Глава 1.

Пираты и Грунькин

Пираты появились очень и очень давно. Вряд ли кто с этим не согласится. Даже в Большой советской энциклопедии (БСЭ) пиратам отвели четверть страницы на хорошей бумаге.

И все же в 37-й неполной средней школе нашлись маловеры.

Например, пятикласник Грунькин, мальчик в модных очках, заявил Петьке Помидорову, который уже в третий раз перечитывал «Остров сокровищ»:

– Ха-ха-ха! Хи-хи! Я смеюсь над тобой! Пиратов никогда не было. Это все выдумки досужих фантастов и детских писателей. Как то: Стивенсоуз, Эдгар Поуэ, Вилкин Коля. И вообще, надо читать классические книги, как то: «Отец с горы О» или «Бахчисарайский балет».

Грунькин был страшно начитанный. В спорах о пиратах он зашел – ой, как далеко! Заглядывая в роскошную записную книжку (кстати сказать, она была совершенно чистая), Грунькин повторял всегда одно и то же, но зато научно обоснованно:

– Если пираты и были, – тут он снимал очки, дул на стекла, долго протирал их, доставал записную книжку и делал вид, что читает какую-то запись, – а может, их и не было, то теперь их наверняка нет, потому что сейчас даже самые необитаемо-необитаемые острова – обитаемы! Взять, к примеру, Новую Гренландию (оказывается, есть и такая страна!), уж на что пустая земля, и то там недавно почту отгрохали. Для антиподов. Не верите? Почитайте в «Неделе».

И разъяснял:

– Это журнал такой. Без переплета.

Третьеклассник Петька Помидоров перешел в четвертый. По его словам, это событие торжественно отметили не только он сам и его родители, но также и школа, и общественность той улицы, на которой он, Петька, проживает.

Вертя рыжей головой, похожей на подсолнух, Петька упоенно хвастался:

– Знаете, какой я! Вот захотел – и перешел в четвертый. А если бы не захотел, то остался бы в третьем. Какой отсюда вывод? Стоит захотеть – и все сделаешь. Но для этого надо, как говорят мои родители, поднатужиться.

Петька был отчаянный спорщик. Он спорил по любому поводу. Даже тогда, когда наверняка знал, что проиграет. И ему страшно захотелось доказать всем, и главное Грунькину, что пираты были, есть и действуют. А как доказать – он пока не знал.

Надо сказать, что Петька вообще не терпел, когда ему говорили, что чего-то не было, нет и не будет. Он буквально измучил родителей, соседей и даже дворника каверзными вопросами. Петьку даже учителя боялись.

Однажды он спросил у папы:

– А вымершие доисторические животные все вымерли?

– Все, – грустно сказал папа.

– Не может быть! Ну, хотя бы самые-пресамые маленькие…

– И даже маленькие, – уныло ответил папа и тщательно протер очки. – И вообще, прошу тебя, не приставай ко мне с нецелесообразными вопросами. Спрашивай у мамы. Она все знает.

В такие трудные минуты Петьке всегда хотелось заплакать, но он мужественно пересилил себя и твердо сказал:

– Это ты просто не совсем точно осведомлен.

Он побежал к маме и задал ей вопрос полегче, потому что на трудные она не любила отвечать и смеялась.

– А верблюды вымерли, или они только в кино остались?

Мама шутила:

– Двугорбых – сколько хочешь! А вот одногорбые – редкость. И называются они – драмадеры.

– Хы-гы! – обрадовался Петыка. – Драмадёр! Красиво! – И закричал папе: – А ты говоришь – вымерли!

Красивое словечко «драмадёр» плотно прилепилась к старшему брату – Леньке, который всего-навсего перешел в пятый класс, но уже шесть лет занимался в драматическом коллективе при клубе пожарников. Ленька постепенно привык к прозвищу и отзывался на него с удовольствием. Но в первый раз, когда его, так сказать, окрестили, он устроил настоящий театральный скандал и накалил страсти.

Он мягко подошел к папе, заложил руки за спину, привстал на цыпочки и не вполне поставленным голосом мрачно задекламировал:

У папы начали медленно сползать очки.

– Мать, иди сюда, – торжественно позвал он. – Иди послушай! Шекспир, Шиллер, Гюго, Гете! Бис! Браво! Просим, просим! Еще разок!

Но повторить так гладко свою речь Леныка не смог.

– Ты могла и раньше прийти, – строго сказал он маме. – Это же экспромт!

– Что, что? – подал голос притихший было Петька. – И никакой ты не икспромт! А драмадер! Я еще лучше могу стих рассказать. Слушайте басню Крылова.

Он влез на стул и заорал во все горло:

Родители здорово прореагировали. Они разняли сцепившихся братьев и лишили их компота.

– Если вы еще раз друг друга хоть пальцем тронете, – заявил папа, – то я не возьму вас в зоопарк, который иногда приезжает в наш город.

– А плечом можно? – поинтересовался Петька.

Ленька «психовал» целый вечер. Окрестив руки на груди, он мрачно ходил вокруг да около Петьки и пытался сверкнуть глазами. Но что-то не очень получалось.

Ленька вышел в коридор и попытался сверкать глазами перед зеркалом.

И опять ничего не вышло. Глаза были как глаза – голубые и веселые. И молнии из них не сыпались.

– Освещение не то, – решил Ленька. – Вот на сцене бы!…

Он вернулся в комнату. Петька лежал на кровати, как всегда в ботинках, и читал растрепанную книгу.

Ленька еще раз подергал глазами, посопел, побегал по комнате и спросил у Петьки:

– А Кэ Толстой?

Петька не ответил и перевернул страницу.

Книга была, несомненно, очень интересная. Иначе зачем бы ее так истрепали?!

Петька снова перевернул страницу. Ленька увидел великолепную картинку: два человека бодро уродовали друг друга шпагами. (А может, и рапирами, или эспадронами. Это уже тонкости.)

– Кто кого? – опросил Ленька.

– Конечно, он!

– Ну-у!

Ленька хотел поподробней расспросить, кто это – «он» и что это за книга, но тут в комнату прошлепала мама и выключила свет.

Глава 2.

Пятнадцать человек – на сундук мертвеца!

Петька выждал, когда Ленька заснул, и сразу же начал тихо басить в свою собственную тетрадь по пению, свернутую рупором:

Ленька снова проснулся и с трепетом стал прислушиваться. Незнакомый бас с наслаждением выводил: «Ио-хо-хо!»

– Кто это? Петь, отзовись! – не на шутку испугался Ленька.

Темнота. Молчание.

– Петь, ты что-нибудь слышал, или мне почудилось?

Темнота. Молчание.

Ленька приложил руку к сердцу и считал удары. Все боялся, что сердце остановится. (А что? Был такой случай!)

Ленька закрыл глаза и начал хладнокровно рассуждать про себя:

«Это же не стены, а сплошная акустика! Не иначе, спектакль из купеческой жизни – у соседей по телевизору».

И чтобы окончательно успокоиться, он накрыл голову одеялом и стал громко разговаривать сам с собой:

– Вот я и говорю, уважаемый товарищ управляющий трестом маляров и штукатуров, – это ж не дом, а амфитеатр. Не квартира, а ого-го-го!

Слушая Леньку, Петька заткнул рот подушкой и пытался смеяться носом.

А Ленька все бубнил и бубнил. Наконец он затих, дыхание его стало равным, и Петька почувствовал, что Драмадер уснул окончательно, но не бесповоротно.

И Петька снова затрубил:

– Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!

Ленька сразу же проснулся и в ужасе попытался позвать кого-нибудь на помощь, но его голос куда-то делся, будто его и не было никогда.

Завернувшись в одеяло, Ленька ящерицей юркнул под кровать.

Послышалось загадочное бульканье.

Ленька осторожно высунул голову и увидел расплывчатую белую фигуру.

Голос сразу нашелся. Да еще какой! Ленька никогда не думал, что умеет так орать.

Рядом раздался страшный звон.

А затем что-то оглушительно загрохотало в соседней комнате – это папа, спеша на помощь, опрокинул чугунный стул от пианино.

– Всех связали, – решил Ленька. – Пианино увозят.

Он решил ползком добраться до телефона, чтобы вызвать оперуполномоченного, но тут зажегся свет. В дверях стоял папа с охотничьим ружьем. Из-за его широкой спины выглядывала мама.

– Что? Кого? – опрашивал папа и водил незаряженной двустволкой из угла в угол.

Братья лежали под кроватями и скорбно молчали. У окна, в луже компота валялся «бывший» фаянсовый кувшин. (Емкость – три с половиной литра.)

Ленька смело вылез из-под кровати. Петька не вылезал, делал Леньке руками какие-то подозрительные знаки и шипел на всю комнату:

– Шито-крыто!

– Что тут у вас? – разозлился папа.

– Кувшин упал, – ответил Петвка, вылезая из-под кровати. – И кто это додумался поставить его в нашей комнате?!

Ленька сразу догадался, в чем дело, и мрачно проворчал:

– Приснилось что-то…

Папа ушел в спальню, закинув ружье за спину, а мама стояла и смотрела, как братья уныло вытирают компотную лужу огромной тряпкой.

Глава 3.

«Дело сделано! – сказал слепой»

Только братья легли, как внезапно заревел телефон. В комнату вбежал папа. Ружье по-прежнему болталось у него за спиной. Схватив трубку, он закричал:

– Это Нахичевань? Нахичевань! Слушаю вас. Как с трубами? С трубами как?

Папе сегодня должны были позвонить из Ростова по служебным делам.

– Кто, что? Какой Лева? – надрывался папа. – Новый начальник отдела снабжения? Алло, междугородняя! Простите, не понял… Что? Рядом! Странно…

Он снова осторожно опросил:

– А как же с трубами?

Потом папа замолчал и сунул трубку Леньке:

– Оказывается, тебя… Смотри, недолго. Ну и ночка!

Он поправил ружье и удалился.

Это звонил Ленькин одноклассник Левка Гринберг, шахматист-отличник:

– Ты спишь? А Петька спит? А ваши спят? А наши спят. А я не сплю. А у меня – бессонница. Плохая примета. Вы собираетесь в лагерь?

– Вот еще, – оказал Ленька. – Когда это будет… Дня через два…

– А шахматы берешь?

– Угу. Только у меня их нет. Я дал их Алехе из пятого «Г», а он зажилил…

– Тогда я три доски возьму. Свою, папину и мамину. Ох, и сыграем же мы!

Трубку перехватил Петька:

– Ты спишь?

– У меня бессонница, – охотно объяснял Левка. – Плохая примета. Наверное, проиграю.

Снова появился папа, молча положил трубку на рычаг и с достоинством удалился.

Телефон снова взревел.

– Что, помехи? – радостно орал Левка. – А я сегодня сон видел.

– Так у тебя ж бессонница, – удивился Петька.

– Ну и что же! Это был сон наяву. Так сказать, иллюзион, или еще как… Доходит?

Опять послышались папины шаги.

Петька поспешно крикнул:

– Пока, я сплю! – и бросил трубку.

Некоторое время братья лежали молча и делали вид, что спят. Потом Ленька увидел, как Петька, закутавшись в одеяло, бесшумно выскользнул из комнаты в кухню.

– Ясно! – спокойно сказал Ленька и направился следом за братом.

Петька сидел за столом, читал книгу и машинально пил молоко.

– Теперь понятно, почему утром в молоке не бывает пенок, – строго сказал Ленька. – Пьешь? – и начал опустошать холодильник, будто не ел три дня, и быстро превратил его в ледяную пустыню. Там остался только чахлый кустик укропа.

А Петька не обращал внимания на своего брата и читал вслух потрепанную книгу под названием «Остров сокровищ».

Когда он дошел до слов: «– Дело сделано! – оказал слепой», в кухне появился папа с ружьем. Он обходил дозором вверенную ему жилплощадь и заглянул на огонек.

– Это вы! – разъярился папа. – Ну, я вам сейчас покажу!

Но братья, быстро встав на четвереньки, резво промчались «паровозиками» между его ног в свою комнату.

Папа за ними не погнался, но принял определенные меры. Он вывернул лампочки на кухне, в коридоре, в комнате братьев и даже в уборной. После этого папа спокойно вздохнул, споткнулся и разбил все лампочки, потому что было темно.

Прибежала мама и стала называть папу неудачником, бухгалтером (так оно и было), идеалистом, отцом двух отпетых хулиганов, и если верить ее словам, то женитьба на ней была единственной папиной удачей.

Глава 4.

Результаты совместного чтения

Вскоре бормотанье родителей за стеной затихло.

– Я же творил, не надо есть на ночь. Теперь ни за что не заснешь, – сказал Петька.

– Даже не дремлется, – согласился Ленька.

Братья стали ворочаться, пытаясь уснуть то на левом боку, то на правом, то на спине.

Петька разозлился на самого себя и оказал:

– Не хочешь спать? Не хоти.

Он закутался в одеяло, взял книжку и вышел из комнаты.

Ленька крепился минуты две. Не выдержал. И, волоча за собой одеяло, вышел в коридор.

Петька стоял у раскрытой двери и читал при слабом свете, падающем с лестничной клетки.

– Какой ты шустрый, – зашипел Ленька. – Ишь, уже две страницы промахнул! Ты мне спать не даешь!

Петька искренне удивился:

– Каж же я тебе спать не даю?

– А вот давай я здесь стану с книжкой, а ты попробуй усни!

И братья стали читать «Остров сокровищ» вдвоем. Каждый судорожно наклонил голову набок, потому что Петька читал на 57-й странице, а Ленька – на 55-й. Читать было страшно неудобно!

Братья начали косо поглядывать друг на друга и механически листать страницы, причем Ленька постоянно отставал ровно на две.

Потом они стали толкаться локтями.

Ленька поднажал и выпер Петьку на лестничную клетку.

Петька рванул Леньку к себе. Тот, вылетая, ухватился за ручку. Дверь захлопнулась, замок щелкнул.

Немая сцена.

– Ну и дурак! – оказали братья в один голос.

Петька начал скрестись в дверь, совсем как бульдог Тобик из 2-й квартиры.

– Не пугай меня, – захныкал он, – открой дверь.

– Что я, факир? – Ленька не терял присутствия духа, возраст обязывал. – Сам закрыл, сам и открывай.

– Сезам, отворись, – стонал Петька. – Может, позвоним?

– А дальше? – ехидно спросил Ленька, и Петька опустил руку…

Братья робко стояли перед дверью. Им вдруг страшно захотелось спать.

– Ну? – спросил Петька.

– Ну! – подтвердил Ленька.

– Ну? – снова спросил Петька.

– Ну! – согласился Ленька.

– Ты не издавайся надо мной! Холодно… Я подвержен вирусам. У меня уже полипы растут! На, убедись!

Но Ленька ответил, что до такого носа он даже клещами не дотронется.

– Ты на свой посмотри! Рубильник!

– А у тебя, у тебя! Огурец в рассоле!

– Драмадер!

– Индюк!

– Артист!

– 3-з-з-ритель!

– Предатель!

– Чернокнижник!

– Фитиль!

– Молекула!

– Таралунька!

– Штепсель!

– Балда!

– Обжора!

– Сам обжора!

– Молочник!

– Укропник!

– Фарадей!

Братья выдохлись и уселись на лестнице.

– Почитаем?

– Можно.

Голос Петьки, сначала слабый и жалобный, постепенно окреп и гулко загулял по подъезду. Когда Петька дошел до слов «Джон Сильвер протянул руку…», голос его ушал до угрюмого шепота. Он неожиданно прервал чтение и опросил:

– Ты чего-нибудь знаешь?

– Знаю.

– А чего?

– Таблицу умножения.

Глава 5.

Ужасно страшная тайна, или Появление пиратов

У Петьки завертелось на языке хорошо знакомое слово «дурак», но он сдержался.

– Пожалуй, я все-таки тебя приму…

– Глядите, он меня примет! Молоко пить?

– Тсс! Ужасно страшная тайна. Поклянись, что не проболтаешься.

Ленька испугался, что его сейчас заставят клясться кровью, и поспешно сказал:

– Век воли не видать!

Петька накрыл брата одеялом и, крепко уткнувшись холодным носом в его теплое ухо, зашептал:

– Пираты неизвестного моря! Слышал?… Я тебя, так и быть, принимаю в свою пиратскую команду.

– При одном условии, – поспешно оказал Ленька.

– Хоть при двух, – великодушно согласился Петька.

– Чур, я капитан! – заявил Ленька.

Рождение пиратской команды ознаменовалось легкой, но убедительной потасовкой, после чего младший брат, потирая лиловую печать на лбу, добровольно избрал старшего пиратом-капитаном. Зато он оставил за собой священное право мятежа.

– Как стоишь? Пятки вместе – носки врозь! – не своим голосом заорал Ленька. – Слушай мою команду! Курс – зюйд-норд-ост-вест! Идем под всеми парусами к отшельнику моря Гринбергу. Шагом марш!

– Ладно, – пробурчал Петька и сам себе окамандовал: – Полный вперед!

После седьмого продолжительного звонка младший брат неуверенно спросил:

– Слышь, может, они спят?

– Не обсуждать! Пират Петька, слушай своего капитана, стучи морзянкой. Три длинных, три коротких, три длинных. «SOS!» Спасите наши души!

– Вам кого? – раздался сумрачный мужской голос, приглушенный дверью.

Младший пират перепугался и сказал:

– Телеграмма.

– Подсуньте под дверь.

– А Лев спит?

– Какой Лев?

– Ну, ваш Лева…

– Скажите, вы почтальон? Да? А почему же вы детским голосом говорите? А?

– А мы – дети.

Заворчал замок, и голос забубнил:

– Безобразие! Кто это придумал – посылать детей ночью разносить телеграммы?!

Дверь уже почти открылась, но тут женский голос испуганно заверещал:

– Степа, не открывай! – Шепотом: – Это хулиганы! Я знаю. – Громко: – Сейчас в милицию позвоню. У нас – телефон! Не верите? Пятьдесят один – сорок шесть. – Шепотом: – Вот к Мариванне такие же приходили. Взрослые, бородатые! А с собой патефон принесли. Пластинку с детским голосом проигрывали. Детьми прикидывались! – Громко: – Вы еще здесь?

– Конечно, – глухо пробормотал Ленька.

Женщина – радостным шепотом:

– Вот видишь. Я же говорила – хулиганы! Имена узнали заранее. Про Леву спрашивают. – Громко: – Леву сюда не путайте! Вы явно ошиблись квартирой.

– Пошли, – обиженно сказал Ленька. – Курс тот же, только обратно.

И пираты печально покинули место морского сражения. Абордаж не удался.

Целый час братья мрачно просидели на крыше сарая. Петька все думал, думал и придумал:

– Я в «Сказках» братьев Гримм читал, что, если ночью петухом человек закричит, тут же рассвет наступит. Многое в сказках, конечно, вранье, но все равно делать нечего…

Братья уселись поудобнее и дружно заорали львиными голосами:

– Ку-ка-ре-ку!!!

Так они сидели и кукарекали, чтобы скорее пришло утро. После двухсотого петушиного вопля начало светать.

– Помогает! – удивился Петька.

Дальше сидеть было глупо.

Двор казался чужим: и свой, и не свой.

– Словно не наш, – сказал Петька.

– Людей нет, – догадался Ленька.

И правда, двор всегда был похож на предпраздничный колхозный базар.

Здесь обсуждали важнейшие дворовые проблемы современные старушки, малыши занимались строительством микрорайонов из песка, а заносчивые девчонки линовали асфальт в арифметическую клетку. Особое положение было у небритых пап. Папы были мастера на все руки. Одной рукой они со страшной силой ударяли костяшками домино по столу так, что из досок вылетали сучки, а другой – покачивали коляски, в которых надрывались, несомненно, будущие солисты Большого театра.

– И поглядеть не на что, – пожаловался Петька. – Необитаемый остров.

Они подошли к своей двери.

Дверь была на месте.

– Отвечать будем вдвоем, – на всякий пожарный случай сказал Ленька и смело нажал кнопку звонка.

Петька шипел, как голодный гусь:

– Три длинных, три коротких, три длинных. «SOS»!

Дверь распахнулась.

Чуть не сбив братьев, на площадку выскочил папа.

Он посмотрел направо:

– Ты здесь?

Он посмотрел налево:

– Ты здесь?

И затащил братьев в комнату.

Больше папа не сказал ни слова. Он посадил братьев на диван, аккуратно сложил каждому руки на коленях (как будто они и сами не могли!), задумчиво отошел к другой двери и стал медленно приближаться к дивану.

Ленька вдруг вскочил и пожал ошеломленному Петьке руку:

– Ты прав!

Папа остановился.

– А в чем дело? – спросила появившаяся мама.

Папа долго и нудно объяснял, как он услышал звонок, а ребят в комнате не было, а они оказались за дверью, а что они делали там так рано?

Ленька поспешно перебил папу:

– Мы с Петькой поспорили. Я говорил, что «Пионерку» в шесть утра приносят, а он говорил – не приносят.

– Да, да, разумеется, – поддержал его Петька, который наконец понял ловкий маневр капитана Леньки.

Глава 6.

Корабль тонет – крысы бегут

Разбудил их папа.

– Вы не проголодались? – спросил он, и в голосе его послышались грозовые раскаты.

Петька растерялся и ляпнул:

– У нас в холодильнике уйма крыс!

– Правда, – согласился папа. – Я сам сегодня видел двух.

Да, холодильник братья надолго запомнили!

Они сходили в «Молоко» – за молоком и кефиром, в «Сыр» – за сыром и в «Гастроном» – за колбасой, хотя вчера они колбасу и не ели.

Мама называла это трудовым воспитанием.

– Ну и как? – опросила она, когда братья загрузили холодильник продуктами.

– Прочувствовали, – сказал Ленька.

– Осознали, – подтвердил Петька.

А папа их пожалел. Он дал каждому по двадцать копеек.

– Идите в кино. Только маме – ни слова!

– Кого ты больше любишь? – спросил Ленька, когда они вышли из дома.

– Конечно, папу!

Они посмотрели вверх и увидели на балконе маму. Она явно пыталась им что-то оказать и показывала сетку.

– Дёру! – оказал Петька. – А то на базар за укропом отправят.

И «пираты» убежали во двор.

В кино они, конечно, не пошли.

– В лагере каждый день будут показывать, – оказал Ленька. – И все про шпионов.

Зато они купили в магазине посудо-хозяйственных и москательных товаров (и что такое – москательные?) перочинный ножик с двумя лезвиями. По одному – на брата.

По старой привычке они пошли в школу, оставляя неизгладимые шрамы на всех некрашенных деревянных заборах, которые им попадались. Так что ножик пришлось трижды точить об асфальт.

Деревья они не трогали. Сами сажали. Да и вообще, дерево – друг человека. А пираты – друзья зеленых насаждений. Где же им еще прятаться, как не в лесу, если нет надежного брига.

По пути они поймали какого-то «малолетнего преступника», который сорвал не менее двух тысяч листьев и хлопал ими, пугая окрестных собак и кошек.

Братья прочитали ему краткую лекцию, сопровождая ее легкими «внушениями», после чего вернули разоравшегося нарушителя на поруки прибежавшим родителям.

Родители долго их хвалили. И даже хотели отблагодарить за воспитание сына-шалопая, несомненно, ценным подарком.

Часами?

Щенкам?

Фотоаппаратом «Смена-2»?

Подшивкой журнала «Пионер» за 1952 год?

Но на это у родителей, к сожалению, не нашлось времени: парень поднял вой, и его пришлось спешно тащить домой.

Братья шли и оглядывались. Но их никто не догонял с подарками. А жаль!

На школьном дворе уже вертелись мальчишки. А у забора сидел на рюкзаке Олег Спасибо (такая фамилия) в окружении многочисленных родственников и чего-то ожидал. Спасибо был широко известен среди школьников. Из-за его редкой фамилии класс, в котором он учился, стал знаменитым.

Приходили делегаты со всех школ города и просили его показать. А потом говорили:

– Нашли, чем удивлять!

Как будто их кто-то звал.

Спасибо всегда все путал: расписание уроков, галоши в раздевалке и даже имена преподавателей. У него были ярко выраженные профессорские данные из кинофильмов для детей.

И сегодня он не изменил себе. Родственники пришли провожать его в лагерь, хотя отъезд был назначен на завтра. Так они и ушли не солоно хлебавши и даже не ругали его, так как были давно приучены ко всяким неожидонностям.

Гринберг собрал вокруг себя кучу младшеклассников и рассказывал, как к ним приходили мордатые-бородатые дяди с граммофоном, который пищал детским голосом, и пытались их «взять на пушку», замешав его, Леву, в это темное дело.

Его с интересом слушали, но не верили. Да и какой нормальный ученик поверит шахматисту?!

Подошел задумчивый Грунькин и сумрачно сообщил:

– В лагерь я не поеду.

Его начали уговаривать:

– Мы же решили всем классом!

– Все едут. Даже Петька, хотя он и не из нашего класса.

Грунькин стал жаловаться:

– Мария Федоровна (классный руководитель) сказала, что наш пионервожатый заболел, а с другим я принципиально не хочу.

– Ну и не надо, – вспыхнула Ленка, староста класса.

Она всегда вспыхивала, как спичка.

– Корабль тонет, крысы бегут! – презрительно изрек Петька.

Тогда Грунькин стал юлить:

– Я еще подумаю, посоветуюсь с классным руководителем и со своими родителями. – Он всегда подчеркивал, что именно со своими. – Да и что мне там делать? Там, наверное, нет литературно-поэтического творческого кружка. И вообще, мама достоверно узнала, что нас в колхоз на уборку загонят…

А Маша Пашкова, председатель классного общества Красного Креста и Полумесяца, заговорила всех до смерти:

– Ой, мальчики и девочки, ой как здорово! В походы будем ходить, на речку, в колхоз поедем. А лес! А костер!

И неожиданно запела:

– Солнце, воздух и вода…

Все зашумели, а Славка Рой всех перекричал. Он был пловец третьего разряда. Легкие у него были – ого-го!

– Это по мне! – кричал он.

Лагерь – это лагерь! Сколько туда ни езди, никогда не надоест.

Все твердо договорились собраться завтра за час до отъезда автобуса и разошлись. Дел было – уйма.

Глава 7.

Сборы в дорогу

Папа с увлечением принялся за делю. Он схватил рюкзак и начал его набивать различными необходимыми вещами.

Положил туда два полотенца, две банки крема для ботинок и лысеющую одежную щетку (другой не было), три зубных щетки (одну про запас), мухобойку, учебник по литературе (будете делом заниматься), семейный портрет (чтобы не скучали), 100 граммов конфет «Чио-Чио-Сан» и т. д. и т. д.

– А вешалки зачем? – удивился Леныка.

– Приучайся к аккуратности.

Эх, если бы папе дали развернуться, он бы туда положил пылесос.

Но мама всегда появляется вовремя.

Она все вытряхнула и начала укладывать рюкзак так, словно строила дом. Сначала фундамент – одеяло, потом – столовая самообслуживания: миски, ложки, кружки…

Завершения строительства братья не стали дожидаться. Петька, правда, пытался внести свой вклад в общественное дело, но его отстранили.

– Иди, иди, собирайся, – оказал папа, – у тебя и так дел много.

Братья вышли на улицу и встретили Гринберга.

– Ваши собираются? – опросил он.

– Ага.

– И наши тоже…

Гринберг побренчал в кармане мелочью:

– Пойдем во Дворец пионеров, там кино интересное.

– Мы на мели, – буркнул Ленька.

– Оба?

– Нет, по одному, – влез Петька.

Гринбергу страшно не хотелось идти одному.

– Ну, ладно, пойдемте. Я вас приглашаю. Какие могут быть счеты…

Братья поломались для приличия и все время боялись, что Гринберг передумает.

– А кино-то стоящее?

– Я его три раза видел. «Остров сокровищ».

– Да что ты? – ужаснулся Петька и огляделся по сторонам. – Не может быть! Такого кино нет.

– Кончай свистеть, – процедил Ленька, – то на тебя бандиты нападают, то ты кино про пиратов смотришь!

Левка обиделся:

– Я не вру, – заныл он, – можете меня проверить на честность. Вот пойдемте.

Гринберг и правда не врал. Он еще издали показывал им афишу, словно слона:

– Ты разве не видишь, Леня? И ты, Петя? Ну, читайте, читайте… О… С… Т… Р… О… В…

Петька, как увидел афишу, так и застыл:

– Ух, ты!

– Ух, ты! – согласился Ленька.

– А что я говорил! – радовался Левка.

– Чего стоишь? – накинулись на него братья. – Скорей бежим за билетами, пока есть.

Глава 8.

Фильм для детей

Ребята вошли в зал и ахнули. Одни взрослые! Вое места были заняты, начиная со второго ряда и кончая последним!

Только на первом сидела незнакомая девчонка и какой-то безбилетный дошкольник – на полу. Он, как заводной, вертел головой и всем тревожно улыбался.

Ребята сразу же захватили лучшие места в первом ряду. Девчонка на всякий случай пересела от них на самый край.

– Глаза вывихнешь, – предупредил ее Петька.

– Не хулигань, мальчик, – оказал за его спиной дядя. – Не дома!

Фильм долго не начинался.

Ленька неуверенно свистнул, и зал сразу же загудел.

– Хулиганы!

– Вы не в цирке, а во Дворце пионеров!

– Кто их пропустил?

– А есть ли у них билеты?

Дошкольник заерзал и попытался залезть под стулья.

Свет погас, и взрослые успокоились.

Фильм показывали сразу, без журнала, и вроде бы неплохо.

Но как только раздался первый выстрел, лента не выдержала и оборвалась. И тут началось. Взрыв свиста потряс здание. Взрослые топали ногами и дружно кричали:

– Свет!

– Сапожники!

– Бракоделы!

– Администратора!

На экране снова появилось изображение, и все умолкли.

Петька все время отвлекал Леньку и шептал, что это не по книжке, и дошептался.

Дядя за Ленькивой спиной, живо реагирующий на события на экране, возмутился:

– Мальчик, если тебе не нравится, можешь покинуть зал.

– Мне нравится! – испугался Петька.

А в задних рядах надрывались:

– Безобразие! В кино нельзя сходить! Папаша, успокойте сыночка!

– А это не мой сын, – начал оправдываться дядя.

Фильм прерывался еще несколько раз. Взрослые так громко переживали, что их было слышно на другом конце города.

Когда фильм кончился, вид у взрослых был какой-то очень смущенный и виноватый.

– Я теперь взрослых раскусил, – сказал Петька. – Они только притворяются взрослыми.

– Да, условностей много, – солидно подтвердил Гринберг и сделал задумчивое лицо.

– Вот если бы всегда они такие были, – сказал Ленька, – ох, и жизнь была бы!

– Ну, я слешу, – оказал Гринберг. – Я ведь занят. Мне еще надо повторить защиту Нимцовича. Пока!

– Фильм смотреть можно, – рассуждал Петька. – Вот только зря они туда девчонку прилепили. Ну какой из нее юнга! Вот я бы! Или ты!

– Еще бы, – согласился Ленька. – Девчонки юнгами не бывают. Мы в свою команду девчонок принимать не будем.

– Не будем, – подтвердил Петыка. – Только мальчишек!

– Знаешь, – Ленька замялся, – ты, конечно, здорово про пиратов придумал… Но ведь и в кино, и в книге все пираты – это разбойники. Ты заметил?

– Заметил, – ответил Петька. – Все пираты – самые отчаянные хулиганы и головорезы. Бандиты в общем!

– Вот-вот, – уныло оказал Ленька. – Выходит, и мы теперь с тобой бандиты?

– Что ты! – спохватился Петька. – Пираты бывают разные. Видел в кино того, бородатого пирата, который на сторону наших перешел? Его даже ранили. Очень хороший пират! И разбойники, если хочешь знать, тоже разные. О Робин Гуде читал? Он всегда за бедных сражался, против баронов!

– Конечно, – повеселел Ленька. Петька подозрительно покосился на него:

– Ленька, а тебе не надоело быть капитаном?

После этих слов Петьке пришлось улепетывать без остановки до самого дома, чувствуя на своем затылке угрожающее дыхание старшего брата.

…Рюкзак был уже уложен. Петька даже приподнять его не смог. Ленька успокоил брата:

– Будем носить вдвоем.

– Ты счастливый… Второй раз едешь, – позавидовал Петька. Ленька оживился:

– В лагере все есть: и качели, и гигантские шаги, и река. Да что там говорить! Сам увидишь. Там пиратам есть где развернуться!

Глава 1.

Появление незнакомца

Начинать, так начинать с главного!

Нас в семье – четверо: мама, папа, Ленька и я, Петр Помидоров. Но о родственниках – потом, сначала – о моем дневнике.

Не спрашивайте меня, почему я не вел дневника раньше.

На этот вопрос не сможет ответить даже мама, которая знает все, как утверждает папа.

Решил – и баста, как говорят тихоокеанские бывалые моряки дальнего плавания. На это было много причин.

Во-первых, я сказал своему старшему брату, что хочу стать писателем для детей дошкольного возраста, и даже хотел сначала написать несколько томов писем для своего самого полного собрания сочинений, но потом раздумал, так как писать было некому.

Во-вторых, мама настаивает, чтобы я больше писал и вырабатывал почерк, потому что это мне может пригодиться в трудную минуту. А у меня вся жизнь состоит из таких минут.

А в-третьих, моя жизнь сейчас, как никогда, начинает обогащаться событиями. Еще бы, я еду в пионерский лагерь, где смогу всесторонне развернуть свои никем не ограниченные способности. Кто знает, может быть, моему брату Леньке и не придется больше недели ходить в капитанах. Не на того напал, хотя мы и одной крови: он и я.

А что до того, что он старше меня на год, то он раньше на год и умрет. Почему? А что ему толку от нее, от жизни! Он же ее прожигает – это самое, богемия, в драмколлективе, и башмаки у него так и горят, как говорит папа, – не напасешься.

Я уж молчу о том, что он прожег мои брюки увеличительным стеклом до самой кожи! Я тогда был еще маленький и не мог ему грамотно ответить.

Итак, наше путешествие все-таки началось. Путешествие всегда с чего-нибудь начинается. У нас оно началось со штурма новехонького пустого автобуса, который стоял рядом с нашей школой. Как мы его увидели, так сразу и пошли на штурм. Девчонки лезли через переднюю дверь, мы через заднюю, а взрослые бегали вокруг автобуса и помогали советами.

И все равно получился винегрет. Даже я и то оказался между двумя девчонками, хотя их было-то всего ничего, вдвое меньше мальчишек!

Потом прибежал какой-то длинный парень в квадратных очках и начал лихо размахивать руками. Мы на него так и уставились. А парень говорит, что он наш новый пионервожатый. И хоть он и рад с нами познакомиться, но все равно не позволит нам безобразничать и занимать автобус «Интуриста».

Мы его сразу невзлюбили. Уж очень он был тощий. Пиджак болтался на нем, как на шесте. И имя у него было непонятное – Вениамин. А я сложные имена не люблю. Пока записывал для памяти, три ошибки сделал.

Вениамин как начал нами вертеть, так мы и посыпались из автобуса.

Я вылез в окно. А он меня остановил и пропесочил. Родители заулыбались. А мать Гринберга оказала:

– Как хотите, а за детей я теперь спокойна. Они в надежных педагогических руках.

Прибежал шофер в хрустящей кожанке и ну шуметь:

– Что вы читать не умеете?! Орда! Кочевники! Пива не дадут выпить? Что мне, за вами с кружкой бегать?

Вениамин перед ним извинился, шофер проворчал что-то невразумительное, вытер губы рукавом и укатил.

Пионервожатый разбил нас на пары: мальчик – девочка, девочка – мальчик и сказал:

– Держитесь за руки, дети!

Ленька прошипел, как анаконда:

– Двойное оскорбление!

Он иногда говорит к месту, мой старший брат.

Я испугался. Ой, как я испугался, что мне придется взять девчонку за руку. И я ухватился за своего брата. Выбирать не приходилось. Плохое, но все же свое.

Но Вениамин все заметил, у него не очки, а телескоп!

– А вам что, особое приглашение нужно?

– Мы близнецы, – жалобно оказал я, – нам разлука противопоказана. Правда, мама?

Мама сделала вид, что не слышит. А Вениамин строго сказал:

– Это не просто так! Это развивает в коллективе дружбу между мальчиками и девочками.

Подъехал наш автобус, и мы два часа (может, больше, я не считал) в него чинно усаживались.

Я опять попал между девчонками. От судьбы не уйдешь!

Родители вели себя неорганизованно. Они облепили автобус и засыпали нас наставлениями.

Я поцеловал папу и маму в сплющенные носы через стекло. Автобус покатил. Только мы их и видели.

Мне стало грустно, но я крепился и напевал, чтобы утешиться: «Пятнадцать человек – на сундук мертвеца».

Вениамин меня одернул:

– Надо петь хором и, главное, что-нибудь жизнерадостное.

Ох, и расстроился же я. Но виду не подал, как настоящий пират.

Я подумал – хоть бы автобус опрокинулся… Вот была бы потеха! Все бы, конечно, остались целы и невредимы, а Вениамина отбросило бы метров на пятьсот, но я бы его спас, потому что у меня железная хватка. Тогда бы он посадил меня впереди, рядом с шофером, и мы поговорили бы о житье-бытье, как добрые друзья. Но…

– Нечего унывать, – сказал я себе. – Впереди – лагерь. Эх, и заживем же! Как на необитаемом острове!

С девчонками Вениамин сразу нашел общий язык. Они по своей природе какие-то организованные. А ребята косились на него недоверчиво.

Глава 2.

Где Спасибо?

Автобус себе катил и катил. Город кончился. На проселочной дороге мы подняли такую пыль, словно одновременно выбивали тысячу ковров.

– Самум в пустыне Сахаре, – оказал отличник Гринберг.

– Много ты понимаешь, – ответил ему отличник Грунькин. Отличники сцепились.

Вениамину понравилась их любознательность. Он стал рассказывать о Средней Азии, о кораблях пустыни – верблюдах.

Тут я я кое-что ввернул о драмадерах. Все так и ахнули. А Ленька покраснел.

Вдруг Маша Пашкова как взвизгнет на весь автобус:

– А где же Спасибо? Ой, потеряли, ой, забыли, ой, оставили!

Вениамин побледнел и остановил автобус.

– Как же это так? Не может быть!

– Может, мы еще кого-нибудь оставили? – опросил я.

Все стали смотреть друг на друга, подозревая, что еще кого-то нет.

Кто-то с переднего сиденья крикнул, что нет Грунькина. Грунькин вскочил и разорался:

– Я здесь! Плоская шутка. Я сам шутник!

Грунькина еле-еле трое ребят усадили иа место. Четвертый держал его голову, чтобы он не бодался из принципа.

Вениамин пятьдесят два раза сказал «тихо!», пока мы успокоились. Он забылся и вздохнул:

– Держись, Веня, все только начинается!

Мы так и грохнули. Вениамин разозлился и устроил перекличку по всей форме.

Для чего он делал перекличку, мы так и не поняли, потому что Спасибо и после нее все равно не нашелся.

– Придется из лагеря давать телеграмму родителям, – уныло сказал наш новый пионервожатый.

– Так куда ехать? – мрачно опросил шофер и достал папиросу. – Вперед или назад?

Вениамин вежливо вынул папиросу из его рук и выбросил в окно.

– Дети!

Шофер возмутился:

– А что дети! Я с пятого класса курю! У меня легкие!

Он надулся и постучал кулаком по груди. Внутри у него так и загудело, как в пустой бочке из-лгод бензина, если стукнуть по ней кувалдой.

Услышав про пятый класс, я обрадовался: не так уж долго терпеть осталось! Без курева нам, мужчинам, ой, как трудно! Огорчения всякие, нервы…

Шофер как дунул – деревья вдоль дороги замелькали, словно забор.

Вениамин тревожно смотрел на спидометр и бормотал:

– Полегче, полегче на поворотах.

На что шофер мрачно ответил:

– Умру, но доставлю быстро, потому как курить хочу!

Вдруг шофер как тормознул! Я кому-то лбом двинул в затылюк.

Автобус остановился. Оказывается, какая-то девчонка стала посреди дороги – и ни в какую: подвези, и все тут!

Ох, и нахальные же эти девчонки!

Мы, конечно, разрешили ей подъехать немножко. Все равно ее деревня была по пути. Но уж очень девчонка вела себя независимо.

Шофер мрачно вертел во рту новую незажженную папиросу.

– Дядя, у тебя обе руки заняты, – оказала она, взяла у него с колен спички и дала прикурить.

Вениамин замычал от злости, но не сказал ни слова.

Шофер оглянулся и гордо посмотрел на всех. Ох, как он задымил!

Девчонка стояла к нам спиной и не обращала на нас никакого внимания.

Рой хотел дернуть девчонку за длинную косу, но она, даже не повернув головы, пригрозила:

– Косами задушу!

Рой убрал руку и неестественно захихикал.

Мы ее вскоре высадили. Шофер подвез девчонку к самому дому, в село, хотя для этого пришлось сделать крюк метров в пятьсот от дороги.

– Большое спасибо, дяденька, – оказала девчонка и ушла. А нам показала язык.

Когда мы приехали в лагерь, у ворот нас встретил сияющий Спасибо. Он, как обычно, все перепутал и приехал поездом.

Глава 3.

Земля – круглая!

Нас ждала торжественная встреча. У огромной деревянной арки, украшенной бумажными цветами, стояла делегация: две девушки – пионервожатые, толстый дядя в черном и при портфеле и здоровенный парень с гармонью.

Только мы причалили к арке, как парень заиграл на гармони «Туш». Он так лихо играл, что все пришли в восторг.

Я вылез из автобуса и огляделся. Сердце мое замерло – я увидел «гигантские шаги». Представьте, высокий столб и вокруг него канаты с петлями. Разгонись и крутись на высоте, сколько влезет.

Пока Вениамин улыбался дяде с портфелем, я метнулся к «гигантским шагам». Ну и скрип пошел!

Я вращался вокруг столба и оглядывал окрестности. Вот проплыл спальный корпус, вот – столовая, а это… тоже необходимое строение! Клумбы, деревья, рукомойники, шест с приспущенным флагом…

Я думал, все на меня смотрят, и начал выразительно улыбаться, но никто на меня и внимания не обратил – всех увел дядя с портфелем в сторону столовой.

– Ну и ладно, – решил я. – Не хотите смотреть, вам же хуже. Идите, идите, а уж я покручусь.

Так я и крутился вокруг столба. Меня даже немного затошнило с непривычки, и голова закружилась. Когда я слез, меня пошатывало, как после семибалльного шторма. И кто придумал такую дурацкую забаву?! В жизни больше не подойду к этой штуке.

У меня, наверное, все внутри закрутилось, потому что я не мог устоять на одном месте и все куда-то валился. Тогда я стал осторожно вращаться в другую сторону, чтобы внутри все стало таа место. Испытанный способ! Я его обычно применяю после карусели, и всегда помогает.

Все же земля действительно круглая и беспрерывно вращается. Только не всегда на это обращаешь внимание. Ко всему привыкаешь!

Глава 4.

Железная подушка

Когда я «докружился» до столовой, там шла очередная перекличка. «Неужели еще кого-нибудь потеряли?» – подумал я. Но когда все закричали: «Вот он! Вот он!» – я понял, что потеряли меня.

В общем это был не день, а организационный период. Пришли еще два автобуса. Народу набралось столько, что я решил: придется нам всем спать «валетом». Видели, как на гадальных картах нарисовано?

Нас разбили на три отряда. Мы попали во второй. Младших мы не замечали, старшие – нас, так что мы варились в собственном соку, а Вениамин был вроде за повара. Надо сказать, мне еще повезло, что я не попал к малышам, в третий отряд. Ребята убедили Вениамина, что я вполне взрослый. И для меня сделали исключение.

Нашему отряду выделили спальный корпус, и Вениамин сказал:

– Будьте как дома!

И целый день учил нас застилать постели, а дома я никогда этого не делаю.

Я отхватил себе коечку на веранде. Мой брат тоже не растерялся. Он устроился недалеко от меня и поставил около своей койки две тумбочки, второй он добровольно владел пополам с Гринбергом. Вот это дружба! И почему братья не могут быть такими друзьями? Наверно, потому, что они хорошо знают недостатки друг друга.

Я долго выбирал себе подушку. Перещупал все и остановился на Славкиной. Подушка Роя мне понравилась. Она была как камень. Самая твердая!

Пока я ее тайком дотащил до своей койки, запыхался.

Спасибо мне сказал, что если по такой подушке ударить ломом, он погнется. На это я только улыбнулся и подумал, что если ею нечаянно ударить кого-нибудь, то еще не то будет. Не говорю уж о том, что такая подушка воспитывает выносливость головы.

Для пробы я уронил подушку на пол. Ох, и гул пошел! Тут подбежал Грунькин. Он был не в курсе дела и так ударил подушку ногой, что потом мы его нашли… в медпункте.

Если говорить хладнокровно, по-моему, подушка была набита металлоломом.

Больше всех хохотал Славка Рой, а почему – неизвестно. Он так хохотал, так хохотал, что мы начали опасаться, как бы он не исчерпал свои залежи смеха на много лет вперед. Потом он внезапно успокоился и сказал:

– Смех развивает брюшной пресс.

Тут все и выяснилось. Оказывается, Славка засунул в подушку свои гантели, с которыми он никогда не расставался, даже во сне.

Глава 5.

Держись, Веня!

Мы осмотрели лагерь. Он был не очень большой, но зато в лесу. Вокруг лагеря петляла невысокая ограда, за которой были видны белые дачные домики.

Вечером нас построили на линейку. Я оказался самым крайним. Никогда не думал, что я, Петр Помидоров, такой маленький. Ну я вам скажу, Наполеон тоже был не из высоких – чуть-чуть выше меня.

Дядя с портфелем оказался самым главным и основным начальником лагеря. Он нам оказал:

– Я шутить не люблю и от вас того же потребую. Объявляю программу пионерского отдыха: еда, сон, спорт, по вечерам разучиваем бальные танцы.

Девчонки сразу оживленно начали толкать друг друга.

Еще он сказал, что за черту лагеря без старших выходить категорически запрещается (ко мне это не относилось, у меня – старший брат!) и что вообще надо поднакопить сил для плодотворной учебы.

Гармонист исполнил отходной марш из кинофильма «Цирк», и мы разошлись.

Я как лег, так сразу и… не заснул.

Славка Рой замахал на сон грядущий гантелями, а я делал гимнастику лежа – шевелил пальцами ног, готовился к дальним походам.

Спать почему-то никто и не думал. И какой же взрослый пионер станет ложиться так рано?!

Поговорили про лунатиков.

Ленька сказал (и откуда он все знает?), что человек может не знать, что он лунатик и спокойно ходить по крышам, пока все спят, и так же спокойно возвращаться обратно.

– Вот тут-то мы и выясним кое-что, – пообещал он.

Все заерзали и немного струхнули – все может быть, раз об этом никто не знает.

Свет погас, и все притихли. Но никто не спал. Попробуй засни в такой компании – не рад будешь!

И тут началось. Надо мной со свистом проносились подушки, а потом все бегали и искали их.

Я закутался в одеяло и залез под кровать.

Тут Рой пригрозил, что сейчас метнет свою, и сразу все успокоились.

Но я назад не возвращался: знаем мы эти штучки-дрючки! И правда. Раздался треск пружин, и что-то тяжелое рухнуло на мою кровать. Я – ни гу-гу. Оказывается, мой старший брат, который во всем должен подавать мне пример, с размаху сел на «меня». Но меня-то не было! Ленька перепугался и ощупал кровать.

– А Петьки-то нет! – сказал он страшным голосом. Пришлепали еще несколько ребят и тоже стали ощупывать мою кровать.

Я на всякий случай пополз к выходу.

Внезапно зажегся свет, и все разбежались по кроватям. Пружины так и застонали. В дверях торчал взъерошенный Вениамин. Я стоял на четвереньках посреди комнаты и смотрел на него. А он – на меня.

– А? – растерянно опросил Вениамин.

– Держись, Веня! – раздался чей-то голос, приглушенный одеялом. – Все только начинается.

Вениамин прочитал такую длинную мораль, что почти все успешно уснули. Но остались и бодрствующие: нас было человека три, и мы уже никак не могли заснуть.

Тогда мы решили считать хором, ну, примерно до миллиона, – говорят, это помогает от бессонницы.

Мы начали считать вслух и не успели дойти до пяти, как все проснулись и начали нам помогать.

Получалось у нас неплохо. В конце концов я заснул. Что было с другими, не знаю. Но говорят, Гринберг считал до самого утра и у него так ничего и не вышло, потому что он все время сбивался и начинал сначала.

Глава 6.

Жертва моды

– Ту-ру-ру – затрубил горн. Зря кто-то надрывался. Я уже давно проснулся и успел одеться. Не важно, что в спешке я надел штаны своего брата. Они мне давно нравились. Из-за карманов. Когда Ленька засовывал в них руки, они скрывались до самых локтей.

Хотите верьте, хотите нет, но все давно выскочили, а мы с братом еще вели переговоры на известном расстоянии друг от друга. Он убеждал меня расстаться с его собственностью, но не тут-то было. Я сделал обходный маневр и вылетел наружу.

На лужайке стоял Вениамин с блестящим горном. Все смотрели на него, раскрыв рты. Он так старался, что щеки его стали похожи на красные воздушные шары.

Горн выпустил последнюю ноту и замолк.

– Между прочим, – заметил Вениамин, – неплохо было бы организовать пионерский духовой оркестр.

Я подумал, к чему бы это? А потом выяснилось, что Вениамин у себя в университете, где он учится на физико-математическом факультете, вот уже четыре года играет на трубе в эстрадном оркестре!

Тут появился мой старший брат. Ну и видик у него был! Мои штаны, которые и мне были здорово коротки, доходили ему только до колен. Вдобавок, они были так узки, что Ленька нормально ходить не мог, и поэтому он передвигался, не сгибая колен.

– Стиляга! – сказал Грунькин. – Не место ему среди нас.

Ленька серьезно ответил:

– Надо отличать стиль от моды.

Мы здорово посмеялись, а Вениамин хмуро сказал:

– Это не смешно, а печально. Вот и среди студентов, не имеющих трудового стажа, встречаются люди с недоразвитым вкусом.

– А у самих-то, у самих-то, – заорал Ленька. – Дудочки!

– Ничего подобного, это чешский спортивный костюм. И вообще, то, что подходит взрослым, не всегда пригодно для детей.

Ленька почесал ногой о ногу:

– А у меня других нет.

И показал мне тайком кулак.

Все сразу заспорили о модах. Девчонки в шутку стали спрашивать, а в каком классе можно красить губы. Вениамин застеснялся и, чтобы отвлечь внимание от опасной темы, крикнул:

– А кто будет горнистом?

Поднялся галдеж. Горнистом хотели быть все. Вениамин быстро нашел выход из положения:

– Горнистом будет тот, у кого самые мощные легкие.

Все стали дуть на него. А он засмеялся:

– Закройте форточки, сквозит. Ну, ладно, ладно… Кто быстрей всех добежит до столовой – тому и быть.

Ленька сразу отошел в сторону и стал наблюдать. У него не было данных. Хе! Не с моими штанами!

Мы как дунули! Впереди всех мчался Вениамин и оглядывался. Он хотел добежать до столовой и встретить самого первого. За ним летел Рой, за Роем – Маша Пашкова, за ней – я, за мной – все остальные.

Когда до столовой осталось метров сорок, Маша вдруг стала обходить Роя. Славка страшно удивился и поэтому отстал. Тогда он стал жалобно ее уговаривать на бегу:

– Не спеши! У тебя уже есть нагрузка. Я тебе свое пирожное отдавать буду.

Ох, и просчиталась бы она, если б согласилась! Больше за обедом нам ни разу пирожное не давали.

– Эх ты, растяпа, – оказал я Славке после кросса.

– А ты – два тяпа, – огрызнулся он.

Я подумал, подумал, а ведь так оно и есть: Рой прибежал первым после Маши, а я – вторым.

В горячке мы забыли умыться. Но Вениамин не забыл нам напомнить, и пришлось нам идти умываться.

Только я успел намылить лицо, подскочил мой брат, я узнал его по хватке, и оттащил меня подальше от умывальника.

Никогда в жизни мне не хотелось так умыться, как в эту минуту. Японский прием! Мыло щипало глаза и разъедало кожу. Поэтому с брюками я расстался без сожаления.

В столовой я сказал своему жадному брату, что ночью он у меня поплатится. Это на него подействовало. Уж очень он любит спать спокойно.

Ленька пытался подкупить меня котлетой. Котлету я съел, но стоял на своем. И только после того как он отдал мне свой компот (вообще-то я не злопамятный), я его простил.

Напротив меня сидел Вовка Князев. Лица на нем не было. Не лицо, а скорее – физиономия, потому что, по-моему, Вовка не умывался с самого рождения.

Я сегодня видел, как он умывается. Потер нос полотенцем – и все тут.

Глава 7.

Ошибка начальника

Только мы позавтракали, как появился начальник лагеря. Он держал поднос, на котором стояла тарелка с двумя громадными дымящимися котлетами.

Груньнин поднял руку:

– Тихие игры?

– Кто больше съест? – опросил я.

Дядя с портфелем молча проследовал через всю столовую и поставил поднос перед оторопевшим Олегом Спасибо.

– Кушай, мальчик, – приказал он. – Поправляйся. Ху-у-у-денький какой, бледный.

И он потрепал Спасибо по щеке, которая была похожа на румяную сдобную булочку.

Спасибо напугался и начал торопливо поглощать котлеты. А начальник с ним вежливо беседовал:

– Как папа? Как мама? Как бабушка? Как здоровье?!

– Хорошо, живы, – отвечал растерянный Спасибо.

Наш начальник потчевал его добавкой целую неделю, а однажды подошел к нему во время обеда без подноса и сокрушенно закачал головой. Лицо у начальника было обиженное.

– Ишь, цветущий какой! – огорченно сказал он. – Нехорошо обманывать, нехорошо! – И ушел.

Оказывается, начальник лагеря почему-то решил, что Спасибо – сын директора завода.

Спасибо весь месяц перед нами оправдывался, что он тут ни при чем и все это – игра слепого случая.

Глава 8.

Спасательный круг – твой друг

Каждый день Вениамин водил нас на речку. Но лучше бы он этого не делал. Зайдет в воду по колено, бросит несколько спасательных кругов, так что и купаться негде, и крикнет:

– Внимание! Давай!

Только мы – в воду, он как дунет в свисток – назад, одевайся! И все рассказывает нам невероятный случай про одного пионера (наверное, такого и на свете не было!), который однажды чуть не утонул, хотя и умел плавать не хуже Роя.

Рой был на особом положении. Ему вообще не разрешали купаться. Он изнывал на берегу и следил за нами, чтобы в нужный момент прийти на помощь утопающим, которых, к его глубокому сожалению, среди нас никогда не было. Славка нас слезно умолял:

– Ну, что вам стоит тонуть, хотя бы по-нарочному?!

Но мы не поддавались – знали: после этого Вениамин нас даже к простой луже не подпустит.

Все же Рою однажды удалось развернуться. Под давлением пионерской общественности Вениамин устроил соревнования по плаванию. Это было незабываемое зрелище. Кажется, Вениамин выдумал совершенно новый вид спорта.

В массовом заплыве приняли участие два пионера: Славка Рой и мой брат. Ленька неплохо плавает (немного хуже меня), но до Славки ему далеко. У того – не руки, а весла. Не пионер, а торпедный катер!

На героев дня Вениамин лично надел по спасательному кругу со штампами «натуральная пробка», и лица у спортсменов омрачились. Но это было еще не все. К каждому кругу Вениамин отривязал по длиннющему канату.

– Так и плывите до того берега, – сказал он. – А назад мы вас отбуксируем. И главное, не бойтесь, вы застрахованы от несчастных случаев.

Десять человек взялись за конец одного каната, конец другого держал Вениамин и Спасибо.

Я, конечно, ухватился за канат, к которому был привязан мой брат. Все-таки свой!

Силы были неравные, и потому Леньку запустили первым.

Как он старался! Вода прямо кипела, и я подумал, что мы его не удержим.

Рой тревожно смотрел вслед Леньке и перебирал ногами.

Когда Славка, наконец, дорвался до воды, он так энергично взялся за дело, что вылетел из круга и, как торпеда, врезался в противоположный берег. Сел на песок и вытаращил на нас глаза.

Вениамин перепугался, неизвестно зачем схватил канат, который мы держали, и так рванул Леньку назад, что тот выскочил из круга и вскоре тоже оказался на песочке рядом со Славкой.

Вениамин опешил.

– Назад, назад, – кричал он, растопырив руки и оттирая нас от воды. – Не волнуйтесь, их снимут, все будет хорошо!

– А вы сидите, сидите, – кричал он Славке и Леньке. – Ни с места. Очень прошу вас! Через час-другой придет спасательная лодка, и вас снимут.

Но спортсмены держались хладнокровно.

– Раз, два, три, – скомандовал Славка. И Ленька поплыл к нашему берегу.

Вениамин стал забрасывать его спасательными кругами. Ленька плыл, уткнув лицо в воду, как настоящий спортсмен на Олимпийских играх. На середине реки он выдохся и поднял голову.

Вениамин изловчился и набросил круг ему на шею. Ленька чуть с испуга не утонул, так он испугался.

– Одного спасли, – оказал Вениамин и вытер вспотевшее лицо. – А где же второй?

И правда, где Славка? Мы так увлеклись моим братом, что не заметили, как Славка куда-то делся.

– Где он? Где он? – спрашивал у всех Вениамин.

– Все в порядке, он под водой, – буркнул Ленька, оседлав спасательный круг.

Вениамин вскрикнул, молниеносно влез в два спасательных круга и ринулся в воду. И тут-то нам стало ясно: плавать он не умеет. А Славка благополучно вынырнул почти у самого нашего берега.

После этого случая Вениамин немного притих. По-моему, он стал немного больше нас уважать. Мы думали, что речку и во сне не увидим. А оказалось, наоборот. Теперь мы стали купаться более или менее по-человечески. Но спасательные круги все равно всегда были наготове.

Глава 9.

Меня признают взрослым

Не скажу, что ребята ко мне относились плохо. Хорошо. Даже слишком! Как к маленькому. Это во всем проявлялось. И даже в том, как с тобой здороваются и как разговаривают. Взро-ослые… А сами на каких-то триста шестьдесят пять дней старше – всего-то! Мне, конечно, на все это наплевать, но очень обидно.

И вот вчера произошла такая история… Ленька куда-то исчез после обеда. Именно исчез! Только что я видел его – он стоял у столовки и разговаривал с Гринбергом. А я засмотрелся на что-то. А когда повернул голову – Гринберг стоит на том же месте, а Леньки нет. Вместо Леньки – Спасибо. Стоит с Гринбергом и болтает как ни в чем не бывало.

– Ты Леньку видел? – спросил я Гринберга.

– Какого Леньку? – отмахнулся он от меня, словно от незнакомого.

– Ну, брата моего! – завопил я.

– А-а… брата, – оказал Гринберг. – Нет, не видел.

Так я от них ничего и не добился. Между прочим, когда Ленька вертится у меня на глазах – он мне совсем не нужен, ну совсем! А вот когда его нет – вынь да положь!

Они отошли от меня в сторонку, как от зачумленного, и очень оживленно зашептались… Шу-шу-шу – и все погпядывали на меня.

– Подумаешь! – сказал я. – Задаваки! – И ушел.

Ясно, думал я, что-то мне подстроить собираются. А за что – не знаю. Ну да голыми руками им меня не взять! Придется, видимо, и сегодня ночью под кроватью спать… на всякий случай. Наверное, Ленька решил мне припомнить, как я ему неделю назад засветил подушкой. И теперь дружков подговаривает. Не выйдет! Я крепкий! Не так-то просто меня оглушить!

Я зашел за столовую. Вдруг вижу – в лопухах за забором что-то пестреет. Ага, тюбетейка! Точь-в-точь Ленькина!

Думаете, я ее взял. Очень мне это нужно! И не потому, что – «сам потерял, сам и находи». Я специально ее не взял. И к этому месту раз десять наведывался. Все смотрел, лежит ли тюбетейка. А когда я пришел в одиннадцатый раз – тюбетейки не оказалось.

Я выскочил из-за столовой и сразу увидел Леньку. Он стоял, положив руки на плечи Гринбергу и Спасибо, и о чем-то бубнил, бубнил… А на голове у него красовалась тюбетейка. Ага! Теперь-то я точно знал, что это была именно Ленькина тюбетейка. Я сразу догадался, что именно он ее потерял. Вот ты, голубчик, и попался! Ты у меня как на ладони. На одной держу – другой прихлопну. Ясно, в лес уходил… Но зачем?

Ночью я, конечно, не спал. Лежал настороже, как пограничник. Собственно, я даже одетым лег спать. Лежал и задыхался. Жара, как в бане. Я уж про себя умолять Леньку стал: «Ну, ладно, начинайте, что ли! А я потом спокойно спать буду…» И снова все думал и думал, зачем это Ленька в лес уходил?

И тут-то я понял, в чем дело! Они что-то задумали, какое-то приключение, а от меня скрывают… Конечно, Ленька на меня ребятам накапал. Боится, место его капитанское перехвачу. А мне на это – пфи!! Если мне нужно, я сам себя капитаном выберу.

Как показали дальнейшие события, я не ошибся. Когда все уснули, сразу три одеяла отлетели в сторону.

– Уф-ф! – сказали сразу три голоса. Это встали Ленька, Гринберг и Спасибо. Они тоже опали одетыми.

– Уф! – громко вздохнул я и тоже сбросил одеяло.

– Тсс… – зашипели они.

Я сунул ноги в тапочки и подошел к ним.

– Ну что, идемте? – сказал я как можно деловитей.

– Петька! – ахнул Гринберг. Спасибо хмыкнул.

А мой старший брат мрачно процедил:

– Я же говорил, выследит… Ну, смотри у меня. – И он покрутил кулаком у самого моего носа – наверное, боялся, что я не различу в темноте.

– Я смотрю, смотрю… – поспешно согласился я. А сам подумал: «Лишь бы меня взяли, а там посмотрим!»

Они мне больше ничего не оказали. Мы осторожно вышли из корпуса и тихо двинулись по дорожке к столовой… Между прочим, замечал ли кто, кроме меня, что днем ничего под ногами не хрустит. И листья не шуршат, и шишки, и камешки. А двери вообще скрипят только ночью. Это я четко понял, когда мы еще выходили из корпуса.

Прошли мимо столовой. Луна светила на нас сбоку. И по стене поплыли наши длиннющие тени. Моя была самая длинная! Я шел на цыпочках.

Потом мы перелезли через забор и вошли в лес.

– Темно как в лесу! – оказал Спасибо.

– Это ты верно заметил, – захихикал Гринберг.

– Точно! – оказал я. – И как ты догадался?

А Ленька вынул фонарик и забубнил:

– Держитесь за мной. Я дорогу знаю отлично!

Споткнулся и выронил фонарик. Фонарик погас. Минут двадцать мы искали его и дружно ругали Леньку.

Наконец нашли!

С фонариком идти, конечно, веселее. Хоть под ногами что-то видишь. Но зато по сторонам вообще все – сплошной мрак.

Я шел за Гринбергом и все время наступал ему на пятки. А он шипел, как испорченный автомат для газировки. Сзади меня шумно дышал Спасибо.

– А куда мы идем? – тихо опросил я Спасибо.

– Под кудыкину гору!

Не проболтался!

– Молодец, – шепотом похвалил я его, – умеешь держать язык за зубами. Значит, мы тебя не зря взяли…

Спасибо молчал. Но по тому, как лихорадочно он засопел, я понял, что он призадумался над моими словами. Так и есть. Через минуту он опросил:

– А ты тут при чем?

– Да-а, – снова тихо продолжал я, как будто не расслышал его, – ты проверку выдержал?

– Проверку? – удивился Спасибо.

– Ага. Мы с Ленькой решили только тебя и Левку с собой взять… Ну, а Ленька специально сказал вам, чтоб мне ни слова. Мы вас проверяли… А если б кто мне проболтался, его бы сегодня с нами не было. Понял?

Спасибо запыхтел еще усердней. Поравнялся со мной и пошел бок о бок.

– Ну, ладно, – прошептал я. – Не злись. Так положено… Любого туда не возьмешь… Но тебе я могу оказать… Мы идем на самом деле не туда, куда сказал Ленька, а просто… никуда! Проверка силы воли!

– Значит, мы не в избушку лесника идем? – озадаченно спросил Спасибо, растерянно затоптался на месте, и под его ногами громко щелкнула ветка.

– Тихо, болтуны! – прошипели спереди.

– Конечно, не в избушку, – поспешно бросил я Олегу и догнал Гринберга.

Вот, значит, куда они идут, думал я. «Обманули дурака на четыре кулака, – напевал я про себя. – Обманули дурака…» Но что это за избушка? И тут я вспомнил. Когда мы еще подъезжали на автобусе к лагерю, за окном на опушке мелькнуло какое-то полуразвалившееся строение. Я еще тогда подумал – вот бы интересно там полазить. А Ленька-то – гусь! Сообразил!

– А куда мы идем? – тревожно спросил Спасибо.

– Увидишь, – загадочно процедил я.

Мы шли и шли. Мне вскоре даже надоело цеплять ногами всякие там коряги.

Внезапно Ленька остановился. Гринберг налетел на него, я – на Гринберга, а Спасибо, который снова отстал, – на меня.

– Вы что? – зашипел Ленька, а потом уныло забубнил: – Я, наверное, заблудился… Днем она где-то рядом была… А сейчас ее найди-и…

– Конечно, изба не здесь, – засмеялся я. – В этом лесу вообще никакой избы и нет! Ни одной!

– А ты откуда знаешь, куда мы идем? – накинулся на меня Гринберг.

– Я же говорил, выследит, – снова процедил Ленька. – Он все знает!

– А ты сам помалкивай, – вскипел Спасибо. – Тебе б все разыгрывать!

– Это я разыгрываю? – оторопел Ленька. – Ты что?

– Врун несчастный! – продолжал Спасибо.

– Это я врун?

– Проверку придумал…

– Это я проверку?

– Ты! Ты!

– Да я тебе!…

Так они могли бы задираться до бесконечности. Но когда Ленька волнуется, он всегда размахивает руками, как ветряная мельница. Вот и сейчас. Луч фонарика так и описывал огненные круги. И тут я внезапно увидел невдалеке от нас эту злополучную избу.

– Ой! – вскрикнул я. – Дом!

– Где дом? – завертелся Ленька.

Наконец он натравил луч туда, куда я указывал.

– Она! – радостно сказал он и мрачно добавил, явно намекая на меня: – Я же говорил, выследит!

Дрожащий круг света прыгал по бревнам, дырам окон, ободранной крыше…

– Ну что? Ну что? Кто врун? – набросился Ленька на Олега. – Я врун? Да я эту развалюху еще неделю назад обнаружил!

Спасибо наконец понял, что я его разыграл, но не сдавался из принципа.

– Неделю назад нас еще в лагере не было!

– Ну, кончайте… Чего там! – поспешно ввязался я. – Стоит вам ссориться…

– Такие парни, – поддакнул Гринберг.

– Мир, – сказал Ленька.

– Мир, – согласился Олег.

И они пожали друг другу руки.

Мы осторожно приблизились к дому.

– Красота! – сказал Ленька, освещая покосившуюся дверь. – Я специально этот дом днем не обследовал. Ночью – другое дело, правда?

– Правда-правда, – согласился Спасибо.

– Правда, – оказал Гринберг.

– Ага, – подтвердил я.

Мы стояли у входа и боялись войти. Я начал подталкивать Леньку вперед:

– Давай, иди…

– Чего стоишь… Смелее, смелее, – поддержали меня ребята. – У тебя фонарик!

– А я все время впереди шел, – обиделся Ленька. – Пусть кто-нибудь другой! Ну?… Ну, берите фонарик, берите… А?

Но никто фонарика не брал.

– Эх, вы! – громко оказал я (ребята даже вздрогнули!) и взял фонарик.

– Хороший фонарик, – сказал я и покрутил его в руках. – Это тебе папа еще в прошлом году подарил… Вот здесь заржавел немного… На. – И протянул фонарик обратно.

– Ты чего? – удивился Ленька.

– Как чего? Бери. Я просто хотел фонарик подержать…

– Э-э… так дело не пойдет, – дружно заныли ребята.

И я решился. Была – не была! Я осторожно пряблизился к двери, далеко выставив перед собой фонарик. Оглянулся на них, а они стоят – переминаются с ноги на ногу. И вошел! И сразу завертел фонариком из стороны в сторону. Балки всякие кругом, ящики, пыль да солома – и больше ничего. И тут меня злость взяла. И ради этого они меня сюда тащили! И в такую даль! О том, что сам за ними увязался, я тогда начисто позабыл. Брр… И холодно как! Лежал бы себе под одеялом. А утром бы – ух, как! – над ними посмеялся, когда они пришли бы сонными и усталыми до полусмерти.

И я как заору во всю глотку:

– У-у-у… У-у-у… У-у-у…

Такое эхо пошло! Пыль посыпалась! Я даже присел. Сам испугался! И опрометью из дома.

А ребят и след простыл. Здорово они ошалели!

У меня хоть фонарик был, и я довольно быстро до лагеря добрался. А эти «заговорщики» только под утро заявились. И порознь. Сначала Ленька, потом Гринберг, затем Олег. Измазанные, как трубочисты. А у Спасибо вся левая брючина изодрана – сильно же он через кусты драпал! Завалились спать и друг на друга не смотрят. А на меня и подавно. Оставили человека в беде – еще бы не стыдно!

После этого случая их отношение ко мне резко переменилось. С уважением неприкрытым стали ко мне относиться. Чуть-что, Петька… Петька… Иди сюда!… А где Петька?… Мы с Петькой!…

То-то!

Глава 10.

Пираты Неизвестного моря

Мы все страшно соскучились по серьезному делу. Дома у нас всегда было забот по горло (раньше мы этого не ценили): выпиливали, ходили в авиамодельные и шахматно-шашечные кружки, собирали металлолом, запускали змеев-горынычей, ловили рыбу, покупали картошку на базаре. А здесь…

Неужели нам нельзя доверить что-нибудь серьезное?

Пусть у нас сначала не получится. Но мы же будем так стараться!

И тут Ленька вспомнил (я бы об этом никогда не забыл), что он капитан пиратской команды (команда – это я), и устроил поздно ночью под моей кроватью расширенное совещание.

На совете присутствовали: я, Ленька, Рой, Гринберг и Спасибо.

Остальных мы не взяли. Не всякому можно с бухты-барахты доверить. Каждому яблоку – свой черед.

Мы открыли ребятам нашу секретную тайну, и они сразу же загорелись, а потом призадумались…

– А что делать-то будем? – прошептал Гринберг.

Я думал, что Ленька не сможет ответить на такой трудный вопрос. Но он нашелся:

– Помогать обиженным и оскорбленным! Порядок?

Глава 11.

Дичь для Князя, или Дрессированная пиратская свинья

Физиономия Вовки Князева не давала мне покоя. В столовой он упорно садился напротив меня, и его немытое лицо никак не способствовало моему аппетиту.

– У меня кожа такая, – объяснял Вовка. – Ты не думай, это не грязь. Загар!

Мы долго ломали головы, как приучить его умываться. И придумали. В этом нам помог наш Дядя с портфелем, или, вернее, его свинья, которую он держал при лагере, хотя это и запрещено законом.

Я поделился своим планом с пиратами, и они единогласно его одобрили.

Мы собрали со всего лагеря черный крем для ботинок, достали сапожную щетку и пошли к вагончику, в котором проживала свинья Машутка. Она, по обыкновению, лежала на боку и лениво жевала отруби.

Когда я коснулся ее щеткой, она довольно захрюкала и приподнялась. Мы успешно надраили ее кремом, от самого носа до кончика хвоста, а потом прошлись бархоткой.

Свинья засияла, как новый хромовый сапог. А на спине мы ярко вывели белилами «Князь».

Пришел Грунькин, посмотрел на нашу работу и затрясся от смеха.

– Я ничего не видел, я ничего не знаю, – сказал он и исчез.

Мы стали подталкивать Машутку к выходу. Но она не шла. А нам нельзя было задерживаться, потому что мог появиться кто-нибудь из взрослых и помешать нам закончить это «черное дело».

Но мы нашли выход. Ленька притащил упирающуюся бездомную собачонку, которая все время крутилась у нашей столовой, и мы запустили ее к Машутке.

Ну и визг поднялся!!! Машутка снялась с места и понеслась. Ее ножки мелькали с такой быстротой, что можно было подумать: у нее их не четыре, а все шестьдесят. Наш Барбос был по сравнению с ней, как наперсток перед арбузом, но он так и висел у свиньи на хвосте, хотя и предусмотрительно соблюдал некоторое расстояние.

Машутка неслась прямо на наш корпус и не думала сворачивать.

– Разнесет в щетки! – испугался Спасибо.

Услышав шум, в окне спальни появился зевающий Вовка Князев.

– Встреча близнецов была трогательной, – хихикнул Спасибо.

Рот у Вовки не закрылся. Князь издал совершенно нечеловеческий вопль и, видимо, не желая погибнуть под обломками спальни, выпрыгнул в окно перед самым носом Машутки и резво заскакал вдоль ограды. В сантиметре от стены свинья остановилась. Барбос насел, Машутке бежать было больше некуда (справа – забор), и она помчалась за Вовкой. Тот поднажал, слыша сзади свирепое дыхание загадочного чудовища. От лакированной Машутки во все стороны разбегались солнечные зайчики.

Вовка бежал по прямой и никуда не сворачивал, а свинья и подавно. Впереди торчали «гигантские шаги». Вовка добежал до них и с невероятной ловкостью взобрался на самую верхушку столба. А столб, я вам скажу, был гладкий, как стекло. Мы умирали от смеха, а Гринберг заметил:

– Такое возможно только в минуты сильных душевных потрясений, да и то не всегда.

Свинья пробежала мимо столба, и Вовка с ужасом прочитал на ее опине – «Князь».

Надо сказать, что свинью мы быстро успокоили, а вот с Вовкой нам пришлось помучиться. Он обиделся, и мы боялись, что он будет сидеть на столбе вечно.

Вдруг мы увидели у столовой Дядю с портфелем и Вениамина.

Нас как ветром сдуло. Все разбежались по палатам. Мертвый час!

А Вовка принципиально остался на столбе.

Мы лежали и делали вид, что спим, а сами прислушивались. Окна были раскрыты, и каждое слово долетало до нас.

Дядя с портфелем: «Ты что задумал?»

Вениамин: «А?»

Пауза.

Князь – мрачно: «Тренируюсь…»

Дорого обошлась ему эта тренировка. Как злостному хулигану, Князю назначили трехдневный испытательный срок: если он не исправится – отошлют домой.

Вовка исправился. На столб он больше ни разу не залезал. И с этих пор стал страшно чистоплотным. И как это ему удавалось? По-моему, он умывался с песком.

Глава 12.

Сражение с Вениамином

Когда Дядя с портфелем увидел свою лакированную свинью, он не упал в обморок. И шума поднимать не стал, потому что держать такую свинью в пионерском лагере было противоестественно. Но достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: он нам что-то готовит.

А Вениамин так громко захохотал, что ему самому стало неудобно перед начальством, и он убежал куда-то, чтобы успокоиться.

Надо сказать, что мы по-прежнему страдали бессонницей. И все потому, что я по ночам читал при свете фонарика свою любимую, чудесную книгу – «Остров сокровищ».

Но в эту ночь, после истории со свиньей, Вениамин внезапно атаковал нас и унес богатые трофеи: фонарик и книгу.

– Читать надо в положенное время. Замучили вы меня, – жалобно сказал он. – До чего дожил – ночью на ключ запираюсь!

Мы ему, конечно, посочувствовали, и он ушел, хлопнув дверью.

И тогда мы поняли, что это было началом большой войны.

Глава 13.

Первое послание Вениамина

«Здравствуй, Костя!

Не думал писать тебе так скоро, а приходится. Вот уж не поблагодарю тебя за то, что ты подсунул мне такой лагерь. Ты мне говорил: не лагерь, а мечта, ребята – исключительные, вежливые, скромные, аккуратные. А на самом деле – это не ребята, а не знаю что.

С первого взляда на их хитрые физиономии я понял: предстоит война. Так оно и оказалось. Сейчас уже воюю.

Самое главное, никак не могу найти с ними общего языка. Одним словом, у меня не жизнь, а сплошные неприятности.

Если тебе рассказать, какие штучки они выкидывают – ты не поверишь. Недавно произошло такое событие. Они намазали кремом для ботинок свинью и пустили ее по лагерю. Шуму было! Потом они, правда, говорили, что перевоспитывали одного грязнулю, но все равно – нелепо.

И еще одно. Сейчас по лагерю поползли слухи о какой-то тайной «пиратской» команде. Говорят, что история со свиньей – дело рук этих самых «пиратов». Я, признаться, сильно обеспокоен и хочу разобраться в этом деле.

А может, я просто плохой педагог. Хотя все стараюсь для них! Беспокоюсь за них, окаянных. Они на меня обижаются, что я их редко на речку вожу, оберегаю. А попробуй им довериться, перетонут, как цыплята. Совсем же малыши! У них одни каверзы на уме. Только когда начнешь их ругать, тогда и понимают. Трудно! Сотни неразрешенных вопросов.

Ну, да ладно. Кончаю свое послание.

Пиши.

Вениамин».

Глава 14.

Как Грунькин стал пиратом

Утром Грунькин отозвал меня в сторону и завел дипломатический разговор:

– Видишь ли, я случайно услышал ваш позавчерашний разговор. Может быть, это и нетактично, но я тоже решил стать пиратом. Теперь я в них верю и даже готовлюсь. И сейчас, то есть со вчерашней ночи, я усиленно собираю материал для большой поэмы о пиратах.

Я задумался.

– Ничего не обещаю. Поговорю с ребятами. Как они, так и я.

Ребята, как и я, были против, но Гринберг, добрая душа, все испортил:

– А почему не поверить человеку? Может, мы его сможем исправить?

Ну, конечно, после этих слов все сказали, что надо попробовать.

Как я ни возражал, ничего не вышло. Тогда я метнул свой последний козырь:

– Пусть пройдет испытание. Если он завтра представит нам поэму о пиратах – примем, если нет – нет.

Я был уверен, что Грунькин ни за что не напишет поэму. Но он меня подвел. Написал.

Ночью при свете Ленькиного фонарика Грунькин зачитал свою бездарную поэму. Он начал с плана.

План

1. Вступление.

Характеристика той эпохи.

2. Содержание.

Баллада о Джоне Спинглере.

а) описание шторма,

б) образ Джона Спинглера,

в) характеристика его поступков:

жестокость, кровожадность,

(и так далее).

3. Заключение.

4. Краткие выводы.

Дальше шла сама поэма:

БАЛЛАДА О ДЖОНЕ СПИНГЛЕРЕ

Когда Грунькин кончил читать, я первый подверг его творение беюпощадной критике:

– И что это такое?! Разве это стихи?! Это ж… – Я не мог слов найти от возмущения.

К сожалению, остальные пираты не согласились со мной.

– Стихи, конечно, неважные, – оказали они. – Но все-таки!

Короче говоря, мы пообещали принять его в пираты. Правда, назначили трехдневный испытательный срок.

Грунькин обиделся:

– Не доверяете?… Ладно, еще пожалеете…

Глава 15.

Второе сражение с Вениамином

Наступила «знойная летняя ночь», как сказал писатель Александр Беляев в «Человеке-амфибии». Все было при себе: и луна, и звезды.

– Ночью все кошки серы! – сказал мой брат Ленька, заворачиваясь в простыню, как в плащ.

– Ночь – это не день! – удачно заметил я, потихоньку вынув из Ленькиной тумбочки его собственный фонарик.

– Ночь – самое подходящее время для мести! – жутким голосом сказал страшно начитанный Гринберг, выкатывая из-под кровати желтющую тыкву, выдолбленную внутри.

– Ночью люди спят, – проворчал Грунькин.

Пружины на его кровати нервно застонали, и он отвернулся носом к стене и даже накрылся одеялом с головой.

– Спи, спи! – разозлился Рой. – Мы тебя из пиратов попрем, как миленького!

А Левка добавил:

– Филин!

Пружины снова застонали, но Грунькин благоразумно промолчал. Гринберг проделал в тыкве дырки для глаза, рта и носа и надел себе на голову. Глаз не было видно, зато нос так и торчал!

– Марсианский головной убор! – гордо заявил Левка.

– Не нос, а рубильник! – сказал Грунькин. Он высунулся из-под одеяла на том самом месте, где должны были бы находиться ноги, и хихикал:

– Ну и нос! Почем метр?

Левка, ни слова не говоря, медленно приблизился и внезапно наклонился над ним в своем жутком тыквенном шлеме для того, чтобы произвести убийственное впечатление. И произвел: тот перепугался не меньше, как до полусмерти, и завопил нечеловеческим голосом, или благим матом:

– Я пошутил! Я пошутил! Честное слово!

Грунькин исчез под одеялом и вынырнул там, где и должна была находиться голова, – у подушки.

– Ха-ха! – засмеялся он, осмелев. – Карабас-Барабас!

Тогда Левка вдруг снял шлем, задумчиво повертел его в руках и как насадит его Грунькину на голову!

Грунькин загудел что-то изнутри и стал поспешно дергать шлем вверх, но не тут-то было. Размер не тот, запросто так не снимешь!

Грунькин так старался – чуть себе уши не оторвал. И ни в какую! Мне его даже жалко стало.

Ну, и посмеялись же мы над Грунькиным!

Грунькин, видимо, испугался, что его голова останется в тыкве на всю жизнь, и начал рваться к двери. А из-под шлема неслось, как из пустого молочного бидона:

– Пираты так не поступают! Я все Вениамину расскажу! Он вас из лагеря отчислит!

– Да брось ты! – испугался Ленька и стал помогать ему освободиться от тыквы. А она – ни туда, ни сюда. Тогда Ленька разозлился и ударил ребром ладони – тыква так и треснула и распалась на две половины.

Грунькин схватился за шишку на голове и выскочил в раскрытое окно.

– Все! – уныло заявил Рой.

Мы лежали и ждали мщения. Вот-вот заявится Вениамин с хнычущим Грунькиным, прочтет нам двухчасовую лекцию о правилах лагерного распорядка, а потом со вздохом скажет:

– Собирайте вещички и по домам! А в школу мы сообщим особо!

Ленька не выдержал всеобщего скорбного молчания и пробубнил:

– А чего это мы о нем и о нем?… Нечего было с ним связываться, он шуток не понимает.

– Сам ты не понимаешь! – послышалось за окном, и Грунькин влез в комнату. Забрался под одеяло и притих. А потом застонал жалобно-прежалобно: «Ой-ой-ой…» И так до бесконечности, без передышки!

– Уж лучше бы он Вениамина привел, – вздохнул Рой.

Грунькин постонал еще немного, а потом вдруг говорит:

– Что, струсили? Вениамин уже спит давно, двадцать четвертые сны видит! А вы обрадовались, что мне шишку набили, и ни с места!

Ленька вскочил и мерной рысцой затрусил к Грунькину.

– А что, неправда? – вскочил Грунькин. – Мы-ы… Мы-ы… «Мы его напугаем! Будет знать, как книги по ночам отбирать!» А сами? Трепачи! – и отвернулся.

Ленька потоптался на месте, сел на мою кровать и тихонечко свистнул.

Все собрались.

– Я считалку знаю, – зашипел Ленька. – Давай посчитаемся, кто первым пойдет: на вокзале в темном зале…

Счет выпал на самого Леньку.

– Я, верно, сбился, – растерялся Ленька и снова затараторил: – На вокзале в темном зале…

– Нечего, нечего, – загудели мы. – Не жиль!

Ночь была темная, хоть оба глаза выколи или пять мешков подряд надень на голову, а потом – шапку 60-го размера. И луна исчезла, и звезды – должно быть, к непогоде.

Впереди шел Ленька, за ним волочился хвост простыни. Леныка все время оборачивался и ворчал:

– Не отставайте! Ну!

– Ух, мы сейчас Вениамина и попугаем! – сказал я Левке. – Войдем к нему в комнату, станем по углам… Все в белом! И завоем: «у-у-у»… А он бряк на колени: «Караул! Спасите!»

Я зажег под простыней фонарик и весь так и засветился, как святой на старинных картинах.

– Привидение, – ахнул Ленька. – Шагай впереди!

Что, я дурак? Я ему отдал фонарик, а сам пошел сзади всех. Спасибо догнал Леньку.

– Ты не трусь, – подбадривал он его. – Как только войдешь в комнату, включай фонарик. А когда Вениамин напугается, деру!

– А вы? – остановился Ленька.

– А мы… – запнулся Спасибо. – Ну, мы тоже не подведем. Я стану на атасе, а остальные будут в окна смотреть.

– Дурак дурак, а хитрый, – обиделся Ленька. – Я и сам могу на атасе постоять.

– Ладно, ладно, – рассердился Гринберг. – Я с тобой войду!

– И я, – сказал Рой.

– И я, – заявил я на всякий случай. Не люблю оставаться белой вороной.

Спасибо смутился:

– Ну, вот… Ну, вот… Я хотел как лучше! Если б на Леньку не выпал счет, я сам бы вызвался первым!

– А потом бы заблудился, – с облегчением засмеялся Ленька. – Кто капитан? Я! А капитан где? Впереди! Ведь у пиратов настоящих как? Как? – спросил он у меня.

– У пиратов… – растерялся я. – Ах, у пиратов!… Один за всех, все за одного! Куда один, туда и все! Куда все, туда и один!

– Вот! – гордо оказал Леныюа. – А ты… на атасе…

– Вы меня превратно поняли, – по-культурному забубнил Спасибо. – У меня храбрости хоть отбавляй!

– Ведрами? – ехидно опросил Рой.

Спасибо обиделся, замолчал, оттолкнул Леньку и пошел впереди:

– Можете в окна смотреть! Я войду один!

Ленька для порядка пошипел:

– Кто напитан? Кто? – Но особо настаивать не стал.

– Он сам напросился, – шепотом оправдывался Ленька перед Роем. – Ведь у пиратов как? Как? – опросил он у маня.

Я не стал подводить Леньку. И так каждому ясно, что он струсил, потому что даже мне – мужественному, смелому человеку! – было немного не по себе после того, как я вызвался со всеми попугать Вениамина.

Поэтому я и оказал:

– Желание каждого – закон! Чего хотят все, хочет один! Чего хочет один, хотят все!

– Вот! – обрадовался Ленька. – Другой бы на моем месте спорить стал, а я – нет. Закон!

Так мы и шли. Впереди – Спасибо, за ним – Ленька, потом Левка, затем – Рой, а я «замыкал шествие», как оказал бы Дюма-отец. И каждый в простыню завернут. Парад домовых!

Мы подошли к веранде третьего корпуса, где жил Вениамин, и остановились.

– Ну, иди, – оказали мы Олегу. Спасибо поднялся на одну ступеньку:

– А вдруг его инфаркт хватит?

– Чего? – удивился Рой.

– Приступ сердечный, – затараторил Спасибо. – Вот у моего деда на неделе по сто раз бывает. Хвать – и не отпускает! Инфаркт, говорит дед, пойду пиво пить. Только пивом и спасается. В энциклопедии так и сказано: пиво – жидкий хлеб.

– Давай, давай, – подталкивал его Ленька. – Пиво… На фонарик. Дед тут ни при чем. Деду-то твоему сколько?

– Семьдесят, – упавшим голосом ответил Спасибо.

– А Вениамину?

Спасибо промолчал.

– То-то! Давай быстрей. Попугаем – и все. И спать.

Спасибо подошел к двери, взялся за ручку и снова обернулся. Мы стояли и делали знаки – давай, мол, не трусь. Олег дернул за ручку и…

– Ого-го! – прорычал чей-то бас, и на пороге появилось какое-то чудище-страшилище в тулупе шерстью наружу! А в руках дубина!

Не успели мы его и разглядеть как следует – да что разглядеть! – даже опомниться, как оказались на своих кроватях. Все показали такой класс, куда там лучшим олимпийским бегунам на короткие дистанции.

А Грунькин лежал себе и хохотал-надрывался:

– Здорово мы с Вениамином над вами подшутили?!

Ну, и предатель!

Ничего себе шуточки!

Так человека можно и до инфаркта довести. Совершенно свободно! Целая бочка пива не поможет! Ну, Вениамин, держись!

Глава 16.

Третье сражение с Вениамином

Само собой разумеется, что предатель Грунькин не одну сотню минут просил у нас прощения. После смеха всегда бывают слезы – примета! Чем он только не клялся, чем он только не божился! Он свободно распоряжался жизнью своих родителей и далеких родственников, вращением земли и солнца. И даже местом, на котором должен обязательно провалиться, если соврет!

Мы не злопамятные, мы его простили. Как будто это так трудно – простить?! Но сами четко поняли: если какая заваруха случится, на Грунькина не положишься, не то что как на каменную стену, но даже – как на обыкновенную чурку.

Вениамин устроил сбор нашего отряда и прочел краткую стовосьмидесятиминутную речь, в которой ходил все вокруг да около и с хитрой улыбкой скрывал то, что всем давно известно. Он говорил о каких-то неизвестных хулиганах, разгуливающих в полуночный час по лагерю в белых простынях. И так далее, и тому подобное! Он даже не забыл всем сообщить, что сон – залог здоровья.

Странный человек Вениамин! Нет бы сразу все взять да выложить, и гора с плеч долой, а то мы три часа холодным потом обливались – вот сейчас назовет имена и даже фамилии, вот сейчас… А он и не назвал. И зачем тогда было огород городить?

Во время сбора все мальчишки смотрели на нас с уважением. Снизу вверх! Особенно, когда ты сидишь на ступеньках веранды, а они – на земле.

А после сбора мы вообще стали некоронованными королями, как сказал начитанный Гринберг. Все мальчишки нам завидовали, и больше всех Грунькин. Он, наверно, дорого дал бы за то, чтобы побывать на нашем месте. Но сами понимаете, как смешно он с нами вчера выглядел бы – для такого дела нужна удивительная храбрость. Удивительно большая!

Мы ходили в героях целый день, и это нисколько не надоедает. Когда начало смеркаться, Ленька даже огорчился:

– Дни стали короче, что ли?

Вот только девчонки отравляли нам существование, или попросту – жизнь.

Маша Пашкова делала большие глаза и с умным видом бубнила:

– А я про вас все знаю. Все! Это были вы, не спорьте! Еще бы не знать – все знают!

Еще бы не мы?! Кому же еще?

Спорить?… Охота была.

Грунькин чувствовал, что в эту ночь мы тоже не будем сидеть, сложа руки, или лежать, вытянув ноги. Поэтому он распечатал банку черного кофе из своих чемоданных запасов и умял целых пять столовых ложек, и даже без цикория. Морщился, кривился, чихал, но съел, потому что боялся проспать. Возможно, кофе был ненатуральный, или просто Грунькин не знал более точного рецепта, но он заснул сразу же, как только лег. По-моему, он заснул потому, что уж очень успокоился после того, как банка уменьшилась на одну треть или почти наполовину. А ведь как только успокоишься, все наоборот получается.

Грунькин так спал, что даже не шевельнулся, когда мы крепко привязали его суровой ниткой к кровати, чтобы он вдруг не проснулся и не побежал за нами. На Грунькина ушел весь моток – триста метров.

Наш план был прост. Вениамин сегодня почивает на лаврах, как сказал шахматист Гринберг, и не ожидает от нас ничего такого. Он спит, и ему, наверное, снится самая мощная в мире электронно-вычислительная машина, которая считает и все не может высчитать, какие еще беды поджидают нашего пионервожатого, не сумевшего найти общий язык с коллективом пиратов. Так оказал бы журнал «Пионер» в критической заметке о беспорядках в одном из школьных живых уголков на полуострове Таймыр.

Но как его так напугать, мы еще и сами не знали!

Мы подкрались к веранде, и Рой осторожно заглянул в окно.

– Не спит, – зашипел он. – Читает…

– Что читает? – разозлился Ленька.

– «Остров сокровищ».

Подумать только, у нас книгу отобрал, потому что нам ночью спать надо, а сам читает, как будто лагерный распорядок не всех касается.

Долго мы сидели под окном, даже замерзли, а он читал себе и читал – шелестел страницами. А потом как захохочет и тихонько замурлыкал под нос любимую песенку капитана Флинта и его верного боцмана Джона Сильвера:

– Пятнадцать человек – на сунду-у-ук мертвеца! Йо-хо-хо! И бутылку рому-у…

Меня такая злость взяла. Я даже забыл, что мы пришли его напугать. Вскочил и рявкнул в раскрытое окно:

– Вениамин Сергеевич, по ночам спать надо!

Он вздрогнул, побелел как полотно и выронил книгу.

– Ты-ты… ч-что? – заикаясь, спросил он.

Ребята сидели у моих ног ни живы ни мертвы и отчаянно дергали меня за штанины.

Так мы напугали Вениамина, хотя я этого в ту минуту и не хотел. И простыней, оказывается, никаких не понадобилось, и фонариков, и даже желтых тыкв с дырками для глаз и для носа.

Глава 1.

Мы сочиняем пиратский марш

– Без марша нам никак нельзя! – сказал поэт Грунькин, смотав в огромный клубок все суровые нитки, которые пошли на него прошлой ночью.

– Кому это – нам? – хмыкнул Рой, помахивая гантелями и стараясь развить мышцы не только предплечья, но даже и живота.

– Пиратам!

Мы переглянулись.

– Ну да! Ну да! – чуть не плача, накричал Грунькин. – Вы же меня простили! Простили?

– Ну, допустим, – согласился Ленька.

– Нет, не допустим, – настаивал Грунькин. – А насовсем!

– Ну и сочиняй на здоровье, – буркнул Спасибо, запрокидывая голову. Тоненькая струя сгущенного молока из банки, пробитой гвоздем, длинной змеей исчезала у него во рту и булькала в горле. Спасибо всегда был не прочь подкрепиться перед завтраком.

– Так сочинять или не сочинять? – снова взвыл Грунькин. – У меня вдохновение!

Мы оставили его одного и ушли завтракать.

Но Грунькин решил, что завтрак вдохновению не помеха. Вдохновение может прийти еще раз, а завтрак не повторится.

После завтрака он ходил за нами по пятам, закатывал глаза к небу, что-то бормотал себе под нос, а потом вдруг судорожно хватал карандаш и что-то строчил в своем знаменитом блокноте. В том самом, в котором на десятой странице красной тушью было записано, что пиратов никогда не было, нет и не будет.

– Все! – наконец ликующе сказал он.

Мы уселись под дубом.

– Начинай, – разрешил Ленька.

И Грунькин начал:

И умолк.

Мы сидели и уныло смотрели на Грунькина.

– Пока все, – упавшим голосом промямлил он. – Это вступление.

– Хорошее вступление! – испугался Спасибо, встал и положил ему ладонь на лоб. – Ты пиши, пиши… Только в тенечке. Это все от солнца.

Грунькин сердито вырвался и убежал, и до обеда мы его больше не видели. И после обеда, когда мы опять расчищали линейку, его тоже не было.

– Тунеядец, – ворчал Ленька, еле-еле шевеля лопатой. – Ему бы глыбы ворочать!

Вечером Грунькин с аппетитом поужинал и зачитал нам второе четверостишие:

После этого мы твердо решили, что свою знаменитую поэму о Джоне Спинглере он несомненно передрал у какого-то пиратского писателя, если даже сейчас позаимствовал строки из популярной песенки «Октябрята».

– Нет, не передрал, – кричал Грунькин. – Я ее за две недели сочинил… А у вас сроки! И вообще я пишу только по вдохновению, а не по заданию!

Мы так и сели от такой наглости, хотя, по правде сказать, из-за стола еще никто и не вставал.

А я, допивая компот Грунькина (он же читал стихи!), фыркнул и немножко обрызгал Роя.

Рой – справедливый человек. Он с ходу врезал Грунькину подзатыльник и зашипел:

– Это все ты!… Твой компот!… Твои стихи!…

Грунькин разозлился и чуть-чуть не врезал Рою, но тот уклонился, и…

Ленька с грохотом уронил стакан с компотом Роя (Славка ж увлекся!).

Мой брат долго не держал при себе полученную оплеуху. Он вернул ее Гринбергу.

Гринберг подавился компотом Спасибо, который невозмутимо доедал Ленькину котлету.

Спасибо, даже не взглянув на Левку, метнулся вместе с котлетой за другой стол.

Я на мгновение увидел загадочные глаза Гринберга и понял… Нет, ничего не понял, потому что он мне так двинул по шее, что Грунькин, на котором я закончил круг подзатыльников, вскочил и помчался к Спасибо. Тот, на ходу допивая компот Маши Пашковой, понесся по проходу между столиками, пыхтя:

– Дай ходу пароходу, пароход не может плыть!

Грунькин, словно ракета, висел у него на хвосте, но никак не мог сократить несколько роковых сантиметров, чтобы настигнуть ни капельки не пострадавшего Спасибо. И все, верно, потому, что Грунькину явно не хватало горючего – ведь третья ступень его обеда досталась мне!

Хорошо, что Вениамина не было, а то не видать бы нам ежедневной двадцатиминутной прогулки в лес. На целый месяц!

Когда мы уходили из столовой, Маша Пашкова встала и, явно привлекая всеобщее внимание, пригрозила:

– Если ваши выходки повторятся, мы вас проработаем на совете отряда!

– Слово даю! – туманно ответил Ленька.

– Клянусь! – подхватил Гринберг.

– Ей-богу! – потупился Рой.

Я попытался проскользнуть мимо нее, но она растопырила руки:

– А ты?

– И я!…

– Что «я»?!

– Я тоже…

И она меня пропустила:

– Смотри, если обманешь!

Мы решили сочинять марш все вместе, сообща, но вечер был слишком хороший, трудиться никому не хотелось, да тут еще из-за спального корпуса № 1 выскочил Спасибо и скрылся за корпусом № 2 – зрелище! Грунькин по-прежнему мчался за ним, как на гонках за лидером.

– Развлекаются, – буркнул Гринберг, – словно делать нечего…

– Конечно, – хмыкнул Ленька. – Спасибо толстый, он вес сгоняет.

– Как только ему надоест, сразу Груньнин отстанет, потому что догнать боится, – мудро заметил Ленька.

– Как сказать! – заспорил Рой. – У Грунькина хватка!

– А у Спасибо удар пушечный! – горячился Ленька. – Думаешь, зазря он каждый раз по две прибавки съедает?!

– Он в цирк готовится, – с завистью сказал Левка. – У него призвание! Быков поднимать будет!

– По две пары – одной рукой, – поддакнул я.

– Двумя, – возразил Левка.

– А Грунькину сила ни к чему, – кипятился Рой. – У него – юркость! Однажды при мне он одного хулигана догнал и так ему всыпал на ходу, что тот его два месяца потом по подъездам караулил, чтоб руку пожать!

Мимо опять пронесся Спасибо, Грунькин не отставал.

– Так вот, – торжествовал Рой, усаживаясь на ступеньки веранды, – на четвертом круге он его догонит. Спорим?

Но никто спорить не стал.

А Гринберг задумчиво протянул:

– А кто его знает? Грунькин такой…

И даже я начал колебаться. Ведь если на твоих глазах кто-то удирает и даже не грозит, что еще встретится, поневоле задумаешься, на чьей стороне сила: того, кто удирает, или того, кто догоняет.

– Чего-то их долго нет, – тревожно сказал Рой. – Ждать не будем, нам песню писать надо…

Мы промолчали.

Рой сконфуженно пожал плечами:

– Наверно, я ошибся в Грунькине. У Олега масса и плечи какие!… А?

Мы сразу же заспорили:

– Ну что ты, у Грунькина – юркость!…

– Грунькин, он – такой!…

– А что Спасибо, что?…

– Как что?! Он в цирк готовится, у него призвание, быков поднимать будет!

Мы до того запутались в споре, что даже о себе-то толком не мог сказать, за кого я: за Грунькина или за Спасибо. Об остальных и говорить нечего!

Наконец все замолчали и, тяжело дыша, отправились искать «бегунов».

Мы высунулись из-за угла нашего спального корпуса – Грунькин и Спасибо безмятежно отдыхали на лужайке. Грунькин, отчаянно зевая, решал кроссворд, уставившись в обрывок газеты, а Спасибо плел венок из ромашек.

Увидев нас, они страшно растерялись, вскочили и разбежались в разные стороны.

– Оба они хороши! Бездельники! – мрачно заявил Рой при нашем молчаливом одобрении.

До вечерней линейки был еще по крайней мере час. И мы разлеглись по своим кроватям – разумеется, сняв башмаки.

Говорят, что лежа удобней думать. Кому как! А я почему-то всегда задумываюсь в самую неподходящую минуту. Так, учитель у меня спрашивает, каково отношение крепостного крестьянина Герасима к своей барыне в «Муму», а я думаю – как сыграли «Торпедо» с «Локомотивом».

Гринберг вдруг резко поднялся.

Мы тоже привскочили и уставились на него.

– Интересно, а как сыграли «Шахтер» с «Даугавой»? – задумчиво опросил он.

Ленька облегченно вздохнул и снова улегся.

Он испугался, что Левка уже сочинил первую строчку и теперь придется думать ему, Леониду Помидорову, потому что мы договорились выдумывать песню по очереди, каждый по строчке.

Так вот все и «сочиняли», как я и Гринберг.

Я чуть не заснул, а может, и заснул бы, но тут Ленька снова вскочил и забубнил:

– А правильно мы сделали, что сами решили гимн сочинять, а то бы Грунькин и за месяц не управился!

Все его дружно поддержали:

– Верно!…

– Лентяи!… Думай тут за них!…

– Им бы все бегать!…

– На травке прохлаждаться!…

– Нет, я гляжу, гляжу, а он сидит и газетку читает!

– А этот с венком! Ха-ха!…

– Любят чужими руками жар загребать!…

– Любят, любят!…

– И я мог бы тоже не сочинять! А вот лежу!…

– А кто б не мог?!

Потом мы замолчали и снова вытянулись на кроватях. Вот так мы и думали, так и сочиняли.

Трудное дело песни сочинять. Трудное!

– А как вы думаете? – внезапно опросил Ленька. – В поход нас поведут или нет?

Я ответил:

– Кого поведут, а кто сам пойдет!

А про себя подумал: ничего, ничего, ты у меня походишь в капитанах – и как я только забыл о перевороте?!

Его раз – сместил.

Себя два – капитан!

Три, четыре – пираты ходят и снимают шляпы.

А я: лево на борт, право руля!

Крепи грот-мачту, пока не упала!

Ура!

Плывем!

Но куда?

Капитан знает!

А все ходят и снимают шляпы: правильно-о!

А тут – шторм!

Руби мачты! Мачты за борт! Дай бог самим уцелеть!

У-у-у… Ветер!

Три дня бушевал океан!

На четвертый день мы вошли в море.

Никому не известное!

Так и назвали – Неизвестное!

Отличное море – хочешь ныряй, хочешь плавай!

А пока матросы купаются, капитан улыбается и курит трубку.

Заслуженный отдых!

А кругом вода – голубая, зеленая, красная.

Эх!

Потихоньку пришли Грунькин и Спасибо и тоже улеглись по своим кроватям, а сами все искоса поглядывают на нас. Их страшно удивило, почему у нас такая тишина – а ведь никто не спит!

– Знаете что, – не поворачивая головы, внушительно произнес Гринберг, который так и не придумал первую строчку. – Теперь вы сочиняйте, а мы побегаем!

Но отдохнуть нам не пришлось. Звонко пропел горн, и мы бодро зашагали на линейку.

Люблю вечерние линейки. Все так торжественно: «Равнение!…», «Смирно!», «Будь готов!» и могучее «Всегда готов!» И какое-то непонятное праздничное настроение. И спать не хочется, ну совсем не хочется!

Все прошло как полагается, Вениамин пожелал нам спокойной ночи, и мы всем отрядом вместе с ним собрались у пионерской комнаты. Наш баянист растянул мехи, и мы долго пели песни. Замечательные песни!

Не знаю, как у вас, а у меня исегда немножко щемит сердце, когда звонко поют:

Нет, такую песню мы никогда не сочиним! Это все поняли. И о пиратском марше больше никто не заикался.

Глава 2.

С гигиеническим приветом!

Ох, до чего я уважаю собрания! На них всегда весело, если вовремя отключиться от выступающих. И вообще, чувствуешь себя как в разведке. Напряженно следишь за взрослыми, затаишься – и как дернешь какую-нибудь девчонку за косу… Она как взвизгнет. Все на нее уставятся. А она как трахнет своего соседа по макушке – ой-ой-ой! А ты сидишь незамеченный, словно это не твоих рук дело.

Приятно еще сидеть на собраниях, особенно если у тебя есть в запасе толстая книга с картинками. Конечно, тебе сделают замечание на первый раз и… отберут книгу, хотя второго раза еще не было.

И это наше очередное собрание тоже могло быть не хуже прежних, школьных, но Вениамин все испортил. Он все говорил, говорил про культуру поведения. Все наши проделки припомнил, даже недельной давности. А потом как захохочет: про пиратскую свинью вспомнил!

И мы тоже начали смеяться, толкаться, подпрыгивать, хотя и без особого интереса. Да и какой тут интерес, если тебе этого не запрещают?!

– И все-таки в той неумной шутке, – оказал Вениамин, – было рациональное зерно. Надо быть чистоплотным. Всегда и везде. Читали «Мойдодыра»?

«Мойдодыра» мы, конечно, читали, но, что такое «рациональное зерно», так и не поняли. А спросить постеснялись. Кому же интересно показывать свою необразованность! Я так думаю – это, верно, новый вид из семейства бобовых.

Собрание оказало на нас роковое влияние. Мы все стали ужасно чистоплотными (я-то и раньше таким был). По-моему, все из-за того, что каждый боялся, как бы ему не подложили свинью.

Были созданы три мощные санитарные группы, в которые записались все. Маша Пашкова сразу развернула свои санитарные способности и развела, понимаешь, гигиену (и откуда такие слова берутся!). Теперь мы продирались в столовую через санитарные заслоны. Первый заслон проверял руки, второй – уши, третий – зубы, а четвертый (ты хоть блести) отсылал всех снова к умывальнику, на всякий случай.

Мы зашли ого как далеко в санитарном рвении. На клумбе выложили цветными камешками наглядное изречение:

Каждый санитар – контролер!

А неизвестный автор сочинил песню, и мы ее распевали хором по пути в столовую:

Мой брат-артист особенно тщательно следил за своей курносой внешностью. Он говорил, что киноактеры отличаются фотогигиеничным лицом и показывал всем свой слабовольный профиль.

Теперь к рукомойнику нельзя было и подступиться. Брызги так и летели во все стороны. Я даже пожалел, что не захватил зонтик из дома. Пока своей очереди дождешься, с ног до головы промокнешь. Наш гармонист однажды три часа простоял возле умывальника и так и не сумел умыться.

Особенно мы уши драили, так драили, что потом часа два на одной ноге прыгаешь, а голову набок… А не попрыгаешь, весь день будет в ушах вода хлюпать, и слух остроту теряет.

А на зубы такой блеск наводили, только держись. Ходят потом все и улыбаются, зубы показывают – вот, мол, какие они чистые. Еще бы! Сначала почистишь зубы мятной пастой, затем хвойной, потом этой, как ее, загадочной – «Хлородонт» и еще там какой-то, так что вообще уже зубов во рту не чувствуешь. Даже странно. А дотронешься пальцем, все в порядке – на месте.

Но лучше всех, пожалуй, следил за своими зубами Спасибо. Он как-то приспособился чистить их сразу двумя щетками: одной – верхнюю челюсть, другой – нижнюю. Так и шурует, словно ботинки. А когда я ему посоветовал для экономии времени чистить зубы наждачной бумагой, он разобиделся, разволновался и пригрозил, что вообще бросит чистить зубы и будет ходить с грязными. Странно… Как будто он для меня старается!

Мы бы еще долго боролись за гигиену, если бы не Спасибо. Он нас подвел. Уж очень он старался. Взял да вымыл однажды котлету яичным мылом прямо в столовой под хозяйственным умывальником. Наверное, думал, что она станет еще вкуснее. Возможно, он сделал это по рассеянности. Кто его знает?!

– Что вы делаете? – испугался Вениамин и схватился за голову.

После этого случая массовое движение за абсолютную чистоту пошло на убыль. И остались только одиночки, которые упорно продолжали чистить зубы по 8–10 раз в сутки.

Глава 3.

Тысяча спичек

Но наконец нам немного повезло. Вениамин, кажется, понял, что мы взрослые и дал нам боевое задание – привести в идеальный порядок территорию лагеря. И куда только скука делась?

Ох, и здорово! Все сразу повеселели. Мы выровняли линейку, расчистили и посыпали песком дорожки. И даже соревнование устроили – кто больше всех шишек соберет.

Наш отряд разбился на две неравные команды – в одной было больше на одного человека, то есть на меня. Дело было так. Когда все разделились, я принципиально перешел в ту команду, где не было моего брата.

– Ну, и ладно, – оказали мне. – Невелика потеря!

Знали бы они, кого теряют! Ведь это я собрал 1037 крупных еловых шишек. Наша команда навела такой блеск на занятой территории – эге-ге! Мы даже огорчились, когда закончили работу – опять скучать.

Вениамин с ходу присудил нам первое место. Когда он вручил нам (лично мне в руки) награду – книгу писателя Катаева «Сын полка», примчался Дядя с портфелем.

– Убрали? – не поверил он. – Так-так. Хорошо…

Он повертел головой, нагнулся:

– А это что? – И показал нам обгорелую спичку.

– Спичка, – сказал Спасибо.

– Серная спичка, – поправил его Славка Рой.

– Бывшая спичка! – догадался я.

– Правильно, мальчики, – замурлыкал Дядя с портфелем. – Так кто же из вас курит? Я не курю. Мой коллега и подавно.

Вениамин смущенно поежился. Уж слишком часто он смущается и краснеет. Тоже мне, командир!

– А насчет награды, – продолжал Дядя с портфелем, – поспешили. – И он осторожно вынул книгу из моих рук.

Все так и ахнули.

– Я не против поощрений, – говорил Дядя с портфелем. – Я сам неоднократно получал награды и в школе, и на последующей работе. Но… всему свой черед. Заработал – получи! Территория лагеря буквально захламлена обгорелыми спичками. Посмотрите, посмотрите…

Мы смотрели во все глаза, но не видели ни одной спички.

– Ну, вот, – заулыбался он, – надеюсь теперь-то вы убедились. Итак, начнем. Кто больше всех соберет, тот и получит книгу.

Вениамин еще раз густо покраснел и отвел его в сторону. До нас доносились слова:

– Матвей Ипполитыч… Зачем?… Это непедагогично…

– Чего вы меня учите? – возмутился Дядя с портфелем. – Я всю жизнь был на руководящих работах. В последний раз я заведовал областным мясокомбинатом, а это вам не пионерский лагерь!

Вениамин махнул рукой и ушел. И мы принялись за «дело». Обшарили все и вся и ничего не нашли. Только Спасибо нечаянно повезло. Он подобрал где-то под забором обгорелую спичку, разломил пополам и выдавал за две. Так наша команда и вернулась ни с чем.

Дядя с портфелем сидел на огромном пне и принимал обильные приношения от другой команды. Мой брат-ловчила принес 120 спичек, Грунькин – 180, Князь – 300. А когда Гринберг принес целую фуражку обгорелых спичек и сказал, что там что-то около 1000, мы прямо-таки ошалели. А Дядя с портфелем так и оторопел:

– От-ку-да это?

– Стараемся, – потупился Гринберг.

Дядя с портфелем отдал Гринбергу книгу «Сын полка» и ушел, растерянно оглядываясь.

Оказывается, ребята бегали за ограду в ларек и покупали там спички, кто сколько мог. А продавщице говорили, что выполняют поручение нашей поварихи. Все спички раскупили. А обгорелыми их сделать недолго. Зажег одну, сунул в коробку – фррр-р и готово! Вот когда я пожалел, что не остался в одной команде со своим братом. Ребята там подобрались что надо, не то что у нас – тюфяки. Ведь у меня давно лежал в кармане непотраченный рубль – это же 100 коробков по 60 спичек в каждом. Дело, конечно, не в книге. Мы ее все раз по сто читали. Главное – честь команды!

Ясно, если по-честному, книгу выиграла наша команда. Свою территорию мы так убрали, что она так и блестела. А спички… «ненужная затея», как говорит Вениамин.

А все-таки здорово придумано!

Глава 4.

Братцы, лысеем!

Мы, конечно, понимали, что Дядя с портфелем над нами посмеялся. А если он не хотел смеяться над нами, то, значит, посмеялся сам над собой. И вообще, я убедился, что пионерский лагерь – это не казацкая вольница, а какой-то сплошной курорт: ешь да спи, спи да ешь.

А у меня кипучей энергии хоть отбавляй. Меня соседи всегда, когда ругали, называли активным ребенком. Что верно, то верно, этого не скроешь. Прямо скажу, заскучал я. А мне и без того не сладко… В последнее время я сделал страшное открытие. Однажды утром, причесываясь редким-прередким гребешком, я увидел, что на нем остаются волосы. Никогда этого раньше не замечал! Я их посчитал. Ровно 40. Ужас! Я лысею! Верно, от обломовской жизни. А причесываюсь я не меньше ста раз в день. Расческа у меня новая, чуб тоже, за лето отрос – это тебе не в школе щеголять лысиной. Отчего бы и не причесываться?! Выходит, что у меня за сутки выпадает:

40х100 = 4000 волос.

Каждый нормальный школьник имеет 1 000 000 волос. Разделим 1 000 000 на 4000:

1000 000:4 000 = 250 дней

Это выходит, не успею я перейти в шестой класс, как полностью облысею.

Я разложил свои выпавшие драгоценные волоски на белом листе бумаги и тихо застонал.

– Ты чего? – спросил Ленька.

Он стоял у зеркала и раздирал гребенкой свой актерский чуб. Волосы из под его расчески так и летели, и я решил: «Ну, мой милый, ты облысеешь гораздо раныше меня». Это меня немного успокоило. Наверное, у нас вся порода такая?! Интересно, а в каком классе облысел папа?

Я тут же испортил Леньке настроение.

– Лысеешь? – сказал я нарочито равнодушным голосом.

– Чегой-то? – опешил Ленька.

– А вот тогой-то!

Минут через пять, подсчитав выпавшие Ленькины волосы, мы уже горевали вдвоем. Большая беда как-то по-настоящему сроднила нас, сблизила. Сегодня 15 августа. Я облысею примерно к 8 марта. Как раз к Международному женскому дню моя голова засверкает, словно мокрый мяч. А Ленька (слабое утешение) облысеет на неделю раньше. Вот будет удар для наших родителей, для всего двора, улицы и нашей средней школы. К нам опять будут приходить посланцы соседних школ. А на уроках нам, видимо, разрешат сидеть в фуражках. Конечно, будут и кое-какие преимущества. Мы сможем смотреть все фильмы, на которые детей до 16 лет не допускают, даже в сопровождении родителей. Нам будут уступать место в трамвае, принимая за стариков лилипутов. А вот как насчет пенсии – я не знаю. Верно, не дадут. Годами не вышли.

– Пошли? – мрачно спросил Ленька (прощай мечта актера!)

– Пошли…

Возле умывальников толпились ребята. Вовка Князь тер лицо мочалкой с таким усердием, словно точил коньки напильником. Ленька подошел, запустил пятерню в рыжий чуб Князю и как дернет. Словно включили заводскую сирену – так завопил Князь.

– Чего орешь? – удивился Ленька. – Для тебя ж стараемся.

– Я ничего не вижу, ничего не вижу, – вопил Князь. – Кто это? Этак облысеть можно!

– Ты уже знаешь? – изумился я.

Князь сунул лицо под кран и смыл мыло. Только он хотел яростно накинуться на Леньку, тот его сразу ошарашил.

– Считай! – он высыпал на полотенце выдранные волосы.

55!!!

Через десять минут по лагерю поползли олухи:

– Братцы, лысеем!

Одни девчонки чувствовали себя на высоте. Ясное дело, они потому не лысеют, что у них косы.

Когда минутная вспышка горя прошла, все спешно занялись индивидуальным лечением.

Ленька вымыл голову тройным одеколоном.

Спасибо приготовил какой-то чудодейственный отвар из хвои.

Рой потратил на свою голову четыре баночки вазелина.

Гринберг перестал играть в шахматы и массировал двумя ферзями затылок.

Каждый старался во что горазд…

Но к вечеру большинство уже забыло об этом, а я примирился – от беды не уйдешь!

Глава 5.

Здрасьте – до свиданьица

Вениамин уехал в город пополнить нашу библиотечку и за спортивным инвентарем. Скука от этого не уменьшилась. Нас никуда не выпускали.

Пионервожатая малышей Татьяна Евгеньевна опять взяла над нами шефство, но, по-моему, она не знала, что с нами делать. С третьим отрядом – все ясно: пой с ними детские песни, собирай всякие гербарии на огороженной территории – и все они довольны и жизнерадостны. А с нами попробуй сладь, особенно когда никого не знаешь по фамилии. Она испробовала на нас не одну сотню педагогических приемов, и все равно ничего не вышло, уж такие мы неорганизованные, хоть плачь.

Но тут на нашем горизонте появился гармонист. Он все время неожиданно пропадал куда-то и так же неожиданно появлялся.

– У меня ненормированный рабочий день, творческая работа, понимаешь. Я могу себе это позволить? – так объяснял он свое отсутствие. Кажется, он «бросил якорь на постоянное местожительство» в соседней деревне у своей сестры.

– Что, заскучали? – весело спросил он и начал обучать нас бальным танцам и культурным манерам по раздельному методу: сначала – мальчишек, затем – девчонок.

– Ну, братцы, – сказал он, – становись в круг.

Он что-то заиграл, и мы под его устным руководством пошли, притоптывая, в одну сторону, затем – в другую.

– Порядок, – похвалил гармонист. – Считайте, что «Хоровод» вы разучили!

На «Польке» мы запнулись, не дается – и все тут.

– Да я и сам ее плохо знаю, – признался гармонист. – Я, в основном, в матросских танцах петрю.

– Что? – удивился я.

– Понимаю, значит, – объяснил гармонист.

– Слово-паразит, – ввернул Грунькин.

– Вот-вот, – согласился гармонист, – и я это говорю. А вы такие словечки не подхватывайте. А лучше так – заведите тетрадочку и записывайте по алфавиту: а, б, в, г… Ну, в общем, все слова-паразиты, чтобы бороться с ними. Заметано?

– Порядок! – согласились мы.

– Ничтяк. – Грунькин и тут выделился и достал записную книжечку.

А у меня мощная моторная память, наверное, в тысячу лошадиных сил. Всего за минуту я «обогатил» свой словарный запас на десяток слов:

1. Каррамба – («черт побери!» – по-мексикаиски)

2. Шкет – (маленький мальчик).

3. Ошара – (от слова «отара» – ну, значит, несколько человек).

4. Законно – (это каждому ясно).

5. Железно – (а это и подавно).

6. Железобетонно – (очень крепко).

7. Потрясно – (здорово!).

8. Чокнутый – (немножко сумасшедший).

9. Вкалывай – (чеши, значит).

10. Доходяга – (не объясняется).

Напрасная затея – их записывать. Они и так прекрасно запоминаются. Занятие, конечно, полезное. В семейном кругу никогда такими словами бросаться не станешь, потому что теперь твердо знаешь: вое непонятные слова – слова-паразиты.

До матросских плясок дело не дошло. Гармонист принялся обучать нас «светским манерам». Мы разбились на пары. Партнеры шли друг другу навстречу и, поравнявшись, отвешивали поклоны и вежливо орали:

– Здрасьте!

Расходились:

– До свиданьица!

Как ло нотам:

– Здрасьте – до свиданьица!!!

Эта игра нам понравилась.

Гармонист торжествовал:

– Порядок! Валяй, следующая пара. А можно еще изысканней прощаться: гуд бай – покедова – оревуар!

А потом он внезапно загрустил:

– Вы не пионеры, а тоска зеленая. Я с вами скучаю, а где-то здесь рядом свадьбу гуляют!

Он поспешно развел нас по палатам и ушел в неопределенном направлении, наигрывая «Туш».

Глава 6.

Играю без короля!

– Зря я шахматы брал, – уныло сказал Гринберг. – Тут и сыграть-то не с кем.

– Как не с кем? – удивился Рой.

– А вот так.

– А я?… А мы?

– А что – ты?… Ты ферзя от королевы не отличишь!

– Я?

– Ты.

– Отличу!

Все ребята захохотали.

А Гринберг, словно и не радуясь, что его шутка попала в цель, печально вздохнул:

– Вот видишь… Ты даже не знаешь, что ферзь и королева – это одно и то же.

– Спортсмен, – хмыкнул Ленька. – Тут головой думать надо. Скучно почему-то Левке каждый день играть самому с собой.

А по-моему, если играть, то только так. И противник достойный. И проиграешь – не обидно, потому что самому себе проиграл. А выиграешь, вдвойне приятно – сам себя обыграл! И вообще, как тут ни крути ни верти, всегда ты победитель, даже если и проиграл.

Хорошо играть самому с собой! Все ходы противника наперед знаешь, как бы он ни хитрил и ни выкручивался. И над душой у тебя никто не стоит, и с ходом никто не торопит – думай сколько влезет. Захочешь, на неделю партию отложишь, а то и на год. И никто не скажет, что ты струсил. А случись, на необитаемый остров тебя с шахматами волна выбросит, не пропадешь от скуки, если сам с собой в шахматы играть умеешь. Не умеешь – научишься, времени много, потому что необитаемые острова всегда стоят в стороне от морских путей. Пройдет лет двадцать, найдут тебя на вертолете и прямым ходом в Москву на международный шахматный турнир. Всех обыграл – и чемпион мира! И не удивительно – сам с собой за двадцать лет столько встреч провел, что и не сосчитаешь. Практика!

Одно обидно, после этого на необитаемые острова начинающих шахматистов полным-полно набежит, как кроликов.

– Дай мне шахматы, – оказал я Гринбергу. – Сам с собой сыграю.

– А ты ферзю от королевы отличить можешь? – опросил Рой. Но Гринберг уже протянул мне шахматы:

– На, бери… Только у черного короля голова отломана.

– Ничего, разберусь, – ответил я.

– А может, со мной сыграешь? – вдруг оживился Гринберг.

– Врешь? – я испугался и в то же время обрадовался. – Со мной?

– Да лучше с тобой, чем с Роем, – умно заметил Левка, расставляя фигуры.

– А чем я хуже! – вспылил Рой. – Чур, я второй. Играю с победителем.

– И я!… И я!… – зашумели остальные пираты, и тут же выстроилась очередь.

Игра началась. Левке достались белые.

Рой шумно дышал мне в затылок и мешал думать. Поэтому я стал повторять Левкины ходы. Левка двинул вперед пешку. Я тоже двинул пешку вперед. Левка пошел конем. Я сделал то же самое. Левкин конь съел мою пешку. Мой конь тоже не оплошал. Пираты оживленно шептались за спиной:

– Королевский гамбит!… Индийская защита!… Система Петросяна!…

Левка начал нервничать и сбил своим офицером мою королеву. Мой король не растерялся, и Левкиного офицера с доски словно ветром сдуло.

– Ну что, ничья? – гордо спросил я.

Левка страшно растерялся и… сделал мне мат в три хода.

Но зато у меня были целы почти все фигуры, если не считать пешки и королевы.

А вот у Роя Левка посбивал почти все фигуры, оставил Славкиного короля одиноким и наглухо «запер» в углу.

Рой начал кричать, что это случайность, что он лучше меня играет. Но когда Лейка обыграл его десять раз подряд, Славка вконец разозлился.

– А у меня зато мускулы! – обиделся он, согнул руку в локте и стал совать Левке под нос вздувшийся бицепс.

Но Левка сказал, что на мускулы ему наплевать. Сейчас атомный век, и сколько бы Рой ни качал силу, все равно он не станет сильней, чем шагающий экскаватор.

Рой надулся, взял гантели и ушел на двор.

Со Спасибо Левке пришлось попотеть. И не потому, что Олег играл хорошо. Просто он долго думал. И Левка весь извелся, по сто раз хватаясь за ферзю и ставя ее на место, когда Олег, вопреки всем правилам, начинал «передумывать» уже сделанный ход. Но зато когда Левка дорывался до хода, то не разменивался на пешки, а крошил направо и налево слонов, коней, тур.

И хочешь – не хочешь, подошел такой момент, когда все поняли, что еще один ход, и Спасибо не миновать мата. Олег так глубоко задумался, что Левка понял: он будет думать день, неделю, год, но так и не осмелится сделать никакого хода.

Поэтому Левка поспешно сказал:

– Ничья!

Спасибо нехотя согласился – мы его уговорили.

Зато потом я несколько раз видел, как он вечерами, тайком вынув Левкины шахматы, расставлял фигуры и все думал, думал, как избежать мата. Вздыхал, клал доску на место. А на следующий день доставал снова.

Но особенно жестокое сражение разгорелось у Левки с моим братом.

Сначала Ленька играл по моей системе, повторял Левкины ходы.

Потом, когда Гринберг перешел в наступление, он горячился и негодовал, как Рой.

Затем он основательно задумывался, как Спасибо, испытывая Левкино терпение.

Но ничего не помогало.

Мат был не за горами.

Но вдруг, несмотря на то что Гринберг сбил у него еще одну фигуру, положение резко переменилось.

Ленька двинул свои войска в наступление но всему фронту.

Шах!

Шах!

Шах!

Гринберг еле успевал спасать своего короля.

Ребята торжествовали. Все они злились на Гринберга, который небрежно нанес им поражение. И поэтому страшно хотели, чтоб Ленька выиграл.

Все стали помогать Леньке советами, куда какой фигурой пойти. А Гринберг, который страшно любил подсказывать всем на уроках, почему-то разозлился, расстроился:

– Все на одного, да?! Обрадовались!…

Грунькин радостно пожал мне руку:

– Молодец, Помидоров! У тебя брат – во! Завидуют! Небось у самих такого брата нету!

Люблю я моего брата! Он и сильный, и ловкий, и находчивый, и в беде никого не бросит.

А способности у него неимоверные. Только раскрываются они не всегда, а в самые трудные минуты.

Жил у нас во дворе парень один – Юрка Бревнушкин. Солидный такой, важный. Все его так и звали: Юрий Федорович. Ленька еще третий класс кончил, а он уже десятилетку. Приходит Юрий Федорович к моему брату и говорит:

– У меня с русским неважно. Сдай, Леня, за меня экзамены в институт. А я тебе пол-литру поставлю.

Ленька наклеил свою фотокарточку на его экзаменационный билет и пошел на экзамен. Его пускать не хотели:

– Что это вы такой маленький?

– Мал золотник, да дорог! – ответил Ленька и прошел.

Сдал Ленька экзамен на «отлично». А Юрий Федорович его обманул – пол-литра не поставил:

– Мал еще!

Пошел сдавать сам – и на другом экзамене провалился. А зря он пожадничал, Ленька все равно водку не пьет, а только квас хлебный.

– Мат! – ликующе закричал Ленька.

– Ура! – гаркнули ребята.

Криво улыбаясь, Гринберг пожал ему руку, еще раз взглянул на доску, словно не веря в поражение, и вдруг разбушевался:

– А где твой король? Где?

– Какой король? – удивился Ленька. – Я без короля играл.

– К-как?

– Ты же его сбил!

И правда – Левка вгорячах съел того самого черного безголового короля – наверное, принял эа пешку. А Ленька и рад стараться!

Ленька – он такой, без обмана не может! За ним глаз да глаз нужен! Чуть что – и обманет запросто, и разыграет, и в беде бросит, и в институт он ни за кого экзамен не сдавал.

Вот за это я его и не люблю!

Глава 7.

Наблюдаю со стороны

Переворот – дело серьезное. Он требует ооновательной подготовки, выдержки, находчивости и смелости.

Выдержка у меня, конечно, железная. Вот уж сколько Ленька ходят в капитанах, а я все терплю и только сегодня решил действовать.

Находчивость моя всем известна! Однажды он у меня загадочно опросил:

– Ну как?

– В восемь! – таинственно ответил я.

– Что – в восемь? – опешил Ленька.

– А что – ну как?

Больше он мне глупых вопросов не задавал. И правильно делал, потому что с тех пор даже он поверил в мою исключительную находчивость.

Про смелость я и говорить не хочу. Моя смелость вошла в поговорку. По всему городу ходит: «Быть смелым здорово – учись у Помидорова. И не у Леньки старшего, а у братеня младшего». У меня, то есть!

Про меня и легенда ходит, сказочная быль. Сидим мы однажды в кино и смотрим «Белоснежку и семь гномов».

Как только появилась ведьма, у всех в зале волосы дыбом встали – экрана не видно!

А Ленька опустил голову и на ведьму не смотрит, боится.

Вдруг под его сиденьем кто-то как заворочается.

– А-а-а!!! – с перепугу завопил Леныка и – из зала, а за ним – человек сорок.

Паника!

А оказалось, это какой-то дошкольник со страху под его сиденье спрятался.

Потом Ленька всем по секрету говорил, что меня хотел напугать. Как будто ему кто-то поверит?!

Обо всем этом я и рассказал Грунькину и Спасибо, когда разбудил их в два часа ночи, а может, и позже. Каждому понятно, почему я начал с них. Больше мне было не с кого начинать. Ленька над ними все время подсмеивается, разыгрывает и обманывает их, как белых куропаток. А они тоже – пираты, если на то пошло! Если они будут за меня, плохо Леньке придется.

Четверо против троих! (Один Спасибо двух стоит!)

Правда, Грунькин – золотая рыбка… Зато бегать умеет, связным будет.

А остальные сами поймут, что с Ленькой им не по пути. Ему бы сначала в матросах походить годика два, пусть поучится, жизненного опыта поднаберется, а потом сдавать на капитана – может, и примут!

И об этом я рассказал ребятам. Только от Грунькина скрыл, что он – золотая рыбка и что бегать ему не перебегать с моими секретными приказами.

– Угу, – буркнул Спасибо и тут же заснул. Пока я его будил, заснул Грунькин.

Ох, и трудно с ними! Только начнешь им двоим что-нибудь растолковывать, как один сразу же обязательно засыпает.

А второй сидит на кровати с закрытыми глазами, словно пень-колода, и покачивается из стороны в сторону.

Одного разбудишь, второй заснет!

Второго разбудишь, первый заснет!

Обоих разбудишь, оба заснут!

Набегались!…

В общем, мы решили, что… утро вечера мудренее.

Так я им и сказал, когда они заснули в девятый раз.

А на рассвете начался мятеж!

Сначала я связал шнурки башмаков Леньки, Роя, Гринберга и вышвырнул обувь в окно.

Затем я осторожно вытащил из тумбочки Роя огромный круг копченой колбасы, которую ему недавно прислали из дому, и надел на шею Спасибо. Тот даже не шевельнулся, когда я поднимал ему голову.

А Грунькину я сунул под подушку шахматы Гринберга, который любил по утрам, еще до горна, разыграть сам с собой партию-другую.

Потом я спокойно заснул.

Проснулся я от громкого чавканья.

Спасибо по-прежнему крепко спал и, не открывая глаз, жевал колбасу. Он, верно, думал, что это ему снится.

Ноздри у него так и раздувались. Не успел я опомниться, как он проглотил пол-круга колбасы и, чмокая губами, тревожно завертел головой, словно пытаясь разыскать по запаху, куда же делась другая половина.

А Грунькин спал, вцепившись в шахматную доску. Видимо, он пытался во сне вытащить этот загадочный жесткий «ящик», чтобы подушка стала помягче, да так и не смог.

Зато теперь доска была вся на виду!

Я накрылся с головой и опять заснул.

Проснулся я от ужасного шума. Такого стука, лязга и треска я не слышал, пожалуй, с того самого дня, когда смотрел кинокартину «Александр Невский». Помните, как сошелся немецкий клин, или, точнее, боевая «свинья», с русскими воинами? Трах! Тарарах-дз-з-з!

Мятеж был в полном разгаре. Рой и Гринберг бодро наскакивали на Грунькина и Спасибо, которые стояли спиной к спине посередине веранды и отчаянно отмахивались тяжелыми подушками.

Рой размахивал, как сломанной дубинкой, чудом уцелевшим куском колбасы и наносил гулкие удары по подушке, которой Спасибо закрывался, словно щитом. Пыль от подушки взлетала тоненькими фонтанчиками.

Гринберг орудовал шахматной доской. Но не подумайте, что Грунькин был из железа и эти могучие удары напоминали ему легкую щекотку. Просто благоразумный Левка колотил не Грунькина, а его подушку, как и Рой – Олегову.

Подушку бить можно. И врага напугаешь, и сам доволен – ярость излил, да и никто теперь не окажет, что ты струсил.

Под ногами нападающих хрустели шахматные фигуры, которые, славно осенние листья, усеяли весь пол.

А где же мой брат?

Где наш славный капитан?

Где старый морокой волк, знаменитый вожак пиратов?

Где он?

Нет его…

Исчез!

Я посмотрел направо.

Я посмотрел налево.

Я посмотрел перед собой.

И оглянулся.

За баррикадой из четырех тумбочек, в углу веранды, высилась «египетская пирамида» из матраца, одеяла и подушки. Я метнул в нее шахматным конем – и тотчас же из-под одеяла выдернулась Леньки-на голова.

– Кончайте! – заголосил мой брат. – А то сейчас вылезу – от вас щепочки полетят! Я за себя не ручаюсь!… Не подходите, не подходите!

И голова снова исчезла…

Грунькин и Спасибо, теснимые ожесточенным противником, медленно отступали в Ленькин угол.

Продолжая отчаянно обороняться, «мятежники» перебрались через баррикаду и забились в угол.

«Почва» под их ногами вздрагивала и колебалась, как при землетрясении. Из-под одеяла глухо неслось:

– Не подходите!… себя не ручаюсь!…

Где уж там не подходить, когда они уже стояли на нем.

Поздно ты об этом подумал, дорогой бывший капитан!

Тут через баррикаду перелезли Левка и Славка.

Ленька не выдержал такой «нагрузки» и, видимо, попытался вскочить, потому что вдруг все рухнули и забарахтались, запутавшись в его одеяле.

Я тут же заметался по веранде и все сваливал, сваливал в угол на барахтающихся пиратов матрацы, одеяла, подушки. Возня сразу прекратилась. Сначала до внешнего мира, то есть до меня, долетали неясные возгласы. Но когда я положил последний матрац, все стихло.

Потом я устал и улегся сверху, широко раскинув руки.

Я чуть было совсем не заснул, но тут дверь резко распахнулась, и вошел Вениамин. Он так и уставился на меня, а я на него. Во взгляде Вениамина было удивление, недоумение и растерянность. Он словно спрашивал: «Что это? Что это такое? Что здесь происходит? Что вы опять натворили?»

А я отвечал ему взглядом: «Ничего! Ничего особенного! Ничего не происходят! Разве ты сам не видишь?»

– Что здесь происходит? – угрюмо опросил Вениамин.

– Да так, – сказал я. – Убираю, проветриваю…

Я вскочил и заколотил по матрацу. Ох, и пыль пошла!

Вениамин зачихал и замахал руками:

– Это на дворе надо делать!

Он схватил матрац и выскочил из спальни.

Я не стал дожидаться, пока он вернется, и вылез в окно.

Я человек скромный, могу и со стороны насмотреть.

Со стороны все гораздо виднее. Это все знают. Но не все так делают. Забывают!

Был такой случай. Идем мы вместе с Ленькой из школы. Зима! А навстречу нам четыре неразлучных хулигана. Два близнеца по два – и все братья! И все злопамятные. И вот уже год никак не могут забыть, как мы их «ваньками-встаньками» обругали.

Я сразу от Леньки отстал и сделал вид, что читаю газету «Советская торговля» в витрине магазина «Субпродукты». А сам наблюдал за Ленькой со стороны.

Два близнеца по два прижали Леньку к забору и начали кормить его снегом, а потом засунули головой в сугроб и так оставили.

Вот если б я не наблюдал за ними со стороны, кто б тогда вытащил Леньку за ноги из сугроба?

Тогда я думал так: «Ну а если б мы вдвоем к близнецам подошли, они б нам все равно надавали. Их же четверо! Разве бы Леньке легче было, если бы и мне попало?» А потом я понял, что, конечно, легче. По себе знаю, что, когда, кроме тебя, еще кому-нибудь влетит, сразу на душе легче становится.

Вениамин снова влетел на веранду, повертел головой – меня нет – и снова унесся с матрацем.

Когда Вениамин поднял следующий матрац, «пирамида» вдруг развалилась, и один за другим выскочили Рой, Гринберг, Грунькин и Ленька. Не успел Вениамин и слова вымолвить, как они выскочили на улицу.

– Эй, – опешил Вениамин и с матрацем иа плечах побежал следом за ними.

А где же Спасибо?

Я влез в комнату и разворошил кучу одеял в углу. До самого пола!

Олег исчез бесследно.

– Завтрак скоро? – неожиданно раздался невозмутимый голос Спасибо.

Меня, как током, ударило!

Под моей кроватью лежал Спасибо и доедал колбасу.

И как она снова к нему попала?

Скажет тоже… до завтрака. Еще даже зарядки не было! И надо было им подняться ни свет ни заря! Да еще сражения устраивать! Из-за них даже и мне пришлось выколачивать на крыльце наши матрацы и одеяла. Целый час, пока не протрубил горн! Вениамин знал, как нас наказать!…

– Уже все! – говорили мы ему буквально через каждую минуту.

– Да что вы? – хитрил он, с силой ударяя палкой по какому-нибудь матрацу, и поднималась такая пыль, как за грузовиком на проселочной дороге.

И мы колотили, колотили, колотили…

Одно дело: со стороны смотреть, как выбивают, а другое – самому выбивать!

– Это вам на всю жизнь урок, – сказала Маша Пашкова.

А это даже не урок, а занятие! О-хо-хох! Никогда больше в жизни не захочешь выкидывать всякие там фокусы с матрацами и подушками… Ни за что!

Глава 8.

Соломоново решение

Ленька потерял всякий авторитет.

В этом я ему немного помог. Да и сам Ленька старался изо всех сил. Помните, как он струсил в день переворота?

Я поговорил с глазу на глаз с Левкой и Славкой.

– Ты прав, Петя. – Славка тоже поддержал меня. – Какой из него капитан?

Я думал, что они тут же назначат меня капитаном, да бабушка надвое сказала. Как только все увидели, что Ленькина власть зашаталась, каждый захотел стать капитаном. И как я ни бился, ни старался, капитаном меня не назначили. Правда, все признавали мои несомненные достоинства, но…

– Как выборы покажут, – уклончиво заявил Славка.

Вот тебе на! Выходит, я для всех старался, а не для себя? В субботу состоялись выборы капитана.

Собрался только актив: я, Ленька, Левка и Славка. Спасибо и Грунькина мы будить не стали – ну их!

– Итак, начнем, – заявил Левка.

– А зачем нам это нужно? – заныл мой брат. – Я капитан. Я!

– А это мы еще посмотрим, – заметил Рой. – Капитаном будет самый сильный из нас.

И он сделал стойку на руках.

– Чхи-чхи, плев-плев! – сказал я и тоже сделал стойку. Правда, я упирался ногами в стену. Но все равно – стойка есть стойка.

Ленька и Левка тоже задрали ноги вверх. Ох, и картинка была, скажу я вам, если посмотреть на нас со стороны. Все мы старались как можно дольше продержаться на руках и пыхтели вовсю. Так мы стояли минут десять. Вдруг что-то как загремит. Оказывается, это рухнул самый сильный из нас – Рой. И не удивительно, за стену он ногами не держался. Ленька и Левка повалились на него. А мне ничего другого не оставалось, как свалиться на них.

– Пустите меня, – отчаянно шипел Рой. – Это нечестно! Все на одного!

В общем, все кончилось благополучно, если не считать того, что Роя пришлось общими усилиями оттаскивать до его кровати. Он прикинулся, что не может идти сам. Только мы добрались до его койки, он как прыгнет – пружины так и загудели. И исчез. Словно сквозь землю провалился.

– Рой, вернись. Куда ты? – забеспокоился Гринберг.

Рой не отзывался. Как мы его ни искали, так и не могли найти впотьмах.

Мы вернулись под мою койку и стали размышлять, что же теперь делать. Вдруг меня как схватит кто-то за волосы. Я хотел заорать, но вовремя вспомнил, что разбужу всю палату, и заткнул себе рот кулаком своего брата.

– Ой, – вскрикнул Ленька. – Кончай глупые шутки!

Какие тут шутки! У меня глаза на лоб полезли от боли. Когда я решил все-таки заорать, меня неожиданно отпустили, и появился Рой.

– Напугал я вас? – опросил он.

– Поджилки трясутся, – съехидничал мой брат, заботливо поглаживая пострадавшую руку.

А я молчал и думал: ну его, Роя. А то с ним свяжешься, и сам рад не будешь!

– Предлагаю Соломоново решение, – внезапно оживился Гринберг. – Мы убедились, что все мы очень ловкие и сильные. Как настоящие пираты! А теперь проверим свои умственные способности. Кто расскажет самую интересную историю из своей жизни, тот и голова.

Все сразу повеселели…

Ох, и наговорили же! Мой брат, из бывших капитанов, похвастался, что постоянно ездит без билета на движущемся транспорте – привычка такая. За что и попал однажды в милицию. Говорит, что хотели ему дать 10–12 лет, но выпустили под честное слово, когда он сыграл милиционерам три сценки из драмы писателя Шиллера «Разбойники». В лицах!

А по-моему, его просто там пожалели. Разревелся небось! Да и вообще, такого «правдивого» случая из его жизни я что-то не помню.

Выслушав эту историю, мы немного приуныли. Ленька это почувствовал и изрек:

– Не с каждым такое случается. Мне даже предлагали оперуполномоченным работать. Потому как способности. Но я отказался. У меня – театр!

– Ну, кто следующий? – спросил я, выгадывая время.

– Я. Только у меня рассказ на отвлеченную тему. Из шахматной жизни, – заскромничал Гринберг.

Он рассказал потрясающий, по его мнению, случай, как он поставил мат сам себе сорок раз подряд, играя на пятидесяти досках сразу. И все потому, что применял защиту Нимцовича.

– Какие способности! – расхваливал он себя. – Высшие математические! Пришлось попотеть. Противник играл белыми.

– Все это – мизер, – кратко оценил Левкин рассказ Рой, удачно ввернув слово-сорняк. – Я буду краток. Три года назад поздним вечером я возвращался из кинотеатра «Маяк». Мне пришлось идти через мост. Вдруг слышу… – И он заорал протяжно и страшно: «На по-о-о-мощь! Помо-о-гите!»

Все ребята проснулись, и поднялся страшный переполох. А мы под шумок молниеносно разбежались по кроватям.

– Ты слышал? Ты слышал? – приставал ко всем Грунькин. – Из лесу кричат. Кого-то волки задрали!

– Я тоже слышал, – зашипел Князь, тревожно вглядываясь в окно. – Этих хищников здесь тьма-тьмущая.

– А может, мы горим? – ошарашил всех спросонья Спасибо и засопел, принюхиваясь. – Кажись, пахнет паленым, а?

Долго еще все волновались, смотрели в окна, выходили на крыльцо… В конце концов все заснули, и мы опять собрались под моей койкой. Перво-наперво я отпустил Рою такой щелчок – Рой только головой покрутил. Но задираться не стал, потому что четко чувствовал свою вину. А мне каково! Чуть палец не сломал. Целый день потом я его изо рта не вынимал – уж очень больно.

– На твоем лбу только орехи колоть! – разозлился я.

– У меня все тело такое, – заскромничал Рой. – Одни мышцы.

– …Ну, так вот, – снова зашипел Рой. – Иду через мост. Ночь. И слышу: «На по-о…»

Мы ему сразу зажали рот. Он только головой вертел туда-сюда. А когда мы его отпустили, он продолжал как ни в чем не бывало:

– …«м-о-щь!» Три человека тонут. Два брата и сестра. Я их сразу увидел.

– Это ночью-то? – усомнился Ленька.

– С моста все видно. Как в бинокль. Так вот, я даже раздеваться не стал и в чем был – в воду…

– Это с моста-то?! – снова усомнился Ленька.

– А чего? Каких-то двадцать метров… В самое дно головой уперся. Оттолкнулся. Раскрыл глава. И вижу…

Только хотел Ленька его перебить, а он сразу:

– Ничего не вижу! Ночь, понимаешь! Ну, а дальше… дальше ничего особенного. Я их спас. Влезли мы на мост. И сидим, ждем «Скорую помощь». А она не идет. Я им говорю: «Ребята, мне домой пора. И не надо меня благодарить, обычное дело». Так я и ушел, даже фамилию не сказал. А они меня потом через газету «Гудок» целый год искали.

Если бы я не был заинтересованным лицом, я бы смело заявил: «Рассказ – что надо!» Недаром после Славкиной истории Ленька так разволновался:

– Я ошибся, я вам не то рассказал! Ну, можно еще разок попробовать? – и он как застрочит: – Идуяпоздноночьюсрепетиции…

Но мы ему слова не дали.

– Нечего, нечего! – осадил его Рой. – Точка! Валяй, Петька.

Я задумался:

– Может, я вам завтра расскажу?

– Маленький, а хитрый! – возмутился Ленька. – За ночь знаешь, сколько можно вспомнить?

Как я ни ломал себе голову, ничего не мог выделить из своей жизни знаменательного. И рассказал им старую-престарую историю, о которой знал весь наш двор: как я пошел в первый класс.

– А было это, братцы мои, так. Как вам всем давно известно, я не по годам развит… А ты не хмыкай, не хмыкай (в сторону брата)! Когда мне исполнилось семь лет, все соседи говорили маме: «Какой многообещающий, даровитый ребенок!» И правда, я уже мог свободно читать про себя, грамотно писать не один десяток слов и считать без запинки до двадцати трех. Без костяшек! Других детей отводили в школу или мамы, или папы, а меня – и мама, и папа. Ленька, подтверди… Я зашел в класс, сел за первую парту и гляжу на учителя. А родители стали подглядывать в окно. Но учитель сделал им на первый раз замечание через форточку, и они на время исчезли. Кажется… точно не помню, начали разучивать алфавит: а, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, к, л, м…

Но ребята меня перебили и закруглили алфавит.

– Я! – зашипели они хором. – Валяй дальше. Не выгадывай время, чтобы надумать.

– А Рой тоже думал! – оскорбился я. – Все волков искали, а он лежал себе и думал. Потому у него и звучит!

– Что верно – то верно, – охотно согласились со мной Левка и Ленька. – Будем считать Славкин рассказ недействительным.

Его замечательная история не давала нам покоя.

– Это нечестно! – взвился Рой. – Не по-пиратски! Леньке не разрешили перерасказывать, и мне должны запретить. А этот шкет вас нарочно отвлекает, а сам все думает, думает.

– И это верно, – задумчиво сказал Гринберг.

А я разозлился:

– Ну, и ладно! Не хотите слушать, не надо. А то нарочно сбивают, рассказать не дают.

Я здорово на них разозлился и поэтому рассказал только конец этой истории:

– Скучно мне стало. Достал я из портфеля толстую книгу избранных стихов английского классика Байрона и начал очень тихо читать про себя. Родители снова появились за окном и начали делать мне непонятные знаки. Я встал и подошел: «Ну, чего там?» А учитель остолбенел. Что хотели сказать родители, я так и не успел узнать – их словно ветром унесло. И поэтому я спросил у учителя: «Можно я пойду погуляю? Я Байрона читал!» Знаете, меня за это чуть из школы не исключили, и я решил поступить в институт геологический.

У меня – страсть к минералам. Кто, как не я, открыл крупное месторождение глины во дворе нашей школы, когда там рыли траншею для газопровода?!

Пришел я к директору института. Он говорит: «Пожалуйста, для таких талантливых молодых людей у нас двери ой как широко открыты!» И стал я тайком от всех учиться в институте (Ленька ехидно захихикал). Но тут прибежал директор школы – кто-то доложил – и ну меня уговаривать: вернитесь, мол, пожалуйста, мы вас сразу во второй класс запустим. А родители стоят рядом и плачут: «Вернись, сыночек, в школу». Я их пожалел и вернулся.

И вообще, мне не в школе место. Тем более, со вторым классом они меня тогда обманули, на все я смотрю мрачно и поэтому предлагаю избрать меня капитаном, чтобы моя жизнь стала хоть немножечко веселей и радостней.

Мне так себя стало жалко, что я чуть не заплакал.

После моего рассказа наступило тягостное молчание. Я сам понимал, что моя история – не очень-то того! Вот если б я взаправду в институте учился, курсе на третьем, не было бы никаких споров за капитанство.

– Все ясно, – изрек Рой. – Я капитан! Пойду спать.

Он полез из-под кровати, но мы втянули его за ноги обратно.

– Предлагаю Соломоново решение, – опять по-научному забубнил Гринберг. – Как подтвердило состязание мускулов и умов, все мы очень сильные и развитые не по годам. Всем нам место в геологическом институте, как правильно заметил Петька. И я…

– Чего ты тянешь? – разбушевался Рой. – Я спать хочу.

– А чего спорить-то? – сказал Ленька. – Оставим все по-старому. Я капитан – и крышка. У меня уже двухнедельный стаж и опыт.

И он полез из-под кровати. Но мы его мигом вернули назад, хоть он и отчаянно брыкался.

– Как хотите, а капитан – я! – твердо сказал я и коротким молниеносным броском попытался выйти «на волю». Но меня так лихо водворили на место, что я чуть без ног не остался.

Тут Гринберг снова миролюбиво забубнил:

– Не будем спорить. Все мы – капитаны. Каждый – капитан.

– В порядке очередности, по алфавиту. День ты, день я, день ты. Я первый!

Мы ужас как хотели спать и поэтому радостно его поддержали. Действительно – Соломоново решение, хотя и не знаю, кто такой Соломон.

Глава 9.

Кухонных дел мастера

Безделье человека портит. Это я вам точно говорю. А раньше я в это не верил. А папа верил, и мама верила.

– Поживешь – узнаешь! – обещали они.

И я узнал. Временами скука в лагере была зеленая…

Мы вообще ничего не делали. Я имею в виду такого полезного. И я с тоской вспоминал, не поверите, что дома иногда ходил за хлебом и молоком, приносил из подвала малосольные огурцы и моченые яблоки, а по воскресеньям мы – я, Ленька и папа – осваивали пылесос.

Одному Славке Рою повезло. Он удачно пристроился на кухне и каждый день рубил дрова. Сухие чурки весело трещали и лопались, как спелые арбузы. Щепки оо свистом летели во все стороны. А мы стояли вокруг Славки и завидовали.

– Дай рубануть, – унижались некоторые.

А Рой их не замечал, потому что был занят важным делом. Тетя Нюра – главная повариха – души в Славке не чаяла и все время его хвалила:

– Мужчина растет. Семье помощник!

Когда еще раз приедет мама, я ей скажу ласково-ласково:

– Милая мамочка! Вернусь домой, буду все-все делать по дому. А когда ты приедешь снова меня проведать, привези мне, пожалуйста, топор. А на мой очередной день рождения можешь мне ничего не дарить.

Мы будем вместе со Славкой колоть дрова, и тетя Нюра окажет, что я тоже парень не промах.

– Мужчина растет. Семье помощник! – скажет она.

Девчонкам было веселее. Они прививали себе трудовые навыки, тетя Нюра учила их вкусно готовить самые всевозможные блюда: и борщ, и пюре, и кашу гречневую, и котлеты с мясом, и приправу для аппетита – «Мой онес».

А что, если и мне научиться вкусно готовить разные блюда? Это же ой как в жизни пригодится! Вот приеду домой и скажу родителям:

– Дорогие папа и мама, сходите в кино, а я приготовлю такой вкусный обед – закачаетесь!

Все-таки я уговорил тетю Нюру поручить мне ответственное дело – самостоятельно приготовить для начала картофельный пирог.

Пирог сделать – это вам не тяп-ляп! В одном тесте увязнуть можно. И я увяз! Пять девчонок с трудом меня оторвали – так я влип.

Тесто я безнадежно испортил, но сразу нашел выход:

– Не выбрасывайте его. Им можно целый месяц письма заклеивать. Лучше всякого клейстера!

Ох, окажу я вам, кухня – все же не мужское дело. Вот когда приеду домой, скажу родителям:

– Дорогие папа и мама, я пойду в кино. А вы приготовьте такой вкусный обед, чтобы я закачался!

Тесто – далеко не клей третьего сорта. Сразу не отмоешь. Я сидел на корточках под умывальником и ожесточенно драил руки песком.

Но тут из-за нашего корпуса появился взъерошенный мальчишка. Тельняшка навыпуск, брюки клеш, в руках – палка. Идет, распевает, поплевывает, как будто свой.

– Эй, ты! – закричал я ему. – Тебе здесь что надо?

– Ничего, – храбро ответил незнакомец.

– Тогда иди отсюда!

– Ты на меня лучше не надирайся, – разозлился мальчишка. – А то бадиком стукну!

– Чем, чем?

Он помахал палкой:

– Ты что, дурак? Я же тебе на человеческом языке сказал: бадиком – значит, дубинкой. Понял?

Я испугался:

– Только тронь. Ребят позову.

– В гробу я их видел. Хоть сто! Мой дядя о них свою гармонь обновит – ни одна больница не примет!

«Плохи дела», – подумал я и козырнул:

– Ты не очень-то. У нас есть один боксер в тяжелом весе. Я ему сейчас свистну, сразу с топором прибежит.

Парень задумался…

– Конечно, – сказал он, – бадик против топора – ничто. И чего мы тут с тобой делим. Николай я. Держи кррраба, – сказал мальчишка.

– Давай, – не понял я.

Он протянул мне пять широко растопыренных, согнутых пальцев. Я на всякий случай пожал:

– Петр!

– Курево есть? – деловито поинтересовался Колька.

– Месяц назад бросил. Даже не тянет, – соврал я. Он посмотрел на меня, кажется, с уважением:

– Молоток! А я вот не могу. Засосало. Ну, ладно, я отчаливаю. Дела! Вечером, может, встретимся.

На прощание он так ударил палкой но камню, что от нее ничего не осталось, кроме щепок.

Я стоял, раскрыв рот, и смотрел, как удаляется мой новый знакомый – мелкий вредитель Колька. Останови такого – и ни в одну больницу не примут!

Вот любят все нас называть хулиганами почем зря – и папы, и мамы, и соседи разные, и учителя иногда. А все потому, что с более или менее настоящими хулиганами они и не встречались. Разве это хулиганство, когда мы изредка шумим на уроках или деремся по ночам подушками? Просто у нас, как я уже говорил, избыток энергии. А применить ее негде, кроме как на уроке физкультуры.

Я долго смотрел Кольке вслед. Он дошел до ворот лагеря и ни с того ни с сего так толкнул калитку ногой, что она чуть с петель не сорвалась.

«Ох, и возьмемся же мы за тебя, – решил я. – С хулиганами у нас разговор короткий. Раз – и к ногтю!»

А может, он не хулиган, а только притворяется? Есть такие!

Глава 10.

Ура!!!

У Вениамина стряслась беда – заболела бабушка (словно у маленького!) Он строго-настрого наказал, чтобы мы вели себя достойно, пока он не вернется.

– Чтоб без всяких штучек! – сказал он. – Сидите в пионерской комнате и читайте журналы. За черту лагеря – ни шагу. Вернусь часа в три.

Я уселся на ступеньках веранды и долго смотрел, как плывут облака… Слышу, калитка стукнула. Гляжу – в лагерь вбегает какая-то не наша девчонка.

– Стой! – заорал я. – Ни с места! Стрелять буду!

Она остановилась:

– А у тебя и ружья нету.

– Оно у меня за сараем стоит.

Я сразу узнал в ней ту самую девчонку, которую шофер подбросил к самому ее дому, когда мы еще только ехали в пионерский лагерь. Она мне еще тогда не понравилась. Задавала!

Девчонка показала мне язык и побежала. Я гнался за ней и кричал, как малолетний:

– Язык в черниле! Язык в черниле! На, распишись, на, распишись.

Я ее гнал прямо на наших ребят, которые с боем штурмовали «гигантские шаги».

– Держите ее, – кричал я. – Врешь – не уйдешь!

Девчонка врезалась в толпу:

– Где пионервожатый?

– Что за шум? – важно выступил вперед Рой и развернул плечи. – Вениамин уехал в город. Зачем? Неважно! Еще вопросы будут?

Девчонка всплеснула руками и печально вздохнула:

– Что же теперь делать?

– В чем дело? – зашумели все.

Девчонка села на бревно, сложила ладошки на коленях и говорит как-то виновато, а на нас не смотрит, словно стыдно:

– Сейчас все наши пионеры солому убирают…

– Ну и что? – удивился Спасибо.

Девчонка вскочила:

– Стог мы делаем. Пионерский! Убрать-то солому колхоз всю убрал, но ведь, если граблями и вилами пройтись, сколько еще можно собрать! Там охапка, здесь охапка… Мы же стог обещали набрать из потерь!

– Ну и что? – на этот раз удивился Славка Рой.

Девчонка чуть не заплакала.

– Мы уже много соломы набрали… Вот уже третий день собираем. А теперь стог надо сложить. А людей маловато. Успеть надо вовремя. Передавали, дождь страшнейший будет. Бюро погоды обещало.

Мы ее сразу же поняли.

– Ура!!! – вдруг завопили все. – Даешь сено-солому!

А Гринберг как закричит тонким-претонким голосом:

– Стройся!

Все начали строиться по росту.

Маша Пашкова хотела затрубить в горн, но ее остановили:

– Тише! Дядю разбудишь!

Дядя с портфелем единственный во всем лагере строго соблюдал мертвый час.

Девчонка радовалась невозможно как!

– Понимаете, мы, конечно, взрослых бы на помощь позвали. И председатель приезжал. Говорит, подбросить вам стогометатель? А мы: конечно, нет! Дело чести! Стог же пионерский! А потом чувствуем – не управимся быстро. Что делать?! А у нас там Колька один есть. Жми, говорит, в пионерлагерь. Хоть ребята и не колхозные, но должны помочь. И стог все равно пионерским будет. Я посоветовалась с нашим пионервожатым и к вам.

– И правильно, – закричали все.

– А вам не попадет? – забеспокоилась девчонка. – Нельзя без разрешения, а?

Но мы решили твердо – пойдем помогать и точка. Да и спроситься не у кого было. Вениамина нет. Дядя с портфелем спит, Татьяна Евгеньевна все равно нас не отпустит, а гармонист, как всегда, исчез – наверное, где-нибудь свадьбу гуляют. Меня «делегат» забраковала, из мести:

– Здесь останешься. Мал еще! Лагерь охраняй, у тебя же ружье за сараями.

Я страшно разволновался:

– Как же так? Они без меня ничего не могут, ничего не умеют!

Все начали просить за меня, особенно пираты старались. Я и не знал, что у меня столько друзей.

– Ну, сами подумайте, – не уступала она и всячески старалась убедить коллектив, – грабли ему не доверишь, вилы и подавно. Ну, разве…

Она задумалась.

– Ну, дальше, дальше… – заскакал я вокруг нее.

– Ну, разве что воду будешь возить с Иванычем. – И зачем-то добавила: – Питьевую.

Я ошалел от радости. Мечта детства! Верхом на лошади! Дикие прерии! Пампасы! Все хотят пить, все ждут тебя. Короче, самый первый человек на селе – водовоз.

– Чего стоим? – подал голос Спасибо. – Дождя ждем? И мы пошли организованным строем.

Колхоз действительно был недалеко. Вовка Князь сказал, что, когда он сидел на столбе, ему были видны эти поля, море кукурузы и далекие крыши свиноферм, сверкающие новым шифером.

Странно выглядело пшеничное поле, подстриженное комбайнами словно под машинку. Идешь, а под ногами так и хрустит.

– Эх! – мечтательно сказал Рой. – Устроить бы здесь международный бег по пересеченной местности. Босиком!

– Негры бы победили, – солидно заявил Гринберг. – В Африке все босиком ходят. Климат такой. У них вся подошва, как у меня на пятках. Видал по телевизору?

Длинная цепь огромных стогов уходила к горизонту.

– Вон наши, вон! – закричала девчонка.

Мы увидели мальчишек и девчонок с вилами и граблями. А кругом – соломы, соломы… Огромные кучи! И не поверишь, что раньше это была не солома, а «потери». Ну, и молодцы! Захотели, и на целый стог соломы нагребли – поля-то большие, конца и края нет. Ясно, у взрослых есть дела и поважнее, чем собирать граблями по соломинке.

Между прочим, я раньше и не знал, что солома – не сено. Солома – это стебли пшеницы, если объяснять научно-популярно. Я у девчонки (кстати, ее Надькой зовут) все выпытал! Делать копны – это значит «копнить». Копны комбайн делает. Сзади у него бункер такой с решеткой. Набралось в бункер соломы, а комбайн ее раз – и вывалил. Копна и готова! А сооружать стога – значит, «стажировать» (это я самолично догадался!).

Нас здорово встретили. По-боевому! Поздоровались со всеми за руку и сразу за дело, без лишних слов.

Я подумал: «Стог-то расти будет все время. Как же ребята солому на самый верх поднимут?» А потом увидел их пионервожатого – высоченный парень – и успокоился. Не пропадут! Снизу подадут, а он сверху подхватит.

Девчонка не забыла о своем обещании. Она подвела меня к бородатому старику, сидевшему на телеге. Почти перед самым его носом из стороны в сторону мотался лошадиный хвост – удобно, и мух разгоняет и прохладу дает, словно вентилятор.

Сзади лежала дубовая бочка. Странная такая бочка. Дыра в ней не сверху, а на боку.

– Ага, помощник явился, – догадался старик. – Ну что ж, поедем. А то всю водичку-то выпили.

Я хотел смело вскочить на коня. Но старик рассмеялся:

– Нет, так не пойдет.

И мне пришлось оседлать бочку.

Когда лошадь тронулась, я оглянулся, ребята разбирали вилы, а девчонки – грабли. Я даже позавидовал. Старик все время вздыхал:

– Не дай бог, дождь вдарит. Сгорит солома, испортится.

– А какая разница, – робко опросил я его, – так он ее намочит, или в стогах?

– Большая, – охотно объяснил старик. – Если солома в стоге, то дождь намочит только верхний слой, а все остальное будет сухим. Ты небось в дождь плащ надеваешь? Плащ – мокрый, а сам ты – сухой!

– Когда как, – возразил я ему. – Если я на речке, и дождь идет, то я – мокрый, а одежда – сухая.

– То есть как? – удивился старик.

– А так. Одежду я глубоко в песок закопаю, а сверху травы навалю.

– Вот и стог-то, он точно так же устроен, – вывернулся старик и довольно засмеялся.

Мы ехали вдоль сплошной стены кукурузы.

– Ишь, какая вымахала! – оказал я. – Метра три, не иначе.

– Как на дрожжах, – заулыбался старик. – Королева полей! Царица! А знаешь, что такое кукуруза?

– Конечно, – удивился я. – Растение.

– Не совсем точно. Ты вот что больше всего есть любишь?

– Арбузы! – сразу ответил я.

– Так она любому животному вкусней любых арбузов и дынь. Так лопают, что за ушами трещит.

Кукурузе все не было конца.

– Джунгли, дедушка.

– Что?

– Тропический лес. Как в Африке! Заблудиться можно. А?

– Еще бы! У нас недавно телок забрел в эти тропики. Три дня его искал. Ему-то что, еды навалом и голоса не подает… Начнем убирать, приезжай. Любо-дорого! Комбайн ККХ как дунет, на машине еле угонишься. Успевай только принимать.

Вскоре показалось село. Мы остановились на окраине, у колодца.

– Бросай ведро, – сказал старик и задымил.

Я взял ведро, которое стояло на краю сруба, и бросил вниз. Цепь начала раскручиваться… Послышался плеск.

– А теперь тащи, – приказал старик.

Я начал крутить ворот. Поднимать ведро было легко-прелегко, одно удовольствие. Я так быстро крутил ворот, что старик страшно удивился:

– Малыш-малыш, а силен!

Я нажал, и из колодца показался конец цепи… без ведра.

– Растяпа! – завопил старик. – Ведро-то ты закрепил?

– А откуда мне знать? – закричал я сквозь слезы.

– Ну, ладно… Чего там… – проворчал старик и хитро заулыбался. – Дело поправимое. Нашел выход – я тебя за ремень зацеплю и спущу за ведром.

Я как посмотрел в колодец, голова так и закружилась.

– А вдруг я оторвусь?

– А цепь на что? Ухватишься за нее – вытяну. Не бойся.

Старик стал раскуривать потухшую козью ножку, а я прикрепил цепь к ремню и сел на сруб колодца. Что я трус? А сердце так и колотилось.

– Ты куда? – вдруг испугался старик и вцепился в меня. И как зальется смехом. Смех у него был оглушительный, могучий. Старика так и подбрасывало на месте.

– Возьми «кошку», – оказал он, когда всласть нахохотался. – Закрепи на цепи получше и бросай вниз. А потом шуруй ею по дну колодца. Обязательно ведро поймаешь.

Я здорово обиделся на старика за его глупые шутки. Я ему так и сказал, что здесь даже ученая собака ведро не достанет, а не то что кошка.

А старик снова как начнет хохотать, до штага, и никак не может успокоиться. А потом сам все сделал. У колодца лежал большой крючок-тройник. Ну, вроде рыболовного, щучьего. Таким разве что кашалотов ловить. Это и есть «кошка». С ее помощью старик сразу же нашел ведро и вытянул вместе с водой. И мы начали наполнять бочку. В нее вошло ведер пятнадцать.

Когда мы приехали на поле, все сразу же нас окружили, и мы оказались в центре внимания. Я зачерпнул кружкой воду:

– Испейте водицы. Ключевая! Сам бы пил, да некогда.

– Ух, водичка! – сказали мне. – Зубы ломит. Даже кружка вспотела!

Мы проездили за водой около часа, а стог уже ой как вырос. Здорово наши помогают!

Ко мне подошел Гринберг:

– Видал Грунькина? Стыдно даже. Пользы от него, как от козла – молока. Смотри, за воробьями с граблями носится.

Я посмотрел – и действительно, – Грунькин носился по полю, как заводной. Никто не мог его остановить. Да и не до него было.

Когда все напились, воды в бочке осталось еще очень много. И старик сказал, что поедем на другие участки.

– Ну, теперь вы и без меня управитесь. Спасибо за науку! – сказал я и помчался наперерез Грунькину.

Он бежал, бежал и как с размаху прыгнет на кучу соломы. Развалился и смотрит на меня.

– Устал, – вздохнул он и протянул мне грабли. – Иди меня смени.

А мне этого только и надо было. Схватил грабли и помчался к нашим девчонкам. Они сгребали солому в кучи, а ребята носили ее на вилах к стогу.

Маша и я еле успевали за Славкой. Вроде большую кучу сгребешь, а он подойдет, проткнет ее вилами и поднимет в воздух. Несет, как знамя. Руки дрожат, но держится. А у стога солому у него подхватят и – наверх. А там уже наготове. Как по конвейеру.

Мне стало жарко, я сбросил куртку.

Солома, солома, солома… Она хрустела на зубах, шуршала под ногами, за пазухой. А моя голова с запутавшимися в волосах соломинками, наверное, была похожа со стороны на копну средней величины.

Эх! Как мы нажимали!

Рой меня похвалил:

– За тобой не угонишься.

И я стал стараться еще больше. А потом я и рубашку снял – так загорать можно. Приятное с полезным, не успеешь оглянуться – как черным станешь. Солнце так и пекло, быть дождю.

Солома была как золото. Сухая, звонкая – не солома, а мечта! Такая работа никогда не надоест.

Рядом со мной работал мелкий вредитель Колька. В тельняшке. Полосатый, как зебра. Вроде хулиган, а так наворачивает!

– Артист! – сказал о нем Ленька.

С непривычки я устал и даже удивился этому. Мы устроили двухминутный «перекур» и повалились на колючую солому, как на мягкую перину. Ко мне подскочил Грунькин и схватился эа грабли.

– Зажилил, да? – орал он. – Мне доверили. Я тебе на время дал, а ты уже часа два работаешь. Отдай, говорю!

Я так вцепился в грабли, что у меня их можно было бы оторвать разве что с руками. Тогда Грунькин оставил меня в покое, схватил Машины грабли и ну работать в одиночку.

– Ребята! – вдруг закричал он. – Вениамин бежит! Спасайся!

Мы вскочили и видим: мчится Вениамин, пыль столбом. Подскочил:

– А!… Вы?… Все в порядке?

– У-у! Еще как в порядке! – рявкнули мы. А сами думали: ну, сейчас он нас пропесочит.

А Вениамин выхватил у Роя вилы и забрался на стог:

– Нажмем? Подавай!

И мы нажали. Пионервожатые не успевали солому принимать – так мы нажали. Особенно Грунькин нажал. А Рой ходил вокруг нас, как неприкаянный. Вилы-то Вениамин забрал, а других не было. Пришлось работать по очереди. Хуже всего, когда тебе сменять кого-нибудь. Ходишь и упрашиваешь… Ну, отдохни, пожалуйста. Может, ты устал? А если кто и устал, разве он тебе признается? По себе знаю.

Все так увлеклись, что не заметили, как подошла туча. И только когда она закрыла солнце, мы подняли головы. Где-то в отдалении грохнул гром. И все удвоили натиск. Дело шло к концу.

Только была собрана последняя охапка соломы, как упали первые увесистые капли дождя. Мы бросились к нашему стогу. Он был высотой с хороший двухэтажный дом. Наверно, такой стог и не стогом даже называется, а как-нибудь посолидней. Уж очень он был большой!

Ударил косой дождь. Но нас почти не задевал – защищал стог. Здесь подобралась компания еще та, все время – смех, шутки…

– Твои ребята? – спросил Вениамина мой Иваныч, который появился неизвестно откуда. – Вот это пионеры!

Лошадь его стояла под дождем и вертела головой. Ей, видимо, было приятно принимать холодный душ после такой жары. Она так и блестела.

– Его, его! – зашумели мы.

Вениамин улыбнулся, дотронулся пальцем до моего мокрого носа и весело прогудел, как новенький самосвал: «Биип!»

– С такими моряками не пропадешь! – Он крепко обнял Кольку за плечи – тот так и заважничал.

Послышался шум мотора, и подъехал «газик». Из него вышел высокий мужчина в длинном военном плаще, словно в бурке чапаевской. Я сразу понял, что это начальник. Не иначе, председатель колхоза.

– Молодцы! Ох, какие молодцы! Сдержали слово! – тут он заметил нас и строго спросил: – А это кто?

– Помощники. Из пионерского лагеря, – зашумели колхозные пионеры и давай нас расхваливать: – Без них мы бы пропали. Их Надька привела.

Надька выступила вперед.

– И ничего подобного. Сами пришли, – и гордо задрала голову. – Принимайте стог. Пионерский!

Мы с благодарностью посмотрели на нее. Рой толкнул ее в бок:

– Вот бы ее к нам в отряд. А ты говорил!

Председатель крепко пожал Вениамину руку и сказал официально, но очень тепло:

– Большое спасибо, товарищи пионеры! Придется вам меду выписать.

– Мы не за мед старались, – обиделся Гринберг.

– Конечно, не за мед, – поддержал его Грунькин. – Но мы его, мед-то, страсть как любим!

Все засмеялись, председатель – тоже.

– Ну, раз так, завтра пришлю бидон.

Новые друзья провожали нас до самого лагеря. Мы шли и громко пели:

Вениамин шагал впереди, размахивал руками, подпевал во все горло. Я смотрел на него и удивлялся. Я думал, он нам даст нахлобучку, а он радуется. Непонятный все же народ – эти взрослые!

Грунькин шел, обнявшись с Колькой, и они живо рассуждали на отвлеченные темы.

– Система премирования, – говорил Грунькин, – это неплохая система. Если нас поощрять, то мы можем горы свернуть Гималайские.

Глава 1.

А ты нашел свое море?

Об этом вечере поэт Грунькин, на которого наконец-то нашло вдохновение, оказал так:

Вечер был действительно тихий.

Но ржи не было и плетня тоже. А сидели мы под деревьями на ступеньках веранды. Здесь был весь наш отряд. Девчонки весело пели под баян: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо»…

Перед верандой слабо мерцал костер. Он уже прогорел. Загадочно светились красно-черные угли. И когда налетал ветер, по ним пробегали, словно пританцовывая, яркие трепетные огоньки.

Вениамин задумчиво шевелил палочкой чумазые картофелины, и большие тусклые угли рассыпались на сотни маленьких, ярких, как фейерверк.

Песню подхватили мальчишки. Вениамин подбросил в костер сучья, и яркие блики пламени заплясали на лицах, на блестящих кнопках баяна, на темных стеклах веранды. В небо заструились искры. И они были похожи на крохотных сверкающих парашютистов, которые по какому-то странному недоразумению летят вопреки всему с земли в небо.

Потом все замолчали. И стало совсем тихо. И только «разговаривал» костер: спорил, ворчал, шептал и охал, словно спросонья.

А вдалеке были видны огни нашего города. Яркие «бусы» телевизионной вышки… А вон та зеленая неоновая реклама установлена на крыше нашей школы. И мне даже кажется, что я разбираю давно знакомые слова: «Соблюдайте правила уличного движения». А если свернуть от школы налево, то попадешь на нашу улицу. Она сейчас шумная, веселая. Рядом с нашим домом парк, на ограде которого постоянно висит один и тот же щит с полустертой надписью: «Сегодня танцы». И даже зимой, когда ворота парка закрыты на замок, щит по-прежнему объявляет, что сегодня танцы, игры, аттракционы… Ночью, когда спишь на балконе, до двенадцати невозможно заснуть – из парка несется музыка, смех, милицейские свистки…

Вениамин начал делить картошку. Каждому досталось по одной.

Я разломил свою надвое, посыпал солью и съел вместе с хрустящей обугленной кожурой. Отличная вещь, картошка! После нашего мощного ужина даже на бананы не взглянешь. А для печеной картошки всегда место найдется.

– Вень, а ты море видел? – вдруг опросил Ленька.

– Видел… В кино…

– Шутишь!… – обиделся Ленька.

– Ей-богу!

И все засмеялись.

– Нет, правда?

– Ну, если правду – то один раз, из поезда.

– И больше никогда? – удивилась Маша Пашкова.

– Да вот так, – смутился Вениамин. – Не довелось…

– Море всюду, – вдруг ни с того ни с сего сказал Спасибо.

– Только его искать надо, – добавил я, а все почему-то захохотали.

– А ты нашел свое море? – снова спросила Маша у Вениамина.

– Нашел.

– Это физику-то, да? – пренебрежительно заметил Грунькин.

– А что ты знаешь о физике? – усмехнулся Вениамин.

– А все! – вгорячах выпалил Грунькин.

– Мы же физику не проходили, – дернул его за рукав Спасибо.

– Это ты не проходил! – гордо сказал Грунькин. – А я на три класса вперед все учебники прочитал!

Девчонки смотрели на Грунькина с уважением.

– Он отличник! – загалдели они. – Он знает!… Круглый пятерочник!… Стихи пишет!…

– Верю, – сказал Вениамин – А можешь ты решить одну задачу?

– Условие?

– Ты пришел ко мне домой…

– Ну, пришел…

– У меня на столе стоит графин с водой.

– Ну, стоит.

– Одна его сторона на солнце, а другая в тени…

– Ну, и что?

– А почему та сторона, что на солнце, холодная, а в тени – теплая?

– Хм, – задумался Грунькин. – Яснее ясного! Лучи солнца, проходя через стекло и преломляясь в воде, отражаются на другой стенке…

– Ну, и?

– И нагревают ее! – Грунькин победоносно поглядел на Вениамина.

– Вот это да! – восторженно прошипел Ленька. – Знает!

– Все гораздо проще, – сказал Вениамин. – Просто перед тем как ты пришел, я переставил графин. И та сторона, которая успела нагреться, оказалась в тени.

Все грохнули.

Вениамин подбросил в костер хворост.

Грунькин сосредоточенно рассматривал свои башмаки и не поднимал головы.

– Отличник! – загалдели девчонки. – Он всегда!… Хвастун!… А еще спорит!…

– Ничего, ничего, – защищал его Вениамин, – бывает…

Конечно, бывает. Чего только не бывает, все бывает! Вот со мной был такой случай. Стою я у доски и решаю задачку. Никак не получается. А мой друг Федька мне подсказывает. Тут учительница его засекла и говорит мне:

– Садись.

Я сел.

– В следующий раз будешь заниматься! – сказала она мне, ставя Федьке двойку.

Интересная все же штука физика. Без нее никуда! И ракета не взлетит, и станок не построишь, и такси не поедет! И если даже пиратский бриг без физики строить, он наверняка или утонет, или опрокинется.

Вениамин нам обо всем рассказал: об атомных электростанциях, о законе Архимеда, о крохотных приемниках на полупроводниках и даже о том, как на экране телевизора изображение появляется.

Но самое интересное – это роботы, механические люди! Сами ходят, сами разговаривают, любые задачки решают. Нам бы такого на всю школу одного хватило. Тогда б не контрольные по арифметике, а сплошной праздник!

И диктанты он бы за нас писал без единой ошибки. А если и ошибется, все равно не накажешь – у него дневника нет. Правда, у нас в школе он бы вконец избаловался. С занятий бы удирал, потому что на него пожаловаться некому. А то еще и курить научился бы.

Идешь так по коридору, а навстречу робот. Дай, говорит, закурить. А у нас только старшеклассники курят, да и то под лестницей.

– Пойду к ним, – скажет робот.

Только он задымит, а тут – директор.

– Из какого класса? – закричит он.

А робот застесняется:

– Да я так, приезжий.

– Все равно не положено, – скажет директор.

– В первый и последний раз, – ответит робот и уйдет играть в футбол. Непробиваемый вратарь!

С ним не пропадешь. С ним можно по улице Беговой ходить, ни один хулиган не тронет! А если стукнет, кулак отобьет. И спросит:

– Ты что, железный?

– Стальной! – заулыбается робот.

– Шутишь! – заплачет хулиган, убегая в поликлинику.

– Шучу! – крикнет вдогонку робот.

И в космос без него ни ногой. Он и песни поет, и стихи сочиняет, и письма домой пишет, и на разведку ходит. И ракету сторожит. Он все может!

Хорошо, что Вениамин нам о роботах напомнил. Вот приеду домой, надо подумать: как и что. Я как-то в «Пионерке» читал, что ребята, не помню из какой школы, сами робота сделали и на Всесоюзную выставку послали. Школе за это медаль дали, а каждому мальчишке – по значку.

– А ты нашел свое море? – спросил у меня Олег, когда я ложился спать.

– Нашел! – ответил я.

– Физика? – догадался он.

– Физика! – признался я.

– Договор?

– Порядок!

И мы пожали друг другу руки. А Грунькин закричал:

– На готовенькое? Я первый физику выбрал!

Мы ему ничего не ответили.

Примечание: Все. На время кончаю вести свои записи. Надоело.

Пока!

Подпись: П. Помидоров.

Глава 2.

Второе послание Вениамина

«Костя, салют!

Хотя ты и не ответил на мое первое письмо, гусь лапчатый, сухарь, все-таки мне хочется с тобой поделиться кое-какими мыслями, рассказать тебе продолжение всей этой истории.

Ты только не смейся. Теперь мне хочется поблагодарить тебя за то, что ты направил меня именно в этот лагерь. Я вчера ездил в город, бабушка внезапно заболела. Приезжаю назад – в лагере паника. Наш Дядя с портфелем бьет во все колокола! Моя «неорганизованная масса» самовольно ушла. Куда бы ты думал?

В лес?

На реку?

Все равно не догадаешься. Ребята ушли в колхоз и целый день помогали убирать солому. Да как здорово! Не угонишься. А посмотрел бы ты на их рожи! Сплошное сияние! Словно в сад за яблоками забрались.

Когда я примчался, они сразу потускнели. А один там, есть такой «безнадзорный» Колька – племянник нашего гармониста, метко заметил:

– Сейчас фитили вставлять будет!

Представляешь, за кого они меня считают! Да и только ли меня? Мне кажется – все дело в том, что мы неправильно подходим к ребятам. Мы же из них старичков делаем. Что они от нас, воспитателей, зачастую слышат:

– Не шали!

– Не остри!

– Будь серьезным!

– Откуда ты такой взялся, прыткий?

– Придется мне поговорить с твоими родителями…

– Не хулиганьте!

– Разве мы такими росли?!

И так далее, и так далее… Можешь сам с успехом продолжить список этих «воспитательных» выражений. Только, боюсь, бумаги не хватит!

По-моему, для учителя главное – молодость души. Может, я не совсем точно выражусь, но надо самому быть в какой-то мере мальчишкой. Я вот, к примеру, не помню, когда во мне мальчишка-то умер.

В смешном я оказался положении. Кажется, не я их перевоспитываю, а они меня. И главное – мне на пользу. Вот дела!

Как мы заботимся о своем авторитете! А стараемся заработать его излишней строгостью и нудностью. А кто, положа руку на сердце, любит нудных людей?! Мне самому иной раз хочется поиграть с ребятами в футбол, покататься на «гигантских шагах», рыбу пойти половить. Хочется быть их другом, а не классной дамой. Да все думаешь, вроде бы несолидно, авторитет потеряешь. И все зудишь, зудишь о дисциплине, о сверхсерьезности. И все стараешься их засушить, забывая о том, что этим мальчишкам и девчонкам всего по 10–12 лет. И совсем не так уж плохо, что они играют в пиратов, запускают со страшнейшим шумом ракеты и вообще ведут себя не так, как взрослые.

Я чувствую, дойдя до этой строки, ты окажешь: «Ну, и балбес! Развел баланду! Эти прописные истины всем известны».

То-то и оно. Все это знают, но… В этом-то «но» – все и дело. Вот, например, наш Дядя с портфелем. Не удивляйся моей самокритичности – это «Вениамин в кубе». Он устроил нам потрясающую встречу. Ребята чувствовали себя героями, а он на них – словно ушат ледяной воды. Построил всех и минут пять «подрывал» мой авторитет перед строем, размахивая перед самым моим носом указательным пальцем, похожим на сардельку.

– Гнать таких надо! – бушевал он. – В три шеи! Мальчишка!

Ребята совсем скисли, смотрю на них и вижу – здорово за меня переживают. Даже на душе как-то радостно стало. И вдруг «безнадзорный» Колька захихикал:

– Три шеи!… Что он, дракон огнедышащий!

– А ты чего пристроился? – взорвался Дядя с портфелем. – Давай отсюда!

Ребята мрачно загудели:

– Он свой!

– Вместе с нами работал!

– Хороший парень!

– Таких поискать!

– Что ж, с нами ему и побыть нельзя?

– Да чего там? – обиделся Колька. – Я «даю».

Все повернули головы и смотрели, как уходил Колька. Грустно он уходил.

Начальник пошел за ним и закрыл калитку. А Колька влез на забор.

– Эй, директор, – позвал он, – наше дело правое! – Задумчиво почесал нос и как выпалит: – За что вам только портфель такой дали?

– Вот видите, – сказал наш Дядя с портфелем. – А вы его защищали.

Он ткнул большим пальцем куда-то за спину и прошипел мне чуть ли не на ухо:

– Там вас не похвалят.

Долго он нам всем «вправлял мозги»:

– Скандал! Забыли о чести лагеря. Тоже мне, помощники. И без вас с успехом могли обойтись. Какой от вас толк? Небось мешали только и хулиганили.

«Мужайся, братец, – сказал я себе. – И учись, сам такой недавно был».

– А если б комиссия какая нагрянула? С кого б спрашивать стали? Ясно, не с вас! С меня! Это же… Это же… – Наш «шеф» не мог даже слов найти от возмущения. – Это же вопиюще! Но мне уже кажется, что ваш пионервожатый вполне теперь осознал всю фактическую серьезность момента. Сейчас он сам вам об этом скажет.

Ну, я и сказал:

– Ушли без спроса – плохо. А вообще молодцы. Здорово работали, ребята! Разойдись!

Ребята разбежались, а Дядя с портфелем опешил.

– Ну, это вам так не пройдет, – пригрозил он мне. – Дешевый авторитет зарабатываете? Идите с ними на «гигантских шагах» покатайтесь.

Я так и сделал. А он испуганно вертел головой то влево, то вправо, когда я пролетал мимо него, и тут я нашел для него точное определение. Это же Беликов, черт возьми! Прямо из Чехова!

– Не может быть! – оказал Славка Рой, когда увидел меня на «гигантских шагах». – Вениамин Сергеевич, ущипните меня. Может, я сплю?

Он схватился за лямку и помчался впереди меня.

Вечером по плану я должен был проводить беседу о распорядке дня. Мы собрались на веранде, и я начал:

– Распорядок дня является основным условием…

Ребята заерзали, заскучали. Я разозлился сам на себя и сказал:

– Распорядок дня, конечно, надо соблюдать, но… лучше я вам расскажу про Фиделя Кастро…

Уже давно протрубили отбой, а ребята слушали меня – ну, не знаю как! Как никогда! Они меня даже отпускать не хотели.

– Перебирайтесь к нам на веранду, – предложил Петька Помидоров (самый отчаянный из моих пионеров и выражается так смешно!). – Не разбивайте мое больное сердце. Нам с вами спокойней будет.

Знаешь, я долго не раздумывал:

– Согласен, но при одном условии – без ночных побоищ. А то однажды пришлось попасть под тяжелый подушечный обстрел.

Мой переезд на веранду проходил торжественно. Впереди «колонны» шестеро самых сильных пионеров несли кровать. На ней сидел Петька Помидоров и тихонько, чтобы никого не разбудить, наигрывал в барабан. За ними двое несли на палке мой чемодан. Каждый что-нибудь нес: один – книгу, другой – зубную щетку, третий – мыльницу… Замыкал шествие Олег Спасибо со «знаменем» – моим полотенцем на палке. Кое-кто пытался залезть на кровать, но Петька держался стойко. Он отражал атаки барабанными палочками.

И надо ж было этому случиться, Дядя с портфелем внезапно высунулся в окно и зашипел на меня:

– Разлагаешь дисциплину? Мальчишка!

Я только рукой махнул.

Ребята обо мне позаботились. Установили кровать и все спрашивали, удобно ли мне, не дует ли.

А потом разгорелась дискуссия на злобу дня: можно ли дружить с девчонками?

Я слушал, слушал, не выдержал и расхохотался.

– Ох, и забавные же вы, черти… Отчего же нельзя? Еще как можно! А теперь давайте спать.

Только я задремал, слышу кто-то дергает меня за одеяло. Ну, думаю, начинается… Неужели я в них ошибся? Слышу голос Петьки:

– Вы спите? А мне поговорить охота.

– Давай сюда, – сказал я.

Он уселся у меня в ногах по-турецки и начал шептать:

– А что, если я вам тайну открою? Можно на вас железно положиться?

– А ты как сам думаешь?

– По-честному?

– По-честному.

– Ну, если по-честному, то пололам-напололам.

– То есть как?

– И да, и нет! Вас, взрослых, не поймешь. Вот у нас в школе случай был: один мальчик стекло разбил нечаянно. Ну, стекло, конечно, вставили. А он подходит через неделю к учительнице и говорит: «А что, если я вам сразу признаюсь?» Учительница заулыбалась: «А в чем признаешься?» А он: «Ругать не будете?» А она: «Посмотрим». А он: «Ну, я на вас полагаюсь». А она: «Ну, конечно». А он, дурак, все и выложил. А она как закричит, как ногами застучит: «Давай портфель, без родителей не приходи». Вот и полагайся!

– Так если бы твой парень честно сразу же все рассказал, никто бы его и ругать не стал, – говорю я ему.

– Да-а, – возразил Петька. – Ведь я же целую неделю решался на этот шаг. Опять же переживания, раздумья… Ну, правда, можно вам открыться?

– Знаешь, – оказал я, – не люблю я таких. Не хочешь говорить, не надо.

– Ну, вот… Вы сразу-у… Я, может, вас прощупать хотел: что и как. А вы меня отталкиваете своей нечуткостью. Ну, я пошел…

Он спустил ногу с кровати, помедлил секунду и неожиданно говорит:

– Вы про пиратов чего-нибудь знаете?

– Ну, конечно, – растерялся я. – «Остров сокровищ»… и другие. Да, кстати, возьми завтра свою книгу, я про нее забыл.

– Я не о том. Вы в жизни пиратов встречали?

– Да как-то не приходилось – занят был.

– А я встречал. И даже лично знаком с одним… Ну, там, с другим… с третьим…

Тут я начал кое о чем догадываться:

– А четвертого я очень хорошо знаю.

– Кто он?

– Ты.

Петька (робким голосом):

– Кто меня выдал? Ну, я сейчас его!

Он соскочил с кровати, но я ухватил его за рубашку.

– Постой, постой. Далеко ходить не надо. Ты же сам себя выдал.

– Не может быть! Я только спрашивал.

– А я догадался.

– Вы что, раньше оперуполномоченным работали? – с восхищением спросил Петька.

– «Шерлока Холмса» читал?

– Не-а. Слышал.

– То-то. Вот так и я. Ну, ладно, рассказывай, что ли?

– Такое дело, хотите верьте – хотите не верьте, у вас тут пираты собрались еще те! А что делать, не знаем… Вы не подумайте, что мы собираемся нападать на баржи всякие, плоты там лесосплавные или автобусы. У нас другая, более благородная задача – помогать обиженным и очень оскорбленным. Кольке вот.

– А ты говоришь, не знаем… Значит, некому?

– То-то и оно, что почти некому. Конечно, можно многоступенчатую ракету запустить у Дяди с портфелем под окнами, только у нас горючего космического нету. Ну, а так кому еще поможешь?!

– Плохи ваши дела…

– И я так думаю. Вот поэтому и к вам обратился по решению пиратского совета. Мы вам доверяем, вам тоже достается… Может, вы нам что-нибудь посоветуете, подскажете?

Задал он мне задачу. Самое легкое было бы – прочитать ему лекцию о том, что игра в пиратов и разбойников не к лицу пионерам, что пираты – эти исторические мародеры и пьяницы – безвозвратно ушли в прошлое и т. д., и т. п.

Я задумался. И тут Петька-пират сам мне помог:

– Мы думаем распустить команду пиратов Неизвестного моря. Вот если б мы в Артеке были, там другое дело. Море, контрабандисты, шпионы в водолазных костюмах. А на худой конец и акулами можно заняться.

Меня вдруг осенило:

– Ты ведь был в здешнем лесу?

– Да, водили вы нас. Разве это лес? Под каждым кустом – банки, газеты и бутылки битые. Одних окурков – миллион! И как этот лес еще не сгорел?

– Все ясно, – сказал я ему. – Иди спать.

– А что же я пиратам скажу? Они мне такое секретное дело доверили…

– Передай всем пиратам: есть дело. И не только для них. Ты вот лес жалеешь, а охраняй, заботься о нем – дядя?

Петька как подскочит на кровати:

– И как это я раньше не додумался?! Держись, дачники!

И исчез.

Веришь, Костя, бывшие пираты и их друзья сразу же начали действовать. В воскресенье приехали родители с пакетами, свертками, авоськами. Началась обычная кутерьма. Папаши, мамаши и бабушки пытались «подкормить» своих птенцов. А те отчаянно отбивались. У нас был такой обед, что после него ребята не хотели смотреть ни на какие сладости. Некоторые родители машинально пытались «замусорить» территорию лагеря разными бумажками… Но их бдительные дети так на них напустились, что те с громадным удовольствием торжественно пообещали больше никогда и нигде не сорить.

А директора завода, который приехал посмотреть, как обстоят у нас дела, они вконец «замучили» и предъявили строжайший ультиматум – если он еще хоть раз бросит окурок, в лагерь ему дорога заказана. По-моему, он здорово оторопел и «испугался», раз пообещал бросить курить вообще.

Наш начальник как тень ходил за директором и все ему что-то нашептывал, нашептывал… А директор слушал его и мрачнел. Потом как вспылит:

– Знаете вы кто? Моя грубейшая ошибка! И как я вас просмотрел? Вам бы не с детьми работать, а…

И он что-то тихо сказал Дяде с портфелем на ухо. После этого тот сразу заскучал и куда-то исчез. И мы его целый день не видели.

Ну, кончаю свое послание. Заболтался.

С пионерским приветом Вениамин

(пират Неизвестного моря)».

Глава 3.

Охота на «браконьеров»

Тайное собрание актива будущего «пиратского патруля» проходило при закрытых дверях на веранде.

– Вот когда мой патруль начнет действовать… – начал Ленька.

– Как это твой?! – вскочил Рой.

– Собственник ты, Леня, – вежливо заметил Грунькин. Его пригласили на тайное собрание всего лишь с правом совещательного голоса.

Поднялся шум, ребята заспорили и начали лезть к Вениамину с расспросами.

– Сами решайте, – хмыкнул Вениамин.

– Главное – не в том, кто будет командовать, – высказался Спасибо. – А вот что делать с нарушителями!

– Что де-лать?! Что де-лать?! – удивился Петька. – Сажать их в кухонный подвал на пятнадцать суток со строгой изоляцией.

– Это ты хорошо сообразил, – сказал Ленька. – Но ты, как всегда, не учел основного: они там все не поместятся.

И пираты согласились – хорошая идея, да условий нет.

– А я предлагаю… – послышался Машин голос. Ее голова торчала в окне.

– Кши! – цыкнул на нее Рой. – Вот я тебя железом. – И он покатал ногой гантели.

– А я все-таки выскажусь, – и она затараторила: – Нечестно, нечестно, нечестно. Сто тысяч раз нечестно! Спрятались? А весь лагерь давным-давно знает про ваш патруль… Про наш патруль!

Внезапно в дверь как забарабанят:

– Открывайте!

– Сектанты!

– Заговорщики!

– Братья-разбойники!

А кто-то тонко-претонко вопил:

– Монах Пимен!

Пришлось открыть. На крыльце собрался весь отряд. Совещание приняло массовый характер. Обсуждали, в основном, один вопрос: что делать с нарушителями? Была подана масса рационализаторских предложений.

Рой предложил – заставлять нарушителей съедать весь мусор, который они оставляют. Вплоть до консервных банок!

Грунькин посоветовал вешать каждому несознательному на шею табло с выразительной надписью: «Я – колорадский жук».

– А мотивы? – опросили у него.

– Мотивов нету, но каждому ясно – зеленый вредитель!

Наконец, с помощью Вениамина пришли к единодушному решению: не важно, как наказывать, главное – предотвращать враждебные действия браконьеров, «мусорщиков» и всяких там других нарушителей. А что касается мусора – насорил, забирай все с собой.

Отряд разбился на пятерки. Девчонки повязали каждому на руку зеленую ленточку и, как сказал Рой, дело за немногим – давай нарушителей.

Петьке, как всегда, не повезло, по жеребьевке (чтобы не было излишних споров) он попал в пятерку Маши Пашковой. Но он переметнулся в пятерку Роя – поменялся с одной девчонкой, которая явно по недоразумению попала к пиратам.

Вениамин сказал, что к обеду все должны быть в лагере, и посоветовал далеко в лес не углубляться.

– Помните, что вы – пионеры и что словом можно пронять человека сильнее, чем дубиной. – И он покосился на Петьку, который держал в руках огромную суковатую палку.

Вениамин ушел с пятеркой Маши Пашковой. У них была самая сложная задача. Они должны были контролировать деятельность всех пятерок и в нужную минуту приходить к ним на помощь.

Все разошлись по заданному курсу.

Патруль Славки Роя вышел в лес. Хорошо в лесу. Солнце смотрит, словно сквозь пальцы. Пробившись через густую листву, в воздухе повисли широкие солнечные лучи. Войдешь в луч – и словно растаешь. А потом снова станешь четким-пречетким. Как в кино.

Петька палку не бросил. А вдруг попадутся бородатые дядьки с двуствольными ружьями. В патронташах у них для видимости патроны с мелкой дробью, а на самом деле это «жаканы». Петька знал, что такое «жакан» – читал «Дерсу Узала». Это такие пули на хищников. Но дядьки идут не на хищников, а на лосей, на которых охота строго-настрого запрещена. Но, хотя лоси здесь и не водятся, все равно дядькам таким доверять никак нельзя. Они злые-презлые, и все – без документов. Задержи их с голыми руками!

Патруль шел цепочкой, Петька замечтался и внезапно налетел на Спасибо.

– Тсс… – зашипел Рой и оглянулся на них. – Внимание! Объект номер один.

И все залегли. По тропинке двигались трое: тучный мужчина с огромной корзиной, худенькая женщина с китайским зонтиком и мальчишка средней упитанности с сеткой, из которой торчали бутылки газировки.

– За семейной группой, – тихо скомандовал Рой, – короткими перебежками… справа по одному… Марш!!!

Мужчина вскоре устал и направился на лужайку, женщина и мальчишка – за ним.

– Черт знает, что такое! – внезапно заревел мужчина. – Целый час идем по лесу и куда ни плюнь – мусорная яма!

Он ударил по куче консервных банок, и они полетели во все стороны, блестя на солнце.

Наконец глава семьи обнаружил чистую полянку и с наслаждением опустился на траву.

– Красота! – ликующе сказал он. – Трава! Воздух! Боже мой, сколько лет я в лесу не был!

Женщина улыбнулась:

– Хорошо как! – И глубоко вздохнула.

А мальчишка откупорил бутылку о дерево, высосал все до донышка и как грохнет ею о дуб – так осколки и засверкали. Мужчина даже подскочил:

– Ты что, ошалел? Возмутительно. Подальше кидай – без глаз можно остаться!

Женщина ласково дернула мальчишку за ухо:

– Миша, не волнуй папу. Ишь, хулиганчик.

Петька зашипел Рою на ухо:

– Я его сейчас!

– Погоди, – удержал его Рой. – Рано.

Семья долго и с аппетитом ела. У ребят даже слюньки потекли. Еще бы! Копченая колбаса, «Лосось в томате», «Шпроты», огурцы маринованные, хрустящие булки…

– Домой пора, – сказал мужчина. – Скоро наш поезд. Пошли потихоньку.

И они пошли. А на лужайке осталась груда битых бутылок (мальчишка старался), три консервные банки, кости всякие, куски хлеба, обрывки газет…

Патруль так внезапно появился перед семейной группой, что мужчина даже вздрогнул.

– Вы чего? – удивился он.

– Мы ничего, – простодушно ответил Петька и незаметно для взрослых погрозил мальчишке палкой. Тот показал кулак.

– Вы что-то забыли, – безобидно заметил Рой.

– Что? – разволновалась женщина и заглянула в корзину.

– Ну, ладно, – строго оказал Рой, – шутки в сторону. Мы – пионерский патруль.

– Ага, – подтвердил Ленька.

– Ну и что? – удивился мужчина. – Молодцы! Хвалю! Пока.

– Что ж это получается? – разволновался Рой. – Куда ни плюнь – мусорная яма? Насорили, а убирай – дядя? Придется сообщить на работу. Мы от вас не отстанем.

Мужчина смутился:

– Да что вы, ребята… Дело случая.

– Все нарушители так говорят. Вы у нас не первые, – строго оказал Гринберг и сердито засверкал очками.

– Мусор надо собрать, – сказал Петька и положил дубинку на плечо.

– А куда ж мы его денем? – искренне удивилась женщина.

– А мусорный ящик на станции не заметили?

– Ну, хватит, ребята, – рассердился мужчина. – Пошутили, посмеялись и давай по сторонам. Мы на поезд опаздываем.

– Идите, идите, – вежливо сказал Рой, и патруль посторонился. Семья шла и нервно оглядывалась. Ребята шли следом, словно конвой.

– Чего привязались? – заорал мальчишка. – Мы на вас в милицию заявим!

– А мы с вами туда и идем, – спокойно ответил Гринберг.

Семейство остановилось.

– Это вы зря, – сказал мужчина. – Кому-у поверят? Мне – взрослому или вам – мелкоте? Из-за такой мелочи и шума бы поднимать не стоило.

– Мелочи?! – взвился Петька. – Хороши мелочи. Да вы посмотрите, во что лес превращается, в сплошное утильсырье. А вы… Мелочи… И все из-за таких вот!

Мужчина был явно смущен. Да и женщина – тоже, один мальчишка держался.

– Не пойду, не пойду, не пойду, – ныл он. – Пусть сами собирают, раз такие сознательные.

– Мать, угости ребят конфетами, – сконфуженно промямлил мужчина.

– Взяток не берем, – обиделся Рой.

– Да я…

– Не берем, и точка! Мы сами пойдем ваш мусор собирать. А когда поймете и стыдно станет, придете и поможете.

Пираты вернулись на полянку и стали собирать осколки.

– Растяпы вы, – бушевал Петька. – Так они и вернулись. Как же! Жди!

– Славк, может, и правда – зря мы их отпустили? – спросил Гринберг.

– Приду-у-ут, – неуверенно сказал Рой.

И нарушители вернулись. И долго собирали мусор. А потом патруль проводил семейство до станции – помогали нести корзину. Мужчина шел угрюмый, а потом внезапно развеселился:

– Так им и надо! В следующий раз не будут! Правильно? Ну, а сейчас «взятку» примете?

Женщина достала конфеты.

– Ну, разве что сейчас, – робко согласился Петька и обернулся на ребят – те подмигнули.

На станции кипела работа. У огромного мусорного ящика стояла очередь: женщины и мужчины, мальчишки и девчонки высыпали в ящик «отходы производства», как метко заметил Гринберг. Нарушители все прибывали и прибывали. Вениамин следил за порядкам в очереди.

Через два дня на станцию прибыл на дрезине дорожный инспектор.

– Здоров, Сидоров! – сказал он начальнику площадки, который выбежал ему навстречу.

– Здоров, здоров, – засиял Сидоров. – Видал, как у меня? Культура!

Он широким жестам показал, как отдыхающие аккуратно высылают остатки прежней роскоши в мусорный ящик.

– Скоро второй поставлю.

– Хорошо работаешь, Сидоров! – изумился инспектор. – Хорошо! – И умчался на дрезине.

Теперь все, кто приезжал на эту маленькую станцию, удивленно останавливались перед огромным щитом, на котором разнокалиберными буквами было написано:

А Колька – мелкий вредитель – приписал внизу мелом:

Смеяться-то все смеялись, но ящик теперь никогда не оставался пустым.

Глава 4.

Вредный философ Колька

Колька заявился в лагерь с саперной лопаткой и спросил у Петьки, который сидел иа заборе:

– У вас тут черви навозные водятся?

– Не встречал, – вежливо ответил Петька.

– Я так и думал… Да я, собственно, не за этим, я к тебе… Ну, об этом потом…

Они помолчали. Колька оперся ногой на лопатку и небрежно ковырял землю.

– А зачем вы дачников ловите? – внезапно спросил Колька. – Делать вам нечего?

– Что ты! – завопил Петька и чуть не упал с забора – так возмутился. – Ты знаешь, лес…

– Знакомо, – перебил его Колька. – Зеленый друг. Валяй-валяй. Пошли лучше рыбу со мной ловить.

– Мне некогда, – гордо заявил Петька. – Мы сейчас в рейд идем. Ребят жду, видишь?

– Я же тебя на завтра зову. Смывайся часа в три утра. Я тебя подожду у развилки.

– Не-е, – промямлил Петька – Почему я? У нас один – за всех, все – за одного. Я, значит, деру, а другие? Потом… меня искать будут. Неудобно. Вениамина подведу.

– Ну, как хочешь, – сплюнул Колька. – Я к тебе почти что как к другу, из самой деревни топал, а ты… Я думал, ты самостоятельный. Было б предложено! Так нет, говоришь, червей? Ну, я почесал.

Петька вначале тоскливо смотрел ему вслед, но, когда показалась его пятерка, сразу повеселел и помчался к ребятам.

Колька вернулся домой и накопал червей за сараем. Хорошие были червяки – красные, бодрые, так и крутятся.

– Червей копаешь? – опросил у него дядя, тот самый гармонист из пионерского лагеря.

– Червей. А что, может, со мной рыбачить пойдешь?

– Нет, – вздохнул гармонист. – Мне завтра утром зарядку играть.

На крыльцо вышла Колькина мать:

– На рыбалку сговариваетесь, мужички?

– Нет. Колька один, – сказал гармонист и повторил. – Мне завтра утром зарядку играть.

Мать вздохнула:

– Я думала, вернется из армии, делом займется. А он третий месяц в лагере на гармони играет. А говоришь, мотористом в армии был!

– Механиком, – поправил ее Колька.

Мать расшумелась:

– Не встревай в разговор, когда старшие дело обговаривают! Марш отсюда!

– Ладно, ладно, – обнял ее за плечи гармонист. – Слово даю. Меньше недели осталось-то. С сентября иду в ремонтные. Уж так отдохнул – даже надоело. Веришь?

Колька не стал слушать продолжения этого разговора, снял с крыши удочку и принялся налаживать. Привязал новый крючок особым матросским узлом. С полчаса гонялся за гусаком и выдрал у него длинное перо.

Гусь недовольно гоготал, а Колька его успокаивал:

– Чего кричишь? Весь в поплавках, что в городе по десять копеек штука, а кричишь. Не облысеешь. Иди, иди, гуляй.

– Один пойдешь? – опросил его гармонист.

– Один. Ведь кого зря не возьмешь на рыбалку? А у меня всего два друга, да и те на лето в город отдыхать уехали. К родственникам. Странно, а? Городские летом – к нам, а наши – в город. Почему?

– Ничего хитрого. Склонность к перемене мест. Читал «Онегина»?

– Еще не изучали.

– Ну так будете. Сильно у Пушкина сказано:

Люблю я Александра Сергеевича. У нас все ребята им зачитывались. Душевный.

– Дядь, а чего эти патрули дачников гоняют? Уедут, снова все по-старому будет.

– А вы на что? – удивился гармонист. – Если каждый будет лежать на печке, да в потолок поплевывать, конечно, дела не будет.

– Это так, – вздохнул Колька. – Только я думаю, делать им нечего. Скучно – вот и дают дрозда.

– Ну, это ты зря. Большое дело делают. Лес, река – они же беззащитные. А хозяин кто? Ты. Да, ты. Значит, береги, словно глаз. Иначе все прахом пойдет от несознательных.

– А откуда несознательные берутся?

– Откуда? Кто их знает? Наследие прошлого, пережитки…

– А откуда ж пережитки, если нарушители-то совсем не старые и в прошлом-то и не жили?

– А у тебя откуда? Ты вот тоже пережитком щеголяешь… Делать им нечего, делать им нечего… Несознательность – и есть пережиток самый вредный, я так думаю.

– Это спорный разговор, – уклонился Колька, не хотелось признавать себя побежденным. – Все-таки напрасная затея. Природа большая, на всех хватит. И на нас, и после нас…

– Ананас! Вот ты кто, – рассмеялся гармонист. – Вредный ты философ, Колька.

Глава 5.

Маленький и большой

А на следующий день с Колькой приключилось ЧП. Вот как бы это выглядело на экране.

Фамилия режиссера.

Фамилия сценариста.

Фамилия оператора.

И еще много-много фамилий…

Перед рассветом. Еще темно. Силуэты деревьев, расплывчатые очертания кустов.

Колька идет по тропинке и громко топает ногами, чтобы не так страшно было. На плече у него удочка – тоненькая, словно хворостина.

Ветви деревьев сплелись над головой. В просветах ветвей плывет луна.

– Руки вверх! – внезапно рявкает чей-то бас.

Колька бросается в сторону, но кто-то крепко хватает его за шиворот.

Колька как завопит. На весь лес!

Рука сразу же отпускает – перед Колькой стоит высокая темная фигура. Поблескивает никелированный велосипедный руль.

– Да ты не бойся, – удерживает Кольку незнакомец. – Заорал, черти проснулись. Боишься?

– Боишься… – ворчит Колька. – Леший! Чуть удочку не сломал.

Хотел Колька тягу дать, но остался. Что он, из робких!

Мужчина ведет велосипед под уздцы. Что-то заскрежетало, и по кустам пробежал луч от велосипедного фонаря.

– Ну, что стоишь? Пошли?

– А нам не по пути.

– Как же? Рыбак рыбака видит издалека. Река далеко?

– Кому как.

Идут и молчат.

– Но все-таки?

– Да километра два с гаком…

– Значит, все пять, – уверенно говорит мужчина.

Колька робко обходит его сбоку и идет впереди, все время стараясь наступать на желтый круг от фоиаря. Всем своим видом Колька показывает: вы – сами по себе, а я – сам по себе.

– И тебя одного отпускают в такую рань?

– А что, разве непохоже, что я в пятый перешел? – возмущается Колька.

– Похоже, похоже, – мужчина смеется.

Идут и молчат.

– Как тут с рыбой у вас? – спрашивает мужчина.

– Кому как…

– А тебе?

– Я, будь спок, без рыбы не прихожу!

– Да ты, видать, спец?

– Спец! Потому что места хорошие знаю.

– А ты, малыш, не очень жадный?

– Смотря на что. Если у вас червяков нет, не дам, хоть плачь. У нас их поискать – сплошной песок.

– Ну, мне они ни к чему. У меня – способ! Хочешь, научу – до дома не допрешь. Что ни лещ – сковорода, что ни щука – полено.

Колька даже останавливается.

– Не врете?

– Честное пионерское! – шутит незнакомец. Колька хватается за велосипедную ручку.

– Да я вам за это… Я… Я вам ястребиное гнездо покажу. О нем даже Федька Лысый не знает. Вот не вру, не вру. Увидите. С птенцами!!! Федька Лысый так и сказал, не покажешь – сожру твоих птенцов вместе с перьями. А не управлюсь, Мурзик поможет, кот есть такой – лиходей. А как же они слопают, если и не знают, где гнездо-то? Дурак, правда?

– Дурак, – соглашается мужчина.

Светает. Все кругом – четче и четче.

Колька улыбается. Уж очень ему хочется принести домой леща величиной со сковороду, а щуку – с полено хорошее.

– А он, Лысый, тако-о-ой, – горячо продолжает Колька, боясь, что мужчина передумает. – Рыбу ест сырую. Без соли! А я вам такие места покажу, остолбенеете. Рыба там – во! – Он широко разводит руками. – Вот только не берет большая. Заелась, видно.

– У меня возьмет, – уверенно говорит незнакомец.

– Правда?

Кольке попутчик нравится все больше и больше. Новенькая кожанка. Веселые добрые глаза. И велосипед – что надо! Так и сверкает!

И удочка хорошая. С кольцами. Наверное, спиннинг. Настоящий рыболов, привязал ее к раме, и руки свободны!

– А вы кто? – интересуется Колька.

– Я? – удивляется незнакомец. – Ясно, человек.

– Все мы – человеки, – корчит забавную рожу Колька.

– Ну, ты еще всего лишь четверть человека. Маленький.

– Я тоже большим вырасту, – обижается Колька. – Больше вас!

– Это ты загнул.

– И не загнул. Может, я и маленький с вашей колокольни, но зато удаленький.

– Посмотрим, каков ты на деле.

– А на деле я здорово таков. Вот увидите… Ну, все-таки, кто вы? Инженер?

– Летчик!

– Ну-у. – На лице у Кольки восхищение. (Вот это да! На рыбалку с настоящим летчиком!)

Но все-таки Колька сомневается: вдруг рыболов шутит.

– А вот вы – летчик… Так скажите, почему слепень без головы летает? Оторвешь голову, а он все равно, проклятый, летает? – задает Колька каверзный вопрос.

– Не иначе, нарочно, – хитро щурится незнакомец.

Колька чуть не прыгает от восторга. Ясно, летчик! (Здорово ответил!)

Совсем рассвело, и летчик выключает фонарь.

– Осталось рукой подать, – оживленно тараторит Колька. – Ух, и место! Мое любимое! Не пожалеете, что меня встретили.

Выходят на песчаный косогор. Внизу, сразу у подножия, блестит река. Курится туман.

…Колька стоит с удочкой. Кусаются комары, и он поочередно трет одной ногой другую.

Нервно дрожит поплавок.

Но Колька на него не смотрит. Его больше интересует, чем это занимается летчик. Сидит к нему спиной и что-то делает. Так и шевелит локтями.

– Скоро способ покажете?

Летчик оборачивается и подмигивает Кольке.

Тот широко улыбается и тоже подмигивает. Машинально дергает удочку.

Пескарь! Он бьется в руках – ладони становятся масляными.

– Здесь вся рыба такая? – нарочито удивляется летчик.

– Что вы, ослепший? – возмущается Колька. – Вон ходят. А это так, для почина. А там, в глубине, щуки. Им только блесну покажи-и.

– Покажу, – усмехается мужчина.

– А номер-то надо привинтить, – деловито говорит Колика, кивая на велосипед. – Разве дело? На одном винте болтается.

Он кладет удочку и подходит к летчику. Тот вертит в руках какую-то черную коробку со шнуром.

– А это что у вас? А? – Колька тревожно оглядывается по сторонам и осторожно дотрагивается до коробки пальцем.

– Бух! – Летчик весело хохочет. Колька испуганно отдергивает палец.

– Ух, ты-ы… Давайте на торфяном карьере рванем, а? Там свободно можно, не бойтесь, даже лягушки не водятся…

Летчик усмехается:

– Рыбы хочешь?

Колька растерянно кивает головой.

– Тогда раздевайся, сейчас доставать будешь. Ну, не обманул тебя?

Колька все понял. Отодвигается.

– Не надо, – голос становится жалобным. – Ну, попробуй на блесну. Не уйдешь без рыбы!

Летчик встает.

– Жилье далеко?

– Что?

– Ну, деревня?

– Далеко, – машинально отвечает Колька, а потом, спохватившись: – Близко! Близко! Ой, как близко!

– Не трепись.

Мужчина подходит к воде. Кладет коробку на песок. Закуривает.

– Чтоб ты провалился, оасовец! – еле слышно бормочет Колька. Мрачно смотрит на воду. Это он привел его сюда. На свое любимое место. Здесь играют красноперые голавли, чутко стоят в зарослях брусковатые щуки, лениво бродит плотва и копошатся пескари.

Стрекоза висит над лилией. Дрожит, звенит. Словно вертолет. Юркие малыки деловито снуют у берега…

– Зачем? – Колька хватает мужчину за руку. – Я… Я тебя очень прошу. Хочешь, все крючки отдам. Кованые! Это же, представляешь?…Щас милицию приведу!!!

Мужчина хмыкает:

– Жми. Ну?

Колька вдруг как завопит:

– Смотрите! Лесник идет!

Мужчина вздрагивает и вертит головой:

– Где?

Колька хватает страшную коробку и мчится вверх по косогору.

– Стой! – орет мужчина, топая за ним.

Колька почти уже наверху. Мужчина стаскивает его за ногу. Колька кидает коробку в кусты и закрывает голову руками. Сейчас рванет!

Мужчина поднимает Кольку и отшвыривает в сторону. Колька лежит и хнычет, размазывая кровь и слезы по щекам. Мужчина зло шуршит в кустах и ругается:

– Шпана несчастная! Думал, взорвется? Катись, а то утоплю, как бутылку.

Заботливо сдувая песок с коробки, он спускается к воде. Колька, сопя разбитым носом, идет за ним следом. Мужчина резко поворачивается – Колька отбегает.

– Если через пять секунд не исчезнешь… – мужчина говорит размеренно, зло, угрожающе и поднимает камень.

Нет, у него не добрые глаза, а холодные и скользкие. И на летчика он ее похож.

Колька исчезает в кустах.

Мужчина поджигает шнур от сигареты и бросает коробку.

Колька закрывает глаза. Тишина…

Взрыв!!!

Колька лежит, уткнувшись лицом в колючий песок. Потом медленно поднимает голову.

Весь омут покрыт матово-белыми полосками. Мертвая рыба… Десятки белых линий. Мужчина в одних плавках стоит на берегу. В руках у него – большая сетка. У ног колышатся грязные разорванные лилии.

Колька ползет вниз. Останавливается. Снова ползет.

В грязной воде колышется рыба. Одна, другая, третья… Мужчина торопливо хватает щук, окуней, подлещиков и кладет в сетку, которая перекинута через плечо. Внезапно он поднимает голову. Колька тащит велосипед вверх по косогору. На багажнике прикреплена одежда браконьера.

– Убью, – хрипло орет мужчина и плывет к берегу.

Колька старается изо всех сил. Ну, немного. Еще немного. Он не оглядывается назад. И так страшно. Только – вперед. Вперед!

Мужчина выскакивает на берег. Бросает сетку. Поскользнулся на мокрой глине и упал. Вскочил. Лицо, бок и руки измазаны желтой грязью. Стремительно карабкается по косогору.

Над обрывом показывается взъерошенная Колькина голова. Ярко сверкают блестящие велосипедные ручки. Обрыв взят! Крепко вцепившись в руль, Колька бежит по извилистой тропинке.

Стонет и звенит велосипед.

Дребезжит на одном винте запылившийся номер.

Колька бежит. Поворот, еще поворот.

Колика оглядывается – мужчины не видно. Но слышится его крик:

– Стой! Стой! Где ты? Сто-о-ой!

Нет, на этой тропинке от него не уйдешь. Колька сворачивает вправо, на дорогу. Он карабкается на велосипед и падает вместе с ним, расцарапав коленку. Снова пытается.

Шагах в пятидесяти от него показываетвя мужчина.

– Стой, ворюга, – орет он ужасным голосом.

Колька разгоняет велосипед и переносит ногу через раму. Вышло!! До седла ему не достать. И он гонит велосипед стоя. Ноги еле достают до педалей. Чтобы как следует нажать, Кольке приходится всем корпусом сползать то налево, то направо. Велосипед вихляет по укатанной дороге.

Мужчина уже близко!

Хрустят под шинами, как семечки, сухие комочки земли. Велосипед идет быстрее, быстрее, быстрее… Мужчина отстает все больше и больше.

– Я пошутил, – кричит браконьер, и в его голосе слышится что-то жалкое. – Остановись! Рыбу попола-а-а-ам…

И снова:

– Стой, ворюга!

У Кольки – отчаянные глаза.

– Ну, и пусть ворюга, – бормочет он.

Ветер поднимает пыль и гонит ее по дороге. Постепенно скрывается Колька на велосипеде, выписывая странные зигзаги… На экране возникает надпись:

«Конец»

Глава 6.

Триумф

С тех пор как Колька помог задержать «оасовца» (куда ему, голому, уйти?), он только и делал, что купался в собственной славе.

Областная газета срочно напечатала очерк своего выездного корреспондента Давидовича-Котенко «Отважный пионер». В нем рассказывалось о жизненном пути героя, о том, как милиция и патрули пионерлагеря завода «Гудок» поймали браконьера, и о многом-многом другом, очень поучительном, но мало относящемся к этому событию. Сам Колька держался очень скромно, так как в очерке было сказано, что скромность – его основная черта.

– Обычное дело! – говорил он. – Я сразу понял, что это за птичка!

Девчонки – изобретательный народ – увенчали Кольку, за неимением лаврового венка, дубовым. Хороший венок был. Густой! Когда Колька для всеобщего обозрения влез на пень, вид у него был как у чемпиона мира – знаменитого конькобежца Виктора Косичкина, которого прошедшей зимой показывали по телевизору.

– Вылитый Косичкин! – так и сказал Вениамин.

– Не-е, не вылитый, – смущенно поежился Колька.

Он влез на «трофейный» велосипед и сделал круг почета по лагерю, и хотя в тот же самый день велосипед забрала милиция как вещественное доказательство, все равно прозвище Велосипедист накрепко осталось за Колькой.

Колька даже немного расстроился, когда велосипед увезли.

– Уж очень я к нему привык, – не без юмора говорил он.

Петька, как всегда, остался верен себе и попытался испортить ему настроение:

– А помнишь, ты наши патрули критиковал? Делать, мол, нам нечего…

На это Колька мудро изрек:

– Все течет, все изменяется. Что я, застывший?!

Корреспондент кое-что напутал (на то он и выездной, а не местный). Он написал, что Колька – тоже из пионерского лагеря. И потому часть Колькиной славы падала и на Дядю с портфелем. Это его совсем доконало. Внешне он резко переменил свое отношение к ребятам вообще и к Кольке – в особенности. Теперь он не упускал случая поздороваться с Колькой за руку и все ехидно спрашивал:

– Коля, когда же ты второго поймаешь?

– Когда будет, – с достоинством отвечал Колька и гордо удалялся.

А Вениамин торжествовал, как мальчишка:

– Вот видите, ребята, здорово вы это с патрулем придумали! Конечно, не надо думать, что вам каждый день будут попадаться «динамитчики». Но надо быть всегда начеку. Колька в трудную минуту не растерялся и поступил по-пионерски. Все вы делаете большое и нужное…

– Дело! – закончил Петька.

– Правильно, – заорали все.

А Колька, по мнению Петьки, совсем не к месту заскромничал:

– Так бы поступил каждый из нас.

Но вот беда – Вениамин словно сглазил: ни одного настоящего браконьера больше не попадалось.

– Повезло тебе, Колька, – с завистью говорил Петька. – Верно, ты последнего поймал!

Глава 7.

Убейбатько

Рано я бросил вести дневник, рано. Не могу не рассказать о том, как однажды… Но начну по порядку.

Всегда так, стоят что-нибудь придумать интересное, как набегают всякие и чуть ли тебя самого в сторону не оттесняют. А спрашивается, где они раньше были? А на готовенькое – любой дурак! Я и сам могу! Вот и сегодня – «рыбий патруль» должен был в рейд идти, а весь отряд прибежал.

И мы! И мы! М-м-мы-ы… Тоже мне «мы»! Это мы придумали, а не «мы»! Какой же это патруль, это целая дивизия?! Если хотите знать, патруль – это разведка. А кто в разведку толпой ходит? Ну, хорошо. Было нас шесть человек – ну, пусть нас до десяти увеличат. Так нет.

Но хочешь не хочешь, пошли все. Даже с горном! И с барабаном!

Ленька так и оказал, немного по-научному:

– Конспирация… Уже все браконьеры, наверное, разбегаются…

А девчонки как заголосят песню:

Трах-трах-тах-тах-тах! Др-р-р… Ту-ру-ру-ру-у!!!

– Чего поете? Чего кричите? – раскричался Спасибо. – Не в кино идете!

– Ничего, – рассмеялся Вениамин. – Пусть. До реки далеко.

Когда мы уже подходили к реке, Вениамин остановил отряд.

– Вот что, – мудро оказал он. – Давайте по совести. На разведку пойдет только патруль. Остальные останутся здесь. Гринберг за старшего.

Все заныли, зашумели, и больше всех Гринберг. Но мы его отозвали в сторону.

– Ну ладно, Лев… Ну, что тебе стоит, а?…

– Ну, побудь… Сегодня ты, завтра я…

– Ладно, – проворчал Гринберг.

Остальных мы тоже уговорили. Даже не столько мы их убедили, сколько картошка, которую Вениамин высыпал из своего рюкзака.

– Будете картошку печь, песни петь, а?

Вот тебе и Вениамин – никто в обиде не остался! Еще бы, костер и печеная картошка!

– Ну, Колька, – тихо сказал Вениамин и для пущей таинственности понизил голос. – Ты наш проводник. Веди.

– Я тут одно местечко знаю, – зашипел Колька, оглядываясь по сторонам, и мы тоже головами завертели, словно нас кто-то высматривал. – Заливчик один. Там вентирей пропасть. Никакого проходу рыбе. Вся в сетки идет, а потом на базар. Рупь – штука!

– Давай веди, – загорелся Славка Рой. – Чего стоишь?

Надо сказать, заливчик нас разочаровал. С одной стороны камыш, а с другой песок – по колено. А перед самым камышом – яма. Метра четыре шириной. Вода так и бурлит, так и несет. А за камышом река течет. Спокойно. Широченный плес.

– Вот тут они и стоят, – тараторил Колька, наклонившись к воде и приложив ладони козырьком ко лбу.

Колька не ошибся. Когда Славка нырнул и показался из воды с крылом вентиря из самой мелкой ячеи, мы так гаркнули – Ура!!! – что с сосен шишки посыпались. А может, вру, может, от ветра.

С вентирем мы попарились! Тянули его, тянули – и как только сетка не треснула! А потом он вдруг пошел, пошел, и всплыли колья, удерживающие его на дне. Мы бегом выволокли вентирь на мель, и вода забурлила – ошалело забилась рыба.

– Ух, ты! – словно мальчишка, удивился Вениамин, вынимая из вентиря огромного скользкого голавля.

– Может… оставим? – робко спросил Рой. – Может… на кухню?

– Что? – Вениамин сделал вид, что не расслышал.

– Да нет… Ничего… – засмущался Славка, – Я просто так…

– Дайте, я подержу. Дайте, – суетился Спасибо.

Он взял голавля. В его блестящей чешуе отражались сосны, осока… Он сиял, славно никелированный. Ярко сверкали плавники и шевелились, как лепестки цветов. Спасибо осторожно опустил его в воду. Голавль постоял секунду и медленно ушел в глубину.

Вениамин улыбнулся, положил руку на плечо Спасибо, и тот повернул к нему сияющее лицо. А Славка плескал на всех водой:

– Выпускай! Выпускай всех! Что мы – жулики!

Мы отпустили на свободу весь улов.

– Тут еще должны быть, – лихорадочно бормотал Ленька. – Ну, ныряй, Славка, ныряй!

Послышалось тарахтенье мотора. Громче. Громче! И в заливчик на бешеной скорости влетела моторная лодка – волны так и заходили. Здоровенный мужчина в брезентовой куртке и высоченных резиновых сапогах выключил мотор и встал во весь рост.

– Так-так – грозно сказал он.

Весь «рыбий патруль» притих, даже я. Что я! Даже Вениамин начал растерянно протирать стекла очков. А Ленька испуганно шепнул мне:

– Сейчас он нам врежет! Видишь, ружье торчит? И ищи-свищи! Моторка!

– Рыбку ловите, да? – ласково опросил мужчина Вениамина и взял в руки весло.

А Вениамин спокойно закатал брюки выше колен и, не обращая ну ни малейшего внимания на мужчину, сказал Славке:

– Давай другой доставать!

– Да-да, – забормотал Славка и стал стягивать рубаху, которую только что напялил, чтобы согреться.

А Ленька потихоньку взял огромный кол и поставил его перед собой, словно пику.

– Вот что, шантрапа, – строго сказал детина и взял ружье под мышку. – Будем считать, что я вас не видел. Геть! А ты, хлопче, – обратился он к Вениамину, – полезай-ка в лодку, да побыстрей, пока я добрый.

Вениамин невозмутимо достал записную книжечку и записал номер лодки.

– Теперь можете уезжать, – и он махнул рукой. – Давай, давай, я вас больше не держу. А то ребята у нас горячие… – и обернулся. – Не спеши, не спеши, Петь.

А я и не опешил, я только перебрасывал с руки в руку увесистый такой камешек.

Все ребята насупились и стали стеной на берегу, а Вениамин стоял перед нами по колено в воде, словно атаман Пересвет.

Только Колька вел себя странно, как-то по-предательски. Он сидел на песочке и загадочно улыбался.

– Григорий Никанорыч, – хихикнув, сказал он. – Вы долго нам мешать будете?

Мужчина внезапно плюхнулся на сиденье и захохотал басом!

И Колька захохотал. Тоненько-тоненько! А мы молчали и растерянно смотрели на них.

– Кольк, это ты? – с трудом сдерживая смех, спросил мужчина, как будто сейчас была ночь и Кольки не было видно.

– Я, – ответил Колька и снова захихикал.

Мужчина выпрыгнул за борт и протянул Вениамину руку.

– Ну, ты не обижайся… Ну, спутал… Замотался… А?

Вениамин широко улыбнулся и пожал ему руку.

– Вениамин. Пионервожатый.

– Рыбинспектор Убейбатько.

– Как? – растерялся Вениамин.

Тут и мы все заулыбались. А мы-то думали… А он-то думал… А я-то думал… Ха-ха-ха… Хи-хи-хи… Хо-хо-хо…

– Веселые вы! – сказал Убейбатько (вот это фамилия! Куда там Спасибо!) и вытер кулаком слезы – так он смеялся.

– А я-то думал, городские балуют!

Тут Славка нырнул и, как пробка, вылетел обратно.

– Стоит! – завопил он. – Только колья не выдергиваются!

– Эту снасть мы махом, – успокоил его Убейбатько и вынул из лодки «кошку», чуть побольше той, которой я в колхозе доставал ведро из колодца.

Мы зацепили вентирь и так дернули за веревку, что «снасть» сразу появилась, из воды, а мы упали. Причем, Вениамин – в воду. Зато он хохотал громче всех и всё повторял непонятное слово:

– Инерция, понимаете? Инерция!

– Вот так! – сказал Убейбатько, когда мы выпустили рыбу и сложили вентиря в лодке. – Ну, спасибо, помощники! Спасибо!

И завел мотор.

– От природы русской спасибо! – зычно прокричал он издали.

– Спаси-и-бо, – басом откликнулись река, камыш, сосны.

И мы долго махали ему вслед, и он махал нам. И даже когда лодка скрылась за поворотом, мы все равно снова увидели его. Видимо, он поставил руль на прямую и встал. И было очень странно видеть, как за камышом несется, словно по воздуху, высокий человек в брезентовой куртке и все машет, машет нам рукой.

– Что же ты молчал? – накинулись мы на Кольку.

– А интересно, – ответил Колька.

– Эх ты! – похлопал его по плечу Ленька. – С тобой не соскучишься! А я думал, ты испугался.

– Я???

– И я, – ответил Ленька, широко улыбаясь.

Колька сразу скис, разжал кулаки и уныло заметил:

– Хитрый ты. А я-то думал, подеремся. А теперь не за что.

Глава 1.

Свистать всех наверх!

– Свистать всех наверх! – закричал Славка Рой, вбегая на веранду. – Идем в поход!

– За такие шуточки, – оказал Ленька, – и заработать недолго…

– По шее, – добавил Петька.

Но Славка только засмеялся, прошелся «колесом» по веранде и плюхнулся на кровать.

Ребята недоверчиво смотрели, как он собирает рюкзак. Но когда Славка положил в него и свои знаменитые гантели, все ошалело вскочили.

Пять рюкзаков вылетают из-под кровати…

Пять рюкзаков вытрясены на пол, и вещи сыплются, разлетаются, катятся…

Десять ног суетливо мечутся по комнате.

Десять рук лихорадочно запихивают в рюкзаки только самое необходимое: свитеры, полотенца, плавки, зубные щетки…

Давай! Давай!

А за окном гремит барабан и звонкоголосо зовет горн:

– В поход! В поход!

Вениамин стоит у столовой. Джинсы, ковбойка, кеды. А на голове дырявая соломенная шляпа. И где он такую откопал? Отличная шляпа! Она ему очень идет, эта шляпа!

На огромных клеенках – пирамиды копченой колбасы…

Двадцать два килограмма! По килограмму на брата!

Гора свежих огурцов…

Двести двадцать огурцов! По десятку на туриста!

Баррикада дымящихся буханок хлеба…

Двадцать три буханки! По одной на каждого и две – для Спасибо!

Небоскребы из пачек соли, каш, сахара…

Фонарики, топорики, мотки бечевок…

Складные удочки…

Белые панамы…

Радиоприемник «Турист»! Повесь его на грудь и шагай через леса, поля и реки, слушай по вечерам у костра бой кремлевских курантов, веселые походные песни и украинский говорок Тарапуньки и Штепселя.

«И в снег, и в ветер, и в звезд ночной поле-е-ет!…»

«А ну-жа песню нам пропой, веселый ветер, веселый ветер…»

– Вень! Клади колбасу ко мне! Запас карман не трет! Я выносливый!

«На дороге чибис, на дороге чибис, он поет и…»

– НЗ!… Да разве это тяжесть?!

– Ленька! Ленька! Я свой рюкзак не возьму… С одним пойдем, по очереди!

– Куда? Куда тянешь?

– Чур, моя удочка!

– Ну, клади, клади…

– Ты что, держать не умеешь!…

– Я тебе сейчас так толкну!…

– Ой, девочки!… В прошлый раз мы ходили в поход, двух ежей поймали…

– А я думаю, капроновые ленточки с собой не стоит брать…

– У кого фонарики? Поднимите руки!…

– Петьк! У тебя рюкзака все равно нет… Понесешь сетку с кашами!…

– Леньк! Леньк! Давай все мое назад, я передумал – рюкзак возьму!…

– Маша! Да брось ты свой чемодан, я твой купальник в сетку положу…

– Ура! Колька! Ты откуда?

– А я проводник.

– Качать его! Качать!

– А ну, отпусти! – вопит Колька, взлетая под самые облака, а сам счастливо улыбается.

– Стройся! Ту-ру-ту-ту-у… Ту-ру-ту-ту-у…

И вот уже пионерский лагерь позади. И листья высоченных дубов шелестят над головой. И солнце плывет за густыми кронами и посылает озеленительные вспышки света.

Хрустят под ногами шишки, шелестит прошлогодняя хвоя. Сосны, сосны, сосны…

– Не отставай!

– А я ногу натер, сейчас переобуюсь и догоню…

– А до Графской далеко?

– Километров тридцать.

– Жаль.

– Много?

– Что?!! Жаль, что не шестьдесят!

– А правда, там заповедник?

– Правда. Бобры, олени…

Бобры, олени – это здорово! Мы никогда не видели бобров и оленей, разве только – в кино. А ночью костер, уха и палатки. Два дня, две ночи, двое суток! Палатки, уха и костер! Уха, костер и палатки! Бобры и олени. Олени и бобры. Вперед! Вперед!

– Кольк, а ты хорошо знаешь дорогу?

– Я все знаю!

– Кольк, а рыбные места есть по пути?

– Все есть!

– Кольк, а ты в походе когда-нибудь был?

– Сколько раз!

– Колька, Колька, Колька…

Колька не подведет! Колька поймал браконьера! Колька сто раз был в походах, а Вениамин – тысячу!

Первый привал устроили в маленьком селе Красный богатырь.

Деревня изгибалась вдоль грейдера, окаймляя дорогу беленькими домиками с камышовыми пилотками крыш. У каждого дома высится огромный вяз, у каждого дома вкопана в землю лавочка, а через каждые пять домов гигантскими удочками торчат колодезные журавли.

Промчался грузовик с визжащими поросятами и окутал весь отряд «дымовой завесой» пыли.

– Пообедаем в столовой, чтобы не терять времени даром, – оказал Вениамин. – И в путь. Решено?

– У-у-у… – заныли ребята, – в столовой… Лучше костер!… Кулеш!… Картошка печеная!…

– Кулеш, картошка… – поддержал Вениамина Колька. – Несколько часов уйдет. Лучше в заповеднике подольше побудем!

Колька знал, что сказать. Все бросились на штурм маленького дощатого домика с большущей вывеской «Днем столовая, вечером кафе».

– Олег, ты что возьмешь? – засуетился Петька. – Давай одно первое на двоих и по котлете!

– Эх, ты, мелкота! – важно оказал Спасибо. – Да мне, если хочешь знать, трех полных обедов мало!

– Хвастун! – обиделся Петька.

– Что заказывать? – деловито осведомился у Вениамина обжора Спасибо.

– Смотрите сами… Сколько съедите! – засмеялся Вениамин.

И Спасибо взял себе три первых, три вторых и шесть стаканов компота.

Остальные свободно разместились по трое за одним столом, а Спасибо потребовался отдельный. Мало того, компот пришлось поставить на пол, потому что на столе для него места не нашлось.

Спасибо важно посмотрел на ребят – вот так-то!

Вениамин прямо-таки остолбенел, когда взглянул на стол Спасибо.

– Ничего, – обнадежил его Олег. – Влезет!

Все уже поели, а Спасибо еще «добивал» третью тарелку борща. Страдальчески улыбаясь, Олег смотрел на ребят и ел, ел… И всем было ясно, что после двух тарелок борща еда для него уже не еда, а работа.

Спасибо ел из принципа.

– Может, хватит? – забеспокоился Вениамин.

– Раз взял, значит, съем, – проворчал Спасибо. И съел. И выпил шесть стаканов компота.

Но зато потом не мог сдвинуться с места и дышал так тяжело, словно после скоростного бега на пятикилометровую дистанцию.

Повариха высунулась в окошко и с уважением смотрела на Олега.

Ленька и Петька взяли его под руки и вывели на улицу. Он сел на крыльцо и, виновато улыбаясь, сказал:

– Идите сами!… А я вас догоню… Отдохну немного, попью молока…

– Вот еще! – разозлился Вениамин. – Подождем.

– Нечего его ждать! – загалдели все. – Не маленький, догонит!… Обжора!… Нашли кого в поход брать!… Всегда так!… Притворяется!…

Около столовой остановилась телега, и возница – молодой парень в армейской фуражке – грозно спросил, показав кнутом на Спасибо:

– Больной?

Спасибо испуганно вскочил и, раскачиваясь, словно от сильного ветра, засеменил вдоль дороги. Сел на колодезный оруб и жалобно посмотрел на ребят, словно ища защиты. Парень засмеялся:

– Вы куда?

– В Графскую, – улыбнулся Вениамин.

– Я его подброшу до моста… А там он вас подождет!

Спасибо лежал в телеге на колючем сене и тоскливо смотрел, как постепенно, все дальше и дальше, остаются позади ребята. А потом парень лихо свистнул, щелкнул кнутом, лошадь помчалась под гору, и никого уже больше не стало видно. Всюду поля, одинокие кусты, расселины оврагов…

В небе застыли пухлые горы ватных облаков. И захотелось спать, спать…

Телегу трясло на ухабах, лицо парня окутывал махорочный дым. Спать, спать…

Лошадь размахивала блестящим хвостом, отгоняя назойливых мух. Влево-вправо, влево-вправо… Жарко пекло солнце, похожее на глазок доменной печи. Спать, спать…

– Ну, вставай, приехали, – оказал парень, расталкивая уснувшего Спасибо.

Олег сел на песок у моста через ручей и долго смотрел, как телега уплывала к горизонту, пока не превратилась в крохотную черточку и не растаяла совсем.

Олег искупался. Ключевая вода освежила его, и он пошел назад, навстречу ребятам. А то будут потом подсмеиваться – лентяй, мол, лодырь, жиркомбинат. А разве он виноват, что у него аппетит хороший? Мать ему всегда говорила: ты ни в чем меру не знаешь. Ну, не знает, не знает! А что поделаешь? А если он объелся, а после еды мертвый час полагается. Зачем по жаре трястись?

А все-таки нехорошо. Нечего было перед ребятами выхваляться. Нашел, чем удивить! Удивил на свою голову! А теперь все мужественно идут по жаре и, наверное, смеются над ним. Ну, и пусть смеются, пусть! А все-таки он доказал: мог бы и не съесть всего, а все-таки съел! А ведь если б не съел, все бы смеялись еще больше. Жадина, мол, жадина! А он никакой не жадина. Просто хотел всех удивить, а вышло… Зато он теперь может три дня не есть. Запросто, как верблюд!

Внезапно из-за куста выскочили трое каких-то мальчишек и загородили ему дорогу.

Глава 2.

Допрос

Через прорехи в крыше было видно голубое небо, в котором неподвижно застыли ватные горы облаков. Казалось, что дырявая крыша залатана небом.

В этом заброшенном сарае, заставленном старыми бочками и сломанными ящиками, собралась любопытнейшая компания.

На широченном дубовом чурбане сидел Олег Спасибо. Руки у него были связаны за спиной толстой бельевой веревкой. По бокам Олега стояли, как часовые, двое мальчишек. Один – длинный, костлявый, в синей кепке, сдвинутой козырьком на затылок. Другой – низенький и круглый, как мячик, в огромной солдатской пилотке. Если бы пилотку не удерживали растопыренные уши, она бы, пожалуй, накрыла всю голову, до самого подбородка.

В глубине сарая бочки были сложены одна на другую, почти до самого конька крыши. Из самой верхней бочки торчала по пояс девчонка лет девяти в полосатой, словно тельняшка, кофточке. На шее у нее болтался большой полевой бинокль, а в руках она держала толстый блокнот и карандаш. Девчонка была похожа на впередсмотрящего. И наверно, страшно переживала, что ее бочка стоит в захламленном сарае, а не висит на грот-мачте надежного брига.

А у самой двери, на груде ящиков, восседал конопатый мальчишка в соломенной шляпе. Он в упор смотрел на угрюмого Спасибо и задумчиво потирал оцарапанный нос.

В одном из углов сарая стоял врытый в землю ржавый турник.

А над ним на стене висел портрет академика Келдыша, явно вырезанный из «Огонька».

– Ты лучше не ври! – конопатый показал Олегу кулак. – Признавайся, а не то…

– Пока не развяжете, – заявил Спасибо, – отвечать не буду.

– Развяжите его! – важно сказал конопатый.

– Ну! – снова грозно возвысил голос «атаман», когда веревки упали с рук Олега.

– Я уже все оказал, – спокойно ответил Олег, разминая затекшие кисти рук.

– Повтори! – конопатый хитро прищурился. – Может, собьешься…

– Не собьюсь! Во-первых, – никакой я не Сережка! Во-вторых, никакой я не шпион! В-третьих, ни в какую деревню Красный богатырь я к бабке из города не приезжал! А в-четвертых, плевать мне на ракету, которую вы строите!

– Помедленней, – одернула его девчонка. – Не успеваю записывать!

– Чего вы ко мне пристали? Вы меня спутали! – негодовал Спасибо. – Сейчас наш отряд придет, вам таких за меня вломят!

– Вот это врет! – восхищенно затараторили часовые. – Чешет, как по-писаному!… Нам про тебя все известно! Ты еще вчера должен был из города к ним на помощь приехать!… Сознавайся!

– Да, он, он! – уверенно сказал атаман. – Они так и говорили: толстый, мордатый!

Олег рванулся вперед, но часовые повисли на нем и буквально не давали сдвинуться с места.

Атаман пощупал муокулы Олега и пренебрежительно заметил:

– Нашли кем угрожать… Силы у тебя никакой, сплошной жир!

Олег изловчился и боднул атамана головой в грудь.

Тот отскочил в сторону и завопил:

– Ну, ты!… Я тебе!… Мы тебе!… Не очень!

Снова забрался на ящики и пробасил с «высоты своего положения»:

– Они тебя поймали, – и он кивнул на часовых. – Пусть они тебя и проверяют: ты это или не ты.

– И проверим, – затараторил низенький мальчишка в пилотке. – А он и не должен сильным быть. Они, когда грозились, мне так и сказали: «Вот приедет Сережка к бабке из города, худо вам будет. Ты не смотри, что он жирный и неповоротливый, у него зато книг тыщи, и он вашу любую хитрость за минуту раскрыть сможет».

– Слабак, значит? – я им говорю. – А у нас любой на турнике пять раз сможет подтянуться на одной руке». А они опять: «Он зато умный, у него книг тыщи!…»

– Ну, тут они наврали, он не очень-то и умный, – задумчиво сказал длинный мальчишка, – это всем ясно. Иначе он бы к нам не попался. Ходит по лесу и глазами хлопает. А вот силу его проверим… Если ты не сможешь на одной руке пять раз подтянуться, – и он толкнул Олега в бок, – значит, ты и есть тот самый Сережка.

– А если подтянусь? – засопел Олег.

– Пять раз! – снова повторил длинный.

– А если семь? – яростно опросил Олег… Девчонка засмеялась и прикрыла рот ладошкой. Атаман насмешливо хмыкнул.

Часовые захихикали.

Олег подошел к турнику и начал подтягиваться.

– Раз! Два! Три!

– Четыре!…

– Пять!…

– Видел?! – опешил конопатый.

А Спасибо, дрыгая ногами, уже пытался подтянуться в шестой раз. И подтянулся! А потом напряг все силы, изловчился и коснулся подбородком перекладины…

В седьмой раз!

Все изумленно переглянулись – вот это да, такого здесь еще никогда не бывало!

– Не может быть! – жалобно сказал мальчишка в пилотке. – Выходит, ты – это не ты, а?

Но атаман отстранил его в сторону, протянул Олегу руку и с уважением сказал:

– Мир?

Спасибо секунду поколебался, а затем решительно стиснул ему ладонь:

– Мир!

– Нет, правда, – опросил длинный, – ты из пионерского лагеря?

Олег кивнул.

– В поход идете?

– Ну да!

– Врешь!

– Кто врет? – надвинулся на него атаман. – Кто?

– Ну, спутали, спутали, – отступал длинный. – Любой бы на нашем месте спутал. Мы точно узнали, что в соседний совхоз Сережка приезжает! А у него книг тыщи, и все про шпионов! Ясно, следить за нами будет!

– Да, да, – заныл низенький. – А примет мы его не знаем, толстый – и все…

– Ну, извиняйте, – вежливо сказал атаман и опять пожал Олегу руку. – Сами видите. Воюем! Игра у нас, понял? Мы – ученые-физики, а те шпионы! – и печально вздохнул: – Это что… Через неделю меняться будем: мы – шпионы, а они – ученые!

– Не выйдет! – загалдели все. – Не будем!… Видали мы!… Они и есть шпионы, яблоки из сада воруют!…

– Ничего, ничего, – забормотал Олег и поспешно выскочил из сарая.

Глава 3.

Снова: где Спасибо?

Олег осторожно подкрался к мосту и выглянул из-за кустов.

На берегу реки стояли шесть палаток. У костра сидел Петька Помидоров и с треском ломал о колено сухие сучья. Больше никого не было.

Спасибо хотел было уже выйти, но тут из рощицы показался Вениамин и подбежал к Петьке.

– Не нашли? – тревожно спросил Вениамин.

– Нет, – беззаботно ответил Петька, отодвигаясь в сторону, чтобы дым не попадал в глаза. – Да ты не волнуйся, Вень. Сам придет. Есть захочет, придет.

Но Вениамин только махнул рукой и снова умчался в рощицу.

Интересно, подумал Олег, кого это они ищут. И на всякий случай залег: что же будет дальше?

На другом берегу, на пригорке, показался Ленька и закричал, приставив ладони рупором ко рту:

– Петьк, не приходил?

– Нет! – откликнулся Петька. – Да ну его, не украдут!

Ленька исчез.

Мимо Олега промчалась, не разбирая дороги, Маша Пашкова:

– Петьк, Олег нашелся?

– Чего вы ко мне привязались? – взвился Петька. – Иди лучше сама огонь стереги, а я искать пойду!

Олег замер. Так вот кого они ищут – дела-а!… Из огня да в полымя. Не миновать бучи! Как начнут прорабатывать, только держись. А разве он виноват, что его «украли»?

Конечно нет. С любым может случиться.

Бегают тут, вопят, словно кто-то последний коробок спичек стянул.

Петька спустился к воде и начал мыть руки.

Олег незаметно юркнул в палатку и развалился на одеяле, осторожно посматривая в окошко.

Костер уже прогорал. Петька испуганно огляделся – дрова кончились. Он заметался по берегу, внезапно ринулся в воду и вытащил из нее тяжеленный черный топляк. Сунул в костер. Огонь зашипел и погас.

– Бегаете по лесу без толку, – орал он на постепенно собирающихся ребят. – Лучше бы дрова искали, а не Спасибо!

Вениамин пришел последним и притащил с собой огромный гнилой пень.

– Вот видишь, – обрадовался Петька. – Правильно, нечего время даром терять!

Вениамин устало сел у палатки.

– Чего стоишь? – накинулся Петька на Машу. – Суп вари!

– Может, еще поищем? – робко спросила Маша у Вениамина, не обратив на Петьку ни малейшего внимания.

– Нечего было его брать! – зашумели все. – От него толку мало!… Ест за троих!… Давайте искать!… А где? Где?…

– Кончайте базар! – громко оказал Спасибо из палатки, когда все затихли. – Отдохнуть не дадут!

Все словно окаменели. Вениамин отдернул полог палатки и растерянно заморгал глазами.

– Ты? – только и мог сказать он.

– Я! – заулыбался Спасибо и проворчал: – Маш, тебе же сказали – суп вари, есть охота…

Маша широко улыбнулась:

– Сейчас, сейчас… Я мигом!

Петька гордо сказал:

– Пираты нигде не пропадают!.

А когда Спасибо рассказал свою историю, Вениамин покачал голодной:

– Ну и ну… С вами не соскучишься!… С вами хоть на необитаемый остров…

– Давай! – загорелся Петька.

Глава 4.

Ночные гости

Кулеш шипел и пузырился в трех больших кастрюлях, которые жадно лизало пламя.

Все сидели с ложками в руках и ждали, когда он будет готов.

Маша зачерпнула половником, попробовала сама и дала попробовать Вениамину.

– Готов! – сказал Вениамин, вкусно причмокивая губами и дуя на дымящееся варево. – Солдатский!

– Дай попробовать!… Дай попробовать!

И пока все не попробовали, никто не успокоился.

– Соли мало, – тоном знатока сказал Спасибо. – Но все равно вкусно, правда?

– Есть можно, – согласился Петька. – А вот нас с Ленькой родители на день оставили, и мы борщ варили. Ленька разрезал кочан пополам…

– А Петька бросил туда все, что было: пачку лаврового листа, несколько вчерашних пельменей… – перебил его Ленька.

– И полкило вишен, – невозмутимо добавил Петька.

– А потом? – заинтересованно спросил Вениамин.

– Вылили в мусоропровод и пошли в столовую.

Раздался смех и тут же стих – Маша начала разливать кулеш по мискам, которые, звеня и сталкиваясь друг с другом, тянулись к ней со всех сторон.

Когда от кулеша остались, как говорится, рожки да ножки, Петька встал и начал разбирать удочки.

– Ты что? – удивился Вениамин.

– На ночь поставлю.

– На голый крючок, – захихикал Рой. Петька вынул из кармана спичечный коробок:

– А это ты видал? Кто ж в поход без наживки ходит. Я еще утром у столовой червяков накопал, один к одному.

– Лови, лови, – хмыкнул Рой. – Может, и поймаешь…

– Пару ракушек, – засмеялся Ленька.

– Ночью самый клев! – авторитетно заявил Вениамин. – Ночью сомы берут!

– То-то! – обрадовался Петька и передразнил Леньку: – Ра-ку-у-шки… А как сома поймаю, первый начнешь: мне добавочку, мне добавочку.

– А мы тебе – шиш! – поддержал его Колька и тоже взял удочку.

– Нужны мне твои сомы! – обиделся Ленька. – В этом ручье и рыбы-то нету!

– А хоть и есть, – подал голос Спасибо. – Я, к примеру, только карпов обожаю… Зеркальных.

– Ну, и обожай на здоровье, – сказал Колька, направляясь к мостику. – Сходи в магазин и обожай!

Петька и Колька перешли на другой берег, и было слышно, как они шлепали по воде, устанавливая удочки.

– Держи их!… Попались!… – внезапно раздался нестройный хор каких-то незнакомых голосов.

На другом берегу послышался глухой шум борьбы.

– На помощь! – завопил Петька. – Спас…

Но, видимо, кто-то зажал ему рот.

Все стремглав затопали по мосту.

Лучи фонарика заплясали по Петьке и Кольке. Их крепко держали несколько мальчишек, среди которых можно было легко узнать «ученых» из сарая – новых друзей Спасибо.

– А ну, отпустите, – строго сказал Вениамин и развел руки, удерживая ребят, готовых ринуться вперед.

Атаман, закрываясь ладонью от слепящего луча фонаря, проворчал:

– Чего светите? Мы и до вас доберемся!

– Браконьеры! – заголосила его команда. – Будете в следующий раз знать, как в заповеднике рыбу ловить!

– Это мы браконьеры?! – рассвирепел Колька. – Да я сам динамитчика поймал!

Атаман невольно разжал руки, и Колька отскочил в сторону.

– А как тебя звать? – недоверчиво спросил «палач».

– Ну, Николай!

– Он! – загалдели «ученые». – В газете, помнишь, статья!… Велосипед увел!

Воспользовавшись всеобщим гвалтом, Петька начал поспешно сматывать удочки.

– А что, здесь уже заповедник? – удивился Вениамин.

– Точно, – солидно подтвердил атаман.

– Ура-а! – завопили все.

– Здорово, начальник, – Спасибо гулко хлопнул атамана по плечу.

– Здорово! – обрадовался тот. – Твои? – и показал на ребят.

– Мои! – гордо ответил Спасибо. Вениамин засмеялся.

– А на нашем берегу тоже заповедник? – деловито опросил Петька.

– Нет, – растерялся атаман. – С этого берега начинается.

– Ага. Пойду на другом берегу поставлю, – и Петька умчался с удочками.

– Идемте с вами ужинать, – пригласил «ученых» Вениамин.

– Кулеш-то весь слопали! – ужаснулась Маша.

– Ничего, – успокоил ее Вениамин. – Еще сварим. Или нет?

– Сварим, – обрадовалась Маша.

– Ну, вот видишь.

– Спасибо. Но нам некогда, – важно заявил атаман. – На плес легковушка проехала. Надо посмотреть, кто и как… Видите огонек?

– У вас, как у нас! – восхищенно оказал Левка. – Тоже патруль!

– Да, не скажи, – завистливо протянул низенький мальчишка в пилотке. – Про вас в газетах пишут… У вас слава!

– Ладно, – одернул его атаман. – Мы не для славы стараемся.

– Задание у нас! – гордо сказала девчонка с биноклем.

– А как же, – схитрил Вениамин. – У вас же другие заботы.

– Какие? – удивился атаман.

– Ну, война… Как там, казаки-разбойники, ученые и шпионы…

– Так-то игра, – солидно разъяснил атаман. – А это – дело. Пока!

И «ученые-физики» скрылись в темноте.

– Только с огнем поосторожнее, – крикнули они издали.

– Тоже мне, – обиделся Колька. – Что, мы сами не понимаем. Нашли кого учить!

– Давайте палатки сюда перетащим, – зашумели девчонки. – В заповедник!… Здесь лучше!

Вениамин их еле успокоил. Костер погас. Все легли спать.

Вениамин сидел с Петькой на мостике. Сидели и молчали, как двое взрослых, двое мужчин, и болтали ногами в теплой воде.

– А ты говоришь, пираты, – вдруг засмеялся Петька.

Вода была неподвижная. Как огромное черное зеркало. Словно большущий лещ, отдыхала у моста серебристая луна среди мальков-звезд.

– А как ты думаешь, – опросил Петька, – из меня физик получится?

– Получится, – серьезно ответил Вениамин. – Если только захочешь… Если только цель такую поставишь.

– Как в песне?…

Петька тихонько напевал и смотрел на мигающие огоньки проходящего вдали поезда.

Глава 5.

День, когда исполняется 10 лет

Редко кому на свете приходилось встречать свой день рождения в поле, в лесу, у реки.

Да еще рано утром!

Да еще когда тебе исполняется ни мало ни много, не 102, не 45, а… 10 лет, именно 10.

Петька растолкал Кольку, и они вылезли из палатки. Все еще спали.

Словно огромная лента кипятка, извивалась по лугу река, окутанная белесым паром. Над водой поднимался туман. Подул ветер, и струящиеся дымки заскользили поземкой по зеркалу затона.

Петька и Колька подбежали к удочкам.

Лески на донках натянуло и снесло далеко по течению. Концы удилищ наклонились к самой воде.

– Твоя – левая, моя – правая, – поспешно сказал Петька, схватил удочку и сделал резкую подсечку.

Что-то тяжелое, большое тянуло удочку из рук.

Леска резала воду – дрожала, звенела. Удилище согнулось чуть ли не колесом! Некогда было даже взглянуть, как там у Кольки. Тяни! Тяни! Не то уйдет!

Наконец Петьке с неимоверным трудом удалось подтянуть добычу к берегу.

Еще рывок – и из воды показалась огромная коряга, опутанная водорослями и тиной.

Петька чуть не заплакал. Руки у него дрожали. Он бросил удочку на землю.

А около Кольки на берегу прыгало что-то большое, серебристое, красное.

Язь! Брусковатый, с толстой спиной, он бился в густой траве, изгибая сильное тело и шевеля красно-черными плавниками.

– Один есть! – ухмыльнулся Колька, насадил червяка и закинул удочку. – Пошли спать.

Петька широко раскрытыми глазами смотрел, как Колька продевает язю сквозь жабры ивовый прут.

– А у меня… сегодня день рождения…

Колька поднял голову и почему-то смутился:

– Да?…

Петька кивнул и отвел глаза.

– А сколько?…

– Десять лет! – оживился Петька и проглотил комок в горле.

И как он ни старался, никак не мог оторвать взгляда от Колькиного язя.

Колька замялся:

– На, бери, – и протянул Петьке рыбу.

– Что ты?! – попятился Петька.

– Бери, бери… Подарок!

Петька отрицательно замотал головой и спрятал руки за спину:

– Это ты поймал…

– Ну, я! – разозлился Колька. – Потому и дарю! Из уважения!

– Не-е… – отказывался Петька.

– Ну, ведь если б ты его поймал, как бы я тебе его смог подарить?!

– Ну, да… ну, да… – забормотал Петька. – А у меня не клюнуло…

– Какая разница: у тебя, у меня! Уху-то все есть будут!

– Правда, – повеселел Петька, протянул руку… снова отдернул и опять уныло повторил: – Это ты поймал…

Взглянул на Колькину удочку и замер. Она раскачивалась, словно живая, то резко наклоняясь к воде, то выпрямляясь, когда рыба ослабляла рывки.

Не прошло и минуты, как Петька вытащил на песок здорового полосатого окуня.

– Тигра! – счастливо засмеялся Колька.

– Спасибо! – захохотал Петька, повалил его на землю и стал кататься по мокрой траве.

Колька положил его на обе лопатки и сел ему на ноги:

– За что – спасибо?

– Как за что? – удивился Петька. – За подарок. Удочка-то твоя!

Да, это был самый счастливый день в Петькиной жизни. Чего только ему не надарили!

Олег Спасибо пообещал ему подарить, когда вернутся в город, живого бульдога.

– Морда, как у Черчилля. Вцепится, не отпустит! А злой, без намордника никуда. Придешь в школу, бросишь пальто прямо в коридоре, а он целый день охранять будет. И никакой раздевалки не нужно!

Гринберг пообещал подарить ему дорожные шахматы:

– А в доске дырочки. Вставляешь фигуры, и если даже поезд перевернется, с шахматами ничего не случится!

Маша Пашкова пообещала связать ему теплый свитер:

– У меня три кило шерсти, мама из Таджикистана привезла. Такой свитер свяжу, такой свитер! Модный, в шахматную клеточку, а на плечах вышью цветы – розы!

Грунькин пообещал подарить роликовые коньки:

– Куда хочешь поедешь. И никакого льда не нужно. Даже если в девять вставать будешь, и то на три минуты раньше звонка в школу прикатишь!

Рой сказал, что за ним – гантели, но не эти, эти ему неудобно дарить. А вот новые! Потяжелее!

Словом, один подарок был лучше другого:

Настольные часы с кукушкой!

Пластмассовая удочка!

Ласты!

Пять подшипников!

Театральный бинокль!

Собрание сочинений Жюля Верна в 12-ти томах!

Толстенный приключенческий роман «Блеск и нищета куртизанок» Бальзака!

Долгоиграющая пластинка с концертом Робертино Лоретти!

Водяной пистолет!

Хоккейная клюшка! Только у нее треснула ручка…

Три старинные монеты княжества Монако! Пять китайских марок!

Большой набор спичек на тему «Сказки Бажова»!

И многое, многое другое…

Вениамин ничего не обещал. Он подарил Петьке настоящий компас.

И в этот день Петька стал проводником. Он вел отряд точно по компасу. Оборачивался и кричал Леньке, который тащил два рюкзака – свой и брата:

– Не отставай! Выше голову!

Радостно щелкали птицы.

Ярко сверкало солнце.

Звонко пели комары.

И даже болото, в которое всех завел Петька точно по компасу, весело пускало пузыри и посылало навстречу отважным путешественникам стаи кузнечиков, стрекоз, лягушек.

Нет, такой день бывает только один раз в жизни. Хотите верьте – хотите нет!

Глава 6.

Дикий олень, пятипудовый сом и бобер Ерошка

– Вот теперь я вижу, что это заповедник, – сказал Олег Спасибо, когда отряд вышел на поляну, усыпанную красными точками земляники.

Визг, крик! – все бросились собирать ягоды.

Спасибо срывал только самые крупные. Набирал полную-преполную горсть и отправлял прямо в рот.

Внезапно за спиной у него послышались чьи-то шаги, хрустнула ветка.

Весь гомон почему-то сразу утих.

– Петьк, это ты? – оказал Спасибо, не оборачиваясь. – Ползи сюда, здесь земляники тьма-тьмущая.

Кто-то подошел ближе и вдруг полез Олегу в оттопыренный карман, пытаясь вытащить сдобную булочку, припрятанную за обедом.

– Куда? – запоздало схватился Олег за карман и обернулся.

Перед ним стоял… олень. Гордо покачивая большой красивой головой, он уплетал булку за обе щеки и ласково смотрел на Олега, словно хотел сказать: очень вкусно, очень-преочень, жаль только, что всего одна!

– Вень! – шепотом позвал Олег, боясь сдвинуться с места. Вениамин прижал палец к губам.

Все застыли, уставившись на оленя.

Олень тряхнул головой, отгоняя слепня, и легко затрусил в чащу. Раздвинул кусты, оглянулся и исчез.

– Ученый! – радостно закричал Олег. – Знает, у кого брать!

И тут понеслось:

– Видел, а?…

– А рога какие!…

– Дикий!…

– Вень, а Вень, а он дикий?…

– А почему он такой маленький?…

– Сама маленькая!… Больше лошади!

– Какой краси-и-вый…

Спасибо шел и хвастался:

– Я с любыми зверями общий язык нахожу. Они меня любят. Звери, знаешь, как доброту чувствуют! Думаете, это первый ко мне подошел? Когда я у моста сидел, ко мне один, с белым пятном на лбу, пять раз прибегал! Только я вам не говорил. Скажете, хвастаешь…

За деревьями мелькнул большой белый дом.

– Ну вот и пришли, – весело сказал Вениамин.

Ребята наперегонки помчались вперед.

– Музей! – гордо сказал Петька, прочитав табличку.

А рядом, на берегу реки, стояли палатки, играли в волейбол мальчишки и девчонки в красных галстуках. Ярко пылал на листе железа костер, и какие-то лихие парни ловко прыгали через пламя.

– Купаться! – завопил Ленька, бросая рюкзак на землю и стаскивая рубаху.

– Погоди, – остановил его Вениамин. – Сначала надо палатки поставить. Не на час пришли.

– Палатки так палатки! – весело ответил Ленька и снова надел рубаху.

Палатки установили молниеносно. Нашлось много помощников. Незнакомые мальчишки притащили колышки – раз-два и готово!

– А вы откуда?

– Из Воронежа.

– И мы!

– А вы?

– Из Мичуринска.

– Ты откуда?

– Из Курска.

– Ого!

– Давно?

– Нет, мы вчера приехали.

– Приехали?… У-у-у… А мы пешком!

– Вам хорошо, вам близко!

– Ничего себе! Тридцать километров! Языком, конечно, близко… А ты ножками, ножками!…

– Да ну вас, кончайте…

– А в музее были?

– Были. Там такой сом! На пять пудов тянет!

Сом и впрямь оказался огромным. Он стоял на распорках в огромном аквариуме в одной из комнат музея. Казалось, что он живой. Секунда – он шевельнет своими длинными усами, похожими на обрывки каната, махнет хвостом, и аквариум разлетится вдребезги. Не сом, а сомяга! Его поймали как-то давным-давно. Он ворвался в вентирь, вырвал его вместе с кольями и несколько дней плавал с ним по реке, а потом выбросился на песок. Говорят, что он воровал уток, гусей и даже нападал на телят, когда они приходили на водопой.

А теперь он лежит в чистом спирте, а у его носа застыли килограммовые окуни, похожие на мальков по сравнению с его огромной тушей. А он их ловит, ловит и никак не может поймать.

– Такого б на удочку, – сказал Колька.

– Жалко, – вздохнул Олег.

– А знаешь, сколько он бобров перевел! – разозлился старичок смотритель.

– Знаю, знаю, – выкрутился Олег. – Я и говорю, бобров жалко.

Старичок благосклонно посмотрел на него и повел всех дальше.

Чего только не было в музее! Чучела оленей, волков, зайцев, огромных хищных птиц!…

– Нам бы такой музей. В школу, – с завистью протянул Петька.

– Скажет тоже! – скептически заметил Ленька. Но больше всего понравились ребятам бобры.

Рядом с музеем река была до середины огорожена высокими сетками. Здесь в вольерах стояли домики бобров – завалы сучьев, плотины – да такие, какие и не каждый сапер соорудит.

Ребята стояли на вышке и долго смотрели на бобров. А те занимались своим делом, как будто и не замечали назойливых любопытных. Ныряли, грызли толстые бревна, строили.

А под самой вышкой лежал на бревне малыш Ерошка, так звали бобренка, и во все глаза глядел на ребят. А они бросали ему кусочки свеклы, которые принес сторож в большом тазу. Ерошка съедал кусочек за кусочком и все поднимал голову, словно тревожился – осталось ли там что-нибудь еще, или все кончилось?

– А они ручные? – опросила Маша.

– Да как сказать, – ответил сторож. – После революции на Усманке мало бобровых семейств осталось. Истребляли их хищнически. А когда заповедник сделали, тогда и оставшихся бобров под охрану взяли. Разводить стали. Сейчас уже более пятидесяти тысяч бобров, – с гордостью заявил сторож, – мы по Союзу расселили. И вот сами и думайте, дикие они или ручные? У нас в вольерах всегда несколько семейств живет. Изучаем повадки их, болезни всякие, законы их жизни. Ясно? А выше по течению, знаете сколько бобровых плотин! Правда, – вздохнул сторож, – врагов у бобров много. Хорошо, что местные ребята нам помогают. Корм заготавливают, на волков с нами на облаву ходят. Охраняют.

– Без нас никуда! – гордо сказал Петька.

– Никуда! – согласился сторож.

Ерошка, наконец, наелся и нырнул в реку. Сверху было хорошо видно, как он ловко правит под водой своим широким хвостом, словно веслом.

– До свидания, Ерошка, – прокричали вдогонку ребята. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответило эхо.

Это прошелестел лес, укладываясь ко сну.

Глава 7.

Карнавал!

Перед вами снова я, Петр Помидоров. Здрасьте, здрасьте, низкий поклон, привет родственникам!

Сегодня у меня необычное амплуа (Ленькино словечко) – я веду репортаж о торжественном закрытии нашего лагеря. Мое выступление транслируется по телевидению, по всем каналам! Если вы сейчас включите телевизор, то, разумеется, ничего не увидите, потому что, как говорит мой папа, что прошло – того уж не вернуть.

Итак, перед вами – общий вид нашего лагеря. На красочном фоне столовой вы видите шумную толпу мальчишек и девчонок, которые с песнями и плясками устремляются на торжественную линейку. У всех – радостные, взволнованные лица и явно приподнятое ужином настроение. Никто и не собирается спать, хотя и наступил вечер.

А это – не фейерверк, а обыкновенные звезды. Так сказать, небесные декорации.

Что это?

Стена веранды.

Что это?

Красочный лист бумаги.

Вы уже догадались – это наша праздничная стенгазета «Рыдай, браконьер!» Читайте ее сами сверху вниз, не маленькие.

Смотрите! Смотрите! Вы видите огромные языки пламени. Не набирайте 01 и не опешите к запасным выходам. Это горит не «Душ», не столовая и, наконец, не наша веранда. Это традиционный прощальный костер. Десятки масок, хороводов вокруг него. И кого здесь только нет!

Вот – Кот в сапогах, хотя он и босиком.

Вот – Красная шапочка в синей тюбетейке.

Вот – Синяя борода с рыжей мочалкой вместо усов.

Не пугайтесь этой зловещей фигуры. Это наш герой Колька, который нарядился браконьером. Он завернулся в гамак, из которого ему теперь и за неделю не распутаться, и привесил к нему табличку: «Рыбья сеть». Колька бегает и страшно громыхает пустой консервной банкой, а его по пятам преследует «зеленый патруль» в кольчугах из бумажных листьев.

А вот – дядя Степа. Всем ясно, что это наш пионервожатый Вениамин. Просто он на ходулях.

А это кто? Кто этот толстяк с пухлым портфелем? Он недоверчиво смотрит на костер, а у ног его стоят два ведра воды. Это не маска. Это наш начальник лагеря.

Нет, это не рога трубят, а пионерские горны. Багровые отблески костра падают на яркую медь, и она полыхает. (Ух, здорово сказано!)

А этот «марсианский» костюм наверняка получит первый приз. Видите огромный ящик из-под консервов «Лосось в томате» на голове «марсианина»? На ящике надпись: «Привет с Юпитера».

Трах-тах-тах-фрррнр! Запустили фейерверк!

…Знаете что, дорогие зрители, я, пожалуй, побежал. Начинается самое интересное.

Не волнуйтесь, не ломайте телевизоры – передача прерывается по техническим причинам. Отзывы о передаче присылайте по адресу: «Москва, Центр, издательство „Советская Россия“, Петру Помидорову».

Глава 8.

До свидания, мальчики!

Петька проснулся рано – еще все спали. Слабый свет наступающего утра уже проник на веранду, но солнце еще не взошло.

Петька потихоньку оделся и вышел. Остановился на ступеньках и посмотрел на просыпающиеся деревья. Они чуть слышно шумели и роняли звонкие капли – ночью шел дождь.

До свидания, лес! До следующего лета!

Петька спрыгнул с крыльца и медленно пошел по спящему лагерю. Мимо столовой, мимо спальных корпусов, мимо гигантских шагов, мимо загончика, где когда-то содержалась дрессированная пиратская свинья… Пионерская комната, библиотека…

До свидания, лагерь! До следующего лета!

Далеко-далеко, на самом горизонте вставало солнце. Постепенно, словно нехотя, оно вырастало прямо из земли.

Солнце взошло, и в ту же секунду запел горн. И сразу из зеленых домиков посыпались мальчишки, девчонки – последняя линейка!

– Ребята, – сказал Вениамин, – перед тем как вы уедете отсюда, я хочу сказать вам несколько слов…

Стало совсем тихо. Только деревья по-прежнему шумели, не смолкая ни на секунду.

– Не забывайте лагерь, – продолжал Вениамин. – Ведь, пожалуй, только здесь вы по-настоящему узнали друг друга… И подружились…

– А жаль, если Вениамин по распределению не в нашу школу попадет, – оказала Маша Пашкова, когда ребята расходились с линейки.

– А ты что, в него влюбилась? – фыркнул Грунькин.

Маша разозлилась:

– Дурак!

– Намек понял! – обиделся Грунькин.

– Да хватит вам, – рассвирепел Рой. – Тут и без вас…

Рой не договорил, но все поняли, что он хотел оказать. У всех почему-то было такое чувство, странное чувство – как будто все разъезжаются надолго-надолго, далеко-далеко и больше никогда не увидятся. И Вениамина больше не встретят, и Кольку, и гармониста, и Татьяну Евгеньевну, и повариху тетю Нюру…

Петька собрал рюкзак еще вчера. И пока другие суетились, складывая вещи, он снова слонялся по лагерю, словно не находя себе места.

За оградой лагеря уже стоял автобус с красным флажком, и шофер, высунувшись из кабины, лениво сплевывал на землю шелуху семечек.

Петька подошел поближе и внимательно посмотрел на шофера. Нет, это был не тот, который привез их в лагерь. Этот совсем молодой. Мальчишка, десятиклассник!

– А ты взаправду шофер? Или так? – спросил Петька.

Парень засмеялся:

– А ты как думаешь?!

– Права у тебя имеются?

– Имеются…

– Ну, смотри!

– Ишь какой строгий! Ты что – инспектор?

– Общественник, – заулыбался Петька. – Дай посигналю.

Взревел автомобильный сигнал. И тотчас, словно этого и ждали, к машине начали стекаться ребята с рюкзаками и чемоданчиками. Среди них, вертя головой во все стороны, шел Вениамин. Он подходил то к одному, то к другому и был так здорово похож на наседку, считающую цыплят, что шофер невольно улыбнулся:

– А это – кто?

– Наш пионервожатый, – гордо ответил Петька.

– Заботливый, – уважительно произнес шофер.

Все полезли в автобус. Сразу началась суета, шум и гам. Вениамин хотел что-то строго сказать, но только рукой махнул и засмеялся.

– Вы их, пожалуйста, не растеряйте в дороге, – шутливо попросил он шофера.

– Постараюсь, – в тон ему ответил шофер, а потом серьезно спросил: – И как это вы с ними один оправляетесь?

– И сам не знаю. Ладим…

– Я бы не смог. Их вон сколько. И все языкастые, ершистые. Тронешь – уколешься. Тут призвание надо иметь…

– Наверное, – согласился Вениамин. – Без призвания всюду трудно… И шофером без призвания не станешь, и учителем.

– Точно. Ведь вот мое дело – сиди и крути баранку, покуривай да не езди на красный свет. А не тут-то было! Тут еще любовь нужна. Каждое дело любви требует – что твое учительское, что мое шоферское, что его, к примеру, плотницкое, – и шофер указал на Петьку.

– Какой же я плотник?! – удивился тот.

– Это верно. Тебе еще до плотника учиться и учиться!

Петька задумался.

– Эй, разбойники, – прикрикнул шофер на расшумевшихся ребят, – потише! Автобус перевернете!

На мгновение наступила тишина, а потом снова все засуетились, стали пересаживаться с места на место:

– Куда лезешь?

– А я давно это место занял!…

– Девочки, как приедем, сразу в школу зайдем. Ага?

– Не толкайся! Вень, скажите ему!

– Я ничего… Я сижу…

Наконец все уселись. И как всегда бывает в минуту отъезда, всем стало страшно грустно. Вот сейчас автобус тронется, и лагерь, где ты прожил почти месяц, останется позади, мелькнет за поворотом и исчезнет…

– Вень! – Петька резко высунулся в окно. – А ты чего не садишься?

– У меня еще тут дела есть, я вечером поеду. – Вениамин засуетился, влез в автобус, постоял немного, потом быстро сказал: – До свидания, мальчики! – и выскочил из машины.

– Ну что, трогать? – опросил шофер.

– Давай, давай, – поспешно сказал Вениамин.

Автобус фыркнул и медленно поехал вдоль забора. Мальчишки и девчонки, высунувшись из окон, махали руками, платками, панамами.

А Вениамин стоял и смотрел вслед. Внезапно к нему подлетел Колька – эх, опоздал! – и отчаянно замахал вслед ребятам своей дырявой соломенной шляпой.

Автобус выбрался на шоссе, шофер дал газу – и все осталось позади: лагерь, Вениамин… А потом пошли плясать деревья вдоль дороги, и все исчезло. Деревья прыгали, кружились, сливались в один бесконечный зеленый хоровод. А вдалеке виднелся кончик мачты, с которой был сегодня спущен пионерский флаг.

– Можно потише? – неожиданно попросил Гринберг. Шофер страшно удивился:

– Вот это да! Первый раз вижу мальчишек, которые не любят быстрой езды! Может, плохо кому?

– Да нет, – сказал Петька. – Просто так… Давайте помедленней…

Шофер тоже оглянулся, увидел мачту над деревьями и все понял. Автобус медленно катил по дороге, и все смотрели, как постепенно скрывается за верхушками деревьев тоненький кончик мачты. И словно надеялись, что это всего-навсего лишь прогулка, и сейчас автобус-повернет назад, и они снова вернутся в лагерь… Хотя бы еще на день!

Но автобус не поворачивал. И вот уже дорога выбежала из леса, пошли поля, замелькали телеграфные столбы. Кто-то из девчонок запел: «Ах, картошка-тошка-тошка…»

Но никто не поддержал, и девчонка замолчала.

И все молчали.

Только мотор монотонно шумел, да тормоза скрипели на поворотах.

И все вдруг заговорили о лагере, о лесе, о реке, о походе. И всем вдруг показалось, что все это было страшно давно – не вчера, не сегодня, а, по меньшей мере, год назад.

– Город, – сказал шофер.

Впереди на холмах были видны высокие здания, мост через реку, телевизионная вышка.

И не успели ребята оглядеться, как уже мимо замелькали знакомые улицы, дома, парки.

На вокзальной площади автобус остановился.

– Станция «Вылезай», – пошутил шофер. – Приехали…

Петька первым выпрыгнул из автобуса. За ним стали вылезать остальные.

Из вокзала выходили люди – только что подошел дачный поезд. Петька словно еще не мог свыкнуться с мыслью, что вот он снова в городе. И эти люди, приехавшие на дачном поезде, проезжали мимо той станции, где находится его лагерь, а может, кто из них именно на этой станции и сел на поезд…

– Растяпы мы! – оказал Петька. – Даже с Вениамином толком не попрощались…

– Он, наверное, теперь обидится, – тихо ответил Гринберг.

– Может, вернемся? – неуверенно опросил Петька.

– На своих двоих? – усмехнулся Грунькин.

– На поезде! Сядем и поедем…

– А билет? У тебя деньги есть?

– Так довезут! Попросим… Скажем – важное дело! Неужели не довезут?

– Гляньте на него! – фыркнул Грунькин. – Так каждый будет бесплатно ездить! Скажет – у меня важное дело, а ему в ответ: садитесь, пожалуйста, мы вас подвезем!

– Эх, ты, – оказала Маша Пашкова.

Ребята стояли у автобуса, никто не уходил. Шофер посмотрел на них и хмыкнул.

– Чего загрустили? На следующее лето снова в лагерь поедете!

Ребята ничего не ответили.

Автобус укатил. Пассажиры с поезда почти все разошлись. И только группа с рюкзаками и чемоданами все еще стояла напротив вокзала.

И тут Маша Пашкова замахала руками и крикнула:

– Ой, ребята, Вениамин!

И правда, у вокзала стоял Вениамин и смотрел на них.

Все бросились к нему. Вениамин растерянно улыбался и говорил:

– Понимаете, забыл вернуть Петькину книжку… Пришлось вас догонять…

Он протянул Петьке «Остров сокровищ».

– До свидания, ребята, – смущенно сказал Вениамин. – Я спешу… Сейчас – обратный поезд…

Все попрощались с ним за руку.

Петька держал в руках «Остров сокровищ». Старая пиратская книга снова вернулась к хозяину.

Вениамин проводил ребят до трамвайной остановки.

Петька стоял на площадке, смотрел на Вениамина и машинально листал книгу. Трамвай дернул. Петьку словно что-то толкнуло. Он спрыгнул, подбежал к Вениамину и сунул ему книгу.

– Что ты?… Зачем?…

– Это тебе на память… От всех нас… От пиратов…

Петька догнал трамвай, вскочил на подножку и оглянулся. Вениамин размахивал книгой и что-то кричал. И все мальчишки и девчонки тоже махали ему и что-то кричали.

Потом трамвай повернул за угол, и Вениамина не стало видно.