Подняв голову, Молли потянулась и поцеловала его влажными, страстными, настойчивыми губами. Она целовала его до тех пор, пока не почувствовала, что его тело отвечает на ее поцелуй. Он заерзал в нетерпении на кровати. Когда им обоим уже не хватало воздуха, Молли усмехнулась:
      – Я, конечно, твоя жена, Рубел Джаррет, но что-то я не слышала, чтобы в церковной службе говорилось, что мы не должны наслаждаться утехами любви.
      Ее страстность раскрепостила его, и они наслаждались радостями плоти. Его большие ладони свободно скользили по прозрачному тонкому кружеву, чувствуя нервную дрожь соблазнительных изгибов ее тела и разливающийся под легкой тканью жар.
      Ее соски напряглись, и он ласкал их губами через сорочку. Когда, наконец, Рубел откинулся на спину, внимательно вглядываясь при неярком свете лампы в ее раскрасневшееся лицо и припухшие губы, Молли могла сказать определенно, что его скованность исчезла окончательно.
      Рубел принялся расстегивать пуговицы на своей рубашке.
      Она остановила его:
      – Дай я!
      Молли сама расстегнула пуговицы и стянула с него рубашку. Казалось, он этого даже и не заметил, о чем-то сосредоточенно думая. Молли пробежала руками по его груди, ее пальцы запутались в каштановых волосках. Она почувствовала жесткие кончики его сосков и вдруг вспомнила о своем любопытстве, испытанном однажды… так давно!
      Уткнувшись лицом в волосы на его груди, она провела языком вокруг его сосков, потом захватила губами один из них, целуя его и лаская. Дрожь, которой откликнулось его тело, была ответом на ее вопрос. Молли улыбнулась, подняв лицо к лицу Рубела.
      – Если ты не хочешь в жены шлюху, то ты не на той женщине женился.
      Он тепло посмотрел на нее.
      – Я женился на той женщине, Молли, любимая. Позволь мне в этом убедиться.
      Он стянул с нее кружевную сорочку через голову, опрокинул Молли на спину на пуховую постель ее матери и любил ее так, как никогда раньше он не любил ни одну женщину.
      Покрыв ее поцелуями с головы до пят, он ласкал языком и губами ей грудь и живот, в то время как она извивалась и стонала под его ласками. Он довел ее до высшей точки наслаждения ртом, губами, языком, сияя от удовольствия, исследуя ее тело до самых сокровенных глубин.
      И когда он поцеловал ее в губы и вошел в нее, он знал, что теперь, наконец, он дома, в том единственном месте, с которым он связан и где он хочет прожить всю жизнь.
      – Как насчет того, чтобы остаться в Блек-Хауз?
      – И не поехать в Новый Орлеан? – дразнила она.
      – Для меня Новый Орлеан… – его дыхание становилось затрудненным, когда он ускорял темп и углублялся в нее, – … в твоих объятиях… в твоем теле…
      Молли блаженствовала в его объятиях, ощущая восхитительную близость его тела, нежного и чувственного, горячего и сильного.
      – А за что любишь теперь?
      Рубел притянул ее к себе и снова начал долгое и неторопливое восхождение к вершине страсти.
      – За то, что нам с тобой сейчас очень хорошо на пуховом матраце.
      Позже, много времени позже, они снова лежали в изнеможении в объятиях друг друга.
      – Прости, я не сделала тебе подарок, – вздохнула Молли.
      Рубел приподнялся на локте и нежно поцеловал жену.
      – Ты сделала мне подарок, Молли, любимая. Ты сделала мне самый большой подарок, который может только сделать женщина, – его взгляд потускнел. – Я принимал его и оставлял дважды.
      Она нежно и ласково погладила ему лицо.
      – Но ты возвращался. Дважды.
      Она вспомнила про письмо. Спрыгнув с кровати Молли открыла ящик шкафа, сунула руку под стопку белья и нашла там оба конверта: договор о продаже Блек-Хауз и письмо, написанное ею Рубелу по требованию детей.
      – Клитус устроил продажу моего дома компании «Харвей».
      Рубел встал с кровати и подошел к ней. Взяв договор у нее из рук, он посмотрел ей в лицо, ожидая объяснений.
      – Это был единственный выход, который я отыскала, чтобы… чтобы…
      Молли заметила, как напрягся его кадык, желваки заходили у него на скулах. Рубел разорвал договор. Молли с опаской передала ему другой конверт.
      – Это письмо, которое заставили меня написать тебе дети.
      Когда она развернула письмо, то увидела перед собой чистый лист бумаги без единого чернильного пятна.
      Рубел взял свой пиджак и вытащил письмо из кармана.
      – Ты это собиралась показать мне?
      Молли внимательно посмотрела на письмо, написанное ее собственной рукой, но внизу было дописано почерком Линди: «Рубел, Молли любит тебя, и мы любим. Пожалуйста, приезжай». А еще ниже стояли подписи детей. Там было и аккуратно выведенное имя Тревиса, из чего Молли заключила, что письмо они отправили уже давно.
      – Ох уж, эти дети!
      Ей стало плохо, когда она вспомнила, как упорно не хотела отправлять письмо. Ее глаза отыскали глаза Рубела.
      – А что, если бы они не отправили письмо?
      Молли и Рубел упали друг другу в объятия, вдруг осознав, как близки они были к тому, чтобы навсегда потерять друг друга.