Шпик наладил связь и слово в слово повторил то, что велел ему Рольт. А, Тул вызвал машину, чтобы увезти шпика. Наверное, наставник шпика все же интересовался деталями, так как шпик ответил на несколько его вопросов и сказал, что точно не знает, но ведь Карпий докладывал, что на первом допросе были и мальчик, и его отец, и сообщил еще, что его предупредили заранее, что второй допрос будет там же, так что надо надеяться, что и мальчик, и его отец...
      Впервые с момента, когда рухнуло стекло окна Ир-фа, я почувствовал, как по мне пробежала мерзкая дрожь страха.
      Прилетела машина, а,Тул и а,Шарт увели шпика.
      -- Рекомендую, -- сказал Рольт, -- сегодня же передать сообщение по стереовидению о взрыве. Сказать, что есть убитые и раненые. Имен не называть. Диверсия в одной из квартир.
      И как некая команда, которую не обсуждают, прозвучал тихий и уверенный голос Ир-фа:
      -- Я предлагаю начать нашу операцию завтра очень рано утром. Соответственно, стягивание необходимых сил начнется еще раньше. Операция разработана до конца. Все причастные -- в курсе дела. У кого есть возражения? Есть ли у вас возражения, уль Сатиф?
      -- Возражений нет, -- сказал Сатиф. -- Пора. Пора с ними кончать. Страна измотана и жизнью, и этой войной. Пора.
      -- Я полагаю, -- вдруг ласковым голосом сказала Оли, -- что машину, где будут сидеть уль Владимир, Митя и я с подзорными трубами, следует загрузить в космолет с бетоном, и он отвезет нас ночью на точку, с которой мы отлетим еще чуть дальше от "гнезда" для наблюдений за операцией. Если мы полетим ночью сами, то есть без приборов и с прожектором, -- это опасно.
      Ир-фа покачал головой, а уль Сатиф сделал огромные глаза и как-то восхищенно крякнул.
      9
      Почему-то предстоящая ночь пугала и напрягала меня куда больше той, которую я провел один, в джунглях. Да и все, по-моему, были напряжены (кроме Ир-фа, как я заметил).
      -- Уль Ир-фа, -- сказал Орик. -- Наша готовность, я полагаю, полная, но в беготне я отклонился от некоторых дел и не все понимаю или не все знаю.
      -- Слушаю вас, уль Орик, -- сказал мягко Ир-фа.
      -- Не исключено, -- продолжал Орик, -- что кое-кто из "гнезда" после операции (или безотносительно к ней) захочет вырваться наружу через квисторию. Если перед дверью уже возле лифтов, внизу, будет стоять наша охрана...
      -- Я все понял, уль Орик, -- сказал Ир-фа. -- Да, там внизу тесно, и если там будет у двери стоять наша охрана, а дверь откроется внезапно, да еще с какой-нибудь огнедышащей пушечкой... Охраны вообще не будет. Уже поставлен микропередатчик, он сообщит нам наверх, сколько политоров вышли из двери внизу. Наша охрана будет снаружи и вовсе не рядом с выходом из здания. Как вы знаете, в связи с боями ни решетки вокруг квистории, ни кустов нет -выход на виду. Уже смонтирована новая тяжелая падающая дверь, работающая на чуткой электронике. Пока эта дверь зафиксирована, она понадобится нам позже. Что мы будем делать с нашими малышами, которые твердо намерены следить за операцией в подзорные трубы?
      -- Не знаю, -- сказал Орик. -- Честно говоря, права у них есть...
      Пилли молчала. Похоже, она была за нас, но у нее был, как иногда это случалось, замкнутый и загадочный вид, и трудно было сказать, что именно она думает по этому поводу и думает ли вообще на эту тему в данный момент.
      -- Я же все точно объяснила, -- спокойно сказала Оли.
      -- Ладно, -- как бы сдаваясь, сказал Орик, -- вас следует закинуть в сторону, противоположную лесу, где будет идти бой. Вы наденете маскировочные костюмы.
      -- Я согласен! -- бодро сказал папа.
      Ир-фа вызвал отряд а,Тула и узнал от его заместителя, что уже удалось "согнать в кучу" значительный отряд квистора в ту часть леса, которая ближе к "гнезду" Горгонерра. Тут же Ир-фа был вызван улем Сатифом, тот сказал, что взял вторую половину политоров с подлодок и уже находится в лесу.
      -- Что это за кольво ходил по квартире? -- спросил он.
      -- Кольво -- как кольво, -- сказал Ир-фа.
      -- Мне было неудобно, -- сказал уль Сатиф, -- я все время его побаивался. Даже эти штучки с бомбочкой не перешибли моего страха.
      Ир-фа отыскал в эфире Фи-лола и сказал ему, пусть он ждет троих гостей и приготовит три защитных костюма.
      -- Уль Ир-фа, -- сказал я. -- Я предполагаю, где ночью будете вы и уль Орик, а вот где будет Пилли? А, Пилли?
      -- Нигде не буду, -- сказала Пилли. -- Дома буду. Лягу спать.
      Ир-фа достал и вручил нам подзорные трубы. Время, казалось, текло медленно, но это ощущение было обманчивым, пора было двигаться, нам-то уж, по крайней мере, скоро. Затем Ир-фа связался с космодромом и предупредил охрану, что две легкие машины пролетят над ними на взлетное поле, пролетят без огней. Потом наступила короткая пауза, все молчали, чувствовалось, что даже наш уход, уход заранее, часа, может, за два до начала операции, -- это уже уход на операцию, потому что Орик и Ир-фа, проводив нас, возвращаться обратно не собирались. Мы вышли на улицу, уселись в две машины, Ир-фа коротко сказал: "Пора". Мы переглянулись (вроде бы обнялись), и Ир-фа, а затем и мы трое взлетели.
      ... Когда Ши-лол, летя очень низко, высадил нас в километре от рощи на нужную точку в поле и улетел, мы надели защитные костюмы, закрыли большой тряпкой такого же цвета, что и костюмы, машину, зафиксировали на земле концы этой тряпки, отошли от нее и стали искать место, где бы нам залечь. Фи-лол торопился: пока еще было темно, он и капитаны других космолетов должны были привезти на места орудия и роботов, расположив их по условному кругу таким образом, чтобы самореагирующее наземное оружие квистора никак бы на них пока не реагировало. Естественно, мы были чуть дальше от рощи и того места, куда должны были прибыть роботы и орудия. Мы стали, вслепую и не отходя далеко друг от друга, искать ногами какой-либо холмик и нашли-таки его. Мы залегли, оставалось ждать рассвета, и вдруг папа прошептал: "Чувствуете?", и мы с Оли ответили: "Ага", это какими-то периодическими, повторяющимися толчками доходил до нас плотный подвижный воздух, а ухо едва улавливало другие мягкие толчки о землю. Вероятно, это космопланы "ставили" по кругу орудия и роботов между нами и рощей.
      Я думаю, мы еще с час пролежали за своим укрытием, когда едва-едва начало светать. Какая опасность нам, в сущности, грозила? Пожалуй, только сверху. То же, что касается самонаводящегося оружия квистора, которое будет стрелять в нашу сторону, то оно было для нас совсем не опасным. Оно должно было начать поражать направляющихся к нему роботов, когда те приблизятся к ним на пятьсот метров. По своей природе, это оружие не должно было промахиваться -- все заряды попадали бы только в роботов. Да и мы были дальше от них, чем на пятьсот метров. Вероятно, Ир-фа имел по этому поводу консультацию и указал Фи-лолу точное место нашей высадки. Роботы должны спровоцировать на стрельбу орудия квистора, а наши орудия уже бить по ним, разнести их в пух и прах, чтобы те не могли повредить космолеты-бетоновозы. Рассвело еще чуть-чуть, и Оли легонько толкнула меня в бок, я все понял: едва-едва, но впереди стали слегка проступать контуры орудий повстанцев. Роботов мы еще не видели. Я подумал, что по логике вот-вот в лесу должен начаться бой с дымовыми "эффектами"; квистор знает о таком бое и, когда в сумерках над полем прошмыгнут несколько раз космолеты, сбрасывая на поле дымовые шашки, и спутники покажут квистору этот дым, подвоха не почувствует; в густом дыму спутники не "увидят" космолеты, поливающие бетоном поле. Через пять- десять минут мы услышали далекие взрывы и выстрелы -- бой начался. С трудом, но мы будто бы рассмотрели в свои трубы, что над лесом подымается искусственный дым и тянется в нашу сторону. Или его действительно гнали к квисторскому полю мощные ветродуи, о которых говорил Ир-фа.
      -- Внимание! -- сказал папа. -- Я, кажется, вижу роботов. Те, которые за орудиями, не видны, а правее и левее различаю. А вы?
      -- Я -- да, -- сказал я, задохнувшись от волнения.
      -- И я, -- прошептала Оли.
      Тут же мы едва, но увидели-таки, как роботы двинулись вперед, и вскоре мощный грохот орудий квистора повис над огромным пространством пустоши. Мы инстинктивно вжались в землю, но и смотрели, не могли не смотреть в трубы; роботы точно "принимали" огонь на себя, они подпрыгивали от ударов, но шли и шли... И тут же грохот чуть ли не утроился -- это заработали орудия повстанцев, бьющие по выявленным точкам огня квистора. Этот невероятный грохот длился минут пять. Дым от леса тянулся в сторону "гнезда", вдруг мы ощутили, что грохот стал тише, еще тише (хотя видно было, как по-прежнему "работают" орудия повстанцев), и это можно было понять однозначно: огневые точки квистора угасали или даже целиком угасли, были разбиты, и это открывало дорогу космолетам. Они появились почти сразу же в рассеивающихся утренних сумерках и поочередно с каждой из четырех сторон низко над землей группами проплыли над "гнездом", еще раньше от дымовых шашек все поле перед нами заволокло дымом. Остальное со спутников рассмотреть уже было сложно. Дым рассеивался, но космолеты, пролетая над "гнездом", уже поливая его бетоном, сбрасывали дымовые шашки еще и еще, сами они работали в сплошном дыму, только по приборам, и мы лишь иногда и очень слегка угадывали их тела в густой дымовой завесе. Слышались выстрелы. Те космолеты, которые вели атаку с нашей стороны и разворачивались то вблизи леса, то перед нами, проводили свой маневр разворота быстро и резко. Глядя в подзорную трубу, я был поражен подвижностью этих огромных машин, они разворачивались совсем не плавно, а именно что резко, в каком-то броске, как слаломист, "не считаясь" с большой длиной своего тела. Я улавливал определенные паузы между пролетами эскадрильи над "гнездом". Паузы эти, я думаю, были рассчитаны: новый слой бетона ложился на уже быстро "вставший"; как лились эти струи бетона на "гнездо", практически в дыму рассмотреть было сложно. Даже последний заход космолетов сопровождался сбрасыванием новых дымовых шашек, дыму было полно, и космолеты едва угадывались даже в ближнем дыму.
      Наконец все смолкло, и мы лежали, ошеломленные зрелищем этой точно рассчитанной операции, глядя, как постепенно дым расползается, открывая пустое огромное пространство, уже без погибшей рощицы вокруг "гнезда", и мы молча глядели на это пустое поле, угадывая впереди огромное пятно бетона над "гнездом".
      ... Мы забрались в нашу машину, папа выпустил ее прозрачный верх, взлетел на самую тютельку над землей и на максимальной скорости стал удаляться от "гнезда". По плавной дуге мы стали постепенно приближаться к лесу, папа поднял машину чуть выше над землей, и в трубу я с вдруг заколотившимся сердцем разглядел на поверхности пятна тела двух, частично погруженных в застывший бетон, повстанческих космолетов. Теперь это была, может быть, вечная бетонная могила наших кораблей и пилотов. Я сказал об этом папе и Оли и не стал глядеть в их лица, а они к трубам даже и не притронулись. Под некоторым углом мы вскоре приблизились к лесу, папа бросил машину вверх и начал уходить от открытого поля, летя прямо над верхушками деревьев, в глубину леса. Мы пролетели над лесом совсем немного, и вдруг папа резко сбросил скорость, потом высоту, и мы неожиданно сели на большую, почти круглую поляну. Папа открыл верх машины: тишина, две маленькие птички переговаривались между собой, наступил рассвет, хотя солнце еще не взошло. Некоторое время и я, и Оли тоже слушали эту тишину на поляне, на которую папа сел, я думаю, передохнуть.
      Потом каждый из нас поглядел, вероятно, в какую-то свою сторону края поляны, и мы тут же преглянулись, снова поглядели на лес, я, быстро обернувшись, посмотрел себе за спину: по всему полукругу поляны, выйдя на шаг из дальнего леса, молча стояли политоры. Оцепенение, которое нашло на нас, длилось секунд пять, даже десять, лишая нас возможности спокойно видеть и рассуждать, и только когда один из политоров быстрыми шагами направился к нашей машине, оторопь сразу кончилась, и я, выскочив из машины, с криком бросился ему навстречу:
      -- Олуни! -- закричал я. -- Олуни!
      А он, подойдя ко мне, тихо сказал:
      -- Митя, брат мой!
      И мы обнялись.
      Папа и Оли были уже рядом, тиская Олуни и хлопая его по плечу. Он улыбался. Потом он сделал знак остальным моро, и они подошли к нам, вежливо поклонившись.
      -- А где Кальтут? -- вдруг испугавшись, спросил я.
      -- Он в другом отряде моро. Все живы, -- гордо улыбаясь, добавил он. -Ни один моро не погиб.
      -- Вы пришли со стороны боя? -- спросил я.
      -- Нет, мы двигаемся туда, где был большой бой. -- На груди Олуни висел коммуникатор. -- Приказ а,Тула двигаться туда.
      -- А вы видели, что было за лесом, на открытом месте?
      -- Видели. Мы не поняли, что это.
      -- Это повстанцы в дыму летали на космолетах и поливали поле жидким камнем. Теперь он затвердел, как прочная скала. Горгонерр в ловушке.
      -- Это хорошо, -- сказал Олуни. -- Никакой войны уже не будет.
      -- Да, -- сказал я. -- Войны больше не будет. И с Землей!
      -- Вы скоро-скоро улетите на Землю? -- спросил он.
      -- Да, -- сказал я тихо. -- Да, Олуни, улетим.
      -- Все моро хотели бы повидаться с вами перед отлетом.
      -- Мы тоже... очень, -- сказал я. -- Мы прилетим к вам, залетим. И мы трое, и Пилли, и Ир-фа, и Орик, и Фи-лол.
      -- Да, -- сказал Олуни. -- Обязательно.
      Мы обнялись с Олуни, поклонились остальным моро, они нам, мы сели в машину, папа взлетел, глядя через борт на поднятые в знак прощания руки моро, и повел машину над деревьями в глубь леса. Потом он на предельной скорости сделал над лесом большую плавную дугу, явно "обойдя" место бывшего боя, вскоре лес под нами кончился, мы быстро проскочили открытое пространство до входа в нижний Тарнфил, снизились, и нас узнали и пропустили в город.
      Дома и Орик, и Ир-фа были с забинтованными головами.
      -- Фи-лол -- погиб, -- сказал Орик.
      -- Я... знаю, -- не сразу, но сказал я, опустив голову.
      10
      В комнатке Ир-фа стоял мощный стереокоммуникатор, он и Орик считали, что, несмотря на ранний час, Горгонерр, конечно же, не спит и связаться с ним по ситуации вполне уместно. Чтобы не демонстрировать квистору целую группу победителей, было решено, что Пилли, Оли и я с папой будем слушать беседу с квистором из смежной комнаты. Мы разместились там, и вскоре квистор вышел на связь. Почему-то я не завидовал, что Ир-фа и Орик видят сейчас его лицо.
      -- Уль Горгонерр, -- сказал Ир-фа. -- Несколько нелепо в сложившейся ситуации демонстрировать ложные приличия и желать доброго утра, приступим сразу к деловой беседе.
      -- Я слушаю, -- сказал Горгонерр сухо и мрачно.
      -- Уль Горгонерр, -- сказал Орик. -- Вы, вероятно, понимаете, что ликвидация остатков ваших военных групп -- это вопрос дней. Горгонерр молчал.
      -- Если кто-то из вас сумел побывать на поверхности убежища, или вы с помощью спутников увидели, что представляет собой сейчас его поверхность, -то знаете ли вы, что все это значит?
      -- Нет, не знаю, -- сказал квистор.
      -- Вы могли увидеть серое поле над вами, в котором увязли два космолета. Два наших космолета были сбиты вами в вязкую толщу, которую эскадрилий наших космолетов создала на поверхности убежища, поливая ее сверху жидким бетоном. Бетон давно уже "встал". Вы -- законсервированы. Выхода наверх нет. Другой выход -- дверь в самом низу квистории возле лифтов -- перекрыт. Наша охрана располагается наверху перед входом в квисторию. Выход один -- через главную дверь. Она переоборудована и работает на электронном устройстве. Во избежание паники, суеты и кровопролития в момент сдачи вашего убежища дверь запрограммирована таким образом, что пропускает только одного политора, в противном случае она "срабатывает" -- это гибель двух или нескольких политоров. Ясно ли я объясняю?
      -- Да, -- сказал Горгонерр.
      -- Запомните, пожалуйста, одну деталь: каждый вышедший политор обязан иметь руки за спиной связанными. Если окажется, что у выходящего они не связаны, он будет немедленно ликвидирован. Эту малоприятную операцию будет производить электронное устройство. Вы все поняли?
      -- Да.
      -- Прошу вас все это передать своему окружению точно. Вскоре последует телепередача этого же содержания, а у вас там многие их смотрят: вряд ли можно скрыть суть наших требований. Каково число политоров в убежище?
      -- Этого я не знаю, -- сказал Горгонерр.
      -- Пожалуйста, узнайте и сообщите нам точное число, мы выйдем на связь с вами через час. Было бы нелепо, если бы кто-то остался в убежище, так как после вашей сдачи дверь внизу квистории будет тоже законсервирована. Предлагаем вам начать полную сдачу убежища в три часа дня.
      -- Однако, -- сказал Горгонерр, -- право выбирать сдаваться нам или нет у нас остается.
      -- Разумеется, -- сказал Орик. -- Но ваш внезапный выход через квисторию исключен. Не можете вы и преодолеть толщу бетона и на своих звездолетах уйти в космос. Что же остается? Вы живете под землей, пока у вас хватит нервов и продуктов. Но раньше, чем все это истощится, некоторые сойдут с ума, начнутся болезни, распри и, я думаю, страшная ненормальная братоубийственная война в небольшом подземном мешке. Вы этого хотите?
      -- Мне одному ведомо, -- тихо и заносчиво сказал Горгонерр, -- одному ведомо, чего я хочу.
      -- Согласен, -- сказал спокойно Орик. -- Через час -- контакт.
      -- Фи-лол, -- помолчав, сказал я. -- Как же так? Такой веселый...
      -- Да, Фи-лол, -- сказал Ир-фа. -- И Алург, и много-много других, мальчик, которых ты, к счастью, не знал. Фи-лол был исключительным пилотом. И космолетчиком тоже.
      -- Почему он летал только на винтокрыле? -- спросил я.
      -- Он был странный политор, -- сказал Ир-фа. -- Веселый, но замкнутый. Не хотел жениться, не хотел детей. Он говорил, что это преступно -- давать жизнь маленькому существу, если он попадет в мир Горгонерра, мир шпиков, рудников с изнурительным трудом, мир полуголодной жизни и тюрем.
      -- У него была девушка? -- спросила Пилли.
      -- Нет. Он был одинок. И выбрал винтокрыл. Он любил видеть в полете лес, поля, речки и море. Космос казался ему холодным.
      -- Ты выспалась, Пилли? -- спросил я, меняя грустную тему.
      -- На своей машине она примчалась к нам в район боя в лесу, -- сказал Ир-фа.
      -- Ты воевала, стреляла?! -- спросил я.
      -- Да, немного, -- ответила она. -- Эти вот не давали.
      -- Ты же знаешь, почему, Пилли, -- мягко и назидательно сказал Орик, почему-то порозовев.
      -- У нее, у них с папой будет ребеночек! -- вдруг выпалила Оли. -- Я подслушала. Это ничего, пап, что я случайно подслушала?
      -- Пилли, -- заверещал я от радости. -- Назови его Сириусом. Все захохотали, а я, опомнившись, начал извиняться.
      -- А что? В конце концов, -- сказал папа, -- это имя яркой звезды, которой вы ни разу не видели. Уль Сириус -- разве плохо?
      -- Я рожу Орику девочку, -- сказала Пилли, застенчиво улыбаясь. -Красивую маленькую девочку. Изящную и стройную, с длинными белыми волосами. А имя я придумаю сама. Никому не позволю.
      -- А я ее не увижу, -- сказал я. -- Судя по тебе, это же не скоро будет, да? А мы скоро улетаем, должны...
      -- Да, -- сказал Ир-фа. -- Мы не смеем вас держать, летим послезавтра, если вы не настаиваете на завтра.
      -- Я... -- начал папа.
      -- Послезавтра, пап, -- сказал я. -- Мы ведь должны проститься с моро. Уль Ир-фа, а почему -- полетим, а? Почему не "полетите"? Разве лично вы...
      -- Ну, исходя из запасов вашего горючего, сначала мы закинем вас в космос. Да, я сам поведу звездолет.
      -- Уль Ир-фа, Орик, Пилли, Оли! -- заорал я. -- Пусть с нами летит не только Ир-фа, но и Рольт, и Латор, и Лата, и Мики, и... Можно, а? Причем в нужной точке вы отпускаете нас в космос, но мы не простимся, нет, мы полетим параллельными курсами на Землю, к нам в гости, ненадолго, а? Нет-нет, не спорьте! А, пап?!
      -- Очень, очень бы хотелось, -- сказал папа.
      -- Видите ли, -- Ир-фа был явно смущен. -- Еще дней пять мы будем добивать отряды квистора. И скоро начнутся выборы нового правительства...
      -- Послушайте, уль Ир-фа, Орик, -- сказал папа. -- Я убежден, что выборы будут не раньше, чем через неделю, ведь так? Раньше будет подготовка, которая касается вас косвенно. Ведь вы же не будете лично проводить предвыборную кампанию, чтобы вас выбрали? Нет?
      -- Нет, -- сказал Ир-фа.
      -- Ну и чудненько, -- произнес папа сугубо женское словечко.
      -- Ох, -- сказал Ир-фа. -- Да я очень хочу к вам, но... Ситуация сложная, впервые в истории нашей планеты...
      -- Пора вновь связаться с Горгонерром, -- сказал Орик. Раздался щелчок коммуникатора; квистор появился, и Орик сказал: -- Уль Горгонерр. Вы узнали точное число политоров в убежище?
      Горгонерр сухо назвал число, и Орик продолжил:
      -- Извините, наше подтверждение диверсии по телевидению было ложным. Ваш шпик был задержан, он и раскрыл нам уля Карпия, который предстанет перед судом. Наши гости -- земляне, Пилли и моя дочь -- живы. Прошу вас выйти, -сказал Орик в нашу сторону.
      Смущаясь, мы вышли в комнату, где стоял коммуникатор. На какое-то мгновение мои глаза и глаза бледного худого Горгонерра встретились, невероятным усилием воли я не отвел взгляда, это сделал он, политор, который собирался убить меня, хотя и я, и папа были его гостями, и только потом, гораздо позже, я осознал, что, когда так прямо смотрел в глаза Горгонерра, я смотрел вовсе не в глаза человека, а в глаза инопланетянина, живущего от меня в неисчислимых миллионах километров и все же пожелавшего, чтобы я не жил, не существовал, как и Ир-фа, Орик, Пилли, Оли... его кровные по происхождению братья. У Горгонерра были враги не под боком, а во всей Вселенной, но тогда я об этом не думал, не вникал, не понимал.
      -- Все, -- коротко сказал Орик. -- Благодарю за информацию.
      Откровенно говоря, мне не хотелось идти на зрелище капитуляции. При всей моей неприязни к Горгонерру и квистории, я не чувствовал в себе торжества от их сдачи, кроме торжества победы. Конечно, я абсолютно понимал всех политоров, которые хотели это видеть и слышать вживую, а не по телевизору, понимал каждой клеточкой своего мозга, да нет -- души, но сам я отправился на это тяжкое зрелище безо всякой охоты. Почти разрушенная квистория, окруженная войсками повстанцев, выглядела страшной. Она была окружена четырьмя рядами стрелков, а уже за ними было выставлено прерванное в середине полукругом некое подобие огромных трибун, на которых размещался народ Тарнфила. Шагах в ста от выхода из квистории располагался комитет из двадцати политоров, рядом стояло с десяток больших летательных некосмических машин. Хоть один из двадцати членов комиссии почти обязательно знал сдающегося политора, а то и несколько членов комиссии сразу. Определялись качества вышедшего к сдаче политора, и он сразу попадал в определенную охраняемую машину. В комиссии были главные представители повстанцев: Сатиф, Ир-фа, Орик, а,Тул, а,Шарт, Рольт и другие, незнакомые мне. Я никак не мог рассмотреть, где была Пилли, вроде она должна была быть здесь, но, по-моему, не в ее характере было входить в комиссию, и не исключено, что ее особое душевное устройство, даже если она была сначала просто среди "зрителей", заставило ее уйти с трибун.
      Фактически, когда началась капитуляция и первый политор со связанными сзади руками появился в дверях квистории и, обозреваемый огромной толпой, опустив голову, медленно прошел к комиссии, -- рядом со мной были только Оли и папа.
      От того, кто именно появлялся в дверях квистории и насколько народ знал его и как к нему относился, на что-то, может, и влияло, но процедура с каждым новым политором из "гнезда", когда он представал перед комиссией, была короткой: первая оценка комиссии могла считаться все же условной. Волны голосов политоров все время менялись, то тихие, то почти грохочущие, часто яростные и гневные.
      Решительным толчком к моему уходу послужило внезапное событие: очередной политор вышел из двери квистории для сдачи, голову он держал низко опущенной, а руки -- сзади, но внезапно он выкинул руки вперед, вероятно с оружием, но раньше, чем прогремел его выстрел, прозвучал другой (сработал электронный механизм), и политор упал замертво, неуклюже сползая и раз перевернувшись через плечо на ступенях квистории. В кого он хотел выстрелить? В кого-то в толпе? В себя?..
      -- Пап, -- сказал я тихо. -- Мы с Оли пойдем, ладно?
      -- Куда, куда это? -- зашептал он, не понимая.
      -- Да никуда, прогуляемся, к дому, -- сказал я.
      -- Почему? Что случилось? Что-нибудь случилось?
      -- Да я устал, и Оли тоже, боев-то нет, ты не волнуйся.
      -- Н-ну, идите, если... -- Он ничего не добавил, только пожал плечами; уже уйдя с Оли, да и вообще много позже, я догадался, что папе, хотя он и был землянин, и сам никогда не воевал, и не пережил войну так, как ее пережили политоры, -- ему, взрослому зрелому мужчине, акт капитуляции диких и злобствующих сил говорил гораздо больше, чем мне. Вдруг я увидел Финню.
      -- О! Уль Митя! -- сказала она. -- Уль Митя! Долгой жизни!
      -- Долгой жизни, Финия! -- сказал я. -- Финия, мы же с папой улетаем на Землю, навсегда, и дел много. А мы не могли бы сейчас с Оли попасть в клуб планирования, вдруг у вас есть ключи, а? Мы их вернем, честное слово.
      -- Да, да, конечно, -- забормотала она. Поразительно, ключи от клуба были у нее с собой. Уже держа ключи в руках, я внезапно ощутил, что что-то с Финией творилось -- что-то неладное. И, не желая перед полетом думать ни о чем плохом, я все же спросил, что с ней. На руках ее был ее малыш.
      -- Мой муж, а, Рук, там, внизу, -- хрипло сказала она.
      -- С ним ничего не будет, Финия, -- сказал я, почему-то убежденный в этом, а не просто для того, чтобы ее успокоить.
      -- Я знаю, я надеюсь, -- сказала она. -- Его просто... заставили. Главное, он не воевал, я знаю.
      -- Конечно, -- сказал я. -- Он ни в чем не виноват. Все будет хорошо, -- говорил я, видя, как ей все же плохо и как она почти готова заплакать. Но она не заплакала, сдержалась. Только погладив ее по плечу и отойдя от трибун, я позволил себе связаться с Ир-фа и сказал ему о Финии с малышом и об а, Руке. Ир-фа не рассердился моему звонку, он сказал, что знает а, Рука, официанта, и знает, что он сразу же будет отпущен на свободу. Я еще раз извинился перед Ир-фа, и мы с Оли бегом бросились в нижний Тарнфил, лететь на машине в клуб. Мне не давала покоя мысль, что я уже все знаю про а, Рука, знаю, что он будет освобожден, а Финия -- нет, и когда еще узнает. Пока мы с Оли быстро шли, у меня все время возникало желание вернуться к Финии, но именно ее гордость мешала мне: ни громко, ни шепотом я не смог бы сказать ей то, что узнал, и чего, возможно, не знали о своих близких, политоры, стоящие рядом с ней.
      И все-таки мне было неспокойно, и, когда я увидел быстро и низко летящего гелла, я замахал ему руками, как бы прося подлететь к нам. Он резко прервал полет, спустился на землю и тут же, поклонившись Оли, крепко обнял меня, хотя мы были незнакомы.
      -- Туда? -- спросил я его, показывая рукой.
      -- Да, конечно, к квистории, опоздал вот, -- сказал он.
      -- Очень большая просьба, -- сказал я.
      -- Любая, -- сказал гелл.
      -- Вы знаете Финию, жену а, Рука?
      -- Чемпионку, летательницу? Конечно.
      -- Она стоит на трибуне справа, у самого края прохода, ряду в третьем-четвертом. Шепните ей на ухо, совсем тихонечко, что я все узнал: а, Рука освободят сразу же.
      -- Передам, -- сказал гелл. -- Я слышал, вы с отцом улетаете?
      -- Да, -- сказал я. -- Очень скоро. Домой. На Землю.
      -- Я приду к космолету проводить вас, можно? -- застенчиво спросил гелл, даже не думая о том, что вряд ли в толпе я его увижу.
      -- Обязательно, -- сказал я. -- Я буду очень рад. И папа тоже.
      -- Спасибо, -- взлетая, сказал гелл. -- Я все передам Финии.
      ... Мы с Оли вернулись часа через два, дома были Ир-фа, Орик, Пилли, Рольт, Сатиф и папа.
      Капитуляция квистора и его окружения закончилась чуть ли не на полчаса раньше, чем все ожидали. Когда мы с Оли ушли, трижды еще повторился случай, как тот, с политором, руки которого были не связаны и он пытался стрелять. Многие политоры были освобождены на месте, в том числе и а, Рук. В какой-то момент из двери квистории появился бледный со связанными руками уль Триф, личный секретарь Горгонерра. Подойдя к комиссии, он попросил развязать ему руки, а также попросил дать ему мегафон. Ему позволили говорить, и он сказал:
      -- Политоры! Некоторое время назад в убежище возникли распри между военачальниками и некоторыми членами правительства квистора. Началась стрельба, в ход пошли ножи. Многие были убиты или очень тяжело ранены. -Громко он перечислил, кто именно был убит или ранен. -- Политоры, должен вам сообщить, что бывший премьер Политории, квистор уль Горгонерр... в своем кабинете покончил жизнь самоубийством.
      Он замолчал, наступила полная тишина. Потом вся масса политоров взорвалась страшным и долгим единым криком, и трудно понять, что это был за крик -- слишком многое в нем соединилось: и ярость, и радость, и боль, и насмешка, и гнев, и гадливость, и разочарование, что он ушел от суда, и презрение, и стыд за слабость бывшего квистора, -- много всего...
      Мы с Оли довольно легко нашли квартирку а, Рука и вручили Финии ключи от клуба. Финия плакала, обнимая а, Рука, совершенно нас не стесняясь. А он смущался и краснел.
      -- Спасибо, -- сказал он мне, провожая нас. -- Спасибо, что вы успокоили Финию. -- А сама она обняла теперь уже и меня, продолжая тихо всхлипывать, вроде бы уже по поводу того, что я и папа -- улетаем на Землю.
      О визите к Латору я уже и не говорю: это был какой-то смерч общей радости. Мы встретились вновь. Войне -- конец. Он, Латор, почти в полной форме. А так, как Мики, именно Мики, летала, вопя, по квартире, я вообще не видел, чтобы летали: сумасшедшая какая-то акробатика!
      ... Что я могу сказать о том, как мы с Оли планировали -- одни в огромном небе. Вряд ли я сумею описать то, что было в этот долгий час с моей маленькой душой. Ее распирало -- это точно. Я ни о чем не думал -- ни где я, ни что со мной. Я забылся. Забыл обо всем. О Политории, о войне, даже о Земле. И я почти потерял голову, когда мы с Оли, "разойдясь" далеко друг от друга на разных струях воздуха, вновь друг к другу возвращались или пролетали совсем рядом, касаясь друг друга руками.