Я то и дело выглядывал наружу. Показалось ли, нет, но земля приблизилась. Хотя, может, мы просто пролетали над возвышенным местом. Толком не разобрать.
Нет. Под нами явно проплывали заснеженные верхушки деревьев. Я бы предпочел поле, но тут уж от желаний ничего не зависело.
Шар снизился еще, и я велел своим спутникам на всякий случай опуститься на дно корзины и покрепче уцепиться за что-нибудь.
Впереди возник силуэт настоящего лесного великана. Я уже напрягся, готовясь к весьма неприятной встрече, но ветер пронес нас мимо буквально в нескольких метрах от кроны. Затем под нами оказалась большая поляна. Возможно, вырубка или след бушевавшего когда-то давно лесного пожара. Какая нам разница?
Теперь уже явно чувствовалось падение. Плавное – аппараты легче воздуха опускаются медленно, – но уже неотвратимое. И явно лишним довеском к картине возникла стена леса по ту сторону снежной равнины.
К счастью, первым задел кроны шар. Затрещал разрываемый шелк, а в следующий момент корзину по инерции бросило вперед. Я едва успел пригнуться, как над головой возник крепкий здоровенный сук. Еще немного, и оказался бы я нанизанным на него не хуже попавшейся энтомологу бабочки.
Нас ударило с порядочной силой. В следующий момент корзина накренилась так, что мы чуть не вылетели из нее. Затем мы полетели вниз, зависли на какое-то мгновение, опять стали падать, и все завершилось рывком.
Сверху обрушились потоки снега, на миг закрыли все пеленой. Если можно что-то закрыть глухой ночью.
Шар явно повис. Я не знал, насколько крепко наше нынешнее положение, поэтому поднимался очень осторожно. Когда же моему примеру хотел последовать Петр, я прикрикнул на него:
– Сидите! Сейчас осмотрюсь.
Петр послушался и замер. Меншиков – тот вообще молчал, только, похоже, посматривал то на меня, то на великодержавного друга.
Все оказалось не настолько плохо. Корзина висела метрах в четырех от земли. Был бы один, спрыгнул бы почти без помех. Но мои спутники не имели десантной подготовки. Уже не говоря, что резкое движение вполне могло нарушить нынешнее равновесие и шар упал бы вместе с подвешенной к нему корзиной. А это уже чревато если не гибелью – такое возможно лишь при редком невезении, – то гораздо более реальными переломами.
– Что там? – послышался голос Петра.
– Висим, – односложно ответил я.
Не так-то все страшно. Я видел, как царь ловко лазает по мачтам. Так что разница тут небольшая. Только веревочку подходящую отхватить, а там спустится.
Я пригляделся. Веревок хватало, только все они тянулись к корзине с самого верха. Карабкаться туда – рисковать обрушить наше хлипкое сооружение. Мастерить требуемое из нескольких кусков… Где гарантия, что полученный таким образом конец выдержит тяжесть человека в зимней одежде?
Но не может быть, чтобы ни одна веревка не оборвалась при столкновении! Если бы света побольше!
Глаза потихоньку стали привыкать к царившей тьме. При полностью затянутом небе благодаря снегу здесь, поблизости от земли, она была не такой уж беспросветной. Разве что там, где плотной стеной возвышались деревья.
Веревка нашлась. Она свисала, перекинутая через горизонтальную вязку шара, и осталось перехватить ее кинжалом.
Я осторожно перегнулся, убедился, что теперь она почти достает до земли, после чего привязал другой конец к корзине.
– Можешь спускаться, государь. Только осторожнее. Тут невысоко, но падать все равно неприятно. Особенно если мы полетим следом и все это накроется шелком.
Петр хмыкнул. Привыкнув к морю, он не боялся высоты. Даже на самой слабой качке требуется сноровка и осторожность, дабы не обрушиться с мачты на палубу или в воду. По сравнению с этим спуск по свободно висящей веревке казался зауряднейшим предприятием, лишь малость посложнее, чем по штормтрапу. Да и рукавицы не позволяли сорвать кожу с рук.
Мы с Алексашкой помогли Петру перелезть через борт и поддержали его, пока он поудобнее перехватывал веревку.
Шар опасно закачался, и какое-то время я сильно сомневался, удержится он или на самом деле обрушится вниз.
Не обрушился. Веревка напряглась в последний раз, а потом свободно качнулась. Снизу до нас донесся полный азарта голос царя:
– Давай, – подтолкнул я Меншикова. Капитан уходит последним. Даже если вместо судна у него воздушный шар. Да и вещички надо забрать.!
Насчет последних мог бы не беспокоиться. Бутылку с остатками зелья засунул за пазуху Алексашка, последняя закуска, очевидно, вывалилась, когда кренилась корзина, а может, ее вульгарно сожрали мои спутники. Больше ничего с собой не было.
Я выбросил вниз наши шпаги, проверил, в карманах ли пара неболыпих пистолетов (не мог я в последние годы обходиться без оружия), а заодно и невесть зачем взятый с собой револьвер, и полез вниз.
И конечно же, почувствовал, что шар внезапно потерял опору и начинает падать.
Пришлось отпустить веревку. Приземление вышло мягким. Я привычно завалился на бок, смягчая падение, перекатом ушел в сторону, и… ничего не последовало. Шар только опустился еще на метр, да так и остался висеть над нашими головами.
Рядом послышался хохот. Моих спутников рассмешили отработанные мной в незапамятные дни приемы приземления. Еще бы! До появления десанта – века. А с лошади падают иначе.
Мне вспомнился старый мультик про Винни-Пуха. Тот момент, когда медвежонок летит вдоль старого дуба и приговаривает бессмертное: "Мишка очень! любит мед…"
И тогда мне тоже стало смешно. Разрядка…
5. Трое вышли из леса
В путь тронулись, едва только удалось хоть что-то разглядеть. Будь дело в родном времени, Кабанов, пожалуй, рискнул бы остаться на месте. Висящий на ветвях воздушный шар – прекрасный ориентир для летчиков. Только таковых пока не водилось, заметить дорогущую кучу шелка с небес было некому, а наземные поисковые партии в лесу можно ждать до посинения. Причем посинения в самом полном смысле. Мороз прихватывал, и если торчать на месте, рано или поздно перестанет помогать самая теплая одежда. Да хоть костер – сколько можно у него сидеть? По нынешним временам спасение потерявшихся – дело рук самих потерявшихся. Даже если среди них царь. Кабанов вел своих спутников наугад. Если не знаешь, в какую сторону идти, то какая разница? Главное – не сбиваться с раз взятого направления. Рано ли, поздно, куда-нибудь придешь. Хоть не перенаселенная Европа лежала вокруг, однако Подмосковье – не глухомань. Здесь тоже хватает народа. Только по зимнему времени большей частью сидящего дома.
Лес был дремуч и выглядел так, словно в нем никогда не ступала нога человека. В прямом смысле – никаких следов на снегу не было. Сам же снег лежал большими сугробами, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы продвигаться вперед.
Смешки за спиной Командора быстро стихли. В начале пути Петр и Алексашка воспринимали случившееся как небольшое приключение, о котором можно будет весело рассказать в компании. Только путь оказался тяжел и развеял предвкушения дружеского застолья с неизбежными разговорами и похвальбой.
Оставалось поблагодарить судьбу, что спутники достались молодые, полные сил, невзирая даже на принятое накануне. Кабанову похмелье давалось тяжелее. Хотя он пил несколько меньше. Но приходилось терпеть. Остатки водки были выпиты еще в темноте, почти сразу после приземления. Командор хотел ее сберечь на крайний случай, но на него надавили.
Плюс бутылка оказалась в распоряжении Меншикова. Так уж получилось…
Наверняка направление было выбрано неудачно. Или лес был большой. Путники шли, а ему не было ни конца, ни края. Вдобавок приходилось то и дело огибать буреломы, чащобы, отчего путь был извилистой линией. Зато холодно точно не было. Все вспотели. Командор же мысленно похвалил себя, что для всех своих солдат заготовил лыжи. На случай зимней войны. На своих двоих по сугробам ходить как-то… Если бы еще прихватить три пары с собой, но настолько далеко предусмотрительность новоиспеченного полковника не простиралась.
И не хватало волков для полного комплекта сомнительных удовольствий. Пара перезаряженных пистолетов да три шпаги – не бог весть какая защита от стаи голодных хищников. Хорошо – миновала чаша сия.
День явно перевалил за полдень, когда наконец вышли на небольшую дорогу. Судя по следам, пользовались ею нечасто. Да это уж неважно. Любая дорога куда-нибудь ведет. В монастырь, имение, деревню. Тут уж не заблудишься. Знай только иди, пока к жилью не выйдешь. И буреломы уже обходить не надо.
Путь стал веселее. Наконец, со взгорка увидели впереди небольшую, занесенную снегом деревеньку. И Подслеповатые окна, затянутые бычьим пузырем. Сугробы едва ли не выше крыш, почти на каждой – отсутствие трубы. Местный люд явно топит жилища по-черному. Беднота, чтобы не сказать – нищета. Дворов с десяток, да и всё.
– Туда, – теперь Меншиков взял на себя общее руководство.
Указал он на чуть ли не единственную более-менее солидную избу. В такой живет если не староста, то наиболее зажиточный поселянин. Вон и труба дымит, вселяя надежду на тепло и обед. Проголодались же после целого дня пути!
Конечно, усадьба устроила бы больше. Увы, местный помещик – не жили же мужики сами по себе – явно устроился рядом с другим селением. Да за ним и послать кого-нибудь можно.
Несколько деревенских псов почувствовали приближение чужаков, залились предупредительным лаем, показывая хозяевам, что не зря едят свою пищу. Никакой реакции на поднятый шум не последовало. Снаружи холодно, стоит ли выглядывать? Разбойнику здесь явно поживиться нечем. Добрый же человек, коли нужда есть, сам во двор зайдет. Собаки привязаны, покусать не смогут. И тогда хозяину выглянуть можно. Раз именно к нему идут.
– Эй! Открывай! – Меншиков забарабанил по воротам.
Сугробы почти скрывали высоченный забор, сам двор не просматривался совершенно, и только у ворот было небольшое очищенное от снега пространство. Да заливалась собака, судя по лаю, не такая уж маленькая.
– А вот как пса сейчас натравит! – хохотнул Петр. Его настроение заметно улучшилось по окончании утомительного пути.
– Я ему так натравлю! – не принял шутки Меншиков.
Кабанов позволил себе легкую усмешку. Он достаточно устал и от путешествия, и от похмелья. Только угрожать попусту не привык, а шутить не хотелось.
– Смотрите, не выдавайте. Мы лишь случайные путники. – Петр порой не любил афишировать свою особу. Перед кем рисоваться? Перед простым мужиком? Стоит ли?
По ту сторону забора прикрикнули на собаку и только затем поинтересовались:
– Кто такие, люди добрые?
– Путники. С дороги сбились. Пусти отдохнуть, хозяин! – Включившийся в игру Петра Меншиков, подмигнул своим товарищам.
Ворота приотворились. За ними стоял немолодой кряжистый мужик с обильной сединой во всклоченной! бороде. Он явно ожидал увидеть сани, в крайнем случае – верховых. Вид пешей троицы явно удивил его. Одеты прилично, при шпагах, тогда почему без коней?! Это лишь нищие способны вышагивать по зимним дорогам. Нормальному человеку такое в голову не придет. Случись что, замерзнешь. Да и тяжело месить снег ногами. Далеко не уйдешь.
Меншиков первым прошел во двор. Хозяин явно не знал: снимать перед неожиданными гостями потертый треух или не стоит? По одежде – люди не простые, но непростые пешком не путешествуют. Поди разбери.
Разобрался крестьянин вряд ли, однако шапку на всякий случай снял. Вдруг заедут по шее со словами, мол, не по чину встречаешь? Так лучше перестараться на всякий случай.
– Пусти в дом, хозяин, – не столько попросил, сколько потребовал Алексашка. – Холодно, собака!
Если во время полета и похода через лес бразды руководства как-то незаметно взял на себя Командор, то здесь они сразу перешли к Меншикову. Кабанов не возражал. Все равно при общении с обывателями он не был настолько своим, как верный сподвижниш Петра. Тот сразу умел взять нужный тон, да и сама речь изобличала в нем человека своего, русского, в то время, как насчет Сергея могли возникнуть сомнения. Ничем серьезным это не грозило, только и не-серьезного не хотелось. И вообще, оно все надо? Чье это царство?
Ладно. Царям по штату в подобных случаях делать ничего не полагается. Но Меншиков через какое-то время должен будет стать вторым лицом в государстве. Пусть отрабатывает грядущий пост.
Вблизи изба уже не выглядела добротной. Замшелая, словно вросшая в землю, бревна потемнели от времени. Только радость, что топится не по-черному. Хоть глаза слезиться от дыма не будут.
Внутри было темновато. Пахло крепко. С непривычки голова могла пойти бы кругом. Только запахи еще господствовали в мире, причем большей частью неприятные, и потому воспринимались несколько полегче, чем в родные времена Кабанова.
Алексашка первым привычно сдернул с головы треуголку и перекрестился на красный угол. Следом – Петр. И уж последним Командор. В Бога бывший десантник уверовать так и не смог, но местные обычаи чтил. Разве что исповеди избегал. Правду не расскажешь. Врать же – какая это тогда, к черту, исповедь?
– Замаялись! – выдохнул Алексашка, устало садясь на лавку.
Помимо гостей в избе находилась целая куча (сразу и не пересчитаешь) ребятишек возраста от грудного до девчушки лет тринадцати. А в придачу к ним – три женщины. Одна – явно жена хозяина, две другие по возрасту могли быть невестками. Или дочерьми. И только взрослых мужчин не было видно.
– Один, что ли, живешь? – спросил Меншиков, игнорируя присутствие слабого пола. И то, на деревне без мужских рук – гибель. Хотя и без женских трудновато.
– Почему один? – Крестьянин сел напротив путешественников. – Два сына есть. Но одного канаву рыть какую-то забрали. А второго – корабли строить.
Сказано было без эмоций. Хочешь, проникнись несправедливостью бояр, лишивших хозяйство рабочих Рук. А нет – никого тут не осуждали. Кто мы такие, чтоб власти судить?
– Сам-то чьих? – встрял в разговор Петр.
– Астаховы мы. Но барина как забрали воевать под Азов, еще в первый раз, так по сию пору всё в войске. Мы его, почитай, не видели. Вы тоже служивые али как?
Никаких знаков различия на мундирах еще не существовало. Разве что пуговицы у офицеров были по-золоченные. А так с виду простой солдат практически ничем не отличался от командира. И где уж было крестьянину понять, кто в данный момент перед ним: начальник или обыкновенный рядовой?
– Астахов? Федька, что ли? Преображенец? Еще за штурм сержанта недавно получил, – просиял Петр.
Своих он знал практически всех. Не так много их пока было.
– Не знаю, кто, преображенец аль семеновец, но кличут Федькой, – пожал плечами хозяин.
Ему тоже стало чуть легче. Раз общие знакомые нашлись, пусть знакомый – это твой барин, то уже гости не совсем чужие люди.
– Тебя-то как звать? – полюбопытствовал Меньшиков.
– Иваном.
– Послушай, Иван, покорми. Видишь, служба куда загнала? С утра маковой росинки во рту не было, – продолжил Алексашка.
Крестьянин немного замялся. Видно, с припасам обстояло не слишком благополучно. Такая орава, а тут помощников забрали. Хорошо, если до весны вернутся. А если нет? Как одному управляться?
– Мы заплатим, – подал голос Сергей, а про себя подумал, что надо будет поговорить с царем и об этом. Что простому мужику до тонкостей государственной политики, до войн и насущных необходимостей? Ему бы какой-нибудь достаток да покой. Чтобы не считать каждый кусок хлеба, а в супе видеть мясо. Легка говорить о народной дремучести и косности. Гораздо труднее сделать что-нибудь. Тем более понять: государство – это вот эти Иваны. И думать надо о них. А не использовать в качестве расходного материала. Будут они жить хорошо, и уже Европа потянется сюда, а не мы в Европу. Там ведь тоже ничего хорошего нет.
Подействовало христианское гостеприимство или обещанная плата, однако на столе довольно быстро появился горшок постных щей, а на второе – тушеная репа.
Дети смотрели на еду откровенно голодными глазами, словно перед ними были особо изысканные деликатесы.
– Сейчас в России появился новый овощ – картофель. – Репу Кабанов не любил, картошку же здесь пока еще не сажали. – Вот где господская пища! По-вкуснее и посытнее репы будет.
Петр с интересом прислушивался к разговору. Сам-то он картофель ел у своих приятелей с Кукуя, а вот завести его в России пока не думал. И сомневался, удастся ли это.
– Дорогой, вестимо? – спросил Иван.
Раз господская еда, то вкуснее должна быть по определению.
– Не слишком. Его главное первый раз посадить. А там что-то оставлять на семена, что-то – есть. Погоди, пришлю тебе немного. – Сергей помнил про картофельные бунты и с иронией подумал, что избежать их – плевое дело. Тут важно заинтересовать людей, и тогда никакой силы не потребуется. Оценят – сами просить будут.
– А ты хват, – тихо шепнул ему Петр. – Думаешь, устроить все как в Европе?
Для него Европа была синонимом всего передового. Некий рай с молочными реками и кисельными берегами. Парадиз, в котором хотелось бы жить, но угораздило родиться в глухой и отсталой стране. Теперь тащи ее за волосы в светлую даль.
– Там тоже далеко не так хорошо, как кажется, – шепнул в ответ Командор. – Не знаю про Германию но во Франции или в Англии простой люд живет не лучше нашего. Только зимы теплее.
К немалому огорчению царя и к тайной радости Командора, выпивки у Ивана не нашлось. Спорить же при мужике, пусть и хозяине, царь не стал. Не хотел открывать инкогнито. Бухнется крестьянин в ноги много ли с того радости?
– Иван, усадьба далеко? – спросил Петр, откладывая ложку.
– Дак, верст с пяток будет. Там у Астахова еще одна деревенька есть, а при ней и дом его стоит.
– Тогда запрягай сани. Погостили, пора и честь знать, – против воли в голосе Петра появились привычные приказные нотки.
– Возьми за обед и труды, – добавил Сергей, выкладывая на стол горсть медной мелочи. Целое состояние по нынешним меркам.
Скуповатый по натуре Петр посмотрел на денежку не без алчности, словно хотел забрать ее себе. Но уже как-то неудобно было. Да и крестьянин монеты подхватил, тут же спрятал куда-то, пока гости не передумали!
Довольный мужик ушел во двор и через какое-то время вернулся с долгожданной фразой:
– Готово. Могем ехать.
– Славно, – первым поднялся царь. Ему уже стало надоедать затянувшееся приключение и хотелось поскорее убраться из переполненной избы в привычную обстановку.
Лошадь у Ивана на поверку оказалась старой клячей. Но в санях лежало сено, можно было удобно устроиться в нем. Ведь все равно: плохо ехать гораздо лучше, чем хорошо идти.
Не успели отъехать, как Петр задремал. Сказалась полубессонная ночь, пешая прогулка, нервотрепка.
А тут спокойно, плечо Меншикова под боком. Пять верст на санях – не расстояние. Надвинул треуголку на лицо, поднял воротник, так что даже усы наружу не торчали.
Меншиков тоже заснул. При этом он стал похож на ребенка, безмятежного, беззащитного, еще ничего не знающего об окружающем мире. Все мы во сне выглядим иначе.
Сергей тоже чувствовал, как погружается в дрему. Тихонько поскрипывали полозья, покачивались на многочисленных колдобинах сани, уплывали назад вековые деревья по сторонам. Бескрайние просторы без начала и конца…
– Щас будет перепутье, а там и усадьба рядом, – вторгся в сознание голос "возницы.
Командор заставил себя встрепенуться. Он чувствовал ответственность перед спутниками хотя бы потому, что был косвенно виноват в случившемся. Не надо было поддаваться подвыпившей компании и запускать шар. Еще хорошо, что обошлось.
Донесшийся шум окончательно прогнал остатки дремы. По другой дороге наперерез путникам двигалась целая кавалькада. Трое саней с дюжиной мужчин да верхами шестеро. Причем у верховых на боку висели сабли.
Обычные путешественники или поисковая партия? Должны же искать царя повсюду! Только для посланных на розыски одеты уж больно разнообразно. Ни на одном нет мундиров, хотя по идее…
К перекрестку подошли практически одновременно. Дорога оказалась перегороженной остановившейся кавалькадой. Один из всадников, хорошо одетый, нагловатый, подскочил к саням:
– Мужик, до Коломны мы так доедем?
– Отчего ж не доехать? Доедете вестимо, – отозвался Иван.
К всаднику подъехал другой. Сергею бросились в глаза зеленые стоптанные сапоги. Мгновение спустя внимание привлек взгляд. Какой-то настороженный волчий, словно второй наездник высматривал возможную добычу. Потом в глазах промелькнуло удивление и еще что-то, оставшееся непонятным Командору. Зато появившийся хищный оскал заставил настой рожиться.
Воспользовавшись невольной остановкой, ехавши в санях сошли, стали разминать затекшие ноги. Кто-то уже, отвернувшись, справлял нужду. В свою очередь Командор на всякий случай скинул мешавшие рукавицы. Два пистолета в карманах – не бог весть что при таком соотношении сил, и оставалось поблагодарить себя за то, что под кафтаном в подмышечной кобуре лежит последнее напоминание о собственном времени – снаряженный револьвер. Столько было соблазнов для его использования во времена пиратской эпопеи, но не поддался, все время помнил о последних патронах. Новые ни за что не сделаешь. Расстреляешь – выкидывай. Потому чаще всего револьвер мирно лежал дома, запрятанный ото всех. На тут взял. Словно предчувствовал.
Тот, в зеленых сапогах, что-то шепнул напарникам повернул коня и оказался рядом со своими людьми! Второй же, нагловатый, спросил:
– Кто будете-то?
– А ты кто, что спрашиваешь? – вступил Командор.
Он быстро прикинул варианты. Вырваться и ускакать не получится. Все равно догонят. Значит, и работать предстоит здесь. Если бы еще все спешились..! У конного перед пешим в поле всегда преимущество. Хотя…
– Хозяин здешних мест, – загоготал нагловатый. – Хочу – пропущу. Хочу – проводить до Коломны заставлю.
– Ладно. Кончай шутить. – Кабанов словно невзначай расстегнул полушубок и кафтан под ним. – Давайте с дороги. Мы по государеву делу. Сами доберетесь, куда вам надо.
Рядом зашевелился Меншиков, приоткрыл глаза.
– По государеву? – насмешливо протянул нагловатый. – Ишь ты! Напужал-то как!
От саней к ним уже направлялись его спутники. Даже верховые, включая того, в зеленых сапогах, спешились и присоединились к товарищам. Оружие виднелось не у всех, но двое потянули откуда-то кистени. Разбойничий? Не слишком ли открыто? И у импровизированного обоза парочка людишек возится.
– Что стоим? – Алексашка еще не проснулся по-настоящему.
– Сейчас поедем, – успокоил его Командор, вставая с саней.
Тяжеловато будет в полушубке-то! Но и разбойничкам не легче. Хоть шпага на перевязи, а не на поясе!
Командор вразвалочку, нарочито не торопясь, направился к конному. Тот нагловато подал коня навстречу, заставляя шагнуть в сторону. Даже не удосужился подумать, что так самому будет хуже.
Остальные на ходу разделялись. Некоторые продолжали идти по дороге. Другие сошли на снежную целину, стремясь обойти сани с Петром с обеих сторон. Чего стесняться, когда вокруг ни души? Плохо. Везде не поспеешь. Коня, что ли, забрать? Так трудно: без опыта – и в конный бой. Придется начинать сейчас.
– Ну и что это значит? – довольно миролюбиво спросил Сергей.
– Да кое-кто награбил вволю. Теперь пришла пора поделиться. – Глаза у наездника были безжалостные. – Угадаешь, кто?
Было бы время, Кабанов наверняка бы удивился. Совпадения быть не могло. Но странное даже не в том – как нашли здесь, на дороге, когда те, кому положено, до сих пор носятся неизвестно где? Впрочем, Коломна помянута не зря.
Краем глаза Командор заметил, что Меншиков поднялся. По лицу атамана промелькнула тень удивления. А в следующий момент резкий рывок вышвырнул его из седла. Командор, мимолетно пожалев, что не в сапогах, припечатал упавшего ногой по горлу.
Краем глаза отметил, что оставшиеся у обоза вытянули пищали.
– Стоять, мужики! Дырок наделаю! – В руках Командора словно сами собой возникли взведенные пистолеты.
Шарахнулся от крика и потери седока конь. Большинство подступавших застыли в нерешительности! И отзвуком прозвучал крик мужчины в зеленых сапогах:
– Бей его, робяты! – И рванул из ножен саблю. Выполнить приказ мешал снег. Все, кто заходил с флангов, сильно отстали от середины. Ждать их Командор не стал.
Один из стрелков попробовал вскинуть пищаль и немедленно завалился с пулей в груди. Кабанов отбросил использованный пистолет, рванул освободившейся рукой перевязь, в несколько приемов освободился от стеснявшего движения полушубка и обнажил шпагу.
Как раз двое нападавших оказались уже совсем рядом. Один крутанул кистень, другой замахнулся саблей. Командор легко ушел от свистевшего кистеня! оказался чуть сбоку и нанизал разбойника на шпагу! Тот еще падал, когда Командор успел переместиться и рубанул его напарника. Зато мужчина в зеленых сапогах, оказавшийся следующим, сумел уйти от удара и попробовал в свою очередь достать противника. Рубиться он явно умел, и пришлось закрутиться с ним в смертельном танце. А тут еще все остальные, напрочь забыв первоначальный план, спешили на помощь одному из главарей. Второй до сих пор валялся неподвижно…
Противник попался действительно достойный. Только не привык он драться против шпаги. Да и полушубок мешал. Командор отбил саблю книзу, воспользовался секундной заминкой партнера и нанес стремительный выпад в горло.
Яркая кровь эффектно брызнула на белый снег. Остальные разбойники еще только подбегали. Кто-то из них на ходу выстрелил в Командора из пистолета, только стрелять в движении он явно не умел, и пуля просвистела далеко в стороне.
Меншиков окончательно проснулся. Надо отдать ему должное – ни медлить, ни колебаться Алексашка не стал. Он сразу спрыгнул на дорогу и, вырывая на ходу шпагу, помчался к Командору. Но до него было дальше, чем до разбойников.
Однако нападавшие уже не так стремились в драку. Быстрая смерть одного главаря и выход из строя другого наводили на определенные размышления. Оставалось подтолкнуть их в нужную сторону.
Кабанов сам рванул навстречу толпе, уклонился от чьего-то клинка, рубанул подвернувшегося разбойника, отпрыгнул в сторону и с неожиданным поворотом пробил грудь еще одному противнику.
Выстрел в разбойника с пистолетом. Выпад в оказавшегося рядом. Нырок под проносящийся клинок. Зверское выражение лица и крик, напоминающий звериный рык:
– Всех положу, гады!
Ему поверили. Да и как отказать в доверии, если половина товарищей уже корчится на снегу?
Сдали нервы у первого – у оставшегося с санями. Отбросив пищаль, разбойник схватился за вожжи и послал коней с места в галоп.
Его поступок послужил примером. Подскочивший Алексашка успел нанизать на шпагу замершего в нерешительности разбойника, однако остальные уже со всех ног неслись к оставленным лошадям и повозкам. И как бежали! Ни Кабанов, ни Меншиков догнать никого не смогли. Догоняешь всегда медленнее, чем убегаешь. Да и как оставить без охраны царя? Петр выпрямился в санях, и лицо его подергивалось в нервном тике.
– Мин херц, цел? – издалека выкрикнул Меншиков. Хотя в ту сторону вроде никто не стрелял, а саблей на расстоянии не достанешь.
Командор лишь взглянул и занялся другими делами.
Из шести оставшихся разбойников трое еще дышали, но оба главаря успели отойти в мир иной. Первый, выхваченный из седла, упал весьма неудачно. Да еще нога Командора аккуратно и точно перебила ему горло.
– Жаль, – качнул головой Кабанов.
Ему было чертовски интересно, по чью душу отправились разбойники и кто это их надоумил. Рядовые члены банды могут и не знать.
Скрипнул снег под ногами. Подошедший Петр взглянул на зеленые сапоги, потом – в лицо их владельца и дернулся:
– Пятидесятник Федька Ушуев. – А потом добавил: – Переодетый стрелец…