Элли проснулась от того, что песик лизал ее лицо горячим мокрым язычком и скулил. Сначала ей показалось, что она видела удивительный сон, и Элли уже собиралась рассказать о нем матери. Но, увидев опрокинутые стулья, валявшуюся в углу печку, Элли поняла, что все было наяву.

Девочка спрыгнула с постели. Домик не двигался и солнце ярко светило в окно. Элли подбежала к двери, распахнула ее и вскрикнула от удивления.

Ураган занес домик в страну необычайной красоты. Вокруг расстилалась зеленая лужайка; по краям ее росли деревья со спелыми сочными плодами; на полянках виднелись клумбы красивых розовых, белых и голубых цветов. В воздухе порхали крошечные птицы, сверкавшие своим ярким оперением. На ветках деревьев сидели золотисто-зеленые и красногрудые попугаи и кричали высокими странными голосами. Невдалеке журчал прозрачный поток; в воде резвились серебристые рыбки.

Пока девочка нерешительно стояла на пороге, из-за деревьев появились самые забавные и милые человечки, каких только можно вообразить. Мужчины, одетые в голубые бархатные кафтаны и узкие панталоны, ростом были не выше Элли; на ногах у них блестели голубые ботфорты с отворотами. Но больше всего Элли понравились остроконечные шляпы: их верхушки украшали хрустальные шарики, а под широкими полями нежно звенели маленькие бубенчики.

Старая женщина в белой мантии важно ступала впереди трех мужчин; на ее остроконечной шляпе и на мантии сверкали крошечные звездочки. Седые волосы старушки падали ей на плечи.

Вдали, за плодовыми деревьями, виднелась целая толпа маленьких мужчин и женщин, они стояли, перешептываясь и переглядываясь, но не решались подойти поближе.

Подойдя к девочке, эти робкие маленькие люди приветливо и несколько боязливо улыбнулись Элли, но старушка смотрела на нее с явным недоумением. Трое мужчин дружно двинулись вперед и разом сняли шляпы. «Дзинь-дзинь-дзинь!» — прозвенели бубенчики. Элли заметила, что челюсти маленьких мужчин беспрестанно двигались, как будто что-то пережевывая.

Старушка обратилась к Элли:

— Скажи мне, как ты очутилась в стране жевунов, юное дитя?

— Меня сюда принес ураган в этом домике, — робко ответила старушке Элли.

— Странно, очень странно! — покачала головой старушка. — Сейчас ты поймешь мое недоумение. Дело было так. Я узнала, что злая волшебница Гингема выжила из ума, захотела погубить человеческий род и населить землю крысами и змеями. И мне пришлось употребить все свое волшебное искусство…

— Как, сударыня! — со страхом воскликнула Элли. — Вы волшебница? А как же мама говорила мне, что теперь нет волшебников?

— Где живет твоя мама?

— В Канзасе.

— Никогда не слыхала такого названия, — сказала волшебница, поджав губы. — Но, что бы не говорила твоя мама, в этой стране живут волшебники и мудрецы. Нас здесь было четыре волшебницы. Две из нас — волшебница Желтой страны (это я — Виллина!) и волшебница Розовой страны Стелла — добрые. А волшебница Голубой страны Гингема и волшебница Фиолетовой страны Бастинда — очень злые. Твой домик раздавил Гингему, и теперь осталась только одна злая волшебница в нашей стране.

Элли была изумлена. Как могла уничтожить злую волшебницу она, маленькая девочка, не убившая в своей жизни даже воробья.

Элли сказала:

— Вы, конечно, ошибаетесь: я никого не убивала.

— Я тебя в этом не виню, — спокойно возразила волшебница Виллина. — Ведь это я, чтобы спасти людей от беды, лишила ураган разрушительной силы и позволила захватить ему только один домик, чтобы сбросить его на голову коварной Гингеме, потому что вычитала в своей волшебной книге, что он всегда пустует в бурю…

Элли смущенно ответила:

— Это правда, сударыня, во время ураганов мы прячемся в погреб, но я побежала в домик за моей собачкой…

— Такого безрассудного поступка моя волшебная книга никак не могла предвидеть! — огорчилась волшебница Виллина. — Значит, во всем виноват этот маленький зверь…

— Тотошка, ав-ав, с вашего позволения, сударыня! — неожиданно вмешался в разговор песик. — Да, с грустью признаюсь, это я во всем виноват…

— Как, ты заговорил, Тотошка!? — с удивлением вскричала изумленная Элли.

— Не знаю, как это получается, Элли, но, ав-ав, из моего рта невольно вылетают человеческие слова…

— Видишь ли, Элли, — объяснила Виллина. — В этой чудесной стране разговаривают не только люди, но и все животные и даже птицы. Посмотри вокруг, нравится тебе наша страна?

— Она недурна, сударыня, — ответила Элли. — Но у нас дома лучше. Посмотрели бы вы на наш скотный двор! Посмотрели бы вы на нашу пестрянку, сударыня! Нет я хочу вернуться на родину, к маме и папе…

— Вряд ли это возможно, — сказала волшебница. — Наша страна отделена от всего света пустыней и огромными горами, через которые не переходил ни один человек. Боюсь, моя крошка, что тебе придется остаться с нами.

Глаза Элли наполнились слезами. Добрые жевуны очень огорчились и тоже заплакали, утирая слезы голубыми носовыми платочками. Жевуны сняли шляпы и поставили их на землю, чтобы бубенчики своим звоном не мешали им рыдать.

— А вы совсем-совсем не поможете мне? — грустно спросила Элли у волшебницы.

— Ах да, — спохватилась Виллина, — я совсем забыла, что моя волшебная книга при мне. Надо посмотреть в нее: может быть, я там что-нибудь вычитаю полезное для тебя…

Виллина вынула из складок одежды крошечную книжечку величиной с наперсток. Волшебница подула на нее и на глазах удивленной и немного испуганной Элли книга начала расти, расти и превратилась в громадный том. Он был так тяжел, что старушка положила его на большой камень. Виллина смотрела на листы книги и они сами переворачивались под ее взглядом.

— Нашла, нашла! — воскликнула вдруг волшебница и начала медленно читать: — «Бамбара, чуфара, скорики, морики, турабо, фурабо, лорики, ерики… Великий волшебник Гудвин вернет домой маленькую девочку, занесенную в его страну ураганом, если она поможет трем существам добиться исполнения их самых заветных желаний, пикапу, трикапу, ботало, мотало…»

— Пикапу, трикапу, ботало, мотало… — в священном ужасе повторили жевуны.

— А кто такой Гудвин? — спросила Элли.

— О, это самый великий мудрец нашей страны, — прошептала старушка. — Он могущественнее всех нас и живет в Изумрудном городе.

— А он злой или добрый?

— Этого никто не знает. Но ты не бойся, разыщи три существа, исполни их заветные желания и волшебник Изумрудного города поможет тебе вернуться в твою страну!

— Где Изумрудный город?

— Он в центре страны. Великий мудрец и волшебник Гудвин сам построил его и управляет им. Но он окружил себя необычайной таинственностью и никто не видал его после постройки города, а она закончилась много-много лет назад.

— Как же я дойду до Изумрудного города?

— Дорога далека. Не везде страна хороша, как здесь. Есть темные леса со страшными зверями, есть быстрые реки — переправа через них опасна…

— Не поедете ли вы со мной? — спросила девочка.

— Нет, дитя мое, — ответила Виллина. — Я не могу надолго покидать Желтую страну. Ты должна идти одна. Дорога в Изумрудный город вымощена желтым кирпичом и ты не заблудишься. Когда придешь к Гудвину, проси у него помощи…

— А долго мне придется здесь прожить, сударыня? — спросила Элли, опустив голову.

— Не знаю, — ответила Виллина. — Об этом ничего не сказано в моей волшебной книге. Иди, ищи, борись! Я буду время от времени заглядывать в мою волшебную книгу, чтобы знать как идут твои дела… Прощай, моя дорогая!

Виллина наклонилась к огромной книге, и та тотчас сжалась до размеров наперстка, и исчезла в складках мантии. Налетел вихрь, стало темно, и, когда мрак рассеялся, Виллины уже не было: волшебница исчезла. Элли и жевуны задрожали от страха, и бубенчики на шляпах маленьких людей зазвенели сами собой.

Когда все немного успокоились, самый смелый из жевунов, их старшина, обратился к Элли:

— Могущественная фея! Приветствуем тебя в Голубой стране! Ты убила злую Гингему и освободила жевунов!

Элли сказала:

— Вы очень любезны, но тут ошибка: я не фея. И ведь вы же слышали, что мой домик упал на Гингему по приказу волшебницы Виллины…

— Мы этому не верим, — упрямо возразил старшина жевунов. — Мы слышали твой разговор с доброй волшебницей, ботало, мотало, но мы думаем, что и ты могущественная фея. Ведь только феи могут разъезжать в своих домиках, и только фея могла освободить нас от Гингемы, злой волшебницы Голубой страны. Гингема много лет правила нами и заставляла нас работать день и ночь…

— Она заставляла работать нас день и ночь! — хором сказали жевуны.

— Она приказывала нам ловить пауков и летучих мышей, собирать лягушек и пиявок по канавам. Это были ее любимые кушанья…

— А мы, — заплакали жевуны. — Мы очень боимся пауков и пиявок!

— О чем же вы плачете? — спросила Элли. — Ведь все это прошло!

— Правда, правда! — Жевуны дружно рассмеялись и бубенчики на их шляпах весело зазвенели.

— Могущественная госпожа Элли! — заговорил старшина. — Хочешь стать нашей повелительницей вместо Гингемы? Мы уверены, что ты очень добра и не слишком часто нас будешь наказывать!

— Нет! — возразила Элли, — я только маленькая девочка и не гожусь в правительницы страны. Если вы действительно хотите помочь мне, дайте возможность исполнить ваши самые заветные желания!

— У нас было единственное желание избавиться от злой Гингемы, пикапу, трикапу! Но твой домик — крак! крак! — раздавил ее, и у нас больше нет желаний!.. — сказал старшина.

— Тогда мне нечего здесь делать. Я пойду искать тех у кого есть желания. Только вот башмаки у меня уж очень старые и рваные — они не выдержат долгого пути. Правда, Тотошка? — обратилась Элли к песику.

— Конечно, не выдержат, — согласился Тотошка. — Но ты не горюй, Элли, я тут неподалеку видел кое-что и помогу тебе!

— Ты?! — удивилась девочка.

— Да, я! — с гордостью ответил Тотошка и исчез за деревьями. Через минуту он вернулся с красивым серебряным башмачком в зубах и торжественно положил его у ног Элли. На башмачке блестела золотая пряжка.

— Откуда ты его взял? — изумилась Элли.

— Сейчас расскажу! — отвечал запыхавшийся песик, скрылся и вернулся с другим башмачком.

— Какая прелесть! — восхищенно сказала Элли и примерила башмачки — они как раз пришлись ей по ноге, точно были на нее сшиты.

— Когда я бегал на разведку, — важно начал Тотошка, — я увидел за деревьями большое черное отверстие в горе…

— Ай-ай-ай! — в ужасе закричали жевуны. — Ведь это вход в пещеру злой волшебницы Гингемы! И ты осмелился туда войти?..

— А что тут страшного? Ведь Гингема-то умерла! — возразил Тотошка.

— Ты, должно быть, тоже волшебник! — со страхом молвил старшина; все другие жевуны согласно закивали головами и бубенчики под шляпами дружно зазвенели.

— Вот там-то, войдя в эту, как вы ее называете, пещеру, я увидел много смешных и странных вещей, но больше всего мне понравились стоящие у входа башмачки. Какие-то большие птицы со страшными желтыми глазами пытались помешать мне взять эти башмачки, но разве Тотошка испугается чего-нибудь, когда он хочет услужить своей Элли?

— Ах ты, мой милый смельчак! — воскликнула Элли и нежно прижала песика к груди. — В этих башмачках я пройду без устали сколько угодно…

— Это очень хорошо, что ты надела башмачки злой Гингемы, — перебил ее старший жевун. — Кажется, в них заключена волшебная сила, потому что Гингема надевала их только в самых важных случаях. Но какая это сила, мы не знаем… И ты все-таки уходишь от нас, милостивая госпожа Элли? — со вздохом спросил старшина. — Тогда мы принесем тебе пищи на дорогу…

Жевуны ушли и Элли осталась одна. Она нашла в домике кусок хлеба и съела его на берегу ручья, запивая прозрачной холодной водой. Затем она стала собираться в далекий путь, а Тотошка бегал под деревом и старался схватить сидящего на нижней ветке крикливого пестрого попугая, который все время дразнил его.

Элли вышла из фургона, заботливо закрыла дверь и написала на ней мелом: «Меня нет дома»!

Тем временем вернулись жевуны. Они натащили столько еды, что Элли хватило бы ее на несколько лет. Здесь были бараны, связанные гуси и утки, корзины с фруктами…

Элли со смехом сказала:

— Ну куда мне столько, друзья мои?

Она положила в корзину немного хлеба и фруктов, попрощалась с жевунами и смело отправилась в дальний путь с веселым Тотошкой.

Неподалеку от домика было перепутье: здесь расходились несколько дорог. Элли выбрала дорогу, вымощенную желтым кирпичом и бодро зашагала по ней. Солнце сияло, птички пели, и маленькая девочка, заброшенная в удивительную чужую страну, чувствовала себя совсем неплохо.

Дорога была огорожена с обеих сторон красивыми голубыми изгородями, за которыми начинались возделанные поля. Кое-где виднелись круглые домики. Крыши их были похожи на остроконечные шляпы жевунов. На крышах сверкали хрустальные шарики. Домики были выкрашены в голубой цвет.

На полях работали маленькие мужчины и женщины, они снимали шляпы и приветливо кланялись Элли. Ведь теперь каждый жевун знал, что девочка в серебряных башмачках освободила их страну от злой волшебницы, опустив свой домик — крак! крак! — прямо ей на голову. Все жевуны, которых встречала Элли на пути, с боязливым удивлением смотрели на Тотошку и слыша его лай, затыкали уши. Когда же веселый песик подбегал к кому-нибудь из жевунов, тот удирал от него во весь дух: в стране Гудвина совсем не было собак.

К вечеру, когда Элли проголодалась и подумывала, где провести ночь, она увидела у дороги большой дом. На лужайке перед домом плясали маленькие мужчины и женщины. Музыканты усердно играли на маленьких скрипках и флейтах. Тут же резвились дети, такие крошечные, что Элли глаза раскрыла от изумления: они походили на кукол. На террасе были расставлены длинные столы с вазами, полными фруктов, орехов, конфет, вкусных пирогов и больших тортов.

Завидев приближающуюся Элли, из толпы танцующих вышел красивый высокий старик (он был на целый палец выше Элли!) и с поклоном сказал:

— Я и мои друзья празднуем сегодня освобождение нашей страны от злой волшебницы. Осмелюсь ли просить могущественную фею убивающего домика принять участие в нашем пире?

— Почему вы думаете, что я фея? — спросила Элли.

— Ты раздавила злую волшебницу Гингему — крак! крак! — как пустую яичную скорлупу; на тебе ее волшебные башмаки; с тобой удивительный зверь, какого мы никогда не видали и по рассказам наших друзей, он тоже одарен волшебной силой…

На это Элли не сумела ничего возразить и пошла за стариком, которого звали Прем Кокус. Ее встретили как королеву, и бубенчики непрестанно звенели, и были бесконечные танцы, и было съедено великое множество пирожных и выпито великое множество прохладительного, и весь вечер прошел так весело и приятно, что Элли вспомнила о папе и маме, только засыпая в постели.

Утром после сытного завтрака, она спросила Кокуса:

— Далеко ли отсюда до Изумрудного города?

— Не знаю, — задумчиво ответил старик. — Я никогда не бывал там. Лучше держаться подальше от великого Гудвина, особенно, если не имеешь к нему важного дела. Да и дорога до Изумрудного города длинная и трудная. Тебе придется переходить через темные леса и переправляться через быстрые глубокие реки.

Элли немного огорчилась, но она знала, что только великий Гудвин вернет ее в Канзас, и поэтому распрощалась с друзьями и снова отправилась в путь по дороге, вымощенной желтым кирпичом.

Элли шла уже несколько часов и устала. Она присела отдохнуть у голубой изгороди, за которой расстилалось поле спелой пшеницы.

Около изгороди стоял длинный шест, на нем торчало соломенное чучело — отгонять птиц. Голова чучела была сделана из мешочка, набитого соломой, с нарисованными на нем глазами и ртом, так что получалось смешное человеческое лицо. Чучело было одето в поношенный голубой кафтан; кое-где из прорех кафтана торчала солома. На голове была старая потертая шляпа, с которой были срезаны бубенчики, на ногах — старые голубые ботфорты, какие носили мужчины в этой стране. Чучело имело забавный и вместе с тем добродушный вид.

Элли внимательно разглядывала смешное разрисованное лицо чучела и удивилась, видя, что оно вдруг подмигнуло ей правим глазом. Она решила, что ей почудилось: ведь чучела никогда не мигают в Канзасе. Но фигура закивала головой с самым дружеским видом.

Элли испугалась, а храбрый Тотошка с лаем набросился на изгородь, за которой был шест с чучелом.

— Добрый день! — сказало чучело немного хриплым голосом.

— Ты умеешь говорить? — удивилась Элли.

— Научился, когда ссорился тут с одной вороной. Как ты поживаешь?

— Спасибо, хорошо! Скажи, нет ли у тебя заветного желания?

— У меня? О, у меня целая куча желаний! — И чучело скороговоркой начало перечислять: — Во-первых, мне нужны серебряные бубенчики на шляпу, во-вторых, мне нужны новые сапоги, в-третьих…

— Хватит, хватит! — перебила Элли. — Какое из них самое заветное?

— Самое-самое? — Чучело немного подумало. — Сними меня отсюда! Очень скучно торчать здесь день и ночь и пугать противных ворон, которые, кстати сказать совсем меня не боятся!

— Разве ты не можешь сойти сам?

— Нет, в меня сзади воткнули кол. Если бы ты вытащила его из меня, я был бы тебе очень благодарен!

Элли наклонила кол и, вцепившись обеими руками в чучело стащила его.

— Чрезвычайно признателен! — пропыхтело чучело, очутившись на земле. — Я чувствую себя прямо новым человеком. Если бы еще получить серебряные бубенчики на шляпу, да новые сапоги!

Чучело заботливо расправило кафтан, стряхнуло с себя соломинки и, шаркнув ножкой по земле, представилось девочке:

— Страшила!

— Что ты говоришь! — не поняла Элли.

— Я говорю: Страшила. Это так меня назвали: ведь я должен пугать ворон. А тебя как зовут?

— Элли.

— Красивое имя! — сказал Страшила.

Элли смотрела на него с удивлением. Она не могла понять, как, чучело, набитое соломой и с нарисованным лицом, ходит и говорит.

Но тут возмутился Тотошка и с негодованием воскликнул:

— А почему ты со мной не здороваешься?

— Ах, виноват, виноват! — извинился Страшила и крепко пожал песику лапу. — Честь имею представиться, Страшила!

— Очень приятно! А я Тото! Но близким друзьям позволительно звать меня Тотошкой!

— Ах, Страшила, как я рада, что исполнила самое заветное твое желание! — сказала Элли.

— Извини, Элли, — сказал Страшила, снова шаркнув ножкой, — но я, оказывается, ошибся. Мое самое заветное желание — получить мозги!

— Мозги!?

— Ну да, мозги. Очень неприятно, когда голова у тебя набита соломой…

— Как же тебе не стыдно обманывать? — с упреком спросила Элли.

— А что значит — обманывать? Меня сделали только вчера и я ничего не знаю…

— Откуда же ты узнал, что у тебя в голове солома, а у людей — мозги?

— Это мне сказала одна ворона, когда я с ней ссорился. Дело, видишь ли, Элли, было так. Сегодня утром поблизости от меня летала большая взъерошенная ворона и не столько клевала пшеницу, сколько выбивала из нее на землю зерна. Потом она нахально уселась на мое плечо и клюнула меня в щеку. «Кагги-карр! — насмешливо прокричала ворона. — Вот так чучело! Толку-то от него ничуть! Какой это чудак-фермер думал, что мы, вороны, будем его бояться?..» Ты понимаешь, Элли, я страшно рассердился и изо всех сил пытался заговорить. И какова была моя радость, когда это мне удалось. Но, понятно, у меня сначала выходило не очень складно. «Пш… пш… пшла… прочь, гадкая! — закричал я. — Нс… нс… Не смей клевать меня! Я прт… шрт… я страшный!» — Я даже сумел ловко сбросить ворону с плеча, схватив ее за крыло рукой. Ворона, впрочем, ничуть не смутилась и принялась нагло клевать колосья прямо передо мной. «Эка, удивил, — сказала она. — Точно я не знаю, что стране Гудвина и чучело сможет заговорить, если сильно захочет! А все равно я тебя не боюсь! С шеста ведь ты не слезешь!» — «Пшш… пшш… пшла! Ах, я несчастный, — чуть не зарыдал я. — И правда, куда я годен? Даже поля от ворон уберечь не могу».

При всем своем нахальстве, эта ворона была, по-видимому, добрая птица, — продолжал Страшила. — Ей стало меня жаль. «А ты не печалься так! — хрипло сказала она мне. — Если бы у тебя были мозги в голове, ты был бы как все люди! Мозги — единственная стоящая вещь у вороны… И у человека!» Вот так-то я и узнал, что у людей бывают мозги, а у меня их нет. Я весело закричал: «эй-гей-гей-го! Да здравствуют мозги! Я себе обязательно их раздобуду!» Но ворона очень капризная птица, и сразу охладила мою радость. «Кагги-карр!… — захохотала она. — Коли нет мозгов, так и не будет! Карр-карр!…» И она улетела, а вскоре пришли вы с Тотошкой, — закончил Страшила свой рассказ. — Вот теперь, Элли, скажи: можешь ты дать мне мозги?

— Нет, что ты! Это может сделать разве только Гудвин в Изумрудном городе. Я как раз сама иду к нему просить, чтобы он вернул меня в Канзас, к папе и маме.

— А где это Изумрудный город и кто такой Гудвин?

— Разве ты не знаешь?

— Нет, — печально ответил Страшила. — Я ничего не знаю. Ты ты же видишь, я набит соломой и у меня совсем нет мозгов.

— Ох, как мне тебя жалко! — вздохнула девочка.

— Спасибо! А если я пойду с тобой в Изумрудный город, Гудвин обязательно даст мне мозги?

— Не знаю. Но если великий Гудвин и не даст тебе мозгов, хуже не будет, чем теперь.

— Это верно, — сказал Страшила. — Видишь ли, — доверчиво продолжал он, — меня нельзя ранить, так как я набит соломой. Ты можешь насквозь проткнуть меня иглой, и мне не будет больно. Но я не хочу, чтобы люди называли меня глупцом, а разве без мозгов чему-нибудь научишься?

— Бедный! — сказала Элли. — Пойдем с нами! Я попрошу Гудвина помочь тебе.

— Спасибо! — ответил Страшила и снова раскланялся.

Право, для чучела, прожившего на свете один только день, он был удивительно вежлив.

Девочка помогла Страшиле сделать первые два шага, и они вместе пошли в Изумрудный город по дороге, вымощенной желтым кирпичом.

Сначала Тотошке не нравился новый спутник. Он бегал вокруг чучела и обнюхивал его, считая, что в соломе внутри кафтана есть мышиное гнездо. Он недружелюбно лаял на Страшилу и делал вид, что хочет его укусить.

— Не бойся Тотошки, — сказала Элли. — Он не укусит тебя.

— Да я и не боюсь! Разве можно укусить солому? Дай я понесу твою корзинку. Мне это нетрудно: я ведь не могу уставать. Скажу тебе по секрету, — прошептал он на ухо девочке своим хрипловатым голосом, — есть только одна вещь на свете, которой я боюсь.

— О! — воскликнула Элли. — Что же это такое? Мышь?

— Нет! Горящая спичка!!!

Через несколько часов дорога стала неровной. Страшила часто спотыкался. Попадались ямы. Тотошка перепрыгивал через них, а Элли обходила кругом. Но Страшила шел прямо, падал и растягивался во всю длину. Он не ушибался. Элли брала его за руку, поднимала, и Страшила шагал дальше, смеясь над своей неловкостью.

Потом Элли подобрала у края дороги толстую ветку и предложила ее Страшиле вместо трости. Тогда дело пошло лучше, и походка Страшилы стала тверже.

Домики попадались все реже, плодовые деревья совсем исчезли. Страна становилась малонаселенной и угрюмой.

Путники уселись у ручейка. Элли достала хлеб и предложила кусочек Страшиле, но он вежливо отказался.

— Я никогда не хочу есть. И это очень удобно для меня.

Элли не настаивала и отдала кусок Тотошке; песик жадно проглотил его и стал на задние лапки, прося еще.

— Расскажи мне о себе, Элли, о своей стране, — попросил Страшила.

Элли долго рассказывала о широкой канзасской степи, где летом все так серо и пыльно и все совершенно не такое, как в этой удивительной стране Гудвина.

Страшила слушал внимательно.

— Я не понимаю, почему ты хочешь вернуться в свой сухой и пыльный Канзас.

— Ты потому не понимаешь, что у тебя нет мозгов, — горячо ответила девочка. — Дома всегда лучше!

Страшила лукаво улыбнулся.

— Солома, которой я набит, выросла на поле, кафтан сделал портной, сапоги сшил сапожник. Где же мой дом? На поле, у портного или у сапожника?

Элли растерялась и не знала что ответить.

Несколько минут она сидела молча.

— Может быть, теперь ты мне расскажешь что-нибудь? — спросила девочка.

Страшила взглянул на нее с упреком:

— Моя жизнь так коротка, что я ничего не знаю. Ведь меня сделали только вчера, и я понятия не имею, что было раньше на свете. К счастью, когда хозяин делал меня, он прежде всего нарисовал мне уши, и я мог слышать, что делается вокруг. У хозяина гостил другой жевун, и первое, что я услышал, были его слова: «А ведь уши-то велики!» — «Ничего! В самый раз!» — ответил хозяин и нарисовал мне правый глаз.

И я с любопытством начал разглядывать все, что делается вокруг, так как — ты понимаешь — ведь я в первый раз смотрел на мир.

«Подходящий глазок» — сказал гость. — Не пожалел голубой краски!"

«Мне кажется, другой вышел немного больше», — сказал хозяин, кончив рисовать мой второй глаз.

Потом он сделал мне из заплатки нос и нарисовал рот, но я не умел еще говорить, потому что не знал, зачем у меня рот. Хозяин надел на меня свой старый костюм и шляпу, с которой ребятишки срезали бубенчики. Я был страшно горд, и мне казалось, что выгляжу, как настоящий человек.

«Этот парень будет чудесно пугать ворон», — сказал фермер.

«Знаешь что? Назови его Страшилой!» — посоветовал гость и хозяин согласился.

Дети фермера весело закричали: «Страшила! Страшила! Пугай ворон!»

Меня отнесли на поле, проткнули шестом и оставили одного. Было скучно висеть, но слезть я не мог. Вчера птицы еще боялись меня, но сегодня уже привыкли. Тут я и познакомился с доброй вороной, которая рассказала мне про мозги. Вот было бы хорошо, если бы Гудвин дал их мне…

— Я думаю, он тебе поможет, — подбодрила его Элли.

— Да, да! Неудобно чувствовать себя глупцом, когда даже вороны смеются над тобой.

— Идем! — сказала Элли, встала и подала Страшиле корзинку.

К вечеру путники вошли в большой лес. Ветви деревьев спускались низко и загораживали дорогу, вымощенную желтым кирпичом. Солнце зашло и стало совсем темно.

— Если увидишь домик, где можно переночевать, скажи мне, — попросила Элли сонным голосом. — Очень неудобно и страшно идти в темноте.

Скоро Страшила остановился.

— Я вижу справа маленькую хижину. Пойдем туда?

— Да, да! — ответила Элли. — Я так устала!..

Они свернули с дороги и скоро дошли до хижины. Элли нашла в углу постель из мха и сухой травы и сейчас же уснула, обняв рукой Тотошку. А Страшила сидел на пороге, оберегая покой обитателей хижины.

Оказалось, что Страшила караулил не напрасно. Ночью какой-то зверь с белыми полосками на спине и на черной свиной мордочке попытался проникнуть в хижину. Скорее всего, его привлек запах съестного из Эллиной корзинки, но Страшиле показалось, что Элли угрожает большая опасность. Он, затаившись, подпустил врага к самой двери (враг этот был молодой барсук, но этого Страшила, конечно не знал). И когда барсучишка уже просунул в дверь свой любопытный нос, принюхиваясь к соблазнительному запаху, Страшила стегнул его прутиком по жирной спине.

Барсучишка взвыл, кинулся в чащу леса, и долго еще слышался из-за деревьев его обиженный визг…

Остаток ночи прошел спокойно: лесные звери поняли, что у хижины есть надежный защитник. А Страшила, который никогда не уставал и никогда не хотел спать, сидел на пороге, пялил глаза в темноту и терпеливо дожидался утра.

Элли проснулась. Страшила сидел на пороге, а Тотошка гонял в лесу белок.

— Надо поискать воды, — сказала девочка.

— Зачем тебе вода?

— Умыться и попить. Сухой кусок не идет в горло.

— Фу, как неудобно быть сделанным из мяса и костей! — задумчиво сказал Страшила. — Вы должны спать, и есть, и пить. Впрочем, у вас есть мозги, а за них можно терпеть всю эту кучу неудобств.

Они нашли ручеек, и Элли с Тотошкой позавтракали. В корзинке оставалось еще немного хлеба. Элли собралась идти обратно в хижину, но тут послышался стон.

— Что это? — спросила она со страхом.

— Понятия не имею, — отвечал Страшила. — Пойдем, посмотрим.

Стон раздался снова. Они стали пробираться сквозь чащу. Скоро они увидели среди деревьев какую-то фигуру. Элли подбежала и остановилась с криком изумления.

У надрубленного дерева с высоко поднятым топором в руках стоял человек, целиком сделанный из железа. Голова его, руки и ноги были прикреплены к железному туловищу на шарнирах; на голове вместо шапки была медная воронка, галстук на шее был железный. Человек стоял неподвижно, с широко раскрытыми глазами.

Тотошка с яростным лаем попытался укусить ногу незнакомца и отскочил с визгом: он чуть не сломал зубы.

— Что за безобразие, ав-ав-ав! — пожаловался он. — Разве можно подставлять порядочной собаке железные ноги?..

— Наверно, это лесное пугало, — догадался Страшила. — Не понимаю только, что оно здесь охраняет?

— Это ты стонал? — спросила Элли.

— Да… — ответил Железный Дровосек. — Уже целый год никто не приходит мне помочь…

— А что нужно сделать? — спросила Элли, растроганная жалобным голосом незнакомца.

— Мои суставы заржавели, и я не могу двигаться. Но, если меня смазать, я буду как новенький. Ты найдешь масленку в моей хижине на полке.

Элли с Тотошкой убежали, а Страшила ходил вокруг Железного Дровосека и с любопытством рассматривал его.

— Скажи, друг, — поинтересовался Страшила. — Год — это очень долго?

— Еще бы! Год — это долго, очень долго! Это целых триста шестьдесят пять дней!..

— Триста… шестьдесят… пять… — повторил Страшила. — А что, это больше чем три?

— Какой ты глупый! — ответил Дровосек. — Ты, видно, совсем не умеешь считать!

— Ошибаешься! — гордо возразил Страшила. — Я очень хорошо умею считать! — И он начал считать, загибая пальцы: — Хозяин сделал меня — раз! Я поссорился с вороной — два! Элли сняла меня с кола — три! А больше со мной ничего не случилось, значит, дальше и считать незачем!

Железный Дровосек так удивился, что даже не смог ничего возразить. В это время Элли принесла масленку.

— Где смазывать? — спросила она.

— Сначала шею, — ответил Железный Дровосек.

И Элли смазала шею, но она так заржавела, что Страшиле долго пришлось поворачивать голову Дровосека направо и налево, пока шея не перестала скрипеть.

— Теперь, пожалуйста руки!

И Элли стала смазывать суставы рук, а Страшила осторожно поднимал и опускал руки Дровосека, пока они стали действительно как новенькие. Тогда Железный Дровосек глубоко вздохнул и бросил топор.

— Ух, как хорошо! — сказал он. — Я поднял вверх топор, прежде чем заржаветь и очень рад, что могу от него избавиться. Ну, а теперь дайте мне масленку, я смажу себе ноги и все будет в порядке.

Смазав ноги так, что он мог свободно двигать ими, Железный Дровосек много раз поблагодарил Элли, потому что он был очень вежливым.

— Я стоял бы здесь до тех пор, пока не обратился бы в железную пыль. Вы спасли мне жизнь! Кто вы такие?

— Я Элли, а это мои друзья…

— Тото!

— Страшила! Я набит соломой!

— Об этом нетрудно догадаться по твоим разговорам, — заметил Железный Дровосек. — Но как вы сюда попали?

— Мы идем в Изумрудный город к великому волшебнику Гудвину и провели в твоей хижине ночь.

— Зачем вы идете к Гудвину?

— Я хочу, чтобы Гудвин вернул меня в Канзас, к папе и маме, — сказала Элли.

— А я хочу попросить у него немножечко мозгов для моей соломенной головы, — сказал Страшила.

— А я иду просто потому, что люблю Элли и потому, что мой долг — защищать ее от врагов! — сказал Тотошка.

Железный Дровосек глубоко задумался.

— Как вы полагаете, великий Гудвин может дать мне сердце?

— Думаю, что может, — отвечала Элли. — Ему это не труднее, чем дать Страшиле мозги.

— Так вот, если вы примете меня в компанию, я пойду с вами в Изумрудный город и попрошу великого Гудвина дать мне сердце. Ведь иметь сердце — самое заветное мое желание!

Элли радостно воскликнула:

— Ах, друзья мои, как я рада! Теперь вас двое, и у вас два заветных желания!

— Пойдем с нами, — добродушно согласился Страшила.

Железный Дровосек попросил Элли доверху наполнить маслом масленку и положить ее на дно корзинки.

— Я могу попасть под дождь и заржаветь, — сказал он. — И без масленки мне придется плохо…

Потом он поднял топор, и они пошли через лес к дороге, вымощенной желтым кирпичом.

Большим счастьем было для Элли и Страшилы найти такого спутника, как Железный Дровосек — сильного и ловкого.

Когда Дровосек заметил, что Страшила опирается на корявую сучковатую дубину, он тотчас срезал с дерева прямую ветку и сделал для товарища удобную и крепкую трость.

Скоро путники пришли к месту, где дорога заросла кустарником и стала непроходимой. Но Железный Дровосек заработал своим огромным топором и быстро расчистил путь.

Элли шла задумавшись и не заметила, как Страшила свалился в яму. Ему пришлось звать друзей на помощь.

— Почему ты не обошел кругом? — спросил Железный Дровосек.

— Не знаю! — чистосердечно ответил Страшила. — Понимаешь, у меня голова набита соломой, и я иду к Гудвину попросить немного мозгов.

— Так! — сказал Дровосек. — Во всяком случае мозги — не самое лучшее на свете.

— Вот еще! — удивился Страшила. — Почему ты так думаешь?

— Раньше у меня были мозги, — пояснил Железный Дровосек. — Но теперь, когда приходится выбирать между мозгами и сердцем, я предпочитаю сердце.

— А почему? — спросил Страшила.

— Послушайте мою историю, и тогда вы поймете.

И, пока они шли, Железный Дровосек рассказывал им свою историю:

— Я дровосек! Став взрослым, я задумал жениться. Я полюбил от всего сердца одну хорошенькую девушку, а я тогда был еще из мяса и костей, как и все люди. Но злая тетка, у которой жила девушка, не хотела расстаться с ней, потому что девушка работала на нее. Тетка пошла к волшебнице Гингеме и пообещала ей набрать целую корзину самых жирных пиявок, если та расстроит свадьбу…

— Злая Гингема убита! — перебил Страшила.

— Кем?

— Элли! Она прилетела на убивающем домике и — крак! крак! — села волшебнице на голову.

— Жаль, что этого не случилось раньше! — вздохнул Железный Дровосек и продолжал: — Гингема заколдовала мой топор, он отскочил от дерева и отрубил мне левую ногу. Я очень опечалился: ведь без ноги я не мог быть дровосеком. Я пошел к кузнецу, и он сделал мне прекрасную железную ногу. Гингема снова заколдовала мой топор, и он отрубил мне правую ногу. Я опять пошел к кузнецу. Девушка любила меня по прежнему и не отказывалась выйти за меня замуж. «Мы много сэкономим на сапогах и брюках!» — говорила она мне. Однако злая волшебница не успокоилась: ведь ей очень хотелось получить целую корзину пиявок. Я потерял руки, и кузнец сделал мне железные. Наконец топор отрубил мне голову, и я подумал, что мне пришел конец. Но об этом узнал кузнец и сделал мне отличную железную голову. Я продолжал работать, и мы с девушкой по-прежнему любили друг друга…

— Тебя, значит, делали по кускам, — глубокомысленно заметил Страшила. — А меня мой хозяин сделал зараз…