1. Сергей Кабанов. Снега и морозы

Человеку свойственно желать недоступного. Если же паче чаяния желание когда-нибудь сбывается, то недовольно ворчать и ждать, когда же это все кончится. Помнится, в годы детства, когда я еще жил у моря, жители дружно ворчали, если вдруг летом наступала жара. Мол, сколько можно, да скорее бы она прошла. А было той жары, как правило, несколько дней в году. Остальное время – сплошные дожди.

Каюсь, порою в Вест-Индии мне хотелось настоящего снега. Райские края с чудесным климатом, теплым морем, пышной растительностью, и все равно душа временами тосковала по родному, хотя и суровому.

И вот теперь за окном снег, и никакой радости по данному поводу. Напротив. Хочется крыть теми словами, которые не пишутся на бумаге, бесконечную зиму. Температура – под сорок мороза. Тепло, по опыту прошлого года, настанет разве что в апреле. А пока хочешь – на печи лежи, хочешь – волком вой.

Я не неженка. Но как полноценно проводить занятия, когда люди в полк только набраны, а в сугробах можно утонуть? Тут поневоле взмолишься о скорейшем ниспослании тепла. Тем более – никаких казарм еще нет, солдаты стоят постоем по избам обывателей, и все, что есть в моем распоряжении, – это заброшенный дворец Алексея Михайловича. Заброшенный настолько, что привести его в божеский вид требует массы времени и усилий. А под рукой ни материалов, ничего.

Единственное – парадную залу я кое-как приспособил для ротных учений. Теперь там с утра до вечера раздаются команды, и назначенные в полк офицеры, сами мало знакомые с моими требованиями, старательно гоняют новобранцев. Строевой шаг, всевозможные перестроения, – одним словом, мелочи, больше всего вызывающие досаду даже в моем прошлом, которое здесь – недостижимое будущее. Но даже там это необходимая основа порядка, на котором всегда держалась армия. Здесь же строевая подготовка имеет еще и чисто утилитарный смысл.

Я могу сделать из своих солдат рейнджеров. Да только им тогда не выиграть ни одного большого боя. Ни кремневые ружья, ни свежеизготовленные штуцера не гарантируют достаточной для победы плотности огня. Исход боя еще долго будет решать рукопашная схватка. А в ней одиночку или затопчет кавалерия, или сомнет плотный строй вражеской пехоты.

В Америке было хорошо. Ни у одной страны там еще не было войск, которые с полным основанием можно было бы назвать армией. Все силы – небольшие гарнизоны крохотных крепостей, к тому же отвыкшие от полноценной службы, несмотря на потенциальную опасность нападения моих бывших коллег по ремеслу или туземцев. А в Европе процветает массовость. И сражаться с врагом на равных возможно, лишь овладев всеми приемами нынешнего боя.

Подготовка бойца всегда несет в себе двойственность. С одной стороны, разумная инициатива в бою – вещь полезная. С другой – без дисциплины и послушания – побед не бывает. Вот и приходится гонять солдат, превращать их в своеобразные машины, готовые без размышлений выполнить любую команду. И пока нет дисциплины, нет воинской части. Есть только однообразно одетая вооруженная толпа, опасная для обывателей и безобидная для врагов.

Полка у меня пока не было. Практически – та рота, которая была мне выделена из Преображенского полка. Еще – сманенные мною конюхи. Все у того же Алексея Михайловича были огромные конюшни с соответствующим штатом обслуживающего персонала. Причем этому персоналу порой доводилось выполнять самые разные поручения своего царя. Кстати, сыном одного из конюхов являлся небезызвестный Меншиков. Позднее о нем будут распространять легенды, рассказывать о торговле пирогами. Реальность намного прозаичнее.

В отличие от своего отца, Петр верховую езду не жаловал, охотой не увлекался, да и вообще к лошадям был довольно равнодушен. Работники конюшни поневоле остались не у дел и потихоньку потянулись к преображенцам. А я успел большую их часть перехватить. По уровню подготовки они стояли намного выше нынешних стрельцов, да и вообще представляли собой первоклассный материал.

Впрочем, нынешние стрельцы войском в полном смысле этого слова как раз и не являлись. Несколько бунтов начисто выбили из них воинский дух, превратив в горлопанов и бунтарей. Да и не занимался с ними никто. Мол, служат, и ладно. А в перспективе ведь будет еще один бунт, и наказание за него будет отнюдь не адекватным преступлению. Возможно, это просто месть Петра за страшные картины детства, усиленные желанием никогда не допустить их повторения. Страшная месть…

Но я отвлекся. Прибывшие в последние осенние месяцы новобранцы из самых разных сословий никакой подготовки раньше не проходили и требовали обучения с нуля. Исключением являлись около сотни не богатых дворян, хотя бы владевших оружием. Но и те пехотных строев не ведали, а уж о дисциплине понятия не имели.

Насколько я знал, точно такая же картина наблюдалась во всех полках, кроме двух потешных да двух так называемых «новомосковских» – Лефортова и Бутырского. Моя родина находилась в своем обычном состоянии – полной неготовности к войне. Плывя сюда, я лелеял планы начать пораньше Северную войну да устроить Карлу Полтаву где-нибудь под Нарвой, а то и Ригой. Теперь же был бы рад лишнему месяцу отсрочки от реальной даты.

Да и не только армия. Наша промышленность тоже еще была в процессе становления. Как ни старались Флейшман, Ардылов и прочие, совершить переворот в производстве за год нереально. Да и переворачивать пока было особо нечего. Приходилось создавать практически с нуля, а на это тоже требуется масса времени. Если же мерить все постоянно обновляемыми планами, нам просто не хватит жизни. Сколько ее осталось! А сделать предстоит еще очень и очень много. В идеале – до превращения России в мощную империю и мировой промышленный центр. А тут даже мой полк еще не перевооружен штуцерами. Про другие части я не говорю.

Короче, времени на грусть особо не было. Даже зимой, когда часть дел, по крайней мере у меня, вынужденно была отложена на весну. Или проходила импровизированным порядком.

Впрочем, я ведь тоже занимался не только полком. Иногда время, проведенное в Карибском море, казалось мне чем-то вроде отдыха. Да и не только мне. Наташа и Юля уже упрекали меня, что во времена флибустьерского прошлого я проводил с ними гораздо больше времени, чем здесь, на родине. И, мол, порою толку от меня ни на грош. Прихожу да и заваливаюсь спать, не обращая на своих женщин внимания.

Упрек безжалостный, но, увы, справедливый.

И я решил, что надо хоть сегодня отправиться домой пораньше. Уже стемнело, и за окном избы, которую я отвел под полковой штаб, сияла луна. Ее лучи весело отражались от высоченных сугробов, пытались заглянуть в комнату, но свет свечей напрочь перебивал лунный. Хотя до электрического ему, в свою очередь, тоже было далеко.

Уйти я не успел. Снаружи послышался шум. Выглядывать я не стал. Мало ли кто может шуметь? Тем более, ничего грозного в доносящихся звуках не было.

Дверь отворилась, и в комнату шагнул Петр.

– Не ждал? – Румяное с мороза, лицо царя искрилось весельем.

Следом за ним шагнул верный Алексашка.

Признаться, с памятного торжественного въезда в Москву я видел Петра раза три, не больше. Почти все время приходилось проводить в Коломне. Государь же, напротив, то и дело пускался в небольшие путешествия и порою отсутствовал в Москве неделями.

– Хотел нагрянуть к тебе домой, но подсказали, что в это время ты еще в штабе. – Петр скинул шубу на ближайшую лавку и подсел к столу.

– Дел много, государь, – признался я. – Летом буду в поле.

– Мы и в поле тебя найдем, – улыбнулся из-за спины Петра Меншиков.

– Чаркой с морозца угостишь? – поинтересовался царь.

Как будто я мог отказать!

Не прошло и пары минут, как проворный денщик Василий приволок на стол штоф водки, капусту, хлеб да сало.

Денщика я выбрал себе здоровенного. Напрасно говорят, что в старину люди были помельче. Васька, молодой парень из деревенских, по габаритам напоминал небольшого медведя. Косая сажень в плечах, кулачищи побольше иного лица, если попадет, то убьет без сомнения, а вот у самого лицо широкое, добродушное, с бесцветными бровями и толстыми губами. Уж не знаю почему, но парень чуть не молился на меня. Вот и сейчас присутствие царя на него не подействовало. И взгляды, и забота были обращены только на мою скромную персону.

– Ух, хорошо! – Петр лишь чуть поморщился, залпом выпив чарку сивухи, здесь именуемую то водкой, то хлебным вином, и пальцами подцепил из миски горсть квашеной капусты.

При этом он внимательно проследил, чтобы мы с Алексашкой тоже осушили до дна свою посуду.

Между прочим, в чарке было грамм сто пятьдесят. Необходимость пить наравне с весьма крепким в этом деле царем, а то и больше его, являлась одной из причин, по которой я старался держаться подальше от государя Всея Руси. Не пить? А как, коли собутыльник – сам царь. Повелитель пока еще не одной шестой, но весьма значительной части суши.

Дело не в том, что я испытывал некий пиетет при одном поминании царского имени. Просто хорошие отношения с Петром были мне необходимы для пользы Отечества. Хотя это и звучит несколько патетично.

Ох, где ты, моя армейская молодость, когда наутро мне все было нипочем? В крайнем случае, нипочем было уже после обеда. А тут же весь следующий день псу под хвост! Сегодняшний еще ладно…

– Как дела? – поинтересовался Петр.

По нему было незаметно, что он только что принял довольно большую порцию. Да и не должно так быстро действовать с мороза.

– Производство движется. Не так живо, как хотелось бы, но без дополнительных проблем, – начал я с заведомо хорошей новости. – Штуцеров изготавливается больше. Паровая машина уже третья готова. Сейчас пробуем сделать механический пресс.

Петр удовлетворенно кивал. Он вообще любил технику в любом ее виде. Наверно, поэтому и выделял нашу разношерстную компанию, как этаких производителей царских игрушек. Даже когда от них не было сиюминутного толка. Он бы и пресс сейчас же побежал смотреть, да только понял, что последний пока не готов.

– Вот с полком похуже. Зима развернуться не дает.

– Так это у вас, в Вест-Индии, тепло круглый год. В России климат суровый, – вставил Меншиков.

– О чем и речь. – Я сделал вид, что не заметил этого "у вас". – Надо с весной обязательно казармы ставить. И хоть пару залов, чтобы можно было заниматься.

– Что, совсем ничего? – участливо поинтересовался Петр и кивнул Алексашке, мол, наливай.

– Ну, не совсем. Потихоньку привожу их в воинский вид, – признался я. – Заодно грамоте всех учу.

– Зачем? – удивился Меншиков, который с буквами был не в ладах. Не совсем, но не любил он этого дела.

– Как? Сам? – практически одновременно спросил царь.

– Достаточно обучить первый десяток. Дальше каждый начинает учить своих товарищей. Те, в свою очередь, учат следующих, и так далее, – первому я ответил Петру, в двух словах изложив основы ланкастерской системы. – А зачем… Чтобы сделать страну процветающей, необходимы знающие люди. А уж грамота – эта основа любых знаний. Скажу больше. Необходимы школы, где людей бы учили наукам. Необходимы толковые геологи для разведки мест, где под землей лежат металлы и другие полезные ископаемые. Необходимы навигаторы для будущего флота. Знатоки артиллерии. Путешественники, которые могли бы составить карты земель. Да проще сказать, кто не нужен! – Если бы царь попробовал уточнить, какие профессии не требуются в его царстве, я бы назвал политиков и юристов. Но он не уточнил, и давать пояснений мне не пришлось. В противном случае при вечном любопытстве Петра мне еще пришлось бы долго объяснять, для чего вообще придуманы эти вредные для окружающих профессии.

– Да. Людей потребно много, – вздохнул государь. Затем выдохнул и горестно опрокинул в себя чарку. – Слушай, – после некоторой паузы произнес Петр. – Мы тут задумали послать в Европу большое посольство. Ну и заодно набрать там людей опытных в кораблестроительных и морских делах. Не хочешь отправиться с нами?

Тоже мне, бином Ньютона! Да я об этом посольстве с детства знаю. Столько книг написано про пребывание Петра инкогнито в Голландии, Англии и еще в каких-то государствах!

– Государь, я нужнее тут. В Европе я уже был. Да и те страны, которые посетит посольство… – Я сделал все, чтобы фразы прозвучали поделикатнее. – Я же с ними воевал, Петр Алексеевич.

– Ну и что? – словно год назад не пытался посадить меня за былые проделки, подбоченился царь. – Теперь ты российский офицер и подвластен только мне. Хотя, ты прав. Тут от тебя побольше пользы будет. Вот заручимся союзом с европейскими державами и тогда такую заварушку туркам устроим!

Я-то знал, что ничего из этой затеи не выйдет. Раньше – по книгам, а теперь, поварившись немного в европейском котле, еще и по собственному опыту. И слава Богу!

– Между прочим, Ван Стратен опять в Москве, – подмигнул мне Петр. – Хотя больше твоей головы не требует.

Признаться, я давно забыл про голландского капитана, пару раз попавшегося мне на морских дорогах, а затем едва не навредившего мне уже здесь. Да и не о нем сейчас речь.

– Позволь слово молвить, Петр Алексеевич!

– Говори!

– Думается мне, что сейчас Европе не до турков. Испания ослабела, и сейчас все усилия других стран обращены на ее заморские территории. Мы для них интереса не представляем. Да и Турция от той же Англии и Голландии далековата. У них сейчас своих дел по горло.

Петру очень не хотелось, чтобы я был прав. Сильно не хотелось. Все-таки, несмотря на всю самоуверенность после взятия Азова, оставаться один на один с грозным врагом было страшновато. По-моему, он втайне даже побаивался содеянного, вот и запоздало искал союзников в разгорающейся войне.

– Но христианские святыни в руках неверных… – Сколько бы потом ни обвиняли первого императора в богоборчестве, на самом деле он был верующим человеком. Церковь и вера – понятия несколько различные. Атеистов в этом веке практически не было даже среди самых закостенелых злодеев.

– … уже который век. Что-то не наблюдаю крестовых походов. В Европе политика давно определяется интересами выгоды. Сейчас важнее торговые пути и заокеанские колонии.

– Головин говорил мне то же самое, – вздохнул Петр. – Мол, мы для Европы малый политик. Но ничего. Тогда одни справимся! Летающие корабли почто?

– Рано нам с турками всерьез воевать, – снова возразил я царю. – Государство у них пока крепкое. На три части света раскинуто. Армия, флот… Один, пусть два дирижабля погоды нам не сделают. Победа будет решаться на земле. А у нас пока даже войск толковых нет. Старые полки иноземного строя никуда не годятся. О стрельцах уже не говорю. Самое лучшее – разогнать их на четыре стороны, а взамен набрать новые части. И уже готовить к боям всерьез.

– Наберем и подготовим. Но и стрельцов используем. – Петр вновь потянулся к чарке. – На первое время и они сойдут.

Если не ошибаюсь, во время Великого посольства стрельцы взбунтуются. Наверно, не все, я не такой знаток истории, но с тех пор никакой заметной роли в войне оставшиеся играть не будут. Однако как заявить во всеуслышание об этом?

– Их надо расформировать, Петр Алексеевич. Тех, кто на что-то годен, влить в новые полки. Остальные пусть становятся мещанами. Воюют не числом, могли бы под Азовом убедиться.

Царь, конечно же, убедился. Только не хотелось ему распускать войско, которое содержалось с минимальными расходами от казны. Казна ведь, я точно знал, была хронически пуста. И вводимые новые налоги не помогали. С одного мужика десять шкур не сдерешь.

Плюс – остаться лишь с четырьмя полками пехоты на огромных пространствах – тут поневоле задумаешься. Даже пятый полк, мой, как я заявил Петру в самом начале, окончательно будет готов только летом. Помимо индивидуальной подготовки требуются всевозможные тактические занятия, спайка, в конце концов. До тех пор у меня не воинская часть, а вооруженная толпа. Законное бандформирование.

Был один способ пополнить государственную копилку, да только при нынешних расстояниях на это должно было уйти минимум несколько лет. А у нас просто не было свободных людей. Поручить же кому– то другому настолько ответственное дело я не мог.

– И потом, зачем нам сейчас Турция? – зашел я с другого конца. – Победить окончательно мы ее не сможем. Пока не сможем, – поправился я, видя, как скривился царь.

– Нам выход к морю нужен. Понимаешь? – за Петра воскликнул Меншиков. – Чтобы в Европы свободно плавать.

– Из Азова свободно никуда не поплывешь. – Ну и пусть гневается! Не такое видали. – В Черное море путь лежит через Керченский пролив, который контролируется турками. Если же и прорваться каким-то образом, то дальше лежит Босфор. И там тоже турки. Но, не миновав Босфора, в Средиземное море не выйдешь. Хотя только оно может позволить нам возить товары в другие страны и что-то привозить оттуда.

– Возьмем мы этот Босфор. И Царьград возьмем. – Меншиков заметно захмелел, и любые препятствия казались ему пустяками.

– А в горах кто-нибудь воевать умеет?

– Чего там уметь? – Алексашку уже несло. – Подумаешь, горы!

– Угу. А русский человек, между прочим, равнинный. И никаких гор отродясь не видывал. – Я-то, в отличие от собеседников, провел в горах свою первую войну. И подготовлен был не в пример лучше.

– Хорошо. Куда ты клонишь? – Петр уже понял, что критику я обрушил неспроста.

– России сейчас нужнее Балтика, государь. Тогда будут у нас пути в европейские страны. Гораздо более надежные, чем южные.

Некоторое время в горнице висело молчание, а потом Меншиков выдохнул с нескрываемым удивлением:

– Так ведь у Швеции первейшая армия в мире!

Сколько будет еще этих первейших армий! При Фридрихе Великом – прусская, во времена Наполеона – французская, затем при Гитлере – немецкая. И куда они подевались после встречи с русскими полками?

То-то же!

– Потому с нее и начнем. Для затравки. К чему мелочиться? – улыбнулся я, и Петр с Алексашкой через несколько секунд дружно захохотали.

Слово прозвучало. Северная война была предрешена без меня. Всего лишь жестокая необходимость. Я лишь надеялся сократить ее продолжительность. Но как-то получилось, что первым грядущую бойню провозвестил я.

2. След былых дел

Помянутый Петром Ван Стратен в это время сидел в горнице своего младшего брата в компании трех людей. Брат, один из этих трех, уже давно имел дела в России. Поэтому и дом приобрел, дабы не мыкаться по чужим дворам при очередной поездке за товаром. Тут ведь как? Можно все и в самом Архангельске приобрести. Только цены в единственном порту подороже. Так что лучше побеспокоиться самому, подобрать требуемое в местах, от моря далеких. Конечно, потом везти все к черту (не к ночи будь помянут!) на кулички, зато прибыль заметно больше. Деваться-то местным некуда. Не продашь подешевле, рискуешь со своим товаром остаться. Пока он в негодность не придет.

Напротив хозяев за накрытым столом сидели двое. Один молодой, нагловатый, в богатом кафтане. Другой, зрелых лет – в потертом стрелецком, оранжевом с малиновой подкладкой, под цвет полка. Даже сапоги у стрельца были положенного зеленого цвета. В отличие от серых сапог напарника. Но тут уж служба.

От собственных желаний ничего не зависит. Как положено, так и одевайся. Дело государственное. Хотя… Об этом неопределенном «хотя» и шла речь.

– Жалованья, почитай, уж не помню, когда платили, – сетовал стрелец. Был он уже в хорошем подпитии. Да и как тут не пить, когда ничего хорошего нет? – А службу требуют. Половину полков по городам пораскидали. Кого в Азове, недоброй памяти, оставили, кого заставляют энтот, как его, Таганрог строить, а кого и на литовскую границу поперли. Нет, я понимаю, или ты плати, или хоть дай торговлишкой заниматься. Обнищали же совсем.

В подтверждение своих слов стрелец скосил взгляд на явно знававший лучшие времена кафтан и на стоптанные сапоги.

– При Софье-то полегше было. Жалованье порою тоже задерживали, но промыслы выручали. А тут никакого просвета… – Стрелец безнадежно махнул рукой и потянулся к чарке.

Выставлять гостям лучшее вино хозяин не стал. Местной водкой обойдутся. Благо, сам Винсент, как и его младший брат, привыкли пить что угодно. Так чего же понапрасну тратиться?

– Кто такая София? – спросил старший брат у младшего.

До сих пор он как-то не удосужился узнать о перипетиях местной династической борьбы. Оно ему надо?

Ему было в нескольких словах рассказано о схватке сестры и брата. Включая ее итог с заточением царевны, но без особых симпатий и к той, и к другой стороне.

История не впечатляла. Ван Стратен побывал во многих странах и мог бы сам поведать о гораздо более кровавых развязках, которые время от времени происходили у самых разных тронов. Причем никто не смотрел ни на степень родства, ни на пол конкурента.

Софья с любой стороны легко отделалась. Подумаешь, монастырь! Главное, что жива…

– Деньги надо самому зарабатывать, – заявил Ван Стратен стрельцу и кивнул брату, чтобы перевел.

– Понятно, что самому. Но как? – отозвался стрелец.

За этим и пришли, когда Винсент намекнул Михаилу, дворянину, по слухам промышлявшему самыми разными делами, что есть способ разбогатеть, а тот намек оценил вполне правильно и прихватил с собой знакомого стрелецкого полусотника. Уж больно хорошо последний владел саблей.

– Да способы есть разные, – словно в задумчивости процедил Ван Стратен. – Вот, например, недавно к царю Петру нанялся некий Кабанов. Умелый, хитрый. Даже фамилию сменил на местный лад. Между тем по-настоящему его звали де Санглиером. И занимался он в далеких морях самым настоящим разбоем. Грабил чужие суда, а порою – прибрежные города. Денег заимел немерено. Когда же власти решили взяться за него всерьез, то перебрался на другой конец света в Россию и теперь здесь живет себе припеваючи. С деньгами везде хорошо. Никто не помнит, что был он всего лишь разбойником. Правда, талантливым и удачливым.

Михаил с Федотом слушали внимательно. Понимали – не все говорится прямо. Порою лучше намекнуть, а дальше сам решай.

– Видел я его при взятии Азова. Не человек – дьявол. Прости меня, Господи! – привычно перекрестился полусотник. – Саблей такого не возьмешь. Да и бердышом не достанешь.

– Я тоже его в деле видал, – признался Ван Стратен. – Могу сказать, что победить его в открытом бою ни у кого не получалось. Кто пытался, тех уже нет. Он в одиночку с десятком воинов играючи справится. Бывали случаи.

Гости оценили сказанное и даже, кажется, чуть протрезвели. Предыдущий намек был ими понят, но в свете остального… Убийство и самоубийство – вещи достаточно разные.

– Тогда как? – хрипло спросил Михаил.

Ван Стратен снисходительно посмотрел на него. Словно на несмышленого ребенка, которому требуется объяснять каждый дальнейший шаг. Да еще и поддерживать, чтобы не упал и не набил себе шишек.

– Разве обязательно нападать на человека? Он может случайно наткнуться на пулю. Наконец, он может спать, и тогда… Денег у него столько, что потом за всю жизнь не потратишь.

– Будет этой жизни… – пробурчал Михаил. – Царь Петр в нем души не чает. Небось, живо дознается. Из-под земли достанет, да прямо палачу под топор. Еще и на дыбу перед тем подвесят.

– Разве обязательно оставаться здесь? Мир большой. Богатому человеку везде рады. Найдем, как вас переправить подальше.

– Да и сколько Петру осталось? Наши стрельцы зело на него осерчали. Давно разговоры идут, что будя извергу царствовать. Сглупили мы, когда поддержали его супротив сестрички. Да можно и исправить, – Федот прежде сказал и лишь потом спохватился, что явно сболтнул лишнее.

Брат исправно перевел сказанное Винсенту, словно очередной пустяк. Купцы даже не переглянулись, однако оба подумали об одном и том же. Когда занимаешься торговлей, поневоле приходится принимать во внимание некоторые перемены внутри страны.

Надо признать – старший из братьев просто гадал, во что это выльется. Младшему же известие весьма не понравилось. Отношение стрельцов к большинству иноземцев не составляло тайны. А в том, что Софья превратится в марионетку в руках служилого люда, вернее, организованного в войско простонародья, у торговца не было ни малейших сомнений. Петр иностранцам хоть льготы давал, а уж голландцев и англичан почитал за друзей.

Чтобы скрыть произведенное обмолвкой впечатление, Винсент собственноручно разлил хлебное вино по чаркам и приподнял свою:

– Давайте выпьем.

Никто из мужчин от такого предложения отказываться не стал. Чарки коснулись одна другой, а затем их содержимое исчезло в жаждущих влаги глотках.

Зажевали кто чем, и Ван Стратен спросил:

– Ну что, Михаил и Теодор? Беретесь?

Гости посмотрели один на другого, не решаясь взять ответственность на себя. А то и были не вполне уверены в напарнике. Одному же, ладно, не одному, но лишь со своими людьми, рисковать было боязно. Учитывая слухи, ходившие о намеченной жертве. Однако, куш…

– Вам-то что за интерес? – спросил, не выдержав, Михаил.

А ну как сейчас потребует взять его в долю! Даже не за работу, а лишь за поданную идею.

– Его Командор грабил. Как говорят у вас, долг платежом красен, – ответил торговец и лишь потом перевел вопрос брату.

В доме, который снял для себя английский посланник, по иронии судьбы тоже говорили о Командоре.

– Заметьте, нам он говорил, что все секреты утеряны. Разве так порядочные люди поступают? – произнес лорд Эдуард, ноткой горечи подчеркивая обманутое доверие.

– Отчасти его можно понять. Плен, рана. Да и во Франции он ничего делать не стал. Вот тогда бы было плохо по-настоящему. – Сэр Чарльз с виду был более! снисходителен.

– Но почему Россия? – вопрос звучал не в первый раз.

– Посудите сами, мой дорогой друг. С Англией Командор воевал. Поэтому ждать чего-либо для себя в нашей стране ему было трудно. То же самое можно сказать о Голландии и Испании. Имея на руках редкий товар, главное – не продешевить и найти хорошего покупателя. Меня только удивляет, неужели Людовик был настолько слеп, что отказался от всех этих чудес? Или Командор по каким-то причинам решил, что во Франции получит за них маловато? Тут он быстро стал одним из самых приближенных к царю.

Лорд Эдуард вздохнул и сделал небольшой глоток из кубка.

– Что толку в высоком положении в этой дикой стране? Ностальгия по родине предков? Но разве тут, – он повел рукой, демонстрируя, что имеет в виду бескрайние холодные просторы, – есть что-нибудь хорошее? Человеку с его талантами и добытыми секретами найдется место в более цивилизованных местах.

– Согласен, – важно кивнул сэр Чарльз и снизошел до улыбки. – Огромной массой взяли ничтожную крепость, а теперь кричат об этом везде, как о великой победе. Дикари!

Тут уж улыбнулся и лорд Эдуард. Московиты могли считать, что угодно, однако в Европе прекрасно знали цену победы. Причем первой за множество последних лет. Только и радость – за Турцией традиционно стояла Франция. Щелчок по носу султану – все равно, что щелчок по носу французскому королю.

Осталось решить, что выгоднее Англии. Косвенно ослабить своего вечного соперника и тем самым, возможно, дать усилиться никчемному и пока безобидному государству или оставить все как есть? Все равно турки должны скоро обрушиться на обидчиков всей своей мощью, и многое ли тогда останется от Московского государства? Раз уж оно до сих пор дань крымским татарам платит, а тут не кочевники, огромная империя, вольготно раскинувшаяся на трех материках.

– Но у этих дикарей появилось кое-что из древних вещей, – напомнил лорд Эдуард. – А вот это уже плохо.

Друзья задумались, каждый про себя прикидывая, могут ли сыграть роль внедряемые Командором забытые изобретения. О том, что они именно забытые и существовали в какую-то незапамятную эпоху, британцы не сомневались. Человеку свойственно искать в прошлом нечто более значительное, чем бывшее на самом деле. Потому и словам Командора о якобы найденных им старых бумагах с описаниями нынешний посланник и его постоянный компаньон верили безоговорочно. Откуда еще у бывших флибустьеров могут взяться подобные вещи? Не сами же придумали!

И черт попутал сэра Джейкоба в свое время напасть на путешественников! Нет, чтобы войти к ним в доверие, выведать все секреты и уж тогда…

– Надо привлечь Командора на свою сторону. Остальные его компаньоны потянутся за ним. Он у них главный. И тогда все будет наше, – убежденно произнес Чарльз. – Потомки нам не простят, если мы упустим подобную возможность. В этом наш долг перед Англией. Хоть и выспренно звучит, но будущее всего рода людского в наших руках.

Лорд согласно кивнул. Соперников у Англии было пока еще слишком много. Франция, Голландия. Хорошо, Испания после почти полутора веков борьбы явно выбывала из их числа. Да и Швеция так и не решилась вырваться на океанские просторы, предпочитая удерживать захваченные куски Европы. Но летающие корабли, неведомые паровые машины и прочие появившиеся здесь, на мировых задворках механизмы могли бы здорово помочь в сокрушении конкурентов. Особенно при монопольном владении всеми этими чудесами техники.

Вышколенный слуга принес трубки. Если закрыть глаза, чтобы не видеть большую варварскую печь вместо привычного камина, то можно представить, что находишься в старой доброй Англии и за небольшими, для сохранения тепла, окнами, не лежат бескрайние снежные равнины с редкими варварскими городами и захудалыми деревнями.

Правда, справедливости ради, места были богатыми, и при минимальном умении отсюда можно вывести столько, что род умелого торговца будет обеспечен надолго.

Как правда и то, что Московия – один из источников дохода Англии и Голландии (опять Голландия, тьфу!), и в таковом качестве ей лучше всего оставаться во веки вечные.

Такая мысль сама по себе способна вернуть на грешную землю.

– Заметьте, Командор слишком старательно избегает нашего общества, дорогой друг. Словно боится, что мы заставим его поделиться секретами, – сквозь клубы табачного дыма поведал сэр Чарльз.

– Признаться, я даже сначала обрадовался этому. Все же Мэри столько пережила. Но дело стоит того. Не-зря же мы добирались в такую даль! – в тон ему отозвался лорд.

– А это значит… – Сэр Чарльз сделал паузу, и Эдуард послушно продолжил:

– Ехать в Коломну. Может, и хорошо. Все их предприятия под рукой. Заодно объяснят то, что не стали говорить при всех.

Во фразе прозвучал намек на единственный осмотр предприятия иностранцами. Причем сами новоявленные хозяева многое явно не сообщали, предпочитали отмалчиваться, и лишь Петр самозабвенно говорил о новшествах. А теперь зачастую молчал и он.

– Тут не очень далеко, – благодушно поведал толстяк, словно его друг не помнил столь недавнюю поездку. – Только надо заручиться бумагой от царя. Чтобы лошадей меняли в срок, а не отговаривались их отсутствием.

– Может, прежде послать кого-нибудь с письмом к де`Санглиеру? – предложил лорд.

– Мы не в Англии, мой дорогой друг. Здесь принято являться в гости без приглашения.

Подтекстом фразы прозвучало: никуда Командор тогда не денется. Как говорится в этих краях, долг платежом красен.

Правда, оба британца со свойственным их нации высокомерием об этой местной пословице понятия не имели. Стоит ли забивать голову так называемой мудростью дикарей?

Странная это была зима. Уже не первая и, похоже, не последняя в череде странных зим. Кое-что оставалось прежним, заведенным еще от предков. Лютые морозы поневоле заставляли людей держаться ближе к жилью, а летнее напряжение, когда продохнуть времени нет, теперь выливалось в полудремное существование. Обычные бытовые хлопоты, кроме них – отдыхай, сколько душа пожелает. А если завелась лишняя денежка, поезжай на ближайшую ярмарку. Не все можно изготовить у себя в деревне.

А то, что можно, – самое время делать сейчас. Пока поле с его хлопотами не поглотили целиком.

В городах все иначе. Зима – время торговое. Дороги стали доступнее, после летних работ люди чуть разбогатели, кое-что себе позволить могут.

И как всегда, в городах велись разные разговоры. С опаской, вдруг кто подслушает, люди жаловались на жизнь, тут же поминали взятие Азова, но и царя пoругивали втихаря за его пристрастие к иноземцам и любовь к диковинкам. Местами ходили слухи про летающие шары, а то и более странные вещи. И только! Антихристом царя пока никто не называл. Хотя осуждений было много больше похвал.

Но это были привычные проявления старого. Не в том смысле, что старое – обязательно плохое. Как и новое – отнюдь не всегда хорошее. Чего уж хорошего можно было найти в разворачивающемся строительстве канала Волга-Дон? В морозы при свете горящих смоляных бочек под присмотром солдат. И не только присмотром. За провинность могли тут же выпороть, а то и повесить без особых разговоров.

И совсем уж новым была фабрика в Коломне. Кстати, тоже огражденная войсками. Только поди разберись, то ли служивые стерегут имущество от всякого худого люда, то ли, наоборот, приставлены охранять город от пыхтящих внутри фабрики железных тварей. Одни говорят – драконов, привезенных из-за моря и сдерживаемых мощным заклятием. Другие – рукотворных машин, изготовленных в том числе известным уже половине жителей Володькой Ардыловым.

Какие только разговоры не бродят по белу свету! Не сразу скажешь, чему из них верить, чему – нет.

3. Флейшман-Хозяин

Самочувствие было отвратительным. Уж лучше бы я умер вчера! И это несмотря на то, что вся наша компания попала на пир, когда он был в полном разгаре. Что до Командора, который присутствовал там с самого начала, то вид у него был из тех, про который говорят: краше в гроб кладут.

Это хорошо, что дальше полковой избы мы никуда не пошли. Вернее, не было уже сил идти куда-то. Так и заснули кто на лавках, кто под лавками.

Теперь я наглядно сумел оценить французский вариант. Король ест и пьет совершенно один. Да за одно это ему памятник надо ставить! С надписью "За сбережение здоровья подданных". И пусть никто мне не говорит о королевском высокомерии. Они просто не познали всю простоту Петра. Если это можно назвать простотой.

Самое интересное – похоже, никакого похмелья Петр не испытывал, хотя пил вчера не меньше нас. Так, с самого утра был чуть помят, но после легкого завтрака полностью оклемался и сейчас был единственным из всех собутыльников, который просто кипел энергией. Я же только и мечтал, чтобы завалиться в тихий уголок да отлежаться там пару часиков. А лучше – до вечера.

Не надо было мне возвращаться домой. В крайнем случае – говорить посланнику, что я здесь. Прикинулся бы отсутствующим, и хотя бы человеком себя сегодня чувствовал.

– По сколько часов в день работаете? – внезапно спрашивает царь, следя, как люди довольно сноровисто выполняют свои обязанности.

– По десять, государь. – Говорить тяжело. Хоть бы кваску испить, да как-то неловко.

– Почему так мало? Надо по четырнадцать, не меньше. – Глаза Петра становятся злыми. Усы топорщатся, как у кота, но не мартовского, а готового к битве за свою территорию. Или это тоже следы похмелья? Есть же люди, с утра злые на весь мир!

– Невыгодно. Начиная с определенного момента человек устает. Как следствие, ошибок он делает больше, а производительность труда падает. Плюс накапливается общая усталость от работы без полноценного отдыха, – поясняю я.

Никаким гуманизмом даже близко не пахнет ни здесь, ни в Европе. Но хоть категории выгоды понимать необходимо.

– Нерадивых наказывать, – отрубает Петр. – За каждую ошибку пороть, пока не научатся. И никакой усталости. Пускай забудут это слово.

– Людей надо не только наказывать, но и награждать. За ошибки предусмотрены штрафы, за хорошую работу – дополнительные премии. Мне не нужна смертность от непосильной работы.

– Нужны люди – еще деревни к вашему заводу припишу. – Петр даже производство умудрился сделать крепостным. Но я прекрасно помнил грядущие бунты доведенных до отчаяния людей. И рыть себе яму совсем не хотелось.

– Крепостные у нас заняты на подсобных работах. Большинство мастеров свободные. Те, которые ими не являются, за примерную работу могут получить волю! Раб не заинтересован в конечном результате. А у нас люди работают, зная за что.

В своем кругу мы несколько раз обсуждали, возможно ли надавить на Петра так, чтобы он вообще отменил позорное, хотя привычное, крепостное право. В нашей реальности всю жизнь Петр только укреплял его, сделав едва ли не все население в нечто абсолютно бесправным.

Даже, наверное, всё. Как удалось вспомнить, для тех же дворян служба государству была делом пожизненным. Крестьяне работают на своего помещика, а тот все время проводит в армии. В крайнем случае – на штатской службе. Это уже Петр Третий введет указ о вольности дворянства. Только о крепостных при этом как-то позабудут.

Но даже мы, люди начала двадцать первого века, решили отложить подобные дела в долгий ящик. Нас просто бы никто не понял. Собственники, дворяне, бояре, монастыри, усмотрели бы в этом нарушение своих прав. И даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, если бы царь почему-то решил бы нас поддержать, нас бы просто убрали с дороги. Ни одного союзника в таком деле – равносильно проигрышу, и авторитет высшей власти ничем бы помочь не мог.

А сам народ готов принять волю, но абсолютную. Пока владельцы служат, особого недовольства ими нет. Каждый выполняет свое дело. Хотелось бы иначе, только так Бог велел. Короче, революционной ситуации пока не наблюдается. Но дай слабину – и людям сразу захочется большего. Система пойдет вразнос, как это было в революцию и перестройку, и чем ее удержать – неведомо. Вдобавок, это только сказать просто – свобода, на деле требуется кропотливый труд со всевозможными расчетами, дележом земли, вопросом, как компенсировать утраты помещиков. Последним ведь земли даны за службу, и отнимать их без компенсации тоже не вполне справедливо. Казна же хронически пуста. И как ни крути, пока лучше такие вопросы даже не трогать.

Но это в целом по стране. Все, сказанное мной Петру, на производстве имеет прямой смысл. Рабам не по силам творчество. И сколько их ни наказывай, путного результата все равно не добьешься. Не в этом ли причина, что никаких готовых изделий при Петре в Европу не везли? Просто нечего было. Сплошное сырье, как в мои годы.

Щека царя нервно дернулась. Но распоряжаться здесь он не мог. Все, что мы обещали, делалось. У остальных, кому досталось в приказном порядке заняться добычей или производством, дела шли не столь гладко.

Нет, проблемы были и у нас. Но чисто технические, неизбежные при начале принципиально нового направления человеческой деятельности. До сих пор прогресс шел черепашьей скоростью, мы же решили его подтолкнуть.

В нашу бы компанию да знающего металлурга! На пару с первоклассным инженером и толковым геологом.

– А вот это – наш новый станок, Петр Алексеевич. – На пути вовремя попалось очередное творение Ардылова и всех остальных.

На деле, для нас все нынешние усовершенствованные станки, что токарные, что фрезеровочные, были вчерашним днем. Плохо лишь – не было хорошего металла для резцов. Поэтому менять их приходилосм слишком часто.

– И чуть дальше – пресс, – показал в конец цеха Командор.

Все недовольство Петра мгновенно схлынуло. Технику он любил намного больше, чем людей. Да и одним топором был готов махать без перерыва. Причем, гордился своими успехами так, как, пожалуй, не гордился своей властью.

Мы многое предпочитали скрывать от пытливого царского ока. Устроил он как-то праздник. Пригласил целую кучу иностранных гостей похвастаться нашими достижениями. Сам был свидетелем, как после визита Командор в лучших советских традициях толковал царю о секретности, о понятии «тайна» и при этом едва не ругал Петра последними словами.

Сергея я понимал. Нам требовалось несколько лет форы. Кое-что вполне могли бы изготавливать в той же! Европе прямо сейчас, и только обычная инертность человеческого мышления мешала заняться этим. Да еще! избыток рабочих рук.

В своей области Кабанов старательно скрывал все, что возможно. Даже царь не знал, для чего в состав егерского полка включена команда, которую Командор назвал охотничьей. Зачем признаваться раньше времени в том, что охотиться ей суждено на генералов противника? Не по-джентльменски, хотя какие правила могут быть на войне? Победителей не судят. Даже когда про себя осуждают.

А работать Петр и в самом деле любил. Он деловито скинул кафтан, встал к станку, выслушал пояснения работающего за ним мастерового и принялся за дело.

Все бы ничего, да только уйти куда-то от царя было неудобно. Стоять же и ждать, учитывая принятое накануне, было тяжеловато. Алексашка, человек талантливый во многих отношениях, умелый, сноровистый, тоже был вынужден включиться в работу. Но похмельем в отличие от своего благодетеля он страдал, посему результаты были весьма скромны, а сам процесс явно мучительным.

И лишь когда обед был безнадежно пропущен, Петр наконец насытил свою страсть к труду.

– Молодцы! – Утреннего гнева у него словно и не бывало. – Надеюсь, покормите рабочего человека? Признаюсь, зело проголодался. Да и чарку бы не помешало.

Если бы одну! Порой мне кажется, что царская милость ничем не лучше опалы. Да только куда от нее деваться?

– Пойми, Петер, самое главное теперь – как можно быстрее создать нормальную армию! – Сергей явно захмелел и потому упорно пытался вбить царю в голову основные мысли. На «ты», между прочим. Раз уж царь допускал иногда подобную фамильярность. – Государство без армии – как чарка без вина. Не на союзников надо рассчитывать, а в первую очередь на себя. Будет Россия сильной, будут ее уважать другие страны. А слабой стране никто даже помогать не будет. Только помогут урвать от нее какой-нибудь кусочек. Торопиться с этим надо. В одночасье нормальную армию не создашь. Пока еще научишь!

– Нам флот зело необходим, – в ответ талдычил свое Петр. – Без флота нам турков не одолеть. Войско какое-никакое у нас имеется.

– Вот именно, что никакое, – горячился Командор. – Народу хватает, только солдат почти нет. Едва! Азов сумели взять. Первым делом надо стрельцов разогнать, как к службе непригодных. И весной набрать новые полки на манер потешных. За лето как раз успеют хоть чему-то научиться.

С разгоном стрельцов я был согласен. Что-то не очень хотелось утром побывать на стрелецкой казни. Даже в качестве зрителя. Тем более – в качестве палача, пусть это и лучше, чем жертвы. Раз уж другова способа предотвратить бунт не существует, то проще всего разогнать потенциальных революционеров пo норам. Главное – оружие у них отобрать.

– Для армии офицеры нужны. Да взять негде, – возражал Петр.

– Отбери по десятку толковых из каждой роты преображенцев и семеновцев да экзаменуй их. Кто сдаст, пусть получает офицерские патенты. На первое время полка на четыре, а то и на пять хватит. Конечно, все, что касается армии, Сергей продумал всерьез и надолго. – И обязательно надо основать школу. Если не пехоту, то пусть артиллеристов готовят. Флот – само собой. Только без армии никакой флот ничего не сделает.

– Не потянем мы все сразу, – не унимался и царь. – Денег в казне нет. Канал построить – и то новый налог пришлось ввести.

– А на флот есть?

– На флот есть. – Нет, все же зря я на Петра наговаривал. Мол, он вообще никогда не пьянеет. Сейчас явно был тот исключительный случай.

– Тогда и на армию найдешь, – с нетрезвой логикой заключил Командор. – Вот если бы и на флот не было, тогда дело швах.

Некоторое время Петр молчал, пытаясь прочувствовать логику Кабанова, а затем вновь начал свое:

– Говорят тебе: денег нет. Или тогда скажи, откуда взять?

– Что я тебе, казначей? – возмутился Сергей.

– Повелю – станешь казначеем, – прорезался в Петре царь.

Для колорита ему еще не хватало добавить магическое "спорим?" Вот был бы номер! Или я тоже начал пьянеть?

– Кадры решают все, – пробормотал я про себя. А может, подумал. – С другой стороны – незаменимых нет. Как и проблем нет, когда нет человека. Еще бы найти этого человека, который создает всем остальным проблемы…

Мысль показалось интересной. Жаль, что сосредоточиться на ней не давали. За столом непрерывно галдели, а Петр с каким-то странным интересом смотрел на меня.

– Зачем тебе флот без моря? – гнул свое Кабанов. – Чтобы до моря дойти, армия нужна. И уж потом корабли.

– Море у нас уже есть, – подал голос Алексашка. – И даже крепость у моря. Теперь дело за флотом. Пешком по воде, аки посуху, не пойдешь.

– Так и на корабле по степям далеко не уплывешь, – в тон ему возразил Сергей.

Петру явно надоело вмешательство Командора в излюбленные планы. Даже не в планы, сомневаюсь, что таковые существовали в оформленном виде, а в мечту. И вдруг кто-то собирается ее разрушить несколькими словами. А не разрушить – так отдалить ее осуществление. Причем в момент, когда она близка, как никогда.

На самом деле до осуществления петровской мечты лежали долгие годы. Но кто это знал, кроме нас? Нескольких выходцев из будущего, уже пятый год обитающих в чужом времени.

– В генералы метишь? – спросил Петр, приглядываясь к нашему предводителю. Так, словно уличил его в чем-то нехорошем.

– Нет, – качнул головой Командор. – Не хочу я в генералы.

– Почему? – усмехнулся Петр.

Царь явно не поверил Сергею. Да и то, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Или поговорка родится позже?

– Мне полка хватает. Генерал – это прежде всего ответственность, – трезвым голосом пояснил Командор. – У меня без того времени нет. Тогда и вовсе не будет.

Интересно, правду ли он сказал? Ответственности Кабанов никогда не боялся. Но ведь ушел он когда-то из армии, просто не согласившись с политикой одного памятного деятеля!

– А адмиралом?

– И подавно. Чего я на море не видел? – Вот тут я был готов поверить Сергею. Тем более что неофициально адмиралом он уже был. Какие люди собирались под Веселым Кабаном! А какой была добыча! Даже Морган мог бы позавидовать нашим походам.

– Посмотрим, – хмыкнул царь. – Поведал мне тут кое-кто о твоих подвигах. Думаю, при случае ты их повторишь с другим противником.

Кабанов едва заметно сморщился. В море ему явно не хотелось.

– Меня с собой возьми, – Меншикова вроде чуть развезло.

– Завтра на учения, – хмыкнул Командор.

– И на учения тоже. А еще на воздушный корабль. – И Алексашка попробовал замахать руками, словно крыльями. Потом вспомнил, что никаких крыльев на нашем дирижабле нет, и тогда затарахтел, старательно подражая дизелю с судовой шлюпки.

– Точно. Пошли полетаем. – Глаза Петра засверкали от предвкушения. Что поделать, если царь до сих пор был большим ребенком? Даже жестокость его была детская, словно он не понимал чужих страданий. Да и не понимал, наверняка.

– Не получится. Холодно. Двигатель не запустить. И оболочка сдута на зиму. Разве что весной.

Но идея уже захватила царя, и остановить его теперь было чертовски трудно.

– Мы на воздушном шаре, – и хохотнул. – На кабаньере.

Командор упирался как мог, но куда там?! Прибывшие с царем были на хорошем взводе и только подливали масла в огонь. Всем было наплевать, что уже стемнело, что снаружи мороз, и вообще, ночью с небес видно плохо. Главное – подняться, а уж зачем – дело десятое.

Единственное, чего сумел добиться Кабанов, – чтобы желающие полетать надели валенки. Причем Петр первым показал пример, и скоро шумная толпа двинулась к ангару, где мы хранили свои воздухоплавательные аппараты.

Была надежда, что на свежем воздухе компания протрезвеет. Пока еще шар наполнится теплым воздухом! Но нет. Горячительное было предусмотрительно взято с собой, и все время подготовки, весьма немаленькое, гульба продолжалась прямо на морозе.

Наверно, уже было за полночь. Прикрепленный к корзине канат был намотан на ручную лебедку, чтобы потом легче было вернуть шар на место, сам кабаньер рвется в облака, его удерживают и вызванные солдаты, и участники пирушки, а вот за полетное место едва не завязывается форменная драка. Я сам видел, как Петр двинул кому-то, вроде Ягужинскому, и гордо перевалился в корзину. Следом легко заскочил Командор. Потом возникла куча-мала, но юркий Алексашка сумел каким-то образом одолеть конкурентов и оказаться третьим счастливчиком.

– Руби канат! Отпускай! – завопил Петр, отпихивая тех, кому места не хватило.

– Счас, мин херц! – Меншиков куда-то пропал, и тут толпа выполнила приказ царя.

Кабаньер буквально прыгнул в воздух, пошел вверх и в сторону под дружный крик свиты:

– Ура!

Ветер был не такой уж слабый. Шар сносило основательно. С земли было видно лишь удаляющееся темное пятно. И совсем не в тему прозвучал крик Ягужинского:

– Канат! Канат отвязался!

– Как? – Все поневоле начали трезветь. Одно дело – подняться в воздух и покуражиться, и совсем другое, когда шар вместе с венценосной особой уносится прочь в кромешную ночную тьму.

Впрочем, Ягужинский ошибся. Канат не отвязался, а был перерублен. В полном соответствии с желанием Петра.

4. Кабанов. Ночной полет

Рывок был такой, что Петр с Алексашкой упали на дно. Я сам удержался лишь потому, что каким-то чудом успел уцепиться за сетку, которая охватывала весь шар и поддерживала корзину.

Первой моей мыслью было: кто-то дал канату излишне большую слабину, и мышцы напряглись в ожидании повторного рывка, на этот раз останавливающего наш чересчур быстрый подъем. Однако костры внизу стремительно удалялись вниз и назад, и это поневоле заставило заподозрить худшее.

Выпито было немало, Петр всегда лично следил, чтобы никто не пропустил ни одной чарки. Потому и реакция у меня была несколько замедлена. Хотя при мысли о случившемся хмель стал покидать затуманенное перед тем сознание.

Петр и Алексашка весело хохотали. Для них все было в порядке вещей. Да и вообще, плавный подъем они бы могли не ощутить, а вот рывок отвечал чаяниям, и вообще, полет должен приносить буйную радость. Тут же даже ветра не чувствовалось, хотя перед взлетом дуло довольно сильно.

Костры уносились настолько быстро, что мне даже не надо было проверять возникшее предположение. Если же я решил сделать это, то больше для порядка, а также чтобы понять, как такое могло произойти. Ведь все было проверено еще до поступления в шар теплого воздуха, и вдруг такое…

Я наклонился. В самой середине корзины было небольшое отверстие, а над ним к специальной скобе привязывался изнутри канат. Как дополнительная возможность здесь могла устанавливаться небольшая лебедка, позволявшая экипажу кабаньера самостоятельно опускаться к земле.

Сейчас лебедки не было. Да и чем она могла помочь? В темноте глаза были бесполезны, зато руки сразу нащупали узел на скобе и небольшой огрызок каната. Причем не лопнувший, а явно перерезанный или перерубленный чем-то острым.

– Ты чего? – толкнул меня Петр, продолжая смеяться.

– У нас проблемы, государь, – я постарался, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее.

– Какие проблемы? Летим же! – ликующе прокричал царь. И проорал еще громче: – Летим! Ау!

Меншиков тоже заорал. Торжествующе и вместе с тем дурашливо, явно дразня тех, кто должен был его услышать.

Вот только слушать было уже некому. Нас успело отнести так, что огоньки исчезли из поля зрения. Скорее всего, их закрыл собой высокий лес, раскинувшийся довольно близко от нашего полигона. Вряд ли высота полета была слишком большой. Точно в темноте определить было невозможно, но вряд ли она превышала пару сотен метров.

Хотя кто знает?

– Шар освободился, государь! – размеренно, едва не по слогам, сообщил я. – Нас несет ветер.

– Пусть несет!.. Как несет? Куда? – интонация Петра стремительно менялась. Никакого веселья в голосе уже не чувствовалось, хотя, по-моему, он еще не осознал ситуацию до конца. Так, уловил – не все идет как запланировано.

– Канат перерезан. Нас ничто не удерживает. Петр легко поднялся на ноги и выглянул наружу.

Там ничего не было видно. Было облачно, и ничто не освещало землю. Ни луна на небе, ни костры внизу.

Про себя я матерился последними словами. Что стоило сделать специально для таких случаев выпускной клапан! Но при клейке шара мы боялись разгерметизации, да и отпускать в свободный полет его никто не собирался. А уж подтянуть по канату намного быстрее и безопаснее, чем травить теплый воздух.

– Кем перерезан? – уже с оттенком некоторого испуга спросил царь. Ему наверняка мерещилось покушение на его личность. Благо, этот страх преследовал Петра с самого раннего детства. С тех пор, когда пьяные стрельцы на его глазах подняли на копья боярина Матвеева, а других, неугодных им, просто растерзали злой безжалостной толпой.

– Мной, мин херц! – поведал Меншиков и снова засмеялся. – Ты же сам кричал: руби канат! Перерубить я не смог, но перерезать… И такой прочный попался! Думал, не справлюсь!

– Да ты что!.. – едва не задохнулся Петр. Он успел полностью осознать ситуацию и уже не видел в ней ни малейшего повода для веселья. – В своем уме?

– Ясно, в своем! – жизнерадостно объявил Алексашка, поднимаясь на ноги и выглядывая за борт. – Ничего не видно!

– Из-за тебя, дубина! – Царь схватил приятеля за воротник шубы и принялся его трясти. – Погубить хочешь? Собака!

Петр легко впадал в бешенство. Здесь же он еще сам старательно заводил себя, и бедному Алексашке досталось по полной. Насколько позволяла тесная корзина.

Я же наоборот почти успокоился. Конечно, неприятно лететь почти вслепую неведомо куда. Однако это самолеты падают камнем. Воздушный шар теряет высоту постепенно и опускается более-менее мягко. Главное – не налететь на какое-нибудь дерево. Но это уже судьба…

В общем, шансы у нас были неплохие. И в любом случае паника еще никому никогда не помогала в сложной ситуации. Зато погубила многих даже там, где любой хладнокровный человек обошелся бы без царапин. Только как объяснить это разгневанному перепуганному самодержцу?

– Са-са-са-сам же сказал: по-полетели! – Голова Меншикова моталась из стороны в сторону, зубы клацали, и говорить ему было трудно.

– Сейчас первым полетишь у меня! – похоже, Угроза Петра была нешуточной.

Он подтолкнул Алексашку к краю, и будущий герцог Ижорский опасно перевесился через край.

Пришлось мне сзади вцепиться в самодержца и попытаться оттащить его от намеченной жертвы. Силы! Петра многократно умножались кипевшим в нем бешенством, вдобавок здорово мешала шуба, а скинуть ее не было времени.

Петр пытался одновременно сбросить Меншикова за борт и оттолкнуть меня. Корзина раскачивалась от нашей борьбы. Еще хорошо, что сетка не позволяла ей опрокинуться, разом избавившись от своего содержимого. Иначе лететь бы всем нам…

– Пусти! – Царь извернулся, отцепился от своего ближайшего помощника и друга и попытался ударить меня.

Я машинально отбил его руку в сторону и, парируя возможные повторы, крепко прижал Петра к себе. Так, чтобы он не мог шелохнуться. Но и тут царь упорно пытался вырваться, пыхтя похлеще паровоза, а за его спиной белело лицо несчастного Меншикова.

– Я же объяснял, государь: при потере груза шар немедленно поднимается еще выше, – стараясь быть вразумительным, проговорил я. – Стоит кого-то выбросить, и полет продлится намного больше.

Петр какое-то время еще бился в моих руках, затем обмяк. Из предосторожности я почти не ослаблял хватку. Сверх того, во мне появился страх, что сейчас с Петром случится эпилептический припадок. Сам я до сих пор не видел, но где-то не то слышал, не то читал – первый российский император страдал эпилепсией.

– Что же делать? – едва слышно пробормотал Петр. – Что делать?

– Прежде всего – успокоиться. – Сюсюкаться с ним я не собирался. Не с кисейной же барышней имею дело! – Подумаешь, летим! Мороз довольно крепкий, воздух в шаре остынет быстро, а там опустимся.

– Куда? – Царь припал ко мне, как ребенок к матери.

– Куда-нибудь. Ничего страшного. Не над Сибирью же пролетаем. Деревень здесь много. До людей добраться не проблема. Там помогут. Возьмем лошадей или пошлем кого-нибудь в ближайший город. Всего и делов.

Гигантские просторы страны были едва населены. Как я узнал, население России составляло едва шестнадцать миллионов. Это включая часть Украины и всю Сибирь. Остальные земли пока входили в состав других государств или же были чем-то самостоятельным, как Коканд, Самарканд и еще некоторые восточные ханства. Однако, как и в мое время, участки под Москвой уже ценились. Правда, дач пока в природе не было, но все Подмосковье было поделено между барскими вотчинами и дворянскими поместьями. А и те, и другие, в отличие от дач, существовали не сами по себе. Только в окружении принадлежащих им сел и деревень. Поэтому найти тут жилье действительно не представляло проблем. Гораздо удивительнее было бы заблудиться. Иди прямо, не сворачивая, и рано или поздно обязательно наткнешься на жилье. Если перед этим не попадется ведущая к людям проторенная дорога.

– Лучше хлебни, государь. – Я помнил, что кто-то клал в корзину сосуд с выпивкой и даже что-то из закуски. Предполагался не столько полет, сколько своего рода пикник на высоте. Продолжение, так сказать, банкета.

В самом крайнем случае пьяный падает мягче. Все равно не объяснить, как лучше сгруппироваться. Чем смогу – помогу, но тут уж многое зависит от самого человека. И от судьбы.

Давненько не был я в таком глупом положении. На воздушном шаре ночью не летал никогда. А уж оказаться в одной корзине с царем всея Руси мне ни в какой самой буйной фантазии и в голову бы не пришло. В глупом – когда случившееся имеет ничтожную причину, последствия непредставимы, и, главное, от тебя почти ничего не зависит. Ни спуститься пониже, ни изменить направление движения. Даже местности внизу толком не видно. Белое да черное. Только и разобрать порою, где лес, а где поле.

Мои спутники выпили, причем Петр словно ненароком заехал Алексашке локтем. Меншиков снес тычок стоически. Да и то, первый ли? И, сколько известен характер будущего светлейшего, не последний. С разницей – там за государственные дела, тут – за личные. Если не учитывать, что монарх сам по себе персона государственная. При желании весь полет можно трактовать как слово и дело. Хотя слово и было сказано царем.

– Шпаги снимите. – Я первый последовал собственному приказу.

Не хватало еще при случае напороться на эфес! Или зацепиться за что-то, а то и кого-то, клинком. Мы были одеты достаточно неплохо. Полушубки должны были смягчить последствия, не говоря о том, что хоть не грозила опасность замерзнуть.

– Это зачем? – Меншиков вновь повеселел от выпитого.

Пугать объяснениями я не стал. Без того нет ничего хуже ожидания. Уж не знаю, понял ли чего верный наперсник Петра, но распоряжение выполнил. Большего и не требовалось.

Во мне боролись два противоречивых желания. С одной стороны, хотелось, чтобы все произошло быстрее, с другой – задержаться в воздухе побольше, чтобы хоть видеть, куда несет. Пусть управлять шаром нельзя, так подготовиться же можно! А то и не только подготовиться.

Блин, что стоило присобачить какой-нибудь якорь!

Часов с собой не было, время определить было невозможно, и никто не знал, когда же наступит рассвет. Темнота мешала понять: опускаемся ли мы, или нас продолжает нести ветер? Чисто субъективно, воздух в шаре на таком морозе давно должен был остыть, но почему-то не остывал или остывал медленно. Петр с Алексашкой, оба вполне оправившиеся и воспринимающие случившее как небольшое приключение, почти прикончили бутыль вместе с закуской. Меншиков даже начал подремывать. Благо, двигался шар плавно, а если чуть раскачивался, то исключительно от наших движений. Не столько шар, сколько корзина.

Я то и дело выглядывал наружу. Показалось ли, нет, но земля приблизилась. Хотя, может, мы просто пролетали над возвышенным местом. Толком не разобрать.

Нет. Под нами явно проплывали заснеженные верхушки деревьев. Я бы предпочел поле, но тут уж от желаний ничего не зависело.

Шар снизился еще, и я велел своим спутникам на всякий случай опуститься на дно корзины и покрепче уцепиться за что-нибудь.

Впереди возник силуэт настоящего лесного великана. Я уже напрягся, готовясь к весьма неприятной встрече, но ветер пронес нас мимо буквально в нескольких метрах от кроны. Затем под нами оказалась большая поляна. Возможно, вырубка или след бушевавшего когда-то давно лесного пожара. Какая нам разница?

Теперь уже явно чувствовалось падение. Плавное – аппараты легче воздуха опускаются медленно, – но уже неотвратимое. И явно лишним довеском к картине возникла стена леса по ту сторону снежной равнины.

К счастью, первым задел кроны шар. Затрещал разрываемый шелк, а в следующий момент корзину по инерции бросило вперед. Я едва успел пригнуться, как над головой возник крепкий здоровенный сук. Еще немного, и оказался бы я нанизанным на него не хуже попавшейся энтомологу бабочки.

Нас ударило с порядочной силой. В следующий момент корзина накренилась так, что мы чуть не вылетели из нее. Затем мы полетели вниз, зависли на какое-то мгновение, опять стали падать, и все завершилось рывком.

Сверху обрушились потоки снега, на миг закрыли все пеленой. Если можно что-то закрыть глухой ночью.

Шар явно повис. Я не знал, насколько крепко наше нынешнее положение, поэтому поднимался очень осторожно. Когда же моему примеру хотел последовать Петр, я прикрикнул на него:

– Сидите! Сейчас осмотрюсь.

Петр послушался и замер. Меншиков – тот вообще молчал, только, похоже, посматривал то на меня, то на великодержавного друга.

Все оказалось не настолько плохо. Корзина висела метрах в четырех от земли. Был бы один, спрыгнул бы почти без помех. Но мои спутники не имели десантной подготовки. Уже не говоря, что резкое движение вполне могло нарушить нынешнее равновесие и шар упал бы вместе с подвешенной к нему корзиной. А это уже чревато если не гибелью – такое возможно лишь при редком невезении, – то гораздо более реальными переломами.

– Что там? – послышался голос Петра.

– Висим, – односложно ответил я.

Не так-то все страшно. Я видел, как царь ловко лазает по мачтам. Так что разница тут небольшая. Только веревочку подходящую отхватить, а там спустится.

Я пригляделся. Веревок хватало, только все они тянулись к корзине с самого верха. Карабкаться туда – рисковать обрушить наше хлипкое сооружение. Мастерить требуемое из нескольких кусков… Где гарантия, что полученный таким образом конец выдержит тяжесть человека в зимней одежде?

Но не может быть, чтобы ни одна веревка не оборвалась при столкновении! Если бы света побольше!

Глаза потихоньку стали привыкать к царившей тьме. При полностью затянутом небе благодаря снегу здесь, поблизости от земли, она была не такой уж беспросветной. Разве что там, где плотной стеной возвышались деревья.

Веревка нашлась. Она свисала, перекинутая через горизонтальную вязку шара, и осталось перехватить ее кинжалом.

Я осторожно перегнулся, убедился, что теперь она почти достает до земли, после чего привязал другой конец к корзине.

– Можешь спускаться, государь. Только осторожнее. Тут невысоко, но падать все равно неприятно. Особенно если мы полетим следом и все это накроется шелком.

Петр хмыкнул. Привыкнув к морю, он не боялся высоты. Даже на самой слабой качке требуется сноровка и осторожность, дабы не обрушиться с мачты на палубу или в воду. По сравнению с этим спуск по свободно висящей веревке казался зауряднейшим предприятием, лишь малость посложнее, чем по штормтрапу. Да и рукавицы не позволяли сорвать кожу с рук.

Мы с Алексашкой помогли Петру перелезть через борт и поддержали его, пока он поудобнее перехватывал веревку.

Шар опасно закачался, и какое-то время я сильно сомневался, удержится он или на самом деле обрушится вниз.

Не обрушился. Веревка напряглась в последний раз, а потом свободно качнулась. Снизу до нас донесся полный азарта голос царя:

– Эй, на шаре! Долго вы там намереваетесь еще висеть?

– Давай, – подтолкнул я Меншикова. Капитан уходит последним. Даже если вместо судна у него воздушный шар. Да и вещички надо забрать.!

Насчет последних мог бы не беспокоиться. Бутылку с остатками зелья засунул за пазуху Алексашка, последняя закуска, очевидно, вывалилась, когда кренилась корзина, а может, ее вульгарно сожрали мои спутники. Больше ничего с собой не было.

Я выбросил вниз наши шпаги, проверил, в карманах ли пара неболыпих пистолетов (не мог я в последние годы обходиться без оружия), а заодно и невесть зачем взятый с собой револьвер, и полез вниз.

И конечно же, почувствовал, что шар внезапно потерял опору и начинает падать.

Пришлось отпустить веревку. Приземление вышло мягким. Я привычно завалился на бок, смягчая падение, перекатом ушел в сторону, и… ничего не последовало. Шар только опустился еще на метр, да так и остался висеть над нашими головами.

Рядом послышался хохот. Моих спутников рассмешили отработанные мной в незапамятные дни приемы приземления. Еще бы! До появления десанта – века. А с лошади падают иначе.

Мне вспомнился старый мультик про Винни-Пуха. Тот момент, когда медвежонок летит вдоль старого дуба и приговаривает бессмертное: "Мишка очень! любит мед…"

И тогда мне тоже стало смешно. Разрядка…

5. Трое вышли из леса

В путь тронулись, едва только удалось хоть что-то разглядеть. Будь дело в родном времени, Кабанов, пожалуй, рискнул бы остаться на месте. Висящий на ветвях воздушный шар – прекрасный ориентир для летчиков. Только таковых пока не водилось, заметить дорогущую кучу шелка с небес было некому, а наземные поисковые партии в лесу можно ждать до посинения. Причем посинения в самом полном смысле. Мороз прихватывал, и если торчать на месте, рано или поздно перестанет помогать самая теплая одежда. Да хоть костер – сколько можно у него сидеть? По нынешним временам спасение потерявшихся – дело рук самих потерявшихся. Даже если среди них царь. Кабанов вел своих спутников наугад. Если не знаешь, в какую сторону идти, то какая разница? Главное – не сбиваться с раз взятого направления. Рано ли, поздно, куда-нибудь придешь. Хоть не перенаселенная Европа лежала вокруг, однако Подмосковье – не глухомань. Здесь тоже хватает народа. Только по зимнему времени большей частью сидящего дома.

Лес был дремуч и выглядел так, словно в нем никогда не ступала нога человека. В прямом смысле – никаких следов на снегу не было. Сам же снег лежал большими сугробами, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы продвигаться вперед.

Смешки за спиной Командора быстро стихли. В начале пути Петр и Алексашка воспринимали случившееся как небольшое приключение, о котором можно будет весело рассказать в компании. Только путь оказался тяжел и развеял предвкушения дружеского застолья с неизбежными разговорами и похвальбой.

Оставалось поблагодарить судьбу, что спутники достались молодые, полные сил, невзирая даже на принятое накануне. Кабанову похмелье давалось тяжелее. Хотя он пил несколько меньше. Но приходилось терпеть. Остатки водки были выпиты еще в темноте, почти сразу после приземления. Командор хотел ее сберечь на крайний случай, но на него надавили.

Плюс бутылка оказалась в распоряжении Меншикова. Так уж получилось…

Наверняка направление было выбрано неудачно. Или лес был большой. Путники шли, а ему не было ни конца, ни края. Вдобавок приходилось то и дело огибать буреломы, чащобы, отчего путь был извилистой линией. Зато холодно точно не было. Все вспотели. Командор же мысленно похвалил себя, что для всех своих солдат заготовил лыжи. На случай зимней войны. На своих двоих по сугробам ходить как-то… Если бы еще прихватить три пары с собой, но настолько далеко предусмотрительность новоиспеченного полковника не простиралась.

И не хватало волков для полного комплекта сомнительных удовольствий. Пара перезаряженных пистолетов да три шпаги – не бог весть какая защита от стаи голодных хищников. Хорошо – миновала чаша сия.

День явно перевалил за полдень, когда наконец вышли на небольшую дорогу. Судя по следам, пользовались ею нечасто. Да это уж неважно. Любая дорога куда-нибудь ведет. В монастырь, имение, деревню. Тут уж не заблудишься. Знай только иди, пока к жилью не выйдешь. И буреломы уже обходить не надо.

Путь стал веселее. Наконец, со взгорка увидели впереди небольшую, занесенную снегом деревеньку. И Подслеповатые окна, затянутые бычьим пузырем. Сугробы едва ли не выше крыш, почти на каждой – отсутствие трубы. Местный люд явно топит жилища по-черному. Беднота, чтобы не сказать – нищета. Дворов с десяток, да и всё.

– Туда, – теперь Меншиков взял на себя общее руководство.

Указал он на чуть ли не единственную более-менее солидную избу. В такой живет если не староста, то наиболее зажиточный поселянин. Вон и труба дымит, вселяя надежду на тепло и обед. Проголодались же после целого дня пути!

Конечно, усадьба устроила бы больше. Увы, местный помещик – не жили же мужики сами по себе – явно устроился рядом с другим селением. Да за ним и послать кого-нибудь можно.

Несколько деревенских псов почувствовали приближение чужаков, залились предупредительным лаем, показывая хозяевам, что не зря едят свою пищу. Никакой реакции на поднятый шум не последовало. Снаружи холодно, стоит ли выглядывать? Разбойнику здесь явно поживиться нечем. Добрый же человек, коли нужда есть, сам во двор зайдет. Собаки привязаны, покусать не смогут. И тогда хозяину выглянуть можно. Раз именно к нему идут.

– Эй! Открывай! – Меншиков забарабанил по воротам.

Сугробы почти скрывали высоченный забор, сам двор не просматривался совершенно, и только у ворот было небольшое очищенное от снега пространство. Да заливалась собака, судя по лаю, не такая уж маленькая.

– А вот как пса сейчас натравит! – хохотнул Петр. Его настроение заметно улучшилось по окончании утомительного пути.

– Я ему так натравлю! – не принял шутки Меншиков.

Кабанов позволил себе легкую усмешку. Он достаточно устал и от путешествия, и от похмелья. Только угрожать попусту не привык, а шутить не хотелось.

– Смотрите, не выдавайте. Мы лишь случайные путники. – Петр порой не любил афишировать свою особу. Перед кем рисоваться? Перед простым мужиком? Стоит ли?

По ту сторону забора прикрикнули на собаку и только затем поинтересовались:

– Кто такие, люди добрые?

– Путники. С дороги сбились. Пусти отдохнуть, хозяин! – Включившийся в игру Петра Меншиков, подмигнул своим товарищам.

Ворота приотворились. За ними стоял немолодой кряжистый мужик с обильной сединой во всклоченной! бороде. Он явно ожидал увидеть сани, в крайнем случае – верховых. Вид пешей троицы явно удивил его. Одеты прилично, при шпагах, тогда почему без коней?! Это лишь нищие способны вышагивать по зимним дорогам. Нормальному человеку такое в голову не придет. Случись что, замерзнешь. Да и тяжело месить снег ногами. Далеко не уйдешь.

Меншиков первым прошел во двор. Хозяин явно не знал: снимать перед неожиданными гостями потертый треух или не стоит? По одежде – люди не простые, но непростые пешком не путешествуют. Поди разбери.

Разобрался крестьянин вряд ли, однако шапку на всякий случай снял. Вдруг заедут по шее со словами, мол, не по чину встречаешь? Так лучше перестараться на всякий случай.

– Пусти в дом, хозяин, – не столько попросил, сколько потребовал Алексашка. – Холодно, собака!

Если во время полета и похода через лес бразды руководства как-то незаметно взял на себя Командор, то здесь они сразу перешли к Меншикову. Кабанов не возражал. Все равно при общении с обывателями он не был настолько своим, как верный сподвижниш Петра. Тот сразу умел взять нужный тон, да и сама речь изобличала в нем человека своего, русского, в то время, как насчет Сергея могли возникнуть сомнения. Ничем серьезным это не грозило, только и не-серьезного не хотелось. И вообще, оно все надо? Чье это царство?

Ладно. Царям по штату в подобных случаях делать ничего не полагается. Но Меншиков через какое-то время должен будет стать вторым лицом в государстве. Пусть отрабатывает грядущий пост.

Вблизи изба уже не выглядела добротной. Замшелая, словно вросшая в землю, бревна потемнели от времени. Только радость, что топится не по-черному. Хоть глаза слезиться от дыма не будут.

Внутри было темновато. Пахло крепко. С непривычки голова могла пойти бы кругом. Только запахи еще господствовали в мире, причем большей частью неприятные, и потому воспринимались несколько полегче, чем в родные времена Кабанова.

Алексашка первым привычно сдернул с головы треуголку и перекрестился на красный угол. Следом – Петр. И уж последним Командор. В Бога бывший десантник уверовать так и не смог, но местные обычаи чтил. Разве что исповеди избегал. Правду не расскажешь. Врать же – какая это тогда, к черту, исповедь?

– Замаялись! – выдохнул Алексашка, устало садясь на лавку.

Помимо гостей в избе находилась целая куча (сразу и не пересчитаешь) ребятишек возраста от грудного до девчушки лет тринадцати. А в придачу к ним – три женщины. Одна – явно жена хозяина, две другие по возрасту могли быть невестками. Или дочерьми. И только взрослых мужчин не было видно.

– Один, что ли, живешь? – спросил Меншиков, игнорируя присутствие слабого пола. И то, на деревне без мужских рук – гибель. Хотя и без женских трудновато.

– Почему один? – Крестьянин сел напротив путешественников. – Два сына есть. Но одного канаву рыть какую-то забрали. А второго – корабли строить.

Сказано было без эмоций. Хочешь, проникнись несправедливостью бояр, лишивших хозяйство рабочих Рук. А нет – никого тут не осуждали. Кто мы такие, чтоб власти судить?

– Сам-то чьих? – встрял в разговор Петр.

– Астаховы мы. Но барина как забрали воевать под Азов, еще в первый раз, так по сию пору всё в войске. Мы его, почитай, не видели. Вы тоже служивые али как?

Никаких знаков различия на мундирах еще не существовало. Разве что пуговицы у офицеров были по-золоченные. А так с виду простой солдат практически ничем не отличался от командира. И где уж было крестьянину понять, кто в данный момент перед ним: начальник или обыкновенный рядовой?

– Астахов? Федька, что ли? Преображенец? Еще за штурм сержанта недавно получил, – просиял Петр.

Своих он знал практически всех. Не так много их пока было.

– Не знаю, кто, преображенец аль семеновец, но кличут Федькой, – пожал плечами хозяин.

Ему тоже стало чуть легче. Раз общие знакомые нашлись, пусть знакомый – это твой барин, то уже гости не совсем чужие люди.

– Тебя-то как звать? – полюбопытствовал Меньшиков.

– Иваном.

– Послушай, Иван, покорми. Видишь, служба куда загнала? С утра маковой росинки во рту не было, – продолжил Алексашка.

Крестьянин немного замялся. Видно, с припасам обстояло не слишком благополучно. Такая орава, а тут помощников забрали. Хорошо, если до весны вернутся. А если нет? Как одному управляться?

– Мы заплатим, – подал голос Сергей, а про себя подумал, что надо будет поговорить с царем и об этом. Что простому мужику до тонкостей государственной политики, до войн и насущных необходимостей? Ему бы какой-нибудь достаток да покой. Чтобы не считать каждый кусок хлеба, а в супе видеть мясо. Легка говорить о народной дремучести и косности. Гораздо труднее сделать что-нибудь. Тем более понять: государство – это вот эти Иваны. И думать надо о них. А не использовать в качестве расходного материала. Будут они жить хорошо, и уже Европа потянется сюда, а не мы в Европу. Там ведь тоже ничего хорошего нет.

Подействовало христианское гостеприимство или обещанная плата, однако на столе довольно быстро появился горшок постных щей, а на второе – тушеная репа.

Дети смотрели на еду откровенно голодными глазами, словно перед ними были особо изысканные деликатесы.

– Сейчас в России появился новый овощ – картофель. – Репу Кабанов не любил, картошку же здесь пока еще не сажали. – Вот где господская пища! По-вкуснее и посытнее репы будет.

Петр с интересом прислушивался к разговору. Сам-то он картофель ел у своих приятелей с Кукуя, а вот завести его в России пока не думал. И сомневался, удастся ли это.

– Дорогой, вестимо? – спросил Иван.

Раз господская еда, то вкуснее должна быть по определению.

– Не слишком. Его главное первый раз посадить. А там что-то оставлять на семена, что-то – есть. Погоди, пришлю тебе немного. – Сергей помнил про картофельные бунты и с иронией подумал, что избежать их – плевое дело. Тут важно заинтересовать людей, и тогда никакой силы не потребуется. Оценят – сами просить будут.

– А ты хват, – тихо шепнул ему Петр. – Думаешь, устроить все как в Европе?

Для него Европа была синонимом всего передового. Некий рай с молочными реками и кисельными берегами. Парадиз, в котором хотелось бы жить, но угораздило родиться в глухой и отсталой стране. Теперь тащи ее за волосы в светлую даль.

– Там тоже далеко не так хорошо, как кажется, – шепнул в ответ Командор. – Не знаю про Германию но во Франции или в Англии простой люд живет не лучше нашего. Только зимы теплее.

К немалому огорчению царя и к тайной радости Командора, выпивки у Ивана не нашлось. Спорить же при мужике, пусть и хозяине, царь не стал. Не хотел открывать инкогнито. Бухнется крестьянин в ноги много ли с того радости?

– Иван, усадьба далеко? – спросил Петр, откладывая ложку.

– Дак, верст с пяток будет. Там у Астахова еще одна деревенька есть, а при ней и дом его стоит.

– Тогда запрягай сани. Погостили, пора и честь знать, – против воли в голосе Петра появились привычные приказные нотки.

– Возьми за обед и труды, – добавил Сергей, выкладывая на стол горсть медной мелочи. Целое состояние по нынешним меркам.

Скуповатый по натуре Петр посмотрел на денежку не без алчности, словно хотел забрать ее себе. Но уже как-то неудобно было. Да и крестьянин монеты подхватил, тут же спрятал куда-то, пока гости не передумали!

Довольный мужик ушел во двор и через какое-то время вернулся с долгожданной фразой:

– Готово. Могем ехать.

– Славно, – первым поднялся царь. Ему уже стало надоедать затянувшееся приключение и хотелось поскорее убраться из переполненной избы в привычную обстановку.

Лошадь у Ивана на поверку оказалась старой клячей. Но в санях лежало сено, можно было удобно устроиться в нем. Ведь все равно: плохо ехать гораздо лучше, чем хорошо идти.

Не успели отъехать, как Петр задремал. Сказалась полубессонная ночь, пешая прогулка, нервотрепка.

А тут спокойно, плечо Меншикова под боком. Пять верст на санях – не расстояние. Надвинул треуголку на лицо, поднял воротник, так что даже усы наружу не торчали.

Меншиков тоже заснул. При этом он стал похож на ребенка, безмятежного, беззащитного, еще ничего не знающего об окружающем мире. Все мы во сне выглядим иначе.

Сергей тоже чувствовал, как погружается в дрему. Тихонько поскрипывали полозья, покачивались на многочисленных колдобинах сани, уплывали назад вековые деревья по сторонам. Бескрайние просторы без начала и конца…

– Щас будет перепутье, а там и усадьба рядом, – вторгся в сознание голос "возницы.

Командор заставил себя встрепенуться. Он чувствовал ответственность перед спутниками хотя бы потому, что был косвенно виноват в случившемся. Не надо было поддаваться подвыпившей компании и запускать шар. Еще хорошо, что обошлось.

Донесшийся шум окончательно прогнал остатки дремы. По другой дороге наперерез путникам двигалась целая кавалькада. Трое саней с дюжиной мужчин да верхами шестеро. Причем у верховых на боку висели сабли.

Обычные путешественники или поисковая партия? Должны же искать царя повсюду! Только для посланных на розыски одеты уж больно разнообразно. Ни на одном нет мундиров, хотя по идее…

К перекрестку подошли практически одновременно. Дорога оказалась перегороженной остановившейся кавалькадой. Один из всадников, хорошо одетый, нагловатый, подскочил к саням:

– Мужик, до Коломны мы так доедем?

– Отчего ж не доехать? Доедете вестимо, – отозвался Иван.

К всаднику подъехал другой. Сергею бросились в глаза зеленые стоптанные сапоги. Мгновение спустя внимание привлек взгляд. Какой-то настороженный волчий, словно второй наездник высматривал возможную добычу. Потом в глазах промелькнуло удивление и еще что-то, оставшееся непонятным Командору. Зато появившийся хищный оскал заставил настой рожиться.

Воспользовавшись невольной остановкой, ехавши в санях сошли, стали разминать затекшие ноги. Кто-то уже, отвернувшись, справлял нужду. В свою очередь Командор на всякий случай скинул мешавшие рукавицы. Два пистолета в карманах – не бог весть что при таком соотношении сил, и оставалось поблагодарить себя за то, что под кафтаном в подмышечной кобуре лежит последнее напоминание о собственном времени – снаряженный револьвер. Столько было соблазнов для его использования во времена пиратской эпопеи, но не поддался, все время помнил о последних патронах. Новые ни за что не сделаешь. Расстреляешь – выкидывай. Потому чаще всего револьвер мирно лежал дома, запрятанный ото всех. На тут взял. Словно предчувствовал.

Тот, в зеленых сапогах, что-то шепнул напарникам повернул коня и оказался рядом со своими людьми! Второй же, нагловатый, спросил:

– Кто будете-то?

– А ты кто, что спрашиваешь? – вступил Командор.

Он быстро прикинул варианты. Вырваться и ускакать не получится. Все равно догонят. Значит, и работать предстоит здесь. Если бы еще все спешились..! У конного перед пешим в поле всегда преимущество. Хотя…

– Хозяин здешних мест, – загоготал нагловатый. – Хочу – пропущу. Хочу – проводить до Коломны заставлю.

– Ладно. Кончай шутить. – Кабанов словно невзначай расстегнул полушубок и кафтан под ним. – Давайте с дороги. Мы по государеву делу. Сами доберетесь, куда вам надо.

Рядом зашевелился Меншиков, приоткрыл глаза.

– По государеву? – насмешливо протянул нагловатый. – Ишь ты! Напужал-то как!

От саней к ним уже направлялись его спутники. Даже верховые, включая того, в зеленых сапогах, спешились и присоединились к товарищам. Оружие виднелось не у всех, но двое потянули откуда-то кистени. Разбойничий? Не слишком ли открыто? И у импровизированного обоза парочка людишек возится.

– Что стоим? – Алексашка еще не проснулся по-настоящему.

– Сейчас поедем, – успокоил его Командор, вставая с саней.

Тяжеловато будет в полушубке-то! Но и разбойничкам не легче. Хоть шпага на перевязи, а не на поясе!

Командор вразвалочку, нарочито не торопясь, направился к конному. Тот нагловато подал коня навстречу, заставляя шагнуть в сторону. Даже не удосужился подумать, что так самому будет хуже.

Остальные на ходу разделялись. Некоторые продолжали идти по дороге. Другие сошли на снежную целину, стремясь обойти сани с Петром с обеих сторон. Чего стесняться, когда вокруг ни души? Плохо. Везде не поспеешь. Коня, что ли, забрать? Так трудно: без опыта – и в конный бой. Придется начинать сейчас.

– Ну и что это значит? – довольно миролюбиво спросил Сергей.

– Да кое-кто награбил вволю. Теперь пришла пора поделиться. – Глаза у наездника были безжалостные. – Угадаешь, кто?

Было бы время, Кабанов наверняка бы удивился. Совпадения быть не могло. Но странное даже не в том – как нашли здесь, на дороге, когда те, кому положено, до сих пор носятся неизвестно где? Впрочем, Коломна помянута не зря.

Краем глаза Командор заметил, что Меншиков поднялся. По лицу атамана промелькнула тень удивления. А в следующий момент резкий рывок вышвырнул его из седла. Командор, мимолетно пожалев, что не в сапогах, припечатал упавшего ногой по горлу.

Краем глаза отметил, что оставшиеся у обоза вытянули пищали.

– Стоять, мужики! Дырок наделаю! – В руках Командора словно сами собой возникли взведенные пистолеты.

Шарахнулся от крика и потери седока конь. Большинство подступавших застыли в нерешительности! И отзвуком прозвучал крик мужчины в зеленых сапогах:

– Бей его, робяты! – И рванул из ножен саблю. Выполнить приказ мешал снег. Все, кто заходил с флангов, сильно отстали от середины. Ждать их Командор не стал.

Один из стрелков попробовал вскинуть пищаль и немедленно завалился с пулей в груди. Кабанов отбросил использованный пистолет, рванул освободившейся рукой перевязь, в несколько приемов освободился от стеснявшего движения полушубка и обнажил шпагу.

Как раз двое нападавших оказались уже совсем рядом. Один крутанул кистень, другой замахнулся саблей. Командор легко ушел от свистевшего кистеня! оказался чуть сбоку и нанизал разбойника на шпагу! Тот еще падал, когда Командор успел переместиться и рубанул его напарника. Зато мужчина в зеленых сапогах, оказавшийся следующим, сумел уйти от удара и попробовал в свою очередь достать противника. Рубиться он явно умел, и пришлось закрутиться с ним в смертельном танце. А тут еще все остальные, напрочь забыв первоначальный план, спешили на помощь одному из главарей. Второй до сих пор валялся неподвижно…

Противник попался действительно достойный. Только не привык он драться против шпаги. Да и полушубок мешал. Командор отбил саблю книзу, воспользовался секундной заминкой партнера и нанес стремительный выпад в горло.

Яркая кровь эффектно брызнула на белый снег. Остальные разбойники еще только подбегали. Кто-то из них на ходу выстрелил в Командора из пистолета, только стрелять в движении он явно не умел, и пуля просвистела далеко в стороне.

Меншиков окончательно проснулся. Надо отдать ему должное – ни медлить, ни колебаться Алексашка не стал. Он сразу спрыгнул на дорогу и, вырывая на ходу шпагу, помчался к Командору. Но до него было дальше, чем до разбойников.

Однако нападавшие уже не так стремились в драку. Быстрая смерть одного главаря и выход из строя другого наводили на определенные размышления. Оставалось подтолкнуть их в нужную сторону.

Кабанов сам рванул навстречу толпе, уклонился от чьего-то клинка, рубанул подвернувшегося разбойника, отпрыгнул в сторону и с неожиданным поворотом пробил грудь еще одному противнику.

Выстрел в разбойника с пистолетом. Выпад в оказавшегося рядом. Нырок под проносящийся клинок. Зверское выражение лица и крик, напоминающий звериный рык:

– Всех положу, гады!

Ему поверили. Да и как отказать в доверии, если половина товарищей уже корчится на снегу?

Сдали нервы у первого – у оставшегося с санями. Отбросив пищаль, разбойник схватился за вожжи и послал коней с места в галоп.

Его поступок послужил примером. Подскочивший Алексашка успел нанизать на шпагу замершего в нерешительности разбойника, однако остальные уже со всех ног неслись к оставленным лошадям и повозкам. И как бежали! Ни Кабанов, ни Меншиков догнать никого не смогли. Догоняешь всегда медленнее, чем убегаешь. Да и как оставить без охраны царя? Петр выпрямился в санях, и лицо его подергивалось в нервном тике.

– Мин херц, цел? – издалека выкрикнул Меншиков. Хотя в ту сторону вроде никто не стрелял, а саблей на расстоянии не достанешь.

Командор лишь взглянул и занялся другими делами.

Из шести оставшихся разбойников трое еще дышали, но оба главаря успели отойти в мир иной. Первый, выхваченный из седла, упал весьма неудачно. Да еще нога Командора аккуратно и точно перебила ему горло.

– Жаль, – качнул головой Кабанов.

Ему было чертовски интересно, по чью душу отправились разбойники и кто это их надоумил. Рядовые члены банды могут и не знать.

Скрипнул снег под ногами. Подошедший Петр взглянул на зеленые сапоги, потом – в лицо их владельца и дернулся:

– Пятидесятник Федька Ушуев. – А потом добавил: – Переодетый стрелец…

6. Флеишман. Визиты и новости

Всю ночь и весь день никто не находил себе места. Наиболее нетерпеливые ринулись на поиски сразу, в кромешной тьме. Найти они никого не могли. И ничего – тоже. Включая дорогу. Проблуждали до утра по лесам, а то и просидели под сенью деревьев, продрогли, устали, многие заблудились, и лишь с рассветом действительно смогли искать, а не делать вид.

Другие, более умные, дождались утра. Зато с первым робким светом они группами отправились в ту сторону, куда ветер мог отнести шар. По всем расчетам, далеко улететь кабаньер не мог. Если что и тревожило, так это возможная авария. Пусть воздушный шар не самолет, риск гибели все равно остается.

Полк Сергея тоже был поднят по тревоге. Кабанов не зря гонял солдат на лыжах. Теперь отряды лыжников составили существенную подмогу верховым. Еще неясно, у кого было больше шансов. По лесу на коне везде не проедешь, а вот пройти…

Сам я остался в Коломне. Была мысль запустить второй шар. Наверняка ветер пронесет его тем же путем, что и первый. Только управляемого приземления мы не предусмотрели, да и где гарантия, что он сумеет проделать весь путь? Уже не говоря о том, что малейшее изменение направления ветра пронесет его в стороне.

Если бы подключить к поискам дирижабль! Но у нас не было полного запаса водорода. Добыть же его – дело достаточно долгое. Все говорило за то, что задолго до этого времени Петр будет найден. Ведь не иголка же в пресловутом стоге сена! И местность достаточно обитаемая. Даже по европейским меркам.

Кабаньер я все-таки подготовил. Трудно в такой ситуации сидеть без дела да ждать, чем это кончится.

Признаться, я был готов ко всему. Кроме того, что случилось на самом деле. Когда после полудня сани примчали к нам невольных рекордсменов по воздухоплаванию и возмущенный Петр с ходу изложил историю с разбойниками, даже меня взяла оторопь.

Царь настаивал, что это было покушение на его венценосную особу. Из раненых до этого часа был жим только один, остальные скончались, причем этот уцелевший упорно твердил, что атаман вел их не по государеву душу, а облегчить сундуки какого-то человека.

Атаман был из дворян, скорее всего, давно промышлял разбоем, но в этот раз помимо своих товарищей прихватил стрелецкого начальника с несколькими подчиненными. Причем присоединившиеся стрельцы переоделись в обычную одежду.

Тут он не врал. Что до остального – мелкой сошке говорят не всё, и Петр ему не верил.

– Знаешь, похоже, царь ни при чем, – тихо сказал мне Командор, пока мы были одни. – Была вначале обмолвка, да и Петра в санях увидеть разбойники не могли. Мне кажется, ехали они по мою душу.

Он коротко рассказал начало конфликта. Услышанные Сергеем фразы убедили меня в его правоте. Разве что правота эта мне абсолютно не понравилась. С царским вариантом все было гораздо проще. Петр успел досадить слишком многим. Не за горами был стрелецкий бунт. Так что, по большому счету, ничего удивительного в покушении на него не было.

А вот кому мешал Командор? Или, говоря шире, – мы все? Кому-то у трона? Или ревнителям седой старины?

Тут я вспомнил еще одну возможность.

– Думаешь, лорд с сэром опять взялись за старое? Элементарная логика: раз ехали грабить, причем кое-что знали о нашем прошлом, то как не заподозрить! неких людей, уже использовавших против Сергея те же методы?

– Смысла нет. – Видно, Кабан сам заподозрил наших старых знакомых. Уж очень быстро у него был готов ответ. – В воздаяние за старые грехи – Эдик несентиментален. Прервать нашу деятельность… Но тогда с нами могут исчезнуть какие-нибудь тайны. Проще прежде попробовать перекупить. Мы же по душам так и не говорили. Уже поэтому убивать сразу не станут.

От разговора с британцами Командор уклонялся как мог. Не знаю, только ли из своего армейского патриотизма, или причина была в ином. Все-таки, как мне кажется, к этой иной причине Сергей был не совсем равнодушен. Но то ли, несмотря на странную семью, был по-своему порядочным и не хотел причинять страдания той, кому и так от него досталось, то ли был не в силах простить давней истории с похищением…

– Вытащить можно не только деньги. Какие-нибудь планы, например. Чертежи… – Но я уже сам не очень верил в это.

– Угу, – кивнул Командор, угадав цепь моих рассуждений и полученные выводы.

– Но кто тогда? – Я имел право задать такой вопрос хотя бы потому, что был в одной команде с Командором. Покушение касалось и меня тоже.

– Спроси что-нибудь полегче. Не у меня, а у разбойничка. Еще лучше – у Ромодановского, когда он допросит пленного.

Тут к нам подошел Петр, и мы дружно умолкли.

– А ты герой! – Петр за всю жизнь вряд ли видел в деле хотя бы кого-нибудь, близкого по умению к Командору. Для этого надо походить в моря под Веселым Роджером, а еще раньше послужить в воздушном десанте. В роде войск, который появится спустя два с половиной века. – И что, любой из вас так умеет?

– Кое-чему научились, но Кабанов – самый лучший, – откровенно признался я. – И как начальник, и как воин.

– Как воина видел. Зело впечатляет. – В сущности, Петр был еще очень молод. Вот и смотрел на Командора с чисто мальчишеским восторгом.

Он без того иногда, как кажется, завидовал пиратской карьере Кабанова. Самодержец искренне любил море, только подобные приключения ему в любом случае не светили.

Если честно, я бы тоже предпочел без них обойтись. Очень много крови в той романтике.

– Научишь? – Учиться Петр был готов всегда.

– Показать кое-что могу. Но чтобы научиться всерьез, надо очень много тренироваться. Поначалу – каждый день, – предупредил Кабанов. – И пить всё это время поменьше.

– Почему? – возмутился царь.

Не знаю, виноват в том Лефорт или кто другой, но будущий император уже сейчас был алкоголиком. Пусть до последних стадий ему пока далеко, однако обходиться без спиртного он не умел. Даже не представлял, как такое возможно.

– Вино нарушает точность движений, – наставительно произнес Сергей. Не иначе решил излечить государя.

– Ерунда. Я вот этими руками могу построить корабль от киля до клотика, – Петр посмотрел на мозолистые руки. – Ничего мне не мешает. Флот строили – ни одной детали не запорол.

– Тут другое, государь, – без улыбки отозвался Командор. – Чтобы достичь мастерства, жизни порой мало.

Невесть откуда взявшийся Меншиков внимал Кабанову с восторгом. Ему тоже хотелось быть лучше всех. Причем во всем. А уж в подобных делах – тем паче.

Я потихоньку оставил троицу. Пусть поучатся. Вреда не будет. Не ведаю, как пользы. Тут действительно каторжный труд. Хотя победа того стоит. Сам много раз во времена нашей эпопеи жалел, что заранее не готовился к грядущим схваткам. Да и не предполагал такого поворота судьбы.

Оказаться за века до собственного рождения – разве не фантастика? Читать подобное довольно приятно. Побывать в нашей шкуре – никому не советую. Сколько нас осталось?

Большинство полегло в море и на безымянных островах. Зато теперь перед нами лежит такое поле работы! Еще бы Сайреса Смита сюда с его умением делать все без особых проблем!

Коломна бурлила. Еще не все посланные знали о том, что все позади. По улицам носились всадники. Кое-где маршировали егеря Кабанова с лыжами на плече. На базарах торговки обсуждали уже ставшие известными новости, густо обросшие самыми разнообразными слухами. О том же говорили мужики в кабаках. При отсутствии газет и телевидения каждый может выдумывать, что душе угодно. С газетами – эту функцию берут на себя журналисты, а в некоторых случаях – само государство.

Вывод – надо как можно быстрее заводить газету.

Надо. Надо. Все надо. И не знаешь, за что хвататься. Нет, все это будет и без нас. Только почему бы не устроить пораньше?

В подтверждение последней мысли объявился примчавшийся из Москвы Аркаша Калинин. Румяный с мороза, сияющий, довольный.

– Нашел! – радостно сообщил Аркаша, показывая мне бумаги. – Копии сделал. Но взяточники там сидят! Неудивительно, что документы теряются или валяются десятилетиями без прочтения.

– Ну-ка, ну-ка… – Я пролистал принесенные листы. Аккуратным каллиграфическим почерком писца с многочисленными ятями и фитами был переложен доклад Дежнева об открытии им пролива Азией и Америкой.

Прости, Беринг! Хотя белых пятен на карте много. Может, и твое имя появится где-нибудь в другом месте. Зато будешь избавлен от своей нелегкой судьбы. Нам без Америки никак. Только дела в Европе малость устроим, и надо будет организовывать экспедицию. Если не занять, то хотя бы застолбить. Добычу организовать. Стране нужны финансы. Всегда и в неограниченных количествах. Да и нам они лишними не будут.

Я со вздохом вернул бумаги Аркаше:

– Спрячь пока.

Калинин кивнул. Все планы разрабатывались нами сообща. Зато объяснять что-либо друг другу не было нужды. Увлечь Петра американскими затеями не составляло труда. Только поручать дело кому-то другому не хотелось. Сами мы пока нужны были здесь и вообще, самое плохое – разбазаривание сил. Старое соседствовало с новым. Все шло через пень колоду. Царь метался от одного к другому, и добавить сюда освоение далекой земли – значило посеять такой хаос, что потом сами же из него не выкарабкаемся. Прежде навести хотя бы видимость порядка, выйти хоть к одному морю, так как Архангельск в качестве единственного порта не подходит ни в коем случае.

– Ладно, Аркаша, пошли пировать. Стол наверняка уже накрыт.

Государь дважды за сутки спасся от смерти – это ли не достойный повод? Сам Петр сидел в окружении своих спутников. Причем Командор находился по правую руку. Невольный спаситель что-то выговаривал царю. Последний внимательно слушал, топорщил усы, временами согласно кивал или задавал уточняющие вопросы.

Шум потихоньку нарастал. Как всегда бывает при большом застолье, люди потихоньку разбивались на компании. Кто с кем ближе сидит. Хотя говорили, скорее всего, об одном, но чуточку по-разному. Громогласно звучали лишь тосты, становящиеся все более выспренними, с частой потерей мысли.

Похоже, сегодня был день визитов. Пир еще не перешел в неуправляемую стадию, как объявили о прибытии британского посланника с помощником.

– Зовите! – Нет, Петр не оживился. Просто потому, что и так был оживлен до предела.

Англию, как и Голландию, царь любил, не подозревая, что любовь у него односторонняя, а с противоположной стороны – только деловой интерес. Лишь не знаю, в чем он заключается в настоящий момент: в продолжении бардака, метаний в разные стороны или в подобии реформ и некоторой упорядоченности? В том смысле, что вопрос вопросов – когда легче качать из России ее богатства? Соперника в нас, пока Петр занят Турцией и не лезет в европейские дела, не видят. Даже некоторый противовес французскому влиянию в Польше. Франция, как государство могущественное, на данный момент является основным соперником Британии, и уже поэтому основные силы направлены против нее. Но наш американский проект пока следует держать в тайне. К чему дразнить гусей и наживать врагов раньше времени?

По мановению руки Петра посланников усадили напротив, согнав для этого с мест своих. Свои, пусть знатные и полезные, могут потерпеть. Тут же не кто-нибудь, а иностранцы!

– Ваше Величество, от лица моего короля поздравляю вас с чудесным избавлением от опасностей, – торжественно произнес лорд Эдуард.

Тайна – наиболее быстро распространяющаяся информация. Пока добирались до зала, наверняка уже услышали недавнюю историю в нескольких вариантах. Даже языковой барьер не помеха. Не зря повсюду таскают с собой переводчика.

Петр кивнул в ответ с важным видом и поблагодарил за внимание.

– Вот кто настоящее чудо, – с улыбкой указал царь на скромно молчащего Командора. – Едва ли на в одиночку расправился со всеми. Меншиков в последний момент подбежать успел.

– О, да, – понимающе улыбнулся в ответ Эдик. – С таким спутником никто не страшен. Имели возможность лицезреть его в бою. Не человек, стихия.

Сергей продолжал молчать, словно речь шла не о нем.

– Не поверите, Ваше Величество, но в Карибском море ваш доблестный спутник был одним из самым знаменитых людей. Попасть под начало легендарного! Командора было мечтой всех флибустьеров.

И непонятно, то ли хвалит, то ли намекает о криминальном прошлом. Криминальном – относительно! Бумаги в порядке, следовательно, грабили мы по всем международным законам.

Интересно: почему убивать на войне считается доблестью, а отнимать что-либо у противника – мародерством? Нелогично как-то.

– Я давно прочу его в адмиралы. Только Кабанов утверждает, что армию любит, а море – терпеть не может, – под подобострастные смешки поведал Петр.

Как-то забывалось, что никакого настоящего флота пока нет. Какой флот без моря? Не считать же морем Азовскую лужу!

Но я смотрел на британцев и думал о другом. Они или не они? Что-то уж очень быстро сюда заявились. Но смысл? Запоздалая месть? Гораздо проще было бы прикончить Командора на острове. Никто ничего бы не узнал, а война списывает и не такое. Нежелание, что-бы прогресс коснулся России? Но Сергей прав, тогда проще попытаться перенести его в Англию. Да и помимо Сергея есть я, Гриша, Костя, и британцы просто обязаны знать – все не ограничивается Командором. Он лишь наш несомненный предводитель.

Однако кто же тогда?

Петр первым закурил прямо за столом, и большинство последовало его примеру. Привычка была еще новомодной, за пределами своих компаний курильщики порою стеснялись, однако царь насаждал ее с достойной лучшего применения энергией.

И тут удивил лорд. Вероятно, справки он навел заранее. Не только о табаке, но и о состоянии государственной казны. Иначе как объяснить, что он довольно ловко завел разговор о сортах табака, о трудностях его доставки с далекой Вест-Индии, а затем предложил отдать ему на откуп всю торговлю заморским зельем. Между прочим, за немалые деньги – двадцать тысяч фунтов.

При отсутствии конкуренции вернуть их, прямо скажем, раз плюнуть. Табак разводится пока еще чуть не исключительно в Америке. Портов там у англичан полно уже сейчас. И связей у бывшего генерал-губернатора в тех краях навалом. Выгодное дело, что ни говори. Это нам в любом случае все пришлось бы начинать с нуля. А то и захватывать себе один из островов в качестве базы. С последующей войной против всех.

Пусть богатеют. Курящих еще немного, а когда число увеличится, то самосад будет расти чуть не в каждом огороде.

Петр тоже не возражал. Ему очень были нужны деньги, да и к англичанам он относился с огромным пиететом.

– Еще мы бы хотели купить у вас кое-какие образцы новых изделий. Или их чертежи. – Эдуард внимательно оглядел нашу компанию. – Паровую машину, например.

– Это не ко мне, – качнул головой царь. С явным сожалением. Он только стал входить во вкус распродажи, а тут выяснилось, что все ценное уже закончилось.

– Мы не против. Но вопрос сложный. За столом не решишь. Давайте чуть попозже, не на пиру, – ответил я от лица своих товарищей. И, словно принося извинения, добавил: – Праздник все-таки.

Вопрос уже обсуждался, поэтому согласие далось легко. Ни паровая машина, ни, скажем, воздушный шар тайной быть не могли. Их вполне по силам было изготовить еще древним грекам. Срабатывала инерция мышления да отсутствие ярко выраженной потребности. Теперь же даже со слов дилетантов пытливый человек рано или поздно додумается до наших изделий сам. Так лучше получить энную сумму. Тем более, кабаньер на веки вечные так и останется обычной игрушкой, а паровую машину еще долгие десятилетия придется доводить до ума.

От этих тайн беды не будет. Пусть пользуются нашей добротой.

Командор незаметно подмигнул. Все шло как предполагалось.

Хотя, нет, не все. Когда половина гостей уже почивали лицом в тарелках или стыдливо прятались под столом, в зал ворвался офицер. Он явно скакал сюда как мог быстрее. Лицо раскраснелось от мороза, глаза очумелые, сам пошатывался, но старался держаться и сообщить явно не слишком хорошую весть. С хорошей даже усталый гонец выглядит гораздо бодрее.

Надо отдать Петру должное – он умел переходить от пира к работе так, словно и не пил наравне со всеми. Перед нами сидел повелитель большой державы, занятый исключительно ее делами.

Офицер что-то тихо проговорил царю. Я сидел не так далеко, однако ничего не сумел понять. Зато увидел, как глаза самодержца недобро сверкнули и усы встопорщились, словно у кота. Насколько я знал Петра, подобный вид не сулил кому-то ничего хорошего. Брошенный в сторону Кабанова взгляд заставил прежде всего подумать, что причина монаршего гнева Сергей. Хотя нет. Командор слышал донесение, и на лице его появилось выражение человека, который предупреждал, и вот предсказание сбылось.

– Едем, – довольно громко произнес Петр и толкнул задремавшего было Меншикова.

– Куда, мин херц?

– В Москву. И ты тоже, – последнее относилось к Командору.

– Государь, лучше я поутру выступлю с полком.

– И будешь добираться две недели, – возразил царь.

Очевидно, после сегодняшней истории акции Кабанова здорово поднялись в цене.

– Дня два, – прикинул Командор. – Только распорядись насчет помещений. Чтобы нам на улицах не ночевать.

Ничего себе спешка! Да что же стряслось?

Царь колебался. Ему хотелось иметь Сергея рядом, однако Сергей с полком был явно предпочтительнее. Вот только срок…

– Смотри. Буду ждать, – как-то очень просто вымолвил Петр, крепко обнял Кабанова и стремительно двинулся к выходу.

– Что случилось? – тихо, хотя оба англичанина Дремали, спросил я.

– Стрельцы взбунтовались.

– Как? – Я хотел сказать, что бунт должен произойти во время путешествия Петра, но поднапряг память и смутно припомнил, что перед отъездом были какие-то волнения в полках. Или в полку. Само же массовое выступление произойдет позже.

– Вот именно, – Сергей понял ход моих мыслей и согласно кивнул.

Неужели, несмотря на все, история будет повторяться в точности? Вплоть до Сурикова с его картиной?

Кому-то жизнь, кому-то – лишь повод для вдохновения. Хотя жившие зачастую удерживаются в памяти лишь потому, что о них написали…

7. Кабанов. Отъезды и поручения

Случившееся действительно было лишь преждевременной прелюдией к большому бунту. Заговорщики не то поторопились, не то не рассчитали своих сил, считая, что за ними пойдут сразу и все. Но первое вернее. Уж куда проще дождаться отъезда Петра и тогда, пользуясь отсутствием законного государя, возвести на престол его сестру.

В классическом смысле бунта не было. Был заговор с подготовкой бунта. Но с точки зрения закона – ни малейшей разницы. Разве что народа пострадало мень ше. Палачи старались вовсю, сам Петр проводил в пыточных времени столько, будто готовился сдавать экзамены на палача и сейчас проходил стажировку, но итоги особо не впечатляли. Обвиняемые связь с Софьей отрицали (я знал, что связь была, однако воспоминания о читанном в далеком будущем доказательством не являются даже при таком способе судопроизводства). Для приговора хватало намерений.

Злоумышленники в лице полковника Цыглера со товарищи были обезглавлены. Никаких эксцессов не случилось. Народ, как всегда, безмолвствовал, притом что недовольных нынешним правлением во всех слоях хватало. Как при любой власти на Руси.

Я со своим полком на всякий случай оставался в Москве. И только после окончания следствия и казни смог вернуться в Коломну. Там ждали иные дела, связанные с бесконечными учениями. С другой стороны, как скажет позднее великий полководец: "Тяжело в учении, легко в бою". Другого способа воспитать солдат просто нет. Альтернатива одна – отсутствующий опыт потом восполняется кровью.

При не слишком частых встречах с Петром я не уставал повторять ему одно: если какие-то полки ненадежны, то их надо разогнать. Зачем вообще нужны солдаты, если от них постоянно ждешь неприятных сюрпризов? Они гораздо опаснее для власти, чем для врага.

Стрелецких полков Петру было жаль. Именно полков, а не служивших в них людей. Шестнадцать единиц – звучит-то как! Целая армия. И вдруг самому распустить ее и остаться, с потешными, с новомосковцами Лефорта и Гордона да моими егерями.

Убедила предстоящая дорога. Как-то не по себе стало уезжать, оставляя государство с потенциальным очагом бунта. Потом захочешь вернуться – а некуда.

– Как думаешь, сопротивляться будут? – Не бывает худа без добра. После совместного приключения Петр стал относиться ко мне с большим доверием. Пусть не всегда слушался, но хоть всегда слушал. Тоже немало, когда имеешь дело с представителем власти, будь то неограниченный монарх или формально зависимый от избирателей депутат Думы от какой-нибудь кадетской фракции.

– Сомневаюсь. Пошли меня с полком, а я как-нибудь договорюсь. – Я здорово надеялся, что вид моих егерей сумеет образумить самых буйных.

– Ты – да, – усмехнулся царь. – Только кровь понапрасну не лей. Видел тебя в деле.

Кому бы говорить о пролитии крови! Не на бой же я собирался! Напротив, чтобы предотвратить грядущее столкновение.

Из Москвы стрельцов было решено выселить. Не сразу, постепенно. Конечно, перебираться в глубинку, налаживать там жизнь по новой будет несладко. Да все получше, чем под топором палача.

Первоначально царь хотел провести переселение тотчас же. Пришлось отговаривать, что это легко может вылиться в бунт. А так – всем, не желающим к поступлению во вновь формируемые полки, будет дан срок, в течение которого они обязаны покинуть столицу. А перед тем – обязательная клятва на Библии ни словом, ни делом не злоумышлять против законного государя под страхом казни и отписания всего! имущества в казну.

– Зело много сил потратил, пока Думу убеждал, – пожаловался Петр. – Все бы им по старинке.

Тут я его понимал. Один раз, когда после взятия Азова решался вопрос о флоте, я в числе других сподвижников был приглашен на заседание. Впервые за историю посреди бояр затесались офицеры и генералы. Для, так сказать, моральной поддержки грядущей реформы.

Боярская дума произвела на меня не менее тягостное впечатление, чем Дума времен совсем другой России. В той мне тоже доводилось бывать в бытность моей службы начальником секьюрити у депутата Лудицкого. Сплошная говорильня, работа на публику, рисование перед коллегами при полном отсутствии дел. Говорить-то много легче, чем работать. Мели языком, костей там нет, и даже мозоли не вскакивают.

Ну, не сторонник я демократии! В ранней юности, пожалуй, был, но перестройка мигом продемонстрировала все минусы данного строя. Из непроцветающей, но все-таки великой страны за несколько лет! умудрились превратиться чуть ли не в банановую реепублику, развалить все, что только возможно развалить, и лишь каким-то чудом не исчезли с географических карт. Мгновенно выросла преступность, а уж наверху проходимцев всех мастей оказалось столько, сколько их вообще на свете не должно быть.

И невозможно простить предательство. Нас, военных, предавали на каждом шагу, начиная с недоброй памяти Меченого. И сами же чуть что норовили укрыться за нашими спинами.

Ладно, что толку бередить душу? Тем более, когда есть шанс не допустить для России всех этих либеральных штучек. У каждой страны собственный путь, и не стоит подводить всех под одну гребенку.

– Распоряжения я отдам, – кивает Петр. – Будешь отвечать за дело, раз сам напросился.

Я явно чувствую, что царя гложет еще какое-то известие. Приходится осторожно – вдруг решит, что лезу не в свое дело, – насесть с вопросами.

– Ерунда. Татары набег устроили. Доносят – большой полон взяли. И не догнать никак, – отмахивается Петр.

Тут давно смирились с негодностью ответных мер. Ходил Голицын при Софье на Крым, и чем все закончилось? А уж в набеге за татарами действительно не угнаться.

– Они – набег, мы – налет… – Мысль родилась спонтанно, нуждалась в уточнениях и в то же время обязана была сработать.

– На дирижабле? – загорелся Петр.

– На дирижабле – несерьезно. Если б их иметь с десяток… Войдем в Крым, набедокурим малость и уйдем восвояси.

Самодержец сник на глазах. В его памяти всплыли неудачи всех предыдущих попыток вторжения в вотчину ханов.

– Зря, что ли, Азов брали? – возразил я на невысказанные замечания. – Никакой армии и никакого Перекопа. Десант со стороны моря, короткий рейд, а потом – абаркация и возвращение.

Некоторое время царь переваривал новую для него мысль.

– Кораблей мало. Большую силу не поднять, а малой ничего не сделать, – наконец возразил Петр.

– Большой как раз не надо. Маневренность будет не та. Одного моего полка за глаза хватит. Только! немного кавалерии добавить для разведки. – И, не сдержавшись, добавил: – Не забывай, государь, кем я был. Все мои успехи на суше связаны с такими рейдами. Хоть английского посланника спроси, хоть Ван Стратена. Тут главное – стремительность. Удивил – победил.

– А я думал, поможешь новые полки формировать. – Чувствовалось, что идея начала увлекать царя. Ему хотелось привлечь внимание победами в Европе. Тогда, глядишь, и союзники появятся. А там можно будет одолеть Турецкую империю и твердой ногой встать на Черном море.

– Сейчас важно татар отучить от набегов. Полки мне по чину формировать не положено. Да и в поле я нужнее. Лишь бы начальников надо мной поменьше было.

Последнее беспокоило больше всего. Я не хочу говорить о людях плохо. Просто они привыкли воевать по-другому, не торопясь, а тут весь успех зависел от стремительности. Плюс ко всему – Петр не особо доверял людям, старался вводить везде, где возможно, коллегиальное управление. Я же привык отвечать за все сам. Представляю рейд, в котором куча начальник ков спорят, как быть дальше!

После короткой беседы я сумел выторговать полные полномочия по руководству рейдом, включая подготовку, привлечение дополнительных сил и подчинение мне флота.

– Не боишься, что завистники съедят?

Если до нашего совместного с Петром приключения на меня не обращали особого внимания, то с ростом влияния все больше и больше людей посматривали в мою сторону весьма косо. Это были бояре, золотой век которых истекал, да и кое-кто из сподвижников, не желающих подпускать к царю нового человека.

На моей стороне был Гордон. Старый вояка к интригам отношения никогда не имел и ценил меня как профессионала. Лефорт тоже не испытывал неприязни. Я старался вести себя с ним всегда корректно, конкурентом ему не был, да и смотрел на меня Франц как на собрата-европейца.

И конечно же, Алексашка. Когда доводится сражаться плечом к плечу, поневоле становишься если не другом, то соратником. Плюс Меншиков по природе был любознателен и старательно учился у меня то одному, то другому.

– Бог не без милости, – пожал я плечами.

– Я скажу Ромодановскому, чтобы во всем тебя поддержал, – подмигнул Петр. – Против него особо не попрешь.

Это точно. Уже на следующий день князь-кесарь вызвал меня к себе, долго взирал своим тяжелым взглядом из-под набухших век и изрек так, словно имел дело с очередным государственным преступником:

– Не пойму я тебя. Чего ты добиться стараешься? Чинов? Денег? Положения? Власти?

– Чин устраивает. Деньги есть. А власть порой нужна, чтобы лучше выполнить порученное дело, – стараясь оставаться спокойным, ответил я.

В принципе, я достаточно компанейский человек и легко схожусь с людьми. Но с этим грузным боярином общего языка я найти не мог и всегда чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке.

– Какой-то ты не такой, как все, – как нечто разумеющееся объявил князь-кесарь. – Изобретения разные. На исповеди не бываешь, хотя вроде несколько раз в церковь заходил.

Надо же! Даже это знает! Хотя зачем ему? Мало ли вокруг Петра иностранцев, к православной вере не имеющих никакого отношения? И ничего. Никто их не подозревает.

– Я же не местный. – В широком смысле я не врал. Время рождения определяет менталитет не хуже, чем страна.

– Смотри у меня, – без угрозы сказал Ромодановский. Не было у него надобности угрожать. – Про тебя такое порой шепчут, что только диву даешься. Ладно. Государь просил поддерживать тебя во всем. Что потребуется, обращайся сразу ко мне. Помогу. Но коли худое замыслил…

– Моего слова достаточно? – Не люблю, когда говорят таким тоном. Но поддержка Ромодановского стоит дорого.

Боярин грузно шевельнулся, вновь устремил на меня тяжелый взгляд, словно пытался прочитать все, запрятанное мной в душе.

– Ладно. Верю. Но и ты про разговор не забывай. Да. Если кто из стрельцов что-то ляпнет или сомнения возникнут, отправляй сюда. Я сам разберусь.

А спустя два дня Великое посольство покинуло Москву. У Петра были резоны спешить. Сойдет снег, и проехать во многих местах станет невозможно. Следствие отняло время, и уже не за горами была весна со своим извечным бездорожьем.

Урядник Петр Михайлов разве что не светился от предвкушения. И далась ему эта Европа! Хотя… пусти прокатится. Не свет посмотрит, так себя покажет. Дипломатического толка не будет, зато какой пиар! Мечта политика… Царь – плотник саардамский. Даже последующие бессмысленные разборки со стрельцами никак не смогут развеять сей образ.

Нам бы только топором помахать, а что рубить, бревна ли, головы – все равно.

Хотя есть надежда, что в этот раз обойдется без голов.