Казалось, что лагерь и безопасность были очень далеко.
      На время джунгли оставили Хоакина в покое. Он был жив и шел наудачу по тропе, которую протоптали звери.
      От выпитой воды к Хоакину вернулась способность думать, и он сказал себе, что должен во что бы то ни стало добраться до базового лагеря мирной делегации прежде, чем оставшиеся там участники переговоров тоже погибнут в засаде.
      Теперь, когда ум повстанца снова стал ясным, он начал бояться, что джунгли помешают ему выполнить эту задачу. Еще несколько часов назад Хоакин был надежно защищен, был выше всех угроз и опасностей, но теперь ирски грубо столкнули его крепкое коренастое тело на уровень леса.
      Какая-то тень заслонила луну. Хоакин упал на живот и сжался в комок. Потом он разглядел, что это было всего лишь облако, но страх не прошел. Джунгли вдруг ожили: наполнились шепотами, вздохами, шуршанием, свистом и скрипом. Хоакин услышал мягкие тихие шаги и рычание, похожее на тигриное: они то приближались, то удалялись.
      Он лежал все на том же месте почти без сознания и вдруг почувствовал, что кто-то стоит рядом с ним и смотрит на него. Сначала Хоакин решил, что это ирск, но когда поднял голову, то обомлел от страха: перед ним была светящаяся прозрачная фигура. Хоакин видел через неё джунгли.
      Молодой солдат задрожал от ужаса: он вспомнил старинные рассказы о том, что на закате бесы и призраки ирсков спускаются на землю, раскачивают ветки деревьев, взбаламучивают воду в прудах и кричат так, что невозможно описать.
      Это прозрачное существо молча приблизилось к Хоакину, наклонилось над ним и пробормотало несколько слов. Хоакин был хорошим католиком и сразу понял, что находится в полной власти беса и должен терпеть все его причуды. Он мысленно заткнул себе уши, то есть твердо решил не слушать ни единого слова призрака, и тем не менее смутно понял, что тот просит его что-то пообещать. Хоакин был так слаб, что послушно согласился сделать все, что пожелает призрак, но при этом мысленно добавил положенные в таких случаях оговорки.
      Звук его голоса и, возможно, движения светящегося существа обратили в бегство трех ходивших поблизости диких свиней. Те бросились к тропе, и Хоакин должен был отскочить в сторону, чтобы не столкнуться с ними. Все же одно из животных, пробегая, отдавило ему своими копытами правую ногу. Когда Хоакин опомнился настолько, что смог обернуться назад, светящаяся фигура уже исчезла.
      Не обращая внимания на острую боль, молодой солдат вскочил на ноги и побежал. Через сто метров он стал шататься, потом ноги Хоакина стали заплетаться. В конце концов он упал, не в силах идти дальше.
      Его мозг, лишенный всякой физической поддержки, ослаб ещё больше, чем тело. Когда маленькая пальмовая виверра вскрикнула около Хоакина, тот закричал во все горло, ругая зверька.
      Весь следующий час Хоакин полз как автомат, крича и вопя при каждом звуке джунглей.
      Патруль, вышедший из лагеря мирной делегации, нашел Хоакина в ста метрах от этой укрепленной базы. Как раз перед этим Хоакин в пятый раз выстрелил по огромному листу, который качался под ветерком перед самым его носом.
      Из множества грехов, которые Хоакин совершил в этот день, далеко не самым малым было решение ничего не говорить о встрече с дьяволом в ночных джунглях. Спасенного напоили и накормили, перевязали ему рану, и через час его ум заработал в полную силу. Как только Хоакин смог говорить, он рассказал выдуманную историю о предательстве ирсков, в которое теперь сам начинал подсознательно верить.
      Делегация ирсков со своей стороны, разумеется, сообщила на свой командный пункт, что попала в засаду. Поэтому было уже поздно разбираться в случившемся с помощью здравого смысла.
      Естественно, арьергард диамондианской делегации потребовал срочно прислать подкрепления. Генерала Филиппа Феррариса, который находился в своем штабном кабинете, это очень встревожило, потому что идея мирных переговоров принадлежала его дочери. Все же он послал в лагерь тысячу парашютистов. Они были сброшены в овраг на рассвете и обнаружили там мощно вооруженную роту ирсков, которая бесшумно пришла туда ночью ускоренным маршем: ирски опасались нового предательства со стороны людей.
      В девять часов утра в Овраге Гиюма уже шел ожесточенный бой. Судя по докладам, смерть косила солдат повсюду. Диамондианский генерал решил сдержаться и ничего не сообщать дочери о её поражении, пока не станет известен исход сражения.
      Пока происходили все эти события, с Мортоном случилось вот что. Накануне днем вокруг него были...
      6
      Даль и тьма!
      Звезды... знакомые созвездия. Мортон понял, что видит созвездия, окружающие Диамондиану, и то, куда входит она сама. И что он смотрит на них - тут Мортон окаменел от изумления - из глубины космоса.
      Продолжая со все большим изумлением разглядывать звезды, Мортон вдруг почувствовал странное беспокойство, словно рядом было что-то угрожающее ему, на что он должен взглянуть. Он попытался повернуть голову: оказалось, что он идет по улице в компании довольно плохо одетых ирсков.
      Мортон смутно подумал, что не позволит втянуть себя в новые глупости.
      - Нет, вы не получите Оружие Лозитина!
      Мортон понял - и посчитал это мгновенное вхождение в обстановку совершенно естественным, - что эти два ирска-националиста пытаются убедить его передать войскам восставших то, что они называли "разрушительной силой Тьмы".
      Ирски-повстанцы шли рядом с ним скользящей походкой и изящно жестикулировали всеми щупальцами, страстно возражая против его точки зрения на этот вопрос.
      Они считали, что для ирска позор быть союзником людей и наступит день, когда всех ирсков, которые сотрудничают с диамондианцами, объявят врагами планеты.
      - И в этот день ты будешь в списке предателей. Лозитин! А это решение, если оно будет принято, означает смерть для всех ирсков, носящих зеленые полосы, на всей Диамондиане.
      - Так что подумай хорошо, Лозитин. Неужели тебе так хочется, чтобы твои братья ирски стали тебе врагами в этот день? А он не за горами: он наступит через несколько часов после ухода экспедиционных войск Федерации.
      Мортон улыбнулся и покачал головой.
      - Оставьте меня в покое, понятно? - ответил он. - Вам понадобилось много мужества, чтобы спуститься со своих гор. Но вам надо бы быть сдержаннее и подумать о вашей семье, которая будет в отчаянии, если с одним из её любимых сыновей случится несчастье.
      Слово "семья" показалось ему особенно важным, так как его ум задержался на этом слове.
      Потом Мортон снова увидел себя на улице. Он смотрел, как те же два ирска уходят прочь. Походка и жесты выдавали гнев и раздражение обманувшихся в своих надеждах повстанцев. Мортон заметил, что улыбается. Когда он уходил с этого места, ему показалось, что он знает что-то, ускользнувшее от внимания националистов. Он решил какой-то вопрос, а те ещё даже не поняли, что этот вопрос существует и должен быть решен.
      Мортон пытался понять, что это за тайна, известная ему одному, и вдруг со всей остротой осознал свое положение.
      - Что происходит? Где я?
      Он попытался остановиться и оглядеться вокруг, но не смог сделать это. Он не мог даже повернуть голову.
      Он ощущал свои ноги, которые продолжали шагать по улице. Видимо, это была улица какого-то поселка. Место показалось Мортону знакомым. Должно быть, это одна из двухсот диамондианских общин, в которых он побывал с тех пор, как вступил в должность.
      Но какая? И как он сюда попал?
      "И ведь я сидел в машине с лейтенантом Лестером Брэем. Как же я могу быть... где-то еще, о господи?
      Кто идет по улице? Это не я.
      О господи, я больше не я!"
      Мортона охватило совершенно незнакомое ему до сих пор чувство: он оцепенел от страха. А пока он позволял ужасу охватывать себя, тело... - как назвал его тот ирск?.. да, Лозитин... - тело Лозитина продолжало спокойно шагать под ним, вокруг него, сквозь него, совершенно не чувствуя странности этой ситуации.
      "Мое имя Чарлз Мортон, а не Лозитин", - автоматически подумал полковник.
      Мортону нужно было чем-то подтвердить, что он существует, и он ещё раз попытался остановить чужое тело. Но Лозитин продолжал медленно ставить одно щупальце перед другим, выпрямляя их при каждом шаге так, что они становились твердыми, как кости. При такой походке щупальца выдерживали его вес так же естественно, как человеческие ноги.
      Наконец Мортон отказался от попыток управлять телом ирска и ограничился тем, что следовал за движениями Лозитина. Тот скоро вошел в магазинчик скобяных товаров и сразу же направился в комнату за лавкой. Там он снял свою куртку с зелеными полосами, надел блузу тоже с рисунком из зеленых полос, вернулся в магазин, встал за прилавок и начал обслуживать покупателей, в основном крестьян-диамондианцев.
      "Эта сумасшедшая история, конечно, через секунду-другую окончится", подумал Мортон.
      Но секунды превратились в минуты, потом в часы. Мортон заметил, что все больше и больше следует за движениями и словами Лозитина.
      "Как будто я сам говорю и действую".
      Это показалось полковнику опасным, и он попытался сопротивляться.
      К концу дня он вновь подумал о беседе Лозитина и двух ирсков-националистов относительно оружия предков.
      "Только этого нам не хватало! Новое оружие в этой преступной войне, и ещё более мощное, чем все, которые мы знаем..."
      Невероятно, но этим оружием владел ирск - друг людей, скромный продавец скобяных товаров в большой деревне в центре того континента Диамондианы, где жили люди и климат был умеренным.
      По крайней мере, умеренным его назвали Мортону ещё по дороге на эту планету. Здесь он быстро узнал горькую правду: умеренный климат на Диамондиане означал температуру выше сорока градусов в тени!
      Часы пробили шесть раз. Шесть часов вечера - время закрытия магазина.
      Симпатичный молодой ирск снял блузу, надел куртку, попрощался с двумя другими продавцами-ирсками и с хозяином, разговорчивым диамондианцем, вышел на улицу и зашагал той же дорогой, по которой пришел в магазин в час завтрака.
      Ослепительное диамондианское солнце, сверкающее, как голубовато-белый бриллиант, опускалось на западе за холмы, и повсюду ложились длинные тени. Лозитин шагал не спеша и наконец дошел до квартала ирсков на краю поселка.
      Увидев вокруг себя со всех сторон древние развалины, Мортон пришел в восторг. До военной службы он был архитектором и всегда мечтал изучить древнейшую цивилизацию ирсков. До сих пор у полковника не было такой возможности: слишком много дел по службе.
      Еще больше Мортон восхитился, когда заметил, что Лозитин направляется к самому большому дому, стоящему в центре квартала. К несчастью полковника, для Лозитина это место было привычным и тот почти не смотрел на окрестности своего дома. Более того, Лозитин отвернулся от самых интересных частей здания, и поэтому Мортон не смог разглядеть, как было восстановлено то, что он, за неимением более подходящего слова, мысленно назвал пластмассой.
      "Будет очень интересно когда-нибудь выяснить, как мог разрушиться такой прочный материал и как его восстановили", - подумал Мортон.
      Полковник мгновенно забыл о своем отчаянном положении и с нетерпением ждал момента, когда он наконец увидит изящно украшенный интерьер ирского дома: до сих пор он видел внутренность таких домов только на фотографиях и в журнальных иллюстрациях, дававших очень слабое представление об убранстве дома в целом.
      Мортон представил себе сначала парадную прихожую, а потом другие великолепные комнаты.
      Его надежды тут же рухнули.
      "Эй! Куда он идет?" Вместо того чтобы войти в большую дверь, Лозитин направился по заросшей травой дорожке, огибавшей волшебное здание. Через заднюю дверь он вошел в маленькую комнату с красивым сводчатым потолком (да, форма потолка подобрана так, чтобы запахи выходили через отверстие, оставленное в крыше, это очень интересно). Комната почти полностью была занята машинами-автоматами.
      Кухня. Или комната, переделанная в кухню.
      Мортон покорился судьбе и был готов заинтересоваться тем, что видел. Но Лозитин был у себя дома и не обращал ни малейшего внимания на обстановку комнаты. Он слегка коснулся одной из стен. Панель раскрылась, и Лозитин вынул из-за неё тарелку - подумать только, с чем - с пиццей. Затем он сел за стол и с рассеянным видом съел этот ужин. Мортон заметил, что прозрачные стены потемнели: наступила ночь.
      Приход ночи грубо вернул полковника к мыслям о его собственном положении.
      "Скоро настанет время ложиться спать. И что будет тогда? Усну ли я тоже?"
      У одной из дверей, ведших в глубину дома, послышался легкий шум. Когда Лозитин повернулся к двери, в комнату входила девушка-ирска.
      Лозитин вежливо встал и приветствовал ее:
      - Желаю тебе прекрасного вечера, Аянтса.
      Молодая ирска сделала нетерпеливый жест и сухо спросила:
      - Бойцы сопротивления говорили с тобой?
      - Вот как, они приходили сюда? - удивился Лозитин, который чувствовал себя неловко. - Аянтса, тебе и твоему отцу надо бы вести себя осторожнее и не слишком вмешиваться в дела этих воинственных дилов ("дил" означало "ирск мужского пола" на языке ирсков). Ты же знаешь, у диамондианцев нет ни капли жалости.
      Девушка задумалась. Она в нерешительности стояла перед дверью, и, поскольку Лозитин смотрел ей в лицо, Мортон мог разглядывать её, сколько хотел. За немногие недели, проведенные на Диамондиане, он старался больше узнать ирсков и поэтому смог понять, что, по представлениям своего народа, Аянтса была редкостной красавицей. Ее губы были чуть тоньше обычного, а глаза чуть больше среднего размера и скорее зеленые, чем синие. Удлиненная узкая голова, очень тонкое точеное тело и плавные очертания ручных и ножных щупалец придавали внешности Аянтсы благородное изящество.
      Но Лозитин по неясной полковнику причине, казалось, не замечал этой красоты и не интересовался теми сладостными удовольствиями, которые она обещала. Это сильно раздражало Аянтсу.
      Ее подослали сюда, чтобы соблазнить этого паренька, с проницательностью разведчика сообразил Мортон. Ирски - враги диамондианцев - составили этот немного смешной, но такой простой заговор, чтобы скомпрометировать владельца Оружия Лозитина.
      - Их доводы не заставили тебя задуматься? - спросила красавица.
      Лозитин улыбнулся и ответил:
      - Моя дорогая Аянтса, я принадлежу к тому большинству ирсков, которое намерено помочь восстановить на Диамондиане закон и порядок. Я имею в виду человеческий закон. Поскольку мы, ирски, столько лет полностью находились под влиянием диамондианских людей и учитывая их повышенную чувствительность, эта задача не будет легкой. Ты сама пример этого, потому что, сражаясь против диамондианцев, все же ешь их еду, а не пользуешься энергетическими методами, которые позволяли ирскам жить и питаться до появления здесь людей. Подумай также о том, что только что произошло в Овраге Гиюма. Я мысленно протестовал против поспешных действий нашей делегации. Ничем другим нельзя объяснить то, что там случилось. Но мой протест только крошечная капля разума в океане временного безумия. Очень трудно предсказать, что теперь произойдет, но у меня нет на этот счет никаких иллюзий.
      - Прекрасно, - ответила девушка и вышла, закрыв за собой дверь.
      Когда она ушла, Лозитин вложил свою тарелку в щель в стене. Потом он открыл вторую дверь. Она выходила на галерею, где было так темно, что из всех предполагаемых красот Мортон смог разглядеть лишь несколько серебристых лепных украшений. Полковнику показалось, что он разглядел большую изогнутую лестницу, которую поддерживали почти невидимые нити из какого-то серебристого материала.
      К этой лестнице и направился Лозитин. На первой площадке молодой ирск остановился и посмотрел на большую запертую дверь, находившуюся слева от него. Дверь была едва заметна в полумраке.
      Лозитин думал: "Не заглянуть ли туда? Убедиться, что все в порядке с..."
      С кем или чем, для Мортона осталось непонятно: он не смог проникнуть в глубинный подтекст этой мысли.
      Что бы ни находилось в комнате, оно было важным для Лозитина. Тем не менее он обуздал свои чувства и взялся за перила. Мортон подумал, что ирск станет подниматься по ступенькам. Но Лозитин не сделал ни одного шага и уже был наверху! "Боже мой!" - потрясенно подумал Мортон, когда осознал, что Лозитин перенесся с места на место практически мгновенно. Изящные пальцы-щупальца коснулись перил, и ирск мгновенно оказался на верхней площадке.
      Больше у Мортона не было времени думать об этом: Лозитин прошел мимо многих теней, которые, видимо, были дверями, и вошел в маленькую комнату в дальнем конце коридора.
      Там были кровать, стол, маленький шкаф и ковер. Все это едва можно было рассмотреть в темноте. Насколько Мортон мог судить, мебель и ковры были земные. Лозитин разделся, не зажигая света, лег в постель и какое-то время лежал без сна со спокойной улыбкой на губах.
      По крайней мере, Мортон думал, что на лице Лозитина была загадочная улыбка ирсков, а чувствовал он счастье, покой и расслабление.
      Вытянувшись в своей постели, Лозитин думал: "Что плохого в том, чтобы быть диамондианцем? Каждый должен кем-то быть, а они самый артистически одаренный народ, какой когда-либо существовал".
      Улыбка исчезла с его лица, мышцы этого лица напряглись, и Лозитин тихо заговорил, обращаясь - к кому? - к кому-то неизвестному:
      - Вы совершаете большую ошибку, сделав то, что сделали, и упорствуя в своем заблуждении. Только сегодня ко мне подошли ирски-мятежники и требовали у меня Оружие Лозитина. Просят ли они его от вашего имени? Поскольку вы уже подчинили себе Тьму, я не удивился бы, если бы вы оказывали на них давление, чтобы заставить меня отдать в ваши руки оружие моих предков. Его действительно можно использовать как дополнение к Тьме, но его подлинное назначение - защитить народ ирсков в случае реальной опасности. Я хотел бы спросить вас, что вы выиграете, вы, у которого так мало надежды остаться в живых? Мне такое властолюбие кажется бессмысленным.
      Лозитин помолчал, ожидая ответа, потом продолжил:
      - Как? Вы не ответили даже из вежливости? Хорошо. Если это ваш ответ, я распространяю и на вас свою защиту с помощью двойника. Прощайте.
      С этими словами Лозитин повернулся на бок и мирно заснул.
      А Мортон проснулся в больничной палате.
      7
      Полковник Чарлз Мортон нашел за раздвижной дверью свою форму. Все его оружие исчезло из тайников мундира. Мортон сердито выругался, хотя это его не удивило. Конечно, оружие лежало где-то под замком вместе с другими его личными вещами.
      Успокоившись на этот счет, полковник подошел к окну и неумело попытался поднять штору устаревшего типа. Проклятые новонеаполитанцы! Что у них за страсть восстанавливать старый Неаполь во всех подробностях, даже его неудобства!
      Внезапно штора поднялась сама и свернулась в рулон над окном с громким щелчком. Мортон подскочил на месте, но быстро забыл свое изумление, когда выглянул в окно, выходившее на восток.
      Диамондианское солнце висело над старинными домами. Любуясь панорамой города и оживленным движением на улицах, Мортон сообразил, что находится на самом верхнем этаже больницы и солнце поднялось над крышами примерно три часа назад, что в Новом Неаполе означало девять часов утра.
      "Похоже, я нахожусь тут со вчерашнего дня", - с беспокойством подумал он. Не было никаких причин считать, что этот срок был больше. Тревожило полковника другое: что с ним произошло прежде, чем он оказался в этой постели? Между потерей сознания в машине лейтенанта Брэя и пробуждением на следующий день в больнице могло произойти многое. Кто его осматривал за это время и что обнаружил?
      Эти тревожные мысли продолжали кружиться в уме Мортона, пока он подходил к стоявшему рядом с кроватью телефону. Его комната явно не была отключена от коммутатора, потому что его сразу же соединили с городской сетью. Мортон позвонил в свой кабинет и нашел там своего секретаря, техника-сержанта Струзерса.
      - Вот что я хочу, чтобы вы сделали, - приказал Мортон. - Слушайте: возьмите мою машину и приезжайте за мной в... - тут он остановился, чтобы прочесть название больницы, написанное мелким шрифтом на диске телефона, в больницу Инкурибили, к задней двери.
      Струзерс пообещал все исполнить, и Мортон положил трубку. Этот разговор очень успокоил полковника, но выйти отсюда было явно непросто.
      Упорно обдумывая план побега, Мортон снова снял трубку. Через несколько секунд, преодолев благодаря своему высокому званию барьер из секретаря и медсестры, полковник объяснял доктору Эндрю Герхардту, психиатру, что с ним случилось, и просил доктора о встрече сегодня же в тринадцать тридцать. В заключение Мортон сказал:
      - Я уверен, доктор, что этот случай относится к вашей компетенции, и предпочел бы, чтобы меня не лечили врачи вашей больницы.
      Когда доктор Герхардт ответил, в его молодом голосе звучала именно та горечь, которую Мортон хотел у него вызвать. Врач стал убеждать его, что, по всей видимости, его болезнь - не функциональное расстройство.
      - Если у вас возникнут хотя бы малейшие трудности в этом отношении, можете сослаться на меня, - заявил он.
      Мортон положил трубку уже в хорошем настроении. Он был готов добиваться своего от Герхардта любой ценой, а это оказалось проще простого. Во время бритья полковнику пришла в голову ещё одна мысль: с самого пробуждения он ждал очередного наплыва Тьмы с мучительной тревогой и каждый раз, когда она угрожала затопить его мозг, боялся снова быть... перенесенным куда-то.
      Этот страх рассеялся: прошло больше двадцати минут, он перенес четыре прилива и отлива Тьмы и после каждого из них оставался самим собой.
      В тот момент, когда Мортон думал об этом, на него нахлынула её очередная волна. Полковник замер, ожидая, пока пройдет этот приступ, а потом с восхищением подумал, как велики возможности приспособления у человеческого организма. "Как мы быстро привыкаем жить в странном мире, в мире безумия".
      Мортон уже оделся и теперь поправлял перед зеркалом фуражку, когда зазвонил телефон.
      Звонил лейтенант Брэй. Молодой офицер задыхался от спешки и рассыпался в извинениях. Наконец Мортон понял из его прерывистых фраз, что Брэй приехал вместе со Струзерсом, что они сейчас находятся внизу, у задней двери, и готовы помочь полковнику бежать из больницы.
      Когда смысл этих слов дошел до Мортона, полковник оживился и воскликнул:
      - Послушайте! Это может получиться!
      Это была задача на побег его любимого типа. Сколько раз Мортон в свободное время решал для забавы такие задачи! Восхищенный этим полковник направился к двери комнаты.
      Через несколько секунд он был в коридоре, ярко освещенном рядом круглых фонарей, укрепленных на потолке. Около десяти человек ходили взад-вперед по прибитой к полу ковровой дорожке, имевшей около двухсот метров в длину, мимо выкрашенных в ярко-желтый цвет дверей и стен, и ещё три человека вышли из разных дверей, пока Мортон быстро, но без спешки шел туда, где, по его предположению, был выход.
      Наблюдали за ним эти люди или нет? Узнать это было невозможно, но Мортон начал беспокоиться, когда двое мужчин из первой группы вошли в лифт вместе с ним.
      Мортон встал в дальний угол лифта и оперся спиной о стенку. Похоже, эти двое не действовали вместе, потому что они стояли отдельно друг от друга, оба задумавшись о чем-то. Это были хорошо сложенные светловолосые и коренастые диамондианцы. Должно быть, они пришли к кому-то из больных. Это было немного странно в этот утренний час, и Мортон немного встревожился, когда вспомнил, что во всех больницах часы посещений бывают только днем и вечером.
      Он поднял взгляд на световое табло над дверью и прочел, что его комната находится, как он и угадал, на самом верхнем, двенадцатом этаже.
      Лифт поехал вниз и остановился на восьмом этаже. Дверь автоматически открылась, и за ней оказался мужчина, толкающий перед собой пустое кресло на колесиках. Когда он вошел в кабину, два диамондианца и Мортон расступились, освобождая ему место, и прижались к одной из стенок.
      Санитару с креслом было около тридцати лет, он был довольно красив и вид имел достаточно решительный. Убедившись, что его перевозочное средство надежно установлено в кабине, он дождался, пока дверь закрылась и кабина снова стала спускаться, и не спеша произнес:
      - Друзья, мы теряем время.
      Эти слова упали, как топор палача, и звучали угрожающе, как сигнал к нападению. Мортон был один против троих и потому быстро сказал:
      - Я сдаюсь.
      Сказал ли он правду? Позволит ли он делать с собой все, что им захочется? Мортон не был в этом уверен. Он стал ждать, ещё не зная, что сделает в следующий момент.
      Молодой санитар с креслом вынул из кармана шприц.
      - Садитесь в это кресло, полковник, и примите это успокоительное средство.
      Яд? Мортон сомневался в этом: им не нужно убивать его, и никто из них не похож на фанатика. Значит, речь шла не об отравлении.
      И Мортон, не говоря ни слова, сел в кресло, закатал рукав и проследил взглядом за тем, как человек со шприцем протер его кожу спиртом и умело вонзил иглу.
      Когда укол был сделан, санитар или ординатор выпрямился и сказал:
      - Сначала лекарство, которое я вам сейчас ввел, лишит вас возможности говорить и двигаться. Потом, полковник, вы уснете и пробудете без сознания примерно восемь часов. В это время к вам придут и зададут вопросы. От души советую отвечать на них правдиво.
      Это было смешно, но и опасно. Мортон успел с грустью сделать вывод, что телефон его комнаты был подключен к пульту прослушивания и, значит, у него с самого начала не было ни одного шанса вырваться отсюда.
      Лифт остановился, двери открылись, и один из первой пары выкатил кресло с Мортоном в большой вестибюль. Когда Мортон увидел это, его сердце сжалось: полковник понял, что его комната находилась во флигеле, откуда он не мог легко добраться ни до выхода, ни даже до главного здания, где его ждали Брэй и Струзерс.
      Похитители Мортона вели себя так, словно речь шла об обычной перевозке больного.
      - Спасибо, доктор, - сказал один из них.
      - Я провожу вас до машины, - беспечно ответил "доктор".
      Так он и сделал. На этом коротком пути навстречу им попадались люди, в том числе две медсестры. Все они, похоже, посчитали эту картину вполне нормальной. Потом Мортон и его похитители оказались за воротами и после этого на стоянке, где их ждал небольшой фургон.
      Два коренастых молодых человека подняли кресло с Мортоном в машину и установили его в задней части фургончика. Один из них сел рядом с Мортоном, а другой за руль. Они попрощались с врачом и отъехали от больницы. Врач, настоящий или мнимый, следил за машиной взглядом, пока она выезжала из ворот и поворачивала на узкую улицу. Через несколько секунд полковник и два его похитителя ехали по какому-то извилистому проезду Нового Неаполя.
      Это было последнее, что Мортон смог вспомнить потом: в следующий момент его тело обмякло и он потерял сознание во второй раз меньше чем за сутки.
      8
      Фургон промчался по проезду и скоро выехал на широкий проспект. Два диамондианца, увозившие Мортона, что-то тихо напевали в восторге от того, что успешно выполнили задание.
      - Изолина будет довольна, - сказал водитель, повернувшись к своему товарищу.
      На несколько секунд он доверил судьбу машины и пассажиров своему ангелу-хранителю. А тот, конечно, тоже смотрел в другую сторону, потому что, когда водитель повернулся обратно и снова взглянул на шоссе, он оказался перед выбором: продолжать нестись вперед и тут же умереть или рискнуть сменить ряд и вклиниться между машинами в промежуток, который для любого разумного человека был бы не шире метра. Но в глазах этого парня один метр, должно быть, растянулся до десяти, и он, вполне уверенный в этом, великолепнейшим образом врезался в соседний ряд. В соседнем ряду на расстоянии чуть ли не в целый километр заскрипели тормоза, а потом по божьей милости и по волшебству промежуток между машинами расширился настолько, что автофургон уместился в нем.
      Было утро, небо было стального цвета, и воздух уже стал жгучим, что предвещало жару через один-два часа. Похитители Мортона добрались до большого бульвара. Водитель въехал туда так, что взвизгнули шины, на той же скорости, что и другие сумасшедшие за рулем, которые влетали на эту магистраль и старались поладить с одним и тем же поворотом, оставляя его то спереди, то сзади, то сбоку от себя. Вопль шин не смог разорвать небеса, но сделал для этого все возможное.
      Водитель сморщил нос, почувствовав едкий запах паленой резины. Он старался набрать максимальную скорость, ударяясь бампером о бамперы соседних машин, когда его товарищ, сидевший сзади, сказал с волнением в голосе:
      - Джордже, нас преследуют.
      - Кто, Пьетро?
      - Несколько тачек, и в них полно чертовых ирсков в этих пижамах с зелеными полосками - друзей диамондианцев.
      Фургон увеличил скорость и перешел в левый ряд.
      - Они по-прежнему едут за нами, Пьетро? - спросил водитель.
      - Да.
      - Не волнуйся, я от них живо оторвусь, сейчас увидишь.
      Через минуту фургон, нацеленный водителем, влетел, как пуля в мишень, в пересекавшую проспект улицу. Маневр был рассчитан так, что три автомобиля ирсков не успели повторить его и вихрем пронеслись вперед через перекресток. Джордже промчался по маленькой улице, повернул направо на ближайшем перекрестке, потом снова направо и опять оказался на бульваре, с которого ускользнул минуту назад. Молодой диамондианец снова набрал прежнюю бешеную скорость, и через несколько минут он и его пассажиры оказались у ботанического сада. Если бы Мортон был в сознании, он узнал бы это место: здесь он был с Брэем накануне.
      Отсюда водитель на полном ходу повернул фургон во вторую поперечную улицу, свернул влево на третью и наконец въехал на узкую улочку. Здесь он, стирая покрышки, влетел в широкий двор за большим двухэтажным домом.
      Оба похитителя Мортона спрыгнули на землю. Водитель подошел к своему товарищу, дожидавшемуся его сзади машины, они почти без труда подняли кресло с Мортоном, поставили его на круглые плиты двора и, не останавливаясь даже, чтобы отдышаться, покатили кресло к дому.