. Да и много времени нужно.
      - Времени у нас хватит. Не вышло сегодня - выйдет завтра. У нас нет другого выхода. Любой ценой надо установить связь!
      Беспокойство академика было понятно. Преодолеть столько трудностей и опасностей, достигнуть цели и не иметь возможности передать накопленные научные наблюдения! Можно ли представить большую неудачу!
      Над экспедицией нависла угроза навеки остаться на Венере. Но эта жертва не была бы напрасной, если бы астронавты знали, что плоды их трудов не пропали бесцельно, что знаниями, завоеванными ценой их жизни, воспользуется все человечество. И вот такой ужасный и бессмысленный конец!
      Виктор Петрович стучал карандашом по столу, вопросительно посматривая на присутствующих, как бы ожидая ответа. Сандомирский о чем-то сосредоточенно думал и хмурился. Одинцов продолжал смотреть в окно, но его неподвижный взгляд, устремленный вдаль, показывал, что молодой человек тоже полностью погружен в свои мысли. Его раздумье тянулось недолго. Он принял какое-то решение, быстро повернулся и коротко заявил:
      - Регулярную связь с Землей обеспечить не могу, но одну радиограмму передать берусь.
      И он посмотрел на академика с таким видом, как будто все было ясно и никаких объяснений в данном случае не требуется. Академик вопросительно смотрел на Одинцова. Владимир молчал.
      - Каким образом? - спросил Виктор Петрович.
      - Если волны наших радиопередатчиков не в состоянии преодолеть ионную оболочку Венеры, то на самолете я сумею выйти за ее пределы и оттуда послать сигнал.
      Предложение было неожиданным и простым. Все замечательные идеи обычно отличаются простотой.
      В самом деле, это было просто и смело. Используя имеющийся реактивный самолет, вполне можно было подняться далеко за облака и проникнуть в зону, где отсутствуют помехи для радиосвязи.
      - Молодец! - не удержался Сандомирский, с восхищением смотревший на молодого пилота. - Вот это я понимаю!
      Но академик думал за всех.
      - Боюсь, что это слишком опасно, - произнес он, помолчав. - Идея неплоха, а вот осуществление...
      Сандомирский еще раз посмотрел на Владимира. В глазах Одинцова можно было прочитать ту совершенную уверенность в своих силах, какая бывает у людей перед особенно дерзкими поступками. Старый летчик увидел в молодом человеке самого себя, когда был лейтенантом и готовил отчаянные налеты на полях сражений.
      - Конечно, это опасно, - сказал он со вздохом, - ведь мы совершенно незнакомы с атмосферой Венеры! Даже на Земле сверхвысотные полеты сопряжены с большим риском. А здесь... Сплошной облачный покров... Радиопеленгация невозможна, потому что самолет уйдет за пределы ионосферы. Никто понятия не имеет, какой там требуется режим полета.
      - Да, - согласился академик, - одно дело ракета весом 10 800 тонн, имеющая космическую скорость, и другое - маленький самолет...
      - Конечно, уравнение со многими неизвестными. Но Владимир прав: это единственный способ известить Землю!
      - Все это хорошо, - продолжал академик и тоже вздохнул, - но риск... И связь необходима, и рисковать страшно... Что вы скажете, Наташа?
      Наташа плотно сжала губы и ничего не ответила.
      - Не нужно преувеличивать опасность, Виктор Петрович, - вмешался Владимир. - Я летаю не первый день и не собираюсь делать глупостей. Кое-какие данные о составе атмосферы мы уже имеем: высота облаков, плотность и прочее. Прежде чем подняться в воздух, мы произведем расчеты. Поможет Михаил Андреевич. Два - три дня попрошу для освоения...
      Академик с уважением посмотрел на Одинцова, потом подумал и сказал:
      - Хорошо! Принимаю предложение. На подготовку - пять дней. Но попытки наладить связь другими способами не прекращать! Полет Владимира Ивановича крайняя мера!
      Наташа подошла к мужу и взяла его под руку.
      На этом беседа закончилась, и все принялись за свои дела.
      Путешественники недолго пробыли в том месте, где первоначально пристала ракета. Как только ветер утих и погода позволила совершать походы вдоль берега, астронавты отыскали примерно в 3 километрах от расселины небольшую бухту с отлогими берегами, состоящими из крупной гальки.
      В полосе прибоя валялись угловатые обломки горных пород, сантиметров по пятнадцати в поперечнике и лишь слегка округленные при ударах друг о друга во время бурь. Однако для угрюмой Венеры и такой залив, хоть немного укрытый от ветра и волн, являлся ценной находкой. Здесь можно было не опасаться, что во время шторма ракета будет сорвана с места и унесена в океан. Сюда и доставили корабль. Ракету надежно закрепили стальными тросами, привязанными к скалам. Сухопутный вездеход поместили подальше от воды, в утесы, где нашлась подходящая впадина. Подводную лодку, точнее небольшой батискаф, закрепили близ космического корабля. Стратоплану-амфибии нашли место на специально оборудованной площадке в дальнем конце бухты, выше черты, куда достигала вода в период бурь.
      Немало трудов и времени потребовало укрепление крыльев стратоплана, но в конце концов серебряная птица была приведена в полную готовность к полету. Всем пришлось изрядно потрудиться. Только через трое суток путешественники окончательно обосновались и разбили на берегу свой первый лагерь. Однако вся жизнь по-прежнему протекала на корабле, где можно было обходиться без скафандров и где астронавты проводили большую часть дня: работали, ели и спали.
      Эти скафандры и защитная одежда мешали людям жить, но постепенно они привыкали к новой обстановке, проходили систематическую тренировку, не меньше чем два часа находились на берегу, совершали прогулки в защитной одежде внизу у воды или по ближайшим горам. Им хотелось поскорее подняться на поверхность горного плато, обрывистый край которого и образовал берег.
      Всего труднее было привыкнуть к освещению. Раздражающее впечатление производило также море. Хотелось видеть обычные синие волны с гребнями белой пены, а перед глазами простиралась пурпурная равнина, на поверхности которой играли буро-золотые барашки. Этот эффект был вызван только иным цветом неба, чем на Земле, но сила привычки была велика и хотелось каждый раз вымыть руки, после того как их окунали в теплую воду Венеры. Нечего и говорить, что такое желание было необоснованным. Вода, зачерпнутая за бортом и налитая в стакан, оказывалась почти такой же прозрачной, как на Земле.
      Первую вылазку на поверхность Венеры путешественники совершили в тяжелых скафандрах, снабженных кислородными приборами и закрывавших тело плотной газонепроницаемой оболочкой. С этим было связано много неудобств, особенно потому, что здесь стояла невыносимая жара. Температура воздуха редко опускалась ниже плюс 40 градусов. В защитной одежде кожа сразу же покрывалась испариной. Дышать было трудно. Только сила воли и необычность положения помогали людям не падать духом, не отказываться от работы. Особенно страдал от скафандра астроном, и на Земле с трудом переносивший жару. Однажды он не выдержал и предложил обходиться без защитной одежды.
      - Виктор Петрович, - взмолился он во время разговора за обедом, - прямо невозможно! Задыхаюсь... Разрешите попробовать выйти без скафандра. Все-таки будет легче - ветерком продует.
      - Это идея! - подхватил Красницкий. - Вредных для кожи веществ в здешней атмосфере не обнаружено - можно обойтись одними масками.
      - Да! - обрадовалась Наташа. - Жизнь будет много легче. Как мы раньше не подумали! Все резиной пропахло...
      - Может быть, привыкнем вовсе без масок обходиться, - заметил Сандомирский. - Кислорода в воздухе, по-видимому, достаточно. Работают же люди в цехах химических заводов, где непривычный человек задыхается.
      - Очень хорошо! - обрадовалась Наташа. - А как только мы выйдем из этой противной резиновой оболочки, то кто же помешает искупаться в море?
      - Давно пора! - поддержал ее Владимир. - Это необходимо даже в научных целях: исследовать, как влияет купание в здешнем море на человеческий организм...
      - Насчет купания в водичке с температурой 40 градусов у меня особое мнение, - усмехнулся Шаповалов.
      - Без скафандров так без скафандров! - вынес заключение Виктор Петрович. Но спешить не надо. Сначала приглядитесь. Посмотрите, что в воде... И у нас водятся всякие спруты, скаты, акулы, а тут и подавно нельзя бросаться в воду очертя голову.
      Слова ученого несколько охладили энтузиастов.
      - Не забудьте и о микроорганизмах, - заметил, как всегда осторожный, Шаповалов. - В такой воде должно быть много всякой пакости!
      Замечания начальника экспедиции были приняты как приказ. Остаток дня посвятили изучению окрестностей. Красницкий и Шаповалов взяли на себя обследование берега, а Сандомирский и Одинцов провели несколько часов по пояс в воде. Пилоты бродили между скалами в полосе прибоя, внимательно разглядывали каждый камень на дне, забрасывали сети. В качестве улова попалось десятка полтора студенистых животных, вроде медуз, которых немедленно доставили с большим торжеством академику. На Венере была открыта жизнь! Но ничего подозрительного и опасного обнаружено не было.
      Наташа исследовала в лаборатории бактериологические пробы воды и воздуха. Уже на другой день были известны результаты. Микрофлора оказалась богатой и разнообразной. Но судить о свойствах попавших в окуляры микроскопа бактерий только по их очертаниям было невозможно.
      Поэтому выход без скафандра представлял собой значительный риск. Наибольшую опасность могло представлять проникновение бактерий в дыхательные пути, но от этого предохраняла маска кислородных приборов. Однако в атмосфере и особенно в воде Венеры могли встретиться вирусы и микробы, способные проникнуть в организм и через кожу.
      Такой серьезной опасностью пренебрегать было невозможно. Поэтому условились, что сначала снимает скафандр кто-нибудь один. А уж потом, если смельчак останется живым и невредимым, откажутся от защитной одежды и остальные.
      Сразу же вспыхнули споры, кто должен взять на себя этот риск.
      - Я пойду! - заявил Одинцов.
      - Ну нет! - воспротивилась Наташа. - Идея купаться принадлежит мне.
      - А что же мне говорить? - сконфузился Шаповалов. - Мне просто неловко. Ведь именно я предложил снять эти штуки...
      Было решено, что первым в маске выйдет Владимир. Возможно, академик, который думал обо всем и все предвидел, считал, что для дела так будет благоразумнее. Он похлопал Владимира по плечу и как-то немного грустно сказал:
      - Ну, попробуйте, дорогой...
      Одинцов в обычном костюме и с легкой кислородной маской "на лице, закрывавшей только нос и рот, вышел на берег. Его сопровождали Наташа и Красницкий. Они завидовали легкости движений Владимира, но были готовы оказать ему помощь, если знакомство с атмосферой Венеры окажется чреватым неприятными последствиями.
      Однако все обошлось благополучно. На другой день вышел без защитного костюма и профессор. Он ходил легкой походкой по берегу и благодарил судьбу, что его 102 земных килограмма превратились здесь в 85.
      По-видимому, можно было обходиться без скафандров. Никаких недомоганий обнаружено не было.
      Владимиру и Наташе было разрешено купание. Молодые супруги торопливо сбросили с себя защитные костюмы и в легкой летней одежде сбежали по берегу к морю.
      Восторги Наташи были оправданы. При всем комфорте межпланетного корабля на нем не было ванны в точном значении этого слова. Нельзя было расходовать воду в таком количестве, да и вообще не приходилось говорить о ванне в условиях невесомости. Вместо мытья приходилось обтираться одеколоном. И вот представилась возможность искупаться в грандиозной природной ванне.
      Отойдя подальше, Наташа оглянулась, сбросила платье и стала спускаться к воде. Буря прекратилась. Дул обычный для Венеры ветер. Он умерял жару и давал возможность сравнительно легко переносить высокую температуру воздуха, но из-за этого морская вода казалась горячее, чем на самом деле.
      - Володя, Володя! - закричала Наташа, едва ступив босыми ногами на раскаленные камни, и поторопилась войти в воду. - Горячо! Просто невозможно терпеть. Не вода, а кипяток!
      Она выскочила на берег и так стояла на фоне скал.
      Но мало было на свете таких упрямцев, как Одинцов. В воде было невыносимо горячо, однако Владимир медленно и постепенно уходил все дальше и дальше от берега. Мало-помалу тело привыкало, а когда вода дошла до уровня груди, то ощущение стало таким же, как при погружении в нормальную ванну. Выждав еще немного, Одинцов даже нырнул и поплыл. Вода в бухте была спокойная, и волнения моря почти не ощущалось.
      Владимир совсем освоился с теплым морем и держался на воде легко, так как она была более плотной, чем земная. Несколькими взмахами рук он добрался до места, где стояла Наташа. Глядя на мужа, она тоже осмелела и оказалась рядом с ним. Удовольствие было огромным.
      В тот вечер путешественники, как всегда, собрались за столом. Собственно говоря, слово "вечер" было тут неприменимо. Время оборота Венеры вокруг своей оси гораздо дольше земных суток. Точную длительность обращения Шаповалову определить еще не удалось, так как Солнце было закрыто облаками. Прошло уже около ста земных часов, а мрак ночи еще ни разу не покрывал видимую часть нового мира, в котором очутились астронавты, и никто не знал, как высоко стоит Солнце. Интенсивность освещения оставалась неизменной. Говоря о вечере, путешественники имели в виду период от восемнадцати до двадцати четырех часов по земному времени.
      На этот раз Сандомирский почему-то задержался в каюте у начальника экспедиции. Остальные сидели за столом и разговаривали. Ежедневные беседы давно вошли в привычку и даже помогали в работе. Люди сообща решали, что будут делать завтра, советовались при затруднениях друг с другом, делились своими планами и мыслями.
      Главную роль по вечерам стала играть Наташа. Она была единственной женщиной на корабле и еще в дороге была признана "хозяйкой дома". Она решала, что приготовить на обед, собственноручно разливала чай. Само собой разумеется, что едва предметы обрели вес, как были возобновлены традиционные чаепития.
      Шесть человек составляли теперь одну дружную семью. И Наташа вносила в нее элементы уюта и домовитости. Веселая, всегда способная на шутку, она часто поднимала настроение. Участники экспедиции находились на равных правах, и каждый сам заботился о своих мелких личных нуждах, но все ощущали присутствие молодой женщины и внимание с ее стороны. Около нее всем было как-то особенно тепло и уютно.
      Основным содержанием разговоров обычно были предстоящие научные работы. Исследователи Венеры успели наладить жизнь экспедиции и уже начали привыкать к новым условиям. Однако наступал момент, когда надо было вплотную приняться за выполнение своей задачи.
      Наташа на этот раз участия в разговоре не принимала, а сидела в стороне.
      - Где Виктор Петрович? - спросила она. - И Николая Александровича нет.
      - Придут, - успокоил ее Шаповалов. - Вероятно, задержались за разговором.
      Астроном не ошибся. Начальник экспедиции и командир корабля вдвоем обсуждали довольно щекотливый вопрос.
      - Дело опасное, Виктор Петрович, - говорил Сандомирский. - У нас каждый человек на учете, а лететь нужно двоим. Представьте себе, что стратоплан ушел за пределы атмосферы. Хорошо. Надо приступить к передаче. Не может же пилот бросить рычаги управления и сесть за передатчик! Нужен радист. Да и вообще, мало ли что может произойти в незнакомых условиях...
      - Кого же послать? - задумался академик. - Ивана Платоновича? Опытный радист. Но...
      - Вот в том-то и дело... - произнес командир.
      - Да!.. - согласился академик.
      - Практические знания Ивана Платоновича для нас особенно необходимы.
      Виктор Петрович бросил на собеседника испытующий взгляд. Сандомирский кивнул головой.
      - Вы хотите сказать, что можно потерять сразу двух? - спросил Яхонтов.
      Сандомирский пожал плечами.
      - Надо трезво смотреть на вещи, - негромко произнес он.
      - Я понимаю, - нахмурился академик, - на нас лежит огромная ответственность за судьбу экспедиции.
      - Вот в том-то и дело.
      - Тогда... Наташа?
      - Я уверен, что она не отпустит Владимира одного. Виктор Петрович тяжело вздохнул.
      - Хорошо, - сказал он, - я подумаю. Пойдемте! Нас, вероятно, ждут.
      Они прошли в салон и присоединились к остальным. Беседа возобновилась.
      - Видимо, работа уже налаживается, - сказал академик как бы между прочим, - но вот связи с Землей еще нет.
      - Значит, мне пора лететь! - подхватил Одинцов.
      - Надеюсь, ты без меня не полетишь? - спросила Наташа.
      Владимир сначала ничего не ответил. Наташа тоже молчала, но на ее лице появилось выражение детской упрямой решимости, которое бывает у молодых женщин, когда они хотят поставить на своем. Яхонтов с интересом ждал, что будет дальше. Он понимал, что, строго говоря, это было единственно правильное решение.
      Напряженное молчание оказалось недолгим. Владимир хорошо знал: если у Наташи появилось такое выражение, то сопротивление бесполезно.
      - Ну что ж, - просто сказал он, - полетим вдвоем. Без радиста трудно...
      - Я так и думала! - просияла Наташа.
      - Очень хорошо! - произнес академик. - Так и решим. Но никакой спешки. Сначала несколько пробных полетов - надо же освоиться в здешней атмосфере, - а через пару дней возьмемся и за трудное дело. Слово начальника экспедиции являлось непреложным требованием. Понятно, Владимир и Наташа, полные молодого задора, были готовы с первого раза пуститься в заоблачные выси, но они должны были признать разумной осторожность академика и подчинились.
      Прошло два дня. Владимир доложил, что тренировка закончена.
      - Прекрасно! - сказал академик. - Значит, завтра утром вы отправитесь в дальний полет. Поднимайтесь как можно выше. Постарайтесь добиться, чтобы Земля приняла передачу. Попутно сделаете фотосъемку. Таким образом мы получим первую фотосхему. Она пригодится для сухопутных экспедиций. Основная задача вам ясна. Текст радиограммы я дам завтра. Когда убедитесь, что она принята, немедленно возвращайтесь обратно. Вот подробная инструкция. Извольте строго ее соблюдать.
      С этими словами он вручил Владимиру лист бумаги, исписанный мелким каллиграфическим почерком. Академик терпеть не мог плохих почерков и считал, что ясная мысль должна быть и графически изображена вполне отчетливо.
      В этом документе академик сказал обо всем. Никто не знал, где находятся магнитные полюсы Венеры и соответствуют ли они оси ее вращения, хотя самое существование магнитного поля не вызывало сомнений. Стрелка компаса, как и на Земле, неизменно указывала в одну и ту же точку. Виктор Петрович предложил нанести на бумагу сетку координат, приняв за основу местоположение ракеты и то направление, куда указывал компас. Это позволяло, зная скорость стратоплана, нанести на бумаге траекторию его полета. Такая же сетка оставалась на борту космического корабля, и, получая регулярные сообщения по радио, можно было следить за движением стратоплана в воздухе. Инструкция предусматривала предельный радиус полета и его направление относительно принятых координат. Она содержала также указания на случай вынужденной посадки. Впрочем, Владимиру нечего было напоминать о таких вещах, как парашют, который автоматически раскрывался, когда кресло одним поворотом рукоятки выбрасывалось вместе с сидящим на нем в бездну. Согласно инструкции, Владимир был обязан каждые пятнадцать минут передавать по радио о своем положении и курсе.
      - Все понятно? - спросил Виктор Петрович, когда Владимир дочитал инструкцию.
      - Все, - ответил молодой человек.
      - Никаких вопросов нет?
      - Все ясно.
      - Отлично. Сейчас оба идите отдыхать, а завтра в полет... Кто на вахте?
      - Я, Виктор Петрович, - отозвался профессор Шаповалов.
      ГЛАВА XV,
      в которой Наташа и Владимир пропадают без вести
      Наутро, тотчас после завтрака, все вышли на берег, чтобы проводить разведчиков в опасное путешествие. К счастью, погода благоприятствовала полету. На Венере вообще нет ясных дней, никогда ее небо не очищается от облаков и солнечные лучи не озаряют ее пейзажи. Хорошей погодой приходится считать на этой планете такие дни, когда тучи поднимаются высоко и струи воды не извергаются оттуда на мрачные скалы.
      Сейчас выдался как раз такой день. Высоко в небе виднелись желтые облака. На горизонте, далеко за морем, с той стороны, где раньше была ракета, сверкали бесшумные молнии. Море было сравнительно спокойно. Правда, ветер по силе напоминал скорее земной шторм, чем тихую погоду, - анемометр показывал 14 метров в секунду, но, по сравнению с ураганами первых дней, все это казалось почти затишьем. Видимость была прекрасная: берег можно было рассмотреть километров на двадцать.
      Молодые супруги решили лететь без скафандров, в одних масках и с кислородными приборами на спине. На всякий случай в кабине стратоплана лежали два комплекта защитной одежды. Там же находился аварийный запас пищи и питья. На борту стратоплана была установлена радиостанция, которую Владимир тщательно проверил перед полетом.
      Наташа первой бодро поднялась на стратоплан. Виктор Петрович тепло попрощался с нею и напоследок крикнул:
      - Берегите друг друга, молодежь!
      Владимир включил моторы винтовой группы. Стратоплан тихо сдвинулся с места и медленно покатился по гальке. Для него заранее был сооружен пологий и ровный спуск в воду. Убедившись, что стратоплан уже плывет, пилот увеличил скорость. Летательный аппарат миновал бухту, обогнул мыс и вышел на широкий простор океана.
      Герметически закрытая кабина полностью гарантировала пассажиров от воздействия атмосферы, а большой запас плавучести позволял держаться на воде даже при сильном волнении. Ни вода, ни ветер не могли проникнуть внутрь легкой металлической сигары. Стратоплан понесся по волнам, взметая перед собой высокий водяной вал, покрытый розовой пеной. Затем оторвался от воды и взмыл вверх. Через минуту он скрылся вдали.
      Молодые люди сидели рядом в носовой части стратоплана. Сначала Владимир вел машину на высоте 1000 метров. Отсюда была превосходно видна поверхность планеты.
      На стратоплане был обычный магнитный компас, но пользоваться им на Венере было опасно. Поэтому в кабине имелся и радиокомпас, позволяющий определять курс относительно передатчика, расположенного на борту космического корабля. Опасность заблудиться не угрожала разведчикам. Согласно полученной инструкции, они должны были отмечать на графике линию полета, нанося ее в условной системе координат, с тем, чтобы потом перенести на карту Венеры. Разумеется, в данный момент никакой карты еще не было. Ее и предстояло создать после целой серии таких полетов и сухопутных разведок.
      Под крыльями стратоплана развертывался ландшафт, совершенно не похожий ни на что, виденное раньше. Это была волнующая, дикая и патетическая картина первозданного мира!
      Передав первую радиограмму на ракету, Владимир, чтобы расширить кругозор, поднял машину до 3000 метров. В его распоряжении был радиоальтиметр. Обычный альтиметр, тоже расположенный на щите вместе с другими аэронавигационными приборами, был рассчитан на давление воздуха, существующее на Земле, поэтому полагаться на его показания в условиях Венеры было нельзя.
      Картина внизу была просто неописуема - волшебная феерия, отдаленно напоминающая первые часы пламенеющих земных закатов. В оранжевом свете, заливающем планету, широко раскинулось море. На нем виднелось несколько островов, чернеющих среди воды, похожей на расплавленный металл. Теперь, глядя на планету с высоты, можно было убедиться, что ракета пристала к берегу большого острова, в центре архипелага. Самолет шел вдоль левой стороны, на расстоянии 50-60 километров от моря. Справа по курсу, почти у линии горизонта, виднелась блестящая полоска воды, которая и показывала, что внизу находится не континент, а именно остров, сильно вытянутый в длину. Его дальний край, куда направлялся стратоплан, скрывался в тумане, но трудно было предположить, что такая узкая полоска суши является материком.
      Насколько можно было видеть невооруженным глазом, слева поверхность острова представляла собой холмистую равнину, а справа тянулся высокий горный хребет. Отдельные его вершины поднимались выше, чем летел стратоплан. Черные зубцы гор терялись в тучах. В отдалении за ними блестело море...
      Наташа не могла оторваться от раскрывшейся панорамы. Основным цветом обнаженных горных пород был черный, придающий всему ландшафту, залитому мрачным желто-красным светом, зловещий, какой-то неправдоподобный, театральный вид, полный, однако, своеобразной красоты.
      Повсюду были видны следы бурных вулканических процессов. Некоторые из мелких островов представляли огнедышащие горы. Над ними поднимались столбы дыма и пара, озаренные снизу отблесками пламени. Извержение вулканов происходило и справа. Со стратоплана было видно, как из одной расселины в склоне невысокого горного хребта внезапно вырвалось облако белого дыма, а вслед за тем показалась огненно-жидкая лава. Раскаленный поток устремился книзу пылающей полосой и разлился по долине. Достигнув поверхности реки, хорошо заметной сверху, лава соприкоснулась с водой. До летчиков донесся грохот взрыва, невероятный по силе, свист и шипение. Одновременно воздушная волна отбросила стратоплан далеко в сторону, а облако клубящегося пара заволокло равнину и сделало наблюдение невозможным.
      Наташа едва удержалась в кресле при неожиданном толчке и заметно изменилась в лице. Она попросила:
      - Осторожно, Володя! Это тебе не Земля. Не пора ли уйти вверх?
      - Вверх так вверх, - согласился Владимир. Он повернул штурвал. Описав широкую и плавную кривую вокруг места извержения, стратоплан стал подниматься. С каждой минутой видимый горизонт расширялся, но ничего похожего на материк обнаружить не удавалось не только невооруженным глазом, но и с помощью подзорных труб, установленных на стратоплане. Внизу был остров. Правда, огромный - 250-300 километров в поперечнике, - но все-таки остров. А за его пределами виднелось одно и то же бескрайная равнина моря и множество больших и мелких островов, нередко увенчанных пышными султанами дыма.
      Сделав десятка два витков большой спирали, стратоплан достиг нижней границы дождевых облаков и спустя минуту погрузился в массу плотного тумана, сквозь KOTOрый уже ничего нельзя было видеть. В очередном сообщении о координатах Наташа упомянула о потери видимости.
      Слепой полет продолжался не меньше часа. Затем, почувствовав, что воздушные винты в разреженных слоях атмосферы уже не тянут, Владимир включил реактивный двигатель. Стратоплан вырвался из туч, пошел круто вверх и скоро достиг нижней кромки желтого облачного слоя. Радиоальтиметр показывал около 90 километров высоты, но Владимир продолжал подъем. Облачный слой начал редеть. Еще несколько минут - и стратоплан вынырнул из охряного тумана. Разведчики вышли за пределы атмосферы Венеры, во всяком случае видимой ее части.
      - Как красиво! - воскликнула Наташа, наклоняясь вперед, чтобы лучше рассмотреть необыкновенное зрелище.
      Пояс желтых облаков остался внизу. В отраженном солнечном свете, то есть сверху, эти облака ничем не отличались от земных - яркая белая поверхность, напоминающая равнину, покрытую снегом. Девственная белизна казалась теперь необычайно приятной для зрения, потому что внизу этот цвет совершенно отсутствовал. Над ослепительно белой равниной высоко поднимался огромный купол неба, очень темный, будто сделанный из черно-синего бархата. На этом фоне нестерпимым блеском сияло Солнце, в два раза превышающее видимое с Земли. В бесконечной дали небосвода сияли мириады звезд.
      После зловещего полумрака, царящего на поверхности Венеры, здесь было необычайно светло. Настроение сразу стало радостным. Мрачные мысли исчезли. Владимир и Наташа ощутили в себе прилив новых сил.
      - Хорошо, Наташа?! - в восторге крикнул Владимир.
      - Очень хорошо, милый! - ответила она. Послав очередное донесение, Владимир заставил стратоплан описывать круги, стараясь не удалиться от того места, где они поднялись, и в то же время продолжал набирать высоту.
      - Пора попробовать передачу! - с волнением напомнила Наташа.
      Ее сердце замирало. Может быть, сейчас ее голос услышат на Земле!
      - Попробуй! - сказал Владимир, не отрывая взгляда от раскинувшейся под ним панорамы.
      - Начинаю...
      В эфир полетели сигналы.
      - Алло! Алло! Говорит советская ракета "КР-201". Говорит, советская ракета "К.Р-201". Жду ответа Земли!..
      Ответа не было.
      Ближайшее расстояние от Венеры до Земли, когда она как бы проходит по диску Солнца, находясь на прямой, соединяющей Землю с дневным светилом, составляет 42 миллиона километров. А в тот момент, когда обе планеты расположены друг против друга, но разделены Солнцем, расстояние между ними становится максимальным и достигает 268 миллионов километров. Разведчики знали от Шаповалова, что при том взаиморасположении планет, которое было во время посадки, расстояние составляло около 215 миллионов километров. Лучу света требуется почти двенадцать минут, чтобы преодолеть такое расстояние. Поэтому Земля не могла отозваться на позывные с Венеры раньше, чем спустя двадцать пять - тридцать минут. В ожидании стратоплан описывал круги, избегая теперь набирать высоту, чтобы не расходовать горючее.
      Однако прошло уже полчаса, а ответа не было. Минуты текли. Молчание продолжалось.
      - Быть может, слишком низко? - соображал Владимир. - Сейчас я постараюсь выжать из машины все, что она может дать.
      Он пустил двигатель на полную мощность. Стратоплан серебряной стрелой помчался вверх. Темно-синий цвет неба сменился густо-фиолетовым.
      - Мы приближаемся к пределу, - сказал Владимир. - Долго держаться на такой высоте невозможно. Попробуй связь еще раз!
      Наташа продолжала непрерывно посылать позывные, еще и еще раз бросала в эфир призыв Земле.
      Прошло пятнадцать минут... семнадцать... девятнадцать. На двадцатой минуте приемник уловил едва слышные далекие сигналы. Земля отвечала.
      Уже не оставалось времени для двустороннего разговора. Наташа торопливо посылала в эфир текст радиограммы, составленный академиком:
      - "Ракета благополучно совершила посадку на поверхности океана Венеры. Все здоровы. Начали работы. Горючего для возвращения нет. Регулярная радиосвязь невозможна. Препятствует ионная оболочка. Передачу ведем со стратоплана за пределами атмосферы. Дальнейшие передачи невозможны. Яхонтов". Прием невозможен. Вынуждены идти посадку, - добавила от себя Наташа.
      Она продолжала слушать и в те мгновения, когда стратоплан круто пошел на снижение, не будучи в состоянии удержаться на такой высоте. Но ответа с Земли не донеслось.
      - Все! - сказала Наташа, и слезы покатились по ее лицу, ставшему теперь серьезным и строгим.
      Владимир выключил двигатель и круто повернул штурвал. Стратоплан перешел в стремительное пикирование. Спустя несколько минут он нырнул в туман облаков.
      Снова желто-красная МУТЬ закрыла окна кабины.
      - Володя! Что такое? Стратоплан горит!- вдруг раздался голос Наташи.
      Владимир оглянулся и замер в изумлении. Голубоватые языки пламени танцевали над крыльями, на кожухе моторов - словом, на всей поверхности стратоплана. Они то вспыхивали, то затухали, не отклоняясь от ветра, вызванного стремительным движением машины.
      Первое изумление сменилось у него вздохом облегчения.
      - Не волнуйся, - сказал он, - это самые обыкновенные электрические разряды. Их называют огнями святого Эльма.
      - А, вот что... - протянула Наташа.
      - Да. Они бывают в горных странах. В Андах, например. На Венере это вполне понятное явление. Здесь атмосфера насыщена электричеством.
      - А почему их не было при подъеме?
      - Не знаю. Вероятно, мы попали в более наэлектризованную зону. Лучше уйти отсюда. Неизвестно, какие сюрпризы нас тут ждут.
      Спустя некоторое время причина странного явления стала понятной. Когда стратоплан, пробив желтые облака, снова вошел в полосу видимости и далеко внизу показались моря, стало ясно, что летчики попали в район гроз.
      Между верхней сплошной облачностью и поверхностью планеты плыли тучи. Они грозно клубились и низвергали струи воды, которые образовывали мощные потоки, изливавшиеся на скалы и море. То и дело сверкали молнии. Это были даже не молнии в земном смысле этого слова, а целые снопы пламени, широкими полосами перебрасывающиеся от одного облака к другому или падающие вниз, как стены огня.
      Было безумием лететь среди этого ада, и Одинцов предпринял маневр, обычный при таких обстоятельствах, - он попытался обойти грозу и ушел далеко в сторону.
      Но грозы на Венере по силе и протяженности значительно превосходят земные. Едва обогнув опасную зону, пилот понял, что перед ним возникла другая гроза, не менее страшная, чем первая. Сделав резкий поворот направо, он уклонился и от нее, но здесь поджидала третья. Еще поворот! Стратоплан метался из стороны в сторону. Теперь уже не приходилось думать о направлении: со всех сторон грозила опасность.
      Тогда пилот решился на новый маневр и заставил машину круто взмыть вверх, чтобы подняться над зоной гроз и уйти в облака. Иного выхода не оставалось, но попытка оказалась роковой. На высоте около 10 тысяч метров стратоплан снова попал в сплошную завесу тумана. При скорости почти 900 километров в час машина перешла в слепой полет.
      Если бы дело происходило на Земле, где поверхность детально изучена и каждый летчик имеет проверенные топографические карты, в этом приключении не было бы ничего страшного. Но события происходили на Венере. В распоряжении летчика не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего карту, а радар, оказавшись в электрическом поле высокого напряжения, стал давать такие нелепые сигналы, что пилот перестал обращать на него внимание, доверясь только собственным глазам.
      На пути стратоплана оказалась вершина скалистого пика, значительно превосходившего по высоте остальные горы. Гигантский каменный конус, выдвинутый горообразующими силами из недр планеты подобно фантастическому обелиску, поднимался на высоту около 12 километров и прятал свое острие в облаках. Владимир, привыкший к земным горам, где самая высокая вершина, Эверест, не превышает 9 километров, был уверен, что никаких препятствий перед ним нет...
      Удар был неожиданным. Воздушный корабль задел за скалистый зубец, внезапно возникший из тумана, самым концом правого крыла. Край плоскости был срезан как бритвой. Однако конструкция фюзеляжа оказалась настолько прочной, что корпус самолета выдержал удар и остался цел.
      О дальнейшем управлении стратопланом не могло быть и речи. Но он мог планировать, так как закрылки на плоскостях, киль и рули высоты еще действовали. В течение почти двух минут Владимиру удавалось удерживать машину от скольжения на крыло и заставлять ее снижаться, описывая в воздухе сравнительно пологую спираль. За это время стратоплан успел пройти около 40 километров и значительно потерять высоту. Были мгновения, когда пилоту казалось, что он успеет протянуть машину еще немного и совершить посадку.
      Действительность не оправдала таких надежд.
      На высоте около 1100 метров стратоплан окончательно вышел из повиновения. Машина легла на правое крыло, затем перешла в штопор и беспомощно завертелась в воздухе.
      Перед глазами Владимира мелькнула шкала альтиметра. Он показывал 850 метров...
      Кабина стратоплана, специально приспособленного для полетов в трудных условиях, была снабжена усовершенствованными аварийными приспособлениями. Одним поворотом рукоятки можно было открыть люки под креслами пилотов, и люди выбрасывались в пространство, после чего автоматически раскрывались парашюты.
      Владимир нажал рычаг. Он действовал, но случилось так, что оба пилота были выброшены не одновременно, а с разрывом в несколько долей секунды.
      Первой оказалась в воздухе Наташа, и только через мгновение из падающего стратоплана вылетел Владимир. Рывки раскрывшихся парашютов были очень сильными. Наташа на несколько секунд потеряла сознание. Немногим лучше чувствовал себя и Владимир. Вращение падающего стратоплана и воздушный вихрь, подхвативший парашюты, едва они очутились в воздухе, лишили людей возможности ориентироваться, но струя воздуха освежила им головы.
      Наташа и Владимир пришли в себя. Впрочем, судьба их уже разделила.
      Наташа очнулась и поняла, что падает вместе с креслом, на котором сидит, но скорость падения тормозится огромным зонтом парашюта. Оглянувшись, она увидела вдали и другой зонт. Владимир спускался далеко от нее. Никакие крики не могли теперь его достигнуть.
      В момент опасности сознание у здоровых людей работает отчетливо и молниеносно. Наташа в течение ничтожной доли секунды успела сообразить, что необходимо запомнить направление, куда ветер относит второй парашют. Теперь он был далеко. Нельзя было понять, что именно опускает на землю спасательный снаряд: живого человека или труп. Куда исчез стратоплан, она определить также не могла.
      Скорость падения постепенно уменьшалась, и Наташа получила возможность разглядеть местность, которая была под ней. С мучительным напряжением она пыталась рассмотреть, где опустился Владимир, но ничего больше не увидела. Внизу были горы, покрытые растительностью красного и желтого цвета. Грозы остались в стороне. Спуск происходил сравнительно спокойно, если не считать обычных для Венеры порывов сильного ветра, бросавшего парашютистку все левее и левее, все дальше и дальше от другого парашюта и в ту сторону, где горы переходили в равнину.
      Спуск прошел благополучно. Пошевелив руками и ногами, Наташа убедилась, что они целы и никаких ранений нет. Парашют опустил кресло прямо в чащу кустарника. Непосредственная угроза гибели миновала, но молодая женщина отлично понимала всю опасность своего положения. Самое страшное заключалось в том, что Владимир был далеко и она не знала, где именно. Наташа осталась в полном одиночестве, в чужом и неизвестном мире, где даже дышать приходилось с помощью кислородного прибора. Никакого представления, в какой стороне находится ракета, у нее не было. Ни Солнце, закрытое плотной завесой туч, ни компас помочь ей не могли. Прежде всего надо было найти Владимира.
      Рассчитывать приходилось только на собственные силы. Она с ужасом подумала, что муж мог сломать при падении ногу. С ним могло произойти и худшее, и это сознание наполняло Наташу тревогой и бессильным гневом. Прежде всего надо было разыскать Владимира, а затем подсчитать запасы пищи и решить, куда направиться, чтобы добраться до ракеты. Она понимала, что оставшиеся там астронавты могут выйти на розыски, но едва ли они знали, где нужно искать пропавших.
      Наташе было известно, что на случай катастрофы каждый парашют был снабжен аварийным запасом пищи, перевязочными средствами и медикаментами. Очутившись на твердой почве, она обрезала стропы, кое-как раздвинула кусты, выбралась из густых веток и вытянула на свободное место спасательный аппарат.
      Нижняя часть кресла представляла ящик. Наташа нашла в нем флягу с коньяком, аптечку, консервы и даже пистолет, снабженный пятьюдесятью патронами. Были тут и знаменитые питательные пилюли, которые так возмущали Шаповалова. Нашелся и маленький компас, пока совершенно бесполезный.
      Рассовав все это по карманам и в заплечный мешок, Наташа двинулась на поиски Владимира.
      Она представляла общее направление, куда нужно идти, но двигаться было трудно. Кустарник оказался цепким и колючим, а местность сильно пересеченной. То, что с высоты представлялось равниной, в действительности было цепью невысоких гор и холмов, заросших колючей растительностью. Всюду на пути попадались каменные глыбы, обломки камней. Кое-где путь преграждали горные ручьи, текущие в обрывистых скалистых берегах и, к счастью, оказавшиеся пресными. Температура воздуха достигала плюс 40 градусов, рот и нос закрывала маска. Поэтому понятно, что путешествие на Венере было делом нелегким.
      Однако Наташа упорно продвигалась в ту сторону, где надеялась найти Владимира, и мужественно преодолевала все препятствия.
      Никаких признаков живых существ не было заметно вокруг. Черные скалы, каменистые россыпи между ними, колючие кусты с красными листьями и странные растения, напоминающие грибы, - вот все, что нашла Наташа на поверхности этой странной планеты. Мрачный желтый свет, угнетающе действующий на человеческую психику, был особенно тягостным в часы опасности.
      И все-таки нужно было идти, пока хватало сил. Наташа шла теперь все медленнее и медленнее, стараясь ориентироваться по каким-нибудь заметным для глаза предметам.
      Наташа передвигалась таким путем довольно долго, не меньше двух часов. Много раз пугала мысль, что она шла не туда, куда нужно, но воля и разум подсказывали, что при таких условиях ничего нет опаснее, как сомневаться и бросаться из стороны в сторону.
      Прошел еще час, а найти следы Владимира не удавалось. Тогда Наташей стал овладевать дух сомнения, и она остановилась в беспомощном раздумье, однако скоро сообразила, что, отыскав какой-нибудь высокий предмет, скалу или дерево, можно далеко осмотреть окрестность. Но вокруг не было ничего, кроме плоских камней и низкорослого кустарника, очень колючего.
      Молодая женщина собрала остаток сил и решила пройти дальше в надежде найти подходящую высокую точку. Колючки цеплялись за одежду, в ногах путались причудливые растения, хотелось плакать...
      Теперь местность стала понижаться, и почва сделалась сырой. Под ногами начало хлюпать. Усталость давала себя знать, но Наташа упорно продвигалась вперед. И вот через заросли блеснула вода. Наташа продралась сквозь кусты и очутилась на берегу неширокого ручья.
      Противоположный берег был крут. На нем росли высокие растения, похожие на гигантский хвощ. На глаз их высота достигала 10-12 метров. Наташа без больших затруднений переправилась через ручей на другой берег, вскарабкалась, цепляясь за выступы камней, и полезла на один из этих чудовищных хвощей. Взбираться по ним было удобно, хотя дерево и гнулось под тяжестью человека.
      Теперь можно было окинуть взором окрестность. Сердце у нее забилось. Внимательно всмотревшись, Наташа заметила вдалеке серебристое пятно, ярко выделявшееся на фоне красноватой растительности. Это был зацепившийся за ветки парашют.
      Неожиданная удача ее окрылила. Владимир был близко! Надо напрячь все силы. Наташа снова бросилась в противный кустарник, колючки которого ненавидела в эти минуты всеми фибрами своей души. Но она уже перестала обращать внимание на уколы и порезы, изо всех сил продираясь в ту сторону, где находился парашют. В голове у нее одна тревожная мысль сменяла другую...
      Владимир полулежал на земле, бессильно раскинув руки. Очевидно, он ударился при спуске, так как голова была рассечена. Наташа с криком бросилась к мужу.
      Теперь все переменилось в этом мире. Они смотрели друг на друга и не могли наглядеться. Владимир невольно подумал о том, какую необыкновенную подругу подарила ему судьба. Наташа, забыв о собственной усталости, хлопотала около раненого. Она промыла раны, перевязала их, заставила мужа выпить глоток коньяку и сама проглотила несколько капель обжигающего напитка.
      Потом она наломала веток кустарника, выбирая менее колючие, и соорудила подобие ложа. Сделав все это, молодая женщина вздохнула с облегчением. Самое трудное, как будто, осталось позади.
      Однако испытания только начинались. Пока Наташа искала Владимира и оказывала ему первую помощь, снова началась гроза. Темные тучи собрались над головой, и сверху хлынули потоки воды. Путешественникам пришлось бы совсем плохо, если бы под руками не оказалось парашюта, сделанного из непромокаемой материи. Наташа соорудила из него нечто вроде палатки, которая и защитила их от дождя.
      Еще раз они убедились, что грозы на Венере отличаются необычайной силой. Дождь, почти горячий, лил не переставая, образуя сплошную завесу. Молнии блистали непрестанно. Смятение природы увеличивал сильный ветер, налетавший порывами с диким воем и грохотом.
      На Земле, даже в умеренных широтах, грозы внушают трепет. Особенно ужасны они в тропических странах. Гроза на Венере превосходила все, что может представить себе человек. Облака мчались с невиданной быстротой и занимали в высоту до пяти слоев. Разряды происходили в нескольких ярусах одновременно. В одно мгновение на небосводе возникали десятки молний, переплетались, проскакивали между тучами и заполняли собой весь мир. Огненные стрелы были синими и не только бороздили небо, но и поминутно ударяли в почву и деревья, в камни...
      Здесь можно было наблюдать все виды молний, известные на Земле: разлитые молнии или вспышки яркого света, охватывающие сразу все небо, разветвленные и мощные зигзагообразные стрелы, пронизывающие поверхность планеты подобно огненным мечам. Шаровые молнии, редкие на Земле, появлялись здесь в ужасающем количестве. Размеры их доходили до нескольких метров в поперечнике. Они возникали, казалось, сами собой и носились во всех направлениях, то отскакивая друг от друга, то, наоборот, взрываясь со страшным грохотом.
      Гром гремел, буквально не переставая ни на минуту, его удары раздавались одновременно с молниями. К счастью, шелковая ткань парашюта была не только надежной охраной от воды, но и служила прекрасным изолятором. Под ее защитой Владимир и Наташа были в сравнительной безопасности, но трудно было без трепета смотреть на грозный лик природы.
      Так они лежали рядом, содрогаясь при каждом ударе грома и вспышке небесного огня. Кровь двух далеко не трусливых людей сейчас леденил самый примитивный первобытный страх, который невольно проникал в сердце. Но мало-помалу человеческий разум побеждал трепет перед страшной силой стихии.
      ГЛАВА XVI,
      в которой друзья встречаются вновь
      Оставшиеся на берегу видели, как серебристый стратоплан скользил по воде, оторвался от поверхности моря, взмыл вверх и скрылся в золотых тучах. Но астронавты еще долго стояли и смотрели, сами толком не зная зачем.
      Почему-то всегда становится грустно при проводах, и хочется еще раз, хоть на мгновение, увидеть того, кто уезжает, или хотя бы его платок в окне вагона. А это расставание происходило в таких драматических условиях, что людям было не по себе. Стратоплан уже давно скрылся, но кучка людей на берегу долго не расходилась.
      Погода на Венере менялась с непостижимой быстротой. Только что было сравнительно ясно. Величественные ландшафты еще радовали глаз нежными оттенками красок, какие им дала суровая природа. Не прошло и минуты, как неизвестно откуда налетел бурный ветер, со всех сторон наползли тучи, почернело и разбушевалось море, все вокруг стало мрачным, и вдруг разразился ливень.
      Тут нельзя было сказать, что дождь пошел, накрапывал, стал моросить... Нет, он именно разразился, хлынул совершенно внезапно, как будто в небе, среди набухших влагой облаков, перевернули огромный сосуд с водой.
      Во время такого дождя на Венере ничего нельзя рассмотреть даже в двух шагах; всякое движение становится невозможным; струи горячей воды не изливаются, как вода из душа, а бьют каскадами по голове и телу подобно струям из брандспойта.
      Все устремились назад, в ракету, где было сухо и безопасно.
      Красницкий немедленно занял место у радиопередатчика. Уже наступил момент, когда нужно было ждать первого сигнала от улетевших в стратосферу.
      В маленьком коллективе, несмотря на дружеские отношения, поддерживалась железная дисциплина. Все знали, что любое распоряжение начальника экспедиции или командира корабля подлежит безоговорочному исполнению в точно установленный срок. Когда Наташа и Владимир отправлялись в полет, они получили определенные инструкции. И на ракете знали, что регулярно каждые пятнадцать минут будут поступать сведения о том, где находится стратоплан. Для выполнения задания Яхонтов установил срок в десять часов. По истечении этого времени стратоплан должен был вернуться на базу. Было также известно, что стратоплан не должен удаляться от базы далее чем на 2500 километров.
      Приказ о подаче сигналов точно соблюдался. Первое время регулярно каждые пятнадцать минут оставшиеся в ракете получали очередное сообщение, и на сетке координат наносилась кривая, изображавшая путь летящего стратоплана.
      Потом передачи вдруг прекратились. Последняя радиограмма извещала, что разведчики готовятся выйти за пределы атмосферы Венеры. Точка на сетке координат показывала, где примерно это произошло.
      С тех пор прошло немало времени. Красницкий особенно настороженно прислушивался ко всем звукам, доносившимся из эфира сквозь шумы помех, стараясь не пропустить позывные стратоплана, но час проходил за часом, а от разведчиков донесений больше не поступало.
      Сандомирский, заложив руки за спину и не произнося ни слова, то ходил по салону, то вдруг поднимался в рубку и нетерпеливо покусывал усы. Понимая его состояние, остальные ни о чем не спрашивали. Красницкий не отрывался от приборов и несколько раз сам посылал вызов, но не мог добиться ответа. Из эфира не доносилось ни одного звука, похожего на сигналы стратоплана.
      Между тем ливень перешел в грозу. На этот раз вместо обычной оживленной беседы за обедом царило молчание. Никто не оценил по достоинству супа из мясных консервов с сухими овощами, над приготовлением которого старался астроном - очередной дежурный по кухне.
      Снаружи доносился вой ветра. Эти заунывные звуки и шум дождевых потоков, бивших неустанно в металлическую оболочку ракеты, нагоняли гнетущую тоску. То, что было видно сквозь окна салона, никак не могло поднять настроение. Плотная завеса дождя совершенно скрывала не только горизонт, но и самые близкие предметы. На первом плане виднелись только черные, блестящие от влаги, неуютные скалы и бешеные волны, кидавшиеся на берег. Мучительно хотелось увидеть солнце, но его не было в этом странном мире.
      Непрерывно сверкающие молнии не пугали путешественников. Высокие утесы находились рядом и представляли естественный громоотвод. И сейчас сквозь потоки воды было видно, как огненные стрелы то и дело ударяют в скалы, но мощные электрические силы, не принося вреда, уходили в почву.
      - Страшно подумать, - заметил профессор после особенно сильного разряда, потрясшего воздух, - что было бы с нашей ракетой, не будь рядом этой природной защиты...
      - Не время сейчас думать о пустяках! - неожиданно оборвал его Яхонтов. Скажите лучше, что может случиться с нашим стратопланом, попавшим в такую грозу?
      Виктор Петрович никогда не повышал голоса. Резкий тон замечания был необычен и выдал путешественникам всю глубину волнения, охватившего начальника экспедиции. До того все сдерживались и избегали в разговоре всякого упоминания о Владимире и Наташе, чтобы не возбуждать тревоги. Теперь одна короткая фраза как будто сорвала печать молчания, и долго сдерживаемое беспокойство нашло выход.
      - Почему же они молчат? - воскликнул Сандомирский. - Стратоплан оснащен превосходно! Отчего так долго нет ни звука от них?
      - Не думаю, чтобы они могли забыть, - сказал Шаповалов, который смотрел теперь на академика с явным раздражением. - Просто гроза нарушила связь.
      - Может быть, и так. Смотрите, какая буря! - вмешался Сандомирский.
      Но по лицу Шаповалова было видно, что предполагает он другое.
      - Вы думаете... авария? - спросил академик. Шаповалов хмуро кивнул головой.
      - "Авария"! - возразил Сандомирский. - Какая авария? Одинцов - опытный летчик. Ни о какой аварии не может быть и речи.
      - А сильный разряд между тучами? - заметил Красницкий.
      - Чепуха! Одинцов не дурак, чтобы лезть туда, куда не нужно. Пилот обязан уходить от грозы. Элементарное правило навигации...
      Шаповалов добавил:
      - У наших пилотов большой опыт в полетах на Земле и в межпланетном пространстве, но они ничего не знают об опасностях, подстерегающих самолет на Венере...
      - Что вы, собственно говоря, хотите сказать, профессор? - хмуро спросил Яхонтов. - Вы стремитесь убедить нас в гибели стратоплана?
      - Вовсе нет. Но я всегда стараюсь предвидеть худшее, чтобы своевременно наметить план действий.. Ведь нельзя же сидеть сложа руки. Надо принимать какие-то меры.
      - Не так-то легко найти людей на чужой планете, - бросил академик. - Мы даже не знаем, в какую сторону улетели наши разведчики после последней передачи... Может быть, вы сумеете предложить что-нибудь конкретное, Михаил Андреевич?
      Осталось неизвестным, что собирался предложить профессор. Настроение создалось напряженное, и каждое мгновение могла возникнуть ссора. Тут вмешался Сандомирский.
      - Если говорить о конкретных мерах, - решительным тоном заявил он, - то это мое дело! Направление полета известно - все указано в графике. Нет сомнений, что Одинцов точно исполняет все, что ему было приказано. Где их искать? Конечно, там, откуда получен последний сигнал... Будь второй стратоплан, дело было бы проще. А теперь придется воспользоваться вездеходом. И не переставая посылать позывные. Другого пути я не вижу.
      Эти вполне деловые высказывания несколько разрядили атмосферу.
      - Соображения, конечно, правильные, - сказал академик, успевший овладеть собой. - Возможно, ими и придется воспользоваться. Однако не следует торопиться. Подождем, пока утихнет гроза. Пока рано устраивать панику. Срок еще не истек. Они поднялись в 10.15, а сейчас 18.30. Можно надеяться, что самолет цел и невредим, но просто не может передать свой курс по радио. Если же к ночи Владимир с Наташей не вернутся, то завтра надо отправляться на розыски.
      - Само собой... - подхватил Сандомирский.
      - Да, но с одной поправкой. Розыски - мое дело. Вы командир корабля. А за судьбу экспедиции и жизнь личного состава отвечаю я!
      Сказаны были эти слова совершенно категорическим тоном. Оставалось только повиноваться.
      - Виктор Петрович, возьмите меня с собой! - заявил Сандомирский.
      - Прошу и меня! - присоединился Красницкий.
      Несмотря на серьезность положения, академик улыбнулся:
      - Хорошо, хорошо! Я вижу, недостатка в желающих отправиться на поиски у нас нет. Однако поедет со мной только Иван Платонович. Нельзя же всем покидать базу. Если товарищи не вернутся, спасательная группа выступает завтра, в восемь часов утра.
      - А мы с профессором остаемся? - вздохнул Сандомирский.
      - Ничего, ничего, и ваша задача достаточно почетная!
      Однако этот разговор лишь ненадолго разрядил тревожное настроение, охватившее путешественников. Когда все разошлись, каждый остался со своими нерадостными думами.
      Сандомирский ушел в рубку, сел в кресло и погрузился в наблюдения. Гроза не прекращалась. Глядя, как порывы ветра потрясают тяжелый корпус вездехода, надежно укрепленный на берегу канатами, он невольно рисовал себе незавидное положение потерпевшего аварию стратоплана и его экипажа.
      - Ну как, есть связь? - то и дело спрашивал он Красницкого, снова севшего за радиоприемник.
      - Нет, Николай Александрович, - отвечал каждый раз Иван Платонович, регулярно через десять минут переходивший с приема на передачу позывных ракеты.
      Начальник экспедиции, еще недавно отвергавший всякую возможность несчастья, удалился в свою каюту, где и застыл в кресле перед окном.
      Ровно в двенадцать часов ночи раздался звонок, означавший время идти спать. Ночь создавалась искусственно: окна кают занавешивались светонепроницаемыми шторами, и все электрические лампочки, кроме дежурных в рубке, салоне и коридоре, выключались.
      На этот раз никто не мог уснуть и после сигнала. Когда в два часа пополуночи Виктор Петрович в пижаме, неслышно ступая по ковру в ночных туфлях, поднялся в рубку, он нашел там командира корабля.
      - Не спится? - спросил академик.
      - Какой уж тут сон, Виктор Петрович! И со спокойной душой частенько уснуть не могу, а здесь... сами понимаете. Смотрите, что делается!
      Гроза прекратилась, но ветер усилился. Волны с ревом набегали на берег и яростно бросались на скалы, едва не достигая того места, где стоял вездеход. Ракета, несмотря на надежные крепления, покачивалась, как корабль в бурю. Валы захлестывали окна, и в струях стекающей воды неясные очертания берегов становились расплывчатыми.
      - Николай Александрович, - снова заговорил академик, - скажите откровенно и между нами, что могло случиться с молодежью? Как вы думаете?
      - Боюсь, что разбились. Вероятно, стратоплан погиб. Если бы он остался цел, Одинцов нашел бы способ вернуться или хотя бы установить связь. До сих пор на наши позывные нет ответа. Значит, стратоплан вышел из строя. Но живы ли они сами? Эх, Володька, Володька!..
      Несмотря на поздний час, Красницкий все еще сидел у приемника. Его сгорбленная фигура выделялась черным силуэтом на фоне окна.
      Этот человек, сам изведавший тяжелую горечь одиночества, особенно остро понимал, как много значит потеря двух товарищей для маленькой группы людей, заброшенных в неведомый и враждебный мир. Давно кончился срок его вахты, но он не отходил от передатчика, все еще надеясь услышать далекий голос пропавших без вести.
      Академик Яхонтов отчетливо представлял душевные переживания астронавтов и старался поднять их настроение.
      Нарочито громко, чтобы услышал Иван Платонович, он произнес:
      - Ничего, Николай Александрович! Они - вдвоем, к тому же молоды и полны сил. С утра отправимся на поиски. Если стратоплан разбился, он ведь не маленький предмет - на темном фоне скал его легко заметить. Не горюйте. Понимаю ваше состояние. Мы все составляем теперь одну семью... Самое главное в трудные минуты не терять головы и не поддаваться мрачным настроениям. Мне тоже нелегко, но я стараюсь владеть собой.
      Некоторое время спустя Красницкий пошел отдыхать, а его место у рации занял астроном.
      К шести часам утра ветер прекратился так же внезапно, как и возник. Волнение в открытом море еще продолжалось, но вода в бухте скоро стала спокойной.
      Утром, ровно в восемь часов, участники спасательного отряда поднялись в кабину вездехода. Красницкий сел на место водителя и включил двигатель. Тяжелая машина задрожала, гусеницы пришли в движение...
      На вездеходе была герметически закрытая кабина, снабженная запасами кислорода, воды и пищи, а также аппаратурой, поддерживающей необходимую температуру и влажность воздуха. На такой машине для пассажиров нет нужды в обременительных защитных костюмах и масках. Астронавты чувствовали себя в вездеходе так же легко и свободно, как и в космической ракете.
      Мощный двигатель позволил легко преодолеть крутой подъем, и через десять минут вездеход оказался на скалистом плато. Местность была открытая холмистая равнина, замкнутая вдали горными хребтами. Вокруг не было ничего, кроме огромных камней, лежащих на тонком слое песка или глины, покрывавших основную породу. Равнинный характер местности не означал, однако, что вездеход двигался по гладкой и ровной поверхности. Наоборот, плато было сильно бугристым. Во множестве попадались осколки каменных глыб. На пути повсюду были крутые подъемы и спуски. При всем искусстве водителя, ловко лавирующего среди препятствий, кабина вездехода раскачивалась на подвесах, подобно лодке среди бурного моря. Путешествие в таком экипаже было не из приятных.
      Академик сидел в кресле с правой стороны, мрачный и озабоченный. У Красницкого тоже щемило на сердце, но оба крепились и делали вид, что их предприятие должно увенчаться успехом. Старались говорить на отвлеченные темы, используя для разговора окружающую обстановку.
      - Какая жестокая и суровая здесь природа! - заметил Красницкий, с силой вертя штурвал на повороте.
      - Я увидел здесь то, что и ожидал, - ответил академик. - История планеты Венеры написана не дальше первых глав. Типичный первозданный ландшафт. Что вы хотите? Ведь это гигантские потоки недавно застывшей лавы. Смотрите! У нас под ногами ярко выраженные изверженные породы. Очень твердые и почти не прикрытые почвой. Денудационные процессы еще не успели выровнять поверхность.
      - Откуда же берется эта лава? - спросил Красницкий. Вместо ответа академик указал на отдаленный горный хребет, который виднелся справа. Во многих местах зубчатой цепи гор, замыкающих горизонт, высоко поднимались характерные для вулканов облака густого дыма, а кое-где поблескивали и языки пламени.
      - Возможно, что мы встретим на пути и совершенно новые потоки лавы, заметил он. - Тогда будет плохо.
      Красницкий молча повернул руль, чтобы объехать огромный камень, преградивший дорогу.
      - А вот эти угловатые, но кое-где округленные обломки горных пород, которые так мешают нам, - продолжал академик, - несомненно, более позднего происхождения, чем лава. Они выброшены из недр планеты.
      - Вулканические бомбы? - заметил Красницкий.
      - Судя по внешнему виду, они упали не одну сотню лет назад.
      Разговор на некоторое время оборвался, так как дорога сделалась особенно трудной и машина с трудом пробиралась среди обломков.
      Красницкий поглядел вокруг, на пустынный и мрачный ландшафт, и заметил:
      - Никаких признаков живых существ!
      - Их не следует искать среди голых скал или на каменных равнинах, возразил академик. - Животный мир Венеры, по всем данным, еще не вышел из воды. На суше его можно обнаружить разве что в ущельях или в низких местах, где скопляется влага. Здесь вы ничего не найдете.
      Разведчики уже успели удалиться на довольно значительное расстояние от места, где осталась ракета. Красницкий, имея график, указывающий направление, куда вчера скрылся самолет, упрямо вел машину в ту же сторону. Несмотря на неровности почвы, средняя скорость не падала ниже 40 километров. Так, без особых приключений, вездеход двигался более трех часов и достиг места, где плато стало понижаться. Красницкий остановил машину, решив сначала посмотреть, что лежит впереди. Вооружившись биноклями, путешественники внимательно осмотрели раскрывшуюся перед ними панораму.
      Далеко слева, у самой линии горизонта, блестела розовая полоска моря. С правой стороны, на расстоянии примерно сотни километров, тянулся высокий горный хребет. Отдельные вершины поднимались так высоко, что терялись в тучах.
      Виктор Петрович весьма внимательно осмотрел горы и, опустив бинокль, сказал:
      - Вот одна из возможных причин аварии. Обратите внимание! Среди гор вдруг вздымаются пики, настолько высокие, что верхушки скрываются в облаках.
      - У нас таких нет, - заметил Красницкий.
      - Вполне понятно, - пояснил академик, - мы не видим гор на Земле в их первоначальном состоянии. Мы наблюдаем лишь остатки древних горных хребтов, которые подверглись выравнивающему воздействию воды, атмосферы и других денудационных сил. Первичные горы давно уже стерты с лица Земли. Вероятно, они были высоки. А здесь перед нами первичная складчатость Венеры, созданная под влиянием более сильных вулканических процессов, чем на Земле.
      Красницкий посмотрел еще раз на чудовищные пики, и у него мелькнуло опасение, что они найдут только трупы пропавших друзей.
      - Не стоит предаваться отчаянию, - понял его настроение академик. - Лучше подумаем, что делать дальше. Я предлагаю вести поиски именно среди гор. По курсу, каким летел Одинцов.
      - Не в долине?
      - Нет. Необходимо осмотреть места за высокими пиками. Если предположить столкновение, то аппарат по инерции должен был пролететь еще километров пятьдесят вперед. Вы не согласны?
      - Думаю, что вы правы. Тем более, что нам вообще нелегко пересечь равнину.
      - Почему?
      - Смотрите, какой густой кустарник. Дальше как будто река. Похоже, что берега болотистые. Увязнем. В замечаниях Красницкого была доля истины.
      - Как решим? - спросил академик.
      - Как вы сказали. Повернем направо, по гребню возвышенности, а затем поедем вдоль хребта.
      - Так мы и сделаем, - согласился академик. Более двух часов вездеход пробирался между камней, стараясь держаться на самом гребне возвышенности, откуда можно было видеть далеко во все стороны.
      Чем ближе придвигались горы, тем труднее становилась дорога. Поверхность застывшего потока лавы делалась все более неровной. На каждом шагу встречались теперь огромные глыбы, которые приходилось объезжать, склоны были очень крутыми. Могучая машина с трудом преодолевала крутизну. Иногда приходилось останавливаться, отходить назад, искать место для разбега, а затем давать полный ход, чтобы преодолеть препятствие.
      По-прежнему не было никаких признаков животного мира, но стала попадаться растительность. Она была представлена лишайником грязно-красного цвета, который покрывал скалы. Подъем становился все круче. Лавируя между утесами, двигаясь не по прямой, а извилистым путем, разведчики сумели подняться на своей машине довольно высоко. И чем выше в горы проникали астронавты, тем шире открывался кругозор.
      Отсюда стало видно, что между пологими горными хребтами лежит долина, сплошь покрытая густыми зарослями красного кустарника. Среди них текла река. Ее русло то скрывалось в зарослях, то блистало оранжевым светом, отражая небо. Противоположный берег был голым и скалистым.
      С каждой минутой продвижение становилось труднее. Наконец настал момент, когда Красницкий выключил двигатель, остановил машину и сказал:
      - Всё, Виктор Петрович! Дальше невозможно! Дальнейший путь преграждал высокий конус черной застывшей лавы с крутыми, порой отвесными склонами. Объезда не было. Отсюда можно было только повернуть назад.
      - Гм... Что же нам теперь делать? - спросил академик. Он надел кислородный аппарат и вышел из кабины.
      - Попробуем оставить машину здесь, а сами поднимемся наверх. Вероятно, с вершины можно будет заглянуть на ту сторону.
      Так они и сделали. На всякий случай, дверцы вездехода надежно заперли. Рукоятку включения двигателя Красницкий снял и положил в карман. Ученые начали подъем. Он был нелегким. Пришлось цепляться руками за выступы камня, помогать друг другу, держаться за корни редких кустов, лепившихся кое-где по склону, для того чтобы подняться на какую-то сотню метров.
      Уставшие и измученные, взобрались астронавты на вершину конуса и оказались на краю кратера.
      Снизу на них пахнуло жаром. Из жерла вулкана поднимался голубоватый дым. Если бы не кислородные приборы, дышать было бы невозможно.
      Внизу клокотала и кипела магма. Узкий канал уходил влево, и дна не было видно, но в черном провале иногда возникали красноватые отблески, говорившие, что раскаленная поверхность лавы находится не так уж глубоко.
      - Страшное место! - заметил Красницкий.
      - Очень интересно, - спокойно сказал академик. - Здесь повсюду очаги подземного огня. Мы попали в период активных горообразующих процессов. Опасности извержения будут угрожать нам в течение всего времени пребывания на Венере. К ним придется привыкнуть... А вид отсюда превосходный!
      Действительно, везде, куда только достигал взор, тянулись бесконечные цепи гор, виднелся прихотливый узор суровых скал. Здесь были видны горные породы разного цвета, но преобладал мрачный черный, изредка грязно-зеленый, местами коричневый.
      Тучи опустились ниже и медленно плыли между утесами. Горы имели угловатые острые очертания и изобиловали острыми зубцами, которые поднимались над серыми громадами облаков и придавали ландшафту странный и зловещий вид.
      Кратер имел в поперечнике около 500 метров. Путешественники обошли его по окружности и обследовали со всех сторон, затем принялись осматривать окрестности.
      Ни простым глазом, ни в бинокли никаких признаков разбитого стратоплана обнаружить не удалось. Стало ясно, что дальнейшее движение на вездеходе невозможно.
      - Придется возвращаться, - сказал Виктор Петрович, закончив обзор. Дороги нет!
      - Очень плохо!
      - Здесь, в лабиринте гор, мы бесплодно потеряем время. Человека тут не так-то просто найти. Можно пройти рядом и не заметить.
      - Так что же делать?
      - Надо пробираться к реке. Там наибольшие шансы на встречу.
      - Сумеем ли мы преодолеть заросли?
      - Чего бояться? Машина у нас могучая. Неужели не пробьемся? Лучшего решения не придумать. Не забудьте - Наташа и Владимир пробираются пешком. Наверняка выберут долину, где есть вода.
      Последний довод был признан убедительным.
      Не без труда разведчики вернулись к машине. Иван Платонович опять сел за штурвал. Вездеход двинулся по старому следу, а затем свернул направо, где виднелись красные заросли.
      Когда машина приблизилась, стало видно, что растения похожи на кусты, которые покрывали расселины в скалах по берегу бухты. Заросли в высоту не превышали 1,5 метра. Кабина вездехода поднималась выше, поэтому движение не составляло труда. Широкие гусеницы легко подминали кустарник. Путешественники могли все время видеть окружающую местность и цепи гор.
      Так продолжалось довольно долго. Часа через два уклон пути значительно увеличился, а низкорослый красный кустарник сменился деревьями с темно-оранжевой листвой и кривыми стволами толщиной с человеческую руку. Узловатые ветви не только стелились понизу, но и поднимались вверх, образуя подобие леса. Растительность достигала здесь в высоту 3-4 метров и скрывала машину целиком. Движение замедлилось. Вездеход вынужден был ломать своей тяжестью древесные стволы и прорываться стальной грудью сквозь чащу. Местами густое переплетение веток было настолько плотным, что приходилось останавливать машину, давать задний ход, а затем с разбегу прорывать живое заграждение.
      Надо ли говорить, что путешественники не отрывались от окон, стремясь увидеть живые существа.
      Трудно было допустить, что среди этой буйной растительности, напоминающей тропические джунгли на Земле, не было ничего живого. Однако никаких следов жизни обнаружить не удавалось. Ни одна птица не проносилась в воздухе, ни одно насекомое не проползало меж ветвей. Металлическое чудовище, медленно ползущее сквозь заросли, окружали сплошной массой только жесткие, колючие сучья, покрытые странными оранжевыми листьями.
      Характер растительности стал еще больше меняться. Появились гигантские хвощи и папоротники. Их стволы достигали метра в поперечнике и не раз вынуждали вездеход менять курс и лавировать. Сломать или согнуть такие растения было невозможно даже с разгона. В высоту эти красные гиганты достигали десяти или более метров. Их широкие, пурпуровые, перистые листья закрывали небо и создавали зловещий багровый полумрак. У подножия папоротников росли розовые грибы причудливой формы. Некоторые из них поднимались более чем на метр. Если раньше на плоскогорье под гусеницами машины был голый, крепкий камень, то теперь вездеход двигался по вязкому грунту, насыщенному влагой. С каждой минутой путь становился все труднее и труднее. В конце концов Красницкий остановил машину и сказал:
      - Стоп! Дороги дальше нет! Придется прорубать просеку.
      Экспедиция была организована по последнему слову техники. Первым исследователям лесов Африки или Южной Америки приходилось прорубать дорогу топорами, а в распоряжении астронавтов на Венере были огромные запасы энергии в портативных аккумуляторах и самые усовершенствованные электрические пилы. Надев кислородные приборы, академик и Красницкий приступили к расчистке пути. Виктор Петрович крикнул, когда Красницкий прошел вперед с пилой, к которой от вездехода тянулись длинные провода:
      - Иван Платонович, возьмите оружие! Мало ли что случится...
      - Вряд ли тут есть опасность.
      - Не торопитесь с выводами!
      Красницкий еще раз оглянулся вокруг себя.
      - Никаких следов животного мира, - сказал он.
      - Мы их просто не заметили. При таком развитии растительности обязательно должны быть и животные. Надо глядеть в оба.
      Красницкий внял советам академика и вернулся в кабину. Оттуда он захватил большой нож и электрический пистолет, стреляющий разрывными пулями. Такое же вооружение он принес и своему спутнику,
      - Вот это другое дело! - сказал Виктор Петрович.
      Красницкий попробовал пистолет в руке, затем прицелился в толстый ствол дерева и нажал на спуск. Стрелял электрический пистолет бесшумно, но при соприкосновении маленькой пули со стволом папоротника, росшего в нескольких метрах, произошел взрыв, и огромное растение рухнуло, как от удара молнии.
      - Недурно, - сказал он, обращаясь к Виктору Петровичу.
      - Надо все-таки хорошенько смотреть по сторонам, - заметил академик. Пистолет становится оружием не раньше, чем наведен на цель.
      С этими словами ученый взялся за работу. Пила резала стволы растений с исключительной быстротой. Требовалось не более двадцати секунд, чтобы перерезать самое толстое дерево. Как заправские лесорубы, наши путешественники подрезали ствол с одной стороны немного более чем наполовину, затем делали встречный надрез выше первого и сильным толчком валили гигантское растение. Перед вездеходом постепенно образовалась просека длиной в несколько десятков метров. Теперь в сплошных зарослях кустов замелькали просветы. Чаща кончалась.
      - Все! - сказал Красницкий. - Сейчас я посмотрю, что там впереди.
      Бросив пилу, он пошел между стволами, прихрамывая и перебираясь с пня на пень. Виктор Петрович оставил работу и следил за ним. Светлая одежда была хорошо заметна в полутьме леса. Все было тихо вокруг, и эта тишина успокаивала. Но вдруг Красницкий издал отчаянный крик, метнулся в сторону и упал. Академик потерял его из виду.
      Выхватив пистолет, Виктор Петрович бросился на помощь товарищу.
      Красницкий лежал лицом вверх. Его обвило какое-то живое существо, которое академик сначала принял за гигантскую змею. Круглое тело этого темно-красного пресмыкающегося сжало ноги Красницкого в своих кольцах и притиснуло ему левую руку к груди. Правая была свободна. Красницкий, очень сильный человек, пытался разжать свободной рукой отвратительное кольцо, но ему не удалось. Небольшая конусообразная голова чудовища на гибкой, способной удлиняться и укорачиваться шее быстро двигалась над лицом несчастного и, казалось, выискивала место для укуса.
      Виктор Петрович, не теряя ни секунды, выхватил острый как бритва нож и довольно неловко, но основательно перерезал тело змееподобного существа. Отрезанная голова упала в сторону, но крови, к удивлению академика, не оказалось. Однако кольца, сжимавшие Ивана Платоновича, бессильно распались. Бледный от всего пережитого, Красницкий с трудом поднялся. Не в лучшем состоянии был и тяжело дышавший академик, с отвращением взиравший на чудовище.
      - Спасибо, Виктор Петрович! - проговорил Красницкий. - Если бы не вы...
      - Как видите, я был прав, - произнес академик. - На Венере есть жизнь. И даже в довольно странных проявлениях. Как везде, где много влаги... Но если бы вы знали, как я испугался!
      - Без вашей помощи я бы погиб...
      - Да, странное животное... И, вероятно, наделенное большой силой.
      - Так меня стиснул!..
      - Надо посмотреть.
      Они стали разглядывать длинное тело, теперь безжизненно лежащее на земле. Виктор Петрович особенно внимательно рассмотрел отрезанную голову, которую осторожно поднял и показал спутнику.
      - Мне кажется, что на этот раз опасность была еще не очень велика, заметил он. - Видите? На голове нет ни глаз, ни челюстей, вооруженных зубами: и никаких следов жала. Перед нами самый обыкновенный червяк, но только гигантских размеров.
      - Зачем же он напал на меня? - возмутился Красницкий.
      - Во всяком случае, не с целью вас съесть. На это он совершенно неспособен. Видимо, вы его испугали. Судорожное сокращение тела - просто способ самозащиты. Удивляюсь, что он не попытался спастись бегством.
      - Второй такой встречи я все же не желаю, - сказал Красницкий, сидевший на камне.
      - Будет что-нибудь и похуже, - процедил сквозь зубы академик. - Раз есть такая пища, то должны быть и поедающие ее.
      - Это верно, - согласился Красницкий.
      После инцидента с гигантским червем ученые уже более осторожно продолжали продвигаться вперед, зорко поглядывая по сторонам.
      Однако все предосторожности оказались излишними: никаких признаков жизни обнаружить больше не удалось. Правда, Красницкий замечал порой подозрительное движение в зарослях и готов был стрелять, но через мгновение все исчезало. Один раз академику тоже показалось, будто среди гигантских папоротников пробежало какое-то паукообразное животное на тонких ногах, величиной с собаку, но он подумал, что это плод возбужденного воображения.
      Затем путешественники вернулись к машине, и вездеход, хотя и не без труда, снова двинулся вперед по проложенной дороге. За лесом было видно совершенно открытое пространство, тянувшееся километра на два. Еще дальше сверкала река. Все вокруг заросло мхом обычного здесь красно-бурого цвета. Местность была заболочена. Под тяжелыми гусеницами вездехода выступала вода.
      Когда за краем зарослей показалась река, Красницкий, не изменяя курса, направил машину прямо в воду. И минуту спустя путешественники уже плыли по широкому плесу, достигавшему здесь километра ширины. Течение оказалось очень сильным. Несмотря на мощный двигатель, вездеход не мог преодолеть водную преграду по прямой линии и достиг противоположного берега в нескольких километрах ниже по течению. Путешественники не могли оторвать глаза от грандиозной цепи гор, которая замыкала горизонт. С реки пейзаж казался особенно величественным.
      С трудом удалось взобраться на берег, который представлял собой такое же плато, какое они оставили на другой стороне. Только здесь почти не было растительности.
      Выбравшись на место, откуда открывался широкий обзор, путешественники остановили вездеход.
      Линию горизонта замыкал все тот же горный хребет, отдельные вершины которого терялись в облаках. Теперь он виднелся совсем близко. В машине имелась подзорная труба, дающая пятидесятикратное увеличение, но даже невооруженным глазом можно было видеть острые конусы вулканов, извергавших дым и пламя. Ученые осмотрели в трубу всю цепь, гора за горой, стараясь обнаружить у подножия какой-нибудь след, указывавший на судьбу пропавших. Все было тщетно, хотя голые склоны можно было так отчетливо рассмотреть сквозь окуляр трубы, как будто их отделяло всего несколько сот метров.
      Так же тщательно просмотрели и обследовали поверхность скалистой равнины. Здесь удалось обнаружить кое-где рощицы растительности, нечто вроде земных лесов, но состоящих из красно-бурых гигантских хвощей и папоротников.
      Заметив, что эти оазисы образуют среди скудных скал извилистую линию, Красницкий высказал мнение, что растительность, вероятно, тянется вдоль реки или ручья, протекающего в низине, а поэтому издали невидимого.
      Виктор Петрович согласился с таким предположением.
      - Если мы допустим, что наши товарищи живы и пробираются домой, - сказал он, - то можно попытаться искать их вдоль ущелья, где есть вода. Вряд ли они пошли через пустыню. Попробуем добраться до нижнего течения ручья и вдоль него двигаться вверх до гор. Потом мы вернемся к верховьям реки и спустимся по течению вдоль берега до самого моря. Таким путем обследуем большой район.
      Вездеход с максимально возможной скоростью двинулся по указанному академиком направлению.
      Еще час продолжался путь по скалистому нагорью, прежде чем машина достигла долины. Здесь действительно протекала неглубокая речонка, быстро бегущая между камнями, вдоль ложбины, поросшей кустарником и невысокими деревьями.
      Тяжело переваливаясь с камня на камень, вездеход медленно двинулся по берегу вверх по течению, стараясь держаться ближе к воде.
      Астронавты находились в пути уже больше двенадцати часов, и, как ни хотелось ученым поскорее найти пропавших, утомление от долгой и трудной дороги давало себя знать. Отдых был необходим. Стрелки показывали двадцать один час земного времени, когда Виктор Петрович принял решение остановиться на ночлег. Отведя машину в сторону от воды, на высоко расположенную, открытую со всех сторон площадку, выбившиеся из сил путешественники вышли из кабины и принялись готовить ужин. Поблизости нашлось много горючего материала и удалось развести костер.
      Некоторое время оба отдыхали. Потом Виктор Петрович остался у огня, а Красницкий решил ознакомиться с местностью перед завтрашней поездкой.
      - Иван Платонович! - окликнул его академик.
      - Я!
      - Не забудьте оружие!
      - Нет, научен горьким опытом, - добродушно улыбнулся Красницкий.
      - Да, здесь надо глядеть в оба.
      Иван Платонович направился вдоль берега, благодаря судьбу, что долгий день на Венере дает возможность видеть даже в часы, отведенные для сна.
      Горный поток, журча, струился по камням. Ветер прекратился. И лишь необычное освещение и странные облака, грозно клубившиеся в вышине, напоминали, что дело происходит не на Земле, а на другой планете.
      Поток поворачивал направо. Большой утес с отвесными склонами закрывал все, что было впереди. Повсюду здесь лепились по склонам красные деревья и кустарник.
      Осторожно ступая по скользким от воды камням и придерживаясь руками за кусты, Красницкий обогнул утес, и вдруг неожиданно для самого себя сделал рискованный прыжок и бросился дальше со всей быстротой, на какую был способен.
      Было отчего прийти в волнение. За утесом горный поток сразу расширялся, да и само ущелье становилось шире, образуя площадку, окруженную отвесными скалами. На противоположной стороне виднелось отверстие, напоминающее вход в пещеру. Перед ним, на берегу реки, находились двое людей, отчаянно защищавших свою жизнь. Это были Владимир и Наташа.
      Красницкий определил обстановку скорее инстинктивно, чем рассудком. Он устремился на помощь, повинуясь безотчетному внутреннему порыву. Друзья попали в бедственное положение - значит, надо было спасать их, не жалея своей жизни. Уже потом, на бегу, он сообразил, что тут происходит.
      Они нашли пропавших, но в каком положении! Одинцов лежал с забинтованной ногой у самой воды, за камнем, и, используя его как опору, стрелял в сторону ущелья. Рядом с ним стояла во весь рост Наташа с искаженным от испуга лицом и выпускала пулю за пулей в том же направлении. Рассмотреть врага было нетрудно. Красницкий взглянул налево и увидел, что по склону спускаются три странных существа.
      Неприятный холодок пробежал у него по спине. Чудовища напоминали обыкновенных земных пауков, но туловища их достигали 2 метров в поперечнике. И эти грузные тела медленно передвигались на толстых мохнатых ногах, таких же коленчатых, как у крестовиков. Задняя пара конечностей была значительно толще и длиннее, напоминая ноги кузнечиков. Можно было рассмотреть отдельные подробности в строении их тела: например, огромные немигающие стекловидные глаза, в которых Красницкому почудился какой-то зловещий блеск. Челюсти у чудовищ хищно двигались.
      В минуты опасности чувства обостряются. Чтобы разглядеть все это, Красницкому понадобилось несколько мгновений. Он видел, как чудовища гипнотизировали свои жертвы холодными, неподвижными глазами. Затем пауки остановились и стали поджимать ноги, точно готовясь к прыжку.
      Быть может, у стрелявших людей дрожали руки или на чудовищ не действовали даже разрывные электрические пули, но они не обращали никакого внимания на выстрелы, тем более что они производились из бесшумных пистолетов. Все внимание пауков было обращено на Владимира и Наташу.
      Красницкий крикнул:
      - Цельтесь хорошенько! Цельтесь хорошенько!
      Одновременно он выхватил пистолет и, забыв про больную ногу, перескочил через ручей и побежал наперерез паукам, выпуская в них пулю за пулей.
      Это было сделано в самый критический момент. Еще секунда - и пауки успели бы прыгнуть. Но пули Красницкого достигли цели и взорвались. Один за другим чудовищные создания рухнули на камни. Тела их были совершенно разворочены разрывами пуль, но живучесть оказалась так велика, что и в таком состоянии они судорожно шевелили страшными лапами.
      Наташа бросила пистолет на землю и стояла, закрыв глаза руками. Владимир дышал с таким трудом, словно у него вот-вот разорвется сердце.
      Красницкий подошел к товарищам, не отводя глаз от шевелившихся чудовищ. Ему пришло в голову, что за камнями могли скрываться и другие пауки. Пока ничего не было видно.
      Когда он улыбнулся Наташе ласковой и растерянной улыбкой, счастливый, что пропавшие наконец найдены и живы, она даже не смогла ответить и упала без чувств рядом с мужем. Владимир пристально смотрел на Красницкого, все еще не веря, что страшное уже позади.
      - Еще секунда, - сказал он каким-то чужим голосом, - и конец...
      Он хотел встать, но не мог.
      - Лежите, лежите! - успокоил его Красницкий, склоняясь над Наташей.
      Обморок не был продолжительным. Она медленно подняла руку и закрыла ею глаза...
      К месту событий спешил встревоженный Яхонтов. Годы давали себя знать, маска затрудняла дыхание. Но он понимал, что здесь произошло что-то ужасное, и недоумевающими глазами смотрел на туши еще трепетавших пауков.
      - Вот, полюбуйтесь! - кивнул ему головой Красницкий, давая Наташе выпить из фляги несколько глотков коньяка.
      Несмотря на волнение, которое охватило Яхонтова при мысли, что они нашли пропавших и при таких страшных обстоятельствах, он, едва сказав Наташе и ее мужу несколько ободряющих слов, пошел к паукам.
      - Виктор Петрович, осторожнее! - предупредил его Красницкий. - Там могут прятаться и другие.
      Но ученый спокойно подошел к затихшим чудовищам и, опершись руками о колени, стал внимательно их рассматривать.
      ГЛАВА XVII,
      в которой ученый-астроном открывает Ущелье Горячих Скал
      - Поехали! - энергично махнул рукой Сандомирский, провожая глазами уходивший в горы вездеход.
      Удаляясь, машина раскачивалась на ходу и карабкалась по скалистому склону.
      - С чем-то вернутся? Найдут ли наших? - вздохнул Николай Александрович.
      - Будем надеяться, - отозвался профессор Шаповалов. - Они молодые, здоровые люди, спортсмены. Физически хорошо подготовлены...
      - Вашими бы устами да мед пить. А если они разбились?
      - Все может быть...
      Взглянув еще раз в сторону, где исчез вездеход, Сандомирский медленно пошел к ракете. Астроном последовал за ним.
      Особенностью жизни на Венере являлось то обстоятельство, что принимать пищу можно было только внутри специально оборудованного и герметически закрытого помещения. Находясь среди атмосферы, непригодной для дыхания, астронавты не могли снимать масок, чтобы напиться или поесть. Приходилось приспосабливаться к особым условиям жизни. Например, на маске имелся маленький кран, непосредственно против губ. Если, будучи вне ракеты, кто-нибудь хотел напиться из реки, даже просто из кружки, то приходилось надевать на кран резиновую трубку, опускать другой конец в воду и, отвернув кран, втягивать жидкость. Для принятия твердой пищи и такой способ был непригоден. Здесь приходили на помощь те питательные концентраты в виде пилюль, над которыми смеялся Шаповалов. Взяв одной рукой пищевой шарик, астронавт делал глубокий вдох, заполнял легкие кислородом, затем быстрым движением приподнимал маску, клал таблетку в рот и энергичным выдохом изгонял из-под шлема проникшие туда ядовитые газы. Один такой шарик, размером с китайское яблочко, поддерживал силы человека в течение суток. Его не глотали сразу, а тщательно разжевывали.
      Хитроумный способ питания позволял человеку жить на Венере, но не доставлял большого удовольствия любителям вкусно покушать. Поэтому астронавты старались пить чай и обедать не иначе, как в салоне ракеты или в кабинах вездехода и стратоплана. Там они могли снять маски и чувствовали себя в этих помещениях как дома.
      Шаповалов не спеша приготовил чай. Сидя за столом, оставшиеся на базе астронавты неторопливо обсуждали, что им делать, пока продолжаются поиски.
      Не было никакого смысла обоим оставаться все время на ракете. Для ее охраны вполне достаточно одного человека, который мог поддерживать и радиосвязь с вездеходом. Эти задачи взял на себя Сандомирский. Профессор оказался свободным и решил отправиться на прогулку на целый день, чтобы получше познакомиться с окрестностями. Условились, что к вечеру он вернется и ночную вахту у пульта управления они поделят пополам.
      Вымыв посуду после чая, Шаповалов, который в тот день был дежурным, стал собираться в путь. Он надел легкий летний костюм, повесил через плечо сумку и положил в нее флягу с водой, несколько питательных шариков, кружку и вообще все, что могло понадобиться во время прогулки. На ремне висели финский нож и пистолет. Снаряжение завершали фотографический аппарат и сильный полевой бинокль. Если бы не оружие и маска на лице, почтенный профессор мог бы вполне сойти за подмосковного дачника, отправившегося на прогулку в воскресный день. В дорогу ученый взял палку и бодро помахивал ею на ходу.
      Сандомирский приветливо помахал ему рукой. Потом ученый скрылся из глаз.
      Погода была хорошая. Правда, дул сильный ветер, но он умерял жару. Скалы обсохли после дождя, и даже галька на берегу была совсем сухой.
      Упитанный профессор неторопливо шел вдоль полосы прибоя, очень довольный собой и окружающей обстановкой. Прогулка пешком была физически приятна и, безусловно, полезна для здоровья. Он шел по берегу, вернее - катился подобно большому эластичному шару, слегка помогая себе палкой при неровностях почвы. Потеряв на Венере значительную долю своего веса, он снова почувствовал себя стройным и молодым.
      У полосы прибоя он прошел километра два. Красноватые волны с шипением набегали на камни и лизали подошвы его непромокаемых башмаков. Неожиданно ударилась о берег большая волна и обдала его брызгами. Шаповалов отскочил в сторону. Волна ушла обратно, оставив на камнях живое существо вроде краба. Профессор потрогал его палкой, хотел поднять, но подумал, что это не его область наблюдений, и проследовал дальше.
      Выбрав место, где подъем оказался более отлогим, он взобрался на берег. Там перед ним открылось скалистое нагорье, усеянное камнями. Между ними кое-где виднелись кустарники и невысокие деревца. Стволы деревьев, искривленные ветрами, не поднимались выше метра. Здесь были растения различных видов: колючие, покрытые мелкими оранжевыми чешуйками кустарники, деревья с гладкими стволами и листьями красного цвета различных оттенков - от киновари до кармина. Особое внимание привлекали растения, по форме напоминавшие наши хвойные породы. Они были видны издалека, но встречались редко, одиноко возвышаясь среди кустарника. Если представить себе обыкновенный полевой хвощ, но не зеленый, а красный и поднявшийся на 10 метров в высоту, то можно создать некоторое представление об этих странных растениях Венеры. Их ветви располагались в пять или шесть ярусов и расходились пучками во все стороны. Стволы покрывала мелкая темно-красная чешуя.
      "Типичные псилофиты", - подумал профессор и пошел дальше, потому что ботаника его мало интересовала.
      Идти по гладкой поверхности лавы, почти лишенной почвы, нетрудно, несмотря на небольшой подъем. Башмаки у профессора были на толстых каучуковых подошвах, что было очень удобно для ходьбы.
      Шаповалов весил на Венере меньше, чем на Земле, а мускулы уже восстановили свою прежнюю силу, поэтому он без большого утомления прошел почти 10 километров и не заметил, что проделал такой большой путь.
      Он дошел до гребня возвышенности, дальше местность стала понижаться. Между двумя параллельными склонами открылась долина, укрытая горами от ветров. Растительность здесь стала гуще. На каменистой почве появились пятна мха темно-вишневого цвета. Идти было мягче и приятнее, но сильнее чувствовалась высокая температура, потому что ветер сюда не достигал.
      Профессор прошел еще километра три под уклон и добрался до ручья, который медленно струился по камням, извиваясь под деревьями. Путника начинала томить жажда. Вода в ручье оказалась горячей, но чистой и прозрачной. Он зачерпнул ее стеклянной кружкой, посмотрел на свет, решил, что ничего подозрительного нет, и, приделав резиновую трубку, с удовольствием напился. Захотелось отдохнуть. Михаил Андреевич присел на камень и осмотрелся вокруг.
      Его окружал лес. Очень странный на взгляд земного человека, но все-таки лес. Псилофиты, мох темно-вишневого цвета и такой густой красный кустарник, что под ним стоял багровый полумрак.
      Отдохнув, профессор двинулся дальше, сделал несколько снимков и собрал в сумку образцы растений, какие попадались по пути, и даже положил туда пучок мха. Все это было сделано из благородных побуждений, потому что Михаил Андреевич лично не интересовался ботаникой. Во всех путешествиях люди в незнакомых местах стараются идти вдоль рек и ручьев, которые спасают от опасности заблудиться. Шаповалов тоже решил идти вверх по течению ручья, но предварительно сложил пирамидку из камней, чтобы отметить место, откуда он начал свой поход в долину.
      Склоны окрестных гор постепенно сближались, и в конце концов долина превратилась в ущелье, поросшее кустарником. Подъем был не крут, но профессор стал замечать, что идти теперь труднее. Жара явно усиливалась. Изменилась и растительность. Появились грибы. Да, это были настоящие грибы! Иначе нельзя было назвать эти иногда розоватые, а порой желтые и зеленые растения, напоминавшие огромные булавки. Их высокие стебли, пустые внутри, почти достигали до пояса, а рост профессора составлял 166 сантиметров. Шарообразные шляпки причудливых растений по размерам походили на мелкие арбузы. Когда профессор не без труда отломил одну из них и поддал ногой, она оказалась упругой, как мяч. Если бы не маска на лице, ученый должен был заметить, что грибы и кустарники на Венере издают очень резкий и неприятный запах.
      Жара становилась нестерпимой. Профессор чувствовал себя как в бане и буквально обливался потом. Одежда стала противно влажной.
      Теперь прогулка уже не доставляла ему никакого удовольствия, но проснулась профессиональная любознательность. Почему здесь была такая высокая температура? Ничто не говорило о вулканических явлениях. Поблизости не было ни кратеров, ни неостывшей лавы. Если бы рядом находился действующий вулкан, то был бы слышен шум, появились облака дыма и падал на землю пепел. Ничего похожего не было заметно вокруг. Растительность имела совершенно свежий вид и явно существовала здесь не первый год. Вода в ручье была прозрачной и спокойно струилась по камням.
      Профессор случайно прикоснулся к камню и тотчас же отдернул руку, потому что обжегся. Тогда он опустил пальцы в лужу около ручья и едва не ошпарился. Температура воды на Венере доходит до плюс 40-45 градусов. Человек может выносить подобные температуры, и астронавты даже научились купаться в горячем море, но здесь вода достигала почти точки кипения.
      Ученый все еще не мог понять, в чем тут дело, и продвигался вперед, надеясь открыть причину этих странных явлений. Усталость была забыта. Теперь действиями профессора руководили научные соображения. Не жалея костюма, уже порванного в нескольких местах, Шаповалов пробирался сквозь кустарник, хотя и задыхался от жары. Дальше начинался подъем. Ручей в этом месте образовал каскад. Вода падала с высоты одного метра, шумела, и от нее поднималось облачко пара.
      Растительность, по-видимому, кончалась. Голые скалы сходились совсем близко. Температура стала почти нестерпимой, однако по-прежнему ничто в окружающей природе не напоминало о вулканической деятельности.
      Профессор остановился. Идти дальше было невозможно, может быть, опасно. Ученый задумался, стараясь понять, в чем тут загадка. И вдруг волосы зашевелились у него на голове. Можно было найти лишь одно объяснение: веществами, которые выделяют тепло, не получая его извне, являются в природе только радиоактивные элементы. Неужели эти скалы содержат радиоактивные руды? На Земле нельзя и вообразить что-нибудь подобное, но ведь здесь, в совершенно других условиях, могло быть и так. На Земле соединения радия, тория, урана и других подобных веществ так редки, что ради грамма этих элементов приходится перерабатывать сотни тонн породы. Радиоактивные руды на нашей планете содержат настолько малое количество веществ, выделяющих тепло, что их температура практически ничем не отличается от окружающей среды, а здесь ученого окружали горячие камни. Неужели концентрация радиоактивных элементов может быть в природе такой высокой?
      При этой мысли профессору стало страшно. Он знал, как это опасно для жизни человека. Правда, уже были найдены медицинские средства для борьбы с лучевой болезнью, но достаточно ли их будет против такой радиации?
      Проклиная себя за неосторожность, астроном наскоро подобрал несколько обломков камней, в изобилии валявшихся под ногами, и поспешно пошел назад, стараясь поскорее оставить вредоносную зону.
      Идти было трудно, но на этот раз ученый перескакивал с камня на камень почти с обезьяньей ловкостью. Задыхаясь от бега, весь в испарине, он достиг места, где возвышалась пирамидка из камней, и только тут позволил себе немного отдохнуть. Его томила жажда. Но пить из ручья он уже не решался, так как вода в нем несомненно была радиоактивна. Он вспомнил про флягу и с наслаждением выпил половину содержимого.
      Усталое тело требовало отдыха, мускулы болели от непривычного напряжения, однако и здесь, далеко от ущелья, таилась опасность - всюду: в воде ручья, в его каменном ложе, даже в окружающей атмосфере, тоже, может быть, насыщенных разрушительными частицами радиации.
      Едва переведя дух, профессор устремился дальше к берегу моря. И только там, когда его разгоряченное тело охладил сильный ветер, он позволил себе отдохнуть по-настоящему.
      Поспешно сбросив одежду, он зашел в воду и принялся плавать и нырять в горячей воде, чтобы смыть с себя вредоносные частицы, возможно оставшиеся на кожном покрове. Потом он стал тщательно полоскать все части своего костюма, чтобы обезвредить его, насколько возможно. Добросовестно потрудившись, он разложил выстиранные предметы на берегу для просушки, а сам прилег рядом. Надо было обдумать положение.
      Научное значение его находки трудно было переоценить. Если радиоактивные элементы находятся на поверхности Венеры в таком количестве и столь высокой концентрации, то это было крайне интересно в теоретическом отношении. Профессор много работал над проблемами космогонии и являлся автором научных трудов, посвященных вопросу происхождения солнечной системы.
      После того как многие советские ученые пришли к выводу, что Земля никогда не была раскаленным телом, а возникла из холодной материи, причиной внутренней теплоты земного шара стали считать радиоактивные вещества. Собираясь в определенных местах земной коры и накопляя там огромные количества теплоты в результате радиоактивного распада, эти элементы и создавали очаги высоких температур, где плавились горные породы, расширялись в объеме и изливались наружу через кратеры вулканов. Эта гипотеза вполне удовлетворительно объясняла все явления вулканизма. Однако оставалось непонятным, откуда на нашей планете появились атомы радиоактивных веществ, и притом в поверхностных слоях земной коры. Ученым было известно, что атомы тяжелых элементов - так называемых актинидов, к которым относятся радий, торий, уран, плутоний и другие элементы, - могли образоваться лишь в условиях исключительно высоких температур и давлений, существующих в природе только в глубине раскаленных звезд, подобных нашему Солнцу или еще более горячих.
      На Земле, которая никогда не была звездой, они образоваться не могли. Следовательно, они попали на Землю откуда-то извне. Возникла мысль об исключительно мощных ядерных реакциях, происходивших в недрах нашего Солнца сравнительно недавно, в то время, когда Земля уже существовала и вращалась вокруг него в виде самостоятельной планеты. В представлении ученых рисовались такие грандиозные взрывы в недрах Солнца, что они были в состоянии извергнуть струи вещества, созданного в глубинах светила, на расстояние более 150 миллионов километров и достигнуть языками пламени земной поверхности. Только таким путем ядра тяжелых элементов, рожденных Солнцем, могли попасть на Землю. Увлекательная теория была вполне логичной, но оставалась не подтвержденной прямыми доказательствами. Теперь случай давал в руки профессора чрезвычайно убедительные факты.
      Если гипотеза о рождении радия в недрах Солнца и появлении его на Земле в результате чудовищных взрывов на Солнце правильна, то Венера, расположенная ближе к очагу ядерной реакции, должна была принять на свою поверхность гораздо больше актинидов, чем Земля. Поэтому атомы радия и других элементов этой группы должны встречаться на ней значительно чаше, чем на Земле, и находиться в весьма высокой концентрации.
      Ущелье Горячих Скал и было одним из таких пунктов на Венере, которого некогда коснулись раскаленные струи солнечных извержений.
      Но справедливость требует отметить, что все эти научные соображения пришли в голову профессору уже потом, а в данный момент ничто его так не волновало, как мысль о грозящей ему опасности. За последние двадцать лет медицина сделала чудеса в защите человеческого организма от радиации. И все-таки здесь, на Венере, где нет специалистов и самому придется лечиться от последствий этой несчастной прогулки, все это казалось настоящей катастрофой.
      Свежий ветер охладил тело ученого, усталость прошла, и астроном почувствовал аппетит. Он с удовольствием разжевал не один, а целых два питательных шарика и запил их водой из фляги.
      Когда человек сыт и мускулы его хорошо отдохнули, взгляд на жизнь становится оптимистичнее. Раздумывая о случае с радиацией в ущелье, профессор начал убеждать самого себя, что опасность не так велика, как это представилось в первые мгновения. Время пребывания в радиоактивной зоне измерялось десятком минут, а наиболее уязвимые части тела, голова, дыхательные органы, были надежно защищены маской, которую он не поднимал ни разу. Шелковая ткань одежды и белья и резиновые подошвы обуви тоже до известной степени защищали тело. Кроме того, оставалось неизвестным, являются ли Горячие Скалы непосредственными носителями радиоактивных веществ в опасной концентрации. Быть может, актиниды находятся не снаружи, а где-нибудь очень глубоко, и лишь внутренний жар, распространяясь по горным породам, поднял температуру внешних слоев? Могло быть и так.
      "Ведь не вчера же, - размышлял ученый, - заброшены сюда атомы радиоактивных веществ? Это произошло много тысячелетий назад. С тех пор лик Венеры изменился, прежняя поверхность покрыта потоками лавы, актиниды скрылись в глубине. Значит, температура камней еще далеко не означает опасной радиации... Кроме того, я произвел тщательную дезинфекцию одежды и выкупался в море... Ну, и медикаменты соответствующие в аптеке найдутся".
      Такими рассуждениями профессор окончательно убедил себя, что все его страхи напрасны, опасность ничтожна, а научное значение открытия огромно. К нему постепенно вернулось хорошее настроение. Он даже пристыдил себя за проявленное малодушие. Вот тогда-то и пришли ему в голову сугубо научные мысли о происхождении радиоактивных веществ на Земле.
      Лежа на теплом камне, профессор мало-помалу пришел в себя. Беспокойство постепенно прошло. Он даже невольно размечтался, представляя, какой фурор произведет в ученом мире его новый труд, блестяще подтверждающий теорию солнечного происхождения актинидов, сторонником которой он являлся с давних пор. Убаюканный этими приятными грезами, он наслаждался теплом. Морской прибой шумел совсем как на Земле.
      Отдохнув, ученый посмотрел на часы. Одежда уже давно высохла. Настала пора возвращаться. Профессор снова облачился в обычный земной костюм и принял вид типичного интеллигента, хотя брюки потеряли складку, а пиджак помялся.
      Волны венерианского моря лениво набегали на берег. Теперь в полосе прибоя лежали целые гирлянды водорослей. За время прогулки море выбросило на берег много растений и среди них изрядное количество мелких обитателей морских пучин. Профессор никогда таких не видел и не поленился набрать в сумку образчики здешней флоры и фауны с намерением передать их Виктору Петровичу.
      Погода продолжала оставаться на редкость хорошей. Тучи плавали где-то в вышине, и ни одна капля дождя не упала на ученого за все время прогулки.
      Питательные таблетки настолько восстановили силы, что обратный путь профессор совершил, не испытывая ни малейшей усталости. Вернувшись домой, он немедленно достал медицинский справочник, проштудировал некоторые страницы и сделал себе инъекцию препарата, предохраняющего человеческий организм от последствий радиации.
      Еще в дороге он решил, что никому не скажет о случившемся и оставит за собой монополию изучения Горячих Скал для будущего труда.
      ГЛАВА XVIII,
      в которой продолжается знакомство с животным миром Венеры
      Так как Владимиру было трудно ходить, его сначала хотели уложить тут же около костра, а потом передумали и устроили в кабине вездехода. Там можно было снять маску и дышать свободно, что было лучше для раненого.
      Впрочем, ранения оказались не очень серьезными: несколько ссадин на голове уже заживали, а ушиб на правой ноге выше лодыжки хотя и мешал ходить, но никакой опасности не представлял.
      К счастью, горячей воды на Венере было сколько угодно. За несколько минут больного привели в порядок, наложили свежие бинты, переменили белье и ввели в вену раствор, восстанавливающий силы и успокаивающий нервную систему.
      Лечебные средства из походной аптечки сделали свое дело. Не прошло и часа, как Владимир уже спал крепким сном, и на его лице можно было прочитать наслаждение покоем.
      Как только была оказана должная помощь раненому, Виктор Петрович, неутомимый, когда дело касалось науки, вооружился фотоаппаратом и снова отправился на поле битвы с пауками, чтобы зафиксировать на пленке чудовищных насекомых.
      Наташа чувствовала себя совсем хорошо, только устала. Ей хотелось одного: посидеть и не двигаться с места. Два дня, проведенные в скитаниях, все-таки не прошли даром. У нее были воспаленные глаза, лицо осунулось и приняло страдальческое выражение.
      Спать было еще рано, поэтому она тихо разговаривала с Красницким, сидя у костра и помешивая палками тлеющие угли. Это было совсем как на Земле.
      За время жизни на Венере астронавты настолько привыкли к легким и необременительным кислородным маскам, что почти их не замечали. К костру подсел академик, вернувшийся с поля сражения.
      - В каком состоянии стратоплан? - спросил он Наташу.
      - Не знаю, Виктор Петрович. Как будто разбита одна плоскость и помята кабина. Я нашла его среди деревьев. Они погнулись под тяжестью машины.
      - Выходит, что он упал, как на пружины? Надо будет посмотреть. Без стратоплана мы как без рук. Хорошо еще, что вы успели передать радиограмму.
      За это время произошло столько невероятных событий, что академик забыл расспросить подробно, как посылали сигналы на Землю.
      - Вы не ошибаетесь, что слышали сигналы с Земли? - спросил он.
      - Совершенно уверена.
      - Гм...
      - Слабые, но сигналы были.
      Наташа рассказала, что они успели сделать, пока стратоплан находился за пределами атмосферы.
      - Это хорошо, - сказал Виктор Петрович, - хотя нельзя быть совершенно уверенным, что сигналы приняты. Тем более необходимо исправить стратоплан. Связь для нас - самое главное. Ну, а как же вы попали сюда? И откуда взялись чудовища?
      - Очень просто. Пока продолжалась гроза, мы все соображали, как бы добраться до ракеты. Володе было плохо, и он не мог двигаться из-за ноги. А когда гроза прекратилась, я пошла разыскивать стратоплан. Мы надеялись воспользоваться рацией, чтобы связаться с вами.
      - Ну и как?
      - Я приблизительно знала, куда упал стратоплан. Он не мог находиться далеко от того места, где мы были. Взобралась на дерево и увидела, что совсем близко из зарослей торчит крыло. Я туда. Рация оказалась испорченной. Я взяла что надо: оружие, питательные таблетки, воду. И назад. Ничего опасного не заметила. Наутро Володя сказал, что может идти, и мы двинулись в путь. Мы хорошо помнили, с какой стороны при полете оставался горный хребет. Туда и направились. Только не знали, как лучше идти. Двигаться кратчайшей дорогой...
      - Напрямик?
      - Да. Или вдоль ручья. Решили, что у воды удобнее. Но было нелегко. Владимир шел с трудом и очень медленно. Когда нашли ручей, то решили вдоль него добраться до берега моря. Вот и все.
      - А пауки?
      - Ax, это потом. Я сказала, что на пути ничего страшного мы не встретили. Стали думать, что вообще на Венере нет живых существ. Только однажды заметили что-то черное, похожее на змею. Мелькнуло в кустах. Мы подумали, что это просто показалось. Сначала мы держали оружие наготове, а потом перестали. Все шло хорошо до вечера. Володя прилег отдохнуть, а я стала мыть руки. Тут мне, знаете, показалось, будто сзади кто-то смотрит на меня тяжелым взглядом. Я обернулась и увидела пауков. Вероятно, они были и раньше, только сидели так неподвижно, что мы не заметили. Я в первое мгновение просто оцепенела от неожиданности. Испугалась ужасно. Думала, что сердце разорвется! Едва могла окликнуть Владимира. А потом мы стали стрелять. Тут подоспел Иван Платонович.
      - Почему же пули не попадали? Плохо целились?
      - Не знаю. Испуг скоро прошел, и я овладела собой.
      - Вероятно, рука дрожала, - заметил академик. - От страха. Это понятно при таком потрясении... Иван Платонович появился вовремя. Страшно подумать, что могло бы случиться!
      - У меня и сейчас мороз пробегает по коже: оказаться в лапах такого чудовища!
      - Такие испытания не для женских нервов.
      - Виктор Петрович! - вспыхнула Наташа. - Будьте справедливы! Мы прожили вместе уже несколько месяцев. Скажите, в чем именно обнаружилась моя женская слабость? Разве я уступала в чем-нибудь другим?
      - Нет, я действительно не могу упрекнуть вас ни в какой слабости. Вы у нас просто молодец!
      - Ну, так знайте - настанет время, и вы еще скажете: "Хорошо, что с нами Наташа". Запомните!
      С этими словами она стала подниматься по лесенке в кабину вездехода.
      - Она славная, - глядя ей вслед, произнес Красницкий.
      Этот замкнутый и одинокий человек не умел, быть может, красноречиво высказывать свои чувства, но переживал очень глубоко. И за время экспедиции он всем сердцем привязался к Наташе, к Владимиру, даже к Шаповалову. К Наташе он относился как к родной дочери.
      - Не могу себе простить, - сказал Яхонтов, - что взял ее в полет!
      Красницкий промолчал.
      - Сами знаете, - продолжал академик, - как мало у нас шансов вернуться назад. А это - молодая жизнь... Он не договорил.
      Наутро отряд отправился в обратный путь. Следы вездехода были хорошо видны на сравнительно мягкой почве, особенно там, где оставалась влага. Иван Платонович повел машину довольно быстро. Владимир лежал на подвесной койке, и толчки от неровностей пути не очень беспокоили больного.
      Спустя несколько часов путешественники достигли большой реки. Прежде чем начать переправу через этот широкий поток с быстрым течением, решили сделать привал и пообедать. Особой необходимости спешить теперь не было, а двигатель, работавший на высокой скорости, сильно раскалился. Остановка была полезна и для машины.
      Пассажиры вышли из кабины. Красницкий и Наташа нашли сухой кустарник и развели огонь. Все уселись в кружок.
      - Виктор Петрович, - заметил Одинцов, когда пламя разгорелось и воду поставили на огонь. - Рыбки, знаете, не хватает. Как вы полагаете, рыба тут водится?
      - Здесь на рыбную ловлю пока рассчитывать не приходится, - улыбнулся академик. - Вряд ли жизнь на Венере успела развиться до стадии, когда появляются рыбы. С этой точки зрения, мы приехали сюда рановато. На двести миллионов лет позже - тогда бы в самый раз. А вот моллюски и раки тут водятся. Но за их съедобность ручаться не могу.
      - Ну, раз так, - сказала Наташа, - приготовим обед из земных продуктов.
      Она высыпала сухие овощи в начавшую закипать воду. Обедать собирались в кабине вездехода. Яхонтов и Красницкий в ожидании обеда отправились побродить по берегу, Наташа осталась с мужем.
      - Обратите внимание, Иван Платонович, - показал рукой академик, - мы везде видим только изверженные породы. Нам повезло. Удалось попасть в эпоху образования первичной оболочки планеты. Она еще не покрыта ни осадочными породами, ни продуктами разрушения гор. Таким образом, можно изучать мир в его первичном состоянии.
      - Но растительность... - деликатно возразил Красницкий. - Значит, существуют и почвы?
      - Верно. Но в незначительной степени. Кстати, вы не успели до отъезда сделать анализы здешних минералов?
      - Базальты и кислые лавы. Есть образцы обсидиана.
      - А руды?
      - Окислов мало. Встречаются карбиды и колчеданы. Кислород атмосферы, очевидно, недавнего происхождения. За счет растительности.
      Разговаривая так, ученые незаметно удалились от вездехода. На некотором расстоянии они заметили большую расселину в скалах. Она зияла, как черный провал на поблескивающей поверхности базальта.
      - Интересно, что там внутри, - сказал Красницкий.
      - Ну что ж, посмотрим. Обед еще не скоро. Мы вооружены. Фонарь со мной. Вот и ручей оттуда вытекает...
      Они быстро направились к расселине.
      Высокая, узкая щель между колоннами черного камня образовала длинный извилистый коридор, лишенный всякого доступа дневного света. Он вел куда-то далеко, в глубь скал. Под ногами журчал скудный ручеек, вытекавший из расселины и впадавший в реку.
      - Вероятно, в глубине есть пещера, иначе откуда же взяться ручью? Может быть, даже озеро, - продолжал академик. - Попробуем проникнуть туда, насколько возможно. Ручей послужит нитью Ариадны.
      Академик нес фонарь. Красницкий шел позади, держа наготове пистолет. Узкий коридор кое-где заставлял исследователей не без труда протискиваться сквозь щель, порой даже с ущербом для одежды. Скоро коридор заметно расширился и позволил идти рядом.
      Виктор Петрович осторожно освещал путь. Никаких следов под ногами не было видно, хотя тонкий слой пыли всюду покрывал камень и мог сохранить любые отпечатки. Верх коридора разглядеть было трудно. Он скрывался за неровностями. Пучок света терялся, не достигая вершины свода. Внизу продолжал журчать ручей.
      Пройдя так минут пять или десять, ученые достигли поворота. Там их ожидало совершенно необычайное зрелище: стены широко расходились по сторонам, образуя огромную пещеру, настолько огромную, что свет электрического фонаря не достигал противоположной стороны. Академик оказался прав: скалистая площадка, на которую они вышли, действительно представляла собой берег подземного озера. Здесь и брал свое начало ручей.
      Красницкий присел и осторожно опустил руку в воду.
      - Горячо, - сказал он. - Градусов сорок!
      - Нормально. А в воде что?
      - Надо посветить. Позвольте мне фонарь. Красницкий направил книзу сильный луч света. Вода здесь была на редкость чистой и прозрачной. Каменный выступ, на котором стояли люди, круто уходил вниз. Глубину измерить было нечем, но на глаз до камней, видных сквозь толщу воды, можно было считать не менее 2 или 3 метров. Однако не глубина подземного озера и не прозрачность его воды поразили астронавтов. В лучах света перед ними открылась удивительная картина. Оказалось, что в этом природном аквариуме существует богатая и разнообразная жизнь. Глыбы камня на дне, поросшие пурпуровым мхом, служили приютом для великого множества живых существ. Там шевелились какие-то странные создания, напоминающие земных пресноводных гидр, но более крупные по размерам. Их длинные щупальца тянулись к людям, посмевшим нарушить покой и тишину таинственного озера. На дне копошились большие раки, с первого взгляда похожие на камни. Видно было, как они шевелили усами и клешнями. Потревоженные светом, они старались поскорее уползти в темноту. Близ берега вода кишела тучами каких-то мелких живых организмов; другие целыми беловатыми облаками плавали в глубине. По воде бегали быстроногие пауки.
      - Виктор Петрович!.. - шептал изумленный Красницкий.
      Академик ничего не говорил. Он был целиком поглощен созерцанием этого удивительного мира.
      Двустворчатые моллюски, вроде речной перловицы, только в несколько раз больше ее по размерам; раки, несущие на спине спиральные домики; крупные белые слизняки - все это шевелилось и двигалось на дне, стараясь укрыться от пугающего их явления. Свет еще никогда не проникал в глубь озера.
      Ученые находились в самом конце водоема, притом в мелкой его части. Дальше дно, видимо, понижалось. Размеры озера определить было трудно, но оно, вероятно, было очень глубоким и протяженным. Туда, в дальнюю его часть, в пучину, и стремились скрыться потревоженные обитатели.
      - Для натуралиста это сущая находка! - восхищался Красницкий, стоя на коленях в том самом положении, какое принял, когда пытался разглядеть дно. Надо бы остаться здесь на несколько дней.
      - Озеро стоит того, - согласился академик, - но нам некогда задерживаться. Придем сюда еще, и не один раз. А пока надо возвращаться. Наши, вероятно, беспокоятся.
      Взволнованные открытием, ученые стали пробираться к выходу.
      Как и предполагал Красницкий, Виктор Петрович после обеда еще раз отправился в пещеру. Результатом этой экспедиции явились многочисленные трофеи.
      - Огромная удача, друзья! - рассказывал вернувшийся из похода академик. Это же трилобиты! Притом живые. Они довольно сильно отличаются от своих ископаемых земных собратьев и живут в горячих и пресных водах, но все-таки самые настоящие трилобиты. А гидры! Превосходные пресноводные гидры, только очень крупные. Теперь я вижу, что обитатели наших прудов просто результат вырождения древних форм. Мне удалось поймать замечательные экземпляры. Нашел несколько раковин, очень похожих на аммониты... Мы наткнулись, Иван Платонович, на настоящий заповедник. Палеонтологический заповедник!
      Никто никогда не видел академика в таком восторженном состоянии. Впрочем, его восторги были понятны: это была действительно грандиозная научная находка.
      После обеда астронавты решили хорошо отдохнуть и выспаться. Наутро они продолжали путь.
      Без больших затруднений вездеход переправился через реку. Теперь астронавты торопились. На исследование подземного озера и отдых ушло немало времени. Стоянка на берегу затянулась. Дальше решили двигаться без остановок. Машина проходила среди местности, где, безусловно, развивался не только растительный, но и животный мир Венеры. Среди этих горячих моховых болот можно было найти простейшие формы обоих царств жизни, и академик жадно смотрел по сторонам.
      Двигались с возможной быстротой, стараясь наверстать потерянное время. Мощный вездеход тяжело переваливался с одной каменной глыбы на другую, с камня на камень. Виктор Петрович не отрывал глаз от окружающих пейзажей.
      Наташа догадалась. Она тихо сказала Красницкому:
      - Иван Платонович...
      - В чем дело?
      - Хорошо бы остановиться на часок. Видимо, Виктору Петровичу хочется порыться в этих мхах. Но он стесняется задерживать машину.
      - Ладно, - сказал Красницкий, - небольшая остановка нам не повредит. Что-то мотор очень греется.
      Таким образом, была сделана еще одна остановка. Академик обрадовался:
      - Это мне на руку!
      Он торопливо облачился в защитную одежду, так как рассчитывал, что придется погружаться, а в горячую воду без этой предохранительной оболочки опускаться было неприятно и, может быть, небезопасно. Затем он выпрыгнул из машины с легкостью, которую трудно было предполагать в уже немолодом человеке, и направился в соседнее болото. Вода сразу же достигла уровня груди, но он усиленно работал руками и уходил все дальше и дальше, сам похожий на огромное водоплавающее насекомое в своей маске кислородного прибора с полупрозрачным козырьком от солнца на лбу.
      Академик внимательно рассматривал стебли растений, раздвигал их, стараясь увидеть, что происходит на дне, и время от времени что-то захватывал сачком. У него на боку была сумка для сбора добычи.
      Остальные путешественники не пожелали лезть в воду и только наблюдали сверху за действиями ученого.
      - Куда он зашел так далеко? - беспокоилась Наташа.
      - Здесь безопасно, - заметил Красницкий. - Крупных животных не видно, да они и не могут жить в этом болоте. А от всякой мелочи Виктор Петрович защищен.
      - Все-таки не надо упускать его из виду... Да вот смотрите! Не нравится мне это.
      - Что?
      - Позади Виктора Петровича что-то движется. Действительно, верхушки красных растений в 15 метрах от места, где находился академик, слегка колебались, как будто среди них двигалось что-то живое. Красницкий заволновался:
      - Скорее сигнал тревоги! Надо бежать на выручку!
      Наташа включила сирену. В атмосферу Венеры понеслись пронзительные, еще никогда не раздававшиеся здесь звуки.
      Стоя на подножке вездехода, Красницкий махал свободной рукой, стараясь обратить внимание ученого на подозрительное явление. Услышав сирену и заметив тревожные жесты Красницкого, академик поднял голову и посмотрел в сторону вездехода. Затем он порывисто бросился назад и вступил с кем-то в ожесточенную борьбу.
      Мох вокруг ученого шевелился, летели брызги, а фигура академика то скрывалась среди водорослей, то снова возникала над ними.
      Красницкий уже бежал к нему на помощь с пистолетом в руках.
      Наташа осталась на месте и с тревогой смотрела, что будет дальше. Однако исход сражения был решен еще до прибытия Кпасницкого.
      Виктор Петрович присел, скрылся на мгновение под водой, а затем выпрямился, держа обеими руками какое-то длинное существо, которое извивалось, стремясь вырваться.
      Когда уставший, но довольный академик вернулся к вездеходу, Наташа увидела, что он несет в руках отвратительное животное, достигавшее 1,5 метра в длину при толщине с человеческую руку. Змеевидное тело было покрыто скользкой кожей темно-коричневого цвета. Голова, снабженная маленькими глазками, была защищена несколькими роговыми щитками. По обе стороны головы виднелось много гибких и подвижных щупалец, достигавших 10 сантиметров в длину. На каждой половине тела виднелось по бокам нечто похожее на плавники, какими снабжены земные рыбы - налимы и сомы. Раздвоенный, лопатовидный хвост напоминал шейку рака. Видно было, что это существо приспособлено для быстрого передвижения в воде.
      - Удача за удачей! - сказал Виктор Петрович, пока Наташа с отвращением рассматривала животное.
      - Что это за создание, Виктор Петрович? - спросил Красницкий.
      - Фермоидеа! Я отнес бы его к типу червеобразных. Притом к редкому на Земле третьему классу. По-моему, перед нами огромная форонида. У нас подобные существа обитают в морях и бывают только микроскопических размеров, а здесь это сильный и ловкий хищник. К счастью, неопасный для человека.
      - Но очень страшный! - заметила Наташа. - Как вы не побоялись вступить с ним в борьбу? У меня бы не хватило духа.
      Виктор Петрович улыбнулся:
      - Тут не нужно много храбрости. Ведь приблизительно я знаю и предвижу, с кем могу встретиться в тех или иных условиях. В природе нет ничего случайного.
      В самом деле, среди густой и низкой растительности горячего болота не могли скрываться крупные плотоядные животные. Если бы и можно было встретить здесь каких-нибудь гигантов, то только тех, которые питаются растениями или мелкими существами. Другое дело, если бы тут водились рыбы. Тогда становилась возможной встреча с чудовищными ящерами, хотя приближение их можно было бы заметить издали. Конечно, среди водорослей могли скрываться и небольшие по размерам враги: ядовитые насекомые или пресмыкающиеся, наконец вредные микроорганизмы, но резиновая одежда была достаточно надежной от них зашитой.
      - Значит, такие существа населяли некогда и Землю? - спросил Красницкий.
      - Разумеется, не совсем такие, но, может быть, похожие, - ответил академик. - Вы сами видите, что от них ничего не могло сохраниться до наших дней.
      - А роговые чешуйки? - вмешалась Наташа.
      - Чешуйки не роговые, а только из более плотной кожи. Вся их мягкая оболочка быстро превращается в прах. Тем более в горячей воде.
      - У вас, я вижу, полная сумка всяких сокровищ! - сказала Наташа.
      - Много всего... Нашел нечто вроде крупных медуз и мелких ракообразных. В пробах воды мы, наверно, обнаружим самых разнообразных простейших. Теперь очевидно, что на Венере существует весьма богатая жизнь. А мы далеко еще не знаем всего, что следует знать человеку. Представления об эволюции, несомненно, будут расширены.
      Ученый был взволнован до глубины души. Когда все несколько успокоились, Красницкий деловито спросил:
      - Можно ехать дальше?
      - Поехали!
      Красницкий включил мотор.
      ГЛАВА XIX,
      в которой происходят необыкновенные приключения в глубине горячего океана
      Возвращение спасательного отряда вызвало большую радость. Расчувствовался даже сдержанный обычно профессор Шаповалов. По его инициативе приготовили роскошный ужин и откупорили две бутылки красного вина из неприкосновенных запасов. Вернувшиеся рассказывали за столом о своих приключениях, особенно о пауках, о подземном озере и о сражении Виктора Петровича с болотным чудовищем. Оказалось, что, пока происходили розыски пропавших товарищей, оставшиеся на базе тоже не потеряли даром времени.
      - Разрешите вам сообщить, Виктор Петрович, как начальнику экспедиции, заявил астроном, когда ужин уже подходил к концу и все было рассказано, - что мне удалось установить время обращения Венеры вокруг своей оси.
      - Интересно. И какой же результат?
      - Планета совершает полный оборот примерно за семьсот пятьдесят часов. Сутки Венеры больше земного месяца. Шестнадцать суток длится день и столько же - ночь. Теперь солнце клонится к закату. Через семьдесят часов наступит ночь. Кстати, мы находимся не так далеко от полюса, в зоне, соответствующей нашим северным широтам, - вроде Ленинграда, так сказать. Хорошо, что сели не на экваторе.
      - Почему? - спросила Наташа.
      - А как же! Если здесь жара, то каково там?
      - Конечно... - согласился академик. - А вы уверены в точности расчетов, Михаил Андреевич?
      - Совершенно уверен. Я использовал для вычислений маятник. Он был укреплен на раме, которая имела свободное вращение вокруг вертикальной оси. Таким образом я и определил скорость движения точки, где мы находимся. С помощью фотоэлементов удалось измерить и скорость движения Солнца по небосклону. Нет, Виктор Петрович, все подсчеты совпали. Широту местности определил приблизительно. Не знаю точно здешнего времени.
      - Значит, пора готовиться к жизни и работе в темноте?
      - Как будто.
      - Надо посоветоваться, что делать. Шестнадцать суток мрака! Это не шутка.
      Было решено, что Николай Александрович и Иван Платонович займутся розысками потерпевшего аварию стратоплана. Красницкий уверял, что он берется привести машину обратно по прежнему следу даже в темноте, при свете фар.
      С этой стороны как будто никаких трудностей не предвиделось. Что касается Виктора Петровича, Наташи и Владимира, который совсем поправился и чувствовал себя отлично, то, согласно плану, продуманному еще на Земле, они должны были выйти в открытое море на подводной лодке и заняться исследованиями водных глубин. Там дневной свет не нужен - все равно в пучинах господствует вечный мрак.
      Шаповалову пришлось оставаться на космическом корабле. По плану он должен был заниматься астрофизическими исследованиями.
      Наутро, пока еще было светло, началась подготовка.
      Подводная лодка, несмотря на небольшие размеры, годилась для плавания в любых условиях. Запасы энергии атомных батарей обеспечивали непрерывную работу двигателей в течение тридцати пяти суток. Кислорода в резервуарах было достаточно для шести человек, чтобы прожить, не поднимаясь на поверхность, в случае надобности, в течение месяца. Находясь в передней кабине, путешественники могли с полным удобством наблюдать за жизнью подводного царства через большие круглые окна, пользуясь мощными прожекторами. В центральной части подводной лодки была устроена камера, из которой астронавты могли, по желанию, выходить наружу и совершать прогулки по морскому дну, одетые в особо прочные скафандры на стальном каркасе. Будучи на поверхности, судно развивало скорость до 60 километров в час, под водой - 35.
      Перед выходом в море все астронавты собрались на берегу. Одинцов первым взошел на борт и спустился в кабину управления. Наташа заняла место на верхней палубе. За нею поднялся и академик. Шаповалов помог освободить канаты. Владимир включил двигатели, и подводное судно двинулось к выходу из бухты.
      Как и в тот раз, когда стратоплан уходил в свой первый полет, остальные астронавты долго стояли на берегу, провожая взглядами маленькую группу, которая вышла в море. Люди сжились, привыкли друг к другу, и даже кратковременное расставание огорчало.
      Погода благоприятствовала плаванию. Высоко в небе клубились облака и нередко сверкали молнии, но ни дождя, ни сильного ветра не было. В бухте маленький кораблик плыл совершенно спокойно. Однако в открытом море началась качка.
      Сидя в рубке за штурвалом, Одинцов все свое внимание сосредоточил на море и не отрывал глаз от его поверхности, чтобы своевременно заметить рифы или подводные скалы. Собственно говоря, лодку должен был вести Красницкий, но потом решили, что ему, мастеру на все руки, лучше отправиться за стратопланом.
      Владимир следил за приборами, и ему некогда было смотреть по сторонам. А Виктор Петрович и Наташа ничем заняты не были и имели полную возможность любоваться с палубы корабля пейзажами Венеры. Со стороны моря они были особенно величественны.
      Свежий морской ветер был приятен и на Венере. В такие минуты особенно раздражала необходимость дышать через маску.
      За две недели пребывания на другой планете жители Земли успели приспособиться к своеобразному климату Венеры, тем более что жара умерялась здесь постоянными ветрами. На открытой палубе, в море, было даже прохладно. Странной казалась при такой температуре только вода, совсем горячая.
      Лодка быстро удалялась от берега, оставляя за кормой полосу желтоватой пены. В обе стороны расходились пурпурные водяные валы. Если бы не краски окружающего ландшафта, то можно было думать, что путешествие совершается в земных тропических морях, где-нибудь на широте Гавайских островов. Однако это был не земной океан, а еще безыменное море чужого мира.
      По мере отдаления от берега горный хребет открывался во всем своем величии. Вблизи его высота скрадывалась, потому что нижнюю часть закрывали более близкие предметы, казавшиеся огромными в силу законов перспективы. Чем дальше лодка уходила в море, тем грандиознее становились горы, зубчатая цепь которых замыкала горизонт. Вершины, скрытые облаками, казались как бы срезанными. Теперь вдали стало видно много действующих вулканов. Силуэты скалистых хребтов Венеры, изломанные, фантастические и острые, заметно отличались от мягких, округленных контуров земных гор. Пейзажи по-своему были красивы, но в душе земного жителя вызывали совсем иные чувства, чем милые картины родной природы.
      Путешественники долго молчали. Где-то внутри себя они переживали эти яркие, но гнетущие впечатления. Особенно восприимчивой оказалась Наташа. Она тихо сказала:
      - Знаете, Виктор Петрович... Глядя на эти горы, на дымы вулканов, на зловещую природу, невольно представляешь себе жуткие образы Мильтона. Именно такие ландшафты должны быть в его аду. Вот-вот появится над здешними багровыми водами древний дух зла. Помните? "Сатана же подъемлет над бездною исполинский стан свой"... Или что-то в этом роде.
      - Гм... - отозвался на эту тираду Виктор Петрович. - Не забудьте, что сей гордый дух является символом свободного человеческого разума. Нам не страшен ни один из духов, созданных человеческой фантазией. Но картина действительно мрачная... Между прочим, колорит зависит и от времени суток... Приближается ночь. Под вечер, в бурный пасмурный день, и ласковые пейзажи Земли приобретают зловещий вид. Не стоит поддаваться настроениям. Нужно просто воспринимать красоту, разлитую в природе везде и всюду, даже в этом далеком мире. Смотрите, ветер крепчает. Скоро разразится шторм.
      Волнение на море все увеличивалось. Лодку начало бросать из стороны в сторону. Приходилось крепко держаться за поручни, чтобы устоять на ногах. К счастью, Наташа много лет прожила в приморских городах юга. Она привыкла к штормам и легко переносила качку. Виктор Петрович долгие годы провел в путешествиях и плавал по водам всех земных океанов.
      Они еще долго оставались наверху. Пейзажи Венеры были полны своеобразной красоты. Буря обостряла эстетическое восприятие мира. Есть острое наслаждение в борьбе со стихиями. Вспоминались стихи великого поэта...
      Ветер все возрастал и скоро приобрел силу урагана. Горячие волны стали перекатываться через верхнюю палубу маленького судна. Тучи спустились ниже, и в сумерках ярче заблистали молнии. Путешественников догоняла гроза. Наступило время погружаться.
      Выбрав удобный момент, ученый распахнул люк и спустился вместе с Наташей вниз, успев запереть дверцу, прежде чем набегающий вал окатил палубу.
      - Не пора ли идти на погружение? - встретил их Владимир. - Очень сильно качает.
      - Можно, - ответил Яхонтов. - Какая здесь глубина?
      Ответить было нетрудно. На шкале эхолота двигалась стрелка, автоматически обозначающая расстояние от морского дна, совершенно так же, как альтиметр на самолетах указывает высоту. Сейчас указатель колебался между 1900 и 2200 метрами.
      - Неровное дно, - заметил академик. - Вероятно, под водой тянутся горные цепи. Их вершины и образуют архипелаг, который вы видели во время полета. Мы находимся недалеко от края большой впадины. Видите? Глубина непрерывно увеличивается. Попробуем спуститься хотя бы до 2000 метров.
      - Есть опуститься на 2000 метров! - ответил Одинцов и повернул рычаги.
      Послышался мерный шум воды, заполняющей балластные цистерны.
      Академик и Наташа удобно расположились в креслах и с интересом наблюдали картины, открывавшиеся за круглыми окнами с толстыми пластинами прозрачного кварца. Прожектора пока не включали.
      Лодка погружалась быстро. Кроме балласта, ее влекла на дно и могучая сила атомного двигателя. Рули глубины заставляли судно идти вниз, как это делает ныряющий дельфин.
      Воды моря казались багровыми только сверху, то есть в отраженном свете. Вообще морская вода Венеры была прозрачна и при большой толщине слоя имела интенсивную синюю окраску. Желтый свет неба, проходя сквозь синие слои воды, окрашивал ее в изумрудный тон. Передняя кабина подводного корабля и была залита этим фантастическим зеленым светом. Теперь окраска предметов резко изменилась: красное стало черным, белое - зеленым. Постепенно все цвета свелись к двум: черному и зеленому.
      С каждой минутой мрак становился гуще. За стеклами окон раскрывалась еще ни одним человеком не виденная, таинственная жизнь горячего моря. Мелькали какие-то неясные силуэты, причудливые живые существа. То гибкие и длинные, то похожие на бесформенные куски студенистой массы, они бесшумно скользили мимо, но так быстро, что нельзя было ничего рассмотреть.
      - Надо остановиться, - сказал Виктор Петрович. - Лучше погружаться на дно без движения вперед. На ходу ничего не видно.
      Одинцов выключил двигатель. Некоторое время лодка еще продолжала идти по инерции, потом движение прекратилось, и она стала тихо опускаться на дно. Стрелка глубомера показывала 600 метров, но эхолот говорил, что до дна еще 1700 метров.
      Внимание исследователей прежде всего привлекли большие полупрозрачные шары, достигавшие около полуметра в поперечнике. С них свешивались длинные и тонкие щупальца. Таких шаров было множество.
      - Медузы? - тихо спросила Наташа. Виктор Петрович кивнул головой:
      - Совсем такие, как на Земле. По существу, эти организмы состоят из одной воды.
      - А что за странное создание там, впереди?
      - Надо посмотреть поближе...
      Существо, привлекшее внимание Наташи, выглядело довольно странно. В своей верхней части оно представляло полупрозрачный, напоминающий тело медузы огромный колокол, достигавший на глаз до 5 метров в поперечнике и около 3 метров в высоту. Внизу, откуда-то из центра, свисал длинный ствол, напоминавший ножку гриба. Сверху ствол был гладкий, а пониже во все стороны отходили поперечные отростки, вроде корней дерева. На этих ответвлениях, в свою очередь, висело много шаров, похожих на большие тыквы и снабженных гибкими щупальцами, тоже усеянными шарами, но величиной с куриное яйцо и с тонкими щупальцами. Самое странное заключалось в том, что чудовища светились в зеленом мраке воды голубоватым сиянием. Сплошная сверкающая линия проходила вдоль нижнего края колокола, а также вокруг неподвижных глаз. Цепи огненных точек тянулись вдоль щупалец. Назначением этих извивающихся нитей было собирание пищи. Щупальца непрестанно шевелились, подгоняли воду ко рту страшилища, и плавающие в ней микроскопические существа попадали в прожорливую пасть.
      - Что это может быть? - спросила пораженная Наташа. - Какая удивительная фантазия природы!
      Прежде чем ответить, академик поспешно произвел несколько фотографических снимков камерой, приспособленной для подводных съемок и вмонтированной в стенку лодки на шаровом шарнире. Объектив аппарата был снаружи, а видоискатель помещался внутри рубки.
      - По своему внешнему виду, - наконец ответил он, - это создание похоже на известные натуралистам сифонофоры. Встречаются они и в земных морях, в тропиках. Но по размерам и сложности формы это что-то неслыханное. Теперь определенно можно утверждать, что животный мир горячих океанов был более разнообразен, чем в наши дни на Земле. Как видите, при температуре 40 или 50 градусов тепла природа создает много весьма оригинальных представителей фауны. Заметьте, все они студенисты, как медузы. Понятно, что на Земле от них не сохранилось никаких следов.
      - Смотрите, смотрите! - воскликнула Наташа. - Сколько тут разных чудес!
      В самом деле, причудливые и очень разнообразные по внешнему виду светящиеся чудовища, внимание которых привлекла подводная лодка, стекались со всех сторон и провожали корабль, спускающийся в пучину.
      - Я думаю, - высказывал свои соображения академик, - что мы непременно встретим здесь разнообразных головоногих. Вроде наших спрутов. Они тоже не могли оставить следов в геологических отложениях, хотя в изобилии населяли древние океаны Земли. Их мягкие, студенистые тела разлагались целиком. Но спруты и кальмары ведут преимущественно донный образ жизни, значит, мы их встретим лишь в самом конце погружения.
      - А это что? Спрут?.. - сыпала вопросами Наташа. Ответил ей Владимир, до сих пор молча управлявший погружением лодки:
      - В зоологии я мало понимаю. Но если то, что мы видим, не спрут, то я отказываюсь верить своим глазам.
      Слабые лучи дневного света еще проникали в пучину. На фоне освещенных слоев воды выделялся черный силуэт существа, действительно напоминавшего спрута. Несмотря на все свое мужество, доказать которое Наташе удавалось много раз, она не могла удержаться от возгласа испуга и даже прижалась к Виктору Петровичу, точно ища у него защиты.
      Животное представляло странное сочетание моллюска и ракообразного. Черное тело яйцевидной формы, вроде туловища тех пауков, о встрече с которыми Наташа не могла вспоминать без дрожи, имело в поперечнике не менее 4 метров. Круглые и немигающие глаза помещались на концах длинных и толстых стеблей, как у раков. Их окружало светящееся кольцо ярко-красного цвета, придающее особенно жуткое выражение этим созданиям. Между глазами помещался острый клюв, свисающий над широкой пастью. В данный момент она была раскрыта. Рот обрамляло множестве тонких светящихся усиков. По обоим бокам чудовища шевелилось по восьми щупалец, достигающих нескольких метров длины каждое. Животное протягивало их вперед, как бы намереваясь схватить лодку в свои объятия. Самое страшное заключалось в том, что щупальца заканчивались не плоскими присосками, как у земного осьминога, а крепкими клешнями. Шестнадцать таких клешней являлись мощным средством нападения. При этом голова, все тело и даже гибкие щупальца с клешнями были покрыты роговыми чешуйками, образующими прочный панцирь.
      Наташа смотрела на чудовище широко раскрытыми от изумления глазами. Даже Владимир, которого трудно было чем-нибудь удивить, прошептал:
      - Черт знает что такое!
      - Виктор Петрович, - изменившимся голосом произнесла Наташа, - не может эта гадина напасть на лодку?
      - Как-нибудь переживем и это... - спокойно ответил ученый. - А ну-ка, Владимир, посветите мне левым прожектором... Такой экземпляр необходимо запечатлеть на пленке.
      И он прильнул к видоискателю фотокамеры. Яркий луч света прорезал мрак морских пучин. От неожиданности спрут, если так можно назвать это морское чудовище, замер неподвижно. Этим и воспользовался академик, чтобы сделать несколько снимков, прежде чем животное метнулось в сторону и исчезло из поля зрения.
      - Замечательный экземпляр! - восторгался Виктор Петрович. - Я думаю, что экспозиция в фото будет достаточна. Пленка высокочувствительная... Да, вы что-то говорили насчет опасности? Встретиться с таким гадом один на один я бы не хотел. В будущих экскурсиях по дну моря нужно будет хорошо вооружаться... Обратите внимание: рыб здесь нет! Так, собственно говоря, и должно быть. Мы с вами опускаемся в эру древнейших обитателей моря: кишечнополостных, низших раков, головоногих моллюсков. На самом дне мы, вероятно, увидим и гигантских ракообразных, давно вымерших на Земле, двустворчатых моллюсков и иглокожих. Я должен сказать, что очень доволен. Чрезвычайно интересное путешествие! Не правда ли? Но это еще не все, что нам нужно.
      - Не все? - спросил Владимир почтительно. А Наташа догадалась, о чем идет речь:
      - Не хватает простейших?
      - Ну конечно. Я отправился на Венеру, чтобы найти виды, занимающие промежуточное место между неживой и живой природой. А пока мы встречаем жизнь в довольно развитых формах. Это меня меньше интересует.
      - Лично меня тоже больше устраивают простейшие, а не этакие чудища, как мы только что видели, - сказал Владимир. - С инфузориями как-то спокойнее.
      Наташа не могла не рассмеяться. Было странно, что в этой невероятной обстановке, в миллионах километров от Земли, люди шутили, говорили обыденные вещи. Но человек привыкает к самым странным положениям.
      - Извините, Виктор Петрович, - спросила она, - а разве не в болотах надо искать простейшие организмы?
      - Ваше замечание не лишено логики, - ответил ученый. - Есть много оснований полагать, что жизнь на Земле и других планетах возникла под влиянием фотосинтеза. Местом ее зарождения являлись хорошо освещенные участки поверхности. Именно в таких местах, под влиянием ультрафиолетовых солнечных лучей, свободно проникавших сквозь толщу атмосферы, еще не имевшей кислорода, и начался, может быть, синтез паров воды и углекислого газа с образованием углеводородов. Большую роль в этих процессах могли стать и электрические разряды при бесчисленных грозах.
      - Природа сама создала творческую лабораторию,- произнес Владимир.
      - Совершенно верно. В этих лабораториях и возникали сложные по химическому составу амиды и амины, а затем белковые соединения в коллоидальном состоянии. На первых порах эти коллоиды, по-видимому, носились в водах горячих океанов, а затем при соприкосновении и смешении с различными по составу высокомолекулярными соединениями из них возникали коацерваты, то есть капельки вещества, концентрирующиеся в определенных точках пространства. При каких-то благоприятных условиях отдельные коацерватные капли получали способность поглощать некоторые вещества из различных растворов под действием законов химического сродства. Вследствие этого капельки начинали расти, увеличиваться. Одни скорее, другие медленнее. Тем самым они приобретали известную индивидуальность. Постепенно они усложнялись, протекающие в них процессы становились все разнообразнее - и вот в какой-то момент появилась первая живая клетка...
      Так как в поле зрения пока не появлялось ничего нового, академик в ожидании еще невиданных подводных чудес рассказывал историю возникновения жизни на Земле. В дальнейшем, по его словам, вступали в силу законы естественного отбора. Капельки определенного состава оказывались более устойчивыми, чем другие, и постепенно формировались в однородные группы, обладающие общими свойствами. Так возникла жизнь. Если верить этой гипотезе, то искать переходные формы надлежит именно в мелких водоемах и болотах, где сильнее проявляется действие ультрафиолетовых лучей.
      Наташе было приятно, что она высказала дельную мысль. Но академик объяснил дальше, что существуют и другие взгляды на зарождение жизни. Некоторые, например, считают, что главная роль в возникновении жизни принадлежала не фотосинтезу, а другим процессам. В период образования твердой оболочки Земли, а следовательно, и других планет бесчисленные вулканические процессы должны были привести к прямому соприкосновению раскаленных карбидов железа, извергаемых из недр, с горячими водяными парами атмосферы. Так могло быть в период, когда вода находилась еще в газообразном состоянии. В результате происходило образование углеводородов, например метана, который и сейчас можно наблюдать в атмосферах больших планет, вроде Юпитера или Сатурна. Эти новорожденные углеводороды вступали в новые соединения, образуя спирты, альдегиды, кетоны. Но из недр планеты извергались на поверхность не только карбиды, но и нитриды, несущие в себе азот. Реагируя с парами воды, этот азот создавал аммиак, и теперь еще выделяющийся при вулканических процессах на Земле и занимающий большое место в атмосферах планет-гигантов. В результате этих процессов возникли белковые тела, а дальше эволюция шла теми же путями, что и по первой гипотезе...
      - Что это там, Володя? - склонилась к мужу Наташа.
      - Где?
      - Там, левее? Осьминог?
      - Нет, это водоросли.
      Ученый продолжал импровизированную лекцию. Современные взгляды на образование Земли путем сгущения огромных масс холодной космической пыли не противоречат этой теории, потому что для химических реакций между раскаленными карбидами и водяными парами вовсе не обязательно представлять нашу планету как огненный шар, покрывающийся корой после остывания. Достаточно и тех вулканических процессов, которые имели место в отдельных участках холодного в массе вещества. В дальнейшем, при выпадении воды в жидком виде и образовании горячих океанов, там возникали белковые коллоиды из подготовленного заранее материала. Далее создавались коацерваты, вступал в силу естественный отбор, и появлялась жизнь. Вначале не было границы между растительной и животной жизнью в узком смысле этого слова. Первичные живые существа, более простые, чем бактерии, не были еще ни животными, ни растениями. Лишь позднее, на следующих ступенях эволюции, произошло деление на два основных направления жизни: растения, то есть живые существа, которые, используя действие фотосинтеза, применяют в качестве пищи элементы неживой природы, и животные, питающиеся только органическими веществами, то есть растениями или другими животными...
      Владимир и Наташа сами знали немало в этой области, но с интересом слушали ученого, потому что это был очень ясный синтез последних научных гипотез.
      - Наука и должна решить, - закончил академик, - является ли фотосинтез основным условием возникновения жизни из неодушевленной материи. Если мы найдем первичные формы живых существ только в мелководных бассейнах, то решающая роль принадлежит фотосинтезу. Если окажется, что и в глубинах морей, куда не проникает дневной свет и где ультрафиолетовые лучи не оказывают никакого влияния, тоже имеются переходные формы, характерные для первых этапов процесса образования жизни, то верна вторая гипотеза. Лично я надеюсь найти простейших, даже субпростейших, именно в морских пучинах. Искать их следует на самом дне. Теперь понимаете, почему мы опускаемся туда? Извините за это длительное объяснение, но мне бы хотелось, чтобы и вы творчески участвовали в наших работах...
      - Кстати, - заметил Владимир, - до дна осталось немного: приборы показывают 2050 метров ниже уровня моря и 183 метра до дна.
      - Да, дружок, - положил ему руку на плечо академик, - пора от теории переходить к практике... Включите нижние прожекторы! Посмотрим, что мы тут найдем.
      Два широких снопа света вырвались из мощных фонарей и прорезали тьму пучины. Здесь не было ни одного солнечного луча. В глубине моря царил вечный непроницаемый мрак, но вода поражала своей чистотой и прозрачностью. Оставаясь в темноте, путешественники могли отлично видеть далеко вперед.
      Дно состояло из крупных угловатых скал. Перед глазами исследователей возник горный хребет с прихотливым лабиринтом ущелий. Несмотря на отсутствие света, поверхность скал была покрыта причудливой растительностью. Тут были не только заросли морских трав - по склонам гор и в долинах простирались целые подводные леса. Лишь более высокие горы, как это бывает и на суше, поднимались голыми, скалистыми зубцами.
      - Нелегко здесь выбрать место для посадки, - заметил Владимир.
      - Это совершенно необходимо! - сказал академик. - Непременно надо побывать в этих лесах. Где-нибудь в расселине и возможно найти как раз то, что я ищу.
      - А нам вы разрешите пойти с вами? - спросила Наташа.
      - В вашей храбрости не сомневаюсь, - ответил ученый, - но, пожалуй, лучше остаться. Наблюдайте из окон рубки.
      Владимир медленно вел судно, постепенно опускаясь на дно. Испуганные обитатели подводного царства, попав в ЛУЧИ света, на мгновение цепенели от ужаса, а затем бросались во все стороны, стремясь скрыться от непонятного и страшного явления.
      Исследователи не могли оторваться от окон. Не ДОВОЛЬСТВУЯСЬ одним наблюдением. Виктор Петрович включил киносъемочную установку. Тишину нарушало лишь мерное гудение аппарата, потому что люди умолкли, всецело захваченные волшебным зрелищем.
      На дне кишела жизнь. Студенистые, лишенные твердых скелетов медузы и сифонофоры, тела которых были пропитаны водой, прекрасно приспособились к условиям страшных давлений морских глубин. Тут обитали и другие существа, которых природа наделила твердым панцирем. В освещенной зоне появились странные создания. Это были шары разного размера, вплоть до нескольких метров в поперечнике, покрытые длинными и острыми иглами, торчащими во все стороны. Наряду с ними шары имели длинные и гибкие конечности - по шесть, восемь и даже десять пар. Одни из них были приспособлены для плавания, другие, вооруженные крепкими клешнями, - для хватания. Ослепленные прожекторами, причудливые создания сталкивались друг с другом, переплетались между собой и, соединяясь в бесформенные, копошащиеся груды, исчезали куда-то в темноту. Медленно проплывали чудовища, похожие на гигантских сороконожек. Передняя часть их тела состояла из головы с круглым шлемом, между щитками которого находились несоразмерно огромные, выпуклые глаза. Вокруг рта, снабженного мощными челюстями, помещались длинные щупальца. Грудь их тоже была покрыта твердыми пластинками, позволяющими, однако, телу свертываться и превращаться в бронированный шар. Под защиту крепкого панциря можно было убрать и длинное брюшко, состоящее из большого числа сегментов, несущих по две папы ножек. Таких существ тут было много. Они возникали из мрака, сталкивались с подводной лодкой, их головы с шевелящимися челюстями вплотную прижимались к стеклу окон, а многочисленные клешни скребли по стальной обшивке судна.
      Наташа с замиранием сердца смотрела из окна, пока Владимир, не отрывая глаз от подводных скал, выбирал место для посадки. Что касается академика, то с его стороны доносились только отдельные слова. Наташа прислушалась.
      - Гм... Иглокожие... Гигантские офиуры. Наряду с придонными формами здесь широко представлены и подвижные. А это что такое?.. Ну конечно, трилобиты, но значительно крупнее, чем мы привыкли видеть... Шары с иглами я не рискнул бы отнести к морским ежам. Скорее это радиолярии...
      - Но как они могут выдержать такое давление, Виктор Петрович? - удивлялась Наташа.
      - Вероятно, этому способствует шаровидная форма... Но что случилось? Где причина паники?
      Как по сигналу тревоги, все обитатели морского дна вдруг кинулись в разные стороны. И тогда в опустевшем пространстве, залитом светом, появилось действительно настоящее чудовище. Это было нечто вроде исполинского краба. На шести парах ног, состоящих из отдельных члеников, каждый не менее метра в длину и толщиной в ногу взрослого человека, вдобавок покрытых панцирной защитой, помещалось яйцевидное тело. Верхний щит животного образовывал настоящий свод около 3 метров шириной и не менее метра в высоту, считая до острия гребня, которым этот щит заканчивался. Наружная поверхность была снабжена короткими и толстыми иглами. Они делали владельца подобного панциря совершенно неуязвимым. Под защитой надежной брони находилась и небольшая голова со сложно устроенными мощными челюстями. Видно было, что чудовище могло легко справляться с твердыми покровами других обитателей пучины. Наташе показалось, будто выпуклые глаза животного полны дикой злобы. Передняя пара ног кончалась сильными клешнями.
      Пораженные исследователи имели возможность определить, что длина клешни около метра. Можно было не сомневаться, что такая клешня легко перекусит человеческое тело. Даже привыкшие ко всяким неожиданностям, астронавты невольно замолчали, охваченные ужасом.
      - Знаете, Виктор Петрович, - не спуская глаз с чудовища, сказал Владимир, - чем ближе к месту, где вы собираетесь искать простейших, тем страшнее эти чудовища. Ведь это настоящий ужас! Неужели у вас не пропала охота гулять по лесам, где водятся такие экземпляры?
      Академик как будто вовсе утратил чувство страха. Его целиком захватили научные проблемы, и некогда было подумать о таких вещах, как сохранение жизни. Ученый находился во власти еще не испытанных переживаний.
      - Подумайте, - отвечал он, - каждый ученый должен мне завидовать. Где вы это увидите? Какой великолепный представитель предков наших ракообразных!.. Да, выглядит он, я бы сказал, неприветливо! Перед нами подлинный властелин подводного царства... Прошу вас, дайте свет поярче! Нам не простят, если фильм будет плохо снят...
      Владимир включил еще одну пару прожекторов. Теперь яркий свет позволял рассмотреть страшилище во всех подробностях. Животное, поблескивая свирепыми глазами, протянуло вперед клешни и в бессильной ярости пыталось сломать форштевень подводного корабля. Но клешни скользили по металлу, не будучи в состоянии справиться с невиданным противником. Тогда чудовище, впервые встретившее более могучее создание, чем оно само, испугалось и метнулось в темноту.
      Медленно проплыв над гребнем подводных гор, лодка достигла места, где морское дно представляло собой нечто вроде небольшой долины с отлогими склонами. Здесь и произвели посадку. Указатель глубины остановился на цифре "2343" и замер.
      Виктор Петрович сказал:
      - Ну, надо собираться.
      - Не лучше ли отложить до другого раза? - робко предложила Наташа. - Можно взять с собой побольше народу; Ивана Платоновича и Николая Александровича. Как можно выходить из лодки, когда там разгуливают такие чудовища?
      Она не могла понять, как академик решался идти в одиночку на такой подвиг. Наташа так и сказала ему.
      - Подвиг? - удивился он. - Какой же это подвиг? Обычная моя работа. Я не затем прилетел, чтобы любоваться природой Венеры. Слишком много надо сделать...
      Он стал торопливо надевать защитный костюм. Владимир и Наташа переглянулись и, очевидно, поняли друг друга. Пилот сказал жене, что она останется в лодке, а он пойдет вместе с ученым, и тоже стал надевать на себя неудобный костюм.
      - А вы куда? - спросил академик. - Как можно оставлять свой пост?
      - Но и вас одного мы не можем отпустить.
      - Да, Виктор Петрович, - сказала Наташа, - вдвоем все-таки будет лучше. С лодкой ничего не случится...
      - А если...
      - Ну, мало ли что... - Наташа не хотела и думать о неприятных вещах.
      - Все-таки напрасно вы идете. Владимир Иванович, - счел долгом повторить академик, хотя в душе прекрасно понимал, что это самое разумное решение.
      Наташа с тревогой смотрела то на одного, то на другого.
      Исследователи надели скафандры, вооружились пистолетами, захватили с собой электрические фонари и острые ножи. Проверив действие кислородных приборов, академик и Одинцов вошли в выходную камеру и закрыли за собой дверь, ведущую внутрь судна. Одинцов повернул рычаг, и вода, сжатая на глубине огромным давлением, со страшной силой хлынула в камеру. Если бы струя ударила незащищенного человека, он был бы убит на месте, но астронавтов предохраняли особые волнорезы, которые ослабляли напор. Камера наполнилась в течение нескольких секунд. Тогда Одинцов повернул другой рычаг, и тяжелый люк плавно отошел в сторону.
      ...Скафандры не очень стесняли людей. Приходилось только помогать руками во время движения. В случае необходимости быстрого перемещения можно было лечь на бок и включить небольшой мотор, укрепленный на спине рядом с кислородным аппаратом. Таким образом можно было передвигаться со скоростью до 30 километров в час. Портативные коротковолновые радиотелефоны позволяли разговаривать друг с другом. На близком расстоянии поглощение радиоволн в воде было не слишком велико.
      Академик и его спутник осторожно направились туда, где находился подводный лес, внимательно смотря по сторонам. Однако ничего опасного заметно не было.
      Ровная каменистая площадка, на которую опустилась лодка, скоро кончилась, и под ногами стали громоздиться круглые камни, покрытые мхом. Здесь исследователи увидели множество мелких обитателей подводного царства, двустворчатых моллюсков и водоросли. Опытный глаз ученого узнавал в непривычных для земного жителя формах существа, в основе своей аналогичные тем, которые жили на Земле. При всем различии природных условий, большей близости к Солнцу, меньшей силе тяжести, другой продолжительности дня и ночи путь эволюции на Венере совершался по тем же законам развития. Формы возникали различные, но направление и существо движения были одинаковые.
      Виктор Петрович воочию увидел здесь живые организмы, оставившие след и в истории Земли.
      - Смотрите, - долетал до Владимира казавшийся глуховатым голос академика, - если бы я не знал, что мы на Венере, то можно подумать, будто машина времени перенесла нас в далекое прошлое Земли. Мы словно бродим по дну земного моря древнейших геологических периодов. Еще до Кембрия. Ведь это же несомненно цистоидеи! А вот здесь трилобиты и наутилиды.
      - Какие огромные раковины! - заметил Владимир. Верхняя створка крупных раковин у большинства поднималась, придавая моллюску вид широко раскрытой пасти, где шевелились многочисленные щупальца.
      - Они очень похожи на наших брахиоподов. Их легко спутать с двустворчатыми, но у тех створки расположены по бокам, а у этих одна спинная, другая брюшная. Спинная поднимается... А это что? Вон там... Неужели это аммониты? Значит, они существовали еще в докембрийское время... - С этими словами ученый показал рукой на большую спиральную раковину, медленно ползущую по дну. - Да, типичный аммонит!
      Ученого интересовало другое. Ему НУЖНО было вдоволь порыться в подводном лесу. Когда Виктор Петрович стал осматривать заросли, Владимир понял, что академик разыскивает там следы простейших.
      - Во что бы то ни стало нужно взять образцы здешних водорослей, а также пробы грунта, - сказал он. - Быть может, в этой слизистой массе и кроется разгадка жизни. Скопление первичных коллоидов...
      Что-то двигалось за растениями, но академик не обращал никакого внимания на подозрительные явления, всецело захваченный работой. Владимир держал оружие наготове. Ученый, тоже с пистолетом в руках, превратился в исследователя морских джунглей.
      - Виктор Петрович!..
      - Сейчас, сейчас!
      - Виктор Петрович, быть может, пойдем назад? Одинцов удивлялся невозмутимости академика. Наконец они двинулись обратно, туда, где сквозь массу воды виднелось сияние прожекторов. Но яркий свет привлек не только их внимание. Когда исследователи подошли поближе, они с ужасом увидели, что лодка окружена огромными ракообразными существами, вроде того, которого они рассматривали из рубки.
      Десятки этих чудовищ двигались около лодки, хватали ее клешнями. И Владимир подумал, что должна переживать Наташа! Прямой опасности для стального судна еще не было. Однако один вид этих злобных глаз приводил в трепет.
      Но если подводный корабль мог с полным презрением отнестись к этому нападению, то положение двух исследователей вне его было очень опасным. Они спрятались за камнями, чтобы не привлекать к себе внимания чудовищ. Владимиру не терпелось.
      - Надо прорваться к лодке, - предложил он. - Не можем же мы сидеть здесь целую вечность!
      - Вы правы, - согласился академик. - Но что же делать?
      - Придется вступить в бой.
      Электрические пистолеты стреляли бесшумно. На том расстоянии, на котором исследователи находились от лодки, стрелять было трудно, но Владимир оказался хорошим снайпером. Каждая пуля находила себе цель. Академик тоже бесстрашно выпускал пулю за пулей, поднявшись на камень. Среди чудовищ произошло замешательство. Владимиру даже показалось, что не тронутые пулями ракообразные принялись пожирать пораженных.
      Наташа, очевидно, поняла, в чем дело, потому что прожекторы погасли на мгновение и снова зажглись. Потом маневр повторился несколько раз. Быть может, это возникновение и исчезновение света и напугало чудовищ, но они начали расползаться. Вскоре около лодки осталось только с десяток мертвых и умирающих гадов. Ноги некоторых продолжали судорожно шевелиться.
      С большой осторожностью академик и Одинцов пробрались к выходной камере. По дороге они могли видеть, какие разрушения производят электрические пули. У одних чудовищ были вдребезги разнесены панцири, у других оторваны конечности, один лежал с оторванной головой.
      Открытая чернеющая дверь камеры показалась исследователям в эти минуты необыкновенно уютной.
      Наташа была очень довольна, что все кончилось благополучно. Когда они остались вдвоем, Владимир стал рассказывать о своих приключениях:
      - Понимаешь, я все-таки не трус. Но ведь с этими чудовищами шутки плохие... Надо прятаться за камни, а он упорно идет вперед и стреляет будто по куропаткам...
      - Настоящий ученый! - с восхищением сказала Наташа. - Когда он занят наукой, все остальное для него не существует. Неужели ты не заметил? Он так захвачен своими идеями, что мысль о возможности смерти даже не приходит ему в голову.
      - Может быть, - пожал плечами Владимир. Борьба с подводными чудовищами кое-чему научила и академика. Теперь он избегал покидать лодку и производил наблюдение из корабля или выходил на морское дно только поблизости и на незначительное время. Исследования морских глубин продолжались несколько дней. Затем Виктор Петрович решил, что пора возвращаться на базу.
      ГЛАВА XX,
      в которой говорится о первой ночи на Венере и трудностях, возникших перед экспедицией
      Прошло двое земных суток.
      Шаповалов вышел на берег, чтобы пройтись перед сном, так как и на Венере он очень заботился о своем здоровье.
      Михаил Андреевич успел соскучиться в одиночестве. Трое плавали где-то в пучинах моря, двое искали самолет, а на его долю выпали ежедневные наблюдения за атмосферой и приведение в порядок записей. Время от времени он ловил позывные товарищей и был в курсе их работы.
      Кроме скуки, астроном в последнее время стал испытывать легкое недомогание. Голова сделалась тяжелая, временами побаливала, все тело ломило в суставах. Иногда давало знать сердце.
      "Неужели это последствия радиации? - в ужасе думал профессор. - Нет, скорее неблагоприятный климат Венеры... Старость приходит".
      Такого рода мысли занимали его и теперь. Вокруг лежал легкий сумрак. Долгий день приходил к концу. Профессор уже собрался уходить, когда заметил вдали, за гребнем береговых скал, яркие световые пятна. Они были отчетливо видны за лиловатой дымкой вечера.
      "Смотрите, смотрите! - сказал сам себе ученый. - Возвращаются наши механики".
      Действительно, в той стороне колебались два световых луча и меняли место. Они могли принадлежать только вездеходу.
      "Включить свет!" - подал себе команду астроном.
      Мощный передний прожектор ракеты, направленный в небо, тотчас же вспыхнул огромным столбом света и уперся в далекие облака. Разумеется, теперь было не до сна. Прошло еще полчаса, и ярко освещенный изнутри вездеход показался на гребне, поискал фарами дорогу и осторожно спустился вниз.
      Сандомирский и Красницкий выполнили свою задачу. Устали они оба ужасно, но потерпевший аварию стратоплан с разбитым фюзеляжем и оторванным крылом, укрепленный стальными тросами на крыше вездехода, был благополучно доставлен на базу.
      - Не думали, что доберемся до дому... - рассказывал Сандомирский. - Но стратоплан доставили.
      - Большие поломки! - покачал головой Шаповалов.
      - Постараемся все-таки привести его в порядок, - сказал Красницкий.
      Шаповалов угостил вернувшихся сытным обедом. Потом все пошли спать. Участники спасательной экспедиции валились с ног от усталости.
      Календарные дни на Венере текли быстро. Не успели путешественники по-настоящему осмотреться на новом месте, как незаметно пролетели две недели и наступили сумерки.
      Желто-красный свет полудня постепенно сменился багровым сиянием вечера. Удивительны были последние часы перед закатом невидимого солнца. Оно не проникало сквозь толщу облаков, но его косые лучи, по мере того как путь через атмосферу Венеры становился длиннее, приобретали все больше пурпура. Оранжевый небосклон стал ярко-алым, постепенно перешел в малиновый, наконец загорелся волшебным лиловым светом, который в этом мире заменял розовеющую вечернюю зарю. С той стороны, откуда надвигалась ночь, вдруг пришла глубокая и темная синева. Ветер затих. Море, огромное и взволнованное, стало спокойным, едва подернутым мелкой рябью. Отражая пламенеющие краски заката, оно тоже запылало, как расплавленный металл, потом заблистало самоцветами, сделалось багряным и постепенно покрылось синевой. Прекрасны были розовые блики на воде, нежные, как перламутр, и сиреневое кружево пены на коричневых Скалах.
      Лучше и благороднее становится человек, созерцая природу. Все мелкое и будничное уходит на задний план и, наоборот, раскрывается все хорошее, часто глубоко скрытое. В тот день, в последние часы венерианских сумерек, выяснилось, что Иван Платонович Красницкий не только ученый химик, но и талантливый художник.
      Все считали его суховатым, даже несколько ограниченным человеком. Со стороны казалось, будто ученый вовсе лишен эмоций. Он знал очень много, за каждой его фразой скрывалась глубокая мысль и отличное знание предмета, но он был сдержан, молчалив, редко смеялся, относился к тем людям, которые больше делают, чем говорят. Легко представить изумление Шаповалова и Сандомирского, когда они увидели, что Иван Платонович появился в салоне с большим этюдником, уже бывавшим в работе, и складным мольбертом в руках. Застенчиво улыбаясь, Красницкий сказал:
      - Не хочется спать, пойду на берег...
      - Рисовать? Заниматься живописью? - удивился Шаповалов.
      - Так... несколько этюдов...
      - Это же превосходно! - пришел в восторг экспансивный профессор. - Что же вы скрывали свои таланты? Значит, мы привезем домой не только фотографии, но и картины Венеры, воспринятые глазами художника!
      - Что вы, - сконфузился Красницкий, - это совсем пустяки. Сейчас изумительные краски...
      С этими словами Красницкий поспешил на берег. Видно было, как он устраивается среди скал.
      Даже деловитый Сандомирский и профессор, которому нездоровилось, тоже поддались очарованию этого необыкновенного заката. Они долго сидели на камнях и наблюдали, как догорает долгий, многосуточный день и постепенно надвигается ночь.
      Когда по земным часам наступило утро, ракету окружал полный мрак. Было странно и жутко. В самую темную осеннюю ночь на Земле сквозь облака все-таки проникают едва заметные лучи света. Когда глаз немного освоится с темнотой, можно различать неясные очертания окружающих предметов. Здесь мрак был абсолютным. Ни одной звезды на небесах, ни единого огонька вокруг. В мире воцарилась полная невиданная тьма.
      Как всегда, в семь часов утра обитатели ракеты собрались в столовой. Сандомирский и Красницкий рассказывали, дополняя друг друга, как они нашли стратоплан, используя последние часы сумерек, как с огромным трудом подняли его на вездеход.
      Было решено немедленно заняться ремонтом машины. Все равно при наступившей темноте всякая работа вдали от ракеты стала невозможной.
      Берег превратился в ремонтно-механическую мастерскую. Мощные прожекторы заливали ярким светом дружно работающих людей. На космическом корабле имелось все необходимое для устранения даже серьезных аварий и поломок. На берег своим ходом вышел маленький подвижной кран. Туда же были доставлены электросварочный аппарат, механические ножницы и разные другие механизмы и рабочие инструменты, хранившиеся в кладовых ракеты. Машины работали от атомных аккумуляторных батарей.
      Астронавты принялись за дело под руководством Красницкого. Старые навыки бывшего судового механика были здесь весьма полезны. Однако на практике все оказалось не так легко, как думали вначале. Пришлось снимать обшивку с разбитого крыла, заменять погнутые лонжероны, приваривать новые листы из легкого металла. Немало пришлось потрудиться и над ремонтом сильно помятой при падении кабины. Если бы не деревья, принявшие на себя удар, когда рухнул стратоплан, то вообще вряд ли его можно было восстановить.
      За работой совсем незаметно прошло двенадцать земных суток. К тринадцатому дню самолет стоял на старом месте в полной исправности. Кое-что на нем было сделано собственными средствами, но он вполне отвечал своему назначению.
      Усталые, но довольные результатом работы, астронавты вернулись в ракету и собирались отдохнуть, когда Сандомирский посмотрел в окно и вдруг закричал:
      - Свет на море!
      Это вызвало всеобщее ликование. Друзья возвращались. Все соскучились по Наташе.
      - Возвращается Виктор Петрович! - сказал сияющий Сандомирский. - Надо включить верхний прожектор.
      Снова к небу поднялся столб света. Троекратное включение и выключение прожектора на лодке означало что-то вроде салюта. Не прошло и часа, как участники подводной экспедиции появились в салоне.
      Разговорам не было конца. Наташа передавала подробности о приключениях, которые они испытали с Владимиром, описывала морских чудовищ, встреченных на пути, а Виктор Петрович показывал моментальные фотографии, сделанные им во время плавания. Особенный интерес вызвал, конечно, рассказ о битве с гигантскими ракообразными. И все-таки люди стали привыкать к своей чудесной и ни на что не похожей жизни и не ужасались. Много дней астронавты не видели друг друга и теперь, снова собравшись вместе, особенно остро почувствовали, какую крепкую и сплоченную семью составляет их маленький коллектив, заброшенный на далекую планету. Остаток дня посвятили отдыху. Устроили киносеанс. Взятые с собой фильмы дали возможность перенестись на несколько часов на родную Землю.
      Невольно и с невыразимой силой потянуло туда, где над головой синеет купол неба, сияет солнце, заливая ослепительным светом зеленеющие леса и сады, золотые нивы, голубоватые горы и лазурное море. Да, это был действительно "лучший из миров"! Какое счастье для человека, что ему суждено было родиться на Земле!
      Долго не умолкали разговоры в этот памятный вечер.
      Наутро все, как обычно, собрались в салоне за завтраком. Неярко светили электрические лампы - астронавты экономили теперь энергию. За окнами чернела ночь. Окружающий ракету беспросветный мрак невольно действовал на психику. Не зря для работы в полярных областях Земли подбирают особенно здоровых людей с крепкими нервами, потому что не каждый способен сохранять хорошее и бодрое настроение во время долгих ночей, когда месяцами не видно солнца. А теперь контраст между показанными на экране яркоцветными картинами далекой, родной планеты и окружающей путешественников мрачной природой Венеры был особенно заметен. Хотелось яркого света, чистой и свежей атмосферы...
      Астронавты собрались за столом молчаливые, сумрачные, озабоченные. Каждый ушел в себя, поддавшись невеселым мыслям, и разговоры долго не вязались.
      Даже вкусные пирожки с мясными консервами, которые состряпала дежурившая в этот день Наташа, не смогли поднять настроение. Долго никто не произносил ни слова, видимо не желая первым высказывать вслух беспокоящие каждого невеселые думы. Не хотелось называть вещи своими именами, слишком безрадостным казалось положение. Сгущенная атмосфера несколько напоминала предгрозовое состояние, когда возрастающее напряжение в природе вот-вот должно разрешиться блеском молний, раскатами грома или внезапным порывом ветра.
      Первым не выдержал астроном.
      - Ну что, друзья, - бросил он, ни к кому не обращаясь, - повидали Землю напоследок?.. Хорошо, хоть на экране...
      Никто не ответил на эту реплику. Владимир неприязненно посмотрел на профессора, хотел что-то сказать, но безнадежно махнул рукой и отвернулся. Сандомирский и Красницкий молча переглянулись. Наташа как-то неожиданно резко пододвинула, почти бросила в сторону Шаповалова тарелочку с омлетом.
      Михаил Андреевич поджал губы и процедил:
      - Благодарю!
      Потом принялся за еду с деланно безразличным выражением лица.
      Начальник экспедиции молча наблюдал эту сцену. Он хорошо понимал переживания астронавтов. Все они отдавали себе ясный отчет о положении небольшой кучки людей, заброшенных на далекую планету почти без всякой надежды на возврат. Трудно было рассчитывать на хорошее и бодрое расположение духа при таких условиях. Однако и безрадостным мыслям нельзя было позволить окончательно завладеть умами людей. Виктор Петрович решил поставить все волнующие астронавтов вопросы.
      - Итак, друзья, - сказал он, выждав немного, - мы, конечно, понимаем друг друга без слов. Все ясно? Давайте думать, как жить дальше?
      Некоторое время продолжалось молчание. Каждый про себя обдумывал положение, стремясь найти выход.
      Начал Сандомирский.
      - К чему напрасные слова, - произнес он. - Пути к возврату у нас отрезаны. Для взлета с Венеры по направлению к Земле, когда Солнце уже не будет нашим помощником, требуется не менее 5000 тонн горючего, дающего скорость истечения газов 4,5 километра в секунду, и столько же окислителя. Правда, фтором мы обеспечены, но бороводородов осталось только 2285 тонн. Как бы ни старались мы облегчить корабль, но с таким количеством нельзя и надеяться преодолеть притяжение Венеры. Каждый из вас наизусть знает эти цифры.
      - Мы все теперь сидим буквально, как мухи на клейкой бумаге, - криво усмехнувшись, вставил Шаповалов. - Единственное, что нам остается, это жужжать в ожидании конца.
      - Издавая при этом весьма противные звуки! - не удержался Владимир.
      - Что вы хотите сказать? - вспылил профессор. - В конце концов мы не дети, а взрослые люди. Надо же говорить серьезно! Положение безвыходное. Спасти нас может только помощь с Земли, но мы не имеем связи. Сколько ни жужжать, все равно бесполезно! Никто не услышит. И с этим давно пора примириться. Обидно пропадать ни за грош, но факты, как говорят, - упрямая вещь...
      - Что значит "пропадать"! - возмутился Красницкий. - Если мы и не сумеем вернуться, то можно приспособиться к жизни на Венере: ограничить потребности, ввести рационы, растянуть запасы. Будем жить здесь, работать, пока хватит сил...
      - Иван Платонович, вы же не ребенок! - раздраженно возразил астроном. Жить в здешней атмосфере без кислородных приборов человек не может, а запасы кислорода у нас ограничены. Питаться продуктами, имеющимися на Венере, мы тоже не в состоянии. Пока это не удавалось и вряд ли выйдет. Имеющихся ресурсов хватит на шестьсот или семьсот дней. А дальше неизбежная и мучительная смерть от голода или удушья, как кому больше нравится. Вот наша реальная перспектива.
      Закончив, Михаил Андреевич отвернулся и стал демонстративно глядеть в окно, как бы умывая руки и не вмешиваясь в дальнейшие разговоры.
      - А разве нельзя добывать кислород из атмосферы Венеры или ее вод? заметил Владимир. - Пищу найти можно. Мы даже не пробовали здешних животных. Вероятно, они все-таки съедобны. Бывали же примеры, когда люди на Земле питались одним морским планктоном. Если нам суждено оставаться, то вода и пища будут, а кислород мы сумеем получить искусственным путем.
      - Воодушевляющие перспективы! - ядовито заметил Шаповалов, не поворачиваясь к столу. - Каша из планктона! Какая прелесть!.. Пора прекратить и наивные рассуждения о кислороде. Запас энергии в наших аккумуляторах небеспределен. Если расходовать электричество для разложения воды, хватит его ненадолго. Мы ускорим конец, а не отсрочим его. Прекратите детский лепет, Владимир Иванович, будьте взрослым человеком!
      - Ветер! - коротко бросил Иван Платонович, имея в виду постоянный источник энергии на Венере. - Построить ветрянку не так уж трудно, а моторы постоянного тока у нас есть. Каждый из них может работать как генератор.
      - Правильно! - подхватил Сандомирский. - И далеко не безнадежны попытки наладить связь с Землей. Не вышло один раз, попробуем другой... третий...
      - Все это верно, - вмешался Виктор Петрович, - но не здесь заключается главное. Что-то мы все начали думать - как бы прожить, а ведь требуется совсем другое. Не забывайте, мы обязаны выполнить задачу по изучению Венеры и непременно доставить материалы на Землю. В этом главное! Дело не в нас самих, а в судьбе и пользе экспедиции. Давайте лучше думать, как вернуться.
      Снова установилось молчание, потому что задача казалась неразрешимой.
      - Синтез! - неопределенно заметил Красницкий.
      - Синтез чего? - резко бросил Шаповалов. - Единственное, чем богата Венера, это вода. На ней далеко не улетишь.
      - Атомарный водород... - несмело начал Владимир. - Скорость газовой струи исключительная - до 18 километров в секунду...
      - Ребячество! - сердито оборвал его Шаповалов. - Судите сами. Разумеется, теоретически возможно пропускать обычный водород через пламя вольтовой дуги, но ведь для этого нужно построить новые двигатели совершенно другой системы. Сделать это своими силами мы не имеем возможности!
      - Предложение неплохое по его целеустремленности, - чуть-чуть улыбнулся академик Яхонтов, - но действительно непродуманное. Не здесь лежит наш путь! Не здесь!
      - Любая попытка получать синтетическое горючее в наших условиях практически непригодна! - заявил Шаповалов. - В лабораторных условиях мы, быть может, и приготовим несколько кубических сантиметров полноценного горючего, но для производства его тысячами тонн потребуется завод. Разве это не ясно? Нечего тратить время на бесполезные затеи!
      Снова наступила минута тяжелого раздумья, потому что никто не мог предложить ничего другого, практически осуществимого.
      - Ну что же, - упрямо сказал Владимир, - будем думать, будем искать, бороться до последних сил. Я просто не могу допустить, что мы - советские люди, ученые, инженеры, располагающие могучей техникой и знаниями, не сумеем найти выход. Мы обязаны его найти и непременно найдем... Правда, Наташа?
      И он посмотрел на жену, как бы рассчитывая на поддержку.
      - Вы не сказали ни слова о природном горючем, на пример о нефти или ей подобных жидких углеводородах, - вместо ответа произнесла Наташа, обращаясь к Яхонтову.
      - Надежды мало, Наталья Васильевна, - возразил академик. - Мы убедились, что жизнь на Венере находится на первых стадиях развития, а нефть является результатом переработки органических остатков, требующей многих миллионов лет.
      - Вот с этим разрешите не согласиться! - Наташа даже вскочила и раскраснелась, как это бывало в минуты величайшего возбуждения. - Не забывайте Менделеева!
      Эти слова напоминали давнишние споры между учеными. Великий русский химик считал, что нефть возникла не путем разложения остатков доисторических животных или растений без доступа воздуха, а гораздо проще - как результат химического взаимодействия раскаленных карбидов железа и других металлов с парами воды и углеводородами первичной атмосферы Земли, то есть неорганическим путем. Вопрос этот всегда являлся больным местом для Наташи Артемьевой. Еще в стенах института она была известна как самый горячий приверженец теории Менделеева. Теперь же этот вопрос приобретал не только теоретический, но и острый практический интерес. Поэтому она спорила и горячо доказывала свою правоту. По мнению Наташи, только химические реакции с веществами неорганического происхождения могли образовать колоссальные запасы нефти, имеющиеся на Земле, а раз так, то нефть или ей подобные вещества должны быть и на Венере. Их можно найти! Их необходимо найти!
      Академик с интересом слушал темпераментную речь Наташи, но Сандомирский одной фразой охладил весь пыл молодой женщины.
      - Все это, быть может, и правильно, - произнес Николай Александрович, - но нефть и ее производные дают скорость истечения газов не выше 2,5 километра в секунду. На таком горючем улететь с Венеры невозможно!
      Совершенно обескураженная Наташа остановилась на полуслове, с минуту смотрела на Сандомирского, потом безнадежно махнула рукой и села.
      - Силаны, - произнес Красницкий, - а фтор у нас есть.
      Споры внезапно прекратились, и наступило общее молчание. Одно лишь слово, произнесенное химиком, направило мысли по другому руслу и родило новые надежды. Речь шла о соединениях кремния с водородом, иначе называемых гидридами кремния или силанами. По своему химическому составу они напоминают углеводороды. Heкоторые из таких соединений - например, трисилан, тетрасилан и другие высокомолекулярные гидриды - при обычной температуре являются жидкостями и чрезвычайно бурно реагируют с хлором, фтором и другими галоидами. При соединении силанов со фтором выделяется огромное количество тепла.
      - А ведь это замечательная идея! - согласился Виктор Петрович. - Природные силаны вполне возможно найти и на Венере.
      Наташа бросила на Красницкого взгляд, полный уважения. Шаповалов иронически улыбнулся, но на этот раз промолчал.
      Надежда, вдруг мелькнувшая перед астронавтами, основывалась на одном весьма логичном предположении. Кремний представляет собой элемент, в природе весьма распространенный. По существу, он является основой всего неорганического мира, так как большая часть горных пород, образующих литосферу, или твердую каменную оболочку планет земной группы, их кору, состоит из кремния в сочетании с кислородом и другими элементами. Широко известные кварц, песок, кремень - все это минералы, состоящие из кремния как химической их основы.
      С другой стороны, установлено, что водород входил в первичную атмосферу всех планет без исключения и до сих пор содержится в атмосфере Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна, то есть планет-гигантов. Поэтому не было ничего неразумного в допущении, что при формировании Венеры, развивавшейся в иных температурных условиях, вследствие ее большей близости к Солнцу, могли образоваться природные соединения кремния и водорода, так как и тот и другой элемент находились здесь в избытке.
      - Ну что ж! - продолжал академик. - Значит, надо искать. Но найдем ли мы их, вот в чем вопрос?
      - Найдем, Виктор Петрович! - уверенно сказала Наташа. - Силаны, силены, бораны или какие-нибудь другие вещества, способные гореть, должны быть на Венере.
      - Вам и книги в руки! - улыбнулся академик. - Не зря же мы взяли с собой геолога-разведчика.
      Наташа оживилась. Ей все время казалось, что пользы для экспедиции от ее пребывания в числе участников полета недостаточно. Хотелось стать действительно полезной. Разговор у костра в тот вечер, после сражения с пауками, не выходил из ее памяти. Теперь открывалась возможность применить свои знания и энергию.
      Несмотря на серьезность положения, молодая женщина сияла от удовольствия.
      - Итак, - продолжал Виктор Петрович, подводя итоги беседы, - теперь все высказались и можно принимать решение. Положение наше трудное, но далеко не такое безнадежное, как думают некоторые. Первоочередная задача ясна - найти горючее. Будем искать силаны. Здесь реальная возможность. Поручим это дело Наталье Васильевне и Владимиру Ивановичу. В их руки передадим всю технику: вездеход, самолет, подводную лодку. Если надо, все включимся в это дело. Здесь главное - непреклонная воля, настойчивость и труд. Непрестанный труд. Одновременно подумаем и о другом. Энергия нам нужна при всех обстоятельствах. Значит, поручим Ивану Платоновичу и Николаю Александровичу использовать подручные средства и соорудить ветрянку. Сделать это можно и нужно. Будем продолжать попытки наладить связь с Землей. Но мы не имеем права забывать и про главные цели экспедиции. Собственно научную работу нельзя прекращать ни на один день. И мне и Михаилу Андреевичу нельзя опускать руки, а надо продолжать планомерно выполнять программу наших исследований. Согласны?
      Он остановился, пытливо оглядывая окружающих поверх очков.
      - Все это очень хорошо, Виктор Петрович, - сквозь зубы процедил Шаповалов, - но весьма проблематично. Попросту говоря, не получится ли у нас мартышкин труд? А если мы ничего не найдем, ничего не построим? Не пустая ли это затея?
      - Извольте! - сдержанно произнес академик, хотя за стеклами его очков заблестели искорки раздражения. - Извольте! Допустим, что действительно ничего не выйдет и мы не сумеем найти средства для возврата. Пускай будет так. Значит ли это, что мы должны опустить руки и равнодушно ждать конца? По-моему, нет. Пока есть силы, мы обязаны трудиться, собирать материалы, вести записи. Нам нужны дневники научных работ, куда следует заносить все наши наблюдения, могущие принести пользу людям. А если уж наступит наш час, мы примем смерть мужественно, как и подобает советским людям, ученым. Последний из нас примет меры, чтобы сохранить наши труды для тех, кто неизбежно придет нам на смену.
      - Обнадеживающие перспективы, - усмехнулся Шаповалов, - нечего сказать!
      - Что делать! Мы обязаны смотреть правде в глаза и, если надо, как солдаты, погибнуть на своем посту! - произнес Сандомирский.
      - Каждый должен исполнить свой долг, - негромко добавил Красницкий.
      - А я уверена, что мы найдем выход! - задорно бросила Наташа.
      - Перед нами незабываемый пример Седова! - сказал Владимир, с гневом глядя на астронома. - До последнего часа жизни своей он работал во имя родины. Да мало ли других примеров.
      Шаповалов ничего не возразил, но презрительная улыбка так и застыла на его лице.
      Беседа закончилась. Путешественники приступили к очередной работе. Надо было использовать ночной период для приведения в порядок записей и наблюдений, классификации коллекций. День на космическом корабле шел за днем, совершенно как на Земле. В салоне, в каютах, в лабораториях - всюду горел свет, везде шла работа. Ракета слегка покачивалась на волнах, и огни отражались в воде трепетными золотыми полосами...
      Пришельцев на Венеру со всех сторон окружала беспросветная ночь, но иногда угрюмая природа поражала астронавтов феерическим зрелищем полярных сияний.
      Впервые это случилось на другой день после памятного разговора о положении экспедиции.
      После обеда Наташа и Владимир, надев маски, направились на берег, чтобы проверить, достаточно ли хорошо закреплен стратоплан. Все было тихо вокруг, но астронавты неоднократно убеждались, какая это обманчивая тишина. Ветер на этой планете возникал в одно мгновение с необыкновенной силой и все сметал на своем пути.
      Едва они вышли на берег, освещая путь электрическими фонариками, как заметили, что вокруг стало светло и на камни упали длинные тени. Впервые на этой планете люди увидели свои тени. Обычный дневной свет окружал здесь предметы с одинаковой силой со всех сторон, и падающих теней на Венере не было.
      Молодые люди остановились в изумлении. Горизонт полыхал голубоватым заревом. Через мгновение вспыхнул весь небосклон. Им даже стало не по себе от этого обилия света. Сияние все больше и больше разливалось по небу. То затухая, то снова разгораясь, оно переливалось всеми цветами радуги. Несколько секунд преобладал голубой свет, необыкновенно нежный и холодный; потом вспыхнули над морем яркие зеленые лучи, стремительно пронеслись по небу, и все загорелось изумрудами; затем появилось густое синее пламя, а на смену ему фиолетовое, уже полыхающее за облаками...
      Они стояли как завороженные и не знали, в какую сторону смотреть. Остальные астронавты тоже не могли не заметить удивительного явления и поспешно выбежали на берег. Цвет неба менялся каждое мгновение. Голубые, фиолетовые, зеленые и ярко-алые лучи кружились по небесному своду в фантастическом танце, потухали, вновь вспыхивали и рассыпались драгоценными самоцветами.
      Все, что происходило вверху, отражалось и в море, как в исполинском зеркале. Горизонт пропал. Небесная сфера, казалось, стала круглой, состоящей из разноцветных огней и окружила людей со всех сторон.
      Астронавты не могли оторвать глаз от волшебного зрелища. Полярное сияние, достигающее на Венере такой силы и яркости ввиду близости Солнца, длилось не менее часа. Потом все погасло так же внезапно и неожиданно, как и возникло. Снова наступила непроницаемая тьма. Потрясенные зрители еще долго не расходились, надеясь, что чудесное видение повторится.
      ГЛАВА XXI,
      в которой смерть уносит первую жертву
      Человек с трудом переносит долгие полярные ночи. Нужно обладать вполне устойчивой нервной системой и даже особым складом характера, чтобы не поддаться тоске, когда все вокруг погружено в течение многих дней в непроницаемый мрак.
      Астронавты на Венере находились в лучших условиях, чем работники полярных станций на Земле. Ночь была короче и вокруг было тепло, но это и раздражало. В Арктике холод снижает активность человека, и поневоле приходится уменьшать размах своей деятельности. А здесь люди стремились к труду, но возможностей было мало. Приходилось или работать внутри ракеты или оставаться около нее, так как совершенно непроницаемая ночь, без единой звезды на небе, не благоприятствовала далеким походам и разведкам. К концу шестнадцатисуточной ночи все только и мечтали о рассвете.
      Но были и другие заботы. Заболел профессор.
      До сих пор никто не жаловался на болезни. Люди, отправившиеся в экспедицию, обладали великолепным здоровьем. Иначе они не могли бы принять в ней участие. Кроме того, астронавты прекрасно понимали, какие опасности таит в себе непривычная микрофлора Венеры, поэтому соблюдали строжайшую бактериологическую дисциплину. За пределами ракеты или изолированных от внешней атмосферы помещений вездехода и самолета люди дышали с помощью кислородных приборов и лишь крайне редко, на короткие мгновения поднимали, маску. Вода применялась только кипяченая, а помещения ракеты подвергались периодической дезинфекции с помощью жестких ультрафиолетовых лучей. Все эти меры предохраняли участников экспедиции от серьезных заболеваний. Наташа выполняла обязанности медика и зорко следила за здоровьем астронавтов.
      Теперь возникла опасность, что профессор на долгое время выйдет из строя. Прихварывать он стал уже давно. Когда наступила первая венерианская ночь, он совсем перестал выходить из ракеты. Началось с того, что у него пропал сон. Прежде профессор все делал со вкусом, любил покушать, не прочь был выпить рюмку водки, рассказать за столом занятную историю и посмешить приятелей. Спать он был мастер и на бессонницу никогда не жаловался. Теперь он по ночам не находил себе покоя.
      - Просто понять не могу, куда сон девался, - говорил он Наташе, принимая очередную таблетку нембутала. - Верчусь с бока на бок, а спать не могу. Голова тяжелая...
      Разумеется, профессор был подвергнут всестороннему осмотру. Ничего тревожного обнаружить не удалось. Температура была нормальная. И Наташа ограничилась тем, что велела лежать спокойно и стала давать больному снотворное.
      Многосуточная ночь приходила к концу. Из черного мрак стал темно-фиолетовым. Уже стали видны зубчатые силуэты скал на светлеющем фоне неба.
      Прошло еще три дня. Профессору лучше не стало. Спать он мог только после приема значительных доз снотворного. Усилились боли в висках и в затылочной части головы. Прежняя веселость оставила астронома. Он лежал на койке, смотрел перед собой безучастными глазами и нехотя отвечал на вопросы. Книгу он оставлял на первой же странице. Никто, конечно, не знал, о чем он думает, а он в тысячный раз задавал себе вопрос: "Неужели это лучевая болезнь?"
      Михаил Андреевич гнал от себя страшные мысли, объяснял все особенностями здешнего климата, непривычными условиями жизни, но снова и снова возникало тяжелое сомнение. Потом наступила апатия.
      Наташа начала беспокоиться. По непонятным причинам температура больного стала со дня на день повышаться. Теперь по утрам градусник показывал 37,6, доходил до 37,9. А к вечеру столбик ртути поднимался до 38,5 - 38,8. Однако, кроме головной боли и бессонницы, астроном ни на что не жаловался. Артериальное давление оставалось нормальным.
      Наташа взяла у больного кровь и сделала в лаборатории анализ. Вместе с нею пошел Виктор Петрович. Молодая женщина принялась орудовать со стеклами и пробирками. Взбалтывала содержимое, смотрела на свет, разглядывала мазки под микроскопом, с чем-то сравнивала.
      - Ну что? - спросил академик.
      - Нельзя понять, в чем тут дело. Ясно выраженный лейкоцитоз. Белых кровяных шариков больше двенадцати тысяч в кубическом миллиметре.
      - Гм... А норма шесть - восемь тысяч. Да, странно.
      - Значит, в организме у него что-то происходит. Но что именно, я не знаю.
      Как известно, белые кровяные тельца, или лейкоциты, защищают организм от вредных микробов. Едва враги проникают внутрь живого существа, как происходит своего рода мобилизация. Многомиллионные армии лейкоцитов бросаются в атаку. От жара горячих битв с проникшим в кровь неприятелем и повышается во время болезни температура тела.
      Анализ крови ясно показывал Наташе, что в организме больного имеется какой-то скрытый яд. Только этим и можно было объяснить увеличение количества белых шариков. Но что это был за яд, она не могла понять.
      Она решила посоветоваться с Виктором Петровичем. Академик беседовал в своей каюте с Сандомирским. Наташа рассказала про больного. Сандомирский не придал ее словам большого значения.
      - Ничего, отлежится... - сказал он небрежно. - Человек упитанный и здоровый.
      Но академик был другого мнения.
      - Нет, это что-то серьезное. Но что?.. - Он развел руками: - Во всяком случае, Наталья Васильевна, надо тщательно наблюдать за больным. Может быть, это влияние здешнего климата? Нужно быть готовым, что и другие могут захворать. Всё записывайте. Это очень важно!
      За ночь Михаилу Андреевичу стало много хуже. Он плохо спал, несмотря на снотворное, метался в постели и даже бредил. В эту ночь Наташа дежурила у постели больного и с удивлением прислушивалась к бессвязным фразам.
      Профессор выкрикивал отдельные и непонятные слова:
      - Жарко! Очень жарко! Нельзя дотронуться... Наташа попробовала дать ему освежающее питье. Шаповалов отталкивал кружку:
      - Не надо! Вода горячая! Все горячее! Ядовито! Он произносил и другие, но уже совершенно бессвязные слова, рвал на себе пижамную куртку.
      К утру температура спала, но больного стал трясти мучительный кашель. Михаил Андреевич просто задыхался от его приступов. Это был сухой и ничем не объяснимый кашель. После ночного бреда профессор пришел в себя, но его трудно было узнать. Некогда круглое и постоянно улыбающееся лицо астронома осунулось и стало серьезным. Глаза приняли страдальческое выражение. Два раза после особенно сильных приступов кашля он обнаруживал кровь на платке. Наташа не могла скрыть этого от больного, и он с изумлением смотрел на красное пятно.
      Горькая улыбка появилась на лице астронома.
      - Кровь! - сказал он.
      - Ничего, это от напряжения, - пыталась успокоить его Наташа.
      - Нет, это конец... - Потом прибавил: - Какая тоска!..
      - Пройдет, пройдет, - говорила Наташа, едва сдерживая слезы и проклиная свое бессилие.
      Вскоре зашел Виктор Петрович и попытался ободрить профессора разговором на научные темы. Больной безучастно смотрел прямо перед собой и ничего не отвечал.
      Кашель показал, что процесс происходит в легких. Шаповалову стали давать биомицин.
      В тот день дежурил Сандомирский. Хорошо зная Михаила Андреевича, он постарался и приготовил обед повкуснее. Сварил суп из рыбных консервов, поджарил блинчики с мясом, которые очень любил астроном, а на закуску подал салат из крабов. Больному налили стакан белого вина. На третье был компот из фруктов.
      Каково же было огорчение Сандомирского, когда больной даже не притронулся к этим вкусным вещам.
      - Не хочется, - сказал он тихим голосом. - Очень вкусно, но мне не хочется.
      Он выпил только глоток вина.
      В салоне шли невеселые разговоры.
      Ночной мрак еще не вполне рассеялся, и за окнами виднелась темно-синяя мгла рассвета. Вдруг на небе вспыхнули огни полярного сияния. Профессор приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть поразительное явление, но со стоном опустился на постель.
      - Вам плохо, Михаил Андреевич? - спросила, склоняясь к нему, Наташа.
      - Не знаю... Голова болит... И глаза режет. Света выносить не могу...
      Наташа прикрыла настольную лампочку листом темной бумаги.
      Пришел Виктор Петрович и спросил:
      - Температуру мерили?
      Наташа посмотрела на градусник: 38,8...
      - Михаил Андреевич, покажите-ка ваш язычок! - попросил академик.
      Язык у астронома был покрыт странным бурым налетом. Академик нахмурился.
      - Скорее сделайте анализ крови! - тихо сказал он,
      Наташу не нужно было просить дважды. Быстро и ловко она проделала процедуру, улыбнулась больному, попутно поправила одеяло и подушку.
      Михаил Андреевич лежал с закрытыми глазами и молчал.
      Виктор Петрович и Наташа прошли в лабораторию и там вместе произвели анализ. Склонившись над микроскопом, молодая женщина торопливо делала подсчеты. Когда все было закончено и результаты анализа лежали в виде лейкоцитарной формулы, академик просмотрел ее и помрачнел.
      - Белокровие! - сказала Наташа. - Типичный лейкоз!
      Если раньше количество белых шариков было значительно больше нормы, так как организм призывал на помощь все свои оборонительные силы, то сейчас в кубическом миллиметре крови едва насчитывалась тысяча лейкоцитов. Изменился и самый их состав. Преобладали формы, свидетельствующие о разрушении, о катастрофическом ухудшении состава крови. Число красных кровяных телец также было значительно ниже нормы.
      - Сейчас же надо сделать переливание крови, - сказал академик. - Какая у него группа?
      - Вторая.
      - Очень хорошо! Моя кровь подходит. Берите скорее и пойдемте к нему...
      Наташа стала кипятить шприц. Лейкоцитарная формула ясно говорила, что в организме Михаила Андреевича происходят чрезвычайно опасные явления. Кроветворные органы были, очевидно, парализованы, а резервы организма истощились. Помочь могла только кровь другого человека. Надо было действовать быстро, и Виктор Петрович, ни минуты не раздумывая, предложил себя в качестве донора. Академик засучил рукав рубашки. Наташа проворно взяла у него 300 кубических сантиметров алой животворной крови. Едва место укола было прикрыто кусочком ваты, Виктор Петрович поспешил к больному. Академик сам руководил операцией.
      Пока делали переливание крови, остальные астронавты стояли в дверях, так как всем уже стало известно о тяжелом положении астронома. Никто не задавал вопросов. Михаил Андреевич лежал неподвижно на спине и не произносил ни слова. Лицо его покрывала мертвенная бледность.
      Несмотря на то, что все было сделано с предельной быстротой, переливание крови никаких результатов не дало. Виктор Петрович с тревогой смотрел на умирающего.
      Теперь становилось ясно, что над ученым уже веяло дыхание смерти.
      - Скажите, как вы себя чувствуете? - спросила Наташа.
      - Кружится голова... - едва слышно ответил астроном. - Болит очень...
      Широко раскрытые глаза ученого вдруг начали бессмысленно блуждать по сторонам. Больной, видимо, старался остановить их движение, но не мог. Глаза вышли из подчинения его воле.
      - Дайте ему пентоксил! - сказал академик. - Скорее! Дорога каждая минута. Наташа бросилась к аптечке.
      - Захватите глюкозу! - кинул ей вдогонку Виктор Петрович. - И витамин "В". Надо сделать инъекцию.
      Академик Яхонтов не считал себя медиком. Его основной профессией была палеонтология, но всякий палеонтолог в то же время является биологом и поэтому ближе стоит к медицине, чем представители точных наук. Из шести астронавтов только Наташа имела медицинское образование, да и то среднее. Естественно, что лечить больного пришлось самому начальнику экспедиции. Всем хотелось знать, в каком положении находится больной товарищ, и Виктора Петровича засыпали вопросами. Но он ничего не мог на них ответить.
      - Неужели он умирает? - огорчался Сандомирский.
      - Лейкоз! - ответил Виктор Петрович. Это латинское слово обозначало заболевание всей системы кроветворных органов, глубокое поражение организма, быстро приводящее к роковому концу.
      Профессор Шаповалов уже ничем не напоминал теперь веселого толстяка, каким все привыкли его видеть.
      На койке лежал человек с заострившимися чертами лица, ослабевший настолько, что ему было трудно даже говорить.
      Но вливание глюкозы оказало свое действие. Умирающий почувствовал приток сил. Он открыл глаза.
      Наташа сидела у него в ногах. Яхонтов стоял около постели, а другие астронавты находились в дверях, так как никому не разрешалось входить в каюту астронома, кроме Наташи. Они издали наблюдали, как совершается великое таинство смерти.
      - Михаил Андреевич, мы сделали переливание. Теперь дело пойдет на поправку, - убеждала астронома Наташа.
      Профессор посмотрел на молодую женщину, склонившуюся над ним, и его глаза приняли сознательное выражение. Он пытался что-то объяснить.
      - Что вы хотите сказать? - спросила Наташа.
      - Бесполезно... - прошептал профессор.
      - Почему - бесполезно? Наоборот, всё в порядке! - хотела его утешить Наташа.
      - Бесполезно... Лучевая... лучевая болезнь!.. Смерть! Другого исхода... нет... Не может быть... Виктор Петрович не верил своим ушам:
      - Почему - лучевая болезнь? Как вы могли захворать? Где?
      Если это была лучевая болезнь, то средства, примененные для спасения больного, уже не могли прекратить разрушительное действие радиоактивных частиц. Очевидно, отравление было слишком сильным, но переливание крови, питательный препарат глюкозы и сильная доза пентоксила поддержали на некоторое время организм профессора в борьбе со смертью.
      Михаил Андреевич медленно заговорил. О том, что произошло, он рассказал отрывисто, отдельными словами. С трудом можно было понять, в чем дело. Впервые участники экспедиции узнали, как профессор попал в Ущелье Горячих Скал.
      Яхонтов был вне себя.
      - Почему же вы молчали? - изумлялся и одновременно возмущался он. Взрослый человек! Ученый! Неужели вы не понимали, что обрекаете себя на страшную смерть! Нужно было немедленно принять меры...
      Больному снова стало хуже. Он говорил отдельными фразами, делая большие паузы, порой оставляя мысли недосказанными:
      - Я хотел... Надо было... Что-нибудь и для себя... Лично... Главная роль у других... Начальник... Пилоты... Хотелось иметь свое... Только свое!.. Научная репутация. Имя...
      Академик понял и теперь глядел на больного, бледный и от скорби и от негодования. Постепенно чувство сострадания взяло верх.
      Профессор еле слышно говорил:
      - Надеялся на организм... Не думал... что...
      - Голубчик, как вы могли это допустить? - не мог успокоиться академик.
      - Пока мог... работал над этим вопросом... Самостоятельное исследование...
      - Какое несчастье! - не выдержала Наташа. Профессор сделал знак, чтобы Виктор Петрович склонился поближе, и прошептал:
      - Там, письмо жене... Передадите... Если удастся вернуться... Дети...
      Он хотел еще что-то сказать, но внезапно по лицу его пробежала судорога. Рот остался полуоткрытым, а левый глаз замер неподвижно.
      Наташа громко вскрикнула и закрыла лицо руками.
      - Умер? - спросил шепотом вошедший на цыпочках Сандомирский.
      Академик отрицательно покачал головой.
      - Нет! Еще один шаг к концу. Вероятно, это кровоизлияние в мозг. Односторонний паралич...
      Коварный радиоактивный яд действовал не сразу. Частицы вещества, распространяющие лучистую энергию, проникли в тело ученого, скопились в клетках костного мозга, выполняющего самую важную роль в деле образования крови. Здесь они вели незаметную, но смертоносную работу. Кроме этого, лучевая болезнь сделала кровеносные сосуды хрупкими и непрочными. В результате последовал паралич. Зрелище было мучительно тяжелым, но никто уже не мог помочь умирающему.
      Наступила ночь. У постели профессора осталась только Наташа. Три раза приходил справляться о состоянии больного Виктор Петрович. Потом заглянули Сандомирский и Красницкий. Михаил Андреевич умер глубокой ночью. Почему-то смерть всего чаще приходит к человеку на рассвете.
      * * *
      Похороны происходили на другой день. Среди лилового сумрака на берегу показалась печальная процессия. Четверо мужчин несли на одеяле, по двое с каждой стороны, человеческое тело, завернутое в белую ткань. Позади виднелась фигура женщины, которая плакала.
      Группа медленно и торжественно поднялась на плоскогорье. Там на людей налетел сильный ветер.
      Михаила Андреевича Шаповалова похоронили совсем недалеко от места, где впервые пристала ракета, высоко над морем. Здесь вырыли могилу и предали земле тело ученого. Никаких речей не было. По лицу Наташи катились слезы. Впрочем, их никто не видел под маской.
      Мужчины лучше владели своими чувствами, но у всех было тяжело на сердце. Каждый спрашивал себя: "А я? Что станется со мной?"
      Вместо надгробного памятника на могиле водрузили большую глыбу базальта, постояли еще несколько минут и медленно пошли обратно.
      С неба хлынул сильный дождь.
      ГЛАВА XXII,
      в которой академик Яхонтов находит первичные коллоиды
      Хотя ночь на этой странной планете длилась свыше двух земных недель, но за работой время прошло незаметно. Кроме того, слишком много всяких огорчений выпало на долю оставшихся в живых астронавтов.
      Вставали все в семь часов утра, в восемь садились за завтрак, а потом начинались работы в лабораториях и мастерских. В три часа снова собирались в салоне, обедали, отдыхали, затем опять работали до девяти часов вечера. Затем был ужин, и все расходились по каютам, кроме дежурного. Приготовлением пищи и уборкой помещений поочередно занимались все без исключения, а вахту несла даже Наташа.
      Несмотря на непроницаемый мрак, регулярно проводились измерения температуры воды и воздуха, барометрического давления, силы и направления ветра, количества осадков. Работу, которую раньше выполнял покойный астроном, разделили между оставшимися. За это время была также закончена гербаризация образцов растений, составлена коллекция горных пород и живых организмов, проявлены кинофильмы и фотоснимки.
      Красницкий и Сандомирский привели в порядок все приборы и механизмы ракеты и еще раз осмотрели стратоплан, вездеход и подводную лодку.
      Несколько раз появлялись полярные сияния, поражая все новыми и новыми эффектами. В этом отношении природа Венеры была неистощима на выдумки.
      Жить ночью было даже легче, чем днем. Температура воздуха и воды за ночной период суток понизилась до плюс 10 градусов. Ветры и волнение на море прекратились, и дожди выпадали редко. Бурные атмосферные явления происходили только на освещенном полушарии. Если бы не темнота и не надоевшие кислородные маски, было бы совсем терпимо. Ночная прохлада после дневной жары была особенно приятной. Днем людям казалось, будто их поместили в парильное отделение русской бани, а ночь на этой планете создавала самые благоприятные условия для работы.
      Профессор Шаповалов умер на самом исходе ночи. Вскоре после его смерти наступил трехсуточный рассвет, очень похожий на земной: сначала фиолетовый, затем сиреневый, потом розовый и, наконец, алый и желтый. День вступал в свои права. Красницкий снова спрятал этюдник. Только утренние и вечерние сумерки будили в нем восприятия художника.
      Писал он маслом неплохо. Особенно удалось художнику полотно, изображавшее пустынный берег спокойного моря в те часы, когда природа на Венере залита удивительным по красоте нежно-розовым сиянием. Для всякого художника розовая гамма красок является большим испытанием, так как тут легко впасть в сладенькую красивость, но ученый с большим тактом использовал эти краски, нигде не нарушая чувства меры. Глубокие познания в химии и мозолистые руки вполне уживались с тонким вкусом. Своеобразная прелесть здешнего ландшафта была передана в его этюдах с большим настроением.
      Астронавты удивлялись:
      - Почему только здесь обнаружились ваши таланты, Иван Платонович?
      Говоря об искусстве, Красницкий становился более разговорчивым, чем обычно.
      - Друзья, - мягко улыбаясь, объяснял он, - после долгого перерыва я увидел краски природы только на Венере. Во время полета так мучительно было полное отсутствие цвета. Кругом черная пустота и абсолютно белый свет Солнца. Ничего больше. Никакого цвета. Это невыносимо. Сначала и здесь было плохо. В полдень планета мрачна и груба по колориту. Зато в сумерки Венера прекрасна. Вот я и пишу теперь...
      Всех удивляло, что, говоря о природе и показывая этюды, Иван Платонович трогательно смущался и проявлял
      чрезвычайную застенчивость. Однако созданные его кистью образы дикой и первозданной природы Венеры вызывали общее восхищение.
      * * *
      Когда снова настал день, астронавты продолжили работы по изучению Венеры. Отдыхая за круглым столом, часто вспоминали Шаповалова. Чаще других упоминал его имя Сандомирский, который лишь незадолго до смерти ученого понял, какими познаниями обладал астроном в своей области. Почти каждый вечер в салоне возникали разговоры о возвращении. Путешественники никак не могли успокоиться, что до сих пор не налажена связь с Землей.
      Яхонтов вместе с Наташей и Владимиром приступили к ежедневным полетам на высоте 20-30 километров. Было решено произвести аэрофотосъемку поверхности Венеры.
      С такой высоты объектив захватывал полосу местности шириной 125-150 километров. При средней скорости полета 800 километров в час и десятичасовом рабочем дне за одни земные сутки можно было снять площадь в 1200 тысяч квадратных километров.
      Виктор Петрович придавал этой работе огромное значение и взялся за нее сам. Дело в том, что фотоплан не только имел самостоятельную научную ценность, но и был совершенно необходим для экспедиции из практических соображений. Лишь с его помощью можно было обнаружить без длительных разведок места, где имело смысл искать природное горючее. Как известно, каждые два соседних снимка, сделанных с самолета, образуют стереоскопическую пару, поэтому, рассматривая их в стереоскоп, можно отчетливо увидеть рельеф местности, а опытный геолог всегда в состоянии представить себе на таких снимках процессы, которые придают ту или иную форму поверхности планеты. Это, в свою очередь, позволяет судить о наличии тех или иных ископаемых на данном участке.
      Ежедневно, ровно в девять часов утра, академик, бодрый и улыбающийся, поднимался по лесенке в кабину стратоплана, где его поджидали Наташа и Владимир. Пилот включал мотор, и серебристая птица, набирая скорость, стрелой неслась по волнам, а затем кругами взмывала к облакам.
      Виктор Петрович лично следил за курсом, поправляя иногда Одинцова, и в нужные моменты включал фотоаппарат. Самая съемка производилась автоматически.
      Таким образом за двенадцать дней, при регулярных полетах независимо от состояния погоды, удалось получить очень ценную карту поверхности Венеры на площади свыше 15 миллионов квадратных километров.
      Теперь стало совершенно ясно, что большую часть планеты покрывала вода. Над необозримой гладью горячего океана поднимались отдельные острова и целые архипелаги. Континентов на Венере не было. Ракета оказалась у самого крупного из островов, обладающего довольно разнообразным рельефом. Значительная доля его поверхности приходилась на скалистую равнину, где среди лесов текли многоводные реки. Другую сторону острова занимали горы. Многие вершины терялись в облаках, поэтому горный район был отражен в фотоплане лишь частично. Недавняя авария послужила хорошим уроком, и Владимир уже не летал теперь над горами.
      Не раз Владимир и Наташа просили разрешения опять подняться за пределы атмосферы, чтобы установить связь с Землей. Тоска по родине доходила до предела. Иногда казалось, что просто не хватит сил выдержать еще день разлуки. Особенно хотели услышать голос Земли молодые астронавты - Наташа и Владимир. В научном отношении связь тоже была необходима до крайности. Однако Виктор Петрович не хотел рисковать еще двумя участниками экспедиции и разрешения на полет за пределы атмосферы не давал.
      - Вы сами убедились, как это опасно, - говорил он.- Вот если нельзя будет иным способом установить связь, тогда другое дело.
      Во время полетов Наташа не отрывала глаз от визира, наблюдая поверхность планеты и стараясь найти признаки, по которым можно было бы распознать месторождение силанов. Она предполагала, что процессы образования гидридов кремния на Венере были аналогичны возникновению жидких углеводородов на Земле. Понятно, что речь в данном случае могла идти только о таких месторождениях, где силаны выступают на поверхность. Ни времени, ни средств для бурения скважин у астронавтов не было.
      Зная, что многие силаны самовозгораются на воздухе, Наташа надеялась увидеть пламя горящих газов. Именно таким образом иногда проявляют себя горючие вещества на Земле. День проходил за днем, а никаких обнадеживающих признаков обнаружить не удавалось, хотя была просмотрена площадь, равная всей Европе. С каждым последующим рейсом лицо у Наташи вытягивалось все больше и больше.
      Пока шла воздушная разведка, Красницкий и Сандомирский закончили постройку ветряного двигателя. Его установили на одной из высоких скал. Большой электродвигатель переделали на генератор, и Красницкий получил возможность разлагать воду с помощью электрического тока без ущерба для батарей ракеты.
      Следя за работой оборудования, вырабатывающего кислород, Красницкий не оставлял попыток добиться получения синтетического горючего. На тот случай, если не удастся найти силаны, следовало иметь в запасе другие средства. Идеи возникали у него одна за другой, но практических результатов пока не было.
      Много дней Красницкий увлекался проектом получать спирт из местных растений, обрабатывая древесину серной кислотой, которую можно было производить из сернистых соединений, в изобилии находившихся около вулканов. Спирт удалось получить, и он превосходно горел, но изготовить тысячи тонн горючего в течение года, не имея хорошо оборудованного завода, было невозможно.
      Тогда Красницкий начал опыты с гремучим газом. Ввиду опасности таких экспериментов они были перенесены на берег. Эти исследования едва не стоили химику жизни. После того он перешел к опытам с другими, также сильновзрывчатыми веществами и соорудил лабораторию в одной из соседних пещер. Там частенько раздавались взрывы. Начальник экспедиции вмешался и категорически запретил опасные опыты.
      Сам Виктор Петрович не унывал и прежде всего требовал от товарищей систематической и упорной работы. Он говорил, широко разводя руками:
      - Горючее нам, конечно, нужно. И связь нужна. Но мы прилетели сюда, чтобы работать! Хороши мы будем, если вернемся и скажем: "Извините, пожалуйста! На Венере мы побывали, но ничего там не сделали!" Нет, товарищи! У нас еще будет достаточно времени заняться вопросом об отлете, а пока надо выполнять программу научных исследований.
      Когда фотоплан был закончен, Виктор Петрович поручил Наташе и Владимиру продолжать геологические разведки, а сам занялся другим вопросом.
      Это был необыкновенный человек. В три дня он прошел у Красницкого своего рода курсы по управлению подводной лодкой и в полном одиночестве отправлялся теперь в далекие плавания по морям Венеры. Он осматривал соседние острова, иногда даже опускался на дно, правда не на очень большую глубину, и наблюдал жизнь обитателей горячего океана. Потом он сидел за обработкой добытых материалов, брал пробы воды и препарировал пойманных животных.
      Встречаясь по нескольку раз в день за круглым столом, академик отвечал на расспросы других астронавтов весьма уклончиво, но собеседники видели, что в его глазах временами появляется какое-то загадочное выражение. Часы пребывания академика за микроскопом всё увеличивались. Иногда он что-то напевал себе под нос, что служило признаком хорошего настроения и было совершенно непонятно в драматической обстановке жизни на Венере.
      Наконец он заявил как-то после ужина:
      - Ну, друзья, моя задача близка к разрешению.
      - Первичные коацерваты? - спросила Наташа.
      - Вы угадали.
      - Где же вы их нашли, Виктор Петрович? В море или на болоте?
      - Приходится сделать вывод, что переход от неорганических веществ к живым существам имел место одновременно в разных формах и условиях. Я вам сейчас кое-что покажу...
      Важность вопроса, над которым работал академик, прекрасно понимали все его товарищи по экспедиции. Сообщение ученого не могло не взволновать присутствующих. И все отправились в лабораторию.
      Первичные коллоиды, созданные из неорганических веществ, которые сначала возникли из углеводородов, а затем при включении в реакцию азота превратились в первичные белки, уже нельзя обнаружить на Земле. Она ушла по пути эволюции так далеко, а внешние физико-химические условия - то есть температура, давление, состав атмосферы, количество ультрафиолетовых лучей, интенсивность космического излучения - изменились так сильно, что реакции, порождающие эти коллоиды, давно прекратились. Первичные белки, принявшие форму коацерватных капель и начавшие свое существование уже по законам биологии, подчиняясь естественному отбору, тоже не могли сохраниться в первоначальном состоянии. Поэтому для жителя Земли коацерваты могут существовать лишь в представлении, но не как реальность сегодняшнего дня. Их нельзя создать в лаборатории. Однако до того момента, пока такой коацерват не будет получен и всесторонне изучен, остроумная гипотеза остается не подкрепленной фактами. На Венере же, где органическая жизнь находится на гораздо более ранней стадии развития, можно было надеяться получить данные, подтверждающие или, наоборот, опровергающие гипотезу о первичных коацерватах.
      Где и в каком виде можно было рассчитывать найти их на Венере? Конечно, только в воде.
      В первые периоды возникновения белковых коллоидов они должны были образоваться в виде микроскопических формирований, по существу в форме отдельных молекул, однако процесс этот носил массовый характер, происходил одновременно на огромных пространствах, в химико-физических явлениях принимали участие грандиозные массы газообразных углеводородов, амидов, аминов и тому подобных соединений, а силы, активно противодействующие образованию жизни, были незначительны. Поэтому можно предполагать, что число белковых молекул быстро увеличивалось. Нет ничего невероятного и в предположении, что первичные коллоиды образовали в конце концов большие массы студенистого вещества, которое плавало в горячих водах первобытного океана, лишенных всякой жизни. Было бы заманчиво найти эти коллоиды, еще не разделившиеся на коацерватные капли.
      Приблизительно так представляли себе спутники академика состояние науки по данному вопросу из объяснений Виктора Петровича, а также по тем книгам, которые им приходилось читать.
      - Я надеялся найти следы этого студенистого вещества, - рассказывал академик, - в каждой пробе воды, хотя и знал, что Венера тоже успела пройти очень далеко по пути эволюции. За огромными массами коллоидального студня, плавающего в горячем океане, мне надо бы прилететь сюда несколько десятков миллионов лет назад. Как видите, я несколько опоздал. Тем не менее у меня теплилась надежда, что где-нибудь еще имеются остатки первичного вещества.
      - Неужели вам удалось их найти?.. - не выдержала экспансивная Наташа. Глаза ее загорелись.
      В полете на Венеру приняли участие люди, для которых интересы науки стояли превыше всего. Когда они узнали, что советский ученый вплотную приблизился к заветной цели, все тревоги и неприятности были забыты. Основная мировая загадка - тайна возникновения жизни - была близка к разрешению.
      - Представьте себе, удалось, - ответил Виктор Петрович, рассказывая об этом с достоинством, как и подобало начальнику экспедиции, но с трудом сдерживая свое волнение. - Не далее, как вчера! Вот как это произошло. Несколько дней я ездил в лодке на заболоченную лагуну километрах в восьмидесяти отсюда. Вы знаете это место. Дельта той самой речки, на которой мы нашли Владимира и Наташу.
      Горные кряжи отступают здесь от берега километров на десять. Образовалась бухта. Она занесена речными наносами и превратилась в болото. Там три рукава. Из них один глубокий, а два остальных совершенно обмелели. Все густо заросло мхом и водорослями. Глубина незначительная, в скафандре легко можно пройти, только дно вязкое. Что же я делал? Вводил лодку в средний рукав, ставил ее на якорь, а сам отправлялся бродить пешком. Там сущий клад для натуралиста. И пиявки, и червеобразные, и, конечно, множество инфузорий, потому что вода сильно нагрета. Чувствуешь себя как будто в оранжерее. Удалось найти образцы очень интересных аутотрофных жгутиковых, обладающих способностью синтезировать не только углерод и воду, но и серу, отчасти даже азот. Эти любопытные существа занимают среднее положение между животными и растениями. Продуктом их деятельности является своеобразная белковая слизь, образцы которой вы видите вот в этих склянках.
      Виктор Петрович поднял на свет две банки. В них находилось какое-то темно-красное вещество.
      Банки переходили из рук в руки, Красницкий понюхал одну из них и спросил:
      - Скажите, Виктор Петрович, а не может гореть эта штука? Похоже на жидкие углеводороды.
      - Увы, дорогой Иван Платонович, - улыбнулся академик, - не может! Судя по запаху, я тоже принял это за нефть. Сходство чисто внешнее. Перед нами смесь сложномолекулярных соединений, по химическому составу близких к белкам. Мне пришла в голову мысль, что это и есть первичный коллоид, но обрадовался я преждевременно. Красная слизь сама является продуктом деятельности простейших, но не переходной формой между живой и неживой природой...
      Виктор Петрович увлекся и подробно рассказывал о своей работе. Впрочем, это было так интересно, что никто не проронил ни слова.
      Неудача поисков первичного коллоида в открытых водоемах убедила ученого, что искать его следует в местах, которые в силу природных условий отстали в своем развитии и превратились в своего рода музеи, сохранившие древнейшие и уже исчезнувшие на большей части планеты формы жизни. Такие заповедники остаются иногда, потому что процесс эволюции идет неравномерно и все новое всегда развивается в условиях, когда еще сохранилось и старое.
      - Например, озеро Байкал на Земле, где до сих пор сохранилось много видов древнейших животных, исчезнувших в других местах, - вспомнила Наташа.
      - Совершенно верно, - продолжал академик. - А на Венере такими уголками могут быть придонные области крупных бассейнов, например морей, куда не проникает свет, или пещеры, далеко уходящие в толщу горных пород. Вам известно, что мы встретили на больших глубинах. Наталья Васильевна, вероятно, помнит, что я успел забрать несколько проб глубоководного ила. Вот они... Ученый показал стеклянные банки. В одной была черная масса, в другой зеленая. - Невооруженным глазом никаких признаков жизни здесь найти нельзя. Только под микроскопом я увидел, что черное вещество состоит из множества микроорганизмов, тоже аутотрофных и способных перерабатывать неорганические вещества: кремний, серу, углерод, железо. Эти простейшие занимают промежуточное положение между животными и растениями. По способу питания они растения, а способность к свободному перемещению приближает их к животным. На дне моря есть также много видов гетеротрофных организмов, питающихся как органическими соединениями, созданными первыми видами, так и ими самими. Вот смотрите!
      Академик включил проектор и показал кадры небольшого кинофильма, снятого с увеличением в восемь тысяч раз. На экране возникли картины жизни в простейших ее формах в воде горячего океана на глубине более 2 километров.
      - А что является продуктом деятельности этих организмов? - спросила Наташа, у которой были свои причины интересоваться морскими отложениями.
      - Газообразные углеводороды. Частично мы находим их в здешней воде, частью в составе атмосферы. Кроме того, они выделяют кислород.
      - А эти продукты гореть могут? - вмешался Красницкий.
      - Могут. Но получить их в нужном количестве едва ли удастся. Нет, меня интересовало другое. Найденные в пучинах моря элементарно простые по своей структуре организмы все-таки являются живыми существами. Это клетки! Недостающие доклеточные формы живой материи, или первичные коллоиды, не удалось найти и здесь. Может быть, в дальнейшем я и смог бы что-нибудь найти на большей глубине, да спускаться туда даже на нашей лодке очень рискованно.
      - Предельная глубина 3000 метров, - заметил Владимир. - При дальнейшем погружении каркас лодки может не выдержать.
      - Я это знаю. Поэтому и решил искать то, что мне нужно, в пещерах. И что же я там обнаружил!..
      Виктор Петрович сделал паузу. Все с волнением ждали, что он скажет.
      - Бродя по болоту, я добрался до места, где начинаются скалистые берега заболоченной бухты. Я стал их обследовать, решил посмотреть, нет ли там пещер. Район обнаруживает следы вулканических процессов. Вода в болоте нагрета до 39 градусов, и берега состоят из недавно застывшей лавы. В скалах бывают трещины. Кое-где из них вырывается горячий пар. Чувствуется, что где-то совсем близко в недрах происходят бурные процессы. Временами чувствуются глухие толчки. К несчастью, расселины очень узки и проникнуть в них трудно. Пришлось потратить несколько часов, пока удалось найти щель, достаточно широкую для того, чтобы я мог проникнуть в нее. С большим трудом я протиснулся в это отверстие. За ним обнаружился коридор, извилистый и совершенно лишенный света...
      Виктор Петрович вынул платок и вытер от волнения лоб, а все ждали, когда же он скажет о самом главном.
      - Коридор круто спускался вниз. Я зажег привешенный на груди фонарик, взял в руки пистолет и двинулся вперед. Можно было идти во весь рост. Скоро коридор стал шире, стены разошлись. Меня смущал лишь наклон, потому что подземный ход, несомненно, вел куда-то ниже уровня моря. Обычно такие пещеры возникают среди известняков и гипсов как результат действия подземных вод. А меня со всех сторон окружали кристаллические породы, массы застывшей лавы. Каким образом возникла эта пещера, сказать трудно.
      - Разрешите, Виктор Петрович! - как школьница, подняла руку Наташа.
      - Пожалуйста.
      - Мне кажется, - заметила она, - характер вулканических процессов тут бурный, как вы сказали, и выделяется много газообразных продуктов. Прежде чем найти выход, эти газы создавали пустоты внутри вязкого вещества лавы, а затем вырывались наружу. Может быть, таким образом и возникали круглые пещеры с узкими выходами?
      - Может быть. Не знаю, я ведь не геолог. Но продолжаю. Дальше оказалась пещера с высоким сводом. Дно ее занимало озеро вроде того, что мы видели с Иваном Платоновичем. В глубине копошились разные головоногие, примитивные двустворчатые. Кажется, были и цистодеи. У меня глаза разбегались, когда я смотрел на этот природный аквариум. Если бы имелось больше времени, я собрал бы отличную коллекцию. Но это в другой раз. Пока я обнаружил еще более интересное! Прошу отчетливо представить себе место действия. Озеро имеет продолговатую форму. Противоположный берег всего в каких-нибудь 15 метрах. Глубина там, я думаю, 5 или 6 метров. А самое главное... под водой... Да, да, под водой! Сквозь слой воды виднелось черное отверстие. Я сразу подумал, что это вход в такой же коридор, как и тот, каким я попал в пещеру, но под водой.
      - Значит, этот коридор дальше должен подниматься, - заметила Наташа. Иначе вода из бассейна вытекла бы через него.
      - Конечно. Но ясно было и другое. Будучи замкнутым, такой коридор должен быть наверху заполнен воздухом, иначе атмосферное давление загнало бы туда всю воду из озера. Вот в чем дело! Значит, вода - это как бы естественная пробка, может быть закрывающая от всякого сообщения с наружным воздухом другую пещеру. Я и подумал, не находится ли там, за коридором, созданный самой природой заповедник, где и возможно найти разгадку, над которой я бьюсь столько лет.
      Наташа от волнения сжала руки:
      - И вы пробрались туда?
      - А как же иначе! На мне был скафандр, оружие в руках... Кто бы мог удержаться от искушения тотчас перебраться к другому берегу!
      - Вы прямо юноша, Виктор Петрович! - покачал головой Сандомирский.
      - Жаль, что меня не было с вами! - вздохнула Наташа.
      - Только тебя там не хватало, - проворчал Владимир.
      Академик продолжал рассказ:
      В полу пещеры оказалось углубление, наполненное водой. Без долгих размышлений я полез в воду. Вижу, отверстие как отверстие. Проник туда. Шагов сто пришлось двигаться в глубину. Затем коридор начал подниматься. Представляете? Таким образом я очутился в другой пещере, еще большей по размерам, чем первая. Воздух в ней был до предела насыщен влагой. Проба атмосферы показала потом, что состав воздуха был тут другой, чем снаружи. В пещере оказалась газообразная смесь азота, метана, аммиака, циана, углекислоты и, конечно, водяных паров. Анализ указал также на наличие спиртов и альдегидов. Впрочем, и без анализа не было никакого сомнения, что в этой закупоренной водой пещере сохранилась древняя, первичная атмосфера Венеры. Я как бы продвинулся в глубь веков на несколько миллионов лет.
      - Как интересно! - не выдержала Наташа.
      - Очень интересно!
      - А первичные коллоиды?
      - Погодите, не всё сразу. Всякий рассказчик самое интересное приберегает к концу... Слушайте дальше! В полу пещеры оказалось углубление, наполненное водой,- вроде как бассейн. Понятно, откуда взялась эта вода - когда температура понизилась, влага выпала из первичной атмосферы. Образцы ее в этих банках. Если наши представления о происхождении жизни правильны, то только здесь, в этом горячем водоеме, окруженном древней атмосферой, и можно найти первичные коллоиды.
      В лаборатории воцарилась тишина. Люди присутствовали при чудесном научном открытии. Но и сам докладчик был явно взволнован.
      - Представляете, с каким трепетом я обследовал воду, скопившуюся на дне пещеры? Никакой растительности там не было, камни оставались девственно чистыми. Ни одного живого существа! Зато в изобилии плавали бесформенные скопления студенистой бесцветной массы. Это и был первичный коллоид! Вот это загадочное вещество, начало жизни, хотя еще и не жизнь!..
      В надежно закупоренных банках плавали в воде едва заметные и ничем не примечательные на вид скопления слизи.
      - А где же коацерваты? - спросила Наташа. - Внутри этой массы должны формироваться отдельные первичные коацерватные капли. Ведь так вы нам объясняли? В них и начинаются первые явления обмена веществ? Так ли я вас поняла?
      - Так. В частности, возникает способность к ассимиляции химических соединений из окружающей среды и к самостоятельному росту. Я вам сейчас это покажу. Но, к счастью для нас, все вещества, которые пригодны для питания, уже были использованы и процесс роста этих коллоидов должен был прекратиться. Таким образом, они подверглись как бы естественной консервации и сохранились в первоначальном виде. Вот смотрите, что показывает микроскоп. Внимание! Я проектирую на экран частицу студенистой массы, помещенную в капельке воды из горячего болота.
      Свет в лаборатории опять погас, и на экране стало видно, как в прозрачном поле возникают плотные образования, еще лишенные строго определенной формы и границ. Они увеличивались в объеме прямо на глазах, подвергались делению и размножению.
      - Видите? Клеток еще нет, но процессы жизни, роста и размножения уже происходят!
      В голосе ученого слышались нотки торжества. Он был счастлив в эти минуты, увенчавшие победой его упорные поиски. Но и остальные астронавты смотрели с огромным волнением на удивительное зрелище -зарождение жизни, впервые открывшееся глазам человека.
      И вдруг Николай Александрович Сандомирский, обычно сдержанный и, во всяком случае, человек весьма солидный, порывисто вскочил и стал крепко трясти академику руку. Это была не его область работы, но в коллективе астронавтов все задачи были общим делом. Люди беззаветно помогали друг другу в освоении тех или других знаний. Это был действительно сплоченный коллектив. Удачу Виктора Петровича считали общей удачей, и все ликовали. Каждый считал долгом выразить ученому свое восхищение.
      Взволнованные событием, астронавты разошлись по каютам на отдых. На вахте остался Владимир. Но провести эту ночь в мирном сне путешественникам не удалось.
      В три часа пятнадцать минут пополуночи по земному времени, когда небо Венеры было совсем чистым и никакие тучи не носились ниже слоя постоянного облачного покрова, а ветер почти затих, берег и все находившееся на нем вдруг неожиданно потряс страшный подземный удар. Спавших крепким сном астронавтов толчок сбросил с коек. Полуодетые, они устремились в салон.
      Новый, еще более мощный удар не позволил им устоять на ногах. Невидимая сила бросила людей на пол. Когда они поднялись и, толкая друг друга, перебежали в рубку, их взорам открылась потрясающая картина.
      Высокий берег, состоявший из огромных колонн базальта, на глазах менял свои очертания. Глыбы камня поднялись вверх, вспучились чудовищным горбом и вдруг дали трещину, расколовшую берег сверху до самого моря. Туда, где стояли стратоплан и вездеход, с грохотом понеслась лавина камней. В одно мгновение обе машины скрылись под грудой обломков. Вода в бухте кипела, пенилась и вдруг хлынула в раскрывшуюся брешь. Послышалось шипение, скорее напоминающее рев, и, когда воды моря встретились с раскаленной лавой, вверх взметнулось огромное облако пара, а дно бухты, еще недавно закрытое слоем воды, поднялось в обнаженном виде.
      Но не в этом заключалось самое страшное - чудовищный водяной вал, поднявшийся стеной на высоту многоэтажного дома, двигался со стороны моря по направлению к ракете, все смывая на своем пути. Астронавты замерли от ужаса. Один лишь начальник экспедиции сохранил присутствие духа. Это был человек, над которым не имели власти никакие явления внешнего мира.
      Он спокойно, одним быстрым движением включил автоматический киносъемочный аппарат и с интересом наблюдал за тем, что совершалось вокруг. Но и остальные участники экспедиции обладали сильной волей. Без паники они ждали новой атаки, и даже Наташа, побледневшая, но сохранившая полное самообладание, стояла рядом с мужем и ждала, что случится дальше.
      Прошло несколько томительных секунд, и водяная гора тяжко обрушилась на ракету. Затрещали и заскрипели стальные переборки.
      Все происходившее потом осталось в сознании как ряд разорванных впечатлений, не связанных одно с другим. Волна подхватила ракету, сорвала ее с места, несколько раз перевернула и швырнула в море. У астронавтов исчезло всякое представление, где верх и где низ. Затем гигантские валы подняли корабль на огромную высоту. На мгновение в окнах показалась широкая панорама океана. Берега как бы распадались на части. Потом всё затянули облака пара. Ракета понеслась куда-то вниз, и люди попадали друг на друга.
      Владимир судорожно уцепился за ручки кресла, на котором сидел, неся вахту. Наташа упала на него. Он успел только заметить в окне силуэт лодки, вертевшейся неподалеку на волнах. Новый толчок бросил его в сторону, но он успел крикнуть:
      - Лодка! Наша лодка!..
      Никто ему не ответил. Неизвестно, сколько времени люди лежали в самых нелепых позах, одни без сознания, другие ничего не соображая от ударов и падений. Первым пришел в себя Сандомирский. Он посмотрел по сторонам и увидел картину совершенного хаоса. Ракета плыла по воле волн. Вся мебель, за исключением кресел, установленных на подвижных шарнирах, была сорвана с мест. Пол усыпан осколками разбитой посуды. Люди лежали где попало.
      Красницкий, как и Сандомирский, отделался несколькими синяками, и они вдвоем стали помогать другим. Виктор Петрович лежал без сознания. Наташа тихо стонала. Ее лицо было сильно поцарапано, а руки залиты кровью. Владимир получил тяжелые ушибы головы.
      Когда академика привели в чувство, он спросил:
      - Что случилось? Ах, помню... Что с нами?
      - Ракета как будто цела, - ответил Сандомирский.
      - Стратоплан и вездеход?
      - Погибли.
      - Подводная лодка?
      - Видел ее на воде, когда нахлынула волна, - сказал Владимир.
      - Н-да!.. - пробормотал академик. Владимир, который стоял с трудом и цеплялся за стенки, посмотрел в окно и воскликнул:
      - Вот лодка! Я ее вижу!
      Действительно, подводную лодку нещадно трепали валы, но временами она показывалась между гребнями приблизительно на расстоянии полукилометра от ракеты.
      Сандомирский и Красницкий тоже разглядели ее среди пара, который время от времени закрывал поле зрения.
      - Как же туда добраться? - произнес Сандомирский.
      - Я попробую... - ответил Владимир. Но его остановил Красницкий:
      - Куда вам в таком состоянии. Я сейчас... Он быстро натянул маску, кинулся к выходному люку и исчез. Иван Платонович недаром был старый моряк. Вскоре астронавты увидели, как он борется с волнами, направляясь к лодке. Ракету сильно качало. Лодку тоже швыряло, как щепку, во все стороны, но Красницкий бесстрашно плыл к ней. Плавал он как рыба.
      - Разве можно! В такой шторм!.. - почти кричала Наташа, прильнув к окну. Он погибнет! Неужели ничего нельзя сделать?
      Мужчины молчали.
      - Он справится с волнами, - сказал Сандомирский. - И у него кислородная маска. Захлебнуться нельзя...
      - Он же хромой, - говорила Наташа со слезами.
      - Зато могучие руки, - успокаивал ее Владимир, - и сердце здоровое. А это главное.
      Красницкий упорно боролся со стихией. Видно было, как его голова то поднималась на гребнях валов, то скрывалась между ними. Скоро он удалился настолько, что невооруженным глазом уже трудно было рассмотреть плывущего человека. Сердце у бывшего матроса Черноморского флота было железное, и в конце концов он добрался до цели.
      - Доплыл! - сказал Сандомирский, который ни на секунду не опускал бинокля. - Теперь поднимается!..
      Вскоре уже стало заметно, что кто-то управляет судном. Ныряя в волнах, подводная лодка, несомненно, приближалась. У астронавтов стало легче на душе.
      ГЛАВА XXIII,
      в которой все признают, что Наташа оказалась весьма полезным участником экспедиции
      Ветер не успокаивался. Грандиозные вулканические процессы, едва не погубившие экспедицию, потрясали окружающий мир. Море бушевало. Над водой клубились облака горячего пара, а в воздухе носились тучи пепла.
      Теперь на поверхность планеты проникало еще меньше солнечного света, и в природе преобладали уже не желтые, а особенно мрачные красноватые и коричневые тона.
      Жалкая и беспомощная, носилась ракета по волнам моря. Нечего было и думать о сознательном управлении ходом космического корабля. Ураган налетал порывами и швырял судно из стороны в сторону. При таких условиях лодка не могла причалить. Красницкий, как опытный моряк, стремился держаться на расстоянии от ракеты, стараясь только не терять ее из виду. При сближении волны разбили бы оба судна, как две хрупкие чашки.
      Кое-как привели в порядок сохранившееся имущество и стали подсчитывать потери.
      Из транспортных средств осталась только подводная лодка. Теперь можно было передвигаться лишь по воде или под водой. Стратоплан погиб безвозвратно, а между тем постоянная связь с Землей так и не была налажена, и все попытки в этом направлении кончались неудачей.
      К счастью, на борту имелось еще несколько тонн листового металла. Если расходовать это богатство продуманно, его могло хватить на то, чтобы построить резервуары для перевозки жидкого горючего, какое надеялись найти астронавты. Сохранились три насоса, передвижной кран и оборудование мастерской.
      Большой ущерб был причинен лабораториям ракеты. Наташа пришла в ужас при виде хаоса и разрушения в химической лаборатории, которую она осмотрела, пока отсутствовал хозяин. Большая часть посуды оказалась разбитой, весы испорчены. Погибли многие химикаты. О продолжении серьезных исследований не приходилось и думать. Образцы горных пород и пробы воды и газов сохранились. Их держали в специальных ящиках с гнездами и прокладкой. Записки Красницкого остались целы.
      Владимир с трудом проник в обсерваторию покойного профессора Шаповалова. Сброшенные с места приборы загромоздили помещение, однако оптические инструменты остались неповрежденными, хотя весь мелкий лабораторный инвентарь был уничтожен. Негативы кинофильмов и фотоснимки уцелели.
      Ценнейшие коллекции самого академика оказались попорченными лишь частично. Самое драгоценное - стеклянные банки с первичным коллоидом и пробы воды и воздуха из пещеры - ученый поместил в сейф, и они остались там целыми и невредимыми. Была перебита почти вся посуда и погибли аквариумы. Из микроскопов пострадали два, третий был только немного попорчен. Электронный микроскоп случайно совсем не пострадал. Минералогические коллекции остались, конечно, не поврежденными, однако образцы выпали из гнезд и валялись в полном беспорядке.
      Хуже всего обстояло дело с запасами кислорода. Здесь положение стало катастрофическим. Во время извержения два баллона с кислородом находились на берегу. Там их использовали для пополнения резервуаров стратоплана и вездехода. Эти баллоны погибли. Остались аварийные баллоны ракеты. Их могло хватить для оставшихся пяти человек только на девяносто дней. В резервуарах текущего пользования имелся запас еще на шестьдесят дней. Таким образом, обратный путь, если бы это удалось, был теперь обеспечен в обрез. Если же продолжать расходовать газ на Венере, то запасов вообще могло хватить ненадолго. Ветряные двигатели, конечно, погибли.
      У людей буквально волосы поднялись дыбом, когда стали известны эти печальные подробности. Даже всегда невозмутимый академик ходил озабоченный и хмурый. Казалось, и он не находил выхода.
      - Положение трудное, - сказал он. - Надо что-то придумать...
      Наступило молчание. За окнами салона была видна все та же безрадостная картина: бурное море и грозные тучи. Вдалеке, сквозь густую завесу дождя, едва можно было различить силуэт подводной лодки, танцующей на волнах. Стоять на ногах из-за сильной качки было трудно. Все старались сидеть около стола, где можно было держаться за ручки кресел. К счастью, ни один человек на борту ракеты не страдал морской болезнью.
      - Некоторое количество кислорода имеется в резервуарах на подводной лодке, - вспомнил Владимир.
      - Верно, - сказал Сандомирский. - Пять человек могут продержаться с его помощью около месяца.
      - Положение трудное, но небезнадежное, - произнес академик.
      На этот раз его слова звучали неубедительно.
      - Самое главное, - добавил Сандомирский, - найти возможность для возвращения. Если стартовая площадка цела и мы найдем горючее, это еще не конец...
      - Легко сказать! - заметил Владимир. - Воздушная разведка теперь исключается - можно передвигаться только пешком. Далеко не уйдешь... Даже если мы найдем горючее, как наладить его доставку на ракету? Допустим, оно будет найдено километрах в двухстах отсюда. 3000 тонн на руках не принесешь.
      - Сначала надо найти силаны, - вмешалась Наташа, - а потом будем думать, как их доставить на базу.
      - Конечно, - поддержал ее Сандомирский, - было бы горючее. Как только пришвартуемся к берегу, можно будет соорудить две или три цистерны, тонн по двадцать пять каждая, чтобы буксировать их за лодкой.
      - Все это правильно, - согласился Виктор Петрович, - но в данную минуту мы носимся по волнам и даже не знаем, где будет наша база. Сначала надо решить, куда нам плыть.
      - Доставим ракету к месту старта, - предложил Сандомирский. - Но расходовать горючее не стоит. Лучше переждать бурю в море. Потом мы можем использовать лодку. По спокойной воде она сможет взять ракету на буксир и подтянуть куда надо.
      - А как же мы определим правильный курс? Недостает нам бедного Михаила Андреевича! Совершенно не представляю, где мы сейчас находимся, - покачал головой академик.
      - Об этом мы с Владимиром позаботимся, - сказал Сандомирский.
      - Ну, ну, - согласился начальник экспедиции.
      Приблизительно так все и произошло. Когда буря стала стихать, подводная лодка уже тянула за собой огромный, похожий на всплывшего кита, космический корабль, держа курс к тому месту, где давно решено было организовать взлет ракеты.
      Избранная для старта площадка находилась на низменном берегу, в 300 километрах от прежней стоянки. Горы отступали здесь далеко от моря. Лишенная растительности каменистая равнина, образованная застывшей лавой и открытая ветрам, была гораздо менее уютной, чем прежняя, защищенная высокими скалами.
      Путешественники еще во время подготовки экспедиции много думали, как организовать взлет с Венеры. Астронавтам нужно было сначала найти способ разъединить секции космического корабля, потом отвести в сторону его среднюю часть, которую для облегчения веса следовало оставить на Венере, а остальные секции надлежало снова соединить вместе. Самое трудное заключалось в том, чтобы поставить тяжелую ракету в вертикальное положение. Пока она лежала на воде. Если взлет с земной поверхности производился с помощью специально сооруженной бетонной эстакады и ракеты-матки, то здесь не могло быть и речи о чем-либо подобном. Для взлета с Венеры на кормовой части космического корабля были устроены три опорные стойки, убранные внутрь корпуса. Теперь их надо было выдвинуть наружу, а затем поставить на эту опору межпланетный снаряд весом более 10 тысяч тонн.
      Идея была разработана Красницким давно. Исходя из того, что на Венере могут оказаться моря, он предлагал разъединение секций производить в воде, в какой-нибудь хорошо защищенной от бурь бухте. Водонепроницаемые перегородки, отделяющие секции друг от друга, давали возможность, сохраняя плавучесть каждой отдельной части ракеты, отбуксировать их одну за другой на нужное место при минимальной затрате энергии.
      Затем, когда сборка укороченной и облегченной ракеты будет закончена, по мысли Красницкого, следовало перекачать все горючее в резервуары кормовой части, заставить ее погрузиться в воду и принять тем самым наклонное положение. Когда же одна или две из выдвинутых стоек коснутся дна бухты и создадут точку опоры, предполагалось поставить ракету вертикально с помощью тросов и лебедок.
      Вскоре по прибытии на Венеру Сандомирский получил распоряжение выбрать площадку для старта. Он объездил весь берег и наконец нашел место, которое вполне подходило для такой цели. Узкий и длинный залив глубиной около 15 метров, расположенный между невысокими скалистыми берегами, давал возможность выполнить все необходимые маневры. Именно сюда и были доставлены электрические лебедки и стальные тросы.
      Сохранилось ли это имущество? От этого зависела теперь судьба экспедиции и участь самих астронавтов.
      Сандомирский сидел за штурвалом подводной лодки и с тревогой ждал, когда покажется знакомый берег. Наконец долгожданный момент наступил. Сандомирский поднял бинокль и вздохнул с облегчением: все было на своих местах. Правда, лебедки лежали на боку, поодаль одна от другой, а бухты стальных тросов откатились в сторону, но все имущество оказалось в целости и сохранности.
      Едва причалив, астронавты дружно принялись за работу. Ракету завели в глубь залива, так что ее носовая часть коснулась грунта; лебедки прочно закрепили на положенных им местах и соединили стальными канатами с кольцами на передней части корабля. Включили электродвигатели, и тогда на корме ракеты медленно выдвинулись три прочные металлические опоры.
      После этого с помощью специальных электрических приспособлений развинтили толстые стальные болты, скрепляющие между собой отдельные части космического корабля, и превратили ракету в четыре независимых друг от друга сооружения, самостоятельно плавающих на воде. Затем те секции, где раньше находились транспортные средства и лаборатории, теперь опустевшие и больше ненужные, отвели к берегу и вновь соединили носовую часть ракеты с кормовой. В таком виде ракета стала значительно короче. Оставалось перекачать топливо, переместить тем самым центр тяжести ракеты и приступить к подъему. Было решено, что эту операцию можно будет сделать и позднее. Пока на очереди стояли более срочные дела. Для Наташи и Владимира наступила трудная пора. Судьба экспедиции зависела теперь от их упорства и выносливости. Поиски горючего стали главной задачей, и молодые люди с огромной энергией занялись разведкой, предварительно хорошо изучив материалы аэросъемки. В первые дни они уходили пешком так далеко, как это было возможно, чтобы к двенадцати часам ночи вернуться на базу. Позднее начались многодневные походы. Чтобы сохранить привычный для человека порядок чередования труда и отдыха, все работы производились по земному времени, и никакого отступления от этого правила не разрешалось. Взялись за поиски горючего и сам академик и Сандомирский. Организовались две группы разведчиков. Однако дни шли за днями, люди выбивались из сил, но никаких признаков силанов не обнаруживалось. Каждый раз разведчики возвращались все более мрачными.
      Решили попытать счастья в дальних поездках. До этого времени подводная лодка никакого участия в разведках не принимала. Чтобы не расходовать горючее, она неподвижно стояла у берега. Теперь Наташа попросила разрешения побывать на далеких островах.
      На фотоплане было видно, что в центре моря лежат несколько архипелагов. Один из них, расположенный примерно в 500 километрах от стоянки, казался особенно заманчивым. На снимках было ясно видно, что два центральных острова окружены клубами дыма, хотя плоская поверхность исключала здесь возможность вулканических явлений.
      На поездку к этим островам астронавты возлагали большие надежды.
      Владимир и Наташа пробыли в дороге двое суток, но, когда они вернулись, никто даже не задал им вопроса, настолько красноречиво было выражение на лицах разведчиков.
      - Гейзеры! - кинула Наташа в ответ на вопросительный взгляд начальника экспедиции.
      Однако опускать руки было нельзя. Если неудача постигла в одном месте, надо продолжать поиски в другом.
      * * *
      Однажды утром Владимир и Наташа еще раз поднялись на борт подводной лодки и ушли в открытое море, направляясь к другому архипелагу, лежащему в 250 километрах от базы, но в противоположной стороне. Это была последняя попытка найти горючее.
      Море было спокойно, лодка быстро скользила по поверхности, оставляя за кормой розовую пену.
      Молодые люди сидели рядом в рубке.
      - Скажи по совести, Наташа, - начал Владимир, - на что ты, собственно, рассчитываешь? Только скажи откровенно! Какие у тебя основания надеяться найти горючее? На Земле и то трудно обнаружить нефть. А тут? Не ищем ли мы иголку в стоге сена? Почему ты считаешь, что нужно посетить именно этот остров?
      - Для этого есть кое-какие данные. Например, рельеф и очертания местности, - ответила Наташа. - Я действую не по вдохновению. Суди сам...
      До островов было еще далеко. Воспользовавшись подходящим моментом, Наташа охотно поделилась с мужем своими соображениями. Геологи знают, среди каких горных пород, при каком рельефе местности и в каких условиях может находиться то или другое ископаемое. Теперь в руках у Наташи был такой ценный материал, как фотосхемы. На них был отлично виден не только рельеф местности, но и общий ее характер. Человек, не обладающий специальными знаниями, заметил бы на снимках только очертания берегов и с грехом пополам сумел отличить горы от равнины, леса от болот, реки от ущелий. Опытный геолог видит на снимках всю историю возникновения и образования твердой оболочки планеты на данном участке ее поверхности. Он может судить о процессах, происходивших и происходящих внутри нее. Вот почему, расшифровывая снимки, Наташа заранее знала, где имеет смысл искать запасы жидких гидридов кремния, скрытые в недрах, а где не стоит тратить на это время.
      - Но почему же тебя привлекли именно эти острова? - настаивал Владимир.
      - А вот я сейчас объясню. - Наташа развернула фотосхему, где был снят архипелаг. - Смотри! Здесь нет высоких гор. Я советовалась с Виктором Петровичем, и он тоже так думает.
      - Как?
      - А вот как. Эти острова возникли не в результате разрыва твердой оболочки планеты. Вулканические процессы большой разрушительной силы не принимали участия в их образовании. Для геолога тут нет сомнений. Очертания островов закруглены, и рельеф незначительный. Горообразующие процессы не оставили заметных следов.
      - Понятно.
      - Видишь? Это не конусы лавы, выброшенной подводными вулканами и поднявшейся выше уровня моря. Здесь плавные и постепенные подъемы коры планеты. Однако имеются небольшие вздутия. Они говорят, что под ними глубоко в недрах протекают сложные физико-химические процессы, несомненно, в условиях огромных температур и давлений.
      - Догадываюсь, что ты хочешь сказать.
      - Слушай дальше. Трещин и разрывов коры здесь не наблюдается. Значит, есть основания предполагать, что именно тут, в гигантских природных лабораториях, возможно, и происходят реакции между кремнием и водородом, подобные образованию нефти на Земле.
      - Весьма теоретические рассуждения, - покачал головой Владимир. - Логично, но, кто знает, как глубоко все это происходит? Если твердая каменная корка здесь не разорвалась, а лишь вздулась, как ты говоришь, в результате глубинных физико-химических процессов, то, суди сама, как толст свод, выдерживающий такое давление!
      - Возможно и другое предположение.
      - Какое же?
      - Разрывов и трещин здесь нет лишь потому, что продукты реакции нашли себе выход и постепенно просачиваются наружу.
      - Тогда были бы заметны следы. Вместо ответа Наташа указала на один из участков фотосхемы.
      - В чем дело?
      - Обрати внимание. Рисунок везде абсолютно резкий. Оптика у нас превосходная. А вот в этом месте очертания как бы размыты, затянуты легкой дымкой. Посмотри в лупу. Что это может быть, по-твоему?
      - Ничего не пойму, - признался Владимир.
      - Сейчас объясню. Силаны горят бесцветным пламенем, как водород, и не дают дыма. Но все-таки происходит движение нагретого воздуха. Понимаешь? Возникает вибрация, колебания воздуха, отсюда нерезкость на фотосхеме. Значит, надо узнать, что там происходит.
      Владимир посмотрел на жену, улыбнулся и сказал:
      - Какая же ты у меня умная!..
      Наташа рассмеялась.
      Час спустя лодка подошла к намеченному острову, но еще до того, как они пристали к берегу, лицо у Наташи приняло огорченное выражение. Последняя надежда явно не оправдалась.
      Насколько можно было судить, глядя в бинокль, архипелаг состоял из голых скал. Лишь кое-где красный мох покрывал камни. Ни языков пламени, ни сильного колебания воздуха, как бывает летом над нагретой почвой, нельзя было заметить.
      Наташа приуныла.
      Берег ближайшего острова, где она заметила некоторую туманность изображения на снимке, оказался ровным и низким. Рек не было. Остров поднимался над морем, как большой каравай хлеба. Только в одном месте удалось обнаружить неглубокую заболоченную ложбину, примыкающую к морю. Среди сплошного ковра низкого красного мха пробивался ручей.
      Именно здесь, у мыса, между торчащими из воды камнями, они оставили лодку и вышли на берег.
      Ручей бежал по камням и весело журчал. Идти было трудно и скользко. Наташа два раза упала. Подъем оказался, пологим, но неудобным. Место на фотосхеме, пробудившее у Наташи надежды, находилось за гребнем возвышенности. С каждым шагом огорченная разведчица все более и более убеждалась, что обманулась и на этот раз. Спешить теперь было некуда, и Наташа предложила отдохнуть. Они посидели несколько минут на камнях. Внизу плескалось море и виднелась лодка, пришвартованная к скалам. С другой стороны на фоне желтого неба четко рисовался гребень холма. Разговор не вязался. Наташа рассеянно перебирала камешки под ногами.
      - Ну что ж, пошли? - предложил Владимир.
      - Пошли.
      Наташа нехотя поднялась. Они стали продолжать подъем, добрались до гребня и заглянули на другую сторону склона...
      Наташа в волнении схватила мужа за руку.
      - Володя, - воскликнула она, - смотри!.. Перед ними находилось небольшое естественное углубление в скалах, заполненное какой-то грязноватой полужидкой массой. На ее поверхности булькали пузыри газа. Кое-где плясали языки бледного синеватого пламени. Палящий жар достигал места, где стояли разведчики, хотя до углубления оставалось около 20 метров.
      Сомнений не было. Из недр планеты здесь выбивались горючие газы, развивающие огромную температуру. Они воспламенялись на воздухе и выделяли энергию. Ту самую энергию, которая могла освободить астронавтов из плена на Венере. Цвет пламени, или, точнее, отсутствие всякого цвета и дыма, даже неопытному человеку подсказывал, что здесь была не нефть, а что-то другое.
      - Спасены!.. - закричала Наташа. - Володя, - воскликнула она, - смотри!..
      Это была не просто находка, не случайная удача, а результат упорного труда и блестящее подтверждение Наташиных теорий. Теперь ее пребывание на борту космической ракеты было полностью оправдано. Наташа дала астронавтам возможность возвращения на Землю...
      - Что же мы теперь будем делать? - спросил Владимир, когда они несколько успокоились.
      - Скорее обратно! Как можно скорее! Мы нашли горючее. Теперь надо придумать, как его взять и доставить. Это не так легко. Задача решена наполовину. Видишь? Газы воспламеняются на воздухе. Жидкость клокочет в яме. Придется прокладывать трубы, чтобы предохранить горючее от воспламенения.
      - Иван Платонович что-нибудь придумает, - сказал Владимир.
      - Надеюсь. Да мы еще и не знаем толком, что тут за вещество, какова его калорийность.
      Приблизившись насколько возможно к пылающему краю впадины, Наташа ухитрилась издали зачерпнуть немного воспламененной грязи во взятую с собой посудину и потушить пламя, плотно прикрыв его крышкой. Радостные и взволнованные направились разведчики к подводной лодке, которая ждала их у берега.
      Открытие вызвало всеобщее ликование. Виктор Петрович в крайнем волнении вынул белоснежный платок, из тех, что были выстираны еще в московской прачечной, и вытер высокий лоб. Практичный Красницкий какими-то неведомыми путями тут же сумел определить калорийность найденного топлива и скорость газовой струи. Она составляла 3800 метров в секунду. Виктор Петрович отечески обнял обоих разведчиков и расцеловал их.
      - Скажите теперь, Виктор Петрович, - потребовала сконфуженная Наташа, при всех скажите, что и я пригодилась в экспедиции! А вы еще не хотели меня брать!
      - Всенародно признаю свою ошибку! - рассмеялся академик. - Прошу прощения и обязуюсь впредь брать с собой во все полеты, на любые планеты и другие космические тела в качестве первого помощника Наталью Васильевну Одинцову!
      Произнеся такую тираду, Виктор Петрович снова стал серьезным и склонился над листком анализа, который подал ему Красницкий.
      Находка была исключительно ценной, но это еще не решало всего. Практическая сторона дела ставила перед астронавтами целый ряд трудностей, которые казались непреодолимыми. А их следовало разрешить немедленно.
      Виктор Петрович и Красницкий начали с того, что подвергли образцы горючей массы тщательному повторному анализу. Оказалось, что жидкая грязь, найденная Наташей, представляла собой смесь целого ряда кремневодородов различного состава и свойств. В ней преобладали силаны, которые в обычных для Венеры температурных условиях оставались в жидком виде. Именно они, просачиваясь наружу, и вызывали клокотание, а затем при соприкосновении с влагой воздуха воспламенялись. Кроме силанов, в смеси находилось много минеральных частиц, песка и пыли, из которых состоял верхний загустевший слой, скрывающий под собой чистые гидриды кремния.
      Казалось, надо было просто взять уже готовые силаны. Но здесь-то и возникали трудности, и все участники экспедиции страстно обсуждали вопрос и искали выход из положения. У Виктора Петровича не было сомнений, что в глубине залежей возможно получить достаточно чистое горючее с удельным весом, близким к единице. Трисилан имеет плотность 0,73, тетрасилан - 0,81. По мере дальнейшего усложнения структуры молекул плотность возрастает. Нужно было найти способ добраться до глубоких слоев подземного озерка с силанами, открытого Наташей и Владимиром. По внешнему виду оно было похоже на нефтяные озера, которые часто встречаются на Земле.
      - А если соорудить скважину со стороны склона? - предложил Сандомирский. Взять врага с фланга?
      Предложение было отвергнуто как требующее слишком продолжительного времени и большого труда. Бурильных приспособлений у астронавтов не было. Вычерпать сверху загустевший слой тоже было невозможно, так как при свободном доступе воздуха к подземному месторождению неизбежно должен был возникнуть гигантский столб пламени. Пока же верхняя корка играла роль естественной защиты, изолируя образующиеся силаны от атмосферного воздействия.
      Поступило немало всяких предложений. Выручила практическая сметка Ивана Платоновича.
      - Сифон! - как всегда лаконично, предложил Красницкий.
      Когда его попросили разъяснить идею, Иван Платонович уточнил:
      - Сверху опустим длинную стальную трубу. На нее гибкий шланг. Это короткий конец сифона. Дальше насос - будем засасывать, как бензин из бочки. Затем длинный шланг, образующий другой конец сифона, подведем к морю...
      Предложение отличалось заманчивой простотой. Идею приняли, а конструктивное оформление взял на себя автор проекта.
      Но возникала новая трудность. Опустить в жидкие силаны один конец сифона было просто. Насос сделал бы свое дело, и струя жидких гидридов кремния без сомнения потекла бы по трубе и в силу свойств сифона дошла до моря. Там не трудно было бы подготовить пустые резервуары. Однако силаны самовозгораются на воздухе. Значит, едва струя покажется на конце шланга, как немедленно вспыхнет пламя.
      Этот вопрос не удалось решить сразу, но, чтобы не терять времени, астронавты принялись готовить резервуары для перевозки найденного горючего. Доставить 2500 тонн огнеопасного груза за 250 километров было нелегко. Надеясь в ближайшие дни придумать, как уберечь силаны от самовозгорания, астронавты пока превратились в котельщиков и на другой день с утра приступили к сооружению цистерн для перевозки горючего. Этой операцией ведал Красницкий, но работали все. А Яхонтов, обнаженный до пояса, помогал вырезать котельные днища из листов металла. Ученый проявил неожиданные познания и в области электросварки. Надев брезентовый защитный костюм и прикрыв глаза щитком, он принялся варить швы почти так же искусно, как и сам Красницкий.
      Наташа занималась разметкой листов металла, но потом, глядя на Виктора Петровича, стала помогать сварщикам. Сварка требовала меньше физической силы, чем все остальное, и молодая женщина оказалась в этом деле весьма полезной. Получение горючего давало астронавтам единственный шанс своевременно покинуть Венеру, и люди работали не покладая рук. Через три дня цистерны были готовы.
      Оставалось решить все тот же вопрос: как заполнить силанами приготовленные с таким трудом цистерны, доставить их к ракете и перекачать в резервуары без воспламенения? Иначе мог вспыхнуть пожар такой силы, что от космического корабля осталось бы одно воспоминание.
      Этой проблеме был посвящен целый вечер. Не прекращались споры, но так ничего и не придумали. Тогда, вспомнив старую русскую пословицу, что утро вечера мудренее, решили идти спать. Однако никому из астронавтов не спалось, а поутру все взоры с надеждой обратились на Ивана Платоновича. Он еще подумал о чем-то и сказал всего два слова:
      - Инертный газ!
      Идея была простой и блестящей. Академик сразу понял важность предложения Красницкого.
      В самом деле, если бы цистерны были заполнены каким-либо инертным газом, более тяжелым, чем воздух, то, попадая в среду, не способную поддерживать горение, жидкие силаны должны были заполнить цистерну без воспламенения, постепенно вытесняя газ наружу. Когда же резервуар будет заполнен до определенного уровня, над силанами можно оставить защитный слой инертного вещества, наглухо завинтить крышку, изолировать таким образом огнеопасный груз от соприкосновения с воздухом и перевозить его, не опасаясь взрыва. Такова была идея Красницкого, выраженная в двух словах.
      - Но какой же инертный газ мы можем найти? - задумался академик. Углекислота? Красницкий подумал и сказал:
      - Попробуем. Другого ничего нет.
      Известно, что плотность двуокиси углерода в полтора раза выше, чем плотность воздуха на Земле. Будучи помещен в открытый сосуд, углекислый газ остается в нем подобно воде. Значит, было возможно предварительно заполнить цистерны для перевозки горючего углекислым газом, а уже потом приступить к заливке туда кремневодородов.
      Получение нужного количества углекислоты затруднений на Венере не представляло. Во многих местах она просто выделялась из недр в свободном состоянии, как это происходит и на Земле: например, в знаменитой Собачьей пещере около Неаполя. Несколько ближайших дней и было посвящено подготовке к добыче силанов. Астронавтам повезло: Владимир отыскал неподалеку от стоянки подходящий источник углекислого газа, где нетрудно было заполнить цистерны. Затухание горящего факела, опущенного в горловину, указывало, что цистерна подготовлена к перевозке огнеопасного груза. Для перекачки силанов Красницкий приспособил две стальные трубы, одна из которых была с краном, и несколько резиновых шлангов. На космическом корабле нашлось, конечно, противопожарное оборудование, и теперь эти пожарные рукава пригодились.
      Все эти приспособления были погружены на борт подводной лодки, когда астронавты отправились в первый рейс за драгоценным горючим. С большим трудом, обливаясь потом и обдирая руки, они доставили тяжелое оборудование к силановому источнику. Длинный шланг был протянут от него до самого берега, где стояла лодка с цистернами. На самой высокой точке дороги, ведущей к месторождению, установили насос с электродвигателем, работающим от аккумулятора. На одном конце рукава укрепили стальную трубу и, приблизившись к озеру, насколько позволял жар, попытались опустить ее в кипящую жидкую массу.
      На практике все оказалось значительно труднее, чем рассчитывали. Попытку пришлось повторять много раз. В конце концов уставшие до изнеможения люди добились своего. Тяжелая труба глубоко опустилась в черное месиво. Владимир побежал к насосу и пустил его в ход.
      Для удачного проведения маневра пришлось подготовить всю систему: сперва продуть инертный газ в обратном направлении, заполнить им трубопровод, очистить стальной ствол от проникшей в него грязи, а уже затем принимать струю силанов.
      Многолетний опыт Ивана Платоновича, продумавшего все стороны вопроса, избавил астронавтов от многих неприятных последствий рискованного предприятия.
      Когда началось обильное выделение пузырей углекислого газа на поверхности силанового озера, означавшее, что труба уже заполнена инертным веществом, Красницкий включил насос в противоположном направлении, и он стал засасывать силаны.
      Тогда мужчины побежали на берег. Они не мешкали и даже опередили струю текущего по трубам горючего. Пришлось подождать минут пять, пока шланг стал надуваться.
      Вспышка силанов могла привести к взрыву. За опасное дело взялся Красницкий. Он велел всем отойти подальше, а сам схватил металлическую трубу, которой заканчивался на берегу резиновый шланг, и несколько раз повернул вентиль. Послышался свист, струя жидкости хлынула из крана и немедленно превратилась в пламя.
      Издали Красницкий походил на бойца из огнеметной команды. Взрыва не последовало. Горение было очень сильным, но ровным. Выждав несколько секунд, опытный химик подошел к цистерне, горловина которой была открыта заранее, и сунул туда извергающий огонь наконечник. Пламя тотчас же погасло. Послышался характерный звук льющейся в сосуд жидкости. Задача была решена.
      Загрузка пошла быстрее, чем ожидали. Первая партия силанов была отправлена по назначению спустя всего час после включения насоса. Владимир старался ускорить ход лодки и привел караван с цистернами даже раньше, чем было рассчитано. Началась первая на Венере промышленная деятельность человека.
      Теперь для заливки цистерн и буксировки требовалось только два человека. Пока они работали, вторая пара отдыхала. Трудились напряженно.
      Приходилось выполнять и другие неотложные работы. Ни одного часа астронавты не тратили даром. Укороченная и облегченная ракета уже покоилась на воде в тихой бухте.
      Запасы жидкого фтора и остатки бороводородов давно перекачали в кормовые резервуары. Космический корабль значительно осел, подался назад, и его носовая часть несколько приподнялась над водой. Поступающее горючее заливалось в баки, и с каждым новым рейсом корма погружалась в воду все глубже и глубже. А лодка неутомимо курсировала между стоянкой и архипелагом.
      Наконец наступил час, когда выдвинутые из корпуса корабля стальные опорные стойки коснулись дна. Тогда все другие работы были приостановлены, и астронавты принялись за подъем ракеты. Этим ответственным и трудным делом руководил Сандомирский.
      На берегу установили четыре лебедки. У каждой из них, расположенных попарно на противоположных берегах узкой бухты, стали астронавты, готовые выполнить команду Николая Александровича.
      Все очень волновались, когда начали вращаться барабаны лебедок и канаты натянулись, как струны. Было в высшей степени важно, чтобы усилия с обоих берегов распределялись равномерно. Когда тросы напряглись до предела и нос ракеты стал медленно подниматься, люди затаили дыхание.
      Корабль уже начал принимать вертикальное положение, но вдруг опоры скользнули по дну бухты и ракета снова упала в воду.
      Работы прекратились. Сандомирский послал Одинцова на лодке, чтобы еще раз проверить глубину дна. Остальные следили за ним с берега.
      Спустя некоторое время Владимир вернулся. По выражению его лица можно было понять, что дело небезнадежно.
      - Дальше дно слегка поднимается, - доложил он командиру ракеты. Создается естественный упор. Можно еще раз попробовать. Мне кажется, что опора будет достаточной.
      Весь маневр начали сначала. Снова натянулись тросы, еще раз начала подниматься серебристая ракета. Наполовину торчавшая над водой, она вдруг задрожала, как бы упираясь и не желая подчиниться воле человека, потом замерла и затем постепенно стала принимать вертикальное положение. Теперь она прочно стояла на трех устоях, нос корабля обратился к небу, и космический снаряд был готов к полету в любую минуту: стоило лишь включить двигатель, чтобы ракета взвилась в желтые облака и полетела туда, куда ее направит разум человека. Астронавты одержали самую трудную победу.
      В будничной и тяжелой работе прошло еще двадцать дней.
      Суровая природа Венеры на этот раз благоприятствовала астронавтам. Ветры ни разу не переходили в ураган, и лодка, буксирующая цистерны, легко справлялась с доставкой горючего на базу. Грозы были непродолжительными. Работа не прекращалась даже в темноте снова наступившей ночи. Прожекторы лодки ярко освещали берег, а маяки из пропитанного горючим мха, установленные на острове и близ ракеты, позволяли ориентироваться водителям лодки. Начальник экспедиции, не давая себе ни отдыха, ни покоя, торопил и других, чтобы оставшиеся свободными дни снова посвятить научным исследованиям.
      Никто не претендовал на отдых, хотя люди за последнее время похудели, стали страдать бессонницей и головной болью. Нередко хотелось просто посидеть лишний часок в салоне, поговорить перед сном о других вещах, нежели горючее. Однако начальник экспедиции озабоченно качал головой:
      - Спать! Спать! Завтра подъем в пять часов! Здешняя природа коварна. Кто знает, какие неведомые опасности поджидают нас каждый час, каждую минуту! Нет, пока ракета, совсем готовая, с полным запасом горючего, пищи, воды и кислорода, не будет стоять на старте, я не успокоюсь и не позволю отдыхать.
      - Как будто наступил тихий период, - сказала Наташа.
      - Временная передышка! - хмуро ответил академик.
      - Во всяком случае, об отдыхе думать сейчас рано, - потянулся Сандомирский. - Начинаем с пяти?
      - В пять, - сказал начальник экспедиции. - Спокойной ночи!
      - Спокойной ночи! - послышались голоса. Оставшись один в своей каюте, Виктор Петрович еще долго подсчитывал что-то и делал какие-то записи. В резервуары космического корабля было залито более 3500 тонн силанов. С учетом оставшихся земных бороводородов оставалось залить еще 200 тонн, то есть сделать всего четыре рейса на архипелаг, но академик хотел сделать некоторый запас горючего на случай непредвиденных осложнений в пути и для торможения при спуске на Землю.
      * * *
      Долгая ночь снова подходила к концу. Еще раз беспросветный мрак начал постепенно сменяться густой синевой. Уже стала заметной зубчатая линия гор на фоне небес. В синем предрассветном сумраке на море заблестели пенистые гребни валов. Просыпались ветры, затихающие на Венере в ночной период. Но гроз все еще не было, и астронавты пользовались этой тишиной, чтобы сделать возможно больше. Они предпочитали здесь ночное время, потому что прохлада ночи приятно освежала тело. Больше всего они полюбили вечерние сумерки и часы рассвета. Тогда особенно величественной казалась суровая природа Венеры и во всей своей грозной красоте воспринималась картина страшных гор и скал. Все знали, во всяком случае надеялись, что отлет на Землю не за горами, и теперь смотрели на здешние пейзажи с благодарностью за все то, что планета дала им пережить. Однако сердце сжималось каждый раз томительно и сладко, когда люди спрашивали себя: "Неужели мы улетим? Неужели настанет момент, и мы снова увидим Землю, других людей, родных, Москву?"
      Иногда не мог устоять перед соблазном помечтать и поговорить о предстоящем возвращении и сам начальник экспедиции. В тот вечер, несмотря на огромную усталость, астронавты, перед тем как отправиться спать, собрались около ракеты и любовались незабываемой природой Венеры. Владимир и Наташа только что вернулись из очередного рейса, выкупались в море и теперь тихо сидели рядом. Около них, заложив руки за спину, стоял Виктор Петрович. Немного поодаль чернела фигура Сандомирского, присевшего на камень. Красницкий хлопотал в ракете, так как в тот день он был дежурным.
      - Итак, Виктор Петрович, - начала разговор Наташа, - скоро домой! Покинем этот мир, и, вероятно, навсегда. Теперь мы скучаем по Земле, а может быть, потом будем с грустью вспоминать о Венере. Сколько мы тут пережили!..
      - Скорей домой! - отозвался Сандомирский. - С меня довольно приключений в межпланетных пространствах! Пусть молодые летают, а я на покой...
      - Конечно, ужасно хочется вернуться, - согласилась молодая женщина. - И все же этих картин не забудешь никогда!
      - Никогда! - повторил Владимир.
      - И не только это, - промолвил Виктор Петрович. - Мы здесь хозяева целого неведомого мира. Это создает непередаваемое ощущение своего рода гордости хорошей человеческой гордости. Ведь самое увлекательное дело на свете покорение природы! Великая борьба, в которой человек возвышается над всеми мелкими интересами. И мы выдержали первые испытания...
      Астронавты задумались. Каждый мысленно подводил итоги всего пережитого.
      - Однако еще рано праздновать победу, - негромко произнес академик. Тишина вокруг может оказаться затишьем перед бурей...
      - Ну, теперь уже не страшно, - засмеялся в темноте Владимир.
      - Не страшно? Не говорите.
      - Чего же опасаться теперь? - опять заговорил Владимир. - Горючее найдено, ракета стоит готовая к полету, а мы все живые и невредимые, находимся рядом.
      - Вот только Михаила Андреевича нет, - сказала Наташа.
      - Да, - протянул Сандомирский, - жаль беднягу. Не повезло. А ведь какая жизнь перед ним раскрывалась! Огромной учености был человек.
      - Большой ученый! - добавил академик.
      - А все-таки чего же нам теперь опасаться, Виктор Петрович? - задала вопрос Наташа.
      - Вы же геолог, Наталья Васильевна, и лучше всех знаете, какие чудовищные силы таятся в недрах этой планеты. Даже у нас порой все рассыпается в прах под ударами слепых стихий. А здесь? Мир только формируется. Еще не остыла вода в морях...
      - Это верно, Виктор Петрович, - согласилась Наташа.
      - А радиоактивные вещества! - продолжал академик. - Венера получила их во много раз больше, чем Земля... Трагическая смерть Михаила Андреевича - как бы грозное предупреждение...
      - Вы, Виктор Петрович, сегодня настроены крайне пессимистически, заметила Наташа.
      - Это не так. Теперь все сделано, чтобы покинуть Венеру, но мой долг самого старого среди вас напомнить, что в последние дни нужно быть особенно осторожными.
      - С этим я согласна.
      - Ну, вот и договорились. Спокойной ночи, Наталья Васильевна!
      - Спокойной ночи! Мы тоже идем спать.
      Действительность скоро подтвердила опасения начальника экспедиции.
      Когда все мирно спали, кроме Красницкого, который нес вахту в эту ночь, и стрелки показывали два часа, послышались глухие подземные удары. Как и в прошлый раз, люди проснулись и кинулись в рубку.
      - Кажется, новый вулкан! - встретил их Красницкий.
      В самом деле, на темно-синем ночном небе, уже начинавшем приобретать предрассветный фиолетовый оттенок, вставало багровое зарево.
      - Конус вулкана скрыт в облаках, - продолжал Иван Платонович. - Сквозь тучи видны только отблески.
      - Ну конечно, - согласился академик, - отражение пламени. Представляете теперь, друзья, какие колоссальные силы приведены в действие, если раскаленная лава поднимается на такую высоту.
      - Да, - покачал головой Сандомирский. - Тучи плывут километров на семь или восемь в высоту, а мы видим пламя за дождевыми облаками. Думаю, что конус вулкана не ниже 10 километров.
      - Смотрите! Лава полилась! - Владимир раньше других рассмотрел вдали потоки лавы.
      - Верно! - подтвердил Сандомирский.
      - Этого только не хватало!
      - Да, что-то вроде последнего дня Помпеи. Обмениваясь такими репликами, астронавты с тревогой смотрели на страшное зрелище. Огненное пятно быстро увеличивалось в размерах. Где-то очень далеко, из-под нижнего края туч, показалось яркое сияние, озарившее местность багровым светом. Теперь не было никакого сомнения, что поток лавы уже катился вниз по склону, в ту сторону, где находилась стоянка.
      - Этот фейерверк мне не нравится, - сказал Сандомирский.
      - А может случиться, что лава доберется до нас? - спросила Наташа.
      - Между вулканом и нами поднимается еще один хребет, - ответил за Сандомирского академик. - Видите горы на освещенном фоне? Как будто надежная преграда. Нужно, конечно, ко всему быть готовым...
      На всякий случай проделали все, что полагается в случае тревоги. Все хорошо знали свои обязанности. Когда нужные меры были приняты, астронавты снова собрались в рубке. Наташа посмотрела в окно и увидела ужасающую картину.
      - Смотрите! Смотрите!
      Широкая полоса огненно-красной лавы в несколько километров шириной уже поднималась над невысоким гребнем того горного хребта, на который надеялись как на непреодолимый барьер. Теперь лава катилась по эту сторону гор и растекалась по равнине. Больше не оставалось никаких естественных препятствий между раскаленной массой и ракетой. Опасность приближалась.
      Виктор Петрович стал чрезвычайно серьезным. Его страшно было спросить о чем-нибудь. Но он сам сказал:
      - Если извержение продлится еще хотя бы один час, поток дойдет до нас. Тогда один выход... Лететь!
      - Но мы не сумеем с таким количеством горючего покинуть Венеру, - сказал Сандомирский.
      - Выйдем за пределы атмосферы. Потом опустимся обратно. Придется, конечно, снова заполнять баки...
      - Это лучше, чем сгореть живьем, - согласился Красницкий.
      Дальнейшие разговоры прекратились. Люди предпочитали молчать, чтобы не расстраивать друг друга. Положение было ясным и без слов. С тревогой наблюдали астронавты, как медленно, но неумолимо приближался край огненной массы.
      - Ничего, - сказал академик, - на этот раз опасность как будто миновала.
      В шесть часов утра по земному времени уже не было сомнений, что лава приостановилась. Остывающая магма делалась все более вязкой, и это замедлило движение потока. Огненная стена остановилась километрах в пяти от стоянки, но горячее дыхание извержения чувствовалось даже около ракеты.
      С тем количеством горючего, которое находилось на космическом корабле, еще нельзя было приобрести необходимую скорость и покинуть Венеру. Все зависело от каких-нибудь 100 тонн силанов. Кроме того, ракета оказалась бы беспомощной в случае необходимости маневрировать, а такая возможность всегда могла возникнуть в пути. Поэтому астронавты соорудили еще две цистерны, чтобы доставить как можно больше горючего за одну поездку. Теперь за лодкой тянулся целый караван, состоящий из четырех цистерн.
      Виктор Петрович не хотел в такие тревожные дни разлучаться с кем бы то ни было. Все время под ногами ощущались легкие толчки. Однако требовалось еще раз совершить поездку за горючим, иначе вылетать было бы рискованно. Подошла очередь Наташи и Владимира.
      - Помните, друзья, - напутствовал их академик, - как только увидите что-нибудь подозрительное или услышите новые толчки, немедленно бросайте все и возвращайтесь. Не ждите сигнала. Будьте очень осторожны.
      Молодежь обычно плохо воспринимает мудрые наставления стариков. Наташа и ее муж вежливо согласились, но не придали большого значения этим словам. Они быстро сбежали к морю, поднялись на борт подводной лодки, и скоро маленькое судно, тащившее на буксире четыре пустые цистерны, скрылось в предрассветном сумраке.
      Расстояние до острова, где находился источник силанов, они прошли без всяких приключений. Спустя пять часов Владимир, несмотря на довольно сильное волнение, привел лодку в обычное место для причала. Включили насос и принялись заливать цистерны.
      Ветер крепчал, и волнение на море заметно усилилось.
      Наташа подняла, голову. Тучи стали сгущаться. Они клубились в вышине, как черные бесформенные громады, и стремительно неслись куда-то. По временам облака разрывались, и тогда между ними ненадолго показывалось темно-пурпурное предутреннее небо Венеры. Наташа с тревогой посмотрела на берег. Внизу шумели волны, бросаясь на прибрежные скалы.
      Как обычно на Венере, погода быстро менялась. В момент отъезда было совсем тихо, а теперь заревел ураган. Приближалась гроза. Такие резкие перемены наблюдались только в светлый период. Уходя в последний рейс, Владимир и Наташа надеялись, что все обойдется. Оказывается, бури могли происходить и в сумерках.
      Владимир еще не успел заполнить последнюю цистерну, как хлынул дождь. Скоро он перешел в ужасный ливень. Ураган превосходил даже ту памятную бурю, когда стратоплан потерпел аварию.
      Наташа оставалась на борту, а Владимир решил закончить заливку последней цистерны. Не слушая призывов и криков жены, которая просила скорее подняться на борт лодки, он упрямо делал свое дело и не выключил двигателя до тех пор, пока цистерна не была наполнена до нужной отметки. Только тогда, промокший до нитки, он побежал к лодке.
      - Что теперь делать, милый? - спросила расстроенная Наташа.
      - Ничего, - ответил Владимир, - как-нибудь справимся.
      - Опасно выходить в море с нашим караваном при таком ветре. Посмотри, что делается!
      - Подождем немного, а там увидим.
      Владимир только внешне был спокоен, а в глубине души серьезно волновался. Прошло более часа, но ветер не утихал и ливень превратился в форменную бурю. Атмосфера Венеры всегда насыщена электричеством. Теперь молнии вспыхивали так часто, что можно было почти без перерывов наблюдать берег и море. Раскаты грома сливались в один несмолкающий грохот, как будто десятки тысяч крупнокалиберных орудий стреляли не переставая.
      Волнение на море уже превратилось в шторм. В блеске молний, озарявших беспредельные просторы океана, на мгновение возникали грозные водяные горы. Имея на буксире караван из четырех цистерн, лодка не могла пуститься в сущий ад, каким стало море. Невозможно было и оставаться у берега - каждую минуту волны грозили разбить лодку о скалы. Набегающие валы то вскидывали маленький корабль высоко вверх, натягивая канаты до предела, то с размаху бросали вниз, а позади плясали на волнах тяжелые цистерны.
      - Ничего не поделаешь, родная, - надо выходить в море. Тут нас разобьет. Или бросать все и спасаться на берегу.
      - А как же лодка, силаны?
      - Вот в том-то и дело...
      Владимир решился. Перерубив тросы и включив двигатель, он смело бросил судно навстречу буре.
      Волны подхватили лодку и начали безжалостно швырять ее во все стороны. Тяжелые цистерны, соединенные с судном стальными тросами, сталкивались друг с другом, бились о борта лодки, угрожая разбить ее мощными ударами. Все сбилось в кучу в этом страшном кипении валов. Самым разумным было бы оставить груз на произвол судьбы и тем самым спасти лодку, но Владимир недаром считался упрямцем.
      - Только бы удалось выйти на глубокое место! - кричал он, стараясь пересилить грозный рев урагана.
      - Что ты хочешь делать? - уцепилась за его руку Наташа.
      - Попытаюсь уйти вниз и затянуть с собой цистерны.
      - Разве так можно?
      - Может быть, удастся.
      Выжимая из могучих механизмов все, что они могли дать, Владимир боролся с волнами. Судно, как всякая подводная лодка, не боялось валов. Волны перекатывались через палубу, бессильные перед плотно задраенными люками.
      Указатель глубины показывал 250 метров, когда Одинцов повел лодку на погружение.
      В это мгновение в борьбу вступила новая стихия. Страшный грохот далекого взрыва заглушил раскаты грома. Толщу воды потрясали удары, видимо идущие со дна моря. Толчки явственно ощущались на судне.
      Наташа, побледневшая от неожиданности, прижалась к мужу. Далеко впереди, как раз в той стороне, где находилась ракета, поднялся столб пламени. Взрыв был чудовищной силы, если они могли увидеть его на таком огромном расстоянии.
      - Новое извержение! - прошептала побледневшая Наташа. - Как раз в той стороне, где ракета. Неужели все погибло?
      Ответом было неопределенное пожатие плечами. Что мог сказать Владимир? Можно было думать, что погибала вся планета, но перед лицом непосредственной опасности, грозившей судну, он должен был выполнить свой долг - спасти лодку и груз. Спасение лежало в глубине, куда не могла достигнуть буря, но цистерны, как гигантские поплавки, мешали погружению.
      Владимиру стоило немалых трудов, добавив к весу балласта еще силу тяги двигателя и используя рули глубины, уйти вниз и затянуть за собой груз.
      В конце концов мощные механизмы сделали свое дело, и лодка погрузилась на 20 метров.
      Здесь было совсем тихо. Владимир наконец получил возможность свободно вздохнуть. Он вытер капли пота на лбу и с растерянной улыбкой посмотрел на Наташу:
      - Страшно?
      - Страшно, - созналась жена. - А главное, ничего не знаем. Что там?
      Дальнейший путь продолжали под водой. Владимир включил прожекторы. За окнами открылось ужасное зрелище. Очевидно, где-то на дне океана произошла грандиозная катастрофа. В воде, всюду, куда достигал свет прожекторов, виднелись изуродованные тела обитателей морских глубин. Разорванные в клочья ракообразные, куски мяса головоногих, расколотые панцири, студенистые тела мертвых сифонофор, оторванные клешни - все это всплывало теперь на поверхность, образуя отвратительное месиво.
      Лодка с трудом продвигалась в нужном направлении, так как мешали цистерны. К счастью, приборы показывали, что берег близок. Наступала пора вновь подниматься на поверхность океана. Владимир оглянулся. Наташа стояла за спиной, плотно сжав рот, и только напряженный взгляд, устремленный в пространство, выдавал ее чувства.
      "Молодец!" - подумал Владимир.
      В самом деле, что увидят они, поднявшись наверх? Бушует ли море по-прежнему или наступило затишье? А главное, что с друзьями? Цел ли космический корабль? Живы ли те, кто оставался на берегу, или теперь они вдвоем остались единственными людьми в этом чужом и страшном мире?
      - Поднимаемся? - спросил он Наташу. Та молча кивнула головой и закрыла глаза. Владимир повернул рычаг, и лодка пошла вверх, содрогаясь от сопротивления воды.
      - Скафандры! - отрывисто сказал он.
      Наташа поняла. Никто не мог знать, что происходит наверху. Быть может, при извержении возникло облако ядовитых газов и уничтожило все вокруг. Быстро облачившись в скафандры, приспособленные для пребывания в любой атмосфере и под водой, молодые люди снова сосредоточили внимание на механизмах управления.
      Лодка благополучно всплыла. Сначала перископ, а потом и непосредственное наблюдение убедили Наташу и Владимира, что за несколько часов последнего рейса все в этих местах преобразилось. Среди бывшей равнины вырос огромный конус нового вулкана. Он поднимался в каких-нибудь 15 или 20 километрах от базы астронавтов. Над кратером еще стоял столб пламени, озарявший берег мрачным багровым светом, как это бывает во время ночных пожаров.
      Утро уже вступило в свои права и заливало все вокруг лиловым сиянием. В борьбе двух различно окрашенных световых потоков тени на предметах, скалах и камнях были фиолетовыми, а местами приобретали зеленоватый оттенок. На ярко-красном фоне медленно ползущей лавы виднелся знакомый черный силуэт ракеты. Бухты не существовало. Берег изменил свои очертания, высоко поднялся над водой, море отошло далеко от места, где недавно был залив. Ракета стояла теперь на суше, слегка накренившись влево. По-видимому, космический корабль пока оставался невредимым. Вокруг него быстро двигались черные фигурки людей.
      - Живы! - вырвалось у Наташи. - Все живы!
      Люди издали походили на хлопотливых муравьев. Сходство увеличивалось благодаря круглым шлемам скафандров. Но даже на таком расстоянии в бинокль было видно, что ракета находится в крайне опасном положении, потому что вновь возникший вулкан извергал потоки лавы, и она разливалась во всех направлениях. Раскаленная масса приближалась к месту, где была бухта, и перед лавой уже не оставалось никаких препятствий.
      Владимир дал полный ход. Позади плыли и наталкивались одна на другую цистерны с силанами. Они были целы.
      "Пока это самое важное", - подумал Владимир.
      ГЛАВА XXIV,
      заменяющая эпилог
      Шторм не затихал. Порывистый ураганный ветер был так силен, что люди на берегу едва держались на ногах. Не лучше было и на борту подводной лодки. Яростные волны швыряли ее, как щепку. Едва маленькое судно приблизилось к берегу, как они подхватили его и выбросили на камни.
      Противный, скрежещущий звук раздираемого металла был слышен даже сквозь рев бури. Спрыгнув с палубы прямо на утесы, Владимир подумал, что подводная лодка, оказавшая астронавтам столько услуг, пожалуй, закончила свое существование. Этот рейс действительно оказался последним. Но сейчас не приходилось, задумываться - надо было спасать Наташу. Он оглянулся и увидел, что жена уже успела благополучно выбраться на берег и без его помощи.
      Цистерны с силанами, которых достигали волны, катались по берегу и норовили очутиться в море.
      "Разобьются! - мелькнуло в голове у Владимира. - Тогда все пропало! Удержать их! Во что бы то ни стало удержать их на берегу!"
      В такие минуты мысль работает особенно быстро, а силы удесятеряются. Одинцов схватил огромный камень, оказавшийся поблизости, с натугой дотащил к месту, где волны швыряли цистерны, и бросил под катившийся в море круглый резервуар. Неожиданное препятствие задержало стремительное движение. На помощь подоспела Наташа и тоже положила упор под последнюю цистерну. Две средние остановились, удерживаемые крайними. Это дало возможность подложить новые упоры, и драгоценный груз остался на берегу.
      К ним уже бежали на помощь. Защитная одежда с круглым шлемом на голове делала всех похожими друг на друга, но Владимир и Наташа сразу узнали Виктора Петровича. Он бежал навстречу, весь мокрый от дождя, в блестящей от влаги резиновой одежде. Позади него прыгали с камня на камень еще два таких же существа, похожие на гигантских насекомых. Пламя вулкана поблескивало на скафандрах.
      "Как все это невероятно! - подумала Наташа. - Какая жуткая фантасмагория!"
      Ей хотелось постоять, хоть минуту посмотреть на это дикое зрелище, на вулкан, на бушующее море, на людей в скафандрах и лежащую, как рыба, на боку лодку, но до ее слуха донесся крик начальника экспедиции:
      - Скорее! Или будет поздно!
      С лихорадочной быстротой, понимая друг друга без слов, астронавты принялись хлопотать над цистернами с драгоценным горючим. Откуда-то появились шланги. Их сунули в черные отверстия резервуаров; кто-то включил насосы, и перекачивание силанов началось. Для этого не требовалось много времени, но Владимир и Наташа прекрасно понимали, что дорога каждая минута.
      Огненно-красный поток лавы все шире растекался по равнине и медленно, но неуклонно продвигался к стоянке. Его жаркое дыхание становилось все ощутимее. Струи теплого дождя не умеряли жара, а немедленно обращались в пар при соприкосновении с расплавленными горными породами и образовывали клубящиеся облака, озаренные фантастическим светом. Время от времени почва содрогалась под ногами, как стенки парового котла, готового лопнуть от чрезмерного напряжения. Глухие, но мощные толчки, возникавшие где-то в глубине планеты, действовали на человеческую психику угнетающе. Казалось, что в этом мире уже нет никакой опоры, что все сейчас рухнет и провалится в бездну. В довершение всего сделалось так жарко, что трудно стало дышать.
      - Надо кончать! Бросайте всё! - кричал академик. Наташа взглянула на него, и, несмотря на неподходящую обстановку, ей вдруг пришла в голову мысль, как странно обстоятельства действуют на людей. Давно ли Виктор Петрович с достоинством делал доклады, участвовал в прениях на академических заседаниях, а сейчас он распоряжался, как офицер на поле сражения со страшным противником. Очевидно, у академика были те качества, которые выработали у русского человека его трудная история и вечная борьба с суровой природой и многочисленными врагами.
      - Живо в ракету... - командовал Яхонтов. Рассуждать было некогда. Люди срывали резиновые трубы с приемных вентилей ракеты и бросали их куда придется. Никто не обратил внимания, что остатки силанов в цистернах вспыхнули голубоватым пламенем, так как воздух вошел в соприкосновение с гидридами кремния. Тушить их было некогда, да и незачем. Один за другим астронавты взбегали по ступенькам трапа и скрывались внутри космического корабля.
      Последними поднялись командир и начальник экспедиции. Академик Яхонтов задержался на несколько секунд, точно хотел рассчитать, сколько времени может ракета еще оставаться на старте, затем вскочил и сбросил трап. Подоспевший Владимир крепко задраил крышку входного люка.
      - Всем занять места в камерах амортизации! - распоряжался академик. Скафандров не снимать!
      Все происходило, как в кошмарном сне. Люди действовали, как автоматы. Измученные работой последних дней, а в особенности переживаниями последних часов, когда им казалось, что все погибло, они беспрекословно выполняли приказания Виктора Петровича, радуясь, что кто-то думает за них и руководит их действиями. Есть предел человеческой выносливости. Даже Сандомирский, много перенесший во время войны, и тот не мог в эти минуты собрать свои мысли, настолько чудовищной и фантастической была окружающая обстановка.
      Убедившись, что все находятся в камерах, Виктор Петрович повернул рукоятку пускового автомата и сам погрузился в спасительную жидкость. Через тридцать секунд механизм должен был произвести зажигание горючего, и он едва успел захлопнуть за собой крышку.
      Но еще раньше, чем автомат сделал свое дело, раздался глухой удар, идущий снизу, и тяжелый корпус космического корабля как-то странно осел и еще более накренился на правую сторону.
      Если бы снаружи находились зрители, они бы увидели в это мгновение, что скалистый берег, на котором, как некое чудовище, на трех коротких, изогнутых в напряжении лапах стояла ракета, вдруг стал подниматься под влиянием скопившихся в недрах планеты тектонических сил и дал огромную трещину. Из расселины, где клокотала кипящая лава, вырвались столбы газов и бурого дыма. На фоне этих разрушений устремленная к небесам ракета, серебристая и озаренная багровым пламенем, вдруг вздрогнула и покачнулась, вот-вот готовая упасть в раскрывшуюся бездну... Еще одно мгновение - и казалось, ничто уже не может удержать ее над краем пропасти, где кипела магма. Но в самый критический момент, когда сигарообразный корпус ракеты готов был рухнуть всей своей чудовищной тяжестью, автомат пришел в действие. Судьбу космического корабля решили буквально секунды.
      Со свистом и шипением, если можно назвать шипением этот невыносимый для слуха звук, широкая струя раскаленных газов и пламени вырвалась из сопла ракеты, унося ее буквально из врат ада, разверзшихся позади... Преодолев силы, влекущие его к гибели, космический корабль - это чудесное создание человеческого гения - покинул Венеру и помчался в межпланетное пространство, унося с собой назад на Землю нескольких смельчаков, дерзнувших приподнять покрывало над загадочной планетой.
      Спустя несколько секунд, раскалившись от сопротивления атмосферы, ракета ворвалась в гущу облаков и помчалась дальше.
      Затем светящийся от накала вишнево-красный снаряд вылетел из облачного покрова Венеры и со все возрастающей быстротой унесся в пространство.
      Космический корабль отправился в полет значительно раньше того часа, который был наиболее благоприятен для возвращения на Землю. По воле стихий направление его движения отклонилось от кривой, избранной астронавтами на основании точных расчетов. В связи с этим изменилась и величина ускорения, в известной мере зависящая от степени сопротивления атмосферы и того времени, в течение которого снаряд проходил через плотную среду.
      Поднявшись круто вверх, ракета раньше срока вырвалась из толщи атмосферы и внезапно увеличила заданную ей скорость.
      Для астронавтов, запертых в камерах амортизации, это означало двукратное увеличение давления против того, к какому они готовились. Чудовищная тяжесть, от которой, казалось, вот-вот затрещат кости и перестанет биться сердце, сдавила несчастных со всех сторон уже в тот момент, когда корабль оторвался от поверхности Венеры. Сознание помрачилось. Непонятная сила сжала кровеносные сосуды. Подача крови к чувствительным клеткам головного мозга почти прекратилась. Перед глазами астронавтов поплыли красные круги. Острая боль сдавила виски, как клещами. Черепная коробка, казалось, неминуемо должна треснуть от этой тяжести, как хрупкая фарфоровая чашка.
      Но, к сожалению, это было еще не все. Второй бросок ракеты означал для астронавтов еще большее и тоже не предвиденное расчетами, хотя и кратковременное, повышение давления. Теперь тяжесть, как бы навалившаяся на них, стала нестерпимой. Артерии сжались до предела, и мозг, не получающий больше притока животворной крови, прекратил свою работу. Глаза закрыла черная пелена. Затем возникло чувство стремительного падения куда-то в ужасающий провал, и наступило ничто...
      К счастью, тяжесть исчезла так же быстро и внезапно, как и возникла. Дело в том, что теплотворная способность силанов, добытых на Венере, не была изучена в достаточной степени: когда их нашли, приборов для исследования уже не было: они погибли во время катастрофы. Поэтому ограничились приближенными величинами. Ускорение превысило ожидаемое. Это и привело к перегрузке. Зато космическая скорость была достигнута кораблем в меньшее число секунд, чем следовало по расчетам. И тогда наступило состояние полной невесомости и абсолютной тишины.
      Холод межпланетного пространства быстро остудил раскаленное тело ракеты. Удушающая жара уступила место приятной прохладе. Люди стали постепенно приходить в себя.
      Первым на этот раз очнулся Красницкий. Завидное здоровье позволяло ему легче переносить физическое напряжение, чем другим. Открыв крышку люка в камере, он выбрался на пол и, почувствовав необыкновенную легкость, сбросил скафандр, который повис в воздухе.
      "Живы ли остальные?" - с тревогой подумал Иван Платонович и торопливо поднял крышку ближайшей камеры.
      Оттуда появилась чья-то голова в круглом шлеме. Это была Наташа. Она еще не вполне пришла в себя, но первый ее вопрос был:
      - Летим? Где Владимир?
      - Летим, - ответил Красницкий. - Видите? Все висит в воздухе. Как вы себя чувствуете?
      В это время из другой камеры поднялся академик, и Наташа не успела ответить на вопрос. Виктор Петрович, ни при каких обстоятельствах не забывавший о своих обязанностях и долге начальника экспедиции, спросил:
      - Летим? К Земле или вокруг Венеры?
      - Ничего не могу сказать, - ответил Красницкий.
      - Не исключена опасность, что мы оказались спутником Венеры.
      Внутренность корабля заливал яркий солнечный свет, казавшийся ослепительным после желтого сумрака Венеры.
      - А вы как? - спросил академик Наташу, которая без сил лежала на полу.
      - На этот раз давление было невыносимо!.. Она со страхом посмотрела в сторону, где Красницкий помогал Владимиру выйти из камеры.
      - Володя, тебе плохо? - спросила Наташа.
      Одинцов чувствовал себя хуже, чем остальные. Сказывалось переутомление последних часов перед отлетом. В очень тяжелом состоянии оказался и Сандомирский. Возраст командира корабля давал себя знать, и его некогда могучий организм не мог перенести последних испытаний. Он задыхался, долго не мог произнести ни слова и лишь некоторое время спустя пришел в себя.
      Но он тоже поднялся вместе с Владимиром, чтобы начать наблюдения и ориентироваться в положении корабля. Красницкий стал хлопотать над радиоустановкой. Теперь, за пределами атмосферы Венеры, имело полный смысл возобновить попытки наладить связь с Землей.
      Венера осталась далеко позади. В окна рубки была видна та же самая картина, как и при отлете с Земли: абсолютно черная бездна и висящие в ней звезды, которые казались микроскопически малыми точками.
      - Ну как? - спросил академик, обращаясь к Одинцову.
      - Мы, несомненно, удаляемся от Венеры. Мы не стали ее спутником. Это уже ясно. Но куда именно летит ракета, я еще не могу определить.
      - Теперь вы наш штурман! - Академик положил руку ему на плечо. - От вас зависит, попадем ли мы на Землю или...
      Он не договорил.
      Владимир повернулся к нему:
      - Было бы обидно... Надеюсь, мы не уклонились от маршрута. А если и уклонились, то незначительно. Сейчас сажусь за вычисления. Солнце у нас за кормой и слева. Так и должно быть.
      В рубке появилась Наташа и уселась в кресло позади пилота. Владимир обернулся к ней и сказал:
      - Ну вот! Возвращаемся домой... Всё теперь позади.
      Что-то там, на Земле? Жива ли моя старушка? Так обидно, что нет связи.
      - Да, как будто возвращаемся... - поддержал его академик. - Теперь можно сказать, что нам удивительно повезло. Как раз к нашему прибытию вулканическая деятельность несколько затихла. Представьте себе посадку в тех условиях, при каких мы покидали Венеру?
      Наташа вдруг нервно рассмеялась и закрыла лицо руками.
      - Что с тобой? - спросил Владимир, на этот раз не оборачиваясь. Наташа не ответила.
      - Что с тобой? - повторил Владимир с тревогой.
      - Не верится, что все это было.
      - Было, дорогая. И наяву!
      - Как во сне. До последних дней жизни буду я видеть эти потрясающие картины, грозы, вулканы, черные скалы, багровое море... Страшно!
      - Хочется поскорее очутиться на Земле. На этот раз довольно!
      - Конечно. Но все-таки была огромная, поразительная красота!
      - Подавляющая!
      - А помнишь эти грозы?..
      Владимир не ответил. Он был слишком занят своими штурманскими обязанностями, чтобы вести в такое время посторонние разговоры. Когда Сандомирский отдохнул от неприятных переживаний в камере амортизации, Одинцов передал ему штурвал, а сам спустился вниз, чтобы произвести вычисления.
      Пока ракета летела туда, куда влекли ее таинственные силы.
      - Все-таки наша экспедиция - необыкновенное событие! - задумчиво сказал Красницкий.
      - Конечно!
      Виктор Петрович что-то подсчитывал на блокноте, но прекратил писать:
      - Это лишь начало. Я уверен, что исследования Венеры и других планет будут продолжаться. Мы только разведчики. Вслед за нами на Венеру, несомненно, будут посланы другие ракеты. Ученые будут работать там. Исследуют всю планету, ее горные породы, растительность...
      - Теперь ясно, - сказал Красницкий, - что там имеется гораздо больше, чем на Земле, таких элементов, как уран, торий, радий...
      Наташе вспомнилась одинокая могила профессора Шаповалова. Каменная площадка, и на ней глыба базальта, обозначавшая место, где спал последним сном замечательный ученый, хотя и слабый духом человек.
      - Это понятно, - заметил академик. - Венера ближе к Солнцу и получила от него больше актинидов.
      - В какую эпоху?
      - Когда наше светило было еще звездой типа Вольф-Райе. Запасы радиоактивных элементов на Венере, безусловно, огромны. Это настоящая кладовая энергетических материалов, которые, может быть, понадобятся нашим далеким потомкам через тысячи лет - когда эти материалы будут исчерпаны на Земле.
      Красницкий продолжал возиться с радиоустановкой.
      - Через тысячи лет... - повторила за академиком Наташа.
      Вдруг Красницкий с особенной энергией стал суетиться над аппаратом.
      - Связь! - сказал он, прислушиваясь к чему-то. До него долетели еле слышные звуки из далекого пространства, где была Земля. Потом послышался отрывок
      какого-то сообщения...
      - Виктор Петрович! - послышался его радостный голос. - Рация работает! Принимаю Землю!
      Взволнованный академик бросился к нему и тоже надел наушники.
      В эфире отчетливо звучал человеческий голос. Академик услышал:
      - Внимание! Внимание! Говорит радиостанция ВНИКОСМОСа. Говорит ВНИКОСМОС. Вызываю советскую космическую ракету! Сообщите ваше положение! Сообщите ваше положение! Нужна ли помощь? Нужна ли помощь?.. Перехожу на прием.
      Выждав, когда в эфире установилось молчание, Виктор Петрович стал передавать на Землю радиограмму:
      - Говорит советская космическая ракета. Направляемся на Землю! Направляемся на Землю! Задание выполнено. Работы экспедиции закончены. Заканчиваю передачу. Перехожу на прием.
      Снова в эфире установилась тишина. Требовалось около двадцати минут, чтобы волны радиостанции космического корабля достигли до Земли, а ответные вернулись на ракету.
      Все, кроме пилота, собрались у рации. Красницкий не отрывался от приемника. Прошло полчаса. Вдруг он подал знак рукой:
      - Земля! Включаю громкоговоритель! Далекий русский голос звучал не сильно, но совершенно ясно.
      - Слушайте на советской космической ракете! Слушайте на советской космической ракете! Говорит ВНИКОСМОС. Говорит ВНИКОСМОС. Транслирую передачу из Москвы. У микрофона...
      Послышался чей-то знакомый, немного глуховатый и уже немолодой голос, кажущийся бесконечно далеким:
      - Дорогие товарищи! Пионеры космических просторов! От имени Советского правительства и Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза поздравляю вас с успешным завершением великого подвига! Вы исполнили поручение советского народа. Ваше путешествие на другую планету имеет огромное научное и практическое значение. Вы доказали, что нет предела творческим возможностям свободных людей. Судьба экспедиции волновала весь наш народ и все просвещенное человечество. Все мысли наших ученых, всех граждан Советской страны постоянно были с вами. До настоящего времени мы получили от вас только одну радиограмму, которая извещала о благополучном прибытии экспедиции на Венеру, но были твердо уверены...
      Астронавты затаили дыхание. Неторопливый, спокойный голос продолжал:
      - Родина постоянно помнила о вас. Еще в те дни, когда связь отсутствовала, за вами был послан второй отряд астронавтов с целью оказать помощь экспедиции и доставить на Венеру горючее, кислород и продукты питания. Ракета с экипажем из трех человек отправилась в путь тридцать восемь дней тому назад. Теперь, когда надобность отпадает, второй космический корабль немедленно получит указание возвратиться без посадки на Венере. Правительство уже приняло решение построить в ближайшее время еще десять космических кораблей для продолжения начатых вами исследований. Сообщаем, что семьи астронавтов здоровы и с нетерпением ожидают возвращения героев...
      За первой радиограммой последовала вторая. У Наташи текли слезы по лицу. Она прижалась к мужу и никак не могла справиться со своим волнением. На этот раз волнение было радостное. Невидимые, но прочные нити вновь связывали астронавтов с далекой Родиной. О них не забыли, их ждут! Все было хорошо! Но все же нельзя было не испытывать тревоги при полете через космические пространства, и сердце невольно сжималось при мысли, что будет дальше и как закончится этот полет...
      * * *
      В тот день на улицах и площадях, в садах и парках Ялты царило необыкновенное оживление. Город расцветился алыми флагами. Всюду слышались оживленные разговоры, и казалось, что даже садовники с особенным воодушевлением поливали в то утро газоны городских парков.
      С момента, когда земные радиостанции впервые приняли позывные ракеты, связь не прерывалась. На экстренном заседании Президиума Академии наук было решено, в полной согласованности с начальником экспедиции академиком Яхонтовым, что ракета минует внеземную станцию и совершит посадку непосредственно на Земле.
      Черное море, вытянутое в широтном направлении, представляло собой наиболее удобные условия для посадки космического корабля. Трудно было бы найти более подходящий порт для этой цели, чем Ялта, расположенная на южном берегу далеко выступающего в море Крымского полуострова...
      Ракета день за днем летела в мировом пространстве, с каждым часом приближаясь к Земле. В Ялте лихорадочно готовились к торжественной встрече. В течение месяца было построено несколько временных зданий для размещения гостей, получивших приглашения на праздник советской науки. На берегу моря, в лесах, покрывающих склоны окрестных гор, в районе Никитского сада и дальше на запад, вплоть до мыса Айя, раскинулись лагери молодежи, где желающие принять участие в событии могли найти приют в парусиновых палатках. В воздухе непрерывно появлялось множество летевших к берегам Крыма самолетов с зарубежными гостями. Воды Черного моря бороздили глиссеры и яхты. По всем дорогам двигались на юг автомашины. Из Москвы один за другим мчались специальные экспрессы.
      В тот день, когда должна была прилететь ракета, все склоны гор в окрестностях Ялты заполнились народом. На бульваре против Морского вокзала соорудили трибуну для почетных гостей. Лучшая в Ялте гостиница была отведена для самих героев и их семей, для представителей правительства и партии, прибывших на встречу астронавтов, и журналистов. На железнодорожных путях города-сада стоял наготове специальный электроэкспресс сверхмагистрали "Москва - Ялта", чтобы отвезти вернувшихся с Венеры астронавтов в советскую столицу.
      Точный час приземления ракеты не был установлен. Никто не знал, сколько раз ей придется облететь вокруг земного шара, чтобы, постепенно снижаясь и избегая перегрева, замедлить ход и при соблюдении всех правил безопасности опуститься в море.
      За движением ракеты через пространства Космоса следили радарные станции всего мира. В течение трех последних месяцев радиосообщения о космическом корабле передавались не менее четырех раз в день. Предполагалось, что приземление произойдет между двенадцатью часами дня и шестью часами вечера. Но уже с восьми часов утра все были на улице, на пляже, просто на берегу моря, где ласковые волны с легким шумом набегали на камни. Ракета приближалась к Земле! В эти часы люди во всем мире не говорили ни о чем другом, как о прибытии путешественников с Венеры. Громкоговорители регулярно сообщали о местонахождении ракеты.
      В десять часов утра очередное сообщение гласило:
      "Полет происходит нормально. Ракета приближается к верхней границе земной атмосферы и готовится перейти в спираль".
      В двенадцать часов стало известно:
      "Космический корабль благополучно вошел в верхние слои атмосферы и начал движение по спирали, в направлении с запада на восток, вслед за вращением Земли, чтобы равномерно снизить скорость относительно поверхности нашей планеты".
      В два часа дня советские радиостанции передали:
      "Ракета уже совершила два полных оборота вокруг земного шара и снизилась до 200 километров. Все радарные станции и обсерватории, расположенные на полосе от 30 до 40° северной широты, ведут наблюдение за воздушным пространством. Полет протекает благополучно. Ракета почти не раскалилась. Ведет космический корабль пилот Владимир Одинцов".
      Это сообщение вызвало большое волнение среди маленькой группы людей, собравшихся на открытом балконе второго этажа Центральной гостиницы Ялты. Среди них была Людмила Николаевна Одинцова, мать прославленного пилота. Ее окружили журналисты и кинооператоры. Милое простое лицо пожилой русской женщины должно было в этот вечер появиться на экранах всего мира. Иностранные журналисты особенно интересовались подробностями биографии ее сына, расспрашивали о его вкусах, о том, какой вид спорта он предпочитает, кто его любимый писатель, что он курит: сигары, трубку или папиросы. Но расплакавшаяся от волнения Людмила Николаевна поспешила покинуть их и укрылась в своей комнате.
      В три часа дня последовала очередная передача:
      "Радиостанция Дели сообщает: советский космический корабль стремительно прошел на большой высоте и был замечен по свету прожектора, который астронавты многократно зажигали и гасили".
      Через час последовало внеочередное сообщение - советские станции перевели на русский язык радиограмму из Америки:
      "Советская космическая ракета прошла на высоте 60 километров в районе Скалистых гор. В данный момент скорость полета составляет около 3000 - 3500 километров в час. Ракета пересекает континент Нового Света на широте Сан-Франциско".
      Спустя полчаса передали радиограмму из Нью-Йорка:
      "Русский межпланетный корабль пронесся над городом на высоте 30 километров. Население находится в состоянии необыкновенного волнения. Многие учреждения и предприятия прекратили работу, настолько велик интерес к путешественникам, возвращающимся с Венеры".
      В шесть часов дня советские радиостанции приняли радиопередачу из Франции:
      "Космический корабль, возвращающийся с Венеры, появился над территорией Франции со стороны Атлантического океана в 17 часов 58 минут. Ракета летит на высоте 15 километров. Спустя минуту после появления ракеты сверху доносится сильный, ни на что не похожий звук. Население восторженно приветствует советских героев".
      Последнее короткое сообщение последовало через два часа. Оно состояло всего из нескольких слов:
      "Внимание! Внимание! Ракета приближается с западной стороны".
      Едва умолкли громкоговорители, как глаза всех обитателей Ялты обратились на запад.
      День выдался на редкость хороший. Стоял сентябрь, и было не очень жарко. Даже находясь несколько часов под открытым небом, люди не страдали от жары, скорее с удовольствием грелись в лучах солнца.
      Когда радиостанции сообщили, что приближается долгожданный момент, солнце уже опустилось за горизонт. Западная сторона небосклона покрылась легкими фиолетовыми тучками, края которых освещали солнечные лучи. Золотая заря разлилась над безбрежной синевой моря. На землю опустилась вечерняя тишина, И вдруг откуда-то издалека донесся вначале слабый, но необычный звук. За несколько секунд он достиг неимоверной мощи и разнесся над всем необозримым пространством.
      То был не сверлящий душу визг артиллерийского снаряда, не холодный и злобный свист авиационной бомбы. Нет! С неба слышался торжественный, мощный и грозный рокот, очень низкий по тембру. Он напоминал гул надвигающейся лавины. В нем чувствовались необычайные мощь и величие, подобные бетховенской симфонии.
      Ракета летела с запада, оттуда, где разгорался закат. Сверкая в лучах вечерней зари, маленькая точка, какой представилась взорам присутствующих межпланетная ракета, постепенно превращалась в отчетливо видный гигантский космический снаряд, летящий над морем.
      Ракета шла теперь совсем низко. Она держалась вдали от берега и скоро перешла в горизонтальный полет над волнами. Сотни тысяч людей, затаив дыхание, следили за последними мгновениями ее полета.
      Космический корабль все более снижался, наконец коснулся воды. Гул затих, и в наступившей тишине отчетливо послышалось шипение пара. Густое облако окутало место посадки и стало быстро передвигаться, сопровождая ракету, уже плывшую по морским волнам.
      Тогда один за другим пять белоснежных быстроходных кораблей сорвались с места и помчались навстречу их космическому собрату. В том числе было два спасательных судна. Однако они не понадобились. Посадка была совершена по всем правилам и вполне благополучно.
      Ракета не могла самостоятельно войти в порт, как и гигантские океанские пароходы, мощные в открытом море, но при входе в гавань нуждающиеся в лоцмане из-за своей величины. Одно из судов взяло ракету на буксир.
      Волнение в Ялте достигло своего апогея, когда космический корабль стал медленно приближаться к порту. Взволнованный дирижер, человек с черными усиками и веселыми глазами, глядя через плечо на приближающийся корабль, взмахнул палочкой, и оркестр заиграл Государственный гимн. Под эти торжественные звуки корабль вошел в порт.
      Уже совсем стемнело. На ракете включили свет. И сквозь круглые окна передней кабины ожидавшая на берегу толпа увидела фигуры астронавтов.
      Восторженные возгласы разорвали тишину ночи. Наконец ракету пришвартовали к пирсу. Открылся люк. Один за другим межпланетные путешественники стали выходить на каменную площадку мола. Навстречу им в воздухе летели букеты. Маленькие школьницы несли академику Яхонтову охапки цветов. Наташа тоже держала в руках огромный букет роз. Она была так потрясена тем, что происходило, что повторяла одно и то же:
      - Вот мы и вернулись! Вот мы и вернулись!.. Рядом с нею стоял Владимир. Он уже увидел в толпе встречающих заплаканные, но счастливые глаза матери.