А.Э. ван Вогт Совместно с Э. Мейн Халл
      Гамбит невидимки
      Этот высокий широкоплечий человек сел на рейсовый космический корабль на одной из малоизвестных планет в группе звезд под названием Хребет.
      Эти звезды расположены близко к "верхнему" концу Млечного Пути и образуют длинную прерывистую цепочку, которая указывает концом на Землю. С Земли они видны в телескоп как маленькая яркая гроздь. Но из Черного Пятна Киджиона, которое находится намного правее этих звезд, Хребет прекрасно виден как пунктирная линия - один из наиболее заметных ориентиров в нашей Галактике.
      Транспортное обслуживание в этом районе космоса плохое. Раз в неделю межзвездный лайнер проносится по этой цепи звезд, делая остановки о заявкам, заранее полученным от сотрудников транспортного агенства, работающих на нескольких десятках малоизвестных планет. Долетев до конца Хребта, корабль направляется к главному транстортному центру этой части космоса, Дильбау-3, где можно пересесть на более крупные корабли, направляющиеся на далекую Землю.
      Полет до Земли занимает около трех недель, и каждый, кто ездил по свету столько, сколько я, скоро узнает, что самое интересное в дороге смотреть на пассажиров, которые входят и выходят на остановках.
      Вот почему я так быстро заметил этого гиганта. Еще до того, как новый пассажир перешел к нам на борт с посадочного корабля, который с огромной скоростью поднялся к нашему лайнеру, зависшему на высоте примерно ста тысяч миль над планетой, я увидел, что это не простой человек.
      На это указывал его багаж - множество ящиков, которые один за другим поднимали на борт краны. Рядом со мной один из офицеров корабельной команды изумленно выдохнул, обращаясь к другому офицеру:
      - Господи боже, это уже девяносто тонн!
      Его слова заставили меня выпрямиться и взглянуть на эту картину с ещё большим интересом: на таких лайнерах запрещается перевозить товары, а для личного багажа девяносто тонн многовато. Первый офицер заговорил снова:
      - Мне кажется, кто-то набил здесь карман и летит домой на Землю. Смотри! Это же Джим Рэнд!
      Это действительно был Джим Рэнд.
      У меня есть своя маленькая теория насчет таких живых легенд космоса, как этот человек. По-моему, свои самые большие и самые известные подвиги они совершают благодаря своей репутации.
      Конечно, нужны начальный толчок, неисчерпаемый запас энергии и мужество, но это приносит лишь миллионы стеллоров. Довести состояние до миллиардов таким людям помогает репутация.
      Мои размышления прервал знакомый низкий и звучный голос Джима Рэнда:
      - Вы, там - здравствуйте! - поприветствовал он меня. - Я думаю, что мы знакомы, но не могу вспомнить, кто вы такой.
      Он остановился в нескольких футах от меня и пристально в меня всматривался.
      Рэнду было около пятидесяти лет, он носил маленькие усы, и его нос был немного свернут на бок. Похоже, этот нос был когда-то сломан и потом залечивался в полевых условиях. Это небольшое искривление нисколько не уродовало Джима Рэнда, даже напротив - оно странным образом придавало выражение силы его лицу. Глаза у Рэнда были зеленовато-голубого цвета. Теперь они ярко блестели, отражая работу ума, решающего загадку.
      Я прекрасно знал, что чувствовал Рэнд: люди, с которыми я однажды встречался, при новой встрече всегда пытаются понять, знают они меня или нет. Случается, что бессилие памяти совершенно выводит их из себя, и тогда мне самому приходится напоминать им обстоятельства нашего знакомства. Иногда я это делаю, иногда нет.
      На этот раз я ответил:
      - Вы правы, мистер Рэнд: меня представил вам один наш общий друг, когда вы без регистрации организовывали шахты в Гуурду. Ваш ум в это время был, вероятно, занят чем-то более значительным. Меня зовут Дельтон, Крис Дельтон.
      Его взгляд стал каким-то странно неподвижным.
      - Возможно, это так, - сказал наконец Рэнд, - но я не думаю, что смог бы забыть человека с вашей внешностью.
      Я пожал плечами: мне всегда так говорят - и одновременно заметил, что лицо Рэнда прояснилось.
      - Вы не могли бы встретиться со мной примерно через час в гостиной? Может быть, у нас найдется о чем поговорить.
      Я кивнул.
      - Буду счастлив.
      Рэнд ушел. Я следил за тем, как этот высокий могучий человек шагал по ярко освещенному коридору, а носильщики катили за ним на тележках несколько чемоданов и сумок.
      Он ни разу не оглянулся назад.
      Пол под моими ногами завибрировал от работы двигателей: огромный корабль готовился к взлету.
      - Да, - говорил мне Джим Рэнд через полчаса, - я все бросил. Ухожу на покой, кончаю со своими делами, и навсегда. Больше никаких сомнительных сделок. Я купил имение, собираюсь жениться и завести детей, словом, перехожу к оседлой жизни.
      Мы сидели в гостиной корабля и уже сдружились больше, чем я считал возможным. В этой огромной роскошной комнате, кроме нас, почти никого не было: пассажиры ушли, услышав первый звонок к обеду.
      - Не хочу казаться циником, но скажу вам то, что давно не новость. Вы это сами знаете. Весь этот здешний мир - неосвоенные планеты, огромные богатства, чернота и простор космоса - считают, что это впитывается в кровь человека - И настолько холодно, насколько мог, я закончил:
      - В данный момент самое важное в вашей жизни то, что как минимум два, а возможно, и четыре человека наблюдают за вами.
      - Да, я это знаю. Они здесь с тех пор, как мы вошли, - сказал Джим Рэнд.
      - Вы знаете их?
      - Вижу первый раз в жизни - и плевать мне на них. Пять лет назад или даже в прошлом году я мог бы беспокоится по поводу того, что это может значить. Но теперь нет: я покончил с делами. Я это твердо решил. У меня все спланировано.
      Он снова опустился в кресло, большой, подвижный, с прекрасной реакцией, и улыбнулся мне с едва заметным выражением удовольствия в глазах.
      - Я рад, что вы летите на этом корабле, хотя по-прежнему не могу вспомнить нашу предыдущую встречу. Мне было бы скучно одному среди этих мелких людишек, - он широко повел своей огромной рукой.
      Я не смог сдержать улыбку.
      - На Земле деятельный человек вроде вас досыта натерпится скуки. Там черт знает что за законы. Всякие дурацкие постановления запрещают носить при себе энергетический пистолет. А если кто-то беспокоит тебя или устраивает неприятности, ты должен решать это дело в суде. Вы знаете - они там сажают человека в тюрьму только зато, что он имеет костюм-невидимку!
      Рэнд лениво улыбнулся.
      - Меня это не волнует: все свои невидимки я отдал.
      Я долго и пристально смотрел на него, хмуря брови, и наконец сказал:
      - Знаете, я обнаружил, что беда всегда приходит без спроса. Не смотрите в сторону лифта, но учтите: из него только что вышел человек, и этот человек направляется к вам. Если вам понадобится помощь, зовите меня.
      - Спасибо, - поблагодарил Джим Рэнд и улыбнулся своей ленивой улыбкой, - но обычно я сам справляюсь со своими неприятностями.
      Из нас двоих более удобная позиция для наблюдения была у меня: я сидел лицом к лифту, а Рэнд боком. Он был великолепным актером: не бросил вокруг ни единого взгляда, даже не моргнул.
      Я рассматривал подходящего к нему незнакомца, стараясь не глядеть на него прямо. Его глаза были темными и довольно близко посаженными, нос длинным и тонким. В сочетании с тонкими губами - признаком жестокости и срезанным подбородком, который, несмотря на свою форму, не вызывал представления о слабости, эти глаза и нос придавали его лицу что-то волчье. Незнакомец сел в кресле рядом с Рэндом. Не обращая внимания на меня, он сказал:
      - Мы с вами вполне могли бы договориться.
      Если Рэнд и удивился, услышав эти слова, то по его лицу это совершенно не было видно. Он улыбнулся, потом поджал губы.
      - Конечно, могли бы. Недоразумения - это очень плохо, очень... сказал он и с грустным видом прищелкнул языком, словно перед его мысленным взором проходили воспоминания о прошлых недоразумениях и их трагических последствиях. Это было проделано так великолепно, что меня бросило в дрожь от восхищения.
      - Вы ввязались в дело, которое вас не касается.
      В ответ Рэнд задумчиво кивнул, и я увидел, что его жест был больше чем актерской игрой. Должно быть, в этот момент он понял, что ему стоит немного задуматься над столь открытой угрозой. Однако его голос звучал беспечно, когда он ответил:
      - Ну вот, вы коснулись одной из моих любимых тем - деловой этики.
      В темно-карих глазах врага вспыхнул гнев, и тот бросил Рэнду в лицо:
      - Мы уже были вынуждены убить трех человек. Я уверен, мистер Блорд, что вы не захотите быть четвертым.
      Эти слова ошеломили Рэнда: его глаза широко раскрылись. Он, несомненно, был до глубины души поражен тем, что его могли принять за кого-то другого и особенно за этого человека.
      Я могу сказать об Артуре Блорде немногое. Он один из нескольких десятков похожих друг на друга по душевному складу людей, которые обосновались на Хребте. Там, куда указывает их тяжелая от денег рука, вырастают новые города, и это приносит им ещё больше денег, которые они направляют в другие места.
      Блорд отличался от остальных только своей загадочностью: мало было людей, которые хотя бы раз видели его. По какой-то причине это ещё больше подняло его репутацию необыкновенного и великого человека - до такой степени, что я слышал, как люди говорили о нем таинственным шопотом.
      Следы потрясения постепенно исчезли с лица Рэнда. Его глаза сузились, и он холодно заявил:
      - Если в вашем деле должен быть четвертый мертвец, уверяю вас, это буду не я.
      Человек с волчьим лицом мгновенно побледнел - вот что может сделать репутация - и торопливо сказал примирительным тоном:
      - У нас нет причин сражаться. И нас здесь девять человек, все хорошие бойцы, которым даже вы, Блорд, не сможете противостоять. Но я должен был знать с самого начала, что не смогу запугать вас. Вот наше настоящее предложение: мы даем вам десять миллионов стеллоров наличными, если вы подпишите соглашение о том, что завтра не сойдете с этого корабля на Занде. Разве это не честное и справедливое предложение? - он молчал и откинулся на спинку кресла.
      - Да, волне честное, вполне, - сказал Рэнд, подчеркивая последнее слово.
      - Значит, вы сделаете это?!
      - Нет! - заявил Джим Рэнд и замахнулся правой рукой. Длина замаха была около фута - достаточно, чтобы эта мощная рука набрала скорость, и разрушительные последствия удара были немалыми.
      - Не люблю, чтобы кто-то мне угрожал, - сказал Джим Рэнд. Его враг стонал, держась за свой сломанный нос. Потом пострадавший неуверенно, словно слепой, поднялся и направился к лифту. Его четыре товарища собрались вокруг него, и все пятеро исчезли в сверкающем нутре кабины.
      Как только дверь лифта закрылась, Рэнд быстро повернулся ко мне.
      - Вы слышали? - спросил он. - Блорд! Тут замешен Артур Блорд! Вы понимаете, что это может значить? Он самый крупный промышленник по ту сторону Дильбау-3! У него есть какой-то необыкновенный новейший способ использовать других людей в своих целях! Я всегда хотел пристроится к нему, но...
      Рэнд вдруг замолчал, потом шепнул:
      - Ждите здесь!
      Он быстро подошел к лифтам, на мгновение замер, глядя на указатель этажей того из них, в который вошли те пятеро, потом вошел в соседний. Через десять минут он вернулся и сел в кресло.
      - Вы когда-нибудь видели раненного фазана? - торжествующе спросил Рэнд. - Он летит прямо к своему гнезду и не думает о том, что может оставить след.
      Оживленно и с горящими глазами он продолжал:
      - Парня, которого я ударил, зовут Тэнси. Он и его шайка занимают каюты с 300 до 308. Они, видимо, новички на звездах Хребта; доказательство - то, что они приняли такого известного человека, как я, за Блорда. Они...
      Вдруг Рэнд остановился, внимательно взглянул на меня и спросил:
      - Что такое?
      - Я думаю о человеке, который уходит на покой и твердо определил свое будущее: имение, жена, дети.
      - А, вы об этом! - сказал Джим Рэнд, и огонь в его глазах потух. Он мгновенно потерял часть своей жизненной силы и теперь сидел неподвижно, хмурился и молчал. Не нужно было уметь читать в человеческих сердцах, чтобы увидеть борьбу чувств в его душе.
      Наконец, Рэнд грустно улыбнулся.
      - Я действительно покончил с делами. Забылся на мгновение, это правда, но я должен предвидеть такие случайные срывы. Мое решение остается неизменным.
      Он немного помолчал, потом спросил:
      - Вы не откажетесь пообедать со мной?
      - Я уже заказал себе обед в каюту перед тем, как пойти на встречу с вами.
      - Хорошо, тогда как вы смотрите на то, чтобы зайти ко мне часа через два? - настаивал Рэнд. - Я вижу, что вы не верите в твердость моего решения, - улыбнулся он, - и поэтому вас, может быть, заинтересуют доказательства его серьезности и искренности. Кстати, я живу в президентской каюте. Вы придете?
      - Ну, конечно, да, - ответил я. Он направился в столовую, а я продолжал сидеть на своем месте и смотрел, как он уходит.
      В половине девятого по земному времени, которое принято на всех межзвездных кораблях, Рэнд открыл мне дверь и провел меня в свою гостиную. Вся она была завалена трехмерными картами в длинных футлярах-трубках. Некоторые были вынуты из футляров, и те их участки, которые я видел, были мне настолько хорошо знакомы, что я узнал на картах планету Занд-2.
      Рэнд бросил на меня быстрый взгляд, улыбнулся и сказал:
      - Не делайте ошибочных выводов: я ничего не планирую. Мне просто любопытно узнать, какая сейчас обстановка на Занде.
      Я внимательно посмотрел на него. Рэнд вел себя непринужденно, говорил небрежно - он нисколько не волновался. Наконец я сказал:
      - Я бы не считал историю с этими людьми законченной. Вспомните: вы не привлекали их внимание специально, и они не собираются ждать, чтобы вы привлекли его в будущем.
      Рэнд нетерпеливо взмахнул рукой:
      - Ну их к черту! Через пятнадцать часов их не будет на корабле.
      Я медленно сказал:
      - Возможно, вы не понимаете этого, но ваше положение по отношению к подобным людям сейчас не такое, как раньше. В первый раз за свою жизнь вы должны подумать, как вам сохранить себя. В прошлые времена смерть была для человека одним из обычных событий, и человек был готов встретить её, если это необходимо. Именно такой взгляд был тогда общепринятым, или я не прав?
      Рэнд насупился.
      - К чему вы клоните?
      - Вы не можете позволить себе ни малейшего риска. Я хочу предложить вам вот что: я пойду в каюту 300 и скажу им, кто вы такой. Рэнд смотрел на меня пристально и недоверчиво.
      - Вы что, смеетесь? Думаете, я буду терпеть оскорбления от кучки уголовной мелюзги? Если мне придется разбираться с ними, я сделаю это по-своему.
      Он пожал плечами.
      - Не беспокойтесь, я понимаю, что вы хотели мне добра. А теперь не посмотрите ли вы вот на это?
      Рэнд указал на одну из длинных карт, на которой была изображена часть третьего континента планеты Занд-2. Его палец коснулся похожего на извивающийся язык выступа суши, который врезался в море Исс. Я кивнул, показывая, что жду объяснений, и Рэнд начал свой рассказ:
      - Когда я в последний раз был на Занде, на этом месте строился город. Он состоял в основном из палаток и в нем жило около ста тысяч человек. Там происходило около трехсот убийств в неделю, и как раз возникали атомотехнические предприятия. Это было шесть лет назад.
      - Я был там в прошлом году, - ответил я. - Тогда там был миллион жителей, двадцать семь небоскребов высотой от пятидесяти до ста этажей, и все здания из сверхпрочных пластмасс. Город называется Гренвилл по имени...
      - Я знаю этого человека, - мрачно прервал меня Рэнд. - Он одно время работал на меня, а когда я был на Занде, у нас с ним была драка. Тогда мне пришлось срочно уехать оттуда, потому что у меня были дела в другом месте, а у него власть в этом.
      Между бровями Рэнда пролегла складка.
      - Я всегда собирался вернуться туда, - задумчиво сказал он.
      - Понимаю: незаконченное дело, - кивнул я.
      Он начал было ответный кивок, но вдруг выпрямился в кресле, пристально взглянул на меня и произнес:
      - Если бы я взялся объехать все здешние места, где начинал дела, и расплатиться со всеми неблагодарными типами, которых там знаю, то не уехал бы отсюда и через тысячу лет!
      Я был поражен силой гнева, прозвучавшего в его голосе.
      Но ярость его тут же погасла. Рэнд застенчиво взглянул на меня и пробормотал:
      - Прошу прощения.
      Какое-то время мы оба молчали. Наконец Рэнд задумчиво и тихо сказал:
      - Значит, теперь там миллион человек. Откуда, черт возьми, их столько набралось?
      - Не с этих лайнеров, - ответил я. - Они слишком дорогие. Эти люди прилетели на маленьких битком набитых грузовых кораблях, мужчины и женщины в общих помещениях.
      Рэнд кивнул.
      - Я почти забыл про это. Я сам прилетел сюда именно так.Если послушать, как о таком говорят некоторые люди, подумаешь, что это романтично. Так вот, никакой романтики тут нет. Я досыта хлебнул жизни на границе. А теперь хватит! Переезжаю на Землю, в город, где много зелени, буду жить во дворце, который стоит пятнадцать миллионов стеллоров, с женой, которая будет...
      Рэнд вдруг замолчал, и его глаза загорелись.
      - Как раз это я и собирался показать вам: мой будущий дом и мою будущую жену.
      Рэнд провел меня во вторую гостиную - дамскую гостиную, как она называется в рекламных проспектах - и я с удивлением увидел, что к стене прикреплен экран, а на столе стоит небольшой проектор.
      Рэнд выключил свет, включил аппарат, и на экране вспыхнуло изображение - дом, похожий на дворец.
      Увидев его, я присвистнул от восхищения. говорят, что мужчины не рисуют себе в мечтах дом, который хотели бы иметь, но если когда-нибудь на свете было что-то, выглядевшее как ожившая мечта, то я видел перед собой это "что-то". В очертаниях этого дома были плавность и ощущение простора я не могу точно описать, что это чудо. Усадьба казалась меньше, чем была на самом деле: посреди своего сада она была как драгоценный камень в оправе белый драгоценный камень, сверкающий на солнце.
      Послышался щелчок, изображение погасло, и Рэнд медленно сказал:
      - Этот дом построен, оплачен и полностью обставлен. Как, по-вашему, накладывает это на меня обязательства?
      - Поддержание этого в порядке будет стоить максимум миллион стеллоров в год. Добавим ещё один миллион на космическую яхту и охрану вашего владения. Одна ваша доля в шахтах Гуурду больше в десять с лишним раз, ответил я в наступившем полумраке.
      Вспыхнул свет, и я увидел направленный на меня сердитый взгляд Рэнда.
      - Вас трудно переубедить, - сказал он.
      - Я знаю, с какой силой звезды Хребта притягивают к себе людей, ответил я.
      Рэнд, расслабившись, откинулся назад.
      - Хорошо, я согласен со всем, что вы говорите. Но сейчас я покажу вам нечто такое, что вы не сможете оценить в деньгах.
      Он дотянулся до стола, на котором лежало несколько рентгеновских снимков, взял верхний и подал его мне. Это был снимок женского позвоночника, и на нем чем-то вроде белых чернил была сделана надпись:
      "Дорогой Джим!
      Это лучший позвоночник, который я когда-либо видел в женском теле. Если учесть, что её КИ равен 140, то ответ ясен: не упускайте её. При хорошем отце все её дети будут великолепными.
      Доктор Карн Грейсон."
      Эта та, на ком вы женитесь? - спросил я.
      - Да, она, - я заметил, что Рэнд внимательно вглядывается в мое лицо. - У меня здесь есть ещё снимки, но я не стану показывать их вам: они лишь доказывают, что физически она совершенство. Конечно, я никогда не встречался с ней сам. Мои агенты без широкой огласки распространили мое брачное объявление, и среди множества низкопробных женщин, ответивших на него, было это чудо.
      В разговорах с сильными мужчинами я всегда был искренним.
      - Мне интересно, какая женщина способна описать себя как племенное животное и послать эти данные мужчине, - ровным голосом сказал я.
      - Мне это тоже было интересно, - ответил Рэнд. - Сейчас я покажу её вам.
      И он показал.
      Я думаю, такие женщины, как Гэди Меллертон6 будут существовать всегда, но в малом количестве. Они разбросаны далеко одна от другой во времени и пространстве. Должно быть, форма, в которой природа их отливает, каждый раз уничтожается и потом с трудом восстанавливается. Все эти женщины знают себе цену и не намерены растрачивать себя на обыкновенных мужчин.
      Она была среднего роста - около пяти футов шести дюймов. У неё были темные волосы и безупречная внешность. Безупречность - вот что было главным в её облике. Она выглядела так, как должна бы, но никогда не выглядит королева.
      Когда Гэди заговорила, её голос прозвучал, как пение золотой струны.
      - Джим Рэнд, я знаю вас только по фотографии, которую мне дал ваш агент. Мне нравится ваше лицо: оно выражает силу и решительность, это лицо настоящего мужчины. Вы не выглядите любителем разгульной жизни - это мне тоже нравится.
      Мне не нравится работать здесь, где я выставляю себя напоказ, как цирковая лошадь. Мне не нравятся рентгеновские лучи, которым я должна подставлять свой организм, но я понимаю, что вы оцениваете женщин согласно каким-то своим представлениям. Я обязана описать свою жизнь, и это мне нравится меньше всего.
      Щелк! - Рэнд выключил звук, но оставил изображение на экране.
      - Остальное я расскажу вам сам.
      Пока он рассказывал мне о Гэдни, я был не в силах отвести взгляд от экрана.
      - Она мультиоператор. Это одна из тех проклятых работ, на которых человек не может отложить для себя ни гроша. Я не хочу сказать, что там маленькая зарплата. Но из неё делают вычеты в пенсионный фонд, на лечение, на оплату обязательных отпусков и ещё сколько-то в год на одежду, и ещё сколько-то за квартиру, и ещё на развлечения. В итоге человек тратит все, что зарабатывает.
      Для большинства людей этот рай, сбывшаяся мечта, но женщина может вырваться оттуда только одним способом - выйти замуж. На практике, если первоклассная женщина попадает на такую работу, то остается в этой ловушке навсегда. Это ад с большой буквы. Вы можете хотя бы представить себе это?
      Я ничего не ответил. Я по-прежнему сидел неподвижно и рассматривал женщину на экране. Ей было около двадцати пяти лет. Я представлял себе, как она идет на работу и с работы, как отдыхает в отпуске, как плавает. Я представлял себе прекрасных детей, которых она могла бы иметь.
      Тут я заметил, что Рэнд не смог усидеть на месте и теперь ходит взад и вперед по комнате. Счастливый жених, кажется, понял, что я безоговорочно одобрил его выбор, потому что сиял от радости, как мальчик, который удачно похвалился новой редкостной игрушкой. Он широко улыбнулся мне и, потирая руки, спросил:
      - Ну разве она не чудо? Чудо или нет?
      Я наконец заговорил и медленно ответил:
      - Она такое чудо, что вы не имеете права рисковать её будущим даже в самой малой степени. Она такое чудо, что я одолжу вам на время костюм-невидимку, и сегодня ночью вы будете спать на полу.
      Рэнд перестал мерить шагами комнату и повернулся ко мне лицом.
      - Вы снова за свое! Кто я, по-вашему, - маменькин сынок? - с издевкой спросил он. - Я не прячусь ни от кого!
      Его заносчивость заставила меня замолчать. Если бы в этот момент меня спросили, направляется ли Джим Рэнд прямо на Землю, я безусловно ответил бы "Да".
      Мы расстались через час, а ещё через два зазвенел звонок на мое двери. Я тут же открыл. На пороге стоял Джим Рэнд.
      Рэнд был очень удивлен, когда увидел меня совершенно одетым.
      - Я думал, вы в постели, - сказал он, когда я закрыл за ним дверь.
      - В чем дело? Что-нибудь случилось? - спросил я.
      - Не то, чтобы случилось, - медленно заговорил он, глядя в сторону. Когда я лег спать, я понял, что сделал большую глупость.
      Я мгновенно подумал о Гэди Меллертон.
      - Вы хотите сказать, что не летите на Землю? - резко спросил я.
      - Не будьте дураком! - раздраженно ответил он и уселся в кресло. Черт вас побери, Дельтон, вы плохо повлияли на меня. Ваша полнейшая уверенность, что я пропаду, если хоть чуть-чуть отклонюсь от своей цели, заставила меня все время одергивать себя, подавлять мои естественные порывы и мое природное любопытство, даже не давая моему уму осмысливать эту ситуацию так, как ему свойственно. Но теперь с этим покончено.С такими людьми, как они, можно поступать только одним способом.
      Я предложил ему сигарету.
      - Что же вы собираетесь делать?
      - Я хотел бы на время попросить у вас костюм-невидимку, о котором вы говорили.
      Я молча принес оба свои костюма-невидимки и предложил Рэнду больший из них.
      - Мы почти одного роста, но вы шире в плечах и груди7 Я всегда пользовался большим костюмом, когда надевал на себя аппаратуру.
      Надевая второй костюм, я заметил, что Рэнд пристально смотрит на меня.
      - Куда это вы собрались? - сухо спросил он.
      - Вы направляетесь в каюты 300 - 308, верно?
      - Да, но... - начал он.
      - Я чувствую себя в какой-то мере ответственным за вас. Я не собираюсь дать этой девушке увязнуть в её работе или поневоле выйти за никудышнего мужчину из-за того, что вас убьют перед самой свадьбой.
      Рэнд улыбнулся во весь рот как мальчишка.
      - Похоже, она вам понравилась, а? Ладно, можете идти со мной. Перед тем, как Рэнд надел капюшон, я принес очки и сказал:
      - Мы вполне можем оставаться видимыми друг для друга.
      В первый раз с момента нашей встречи Рэнд изменился в лице. На мгновение он словно окаменел, потом осторожно протянул руку, взял очки и замер, сжимая их в пальцах и глядя на них как на самый дорогой в мире драгоценный камень.
      - Слушай, друг, где ты их достал? Я пятнадцать лет пытаюсь раздобыть себе такие, - прошептал он наконец.
      - Пять дюжин этих очков везли на Чайкоп для полицейских патрулей. На место прибыли четыре дюжины очков и двенадцать тысяч стеллоров. Я решил, что очки стоят тысячу стеллоров штука.
      - Даю вам десять миллионов за эти двое очков! - с дрожью в голосе сказал от.
      Никакими силами я не смог бы подавить смех, который вырвался у меня в ответ на его слова. Рэнд гневно взглянул на меня, потом проворчал:
      - Ладно, ладно. Я вижу, что вы не согласны продать. И кроме того, вы правы: все равно семейному человеку на Земле нечего с ними делать.
      Он оборвал это рассуждение и переключился на другое:
      - Насколько хорошо вы видите через них?
      - Достаточно хорошо. Помогите мне включить свет: тогда вы получите полное представление об этом.
      Просто поразительно, как мало известно о костюмах-невидимках. Они были изобретены примерно в 2180 году и почти сразу поставлены под контроль правительства.
      Почти сразу: вскоре стало ясно, что кто-то, помимо официальных производителей, тайком изготавливает их и продает за огромную цену. В конце концов этот незаконный промысел был уничтожен на всех главных планетах, но на космической границе, постоянно отодвигающейся все дальше в межзвездное пространство, он продолжался. Производство незаконных костюмов-невидимок в конце концов ограничил простой факт: лишь один человек из ста тысяч был готов заплатить полмиллиона стеллоров, которые продавцы запрашивали за "левый костюм".
      Себестоимость одного костюма, как мне говорили - триста стеллоров.
      Попробуйте покончить с таким способом получения прибыли! Опыт пятидесяти лет показывает, что это невозможно.
      Самое странное в костюмах-невидимках то, что они лучше всего действуют при ярком солнечном свете. Стоит наступить сумеркам или хотя бы темной туче закрыть солнце, и человек в этом костюме становится видимой призрачной фигурой. В более густом сумраке этот костюм практически бесполезен.
      При выключенном токе костюм-невидимка похож на обычный рабочий комбинезон, какие применяются на тяжелых физических работах. Нужно иметь очень острый глаз, чтобы увидеть мельчайшие черные точки, покрывающие всю поверхность этого костюма.
      Каждая из этих точек - крошечная клетка, которая, когда её активизируют, начинает поглощать свет. С первого же момента процесс поглощения развивается с бешеной скоростью. Насытить клетку невозможно: чем больше света подает на нее, тем более жадно она его поглощает. Единственное, что можно ограничить её аппетит, - количество поступающего света.
      Я специально включил освещение в своей каюте: я хотел, чтобы Джим Рэнд увидел меня в таких условиях, в которых я был бы полностью невидим для него, если бы не очки.
      В широком коридоре тоже было светло, как днем. На этих огромных кораблях всегда стараются создать впечатление яркого солнечного света даже в самом далеком космосе: считается, что это полезно психологически. Человек в костюме-невидимке не мог бы пожелать лучшего освещения.
      Закрывая дверь своей каюты, я видел прямо перед собой мерцающий силуэт Рэнда. Когда он шагал о коридору, его костюм вспыхивал при движениях, и тогда на месте Рэнда возникала фигура странной формы, словно созданная из сияющего света. Яркие цветные точки вспыхивали по всей поверхности костюма и меняли места, словно сверкающее солнце играло в десяти тысячах бриллиантов.
      Было время сна, и длинные коридоры были пусты. Один раз мимо нас прошел корабельный офицер, но и Рэнд, и я привыкли к тому странному ощущению, которое возникает, когда проходящий мимо человек смотрит на тебя, но тебя не видит.
      Мы дошли до каюты 300 и вошли в неё с помощью моего ключа, который подходит к любому замку. В номере были включены все лампы. На полу неподвижно лежал человек - один из тех, кто наблюдал за Рэндом в гостиной корабля, но не предводитель Тэнси.
      Рэнд отреагировал на это автоматически: его похожая на бога света фигура вплыла в спальню. Я же направился в ванную, потом осмотрел ещё одну комнату. Когда я вернулся, Рэнд стоял на коленях около лежавшего. Мертвый, и умер примерно час назад, - шепнул он мне.
      Рэнд принялся обыскивать карманы трупа. Как только он начал вынимать из них бумаги, я сделал шаг вперед, положил руку ему на запястье, пытаясь удержать, и шепнул:
      - Рэнд, вы понимаете, что делаете?
      - А? - он поднял голову и взглянул на меня. Через очки его лицо казалось туманным светящимся пятном, но я все же сумел разглядеть на этом лице удивление.
      - Не заглядывайте дальше! Не пытайтесь узнать больше!
      - Вы опять за свое приятель? - беззвучно расхохотался Рэнд. - Да из этих бумаг я, может быть, за минуту выясню все сегодняшнее дело!
      - Но разве вы не понимаете, что это неважно! Все равно, что это такое. Это просто ещё одно крупное дело на Хребте и не может быть ничем большим. Таких дел были тысячи и будут миллионы. Это может быть новый город, шахты или что-нибудь еще, - вам все равно.
      Этот случай для вас проверка. Вы не можете половину своей души оставить на Хребте, а половину взять с собой. Я знаю людей вашего типа: вы из тех, кто выбирает все или ничего. Вы всегда будете мысленно возвращаться назад и этим разрушите свою жизнь и жизнь этой женщины. Но если вы сможете остановиться сейчас, в эту секунду, выйти отсюда и выбросить все это дело их головы...
      До этого момента Рэнд внимательно слушал меня, но сейчас он прямо взорвался.
      - Вы с ума сошли? Да я не смогу уснуть от одного любопытства, если не узнаю, что это такое, теперь, когда я в это втянут.
      Его голос зазвучал надменно.
      - А если я завтра сойду на Занде и останусь там на несколько недель что в этом такого? Я что, раб решения уйти на покой? Я всегда желал только одного - свободы действовать так, как мне нравится. Я...
      - Тсс! - предупредил я его. - Сюда кто-то идет.
      Рэнд поднялся на ноги не спеша - верный признак опытного невидимки. Главное - не делать быстрых движений и двигаться бесшумно! Мы отошли от трупа.
      Именно в такие моменты очки становятся бесценными. Обычно, когда два невидимых человека работают вместе, в критические моменты каждый из них становится серьезной и опасной помехой для движений другого.
      Дверь открылась, и в комнату вошли четыре человека. Последним был Тэнси с белой повязкой на носу.
      - Прайс был круглым дураком, - холодно сказал он. - Пытался убить такого мужика, как этот! Не мог придумать ничего лучше. Только из-за элдограммы от Гренвилла, где он ответил нам, что не посылал то первое сообщение, Прайс...
      Один из спутников Тэнси прервал его:
      - Сейчас главное - засунуть тело в этот костюм-невидимку и выбросить через мусорный люк Вскоре они вышли в пустые коридоры, неся свой невидимый груз.
      когда Тэнси и его люди ушли, Рэнд медленно и мрачно произнес:
      - Значит, тут замешан Гренвилл...
      На следующий день я стоял у главного входа корабля и наблюдал за тем, как краны сгружали багаж Рэнда на планетолет, поднявшийся с поверхности. Под нами кружилась планета Занд-2 - шар, окутанный туманом, через который смутно виднелись материки и моря, молодой, зеленый, роскошный мир.
      Рэнд подошел ко мне и пожал мне руку - гигант с лицом, в чертах которого были изящество и сила. Я не мог не заметить, как шла ему седина на висках.
      - Я послал Гэди элдограмму, что задержусь на две или три недели, сказал он.
      Увидев, какое выражение появилось на моем лице при этих словах, Рэнд рассмеялся.
      - Вы должны согласиться, что я не могу упустить этот случай.
      - Не смешите меня: вы даже не знаете, что это за дело, - ответил я.
      - Я узнаю, - сказал он с улыбкой, - Узнаю.
      Я знал, что так и будет.
      Вот последнее, что Рэнд мне сказал:
      - Спасибо за то, что одолжили мне костюм и очки. За это вы получите двадцать пять процентов он всего, что я заработаю.
      - Я передам своим агентам, чтобы они связались с вами, - был мой ответ.
      Я проводил взглядом большую фигуру, исчезающую в дверном проеме. Стальные двери с лязгом закрылись, отделив нас от друга.
      Как только корабль пришел в движение, я прошел в кабинет администратора. тот был удивлен, увидев меня.
      - Мистер Дельтон! А я думал, вы покинете нас на Занде.
      - Я изменил свои планы. Будьте добры, закажите мне все нужные билеты до Земли.
      Это произошло три года назад. Я пишу это, а моя жена заглядывает мне через плечо и говорит: "Ты мог бы по крайней мере объяснить, как все было".
      Все очень просто. Увидев, как Рэнд садится на корабль, я элдографировал своему агенту на Занде-2, чтобы тот послал Тэнси от имени Гренвилли элдограмму с описанием Рэнда и сообщением, что человек с этой внешностью - Артур Блорд, которому нужно помешать сойти с корабля.
      Рэнд отреагировал так, как я ожидал.
      Единственным отклонением от плана было то, что, увидев на экране его девушку, я изменил свои планы и велел своему агенту послать Тэнси элдограмму, что произошла ошибка и Рэнд - это Рэнд.
      У Тэнси возникли подозрения, и он связался с Гренвиллом. Тот ответил, что ничего не знает о предыдущих элдограммах. Тогда Прайс пробрался в мою каюту, чтобы убить меня. Я надел на его труп большой костюм-невидимку и на ручной тележке отвез мертвое тело в каюту 300. Оно так и лежало там, когда вошли мы с Рэндом.
      Вначале я решил помешать Рэнду уйти на покой потому, что хотел его руками отвоевать себе долю в найденных на Занде огромных месторождениях урановых руд. Мне уже надоели мелочи организаций горнодобывающих производств, и я занимаюсь ими сам, только тогда, когда не могу найти человека, который жить не может без этого и, кроме того, позволит мне каким-либо образом купить пакет акций его предприятия.
      Естественно, я использовал свое знание психологии космических колонистов. Теперь мне ясно, что если сила такого рода пущена в ход, её нельзя остановить.
      Я поднимаю голову от бумаги, смотрю на свою жену и спрашиваю:
      - Ну как, Гэди, это объяснение подойдет?
      - Да, только надо добавить, что славный малый мистер Рэнд продал нам этот дом.
      Гэнди настояла на том, чтобы назвать нашего первенца моим полным именем:Артур Кристофер Блорд Дельтон.
      Как видите, Рэнд убедил меня: в какой-то момент человек должен уйти на покой.
      Перевод И.Петровской ЗЕМЛЯ: НОВОЕ РОЖДЕНИЕ
      А.Э. ван-Вогт совместно с Э.Мейн Халл
      Белый лунный серп быстро скользил от облака к облаку, словно ещё один огромный трехмоторный самолет прокладывал себе путь на большой высоте над водами Северной Атлантики.
      Два раза, когда луна скрывалась за похожим на клок шерсти облаком, сходство с другим самолетом, у которого зажжены все огни, становилось таким сильным, что майор ВВС Клер, холодея от ужаса, инстинктивно протягивал руку к выключателю своей радиостанции и едва не предупреждал безмозглого дурака-соседа, что они на войне и не позже чем через полчаса войдут в опасную зону.
      - Рефлексы из-за блеска яркой луны... Черт бы побрал эти рефлексы! пробормотал он и повернулся к своему штурману, старшему лейтенанту ВВС Уилсону.
      В кабине был полумрак, но на одно мгновение лунные лучи, пробивавшиеся через её прозрачный колпак, стали такими слепящими, что Клеру показалось, будто тело штурмана светится, словно миллион сверкающих бликов горел на высокой и мощной фигуре Уилсона. Клер крепко зажмурился, помотал головой, чтобы прояснилось зрение, и сказал:
      - Никогда не видел такой яркой луны - поневоле вспомнишь старинные сказки о том, что лунные лучи могут приводить на землю призраков и обрисовывать что-то странное, чего на самом деле не существует...
      Летчик скосил глаза в сторону соседа - и его голос замер: Клер с изумление увидел, что рядом сидел не Уилсон, а один из пассажиров.
      - Как поживаете? - спокойным голосом спросил этот человек.
      Какой-то многозначительный намек в тоне этих слов вызвал у Клера приятные воспоминания: дом его семьи в низовьях реки Святого Лаврентия, рослая невозмутимая мать, отец со всегда спокойными глазами и младшая сестра, которая скоро должна выйти замуж.
      Клер выбросил эти образы из своего сознания, немного разраженный их появлением сейчас: эти воспоминания принадлежали только ему, и он не хотел делиться ими с какими-то случайным человеком, который взялся его расспрашивать. Кроме того, перед ним просто трус, который хочет, чтобы его успокоили, заверили, что полет безопасен.
      - Все идет прекрасно! - сказал Клер, а потом добавил официальным тоном, отчеканивая каждый слог:
      - Прошу прощения, сэр, но пассажирам не разрешается находиться в кабине. Я должен попросить вас...
      Тут командир во второй раз замолчал посреди фразы и изумленно вгляделся в своего соседа.
      Лицо этого человека было трудно рассмотреть: все его тело было словно обрызгано лунным светом и эти лунные блики сверкали на коже незнакомца ослепительным холодным огнем. Но, насколько Клер мог разглядеть через это удивительное сияние, черты этого лица были изящны и отражали странное сочетание силы и тонкости чувств. В серых глазах незнакомца, которые смотрели на Клера, были спокойное ожидание и затаенная улыбка. Удивительно интересное лицо, вот только...
      Вот только человека с таким лицом не было среди пассажиров.
      С замирающим сердцем Клер перебрал в уме всех пассажиров, вспоминая, как несколько часов назад проверял их, когда впускал в самолет. Двадцать четыре человека, состав обычный: несколько дипломатов, маленький отряд военных и группа государственных служащих, в которую входил один ученый.
      Клер хорошо помнил их всех, и этого человека среди них не было.
      В это время рядом с ним прозвучал спокойный голос незнакомца:
      - Я хотел бы доложить о своем присутствии у вас на борту.
      - Вы... что? - изумленно спросил Клер, и это изумление было ещё больше от того, что ум уже подвел его к самой границе истины.
      Незнакомец ничего не ответил, он только неподвижно сидел рядом с Клером и улыбался. Луна, которая на мгновение скрылась за облаком, снова вынырнула и поплыла на юго-восток по темно-синему небу.
      Ее свет разбивался на сверкающие блестки о стекло кабины, падал вниз искрящимся потоком, как будто состоял из бесчисленного множества драгоценных камней, и окутывал незнакомца сияющим ореолом, словно защищая его.
      Клер быстро заставил свой ум ввести эту ситуацию в жесткие рамки действительности. Его глаза сузились, лицо посуровело. И когда Клер наконец заговорил, он резко и отрывисто объявил:
      - Мне непонятно, почему вы решили спрятаться на этом корабле, и я не желаю знать никаких подробностей. Мой долг - держать вас в наручниках, пока мы не приземлимся в Англии.
      Резким движение руки Клер выхватил свой автоматический пистолет. В этот момент дверь кабины открылась, и на её пороге появилась крупная фигура Уилсона.
      - Билл, со мной случилось самое чудное происшествие за всю мою жизнь, - начал старший лейтенант. - Я сидел рядом с тобой, а через секунду вдруг оказалось, что я лежу в багажном отделении. Я, должно быть, ходил во сне и...ох!
      Штурман увидел пистолет в руке Клера, и его глаза сверкнули стальным блеском под лучами луны. Потом Уилсон впился взглядом в незнакомца.
      - Неприятности? - спросил он, и тоже схватился за пистолет. Ответил незнакомец - он покачал головой и сказал:
      - Сейчас нет, но примерно через полчаса будут. Немцы узнали о вашем грузе и готовят массированную атаку.
      Когда она начнется, я буду вам нужен, - мягким тоном закончил он.
      На миг Клер побледнел от потрясения.
      - Вы знаете о нашем грузе! - хрипло произнес он, а потом в смятении от того, что допустил возможность этого, рявкнул: - Старший лейтенант Уилсон! Отведите этого человека в багажное отделение, обыщите его и наденьте наручники. Если он пойдет туда спокойно, не вынимайте свой пистоет из кармана: нам незачем без крайней необходимости волновать пассажиров.
      - Я пойду спокойно, - сказал незнакомец.
      Следя за тем, как арестованный под конвоем штурмана выходит из освещенной луной кабины, Клер был почти разочарован покорностью незнакомца: дело казалось не завершенным и потому не принесло удовлетворения.
      Через десять минут первые далекие лучи рассвета окрасили длинную полосу темной воды на востоке, но лунный серп ещё оставался хозяином в небе. Клер сидел за приборной доской и беспокойно хмурился. Летчик отвлекался от своих мыслей лишь для того, чтобы изредка бросить взгляд на летящее рядом светило, которое уже столько часов заливало ночь и море своим сиянием.
      Наконец его лоб разгладился: изменить ничего было нельзя, оставалось лишь одно - продолжать путь. Клер повернулся к Уилсону, желая сказать ему что-то по этому поводу, но ему помешал заговорить голос штурмана, который сам окликнул его:
      - Билл!
      Клер с изумлением увидел, что его друг напряженно всматривается в зеркало, где отражается длинный неосвещенный пассажирский салон. Взгляд Клера мгновенно перенесся туда же и стал пробиваться сквозь полный покоя полумрак, но ничего не различал.
      Сияние луны вливалось в салон через дюжину окон, и её лучи касались сидевших там людей, словно мягкие пальцы. Некоторые из пассажиров спали, опустив головы так низко, что лиц не было видно. Остальные разговаривали между собой. На их лицах тоже лежали узоры света и тьмы, которые смещались, когда человек двигался, и создавали тысячу слегка отличающихся друг от друга по густоте теней. Это была мирная, успокаивающая и совершенно обычная картина. С губ Клера уже готов был сорваться недоуменный вопрос, когда Уилсон вдруг снова настойчиво заговорил:
      - Третье место от конца. Парень, который наклонился через проход и разговаривает с английским дипломатическим представителем лордом Лейдлоу это он.
      Клер и сам видел это. Очень медленно он поднялся на ноги. почти не чувствуя ненормальности происходящего.
      - Возьмите штурвал, господин штурман, а я пойду посмотрю, в чем дело.
      - Я буду следить за тобой! - сказал Уилсон.
      Когда Клер стоял в проеме двери, связывавшей кабину с пассажирским салоном, незнакомец поднял голову. Похоже, он сумел сделать то, что казалось невозможным: разглядел летчика, стоявшего в густой тени, куда не падал лунный свет. Удивительный пассажир улыбнулся его светлости лорду и встал со своего места.
      Пальцы Клера мгновенно стиснули пистолет, но тут же разжались: незнакомец повернулся к нему спиной. Странный чужак направился в заднюю часть салона и опустился в одно из стоявших там двух кресел.
      Усевшись, незнакомец снова поднял голову, взглянул, как показалось Клеру, прямо ему в глаза, и сделал летчику знак подойти и сесть на соседнее свободное место. Офицер нерешительно подошел. В этом было что-то очень странное, но ум Клера не мог полностью преодолеть психологический барьер и осознать эту странность.
      На мгновение плохо различимая в темноте фигура Клера поднялась над незнакомцем, потом летчик, хмурясь, опустился в кресло рядом с ним.
      - Как вы освободились из наручников? - резко спросил Клер.
      Немедленного ответа не было, и в тясячный раз за время этого долгого перелета Клер обратил внимание на то, как ярко блестела луна. Она быстро неслась к Юго-юго-западу высоко в небе и расписывала сияющими бликами бездонный темный морской простор. Вода, казалась, была так же близко, как ночной мрак, и гребни волн, похожие на теклянные горы, отсвечивали в тени яркими огнями, отражая лунный свет.
      Эти отражения притягивали взгляд Клера, поэтому летчику было нечеловечески трудно внимательно смотреть на незнакомца, пока тот говорил:
      - Я подумал: если бы я сказал вам, что наручники против меня бесполезны, вы бы не поверили. Поэтому пусть факты говорят сами за себя.
      Клер сделал нетерпеливый жест. Он по-настоящему зол на собеседника за то, что тот разговаривает о такой чепухе теперь, когда они находятся у самой границы опасной зоны.
      - Слушайте, вы! - рявкнул он. - Я имею право всадить в вас пулю, если сочту , что ваше присутствие на этом самолете угрожает его безопасности. Кто вы такой?
      - Позвольте мне понять вас, - заговорил незнакомец со странной тревогой в голосе. - Вы не видите ничего необычного в том, что я выскользнул из ваших наручников?
      - Совершенно ясно, что вы один из тех людей с очень маленькими ладонями, на которых наручники не держатся, - ответил Клер.
      - Понятно, - незнакомец помолчал, потом сказал: - Это будет ещё труднее, чем я предполагал. Я думал, то, что я выбрался из них, немного освободит ваш ум от его обычных шаблонов.
      - О чем вы говорите?
      - Боюсь, что вы не поймете, - со странной печалью ответил ему собеседник. - Если бы я мог убедить вас, я сказал бы вам, кто я такой, но ваш ум слишком порабощен миром, в котором вы живете. С помощью хитроумного приема, используя временной проектор, работающий на лунных лучах, я попал в этот мир, и теперь вы верите, что я существую. Но я боюсь, что мне придется спланировать свои действия на этой ограниченной основе. Я надеялся, что вы освободите всю мою огромную мощь, но...
      Он замолчал, потом закончил так:
      - Ваш друг, обыскав меня, не нашел при мне оружия, поэтому у вас нет причины запретить мне сидеть здесь до появления вражеских истребителей. Думаю, в этом случае я смогу спасти вас даже при той ужасной помехе, которой является ваш близорукий реализм.
      Клер слушал этот монолог, все более убеждаясь, что его собеседник сумасшедший. Теперь он мысленно выругался по поводу невероятного каприза злой судьбы, которая навязала ему такую ситуацию в этом самом ответственном из всех его полетов. Он сердито начал:
      - Я не знаю, что за чепуха у вас в голове, но скажу вам вот что: если в течение ближайших сорока минут нас атакует отряд "мессершмитов", наши пулеметы будут плохой защитой. В любом случае стрельбу из них будет вести старший лейтенант Уилсон, полковник Ингрэм и майор Грей. Если у вас есть какая-то нелепая идея, что вы...
      Он решительно оборвал эту фразу и закончил так:
      - Боюсь, у меня лишь один выход: снова надеть на вас наручники. Их размер регулируется, и на этот раз я позабочусь, чтобы они не соскользнули.
      Незнакомец серьезно кивнул и, не говоря ни слова, вернулся в багажное отделение под конвоем шагавшего сзади него Клера.
      Возвращаясь в переднюю часть самолета, Клер задержался около лорда Лейдлоу и сказал ему:
      - Эта информация только для вас, сэр: человек, с которым вы говорили минуту назад, пробрался к нам на борт тайком. Позвольте задать вам вопрос: что он вам сказал?
      У его светлости было пухлое лицо и проницательные сероватые глаза. Сейчас эти глаза понимающе смотрели на командира экипажа.
      - Он странный малый, - наконец сказал лорд. - Мне было нелегко смотреть на него из-за того, что луна все время светила ему в лицо. Боюсь, его слова были банальными, хотя они пробудили у меня некоторые милые воспоминания и, в общем, приятно затронули идеалистические стороны моей души. Он спросил, как поживаем я моя семья.
      Клер нахмурился и зашагал к своей кабине.
      Свет на востоке стал ярче, множество светло-серых теней прочертило темно-серую воду, и весь горизонт горел от яркий предрассветных лучей первых слабых предвестников сверкающего утра.
      Оледеневший ум Клера начал понемногу оттаивать: новые тревожные морщины на лбу летчика разгладились, и его взгляд постепенно наполнился напряженным ожиданием и надеждой.
      - Итак, мы договорились, - закончил он разговор, который шепотом вел с Уилсоном. - Я уже положил самолет на новый курс. Если кто-то тайно выяснил наш запланированный маршрут и хочет устроить нам засаду, ему придется поискать нас. Я - на этом он остановился, потому что дверь кабины открылась и в полумраке отброшенной дверью тени возникла наполовину лысая голова лорда Лейдлоу.
      - Послушайте, этот парень вернулся в пассажирский салон, - сказал его светлость. - Вы говорили, что надели ему наручники, поэтому я решил, что будет лучше сообщить вам об этом.
      Клер развернулся в своем кресле и выскочил из него.
      - Господи! У этого парня, ладони, должно быть, одной ширины с запястьями. Его специально выбрали для этого дела, и я сейчас выясню, что все это значит! - сердито воскликнул летчик.
      Пока Клер бежал по проходу, ярость придавала ему силы. Но когда он остановился перед незнакомцем и в полном замешательстве стал его разглядывать, гнев мгновенно исчез. Летчику смутно захотелось, чтобы луна зашла за облако и дала ему как следует рассмотреть этого наглеца, который лезет в чужие дела.
      Прежде, чем Клер сумел сформулировать свои сложные мысли, незнакомец сказал с поразительной твердостью в голосе:
      - Надеюсь, у вас достаточно воображения и вы убедились, что не можете держать меня под арестом. Уверяю вас, у нас мало времени.
      Клер сел в кресло рядом с ним и сказал самым рассудительным тоном, на какой был способен:
      - Послушайте, вы, кажется, не понимаете, насколько серьезны ваши поступки. А теперь скажите мне, как все-таки вы освободились от наручников. Через неестественно яркое сияние лунных бликов Клер увидел, что незнакомец спокойно и упорно смотрит на него. Наконец необычный пассажир медленно сказал:
      - Майор военно-воздушных сил Клер - видите, я знаю ваше имя - я нахожусь на борту этого самолета для того, чтобы спасти его от уничтожения, которое без моей помощи неминуемо. Я могу сделать это двумя способами. Первый способ: вы не будете знать, кто я, и позволите мне управлять одним из ваших пулеметов, когда появится враг. Этот вариант гораздо лучше другого, потому что не потребует слишком большой гибкости ума от вас и ваших пассажиров: вы просто будете по-прежнему автоматически воспрнимать меня как физический объект. Делайте все, что пожелаете, для своей защиты: держите меня под прицелом своих пистолетов - все что угодно, только в последний решающий момент не пытайтесь помешать мне воспользоваться пулеметом.
      - Слушайте, - устало ответил Клер, - вы уже разрушили мою карьеру одни тем, что проникли на борт. Мне придется давать объяснения, почему я не обнаружил вас до отлета. Представляю себе, что будет, если я добавлю, что поставил вас к одному из пулеметов вместо полковника Ингрэма.
      Летчик пристально смотрел на своего собеседника, совершенно уверенный, что убеждает психически ненормального человека.
      - Я объясняю вам это, чтобы вы поставили себя на мое место и поняли, что ваша просьба невыполнима. Вы почему-то считаете, что у нас на борту ценный груз. Вы ошибаетесь. Вы...
      Он хотел снова перейти к убеждению, но новая мысль заставила его замолчать и нахмуриться.
      - А, кстати, что, по-вашему, у нас на борту? - спросил быстро Клер.
      Собеседник спкойно ответил. Клер побледнел и на мгновение потерял дар речи, совершенно забыв о своей цели перед лицом нового ужасного факта: этот человек действительно знал правду. Потом, белый как мел, он медленно сказал:
      - Я признаю, что наш груз ценный, но лишь в узком смысле этого слова: он стоит немногим более ста тысяч долларов. Я не могу представить, чтобы командование немецких воздушных сил тратило время на попытку поймать в ловушку самолет, время взлета которого оно никак не может знать, особенно когда для немецких перехватчиков есть гораздо более реальное дело попытаться потопить корабли того каравана, над которым мы пролетели полчаса назад.
      Незнакомец смотрел на летчика с печальной и злой иронией.
      - Майор Клер, никогда не было более ценного груза, чем ваш. Его уничтожение изменило ход мировой истории.
      Его уничтожение?! - повторил как эхо Клер. Потом он взял себя в руки и снова заставил себя осознать происходящее с точки зрения реальности. Больше не было никаких сомнений: перед ним был буйный сумасшедший и... но тут этот человек снова заговорил:
      - Обыскивая меня, ваш друг не посчитал нужным забрать книгу, которая была у меня в правом кармане пиджака. Я с огромным трудом напечатал её в городе, который раньше был Нью-Йорком. Я хотел бы, чтобы вы взглянули на страниц 27 и прочли там часть описания этого полета, а также о том, что произошло, когда ваш самолет был сбит и погиб вместе со всеми, кто был на борту.
      Клер взял книгу и стал рассматривать её. В голове у него не было ни единой мысли. Ему казалось, что все происходит во сне, и ощущение нереальности ещё больше усиливалось от того, что ему приходилось держать книгу близко к глазам и под таким углом, чтобы не неё падал лунный свет.
      Летчик увидел, что текст на странице 27 был жирно подчеркнут. В первом отмеченном абзаце он прочел:
      "Трехмоторный транспортный самолет NA-7044, вылетевший из аэропорта Ньюфаунленда в 9.00 26 ноября 1942 был сбит в 4.12 следующего утра (время указано оба раза по Гринвичу, а год "от рождества Христова" - по тогдашней странной старинной системе летоисчисления). Первым пилотом был майор ВВС Эрнест Уильям Клер, очень практичный и добросовестный молодой офицер. В число пассажиров входили: Томас Эхерн, сотрудник Адмиралтейства, Джон Лерд Капплер, физик на службе у американского правительства, Лорд Лейдлоу, который возвращался в Англию, не сумев выполнить свое дипломатическое поручение..."
      Клер оторвал взгляд от страницы. Он словно обезумел. Его мысль сделала скачок назад - к фразе, которая оглушила его как удар.
      - О Господи! - выдохнул он. - Откуда вы узнали номер самолета? До конца вчерашнего вечера никто не знал, какая именно машина полетит!
      - Бедный глупый человек! - печально сказал незнакомец. - Вы по-прежнему мыслите только на уровне своей реальности. Если вы и дальше будете таким же слепым, надежды нет.
      Клер едва расслышал его слова: в это время он поднимал руку и всматривался в циферблат часов, которые были у него на запястье. Увидев время, он почувствовал прилив странной опьяняющей силы: было три минуты четвертого.
      В этот момент напряжения и духовного подъема Клер вдруг услышал гудение моторов и удивился этому. До сих пор летчик не замечал его: этот звук был настолько привычным,что едва задевал сознание Клера. Теперь это был жалобный вой, который терзал его нервы, пронзительный гул, наполнявший звоном весь его мозг.
      Через яростное рычание моторов Клер расслышал свой собственный голос:
      - Я не знаю, какую игру вы ведете, но то, как тщательно вы подготовились, само по себе доказывает, что речь идет о самых решительных мерах. Поэтому...
      Последнее слово он произнес с диким бешенством, одурманенный темнотой и своим жестким намерением: выстрелить так, чтобы не убить этого чужака, но обезвредить его.
      Клер решал, сделать это или нет, пока его не вывел из оцепенения голос незнакомца:
      - Все, что вы видели и слышали, - неужели оно ничего не значит для вас? Неужели ваш ум отбрасывает любую новую идею, которая пытается в него проникнуть? Почему добро на пути своего развития иногда дрожит от страха и колеблется на краю пропасти, когда зло, подхлестнутое освеженным воображением, огромными шагами несется к свое страшной победе?
      Теперь я вижу, что полный успех для меня невозможен. Но попытайтесь же, попытайтесь подняться над сковывающем вас чувством долга и позвольте мне управлять вашим пулеметом. Вы обещаете мне это?
      - Нет! - отрезал Клер со всей категоричностью человека, который невыносимо устал от разговоров на одну и ту же тему. Майор военно-воздушных сил Эрнест Уильям Клер, кавалер креста "За Летные Заслуги" продолжал:
      - Будьте добры в дальнейшем не пытаться разукрасить новыми подробностями свой фантастический рассказ, когда мы долетим до Англии, я прикажу арестовать вас как шпиона, и вам придется найти очень убедительные объяснения, если вы хотите, чтобы то, что вы уже сообщили, было принято во внимание, там посчитают, - и вам придется доказывать, что они не правы, что вы пробрались на борт с целью уничтожить этот самолет, и...
      Вдруг голос Клера замолк, и летчик с трудом проглотил комок в горле. Новая мысль захлестнула его как черная приливная волна и заставила с криком вскочить на ноги. Он выхватил пистолет и, пятясь, торопливо пошел по проходу между пассажирскими креслами, крепко сжимая в руке свое оружие.
      Краем глаза летчик увидел, что пассажиры подняли головы: он привлек их внимание.
      Тогда Клер звонко и четко произнес:
      - Господа, на борт этого самолета проник посторонний человек, и поскольку я не смог добиться от него связного объяснения, я вынужден предположить, что он мог пронести сюда бомбу. Он снова и снова повторяет, что наш самолет будет уничтожен через пятнадцать или двадцать минут, даже назвал точное время - двенадцать минут пятого - поэтому бомба может быть с часовым механизмом.
      Ищите эту бомбу! Всем встать с мест! У нас нет времени на деликатничание. Встаньте на колени, обыщите все углы, все ящички - и пусть кто-нибудь пройдет в хвостовую часть. Пользуйтесь фонарями, но светите только на пол. И быстрее за дело!
      Какой-то офицер спокойно сказал низким голосом:
      - Сэр, позвольте нам провести этот осмотр тщательно. На борту примерно одинаковое число военных и гражданских лиц. Пусть штатские осмотрят заднюю часть салона, а военные переднюю.
      Клер быстро добавил:
      Я предлагаю сначала беглый осмотр в течение одной минуты, потом подробный обыск. Этого достаточно, полковник Ингрэм?
      - Вполне! - ответил полковник.
      С сотворения мира не было ничего более странного, чем эти поиски, так чувствовал Клер, когда стоял в быстро мчащемся неосвещенном самолете и следил взглядом за силуэтами пассажиров, которые ползали по полу, заглядывали под кресла, рылись в чемоданах, осматривали сетки для вещей, и одновременно наблюдал за незнакомцем, который сидел неподвижно как статуя, подставив лицо лучам луны. Теперь она была сзади и дальше от самолета, чем раньше, так что её яркий сияющий свет вливался в окна косыми лучами.
      Чужак медленно сказал - без горечи, но с огромной печалью:
      - Вы устроили этот напрасный поиск, а вам нужно лишь заглянуть в собственные умы: причина вашего уничтожения там. Если этот самолет погибнет, с ним умрет свобода. В нашем времени нет никаких подсказок для вас, кроме этой. Я спрашиваю ещё раз: позволите-ли-вы-мне-управлять этим пулеметом?
      - Нет! - ответил Клер, и какое-то время они молча смотрели друг на друга в этом мчащемся в небе залитом лунным светом воздушном корабле.
      Белые лунные лучи вместе с длинными тенями, которые тянулись через темный салон, образовывали решетку из полос тусклого света и искажали наряженные лица людей, искавших бомбу. На короткое время загорались осторожные фонари, их лучи заглядывали в темные углы и резко вспыхивали на блестящих поверхностях предметов.
      Прошло три минуты, потом пять. Все снова собрались в салоне и темной массой окружили Клера, который стоял на прежнем месте, держа нарушителя спокойствия под прицелом своего пистолета. Лица пассажиров не попадали под прямые лунные лучи, падавшие в салон через слегка дрожавшие стекла иллюминаторов, и казались рядом круглых светлых пятен.
      Только молчавший незнакомец был освещен. Клер коротко объяснил, что произошло и какие меры предосторожности он принял. Закончил он так:
      - Как видите, мы два раза надевали ему наручники, но оба раза он освобождался и возвращался сюда. Лорд Лейдлоу, вы осмотрели наручники, когда были в багажном отделении?
      - Да, - оживленно заговорил аристократ, - Они были защелкнуты. Я сказал бы, что перед нами один из тех необычных людей, которые умеют сжимать свои кулаки до толщины запястий.
      - По моему мнению, этот человек сошел с ума, - сказал полковник Ингрэм. - То, что он вам рассказал, - явно слова психически больного человека. Решить эту проблему можно так: надеть на него наручники здесь и держать его под охраной, пока мы не приземлимся.
      - Я хотел бы кое-что выяснить, - прервал полковника очень звонкий и резкий голос. - Кстати, это говорит Эхерн, Том Эхерн из Адмиралтейства. Вы упомянули, что он показал вам книгу - что в ней было?
      Клер спокойно протянул Эхерну книжку незнакомца.
      - Если вы низко нагнетесь, то сможете осветить её фонарем.
      Пассажиры один за другим, протискиваясь мимо Клера, подошли к чиновнику из Адмиралтейства и окружили его, загорелся свет, потом послышалось:
      - Что такое? Здесь какой-то чудной рассказ о полете этого самолета, и тут стоят все наши имена!
      - А мое имя там есть? Браун, Кеннет Браун, - прозвучал новый голос из заднего ряда группы.
      - Да, есть, - ответил Эхрен.
      - Но это невозможно! - воскликнул Браун. - Я только за два часа до отлета узнал, что буду на этом самолете. Как кто-то мог успеть выяснить это, записать и издать книгу - и зачем ему это делать, о господи?
      Клер стоял совершенно неподвижно и испытывал странное ощущение, что слышит свой собственный голос, что он произносит бессмысленные и нелепые слова, и протестующе твердит, как попугай, "это невозможно", фанатично призывая свое языческое божество - логику, и ни одного мгновения не думает.
      Он машинально бросил взгляд на свои часы и с усилием сказал:
      - Господа! Если вы позволите, я задам арестованному один вопрос.
      Чтобы установилась тишина, понадобилось всего одно мгновение, но больше времени потребовалось Клеру, чтобы оформить в слова невероятный вопрос, который возник у него в уме. Наконец, летчик спросил:
      - Когда вы проникли на этот самолет? Я повторяю - когда?
      Глаза незнакомца были как два омута со спокойной водой, его лицо стало видно гораздо лучше.
      - Я понимаю вас, майор Клер. Только вам и только для вас одного я отвечаю: я оказался на борту этого самолета около сорока минут назад. Думайте об этом, обдумайте это как следует, не выбрасывайте это из головы.
      Выкрики пассажиров наполовину заглушили его последние слова, потом полковник Ингрэм сердито проворчал:
      - Сэр, у нас нет времени возиться с этим человеком. Наденем на него наручники и приставим к нему охрану!
      Мозг Клера словно превратился в кусок твердого металла. Летчик совершенно ясно чувствовал, что ему следует извиниться перед остальными за высшей степени смешной вопрос. Но что-то словно загипнотизировало его. Наконец, в уме Клера возникла мысль, сила которой была непреодолима, и он спросил:
      - Какова цель вашего пребывания на этом корабле?
      В ответ незнакомец только пожал плечами и сказал:
      - Я вижу, что ошибся в вас. Жаль. Я ведь уже сказал вам, что это самый важный полет в истории человечества. Вы обязательно должны долететь, а долететь вы можете только с моей помощью.
      Он снова пожал плечами и закончил так:
      - Я заметил, что вы изменили курс - это хорошо. Это уже кое-что: вы разбили жесткую цепь событий. Но отсрочка будет короткой - она не идет ни в какое сравнение со степенью изменения курса: семь минут, самое большое восемь.
      Клер во второй раз надолго замолчал. Ему пришло в голову, что тени раннего утра и слепящая луна помутили его рассудок, потому что невероятно - его ум не отвергал ни одного слова незнакомца. В этот момент каждое слово собеседника казалось Клеру разумным, так что...
      так что ему лучше быть осторожнее, иначе он вылетит со службы за то, что оказался доверчивым дураком. Доверчивым - это он-то, которого в военном училище прозвали "Крепкоголовый Клер"!
      Эта мысль мгновенно вызвала у него реакцию противодействия - летчик встряхнулся и холодно сказал:
      - Теперь, когда мы выяснили, что бомбы на борту нет, я думаю, лучше всего будет сделать так, как предлагает полковник Ингрэм: держать вас здесь в наручниках под вооруженной охраной. полковник Ингрем и майор Грей, поручаю вам управлять теми пулеметами, которые были вам указаны ранее.
      Но тут голос замер у Клера в горле: незнакомец смотрел на него с горечью и мучительной болью.
      - Вы слепой дурак! Я могу существовать, только если вы будете поддерживать иллюзию того, что я существую, сохранять мой образ в своем сознании. А эта иллюзия мгновенно исчезает, если мне придется сидеть здесь закованным под охраной. Значит, я должен покинуть этот самолет, и первая, главная надежда пропала. Теперь вы должны узнать, кто я такой. Когда я буду нужен, позовите - но ответ будет возможен, только если вы позовете, понимая, кто я. До свидания.
      В первое мгновение после этих слов Клер моргнул - так упорно его ум отказывался признать, что фигуры, только что находившейся перед ним, нет на месте.
      Потом он подумал, что луна светит слишком ярко и отблески её белых, даже слишком белых лучей сыграли злую шутку с его глазами. А затем...
      Затем он осознал, что незнакомец исчез на самом деле и окончательно.
      Они обыскали остальную часть корабля. За это время заря на востоке стала намного заметнее и разлила свой бледный свет по всему небу и морю впереди самолета. Темнота сохранилась только позади него - на западе, и там же неслась по небу сияющая луна, ещё не уступившая свету нового дня.
      Когда люди в самолете неохотно прекратили поиски, стрелки на светящемся циферблате наручных часов Клера показывали ровно четыре часа двенадцать минут.
      - Ничего более странного ещё не было на свете! - пробился через полумрак чей-то голос. - Может, нам это приснилось?
      - Я готов поклясться, что он пригнулся перед тем, как исчезнуть, сказал другой голос. Он должен быть где-то рядом. Если бы мы могли сдвинуть часть этого багажа...
      - По крайней мере у нас осталась его книга, - - сказал все тот же Браун.
      Четыре часа двенадцать минут.
      Клер пробежал по проходу в кабину.
      - Есть что-нибудь? - спросил он у Уилсона. - Ты видишь что-нибудь какие - нибудь самолеты?
      Вместе с Уилсоном и майором Грэем, занимавшим место у переднего пулемета, он пристально всмотрелся в светлеющий мир за окнами кабины. Но там не было ни следа вражеских машин, ничего, кроме неба, моря - и этой луны!
      Луна неслась в темно-синем небе, слепя Клеру глаза своим блеском, и летчику пришло в голову: это серебристый полумесяц создал световые эффекты и...
      Но Клер не почувствовал облегчения: он изменил Курс, а тот человек сказал, что это дает отсрочку. Но лишь крошечную...
      Несколько минут, а потом - пули изрешетят из всех, и этот ужасный залп сожжет, разорвет в клочья и уничтожит весь мир, если только...
      Если только он не позовет незнакомца, понимая, кто это такой! Но как он может понять? У него нет никаких подсказок, только россыпь бессодержательных слов - и значит, впереди нет ничего, кроме смерти.
      Человек, чьи руки выскальзывали из наручников, человек который рассуждал о переломных моментах истории и имел при себе книгу, где описаны их полет и уничтожение всего и всех, что находится здесь на борту, - этот человек говорил о гибели самолета как о прошлом. Книга!
      Через мгновение Клер был в полумраке салона и кричал:
      - Книга! У кого книга, которую он оставил?
      - Вот она! - отозвался уже знакомый ему Кеннет Браун. Все пассажиры снова сидели на своих местах. - Я прочел кусок из нее. Это какая-то чертовщина. Самая странная книга, которую я когда-нибудь видел. И в ней действительно есть мое имя, - похоже, Боаун никак не мог справиться с изумлением, - представить себе не могу: мое имя! Вы должны поверить в этих немцев!
      Нелепость - нет, невероятная трагичность всего этого в том, что их умы не желают признать то, что видели глаза, - подумал Клер. Что-то похожее на человека появилось среди них, потом растаяло у них на глазах, а их мозги просто проигнорировали это невозможное для ума событие, едва отметили его. И теперь эти люди ведут себя как зрители, которые после трюка фокусника, дрожа от восторга, но без тревоги пытаются понять, как, черт возьми, он это проделал.
      Опасность, черную тень смерти они не видят. Они как слепые: Болтают о чем угодно, кроме того, что происходит на самом деле.
      - Покажите ему титульный лист! - ворвался чей-то голос в его обжигающие мысли. - Вот где настоящая разгадка: он на немецком языке.
      Все тот же Браун повторил как эхо:
      - Да, весь титульный лист до последней буквы напечатан по-немецки. Посмотрите, как называется город!
      Книгу подняли так, чтобы лунный свет падал на нее, и выглядевший черной тенью палец указал нужное место. Напрягая зрение, Клер прочел:
      Zweiundvierzigste Strass
      Hitlerstadt, Nord-Amerika
      743 N.H.
      Сорок вторая улица, Гитлерштадт, Северная Америка!
      - Чего я не могу понять, - сказал Браун, это 743 N.H. в самой нижней стоке. Это какая-то бессмыслица.
      - Nach Hitler - после Гитлера, - мрачно объяснил Клер. Ему было непонятно, откуда он это знает, но он знал, и совершенно точно. - Через семьсот сорок три года после Гитлера. А Гитлерштадт, конечно, тот город, который мы теперь называем Нью-Йорком.
      Раздался тихий переливчатый смех, и кто-то сказал:
      - Что? Что он говорит?
      Кто-то другой повторил этот вопрос, но не рассмеялся вслед за спросившим.
      - Ох, как я рад, что у кого-то ещё есть чувство юмора! Я как раз думал, не могло ли то, с чем мы столкнулись, быть действием какого-нибудь секретного оружия противника. И долен сказать, я не в силах представить, как они могли бы сделать такое, - сказал этот второй.
      Снова послышался смех. Клера изумило, до чего веселыми стали эти люди. Кто-то шепнул ему:
      - Это Капплер, ученый.
      - Я знаю! - кивнул Клер и в отчаянии подумал: если бы я мог получить от него информацию так, чтобы он считал, будто я только шучу.
      Стараясь выглядеть беспечно, но чувствуя в душе тяжесть и холод от важности своих слов, он задал вопрос:
      - Профессор Капплер, мы могли бы довести этот разговор до логического конца: Существует ли теория времени, которая могла бы объяснить, как можно изменить уже произошедшее событие, чтобы вместо него случилось что-то совершенно другое?
      - Разумеется, да, - раздраженно ответил ученый. - Мир полон абсурдных идей. Люди передумали обо всем без исключения. Поверьте мне, кто-то потратил свое время и на эту чепуху.
      Клер боролся с желанием схватить профессора за горло и вытряхнуть из него объяснение. Чувство, что надо торопиться, было у летчика таким сильным, что его голос дрожал, когда он говорил.
      - Мне было бы любопытно узнать, что это за теория.
      - Ну, это нечто иное, как старый фактор...
      Тут самолет с головокружительной быстротой свернул в сторону и вниз. Толчок от этого поворота бросил Клера на одно из кресел. Летчик ухватился за его плюшевую спинку с такой силой, что его мышцы чуть не лопнули.
      Потом было отвратительное мгновение, когда не было слышно ничего, кроме пронзительного воя - яростного гула двигателей, обычного при пике с включенными моторами.
      Стекло раскололось. Пули ударили в блестящее резное дерево и с визгом скользнули по металлу. Где-то рядом пронзительно закричал в предсмертной муке раненый. Клер с ужасом понял, что произошло, и громко выругался. Их огромный транспортный самолет был от носа до хвоста прошит пулеметной очередью.
      Клер сумел втиснуть свое тело в относительно устойчивое и безопасное кресло напротив Капплера - и увидел в иллюминаторе тонкие силуэты самолетов со свастикой на крыльях - они были как черные карандаши на фоне светлеющего неба.
      Три из них пронеслись мимо, словно три сверкающих под луной черных ангела, и исчезли из его поля зрения - зловещие и прекрасные видения.
      Клер подумал, что сейчас ему надо пробраться в кабину и что, сидя здесь, он губит себя - уничтожает свои прежние высокие воинские достижения и посмертную славную память и позорит себя в глазах пассажиров.
      Это его конец - полный конец!
      Но это не имело значения для Клера. Такие мысли жили а его уме, но, как огненные приведения из легенд, которые сами служили пищей для своего пламени, они существовали в его сознании автономно и не имели никакой связи с физическими действиями летчика. Движущая цель в его сознании была лишь одна - неизменная и всепоглощающая.
      Он наклонился через проход к ученому и, почти крича, спросил:
      - Что такое эта теория времени?
      Клер собирался с силами, готовясь к словесному взрыву, к фонтану обжигающих мозг ругательств, к обвинению, что он, офицер, забыл свой долг, которое будет до самого конца сидеть в его памяти, как заноза. Он очень ярко представил себе, как только что заданный им вопрос выглядел бы перед судом военного трибунала, и пришел в ужас.
      Это не имело значения. Все несомненные истины, все побуждения, которые до сих пор управляли его умом, теперь казались Клеру далекими и призрачными. Оставалось одно:
      - Профессор Капплер, что такое теория времени, о которой вы говорили?
      - Молодой человек, вы поразили меня. Ваше мужество, ваше спокойствие... Спасибо вам, сэр, за то, что вы даете так мало воли воображению: ваш пример не позволил мне стать трусливым дураком. Но сейчас я владею собой - и вы правы, почему бы нам не поговорить о науке или лженауке.
      Сначала Клер озадачено смотрел на ученого, ничего не понимая, потом на мгновение почувствовал острое и мрачное изумление перед неожиданной реакцией собеседника. Конечно, это одна из форм истерики. И ещё самомнение - Каплер совершенно не сомневается, что командир корабля в критический момент будет тратить свое время на разговор с пассажиром. Но...
      Но для достижения его цели все складывалось так, словно сам господь бог протянул свою чудодейственную руку и облегчил Клеру задачу. И Клер, стараясь не терять самообладания, сказал:
      - Профессор, теория времени - изложите мне её как можно короче.
      - В ней, конечно, много нелепостей - буркнул тот, - но это восхитительная тема для беседы в таких обстоятельствах, как наши. Вероятные миры! Представьте себе, что...
      Голос Каплера затих. Клер лишь услышал, как профессор пробормотал что-то о чепухе. Летчик так задрожал, что едва удержался в кресле.
      - Вероятные миры? Что вы имеете в виду?
      - Именно то, что я сказал. Представьте себе, что древние "народы мира" захватили Египет, что Ксеркс победил греческие государства, что мавры опустошили Европу. Представьте, что немцы выиграли эту войну, что...
      - Но как это укладывается в теорию?
      - В свете луны стало видно худое лицо профессора. Он нахмурился, недовольный Клером.
      - Не будьте таким нетерпеливым: нам некуда торопиться. Атака не кончилась, и мы вполне можем поговорить еще. Я снова хочу поблагодарить вас за то, что вы дали мне возможность принять эту участь с бесстрашием, которого я не ожидал от себя. Это чудесное, великолепное чувство. Это...
      Клеру пришла в голову мысль сказать этому многоречивому "деятелю науки" правду. Он открыл рот, чтобы сделать это, и увидел в иллюминаторе несущуюся на них с севера черную тень.
      - Ложитесь! - крикнул летчик, упал на пол и распластался в проходе. А самолет уже трещал и содрогался от пуль, пробивавших его по всей длине.
      На Клера свалилось чье-то тяжелое тело. По крайней мере, оно показалось ему невыносимо тяжелым в момент падения. Но когда он поднимал профессора и усаживал его на прежнее место, этот худой человек оказался на удивление легким. Капплер скрючился в кресле, слегка покашливая и что-то бормоча себе под нос.
      Похолодев от уверенности в том, что произошло, Клер встряхнул поникшее тело ученого.
      - Профессор...
      Капплер устало поднял голову, и в его маленьких водянистых глазах зажегся яркий свет - отражение лунных лучей.
      - Я никогда не был так горд, - неразборчиво произнес он. - Никогда не думал, что смогу так держаться перед лицом смерти. Как мы можем проиграть эту войну, если даже я...
      - Объясните теорию времени! - раздраженно крикнул Клер.
      - Ах, это! Старая история с вероятностями. Вы самый смелый человек, какого я когда-либо встречал, майор, если продолжаете такой разговор, и я сам держусь не так уж плохо. Скажите им это, а? Скажите им, что мы говорили о...о теориях времени, о мирах и людях, которые могли бы существовать, если бы... что-то не произошло. конечно, для теоретика эти миры существуют, то есть существует какая-то их проекция в реальный мир, что-то вроде их духа, который сохраняется.
      - Профессор - этот незнакомец, он говорил, что явился из будущего, которое могло бы существовать, если бы мы победили в этой войне...
      После этих слов Клера водянистые глаза ученого на мгновение стали ярче, и Капплер пробормотал:
      - Так вот куда вы клонили! Это невозможно, и я скажу вам, почему: если бы он был из мира, который только вероятен, то не смог бы материализоваться здесь.
      - Но он не материализовался, так он сказал. Именно поэтому он мог выскользнуть из наших наручников. Он был лишь отражением - это его собственные слова - из временного проектора, работающего на лунном свете, и он сказал, что мы должны поверить умом в его реальность, чтобы он мог существовать здесь даже в такой степени. Профессор...
      - Это невозможно: вы забыли о книге, которую он оставил. Она-то была материальной.
      - Но, сэр, - Клер чувствовал, что теряет последнюю надежду, - он сказал, что с большим трудом напечатал её в Гитлерштадте.
      - Дух... - голос профессора был хриплым и звучал словно издалека: было совершенно очевидно, что его ум вернулся к предыдущей теме, - Вот именно: такой дух, как наш, не может умереть... Я горжусь, что принял пулю не дрогнув, и после всех моих страхов даже слишком горжусь.
      Капплер стал клониться вперед и вдруг рухнул на пол, как падает карточный домик. Клер, который слишком часто видел смерть, чтобы не узнать её теперь, выбрался из кресла и, переступив через скрюченное тело профессора, оказался в проходе. Летчик немного дрожал, но его ум был совершенно ясен. Надежда на то, что таинственный супермен явится, чтобы спасти их, из мира, который ещё должен доказать свое право на существование, теперь исчезла.
      Единственный человек, который знал достаточно, чтобы определить происхождение незнакомца во всех необходимых подробностях, умер, и это значило...
      Это значило, что настало время сражаться.
      Когда Клер вошел, два офицера, остававшиеся в кабине, взглянули на него как два злобных диких зверя. Угрожающе сощуриными в ответ глазами Клер увидел, что правая рука Уилсона, разорванная в клочья и залитая кровью, бессильно свисала вдоль тела, как посторонный предмет. Майор Грей прижал к плечу пулемет. Оба офицера бросили на своего командира полные отчаяния взгляды людей, которые, оказавшись в безвыходном положении, твердо решили принять мученическую смерть. Заговорил Уилсон.
      - Где, черт возьми, вы шатались, проклятый... - вне себя от ярости начал он.
      Клер почувствовал укол совести: он сознавал, что виноват и эти упреки справедливы. Но они были подсказаны безумной душевной болью и не приносили никакой пользы. Клер точно знал, что делать и что говорить. Его ответ вырос из произошедших событий естественно, как живой росток из семени.
      - Молчать! - рявкнул он на майора Грэя, который открывал рот, чтобы заговорить. - Похоже, вы уже задрали лапки кверху? Готовы отстреливаться до конца, но в глубине души уже побеждены? Я прекрасно знаю, что вы думаете, но только что я видел смерть человека, который знал, как надо умирать. И если кто-нибудь в этой кабине окажется недостоин его, я выброшу тело такого труса из самолета. Только настоящие мужчины будут иметь честь погибнуть вместе с этой машиной!
      Слушая эту страстную речь, Уилсон и Грэй переглянулись, и Грэй пожал своими широкими плечами, давая понять, что, когда видит перед собой полностью помешанного человека, может отличить его от здорового.
      Но Клер не чувствовал себя сумасшедшим. Все его тело горело от жизненной силы и дрожало от напряжения, как палец нетерпеливого стрелка на податливом курке. Никогда ещё он не был так восприимчив к окружающему миру, никогда не ощущал сильнее, какая величайшая радость - жить на свете.
      На мгновение Клер увидел на фоне луны похожий на торпеду силуэт, и когда "мессершмит" стал снижаться по длинной пологой дуге, атакуя их самолет, командир экипажа присел у правого пулемета. Его ум был тверд как камень, и все его тело сосредоточилось на прицеливании.
      Через мгновение Клер плавно нажал на курок и удерживал его в заднем положении.
      Потом его глаза на мгновение ослепила вспышка яркого света, которая превратилась в белый огненный шар. Огонь пылал на том месте, где только что был немецкий самолет.
      - Взорвал! Молодчина! - прозвучал в ушах у Клера пронзительный вопль Уилсона.
      В уме командира возникла мысль, не относящаяся к бою: как люди в критических ситуациях переменчивы в своих чувствах! Штурман только что яростно ненавидел его, а теперь бурно восторгался им же.
      Эту мысль вытеснило изумление: Клер почувствовал, что пулемет был не таким, как всегда. Он стал больше о размеру, но, как ни странно, гораздо легче и бесконечно удобнее в обращении.
      Было ещё нечто новое, и когда Клер заметил это, его душа словно воспарила от восторга: На фоне бледного утреннего неба пулемет светился зеленым светом. Весь его блестящий ствол был окрашен в бледно-зеленый цвет с радужными переливами.
      Самым странным из всего этого было то, что Клер абсолютно точно знал, что произошло: он стрелял энергетическим лучом, мощи которого ничего не могло выдержать.
      Снова склонившись над пулеметом, Клер в первый раз осознал ту спокойную уверенность, которой был полон, - ощущение несомненной истины. Ощущение судьбы, непохожее ни на одно из чувств, которые он испытывал прежде.
      Он ждал новой атаки ничего не подозревающего врага, и тут почувствовал ещё одно необычайное изменение. В первый момент он не понял, что это было, но потом догадался: тишина!
      Клер сдвинул брови, потом кивнул сам себе: он прекрасно понял, в чем дело - не слышно шума двигателей. Это совершенно естественно: двигатели космического корабля, в который превратился его самолет NA-7044, не могут работать на бензине.
      Корабль скользил по воздуху плавно, как по стеклу - великолепная бронированная машина для глубин космоса. Он плыл по небу на холостом ходу с небрежным изяществом, неуязвимый для врагов.
      Клер пересел со своего места у пулемета за второй пульт управления.
      - Теперь поведу я, - сказал он Уилсону. - А ты иди к аптечке и займись своей рукой. Через несколько минут мы приземлимся.
      Он окинул взглядом приборы на пульте управления и улыбнулся в порыве внезапного ликования, от которого сильнее забилось сердце: приборы были почти такими же, как раньше, но все же чуть-чуть другими. Это была разница между жизнью и смертью.
      Акселератор был словно какой-то сверхчувствительный датчик: он реагировал даже на самое слабое прикосновение. Клер набрался решимости, с силой нажал на него - и одно мгновение летел с такой сверхвысокой скоростью, от которой у него закружилась голова. Потом он увидел хорошо знакомую дугу - берег Англии.
      Они приземлились практически без единого толчка. Клер вышел из самолета вместе с полковником Ингрэмом. Луна была бледной тенью в небе английского Северо-Заада.
      Полковник немного надувался от важности:
      - Мы задали жару этим бошам! Я сам взорвал двух из них. Должно быть, мы попали им в бомболюки.
      На мгновение то, что Ингрэм совершенно забыл, что случилось на самом деле, изумило Клера. Но в конце концов Клер сообразил, что это объясняет одну загадку, ставившую его в тупик.
      Супермен смог материализоваться потому, что профессор Капплер все-таки правильно определил его происхожедение, но ещё в большей степени потому, что во время своей героической смерти ученый создал мощный источник восторга - чистейшей из энергий.
      Этой энергии хватило, чтобы спроектировать в реальный мир не только дейстенную волю, но и конкретный предмет - космический корабль.
      Почему же корабль до сих пор здесь? Это и было загадкой для Клера, пока полковник Ингрэм не заговорил, но теперь все стало ясно как день:люди из великого свободного будущего, единственного теперь будущего мира, просто не могли поверить, что полет, который однажды потерпел неудачу, теперь благодаря их вмешательству благополучно завершился.
      Люди.слишком упрямы, слишком слепы, слишком практичны, значит...
      Супермен, который раньше был майором ВВС Эрнестом Уильямом Клером, загадочно улыбнулся. Он здесь для того, чтобы мир родился таким, как надо. Он позаботится об этом.
      А.Э. Ван-Вогт
      НЕЧТО ИЗ МОРЯ
      Существо выползло из воды и встало, слегка пошатываясь, на свои человеческие ноги. Все вокруг него имело странно нечеткие очертания. Его затуманенный мозг силился вжиться в человеческое тело и привыкнуть к новому ощущению прохлады песка под ногами. За его спиной с шумом накатывались на освещенный луной берег родные волны. Существо неуверенно вглядывалось в темноту. Оно пыталось преодолеть огромное нежелание отойти от воды.
      Все его рыбьи нервы, заключенные теперь в человеческое тело, заныли и затрепетали от сознания того, что его смертельно опасная задача не оставляет другого выбора, кроме как двигаться вперед.
      Его холодный рыбий мозг не знал страха, и все же существо вздрогнуло при звуке низкого, хрипловатого и грубого человеческого хохота, всколыхнувшего ночной воздух. Звук этот был принесен слабым ветром с моря странно искаженный расстоянием, вырвавшийся из своей телесной оболочки взрыв смеха, пронзивший полутьму лунной ночи. Это был хриплый, самонадеянный смех, от которого у существа сдавило горло. Холодная, презрительная и безжалостная усмешка искривила черты его человеческого лица, на какое-то мгновение жутко обезобразив его. Сквозь лицо проступила морда тигровой акулы - свирепая голова, едва удерживавшая свое человеческое обличье. Острые зубы щелкнули, как у хищника, бросившего свою добычу.
      Существо сделало прерывистый вдох, разинуло свой человеческий рот, и втянуло воздух в горло. Воздух неожиданно неприятно обжег и оцарапал его.
      Ощущение внезапного удушья вызвало у него приступ мучительного кашля до белого тумана перед глазами. Существо вцепилось себе в шею сильными человечьими пальцами и так стояло, силясь вытеснить мрак из своего мозга. Ярость против этого человечьего тела горячей волной обожгла его рыбьи нервы. Оно ненавидело свое новое тело - этот беспомощный корпус с ногами и руками, маленькую отвратительную конструкцию с шаровидной головой и змеиной шеей, ненадежно прикрепленный к почти сплошному куску из мягких мышц и хрупких костей. Мало того, что от него почти не было прока в воде, оно казалось негодным вообще ни для какой цели.
      Мысль исчезла, когда, напрягая мускулы, существо стало пристально вглядываться в неясные очертания местности вокруг. Совсем близко от него чернота ночи причудливо сгущалась в ещё большую черноту деревьев. Виднелись и другие темные пятна, на большем расстоянии, однако было трудно разобрать были ли это деревья, холмы или дома. Но одно из них несомненно было строением. Из одного проема в этом низком длинном строении лился бледный желто-оранжевый свет. Чей-то силуэт мелькнул в освещенном океане. Силуэт человека.
      Эти белые люди были выносливы и удивительно отличались от темнокожих аборигенов близлежащих островов. Еще не наступил рассвет, а они уже поднялись и готовились к трудовому дню.
      В неожиданном приступе ярости существо сплюнуло, когда мысли об этой работе раскаленным металлом обожгли его мозг. Его человечьи губы разошлись в оскале от неудержимого гнева на этих людишек, осмеливающихся охотиться на акул и убивать их.
      Пусть убираются и живут там, откуда они пришли. Море, это бурное и великое море, не для таких как они, и среди всех морских обитателей повелители акул - самые священные и неприкосновенные. Все остальное не имело никакого значения, но систематическую охоту на акул необходимо прекратить во что бы то ни стало. Самозащита - это наиважнейший закон природы. Зарычав от бешенства, существо большими шагами направилось вдоль берега, потом вглубь острова, прямо туда, где желтый свет слабо мерцал навстречу рассвету раннего утра.
      Бледнеющая полная луна плыла над волнами на запад, когда Корлисс кончил умываться. Он повернулся и, подтянувшись, легко вскинул свое крепкое, плотное тело на крутую насыпь, ведущую к кухне. Мужчина, шедший впереди него, голландец Проуг, вступил в дверной проем строения и почти закрыл собой слабый желтый свет лампы, льющийся изнутри. Громкий воль вырвался из горла голландца:
      - Что, завтрак ещё не готов! Ты опять дрыхнул на работе, трусливая скотина!
      Корлисс выругался про себя. Ему нравился этот строптивый голландец, но иногда он раздражал своей вспыльчивостью.
      - Заткнись, Проуг!
      Проуг повернулся к нему и недовольно проворчал:
      - Когда я голоден, Корлисс, я голоден, и пусть этого чертового кокни разорвет, если он заставляет меня ждать.
      Он замолчал, и Корлисс увидел, как он резко повернул голову. В глазах его отразился слабый желтый свет бледной луны, на которую он пристально смотрел. Когда он снова заговорил, в его голосе слышались странные тревожные нотки.
      - Корлисс, мы ведь все здесь, все шестнадцать человек, ведь так? Я имею в виду в этой части острова.
      - Минуту назад это так и было, - ответил тот. Я сам видел, как вся команда вывалилась из барака и начала мыть посуду. А в чем дело? - - Ты только посмотри на луну, - настороженно процедил Проуг. - Может быть, это опять повторится.
      Громадное тело голландца застыло в таком напряжении, а взгляд стал таким пристальным, что Корлисс тут же подавил в себе желание спрашивать его о чем-либо. Он повернул голову в ту же сторону. Медленно тянулись секунды. Внезапно Корлисса охватило жутковатое чувство нереальности происходящего. В нескольких шагах от них все предметы сливались в одну сплошную черную массу, кроме унылой, бледной лунной дорожки, пересекавшей участок скошенной травы на застывшей в молчании темной земле. Дальше виднелась мерцающая вода лагуны, ещё дальше темная вода океана и дорожка из света, проложенная белыми загадочными лунными лучами в его бесконечность.
      Это был совершенно неправдоподобный пейзаж под темно-синим ночным южным небом. Плеск воды, набегающий на прибрежный песок; приглушенный расстоянием зловещий рев волн, без устали бросающихся всей своей мощью на прерывистую линию скал, окружающих остров защитным кольцом, и разбивающихся об нее. Сами волны, видимые в темноте как полосы сверкающих белых брызг, похожих на осколки разбитого стекла, которые кружились в водовороте и круто вздымались, и разбивались, и ревели, и вели вечный бой в жестокой битве моря против земли. А над всем этим висело мрачное ночное небо и луна, такая яркая и белая, и всем пресыщенная, медленно уходящая за горизонт на западной окраине океана. Тихий шепот голландца заставил Корлисса вернуться к реальности:
      - Я мог бы поклясться. Я клянусь, я видел силуэт человека на фоне луны!
      Корлисс сбросил с себя чары этого раннего утра и рявкнул:
      - Не сходи с ума! Человек, здесь, на этом богом забытом острове посреди Тихого океана. У тебя галлюцинации!
      - Может быть, - пробормотал Проуг. - - Если рассуждать по-твоему, это и в самом деле похоже на галлюцинации.
      Он неохотно отвернулся, и Корлисс пошел вслед за ним завтракать.
      Существо инстинктивно замедлило шаги, когда вступило в прямоугольник желто-оранжевого света, падающего из дверного проема. Изнутри слышался приглушенный гул низких мужских голосов, доносился стук посуды и странные запахи незнакомой еды. Существо задержалось на какую-то долю секунды, а затем вступило в дверной проем и остановилось там, щурясь от света и стараясь разглядеть своими рыбьими глазами то, что предстало перед ними.
      За большим столом сидело шестнадцать мужчин, семнадцатый подавал на стол. Именно этот семнадцатый, тощий с отталкивающей внешностью мужчина в когда-то белом засаленном фартуке и посмотрел существу прямо в глаза.
      - Чтоб мне провалиться! - вскричал он в удивлении. Это же не наш. Откуда ты свалился?
      Все шестнадцать голов вскинулись. И шестнадцать пар глаз с удивлением и подозрением уставились на существо. Под их настороженными, испытующими взглядами оно ощутило неясное беспокойство, что-то напоминающее холодное предчувствие, что убить этих людей будет гораздо труднее, чем оно предполагало. Мгновение растянулось до бесконечности, и существу показалось, что не несколько, а миллион глаз качались и светились перед ним - миллион испытующих, подозрительных глаз, которые подрагивали, то загораясь, то подергиваясь дымкой.
      Существо попыталось освободиться от этого неприятного ощущения. и тогда, где-то глубоко внутри себя оно почувствовало первую неприятно обеспокоившую его реакцию на вопрос маленького кокни. В ту самую минуту, когда проблеск мысли впервые расшевелил его мозг, другой мужчина задал тот же вопрос:
      - Ты откуда?
      Откуда! Вопрос проложил в его мозгу пока ещё едва заметную дорожку для мысли. Как откуда? Из моря, конечно. Откуда же еще? На всем огромном, мрачном и необитаемом пространстве на многие мили вокруг было только море и волны, вздымающиеся и падающие в непрестанном ритме - сверкающие, как драгоценные камни, в солнечные дни и набухшие и угрюмые ночью. Первобытное море с его неясными намеками на нечто, совершенно неописуемое.
      - Ну! - потребовал ответа Проуг, не дав Корлиссу заговорить. - Ты что, язык проглотил? Ты кто? Ты откуда?
      - Я... - начало существо неуверенно.
      Всеми своими холодными рыбьими нервами оно ощущало страх. Теперь казалось совершенно невероятным, что оно заранее не придумало никакого объяснения. Откуда оно могло прийти, чтобы удовлетворить настойчивое любопытство этих грубых и проницательных людей.
      - Я... - начало существо опять с отчаянием безнадежности. Оно лихорадочно пыталось вспомнить, что оно когда-либо слышало о том, что обычно случается с людьми. Перед ним встало изображение лодки и всего, что с ней могло произойти. Оно поспешно заговорило:
      - Моя лодка... перевернулась. Я греб и...
      - Лодка! - рявкнул Проуг.
      Корлиссу показалось, что в тоне большого голландца прозвучало возмущение оскорблением, нанесенным здравому смыслу этим объяснением.
      - Хватит трепаться. Лодка в нескольких тысячах миль от ближайшего порта! Для чего ты это говоришь? Ты кому лапшу на уши вешаешь?
      - Проуг, уймись! - оборвал его Корлисс. - Ты что, не видишь, в каком он состоянии?
      Он поднялся со стула, обошел вокруг стола, стянул с гвоздя полотенце и бросил его существу.
      - На, оботрись.
      Потом он повернулся к мужчинам за столом и с ноткой осуждения в голосе объяснил:
      - Вы что, не понимаете чего он натерпелся? А ну-ка сами поплавайте в море, кишащем акулами, а потом случайно наткнитесь на этот остров. Да он, наверное, чуть с ума не сошел. Он слегка свихнулся и память потерял. Это называется амнезией. На, оденься в сухое!
      Корлисс снял с крючка пару старых брюк и грубую рубаху, бросил их существу и стал смотреть, как оно осторожно надевает их.
      - Эй, - сказал один из мужчин, - он же надевает штаны задом наперед.
      - Вот видите, до чего он дошел - мрачно прокоментировал Корлисс, когда существо начало очень нерешительно исправлять свою ошибку. - Даже забыл, как надо одеваться. Хорошо хоть он вообще что-то понимает. Эй, давай, садись, набей брюхо чем-нибудь горячим. Должно хорошо пойти после всего, что с тобой было.
      Единственное свободное место за столом было напротив Проуга. Существо нерешительно примостилось на стул и, также нерешительно взяв вилку и нож, принялось за еду, которую повар поставил перед ним.
      Проуг заворчал:
      - Мне не нравится, как этот тип выглядит. Посмотрите на его глаза. Может, он сейчас действительно как слабоумный младенец, но готов поклясться, что его просто выбросили за борт с проходящего парохода за те ещё делишки. Меня прямо трясет от его взгляда.
      - Заткнись! - зарычал Корлисс в приступе внезапного гнева. - Нельзя же человеку ставить в вину его внешность. Во всяком случае, не тебе об этом говорить.
      - Ха! - выдохнул Проуг. Он продолжал что-то невнятно бормотать. До Корлисса долетели только обрывки фраз.
      - Если бы я был здесь боссом... ну, уж поверьте, тогда эта компания... разбой... если уж я не доверяю кому-нибудь, это уж точно..наверняка... с какого-нибудь грузового судна...такой типчик, что его сбросили в море...
      - Этого не может быть, - решительно перебил его Корлисс. - Грузовые суда здесь не ходят. Сюда вообще не зайдет ни одно судно ещё 5 месяцев, до прибытия нашего. Этот парень хоть и туманно объяснил, но достаточно ясно. Он был в лодке, и ты, так же как и я, прекрасно знаешь, что к югу отсюда есть несколько довольно больших островов, где живут племена аборигенов, а также несколько белых. Он вполне может быть оттуда.
      - Ну да! - взорвался Проуг, и его толстое лицо побагровело, а жилы на шее вздулись. - Он мне не нравится, понятно! Эй ты, слышишь?
      Существо подняло на него глаза. Внезапная волна ярости обожгла его недобрый мозг. Оно почувствовало во враждебности этого человека, подозрительного, подвергающего сомнению каждый его шаг, опасность для своей миссии.
      - Да, - рявкнуло оно своим человечьим ртом. - Я слышу. Горло у него напряглось и вытолкнуло дикое рычание, полное смертельной ненависти. Да, - вырвалось из его человеческих губ. - Я слышу. Одним прыжком оно вскочило на ноги, быстрым стремительным движением потянулось через стол, схватило Проуга за ворот рубахи и резко дернуло. Голландец взвыл от боли, когда нечеловеческая сила оторвала его от пола, ударила об стол, а потом со всего размаха выкинула за дверь головой вперед. Полдюжины тарелок при этом полетели на цементный пол, но ни одна не разбилась, так как они были сделаны из грубой глины.
      Один из мужчин с почти благоговейным страхом произнес:
      - Может быть, он и слабоумный, но теперь я понимаю, что такой действительно мог проплыть несколько миль.
      В полной тишине, существо уселось обратно за стол и опять принялось за еду. его мозг кипел от кровожадного желания броситься вслед за оглушенным противником и разорвать его на куски. Ему потребовалось большое усилие, чтобы подавить в себе этот дикий и жгучий порыв. Оно догадалось, что его поступок и так произвел должное впечатление на этих видавших виды мужчин.
      Для Корлисса же это молчание было тревожным. Желто-оранжевый свет от ламп, подвешенных к потолку, делал напряженные лица мужчин, сидящих за грубосколоченным столом, мертвеннобледными. Краем глаза он видел через окно слева от себя, что начало заниматься утро. Снаружи слышалось, как Проуг тяжело поднимался с кучи мусора. В сердитых звуках, которые он издавал, слышались ярость и бешенство. Корлисс знал, что от громилы-голландца можно ожидать чего угодно. Все могло случиться. поэтому он затаил дыхание, когда Проуг с хмурым лицом показался в дверях.
      Когда Проуг вошел, Корлисс твердо произнес:
      - Проуг, не надо начинать все сначала, а то я перестану тебя уважать.
      Голландец угрюмо сверкнул на него глазами:
      - Я ничего и не собираюсь начинать. На меня нашло. Но мне все равно не нравятся его глаза. Вот так.
      Он обошел стол, а Корлисс подумал: как странно, что, несмотря на легкость, с которой пришелец расправился с ним, Проуг не потерял уважения остальных. Не было чувства, что он отступил из страха, потому что страх был явно не в его натуре. Он грузно опустился на стул и начал с бешеной скоростью забрасывать в рот еду. Корлисс вместе с остальными издал тихий вздох облегчения: кошмарная сцена, которую он ожидал увидеть - с двумя остервенелыми громилами, разбивающими в щепки кухню, - к счастью не состоялось.
      Один из мужчин, смуглый француз Перратин, заговорил с поспешностью, свидетельствующей как о его большом желании разрядить атмосферу, так и о важности того, что он собирался сказать:
      - Босс, я думаю двоим из нас нужно пойти посмотреть, может быть, тот монстр, которого мы видели вчера, всплыл. Я клянусь, и пусть Бог будет мне свидетелем, что я попал ему прямо между глаз.
      - Монстр? - заинтересовался высокий сухопарый узколицый мужчина на другом конце стола, - Это вы о чем?
      - Его видели со второй лодки, - объяснил Корлисс. - Перратин вчера говорил мне о нем, но я ужасно хотел спать. Что-то о громадном чудище с плавниками, похожем на морского дьявола <$Морским дьяволом называют ската>.
      - Sacre du Nom! <$Черт возьми (фр.)> - вмешался Перратин. - Любой морской дьявол по сравнению с ним просто младенец. Он был серого цвета с синим отливом, так что его было трудно разглядеть в воде, с акульей головой и с ужасным длинным хвостом...
      Внезапно он остановился.
      - Что с тобой, Брейнз? Судя по тому, как ты таращишь глаза, тебе доводилось видеть такого.
      - Не видел, а слышал о таком, - помедлив, ответил высокий англичанин. Он произнес это таким странным тоном, что Корлисс невольно задержал на нем пристальный взгляд. Он уважал Брейнза Стэпли. Поговаривали, что тот учился в университете. О его прошлом мало что знали, но это было обычно. У каждого в этой компании было какое-то прошлое.
      Между тем Стэли продолжал:
      - Может быть, ты не знаешь этого, Перратин, но то, о чем ты говоришь, похоже на мифического бога акул. Я никогда не думал, что услышу о нем, как о чем-то действительно существующем...
      - Ради бога, - вмешался кто-то, - мы что, собираемся слушать байки о местных суевериях? Ну давай-давай, Перратин.
      Перратин посмотрел на Стэпли с выражением того же глубокого уважения, которое и другие испытывали к нему. Не дождавшись, когда он снова заговорит, Перратин продолжал:
      - Это Дентон первым увидел его. Расскажи им, Дентон.
      Дентон, маленький человек с живыми черными глазами, говорил быстро и прерывисто:
      - Как Перратин вам уже сказал, мы сидели в лодке, а в воде у нас была наживка - большой кусок мяса. Вчера нам пришлось взять протухшее мясо, а вы ведь знаете, что акулы побаиваются тухлятины. Вобщем, дело было так. Они просто плавали вокруг и с ума сходили от запаха мяса, но подплывать боялись, потому что оно было тухлое. Я думаю, их было не меньше пятнадцати, когда вдруг в воде что-то промелькнуло, и всплыл он.
      Он был не один. Его сопровождало несколько рыб-молотов и несколько таких громадных жутких акул и с такими челюстями, каких я вообще никогда не видел. Большие такие ребята со зверскими мордами, как торпеды. Мы парочку подстрелили, вы их видели. А этот с большими плавниками плыл между ними в центре, как король. Ну, в этом нет ничего удивительного. Мы ведь видели и рыбу-меч рядом с акулами, как будто они знают, что они родственники. Хотя, если подумать, морской дьявол ведь тоже относится к семейству акул, но мы их вместе до того никогда не видели.
      Во всяком случае эта громадина была там. Он остановился и стал смотреть на нашу наживку, а потом как бросится на нее, как будто хотел сказать: "Ну, и чего вы боитесь?". Вся свора тут же налетела, и они как сумасшедшие начали растаскивать её по кускам. А это нам как раз и было нужно.
      Корлисс заметил, что пришлый сверлил Дентона напряженным взглядом. На какой-то момент он понял, почему его глаза вызвали у Проуга такую неприязнь. Но он подавил с себе неприятное ощущение и вмешался:
      - Дентон имеет в виду, что мы давно уже обнаружили, что если уж акулы начинают нападать, то они теряют всякий страх, и им уже не важно, сколько из них погибнут после этого. Весь наш здешний промысел как раз и основан на этом. Мы ведь охотимся на них из-за их необычайно прочной кожи.
      Пришлый посмотрел на Корлисса, как бы давая понять, что он понял.
      А Дантон продолжал:
      - Вот все, что произошло, а как только они угомонились и вода вокруг успокоилась, мы начали стрелять в низ из...
      Перратин нетерпеливо перебил его:
      - И тогда я заметил, что тот большой отплыл в сторону и стал наблюдать за нами. По крайней мере, мне так показалось. Вы не поверите, он просто лежал и смотрел, что мы делаем. А взгляд у него был холодный, спокойный и безжалостный. Ну, я и влепил ему прямо между глаз. Он подскочил, как ужаленный, а потом пошел на дно, как топор.
      Босс, я точно попал в него, и теперь он, наверное, уже всплыл. Нужно кому-то двоим сходить туда и притащить его.
      - Х-м-м! - нахмурилось загорелое лицо Корлисса, он напряженно думал. - Больше одного человека мы выделить не можем. Тебе придется взять маленькую лодку.
      Существо, глядя на Перратина, дрожало глубокой внутренней дрожью от невысказанной ярости. Это был тот самый человек, который сделал выстрел, нанесший ему удар такой бешеной силы. У него заныл каждый нерв при воспоминании об ошеломляющей боли, пронзивший его голову. Его мозг обожгло непреодолимое яростное желание броситься на этого мужчину. Только огромным усилием он подавил в себе этот неистовый порыв. Неуверенно он предложил:
      - Я был бы рад пойти с ним и помочь ему. За одно бы и отработал то, что я у вас съел. Я могу помочь в любой физической работе.
      - Спасибо, - с удивлением отозвался Корлисс. Он надеялся, что Проуг испытывает совершенно заслуженные угрызения совести о поводу своих подозрений относительно пришлого после такого великодушного предложения.
      - Между прочим, - добавил он, - пока ты вспомнишь свое имя, мы будем звать тебя Джоунзом. Ну, теперь пошли. У нас будет тяжелый день.
      Следуя за мужчинами в удушливый сумрак раннего утра, существо злорадно думало:
      - Это оказалось гораздо легче, чем я думал. Его стальные мускулы упруго вздрагивали от злобного ликования при одной мысли о том, что произойдет с этим человеком, когда они окажутся в маленькой лодке одни.
      Дрожа, как в ознобе, от кровожадности, оно следовало за мужчинами, шло за ними сквозь туман в сторону полоски земли, которая выдавалась в серые воды лагуны. там вырисовывалось какое-то здание, длинное и низкое, которое при ближайшем рассмотрении оказалось одноэтажным деревянным строением с нависающей над водой платформой.
      От строения исходило зловоние. Когда первая волна этой жуткой всепроникающей вони достигла ноздрей существа, оно застыло на месте. Резкий запах гниющей рыбы - мертвой акулы! Существо, как во сне, двинулось дальше. В его разгоряченном мозгу лихорадочно бились мысли, и по мере усиления запаха волна ненависти в нем становилась все более неистовой и исстуленной. Оно сверлило спины шедших впереди мужчин горящим возбужденным взглядом, пытаясь побороть в себе непреодолимое желание броситься на ближайшего из них и вонзить свои острые как бритва зубы в его мягкую шею, а потом с всесокрушающей убийственной силой впиться в следующего и разорвать его на куски ещё до того, как остальные поймут в чем дело. Внезапная мысль остановила этот безумный порыв. Ведь его тело сейчас тоже было человеческим, а значит слабым7 Нападение на этих видавших виды мужчин сейчас было бы равносильно самоубийству.
      Существо вздрогнуло от неожиданности, когда Перратин, отстав от остальных, поровнялся с ним. Он обратился к существу:
      - Мы с тобой пойдем сюда, Джоунз. Хорошее имя Джоунз. За ним можно скрыть так много, так же как и за моим - Перратин. Как бы то ни было, мы с тобой берем вот эту маленькую лодку. Грести будем долго, пойдем прямо на запад. Отсюда и выход в море хороший. Здесь несколько опасных рифов делят лагуну на части. Нам придется идти вдоль самого берега, чтобы проскочить мимо них, а потом пройдем в пролет между бурунами, которые окружают остров. Смешно, да? До тебя дошло, Джоунз?
      Смешно - думало существо - смешно! Что смешно и почему?
      Оно все напрягалось от мысли, что если оно не ответит, человек заподозрит что-то неладное. Как раз теперь, когда он шел прямо в ловушку. Но вскоре оно успокоилось, так как смуглый маленький человек уже клал в лодку весла и поторапливал его:
      - Залезай! Залезай!
      На воде все ещё было темно, но с приближением восхода солнца волны приобретали красивый синеватый оттенок, а небо становилось все ярче и ярче, пока весь горизонт не превратился в сплошное слепящее зарево. Неожиданно первый луч солнца засверкал над водой, и Перратин спросил:
      - Может, ты теперь погребешь? Два часа на веслах - это многовато для одного.
      Когда они протискивались друг мимо друга в узкой лодке, существо подумало с лихорадочной решимостью:
      - Сейчас!
      Но тут же раздумало. Они были слишком близко от острова.
      Остров лежал за их спинами на водном ложе, освещенный сзади солнцем, сверкая, как изумруд в платиновой оправе. Весь беспредельный океан сверкал под огненным шаром, покоящимся теперь на то и дело вздымающемся водном горизонте.
      Перратин удивленно вскричал:
      - Mon Dieu <$Боже мой (франц.)> да кругом полно акул! За последние две минуты я видел покрайней мере две дюжины. Ребятам надо бы опять выйти сюда сегодня.
      Он ощупал длинное ружье, которое было у него в руках:
      - Может, мне попробовать и пристукнуть несколько штук, мы могли бы отбуксировать их. У меня много веревки.
      Сознание того факта, что у мужчины было ружье, внезапно и неприятно поразило чудовище. Ружье совершенно меняло ситуацию. В корне меняло ее! Существо не могло простить себе, что оно так легко согласилось сесть на весла, тем самым высвободив руки мужчины. Так или иначе, их теперешние позиции сильно подпортили перспективу заполучить мужчину как легкую добычу.
      Прошло несколько часов, солнце уже стояло высоко в небе, а остров превратился в темную точку на горизонте, когда Перратин заговорил:
      - Это должно быть где-то здесь. Смотри в оба, Джоунз. Если эти чертовы акулы не сожрали его. Эй, ты что раскачиваешь лодку?
      Его голос полный беспокойства, казалось, доносился издалека. И его тело тоже, казалось, было далеко-далеко, там, на корме лодки. И тем не менее, существо видело его с неестественной ясностью. Темное лицо невысокого, крепко сбитого человека со странно бледными щеками под темным загаром и широко открытыми глазами с застывшим в них выражением ужаса. Все тело напряжено, а руки сжимают ружье.
      - Черт, что это ты делаешь? Здесь же полно акул. Sacre du Nom, ну скажи же что-нибудь и перестань пялиться на меня своими жуткими глазами.
      Он бросил ружье и ухватился обеими руками за борта сильно раскачивающейся лодки. Злобно зарычав, существо бросилось на него и одним движением своих стальных рук перебросило его через борт. Вокруг лодки забурлила вода от длинных темных сигарообразных тел, вдруг стремительно поднявшихся из глубины. Когда синяя вода окрасилась кровью, существо село на весла. Каждая жилка в нем дрожала от возбуждения, от жгучего удовлетворения. Но теперь... нужно было придумать какое-нибудь объяснение. Погруженное в напряженные размышления, оно гребло в сторону острова, дремавшего в теплом сиянии мирного утреннего солнца.
      Оно вернулось слишком рано. солнце стояло в зените над молчаливым пустынным островом. Повар был где-то поблизости, но не подавал никаких признаков жизни. Лодки с людьми были за пределами видимости, где-то за голубым морским горизонтом, плавно и мягко менявшим свои очертания на фоне голубой дымки неба. Тяжелее всего было ждать. Медленно тянулись секунды и минуты. Существо напряженно вышагивало вдоль берега. Оно беспокойно укладывалось на сочную зеленую траву в тени пальм, и все это время каждое мгновение в его разгоряченном мозгу роились разные планы. Его захлестывали волны эмоций, наполненные жаждой крови, и бесконечное мысленное повторение приготовленных им объяснений. В какой-то момент до него донеслось звякание посуды из кухни. Пульс у него забился чаще, и его первым непреодолимым желанием было броситься туда и уничтожить повара. Но хитрость пересилила этот звериный инстинкт. Лучше оно пойдет туда и опробует свои объяснения на поваре. Но в конце концов этот план оно отбросило, как совершенно бесполезный.
      Наконец показались лодки, тащившие за собой убитых акул, связанных в длинные ряды. Существо смотрело на них горящими беспощадными глазами, мучительно, всем телом ощущая такую ярость, что готово было тут же спрыгнуть вниз в лодку и забить людей до смерти. Но в следующую минуту Корлисс уже вылезал из лодки, и существо услышало свой собственный сдавленный голос, объяснявший что-то, а Корлисс восклицал с недоверчивым удивлением:
      - Напал на вас! Морской дьявол напал на лодку и убил Перратина!
      Корлисс даже не заметил, как другие мужчины торопливо вылезали из лодок и подходили к ним, задавая те же вопросы. Солнце, уже низко стоявшее в западной части неба, вонзало свои косые лучи в его зрачки. Он щурился, стоя на деревянном настиле пристани. Расставив ноги, словно готовясь принять сокрушительный удар, он с напряженным вниманием всматривался в худое темное лицо пришлого, с его странными глазами и резкими очертаниями мощного подбородка.
      Неожиданно холод пробежал у него по спине в странном направлении снизу вверх и сконцентрировался куском льда в мозгу. Это был холод смерти. Смерть он не раз видел и до того, ужасную смерть, и слышал о том, что случалось с теми, кого он знал... Иногда это были страшные вещи. При этом он всегда чувствовал, что однажды случай приведет и его жизнь к какому-нибудь мучительному концу. Очень часто он чувствовал это волнующее дыхание смерти, как если бы тот самый день уже пришел. Нет, это не была смерть. Это было ощущение нереальности происходящего, смутное мучительное недоверие к этому Джоунзу. Это чувство росло в нем пока не превратилось в комок боли. Его голос, когда он, наконец, заставил себя заговорить, ему самому показался резким и раздраженным.
      - Почему же Перратин не застрелил эту чертову скотину? Достаточно было бы двух пуль...
      - Он и стрелял! - поспешно ответило существо, пытаясь заставить свой мозг проанализировать этот новый поворот событий. Оно опять не подумало о ружье вплоть до настоящего момента. Но если Корлисс хотел, чтобы Перратин стрелял из ружья, пусть будет так, как он того желает. И оно быстро продолжало:
      - Но у него не было шансов. Этот монстр так сильно толкнул лодку, что Перратин выпал из нее. Я попытался втащить его обратно, но было слишком поздно. Чудовище потащило его вниз, а я испугался, что оно может вернуться к лодке, поэтому я схватил весла и погреб к острову. Повар подтвердит, что я вернулся в полдень.
      За спиной Корлисса Проуг неожиданно разразился резким смехом, грубым отчаянным хохотом, рассекшим полуденный воздух. Он вмешался:
      - Из всех историй, которые мне доводилось слышать, байки этого парня самые паршивые. Послушай меня, Корлисс, ну разве это не забавно до чертиков, что не успел этот парень появиться у нас и выйти в море с одним из наших, как произошло убийство. Да, я сказал убийство!
      Корлисс уставился на большого голландца, и на секунду ему показалось, что выражение его собственного лица в тот момент должно быть было очень похоже на выражение лица Проуга: Мрачное, злое и недоверчивое. И тогда, как ни странно, Проуг, высказав то, о чем он сам думал, заставил его увидеть, насколько дико и нелепо все это было. Убийство! Совершенно смехотворно.
      - Проуг, - отрезал он, - тебе неплохо бы научиться держать язык за зубами! Говорить об убийстве просто нелепо.
      Существо, напрягшись всем телом, смотрело на голландца. К его собственному удивлению, единственным его чувством было самодовольное сознание того, что ситуация была под его контролем. Его убежденность в этом была так сильна, что в какой-то момент оно почувствовало себя неспособным даже на ярость. Оно заговорило:
      - Я не хочу спорить с вами. Я понимаю, как все, что случилось, выглядит в ваших глазах. Но вы сами вспомните, что мы с Перратином шли за тем, что он сам описал как новый, очень опасный вид акулы. И с какой стати мне убивать совершенно незнакомого мне человека?
      Его голос замер, так как Проуг отвернулся от него и внимательно смотрел на лодку, в которой они с Перратином выходили в море. Лодку пришвартовали к пристани, и Проуг просто стоял над ней и внимательно рассматривал. Вдруг он спрыгнул в нее, и существо, перестав его видеть за краем пристани, затаило дыхание. Его первым порывом было побежать и посмотреть, что этот человек делал там, но оно не осмелилось двинуться с места.
      А Корлисс в это время говорил:
      - Это правда, Проуг. Твои обвинения ничем не подкреплены. Какие возможны мотивы...
      Существо его больше не слушало. В голове у него все смешалось, и оно с ужасом смотрело на Проуга. Голландец выпрямился, в руках у него было блестящее ружье Перратина. Он что-то вытащил из него - на его ладони поблескивал металлической поверхностью какой-то предмет. Тихим голосом он спросил:
      - Сколько раз ты сказал Перратин выстрелил?
      В голове у существа странно помутнело. оно понимало, что за этим вопросом скрывалось что-то важное, потому что на грубом мускулистом и суровом лице голландца было выражение напряженного ожидания. Ловушка! Но какая?
      - Ну... два... три.
      Огромным усилием воли оно заставило себя сосредоточиться:
      - Я имею в виду два. Да, два раза, а потом тот толкнул лодку, и Перратин уронил ружье и...
      Оно замолчало. Замолчало потому, что Проуг улыбался, опасной отвратительной, торжествующей и насмешливой улыбкой. Раздался его голос, низкий тягучий и вкрадчивый:
      - Тогда почему же в обойме этой автоматической винтовки целы все патроны? Как ты это объяснишь, мистер Умный Незнакомец Джоунз. И вдруг взорвался:
      - Ты, чертов убийца!
      Странным образом мирная жизнь острова вдруг ушла в прошлое. Для Корлисса последствия всего этого были неприятны и не обещали ничего хорошего, как если бы эта небольшая группа людей внезапно оказалась совсем не на острове, а на этом пустом, деревянном, ничем не защищенном настиле посреди безбрежного, враждебного им океана. Это неприятное до тошноты ощущение усиливалось ещё от того, что длинное низкое здание закрывало вид на остров. Со всех сторон были видны только движущиеся тени на темнеющей с каждой минутой воде, а неустанный ритмичный плеск воды о деревянные сваи, поддерживающие платформу, навевал на него смутную тоску.
      То, что сказал Проуг, было совершенно бессмысленно. Большая фигура голландца нависла над ним, а на его лице играла мстительная, несколько неуверенная улыбка. На секунду Корлисс с ужасом представил себе, как маленький француз Перратин был разорван на куски морским чудовищем с непробиваемой шкурой. Все остальное было чушью. Он резким тоном заговорил:
      - Ты спятил, Проуг. ради всех святых этого океана скажи мне, с какой стати Джоунзу убивать кого-нибудь из нас?
      Смятенный мозг существа с жадностью ухватился за эти слова, как за спасительную соломинку. Все ещё в замешательстве оно неуверенно переспросило:
      - Обойма? Я не понимаю, о чем вы.
      Грубое лицо голландца подалось вперед и придвинулось совсем близко к худому, неприятному, с озадаченным выражением лицу существа.
      - Ага! - рявкнул он. - На этом ты и попался. Ты не знаешь, что такое автоматическая винтовка. У неё есть обойма, обойма с патронами. В этой двадцать пять штук, и все на месте.
      Ловушка, в которую попало существо, захлопнулась, лязгнув стальными челюстями в его мозгу. Но теперь, когда оно стояло перед опасностью лицом к лицу, смущение и неуверенность оставили его. Осталась осторожность и злобное раздражение. Оно почти зашипело с угрозой а голосе:
      - Я не знаю, как это произошло, но это было. Он выстрелил два раза, и если вы не понимаете, как он мог это сделать, я ничем не могу вам помочь. И я ещё раз спрашиваю, зачем мне нужно было убивать здесь кого-то?
      - Я думаю, я могу объяснить, в чем здесь дело.
      Высокая худая фигура Брейнза Стэпли протиснулась вперед между плотно стоящими в мрачном молчании мужчинами.
      - Допустим, Перратин действительно выстрелил два раза - двумя патронами, которые у него остались в предыдущей обойме. А когда он вставил новую обойму, было уже поздно. А Джоунз мог так испугаться, что даже не заметил, что Перратин сделал.
      - Джоунз не из пугливых, - мрачно проворчал Проуг, но по его тону было ясно, что он неохотно, но признает это объяснение приемлемым.
      - Но есть вещь, которую нельзя так легко объяснить, - решительно продолжал Стэпли.
      - Если учесть, что акула может передвигаться со скоростью до семидесяти миль в час, они просто не могли встретить эту тварь на том же самом месте, что вчера. Это значит, что Джоунз врет, когда говорит, что они его видели, если только...
      Он неуверенно замолчал, а Корлисс нетерпеливо переспросил его:
      - Если только что?
      Брейнз все ещё колебался, но наконец, с явной неохотой проговорил:
      - Я опять о том же, об акульем боге.
      Он торопливо продолжал, боясь, чтобы кто-нибудь не перебил его:
      - Не говорите только, что это легенды. Я сам это знаю. Но мы все вот уже много лет живем на этих островах в южных морях и видели много такого, что нельзя объяснить. И мы все слегка тронулись за это время. Я точно знаю, что отстал от жизни и погряз в предрассудках. Я просто приспособился к мистике, которой здесь полно. Я вижу, чувствую и знаю вещи, которые человеку с запада просто недоступны. Вот уже многие годы я живу в пустынных местах и слышал шум прибоя на сотнях безлюдных берегов. Я насмотрелся на южную луну и потерял чувство времени в этом мире вод, первобытном и неправдоподобном.
      Мы, белые люди, пришли сюда и наделали много шума. Мы привезли с собой моторные лодки, построили на берегу совершенно оторванные от здешней действительности города. Они предполагают присутствие времени в этом вневременном пространстве, и поэтому, вы понимаете, они здесь не удержаться. Однажды в этой части земного шара не останется ни одного белого человека, а будут только острова, островитяне и морская живность.
      Я говорю это все к тому, что мне доводилось сидеть у костра с местными жителями и слышать старые-престарые истории об акульих богах и о том, как выглядит акулий бог, когда он в воде. И я тебе говорю, Корлисс, что это очень похоже на то, что описывал Перратин. Сначала я просто удивился, что на самом деле может быть такая акула. А потом я стал думать, и чем больше я думал об этом, тем больше это меня тревожило. Потому что, видишь ли, акулий бог может превращаться в человека. И другого объяснения тому, что на этом острове, в тысяче милях от ближайшего порта, появляется человек, нет. Джоунз...
      Его перебил низкий голос. К величайшему удивлению Корлисса, это был голос Проугла, резкий и насмешливый:
      - Ну, что ты несешь эту суеверную чушь! Брейнз, тебе надо примочку к голове приложить. Мне поведение этого парня по-прежнему не нравится. Мне не нравятся его глаза, мне все в нем не нравится. Но дожить до того, что мне на уши вешают такую лапшу...
      - Вам лучше обоим помолчать, - вмешался коротышка англичанин Дентон. Корлисс видел, как он подошел поближе к строению, откуда была видна часть острова.
      - Если вы потрудитесь подойти сюда и увидите, что вижу я, вы оба перестанете трепаться. Сюда идет каноэ, и в нем туземец. Он уже обошел рифы и идет вдоль берега а нашу сторону. Это доказывает, что Джоунз мог попасть сюда на лодке. Туземец оказался молодым мужчиной в расцвете сил, темнокожий, красивый с прекрасной мускулатурой. Наравляясь в их сторону от того места скалистого берега, куда он вытащил свое каноэ, он улыбнулся добродушной улыбкой дружелюбно настроенного по отношению к белым людям островного жителя. Корлисс в ответ ему тоже широко улыбнулся, но заговорил он, обращаясь к Проугу и к существу:
      - Дентон прав. Поверь Джоунз, мне жаль, что мы тебе доставили столько неприятностей.
      Существо приняло извинение легким кивком головы. Но и его мозг и его тело по-прежнему оставались в большом возбуждении. Оно пристально смотрело на приближающегося туземца, и каждый его мускул был напряжен от смятения, вызванного мыслью о том, что эти жители островов имели особое чутье. Оно повернулось в полоборота к туземцу, когда тот остановился в нескольких шагах от Карлисса. Наполовину закрытое группой мужчин, оно встало на колено и сделало вид, что зашнуровывает ботинок. В это время Корлисс заговорил на одном из островных диалектов:
      - Что привело тебя сюда, друг?
      Молодой человек отвечал низким мелодичным голосом, характерным для его народа:
      - Идет шторм, белый человек, а я был далеко в море. Шторм идет со стороны моей земли, поэтому я пришел искать где-нибудь убежище.
      Его голос внезапно замер, и Корлисс увидел, что он широко открытыми глазами смотрит на Джоунза.
      - Эй, - обратился к нему Корлисс, - ты знаешь его?
      Существо вскочило на ноги, как тигр, готовый к нападению. В его ледяном взгляде, сверлившем глаза темнокожего, была неукротимая жестокость. Непреодолимая ярость, вспыхнувшая в этом холодном рыбьем мозгу, как молния ударила туземца. Туземец открыл рот, пытаясь заговорить, облизал сухие губы, а потом вдруг повернулся, как слепой, и бросился бежать к своей лодке.
      - Что за черт? - удивился Корлисс. - Эй, вернись!
      Туземец даже не оглянулся. Со страшной быстротой он добежал до лодки. Одним движением спустил её на воду и впрыгнул в нее. В надвигающемся сумерке ночи, не обращая внимание на опасность, он начал отчаянно грести вдоль кромки впадины, где вода вздымалась и опускалась между рифами, делая лагуну в этом месте особенно опасной. Корлисс приказал:
      - Проуг, возьми тех, кто остался, и отбуксируйте акул в сарай.
      Потом он изо всех сил прокричал в сторону лодки:
      - Эй ты, псих! Ты не можешь выйти в море в шторм. Мы тебя защитим.
      Туземец, должно быть, услышал его. Но в темноте не было видно, повернул ли он голову в их сторону вообще. Корлисс резко повернулся к существу, его лицо было строгим, а глаза смотрели с подозрением.
      - Совершенно ясно, - холодно проговорил он, - - что этот человек узнал тебя. Это значит, что ты с его острова или откуда-нибудь поблизости. Он боится тебя, настолько боится, что тут же подумал, что попал в твою шайку. Проуг был совершенно прав. Ты тот ещё гость. Хочу тебя предупредить. Мы самые крепкие ребята, каких тебе когда-либо приходилось встречать. Ты больше не останешься ни с одним из нас наедине, хотя должен тебе сказать, я все ещё не верю, что ты убил Перратина, потому что это бессмысленно. Как только шторм кончится, мы повезем тебя на острова и выясним, в чем тут дело.
      Он быстро повернулся и пошел прочь. Но существо едва обратило внимание на его слова, разве только на то, что Корлисса уже не было рядом с ним. Оно лихорадочно думало:
      - Человек с острова вынужден будет вернуться сюда из-за шторома. Он вспомнит, что Корлисс обещал заступиться за него, и что белые люди тоже сильные. От страха он выдаст меня. Остается только одно.
      Уже почти стемнело, и туземца было едва видно. Существо быстро направилось туда, где мощный поток воды низвергался в лагуну. Здесь было глубоко, и глубина начиналась сразу у скалистого берега. Существо было так занято акулой, которая поднялась к нему из глубины, что в шуме этого небольшого водопада и водоворота под ним не услышало приближения Корлисса. Внезапно оно обернулось... в нескольких шагах от него стоял Корлисс, пристально глядя вниз на черную воду.
      Корлисс не мог бы объяснить, что побудило его вернуться и пойти за существом. Отчасти это было оттого, что он заметил движение в воде. в том месте, где был Джоунз. Ужас охватил его, когда он увидел в полутьме длинный, темный, зловещий силуэт - сигарообразное тело, нырнувшее в темную глубину и скрывшееся в ней. Почувствовав опасность, он резко обернулся и посмотрел на существо. Несколько мгновений существо стояло не двигаясь, меряя его злобным взглядом. Здесь, на берегу моря, они были совершенно одни, и каждый его нерв натянулся как струна, а каждый мускул застыл в напряжении в яростной готовности бросить этого большого мрачного человека в воду. Оно уже присело, приготовившись к стремительному, мощному прыжку, когда увидело, как что-то блеснуло холодным металлическим блеском в руке у Корлисса, и его злобное желание тут же улетучилось.
      Корлисс заговорил:
      - Боже мой, это была акула, и ты говорил с ней! Наверное, я схожу с ума...
      - Ты уже сошел, - выдохнуло существо. - Я увидел акулу и отпугнул её. Если к утру шторм утихнет, я хочу здесь искупаться и совсем не хочу, чтобы здесь были акулы. Брось говорить ерунду.
      Его прервал крик о помощи. Жуткий, пронзительный вопль, который всколыхнул сумрачный вечерний воздух. Он исходил оттуда, где в море на фоне неба виднелся неясный силуэт туземца. От этого крика у Корлисса кровь застыла в жилах. Он вдруг почувствовал, что сускавшаяся темнота давила на него, как большое, тяжелое, но не дающее тепла одеяло. В нескольких шагах от него был Джоунз - худой сильный человек с холодными звериными глазами, тускло горевшими в полутьме приближающейся ночи. Нехорошее предчувствие, что этот злобно глядящий на него незнакомец может напасть, было таким сильным, что Корлисс крепче сжал рукоятку пистолета и решился бросить только один взгляд в сторону юго-запада, где туземец уже превратился в пятно на фоне черной воды.
      Он отодвинулся подальше от воды и от пришлого. И опять бросил взгляд в сторону совсем уже почерневшего моря. Было видно, что с отчаянием человека, потерявшего надежду, туземец отбивается веслом от кого-то, кто нападал на него из воды. За то время, пока Корлисс смотрел на него, туземец три раза хватался за борт каноэ и приваливался к нему, чтобы не дать своему утлому суденышку перевернуться. Корлисс торопливо перевел взгляд на существо и, угрожающе указывая ему пистолетом, скомандовал:
      - Иди вперед!
      Потом он повысил голос и прокричал мужчинам на пристани:
      - Эй, Проуг, быстро! Готовь катер к спуску на воду, заводите мотор! Нужно пойти за туземцем. И, кто-нибудь двое, идите сюда, помогите мне!
      К нему подбежали два человека, и Корлисс узнал Дентона и мужчину по имени Трейтон, туповатого, с расплющенным носом американца. Корлисс бросил им:
      - Отведите этого парня в барак и держите его там под стражей, пока я не вернусь. Дентон, возьми мой пистолет.
      Он сунул оружие в крепкие пальцы коротышки-англичанина. Последнее, что он слышал, когда торопливо уходил от них, был грубый голос Дентона, сердито командовавший:
      - Эй ты, пошевеливайся!
      Мотор уже вовсю работал, и как только Корлисс перепрыгнул через борт, катер, управляемый Проугом, отчалил от пристани. Тяжело дыша, Карлисс повалился рядом с Проугом, сидящим у руля. Большой голландец повернул к нему свое темное хмурое лицо:
      - Глупо идти на рифы в такой темноте.
      Корлисс с трудом выдавил из себя:
      - Нужно спасти туземца и выяснить, почему он так испугался Джоунза. Послушай, Проуг, это самое важное для нас сейчас.
      Луч прожектора, который стоял на катаре, проложил световую дорожку по темной воде. Корлисс напряженно смотрел, как катер на предельно низкой скорости начал петлять между рифами. Это был единственный путь к более глубокой части лагуны, где уже было слишком темно, чтобы видеть туземца. Слишком темно из-за черных мрачных туч, угрожающе затягивающих ночное небо. Вдруг - неожиданно резкий поворот! Лодка накренилась, и Корлисса швырнуло вниз. Неуверенно шаря по воздуху руками он, наконец, ухватил за тягу рулевого управления и поднялся. Катер все ещё сильно раскачивало, но мотор взревел, набирая скорость, и они двинулись вперед.
      Корлисс отрывисто проговорил:
      - Наткнулись на риф!
      Он ждал, когда поток вынесет их на глубокое место. До него донесся голос Проуга, низкий, озадаченный и встревоженный.
      - Это был не риф. Мы уже минуту назад прошли мелкое место. Сейчас мы на глубине. Я сначала подумал, что мы, может быть, натолкнулись на каноэ туземца, но я бы его сначала увидел.
      Корлисс облегченно вздохнул... и тут же был отброшен к борту и сильно ударился об него от того, что катер резко накренился. Пытаясь обрести равновесие, он крепко схватился за борт, ища поддержки, и увидел, как сквозь дымку, что катер переворачивается. Закричав, он бросился на другой борт, чтобы выровнять его. Один он бы не справился с этим. Он это понял и мысленно поблагодарил богов за интуицию, которая помогла ему выбрать таких сообразительных парней в его артель - людей, которые, как и он сам, видели опасность во всех её проявлениях и не нуждались в указаниях, когда встречались с ней. Не сговариваясь, они оба бросились к другому борту, и катер ещё раз выпрямился и продолжал свой путь.
      - Назад! - загремел Корлисс. - Правь к берегу. Держись ближе к отмели. Они пытаются нас перевернуть.
      Вода вокруг низ буквально кипела. Мотор ревел от напряжения, катер содрогался и скрипел каждой планкой своей обшивки. А над их головами черные тучи уже закрывали последние кусочки чистого неба. Когда они с отчаянными усилиями уже затаскивали катер подальше от воды на песчаный берег, первый ураганный порыв ветра, громкий как удар молота, обрушил на них вал воды. Корлисс прокричал:
      - Нужно спешить! Хватай снасти и беги к бараку. Мы оставили Дентона и Тарейтона с самим дьяволом. Их дела совсем плохи - они не знают , с кем имеют дело.
      Внезапно плотная стена дождя обрушилась на его голову и плечи, чуть не сбив его с ног. Ветер с неистовой силой хлестал по их спинам плотными струями дождя, пока они бежали. Два маленькие беззащитные фигурки, пытающиеся спастись от этого адского неистовства бури. Существо услышало первые завывания ветра, сидя в бараке, напрягшись всеми мускулами и с натянутыми как струны нервами. Для его обостренных яростью и единственным желанием вырваться отсюда чувств ряды деревянных нар были чем-то призрачным, нереальным и фантастичным. От висящих под потолком ламп, внезапно тускнеющих и вновь вспыхивающих от порывов ветра, проникающего через щели в стенах этого убогого строения, по стенам метались причудливые тени.
      А потом прерывистым гулом обрушился ливень, угрожая снести крышу над головой. Но крыша была прочной, и с потолка не потекло. Возбужденный мятущийся мозг существа перескакивал с мыслей о буре к мыслям о людях, находящихся там, снаружи, лицом к лицу со стихией, которые, может быть, в этот самый момент уже шли по направлению к бараку, если, конечно, им удалось спастись. Оно не было вполне уверено, что им не удалось спастись от морских чудовищ. Но эта мысль тоже была отброшена, и опять мозг существа сосредоточился на двух мужчинах, стоящих между ним и свободой. Двух людях, которые должны умереть в течении двух ближайших минут, если оно хочет вырваться отсюда до того, как Корлисс и другие вернуться. Две минуты! Чудовище остановило свой леденящий взгляд на этих двух мужчинах, в сотый раз за последние полчаса оценивая ситуацию.
      Мужчина по имени Дентон сидел на краю своей койки, приземистый и неуклюжий, от сильного волнения все время двигая ногами, поворачиваясь и без устали перебирал пальцами по тускло отсвечивающему холодным металлическим блеском пистолету, который был у него в руках. Он поймал на себе взгляд существа и насторожился. Слова сорвавшиеся с его губ, только утвердили существо во мнении, что этому коротышке-англичанину незнакома жалость.
      - Эй, - рявкнул англичанин. - Ты так смотришь, как будто что-то задумал. Так вот, брось это! Я в этих краях уже двадцать лет и в свое время усмирял и не таких, как ты. Мне не нужно говорить, что у тебя хватит силы разорвать меня на двое. Я видел, как ты обошелся с Проугом сегодня утром, и я знаю, на что ты способен. Но только не забывай, что вот этот маленький кусок железа уравнивает нас.
      Он уверено помахал пистолетом, а существо злобно подумало:
      - Если бы я обрел свое настоящее тело, я убил бы его, несмотря на пистолет. Но тогда я не смог бы выбраться отсюда, потому что без воды я не смогу превратиться обратно в человека. Я попал бы в безвыходное положение.
      Оно услышало, как заговорил американец:
      - То, что говорит Дентон, ко мне относиться в двойном размере, понял? Нет ничего такого, чего бы я не сделал в свое время. К тому же, по моему мнению, Перратин был чертовски хорошим парнем. И мне совсем не нравится, как он погиб. Мне только того и надо, чтобы ты начал что-нибудь. Тогда мы с Дантоном посмотрим, как свинцовая пуля разнесет твою башку.
      - А знаешь, Дентон... - - он полуобернулся, засверкав темными глазами и расширив ноздри своего приплюснутого носа. - почему бы нам не сделать из него мишень? А Корлиссу скажем, что он пытался бежать.
      - Не-е!
      Дентон покачал головой.
      - Корлисс с остальными вот-вот должны появиться. Кроме того, мне не по душе откровенное убийство.
      - Ха! - с чувством выдохнул Тарейтон. - Разве это убийство, прикончить убийцу?
      Существо с тревогой смотрело на Дентона. У него был пистолет, все остальное не имело значения. Оно заговорило, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно.
      - Мужики, вы или дураки или трусы. Вот они мы все, на одном острове. И уйти отсюда нельзя. Ну выйду я из барака и попаду под ливень... и проведу кошмарную ночь под дождем, а утром вы все равно найдете меня. Вы что, так и собираетесь всю ночь сидеть и сторожить меня?
      - Черт! - воскликнул Тарейтон, - а это идея! Давай выставим его, запрем дверь и хоть немного поспим.
      В мозгу у существа вспыхнула искра надежды, но тут же угасла, потому что Дентон покачал головой.
      - Не-е, я не сделал бы этого даже с собакой. Но то, что он сказал, навело меня на мысль. В его голосе зазвучали насмешливые нотки.
      - Тарейтон, покажи джентльмену, что мы собираемся сделать с ним. Сними веревку с того гвозьдя за твоей спиной и свяжи его. А я с этой маленькой игрушкой буду держать его под прицелом, чтобы он не вздумал сделать какую-нибудь глупость. Имей это в виду, ты, а то получишь у меня.
      Существо выдавило из себя хриплым голосом:
      - Что я дурак, чтобы нападать на Тарейтона и получить пулю в спину?
      Но про себя оно со злобным нетерпением подумало:
      - Американец все равно закроет меня от пистолета хотя бы на долю секунды. Даже если он не сделает этого, это все равно не имеет значения. Он будет близко от меня в первый раз за все это время, а мне как раз это и нужно.
      Ни один из мужчин не имел ни малейшего представления о том, с какой силой они столкнулись.
      С молнееносной быстротой существо бросилось на Тарейтона. На секунду оно увидело его расширенные глаза и рот, раскрытый в немом крике. В следующий момент оно оторвало его от пола и одним мощным движением бросило на Дентона. Хриплый, испуганный крик Дентона слился с ошеломленным стоном Тайрейтона в один мучительный вопль, когда они со страшной силой столкнулись и вместе ударились о стену. Существо почувствовало непреодолимое желание наброситься на них, но у него не было даже времени посмотреть живы ли они вообще. Две минуты отсрочки, дарованные ему, уже давно прошли. Было слишком поздно, слишком поздно для всего. Нужно было бежать. Оно распахнуло дверь и со всего размаха столкнулось с Корлиссом, отчего его отбросило назад. И в этот ужасающий момент оно увидело за спиной Корлисса громоздкую фигуру Проуга. Другие мужчины тоже толпились у дверей.
      Минуты этой штормовой ночи, казалось, растянулись до бесконечности. Желто-оранжевый свет, лившийся из барака, делал неимоверные, жуткие вещи с лицами испуганных людей, сгибавшихся под порывами шквального ветра и наблюдавших при прерывистом свете молний, как существо с худым, мрачным, похожим на волчью морду лицом, пытается встать на ноги.
      Потрясение от этого столкновения было обоюдным, но крепкие как сталь мускулы первыми начали действовать. Существо обрушило на Корлисса один сокрушающий, вместивший всю его ненависть удар, который отбросил того назад на Проуга. Уже в следующее мгновение существо бросилось в ночь, в жуткую пляску ветра и дождя.
      Оно пошло в атаку против дикой силы шторма, наклонив голову, всем телом пытаясь преодолеть неимоверное давление. И вдруг, в приступе озарения осознав, что, продвигаясь вперед так медленно, оно остановится хорошей мишенью для ружей, уже начавших стрелять со стороны барака, оно выпрямилось и направило свой бег по ветру, в ту сторону, где недобро блестели гонимые ветром беснующиеся волны. На бегу оно начало срывать с себя одежду-рубашку, брюки, ботинки, носки - и на секунду в свете молнии на фоне озарившегося неба люди увидели его силуэт.
      И ещё раз они увидели его - блестящую от дождя непокорную фигуру, стоящую на скалистом обрыве морского ада. А потом его не стало, только что-то белое бросилось в черные бушующие волны. Корлисс наконец обрел голос:
      - Он попался!
      Он старался перекричать вой бури.
      - Это чертово отродье попалось! Оттуда ему не уйти.
      Он не успел открыть рот, чтобы продолжить, как был вдавлен в барак толпой людей, ломившихся внутрь через открытую дверь. Дверь захлопнули, и Проуг, тяжело дыша от напряженного ожидания, переспросил:
      - Что ты имеешь в виду под "попался"? Этот набитый дурак окончил жизнь самоубийством. Могу поклясться жизнью, теперь ему не выжить.
      Корлисс взял себя в руки, и когда он заговорил, слова полились из него неудержимым потоком.
      - Послушай, - убедительно закончил он. - Это же доказательство того, что Брейнз был прав. Это чертово отродье - бог акул, превратившийся в человека. И я тебе говорю, он попался, если мы, конечно, поспешим. Его голос приобрел металлические нотки:
      - Вы что, не понимаете? Он прыгнул в лагуну, а оттуда в океан есть только один выход - канал, по которому мы выводим свои лодки. В одном месте он проходит вплотную к берегу. Там мы и должны следить, чтобы он не выплыл в открытое море. Брейнз!
      - Да, сэр!
      Высокий, сухопарый англичанин быстро выступил вперед. - - подбери человек шесть, возьмите из сарая с боеприпасами динамитные шашки, прожектор и встаньте на берегу у прохода в открытое море. Взрывайте динамит под водой через определенные промежутки времени. Выдержать шум взрыва под водой не может ни одна рыба и никакое другое живое существо. Прожектором все время просвечивайте воду. Там узко. Вы не можете и не должны упустить его! Давайте, побыстрее!
      После того, как они ушли, заговорил Проуг:
      - Босс, вы забыли об одной вещи. Там, где прыгнул этот чертов выродок, из лагуны есть выход. Помните ту узкую горловину между двумя нависшими скалами? Акула может проскользнуть там.
      Корлисс мрачно покачал головой.
      - Я не забыл об этом, и ты прав, если рассуждать так, как ты рассуждаешь. Акула может проплыть там. Но эта тварь в его обычном виде имеет огромные мощные плавники. И эти плавники слишком велики для того, чтобы он мог пройти по такому узкому проливу. Их снесет до самых ребер. Понимаешь, что это значит? Если он захочет проплыть в открытое море в этом глубоком и узком месте, ему придется сохранить свое человеческое тело, а в своем человеческом обличье он, должно быть, страшно уязвим, иначе он не был бы так осторожен с нами.
      Приглушенный звук отдаленного взрыва, вырвавшись из ночи, оборвал его на полуслове. На его властном с крупными чертами лице заиграла довольная улыбка.
      - Вот и первый взрыв. Это может означать, что чертова тварь попыталась пройти обычным путем. Ну, теперь он в курсе дела. Мы загнали его в угол. Он или пойдет на риск и попытается проплыть по этому узкому проливу в человеческом обличье, или же завтра утром мы его убьем в каком бы обличье он ни был. А теперь быстро, все берите факелы и ружья и вставайте вдоль берега. Нельзя дать ему выйти на берег!
      Море было слишком бурным, волны слишком высокими, ночь слишком темна. Окончаниями всех своих рыбьих нервов существо чувствовало приближение гибели, изо всех сил своего слабого беспомощного человеческого тела пытаясь удержать голову в таком положении, чтобы можно было дышать. Оно боролось остервенело и с неиссякаемой энергией, но море ревело, грохотало и вздымало свои волны.
      Кошмар бушующего моря обступил его плотной темной стеной со всех сторон, кроме одной. С этой стороны, прямо перед ним, море отсвечивало белым. Даже в этой кромешной темноте было видно, как вода в ярости разбивается о скалы. И в этом смертоносном пенистом водовороте была видна лишь узкая темная полоска - единственный выход в спасительный бескрайний океан. Узкая черная извилистая полоска, где вода была глубока и стремительна.
      По этому проходу, с бешено несущимися, взбудораженными штормовым ветром волнами, из лагуны в сторону океана пробивалась акула, показывая ему дорогу. Существо выбивалось из сил, пытаясь удержать голову над водой. Оно остервенело било по воде ногами, разгребало руками бурлящие и неистовствующие вокруг него волны и изо всех сил напрягало зрение, стараясь не упустить из виду мелькающий среди волн черный треугольник спинного плавника акулы-лоцмана, проверяющей этот дьявольский проход. Акула боролась, отчаяно маневрируя, пытаясь удержаться в ревущем потоке, несущемся с бешеной силой по извилистому проходу к выходу на свободу. Плавник исчезал, а потом появлялся опять, едва видимый на фоне серовато-белесых волн. Она благополучно прошла, и пятно неясно очерченного плавника мгновенно исчезло в темном бушующем море.
      Существо колебалось. Теперь была его очередь, но оно не чувствовало ни малейшего желания штурмовать островерхие пляшущие волны, находясь в хрупком человеческом обличье. Оно издало звериный вопль, полный невыразимой ненависти. и почти повернуло обратно к берегу, побуждаемое отчаянным желанием пробиться через кордон мягкотелых людей, невзирая на опасность, которую они представляют. Но затем оно зарычало опять, брызгая от ярости слюной, когда увидело ряд пылающих факелов, многоточием обозначивших береговую линию. Каждый факел излучал бледный, дрожащий, едва пробивавшийся сквозь сплошную завесу штормового ливня свет, и около каждого был человек, беспокойно вышагивающий с винтовкой наизготовку в нервных напряженных пальцах. Туда дороги не было. Существо осознало это, хотя дикая мысль о том, чтобы выскочить на берег, продолжала сверлить его мозг. Оно слишком хорошо видело теперь, в какую ловушку оно попало. Этот небольшой участок лагуны был полностью изолирован, как будто бы природа специально ждала многие миллионы лет этого самого момента только для того, чтобы поймать в ловушку страшное морское чудовище. Пути отступления были отрезаны, разве только - вперед.
      И опять существо взглянуло своими холодными рыбьими глазами в сторону опасного просвета между бурунами. Стальные зубы лязгнули, бросая страшный вызов, а губы сжались, растянувшись в тонкую линию акульей пасти. Затем оно бросилось в бушующие волны. У него было ощущение невообразимой скорости. Инстинктивно оно изо всех сил попыталось сделать поворот, отпечатавшийся в его мозгу, когда оно наблюдало за акулой-лоцманом. Вода залили ему рот, оно попыталось её вылюнуть, и закашляло, все ещё стараясь маневрировать в воде. И вдруг перед его глазами встала картина ужасного конца - прямо перед ним на несколько ярдов ввысь вздымалась стена скал, черных, мрачных и безжалостных. В ужасе, оно повернулось и рванулось в сторону, протянув перед собой в отчаянном жесте руки. Но человеческие мускулы были бессильны против непобедимой силы моря.
      Мгновенное видение рокового конца, испуганный звериный вопль изумления и неверия, а затем острая непереносимая боль в тот момент, когда его человеческая голова расплющилась о твердую, как сталь, поверхность скалы. Затрещали, ломаясь, кости, лопнули волокна мышц, тело превратилось в кровавое месиво. Поток вынес изуродованный труп в полночный океан.
      Акула-лоцман, почуяв запах свежего мяса, заскользила назад. Через минуту к ней присоединились ещё с десяток других темных, дерущихся из-за добычи силуэтов.
      Шторм бушевал на протяжении всей той страшной ночи. Наконец, над группой замерзших, мокрых и усталых людей забрезжил холодный промозглый рассвет. Когда Корлисс направил первую лодку по затихшим волнам лагуны у узкой смертоносно бурлящей воронке, на его лице, темном от усталости после долгого ночного бдения, было выражение мрачной решимости.
      - Если эта тварь все-таки пошла на риск, - говорил он, - мы не найдем никаких следов. Но тогда мы точно будем знать об этом. Там, где поток поворачивает, есть подводное течение, с которым может справиться только очень большая рыбина. Все остальное будет расплющено о скалу.
      - Эй, - предостерегающе крикнул Дентон, побледнев при воспоминании о боли, которую он перенес, - не приближайся к тому месту. Тарейтон и я достаточно натерпелись для одного дня.
      Только к полудню Корлисс окончательно убедился, что в лагуне не осталось ни одного живого существа, которое представляло бы опасность. Когда они, уставшие, но успокоенные направились к берегу, над изумрудным островом, сверкавшим и переливавшимся в своей неоглядной оправе из синего океана, как сапфир, моря, ярко сияло солнце.
      А.Э. Ван-Вогт ПРИВИДЕНИЕ
      - Четыре мили, - думал Кент, - четыре мили от городка под названием Кемпестер, расположенного прямо у железнодорожной ветки, до деревни под названием Аган, расположенной в сторону от железной дороги.
      По крайней мере это он помнил. Он помнил также гору и ферму у её подножия. Только когда он видел её в последний раз, на ней ещё жили.
      Он смотрел на это место, пока машина медленно спускалась по склону холма. Постройки выглядели заброшенными и унылыми. Все окна дома, которые он мог видеть, были заколочены досками. Досками были забиты и двери коровника. Двор сплошь зарос буйными сорняками, и высокий, с благородной осанкой старик, внезапно появившийся из-за дома, казался там совсем не к месту. Кент почувствовал, как шофер наклонился к нему, и услышал, как тот произнес, стараясь перекричать рев старого мотора:
      - Я все время думал, что, может, мы увидим приведение, когда будем проезжать. И, пожалуйста, вот оно. Вышло на утреннюю прогулку.
      - Привидение? - отозвался Кент.
      И тут все вдруг изменилось, как если бы он произнес волшебное слово. Яркие лучи солнца брызнули из-за нагромождения туч и залили долину теплым светом. Они осветили старые однообразные строения и более поздние пристройки. Серый цвет всех зданий при ярком свете солнца казался блекло-зеленым.
      Кент, наконец, обрел голос:
      - Привидение, - повторил он опять. - Но это же старый мистер Уайнрайт. Он ни на один день не постарел с тех пор, как я уехал из этих мест пятнадцать лет назад.
      Старик медленно шел к воротам, выходившим на шоссе. Теперь, когда он был ближе, он казался ещё более высоким, худым и костлявым до карикатурности в своем черном, блестевшим на солнце сюртуке.
      Старая, с квадратным носом машина со скрежетом затормозила у ворот на ферму. Шофер повернулся к нему. Кента поразило, что он явно забавляется происходящим.
      - Видите калитку? - спросил шофер. - Не большие ворота, а калитку. Она заперта на висячий замок, да?
      Кент кивнул.
      - Ну и что?
      - Смотрите.
      Старик возился у калитки менее, чем в десяти футах от них. Это похоже на пантомиму, подумал Кент, потому что старик не обращал внимания на замок а, казалось, возился с каким-то более простым запором. Наконец, старец выпрямился и толкнул калитку. У Кента не было предчувствия, что он увидит что-либо странное. Как само собой разумеющуюся вещь он ожидал, что калитка распахнется.
      Однако калитка не открылась. Она не шелохнулась, а с её ржавых петель не сорвалось даже намека на скрип. Она осталась закрытой, удерживаемая непристуным на вид замком.
      Старик просто прошел сквозь нее.
      Прямо сквозь нее! Потом он повернулся. как показалось, толкнул обратно её невидимую створку и опять застыл там, как бы задвигая какой-то скрытый от глаз засов. Наконец, явно довольный результатом, он опять повернулся лицом к машине. В первый раз он посмотрел на неё и на тех, кто в ней был. Его узкое лицо в мелких морщинах осветилось улыбкой.
      - Здравствуйте! - поприветствовал он.
      Кент не ожидал, что он заговорит. Это было как гром среди ясного неба. В голове у него все перемешалось, и это в одно мгновение лишило его способности рассуждать здраво.
      - Привидение! - в замешательстве думал он. - Но это же смехотворно.
      Все окружающее стало опять принимать свой первоначальный вид. Линия горизонта и земля заняли свои законные места, и на земле опять были дом и сарай, на почти бесцветном и безжизненном фоне которых вырисовывался старик и загадочная калитка.
      - Здравствуйте, - неуверенно ответил Кент. - Добрый день.
      Старик подошел ближе, вгляделся повнимательнее, и на его лице промелькнуло выражение крайнего удивления.
      - Ба, да это мистер Кент. А я думал, что вы уже уехали из отеля в Агане.
      - Э-э! - начал Кент.
      Краем глаза он увидел, как шофер делает ему рукой знаки, шепча:
      - Не удивляйтесь ничему, что приведение скажет. Это приводит его в замешательство.
      Привидение! Ну вот, опять. Кент с усилием сглотнул. Последний раз я видел этого старика, когда мне было двадцать. Тогда он не знал моего имени.
      Старик опять заговорил, на этот раз в большом замешательстве.
      - Я очень хорошо помню, как мистер Дженкинз, хозяин гостиницы, уведомил меня, что вы сочли необходимым внезапно уехать. Он что-то говорил о предсказании, приходящемся как раз на тот день, семнадцатое августа. Со мной всегда говорят о предсказаниях. А это был разговор о дате, которая, как он сказал, была как раз семнадцатым августа. - Он поднял глаза, и морщины на его худом, изможденном и хмуром лице расправились.
      - Простите меня, сэр. Это так невежливо с моей стороны стоять здесь и разговаривать самому с собой. Лучше сказать, что я рад, что эти сведения оказались неправильными, поскольку я получил огромное удовольствие от тех нескольких бесед, что мы имели с вами.
      Он приподнял шляпу.
      - Я пригласил бы вас в дом на чашку чая, но миссис Кармоди сегодня не в самом лучшем настроении. Приглядывать за стариком, должно быть, не очень приятное занятие, и я бы не хотел причинять ей лишние хлопоты. Доброе утро, мистер Кент. Доброе утро, Том.
      Кент кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он услышал, как заговорил шофер:
      - До свидания, мистер Уайнрайт.
      Кент смотрел, как высокая, хрупкая фигура старика медленно удалялась по открытому выгону для скота к югу. Его мысли и взгляд вернулись к машине, когда шофер опять заговорил.
      - Ну, мистер Кент, вам повезло. Вы теперь знаете, сколько вы проживете в отеле в Агане.
      - Что вы имеете в виду?
      - Мистер Дженкинз приготовит вам счет к семнадцатому августа.
      Кент уставился на него, раздумывая, стоит ли рассмеяться ему в лицо или... что?
      - Вы хотите сказать, что привидение также предсказывает будущее? Но сегодня только восьмое июля, а я собираюсь остаться здесь до конца сентя...
      Он замолчал. На него смотрели серьезные, без тени усмешки глаза.
      - Мистер Кент, такого, как мистер Уайнрайт, никогда во всем мире не было. Когда он предсказывает будущее, все исполняется. Так было, когда он был жив, и так же теперь, когда он мертв. Единственная разница в том, что он слишком стар. Ему за девяносто, и он слаб головой. Он все путает, всегда путает будущее с прошлым. Для него это все прошлое, и все одинаково туманно. Но когда он говорит что-нибудь конкретное, как например, дату, это так и будет. Вот увидите.
      Слов было слишком много, и их конкретность, носовой выговор шофера, звенящий в неподвижном воздухе, создавали странно нереальную картину. Однако, благодаря им, Кент чувствовал себя уже менее ошеломленным. Он знал здешних людей, и внезапно в нем окрепло убеждение, что каким-то непнятным образом он становится жертвой нехорошего розыгрыша. Но этого, конечно, нельзя было говорить вслух. Кроме того, оставался совершенно необъяснимый эпизод с калиткой.
      - Эта миссис Кармоди, - наконец заговорил он, - я не помню её. Она кто?
      - Она приехала присматривать за фермой, когда её невестка, внучка старика, умерла. Никакого кровного родства, но...
      Шофер набрал в легкие воздуха, пытаясь выглядеть непринужденным, и закончил:
      - Именно она, понимаете, убила старого Уайнрайта пять лет назад. За это её посадили в сумасшедший дом в Пиертоне.
      - Убила! - поразился Кент. - Это что, местная легенда о привидении?
      Он помолчал, потом добавил:
      - Постойте. Он говорил так, как будто он все ещё живет с ней.
      - Послушайте, мистер Кент, - в голосе шофера зазвучали сочувствующие нотки, - давйте не будем обсуждать, почему привидение говорит то, что оно говорит! Некоторые пытались разобраться в том, что происходит, и чуть не свихнулись от этого.
      - Но должно же быть этому какое-то разумное объяснение.
      Шофер пожал плечами:
      - Ну, тогда найдите его.
      И добавил:
      - Ведь это я привез сюда на ферму миссис Кармоди и её двух детей из Кемпстера. Если хотите, я расскажу вам то, что я знаю, по дороге в отель.
      Пока переключалось сцепление и машина тяжело трогалась, Кент тихо сидел на своем месте. Потом он обернулся, чтобы ещё раз бросить взгляд на ферму. Это было всего лишь на мгновение, пока она не скрылась за деревьями. И снова он отметил её заброшенный, нежилой вид. Он вздрогнул и больше не смотрел в ту сторону. Потом спросил:
      - Эта история... в чем там было дело?
      Женщина увидела ферму, когда машина сбавила ход на крутом склоне горы. Она почувствовала, как машина пошла на малой скорости с включенными тормозами, скатываясь по сыпучему гравию. Ферма, думала она с жадным нетерпением, от которого о всему её телу пробегала дрожь. Наконец-то долгожданное благополучие. И только дряхлый старик и девчонка между ней и этой собственностью. Между ней и вереницей тяжелых лет, проведенных в отвратительной нищете. Годы вдовства с двумя детьми на квартире у чужих людей, когда ей приходилось пробавляться случайными заработками в дополнение к скудному пособию для бедных. Годы, проведенные в аду!
      А здесь, вот он - рай, бери его. Ее алчные голубые глаза сузились, а крепкое тело напружинилось. Она должна овладеть сокровищем, которое было перед ней.
      Мысли ушли. Как завороженная, она пожирала глазами дорогу, ведущую к ферме, дом, окрашенный в зеленый цвет, большой красный коровник и с полдесятка других хозяйственных строений. Неподалеку раскинулось большое поле, засеянное пшеницей. Молодые, ещё зеленые весенние побеги. Машина спустилась в долину, и великолепие деревенского пейзажа скрылось за деревьями. автомобиль остановился, упершись блестящим носом в ворота, и крепко сбитый мальчик, сидевший рядом с ней, спросил:
      - Это здесь, ма?
      - Да, Бил!
      Женщина внимательно посмотрела на него. Все её грандиозные планы были связаны с ним. На мгновение она вдруг ясно увидела все его недостатки: его мрачное, грубое и, тем не менее без всяких признаков воли лицо. В его коренастой шестнадатилетней фигуре была неуклюжесть, совершено лишавшая его привлекательности. Но она тут же отбросила промелькнувшую в её душе тень сомнения. И проговорила:
      - Ну разве здесь не хорошо?
      - Не-е-е!
      Толстые губы мальчика искривились.
      - Лучше б я остался в городе.
      Он пожал плечами.
      - Но наверное, так лучше для нас.
      - Это правильно.
      Она облегченно вздохнула.
      - В этом мире важно, что ты получаешь, а не то, что ты хочешь. Запомни это, Билл... В чем дело, Перл?
      Она говорила с раздражением. Ее дочь всегда на неё так действовала. Что толку от бледной с одутловатым лицом двенадцатилетней девочки, ставшей толстой, слишком невзрачной, без всякого намека на привлекательность. С ещё большим раздражением женщина повторила:
      - В чем дело?
      - Через поле идет какой-то худой старик. Это мистер Уайнрайт, ма?
      Миссис Кармоди медленно повернулась и посмотрела в ту сторону, куда указывал Перл. Уже через мгновение она с глубоким облегчением вздохнула. До этой минуты она чувствовала острую тревогу по поводу старика. Старый, написала о нем её невестка в одном из своих редких писем. Но она себе и представить не могла, что он стар до такой степени. Ему, должно быть, дет девяносто. Даже сто. Он не представляет для них ни малейшей опасности.
      Она наблюдала, как шофер открыл ворота и теперь возвращался к машине, чтобы заехать во двор.
      Почувствовав себя более уверенно, она обратилась к нему:
      - Подождите! - сказала она приказным тоном. - Подождите старика. Он ходил на прогулку и устал. Довезите его до дома.
      Это произведет должное впечатление, - думала она. - Вежливость - вот мой принцип. Но у мягких лапок есть железные коготки.
      Она с удивлением увидела, что шофер странно смотрит на нее. Помедлив, он заговорил:
      - Я бы не решился взять его в машину. Он человек с причудами, этот мистер Уайнрайт. Иногда он ходит как глухой и слепой и ни на кого не обращает внимания. К тому же, иногда он делает очень странные вещи.
      Женщина нахмурилась:
      - Например?
      Шофер вздохнул.
      - Понимаете, мэм, объяснять бесполезно. Вы можете сами убедиться в этом, прямо сейчас, или позже. Во всяком случае, будьте с ним поосторожней.
      Высокая, худая фигура приближалась медленными ровными шагами по выгону с южной стороны. Он перешел дорогу в трех футах от автомобиля, казалось, даже не заметив его, и направился прямо к калитке. Не к открытым широким воротам, через которые мог проехать автомобиль, а к узкой массивной деревянной калитке. Им показалось, что он возится с каким-то скрытым засовом. Калитка не открывалась, но он, тем не менее, прошел в нее, как если бы она была открыта. Прошел сквозь массивную деревянную калитку!
      Миссис Кармоди вдруг улышала пронзительный женский вопль. Через секунду она с ужасом поняла, что это кричала она сама. Ее усилие подавить этот крик было так велико, что она без сил откинулась на сидение автомобиля, почувствовав, как кровь бешено бьется у неё в висках. Она сидела так, обмякнув всем телом, чувствуя дурноту, вся похолодев, с пересохшим горлом, и каждая жилка в её теле дрожала. Какое-то время она вообще была не в состоянии думать.
      - Постойте, - прервал Кент шофера. - Вы же мне говорили, что в то время старик был ещё жив. Как же он проходил сквозь калитку?
      Рассказчик внимательно посмотрел ему в глаза.
      - Мистер Кент, единственная причина, по которой этот старый джентльмен не свел нас всех с ума за эти последние двенадцать лет, это то, что он совершенно безобиден. Он проходил сквозь калитку при жизни так же, как он делает это сейчас. И не только сквозь нее. Разница в том, что мы точно знаем, что похоронили его. Может быть, он всегда был привидением, и убивать его было совершенно бессмысленно. Все, что мы знаем, это то, что он совершенно безобиден. И этого достаточно, не так ли?
      Кент кивнул в ответ, но, когда он заговорил, в его тоне была бездна сомнения:
      - Надо думать, что так оно и есть. Во всяком случае, продолжайте.
      Темная завеса страха в мозгу женщины немного приподнялась от сознания, что кто-то дергает её за рукав. Через минуту она поняла, что это был шофер, который говорил:
      - Все в порядке, мэм. Он только странный, безобидный старик. Не нужно так волноваться из-за этого.
      Но взять себя в руки её заставили не слова шофера, а мальчик, сидевший рядом с ней в машине. Он презрительно прокомментировал:
      - Вот это да, ма! Ты уж слишком разволновалась. Я видел точно такой же трюк в прошлом году в цирке, даже получше этого. Это вообще ерунда.
      Женщина почувствовала себя лучше. Билл такой рассудительный, практичный мальчик, подумала она с благодарностью. И конечно, он прав. Это был всего лишь трюк и... что говорит эта дуреха? Она повторила свой вопрос вслух:
      - Что ты сказала, Перл?
      - Он смотрит на нас, ма, посмотри, - сказала девочка.
      Женщина увидела, что старик внимательно разглядывал её поверх калитки. У него было узкое, доброе морщинистое лицо, выражавшее все возрастающий интерес. Он заговорил на удивление бодрым для человека его возраста голосом:
      - Вы вернулись из города довольно рано, миссис Кармоди. это значит, что мы будем обедать раньше?
      Он выдержал вежливую паузу, затем продолжил:
      - Естественно, у меня нет никаких возражений. Я буду рад подчиниться любому порядку, который вам нравится.
      Ей внезапно пришло в голову, что над ней смеются. Ее лицо приобрело напряженное выражение, глаза сузились, она изобразила неопределенную улыбку и попыталась осознать, что он говорит. Выразительный шепот шофера приостановил её все возрастающее замешательство.
      - Простите, мэм, - торопливо говорил он, - не говорите ему, что вы его видите в первый раз. У него приступ провидения. Он уже несколько месяцев ведет себя так, как если бы вы уже давно жили здесь, и если вы начнете возражать, он только запутается. Незадолго до смерти миссис Уайнрайт он начал называть её вашим именем. Он просто чудаковатый старик.
      Миссис Кармоди сидела не двигаясь, с расширенными глазами, блестевшими от напряженной работы мысли. Руки у неё дрожали от глубокого волнения. Ее ждали! Один из моментов, которого она боялась больше всего, был именно момент её прибытия. Но теперь оказалось, что её ждали! И все её заготовки пройдут гладко. Письмо, которое она так старательно подделала и в котором покойная внучка старика просила её приехать, чтобы присмотреть за её дочкой Филлис. Это драгоценное письмо будет только подтверждением того, что уже считается неизбежным. Хотя теперь...
      Женщина стряхнула с себя оцепенение. Не время волноваться из-за странных поступков старика. Ей нужно принимать ферму, и чем быстрее эта проблема будет решена, тем лучше. Она опять улыбнулась, не в силах скрыть внутреннего торжества, отразившегося на её толстом лице.
      - На хотите ли подъехать с нами до дома, мистер Уайнрайт? Вы, должно быть, устали после прогулки.
      Старик осторожно кивнул.
      - Не откажусь, мадам. Я дошел аж до Кемпстера и немного устал. Видел там вашу сестру, между прочим.
      Он уже прошел через ворота, на этот раз через открытые ворота, и уже направлялся к передней дверце машины, когда Миссис Кармоди удалось выдавить из себя:
      - Мою сестру?
      - Ш-ш-ш! - зашипел шофер. - Не обращайте внимания. У него в голове все перемешалось. Он думает, что у каждого из нас есть двойник, и он их постоянно встречает. С ним это уже многие годы, но он совершенно безобидный.
      На этот раз ей было гораздо легче найти в себе силы, чтобы кивнуть. Эпизод с калиткой уже представлялся ей чем-то нереальным, с каждой минутой терявшим свою пугающую остроту. Она улыбнулась старику заученной улыбкой, когда тот вежливо приподнял шляпу, и смотрела, как он садится на переднее сидение рядом с шофером.
      Машина, урча мотором, проехала по двору по дороге, огибающей дом, и остановилась у веранды. Девочка, одетая в белое платье, подошла к дверному проему, затянутому сеткой от комаров, и тихо стояла там, внимательно глядя на них. Она была хорошенькая и очень хрупкая. Своим острым глазом миссис Кармоди отметила в её внешности каждую подробность: худая, с волосами цвета соломы, лет пятнадцати-шестнадцати и - тут женщина насторожилась - не очень дружелюбно настроена.
      Она одарила девочку как можно более ласковой улыбкой.
      - Здравствуй, Филлис, - поздоровалась она. - Я очень рада с тобой познакомиться.
      - Здравствуйте, - ответила Филлис, и женщина опять с облегчением улыбнулась на это сдержанное приветствие. Потому что, это в самом деле было приветствие. Своего рода признание естественности всего происходящего.
      Женщина про себя улыбнулась. Эта деревенская простушка скоро узнает, что противостоять внешнему дружескому расположению, прикрывающему железную волю к победе, невозможно. Мысленно она уже видела, как будущее складывается согласно с её желаниями. Сначала необходимо устроится здесь, потом свести Билла и Филлис так, чтобы их брак стал естественным и своевременным завершением их отношений. А потом...
      Уже была ночь. Она задула лампу в парадной спальне дома и только после этого опять стала думать о старике и удивительных вещах, которые он говорил и делал. Она лежала в кровати и задумчиво хмурилась. Наконец, уже почти засыпая, женщина пожала плечами. Безобидный, сказал о нем шофер. Что ж, тем лучше для него.
      На следующее утро миссис Кармоди проснулась от шума на первом этаже. Она торопливо оделась с неприятным чувством, что её перехитрили уже в первый день её пребывания здесь. Ее предчувствие подтвердилось, когда спустившись, она застала старика и Филлис за завтраком.
      На столе стояли ещё три тарелки с кашей, и миссис Кармоди молча уселась перед одной из них. На столе перед девочкой она увидела тетрадь, и тут же воспользовалась этим как предлогом, чтобы завести беседу.
      - Делаешь домашнее задание? - спросила она, как можно более дружелюбно.
      - Нет! - коротко ответила Филлис, закрывая тетрадь и поднимаясь из-за стола.
      Миссис Кармоди не пошевелилась, чувствуя как к лицу приливает кровь. Не нужно волноваться, успокаивала она себя. Все равно ей нужно как-то подружиться с девочкой. Кроме того, ей ещё нужно кое-что узнать; о том, где хранятся продукты, о доме, о деньгах. Неожиданно для неё завтрак потерял всякий смысл. Она поднялась из-за стола, не доев кашу. На кухне она застала Филлис за мытьем посуды.
      - Давай я помою, - предложила она. - А ты вытирай. Потом добавила:
      - Такими хорошенькими ручками не следует мыть посуду.
      Она бросила на девочку быстрый взгляд и сделала третью попытку втянуть её в разговор:
      - Мне ужасно стыдно, что я встала так поздно. Я ведь приехала сюда работать, а не отдыхать.
      - Вы к этому привыкнете, - ответила девочка.
      А миссис Кармоди улыбнулась про себя: опасное молчание было нарушено.
      - А как у вас с продуктами? - продолжала она. - Вы их покупаете в каком-то определенном магазине? Твоя мама ничего не написала об этом в своем письме.
      Она замолчала, сама почему-то испугавшись этого упоминания о письме. Некоторое время она стояла, держа неподвижные руки в воде для мытья посуды, потом заставила себя опять заговорить.
      - Твоя бедная мать! Она написала такое грустное письмо! Я плакала, когда читала его.
      Из-под полуопущенных век она видела, что у девочки дрожат губы, и она поняла, что на этот раз выиграла. На мгновение она почувствовала упоение от того, что каждый оттенок настроения и каждое слово, сказанное здесь, целиком зависит только от нее. Она торопливо проговорила:
      - Потом мы подробнее поговорим об этом.
      Девочка сквозь слезы проговорила:
      - У нас кредит в магазине мистера Грэхэма в Агане. Вы можете звонить туда. Продукты доставляют нам оттуда.
      Женщина поспешила в столовую, чтобы забрать оттуда оставшиеся грязные тарелки и скрыть выражение безудержного торжества во взгляде. Кредит! Ее ужасно волновал вопрос о том, как установить контроль над деньгами. Возможно, думала она, для этого придется принимать какие-то юридические меры. Но сначала необходимо завоевать себе положение в доме и в местном обществе. А тут, на тебе, такая удача - кредит! Теперь, только бы этот магазин Грэхэма принял её заказ. Но Филлис продолжала что-то говорить, и миссис Кармоди с усилием заставила себя вернуться к реальности.
      - Миссис Кармоди, я хочу извиниться за то, что за завтраком я не ответила на ваш вопрос о тетради. Видите ли, соседи постоянно интересуются тем, что о них говорит прадедушка, поэтому за завтраком, когда он ещё в силах, я спрашиваю его, а ответы записываю. Я говорю ему, что хочу написать книгу о его жизни, когда вырасту. Я ведь не могла вам объяснить все это в его присутствии, правда?
      - Конечно, - ответила миссис Кармоди.
      А сама лихорадочно соображала: значит, соседи интересуются тем, что старик говорит о них. Тогда они будут заинтересованы в том, кто будет им сообщать последние пикантные новости, и постараются поддерживать с этим человеком хорошие отношения. Ей придется внимательно ко всему прислушиваться и, возможно, завести свою тетрадь.
      Тут девочка заговорила опять:
      - Я сразу хотела вам сказать, что у прадедушки дар предвидения. Может быть, вам трудно в это поверить, но...
      Взгляд Филлис оживился от желания рассказать, и, конечно, женщина не могла не воспользоваться этим.
      - Ну почему же, конечно, я верю тебе, - ответила она. - Я не из тех скептиков, которые отказываются смотреть в лицо фактам! На протяжении всей истории были люди с необыкновенными способностями. И кроме того, я ведь видела собственными глазами, как мистер Уайнрайт прошел сквозь толстую калитку.
      Голос её прервался. Ее собственные слова об этом из ряда вон выходящем происшествии вновь воскресили его со всей яркостью и реальностью ощущений, и она неуверенно закончила:
      - Конечно, я верю!
      - Я хочу сказать, миссис Кармоди, - продолжала Филлис, - чтобы вы не обижались, если вам покажется, что он говорит что-то неприятное. Он всегда думает, что говорит о том, что уже произошло. Кроме того, он все время говорит о вашей сестре, если вы женщина, и о вашем брате, если вы мужчина. Но он имеет в виду вас.
      - Имеет в виду вас...
      У женщины от услышанного даже голова закружилась, и она ещё долго думала об этом после того, как девочка уехала в школу, и даже после того, как в магазине Грэхэма приняли её заказ от фермы Уайнрайта простым: "О да, миссис Кармоди, мы знаем о вас."
      Только в полдень она вышла на крыльцо, где сидел старик, и задала вопрос, давно мучивший ее:
      - Мистер Уайнрайт, вчера вы сказали, что видели в Кемпстере мою сестру. Она что-нибудь сказала?
      Она ждала ответа с таким напряженным нетерпением, что сама испугалась этого. Ее не оставляло странное ощущение, что все это ужасно глупо.
      Старик вытащил изо рта трубку и задумчиво произнес:
      - Она выходила из здания суда.
      - Суда? - удивленно переспросила миссис Кармоди.
      Старик нахмурился.
      - Она не разговаривала со мной, поэтому я не могу сказать, что она там делала.
      Подумав, он вежливо закончил:
      - Какая-нибудь маленькая тяжба, конечно. У кого их не бывает.
      Кент почувствовал, как машина затормозила. Шофер кивнул на трехэтажное деревянное здание с верандой и сказал:
      - Это гостиница. Мне придется вас оставить. У меня есть кое-какие дела. Я закончу эту историю как-нибудь в другой раз. Или, если я буду слишком занят, просто попросите кого-нибудь другого. Все в округе знают её.
      Проснувшись на следующее утро, Кент увидел, что его комната залита ослепительно ярким солнечным светом. Он подошел к окну и стал смотреть на раскинувшуюся перед ним мирную деревушку. Некоторое время не раздавалось ни звука. Деревья и дома мирно дремали под синим-синим небом. Он не сделал ошибки, подумал Кент, решив провести остаток лета здесь, за неспешными переговорами о продаже фермы, которую ему оставили в наследство родители. Он признался себе, что в последнее время слишком много работал.
      Он спустился вниз, и сам себе удивился, когда съел целых два яйца с четырьмя кусочками бекона в добавление к каше и кусочку поджаренного хлеба. Из столовой он перешел на веранду... а там на одном из плетенных стульев сидело привидение. Кент застыл на месте. Он почувствовал, как у него начинает холодеть затылок. Увидев его, старик заговорил:
      - Доброе утро, мистер Кент. Я счел бы за большое одолжение, если бы вы сели и поговорили со мной. Что-то мне очень грустно.
      Это было сказано почти доверительным тоном, и все же у Кента вдруг появилось такое ощущение, что все происходящее было выше его понимания. Почему-то дружеский тон, с которым старик обратился к нему вчера, показался Кенту невероятным. И вот теперь опять. Отчасти это, конечно, объяснялось просто. Перед ним был старый человек - то, что он - привидение было просто смехотворным. Старик, который умел предсказывать будущее. И предсказывал его в такой форме, что, например, в случае с миссис Кармоди выходило, что она уже была рядом с ним задолго до того, как на самом деле приехала. То же самое происходило и в отношении самого Кента.
      - Доброе утро, мистер Уайнрайт! - поздоровался Кент, усаживаясь на стул. - Вы говорите, что вам грустно. Кто же вас огорчает?
      - О!
      Старик нахмурил свое покрытое мелкими морщинами лицо. Наконец он медленно произнес:
      - Может быть, мне не следует говорить об этом. Тем более, что я думаю, в этом никого нельзя винить. Просто мелкие бытовые неурядицы. В данном случае, эта миссис Кармоди, которая замучила меня вопросами о том, что её сестра делала в суде.
      Кент от удивления онемел. То, что старик заговорил именно о той части истории, которую Кент только и знал, было поразительным. Но он не стал долго размышлять над этим совпадением, а постарался упорядочить свои мысли: читает ли это "внеземное" существо ещё и мысли, помимо того, что является провидцем и привидением? Может быть, это только старый, износившийся мозг, который приобрел свойство автоматически реагировать в основном на мысли, исходящие от других?
      Его рассуждения прервались от буквально обжегшей его мозг идеи: или, может быть, это упоминание миссис Кармоди все ещё живет в его доме, - есть одно из тех фантастических, наводящих ужас случаев повторения событий, которыми так богата история домов с привидениями? Души умерших, убийцы и убитого, осужденные на то, чтобы вечно переживать снова и снова само убийство и все события своей жизни до него? Но это невозможно. Миссис Кармоди ещё жива. Правда, она в сумасшедшем доме, но жива. У Кента на минуту перехватило дыхание.
      - А почему вы ей не скажете, чтобы она сама спросила у своей сестры, что та делала в суде?
      Худое, серое, старческое лицо озадаченно сморщилось. Старик с удивительным достоинством произнес:
      - Это сложнее, чем кажется на первый взгляд, мистер Кент. Я никогда не мог понять, каким это образом за последние годы появилось столько близнецов вокруг, но самое удивительное это то, что многие из них вообще не разговаривают друг с другом.
      Он покачал головой.
      - Это все так непонятно! Например, это появление миссис Кармоди у здания суда. Я, кажется, что-то слышал об этом, но тогда это, должно быть, не показалось мне важным, потому что я не могу в точности припомнить все подробности. Это не очень приятная ситуация для безобидного старика.
      Безобидного! Глаза Кента непроизвольно сузились. Это как раз то, что люди говорили о привидении. Во - первых шофер Том, во-вторых, по словам Тома, эта девочка, Филлис, а теперь м сам старик. Безобидный, безобидный, безобидный... Старина, продолжал наряженно думать Кент, а как же женщина, которую ты довел до того, что она убила тебя. Какую цель ты преследуешь? Он расслабил пальцы, которыми крепко сжимал ручки кресла. Что с ним происходит, если он позволяет таким вещам действовать на него подобным образом. Он поднял глаза: небо было таким же голубым, летний день таким же тихим и прекрасным. В мире реальности все было хорошо.
      Наступило молчание, глубокое и умиротворенное. Пока оно длилось, Кент из-под полуопущенных век изучал узкое старческое лицо. Кожа старика была обыкновенной, сероватой, с многочисленными, пересекавшими друг друга морщинами. Нос у него был правильной формы с небольшой горбинкой, а губы тонкими, но довольно красиво очерченными.
      Он увидел, что старик поднимается из кресла. Некоторое время он стоял выпрямившись, аккуратно прилаживая на голове шляпу, потом сказал:
      - Мне пора идти. Важно, - если учесть наши довольно наряженные отношения, - не заставлять миссис Кармоди ждать меня к обеду. Мы ещё увидимся с вами, мистер Кент.
      Кент тоже поднялся, увлекшись неожиданной мыслью, пришедшей ему в голову. Он собрался пойти на ферму, которая когда-то принадлежала его родителям, и представиться её теперешним обитателям. Но это может подождать. Почему бы не пойти с... привидением... на заброшенную ферму Уайнрайта и... Что?
      Он ещё раз прикинул это со всех сторон и решительно сжал губы. В конце концов он только и думает об этом таинственном деле. Если все так и оставить, где-то в отдаленных уголках его сознания оно все равно будет постоянно присутствовать, возможно отвлекая его от всего, чем бы он ни попытался заняться. Кроме того, его дела не были неотложными. Он приехал сюда, чтобы отдохнуть и отвлечься, помимо всего прочего. Так он стоял некоторое время в нерешительности, прислушиваясь к темным, похожим на ядовитые испарения мыслям, роившимся в его голове. Ведь это наверное, может быть, ещё и опасно - сопровождать привидение в его убежище на старой заброшенной ферме?
      Он постарался выдавить из своей души этот мелкий страх. Ведь убита была не миссис Кармоди. Она сошла с ума, это правда. Значит, опасность определенно угрожает рассудку, а не телу. Он напряг свой разум, мысленно собрав весь здравый смысл, на который был способен. Никакая внезапная паника, никакие вселяющие ужас угрозы или самые крайние опасности не пошатнут его рассудок. Он уже приоткрыл рот, чтобы окликнуть старика, осторожно спускавшегося по деревянному настилу к тротуару, но не успел издать ни звука, потому что услышал за своей спиной низкий грудной голос:
      - Я заметил, что вы разговаривали с привидением, мистер Кент.
      Кент обернулся и оказался лицом к лицу с высоким тучным мужчиной, которого он видел за конторкой в небольшом офисе в отеле. Когда мужчина с важным видом заговорил, три его подбородка задрожали в такт его словам.
      - Меня зовут Дженкинз, сэр. Я хозяин этого отеля.
      Его выцветшие, глубокопосаженные глазки уставились на Кента.
      - Том рассказал мне, что вчера вы повстречали нашу самую большую местную знаменитость. Это очень странное и поразительное явление. Поразительное!
      Кент видел, что старик уже прошел часть улицы - необычайно худая, степенно вышагивающая фигура, - и как он неожиданно скрылся из виду за деревьями. Кент неотрывно смотрел ему вслед, все ещё сосредоточившись на мысли последовать за ним, как только он отделается от этого человека. Но ему пришлось перевести взгляд на хозяина гостиницы, когда тот со значением произнес:
      - Как я понял, у Тома не хватило времени, чтобы рассказать вам все, что случилось на ферме Уайнрайта. Может быть, я мог бы закончить для вас эту поразительную историю. Кент про себя отметил, что слово "поразительный", должно быть, было любимым словом у этого исполненного важности толстяка. Кент также понял, что ему придется выбирать между тем, чтобы отложить свой визит с привидением на ферму или обидеть хозяина гостиницы.
      И он уступил обстоятельствам. Собственно, следовать за стариком именно сегодня было вовсе необязательно. К тому же небесполезно было бы сначала узнать все, перед тем как приниматься за решение этой загадки. Он сел, наблюдая, как толстяк мучиется, стараясь втиснуться в кресло, потом заговорил:
      - А существует какая-нибудь местная теория, объясняющая... - он попытался подобрать нужные слова, - поразительное появление привидения. Вы ведь настаиваете на том, что он привидение, несмотря на его вполне материальную видимую оболочку.
      - Без сомнения, привидение! - отвечал Дженкинз. - Мы ведь похоронили его, не так ли? И откопали его опять неделю спустя, чтобы убедиться, что он действительно все ещё там. И он был там, мертвый и холодный как лед. О, безусловно, привидение. Какое же ещё может быть объяснение?
      - Я, - осторожно начал Кент, - не очень верю в привидения.
      Толстяк слабым движением руки отмел это малосущественное возражение.
      - Никто из нас тоже не верил, сэр. Никто. Но факты остаются фактами.
      Кент помолчал, потом продолжил:
      - Привидение, предсказывающее будущее. Какое будущее? Такое же неопределенное, как его упоминание о сестре миссис Кармоди, выходящей из здания суда?
      Мистер Дженкинз откашлялся, и все его рыхлое тело задрожало от этого.
      - В основном незначительные события местного значения, которые, однако, интересуют старого человека, прожившего здесь всю жизнь.
      - А он говорил что-нибудь о политике?
      Мистер Дженкинз громко и снисходительно рассмеялся хриплым смехом.
      - Он удивляется тому, что цены продолжают повышаться. Это его озадачивает. А вопросы ему задавать совершенно бесполезно, потому что от разговоров он устает,и вид у него делается жалким.
      Кент понимающе кивнул.
      - Эта миссис Кармоди... она когда приехала?
      - Почти девять лет назад.
      - А мистер Уайнрайт мертв вот уже пять лет?
      Толстяк удобнее уселся в кресле.
      - Я буду рад, торожественно заговорил он, - рассказать вам то, чего вы ещё не знаете, в порядке следования событий. Я опущу первые несколько месяцев после её приезда, потому что они не представляют никакого интереса...
      Женщина вышла из здания компании по оптовой продаже с торжествующим видом. Ее охватило ликование, подобное тому, которое она испытывала, когда впервые обнаружила эту фирму в Кемпстере два месяца назад. Четыре курицы и три дюжины яиц за пять долларов наличными. Наличными!
      Ликование в её душе несколько померкло. Она нахмурилась. Не стоит себя обманывать. Теперь, когда до начала сбора урожая осталось всего неделя, продолжать выжимать деньги из фермы этим кустарным, да ещё к тому же сезонным, способом было уже нельзя. Ее мысли обратились к чековой книжке, обнаруженной ею в доме и сообщавшей, что Уайнрайты имели в Кемпстерском банке одиннадцать тысяч семьсот тридцать четыре доллара. Невероятная сумма. Так близко и в то же время такая недоступная. Она неподвижно стояла у входа в банк, парализованная одной удручающей мыслью. Если она войдет, то уж через несколько минут узнает самое худшее. И на этот раз ей придется столкнуться не со старым-престарым стариком и молодой девушкой.
      Банкир был вертлявым, небольшого роста человеком в очках в роговой оправе, за стеклами которых поблескивали большие серые глаза.
      - А, миссис Кармоди.
      Банкир потер ладони.
      - Наконец-то вы догадались обратиться ко мне.
      Он хихикнул.
      - Мы можем все уладить, не волнуйтесь. Я думаю, что мы с вами сможем присмотреть за фермой Уайнрайта так, что и местное общество и суд будут вполне удовлетворены, а?
      Суд! Это слово просто сразило её, когда она уже чувствовала, как в её душе нарастает волна победного чувства. Значит, вот оно что. Именно это предсказывал старик. Но это было хорошо для нее, а не плохо. На минуту она даже рассердилась на старого болвана за то, что он так её напугал. А банкир между тем продолжал:
      - Я так понимаю, что у вас есть письмо от вашей невестки, в котором она просила вас взять на себя заботу о Филлис и ферме. Может случиться, что такое письмо и не понадобится, поскольку вы являетесь её единственным родственником. Но оно может послужить вместо завещания вполне законным основанием для того, чтобы суд назначил вас душеприказчицей умершей.
      Женщина слушала, не шевелясь, словно завороженная этими словами. Почему-то, хотя она была готова к тому, что в критический момент ей придется предъявить подделанное ею письмо, теперь, когда этот ужасный момент наступил, её охватила дрожь. Она начала теребить свою сумочку, невнятно объясняя, что, возможно, у неё и нет сейчас этого письма при себе. Но, наконец, вытащила его, машинально вынула из конверта, в котором бережно хранила все это время, сунула в уверенно протянутую руку банкира и стала ждать свой приговор.
      Читая письмо, банкир говорил отчасти для себя самого , отчасти для нее:
      - Хм-м-м, она предлагает вам 25 долларов в месяц, кроме и помимо ваших затрат на...
      Все перевернулось у женщины в душе. Она вдруг подумала, что надо было быть сумасшедшей, чтобы вписать в это письмо такое. Она торопливо проговорила:
      - Забудьте об этих деньгах. Я здесь не для того,чтобы...
      - Я как раз хотел сказать, - перебил её банкир, - что это совершенно неподобающая плата. Для такой большой и процветающей фермы, как ферма Уайнрайта, нет никаких причин, чтобы не платить управляющему по крайней мере пятьдесят долларов. И это как раз та сумма, на которой я буду настаивать в суде. Он добавил:
      - Как раз сегодня утром наш мировой судья проводит свой летний прием на этой улице. И если вы пройдете туда вместе со мной, мы сможем все очень быстро уладить.
      Подумав, он закончил:
      - Между прочим, он всегда интересуется последними предсказаниями старого мистера Уайнрайта.
      - Я помню их все, - выдавила из себя женщина.
      Она позволила вывести себя на улицу. Яркое июльское солнце освещало мостовую. Постепенно оно согрело её похолодевшую кровь.
      Это случилось три года спустя. Три безоблачных года. Миссис Кармоди застыла, держа в руке щетку, которой чистила ковер в гостиной, и нахмурилась. Что навело её на эту мысль, она точно не помнила, но она вдруг поймала себя на том, что пытается припомнить, видела ли она старика в тот июльский день три года назад, когда выходила из здания суда после того, когда весь мир лежал у её ног, сдавшись без всяких усилий с её стороны.
      Старик предсказал этот момент. Это означало, что он каким-то образом мог все это видеть. Ему это привиделось? Или это было результатом какой-то связи его разума с событиями, которые будут происходить в будущем? Проще говоря, присутствовал ли он там физически, а потом эта сцена каким-то непонятным способом перенеслась в прошлое и отпечаталась в его мозгу? Она не помнила, чтобы видела его там, как она ни старалась, она ничего не могла припомнить, кроме огромного, но теперь уже смутно ощутимого, чувства глубокого удовлетворения.
      Старик, конечно, думал, что он там был. Старый дуралей верил, что все, о чем он говорил, было его собственными восоминаниями. Наверное, это его прошлое, донельзя запутанное, полно старческих маразмов. Должно быть, оно простирается перед его умственным взором, как дорога, над которой то и дело нависают густые клубы тумана, а потом вдруг туман на минуту рассеивается, и открывает его взору отдельные ярко и отчетливо видимые сцены происходящих событий.
      Она почти забыла о старике, который сидел в кресле в другом конце комнаты и теперь зашевелился. Он заговорил:
      - Кажется, как будто это было только вчера - свадьба Филлис и молодого Казенза. И все же...
      Он помолчал, потом добавил:
      - Когда это было, Перл? Память у меня сдавать стала, и...
      Смысл его слов сначала не дошел до женщины. Но её взгляд, бесцельно блуждавший по комнате, вдруг задержался на пухленькой Перл. Девочка сидела не шевелясь, развалившись на диване. Ее круглые детские глаза были широко раскрыты.
      - Ма! - вскрикнула она. - Ты слышала? Дедушка сказал, что как будто бы Филлис и Казенз поженились.
      Раздался низкий приглушенный звук, как если бы кто-то подавился. С трудом сглотнув, женщина вдруг поняла, что это она издала этот звук. Почти задыхаясь. она резко обернулась к старику и нависла над ним, грузная с плотно сжатыми губами, сверля его своими маленькими голубыми глазками. Она была в таком смятении, что не могла выдавить из себя ни слова. Катастрофа, которую подразумевало заявление старика, была так велика, что она не оставляла места для мыслей. Поженились! А она ведь думала, что Билл и Филлис... Ведь Билл говорил ей, что... Поженились! С сыном соседа-фермера. Это же конец её благополучию. У неё есть почти тысяча долларов, но надолго ли их хватит, когда перестанет поступать доход! Острый, болезненный страх дал волю взрыву чувств.
      - Ты, старый дуралей! - со злобой закричала она. - Значит, ты сидел все эти годы, пока я здесь ухаживала за тобой, и строил козни против меня. Это интрига, вот это что! Думаешь, что ты очень умный, да? Пользуешься своим даром?
      Старик весь съежился, и это заставило женщину одуматься и сразу понять всю опасность такого внезапного взрыва эмоций после стольких лет взаимных вежливых улыбок и видимых дружеских отношений. Она услышала голос старика.
      - Я не понимаю, миссис Кармоди. В чем дело?
      - Ты сказал это?
      Она уже не могла остановиться даже ради спасения собственной души.
      - Что я сказал?
      - О Филлис и молодом Казензе...
      - А, о них...
      Казалось, он уже забыл, что она стояла над ним с грозным видом. Его лицо осветилось кроткой улыбкой. Наконец он тихо сказал:
      - Кажется, что их свадьба была только вчера. - Он снизу вверх посмотрел в мрачное, недружелюбное лицо женщины, все ещё стоящей над ним, и опять вжался в кресло.
      - Что-нибудь не так? - спросил он неуверенно. - Что-нибудь случилось с Филлис и её мужем?
      Только большим усилием воли женщине удалось взять себя в руки. Ее глаза буквально метали в него синие молнии.
      - Я не хочу, чтобы вы говорили о них, понятно? Ни слова.Я не хочу слышать о них ни слова.
      Старик поежился, его лицо озадаченно сморщилось, покрывшись сотнями новых морщин.
      - Конечно, миссис Кармоди, как хотите, но ведь это моя родная правнучка...
      Он умолк, а женщина набросилась на Перл.
      - Если ты только скажешь Филлис хоть одно слово, я... Ты знаешь, что я тебе сделаю.
      - Да, конечно, ма, - ответила Перл. - Я обещаю, ма.
      Женщина отвернулась от нее, все ещё дрожа от гнева. Уже многие годы у неё был приготовлен план именно на такой вот случай, если Филлис вдруг захочет выйти замуж за кого-нибудь другого. Ее лицо скривилось от отвращения и страха, Когда он всплыл в её мозгу, поднявшись из его тайных темных закоулков, где она хранила его все это время.
      Она продолжала убираться, но пальцы у неё дрожали. Один раз она увидела свое отражение в зеркале и в испуге отпрянула от него, ужаснувшись выражению своего перекошенного лица. Это заставило её прийти в себя. Но страх остался, тошнотворный страх после этого ужасного приступа. Сорокапятилетняя женщина, одна на всем белом свете, без средств к существованию, без источников заработка. Конечно, оставалось ещё пособие для неимущих. Но она не сможет получить его, пока у неё есть деньги. Будет ещё пенсия по старости, но только через двадцать пять лет. Она тяжело вздохнула. Фактически, все это совершенно бессмысленно и нереально. Остается только её ужасный план, а он требует активного участия Билла.
      Она изучающе оглядела Билла, когда тот пришел с поля обедать. За последний год он стал каким-то тихим, и это приводило её в замешательство. Как будто в двадцать лет он вдруг повзрослел. Он выглядел уже настоящим мужчиной: крепкого телосложения, среднего роста, с грубым лицом, черты которого выдавали порочность натуры.
      Это было как раз то, что нужно - эта порочность. Без сомнения, он унаследовал от неё честолюбие, не дававшее ей покоя. Ведь недаром его поймали на воровстве как раз перед тем, как они уехали из города, и отпустили, сделав предупреждение. Она не винила его за это. Она поняла, какую жгучую ненависть он должен был испытывать к этому миру, такому безжалостно жестокому по отношению к мальчикам, лишенным судьбой карманных денег.
      Конечно, это все было уже позади. Вот уже два года, как он размеренно и спокойно тянул лямку вместе с наемными рабочими, выполняя свою долю работы. Тем не менее, этот его прежний опыт обязательно должен опять сказаться, и с его помощью он заполучит Филлис, завоюет её для их общего блага.
      Исподтишка она наблюдала за тем, как он украдкой бросал на Филлис, сидевшую за толом напротив, долгие оценивающие взгляды. Вот уже больше года она замечала, что он смотрит так на Филлис. Кроме того, она ещё и спросила его об этом. Конечно, молодой человек двадцати лет будет бороться за девушку, которая ему нравится. И не остановится при этом ни перед чем. Единственная трудность заключается в том, как матери рассказать об этом её отвратительном плане сыну. Может быть... просто сказать ему?
      После обеда, когда Филис и Перл мыли посуду, женщина неслышно поднялась за Биллом в его комнату. И это оказалось легче, чем она думала. Некоторое время он лежал, глядя в потолок с почти безмятежным выражением на своем грубом лице. Наконец сказал:
      - Значит, идея заключается в том, что сегодня вечером ты поведешь Перл в кино в Кемпстер. Старик, конечно, будет спать как убитый. После того, как Филлис уйдет спать, я войду в её комнату... а потом ей придется выйти за меня замуж.
      Это прозвучало так откровенно цинично, что женщина содрогнулась, как будто ей протянули зеркало и то, что в нем отразилось, было до крайности мерзким и отвратительным.
      А спокойный голос продолжал:
      - Если я сделаю это, мы сможем остаться на ферме, так?
      Она кивнула, потому что не могла вымолвить ни слова. Потом, не в силах больше оставаться там ни минуты, она повернулась и вышла из комнаты.
      Постепенно неприятное впечатление от этого разговора прошло. Было уже около трех часов дня, когда она вышла на веранду. старик увидел её из своего кресла и заговорил:
      - Ужасная вещь, - сообщил он. Вашу сестру повесили. Мне рассказали об этом в гостинице. Повесили! Ужасно, ужасно. Вы правильно делали, что не поддерживали с ней отношений.
      Он тут же, казалось, забыл о ней, и просто сидел, глядя в пространство.
      Все выглядело таким нереальным, а через секунду уже просто фантастичным. Женщина с мрачным спокойствием рассматривала его лицо, на котором появилась тень легкой улыбки.
      Значит, вот в чем заключается его план, хладнокровно рассуждала она. Зловредный старый негодяй вознамерился не допустить свадьбы Филлис и Билла. Следовательно, зная свою репутацию предсказателя, он очень умно сказал ей, что Филлис и Чарли Казенз... Вот в чем его цель. А теперь он пытается её запугать, чтобы она ничего не предпринимала против этого. Повесили, как же! Она изобразила на своем толстом, искаженном от душившей её ярости лице улыбку. Он конечно, хитер, но не настолько.
      В кинотеатре её преследовало странное ощущение неумолкающих голосов и непрестанного мелькания огней. Слишком много бессмысленной болтовни и слишком много света. У неё заболели глаза, и когда они вышли в полумрак главной улицы Кемпстера, ей было приятно попасть в темноту. Кажется, она сказала:
      - Давай зайдем и съедим бананового мороженного.
      Может быть, она сама это предложила или согласилась на это, потому что уже через некоторое время они сидели за маленьким столиком, и во рту она чувствовала холод мороженного и банановый привкус. Но в её голове в разных вариациях крутилась только одна напряженная мысль:
      - Если они с Биллом провернут это, мир будет у их ног. Больше никогда ничего на свете не сможет нанести им такого вреда, как провал этого плана.
      - Ма, я хочу спать. Уже половина одиннадцатого.
      Это внезапно вернуло женщину к действительности. Она взглянула на часы - так оно и было.
      - Боже мой! - воскликнула она с нарочитым удивлением. - А я и не заметила...
      Сияла луна, и лошади не терпелось попасть в стойло. Когда они спускались по склону холма, в доме не светилось ни одно окно. В тишине лунной ночи на фоне полей, как большие бесформенные глыбы, неясно вырисовывались строения. Она оставила Перл распрягать лошадь, а сама вся дрожа, вошла в дом. В кухне тускло горела лампа с привернутым фитилем. Она сделала огонь ярче, но свет не помог ей на лестнице. Она все время спотыкалась, пока шла на верх к двери Билла. В кои-то веки она тихо постучала в дверь. Бледный желтый свет лампы осветил пустую кровать Билла, и только звук шагов Перл, уже входившей на кухню, заставил её торопливо закрыть дверь. Перл, зевая, поднялась наверх и тут же исчезла в своей комнате.
      Толстяк вдруг замолчал, потому что где-то в дальних комнатах зазвенел телефон. Он с извиняющимся видом высвободился из кресла.
      - Я вернусь через минуту, - сообщил он.
      - Один вопрос, - поспешно произнес Кент. - А как же это предсказание о повешении. Я думал, что миссис Кармоди в сумасшедшем доме и жива.
      - Так оно и есть.
      Тучная фигура владельца гостиницы полностью закрыла собой дверной проем.
      - Мы так понимаем, что старый джентльмен определенно пытался достичь какой-то цели.
      Минуты шли. Кент взял записную книжку и записал:
      Старик Пресказывающий будущее Который довел женщину до того, что она его убила Но сам все ещё жив Проходящий сквозь стены Читающий мысли (возможно)
      Он сидел в задумчивости, потом к этому списку добавил:
      Дряхлое привидение.
      Долгое время Кент смотрел на это словосочетание. Наконец, невесело рассмеялся и тут же услышал из дома стук бильярдных шаров. Он поднялся из кресла, и, заглянув в дверь и увидев, что толстяк Дженкинз играет в бильярд с коренастым мужчиной его же возраста, сардонически улыбнулся, в недоумении пожал плечами и, повернувшись, пошел вниз по лестнице. Было ясно, что продолжение этой истории ему придется узнавать по частям, по кусочку, там и сям по всей округе. Было также ясно, что ему лучше написать мисс Кинкейд и попросить прислать несколько книг о привидениях и провидцах, а также о народных сказаниях и обо всем, что может иметь к этому отношение. Если он вообще хочет разгадать эту тайну.
      Книги приходили одна за другой в течении месяца. Мисс Кинкейд прислала рассказы о привидениях, сборники рассказов очевидцев о привидениях, четыре книги о психологической стороне этого явления, трактат по истории магии, монографию по астрологии и искусствам, связанным с ней, работы Чарльза Форта и, наконец, три тонких книжечки по теме "время", написанные Дж. В. Данном.
      Как-то рано утром, вскоре после того, как он получил эти три книжечки, Кент сидел на веранде и читал их с возрастающим с каждой страницей волнением. Наконец он встал на нетвердо державшие его ноги, наполовину уверенный, что он получил страшный ответ на эту загадку, хотя оставалось прояснить ещё кое-что.
      Через час он лежал в небольшой лесистой лощине, откуда открывался вид на те самые дом м двор, и ждал. Приближалось время, когда привидение должно было выйти, если оно вообще собиралось на свою утреннюю прогулку... В полдень Кент вернулся в гостиницу в напряженном раздумье: старик, должно быть, пошел куда-нибудь в другое место, куда-нибудь в другое место... Его мозг обессилел от размышлений о том, куда именно в другое место.
      Следующее утро застало его в тех же самых зарослях.
      В восемь часов он уже лежал там. И опять старик не вышел.
      На третье утро Кенту повезло больше. Темные грозовые тучи собирались в небе, когда он увидел худую, высокую фигуру, появившуюся из-за дома и медленно направлявшуюся к воротам. Старик пошел по полю, и тут Кент вышел из своего укрытия, шагая так, как если бы он совершал прогулку.
      - О, мистер Уайнрайт, здравствуйте, - поприветствовал он.
      Старик молча приблизился к нему и с любопытством всмотрелся в него.
      - Мы разве с вами знакомы, молодой сэр? - вежливо осведомился он.
      На какое-то короткое мгновение Кент почувствовал растерянность, но потом в большом волнении подумал:
      - Даже это сходится. Сходится! Ведь должен же был быть такой момент, когда он впервые встретил меня.
      Вслух же он терпеливо объяснил, что он сын Ангуса Кента и что он приехал сюда с визитои. Когда он кончил, старый джентльмен произнес:
      - Я буду рад прийти как-нибудь в гостиницу и поговорить с вами о вашем отце. Был рад с вами познакомиться.
      Старик удалился. Как только он исчез из виду, Кент направился к воротам. Когда он, низко наклонившись, осторожно пробирался под проволокой заграждения, упали первые капли дождя. Сразу же за воротами он выпрямился и остановился в нерешительности. Ему необходимо было попасть в дом до того, как старик, испугавшись дождя, вернется. Он поспешил к строениям, то и дело оглядываясь и каждую минуту ожидая увидеть его высокую фигуру.
      Время шло, а дождь не утихал. Заглянув за угол дома, Кент увидел веранду. Он прошел под её спасительную крышу и, уже более спокойно, изучил два забитых досками окна и заколоченную дверь. Они были очень крепкими, и, хотя Кент ожидал этого, он все же почувствовал сильное разочарование. Стало ясно, что проникнуть внутрь будет не так уж легко.
      Дождь перешел в моросящий, и Кент, торопливо сойдя по ступенькам с веранды, внимательно рассмотрел балкон третьего этажа. Забраться туда ему стоило большого труда, но его усилия не пропали даром. Широкая, неплотно прибитая доска на одном из двух окон, выходивших на балкон, легко оторвалась, затем он отодрал остальные. За досками было окно. Оно было закрыто. Кент не колебался. Подняв одну из досок, он одним резким ударом разбил стекло. Оно разлетелось со странным звенящим звуком.
      Он проник внутрь. Комната была пуста и полна пыли. Дверь вела в длинный пустой коридор, куда выходило ещё несколько комнат. Внизу было то же самое. Пустые комнаты, в которых давно никто не жил. Полуподвальный этаж напоминал мрачную зацементированную пещеру. При свете спичек Кент торопливо все осмотрел и вернулся на первый этаж. Между досками, закрывавшими окна, были щели, и, выбрав самую удобную, позволявшую видеть ворота, он встал перед ней в ожидании.
      Ждать пришлось недолго. Старик прошел через калитку и направился к дому. Кент бросился к шели, заранее выбранной им в окне, выходившем на веранду, ожидая увидеть старика там. Прошло десять минут, но высокая фигура все не появлялась из-за заднего угла дома. Кент медленно поднялся наверх и вышел на балкон. Прибить доски обратно было легко, но не так легко было спуститься на землю. Однако он выяснил одну вещь. Где-то позади дома привидение исчезло. Задача состояла в том, как предотвратить это исчезновение. Как поймать в ловушку привидение... которым стал давно умерший мистер Уайнрайт?
      Это случилось на следующий день, почти около полудня, когда Кент лежал в поле к югу от фермы. До этого он видел, как старик вышел за ворота и пошел мимо того места, где он прятался, по аллее. Теперь через стекла полевого бинокля Кент видел его высокую фигуру, направлявшуюся в его сторону, в сторону фермы.
      Кент непринужденно вышел из зарослей и пошел, как бы не замечая старика. Он думал только о том, что он должен ответить старику, когда тот поздоровается с ним.
      - Здравствуйте, мистер Кент. Гуляете?
      Кент обернулся и подождал, когда старый джентльмен поровняется с ним. Потом ответил:
      - Я как раз собирался зайти к миссис Кармоди и попросить у неё воды перед тем, как вернуться в гостиницу. Если вы не возражаете, я войду вместе с вами.
      - Конечно, не возражаю, сэр, - ответил старик.
      Они пошли рядом. Кент намеренно пытался держаться прямее в подражание необычайно прямой фигуре старика. Его мысли путались от волнения. Что случится у ворот? Где-то здесь тело старика перестанет быть материальным. Ему следует начать подготовку к этому. Принужденным тоном он начал:
      - Ферма выглядит довольно заброшенной отсюда, не так ли, мистер Уайнрайт?
      К его удивлению, старик сдавленно вздохнул и с удрученным видом ответил:
      - Вы тоже заметили это, мистер Кент? Я долгое время думал, что мне это кажится, и очень страдал из-за этого. Я также обнаружил, что она перестает выглядеть заброшенной, как только я прохожу через калитку.
      Значит, эта перемена происходит в том месте, где находится калитка. Он вернул свои мысли, парящие где-то высоко, на землю, и услышал, как старик с явным облегчением продолжал:
      - Я рад, что вам тоже так кажется, мистер Кент. Это меня очень беспокоило.
      Кент с минуту стоял в нерешительности, а потом осторожно вытащил из футляра свой полевой бинокль и протянул его старику.
      - Попробуйте посмотреть через него, - как можно более непринужденно предложил он. - Возможно, это поможет рассеять ваши иллюзии. В ту самую минуту, когда Кент передал бинокль старику, он пожалел об этом, охваченный острым сочувствием к нему, из-за того, что ставил его в такую невообразимую ситуацию.
      Но сочувствие тут же прошло, уступив место не менее острому любопытству. Сощурившись, он наблюдал за морщинистым лицом старика, который поднял бинокль к глазам и худыми руками настраивал линзы. Раздался резкий возглас удивления, и Кент, ожидавший что-то в этом роде, бросился к старику, чтобы подхватить выпавший из его рук бинокль.
      - Но это же невозможно, - дрожащим голосом проговорил старик. - Окна забиты, и... - взгляд его стал подозрительным. - Что разве миссис Кармоди так быстро уехала?
      - В чем дело, сэр, - Кент чувствовал себя последним негодяем, но он просто не мог дольше выносить все это.
      Старик покачал головой.
      - Должно быть, я сошел с ума. Мои глаза... мой разум... не те, что были раньше.
      - Пойдемте, - предложил Кент. - Я попью у вас, и заодно мы выясним, в чем дело.
      Было очень важно, чтобы старик, будучи в таком замешательстве, не забыл, что рядом с ним кто-то еще. Между тем старик выпрямился и спокойно произнес:
      - В любом случае вы попьете, мистер Кент.
      Направляясь вместе со стариком через дорогу к воротам и понимая, что он доставил ему горе, Кент чувствовал себя прескверно. Но трепеща от предчувствия победы, он наблюдал, как девяностолетний старец дрожащими руками тщетно возился с запором на калитке. В его необычайно ясной голове билась только одна мысль: наверное, в первый раз с тех пор, как все это началось, старик не прошел сквозь калитку.
      - Я ничего не понимаю! - удивился старик. - Калитка заперта. Только сегодня утром я...
      Кент уже разматывал проволоку, которая удерживала створки ворот.
      - Давайте пройдем здесь, - предложил он.
      На расстроенного старика было жалко смотреть. Он остановился, не сводя глаз с сорняков, заполонивших двор. Он недоверчиво ощупал руками старые почерневшие доски, которыми было забито одно из окон. Его высокие прямые плечи начали опускаться. На лице у него появилось выражение испуга. С большим трудом, свидетельствовавшим о его глубокой старости. он поднялся по полуобвалившимся ступеням веранды. И в этот самый момент Кента осенила страшная догадка. Старик уже робко, почти как слепой, сделал шаг в сторону забитой двери, когда Кент закричал:
      - Стойте! Стойте!
      Его пронзительный крик замер. Там, где только что стоял старик... Никого не было.
      Несильный ветер время от времени заунывно подвывал, обдувая дом и теребя края крыши. Кент стоял совершенно один на полуразвалившейся, давно заброшенной веранде. Один. с ужасным озарением, внезапно посетившем его и все наконец-то объяснившим. Но самым страшным было сознание, что он, возможно, уже не успеет.
      Он бежал, тяжело и прерывисто дыша. Все тот же несильный ветер поднимал пыль с дороги и собирал её в небольшие, но назойливые клубы у его лица. Как хорошо, что он так много ходил весь этот последний месяц, думал он на бегу. Это тренировки дали ему достаточно сил, чтобы пробежать целые полторы мили до гостиницы. Когда он, шатаясь, поднимался по лестнице, во рту у него был резкий и неприятный соленый привкус. За конторкой, как бы сквозь дымку, он увидел смотревшего на него человека. Это был Том. Кент выдохнул:
      - Я дам вам пять долларов, если вы упакуете мои вещи и довезете меня в Кемпстер так, чтобы я успел на двенадцатичасовой поезд. И ещё скажите мне, как добраться до психиатрической лечебницы в Пикртоне. Ради бога, поторопитесь.
      Мужчина продолжал спокойно смотреть на него:
      - Я велел горничной упаковать ваши вещи сразу после завтрака, мистер Кент. Вы разве не помните, сегодня ведь семнадцатое августа.
      Кент уставился на него с выражением безотчетного ужаса.
      Предсказание сбылось. А как же тогда то, другое предсказание?
      По пути в Кемпстер он вполуха слушал, как шофер рассказывал ему, что Пикртон - это большой город и что он сможет взять там такси до станции...
      Из окна машины он увидел психиатрическую больницу - несколько длинных белых корпусов во дворе, окруженном высоким забором из металлических прутьев. Его повели по бесконечному безлюдному коридору, и он, сгорая от нетерпения следовал за степенно вышагивающей женщиной в белом халате. Неужели она не понимает, что речь идет о жизни и смерти.
      Доктор сидел в небольшой светлой и уютной комнате. Когда Кент вошел, он вежливо встал, чтобы поздороваться с ним, но Кент заговорил сразу же, как только за женщиной закрылась дверь.
      - Сэр, у вас здесь находится одна женщина, миссис Кармоди. Он выждал секунду, чтобы дать доктору возможность осознать, что он ему сказал, и торопиво продолжал:
      - Неважно, если вы не помните её имя. Вы можете мне поверить.
      Крупное волевое лицо совсем уже седого доктора прояснилось.
      - Я помню эту пациентку.
      - Послушайте, - почти с отчаянием заговорил Кент. - Я только что выяснил всю правду об этом деле. и вот что вам нужно сделать сейчас же. Отведите меня к этой женщине, и я сообщу ей, а вы подтвердите, что её признали невиновной и освободят. Вы меня поняли?
      - Мне кажется, - с невозмутимым спокойствием отвечал доктор, - вам лучше объяснить мне все это с самого начала.
      У Кента появилось ужасное ощущение, что перед ним, на его пути к цели, появилась непреодолимая преграда.
      - Ради всего святого, сэр, поверьте мне, у нас совсем нет времени. Я не знаю, что должно произойти, но предсказание о том, что её повесят, может осуществиться через...
      - Послушайте, мистер Кент, мне бы хотелось...
      - Ну как же вы не понимаете! - заорал Кент. - Чтобы это предсказание не сбылось, вы должны действовать. Я же говорю вам, что у меня есть информация, которая сделает эту женщину свободной. И, значит, следующие несколько минут решают все.
      Он замолчал, увидев, что доктор нахмурился. Тот заговорил:
      - Мистер Кент, вам нужно успокоиться. Я уверен, что все будет хорошо.
      Кенту пришла в голову неожиданная мысль: а вдруг все нормальные психически уравновешенные люди так же доводят до исступления других, как этот невозмутимый доктор. Он неуверенно подумал про себя:
      - Лучше мне быть поосторожней, а то они запрут меня здесь вместе с психически больными.
      И она начал рассказывать все, что он слышал, видел и делал. Доктор все время перебивал его, задавая язвительные вопросы, и через некоторое время, Кент понял, что ему действительно придется все начать с начала, чтобы восполнить пробелы в том, что доктор уже знал. Некоторое время он молчал, пытаясь добиться просветления в голове, а потом начал с самого начала. Время шло, и он поймал себя на том, что слушает свой собственный голос. Каждый раз, когда он чувствовал, что начинает говорить быстрее или громче обычного, он делал над собой усилие и замедлял поток своей речи, стараясь четко выговаривать каждый слог. Он уже дошел до того момента, когда ему прислали книги Данна. Тут он в замешательстве остановился: Боже мой, неужели ему придется говорить о теории времени Данна и об одном из её основных положений. О том, что время зависит от душевного состояния. Все остальное было менее важно, но эта часть...
      Он услышал голос доктора:
      - Я читал несколько книг мистера Данна и боюсь, что не могу принять его теорию многомерного времени. Я...
      - Послушайте,, - перебил его Кент, стараясь держать себя в руках. Представте себе пожилого человека, страдающего от старческого слабоумия. Ведь он живет в необычном, совершенно запутанном мире, где странные, часто ни с чем не связанные идеи - обычное явления, а память, в особенности она, представляет собой неописуемое месиво. И именно в таком месиве однажды каким-то образом срабатывает один из вариантов феномена Данна.
      Старик, чье чувство времени исказилось под влиянием преклонного возраста. Старик, так же легко вступающий в будущее, как вы или я - в соседнюю комнату.
      - Что?
      Доктор вскочил на ноги и забегал по комнате. Наконец он остановился и посмотрел на Кента.
      - Мистер Кент, это исключительно экстраординарная мысль. И все-таки я не понимаю, почему миссис Кармоди...
      Кент издал стон отчаяния, потом спросил:
      - Вы помните само убийство?
      - Смутно. Бытовая драма, я думаю.
      - Послушайте. Миссис Кармоди встала утром следующего дня, полагая, что она все правильно сделала для своей собственной выгоды и выгоды своей семьи, и нашла на своем туалетном столике записку, Записка лежала там всю ночь, она была от её сына Билла.
      В ней он говорил, что не может осуществить её план. Кроме тот, ферма ему не нравится, и он немедленно отправляется в город. И он действительно дошел пешком до Кемпстера и сел в поезд, пока она была в кинотеатре. Помимо прочего, он писал, что за несколько дней до того старик очень удивился, увидев его, Он думал, что Билл уже давно уехал в город.
      Это-то и тревожило все время женщину. Этот старик, сующий свой нос во все. Он предсказал, что Билл уедет в город, и Билл так и сделал в критической ситуации. Уехал, а с его отъездом рухнули все её надежды. Филлис выйдет за муж за Чарли Казенза, а что потом? Что будет с нищей, не знающей никакого ремесла сорокапятилетней женщиной?
      Старик, думала она, спускаясь из своей комнаты вниз, все это подстроил. Дьявол, а не старик! Сначала говорит Биллу о городе, потом о том, за кого Филлис выйдет замуж, а потом пытается запугать её этими россказнями о повешении. Повешеннии?
      Женщина застыла в холле под лестницей с остекленевшими широко раскрытыми голубыми глазами, в которых застыл ужас. Если все остальное исполнилось, почему бы и предсказанию о повешении не сбыться? В голове у неё все помутилось. На минуту она вся сжалась, поводя глазами, как зверь, загнанный в ловушку. Человека не могут повесить, если, конечно, он не совершил убийства. А уж она-то постарается не сделать такой глупости.
      Она даже не помнила, как прошел завтрак. Помнила только, что все время спрашивала:
      - А где мистер Уайнрайт?
      - Он пошел прогуляться, ма. Ма, ты что, заболела?
      Заболела! Ну кто же задает такие глупые вопросы! Это старик заболеет, когда она начнет рассчитываться с ним.
      Она также помнила, как мыла посуду, но после этого больше ничего. Темный провал, зловещая ночь, опустившаяся на её разум... Уехал... все надежды... Билл... проклятый старик. Она уже в который раз стояла у двери, не отводя злобного взгляда от угла дома, из - за которого должен был появиться старик, когда это случилось. Были только дверь и безлюдная веранда. Так продолжалось только одно мгновение. Уже в следующую секунду прямо из воздуха на её глазах в нескольких шагах от неё материализовался старик. Он открыл дверь, тяжело привалимся к ней и стал медленно оседать на пол, корчась в судорогах, а женщина выкрикивала ему в лицо какие-то бессмысленные фразы...
      - Это была её версия, - продолжал Кент, - что старый джентльмен просто упал замертво. Но доктор, который делал освидетельствование, показал, что мистер Уайнрайт умер от удушья. Кроме того, будучи в истерике, миссис Кармоди все рассказала о своих намерениях, и все эти факты, вместе взятые, дискредитировали её показания.
      Кент помолчал, а потом закончил:
      - Медицина признает, я полагаю, что очень старые люди могут задохнуться от слюны, попавшей не в то горло, и от спазм в горле, вызванных каким-нибудь потрясением...
      - Потрясение!
      Доктор опять упал в кресло, из которого он за минуту до того почти уже встал.
      - Послушайте! - возбужденно заговорил он. - Вы хотите сказать, что ваше вмешательство в судьбу старого джентльмена в тот день вызвало его внезапное появление перед миссис Кармоди и что это было тем самым шоком, вызванным его собственными переживаниями, который...
      - Я пытаюсь довести до вашего сознания, - перебил его Кент, - что у нас в распоряжении считанные секунды для того, чтобы удержать эту женщину от самоубийства. Повешение может случиться только в том случае, если она сама это сделает, и это может произойти только сегодня. Поэтому, если мы сможем попасть к ней вовремя и сказать ей все, у неё не будет для этого повода. Давайте же пойдем... ради бога...
      - Но предсказание, - возразил доктор. - Если у этого старика такие сверхестественные способности, как же мы можем надеяться предотвратить неизбежное?
      - Послушайте! - в нетерпении заговорил Кент. - Я воздействовал на прошлое своим поступком в будущем. Значит, нет сомнений, что я могу изменить и будущее... но, пойдемте, быстрее.
      Он не мог отвести от женщины глаз. Она сидела в своей маленькой светлой комнатке, и с её лица ещё не сошла улыбка, появившаяся, когда они вошли. Хотя теперь, когда доктор заговорил, она была уже менее уверенной.
      - Вы хотите сказать, - наконец произнесла она, - что меня выпустят? Что вы собираетесь написать моим детям, и они приедут и заберут меня?
      - Совершенно верно! - с жаром заговорил Кент, хотя и с ноткой некоторого смущения в голосе. - Насколько я знаю, ваш сын Билл работает на машиностроительном заводе, он теперь женат, а ваша дочь - стенографистка в той же самой компании.
      - Да, это так, - спокойно отвечала она.
      Позже, когда горничная доктора подавала Кенту подогретый обед, он, нахмурившись,заметил:
      - Не могу понять. У меня должно быть такое ощущение, что все уладилось. У её детей есть работа. Та девушка, Филлис, замужем за молодым Казензом и живет в его доме. Что же касается миссис Кармоди - и именно это мне и непонятно, - у меня не было впечатления, что она собирается повеситься. Она была в хорошем настроении. Она украсила свою комнату многочисленными вышивками и...
      Доктор перебил его...
      - В её карте написано, что с ней не было проблем за все время её пребывания здесь. И ей сделали особые послабления: она много шьет... В чем дело?
      Кент мрачно подумал, такое же ли у него дикое выражение лица, как та мысль, что внезапно обожгла ему мозг.
      - Доктор! - выдавил он из себя, - ведь есть ещё и психологический фактор, о котором я совсем забыл.
      Он вскочил на ноги.
      - Доктор, нужно немедленно пойти к этой женщине опять и сказать: что она может остаться здесь.
      В это время послышались торопливые шаги и раздался стук распахнувшейся двери. В комнату ворвался мужчина в халате.
      - Доктор, одна женщина только что повесилась. Миссис Кармоди. Она разорвала платье на ленты и привязала к крюку для лампы...
      Когда Кент и доктор пришли, её уже вынули из петли. Она неподвижно лежала - загорелая, ширококостная - мертвая. На её губах застыла легкая улыбка. Кент услышал шепот доктора:
      - Конечно, винить в этот никого нельзя. Откуда нам, нормальным людям, было знать, что её самое большое желание в жизни было жить без тревог и что в этой лечебнице она как раз и обрела такую жизнь.
      Кент слушал его. Он был до странности спокоен. Комнаты и людей в ней как бы не было. Перед его мысленным взором стоял дом Уайнрайтов, пустой и заколоченный. И все же ещё многие годы старый-престарый мужчина будет выходить из него и совершать прогулки по окрестностям перед тем, как он тоже канет навсегда в смерть, которая уж давно нашла его. Придет время, когда... привидение... больше не появится.
      А.Э. ван Вогт ВОТ ЭТО КОТ!
      Все завсегдатаи бара были на месте. Кэтти изображала допустимую в обществе степень опьянения. Тед пускал остальным пыль в глаза. Майра тихо хихикала, словно настраивала голос для вечернего веселья, как музыкант свой инструмент. Джонс рассуждал о боге в своей обычной резонерской манере. Горд каждые пять секунд издавал булькающий звук, делая вид, будто слушает Джонса. Моттон пытался привлечь к себе внимание, приняв позу мыслителя, глубоко погруженного в созерцание собственного кресла.
      Никто в этой молодежной компании не замечал худого внешне неприметного человека, который сидел на табурете перед стойкой и все время наблюдал за ними. Подошел он к компании сам или его кто-то пригласил? Никто не смог бы ответить на этот вопрос, но неожиданно этот человек оказался за столиком молодых друзей, и никому из них не пришло на ум сказать новому соседу, чтобы он ушел.
      - Вы сейчас говорили об основных свойствах человеческой природы, начал незнакомец.
      - Мы в самом деле говорили о них? - хихикнула Майра. - Я в этом не уверена.
      Общий смех, последовавший за этими словами, не обескуражил незнакомца.
      - Дело в том, что со мной однажды произошел случай, который неплохо иллюстрирует эту тему. Все началось в один прекрасный день, когда я просматривал газету. Меня заинтересовало рекламное объявление одного цирка. Вверху объявления стоял огромный вопросительный знак и после него несколько восклицательных, тоже очень заметных. За ними следовал текст:
      Что это такое?
      Это кот.
      Приходите взглянуть на кота.
      Кот вас поразит.
      Кот вас изумит.
      Приходите посмотреть кота На выставку феноменов.
      Внизу мелкими буквами читателю сообщалось, что кот будет "экспонироваться под личным руководством Силки Трейвиса".
      До этого момента я читал газетные строчки без большого интереса, хотя и с некоторым любопытством, но, увидев имя организатора выставки, буквально подскочил на месте.
      "О Боже, это же он! Это Силки Трейвис был на той фотографии!" сказал я себе.
      Я тут же бросился к письменному столу и достал из него открытку, которую получил по почте за два дня до этого. тогда она не произвела на меня никакого впечатления: слова, написанные на обороте, были чистейшей бессмыслицей, а фотография на лицевой стороне не вызывала никаких воспоминаний. Она изображала запертого в маленькой клетке человека с лицом, как у лунатика. Тогда этот человек только показался мне смутно знакомым, теперь же я понял, что он похож на Силки Трейвиса - не такого, каким я его знал примерно пятнадцать лет назад, а более толстого и казавшегося старше своего нынешнего возраста.
      Я вернулся в свое кресло и стал размышлять о прошлом.
      Даже в те далекие дни, о которых я вспоминал, имя Силки идеально подходило Трейвису: прямое значение слова "силки" - "шелковый", но есть и переносное: "льстивый" и "вкрадчивый". Силки как раз был льстивым и вкрадчивым. В колледже он как-то раз организовал конкурс красоты движения при плавании и дал первый приз своему двоюродному брату, а второй девушке, которая была любимицей большей части учителей. Раз в год в колледже устраивались выставки коллекций ящериц, змей и насекомых нашего края и нескольких художественно украшенных предметов индейского быта, которая привлекала много восхищенных родителей. Ее всегда организовывал Силки. Игры, праздники со спектаклями и другие развлечения, которые устраивались в колледже, удавались во многом благодаря артистичности Силки и его организаторскому дару.
      Окончив колледж, я поступил в университет, где стал изучать биологию, и на семь лет потерял Силки из виду. Потом я однажды прочел в какой-то газете статью с похвалами Силки Трейвису. Там говорилось, что он - гордость своего родного города, поскольку недавно "приобрел долю" в некоем театре, а также "имел долю" ещё в одном предприятии: арендовал совместно с кем-то пляж в штате Нью-Джерси.
      Потом снова - молчание, и вот сегодня Силки возник в цирке, в котором, конечно, "имел долю".
      Определив - по крайней мере, так я считал - отправителя открытки, я почувствовал одновременно веселое любопытство и снисхождение к нему. Интересно, послал ли Силки такие открытки всем своим бывшим одноклассникам? Я решил больше не ломать себе голову над словами, написанными на обороте: их цель была очевидна.
      Я твердо решил не ходить в этот цирк, весь вечер просидел в своем кресле и лег спать в обычное для себя время. Через несколько часов я внезапно проснулся и тут же почувствовал, что в комнате, кроме меня, есть ещё кто-то, но остался лежать в постели. В этот момент я испытывал то, что описал Джонсон в своей книге о патологических страхах.
      Я жил в тихом квартале, поэтому в ту ночь вокруг не было слышно ни звука. Тишина была такая, что я ясно слышал тяжелые удары своего сердца. От страха работа моего желудка разладилась, и меня поташнивало, в кишечнике начали скапливаться газы, которые искали себе выхода. Во рту был горький вкус. Мне приходилось делать усилия, чтобы дышать спокойно.
      Я все ещё не видел никого постороннего, но укрывшийся в глубине сознания страх продолжал меня терзать. У меня, должно быть, кошмар - вот первая связная мысль, которая пришла мне на ум. Мне стало стыдно за этот иррациональный страх.
      - Кто здесь? - спросил я.
      Ответа не было.
      Я встал с постели и зажег свет. Комната была пуста. И все-таки я по-прежнему не чувствовал себя спокойно. Я вышел в коридор, потом заглянул в шкаф и в ванную комнату. Наконец, не удовлетворенный результатами осмотра, я стал проверять, хорошо ли закрыты окна, - и был потрясен: на стекле одного из них с внешней стороны было написано краской:
      КОТ ПРОСИТ ПРИЙТИ В ЦИРК
      Я вернулся в постель настолько разъяренный, что был готов пожаловаться на Силки в полицию, чтобы его арестовали. Утром, когда я проснулся снова, надписи на окне не было.
      Во время завтрака мой ночной гнев утих. Я даже нашел поведение Силки забавным и почувствовал к нему жалость за его отчаянное желание доказать старым друзьям, какой он выдающийся человек. Перед тем, как отправиться на свои утренние лекции в университете, я выглянул из окна спальни. Под самым окном я увидел отпечатки ног, но, приглядевшись к ним, понял, что они не похожи на человеческие. Из этого я сделал вывод, что Силки, видимо, принял меры предосторожность, не желая, чтобы следы указывали на него.
      Незадолго до полудня один из моих студентов спросил меня во время занятия, может ли биологическая наука объяснить существование уродов или феноменов деформационного типа. Я дал ему обычное объяснение - различные виды изменчивости, нарушение процессов питания, болезни, недоразвитость мозга, которая может повлиять на строение организма, и так далее - и сухо закончил советом: если ему нужна ещё какая-нибудь информация по этой теме, пусть обратится к моему старому другу Силки Трейвису, эксперту по феноменам и директору цирка Пэгли-Мэттерсон.
      Эти заключительные слова произвели фурор: я услышал, что именно одно чудовище из этого цирка и было причиной вопроса, с которого начался разговор. Понизив голос, студент объяснил, что видел там странное существо, похожее на кота, которое "разглядывает вас с таким интересом, словно оно человек".
      В этот момент раздался звонок, который избавил меня от необходимости комментировать эти слова. Однако я помню, что подумал: как мало развились люди за время существования человечества. Они так примитивны, что у них всегда вызывало и вызывает интерес все необычное и аномальное, хотя с научной точки зрения норма гораздо более изумительна. Я по-прежнему не собирался идти в цирк. Но в середине того же дня, возвращаясь с занятий, я инстинктивно протянул руку к карману, вынул из него открытку с фотографией Силки, рассеяно перевернул её и прочел то, что было написано на обороте:
      "Пересылка межзвездной почты требует решения сложнейших задач в области энергии, связанных с дифференциальным исчислением времени. Потому возможно,что эта открытка придет на место назначения раньше, чем я узнаю, где вы находитесь. Чтобы подстраховаться, я посылаю вторую такую же в цирк, написав на ней ваши имя и адрес. Обе открытки будут отправлены одновременно.
      Не надо слишком сильно ломать себе голову по поводу способа их пересылки. Я просто кладу специальный прибор в почтовый ящик. Этого достаточно, чтобы отправить открытки на Землю, в другой почтовый ящик, куда они адресованы, оттуда они рассылаются обычным образом. После этого отправивший их прибор растворяется.
      Фотография говорит сама за себя."
      Однако фотография мне ничего не сказала, и это снова вызвало у меня беспокойство.
      Резким движением я засунул открытку в карман и уже почти был готов позвонить Силки и спросить его, что означает этот бред сумасшедшего, если тут действительно было что понимать. Однако, поразмыслив, я решил отложить звонок: дело было не таким уж важным.
      На следующее утро, когда я проснулся, на наружной поверхности того же оконного стекла были нацарапаны слова:
      КОТ ХОЧЕТ ГОВОРИТЬ С ВАМИ!
      Они, должно быть, находились на окне довольно долго, потому что в тот самый момент, как я их заметил, они стали исчезать. Пока я завтракал, надпись полностью пропала. Я был больше встревожен, чем раздражен: такая настойчивость со стороны Силки заставляла думать, что у него не в порядке нервы. Я подумал, что, может быть, все-таки должен, несмотря ни на что, побывать на представлении и подарить Силки его маленькую победу:
      тогда призрак Силки, который преследует меня уже две ночи, наконец сможет успокоится. Но только после ленча мне пришла в голову мысль, окончательно заставившая меня решиться: я вспомнил о Вирджинии.
      Уже два года я был профессором биологии, что удовлетворило бы честолюбие любого молодого человека. Но этот общественный успех быстро стал вызывать у меня только безразличие и растерянность. Тогда я впервые в своей достаточно тусклой жизни почувствовал стремление иметь спутницу жизни и остановил свой выбор на Вирджинии. Она быстро стала избранницей моего сердца. К несчастью, она, похоже, считала меня чем-то вроде плода скрещивания ископаемой окаменелости с мыслящим роботом. У меня было чувство, что мысль выйти за меня замуж ещё ни разу даже не коснулась её сознания. Мне уже давно казалось, что, если бы я сумел, нисколько не уронив своего достоинства, заставить её поверить, что я - романтический молодой человек, она дала бы себя убедить и согласилась бы сказать "да". Притворяться, что любое цирковое представление приводить меня в восторг, что может быть лучше для этой цели! Чтобы подготовить Вирджинию, я решил этим же вечером повести её к Силки Трейвису, надеясь, что моя дружба с такой известной личностью заставит затрепетать её жадную до экзотики душу.
      Первое препятствие я преодолел без всякого труда: Когда я позвонил Вирджинии и сообщил ей свои планы на вечер, она тут же согласилась пойти со мной. На подходе к цирку я заранее изобразил на лице радость. Я нарочно пошел по главной аллее парка аттракционов и забавлялся всевозможными ребячьими играми. Критический момент наступил, когда я предложил Вирджинии представить её моему другу Силки Трейвису.
      Мой план идеально удался: она остановилась как вкопная и взглянула на меня почти с упреком.
      - Филипп, вы хотите сказать, чо знакомы с таким знаменитым человеком, как Силки? - спросила она и беззвучно ахнула. Как бы я хотел, чтобы этот глубокий вздох восхищения относился ко мне самому!
      Силки прекрасно справился с этой ситуацией. Он ещё не был на сцене, когда мы назвали свои имена продавцу билетов. Тот что-то крикнул, вызывая директора из какой-то задней комнаты, и через минуту Силки вбежал в главную палатку феноменов. Он был толстым, как хорошо откормленный хищник, и щурил глаза так, словно последние пятнадцать лет занимался только тем, что искал наилучший способ использовать людей к своей выгоде. На его лице не было и следа лунатического выражения, которое оно имело на открытке, напротив, оно было по-своему оживленным: на этом лице были видны следы алчности и порока, мелочная расчетливость торгаша м страсть к наживе. Силки оказался таким, каким я его себе представлял. Удивительно, но он, похоже, был глубоко тронут нашей встречей и счастлив увидеть меня. Это была радость одинокого кочевника, который на время оказался рядом с оседлыми людьми и немного завидует из спокойной устойчивой жизни. Здороваясь, мы оба преувеличенно выражали свои чувства, но каждый был в восторге от того, что встретил у другого такой теплый прием. Как только приветствия и обряд знакомства закончились, Силки стал держать себя с нами снисходительно.
      - Незадолго до вас ко мне заходил Брик. Он сказал, что вы преподаете. Поздравляю! Я всегда знал, что в вас что-то есть!
      Я как можно скорее увел разговор от этой темы.
      - Силки, как вы смотрите на то, чтобы показать нам свои владения? Во время этой прогулки вы сможете рассказать нам о себе.
      Мы уже видели невероятно толстую женщину и человека-скелет, но тем не менее Силки подвел нас к ним и стал описывать нам свою жизнь, включая в рассказ историю этих уродов. Он объяснил нам, в каких условиях находились эти двое, когда он их нашел, и каким образом он помог им достигнуть их нынешней славы. Эти объяснения были довольно пространными, поэтому временами я торопил Силки. Прогулка закончилась перед маленькой палаткой, вход в которую был завешен большим холщовым полотнищем. Над входом была надпись "КОТ". Я уже заметил эту палатку немного раньше, и хвастливые выкрики стоявшего перед ней зазывалы возбудили мое любопытство.
      - Это кот... Войдите, взгляните на кота! Почтеннейшая публика, это не обыкновенный номер, это гвоздь программы! До сих пор никто никогда не видел в цирке такого животного! Это биологический феномен изумил ученых всего мира! Почтеннейшая публика, это нечто исключительное! Входной билет стоит всего двадцать пять центов, а если кто-то останется недоволен, он сможет на выходе потребовать свои деньги обратно. Это правда. Даю вам слово: вы сможете получить свои деньги назад, нужно просто подойти сюда и потребовать их.
      И так далее. тем не менее его шумное бахвальство было далеко не самой завлекательной рекламой в мире. Я начинал чувствовать веселое возбуждение, но на мои нервы действовало другое - реакция людей, входивших в палатку. Их впускали маленькими группами, и внутри их, должно быть, обслуживал кто-то вроде экскурсовода: несколько минут подряд из палатки доносилось едва уловимое бормотание этого человека. потом голос стал громче, и я совершенно ясно расслышал, как рассказчик объявил:
      А теперь, почтеннейшая публика, я открываю занавес и показываю вам...КОТА!
      Вероятно, за этим последовала умело спланированная мизансцена: занавес был отдернут одним резким движением руки, потому что, как только отзвучало слово "кот". тут же послышалось "аах!" зрителей.
      Оно было слышно так ясно, что ошибиться было невозможно: это был восхищенный вздох десяти или двенадцати человек, захваченных открывшимся перед ними зрелищем. Затем наступила тревожная тишина. Наконец зрители вышли из палатки и торопливо направились к главному выходу. Я заметил, что ни один из них не потребовал обратно деньги, заплаченные за билет.
      Когда мы сами входили в палатку, возникла неловкая ситуация: Силки начал что-то бормотать о бесплатных билетах, которые охотно дал бы нам, если бы был владельцем цирка. Я тотчас же прекратил его косноязычный лепет, купив необходимые билеты, и вошел в палатку с очередной группой.
      Животное сидело в кресле на возвышении. Длина зверя была около полутора метров. Он был довольно стройным и гибким. Голова у этого существа была кошачья. На его теле было всего несколько клочков шерсти. Чудо-кот казался непомерно выросшим зверьком из комиксов. Но на этом его сходство с чем-либо из нашего привычного мира и кончалось. На самом деле это был совсем не кот, а какое-то непонятное существо. Я понял это в первое же мгновение: в строении его тела было что-то странное. Но мне понадобилось немного времени, чтобы определить основные различия.
      Прежде всего голова! Его лоб был высоким, а не низким и покатым, как у кошек. То, что можно было назвать лицом, было гладким и почти свободным от шерсти, его выражение говорило о неординарном характере, сильной воле и большом уме. Туловище прекрасно удерживалось в равновесии длинными и очень прямыми задними конечностями. Верхние конечности - или руки? - были гладкими и завершались короткими, но имевшими красивую форму пальцами с острыми когтями.
      Однако при первом взгляде на это существо больше всего изумляли его глаза. Они были слегка удлиненными, имели обычные веки и примерно тот же размер, что человеческие глаза. Удивляли они тем, что были очень подвижными: меняли положение в два, даже в три раза быстрее, чем наши глаза. Эта огромная подвижность и идеальная координация движений говорили о таком прекрасном зрении, которое позволяет прочесть на очень большом расстоянии печатный текст с уменьшенной фотографии. Какие четкие и невероятно яркие картины, должно быть, принимал мозг, вооруженный таким зрением!
      Я осознал все это за несколько секунд. А потом существо на сцене вдруг зашевелилось.
      Оно поднялось со своего места неторопливым, уверенным и непринужденным движением, зевнуло и потянулось. Женщин-зрительниц это сначала испугало, но в зале снова стало спокойно, когда "экскурсовод" без малейшего волнения объяснил:
      - Все в порядке, уважаемая публика: у кота есть привычка спускаться со сцены и проходить среди зрителей, чтобы посмотреть на них. Он не опасен.
      Поэтому толпа не волновалась, когда кот подошел ко мне. Он остановился у моих ног и стал меня с любопытством рассматривать, потом осторожно вытянул вперед лапу-руку, расстегнул мою куртку, заглянул в её карман и вынул из него открытку с фотографией Силки, которую я принес с собой, желая спросить у Силки, что она значит.
      Кот долго рассматривал открытку, а потом передал её Силки. Тот бросил на меня выразительный взгляд и спросил:
      - Все нормально?
      Я кивнул. Мне казалось, что сейчас передо мной разыгрывалась драма, движущих причин которой я не понимал. Потом я осознал, что внимательно наблюдаю за Силки.
      Силки посмотрел на открытку и приготовился вернуть её мне, но вдруг изменил решение, быстро поднес открытку к глазам и недоверчиво воззрился на фотографию.
      - Черт! Это же я на снимке! - сказал он прерывающимся голосом.
      Его удивление, без всякого сомнения, было неподдельным. Оно было таким искренним, что встревожило меня.
      - Разве не вы мне её прислали? И надпись на обороте сделана не вашей рукой? - спросил я.
      Силки ответил не сразу: сначала он перевернул открытку и стал тупо разглядывать написанные на обороте строки. Наконец он покачал головой и пробормотал:
      - Ничего не понимаю. Хм... Она отправлена из Марстауна. На прошлой неделе мы провели там три дня. - Силки отдал мне открытку. - До сих пор я её никогда не видел. Забавно...
      Тон этих слов был убедительным. Я оставил открытку в руке и стал с любопытством смотреть на кота. Но кот уже потерял ко мне всякий интерес: пока мы с Силки спорили, кот отвернулся от нас, влез на сцену и повалился в кресло, потом снова зевнул и закрыл глаза.
      Это было все. Мы покинули палатку. Я и Вирджиния попрощались с Силки. Этот случай казался мне бессмысленным, когда происходил, и ещё более бессмысленным - позже, на обратном пути из цирка.
      Не знаю, сколько времени я проспал в ту ночь до того, как проснулся. Я повернулся на своей кровати с твердым намерением опять заснуть и сделать это быстро. Но вдруг заметил, что мой ночник включен. Я вскочил с постели. Возле кровати, примерно в метре от меня сидел кот из цирка.
      В комнате была мертвая тишина. Чувствуя, что совершенно не могу говорить, я медленно сел. "Не опасен" - вспомнились мне слова "экскурсовода", но больше я не верил в это.
      Кот приходил ко мне в гости уже три раза. В два предыдущих раза он оставлял записки. Я освежил в памяти их содержание - и начал терять мужество. "Кот хочет говорить с вами!" Возможно ли, что это существо умеет говорить?
      Полная неподвижность животного понемногу вернула мне смелость. Я облизал губы и спросил:
      - Ты хочешь говорить со мной?
      Кот зашевелился. Он медленно поднял лапу-руку, как человек, который не хочет испугать окружающих слишком резкими движениями и указал на ночной столик, стоявший около кровати. Взглянув в направлении его жеста, я увидел под ночником какой-то прибор. Из этого прибора зазвучал голос, который ответил на мой вопрос:
      - Я не могу издавать такие звуки, которыми пользуются люди, но, как вы сами можете убедиться, это устройство прекрасно выполняет роль посредника.
      Должен признаться, что, услышав это, я вскочил на ноги и мой разум на время помутился.
      Я медленно пришел в себя, лишь когда осознал, что в комнате снова стоит тишина и что ко мне не пытаются применить насилие. Почему то, что кот говорил с помощью механического аппарата, показалось мне чем-то вроде угрозы? Об этом я не знал ничего. Но я чувствовал эту угрозу.
      Это было что-то вроде отступлениия сознания перед реальностью: Мой ум отказывался признать реальность очевидного факта, несмотря на его убедительность. Прежде, чем я оказался в силах мыслить логически, прибор на столике снова включился и голос зазвучал опять:
      - Проблема передачи мыслей при помощи электронного устройства решается благодаря ритмическому использованию различных энергий мозга.
      Это утверждение меня обеспокоило. Я много прочел из того, что написано на эту тему, начиная с опубликованного в 1929 году доклада профессора Ханса Бергена о ритмах мозга. То, что говорил кот, совершенно не согласовывалось с гипотезой профессора.
      - Разве энергетический потенциал мозга не слишком мал? - спросил я. Кроме того, твои глаза открыты, а ритмы мозга всегда нарушаются при открытых глазах, потому что центру зрения подчиняется такой большой участок коры головного мозга, что, когда этот центр активен, невозможно различить ни один мозговой ритм.
      В тот момент мои слова не вызвали у меня беспокойства, но теперь я думаю, что именно ими отвлек это существо от его первоначальной цели.
      - И для каких значений проводились эксперименты? - спросило оно с интересом, искренность которого чувствовалась даже в передаче аппарата.
      - Энергия одной фотоэлектрической клетки достигает, точнее, не превосходит пятнадцати микровольт, в основном в активных участках мозга. Вы знаете, чему равен микровольт?
      Существо кивнуло.
      - Не хочу говорить вам, сколько энергии может произвести мой мозг: узнав это, вы, вероянто, испугаетесь, - сказало оно через секунду. - Но знайте, что её обеспечивает не только ум. Я совершаю учебное путешествие по Галактике. Это что-то вроде вашего высшего образования. Так вот, у нас есть определенные правила... - Существо замолчало, потом заговорило снова: - Вы только что открыли рот. Желаете что-нибудь сказать?
      Я был ошеломлен и чувствовал себя идиотом. Наконец я еле слышно спросил:
      - Ты сказал "по Галактике"?
      - Совершенно верно.
      - Н...но разве такое путешествие не занимает много лет?
      Мой мозг неуверенно, словно на ощупь, пытался воспринять и осознать невероятное.
      - Мое путешествие продлится тысячу ваших лет, - ответил кот.
      - Ты бессмертен?
      - Вовсе нет!
      - Но... - тут я замолчал, не находя слов, чтобы закончить фразу, и сидел без сил и пустотой в мозгу, а существо тем временем вернулось к своему рассказу:
      - Правила нашего студенческого братства требуют, чтобы каждый из нас перед тем, как покинуть планету, на которой побывал, рассказал правду о себе одному из её жителей и чтобы он увез с собой сувенир, символизирующий местную цивилизацию. Мне было бы любопытно узнать, что вы мне посоветуете взять с собой на память о Земле. Сувениром может быть что угодно, лишь бы оно позволяло с первого взгляда понять основную черту характера того вида разумных существ, о которых напоминает.
      Этот вопрос вернул мне хладнокровие. Мой ум перестал без отдыха блуждать в пустоте, и я почувствовал себя заметно лучше Приняв более удобную позу, я задумчиво погладил ладонью свой подбородок. Этим я искренне надеялся показать, что я - умный человек, чье мнение имеет ценность.
      Однако мой ум начинало терзать предчувствие, что задача будет невероятно сложной. Эти сложности существовали всегда, и я не мог не знать о них, но сейчас из-за того, что нужно было срочно принять решение, мне казалось, что на самом деле люди - бесконечно сложные существа. Разве кто-то из людей может назвать одно-единственное свойство своей природы и сказать: "вот главная характеристика человечества" или "вот что является воплощением человека"!
      - Научный труд, произведение искусства или любой иной полезный предмет... Они входят в число возможных сувениров? - спросил я медленно.
      - Все, что угодно7
      Мой интерес к поставленной задаче достиг высшей точки: всем своим существом я верил в сказочное величие минуты. Мне казалось невообразимо важным, чтобы эта высшая раса, представители которой могут летать вдоль и поперек по всей Галактике, получила верное представление о земной цивилизации. Когда я наконец нашел решение, меня удивило лишь то, что мне понадобилось для этого столько времени. Но как только оно прошло мне на ум, я тут же понял, что знаю единственный ответ и другой ответ невозможен.
      - Человек, - начал я, - по самой своей сути существо верящее. С незапамятных времен ему необходимо верить во что-нибудь. Когда-то, в далеком прошлом его богами были реки, бури, растения, позже боги стали невидимыми, теперь они снова приобрели материальный облик. Любая экономическая система, любые науки всегда будут прежде всего объектом культа, которому безразличны доводы разума. Другими словами, человек поклоняется им как божествам. Поэтому, - закончил я спокойно и удовлетворенно, - все, что вам нужно, это отлитая из прочного металла статуя человека, стоящего с откинутой назад головой, поднятыми к небу руками и выражением экстаза на лице, установленная на постаменте с надписью "Я верю!"
      Я заметил, что кот пристально смотрит на меня.
      - Очень интересно, - сказал он наконец. - Я считаю, что вы очень близко подошли к основной характеристике, но ваш ответ не совсем верен, кот встал. - А теперь я хочу, чтобы вы пошли со мной.
      - Что?
      - Прошу вас, одевайтесь.
      Все это было сказано обычным ровным тоном. Страх, который уже много минут таился на самом дне моей души, разгорелся с новой силой.
      Я сидел за рулем своей машины, а кот рядом со мной. Ночь была прохладной и бодрящей, но темной. Время от времени лунный свет на короткое мгновение вспыхивал в просвете между плывшими к горизонту облаками, и в темно-синем небе мелькали звезды. Мысль, что сидящее рядом существо спустилось на нашу Землю из вполне конкретного места - с какой-то из них, ослабила мое внутреннее напряжение, и я осмелился заговорить.
      - Твой народ...он намного глубже нас проник в тайны мира?
      Это звучало тускло и чересчур научно - скорее педагогический вопрос, чем жизненно важный. Я быстро добавил:
      - Надеюсь, ты не видишь никакого неудобства в том, что я задам тебе несколько вопросов?
      Мне снова показалось, что мои слова уходят в сторону от главной темы, и вдруг я почувствовал приступ отчаяния, осознав, что зря теряю уникальную возможность, единственную на многие века. Я мысленно проклял свое профессорское образование, из-за которого каждое мое слово было сухим как пыль.
      - Эта открытка, - заговорил я снова. - Ее прислал ты?
      - Да, - спокойно и четко ответил преобразователь мыслей, лежавший у кота на коленях.
      - Как ты узнал мои имя и адрес?
      - Я их не знал, - прежде, чем я успел что-либо сказать, кот закончил. Вы поймете все это раньше, чем кончится ночь.
      - Ох! - Ужас сдавил мне грудь и вызвал спазмы в желудке. Я попытался не думать о том, что произойдет до конца этой ночи.
      - Мои вопросы... ты ответишь на них? - спросил я охрипшим голосом и, не дожидаясь ответа, открыл рот, готовясь выпалить как из пулемета все свои вопросы, но тут же сдержал себя. Что я хочу узнать? Огромность этой мысли заставила меня онеметь. Почему, ну почему люди так эмоциональны в решающие минуты своей жизни? Какое-то время, которое показалось мне бесконечным, я был не способен думать, а когда наконец снова смог говорить, мой первый вопрос был банальным и совершенно не похожим на то, что я был намерен спросить.
      - Ты прилетел на космическом корабле?
      - Нет, - медленно ответил он. - Я использую энергию своего мозга.
      - Вот как! Ты пересек космос в своем собственном теле?
      - В определенном смысле да. Рано или поздно люди сделают первоначальные открытия в области ритмического использования энергии. Это будет памятное событие для вашей науки.
      - Мы уже сделали некоторые открытия относительно нашей нервной системы и ритма нашего организма.
      - Конец этого пути - контроль над природными энергиями. Не хочу говорить вам об этом более подробно7
      Я замолчал, но ненадолго. Теперь вопросы рвались у меня с губ, словно толкаясь на выходе.
      Можно ли создать космический корабль, работающий на атомной энергии?
      - Нет, то есть не так, как вы это себе представляете, - ответил кот. - Атомный взрыв можно использовать в закрытой камере двигателя, только если энергия взрыва высвобождается через посредство нескольких последовательно применяемых взрывчатых смесей с точно вывереным составом. А это техническая проблема, имеющая очень мало общего с теоретической физикой.
      - Жизнь... - пробормотал я, - Как зародилась жизнь?
      - Она результат случайностей, происходящих с электронами в окружающей среде особого рода.
      Я был вынужден остановиться. Это было сильнее меня.
      - Случайности, происходящие с электронами? Что ты имеешь в виду?
      - Разница между атомом неорганического вещества и атомом органического - в их внутренней структуре. Поскольку соединения углеводорода в определенных условиях из всех веществ наиболее подвержены таким структурным изменениям, они служат основой для наиболее распространенной формы жизни. Но теперь, когда вы овладели атомной энергией, вы откроете, что жизнь может быть создана на основе любого химического элемента или сочетания элементов. Углеводород - слабая жизнеобразующая структура, и на своем нынешнем этапе развития она легко может быть уничтожена.
      Я почувствовал, что дрожу: я уже представлял себе, какие исследования будут вести в этой области правительственные лаборатории.
      - Ты хочешь сказать, - выговорил я , чувствуя комок в горле, - что существуют формы жизни, которые, если были бы созданы, с первого момента своего существования стали бы опасными?
      - Опасными для человечества, - подтвердил кот.
      Вдруг он вытянул лапу-руку, указывая направление.
      - Поезжайте по этой улице к её началу. Когда окажетесь у ограды цирка, въезжайте через боковой вход на его территорию.
      Я упорно обдумывал его слова, пытаясь понять, куда он хочет меня привести. Как ни странно, когда я это понял, то испытал шок.
      Через несколько минут мы входили в палатку феноменов, где сейчас было темно и тихо. Оказавшись внутри, я понял, что сейчас начнется последний акт драмы, которую разыгрывал на Земле мой спутник.
      В темноте задрожало маленькое пятно света. Оно приблизилось к нам, и я увидел, что его перемещал человек. Сначала было слишком темно, и я не смог узнать человека, но потом свет стал ярче, и я должен был признать очевидное: у этого огня не было источника. внезапно я узнал человека - это был Силки Трейвис.
      Он находился в глубоком сне.
      Силки подошел к коту и теперь стоял перед ним. У моего школьного товарища был вид человека, выброшенного из привычной реальности и заблудившегося в незнакомом мире. В выражении его лица было что-то жалкое, как у женщины, которую увидели встающей с постели и ещё не накрашенной. Я отметил все это долгим взглядом, то и дело соскальзывавшим в сторону из-за бившей меня дрожи. Потом я, заикаясь, пробормотал:
      - Что ты хочешь сделать?
      Преобразователь мыслей в речь, который кот носил с собой, ответил не сразу. Кот повернулся в мою сторону и долго изучал меня задумчивым взглядом. Вдруг он нежно коснулся кончиками когтей лица Силки. Силки открыл глаза, но больше никак не отреагировал на происходящее.
      Он может нас слышать? - прошептал я.
      Кот кивнул.
      - А думать?
      Кот отрицательно покачал головой.
      - Определяя основное в человеческой природе, вы в своем анализе выбрали лишь один симптом. Люди испытывают потребность верить из-за другого свойства свое натуры. Я подскажу вам. какого: когда на обитаемую планету высаживается путешественник родом из другой звездной системы, для него обычно существует лишь один способ жить среди населяющих эту планету разумных существ, оставаясь неопознанным. Найдя этот способ, он может понять основную черту характера местных жителей.
      Мне было тяжело думать. В пустоте и мраке этой палатки, посреди густой тьмы, стоявшей во дворе цирка, вся эта сцена казалась мне нереальной. Я не боялся кота, но мои душа и тело ципенели от беспричинного панического страха. Я изучал взглядом следы многих лет вялой жизни на по-прежнему неподвижном лице Силки. Потом я смотрел на свет, дрожавший над его головой. Наконец я взглянул на кота и сказал:
      - Любопытство... ты говоришь о человеческом любопытстве. Интерес ко всему необычному заставляет людей,, увидев что-либо странное, сразу воспринимать это как нечто естественное.
      - Мне кажется невероятным, что вы, умный человек, за всю свою жизнь не поняли, какая единственная черта характера свойственна всем людям, сказал кот. Он резким движением отвернулся от меня и слегка согнулся в пояснице. - Но теперь хватить об этом. Я прожил здесь определенное время так, что никто не заподозрит, кто я на самом деле, и открыл правду лишь одному жителю этой планеты. Мне остается только послать моим соплеменникам сувенир - нечто типичное для вашей цивилизации. После этого я могу отправляться... в другое место.
      Я рискнул сделать предположение на основе его слов и дрожащим голосом спросил:
      - Но вы же не думаете послать Силки?
      - Мы редко выбираем в качестве сувениров жителей тех планет, где побывали, но если делаем это, то предоставляем живым сувенирам компенсацию, равную по ценности тому, что отнимаем у них. В его случае компенсацией будет почти бессмертие.
      Я вдруг пришел в отчаяние. У меня оставалось всего несколько секунд, и тем не менее я не чувствовал никакого сострадания к Силки, стоявшему рядом, как неодушевленный предмет. У меня было впечатление, что кот раскрыл какую-то глубочайшую тайну человеческой природы, и как биолог я должен был узнать эту тайну.
      - Ради бога! - заговорил я. - ты ещё ничего не объяснил. Что лежит в основе человеческой природы? И что означает открытка, которую ты мне прислал? И...
      - У вас есть все необходимые подсказки, - ответило инопланетное существо, готовясь покинуть меня. - Ваша неспособность их понять меня не касается. Чего-нибудь...
      Кот снова долго изучал меня взглядом.
      - Ничего никому не говорите, если, конечно, вы способны хранить молчание, - ответил он наконец.
      Теперь он действительно начал улетать. Он не оглядывался назад. Я вздрогнул: туманное пятно света над головой Силки увеличивалось все ярче. Потом оно стало пульсировать в медленном, но непрерывном ритме.
      Кот и Силки оказались в круге света, похожего на какое-то расплавленное вещество. Внутри этого круга их силуэты стали расплываться и менять форму, как тени в огне.
      Вдруг эти тени исчезли, и яркий свет стал постепенно ослабевать. Маленькое пятнышко света медленно опустилось вниз и несколько часов лежало на полу посреди полной темноты, окруженное туманным ореолом. От Силки и внеземного существа не осталось ни малейшего следа.
      Молодые слушатели, сидевшие за столиком бара, молчали. Было слышно только бормотание Горда.
      - Вы, разумеется, решили загадку открытки? - спросил наконец Джонс тоном, не допускающим отрицательного ответа.
      Худощавый рассказчик по-профессорски кивнул.
      - Думаю, что да. ключ к этой загадке был в словах о дифференциальном исчислении времени для открытки. Она была отправлена после того, как Силки был выставлен в музее школы суперкотов, но из-за изменений времени при пересылке прибыла на место да того, как я узнал, что Силки появился в нашем городе.
      Мортон вынырнул из глубин своего кресла.
      А что эо за основная черта человеческой натуры, о которой вы столько наговорили и для которой религия служит только внешним выражением?
      Незнакомец сделал едва заметный жест.
      - Силки, выставляя на обозрение уродов, на самом деле выставлял напоказ себя самого. Религия - это драматическое представление, в котором человек выводит себя на сцену перед своим богом. Любовь к себе - это любование собой. Выставляя себя напоказ, мы грубо подчеркиваем свою значимость. И именно в такой ситуации странное существо из чужого мира может появиться и жить среди нас, не вызывая подозрений.
      - В этой истории мне больше всего нравится и всего интереснее любовь, - изображая икоту, сказала Кэтти. - Вы женились на Вирджинии? Вы профессор биологии, верно?
      - Я был профессором биологии, - ответил рассказчик, покачав головой. - Я должен был бы последовать совету кота, но мне казалось важным, чтобы люди узнали об этом событии. Через три месяца меня уволили с работы. Не хочу рассказывать, чем я занимаюсь сейчас. Я знаю только одно: я обязан продолжить свое дело. Люди должны осознать свою слабость, которая делает их такими уязвимыми. Вирджиния? Она вышла замуж за пилота одной из крупных воздушных компаний. Покорилась обаянию его способа придавать огромную важность своему "я".
      Бывший профессор встал.
      - Ну, мне пора идти. Сегодня ночью я должен обойти ещё много баров, сказал он, завершая разговор.
      После его ухода Тед мгновенно перестал играть роль дурачка и сказал:
      - Вот кто действительно умеет выставляться перед другими. Только представьте себе: сегодня вечером он расскажет эту историю ещё как минимум пять раз. Какая сцена для человека, который хочет привлечь к себе внимание!
      Майра фыркнула. Джонс начал о чем-то говорить Горду в своей обычной манере всезнайки. Горд каждые пять минут отвечал бормотанием, делая вид, что слушает его. Кэтти положила голову на стол и начала храпеть как пьяница. А Мортон все глубже зарывался в свое кресло.
      ГАМБИТ НЕВИДИМКИ
      А.Э. ван Вогт Совместно с Э. Мейн Халл
      Этот высокий широкоплечий человек сел на рейсовый космический корабль на одной из малоизвестных планет в группе звезд под названием Хребет.
      Эти звезды расположены близко к "верхнему" концу Млечного Пути и образуют длинную прерывистую цепочку, которая указывает концом на Землю. С Земли они видны в телескоп как маленькая яркая гроздь. Но из Черного Пятна Киджиона, которое находится намного правее этих звезд, Хребет прекрасно виден как пунктирная линия - один из наиболее заметных ориентиров в нашей Галактике.
      Транспортное обслуживание в этом районе космоса плохое. Раз в неделю межзвездный лайнер проносится по этой цепи звезд, делая остановки о заявкам, заранее полученным от сотрудников транспортного агенства, работающих на нескольких десятках малоизвестных планет. Долетев до конца Хребта, корабль направляется к главному транстортному центру этой части космоса, Дильбау-3, где можно пересесть на более крупные корабли, направляющиеся на далекую Землю.
      Полет до Земли занимает около трех недель, и каждый, кто ездил по свету столько, сколько я, скоро узнает, что самое интересное в дороге смотреть на пассажиров, которые входят и выходят на остановках.
      Вот почему я так быстро заметил этого гиганта. Еще до того, как новый пассажир перешел к нам на борт с посадочного корабля, который с огромной скоростью поднялся к нашему лайнеру, зависшему на высоте примерно ста тысяч миль над планетой, я увидел, что это не простой человек.
      На это указывал его багаж - множество ящиков, которые один за другим поднимали на борт краны. Рядом со мной один из офицеров корабельной команды изумленно выдохнул, обращаясь к другому офицеру:
      - Господи боже, это уже девяносто тонн!
      Его слова заставили меня выпрямиться и взглянуть на эту картину с ещё большим интересом: на таких лайнерах запрещается перевозить товары, а для личного багажа девяносто тонн многовато. Первый офицер заговорил снова:
      - Мне кажется, кто-то набил здесь карман и летит домой на Землю. Смотри! Это же Джим Рэнд!
      Это действительно был Джим Рэнд.
      У меня есть своя маленькая теория насчет таких живых легенд космоса, как этот человек. По-моему, свои самые большие и самые известные подвиги они совершают благодаря своей репутации.
      Конечно, нужны начальный толчок, неисчерпаемый запас энергии и мужество, но это приносит лишь миллионы стеллоров. Довести состояние до миллиардов таким людям помогает репутация.
      Мои размышления прервал знакомый низкий и звучный голос Джима Рэнда:
      - Вы, там - здравствуйте! - поприветствовал он меня. - Я думаю, что мы знакомы, но не могу вспомнить, кто вы такой.
      Он остановился в нескольких футах от меня и пристально в меня всматривался.
      Рэнду было около пятидесяти лет, он носил маленькие усы, и его нос был немного свернут на бок. Похоже, этот нос был когда-то сломан и потом залечивался в полевых условиях. Это небольшое искривление нисколько не уродовало Джима Рэнда, даже напротив - оно странным образом придавало выражение силы его лицу. Глаза у Рэнда были зеленовато-голубого цвета. Теперь они ярко блестели, отражая работу ума, решающего загадку.
      Я прекрасно знал, что чувствовал Рэнд: люди, с которыми я однажды встречался, при новой встрече всегда пытаются понять, знают они меня или нет. Случается, что бессилие памяти совершенно выводит их из себя, и тогда мне самому приходится напоминать им обстоятельства нашего знакомства. Иногда я это делаю, иногда нет.
      На этот раз я ответил:
      - Вы правы, мистер Рэнд: меня представил вам один наш общий друг, когда вы без регистрации организовывали шахты в Гуурду. Ваш ум в это время был, вероятно, занят чем-то более значительным. Меня зовут Дельтон, Крис Дельтон.
      Его взгляд стал каким-то странно неподвижным.
      - Возможно, это так, - сказал наконец Рэнд, - но я не думаю, что смог бы забыть человека с вашей внешностью.
      Я пожал плечами: мне всегда так говорят - и одновременно заметил, что лицо Рэнда прояснилось.
      - Вы не могли бы встретиться со мной примерно через час в гостиной? Может быть, у нас найдется о чем поговорить.
      Я кивнул.
      - Буду счастлив.
      Рэнд ушел. Я следил за тем, как этот высокий могучий человек шагал по ярко освещенному коридору, а носильщики катили за ним на тележках несколько чемоданов и сумок.
      Он ни разу не оглянулся назад.
      Пол под моими ногами завибрировал от работы двигателей: огромный корабль готовился к взлету.
      - Да, - говорил мне Джим Рэнд через полчаса, - я все бросил. Ухожу на покой, кончаю со своими делами, и навсегда. Больше никаких сомнительных сделок. Я купил имение, собираюсь жениться и завести детей, словом, перехожу к оседлой жизни.
      Мы сидели в гостиной корабля и уже сдружились больше, чем я считал возможным. В этой огромной роскошной комнате, кроме нас, почти никого не было: пассажиры ушли, услышав первый звонок к обеду.
      - Не хочу казаться циником, но скажу вам то, что давно не новость. Вы это сами знаете. Весь этот здешний мир - неосвоенные планеты, огромные богатства, чернота и простор космоса - считают, что это впитывается в кровь человека - И настолько холодно, насколько мог, я закончил:
      - В данный момент самое важное в вашей жизни то, что как минимум два, а возможно, и четыре человека наблюдают за вами.
      - Да, я это знаю. Они здесь с тех пор, как мы вошли, - сказал Джим Рэнд.
      - Вы знаете их?
      - Вижу первый раз в жизни - и плевать мне на них. Пять лет назад или даже в прошлом году я мог бы беспокоится по поводу того, что это может значить. Но теперь нет: я покончил с делами. Я это твердо решил. У меня все спланировано.
      Он снова опустился в кресло, большой, подвижный, с прекрасной реакцией, и улыбнулся мне с едва заметным выражением удовольствия в глазах.
      - Я рад, что вы летите на этом корабле, хотя по-прежнему не могу вспомнить нашу предыдущую встречу. Мне было бы скучно одному среди этих мелких людишек, - он широко повел своей огромной рукой.
      Я не смог сдержать улыбку.
      - На Земле деятельный человек вроде вас досыта натерпится скуки. Там черт знает что за законы. Всякие дурацкие постановления запрещают носить при себе энергетический пистолет. А если кто-то беспокоит тебя или устраивает неприятности, ты должен решать это дело в суде. Вы знаете - они там сажают человека в тюрьму только зато, что он имеет костюм-невидимку!
      Рэнд лениво улыбнулся.
      - Меня это не волнует: все свои невидимки я отдал.
      Я долго и пристально смотрел на него, хмуря брови, и наконец сказал:
      - Знаете, я обнаружил, что беда всегда приходит без спроса. Не смотрите в сторону лифта, но учтите: из него только что вышел человек, и этот человек направляется к вам. Если вам понадобится помощь, зовите меня.
      - Спасибо, - поблагодарил Джим Рэнд и улыбнулся своей ленивой улыбкой, - но обычно я сам справляюсь со своими неприятностями.
      Из нас двоих более удобная позиция для наблюдения была у меня: я сидел лицом к лифту, а Рэнд боком. Он был великолепным актером: не бросил вокруг ни единого взгляда, даже не моргнул.
      Я рассматривал подходящего к нему незнакомца, стараясь не глядеть на него прямо. Его глаза были темными и довольно близко посаженными, нос длинным и тонким. В сочетании с тонкими губами - признаком жестокости и срезанным подбородком, который, несмотря на свою форму, не вызывал представления о слабости, эти глаза и нос придавали его лицу что-то волчье. Незнакомец сел в кресле рядом с Рэндом. Не обращая внимания на меня, он сказал:
      - Мы с вами вполне могли бы договориться.
      Если Рэнд и удивился, услышав эти слова, то по его лицу это совершенно не было видно. Он улыбнулся, потом поджал губы.
      - Конечно, могли бы. Недоразумения - это очень плохо, очень... сказал он и с грустным видом прищелкнул языком, словно перед его мысленным взором проходили воспоминания о прошлых недоразумениях и их трагических последствиях. Это было проделано так великолепно, что меня бросило в дрожь от восхищения.
      - Вы ввязались в дело, которое вас не касается.
      В ответ Рэнд задумчиво кивнул, и я увидел, что его жест был больше чем актерской игрой. Должно быть, в этот момент он понял, что ему стоит немного задуматься над столь открытой угрозой. Однако его голос звучал беспечно, когда он ответил:
      - Ну вот, вы коснулись одной из моих любимых тем - деловой этики.
      В темно-карих глазах врага вспыхнул гнев, и тот бросил Рэнду в лицо:
      - Мы уже были вынуждены убить трех человек. Я уверен, мистер Блорд, что вы не захотите быть четвертым.
      Эти слова ошеломили Рэнда: его глаза широко раскрылись. Он, несомненно, был до глубины души поражен тем, что его могли принять за кого-то другого и особенно за этого человека.
      Я могу сказать об Артуре Блорде немногое. Он один из нескольких десятков похожих друг на друга по душевному складу людей, которые обосновались на Хребте. Там, куда указывает их тяжелая от денег рука, вырастают новые города, и это приносит им ещё больше денег, которые они направляют в другие места.
      Блорд отличался от остальных только своей загадочностью: мало было людей, которые хотя бы раз видели его. По какой-то причине это ещё больше подняло его репутацию необыкновенного и великого человека - до такой степени, что я слышал, как люди говорили о нем таинственным шопотом.
      Следы потрясения постепенно исчезли с лица Рэнда. Его глаза сузились, и он холодно заявил:
      - Если в вашем деле должен быть четвертый мертвец, уверяю вас, это буду не я.
      Человек с волчьим лицом мгновенно побледнел - вот что может сделать репутация - и торопливо сказал примирительным тоном:
      - У нас нет причин сражаться. И нас здесь девять человек, все хорошие бойцы, которым даже вы, Блорд, не сможете противостоять. Но я должен был знать с самого начала, что не смогу запугать вас. Вот наше настоящее предложение: мы даем вам десять миллионов стеллоров наличными, если вы подпишите соглашение о том, что завтра не сойдете с этого корабля на Занде. Разве это не честное и справедливое предложение? - он молчал и откинулся на спинку кресла.
      - Да, волне честное, вполне, - сказал Рэнд, подчеркивая последнее слово.
      - Значит, вы сделаете это?!
      - Нет! - заявил Джим Рэнд и замахнулся правой рукой. Длина замаха была около фута - достаточно, чтобы эта мощная рука набрала скорость, и разрушительные последствия удара были немалыми.
      - Не люблю, чтобы кто-то мне угрожал, - сказал Джим Рэнд. Его враг стонал, держась за свой сломанный нос. Потом пострадавший неуверенно, словно слепой, поднялся и направился к лифту. Его четыре товарища собрались вокруг него, и все пятеро исчезли в сверкающем нутре кабины.
      Как только дверь лифта закрылась, Рэнд быстро повернулся ко мне.
      - Вы слышали? - спросил он. - Блорд! Тут замешен Артур Блорд! Вы понимаете, что это может значить? Он самый крупный промышленник по ту сторону Дильбау-3! У него есть какой-то необыкновенный новейший способ использовать других людей в своих целях! Я всегда хотел пристроится к нему, но...
      Рэнд вдруг замолчал, потом шепнул:
      - Ждите здесь!
      Он быстро подошел к лифтам, на мгновение замер, глядя на указатель этажей того из них, в который вошли те пятеро, потом вошел в соседний. Через десять минут он вернулся и сел в кресло.
      - Вы когда-нибудь видели раненного фазана? - торжествующе спросил Рэнд. - Он летит прямо к своему гнезду и не думает о том, что может оставить след.
      Оживленно и с горящими глазами он продолжал:
      - Парня, которого я ударил, зовут Тэнси. Он и его шайка занимают каюты с 300 до 308. Они, видимо, новички на звездах Хребта; доказательство - то, что они приняли такого известного человека, как я, за Блорда. Они...
      Вдруг Рэнд остановился, внимательно взглянул на меня и спросил:
      - Что такое?
      - Я думаю о человеке, который уходит на покой и твердо определил свое будущее: имение, жена, дети.
      - А, вы об этом! - сказал Джим Рэнд, и огонь в его глазах потух. Он мгновенно потерял часть своей жизненной силы и теперь сидел неподвижно, хмурился и молчал. Не нужно было уметь читать в человеческих сердцах, чтобы увидеть борьбу чувств в его душе.
      Наконец, Рэнд грустно улыбнулся.
      - Я действительно покончил с делами. Забылся на мгновение, это правда, но я должен предвидеть такие случайные срывы. Мое решение остается неизменным.
      Он немного помолчал, потом спросил:
      - Вы не откажетесь пообедать со мной?
      - Я уже заказал себе обед в каюту перед тем, как пойти на встречу с вами.
      - Хорошо, тогда как вы смотрите на то, чтобы зайти ко мне часа через два? - настаивал Рэнд. - Я вижу, что вы не верите в твердость моего решения, - улыбнулся он, - и поэтому вас, может быть, заинтересуют доказательства его серьезности и искренности. Кстати, я живу в президентской каюте. Вы придете?
      - Ну, конечно, да, - ответил я. Он направился в столовую, а я продолжал сидеть на своем месте и смотрел, как он уходит.
      В половине девятого по земному времени, которое принято на всех межзвездных кораблях, Рэнд открыл мне дверь и провел меня в свою гостиную. Вся она была завалена трехмерными картами в длинных футлярах-трубках. Некоторые были вынуты из футляров, и те их участки, которые я видел, были мне настолько хорошо знакомы, что я узнал на картах планету Занд-2.
      Рэнд бросил на меня быстрый взгляд, улыбнулся и сказал:
      - Не делайте ошибочных выводов: я ничего не планирую. Мне просто любопытно узнать, какая сейчас обстановка на Занде.
      Я внимательно посмотрел на него. Рэнд вел себя непринужденно, говорил небрежно - он нисколько не волновался. Наконец я сказал:
      - Я бы не считал историю с этими людьми законченной. Вспомните: вы не привлекали их внимание специально, и они не собираются ждать, чтобы вы привлекли его в будущем.
      Рэнд нетерпеливо взмахнул рукой:
      - Ну их к черту! Через пятнадцать часов их не будет на корабле.
      Я медленно сказал:
      - Возможно, вы не понимаете этого, но ваше положение по отношению к подобным людям сейчас не такое, как раньше. В первый раз за свою жизнь вы должны подумать, как вам сохранить себя. В прошлые времена смерть была для человека одним из обычных событий, и человек был готов встретить её, если это необходимо. Именно такой взгляд был тогда общепринятым, или я не прав?
      Рэнд насупился.
      - К чему вы клоните?
      - Вы не можете позволить себе ни малейшего риска. Я хочу предложить вам вот что: я пойду в каюту 300 и скажу им, кто вы такой. Рэнд смотрел на меня пристально и недоверчиво.
      - Вы что, смеетесь? Думаете, я буду терпеть оскорбления от кучки уголовной мелюзги? Если мне придется разбираться с ними, я сделаю это по-своему.
      Он пожал плечами.
      - Не беспокойтесь, я понимаю, что вы хотели мне добра. А теперь не посмотрите ли вы вот на это?
      Рэнд указал на одну из длинных карт, на которой была изображена часть третьего континента планеты Занд-2. Его палец коснулся похожего на извивающийся язык выступа суши, который врезался в море Исс. Я кивнул, показывая, что жду объяснений, и Рэнд начал свой рассказ:
      - Когда я в последний раз был на Занде, на этом месте строился город. Он состоял в основном из палаток и в нем жило около ста тысяч человек. Там происходило около трехсот убийств в неделю, и как раз возникали атомотехнические предприятия. Это было шесть лет назад.
      - Я был там в прошлом году, - ответил я. - Тогда там был миллион жителей, двадцать семь небоскребов высотой от пятидесяти до ста этажей, и все здания из сверхпрочных пластмасс. Город называется Гренвилл по имени...
      - Я знаю этого человека, - мрачно прервал меня Рэнд. - Он одно время работал на меня, а когда я был на Занде, у нас с ним была драка. Тогда мне пришлось срочно уехать оттуда, потому что у меня были дела в другом месте, а у него власть в этом.
      Между бровями Рэнда пролегла складка.
      - Я всегда собирался вернуться туда, - задумчиво сказал он.
      - Понимаю: незаконченное дело, - кивнул я.
      Он начал было ответный кивок, но вдруг выпрямился в кресле, пристально взглянул на меня и произнес:
      - Если бы я взялся объехать все здешние места, где начинал дела, и расплатиться со всеми неблагодарными типами, которых там знаю, то не уехал бы отсюда и через тысячу лет!
      Я был поражен силой гнева, прозвучавшего в его голосе.
      Но ярость его тут же погасла. Рэнд застенчиво взглянул на меня и пробормотал:
      - Прошу прощения.
      Какое-то время мы оба молчали. Наконец Рэнд задумчиво и тихо сказал:
      - Значит, теперь там миллион человек. Откуда, черт возьми, их столько набралось?
      - Не с этих лайнеров, - ответил я. - Они слишком дорогие. Эти люди прилетели на маленьких битком набитых грузовых кораблях, мужчины и женщины в общих помещениях.
      Рэнд кивнул.
      - Я почти забыл про это. Я сам прилетел сюда именно так.Если послушать, как о таком говорят некоторые люди, подумаешь, что это романтично. Так вот, никакой романтики тут нет. Я досыта хлебнул жизни на границе. А теперь хватит! Переезжаю на Землю, в город, где много зелени, буду жить во дворце, который стоит пятнадцать миллионов стеллоров, с женой, которая будет...
      Рэнд вдруг замолчал, и его глаза загорелись.
      - Как раз это я и собирался показать вам: мой будущий дом и мою будущую жену.
      Рэнд провел меня во вторую гостиную - дамскую гостиную, как она называется в рекламных проспектах - и я с удивлением увидел, что к стене прикреплен экран, а на столе стоит небольшой проектор.
      Рэнд выключил свет, включил аппарат, и на экране вспыхнуло изображение - дом, похожий на дворец.
      Увидев его, я присвистнул от восхищения. говорят, что мужчины не рисуют себе в мечтах дом, который хотели бы иметь, но если когда-нибудь на свете было что-то, выглядевшее как ожившая мечта, то я видел перед собой это "что-то". В очертаниях этого дома были плавность и ощущение простора я не могу точно описать, что это чудо. Усадьба казалась меньше, чем была на самом деле: посреди своего сада она была как драгоценный камень в оправе белый драгоценный камень, сверкающий на солнце.
      Послышался щелчок, изображение погасло, и Рэнд медленно сказал:
      - Этот дом построен, оплачен и полностью обставлен. Как, по-вашему, накладывает это на меня обязательства?
      - Поддержание этого в порядке будет стоить максимум миллион стеллоров в год. Добавим ещё один миллион на космическую яхту и охрану вашего владения. Одна ваша доля в шахтах Гуурду больше в десять с лишним раз, ответил я в наступившем полумраке.
      Вспыхнул свет, и я увидел направленный на меня сердитый взгляд Рэнда.
      - Вас трудно переубедить, - сказал он.
      - Я знаю, с какой силой звезды Хребта притягивают к себе людей, ответил я.
      Рэнд, расслабившись, откинулся назад.
      - Хорошо, я согласен со всем, что вы говорите. Но сейчас я покажу вам нечто такое, что вы не сможете оценить в деньгах.
      Он дотянулся до стола, на котором лежало несколько рентгеновских снимков, взял верхний и подал его мне. Это был снимок женского позвоночника, и на нем чем-то вроде белых чернил была сделана надпись:
      "Дорогой Джим!
      Это лучший позвоночник, который я когда-либо видел в женском теле. Если учесть, что её КИ равен 140, то ответ ясен: не упускайте её. При хорошем отце все её дети будут великолепными.
      Доктор Карн Грейсон."
      Эта та, на ком вы женитесь? - спросил я.
      - Да, она, - я заметил, что Рэнд внимательно вглядывается в мое лицо. - У меня здесь есть ещё снимки, но я не стану показывать их вам: они лишь доказывают, что физически она совершенство. Конечно, я никогда не встречался с ней сам. Мои агенты без широкой огласки распространили мое брачное объявление, и среди множества низкопробных женщин, ответивших на него, было это чудо.
      В разговорах с сильными мужчинами я всегда был искренним.
      - Мне интересно, какая женщина способна описать себя как племенное животное и послать эти данные мужчине, - ровным голосом сказал я.
      - Мне это тоже было интересно, - ответил Рэнд. - Сейчас я покажу её вам.
      И он показал.
      Я думаю, такие женщины, как Гэди Меллертон6 будут существовать всегда, но в малом количестве. Они разбросаны далеко одна от другой во времени и пространстве. Должно быть, форма, в которой природа их отливает, каждый раз уничтожается и потом с трудом восстанавливается. Все эти женщины знают себе цену и не намерены растрачивать себя на обыкновенных мужчин.
      Она была среднего роста - около пяти футов шести дюймов. У неё были темные волосы и безупречная внешность. Безупречность - вот что было главным в её облике. Она выглядела так, как должна бы, но никогда не выглядит королева.
      Когда Гэди заговорила, её голос прозвучал, как пение золотой струны.
      - Джим Рэнд, я знаю вас только по фотографии, которую мне дал ваш агент. Мне нравится ваше лицо: оно выражает силу и решительность, это лицо настоящего мужчины. Вы не выглядите любителем разгульной жизни - это мне тоже нравится.
      Мне не нравится работать здесь, где я выставляю себя напоказ, как цирковая лошадь. Мне не нравятся рентгеновские лучи, которым я должна подставлять свой организм, но я понимаю, что вы оцениваете женщин согласно каким-то своим представлениям. Я обязана описать свою жизнь, и это мне нравится меньше всего.
      Щелк! - Рэнд выключил звук, но оставил изображение на экране.
      - Остальное я расскажу вам сам.
      Пока он рассказывал мне о Гэдни, я был не в силах отвести взгляд от экрана.
      - Она мультиоператор. Это одна из тех проклятых работ, на которых человек не может отложить для себя ни гроша. Я не хочу сказать, что там маленькая зарплата. Но из неё делают вычеты в пенсионный фонд, на лечение, на оплату обязательных отпусков и ещё сколько-то в год на одежду, и ещё сколько-то за квартиру, и ещё на развлечения. В итоге человек тратит все, что зарабатывает.
      Для большинства людей этот рай, сбывшаяся мечта, но женщина может вырваться оттуда только одним способом - выйти замуж. На практике, если первоклассная женщина попадает на такую работу, то остается в этой ловушке навсегда. Это ад с большой буквы. Вы можете хотя бы представить себе это?
      Я ничего не ответил. Я по-прежнему сидел неподвижно и рассматривал женщину на экране. Ей было около двадцати пяти лет. Я представлял себе, как она идет на работу и с работы, как отдыхает в отпуске, как плавает. Я представлял себе прекрасных детей, которых она могла бы иметь.
      Тут я заметил, что Рэнд не смог усидеть на месте и теперь ходит взад и вперед по комнате. Счастливый жених, кажется, понял, что я безоговорочно одобрил его выбор, потому что сиял от радости, как мальчик, который удачно похвалился новой редкостной игрушкой. Он широко улыбнулся мне и, потирая руки, спросил:
      - Ну разве она не чудо? Чудо или нет?
      Я наконец заговорил и медленно ответил:
      - Она такое чудо, что вы не имеете права рисковать её будущим даже в самой малой степени. Она такое чудо, что я одолжу вам на время костюм-невидимку, и сегодня ночью вы будете спать на полу.
      Рэнд перестал мерить шагами комнату и повернулся ко мне лицом.
      - Вы снова за свое! Кто я, по-вашему, - маменькин сынок? - с издевкой спросил он. - Я не прячусь ни от кого!
      Его заносчивость заставила меня замолчать. Если бы в этот момент меня спросили, направляется ли Джим Рэнд прямо на Землю, я безусловно ответил бы "Да".
      Мы расстались через час, а ещё через два зазвенел звонок на мое двери. Я тут же открыл. На пороге стоял Джим Рэнд.
      Рэнд был очень удивлен, когда увидел меня совершенно одетым.
      - Я думал, вы в постели, - сказал он, когда я закрыл за ним дверь.
      - В чем дело? Что-нибудь случилось? - спросил я.
      - Не то, чтобы случилось, - медленно заговорил он, глядя в сторону. Когда я лег спать, я понял, что сделал большую глупость.
      Я мгновенно подумал о Гэди Меллертон.
      - Вы хотите сказать, что не летите на Землю? - резко спросил я.
      - Не будьте дураком! - раздраженно ответил он и уселся в кресло. Черт вас побери, Дельтон, вы плохо повлияли на меня. Ваша полнейшая уверенность, что я пропаду, если хоть чуть-чуть отклонюсь от своей цели, заставила меня все время одергивать себя, подавлять мои естественные порывы и мое природное любопытство, даже не давая моему уму осмысливать эту ситуацию так, как ему свойственно. Но теперь с этим покончено.С такими людьми, как они, можно поступать только одним способом.
      Я предложил ему сигарету.
      - Что же вы собираетесь делать?
      - Я хотел бы на время попросить у вас костюм-невидимку, о котором вы говорили.
      Я молча принес оба свои костюма-невидимки и предложил Рэнду больший из них.
      - Мы почти одного роста, но вы шире в плечах и груди7 Я всегда пользовался большим костюмом, когда надевал на себя аппаратуру.
      Надевая второй костюм, я заметил, что Рэнд пристально смотрит на меня.
      - Куда это вы собрались? - сухо спросил он.
      - Вы направляетесь в каюты 300 - 308, верно?
      - Да, но... - начал он.
      - Я чувствую себя в какой-то мере ответственным за вас. Я не собираюсь дать этой девушке увязнуть в её работе или поневоле выйти за никудышнего мужчину из-за того, что вас убьют перед самой свадьбой.
      Рэнд улыбнулся во весь рот как мальчишка.
      - Похоже, она вам понравилась, а? Ладно, можете идти со мной. Перед тем, как Рэнд надел капюшон, я принес очки и сказал:
      - Мы вполне можем оставаться видимыми друг для друга.
      В первый раз с момента нашей встречи Рэнд изменился в лице. На мгновение он словно окаменел, потом осторожно протянул руку, взял очки и замер, сжимая их в пальцах и глядя на них как на самый дорогой в мире драгоценный камень.
      - Слушай, друг, где ты их достал? Я пятнадцать лет пытаюсь раздобыть себе такие, - прошептал он наконец.
      - Пять дюжин этих очков везли на Чайкоп для полицейских патрулей. На место прибыли четыре дюжины очков и двенадцать тысяч стеллоров. Я решил, что очки стоят тысячу стеллоров штука.
      - Даю вам десять миллионов за эти двое очков! - с дрожью в голосе сказал от.
      Никакими силами я не смог бы подавить смех, который вырвался у меня в ответ на его слова. Рэнд гневно взглянул на меня, потом проворчал:
      - Ладно, ладно. Я вижу, что вы не согласны продать. И кроме того, вы правы: все равно семейному человеку на Земле нечего с ними делать.
      Он оборвал это рассуждение и переключился на другое:
      - Насколько хорошо вы видите через них?
      - Достаточно хорошо. Помогите мне включить свет: тогда вы получите полное представление об этом.
      Просто поразительно, как мало известно о костюмах-невидимках. Они были изобретены примерно в 2180 году и почти сразу поставлены под контроль правительства.
      Почти сразу: вскоре стало ясно, что кто-то, помимо официальных производителей, тайком изготавливает их и продает за огромную цену. В конце концов этот незаконный промысел был уничтожен на всех главных планетах, но на космической границе, постоянно отодвигающейся все дальше в межзвездное пространство, он продолжался. Производство незаконных костюмов-невидимок в конце концов ограничил простой факт: лишь один человек из ста тысяч был готов заплатить полмиллиона стеллоров, которые продавцы запрашивали за "левый костюм".
      Себестоимость одного костюма, как мне говорили - триста стеллоров.
      Попробуйте покончить с таким способом получения прибыли! Опыт пятидесяти лет показывает, что это невозможно.
      Самое странное в костюмах-невидимках то, что они лучше всего действуют при ярком солнечном свете. Стоит наступить сумеркам или хотя бы темной туче закрыть солнце, и человек в этом костюме становится видимой призрачной фигурой. В более густом сумраке этот костюм практически бесполезен.
      При выключенном токе костюм-невидимка похож на обычный рабочий комбинезон, какие применяются на тяжелых физических работах. Нужно иметь очень острый глаз, чтобы увидеть мельчайшие черные точки, покрывающие всю поверхность этого костюма.
      Каждая из этих точек - крошечная клетка, которая, когда её активизируют, начинает поглощать свет. С первого же момента процесс поглощения развивается с бешеной скоростью. Насытить клетку невозможно: чем больше света подает на нее, тем более жадно она его поглощает. Единственное, что можно ограничить её аппетит, - количество поступающего света.
      Я специально включил освещение в своей каюте: я хотел, чтобы Джим Рэнд увидел меня в таких условиях, в которых я был бы полностью невидим для него, если бы не очки.
      В широком коридоре тоже было светло, как днем. На этих огромных кораблях всегда стараются создать впечатление яркого солнечного света даже в самом далеком космосе: считается, что это полезно психологически. Человек в костюме-невидимке не мог бы пожелать лучшего освещения.
      Закрывая дверь своей каюты, я видел прямо перед собой мерцающий силуэт Рэнда. Когда он шагал о коридору, его костюм вспыхивал при движениях, и тогда на месте Рэнда возникала фигура странной формы, словно созданная из сияющего света. Яркие цветные точки вспыхивали по всей поверхности костюма и меняли места, словно сверкающее солнце играло в десяти тысячах бриллиантов.
      Было время сна, и длинные коридоры были пусты. Один раз мимо нас прошел корабельный офицер, но и Рэнд, и я привыкли к тому странному ощущению, которое возникает, когда проходящий мимо человек смотрит на тебя, но тебя не видит.
      Мы дошли до каюты 300 и вошли в неё с помощью моего ключа, который подходит к любому замку. В номере были включены все лампы. На полу неподвижно лежал человек - один из тех, кто наблюдал за Рэндом в гостиной корабля, но не предводитель Тэнси.
      Рэнд отреагировал на это автоматически: его похожая на бога света фигура вплыла в спальню. Я же направился в ванную, потом осмотрел ещё одну комнату. Когда я вернулся, Рэнд стоял на коленях около лежавшего. Мертвый, и умер примерно час назад, - шепнул он мне.
      Рэнд принялся обыскивать карманы трупа. Как только он начал вынимать из них бумаги, я сделал шаг вперед, положил руку ему на запястье, пытаясь удержать, и шепнул:
      - Рэнд, вы понимаете, что делаете?
      - А? - он поднял голову и взглянул на меня. Через очки его лицо казалось туманным светящимся пятном, но я все же сумел разглядеть на этом лице удивление.
      - Не заглядывайте дальше! Не пытайтесь узнать больше!
      - Вы опять за свое приятель? - беззвучно расхохотался Рэнд. - Да из этих бумаг я, может быть, за минуту выясню все сегодняшнее дело!
      - Но разве вы не понимаете, что это неважно! Все равно, что это такое. Это просто ещё одно крупное дело на Хребте и не может быть ничем большим. Таких дел были тысячи и будут миллионы. Это может быть новый город, шахты или что-нибудь еще, - вам все равно.
      Этот случай для вас проверка. Вы не можете половину своей души оставить на Хребте, а половину взять с собой. Я знаю людей вашего типа: вы из тех, кто выбирает все или ничего. Вы всегда будете мысленно возвращаться назад и этим разрушите свою жизнь и жизнь этой женщины. Но если вы сможете остановиться сейчас, в эту секунду, выйти отсюда и выбросить все это дело их головы...
      До этого момента Рэнд внимательно слушал меня, но сейчас он прямо взорвался.
      - Вы с ума сошли? Да я не смогу уснуть от одного любопытства, если не узнаю, что это такое, теперь, когда я в это втянут.
      Его голос зазвучал надменно.
      - А если я завтра сойду на Занде и останусь там на несколько недель что в этом такого? Я что, раб решения уйти на покой? Я всегда желал только одного - свободы действовать так, как мне нравится. Я...
      - Тсс! - предупредил я его. - Сюда кто-то идет.
      Рэнд поднялся на ноги не спеша - верный признак опытного невидимки. Главное - не делать быстрых движений и двигаться бесшумно! Мы отошли от трупа.
      Именно в такие моменты очки становятся бесценными. Обычно, когда два невидимых человека работают вместе, в критические моменты каждый из них становится серьезной и опасной помехой для движений другого.
      Дверь открылась, и в комнату вошли четыре человека. Последним был Тэнси с белой повязкой на носу.
      - Прайс был круглым дураком, - холодно сказал он. - Пытался убить такого мужика, как этот! Не мог придумать ничего лучше. Только из-за элдограммы от Гренвилла, где он ответил нам, что не посылал то первое сообщение, Прайс...
      Один из спутников Тэнси прервал его:
      - Сейчас главное - засунуть тело в этот костюм-невидимку и выбросить через мусорный люк Вскоре они вышли в пустые коридоры, неся свой невидимый груз.
      когда Тэнси и его люди ушли, Рэнд медленно и мрачно произнес:
      - Значит, тут замешан Гренвилл...
      На следующий день я стоял у главного входа корабля и наблюдал за тем, как краны сгружали багаж Рэнда на планетолет, поднявшийся с поверхности. Под нами кружилась планета Занд-2 - шар, окутанный туманом, через который смутно виднелись материки и моря, молодой, зеленый, роскошный мир.
      Рэнд подошел ко мне и пожал мне руку - гигант с лицом, в чертах которого были изящество и сила. Я не мог не заметить, как шла ему седина на висках.
      - Я послал Гэди элдограмму, что задержусь на две или три недели, сказал он.
      Увидев, какое выражение появилось на моем лице при этих словах, Рэнд рассмеялся.
      - Вы должны согласиться, что я не могу упустить этот случай.
      - Не смешите меня: вы даже не знаете, что это за дело, - ответил я.
      - Я узнаю, - сказал он с улыбкой, - Узнаю.
      Я знал, что так и будет.
      Вот последнее, что Рэнд мне сказал:
      - Спасибо за то, что одолжили мне костюм и очки. За это вы получите двадцать пять процентов он всего, что я заработаю.
      - Я передам своим агентам, чтобы они связались с вами, - был мой ответ.
      Я проводил взглядом большую фигуру, исчезающую в дверном проеме. Стальные двери с лязгом закрылись, отделив нас от друга.
      Как только корабль пришел в движение, я прошел в кабинет администратора. тот был удивлен, увидев меня.
      - Мистер Дельтон! А я думал, вы покинете нас на Занде.
      - Я изменил свои планы. Будьте добры, закажите мне все нужные билеты до Земли.
      Это произошло три года назад. Я пишу это, а моя жена заглядывает мне через плечо и говорит: "Ты мог бы по крайней мере объяснить, как все было".
      Все очень просто. Увидев, как Рэнд садится на корабль, я элдографировал своему агенту на Занде-2, чтобы тот послал Тэнси от имени Гренвилли элдограмму с описанием Рэнда и сообщением, что человек с этой внешностью - Артур Блорд, которому нужно помешать сойти с корабля.
      Рэнд отреагировал так, как я ожидал.
      Единственным отклонением от плана было то, что, увидев на экране его девушку, я изменил свои планы и велел своему агенту послать Тэнси элдограмму, что произошла ошибка и Рэнд - это Рэнд.
      У Тэнси возникли подозрения, и он связался с Гренвиллом. Тот ответил, что ничего не знает о предыдущих элдограммах. Тогда Прайс пробрался в мою каюту, чтобы убить меня. Я надел на его труп большой костюм-невидимку и на ручной тележке отвез мертвое тело в каюту 300. Оно так и лежало там, когда вошли мы с Рэндом.
      Вначале я решил помешать Рэнду уйти на покой потому, что хотел его руками отвоевать себе долю в найденных на Занде огромных месторождениях урановых руд. Мне уже надоели мелочи организаций горнодобывающих производств, и я занимаюсь ими сам, только тогда, когда не могу найти человека, который жить не может без этого и, кроме того, позволит мне каким-либо образом купить пакет акций его предприятия.
      Естественно, я использовал свое знание психологии космических колонистов. Теперь мне ясно, что если сила такого рода пущена в ход, её нельзя остановить.
      Я поднимаю голову от бумаги, смотрю на свою жену и спрашиваю:
      - Ну как, Гэди, это объяснение подойдет?
      - Да, только надо добавить, что славный малый мистер Рэнд продал нам этот дом.
      Гэнди настояла на том, чтобы назвать нашего первенца моим полным именем:Артур Кристофер Блорд Дельтон.
      Как видите, Рэнд убедил меня: в какой-то момент человек должен уйти на покой.
      КОНЕЦ