Глава V

ДУША И СЕРДЦЕ МАТОА

Тоскливое молчание нависло над узниками свинцовой тяжестью. Владимир лежал, закинув руки за голову. Его неподвижный взгляд был устремлен в потолок. На соседней койке сидел Ли Сяо-ши и делал заметки в блокноте. С другой стороны дремал Паршин. Женщины сидели, обнявшись, на койке Индиры. Яхонтов, низко склонив голову, чтобы не задевать потолок, ходил из угла в угол. Окладистая борода его распушилась на груди.

Еле слышный звук, похожий на сдержанное рыдание, донесся с той стороны, где сидели женщины. Мужчины прислушались. Ли Сяо-ши поднялся, подошел к Индире и ласково положил руку на ее плечо, она обернулась, большие черные глаза были подозрительно влажны.

— Не надо, — просто сказал он.

— Обидно нелепо умереть: неизвестно почему, бесполезно.

— Откуда эта безнадежность? — возмутилась Наташа. — Почему обязательно умирать?

— Зачем самообольщаться? — с грустной улыбкой сказала девушка. — Ассор выразился предельно ясно: мы опасны для их государства, значит, нас нужно уничтожить. Таково убеждение этого жреца — первого советника Владыки… Кто может защитить нас?

— Мы сами! — вмешался Владимир, уловивший смысл разговора. — Марсиане еще не знают наших сил. И если они попытаются…..

— Что же будет в этом случае? — осведомился Яхонтов.

— Я буду бороться до последнего! И поверьте, марсиане дорого заплатят. Конечно, мы погибнем, но умрем с честью! В бою, а не на плахе!

— Очень хорошо оказано, Владимир, красиво сказано. Только зачем волноваться? — рассудительно заметил Ли Сяо-ши. — Решения пока нет, приговор, по всей видимости, еще не вынесен. Мало ли чего желает этот шустрый старикашка. Если будет в самом деле необходимо, мы сумеем дорого продать свою жизнь. Но не зря, а с толком.

Этот разговор разбудил Паршина. Он прислушался и вмешался:

— Есть мудрое римское правило: audiatur et altera pars — выслушай и другую сторону. Со своей точки зрения Ассор, быть может, и прав. В случае неожиданного визита марсиан на Землю мы бы тоже создали карантин. А если бы убедились, что они опасны, без сомнения, приняли меры защиты.

— Действительно, трудно было понять нашу жизнь, рассматривая Землю в телескоп, — криво улыбнулся Ли Сяо-ши. — Кто видел земные войны со стороны, тому мы, наверно, казались сборищем безумных. Всем посторонним наблюдателям, очевидно, было удивительно, как мы не научились жить мирно на своей планете, так щедро одаренной природой. И хотя войн у нас теперь нет, мы, с точки зрения марсиан, опасные безумцы, владеющие огромными разрушительными силами.

— И все же на месте Иргана я бы не спешила с казнью, заметила Наташа.

— Почему? — спросил Владимир.

— У них все не так просто, как они хотят показать. Непонятно, как уживаются их высокая техника и абсолютная деспотия в общественном устройстве… Тут многое неладно. У них несомненно есть острые противоречия. И я бы держала около себя пришельцев с Земли до тех пор, пока не использовала их опыт. Всегда полезно знать, как живут и думают другие. Особенно, если ты неограниченный владыка… Надо, ох надо таким деспотам прислушиваться к голосу инакомыслящих.

— Ах, Наташа! Как жаль, что не тебя Ирган взял в жены, легкая улыбка появилась на лице Индиры.

Все рассмеялись.

Наташа старалась использовать перелом в настроении.

— Положение и в самом деле не такое уж безнадежное, продолжала она. — Марсиане — разумные существа, и не все так настроены, как этот старик. А ты, Индира, слишком впечатлительна. Крепче нервы!

Она обняла подругу и нежно погладила ее по голове.

— Наташа во многом права. Здесь все не так-то просто, друзья мои, — сказал Виктор Петрович, продолжая ходить по камере большими шагами. — Конечно, правде нужно смотреть в глаза. Великий жрец по каким-то причинам кровно заинтересован в уничтожении пришельцев с другой планеты. Он, бесспорно, будет делать все, чтобы добиться нашей смерти, хотя мы ровно ни в чем не виноваты. Просто мы ему чем-то помешали. Но есть Ирган, который рассуждает, по-видимому, более здраво. Он, мне кажется, не заинтересован в нашей гибели, он понимает, какую пользу может извлечь из знакомства с нами. Поэтому он вряд ли будет спешить. Значит, чашка весов может склониться в любую сторону. Во всяком случае, нам нечего впадать в панику. К тому же имеется еще одна, далеко не ясная, сторона вопроса…

— Сигнал? — спросила Наташа.

— Сигнал! — ответил Яхонтов. — Сигнал был подан — это факт.

— Я лично, собственными глазами наблюдал его несколько часов, — подтвердил Ли Сяо-ши. — Он зафиксирован на десятках пластинок. Ни о каком обмане чувств не может быть и речи.

— Вот в том-то и дело, — продолжал Яхонтов. — Значит, кроме Иргана, его жреца и всей дворцовой знати, на Марсе есть другие силы, и немалые. Не так легко соорудить знак протяженностью около тысячи километров. Ассор потому и хочет нас уничтожить, что кому-то другому мы очень нужны.

В коридоре послышались шаги. Со скрипом открылся замок. Космонавты переглянулись: до часа, когда приносили воду и пищу, оставалось еще довольно много времени. В камеру вошли четверо вооруженных солдат под командой офицера. Он молча стал поочередно всматриваться в лица узников, как бы стараясь узнать кого-то. Дойдя до Владимира, указал рукой и произнес?

— Вставай, чужеземец, королева Анта призывает тебя!

Изумленный Владимир поднялся и бросил вопросительный взгляд на Виктора Петровича.

— Идите, дружище, — ответил тот. — Помните: главное — самообладание. Ни в коем случае не горячитесь!

— Быть может, нас хотят разъединить? — насторожился Владимир.

— Вряд ли… К тому же вас зовет царица, а не Ирган.

Пожав плечами, Владимир вышел из камеры, окруженный стражей. В дверях он задержался и бросил долгий взгляд на Наташу, как бы прощаясь. Ее грустная, но ободряющая улыбка и приветливый жест руки — последнее, что он увидел.

Был тихий час рассвета. Прозрачный, как хрусталь, громадный купол неба навис над оцепеневшими от стужи равнинами Анта. Мириады звезд горели в небе. Среди них выделялась одна, яркая и голубая. Это была Земля.

Небольшой, но яркий Фобос быстро двигался по небосклону Анта с запада на восток. Его бледный призрачный свет разливался серебристым голубым сиянием по застывшим холмам и долинам. А с противоположной стороны; с востока, по тем же равнинам струился изумрудно-зеленый свет зари. Тени совсем исчезли из этого странного мира, их заменили два встречных световых потока разной окраски, неодинаковых по силе. Отдаленный ландшафт казался лишенным материальной сущности, бесплотным, прозрачным, созданным одной лишь игрой света. Только близкие храмы и дворцы столицы Анта, еще овеянные ночной дремотой, имели здесь определенные формы, резкие и твердые очертания.

Огромный город раскинулся внизу. Дворец Владыки занимал один из склонов долины. Он был построен с таким расчетом, чтобы гребень холмов защищал его от ветра и песчаных бурь, но в то же время повелитель Анта мог постоянно видеть свой город.

Удлиненный по ширине овал окна создавал как бы раму картины, куда был вписан весь вид столицы марсиан. Большую комнату освещал изнутри слабый синеватый свет ночника, едва позволявший рассмотреть ее обстановку.

Черным силуэтом в зеленом овале окна выделялась неподвижная фигура женщины, сидящей, бессильно опустив руки и склонив голову. Это была Матоа — королева Анта.

По мере того как приближалось утро и рассвет вступал в свои права, в комнате становилось светлее. Вот уже в синем полумраке стало отчетливо видно ложе под большим балдахином. Оно осталось несмятым. Королева бодрствовала всю ночь перед большим овальным окном, откуда открывался вид на спящий город.

Неслышно открылась дверь. В спальню вошла Тинга — бывшая кормилица, а теперь преданная служанка, поверенная всех дум и забот Матоа. Увидев королеву у окна, старушка всплеснула короткими ручками и бросилась к королеве:

— Опять ты не спишь! Что с тобой?

— Мне скучно, Тинга, скучно и тоскливо. От тягостных раздумий голова разорваться готова.

Старая Тинга смотрела на Матоа преданными глазами. А та только грустно улыбалась в ответ. Печальный взгляд ее синих глаз был устремлен вдаль, где все ярче разгорались краски рассвета.

— Как Матоа может быть несчастлива? — недоумевала служанка. — Ты прекрасней всех женщин. Тебе подвластен весь мир…

— Но мне недоступны простые радости, — возразила Матоа. Вчера я видела, как на площади у храма играли малыши. И мать с ними играла. А мне — королеве — это простое счастье недоступно. Почему?

Старая Тинга задумалась.

— Законы Анта мудры, — сказала она. — И если внимательно посмотреть, то станет ясно, что мы все только дети наших владык. Не двое малышей, а сотни, тысячи, миллионы — вот твоя семья. Во сколько раз ты счастливей? А если у тебя родится сын или дочь, внимание королевы отвлечется на своего ребенка в ущерб судьбе народа. Поверь, законы Анта, запрещающие владыкам иметь своих детей, мудры…

— От этого мне не легче, — с тоской произнесла Матоа. Ты можешь сказать, что я сама, по доброй воле дала обет отречься от материнства… Но когда старик Ассор избрал меня в невесты Иргана, я была совсем еще ребенком. Я не знала тогда, как тяжела будет моя судьба. Потеря безвозвратна, врачи в Анте искусны… Я ношу все время маску, играю роль самой счастливой из женщин — ведь я же королева! И только по ночам несчастная Матоа может оставаться сама собой.

Старая Тинга ничего не могла возразить. Она и сама видела в жизни очень мало счастья, потеряв единственную дочь на второй день после ее рождения. Весь ее неистраченный запас материнских чувств был перенесен на Матоа, которую она вскормила и беззаветно полюбила. Когда же девочка, отмеченная редкой красотой, была предназначена для роли будущей королевы, отобрана у родителей и переведена для воспитания во дворец, Тинга последовала за ней. Она переживала все заботы и печали юной королевы как свои собственные. И сейчас ей очень хотелось чем-нибудь утешить, успокоить свою ненаглядную девочку.

— Супруга владыки — самая счастливая женщина во всем Анте, — несколько менее уверенно, чем прежде, произнесла она.

Матоа не повернула головы и только по внезапному дрожанию ее руки старая Тинга догадалась, что неосторожно коснулась одного из самых больных мест.

— Я не знала радостей любви, — тихо прошептала Матоа. — Я дала обет принадлежать Иргану… И все! У меня нет больше сердца… И любить больше я не вправе… Никогда!.. Ты это знаешь, Тинга. Только одного может назвать любимым священная особа королевы… Так ли все разумно?

— Законы Анта созданы богами, — прошептала Тинга.

— Так нас учат жрецы, — резко оборвала Матоа. — Но правы ли они? Ведь есть другая жизнь…

Она стиснула руки и отвернулась.

— Молись! — испуганно воскликнула Тинга. — Духи мрака пытаются увлечь тебя в пучину Арасвага! Гони прочь свои сомнения! И молись, молись, пока не поздно!

Религиозные законы Анта как тяжелые цепи оковали всю жизнь его граждан. Высшая власть в стране, представленная личностью Владыки, по существу была властью церкви. Великий жрец — глава духовенства — был первым советником Владыки по всем без исключения вопросам. Свод законов Анта, созданный много веков назад церковью, рассматривался как творчество богов. Религиозные и нравственные догмы сращивались с этими законами в единое целое и опутывали народ прочной сетью многих кодексов и правил, регулирующих все стороны общественной и личной жизни вплоть до строго нормированного порядка заключения браков и деторождения.

Имея в виду крайне ограниченные запасы природных благ, суровые законы устанавливали обременительный порядок получения разрешений на рождение ребенка. Марсиане могли вступать в брак только один раз в течение жизни. Право иметь детей предоставлялось не всем, а только определенному проценту населения. Если же беременность возникала у женщины, не имевшей на это разрешения, то виновную. подвергали суровому наказанию, не говоря уже о принудительном оперативном вмешательстве.

Законы и кодексы Анта стояли вне всякой критики, были окружены ореолом абсолютного совершенства. Это убеждение воспитывалось в сознании марсиан с первых лет жизни. Самым страшным преступлением считалось малейшее сомнение в правильности этих законов. Если кто-либо осмеливался сомневаться, то в детстве его подвергали суровым телесным наказаниям, а в зрелости вызывали на церковный суд, и виновный, как правило, исчезал. Дальнейшая жизнь его протекала в тюрьмах.

Вот почему сомнения королевы вызвала такое беспокойство у Тинги.

— Не бойся, — продолжала Матоа, — кругом все спит. Мы с тобой вдвоем. Никто нас не слышит…

— Служители Ассора вездесущи, — трясясь от страха, прошептала Тияга.

— Пусть так, но королева выше их наговоров! — гордо возразила Матоа. — Не мне бояться языка шпионов! — Здесь она замялась, словно не находя слов, чтобы говорить дальше, потом решилась: — Послушай! Вчера Ассор привел к Владыке чужеземцев, пришельцев из другого мира. Они сказали, что отсюда кто-то позвал их. Зачем? Они хотят помочь — так они сказали. Ассор с ними спорил, Ирган молчал. Я тоже ни слова не сказала. Теперь же я хочу открыть душу. Во мне разбужены тяжелые сомнения. Счастья нет в мире Анта. Погляди: повсюду запустение, роскошные дворцы и храмы создали не мы, а наши предки. У нас нет сил для созидания — вот в чем суть. Великие каналы разрушаются, вся страна в упадке. Пески засыпали цветущие сады. Там, где некогда стояли города, нынче бесплодные пустыни. Мощные машины неподвижны. Жрецы говорят, что одна смерть наша судьба… А каждого, кто осмеливается мыслить по-другому, клянут в храмах, отправляют в темницы. «Таков закон богов», — учат жрецы, а я в тоске сомнения!

— Молись! Молись, Матоа! Твоя душа — во власти Арасвага, в твоих жилах кипит кровь безумного Унара, — еще больше взволновалась старуха.

— Я слышала когда-то, расскажи!

— Великий грех, — отнекивалась Тинга.

— Я требую!

— Ну что ж, — покорилась кормилица.

И она рассказала древнее предание, тайно переходящее из уст в уста, всякое упоминание о котором было запрещено жрецами. Когда-то давно, в период расцвета Анта, когда никто еще не боялся думать и смело высказывать свои мысли, жил юноша по имени Унар. Природа наделила его многими талантами и способностями. Красивый, сильный и смелый, он писал стихи, сочинял музыку, пел дивные песни и наряду с этим обладал глубокими познаниями в математике, философии, инженерном деле. В ту пору любовь еще не была под запретом и, став зрелым мужем, Унар женился и имел троих детей. Он мог бы жить счастливо и безмятежно, если бы не беспокойный склад ума, склонного к опасным заблуждениям. Он вечно стремился куда-то, искал чего-то и, вопреки учению церкви, был убежден, что, кроме Анта, есть и другие миры, где разумные существа живут лучше, счастливее. Его поэтическое вдохновение особенно возбуждала голубая Звезда Тот. Ей он посвятил много песен, прославляя в стихах прекрасную жизнь, будто бы существующую на этой планете, постоянно залитой ярким солнечным светом.

Созданные им стихи и песни расходились по стране и стали порождать в народе сомнения. Тогда жрецы призвали Унара и, чтобы разубедить в опасных заблуждениях, позволили заглянуть в волшебную трубу, откуда было видно все происходящее на Звезде Тот. Они думали, что зрелище этого мира, бесконечные просторы его океанов, грозные тучи, закрывающие солнце, дремучие леса — все это позволит Унару понять, насколько великая страна Анта лучше и выше по своей культуре. Но они ошиблись. Греховная идея, подсказанная не иначе, как самим духом ала, овладела несчастным. Он возымел желание соорудить такой аппарат, который позволил бы ему покинуть пределы Анта и достигнуть Звезды Тот.

Напрасны были увещевания жрецов, угрозы отлучения от церкви и пожизненного заключения. Безумный Унар покинул жену и детей и скрылся где-то в пустыне с группой друзей — таких же одержимых, как и он сам. Обладая незаурядными знаниями и способностями, он сумел тайно построить летательный снаряд, с помощью которого поднялся в небо и достиг ближайшей из двух лун Анта. Известие об этом дерзком поступке послужило Началом великой смуты. Его нельзя было скрыть от народа, потому что все видели, как однажды ночью широкий огненный луч поднялся над пустыней и прочертил след через весь небосклон вплоть до ближайшей луны. И в большие трубы было видно, как безумцы строили что-то на поверхности ночного светила, видимо готовясь к дальнейшему прыжку.

Каждую ночь после возмутительного поступка Унара все граждане Анта не сводили глаз со светлого диска, быстро пересекающего небосвод, надеясь увидеть, как Унар и его друзья улетят на Звезду Тот. И жрецы в тревоге следили за небом, не зная, что им теперь предпринять.

Но боги вмешались. Была ночь, когда вспышка необычайно яркого света, возникшего на серебряном диске ближней луны, озарила равнины Анта…

И это было все! Божественный огонь уничтожил вероотступников на глазах у пораженных ужасом жителей Анта. Так покарали боги тех, кто позволили себе усомниться в целесообразности законов. Авторитет церкви был спасен, но, чтобы ничто и никогда больше не могло его поколебать, был издан закон, запрещающий даже упоминать о греховных мыслях и действиях Унара. Только иногда старые люди, желая удержать от вольнодумства молодых и исчерпав все прочие доводы, напоминали им, оглянувшись по сторонам, о дерзких поступках Унара и его безумной крови, иногда закипающей в жилах смутьянов и нечестивцев.

Вот что рассказала старая Тинга прекрасной Матоа в тихие часы рассвета.

Она умолчала только об одной, самой страшной тайне. Род безумного Унара не угас. У него остались дети, они бежали от гнева жрецов. Двоих нашли и уничтожили, а третьему ребенку девочке — удалось скрыться. Выйдя замуж, она сумела утаить свое происхождение. Прошел длинный, ряд поколений, и как раз в этой семье родилась еще одна девочка. Ее звали Матоа…

— Благодарю тебя, Тинга, — сказала Матоа, выслушав эту историю. — А теперь оставь меня, может быть, я усну.

Окруженный стражниками, Владимир долго шел по запутанным, извилистым коридорам. Конечной целью оказался круглый зал, освещенный мягким синеватым светом. Здесь не было ужасающих изображений богов. Убранство состояло из украшенных золотом длинных полос тяжелых темно-синих тканей, свисающих с потолка до самого пола. Мебели не было. В противоположной стороне зала в дверном проеме вместо створок был вставлен высокий ажурный серебристый цилиндр.

В этот зал Владимир вошел один. Помещение казалось пустым. Дойдя до середины, он остановился, не зная, что делать дальше.

— Стой здесь, чужеземец, и жди! — прозвучал приятный и мелодичный женский голос.

Молодой человек подчинился.

Драпировки вдруг заколыхались. Из-за них выступили женщины, одетые в длинные темно-синие с золотом одежды. Молодые и стройные, похожие на статуэтки, они, блестя лукавыми глазами, окружили Владимира. Прислужницы королевы едва достигали груди Одинцова.

Под их любопытными взглядами Владимиру стало не по себе, но прозвучал тихий сигнал, похожий на звук гонга. Женщины застыли неподвижно. Внимание жителя Земли привлекло другое явление: цилиндр бесшумно повернулся, открыв проход в следующее помещение.

— Иди, чужеземец, королева Анта ожидает тебя, — произнес тот же голос.

Владимир вошел в просторное шестигранное помещение, озаренное проникающим через овальное окно дневным светом и розовым сиянием светильников. Мягкие узорчатые ткани покрывали стены и сводчатый потолок, пушистый ковер на полу заглушал звук шагов. Четыре статуи из коричневого металла, изображающие обнаженных марсианок, стояли на серебряных постаментах справа и слева от входа.

В глубине Владимир увидел маленькое, почти детское, низкое, но широкое ложе. Прозрачные серо-голубые ткани закрывали его.

Все эти детали промелькнули в сознании Владимира в одно мгновение, его внимание было поглощено другим. На покрытом какими-то толстыми тканями возвышении полулежала женщина та самая, которую он уже видел рядом с Ирганом. Ее глаза вот первое, что поразило Владимира и заставило остановиться, едва он переступил порог. Большие, с длинными ресницами, они были устремлены прямо на вошедшего и как бы из глубины своей источали синий свет.

Матоа была в одеждах из ярко-алой ткани с широким серебряным орнаментом. Цвет платья подчеркивал матовую черноту ее лица. Высокая тяжелая прическа украшала ее голову. Маленькие руки, безукоризненно правильной формы, покоились на низкой спинке дивана.

Она была похожа на земных женщин настолько, чтобы казаться близкой и понятной, но в ней были и какие-то трудно уловимые особенности. Она была так красива, что Владимир стоял неподвижно, ошеломленный, и только смотрел на королеву, пытаясь как-то осознать свои впечатления.

— Подойди ближе, — сказала она наконец.

Владимир приблизился к ступенькам.

— Садись, — королева указала на мягкие подушки, небрежно брошенные у ее ног.

Владимир сел.

— Говори!

— О чем?

— Обо всем, что найдешь нужным. Вы прибыли со Звезды Тот. Там совсем другой мир. Расскажи мне о нем…

Владимир задумался, не зная, как начать. Мысли его невольно обратились к родной планете.

— В нашем мире много тепла и света, — начал он. — Ярко светит Солнце, зеленеют деревья. По синему небу плывут облака. Могучие реки величаво несут свои воды к морям и океанам. Высокие горы увенчаны снежными вершинами, они горят в лучах Солнца и сверкают, как алмазы…

Он рассказал об изобилии воды, совершающей свой вечный кругооборот за счет энергии Солнца, о великой работе морей и рек, о грозных тучах, изливающих влагу на поля и леса, о снежных русских зимах, о странах полуденного зноя, о зеленых островах среди лазурных просторов океана, о сибирской тайге и тропических лесах Амазонки.

Рассказывая, Владимир как бы перенесся на родную планету, светлую и радостную по сравнению с холодным, суровым Марсом, и сам увлекся. Матоа слушала и глядела в его горящее внутренним огнем лицо. А Владимир говорил о том, что жители Земли принадлежат к нескольким расам, притом многие имеют такую же черную кожу, как и марсиане. Он рассказывал о развитии науки и техники, о грандиозных стройках, о том, как люди преобразуют природу. Матоа особенно заинтересовалась атомной энергией. В этом отношении наука Марса намного отстала от земной. Владимир посоветовал ей обратиться к другим космонавтам — специалистам в этой области.

— Из нас шестерых, — объяснил он, — четверо ученых, пятая, моя жена, — геолог, шестой я — пилот космических кораблей.

— Да! — задумчиво прошептала Матоа. — Все, что ты рассказал, кажется просто невероятным. Звезда Тот, по словам наших мудрецов, совсем другая! Но я верю тебе…

Она умолкла, увлеченная водоворотом новых мыслей.

— Теперь расскажи ты, — попросил Владимир. — Я тоже хочу знать, как устроен ваш мир.

— О чем же я могу рассказать жителю Звезды Тот? — грустно улыбнулась королева. — Ты своими глазами видишь, какой тусклой и безрадостной кажется страна Анта. Не верь словам Ассора о нашей якобы могучей и великолепной культуре. Чудесные механизмы, которые показал вам хитрый старик, давным-давно мертвы, потому что нет сил, способных привести их в действие. Мы исчерпали все запасы топлива, какие были в нашем мире. Только ветер еще гуляет над мертвыми пустынями, и мы используем его силу. Запасы воды уменьшаются с каждым годом. Пустыня наступает. Нам не хватает пищи… Кислород в атмосфере исчезает. Пройдет еще несколько сот лет — и наступит конец… ужасный конец!.. — Матоа встала и принялась ходить по комнате. — Планета Ант не имеет будущего, у нее только блестящее прошлое и суровое настоящее. Правда, у нас единый, наг род, одна власть и мы не знаем ужасов войны, но правители Анта поневоле должны быть деспотами.

— Почему?

— Разве не ясно, чужеземец? Природа Анта дает нам мало благ, ресурсы исчерпаны. Чтобы обеспечить жизнь народа. Владыки Анта вынуждены ограничивать потребление до предела. Наши люди не могут свободно любить друг друга, потому что появление новых неизбежно ухудшает положение тех, кто уже существует. И даже я не вправе иметь детей. Радости материнства не для меня… У нас нет будущего!.. Суровые рамки закона определяют каждый наш шаг, каждую мысль. У нас душно! Душно, как в могиле! А я еще молода и так хочу жить!..

Бывает, что человек долгие годы молчит и в глубине сердца хранит мучительные сомнения, скрывая от внешнего мира свои переживания. Но бывает, что случайный повод как бы взрывает плотину. Мощный поток вырывается наружу, унося в водовороте обломки разрушенных преград.

Нечто подобное произошло и с Матоа. Беседа с Владимиром стала каплей, переполнившей чашу. В немногих словах она высказала многое из того, чего никогда и никому не решалась поведать.

Матоа залилась слезами. Владимир стоял пораженный, не зная, что предпринять. Через минуту властная женщина справилась со своими чувствами и поднялась. Теперь перед Владимиром снова стояла королева.

— Уходи!.. Уходи скорее! — приказала она. — Никто не смеет видеть слезы на глазах супруги верховного Владыки.