Часть первая.
1. Сергей Кабанов. Снега и морозы
Человеку свойственно желать недоступного. Если же паче чаяния желание когда-нибудь сбывается, то недовольно ворчать и ждать, когда же это все кончится. Помнится, в годы детства, когда я еще жил у моря, жители дружно ворчали, если вдруг летом наступала жара. Мол, сколько можно, да скорее бы она прошла. А было той жары, как правило, несколько дней в году. Остальное время – сплошные дожди.
Каюсь, порою в Вест-Индии мне хотелось настоящего снега. Райские края с чудесным климатом, теплым морем, пышной растительностью, и все равно душа временами тосковала по родному, хотя и суровому.
И вот теперь за окном снег, и никакой радости по данному поводу. Напротив. Хочется крыть теми словами, которые не пишутся на бумаге, бесконечную зиму. Температура – под сорок мороза. Тепло, по опыту прошлого года, настанет разве что в апреле. А пока хочешь – на печи лежи, хочешь – волком вой.
Я не неженка. Но как полноценно проводить занятия, когда люди в полк только набраны, а в сугробах можно утонуть? Тут поневоле взмолишься о скорейшем ниспослании тепла. Тем более – никаких казарм еще нет, солдаты стоят постоем по избам обывателей, и все, что есть в моем распоряжении, – это заброшенный дворец Алексея Михайловича. Заброшенный настолько, что привести его в божеский вид требует массы времени и усилий. А под рукой ни материалов, ничего.
Единственное – парадную залу я кое-как приспособил для ротных учений. Теперь там с утра до вечера раздаются команды, и назначенные в полк офицеры, сами мало знакомые с моими требованиями, старательно гоняют новобранцев. Строевой шаг, всевозможные перестроения, – одним словом, мелочи, больше всего вызывающие досаду даже в моем прошлом, которое здесь – недостижимое будущее. Но даже там это необходимая основа порядка, на котором всегда держалась армия. Здесь же строевая подготовка имеет еще и чисто утилитарный смысл.
Я могу сделать из своих солдат рейнджеров. Да только им тогда не выиграть ни одного большого боя. Ни кремневые ружья, ни свежеизготовленные штуцера не гарантируют достаточной для победы плотности огня. Исход боя еще долго будет решать рукопашная схватка. А в ней одиночку или затопчет кавалерия, или сомнет плотный строй вражеской пехоты.
В Америке было хорошо. Ни у одной страны там еще не было войск, которые с полным основанием можно было бы назвать армией. Все силы – небольшие гарнизоны крохотных крепостей, к тому же отвыкшие от полноценной службы, несмотря на потенциальную опасность нападения моих бывших коллег по ремеслу или туземцев. А в Европе процветает массовость. И сражаться с врагом на равных возможно, лишь овладев всеми приемами нынешнего боя.
Подготовка бойца всегда несет в себе двойственность. С одной стороны, разумная инициатива в бою – вещь полезная. С другой – без дисциплины и послушания – побед не бывает. Вот и приходится гонять солдат, превращать их в своеобразные машины, готовые без размышлений выполнить любую команду. И пока нет дисциплины, нет воинской части. Есть только однообразно одетая вооруженная толпа, опасная для обывателей и безобидная для врагов.
Полка у меня пока не было. Практически – та рота, которая была мне выделена из Преображенского полка. Еще – сманенные мною конюхи. Все у того же Алексея Михайловича были огромные конюшни с соответствующим штатом обслуживающего персонала. Причем этому персоналу порой доводилось выполнять самые разные поручения своего царя. Кстати, сыном одного из конюхов являлся небезызвестный Меншиков. Позднее о нем будут распространять легенды, рассказывать о торговле пирогами. Реальность намного прозаичнее.
В отличие от своего отца, Петр верховую езду не жаловал, охотой не увлекался, да и вообще к лошадям был довольно равнодушен. Работники конюшни поневоле остались не у дел и потихоньку потянулись к преображенцам. А я успел большую их часть перехватить. По уровню подготовки они стояли намного выше нынешних стрельцов, да и вообще представляли собой первоклассный материал.
Впрочем, нынешние стрельцы войском в полном смысле этого слова как раз и не являлись. Несколько бунтов начисто выбили из них воинский дух, превратив в горлопанов и бунтарей. Да и не занимался с ними никто. Мол, служат, и ладно. А в перспективе ведь будет еще один бунт, и наказание за него будет отнюдь не адекватным преступлению. Возможно, это просто месть Петра за страшные картины детства, усиленные желанием никогда не допустить их повторения. Страшная месть…
Но я отвлекся. Прибывшие в последние осенние месяцы новобранцы из самых разных сословий никакой подготовки раньше не проходили и требовали обучения с нуля. Исключением являлись около сотни не богатых дворян, хотя бы владевших оружием. Но и те пехотных строев не ведали, а уж о дисциплине понятия не имели.
Насколько я знал, точно такая же картина наблюдалась во всех полках, кроме двух потешных да двух так называемых «новомосковских» – Лефортова и Бутырского. Моя родина находилась в своем обычном состоянии – полной неготовности к войне. Плывя сюда, я лелеял планы начать пораньше Северную войну да устроить Карлу Полтаву где-нибудь под Нарвой, а то и Ригой. Теперь же был бы рад лишнему месяцу отсрочки от реальной даты.
Да и не только армия. Наша промышленность тоже еще была в процессе становления. Как ни старались Флейшман, Ардылов и прочие, совершить переворот в производстве за год нереально. Да и переворачивать пока было особо нечего. Приходилось создавать практически с нуля, а на это тоже требуется масса времени. Если же мерить все постоянно обновляемыми планами, нам просто не хватит жизни. Сколько ее осталось! А сделать предстоит еще очень и очень много. В идеале – до превращения России в мощную империю и мировой промышленный центр. А тут даже мой полк еще не перевооружен штуцерами. Про другие части я не говорю.
Короче, времени на грусть особо не было. Даже зимой, когда часть дел, по крайней мере у меня, вынужденно была отложена на весну. Или проходила импровизированным порядком.
Впрочем, я ведь тоже занимался не только полком. Иногда время, проведенное в Карибском море, казалось мне чем-то вроде отдыха. Да и не только мне. Наташа и Юля уже упрекали меня, что во времена флибустьерского прошлого я проводил с ними гораздо больше времени, чем здесь, на родине. И, мол, порою толку от меня ни на грош. Прихожу да и заваливаюсь спать, не обращая на своих женщин внимания.
Упрек безжалостный, но, увы, справедливый.
И я решил, что надо хоть сегодня отправиться домой пораньше. Уже стемнело, и за окном избы, которую я отвел под полковой штаб, сияла луна. Ее лучи весело отражались от высоченных сугробов, пытались заглянуть в комнату, но свет свечей напрочь перебивал лунный. Хотя до электрического ему, в свою очередь, тоже было далеко.
Уйти я не успел. Снаружи послышался шум. Выглядывать я не стал. Мало ли кто может шуметь? Тем более, ничего грозного в доносящихся звуках не было.
Дверь отворилась, и в комнату шагнул Петр.
– Не ждал? – Румяное с мороза, лицо царя искрилось весельем.
Следом за ним шагнул верный Алексашка.
Признаться, с памятного торжественного въезда в Москву я видел Петра раза три, не больше. Почти все время приходилось проводить в Коломне. Государь же, напротив, то и дело пускался в небольшие путешествия и порою отсутствовал в Москве неделями.
– Хотел нагрянуть к тебе домой, но подсказали, что в это время ты еще в штабе. – Петр скинул шубу на ближайшую лавку и подсел к столу.
– Дел много, государь, – признался я. – Летом буду в поле.
– Мы и в поле тебя найдем, – улыбнулся из-за спины Петра Меншиков.
– Чаркой с морозца угостишь? – поинтересовался царь.
Как будто я мог отказать!
Не прошло и пары минут, как проворный денщик Василий приволок на стол штоф водки, капусту, хлеб да сало.
Денщика я выбрал себе здоровенного. Напрасно говорят, что в старину люди были помельче. Васька, молодой парень из деревенских, по габаритам напоминал небольшого медведя. Косая сажень в плечах, кулачищи побольше иного лица, если попадет, то убьет без сомнения, а вот у самого лицо широкое, добродушное, с бесцветными бровями и толстыми губами. Уж не знаю почему, но парень чуть не молился на меня. Вот и сейчас присутствие царя на него не подействовало. И взгляды, и забота были обращены только на мою скромную персону.
– Ух, хорошо! – Петр лишь чуть поморщился, залпом выпив чарку сивухи, здесь именуемую то водкой, то хлебным вином, и пальцами подцепил из миски горсть квашеной капусты.
При этом он внимательно проследил, чтобы мы с Алексашкой тоже осушили до дна свою посуду.
Между прочим, в чарке было грамм сто пятьдесят. Необходимость пить наравне с весьма крепким в этом деле царем, а то и больше его, являлась одной из причин, по которой я старался держаться подальше от государя Всея Руси. Не пить? А как, коли собутыльник – сам царь. Повелитель пока еще не одной шестой, но весьма значительной части суши.
Дело не в том, что я испытывал некий пиетет при одном поминании царского имени. Просто хорошие отношения с Петром были мне необходимы для пользы Отечества. Хотя это и звучит несколько патетично.
Ох, где ты, моя армейская молодость, когда наутро мне все было нипочем? В крайнем случае, нипочем было уже после обеда. А тут же весь следующий день псу под хвост! Сегодняшний еще ладно…
– Как дела? – поинтересовался Петр.
По нему было незаметно, что он только что принял довольно большую порцию. Да и не должно так быстро действовать с мороза.
– Производство движется. Не так живо, как хотелось бы, но без дополнительных проблем, – начал я с заведомо хорошей новости. – Штуцеров изготавливается больше. Паровая машина уже третья готова. Сейчас пробуем сделать механический пресс.
Петр удовлетворенно кивал. Он вообще любил технику в любом ее виде. Наверно, поэтому и выделял нашу разношерстную компанию, как этаких производителей царских игрушек. Даже когда от них не было сиюминутного толка. Он бы и пресс сейчас же побежал смотреть, да только понял, что последний пока не готов.
– Вот с полком похуже. Зима развернуться не дает.
– Так это у вас, в Вест-Индии, тепло круглый год. В России климат суровый, – вставил Меншиков.
– О чем и речь. – Я сделал вид, что не заметил этого "у вас". – Надо с весной обязательно казармы ставить. И хоть пару залов, чтобы можно было заниматься.
– Что, совсем ничего? – участливо поинтересовался Петр и кивнул Алексашке, мол, наливай.
– Ну, не совсем. Потихоньку привожу их в воинский вид, – признался я. – Заодно грамоте всех учу.
– Зачем? – удивился Меншиков, который с буквами был не в ладах. Не совсем, но не любил он этого дела.
– Как? Сам? – практически одновременно спросил царь.
– Достаточно обучить первый десяток. Дальше каждый начинает учить своих товарищей. Те, в свою очередь, учат следующих, и так далее, – первому я ответил Петру, в двух словах изложив основы ланкастерской системы. – А зачем… Чтобы сделать страну процветающей, необходимы знающие люди. А уж грамота – эта основа любых знаний. Скажу больше. Необходимы школы, где людей бы учили наукам. Необходимы толковые геологи для разведки мест, где под землей лежат металлы и другие полезные ископаемые. Необходимы навигаторы для будущего флота. Знатоки артиллерии. Путешественники, которые могли бы составить карты земель. Да проще сказать, кто не нужен! – Если бы царь попробовал уточнить, какие профессии не требуются в его царстве, я бы назвал политиков и юристов. Но он не уточнил, и давать пояснений мне не пришлось. В противном случае при вечном любопытстве Петра мне еще пришлось бы долго объяснять, для чего вообще придуманы эти вредные для окружающих профессии.
– Да. Людей потребно много, – вздохнул государь. Затем выдохнул и горестно опрокинул в себя чарку. – Слушай, – после некоторой паузы произнес Петр. – Мы тут задумали послать в Европу большое посольство. Ну и заодно набрать там людей опытных в кораблестроительных и морских делах. Не хочешь отправиться с нами?
Тоже мне, бином Ньютона! Да я об этом посольстве с детства знаю. Столько книг написано про пребывание Петра инкогнито в Голландии, Англии и еще в каких-то государствах!
– Государь, я нужнее тут. В Европе я уже был. Да и те страны, которые посетит посольство… – Я сделал все, чтобы фразы прозвучали поделикатнее. – Я же с ними воевал, Петр Алексеевич.
– Ну и что? – словно год назад не пытался посадить меня за былые проделки, подбоченился царь. – Теперь ты российский офицер и подвластен только мне. Хотя, ты прав. Тут от тебя побольше пользы будет. Вот заручимся союзом с европейскими державами и тогда такую заварушку туркам устроим!
Я-то знал, что ничего из этой затеи не выйдет. Раньше – по книгам, а теперь, поварившись немного в европейском котле, еще и по собственному опыту. И слава Богу!
– Между прочим, Ван Стратен опять в Москве, – подмигнул мне Петр. – Хотя больше твоей головы не требует.
Признаться, я давно забыл про голландского капитана, пару раз попавшегося мне на морских дорогах, а затем едва не навредившего мне уже здесь. Да и не о нем сейчас речь.
– Позволь слово молвить, Петр Алексеевич!
– Говори!
– Думается мне, что сейчас Европе не до турков. Испания ослабела, и сейчас все усилия других стран обращены на ее заморские территории. Мы для них интереса не представляем. Да и Турция от той же Англии и Голландии далековата. У них сейчас своих дел по горло.
Петру очень не хотелось, чтобы я был прав. Сильно не хотелось. Все-таки, несмотря на всю самоуверенность после взятия Азова, оставаться один на один с грозным врагом было страшновато. По-моему, он втайне даже побаивался содеянного, вот и запоздало искал союзников в разгорающейся войне.
– Но христианские святыни в руках неверных… – Сколько бы потом ни обвиняли первого императора в богоборчестве, на самом деле он был верующим человеком. Церковь и вера – понятия несколько различные. Атеистов в этом веке практически не было даже среди самых закостенелых злодеев.
– … уже который век. Что-то не наблюдаю крестовых походов. В Европе политика давно определяется интересами выгоды. Сейчас важнее торговые пути и заокеанские колонии.
– Головин говорил мне то же самое, – вздохнул Петр. – Мол, мы для Европы малый политик. Но ничего. Тогда одни справимся! Летающие корабли почто?
– Рано нам с турками всерьез воевать, – снова возразил я царю. – Государство у них пока крепкое. На три части света раскинуто. Армия, флот… Один, пусть два дирижабля погоды нам не сделают. Победа будет решаться на земле. А у нас пока даже войск толковых нет. Старые полки иноземного строя никуда не годятся. О стрельцах уже не говорю. Самое лучшее – разогнать их на четыре стороны, а взамен набрать новые части. И уже готовить к боям всерьез.
– Наберем и подготовим. Но и стрельцов используем. – Петр вновь потянулся к чарке. – На первое время и они сойдут.
Если не ошибаюсь, во время Великого посольства стрельцы взбунтуются. Наверно, не все, я не такой знаток истории, но с тех пор никакой заметной роли в войне оставшиеся играть не будут. Однако как заявить во всеуслышание об этом?
– Их надо расформировать, Петр Алексеевич. Тех, кто на что-то годен, влить в новые полки. Остальные пусть становятся мещанами. Воюют не числом, могли бы под Азовом убедиться.
Царь, конечно же, убедился. Только не хотелось ему распускать войско, которое содержалось с минимальными расходами от казны. Казна ведь, я точно знал, была хронически пуста. И вводимые новые налоги не помогали. С одного мужика десять шкур не сдерешь.
Плюс – остаться лишь с четырьмя полками пехоты на огромных пространствах – тут поневоле задумаешься. Даже пятый полк, мой, как я заявил Петру в самом начале, окончательно будет готов только летом. Помимо индивидуальной подготовки требуются всевозможные тактические занятия, спайка, в конце концов. До тех пор у меня не воинская часть, а вооруженная толпа. Законное бандформирование.
Был один способ пополнить государственную копилку, да только при нынешних расстояниях на это должно было уйти минимум несколько лет. А у нас просто не было свободных людей. Поручить же кому– то другому настолько ответственное дело я не мог.
– И потом, зачем нам сейчас Турция? – зашел я с другого конца. – Победить окончательно мы ее не сможем. Пока не сможем, – поправился я, видя, как скривился царь.
– Нам выход к морю нужен. Понимаешь? – за Петра воскликнул Меншиков. – Чтобы в Европы свободно плавать.
– Из Азова свободно никуда не поплывешь. – Ну и пусть гневается! Не такое видали. – В Черное море путь лежит через Керченский пролив, который контролируется турками. Если же и прорваться каким-то образом, то дальше лежит Босфор. И там тоже турки. Но, не миновав Босфора, в Средиземное море не выйдешь. Хотя только оно может позволить нам возить товары в другие страны и что-то привозить оттуда.
– Возьмем мы этот Босфор. И Царьград возьмем. – Меншиков заметно захмелел, и любые препятствия казались ему пустяками.
– А в горах кто-нибудь воевать умеет?
– Чего там уметь? – Алексашку уже несло. – Подумаешь, горы!
– Угу. А русский человек, между прочим, равнинный. И никаких гор отродясь не видывал. – Я-то, в отличие от собеседников, провел в горах свою первую войну. И подготовлен был не в пример лучше.
– Хорошо. Куда ты клонишь? – Петр уже понял, что критику я обрушил неспроста.
– России сейчас нужнее Балтика, государь. Тогда будут у нас пути в европейские страны. Гораздо более надежные, чем южные.
Некоторое время в горнице висело молчание, а потом Меншиков выдохнул с нескрываемым удивлением:
– Так ведь у Швеции первейшая армия в мире!
Сколько будет еще этих первейших армий! При Фридрихе Великом – прусская, во времена Наполеона – французская, затем при Гитлере – немецкая. И куда они подевались после встречи с русскими полками?
То-то же!
– Потому с нее и начнем. Для затравки. К чему мелочиться? – улыбнулся я, и Петр с Алексашкой через несколько секунд дружно захохотали.
Слово прозвучало. Северная война была предрешена без меня. Всего лишь жестокая необходимость. Я лишь надеялся сократить ее продолжительность. Но как-то получилось, что первым грядущую бойню провозвестил я.
2. След былых дел
Помянутый Петром Ван Стратен в это время сидел в горнице своего младшего брата в компании трех людей. Брат, один из этих трех, уже давно имел дела в России. Поэтому и дом приобрел, дабы не мыкаться по чужим дворам при очередной поездке за товаром. Тут ведь как? Можно все и в самом Архангельске приобрести. Только цены в единственном порту подороже. Так что лучше побеспокоиться самому, подобрать требуемое в местах, от моря далеких. Конечно, потом везти все к черту (не к ночи будь помянут!) на кулички, зато прибыль заметно больше. Деваться-то местным некуда. Не продашь подешевле, рискуешь со своим товаром остаться. Пока он в негодность не придет.
Напротив хозяев за накрытым столом сидели двое. Один молодой, нагловатый, в богатом кафтане. Другой, зрелых лет – в потертом стрелецком, оранжевом с малиновой подкладкой, под цвет полка. Даже сапоги у стрельца были положенного зеленого цвета. В отличие от серых сапог напарника. Но тут уж служба.
От собственных желаний ничего не зависит. Как положено, так и одевайся. Дело государственное. Хотя… Об этом неопределенном «хотя» и шла речь.
– Жалованья, почитай, уж не помню, когда платили, – сетовал стрелец. Был он уже в хорошем подпитии. Да и как тут не пить, когда ничего хорошего нет? – А службу требуют. Половину полков по городам пораскидали. Кого в Азове, недоброй памяти, оставили, кого заставляют энтот, как его, Таганрог строить, а кого и на литовскую границу поперли. Нет, я понимаю, или ты плати, или хоть дай торговлишкой заниматься. Обнищали же совсем.
В подтверждение своих слов стрелец скосил взгляд на явно знававший лучшие времена кафтан и на стоптанные сапоги.
– При Софье-то полегше было. Жалованье порою тоже задерживали, но промыслы выручали. А тут никакого просвета… – Стрелец безнадежно махнул рукой и потянулся к чарке.
Выставлять гостям лучшее вино хозяин не стал. Местной водкой обойдутся. Благо, сам Винсент, как и его младший брат, привыкли пить что угодно. Так чего же понапрасну тратиться?
– Кто такая София? – спросил старший брат у младшего.
До сих пор он как-то не удосужился узнать о перипетиях местной династической борьбы. Оно ему надо?
Ему было в нескольких словах рассказано о схватке сестры и брата. Включая ее итог с заточением царевны, но без особых симпатий и к той, и к другой стороне.
История не впечатляла. Ван Стратен побывал во многих странах и мог бы сам поведать о гораздо более кровавых развязках, которые время от времени происходили у самых разных тронов. Причем никто не смотрел ни на степень родства, ни на пол конкурента.
Софья с любой стороны легко отделалась. Подумаешь, монастырь! Главное, что жива…
– Деньги надо самому зарабатывать, – заявил Ван Стратен стрельцу и кивнул брату, чтобы перевел.
– Понятно, что самому. Но как? – отозвался стрелец.
За этим и пришли, когда Винсент намекнул Михаилу, дворянину, по слухам промышлявшему самыми разными делами, что есть способ разбогатеть, а тот намек оценил вполне правильно и прихватил с собой знакомого стрелецкого полусотника. Уж больно хорошо последний владел саблей.
– Да способы есть разные, – словно в задумчивости процедил Ван Стратен. – Вот, например, недавно к царю Петру нанялся некий Кабанов. Умелый, хитрый. Даже фамилию сменил на местный лад. Между тем по-настоящему его звали де Санглиером. И занимался он в далеких морях самым настоящим разбоем. Грабил чужие суда, а порою – прибрежные города. Денег заимел немерено. Когда же власти решили взяться за него всерьез, то перебрался на другой конец света в Россию и теперь здесь живет себе припеваючи. С деньгами везде хорошо. Никто не помнит, что был он всего лишь разбойником. Правда, талантливым и удачливым.
Михаил с Федотом слушали внимательно. Понимали – не все говорится прямо. Порою лучше намекнуть, а дальше сам решай.
– Видел я его при взятии Азова. Не человек – дьявол. Прости меня, Господи! – привычно перекрестился полусотник. – Саблей такого не возьмешь. Да и бердышом не достанешь.
– Я тоже его в деле видал, – признался Ван Стратен. – Могу сказать, что победить его в открытом бою ни у кого не получалось. Кто пытался, тех уже нет. Он в одиночку с десятком воинов играючи справится. Бывали случаи.
Гости оценили сказанное и даже, кажется, чуть протрезвели. Предыдущий намек был ими понят, но в свете остального… Убийство и самоубийство – вещи достаточно разные.
– Тогда как? – хрипло спросил Михаил.
Ван Стратен снисходительно посмотрел на него. Словно на несмышленого ребенка, которому требуется объяснять каждый дальнейший шаг. Да еще и поддерживать, чтобы не упал и не набил себе шишек.
– Разве обязательно нападать на человека? Он может случайно наткнуться на пулю. Наконец, он может спать, и тогда… Денег у него столько, что потом за всю жизнь не потратишь.
– Будет этой жизни… – пробурчал Михаил. – Царь Петр в нем души не чает. Небось, живо дознается. Из-под земли достанет, да прямо палачу под топор. Еще и на дыбу перед тем подвесят.
– Разве обязательно оставаться здесь? Мир большой. Богатому человеку везде рады. Найдем, как вас переправить подальше.
– Да и сколько Петру осталось? Наши стрельцы зело на него осерчали. Давно разговоры идут, что будя извергу царствовать. Сглупили мы, когда поддержали его супротив сестрички. Да можно и исправить, – Федот прежде сказал и лишь потом спохватился, что явно сболтнул лишнее.
Брат исправно перевел сказанное Винсенту, словно очередной пустяк. Купцы даже не переглянулись, однако оба подумали об одном и том же. Когда занимаешься торговлей, поневоле приходится принимать во внимание некоторые перемены внутри страны.
Надо признать – старший из братьев просто гадал, во что это выльется. Младшему же известие весьма не понравилось. Отношение стрельцов к большинству иноземцев не составляло тайны. А в том, что Софья превратится в марионетку в руках служилого люда, вернее, организованного в войско простонародья, у торговца не было ни малейших сомнений. Петр иностранцам хоть льготы давал, а уж голландцев и англичан почитал за друзей.
Чтобы скрыть произведенное обмолвкой впечатление, Винсент собственноручно разлил хлебное вино по чаркам и приподнял свою:
– Давайте выпьем.
Никто из мужчин от такого предложения отказываться не стал. Чарки коснулись одна другой, а затем их содержимое исчезло в жаждущих влаги глотках.
Зажевали кто чем, и Ван Стратен спросил:
– Ну что, Михаил и Теодор? Беретесь?
Гости посмотрели один на другого, не решаясь взять ответственность на себя. А то и были не вполне уверены в напарнике. Одному же, ладно, не одному, но лишь со своими людьми, рисковать было боязно. Учитывая слухи, ходившие о намеченной жертве. Однако, куш…
– Вам-то что за интерес? – спросил, не выдержав, Михаил.
А ну как сейчас потребует взять его в долю! Даже не за работу, а лишь за поданную идею.
– Его Командор грабил. Как говорят у вас, долг платежом красен, – ответил торговец и лишь потом перевел вопрос брату.
В доме, который снял для себя английский посланник, по иронии судьбы тоже говорили о Командоре.
– Заметьте, нам он говорил, что все секреты утеряны. Разве так порядочные люди поступают? – произнес лорд Эдуард, ноткой горечи подчеркивая обманутое доверие.
– Отчасти его можно понять. Плен, рана. Да и во Франции он ничего делать не стал. Вот тогда бы было плохо по-настоящему. – Сэр Чарльз с виду был более! снисходителен.
– Но почему Россия? – вопрос звучал не в первый раз.
– Посудите сами, мой дорогой друг. С Англией Командор воевал. Поэтому ждать чего-либо для себя в нашей стране ему было трудно. То же самое можно сказать о Голландии и Испании. Имея на руках редкий товар, главное – не продешевить и найти хорошего покупателя. Меня только удивляет, неужели Людовик был настолько слеп, что отказался от всех этих чудес? Или Командор по каким-то причинам решил, что во Франции получит за них маловато? Тут он быстро стал одним из самых приближенных к царю.
Лорд Эдуард вздохнул и сделал небольшой глоток из кубка.
– Что толку в высоком положении в этой дикой стране? Ностальгия по родине предков? Но разве тут, – он повел рукой, демонстрируя, что имеет в виду бескрайние холодные просторы, – есть что-нибудь хорошее? Человеку с его талантами и добытыми секретами найдется место в более цивилизованных местах.
– Согласен, – важно кивнул сэр Чарльз и снизошел до улыбки. – Огромной массой взяли ничтожную крепость, а теперь кричат об этом везде, как о великой победе. Дикари!
Тут уж улыбнулся и лорд Эдуард. Московиты могли считать, что угодно, однако в Европе прекрасно знали цену победы. Причем первой за множество последних лет. Только и радость – за Турцией традиционно стояла Франция. Щелчок по носу султану – все равно, что щелчок по носу французскому королю.
Осталось решить, что выгоднее Англии. Косвенно ослабить своего вечного соперника и тем самым, возможно, дать усилиться никчемному и пока безобидному государству или оставить все как есть? Все равно турки должны скоро обрушиться на обидчиков всей своей мощью, и многое ли тогда останется от Московского государства? Раз уж оно до сих пор дань крымским татарам платит, а тут не кочевники, огромная империя, вольготно раскинувшаяся на трех материках.
– Но у этих дикарей появилось кое-что из древних вещей, – напомнил лорд Эдуард. – А вот это уже плохо.
Друзья задумались, каждый про себя прикидывая, могут ли сыграть роль внедряемые Командором забытые изобретения. О том, что они именно забытые и существовали в какую-то незапамятную эпоху, британцы не сомневались. Человеку свойственно искать в прошлом нечто более значительное, чем бывшее на самом деле. Потому и словам Командора о якобы найденных им старых бумагах с описаниями нынешний посланник и его постоянный компаньон верили безоговорочно. Откуда еще у бывших флибустьеров могут взяться подобные вещи? Не сами же придумали!
И черт попутал сэра Джейкоба в свое время напасть на путешественников! Нет, чтобы войти к ним в доверие, выведать все секреты и уж тогда…
– Надо привлечь Командора на свою сторону. Остальные его компаньоны потянутся за ним. Он у них главный. И тогда все будет наше, – убежденно произнес Чарльз. – Потомки нам не простят, если мы упустим подобную возможность. В этом наш долг перед Англией. Хоть и выспренно звучит, но будущее всего рода людского в наших руках.
Лорд согласно кивнул. Соперников у Англии было пока еще слишком много. Франция, Голландия. Хорошо, Испания после почти полутора веков борьбы явно выбывала из их числа. Да и Швеция так и не решилась вырваться на океанские просторы, предпочитая удерживать захваченные куски Европы. Но летающие корабли, неведомые паровые машины и прочие появившиеся здесь, на мировых задворках механизмы могли бы здорово помочь в сокрушении конкурентов. Особенно при монопольном владении всеми этими чудесами техники.
Вышколенный слуга принес трубки. Если закрыть глаза, чтобы не видеть большую варварскую печь вместо привычного камина, то можно представить, что находишься в старой доброй Англии и за небольшими, для сохранения тепла, окнами, не лежат бескрайние снежные равнины с редкими варварскими городами и захудалыми деревнями.
Правда, справедливости ради, места были богатыми, и при минимальном умении отсюда можно вывести столько, что род умелого торговца будет обеспечен надолго.
Как правда и то, что Московия – один из источников дохода Англии и Голландии (опять Голландия, тьфу!), и в таковом качестве ей лучше всего оставаться во веки вечные.
Такая мысль сама по себе способна вернуть на грешную землю.