-- Уль Владимир и уль Митя, его сын, гости с Земли, инопланетяне, -сказал им Орик, представляя нас с папой.
      С каждым из четверых мы обменялись приветствиями: жест -- руки друг другу на плечи.
      -- А это а,Тул, -- сказал нам Орик, показывая на самого высокого, самого красивого и самого горбоносого политора. -- Он вождь повстанцев. Как видите, он никакого рода, но... вполне может быть высокородным, исходя из той роли, которую он играет в нынешних событиях.
      А, Тул улыбнулся, Орик сказал ему:
      -- Запомни номера (он назвал а,Тулу номера наших коммуникаторов).
      Горгонерр сделал меня их гидом. О вашей позиции он узнал от осведомителей, не знаю уж от кого, и, допускаю, привязал меня к гостям, чтобы ограничить круг моих действий. Связь прежняя, плюс эти два номера. Называйся любым именем: узнаете друг друга по странности текста. Оружие и люди могут прибыть морем или рейсовым через Селим, -- ты и сам знаешь. Все.
      ... Мы шли некоторое время молча, и наверное, и я, и папа думали об одном и том же: так или иначе мы уже хоть и малюсенькой ниточкой, но связаны с повстанцами, и еще: Орик не вождь восставших, но, может быть, их мозг. К тому же он не просто член оппозиции в правительстве как идеолог, политик и человек со своей точкой зрения, он прежде всего -- оппозиционер деловой. Наверняка Горгонерр этого не знал, иначе отвлечь Орика нашим присутствием было бы слабой мерой, а сильной -- тюрьма, и они, тюрьмы, были, позже я узнал об этом. Орик шел, очень тихо напевая что-то непереводимое, почти бормоча, и как будто не придавал особого значения тому, кем, частично, стали мы и тому, какую правду мы узнали о нем. И меня снова поразило такое доверие к нам: он знал нас (да и то ли это слово?) всего полтора дня. Или это была сверхинтуиция? Видимо, мы с папой чувствовали на одной и той же волне, потому что он спросил у Орика об интуитивном общении политоров и объяснил значение этого слова.
      -- Нет, -- сказал Орик. -- Политоры очень хорошо чувствуют состояние другого, не зная его мыслей буквально, и они же, допуская подобные способности в собеседнике, хорошо умеют "закрываться" от него. Но "беседовать" без речи буквально мы не умеем. Это умеют моро, но лишь между собой.
      -- А скажите, Орик, -- спросил я. -- Как понять, что среди повстанцев есть гелл? Добродушный боец... это же...
      -- Верно, -- сказал Орик. -- Но это особый гелл. Чтобы снять подозрения, было сообщено (с показаниями свидетелей), что он погиб, столкнувшись в воздухе с военным космопланом. Во-вторых, у нас есть врач, способный снять с гелла влияние вредного поля. Но он один, и, оказалось, он не способен обучить этому массу врачей, к тому же, когда в курсе дела многие, -- это опасно.
      -- А я-то подумал, что влияние поля ослабевает, если гелл далеко от машины-излучателя. Очень далеко.
      -- Увы -- нет. Тому есть причины.
      -- А лично вы знаете, где находится, хранится эта адова машина? При этом я не спрашиваю -- где именно, -- сказал папа.
      -- Нет, -- Орик вздохнул. -- Это знал каждый глава правительства, сейчас это Горгонерр и пара политоров из его ближайшего окружения. Так же есть преемственность ученых, двух-трех, могущих следить за состоянием машины. Они засекречены.
      Удивительно, Сириус у меня на руках иногда резко сжимался и дрожал. Неужели чувствовал опасных животных?
      -- Орик, -- спросил я. -- А разговор по маленьким коммуникаторам может быть подслушан?
      -- Толково -- почти нет. По видеостереофонам -- да, они стационарны. А тут... перемещения, тьма разговоров в эфире...
      -- Отчего же вы все же осторожничаете?
      -- Слежка в эфире идет. Им трудно "изловить" имена говорящих, если те их скрывают, но они могут выудить саму нужную информацию -- ситуацию, факт. Это опасно.
      ... Я плохо помню, как прошел вечер у моро в доме для гостей. Их еда отличалась от политорской простотой и немногообразием. Мы ели большие и нежные куски мяса какого-то животного и пили настой из трав. Я почти клевал носом. Моро много и тихо пели гортанными, но при этом приятными голосами.
      -- А эта песня, -- сказал мне Орик, -- о том, как юноша моро, спасая свою девушку, голыми руками задушил крупного кольво. Уверен, эта песня посвящается тебе, Митя.
      Я кивнул, и когда кончилась песня, встал и много раз поклонился всем певшим. А они -- мне, Орик не ошибся. После ужина Малигат сказал Орику, что просит его кое-что перевести именно для меня. Орик перевел.
      -- Ты добрый человек и хороший воин, -- сказал Малигат. -- Зайди к Ир-фа. Ир-фа мой Друг, поблагодари его за привет мне и передай ему поклон от меня. Скажи ему также, что пока ты и твой благородный отец не улетели в другую жизнь, пусть он выполнит любое ваше желание. Сейчас мой воин проводит вас, и если вы вернетесь к нам снова, народ моро и я примем вас как лучших гостей. Удачи вам.
      Мы простились с Малигатом и моро и до своих машин долетели на машине моро: когда-то при товарном обмене они за драгоценные камни потребовали машину и топливо каждый раз, когда они окажутся в Тарнфиле, Селиме или других городах. Машина была им просто необходима.
      Уже начало темнеть, когда мы взлетели. На этот раз Оли села к отцу, а Пилли ко мне и папе. Почти сразу же, как мы вышли на нужную высоту, заработал коммуникатор Орика (мы опять летели рядом). Это был а,Тул.
      -- Выполняю просьбу моего быстроногого брата. Он просил передать поклон Латору.
      -- И тебе, -- сказал Орик. -- Понял что-нибудь, Митя?
      -- Быстроногий брат -- это тот гелл.
      -- Верно. Это гелл Алург.
      И тут же опять заработал коммуникатор Орика.
      -- Куда вы пропали, уль Орик? -- Это был голос Горгонерра. -- Я звонил вам тыщу раз. Я беспокоюсь за вас и наших гостей.
      -- Все живы-здоровы, -- сказал Орик. -- Вы же знаете, уль Горгонерр, мы прокатили их к морю. Мой аппарат был в машине.
      -- Можете вы прилететь ко мне, когда доставите гостей?
      -- Пожалуй. Они хотели посмотреть ночной город. А мне неплохо бы залететь в редакцию "Огней Тарнфила".
      -- Что-то случилось?
      -- Мне пока неловко говорить об этом: это касается меня лично.
      -- Но это все же не секрет, если это будет в газете?
      -- Во время охоты уль Митя моим старым лучевым пистолетом спас мою дочь. Крупная криспа напала на нее. Горгонерр долго молчал.
      -- Откуда взялась эта дрянь? -- наконец сказал он. -- Они же только в северных водах... А вы понимаете значение случившегося?!
      -- Я ее отец, -- сухо сказал Орик.
      -- Это мне ясно. Но мальчик станет героем Политории.
      -- Он им и является, -- чуть мягче сказал Орик. -- Это я вам говорю уже не только как отец.
      -- Я понимаю, -- сказал Горгонерр. -- По сути дела, завтра будет большой праздник. Это отлично. Может быть, мальчик выступит перед детьми? Их машина рядом?
      -- Недалеко, но по-моему, он спит, -- сказал Орик.
      -- Хорошо, -- сказал Горгонерр. -- Не станем его будить.
      -- Я буду у вас. Что-нибудь важное? -- спросил Орик.
      -- Достаточно.
      Горгонерр отключился от разговора первым.
      Стал накрапывать дождь. Папа и Орик подняли плексовый верх и включили мощные фары.
      -- Мне грустно от ощущения, что Орик очень одинок, хотя у него и есть чудесная дочь, -- сказал папа Пилли.
      -- Его жена погибла в той же космокатастрофе, что и мои родители, -как сквозь тугую пелену, как сквозь ватный занавес, услышал я голос Пилли, засыпая.
      Горгонерр, конечно, сработал умно: моя встреча с детьми на следующий день была организована с помпой, бездна цветов, фотографов, кино- и телеоператоров... И детишки были всех "сословий", были и геллы. И вся эта толпа вполне помещалась в зале, потому что зал -- в этом и заключался "ход" Горгонерра и шик -- был залом Дома правительства; зал-цирк, на "арене" -стол, за которым сидел сам квистор, папа, Орик и я. Расчет квистора был точным: впервые в истории планеты дети собрались в Дом правительства для встречи с пареньком тринадцати лет. Конечно, этот паренек не то чтобы открыл новую звезду или новый принцип движения в космосе, но был инопланетянином, живущим не поймешь где и оказавшимся здесь впервые с тех пор, как политоры перестали быть птицами. Два момента делали тему прилета инопланетян особой: уж очень они были похожи на политоров, а этот, помладше (не жаба, не осьминог с блестящим мозгом), проявил себя прежде всего как истинный политор: спас политорскую девочку от зубов страшной криспы. Чужое существо (я) сделалось (да еще при похожести) абсолютно своим, близким... Поначалу политорские дети вели себя как нормальные дети, то есть шумели и задавали вопросы все вместе, а уль Горгонерр (думаю, специально), как добрая няня, хлопал ладонью по столу, призывая всех к порядку. И милые детишки осознали наконец, что ими командует не строгий добрый учитель, а добрейший Глава Правительства.
      -- А когда вы улетаете? Зачем вообще? Оставайтесь!
      -- Через семь дней. Жалко, конечно.
      -- Вот ужас-то, так быстро? Нет, правда, зачем?!
      -- Земля нас ждет. Мама ждет!
      -- А нельзя ей сообщить, что вы у нас задержитесь?
      -- Нельзя. Сигналы не доходят -- Земля очень-очень далеко.
      -- А ваша мама двухглазая, как и наши?
      -- Ага. В точности. Очень строгая.
      -- А как это вы не напугались криспы? Это же чудовище!
      -- Не знаю. В тот момент я ничего не боялся. Я просто действовал, как было нужно. Это не храбрость. Так было нужно.
      -- Это ваш папа научил вас такой скромности? Или вы сами?
      -- Нет, -- сказал папа. -- Я ничему его не учил. Митя вел себя по ситуации, как и вы бы себя вели.
      -- Вы бы хотели, чтобы сделали искусственную криспу, все повторили под водой и отсняли на пленку? На память.
      -- Не-а. Если бы просто кино, а так... глупо.
      -- А если мы сделаем вам подарки, куда это все тащить?
      -- А прямо в Дом правительства, -- сказал я весело. Все хохотали, но особенно -- уль Горгонерр. Такой миляга!
      -- Я пошутил, -- сказал я. -- На корабль к улю Карпию.
      -- А какие животные есть на Земле?
      -- Разные. Я думаю, другие, чем у вас, хотя птицы есть и у вас, и у нас. У нас есть слон, тигр, жирафы, змеи...
      -- Непонятно! Непонятно! Ничего не переводится!
      -- Да у вас нет похожих. Улетая, я оставлю слайды, такие цветные прозрачные фотографии. Я снимал их в зоопарке.
      -- Слайды знаем! А вот что это -- зоо-парк?
      -- Это когда звери не на свободе. Или окружены канавами с водой...
      -- Ой, не на свободе. Мне их жалко. (Нам их жалко!)
      -- И мне, -- сказал я. -- Но в зоопарках их изучают и часто сохраняют редкие виды.
      -- А как вы думаете, почему мы так похожи внешне, хотя и не совсем?
      -- Ну не знаю. Чтобы в этом разобраться, нужно, чтобы встретились ученые Политории и Земли!
      -- А когда, где? Это возможно? Как?!
      -- Эту проблему вам и решать, -- сказал уль Горгонерр. -- Вы -- наше будущее.
      -- А летучие мыши -- это как геллы?
      -- Нет, -- резко сказал я и почему-то встал. -- Летучие мыши, это маленькие такие... ну, мышки, с зубками, но у них есть крылышки, вроде птичьих. А геллы -- это очень разумные и очень красивые политоры. Это огромная разница! (Краем глаза я заметил, что Горгонерр одобрительно кивнул).
      -- В газетах сказано, что у вас больше нет войн, что у вас было такое оружие на Земле, что все бы погибли, вся Земля. И вы тогда это оружие уничтожили. Это правда?
      -- Да. Это правда. Осталось только мощное оружие защиты, оно принадлежит не одной стране, а специальному Всемирному, ну, Всеземному, комитету.
      -- А зачем оружие, если никто не воюет?
      -- Но одна планета может напасть на другую.
      -- Например, Земля на Политорию?!
      -- Нет, этого не будет никогда!
      -- Вот здорово! И мы на вас никогда не нападем! Вы спасли нашу девочку от криспы, зачем нам нападать на вас?
      -- Но есть же и другие планеты с разумными существами. Говорят, что давным-давно, -- продолжал я, -- какие-то разумные и добрые существа спасли моро от катастрофы и перевезли их на Политорию. Но могут быть разумные и злые существа.
      -- А моро очень темнокожие и воинственные. Вы их видели?
      -- Это ничего не значит, они вовсе не хуже вас и нас. Воинственные? Это потому что они охотятся, но ведь на вас они не нападают? Нет, я не видел моро, но очень надеюсь...
      -- Не нападали. У них и оружия нет такого, как у нас.
      -- Если бы им пришлось защищаться, -- сказал я, -- им бы хватило и копий с ножами.
      -- Они бы все погибли. Копья и ножи -- не оружие.
      -- Возможно. Но они бы сражались.
      -- А если бы у вас в руках был под водой только нож, а не старый лучевой пистолет, вы бы тоже бросились на криспу? Наступила полная тишина...
      -- Не знаю точно... Конечно, я бы очень боялся, но, я думаю, я бы бросился на криспу с ножом, -- сказал я.
      -- Почему? Это же бессмысленно! Верная гибель!
      -- Не знаю... но так бы надо было поступить.
      -- А почему?
      -- Ну, не знаю. Если бы я этого не сделал и остался жить, я бы никогда не простил себе этого. Так мне кажется.
      -- Вы бы хотели, чтобы политоры сделали вашу фигуру из камня или металла?
      -- Нет, -- сказал я. (Горгонерр улыбнулся.)
      -- А вы учитесь? Хорошо? И где?
      -- Нормально учусь. Но в специальном технициуме. Через четыре года меня будут считать ученым.
      -- Вот это да! А что вы будете делать?
      -- Конструирование космических кораблей.
      -- А сейчас они у вас хорошие, быстрые?
      -- Да, но хуже ваших. Мы летели, правда, на маленьком космолете, но и на большом мы не смогли бы долететь сами.
      -- А почему? Высокие нагрузки для конструкции?
      -- Нет. Мы так далеко от вас, что нашего топлива просто не хватило бы до Политории, нужное количество просто не поместилось на корабле. Нас к вам любезно доставил уль Карпий, приняв к себе на борт.
      -- Неужели мы больше не увидимся?!
      -- Ну, почему? Когда мы доберемся до Земли, мы пошлем в космос другой корабль и оставим в космосе межпланетную станцию, через которую будем общаться и дальше.
      -- Ура! Ура! Ой, надо же!
      -- Так что ждите наших сигналов. А через эту станцию мы можем обдумать и нашу новую встречу в будущем.
      -- Здорово! А вам нравится девочка Оли, которую вы спасли?
      -- Нравится. Она очень красивая!.. Вообще, все политоры и геллы очень красивые.
      -- Вы сказали: политоры и геллы. Геллы -- тоже политоры.
      -- Но они умеют летать, они особый вид политоров.
      -- А у вас-то есть на Земле криспы? Вернее, в воде.
      -- Есть. Но я их никогда не видел. Только в кино.
      -- И все равно не испугались?
      -- Да, испугался я. Все вышло как-то само.
      -- А когда вы закончите ваш технициум, вы сразу женитесь?
      -- Ну как это сразу вот так?! Не думаю.
      -- А почему?
      -- Я женюсь на девочке, если сильно ее полюблю.
      -- А если она очень-очень богатая?
      -- Но ведь не полюблю же я ее из-за богатства, верно?
      -- А у нас по-всякому бывает. Сколько угодно.
      -- И у нас тоже, -- сказал я.
      -- Значит, вы очень хороший?
      -- Со стороны виднее. Не думаю. Я, например, обжора, и однажды съел десять пирожных -- это такие сладкие длинные и круглые штучки. Чуть не умер!
      Чтобы специально услышать детский политорский хохот, я на пару секунд оторвал от себя присоску плеера.
      -- А еще ваш папа может вам запретить жениться так быстро, да? И мама.
      -- Запросто, -- сказал я. -- Папа у меня строгий, отшлепает по попе -и все дела. -- И я показал, как это выглядит. Опять хохот, и среди него:
      -- А нас родители не бьют. Когда наказывают, запирают на целый день в комнату, совершенно темную. (Горгонерр напрягся.)
      Разумеется, вопросов и ответов было куда больше. О Сириусе -- тоже. Одна девчушка-гелла никак не могла понять, что такое "корова" и как можно с ней управляться. Никто не мог понять, зачем корову доить руками или даже механическим способом, что она, дура, что ли, что не может отдать молоко сама. Кое-как я понял, что в лесах Политории водится нечто вроде коровы, да еще с длинным острым рогом над носом. "Буйвол" этот свиреп и опасен, и окажись он под водой, то еще неясно, кто бы кого победил: криспа этого хурпу или хурпу ее.
      Я ничего уже не слышал, кроме шума в зале, и тут же мне в голову буквально ввинтилась некая мысль о Латоре и об Ир-фа...
      4
      Думая, что я плохо слышу с балкона, Пилли сказала:
      -- Не знаю, как совпадают наши виды генетически, и если бы вы не были полны (в этом я уверена) любви к Митиной маме, я бы согласилась стать вашей женой, уль Владимир. Что-то в вас, землянах, есть... такое...
      -- Вы чудо, Пилли, -- смущенно сказал папа. -- Так приятно слышать ваш голос.
      -- Не мой, а ваш, человеческий, -- сказала ядовитая Пилли.
      -- Я бы полюбил и выучил и ваше чириканье, но у меня ощущение, что вы все равно должны стать женой Орика...
      -- Но, -- сказала Пилли, -- вы сместили акцент в моей мысли...
      -- Простите, -- сказал папа. -- Тема сильнее логики. Меняем ее. Они замолчали, а тут и я появился. А через час -- и Орик.
      -- То, что я узнал от Горгонерра, я расскажу по дороге, -- сказал он. -- Пошли смотреть подземный Тарнфил.
      ... Лестницы в подземный Тарнфил были каменными и широкими, когда лестница скрывалась под землей, она вскоре переходила в широкую, достаточно длинную, а потому не с очень большим углом наклона ленту-эскалатор, чуть приподнятую относительно краев тоннеля, те же дополнительно были специально заглублены: дождь стекал по ступенькам лестницы, а после, искусственным барьерчиком разделяясь на два крайних рукава тоннеля, вода текла по каналам "вниз"; сама "проезжая часть" была наклонена, и вода протекала весь город до центра, до слива вниз, смывая таким образом грязь с "проезжей части", а грязь с тротуаров "сметалась" в канальчики воздушным потоком, идущим из узких щелей в фундаментах домов. Сами дома, разумеется, стояли прямо, не наклонно, их фундаменты к центру постепенно становились все выше и выше. Дома были высокими, пятиэтажными, с большими окнами, сейчас, ночью, кое-где горевшими. Другие дома были гораздо ниже и все ярко и цветасто освещены -магазины. Над домами было "небо" -- огромное поле искусственного дневного света; сейчас, конечно, горели лишь отдельные секции и был полумрак, основной свет, как и во всяком ночном городе, шел от реклам и магазинов.
      Это был удивительный и страшный город. Днем -- ярко освещенный город без солнца. Смесь роскоши и убожества. Я сказал (а Орик подтвердил), что это город для безродных и геллов. Платили им гроши, но город выглядел шикарным: этакая пыль в глаза себе самим. Я представил себе выходящего из дома гелла, который тут же мог взлететь в небо, мог -- но не мог. Мы прогуливались молча, пока Пилли наконец не сказала: "Ну же!", и Орик тихо заговорил.
      -- Квистор вызвал меня одного, как наименее посвященного в ситуацию. Теперь известно, что повстанцев больше впятеро, чем думал квистор, и это число увеличивается. "Орик, вы знаете, кто такой а,Тул?" -- спросил он у меня.
      -- Нет, -- сказал я.
      -- Это их руководитель. Рабочий с завода космического топлива. Он звонил мне сам, еще раз подтвердил их условия и добавил, что они ждут, но не назначают нам день нашего ответа; они, видите ли, выберут его сами и начнут действия внезапно. Вы представляете, Орик, как это неудобно?
      -- Странно, -- сказал я ему. -- Допустим, мы примем их условия, заверим их в повышении зарплаты, что дальше?
      -- Они вернутся к своим обязанностям.
      -- А мы их арестуем? -- Я играл, как мог.
      -- Вы наивный политор из древнего рода, политикан-оппозиционер с идеями, но не более того. Всех мы не арестуем. Арестуем, скажем, сотую часть, а остальные тут же бросят работу, и тогда войны не миновать.
      -- Да, -- сказал я ему серьезно, -- как-то я не подумал. Вы, квистор, смотрите вернее и дальше меня.
      -- Я держу войска наготове, но мне известно, что одна из подлодок перешла на сторону повстанцев. Это как раз та подлодка, которая способна снимать наличие своего поля и для других подлодок неуловима.
      -- Это плохо, -- сказал я серьезно. -- Очень плохо!
      -- В Калихаре обнаружен открытый настежь и пустой склад оружия: охранники ушли к повстанцам.
      -- Еще не легче, -- сказал я.
      -- Нам известно, где находятся повстанцы. Среди них есть трое наших. Не из моего аппарата, конечно. Они держат нас в курсе дела. Но этот а,Тул -- не дурак. У них три коммуникатора -- и все принадлежат не нашим осведомителям. Иногда кто-нибудь из них добирается до Селима (под видом охоты, например) и звонит сюда по автоматике.
      -- Уль Горгонерр, -- сказал я ему с самым серьезным видом. -- А чего, собственно, жить в напряжении? Место их сборища нам известно, -- одна серьезная бомба и...
      -- Ах, уль Орик! -- сказал он. -- Горячая голова и мечтатель. Не сердитесь, вы отличный спец в кулачном бою, в метании копья, в экономике и технологии и в общих идеях, но в делах... Одна серьезная бомба -- и мы заражаем Политорию в приличном радиусе. И гарантия, что вместо погибших в ответ на такую диверсию подымутся политоры количеством вдесятеро больше.
      -- Я был неправ, -- как-то понуро сказал я квистору.
      -- То-то же. Вот умели бы вы так же соглашаться, когда в правительстве идут дебаты, цены бы вам не было.
      -- Только тогда неясно, почему вы меня вызвали срочно.
      -- Вы член правительства и должны быть в курсе дела. Надеюсь, вы не сердитесь, что вам не известны имена наших людей в среде повстанцев?
      -- Что вы, квистор, -- сказал я. -- Возможны случайности, накладки, оговорки. Чем уже круг посвященных, тем лучше.
      -- Тут вы умница, -- сказал он, улыбаясь, и мы простились.
      -- Орик, -- сказал я, -- мне нужен номер а,Тула, я... я буду предельно осторожен. И мне надо сейчас повидать Латора.
      -- Об а,Туле ненадолго забудь, -- сказал Орик.
      -- Латор предупредил, что его дом мне следует спрашивать только у гелла, я вижу впереди одного...
      -- Что же, верно, -- сказал Орик. -- Мы сворачиваем налево и идем по большому квадрату, это минут десять. Хватит?
      Дальше я пошел один и скоро поравнялся с геллом. Я остановился, он -тоже.
      -- Долгой жизни, -- сказал я.
      -- Долгой жизни, -- ответил он мягко и как-то удивленно.
      -- Гелл Латор, -- продолжал я... -- Мне он нужен.
      Он, улыбаясь, глядел на меня, немного склонив голову набок. Потом положил мне руку на плечо и, увидев, что я стесняюсь, сам положил мою руку на плечо себе.
      -- Спасибо, мальчик, что ты спас девочку-политорку и дочь уля Ори-ка, -- сказал он. -- Пойдем, я покажу дом Латора.
      Ему пришлось вернуться немного назад, и наконец он указал мне дверь парадной:
      -- Верхний этаж, правая сторона.
      -- Спасибо и извините меня, -- сказал я. -- Извините.
      На лифте я поднялся наверх, на правой двери стояло: "Латор, гелл". Я растерялся, потому что никакого видимого звонка не было. В нерешительности я взялся за ручку двери, раздался звук нежной флейты, тут же дверь распахнулась -- передо мной, улыбаясь, стоял Латор.
      -- Это очень поздно, Латор? -- спросил я.
      -- О, уль Митя! -- сказал он, обняв меня за плечи, и ввел в квартиру. Я ощутил, какая она маленькая. -- Прости, я приму тебя на кухне, жена Лата спит и дочка Мики -- тоже. Мики слегка ударилась и ушибла крыло, играя в пятнашки над нашим домом.
      Какой-то ком подкатил у меня к горлу, когда я представил себе маленькую птицу-девочку Мики, летающую над крышей дома под искусственным небом, а точнее -- под полом, под землей.
      -- Уль Латор, -- сказал я тихо, садясь в маленькой кухоньке. -- Вам поклон от уля Орика, Пилли, моего папы и -- уля Алурга.
      -- Ты был там? -- спросил он. -- Как Алург?
      -- Да, -- сказал я, -- удалось побывать. Алург в порядке.
      -- Спасибо, -- сказал Латор. -- Я внимательно слушаю тебя.
      -- Латор, где вы работаете? -- спросил я. -- Если не секрет.
      -- В Селиме, на заводе, -- сказал он. -- Маленьком.
      -- Вы были когда-нибудь на Тилле первой или второй?
      -- Приходилось. Я работал там. Нас, чернорабочих, иногда перебрасывают с места на место.
      -- Скажите, -- спросил я, волнуясь. -- А буквально на днях вас не пошлют туда?
      -- Нет, -- сказал он. -- Но через два дня полет туда состоится, некоторые, самые бедные политоры, согласились. И летят геллы. Один мой приятель-гелл сможет заболеть, и я заменю его, если тебе это надо: в Селиме работа менее срочная.
      -- Да, мне это очень-очень нужно, Латор, -- сказал я. -- У вас есть большая сумка, вот такая! -- показал я.
      -- Найдется. Сумку, мешок -- найдем.
      -- А это не будет странным, что вы с такой сумкой?
      -- Нет, не будет. На Тиллах есть в лесу целебный корень, его настой хорошо восстанавливает мышцы крыльев и рук...
      -- А время отдыха на Тилле вам дают?
      -- Да. Мы едим и собираем корни.
      -- Я бы полетел с вами... Но... сами понимаете.
      -- Я все сделаю, уль Митя, -- сказал Латор. -- Не волнуйтесь.
      -- Послезавтра я зайду к вам вечером, можно? -- спросил я.
      -- Конечно. Если вдруг меня не будет, все коротко передай Лате. Ближе к ночи я прилечу к тебе. Криспы не такие уж умные, верно?
      -- Я не разобрался, -- сказал я. -- Не успел.
      Улыбнувшись друг другу, мы простились. На секунду я остановился и спросил:
      -- В Селиме есть городские коммуникаторы, телефоны?
      -- Да, несколько. Городок маленький.
      -- Вы не замечали, часто ли звонят по нему политоры?
      -- Редко. Я ни разу не видел.
      -- Если увидите, и не раз, одного политора, сообщите Алургу его вид.
      -- Понял, -- сказал он.
      ... На улице я почти столкнулся с Ориком, папой и Пилли. Быстро мы дошли до лестницы наверх, поднялись, сели в машину, Орик взлетел, рванулся еще выше и погнал ее на предельной скорости куда-то вбок, город быстро исчез. Орик нажал кнопку коммуникатора, и я сел к нему поближе.
      -- Слушаю.
      -- Долгой жизни, -- сказал Орик. -- Три политора из ваших, любой, могут добрести, охотясь, до соседнего селения. У них нет коммуникатора, и они звонят родным в Тарнфил по автоматике. Хотел бы я увидеть их лица...
      Секунду. -- Орик кивнул мне, и я шепотом сообщил ему свою просьбу. Он хлопнул меня по плечу и снова заговорил: -- У меня заболел довольно бедный друг, нельзя ли ему устроить немного бесплатной корабельной кормежки?
      -- Думаю, да, вполне. На сколько дней пищи ему надо?
      -- Сообщу позже. Долгой жизни. -- Орик отключил аппарат.
      -- Латор, -- сказал я Орику, -- бывает часто в Селиме. Я передал ему, что в автоматах связи могут быть подозрительные типы, их надо запомнить. Орик обнял меня.
      -- Он политор какой-то, -- смеясь, сказала Пилли. -- Вроде маленький мальчик, а сам...
      -- Орик, -- сказал папа. -- Митя точно себя ведет или это может стать помехой?
      -- Сверхточно! Вы что, плохо знаете своего сына?
      -- В этой области -- вовсе не знаю.
      -- Странно, -- сказал Орик. -- Это всего лишь навсего область ума и доброты. Сколько топлива и какого тебе надо? -- спросил Орик.
      -- Я должен узнать все завтра или послезавтра.
      -- Узнаешь и сообщишь мне. Остальное мы наладим быстро.
      -- Пилли, -- сказал я, -- в вашей лаборатории есть компьютер -- я мог бы посчитать у вас?
      -- Надо подумать, -- смеясь, сказала Пилли. -- Ты можешь его сломать.
      -- Вы будете рядом, -- сказал я. -- Я без вас не обойдусь!
      -- О, какая честь! Договорились.
      -- Что-то вырисовывается у тебя? -- спросил папа. -- Да?!
      -- Я очень надеюсь. Простите, Пилли и Орик, что я ничего не говорю вам, просто боюсь сглазить пару неясных обстоятельств. Но я произнесу саму формулу: Ир-фа -- Пилли -- а,Тул -- Ир-фа -- Латор -- Тилла первая или вторая. Все.
      -- Он у вас гений, что ли? -- спросил Орик у папы. -- Хотя я ничего не понял.
      -- Да что-то вроде этого, -- смеясь, сказал папа.
      -- Чаю -- и по домам, спать, -- строго сказала Пилли.
      -- Можно и у нас, -- сказал папа и добавил Пилли: -- И я заварю чай по-своему. Без аппаратуры.
      -- Отлично, -- сказала Пилли. -- Мне эта цивилизация надоела до чертиков. Душой я -- с моро.
      5
      Я думал о том, как, черт побери, сталкиваются иногда интересы людей, желающих при этом друг другу добра. Мне становилось как-то не по себе, даже страшновато. Начни а,Тул военную операцию сегодня или завтра, и все наши надежды полетят в тартарары. Они, такие понятные политорам, отодвинулись бы на задний план, потому что (о чем речь) политорам Политория была дороже.
      Мы завтракали, раздался звонок коммуникатора видеосвязи, и тут же мы увидели лицо Горгонерра. Тысяча извинений, миллион пожеланий, и сразу же он изложил просьбу к папе -- встретиться с учеными-энергетиками; встреча, разумеется, закрытая.
      -- В кои-то веки встреча двух высоких цивилизаций! -- высокопарно сказал он. -- Отнюдь не исключено при углубленной беседе, что окажется, что те ресурсы, которыми бедна Земля, имеются в достатке у нас, и наоборот -то, чего полно на Земле...
      -- Хорошо, -- сказал папа. -- Но я узкий специалист.
      -- Да, но ведь высокого класса?! -- сказал Горгонерр.
      -- Ну-у... -- сказал папа.
      Когда эта чудо-беседа кончилась, Пилли сказала:
      -- Чует мое сердце, квистор хочет больше узнать о ваших ресурсах, чем...
      -- Ай да Пилли -- патриотка! -- сказал папа.
      -- Да ну вас! Я же объяснила, как может выглядеть дружеский прилет в район Земли двух десятков политорских кораблей.
      -- Кстати. Власти используют рабский труд, за который платят гроши. Капитал огромен, но идет не на усовершенствование условий труда, а на суперулучшения и без того супервысоких достижений. Почему? Если я прав.
      -- Да, вы правы. Да потому, что наше замкнутое общество издавна и очень-очень долго было чисто рабовладельческим. Я бы даже сказала так: когда со временем наша наука резко пошла в гору, нас от чистого рабовладения отделяло минимальное историческое время.