Ивлин Во
      Черная беда
      1
      "Мы, Сет, император Азании, верховный вождь племени сакуйю, повелитель племени ванда и гроза морей, бакалавр искусств Оксфордского университета, взошедший на двадцать четвертом году жизни мудростью Всемогущего Господа и единой волей народа нашего на наследный престол, имеем заявить следующее..." Сет перестал диктовать и посмотрел на гавань, откуда, воспользовавшись свежим утренним ветерком, в открытое море уходил последний парусник.
      - Крысы! - вырвалось у Сета.- Гнусные псы! Все бегут, все!
      Его секретарь, индиец в пенсне, сидел с почтительным видом, держа блокнот в одной руке и авторучку - в другой.
      - Новостей из горных районов по-прежнему никаких?
      - Только непроверенные слухи, ваше величество.
      - Я же распорядился, чтобы починили радиоприемник. Где Маркс? Устранить неполадки было поручено ему.
      - Вчера поздно вечером Маркс бежал из города.
      - Бежал из города?!
      - Да, в моторной лодке вашего величества. Туда набилась целая компания: начальник станции, шеф полиции, армянский архиепископ, редактор "Курьера Азании", американский вице-консул. Все самые высокопоставленные люди.
      - Удивительно, что к ним не присоединился и ты, Али.
      - Мне не хватило места. И потом, когда на борту столько крупных персон, лодка может перевернуться.
      - Твоя преданность будет вознаграждена. Итак, где я остановился?
      - Последние шесть слов, сказанные вашим величеством в порицание беглецов, не считаются?
      - Ну, конечно, нет.
      - В таком случае я их вычеркиваю. Последние слова вашего величества были: "Имеем заявить следующее".
      - "...имеем заявить следующее: если те из наших подданных, которые в недавнем прошлом изменили короне, в течение ближайших восьми дней вернутся к выполнению своего долга, они будут помилованы и прощены. Более того..."
      Они находились в Матоди, в башне старого форта. Здесь триста лет назад португальский гарнизон в течение восьми месяцев отбивалcя от осaждaвших крeпocть apабoв. Из этoгo же окна осажденные с надеждой смотрели на море в ожидании посланного им на помощь флота, который приплыл с опозданием на десять дней.
      Над входной дверью еще можно было разглядеть следы от сорванного арабами португальского герба - суеверные завоеватели не переносили идолопоклонства.
      На протяжении двух столетий арабы были полновластными хозяевами на пoбepeжьe, a в гоpах, вмecтe со cвoими cтaдами, тощими, низкорослыми быками и коровами с искусно выжженным на коже клеймом и шаткой походкой, селились коренные жители - чернокожие голые людоеды из племени сакуйю. Еще дальше от побережья, за горами, находилась территория другого местного племени, ванда-галла, переселенцев с материка, которые задолго до прихода арабов поселились на севере острова и сообща обрабатывали землю. С этими двумя племенами арабы не желали иметь ничего общего, часто до побережья доносился угрожающий барабанный бой, а иногда склоны гор заволакивались дымом - это горели туземные деревни. А на берегу между тем вырос богатый город с громадными домами арабских купцов с зарешеченными окнами замысловатой формы и обитыми медью дверьми; дворами, засаженными манговыми деревьями; улицами с пряным запахом гвоздики и ананасов, такими узкими, что всякий раз, когда навстречу друг другу шли два мула, между погонщиками начиналась перебранка; базаром, где на корточках возле весов сидели менялы, тщательно взвешивая австрийские талеры, маратхские грубой чеканки золотые, испанские и португальские гинеи. Из Матоди парусные суда плыли на материк, в Тангу, Дар-эс-Салам, Малинди и Кисмайо, а им навстречу через пустыню шли с великих озер караванъг груженные слоновой костью. Знатные арабы в роскошных одеждах неспешно прогуливались под руку по набережной или сплетничали в кофейнях. Ранней весной, когда с северо-востока дули муссоны, из Персидского залива в Матоди приплывали торговать люди с более светлой кожей; они говорили на чистом арабском языке, мало понятном островитянам, ведь по прошествии стольких лет в языке местных арабов появилось множество заимствований: из банту, с материка; из языков сакуйю и ванда, живших по соседству. Их семитская кровь, смешавшись с кровью рабов, стала богаче и темнее, а инстинкты болот и лесов смешались с традиционным аскетизмом пустыни.
      Вместе с этими торговцами и приплыл в Матоди дед Сета, Амурат. Сын раба, негр на три четверти, крепкий, кривоногий, он мало походил на своих спутников. Воспитывался Амурат возле Барсы у несторианских монахов. Прибыв в Матоди, он продал парусник и поступил на службу к султану.
      Остров переживал нелегкие времена. Возвращались белые. Выйдя из Бомбея, они закрепились в Адене. Были они и на Занзибаре, и в Судане. От мыса Доброй Надежды белые двигались на север, от Суэцкого канала - на юг. Их военные корабли бороздили воды Красного моря и Индийского океана, перехватывая невольничьи суда. Караванам из Таборы становилось с каждым годом все сложнее добираться до побережья. Торговля в Матоди почти замерла, и купцы, которые и прежде особенно себя не утруждали, теперь погрузились в полную апатию целыми днями они сидели в городе, с мрачным видом жуя кхат`. Содержать свои роскошные виллы на побережье им стало не по карману; сады постепенно зарастали, крыши домов начинали течь. В удаленных от города арабских поместьях стали появляться травяные хижины племени сакуйю. Однажды туземцы явились в город и с наглым видом прошлись по базару, а спустя некоторое время, всего в миле от городских стен, напали из засады на возвращавшихся в город арабов и перебили всех до одного. Поговаривали даже, что туземцы собираются устроить в городе резню. Европейцы же тем временем терпеливо ждади своего часа, готовясь ввести на острове протекторат.
      Этим смутным временем и воспользовался дед Сета, который за какие-нибудь десять лет проделал путь от главнокомандующего войсками султана до императора Амурата Великого. Вооружив и возглавив племя ванда, он пошел войной на сакуйю, оттесняя их в отдаленные уголки острова, угоняя скот и сжигая деревни. Когда же сакуйю были наголову разбиты, Амурат повернул свою победоносную армию против бывших союзников, арабов, и через три года провозгласил остров независимым государством, я себя - его единоличным правителем. Остров, называвшийся на картах "Сакуйю", был переименован в Азанийскую империю, а в Дебра-Дове, в двухстах милях от побережья, на границе земель сакуйю и ванда, была заложена новая столица. Дебра-Дова была маленькой, наполовину сожженной деревушкой, в которой Амурат стоял со своим штабом перед последним сражением и которая соединялась с морским берегом лишь узкой, заросшей кустами извилис
      ' Кхат (или кат) - листья африканского кустарника, который жуют для получения наркотического эффекта. (Здесь и далее - прим. перев.)
      той тропкой, где мог пройти разве что опытный разведчик. Этой деревушке и предстояло стать столицей империи.
      Из Матоди в Дебра-Дову решено было провести железную дорогу. За строительство одна за другой брались три европейские компании - и все безуспешно; вдоль путей были похоронены два скончавшихся от лихорадки французских инженера и сотни индийских кули. Туземцы из племени сакуйю выдирали из земли стальные рельсы, из которых получались отличные наконечники для копий; рвали - женам на украшения - телеграфные провода. По ночам на строительные площадки забредали и уносили рабочих львы; строителей жалили москиты, змеи, мухи цеце, клещи; приходилось строить мосты через быстрые горные реки, которые - это продолжалось несколько дней в году - бешеным потоком устремлялись с гор, унося с собой бревна, валуны, а иногда и людей; приходилось перекидывать железнодорожное полотно через потоки лавы, долбить камень, вести рельсы через горное плато, достигавшее порой пяти миль в ширину. В летнее время от раскаленного металла руки рабочих покрывались волдырями, а в сезон дождей оползни и лавины за несколько часов сводили на нет труд многих месяцев. И все же варварство медленно, пядь за пядью, но отступало, семена прогресса постепенно прорастали и наконец, спустя несколько лет, дали желанные всходы: Матоди и Дебра-Дову соединила узкоколейка с громким названием "Grand Chemin de Fer Imperial d'Azanie"'. На шестнадцатом году своего правления Амурат, в сопровождении представителей Франции, Великобритании, Италии и Соединенных Штатов, а также своей дочери, наследницы престола, и ее мужа, сел в первый поезд, следовавший по маршруту Матоди - Дебра-Дова. Император и сопровождавшие его лица путешествовали в первом вагоне, во второй, товарный, набилось человек двадцать его незаконнорожденных детей, в третьем разместились иерархи различных церквей Азании, а в четвертом сидели арабские шейхи с побережья, верховный вождь племени ванда и представлявший племя сакуйю высохший от старости одноглазый негр. Поезд был увешан флажками, перьями и цветами; всю дорогу, от моря до столицы, паровоз оглашал окрестности пронзительным свистом; вдоль путей выстроились солдаты нерегулярной армии; анархист из Берлина, еврей, бросил в поезд бомбу, которая не взорвалась; от паровозных искр то и дело вспыхивал кустарник, что привело к нескольким большим лесным пожарам; по приезде в Дебра-Дову Амурат принял поздравления, поступившие из многих цивилизованных стран, и даровал французскому подрядчику титул пэра Азанийской империи.
      Поначалу местные жители часто попадали под поезд, так как не сразу могли оценить силу и мощь этого диковинного изобретения. Со временем, однако, они стали более осмотрительными, да и поезда ходили теперь гораздо реже. Амурат собственноручно составил подробное расписание скорых, пассажирских, товарных, туристических поездов; ввел билеты различной стоимости - первого класса, второго класса, обратные, дневные, экскурсионные; напечатал подробную карту острова с густой сетью железнодорожных путей, которой должна была в самом ближайшем будущем покрыться страна. Однако всем этим планам не суждено было сбыться: через некоторое время после открытия узкоколейки Амурат впал в кому и вскоре скончался, а поскольку жители Азании свято верили в бессмертие своего императора, его министры только через три года, да и то чтобы покончить с упорно ходившими слухами, рискнули сообщить народу о его смерти. В последующие годы "Grand Chemin de Fer Imperial d'Azanie", вопреки предсмертной воле императора, постепенно пришла в запустение. Когда же Сет, закончив Оксфорд, вернулся в Азанию, поезд "Матоди - Дебра-Дова" ходил только раз в неделю и состоял всего из двух вагонов: товарного, для скота, и пассажирского - грязного, разболтанного, с обитыми по
      ' Большая железная дорога Азанийской империи (франц.).
      тертым плюшем сиденьями. Дорога в столицу занимала два дня, ночевать пассажирам приходилось в Лумо, где владелец отеля, грек по национальности, заключил с президентом железнодорожной компании обоюдовыгодный контракт. Необходимость ночевки объяснялась как недостаточно сильными паровозными фарами, так и частыми нападениями туземцев.
      Ввел Амурат и другие новшества - быть может, не такие сенсационные, как железная дорога, однако не менее существенные. Он, например, объявил об отмене рабства, чем вызвал положительный отклик в европейской прессе. Закон об отмене рабства был расклеен в столице повсюду, на самых видных местах, на английском, французском и итальянском языках - чтобы его мог прочесть любой иностранец; в то же время в провинции об этом законе не знал никто, на местные языки он не переводился, в связи с чем старая система продолжала беспрепятственно действовать, зато опасность интервенции со стороны европейских держав Азании больше не угрожала. Благодаря своему несторианскому воспитанию Амурат хорошо знал, как надо вести себя с белыми. Теперь же, став императором, он провозгласил христианство официальной религией империи, предоставив вместе с тем полную свободу вероисповедания всем своим подданным, в том числе мусульманам и язычникам. Кроме того, Амурат всячески поощрял приток в страну миссионеров, и вскоре в Дебра-Дове было три епископа: англиканский, католический, несторианский и соответственно - три собора. Появились в столице и многочисленные секты: квакеры. Чешские братья, американские баптисты, мормоны и шведские лютеране, которые безбедно существовали на щедрые иностранные пожертвования. В результате в городскую казну непрерывным потоком шли деньги, да и репутация императора за границей значительно укрепилась. Однако главным козырем Амурата против посягательств европейцев на независимость Азании оставалась его десятитысячная армия, которая находилась в постоянной боевой готовности и которую обучали прусские офицеры. Поначалу, правда, духовые оркестры, военные парады и безупречная выправка марширующих гусиным шагом солдат вызывали лишь снисходительную улыбку. Но тут на острове вспыхнул международный скандал: иностранного коммивояжера зарезали в доме терпимости, на побережье. Амурат приказал повесить преступников (а заодно, для острастки, и двух-трех свидетелей, чьи показания были признаны неудовлетворительными) на площади перед англиканским собором, однако на родине убитого потребовали денежной компенсации, после чего на остров высадился десант, состоявший наполовину из европейцев, а наполовину из туземцев с материка. Амурат бросил против захватчиков регулярную армию, оттеснил их к морю и уничтожил всех до одного. Шесть взятых в плен европейских офицеров были повешены прямо на поле боя, а военный флот, с которого высадился десант, вынужден был без единого выстрела уплыть восвояси. После триумфального возвращения в столицу Амурат преподнес "белым отцам"-миссионерам серебряный алтарь "Богоматери Победительницы".
      Островитяне боготворили своего императора. Сказать "Клянусь Амуратом!" и солгать считалось тягчайшим грехом. Только арабы не разделяли всеобщего восторга. Амурат жаловал им дворянство, раздавал титулы графов, виконтов и маркизов, но эти суровые, обнищавшие люди, чья родословная уходила в глубь веков, во времена Пророка, предпочитали старые имена новым. Он выдал свою дочь за внука старого султана-однако молодой человек к оказанной ему чести, а также к необходимости принять христианство отнесся без большого энтузиазма. Арабы же сочли этот брак позором. Их отцы не то что жену лошадь бы не взяли таких кровей! Зато индийцы охотно селились в Азании, постепенно прибирая к рукам торговлю и промышленность острова. Громадные особняки, где раньше жили арабы, теперь сдавались в аренду под казенные дома, гостиницы или конторы, и вскоре "арабским кварталом" стали называть в Матоди лишь несколько темных кривых улочек за базаром.
      Большинство арабов предпочитало не переезжать в новую столицу, где во нее стороны от императорского дворца разбегались улицы с построенными как попало, налезающими друг на друга лавками, домами миссионеров, казармами, посольствами, одноэтажными виллами и хижинами туземцев. Да и сам дворец, занимавший огромную территорию, обнесенную неровным укрепленным частоколом, отнюдь не являлся чудом архитектуры. Вокруг большого, во французском стиле, особняка - дворца как такового - расположились веенозможные пристройки, служившие кухнями, помещением для прислуги и конюшнями. Кроме того, на территории дворца находились деревянный сарай, который использовался под караульное помещение; огромных размеров крытым соломой ямбар, где устраивались банкеты и светские приемы; восьмиугольная часовня с куполом и большой, обшитый деревом каменный дом - резиденция принцессы и ее двора. Между домами, нередко на самом видном месте, были к беспорядке свалены жбаны с горючим, сломанные повозки, пушки, боеприпасы; под ногами хлюпали вылитые прямо на землю помои, иногда валялась облепленная мухами туша осла или верблюда; после дождей по улицам города разливались зловонные лужи. Часто можно было видеть, как колонии скованных в цепи арестантов что-то роет - то ли ровняют землю, то ли копают яму для стока воды, - но, если не считать нескольких эвкалиптов, посаженных по кругу перед дворцом, при жизни старого императора ничего для придания городу столичного вида сделано не было.
      Вместе с Амуратом в новой столице поселились многие его солдаты; вскоре к ним присоединились и некоторые туземцы - прельстившись утехами столичной жизни, они порвали с традиционным укладом и тоже подались в Дебра-Дову. Одняко в большинстве своем население города было интернациональным. По мере же того, как Азания, про которую говорили, что это "страна открытых возможностей", притягивала к себе все больше и больше искателей счастья, съезжавшихся сюда со всего света. Дебра-Дова и вовсе утратила свой национальный колорит. Первыми на остров приехали индийцы и армяне, которых с каждым годом становилось все больше. За ними последовали австралийцы, евреи и греки, а спустя некоторое время в Азалию потянулись и более представительные эмигранты из цивилизованных стран: горные инженеры, старатели, плантаторы, подрядчики - все те, кто неустанно ездит по свету в поисках дешевых концессий. Некоторым из них посчастливилось, и они увезли из Азании небольшой капитал; большинству же не повезло, и они, навсегда оставшись на острове, слонялись но барам и сетовали со стаканом виски в руках на то, как несправедливо обошлась с ними страна, которой "заправляют эти черномазые".
      Когда Амурат умер и объяснять его затянувшееся отсутствие придворные больше были не в состоянии, императрицей стала его дочь. Похороны Амурата явились значительным событием в истории Восточной Африки. Из Ирака отслужить заупокойную мессу прибыл несторианский патриарх, в похоронной процессии шли представители европейских держав; когда же императорские гвардейцы приложили к губам трубы и над пустым саркофагом полилась траурная мелодия, толпы туземцев ванда и сакуйю разразились истошными рыданиями н стонами, измазали себя с головы до ног мелом и углем, стали топать ногами, раскачиваться и в исступлении хлопать в лядоши, выражая таким образом глубокую скорбь по умершему повелителю.
      Потом, когда скончалась и императрица, из Европы прибыл Сет - законный наследник азанийского престола.
      В Матоди полдень. Море неподвижно, как па фотографии; неподвижно и пусто, только у причала несколько рыбачьих лодок. Над старым фортом безжизненно повис императорский стяг. На набережной ни души, конторы заперты, на окнах - ставни. С веранды отеля убраны столы. В тени мангового дерева, свернувшись калачиком, спят двое часовых, их винтовки лежат поодаль, в пыли.
      "Его величеству королю Англии, Мы, Сет, император Азании, верховный вождь племени сакуйю, повелитель племени панда и гроза морей, ьакалавр искусств Оксфордского университета, приветствуем тебя, английский король. Да будет мир дому твоему..."
      Он диктовал с рассвету. На столе секретаря аккуратной стойкой были сложены письма, свидетельства о присвоении дворянских титулов, списки амнистированных, постановления о лишении гражданских и имущественных прав, приказы по армии, инструкции по работе полиции, заказы в европейские фирмы на автомобили, спецодежду, мебель, завод электроаппаратуры, а также приглашения на коронацию и официальное сообщение о государственном празднике в ознаменование победы.
      - А новостей с гор по-прежнему нет. К этому часу мы могли бы уже получить донесение о победе.
      Секретарь записал эти слова, затем, слегка склонив голову набок, перечитал их и косой чертой перечеркнул написанное.
      - Мы бы знали, если б победа была одержана, правда, Али?
      - Правда.
      - Что же случилось? Почему ты мне не отвечаешь? Почему у нас нет никаких сведений?
      - Откуда мне знать? Я - человек маленький, слышу только то, что говорит на базаре простой люд. Ведь вся знать покинула город. А простой люд говорит, что армия вашего величества не добилась победы, которую ожидает ваше величество.
      - Болваны! Много они понимают! Я - Сет, внук Амурата. Поражение исключено. Я жил в Европе. Мне лучше знать. И потом, у меня есть Танк. Это не война Сета против Сеида, это война Прогресса против Варварства. И прогресс должен взять верх. Я видел военный парад в Олдершоте, Парижскую выставку, посещал Оксфордское дискуссионное общество. Я читал современных писателей: Шоу, Арлена`, Пристли. Что знают обо всем этом твои базарные сплетники?! На моей стороне вся мощь Эволюции, моими союзниками являются женская эмансипация, вакцинация, вивисекция. Я - Новое время. За мной Будущее.
      - Обо всем этом мне ничего не известно, - сказал Али. - Но на базаре говорят, что гвардейцы вашего величества перешли на сторону принца Сеида. Помните, я докладывал, что им уже несколько месяцев не платили жалованья?
      - Они получат причитающиеся им деньги. Это говорю тебе я. Как только война кончится, им заплатят. Кроме того, я повысил их в знании. Все солдаты по моему приказу произведены в капралы. Неблагодарные свиньи. У этих придурков устаревшие представления о жизни. Ничего, скоро у нас не будет больше солдат. Только танки и аэропланы. Как сейчас принято. Я сам видел. Да, кстати. Ты передал мои распоряжения о медалях?
      Али перелистал бумаги:
      - Ваше величество заказывали пятьсот "Больших крестов Азании" первого класса, столько же - второго, семьсот - третьего, а также эскиз медали "Звезда Сета": позолоченное серебро и эмаль на разноцветной ленте...
      - А что с "Медалью победы"?
      - Относительно "Медали победы" я никаких указаний не получал.
      - В таком случае пиши.
      - Приглашение королю Англии?
      `Майкл Арлен (1895 - 1956) - английский писатель, автор модного в свое время романа "Зеленая шляпа" (1924).
      - Король Англии подождет. Записывай, как должна выглядеть "Медаль победы". На лицевой стороне - голова Сета, для этого можно использовать мою оксфордскую фотографию - ты же понимаешь, у меня должен быть современный вид, европейский: цилиндр, очки, стоячий воротничок, галстук. И подпись: "SETH IMPERATOR IMMORTALIS"'. Скромно и со вкусом. А то многие медали моего деда чересчур вычурны. На обратной стороне - женская фигура, символ Прогресса. В одной руке у нее аэроплан, в другой - какой-нибудь небольшой предмет, олицетворяющий высокий уровень современной технологии. Что это будет конкретно, пока не знаю... Подумаю... Возможно, телефон... Посмотрим. А теперь пиши:
      "В ювелирный магазин "Маппин энд Уэбб", Лондон. Мы, Сет, император Азании, верховный вождь племени сакуйю, повелитель племени ванда и гроза морей, бакалавр искусств Оксфордского университета, приветствуем Вас, мистер Маппин, и Вас, мистер Уэбб. Да будет мир вашему дому..."
      Вечер. Стало прохладнее. На минарете муэдзин сзывает мусульман на молитву. "Аллах велик. Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед пророк Его". В часовне при доме миссионера звонят колокола. Молитва Пресвятой Богоматери: "Ecce ancilla Domini: fiat mihi secundum verbum tuum"``. Господин Юкумян, владелец универсального магазина и кафе "Амурат", зашел за стойку, налил себе греческой водки и разбавил ее водой.
      - Я хочу знать только одно: мне за бензин заплатят?
      - Поймите, господин Юкумян: я стараюсь изо всех сил. Мы же с вами друзья, и вы это знаете. Но, к сожалению, сегодня император занят. Я и сам только что освободился. Работал весь день. Сделаю все возможное, чтобы получить ваши деньги.
      - Ты ведь мне многим обязан, Али.
      - Знаю, господин Юкумян. И надеюсь, что в долгу не останусь. Если бы я мог просто попросить у императора ваши деньги, вы получили бы их сегодня же.
      - Но эти деньги мне нужны именно сегодня. Я уезжаю.
      - Уезжаете?
      - Да, я уже все устроил. Ты мой друг, Али, а от друзей у меня секретов нет. - И господин Юкумян настороженно окинул глазами пустой бар. Разговор шел на сакуйю. - Неподалеку от гавани, за деревьями, возле старого сахарного завода у меня припрятана моторная лодка. Больше того, в ней есть одно свободное место. Только имей в виду, это секрет. В ближайшие две-три недели в Матоди будет неспокойно. Сет разбит - об этом все знают. Я отправляюсь на материк - у меня там брат. Но перед отъездом я бы хотел получить деньги за бензин.
      - Благодарю вас за ваше предложение, господин Юкумян, но едва ли император захочет заплатить за то, что у него украли моторную лодку.
      - Я тут ни при чем. Вчера вечером приходит ко мне в магазин господин Маркс и говорит, что хочет заправить бензином моторную лодку императора. Пришлось дать ему бензина на восемьдесят рупий. Господин Маркс ведь и раньше обращался ко мне, если императору нужен был бензин. Откуда я знал, что он собирается украсть у императора лодку? Неужели ты думаешь, что тогда бы я дал ему горючее?
      Со свойственной людям его национальности экспрессией господин Юкумян всплеснул руками:
      - Я бедный человек. Со мной нехорошо обошлись. Несправедливо. Ни тебе, Али, я верю. Ты - честный человек, и ты мне многим обязан.
      ' Сет, бессмертный император (лат.).
      '' "Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему" (лат.).
      Верни мне мои восемьдесят рупий, и я возьму тебя с собой в Малинди к своему брату. А когда беспорядки на острове прекратятся, мы сможем вернуться сюда или поехать куда-нибудь еще - как сам пожелаешь. Ты же не хочешь, чтобы арабы перерезали тебе глотку. Я о тебе позабочусь.
      - Спасибо вам за ваше предложение, господин Юкумян. Я сделаю все, что в моих силах. Больше пока ничего обещать не могу.
      - Я знаю тебя, Али. И доверяю тебе как собственному отцу. Только смотри, про лодку никому ни слова, хорошо?
      - Конечно, господин Юкумян. Можете не беспокоиться. Я к вам еще загляну попозже вечером.
      - Вот и отлично. Спасибо тебе. Au revoir' и помни: о лодке - никому ни слова.
      Стоило Али покинуть кафе "Амурат", как жена Юкумяна выглянула из-за занавески, за которой стояла все это время.
      - Что ты выдумал? Мы не сможем взять с собой в Малинди этого я индийца.
      - Мне нужны мои восемьдесят рупий. И вообще, дорогая, не вмешивайся не в свое дело.
      - Но ведь в лодке есть место только для нас двоих. Она и так уже перегружена. Сам знаешь.
      - Да. Знаю.
      - Крикор, ты что, с ума сошел? Ты хочешь, чтобы мы все утонули?
      - Не волнуйся, цветок души моей. Я все улажу. Никуда Али с нами не поедет, можешь не беспокоиться. Просто я хочу получить назад свои восемьдесят рупий. Ты все уложила? Учти, мы уезжаем, как только Али принесет деньги.
      - Крикор, а ты... ты меня не бросишь? Не уедешь без меня?
      - Надо было бы - уехал бы. Иди укладывай вещи, женщина. Не плачь. Иди укладывай вещи. Ты поедешь в Малинди. Даю слово. Собирай вещи. Я честный человек. Честный и мирный. Сама знаешь. Но во время войны надо думать о себе и о своей семье. Да, о своей семье, слышишь? Али принесет нам деньги. Но мы его с собой в Малинди не возьмем. Поняла? А если он устроит скандал, я ударю его по голове палкой. Ну, что рот разинула? Иди собирайся.
      Солнце уже село. По дороге в форт Али обратил внимание на то, как возбуждены на улицах люди. Одни бежали в сторону набережной, другие стояли перед своими домами и о чем-то взволнованно переговаривались. "Сеид", "победа", "армия" - доносилось до него. На берегу собралась большая толпа; стоя спиной к воде, люди смотрели на вздымавшиеся над городом горы. Али подошел и тоже стал всматриваться в темноту: отроги гор были усыпаны многочисленными огоньками, издали похожими на мерцающие точки. Али выбрался из толпы и зашагал в сторону старого форта. Во дворе стоял командующий охраной майор Джоав и изучал горы в полевой бинокль.
      - Вы видели в горах огни, секретарь?
      - Да, видел.
      - Мне кажется, там стоит армия.
      - Победоносная армия, майор.
      - Слава Богу. Наконец мы видим собственными глазами то, чего столько времени ждали.
      - Да, слава Богу. Господа следует славить и в радости и в горе, благочестиво отозвался Али - он принял христианство, когда пошел служить к Сету секретарем. - А теперь послушайте, что приказал вам император, майор. Вы должны взять с собой взвод охранников и пойти в бар "Амурат". Найдете там армянина Юкумяна, маленького толстого человечка в черной ермолке. Знаете такого? Тем лучше. Арестуете его и
      ' До свидания (франц.).
      отведете за город - куда, не важно, лишь бы поблизости не было людей. Отведете его за город и повесите. Таков приказ императора. О выполнении приказа сообщите лично мне. Докладывать непосредственно его величеству необходимости нет. Вы все поняли?
      - Я все понял, секретарь.
      Наверху Сет рассматривал в рекламном каталоге радиоприемники последней марки.
      - Знаешь, Али, больше всего мне нравится корпус из мореного дуба. Напомни мне завтра заказать эту модель. Новостей по-прежнему никаких?
      Али молча сложил на столе бумаги и вставил пишущую машинку в футляр.
      - Нет новостей?
      - Есть, кое-какие новости есть, ваше величество. Судя по всему, в горах стоит армия. Горы усыпаны огнями. Если ваше величество соблаговолите выйти на улицу, вы сами все увидите. Завтра армия будет в городе, в этом сомневаться не приходится.
      Сет от радости подскочил на стуле и бросился к окну:
      - Это же великолепно! Ты принес мне замечательную весть, Али! Завтра же сделаю тебя виконтом. Наконец-то армия возвращается. Уже полтора месяца мы ждем не дождемся этого, верно, виконт?
      - Я очень признателен вашему величеству, но ведь я не сказал, какая армия стоит в горах. Узнать это невозможно. Если это, как вы предполагаете, армия генерала Коннолли, то странно, что он не прислал к вам гонца с известием о победе.
      - Да, он дал бы мне знать.
      - Ваше величество, вы разгромлены и преданы. В Матоди об этом знают все, кроме вас.
      Впервые с начала войны Али почувствовал, что император теряет самообладание.
      - Если я разгромлен, - сказал Сет, - эти варвары знают, где меня найти.
      - Ваше величество, еще не поздно бежать. Буквально час назад я совершенно случайно узнал, что у одного человека в гавани припрятана моторная лодка. Этот человек сам собирался уплыть на материк, но за хорошую цену он готов свою лодку продать. Ведь маленькому человеку спастись всегда проще, чем великому императору. За две тысячи рупий он уступит вам лодку. Он сам намекал на это. Даже цену назвал. Для спасения жизни императора это не так уж и много. Дайте мне две тысячи, ваше величество, и к полуночи лодка будет в вашем распоряжении. А утром войска Сеида войдут в город, но вы уже будете недосягаемы.
      Секретарь с надеждой поднял на Сета глаза, но тот - Али это понял сразу - вновь овладел собой.
      - Войска Сеида в город не войдут. Ты забываешь, у меня есть Танк. Ты несешь предательский вздор, Али. Завтра я буду принимать в городе парад победы.