Глава III

ЗАМОК ТОНГА-ЛОА

Пленники стояли посреди большой комнаты со сводчатым потолком. Круглые матовые плафоны из неизвестного материала заливали помещение спокойным, чуть розоватым светом.

Никому не хотелось говорить. Яхонтов мрачно ходил по камере, женщины притулились в уголке. Больше других волновался Владимир. Его деятельная натура никак не могла примириться даже с мыслью о потере свободы. Он шагал по камере, низко наклонив голову, и сжимал кулаки.

— Подумать только, — негодовал он, — пролететь больше шестисот миллионов километров, преодолеть множество препятствий, проявить максимум настойчивости, изобретательности, использовать последние достижения науки — и все только для того, чтобы попасть в тюрьму!

— Не волнуйтесь, друг, — успокаивал его Ли Сяо-ши, и теперь совершенно невозмутимый. — Все далеко не так плохо: мы снова вместе, живы, здоровы и невредимы. Если бы нас хотели уничтожить — нас бы давно уже не было… Раз нам сохранили жизнь, значит, не все потеряно.

— Сам черт не знает, какие тут обычаи! — волновался Владимир. — Вы же видели здешних идолов. Быть может, нас готовят для жертвоприношения. Сначала откормят как следует, потом подойдет праздник и…

— К чему такие мрачные мысли? — вмешался Яхонтов. — Нам трудно загадывать далеко вперед. Давайте лучше разберемся в настоящем.

Педантичный, как всегда, он начал с того, что шагами измерил площадь камеры.

— Мой шаг равняется восьмидесяти пяти сантиметрам, — говорил он, производя измерения, — длина камеры восемнадцать шагов, или пятнадцать и три десятых метра, ширина десять шагов, значит — восемь с половиной метров. Мы с вами, друзья, располагаем площадью в сто тридцать квадратных метров на шестерых, или двадцать один и семь десятых квадратного метра на каждого. Что вы хотите!

— А вы кубатуру подсчитайте, — улыбнулась Наташа. — Тут другая будет картина.

— Извольте! Мой рост сто семьдесят шесть сантиметров. Вблизи стен приходится нагибаться. Допустим, высота в среднем сто семьдесят пять сантиметров. Кубатура получится двести двадцать семь и пять десятых метра, или тридцать семь и девять десятых на душу. Не так плохо!

Эти вычисления немного отвлекли пленников.

— Давайте рассуждать дальше, — продолжал Яхонтов. — Романисты обычно помещают своих героев в сырые, мрачные подвалы, где стены покрыты плесенью, с потолков капает вода, по полу бегают крысы. У нас другое дело. Здесь светло и сухо…

Он пощупал стены. То же сделала и Наташа.

— Как вы думаете, что это за порода? — спросил Виктор Петрович.

Наташа всмотрелась, извлекла из прически металлическую шпильку и провела черту. На серой поверхности камня образовался заметный след.

— Лесс, — ответила она. — Так и должно быть, если учесть, что на Марсе постоянно происходят песчаные бури. Ветры переносят на далекое расстояние мельчайшую песчаную пыль, она скапливается в ложбинах и за многие миллионы лет превращается в плотную горную породу.

— А марсиане очень разумно приспособили этот весьма удобный, легко поддающийся обработке материал для устройства зданий, — добавил Виктор Петрович.

Вдоль стен камеры стояли не то скамьи, не то ложа, они были похожи на земные кровати. Низкие, коротенькие и очень узкие, они никак не соответствовали росту жителей Земли. Даже миниатюрная Индира, попробовав лечь, убедилась, что ее ноги выдаются за пределы этого сооружения. Находчивость астронавтов подсказала им выход из положения. Кроватей было более двадцати. Их составили по три рядом для каждого из пленников, кроме Виктора Петровича и Ли Сяо-ши. Для особенно высоких мужчин соорудили составные ложа из четырех кроватей. Составные конструкции получились не очень устойчивыми, но лессовый пол был мягок. Карманным ножом Владимир выдолбил ямки для ножек. На кроватях лежали довольно тонкие покрышки, что-то вроде эластичных матрацев, сделанных из материала, похожего на губчатую резину, и куски легкой пушистой ткани. Ничего похожего на простыни, пододеяльники и подушки марсиане, по-видимому, не применяли.

— Постойте, мы сейчас придумаем, — сообразила Наташа.

По ее совету пленники бесцеремонно разрезали пополам три оставшихся матраца и положили их под головы вместо подушек.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала молодая женщина, укладываясь на своей койке. — Теперь по-человечески спать можно.

И она натянула на себя три покрывала. Они хорошо согревали, что было вовсе не лишним. Термометра у пленников не было, но при дыхании возникало облачко пара — настолько холодно было в камере.

Остальные космонавты тоже прилегли отдохнуть.

— Виктор Петрович! — начал Ли Сяо-ши. — Как вы думаете: ведь на такой глубине достаточно кислорода? Может, попробуем снять маски?

— Рискнем!

Ли Сяо-ши сделал энергичный выдох, потом приподнял маску и вдохнул. Повторил еще раз.

— Ну как? — спросил Яхонтов.

— По-моему, дышать можно. Правда, чаще, чем обычно, но выносимо.

— Dum spiro spero, — послышалось со стороны Сергея Васильевича, который поудобнее устраивался на постели. Он удовлетворенно засопел и добавил по-русски, бодрым голосом: — А ничего, знаете, жить можно!

— Ну вот, видите, — сказал Яхонтов, — а вы панику подняли!

Все космонавты с удовольствием сняли давно уже надоевшие маски. С минуту слышалось только мерное глубокое дыхание.

— А я все-таки сумела захватить с ракеты один баллон кислорода, — призналась Наташа. — Вот он, здесь, в углу.

— Превосходно, — одобрил Виктор Петрович.

Настроение немного поднялось. Однако для путешественников бездействие было невыносимо. Один за другим они поднялись и вновь стали ходить по камере. Здесь были еще возвышения наподобие столов и маленьких низких скамеечек. Люди не могли сидеть, как на Земле, и просовывать ноги под стол, но все же пользоваться и такой мебелью было лучше, чем стоять или сидеть прямо на полу.

Владимир подошел к двери и попробовал. Она не поддавалась. Здоровый, крепкий мужчина налег изо всех сил — тот же результат.

— Прочно, — с досадой произнес он, затем вытащил нож и начал скрести камень.

— Мой милый друг, — с грустной иронией заметил Паршин, за целый день упорного труда вы сможете сделать ямку размером с кулак… Подумайте, на какой глубине мы находимся. Одному человеку никак не под силу вырыть тоннель.

— Это я с досады, — отозвался Владимир и бросил бесполезное занятие.

В дальнем конце камеры была перегородка с низенькой дверью. Любознательные женщины проникли за нее. Помещение оказалось пустым, но, в отличие от соседней камеры, пол был не ровный, а чуть углубленный к центру и залитый стекловидным составом. На единственной маленькой стенной полочке стояла стеклянная чашка, наполненная водой. Мягкий на ощупь предмет лежал в жидкости.

— Что это? — заинтересовалась Индира.

— Очевидно, что-то наподобие губки! — догадалась Наташа. — А этот жалкий сосуд содержит запас воды, отведенной для умывания. Здесь, очевидно, не принято мыть лицо и руки, надо обтираться влажной губкой. Вот и все!

— Ужасно! — сделала гримасу Индира. — Даже вымыться негде.

— Ничего не поделаешь. Придется привыкнуть.

На голоса женщин пришли мужчины. Им тоже не особенно понравился марсианский комфорт, но возражать не имело смысла.

— Per aspera ad astra, — не удержался Сергей Васильевич. — Через тернии к звездам.

Шутливое замечание снова немного разогнало гнетущее настроение, но так как делать было абсолютно нечего, то уставшие от переживаний и тревоги люди снова улеглись по койкам. Некоторое время лежали молча. Потом Виктор Петрович резко поднялся с постели, выпрямился и заявил не терпящим возражения тоном:

— Вот что, друзья! В нашем положении самое опасное — распустить себя, предаться лени и апатии. Если только мы допустим психическую и физическую расслабленность, безволие, пассивность — мы пропадем. Надо держать себя в постоянном напряжении, в готовности. Мало ли что может случиться… От каждого потребуются вое силы. Поэтому — долой кровати! Установим сами твердый распорядок и будем заниматься. Физическая тренировка и гимнастика — обязательны. Нам надо прежде всего заставить свой организм приспособиться к новым для него условиям.

Все участники экспедиции начали интенсивную разминку, за которой. последовали бег и прыжки. Низкий потолок и разреженная атмосфера сильно затрудняли эти упражнения, но все же космонавты разогрелись и стали заметно бодрее и оживленнее.

— Ты боялся, что нас будут откармливать, как гусей, а потом принесут в жертву богам, — сказала Наташа Владимиру, когда упражнения окончились. — У меня другие опасения — не собираются ли уморить нас голодом…

— Действительно, — добавила Индира, — столько времени не дают ни воды, ни пищи.

— Девушки и то проголодались! — воскликнул Владимир. Что же говорить нам, мужчинам?

— Всем заключенным полагается вода и пища, — глубокомысленно произнес Паршин.

Однако все эти соображения, казалось, никак не доходили до сознания марсиан. Тянулись часы, а снаружи не доносилось ни единого звука.

Наташа и Владимир ходили рядом и говорили о чем-то своем. Яхонтов беседовал с Паршиным. Тот стоял и энергично объяснял что-то, подкрепляя слова жестами. Индира озябла и сидела одна на своем ложе, кутаясь в покрывало. Ли Сяо-ши подошел и уселся рядом.

— Вам очень страшно? — спросил он вполголоса.

— Не знаю, как вам сказать. Конечно, все получилось очень нелепо. Умирать не хочется…

— А мне сейчас уже не страшно. Я почему-то верю, что асе кончится хорошо. Даже очень хорошо.

— Вы оказали «уже не страшно». Значит, вы боялись?

— Раньше, когда они только приближались. И больше всего я боялся за вас…

Эти слова были сказаны совсем тихо, но оба словно испугались и вдруг замолчали. Прошло несколько минут, пока Индира снова произнесла почти шепотом:

— А мне тогда вовсе не было страшно: ведь вы были рядом. Большой и сильный…

Ли Сяо-ши ничего не ответил.

Где-то вдалеке послышались приглушенные шаги. У дверей камеры они затихли. Лязгнул замок, вошли два марсианина. Он внесли большую чашу, плотно прикрытую металлической крышкой, из-под которой выбивался пар, и два сосуда.

— Нада, — сказал один, ставя на стол принесенную чашу и указывая на нее пальцам.

— Понятно без слов, — ответил Владимир, улыбаясь.

— Дита, — сообщил другой, ставя рядом один из сосудов. Лиу, — добавил он, показывая на другой сосуд, затем поднял его, унес в соседнее отделение, приспособленное для умывания, налил немного воды в сосуд с губкой и принес обратно.

— Замечательно! — воскликнула Наташа. — «Лиу» означает «вода». Я начинаю говорить по-марсиански!

— Дунга, — произнес первый марсианин, обводя рукой чашу и сосуды, стоящие рядом. — Ю дунга, — добавил он, показывая поочередно на каждого из пленников.

— Очевидно, «дунга» — это собирательное понятие, обобщающее «пища» и «вода», что-нибудь вроде наших слов «обед» или «ужин», — догадался Паршин.

— А что означает «ю»? — спросила Наташа.

— Быть может, числительное. Например, шесть, — предположил Виктор Петрович.

Марсиане достали шесть сосудов поменьше, столько же причудливых по форме предметов, напоминающих ложки и двузубые вилки. Разложив эти предметы на возвышении, они удалились.

На этот раз щелканье замка уже не произвело на космонавтов удручающего впечатления.

— Кушать! Кушать! — весело вскричала Наташа.

Все повеселели. Быстро придвинули скамеечки и расселись вокруг стола.

— Эх! Тарелочек нету, — огорченно оказал Яхонтов. — Но ничего! Как наши предки, из одной миски похлебаем.

Он снял литую фигурную крышку, сделанную из довольно тяжелого даже на Марсе светлого металла.

— Что бы это могло быть? — спросил он, разглядывая ее.

— Какой-то сплав, содержащий серебро или платину, — сказала Наташа. — Обратите внимание, металл совершенно неокисляем.

— Меня больше интересует содержимое кастрюли, а не ее химический состав, — прервал Владимир. — Начнем, или я умру на ваших глазах!

— Попробуем, — согласился Яхонтов, вооружаясь ложечкой.

Из сосуда валил пар, и пища казалась очень горячей. Каждый не удержался, чтобы не подуть, прежде чем взять ложку в рот. Но содержимое чаши оказалось только теплым…

— А, черт! — выругался Владимир. — На этой планете вода кипит при шестидесяти градусах. Каждый раз мы об этом забываем…

— Да, милый, — подзадорила Наташа. — Ни тебе чайку горяченького, ни щец похлебать… Ешь, что дают!

Пища представляла собой вязкую кашицеобразную массу, в которой видны были золотистые капли жира и плавали куски волокнистого белого мяса. Она издавала сильный пряный аромат, слегка похожий на запах кардамона. К большому огорчению астронавтов, блюдо было почти лишено соли и очень жирное.

— Постойте, — вспомнил Владимир, — у меня в кармане должна быть коробочка с солью. Неужели я ее потерял?

К счастью, коробочка нашлась в боковом кармане куртки, скрытой под меховым комбинезоном.

Когда блюдо хорошенько подсолили, оно стало вполне приемлемым. Не то чтобы радовало вкус изощренного гастронома, но получилось более или менее сносным.

Некоторое время слышался только стук ложек. Скоро миска опустела.

— А что в бидоне? — спросил Паршин.

— Это не бидон, а сосуд из семейства кувшинов, — разъяснила Наташа. — А что в нем, сейчас узнаем.

Каждому налили по кружечке густоватой темно-синей жидкости.

— Интересно! — протянул Паршин, подозрительно нюхая напиток. — Что это может быть? По идее предполагается вино, но мало ли какие чудеса могут быть на Марсе. Пахнет как будто недурно…

Он еще раз принюхался, чуть-чуть смочил губы и пожевал ими.

— Не пойму! Вроде не ядовито. Ну, рискнем! — Он опрокинул кружку и вдруг расплылся в улыбке. — Ей-богу, вроде вина! Кисловатое, но неплохое. Ad usum internum — для внутреннего употребления.

Глядя на него, выпили и остальные. Напиток оказался кисловатым и довольно крепким. Приятное тепло разлилось по телу.

Вскоре снова открылась дверь. Вошли те же марсиане, которые принесли обед, и с ними третий, одетый заметно богаче. Поверх обычного для жителей Марса костюма из пушистой мягкой ткани или меха на него был наброшен серебристый плащ, расшитый причудливым орнаментом из красных и синих линий. На голове красовалась шапка из длинного меха, похожего на черно-бурую лису, с отделкой из мелких чешуек золотистого металла.

Первые марсиане быстро унесли опустевшую посуду, а вновь прибывший долго стоял, глядя на космонавтов, как бы подыскивая слова или пытаясь найти другие способы общения.

Пленники молча смотрели, ожидая, что будет дальше.

— Тиар, — произнес марсианин певучим, мелодичным голосом, указывая на самого себя. — Тиар.

— Тиар, — сказал в ответ Виктор Петрович, стараясь как можно лучше передать произношение. — Тиар — это ваше имя? закончил он вопросительно.

Марсианин уловил интонацию и догадался о сути произнесенных слов. На его лице появилось некоторое подобие улыбки.

— О! О! — говорил он. — Тиар, Тиар!

— Тиар, Тиар, — повторяли космонавты.

Знакомство, таким образом, состоялось.

— Ханьо, — сказал марсианин, подходя к двери и выразительно указывая на нее. — Ханьо, — произнес он еще несколько раз.

Пленников, приглашали идти куда-то.

— Ну что же, друзья, пойдемте, раз зовут, — сказал Яхонтов, направляясь к выходу.

Наклонив головы перед низкой дверью, они выбрались из камеры и оказались в уже знакомом коридоре. Тут их поджидали десять солдат в полном вооружении.

— Ханьо фоно, — произнес марсианин и показал вперед.

— Надо запомнить, — сказала Наташа, — слово «ханьо» означает «идите» или «ступайте», а «фоно», вероятно, соответствует нашему «вперед»…

— Интересно; куда нас ведут? — вполголоса спросил Владимир. — Может быть, наш час уже настал?

— Ну что вы! — решительно отверг это предположение Яхонтов. — Нас накормили, напоили… При таком хорошем обращении не может и речи быть о конце. На допрос? Хотя вряд ли… Мы еще не знаем языка. Я думаю, простая прогулка.

Виктор Петрович оказался прав. Пленников подвели к лифту. Подъем продолжался долго. Яхонтов успел насчитать четырнадцать этажей.

— Если каждый этаж имеет в высоту всего по три метра, то мы находимся не менее чем в сорока-пятидесяти метрах ниже уровня крыши, — сказал он.

— Но несколько этажей приходится уже на надземную часть здания, — заметил Владимир.

— Сейчас узнаем.

Когда космонавты вышли из лифта, они очутились на вершине высокой квадратной башни. Она густо заросла деревьями и была обнесена оградой. Солдаты заняли места по углам и предоставили пленникам возможность свободно ходить по площадке. Космонавты подошли к балюстраде.

Внизу раскинулся город. Хорошо видны были его улицы, выделяющиеся темными полосами на голубовато-сером фоне растительности на крышах. Дальше, меж двух холмов, прямо на запад тянулась узкая длинная ложбина. Синяя мгла затягивала дали. Над головой висело фиолетовое небо, у горизонта горел золотой диск солнца.

Башню окружали два ряда высоких зданий, образующих сплошные стены. Пленники находились как бы на территории хорошо защищенной крепости.

Далеко внизу по вымощенному крупными камнями двору ходили часовые. Стены башни и зданий внешнего ряда, в отличие от большинства строений города, суживались книзу. Людям, стоящим у перил, казалось, что под ними пустота.

— Бежать отсюда нелегко, — отвечая на невысказанные мысли своих друзей, сказал Владимир. — Если и возможно достать канаты, чтобы спуститься с башни, то преодолеть многоэтажную преграду этих каменных наружных стен вряд ли возможно.

— На мой взгляд, высота башни шесть этажей, — сообщил Яхонтов. — Значит, на подземную часть остается восемь. Иными словами, наша камера находится на двадцать—тридцать метров ниже поверхности.

— Упрятали глубоко, — с грустью произнес Владимир. — Всякую мысль о подкопе приходится отбросить.

Разговор прекратился. Выйдя без масок, космонавты убедились, что и снаружи, на высоте, они могут обходиться без кислородных приборов. Это обнадеживало.

Нарядный марсианин, который вывел пленников на прогулку, был тут же. Когда они рассматривали крепость, оценивая возможность побега, он молчал и лишь по окончании разговора вмешался:

— Тонга-Лоа, — произнес он, широким жестом охватывая всю панораму крепости. — Тонга-Лоа, — медленно и отчетливо повторил он еще раз.

— Эта крепость называется Тонга-Лоа, — догадалась Индира.

Услыхав знакомые звуки, марсианин принялся кивать головой совершенно так же, как это делают жители Земли. Его лицо выразило подобие улыбки.

Было очень холодно, дул резкий ветер. Вскоре Солнце совсем склонилось к закату, начало заметно темнеть. С каждой минутой мороз крепчал, и пленники озябли.

Виктор Петрович попытался объясниться жестами. Указывая пальцем на себя самого, потом на остальных, он сделал движение в сторону башенки лифта.

Марсианин понял и подал команду. Солдаты окружили их и увели обратно в подземелье.

На столе ожидали две чаши, источавшие своеобразный, но довольно приятный запах, и сосуд с напитком. Путешественники проголодались и с аппетитом принялись за ужин. Блюда оказались хорошо посоленными. Непонятно, как догадались об этом марсиане. Возможно, за ними скрытно наблюдали во время обеда или кто-нибудь попробовал остатки пищи, по-видимому, жители Марса стремились угадать вкусы пришельцев.

Ночь прошла спокойно. Правда, было холодновато, но меховая одежда и покрывала, снятые со всех кроватей, помогли согреться. Космонавты с грустью обнаружили, что никаких отопительных приборов камера не имеет. В ней было теплее, чем на воздухе, лишь потому, что над головой находился тридцатиметровый слой почвы.

Наутро марсиане принесли белую кисловатую массу, на вкус похожую на соевые сырки. В шестигранном сосуде с двойными стенками находился теплый, почти горячий, ароматный, но не сладкий напиток. Его выпили не без удовольствия, потому что за ночь еще похолодало и хотелось согреться.

После уборки в камеру вошли трое марсиан. Они сели и предложили узникам сделать то же.

— Мана, — сказал один из них и указал пальцем на себя самого и всех остальных мужчин.

— Мана, — повторили космонавты и записали в блокнотах: «Мана» — означает «человек» или «мужчина».

— Киу, — произнес новое слово старший из учителей, указывая на двух женщин.

«„Киу“ — означает „женщина“«, — записали путешественники.

— Анта-мана, — продолжал объяснять марсианин, указывая на себя самого и двух спутников.

— Жители Марса называются «анта-мана», — заметила Наташа, внимательно слушая урок.

— Тот-мана, — объяснили марсиане, показывая на мужчин, прибывших с Земли.