-- Я рад, -- сказал Горгонерр. -- Я уже звонил вам.
      -- Простите, я был в ванной, а сын возился с машиной. Мы так перенасыщены, что вряд ли сегодня выберемся в город, хотя...
      -- Ходите, гуляйте, вы абсолютно свободны, разве что без Орика вас будут окружать толпы. Кстати, как насчет встречи с нашими учеными завтра.
      -- Можно ли это обсудить утром? Мы надеемся хорошо выспаться.
      -- О, как вам будет угодно. Когда вам позвонить?
      -- В девять вас устроит?
      -- Вполне. Отдыхайте. Долгой жизни!
      Латор влетел в комнату, не буквально, конечно, просто вошел легко и быстро.
      -- Латор, -- сказал папа. -- Все это уму непостижимо, понятно -- как сказка, не более. Как же так получилось, например, что нелетающие политоры имеют сзади глаз, третий, а вы -- нет?
      -- Есть гипотеза, что мы, геллы, много летая, все время подставляли глаз солнцу, естественно, жмурились, закрывали его, и он постепенно утратил свои функции... исчез, отпал.
      -- Вы ученый, Латор? -- спросил папа. Латор долго и весело хохотал.
      -- Сейчас вы узнаете, кто я и кто мы. Да-а, вы меня рассмешили! Сказать, что я ученый, это то же самое, что сказать, что у политорок нет сзади глаза потому, что они тысячелетиями обожали загорать и он "отпал" у них, как у нас. Кстати, то, что у них нет глаза, -- загадка для наших медиков.
      Откуда-то возник зевающий Сириус.
      -- О, кольво, -- сказал Латор. -- Вы не боитесь их? Геллы не боятся, мы их быстрее.
      -- Это наш кольво, -- сказал папа, -- с Земли. Даже не спросив, ядовит ли он, Латор продолжал:
      -- Мы, геллы, ушли от вражды и жили далеко, в тех же почти местах, где и моро. Вы о них уже слышали? Моро, говорят ученые, произошли от каких-то... обезьян, существ, которых мы и не видели никогда, на Политории их не было и нет. Ученые считают, что моро завезли сюда на кораблях очень давно какие-то разумные существа, потому что там, где жили моро, после дождевой бури вода стала отравленной, и они начали умирать. Мы с моро жили, в общем, мирно, но как-то отдельно, хотя узнали и сейчас знаем их язык. По причинам нам неизвестным, мы, геллы, развивались медленнее, чем нелетающие политоры. Более того, они очень существенно нас обогнали, и тогда пришло горе. И может быть, это двойное горе, потому что мы его не чувствуем, только понимаем. Политоры (это случилось века два назад) сделали из нас не политоров, а только геллов. Они проводили кое-какие опыты, пробовали их на себе -безрезультатно, тогда украли гелла, и оказалось, что геллы поддаются воздействию их аппаратуры. Они изменили наш характер, сделав нас только мягкими, только добрыми, послушными, работящими... Существует тщательно охраняемая машина, постоянно излучающая какое-то определенное психическое поле, которое и делает нас такими. Поразительно, что не возникает никакого желания найти эту машину, сломать... Я не знаю, что еще... освободиться. Мы добродушны -- и все тут. Мы не воинственны и не можем никуда улететь, мы же не можем летать без воздуха.
      -- А для чего это было нужно? -- спросил папа. -- Дико.
      -- Если у вас самих на Земле высокая цивилизация, вы знаете, что все равно есть грязная работа, черная, неинтересная. Для этого у политоров есть геллы. Тяжелая работа в рудниках, шахтах, вырубка лесов, иногда они нас возят на две соседние планеты...
      -- Что это за планеты? -- спросил папа.
      -- Там живут разумные, но неразвитые существа, и там много нужных руд, металла, топлива, редкого дерева. Политоры практически обирают их, обкрадывают, те-то, хозяева планет, какие-то вялые, слабые, работают лениво. Их и хлыстом не заставишь работать как следует -- они лучше умрут.
      -- Но если политоры так жестоки -- почему они их не уничтожили?
      -- Невыгодно. Там несколько иные космические условия, поисковые машины политоров плохо отыскивают залежи на глубине, а те, хозяева планет, как носом чуют, где что зарыто. Не убивать их -- экономичнее, не строить же новую аппаратуру. Политория невелика и беднеет, кое-какие виды энергии они создали чисто техническим путем, но не все, а с металлами вообще туговато...
      -- Латор, а как вы живете, где? -- спросил папа.
      -- В подземном Тарнфиле...
      -- Птицы -- и под землей?! -- воскликнул я.
      -- Иногда мы, когда тепло, делаем гнезда на деревьях, за городом. По утрам нас будит гудок, и мы летим на работу.
      -- А деньги?
      -- Ну, платят нам мало. Едва хватает. Рассказывают, что лет сто назад один гелл случайно получил сотрясение головы, и это психическое поле перестало на него действовать. И он взбунтовался, один. Его объявили сумасшедшим, ловили, он искал эту машину один, и они его убили.
      -- Не понимаю, ведь не все политоры такие!
      -- Конечно нет, борьба существует -- только это я и могу сказать. Многие политоры хотели бы изменить такое положение и ради себя, и ради нас, и их немало таких, но...
      -- Горгонерр и его окружение? -- прямо спросил папа.
      -- Да. Он. И все его предшественники много веков подряд. Их разведка, их армия...
      -- Вы женаты?
      -- Да, -- Латор улыбнулся. -- Мою жену зовут Лата. И дочка Мики. О, если бы видели, как изумительно она летает! Мне показалось -- я сейчас зареву.
      -- А были войны на Политории? -- спросил папа.
      -- Да, четыре и очень давно. И все, конечно, выигрывало правительство. А у вас?
      -- Две. Потом Земля отказалась от войн навсегда. -- А с другими планетами вы воевали?
      -- Латор, -- папа засмеялся. -- Ваша планета первая, где появились люди, мы. Люди на Земле никогда даже не сталкивались с иной цивилизацией, а сейчас не знают, что мы здесь, и может быть, мы никогда не вернемся, и я никогда не увижу свою жену, а Митя -- маму. И никто никогда не узнает, куда мы исчезли.
      -- О, -- сказал Латор. -- Так нельзя. Тем более если я правильно догадываюсь. Земля не хотела бы воевать.
      -- Да, не хотела бы.
      -- Но... почему вы можете не вернуться... домой?
      -- Мне кажется -- это Горгонерр. Из-за него.
      -- Понятно. Хотя Карпий привез вас в гости.
      -- Нет, нас он захватил. Скорее всего, мы просто пленники.
      -- Но почему?
      -- Я сам ломаю голову -- почему, а вернее, как избежать плена. Знаете, поговорим об этом после -- голова пухнет.
      -- Вы не против увидеться со мной еще раз?!
      -- Конечно! И с вами, и с вашей семьей, -- но как?
      -- Если только вы зайдете ко мне тайком. Спросите, где живет Латор. Спрашивайте тихо и только у геллов.
      -- Пора прощаться, -- папа вздохнул. -- Извините меня: должны появиться Пилли и Орик.
      -- О, Орик, -- сказал Латор. -- Это достойный политор. Ну, я полетел! -- Он опять очень легко поднялся, и мы проводили его на лифте наверх. При всем моем знании способностей Латора, я с ужасом ждал, как он прыгнет с этой дикой высоты. Мы стояли высоко над землей на темном балконе, мы видели только силуэт Латора.
      -- Долгой жизни! -- сказал он, садясь на край высоких перил, и чуть тише добавил: -- Передайте поклон Орику. -- И тут же скользнул в полутьму, но не вниз, а вперед и вверх, как бы скользнул в небо. Несколько мощных взмахов крыльев -- и его не стало.
      Папа обнял меня за плечи.
      -- Это сон, Митяй, да? -- сказал он.
      -- Сон, -- сказал я. -- Это не сон, пап. Если бы это был сон.
      13
      -- Ей сорок лет, -- сказал я папе.
      -- Кому? Пилли?! Этой... этой девушке -- сорок?
      -- Да, они живут до двухсот, -- сказал я. -- Как боги.
      Тут-то она и позвонила, причем сигнал шел сразу на три аппарата: на основной, домашний, и два маленьких коммуникатора, которые оставил нам Орик.
      -- Говорит уль Дмитрий, -- важно сказал я.
      -- Это Пилли. Митя! Удобно мне подняться к вам?
      -- Пулей! -- сказал я. -- В темпе.
      -- Что?
      -- Как можно быстрее. Мы ждем вас.
      Через минуту она была с нами. В другом уже платье, не цветастом в обтяжку, а более скромном, однотонном, с рукавами, как крылья у геллов. Боже, какая у нее была улыбка! Это еще нужно было себя уговаривать, что она -- физик.
      -- Я поняла, почему должна подняться мигом, -- сказала она. -- Вы, конечно, голодны?
      Папа пошел на провокацию:
      -- Как бедные моро, Пилли.
      -- Да, как бедные моро.
      -- А почему они голодны?
      -- Все зависит от того, хороша ли охота. А она несколько ограничена правительством. Простите. Ужин! -- Она исчезла и быстро вернулась. -- Не умирайте!
      -- Ваши рукава, как крылья у геллов, -- сказал я.
      Она внимательно посмотрела на меня, изучающе:
      -- Вы были в городе? В подземном Тарнфиле? А?
      -- Да нет, -- сказал папа. -- Просто мы сели в нашу машину и покатались над Тарнфилом. Ну и покалякали с геллами.
      -- Я вам не верю, -- ехидно, но очень мило произнесла Пилли.
      -- И правильно делаете, -- сказал папа.
      -- Вот уж не думала, что земляне такие врунишки, -- сказала Пилли. -Как вам геллы? Или гелл? Или гелла?
      -- Как? -- сказал папа. -- Это просто в голове не укладывается -- вот как. На Земле этого нет. Мы с такой же завистью смотрим на птиц на Земле, как вы, бескрылые политоры, -- на геллов. Теперь-то я понимаю, почему вы отказались от колесного транспорта, а все летаете, хоть и в метре от земли: глядите, мол, геллы, мы тоже не лыком шиты. Летаем!
      -- Не ехидничайте, -- сказала Пилли.
      -- Здесь, знаете ли, не до ехидства, -- сказал папа, глядя на Пилли, и она сразу же очень серьезно поглядела на него.
      -- Да, вы правы, -- сказала она. -- Но их судьба вроде в надежных руках, и те, кому хотелось бы до этих рук дотянуться...
      -- И ударить по ним... -- сказал папа, -- и освободить...
      -- Вряд ли сумеют дотянуться, -- продолжила Пилли грустно, поняв, что каким-то образом мы уже успели узнать о наличии поля для геллов.
      -- Вероятно, и планирование, как политорское увлечение, -- тоже вид неполноценности, желание не отстать от геллов.
      -- Возможно, -- сказала Пилли. -- Хотя это приятно само по себе. У меня высший разряд -- я знаю, что говорю.
      -- Геллы умны, -- сказал папа. -- Я уверен, не стань они геллами-изгоями, а политорами-геллами, они бы благородно "не ощущали" своего превосходства.
      -- Ну да. А политоры еще больше страдали бы комплексами.
      -- Похоже, -- сказал папа.
      -- К вашему сведению, -- снова мило ехидничая, сказала Пилли, -- очень многие политоры с радостью смирились бы с этой разницей и даже...
      -- Понимаю, -- сказал папа. -- Но на них есть Горгонерр.
      -- Не мучайте меня, -- сказала Пилли, устало опуская ресницы. -- Это тяжелая тема. У полноценного разума отняли больше половины эмоций.
      -- Вам нравятся моро? -- спросил папа.
      -- Нравятся. И очень. Очень.
      -- Кстати, земляне и моро ближе друг другу: наш предок -- обезьяна, а вы, Пилли, -- птица, хоть и не гелла.
      -- Ах, вы об этом, -- Пилли улыбнулась. -- Да какое это имеет значение, если я -- птица и вы -- некая обезьяна легко общаемся с помощью этой вот штучки. Да и обезьян мы не видели, только слово слышали.
      -- Но моро кажутся вам чем-то бесконечно от вас далеким, ведь речь идет о развитии, а не о происхождении.
      -- Кое-кому плевать на развитие. Я одна из тех, кто может общаться с моро, не боясь их. Даже немного на их языке.
      -- А как относятся к этому ваши родители? -- спросил папа.
      -- Они погибли в космокатастрофе.
      -- Простите, -- сказал папа.
      -- Важнее, как может отнестись к этому Горгонерр, Друг моих покойных родителей, -- усмехнувшись, сказала она.
      -- А что плохого, если вы общаетесь с моро? -- спросил папа.
      -- Моро -- низшие, нецивилизованные. Если же они для меня разумные существа -- неизвестно, куда заведут меня мои наклонности. Может быть, в оппозицию?
      -- Пилли! -- сказал я. -- Как бы ни сложилась наша с папой судьба, я бы очень хотел попробовать "планирование", побывать на море, в лесу, у племени морю.
      -- Постараемся, дитя, -- сказала она.
      -- Отлично! -- сказал я. -- И еще я дико хотел бы посмотреть политорскую карту звездного неба, на Земле я увлекался астрономией. -- Папа быстро взглянул на меня.
      -- Смешной ты, -- сказала Пилли, -- у нас же здесь есть свой... планетарий, -- и добавила: -- Не лень вам обоим встать?
      Настоящие мужчины -- мы сразу вскочили. Поманив рукой, Пилли повела нас на третий этаж дома, оттуда мы взлетели на лифте наверх. Пилли нажала кнопку, загорелся неяркий светильник, и она показала нам лестницу, которая по внешней стороне шахты лифта вела еще выше, и, пока мы поднимались по ней, Пилли сказала, что острие купола -- не идеальная игла, но со срезом, и три последних метра иглы имеют поворотное устройство не по оси, но в разные стороны, шарнирное. Мы ступили на площадку -- крышу шахты лифта, -- и сразу же все стало ясно. Над нами, близко, была линза: мы стояли под телескопом.
      -- Любуйтесь, -- сказала Пилли. -- А я пойду приготовлю что-нибудь Орику, он голоден. -- И она укатила вниз.
      Обалдевшие, мы долго разглядывали политорское небо, постепенно вращая телескоп по кругу.
      -- Их спутники довольно редки, -- сказал я.
      -- Тебе это важно знать?
      -- Очень. И нужен планетарий -- полная картина неба. Каков контроль в их атмосфере и выше?
      -- Так? А дальше как?
      -- Не знаю. Я предполагаю, но не сглазить бы.
      ... Пилли что-то напевала и играла на ковре с Сириусом. Она, лежа, замирала, а потом легонько шевелила пальцами, и тогда Сириус пулей вылетал из укрытия, легонько зубами хватал палец Пилли и тут же отпускал.
      -- Как небо? -- спросила Пилли. -- Что-то мне не верится, что ваш кольво ядовит, а вы им управляете.
      -- А нам не верится, -- смеясь, сказал папа, -- что кое-кто с легким сердцем разрешает вам иметь дома лабораторию.
      -- Ну... у нас многие ученые работают дома.
      -- Разрешает именно вам, -- сказал папа.
      -- Пока лаборатория цела, -- вскакивая с пола и смеясь, сказала Пилли, -- со мной не так-то просто, я участник разработки новых космических кораблей...
      -- Вот он. -- Папа ткнул пальцем в мою сторону. -- Хотя по вашим меркам, ему всего семь лет, -- ваш коллега, Пилли.
      -- Ну да?! -- Похоже, это ее потрясло. -- Каким образом?
      -- Он принимал прямое участие в конструировании нашего нового межпланетного корабля. Был даже руководителем научной группы, в которую входил я. Он был моим начальником, представляете?
      -- Какой ужас! -- сказала она, смеясь. -- А такие дети только у таких пап, как вы, да?
      -- Разумеется, -- сказал папа, улыбаясь. -- А если без шуток, у нас таких детей немного... но есть.
      -- И все-таки... ты ходишь на службу, что ли, а, Митя?
      -- Это было недолго. Просто учусь в особой школе.
      -- Гром небесный! -- сказала Пилли. -- Земля опасна!
      -- Не бойтесь, -- сказал папа. -- Вы же убеждены, что в военном отношении мы куда слабее и -- в любом случае -- не сможем добраться до вас. Кстати, Пилли, а есть в правительстве достаточно сильные политоры, -- но не такие умные, как Горгонерр. -- склонные не выпускать нас, а раз так, то по логике -- убить.
      -- Теоретически, увы, да. Если говорить об уровне их ума и агрессивности из-за немотивированного страха...
      В этот момент снова в трех точках заработал телефон, и папа, нажав кнопку коммуникатора, сказал:
      -- Да!
      -- Уль Владимир? -- Это был голос Орика.
      -- Да, Орик. Рад вас слышать.
      -- Я лечу к вам, вас предупредили, что я чуть задержусь?,
      -- Это не страшно, Пилли, мы и Сириус ждем вас.
      -- Удобно, если я прилечу со своей дочкой?
      -- Вполне. Даже желательно.
      -- Отлично! Спасибо! Пилли! -- крикнул Орик. -- Настрой стереовизор! Горгонерр!
      "... И этим пользуется, да, именно пользуется определенная часть наших сограждан. Но должна быть гражданская совесть. Я подробно говорил с капитаном улем Карпием, плюс то, что вы прочли в газетах. Уль Карпий посетил Тиллу-один и Тиллу-два. С ним был отряд геллов. Тиллиты проявили максимум лени, а разработки на местах, указанных ими, лежат на огромной глубине, условия сложны, и геллы без помощи тиллитов были не в состоянии делать эту работу быстро, при всем их желании (я заметил, как Пилли скривила губы). Без рабочих-политоров не обойтись. Наличие необходимых нам всем, подчеркиваю -всем, ресурсов -- мало, финансовый баланс Политории таков, что, даже если политоры согласятся лететь работать на Тиллы, мы не сможем повысить их заработную плату, несмотря на то, что условия там сложнее, и даже на то, что и без того политоры-рабочие провели несколько забастовок, забыв об общих нуждах всей планеты. И есть сведения, что многие политоры отказываются лететь на Тиллы. Более того, спровоцированные частью политоров из родов разной древности, они вместе с последними покинули Тарнфил. Нечто подобное произошло и в таких городах, как Калихар, Ромбис и Аукус. Все эти несознательные, реакционные элементы объединились, они вооружены и передали по коммуникатору, что требуют повышения заработной платы, отказываются работать в рудниках и будут ждать наших решений, угрожая при этом военными действиями. Я, однако, по решению правительства, не объявляю военного положения, надеясь на совесть и разум моих сограждан. Внемлите же, политоры, голосу рассудка!" -- Горгонерр поклонился в кадре, и передача кончилась. Помолчав, Пилли сказала:
      -- Ну вот, повезло вам... Нечто для вас новенькое!
      Тут же появился Орик со своей дочкой. Оли -- так он ее быстро представил папе и мне, но раньше успел крикнуть:
      -- Сумели посмотреть передачу?!
      -- Да, конец самый, -- сказала Пилли. -- Но и так все ясно.
      -- Оли! -- сказал Орик. -- Подымись с Митей на третий этаж. Митя, возьми с собой Сириуса.
      -- А кто это? -- спросила Оли; она, я заметил, была очень хорошенькой, даже красивой, чуть старше меня. -- Неужели вот этот Митя. -- Она несколько небрежно махнула рукой в мою сторону. -- Живет в тысяче тысяч километрах отсюда?! Не верится. Все вранье. Он похож на политора, никакой он не инопланетянин. -- Но глаза ее были широко раскрыты.
      Я оторвал присоску от шеи и сказал Оли:
      -- Ты очень-очень глупая девочка, у меня грудь вовсе не колесом, нет горбинки на носу и третьего глаза на затылке.
      Папа засмеялся, а я вернул присоску на место.
      -- Ужас! -- сказала Оли. -- Это же что-то страшное!
      -- Ну, Оли, -- сказал Орик, -- не стыдно ли? Таков их язык.
      -- Повторяю то, что я сказал, -- сказал я, -- уже в переводе на политорский. -- И я повторил буквально все, включая "ты очень глупая девочка". Теперь уже смеялись все.
      -- Инопланетяне! -- сказала Оли. -- Но я не глупая, запомни, я невнимательная, а это разные вещи, -- понял, хилый землянин?
      -- Понял, -- сказал я. -- Пошли, умница. -- Мы поднялись наверх, и я плотно прикрыл за нами дверь. Сириуса я забыл.
      Позже, когда улетели Орик и Оли, а Пилли осталась, оказалось, что, пока мы с Оли были наверху, по коммуникатору Орика позвонил Горгонерр, но Орик сказал, что он еще летит к нам, и тогда Горгонерр позвонил нам по видеофону, Орик и Пилли быстренько вышли, и Горгонерр спросил у папы, не смотрел ли он только что стереопередачу.
      -- Нет, -- сказал папа. -- Что-нибудь случилось?
      -- Пожалуй, -- сказал Горгонерр. -- Я выступал в связи с тем, что немногочисленная группа воинственных политоров ставит кое-какие условия правительству, опираясь на оружие. Но их объединенная группа далеко от Тарнфила. В общем, неприятно, но ничего страшного.
      ... Когда мы на третьем этаже остались с Оли вдвоем, получилось куда хуже, чем если бы мы с Оли были так же незнакомы, но она была бы землянкой или я -- политором. Тем более мы не просто столкнулись, незнакомые, а нас, как маленьких, "отослали в детскую". В таких случаях начинаются разговоры о чем попало, лишь бы не молчать, но здесь, в конкретной ситуации, этим "что попало" была тема Земли.
      -- Совершенно не представляю себе Землю, -- сказала Оли. -- Да и вообще то, что она есть. Где-то там... Бред.
      -- Есть, -- сказал я. -- Большая. Относительно, конечно.
      -- А еще какая -- круглая, шар?
      -- Почти, -- сказал я. -- Скорее, формой, как груша.
      -- А это кто такая? Или кто такой? Груша.
      -- Фрукт. Груша -- шар, но не совсем, один бочок у нее вытянут и как бы заостряется, честно.
      -- Да, я верю, -- сказала она. -- Лет тыщу у нас говорили об инопланетянах, а тут вдруг -- правда! Даже противно, что вы так на нас похожи, -- лучше бы вы были похожи на какие-нибудь шарики безглазые, а вместо ног -- пружинки.
      -- Или вы, -- сказал я.
      -- Не груби, -- сказала Оли.
      -- Я не грублю, -- сказал я. -- Конечно, и мне жаль, что мы похожи, но в то же время -- и не жаль, ты, например, очень красивая девочка...
      -- Да, я красивая, -- сказала Оли. -- Многие так говорят.
      -- Очень мило, -- сказал я. -- У нас многие девочки тоже так про себя говорят, ну, что многие про них говорят, что...
      -- Значит, у нас общая психология, -- сказала Оли. -- Это даже как-то странно или страшно. А ты был влюблен в какую-нибудь девочку, красивую? Только не врать. Это же научная информация, она должна быть точной.
      -- Да, был, -- сказал я, но как-то строго сказал.
      -- А она была красивее меня?
      -- Она не "была", а есть, -- сказал я.
      -- И ты ее по-прежнему любишь?
      -- А чем ты занимаешься? -- спросил я.
      -- Я заканчиваю технициум первой ступени.
      -- И кем ты хочешь стать? Или кем будешь?
      -- Философом и биопсихологом в промышленности. А ты?
      -- Учусь в школе. Буду конструировать межпланетники.
      -- Колоссально! Говорят, что ваши корабли до нас дотянуть не могут.
      Вас довез Карпий.
      -- Может быть, твой папа, Орик, просто еще не успел тебе ничего рассказать? Твоя информация -- по стереовидению, да?
      -- Да. И из печати.
      -- И ты -- философ? Ты лучше расспроси Орика, конечно, если ты не болтлива. Или наоборот -- болтай, рассказывай всем.
      -- А что болтать-то?
      Я рассказал ей правду.
      -- Какая гадость! -- сказала Оли. -- Почему же папа...
      -- Мог не успеть. Или это правительственная тайна.
      -- Ну... тайна, -- вдруг как-то очень грустно и по-взрослому сказала Оли. -- Политоры вполне могут не доверять Горгонерру вообще, к тому же так приятно считать, что вы гости. -- Вдруг она резко сменила тему: -- У вас с собой кольво, да? А где он?
      -- Принести? Я забыл его взять с собой наверх.
      -- Ой, и не надо. Он же ядовитый. Зубастый!
      -- Да ну, какой он там ядовитый. Кольво как кольво.
      -- Лучше не надо! (И вдруг.) Ты хочешь меня поцеловать? "Инопланетянку?" -- почему-то с ужасом подумал я.
      -- Я -- не знаю, -- прошептал я. -- Я... ну я...
      -- И ты не боишься меня обидеть?! -- надменно спросила Оли. -- Он, видите ли, не знает!
      -- Да, боюсь. Или нет, не знаю, не знаю... -- забормотал я. -- У нас, на Земле, это, ну, я не знаю...
      -- У вас это по-другому, да? -- обрадовалась она. -- Да?
      -- Да, -- сказал я. -- Не так сразу, что ли, я не знаю...
      -- Ну, хорошо, -- сказала она. -- Я не очень-то поняла, но я не сержусь. Если ты захочешь, ты скажешь, да? Скажешь?
      -- Да, -- сказал я, на полчаса -- так мне показалось -- опустив голову. И тут же нас пригласили вниз.
      Я взял на руки Сириуса, чтобы Оли не боялась, зажал ему мордочку ладонью, и она его погладила, касаясь рукой моей руки. Ее рука была теплой и очень гладкой. Нежной.
      -- Митя, -- сказал Орик. -- Завтра никаких официальных встреч не будет: в стране легкий бунт, но я не тот человек, которого мечтает видеть Горгонерр, к тому же я ваш гид. Подумай, как нам лучше провести время.
      -- Спасибо, уль Орик, -- сказал я. -- Мне бы хотелось с утра сходить в планетарий.
      -- Отлично, -- сказал он. -- Я прилечу к концу завтрака.
      Мы с папой проводили их до лифта, они залезли в кабину, и, уже уезжая вниз, исчезая, Оли успела погрозить мне пальцем, я покраснел, но папа не заметил.
      -- С вашего разрешения я задержусь, -- сказала Пилли. -- Приберусь чуть-чуть... И есть мысль.
      -- Конечно! -- сказал папа. -- И уборка ни при чем.
      -- Спасибо, -- сказала Пилли. -- Мысль тяжкая, но... Я почти убеждена, окажись у нас годное для вас топливо, так что вы и сами могли бы добраться до Земли, квистор бы вам его не дал. Он даст задание тому же Карпию, и тот опять внутри своей машины "довезет" вас до той точки, где он вас любезно принял на борт. А дальше варианты: покончить с вами там, в космосе... или...
      -- Вы опасный человек, Пилли, -- сказал папа. -- Добрый...
      -- Наиболее вероятно, что Карпий выпускает вас, милое прощание, и вы уходите к Земле, а Карпий -- чуть обратно. Но на расстоянии, когда вам никак будет не прощупать Карпия, он легко прощупает вас, и курс на Землю станет для него очевидным.
      -- Это серьезно. Дальше, Пилли, -- сказал папа.
      -- Один из наших кораблей-гигантов садится на Землю, вы его тепло принимаете, начинаются дружеские отношения, переходящие в деловые; земляне скоро поймут, что на них давят по линии их ресурсов, и я не знаю, как вам это понравится. Но вы в вежливой форме узнаете также, что по договоренности с нашими двадцатью кораблями, оставшимися в космосе, корабль, сидящий на Земле, обязан каждый час выходить с ними на связь. Достаточно одного срыва связи, и корабль, наш, сидящий на Земле, если успевает -- уходит в космос, а летающие двадцать атакуют Землю, от которой ничего не останется. Еще раз: я слушала, ч т о вы говорили Горгонерру на беседе в доме правительства. Судя по вам -- земляне отчаянные и гордые... люди, и вы не потерпите давления экипажа севшего к вам этого, первого, корабля. Вот почему я бы очень не хотела, чтобы Горгонерр, отпустив вас, узнал дорогу на Землю.
      -- Черт знает что такое! -- Папа резко встал.
      -- Черт? -- спросила Пилли. -- Что он знает?
      -- Ай, ладно. Потом. По логике получается, что если так и будет и нас повезет Карпий, то просто лучше, чтобы нас с Митькой не стало, но и не стал бы известен курс на Землю. Этак можно не столько убийства бояться, сколько думать о самоубийстве.
      -- Перестаньте! -- сказала Пилли. -- Перестаньте!
      -- Перестал. Извиняюсь.
      -- По-моему, вы изрядно устали и вам пора поспать, и основательно. Так что, до встречи утром.
      -- Вы на машине? -- спросил папа.
      -- Да, -- сказала Пилли, и мы проводили ее вниз.
      Пилли взлетела, сделала разворот невысоко над нами и, не выбрасывая защитный купол над машиной, сделала (в пику мне) мертвую петлю, потом быстро снизилась и медленно пролетела мимо нас, улыбаясь; я показал ей большой палец. Кивнув, она врубила двигатель на полную катушку и исчезла.
      Часть 2
      1
      Столько разных впечатлений навалилось на нас, что я просто не мог поверить, что все это произошло за считанные часы. Какая-то необычно стремительная дружба с Ориком и Пилли (и я им верил); меня поражало, с какой легкостью и скоростью они вошли в наше положение, вдруг став не приятными собеседниками, а просто друзьями. Второе ощущение, как бы даже философское: подумать, так нам даже повезло, что нас очевидно взяли в плен. Сумей Карпий наладить с нами контакт в космосе, уговори он нас залететь в гости на Политорию и поддайся мы этим уговорам, -- мы бы точно были в неведении о положении дел. А чего стоили одни эти неясные моро -- потомки обезьян, и к т о их, спасая, привез на Политорию? А геллы? А Латор? Летающие люди, у которых украли половину эмоций и превратили в рабов. В наше отсутствие "Птиль" был тщательно изучен. Как именно, если тщательно? А если они, попав внутрь, нашли и вскрыли потайной ящик с картами -- это же полный завал. Как быть с мамой, как? Фантастично -- но вдруг мы сумеем дать о себе весточку Славину, весточку-инструкцию? Мама уже дома, а он каждый день передает ей от нас приветы. Но что это за приветы, если нас нет больше месяца? Ладно, мы что-то обнаружили на своей планетке и с согласия Земли ведем расследования (редкий металл). Тогда эту "утку" он должен подкинуть газетчикам, все же знали о нашем отлете. Но начальству-то надо будет сказать правду, а им -молчать? А вдруг что-то да просочится?!
      Заснул я с трудом и, засыпая, увидел, нет, не сон, конечно, а какую-то предсонную приятную белиберду: чужая планета, инопланетяне -- слизняки со щупальцами и мерцающим глазом, но добрые, добрые, и музыка, музыка... .. Мы "плыли" над Политорией на двух машинах: в одной -- Орик и Пилли, в другой -папа, Оли, я и Сириус. Полет к моро решился за завтраком, который я проспал, и присоединился к остальным уже в самом конце. Утром звонил Горгонерр и сказал, что все меняется, и попросил папу провести короткую пресс-конференцию с учеными и газетчиками. Мы на пару часов разделились: папа -- на пресс-конференцию, я -- в планетарий. Еще по дороге к планетарию я связался с папой по маленькому коммуникатору и попросил его на время выступления свой не отключать, чтобы я мог все слышать. Замысел Горгонерра был понятен: отказаться от пресс-конференции (как он думал вчера) было бы неверно, это значило придать огромное значение протесту укрывшихся в скалах политоров. До конференции папа сгонял с Ориком на "Птиль" (тот так и стоял внутри Карпиева корабля) и забрал с собой кое-какую одежду, фотоаппараты, слайды и проектор (в космос их брали обязательно -- для борьбы с ностальгией), кое-какую баночную еду -- для угощений, ну, и конфетки там разные... Конференция была курам на смех. Папа постоянно "соскальзывал" на быт: семья, дети, обучение, разные языки и народы, культура, искусство, спорт и прочее. Всем дико понравились слайды. Жизнь на них чем-то напоминала политорскую (разве что старомодные роллеры и обычные машины вызвали тактичный смех), растительность была вовсе не похожа, и тем более дома, огромные небоскребы. Всех поразило количество людей в городах и особость наших животных. Поговорили о третьем глазе, об обезьянах (наконец-то они их увидели). О космотехнике папа говорил почти открыто, раз уж ясно было, что она ниже политорской. Всех, однако, поразили межпланетные станции (спутники у политоров были, а межпланетки -- нет). Папа пояснил, что станции эти расположены довольно далеко от Земли и используют свои конкретные космические условия для работы. Там в основном лаборатории, ну и "местные жители", конечно. Станций очень много, объем каждой невелик, и на большом расстоянии они не "прощупываются" и совсем не видны, но сами обладают мощной аппаратурой слежения и мощным оружием.