Дениц принял его в том же кабинете у того же стола. Так же развернут был на столе большой синий чертеж.
      — Садись, дружище Ханно, садись! — жестом радушного хозяина Дениц показал на уютное кресло у окна. — Ты, кажется, хорошо подружился с двойняшками? «Дракон» — это не пара грязных рыбачьих шаланд у Анцио...
      — Мой адмирал, — произнес Криг смущенно. — Еще в Италии, в бухте Неттуно, англичане выловили одну из наших торпед. Теперь уже нет самого главного — эффекта внезапности. Слишком дорого нам обошелся «Дракон» в бухте Сены. Восемь из сорока — это игра на проигрыш.
      — Ты прав, Ханно. Это булавки в спину слону. Но... я вижу у тебя есть какие-то соображения и тебе не терпится их высказать.
      — Мой адмирал, что стоят мои соображения...
      — Не надо излишней скромности. Мы — солдаты фюрера и мужчины. Говори.
      — Мне кажется, карьера «девочек Моро» кончилась...
      Дениц заложил руки за спину и прошелся по кабинету.
      Некоторое время оба молчали.
      Кригу показалось, что гросс-адмирал взбешен и только делает вид, что спокоен. Но когда Дениц повернул к нему лицо, он понял, что ошибся.
      По губам адмирала скользнула улыбка, такая зловещая и торжествующая, что Кригу стало не по себе.
      Как и в прошлую встречу, он подошел к столу и жестом подозвал к себе Крига.
      — Человек никогда не останавливается на достигнутом, Ханно, — сказал он. — Взгляни.
      И снова, как в прошлый раз, на лице обер-лейтенанта Крига отразилось недоумение.
      На полотнище чертежа он опять увидел хорошо знакомую торпеду «ЖЭ-семь-Е», но теперь уже не сдвоенную, а одинарную, самую обычную, такую, какой вооружены все германские подводные лодки с осени 1940 года.
      — Ты видишь какие-нибудь конструктивные изменения? — спросил Дениц.
      — Да, гросс-адмирал. У нее нет зарядной камеры и... клянусь, она не потопит даже прогулочной яхты при самом удачном попадании.
      — Она способна вывести из строя любой линкор за пять минут. — В голосе Деница прозвучали металлические нотки.
      — Тогда... наверное, наши химики разработали какую-то новую взрывчатку невероятной силы?
      — Линкор не будет взорван, он останется на плаву.
      — Не понимаю... — сказал Криг.
      Дениц открыл тумбу письменного стола, вынул из нее стальной матовый цилиндр и поставил его на чертеж.
      — Вот что будет в боеголовке вместо взрывчатки.
      Цилиндр высотой с бутылку рейнвейна и примерно такой же толщины. В верхней части — винтовая крышка. И все. Судя по усилию, с которым Дениц поставил снаряд на стол, он был довольно тяжелым.
      Криг вопросительно посмотрел на адмирала.
      — Это оболочка, Ханно. Внутри находится стеклянная ампула емкостью в три четверти литра. А в ампуле... — адмирал щелкнул по цилиндру пальцем. — Ты знаешь, как действует яд кобры?
      — Яд кобры? — переспросил Криг. — Наверное, минут пять...
      — Около того, Ханно. Во всяком случае — очень быстро. Примерно такая же штука там, внутри. Только в несколько раз сильнее. Содержимым ампулы можно убить все живое на территории Европы.
      — Бог мой!.. — воскликнул Криг, с ужасом глядя на цилиндр.
      — Ханно, это многократно проверено. Наши химики синтезировали это вещество всего месяц назад. Оно условно названо «Голубой тюльпан».
      Дениц уселся за стол и заговорил почти мечтательно:
      — Представь себе, Ханно: торпеда с боевой головкой, в которой находится ампула с «голубым тюльпаном», стремительно сближается с кораблем. Ей не нужно соприкасаться с бортом. Неконтактный взрыватель новейшей системы срабатывает в нескольких метрах от судна — впереди по курсу. Вздувается небольшой водяной горб, вода вскипает от пузырей, а остатки корпуса торпеды уходят в глубину... Никаких ударов, никаких взрывов. Никто из команды даже не подозревает, что судно подверглось атаке. А меж тем распыленный сжатым воздухом «голубой тюльпан» создает локальную отравленную зону, своего рода облако, через которое проходит корабль. Одной шестидесятипятимиллиардной доли грамма, одного мельчайшего кристаллика, буквально одной молекулы достаточно, чтобы убить человека. Облако может только слегка задеть корабль. Вентиляционная система разгонит газ по всем внутренним помещениям. Концентрация при такой убийственной силе почти не имеет значения. «Голубой тюльпан» не имеет ни запаха, ни вкуса. И люди до самого последнего момента не понимают, что произошло. Тщетно они ищут выхода из отсеков — страшная резь в желудке, тошнота и головокружение валят их с ног. Тщетно они взывают о помощи — уже никто и ничто не поможет им. Через три, максимум через четыре минуты — смерть. И вот уже на волнах качается корабль с мертвой командой на борту... Эффектно?
      — Да, — одними губами ответил Криг.
      — Вся материальная часть корабля цела, не разрушена ни одна переборка, не поврежден ни один прибор... А «голубой тюльпан» через несколько минут дает неядовитое соединение с водой, и никакими анализами не установить, что вызвало смерть команды.
      Дениц погладил стальной цилиндр ладонью.
      — И первым в истории нашего флота эту штуку должен будешь испытать ты, капитан Криг.

      24 апреля 1945 года в Бремергафене капитан Криг принял свою старую подводную лодку У-81, только что вышедшую из капитального ремонта. Окрашенная грязно-желтыми и серыми полосами под цвет балтийских волн, она стояла в дальнем, северном конце гавани, у полуразрушенного пирса. Охранники-эсэсовцы пропускали в этот уголок порта только членов команды.
      В марте Бремергафен подвергся нескольким ударам союзной авиации. Почти все портовые постройки лежали в руинах. Уцелевшие дома на ближних улицах почернели от копоти пожаров. Гражданское население давно эвакуировалось на юг страны, и большой город казался вымершим. На рейде, раньше тесном от труб, не было ни одного корабля.
      В апреле американские и английские летчики перестали обращать внимание на Бремергафен. Как военный объект порт перестал существовать. Теперь самолеты союзников волна за волной проходили в сторону Гамбурга, Любека, Киля. На востоке бои шли уже на подступах к Берлину, под Эберсвальдом и Рюдесдорфом. «Великая германская империя» распадалась на глазах со страшной быстротой. Но те, которые стояли у власти, еще на что-то надеялись. Они продолжали бросать солдат в бессмысленные сражения. И они выбрали Бремергафен тем местом, откуда издыхающий рейх должен был в последний момент еще раз показать миру свое ядовитое жало.
      Сопровождавший Крига младший офицер и один из матросов спустили в командный отсек переносный стальной сейф, полученный в адмиралтействе по распоряжению Деница.
      Криг построил команду лодки на палубе.
      Оглядел всех.
      Еще с сорок первого года, когда лодкой командовал Гутенбергер, он знал в лицо каждого.
      Тогда, упоенные первыми победами, они были совсем другими. Розовая сытость наливала щеки. Презрение к миру и смерти светилось в глазах. Это были германцы, воспитанные для боя и для победы. А сейчас... Где подтянутость, бесстрашие, готовность к самопожертвованию? Где улыбки, молодцеватость, остзейский морской шик? Почему лица угрюмы, взгляды мрачны, тела мешковаты?..
      Поднять настроение! Вздернуть их на дыбы! Немедленно! Сейчас!
      Криг шире расставил ноги на покачивающейся палубе.
      — Матросы! Фюрер и родина вложили нам в руки карающий меч. У нас на борту торпеды страшной разрушительной силы. Сегодня мы выходим в море на свободный поиск. Нам доверено первыми испытать это оружие в боевых условиях...
      «Какие тут, к черту, условия... кайтенс...» — пронеслось в голове, но он продолжал:
      — В этот трудный и славный для отечества час мы должны быть жестоки и беспощадны. Мы должны без колебаний идти вперед за фюрером и бестрепетно смотреть в глаза смерти. Только и только это приведет нас к победе над многочисленным и хитрым врагом. Фюрер вложил нам в руки меч, выкованный нашими замечательными инженерами. От удара, который мы нанесем, зависит судьба войны. Вы должны помнить это. Хайль!
      — Зиг хайль! — без особого воодушевления отозвался строй.
      Подводники уже давно наслушались геббельсовских басен о чудо-оружии, которое должно круто повернуть войну к победе, но которого все не было.
      Три торпеды с неполностью снятой консервационной смазкой холодными болванками лежали на стеллажах в первом отсеке.
      И способ вздернуть команду на дыбы был тоже. Спрессованный в бандероли по две тысячи фунтов стерлингов, он лежал в стальном ящике в командирском отсеке.
      И сейчас он, Ханно Криг, пустит его в ход.
      — Наш выход в море настолько ответственен, что командование платит за него высокое вознаграждение. В любом случае, успешным или нет будет рейд, каждый из рядовых членов команды получит по две тысячи английских фунтов стерлингов. Офицеры — по две тысячи пятьсот. Оплата будет произведена здесь же, на месте... Это понятно?
      — Зиг! Хайль!
      Теперь они ответили с большим воодушевлением и Криг заметил интерес, которым засветились их глаза.
      Так. Главное сделано. Настроение поднято. За две тысячи самой твердой валюты в мире каждый из них постарается сделать невозможное. Две тысячи — это же десять тысяч добрых рейхсмарок — целое состояние для любого человека!
      Теперь надо поддержать настроение.
      — Всем по сто пятьдесят граммов рому! — отдал распоряжение Криг своему помощнику.
      В полдень «У-81» миновала Гельголанд и взяла курс на Шетландские острова.
      В этот же самый день, вечером, когда из ворот лагеря Заксенхаузен выкатились два тяжелых грузовика с парусиновым верхом, командир охраны блоков восемнадцать и девятнадцать Курт Ханш отдал распоряжение расстрелять оставшихся сто двадцать четыре человека, по приказу эсэсовцев занимавшихся производством фальшивых денег и подложных документов. Распоряжение было выполнено быстро и четко.
      Утром 26 апреля старший помощник доложил Кригу о караване судов, направляющемся к берегам Франции.
      Криг прошел в командный отсек и взялся за рукоятки перископа.
      Воздух был мутен от влажности. Серая зыбь заволакивала пространство моря морщинистым муаром. Линия горизонта едва намечалась слабой свинцовой чертой. И там, на этой линии, темными прерывистыми штрихами рисовались корабли каравана.
      С такого расстояния трудно было определить класс судов и состав боевого охранения. Но караван был значительным. Криг насчитал одиннадцать темных полосок.
      Погода благоприятствовала атаке. В пределах небольшой видимости авиация сопровождения была слепа. Только охотники, охранявшие караван, могли засечь лодку гидрофонами. Но и это зависело от опыта акустиков. Шумовое поле, создаваемое тяжелыми транспортами, было куда более мощным, чем шум винтов У-81. Все это Криг прикинул буквально за несколько секунд.
      Так произошло в сорок первом. Корабли сопровождения слишком близко держались тогда к авианосцу «Арк Ройял». И Гутенбергер воспользовался ошибкой. Он подошел на предельно возможную дистанцию и с полутора кабельтовых дал залп двумя носовыми. Англичане забили тревогу, когда торпеды уже прошли половину боевой дистанции. Слишком поздно они заметили их...
      — Шифровку гросс-адмиралу! — приказал Криг радисту. — «Одиннадцать двадцать две. Атакуем вражеский караван в районе Аутер-Силвер-Пит. Голубой тюльпан». Все.
      Когда радиограмма была передана, Криг определил курс и скомандовал погружение.
      На среднем ходу лодка пошла на сближение с караваном.
      Акустик внимательно слушал море. В наушниках гидрофонов, усиливаясь с каждой минутой, водопадами шумели винты больших кораблей.
      В одиннадцать сорок семь лодка вышла на траверз каравана.
      — Перископная глубина! — вполголоса приказал Криг.
      Сжатый воздух зашипел в трубопроводах. Торпедисты застыли у аппаратов. Глухое напряжение царило во всех отсеках.
      — Есть перископная глубина! — доложил матрос на глубиномере.
      — Слева по борту винты охотника! — послышался голос гидроакустика.
      Криг взял наушники гидрофонов.
      В водопадном шуме транспортов отчетливо раздавались удары дизеля, работающего на больших оборотах.
      — Быстрое погружение! — скомандовал Криг, поворачивая ручку усилителя гидрофонов.
      Лодка пошла в глубину.
      В бухающие удары дизеля ворвались шлепки. Как будто неведомое морское чудовище, всплыв на поверхность, яростно било хвостом по воде.
      — ... два... три... четыре, — сосчитал Криг.
      — Глубинные бомбы. Они нас засекли! — сказал акустик и выругался.
      — Сорок метров, — доложили от глубиномера.
      И сразу же за этими словами металлический гром прошел по корпусу лодки. Тупая боль ударила по ушам. Сжало и отпустило грудь. Потом еще один гром. И еще.
      В центральном отсеке разом погасли электрические лампочки. Палуба звенела и качалась под ногами, будто ее рихтовали кувалдой.
      — Аварийный свет! — приказал Криг.
      Вспыхнуло несколько переносных фонарей.
      — Глубина шестьдесят!
      — Так держать!
      В напряженной тишине тяжело дышали матросы да хрустело стекло под ногами.
      Криг вывел усилитель на полную мощность.
      Охотника не было слышно. Шум каравана тоже приглох.
      — Они потеряли нас, — вполголоса сказал помощник Куммер.
      Криг покачал головой:
      — Нет, они слушают...
      Лодка на малых оборотах машины уходила от каравана а толще воды.
      Прошло минут десять.
      Охотник наверху не подавал признаков жизни.
      «Мы отошли от каравана более, чем на милю, — соображал Криг. — Может быть, они, действительно, потеряли нас?..»
      Но в следующее мгновенье он отбросил эту мысль. Смешно было думать так. Слишком велик был опыт подводной войны у англичан. Охотник, конечно, ждет. Достаточно лодке увеличить обороты двигателя, как англичане уточнят сектор нахождения «У-81» и очередная порция глубинных бомб выкатится с лотков в море.
      Наконец в гидрофонах послышался бухающий шум винтов. Видимо, охотнику надоело ждать.
      Криг положил ладонь на рукоятку машинного телеграфа, но сразу же опустил руку. Он разгадал маневр английского капитана. Охотник в любой момент может застопорить машины, а он, Криг, успеет сделать это с небольшим опозданием, И тогда — конец...
      Действительно, проработав три — четыре минуты, дизели наверху умолкли.
      Атака... Какая тут, к черту, атака! Теперь этот проклятый охотник не отстанет от него ни на шаг...
      Снова шлепки в воду.
      Акустик показал пальцами: пять бомб с правого борта.
      Криг усмехнулся: бомбят наугад.
      Взрывы, последовавшие один за другим, толкнули лодку в глубину. Она резко клюнула носом. Рулевые горизонтальными плоскостями быстро выровняли дифферент.
      Из-под пилотки Крига выползла струйка пота, скользнула по щеке. Он вытер ее рукавом кителя. Повышалась температура. Воздух в отсеке становился густым и тяжелым. Теснило грудь.
      Еще три взрыва качнули лодку с носа на корму.
      «Ставят взрыватели на небольшое заглубление, — подумал Криг. — Воображают, будто мы болтаемся у поверхности...»
      Отдаленный удар рванул мембрану гидрофона, и снова тишина.
      Прождав еще полчаса, Криг приказал продуть балластные цистерны.
      — Они ушли далеко вперед, — сказал он Куммеру. — Попытаемся догнать и подойти более удачно.
      Но едва была выдвинута шестиметровая трубе перископа, как он снова увидел охотника. Судно стояло кормой к лодке в двух кабельтовых от места всплытия, и на лотках его грозно чернели глубинные бомбы, похожие на железные бензиновые бочки. Каравана не было видно.
      На этот раз англичанин перехитрил его.
      — Так держать глубину! Лево на борт, четверть румба к северу! — закричал Криг.
      «Так глупо попасться... — неслось в голове. — Подводник с десятилетним стажем... Свинья собачья!»
      В седьмом отсеке завыли электродвигатели, разворачивая лодку носом к охотнику.
      «Десять процентов удачи, остальное — смерть...»
      — Второй носовой, товсь!
      — Готов! — отозвались от аппарата.
      Криг, обливаясь потом, впился глазами в перекрестие прицела. Оно медленно подползало к корме охотника. На палубе англичанина слабо блеснули выстрелы пушек, и в тот же миг центр перекрестия накрыл корму.
      — Внимание... Воздух!!
      Лодка дернулась от отдачи.
      — Быстрое погружение!
      Стрелка глубиномера побежала по шкале, отсчитывая метры спасения. На отметке «пятьдесят» она остановилась.
      Криг прислушался.
      В наушниках гидрофонов пульсировал дизель англичанина и слышались тяжелые частые шлепки.
      «Отвернул от торпеды. Ставит бомбовую завесу... Да поможет нам бог или черт!..»
      — Малые обороты.
      Громовой удар сбил его с ног на пол. Рядом повалилось еще несколько человек. Кто-то пронзительно закричал, но следующий раскат заглушил все. Посыпалось битое стекло. Снова погас свет, налаженный было механиками. Лодка завалилась на правый бок, потом круто осела на корму. Загремели сорванные с фундаментов механизмы. Дифферент стремительно нарастал. Палуба превратилась в наклонную стену. В кромешной темноте матросы хватались за трубопроводы, клапаны и маховики, чтобы как-то удержаться на месте.
      Наконец кто-то ухитрился включить переносный фонарь.
      Криг, обеими руками уцепившийся за основание перископа, бросил взгляд на глубиномер. Стрелка приближалась к отметке «семьдесят».
      «Сейчас ляжем на грунт... На карте здесь глубина восемьдесят». Но лодка, подброшенная новым взрывом, выровнялась и приостановила падение.
      Гром кольцом охватывал место погружения. Криг на мгновение представил себе, как английский капитан, положив охотника на круговой курс, ведет сейчас свой корабль по широкой дуге, поочередно нажимая спусковые рычаги правого и левого лотков, и за кормой охотника поднимаются желто-зеленые водяные бугры, и вся команда до ломоты в глазах всматривается в покрытую бомбами зону, чтобы увидеть пузыри, которые пустит лодка.
      Он заскрипел зубами. От духоты звенела голова. Воздуха не хватало. Некоторые матросы сбросили робы, и голые тела их маслянисто блестели в тусклом свете аварийных лампочек.
      — В четвертом отсеке течь! — истерически выкрикнул кто-то. И следом за этим Криг услышал свист входящей в лодку воды.
      — Капитан, надо всплывать. Лучше в плену, чем подохнуть в этой железной коробке...
      Это Куммер, старший помощник. Перекошенный рот, слипшиеся волосы, глаза невменяемого... непобедимый германец, бестрепетно глядящий в глаза смерти... слизь...
      — Еще не поздно продуть цистерны, Ханно... война все равно проиграна...
      — Молчать! — Криг сжал кулаки. — Ликвидировать течь! Проверить механизмы!..
      — Это конец, Ханно...
      — Так прими его, как подобает германцу!
      Криг выхватил из кобуры «вальтер».
      «В безвыходной ситуации торпеды немедленно затопить», — такова секретная инструкция Деница.
      Криг, не глядя на тело Куммера, сунул теплый пистолет в кобуру.
      — Продуть цистерны! Приготовиться к атаке! Торпеды «голубой тюльпан» в носовые аппараты!
      — ...Пузыри по левому борту! — крикнул сигнальщик.
      Корнби, командир охотника, приложил к глазам бинокль.
      Да, действительно, кажется, лодке конец.
      Четвертая за войну. Он, Корнби, может гордиться. Лучший охотник Британского флота. Слава.
      Пузыри то вскипали на волнах, то пропадали. Казалось, воздух вытравливается из корпуса лодки небольшими порциями. Что там с ними происходит? И почему нет масла на воде? Обязательно должно появиться масляное пятно... Может быть, еще одну бомбу для верности?
      — Малый вперед!
      Ловко он перехитрил немца. Сбросил пять бомб в стороне и на полчаса застопорил машины. И вот...
      Когда охотник встал над тем местом, где появлялись и исчезали пузыри, Корнби опустил руку на рычаг бомбосбрасывателя, но не нажал его.
      — На гидрофоне? — спросил он.
      — Тихо, — отозвался акустик.
      — Подождем, — сказал Корнби.
      Тишина висела над морем, глухая тишина, которая наступает обычно после короткого напряженного боя.
      Насторожились уши гидрофонов, прислушиваясь к тому, что происходило в свинцовой глубине. Замерли на постах матросы. Умолк даже ветер.
      Но на этот раз Корнби пропустил момент.
      Лодка всплыла в двух с половиной кабельтовых по носу.
      Сначала вынырнула узкая труба перископа, и следом за ней медленно поднялась над водой желто-серая полосатая рубка, похожая на выщербленный волнами риф.
      — Вот она!.. Да смотрите же! Там!.. — крикнул сигнальщик, показывая направление. И тогда ее увидели все.
      — На пушке! — холодея, закричал Корнби, но артиллеристы уже сообразили, как близок конец.
      Ствол носовой установки резко прыгнул назад, треск разорванного воздуха оглушил палубную команду, и рядом с черно-желтым рифом встала белая водяная свеча. Не успела она оплыть, как немного поодаль взвилась вторая и в кипящем ее основании багрово вспыхнул разрыв.
      Пушка работала с непостижимой быстротой, выбрасывая на палубу раскаленные гильзы. А Корнби, оцепенев, смотрел на белые смерчи, смутно понимая, что происходит. В голове его был звон и хаос, и, плохо соображая, для чего это нужно, он на ощупь переложил машинный телеграф на «полный вперед», бросив охотник на сближение с У-81.
      А потом он увидел залп.
      Лодка стреляла сразу тремя аппаратами. Из надводного положения. Будто стремясь поскорее избавиться от страшного смертного груза, о котором англичане не имели ни малейшего представления.
      Торпеды почти одновременно вылетели из-под воды, пронеслись, как чудовищные фантастические снаряды, над верхушками волн и, подняв фонтаны брызг, плюхнулись в море, заглубились и ушли к серой линии горизонта.
      Странный, бессмысленный залп в никуда...
      Пушка охотника все продолжала рвать воздух, и гильзы, окутанные паром, катились по палубе, и свечи вставали то у самой лодочной рубки, то в стороне, опадая и превращаясь в пенистые бугры.
      И вдруг рубка стала уменьшаться, укорачиваться, уходить в воду, утягивая за собою тонкую трубу перископа, и, когда волны закрыли ее, на мир вновь обрушилась тишина.
      Все еще не думая, Корнби машинально дернул ручку телеграфа на «стоп».
      Через минуту ход погас.
      И тогда вдруг бешено заклокотала вода за кормой охотника, а потом, сглаживая скачки волн, над банкой Аутер-Силер-Пит расплылось тяжелое масляное пятно.
      — Черт побери... — пробормотал Корнби, медленно приходя в себя. — Вот сейчас ей конец... И это — моя четвертая...
      А торпеды с гидростатами, поставленными на боевое заглубление, продолжали идти к горизонту, пока не скрылись за его туманной чертой.
      Через несколько часов, когда в баллонах высокого давления кончится сжатый воздух и перестанут работать двигатели, они превратятся в плавучие мины и будут подстерегать свои случайные жертвы, вроде «Уранг Медан» и «Сверре», в неизвестных точках неизвестных морей...