Дурацкий сон N 7 Дмитрия Баринова. К свету

Она хлынула потоком, эта вода. Я и пикнуть не успел, как она залила меня по шею, а затем подняла почти к самому потолку холла. Наверно, я не догадался бы об этом, если бы, барахтаясь, не задел рукой за светильник, привинченный к стене. Потому что темень была совершенно непроглядная. Но поскольку я сразу нащупал стену и понял, что держусь рукой за бра, которое было прикреплено примерно в семи футах от пола, то смог представить себе уровень воды. Потолок находился на высоте в десять футов, стало быть, вода оставила мне (я еще не знал, куда делась мисс Уильямс) чуть больше трех футов, но в том, что она быстро поднимается и скоро воздуха не останется вовсе, я был совершенно уверен. Спасения я не ждал. И молился — если это можно назвать молитвой, потому что я ни одного слова не мог припомнить' — только о спасении души. Мне отчего-то показалось, будто в этой пещере и впрямь орудует Сатана…

Внезапно в дальнем от меня углу затопленного холла вспыхнул свет. Загорелась лампочка на каске. Я помнил, что мы с Тиной садились в автомобиль без касок и склад тоже обшаривали с непокрытыми головами. На секунду даже появилась радостная мысль: может быть, это спасатели?

Но оказалось, что лампочка зажглась на каске Тины. Учительница плавала в трех ярдах от меня, держась одной рукой за верх вешалки, а другой — за деревянный стул, всплывший кверху ножками. При свете лампы стало видно, что вода уже затопила все дверные проемы, и от поверхности воды до потолка осталось всего полтора фута. То самое бра, за которое я уцепился, почти совсем скрылось в воде. А на поверхности плавали разные предметы, всплывшие с пола.

— Майк! — крикнула мисс Уильямс, высветив меня своей лампой. Держись! Я сейчас подплыву к тебе.

Она действительно поплыла в мою сторону, расталкивая все плавающие предметы. Один из них в результате оказался почти рядом со мной. Как ни странно, он был не деревянный и не пластмассовый. Сперва мне показалось, будто это какая-то жестяная коробка, но чуть позже, когда Тина, а вместе с ней и свет приблизились ко мне, я увидел, что это тяжеленный черный ящик. Вот уж не думал, что эта тяжеленная штуковина всплывет! Он был, пожалуй, намного тяжелее ящика с кетчупом. Но кетчуп не всплыл, а этот плавает. Я нащупал кольцо, приделанное к торцу ящика, и продел в него палец. Потом потянул ящик к себе и почувствовал, что он не тяжелее пакета с молоком.

В этот момент подплыла мисс Уильяме.

— Держись! Держись, ради Бога! — пробормотала она. — Бог нам поможет!

В это я не верил совершенно.

— Надо попробовать выплыть отсюда в туннель. — Она явно молола чушь, потому что я прекрасно помнил — свод автомобильного туннеля был намного ниже, чем пол холла. Если вода залилась сюда и добралась почти до потолка, то в туннеле ловить нечего. Там вода уже давно заполнила все до самого верха. А проплыть отсюда через ангар в грот нам не удастся — не хватит воздуха.

— Там может быть больше воздуха, — продолжала Тина. — Там мы сможем продержаться. Нас найдут и спасут!

Но по тому, что она не торопила меня нырять и перебираться в туннель, я понял, что она болтает, чтобы меня утешить и не дать совсем упасть духом. Она тоже понимала, что мы погибаем, но не хотела, чтоб и я потерял надежду… Чудачка! Наверно, думала, что я грудной младенец.

Холод воды вытаскивал из меня жизнь даже быстрее, чем сама вода, подступавшая к потолку. Теперь и фута до потолка уже не оставалось. Оторвать руку от бра я не мог, хотя это пора было сделать: бра было на целый фут под водой, продолжая за него цепляться, я мог захлебнуться.

Мне казалось, что лучше, если все произойдет быстрее… Но когда вода уже касалась моих губ, я все же сумел отцепиться от светильника и держался теперь только за ящик. Одной рукой — за кольцо, другой — просто так, за холодный бок. Тина плавала рядом, держась за стул. Она явно теряла силы.

— Господи, спаси нас! — лепетала она, уже не заикаясь о том, чтобы нырять и выплывать через туннель.

У меня не было сил говорить. Мне только очень сильно, так сильно, что дальше некуда, захотелось вырваться отсюда, из этой мокрой преисподней на свежий воздух. И чтоб Тина тоже спаслась, хоть она была во всем виновата. Очень захотелось, потому что макушка коснулась потолка и стало ясно: жить осталось даже не пять минут, а много меньше. И тут произошло нечто совершенно невероятное.

Вспышка! Ярчайшая, будто от взрыва атомной бомбы, про которую нам рассказывала Тина, вспышка ослепила меня на несколько секунд. Была даже мысль, что это и есть смерть… (Обрыв памяти.) Небо голубое и чистое — ни облачка. (Я-Баринов в этот момент даже подумал, что сон кончился.) Надо мной жужжал шмель или пчела, а с боков поднимались стебли высокой травы. Я зажмурил глаза, открыл их опять. Нет, небо не исчезло, не появился опять потолок подземного дома и черная вода. Может, все это пригрезилось? Нет, одежда была мокрая, хотя солнце, гревшее вовсю, немного подсушило ее. А на пальце правой руки ощущалось кольцо…

Я сел. Огляделся. Да, я находился на небольшой полянке, между сосен, росших на склоне горы. И рядом со мной лежал тот самый черный ящик с кольцом на торцевой стенке, через которое был продет указательный палец правой руки.

В десяти ярдах от меня лежала мисс Уильямс. Она была жива и опиралась на локти, крутила головой, будто боксер, получивший нокаутирующий удар и не понимающий, как очутился на полу.

— Боже мой! — воскликнула она. — Мы живы!

А я сомневался. Может быть, мы умерли и перешли в иной мир? Но тут с небес донесся свист турбин. «Боинг-707», судя по раскраске хвоста относившийся к компании «Пан Америкэн», рассекая небесную синь, прошел над горой и исчез из виду. Вряд ли в Раю нужны самолеты. Нет, мы явно были на Земле.

Я встал, отцепился от ящика, пощупал руки-ноги — все цело, ничего не болело. Тина тоже встала, посмотрела по сторонам и увидела ящик.

— Он тоже здесь? — удивилась она.

— Да, — сказал я. — Я же плавал, держась за него.

— Плавал? — Она поглядела на меня как на идиота. — Ты не ошибся? В нем верных семьдесят фунтов веса.

— Я это точно помню, мэм. И сам удивлялся. Но он действительно плавал,

если бы не он, я бы утонул.

Тина подошла к ящику и подцепила его пальцем за кольцо.

— Не может такого быть, — сказала она, — я не могу его оторвать от земли. Такая штука должна была тебя утопить.

— Но он плавал! — упрямо произнес я. — Может, вы еще скажете, что мы вообще в пещере не были?

— Нет, не скажу. Мы там были. Вот и одежда мокрая. Кстати, неплохо было бы, если б она высохла, а то мы простудимся…

И опять сверкнула вспышка!

На сей раз я быстро открыл глаза. Ничего вокруг не изменилось, мисс Уильямс стояла на том же месте, и палец у нее был продет через кольцо на торцевой стенке черного ящика. Ни огня, ни дыма нигде не было видно, но мне стало заметно теплее и комфортнее. Уже через секунду, ощупав

одежду, я понял отчего.

— Все высохло! — вскрикнула Тина. — Одежда сухая, будто ее жарили на солнце часов пять, а потом еще и утюгом прогладили!

— Это ящик! — неожиданно догадался я. — Он исполняет желания! Как в сказке!

— Не может быть… — пробормотала мисс Уильяме, отшатываясь от ящика, словно от гремучей змеи.

Мне захотелось проверить. В то время как мисс Уильяме с дурацким выражением оторопело стояла в стороне, должно быть, размышляя, как данное явление согласуется с теорией относительности Эйнштейна, я подошел к ящику и потребовал:

— Хочу, чтоб здесь появился «Кадиллак»!

Нет, ничего не получилось. Никакой вспышки не последовало, и «Кадиллак» не появился. Я даже украдкой на небо глянул, думая, что, может, увижу, как этот «Кадиллак» оттуда падает, но там, кроме солнца, ничего не было.

— Не надо придумывать глупости, Майк, — снисходительно усмехнулась Тина,

— чудес не бывает…

— Но ведь мы были в пещере! — вскричал я. — Еще и полчаса не прошло. За это время наша одежда не успела бы просохнуть. Мисс Уильямс задумчиво посмотрела на ящик.

— Вспомни, пожалуйста, все, что можешь. Самые последние мгновения в пещере.

Я даже лоб наморщил, припоминая:

— Там вода уже у потолка была. Я держался за ящик…

— Как ты держался? — перебила Тина. — Покажи! — Мне пришлось просунуть в кольцо палец одной руки и обхватить ящик другой. Мисс Уильямс задумчиво поглядела и сказала:

— Когда мне захотелось, чтоб одежда была сухая, я держалась только за кольцо…

В этот момент мне тоже пришла в голову эта идея. И я почти сразу же подумал, что если б я не орал: «Хочу „Кадиллак!“, стоя рядом с ящиком, а представил себе такую машину, просунув палец в кольцо, то…

Бац! Вспышка полоснула по глазам!

Я еще не успел открыть их, когда услышал испуганно-восхищенный голос Тины:

— Боже мой! Дьявольщина какая-то!

Ну, вот он, этот «Кадиллак», стоит посреди полянки. Появился. Только отсюда на нем никуда не уедешь. Дороги-то нет. Сосны стоят плотно, и на такой длинной машине, как эта, да еще и по горному склону между ними не продерешься. Но факт есть факт. «Кадиллак» появился из ничего! Настоящее чудо!

Тина со страхом подошла к автомобилю. По-моему, она даже принюхивалась к нему, не пахнет ли серой? Черный лак, хромированный металл отделки. Блеск! Американская мечта на четырех колесах. Престиж и имидж! Я помнил, как целый час глазел на такой, когда был с отцом в автосалоне мистера Логана. Наверно, Логан выставил «Кадиллак» ради престижа. На такую покупку у нас в городе вряд ли нашелся бы желающий. Это прожорливый крокодил, который за месяц слопает целую цистерну бензина. Да и гараж у нас такой, что капот этой дылды будет торчать на воздухе. Но все-таки шикарно было бы подкатить к школе на такой штуке! Самому сидеть сзади, перед баром и цветным телевизором, а за руль посадить какого-нибудь здоровенного детину в фуражке. Чтоб он, остановившись, открыл правую заднюю дверь и сказал: «Прошу вас, сэр!»

Хорошо, что к этому времени я уже не держался за кольцо. Мне все так живо представилось, что наверняка черный ящик реализовал бы мои фантазии.

Тина тем временем открыла переднюю дверцу, осторожно села за руль, дотронулась до баранки — почти, как до змеи, ей-Богу! — и нажала клаксон. Бибикнуло.

— Он с полными баками, — сообщила она. — Хоть сейчас можно ехать. Только куда?

До нее тоже дошло, что выехать с этой полянки невозможно. Но я сразу подумал, что если эта черная штука — почему-то мне захотелось придумать ей какое-нибудь название — вытащила нас из затопленной пещеры, то она же, наверное, сможет нас и домой доставить вместе с «Кадиллаком». Я втащил ящик на сиденье, уселся рядом с мисс Уильяме и продел палец в кольцо… Вспышка!

Самое интересное, что я не очень точно представлял себе, куда надо перемещаться. Сначала захотелось прямо к нашему дому, потом к школе, чтоб похвастать «Кадиллаком», затем на площадку салона. Видимо, эта чертова сила, которая сидела в ящике, все-таки выполнила последнее желание.

Конечно, днем тут никого не было. Ни машин, ни людей. Тина посмотрела на меня и на ящик, а затем пробормотала:

— Это страшная штука! Она может… ВСЕ!

— Ну и что, разве это плохо? — удивился я.

— Понимаешь, этот черный ящик может принести и пользу, и вред. Представь себе, что кто-то, обидевшись на весь мир, пожелает Конца Света?

— На кой черт человеку, у которого в руках этот ящик, желать Конца Света?

— удивился я. — Это же как джинн из арабской сказки. Хочешь — дворец выстроит, хочешь — автомобиль подарит.

— Ты лучше убери руку от кольца! — строго сказала Тина. — У людей, пресыщенных богатством и властью, появляются самые идиотские желания. Неожиданные, непонятные, нелогичные. Император Нерон Рим сжег. Калигула своего коня провозгласил сенатором. А в нашем сумасшедшем мире кому-нибудь захочется атомную войну устроить.

Я отдернул руку от ящика. Действительно, иногда мне хотелось, чтоб началась атомная война. Например, в те дни, когда я шел в школу, не выучив уроков. Правда, теперь, наверно, ничего такого не надо. Можно за один день сделаться профессором всех наук.

— Но почему вы думаете, мисс Уильямс, — обиженно сказал я, — что мне захочется устроить атомную войну или там Конец Света? Я же не идиот.

— А ты уверен, что этот ящик непременно останется у тебя? Ты представляешь себе, что будет, если хоть кто-то узнает, что черный ящик у нас? На нас начнут охотиться.

Мне стало страшно.

— Но ведь если мы его выбросим, — произнес я, — кто-то может его подобрать? И сдуру наделает таких дел, от которых с ума сойдешь!

Тина задумалась. Как видно, ей это тоже не понравилось бы.

— Вот что, — сказала мисс Уильямс. — Давай сюда ящик. Мы еще разок воспользуемся им. Попробуем перебраться в Хьюстон. У меня там работает однокурсник, Милтон Роджерс, очень серьезный физик, который, наверно, подскажет, что делать.

Она продела палец в кольцо… Вспышка!

Старый друг лучше новых двух

Я-Баринов открыл глаза с явным сожалением. У Майка Атвуда и его учительницы дела пошли на лад, хотя и самым фантастическим образом. Конечно, чего во сне не привидится, тем более если этот сон достался в наследство от товарища, заполучившего тяжелую контузию на вьетнамской войне. Черный ящик был похлеще, чем перстеньки Аль-Мохадов, с которыми у меня лично тоже связано много всяких фантастических воспоминаний. Но точно так же, как и перстеньки, этот ящик не существовал лишь как плод больного воображения. Особенно четко я понял это, когда прозвучала фамилия Милтона Роджерса.

Впервые я эту фамилию узнал от… Майкла Атвуда, в которого переселился Ричард Браун. Это он встретился с профессором в Хьюстоне. Именно Милтон Роджерс поведал ему свою полуфантастическую версию исчезновения «Боинга-737», на котором летели Киска и прочие. И этот самый Роджерс погиб в автомобильной катастрофе через два дня после встречи с Брауном-Атвудом. Странное совпадение?

Интересно, что же было дальше? Осталось легкое чувство досады, что сериал, который мне показывали во сне все последние дни, оборвался на самом интересном месте. К тому же в прошлых сериях Майку и Тине приходилось много хуже, чем мне наяву. Теперь ситуация поменялась. Они-то выкарабкались из своей Преисподней, а я, очень может быть, только-только подошел к ее порогу. Сейчас я, пожалуй, с удовольствием очутился бы на месте малыша Атвуда в затопленной пещере, имея под рукой чудесный ящик, исполняющий все желания. Реальность, в которую я вернулся, была похуже, хотя внешне и не была такой жуткой.

Разбудил меня собачник Игнасио. Он без особых церемоний тряхнул меня за плечо.

— Просыпайся! У тебя деловая встреча, сеньор Беспорточник! Тебе принесли выходной костюм.

Два здоровых мулата в черных очках, подпиравшие филенки узкой двери квадратными спинами, гнусно загоготали.

Одежду мне выдали, это точно. Майку, шорты и кроссовки на липучке. Шнурков, конечно, не доверили. Умелый человек ими и сам удавиться сумеет, и кого другого придавит. Майку отпустили драную, мечту московского панка. На ней когда-то была картинка, но сейчас — надо думать, лет двадцать спустя! — все вылиняло до неразличимости. И шорты выглядели, как после пулеметного обстрела. Ну, да что там! Дареному коню в зубы не смотрят.

Когда я оделся, мулат, тот, что повыше, приказал:

— Выходи. С тобой хочет поговорить босс. На всякий случай помолись о спасении души!

Молиться я, конечно, не стал. Во-первых, не умел, а во-вторых, не чуял надобности. Все-таки с Доминго Косым у меня в прошлом не было особых неприятностей.

Мулаты, должно быть, не очень надеясь на свои мышцы, пристроили мне на запястья браслетки. Чудаки, ей-Богу! Бежать от них мне было некуда — мы же на острове находились, и охранников с оружием тут было до фига.

Они повели меня не в замок, а в другую сторону. Мне это не понравилось. Черт его знает, не переборщил ли я сегодня ночью со своими россказнями? Напугал дуралея Фьерро своими мифическими «чеченскими родственниками», а он в свою очередь — Косого. Кто его знает, может, он уже набрал по спутниковой связи номерок и орет сейчас в трубку: «Это Джохар Мусаевич? Здравствуй, дорогой! Как не узнал, слушай?! Доминго Косой говорит…»

Нет, вроде бы Фьерро обмолвился, будто Дудаева убили. Ну и вообще, шуточки пора кончать, дело серьезное. Шлепнуть ведь могут. Просто со страху, чтоб не ввязываться в крупную разборку. Эх, отстал я от жизни за два года! Черт его знает, что теперь и как?

После пятиминутной прогулки по аллеям меня привели на теннисный корт. Там происходил занятный по форме матч между двумя приятно смуглявыми девицами, которые орудовали ракетками, будучи одетыми намного легче, чем положено в этом виде спорта. На них вообще ничего не было. Дядюшка Доминго в окружении группы товарищей наблюдал за состязанием из инвалидной коляски. Правый глаз у него аж из орбиты выпрыгивал. Был бы левый, тот тоже не удержался бы.

Мои конвоиры остановились перед калиткой, ведущей на корт, и ожидали команды. Должно быть, не решались о себе напомнить. Их узрел кто-то из окружения Косого, шепнул на ухо боссу, и тот объявил соревнования завершенными. Теннисистки подошли к Доминго, тот ласково пошлепал их по влажным попкам и прилепил на животики по зеленой бумажке. После этого девочки убежали в направлении бассейна, просматривавшегося за ближайшими кустами, а меня повели на аудиенцию к боссу.

— Сеньор Родригес! — Косой изобразил радушнейшую улыбку. — Боже мой, вот уж не чаял увидеться! Никак не думал, что вы окажетесь здесь, так близко.

— Что делать, дон Доминго, — сказал я, — такой вот поворот судьбы.

— Усадите его, ребятки! — велел Доминго. — Невежливо заставлять гостя стоять.

Мулаты подставили мне стульчик на металлических ножках, я уселся и мог продолжать беседу в более комфортных условиях, хотя и со скованными за спиной руками.

— Нет, я скажу тебе серьезно, парень, — ухмыльнулся сеньор Ибаньес, — мне и вправду очень приятно тебя видеть. После того как эти кретины-коммандос продырявили мне ходули и отволокли меня в тюремную больницу, где сдохнуть проще, чем поправиться, я думал: «Пресвятая Дева, спаси и помилуй того, кто вытащит меня оттуда!» Они — он обвел рукой почтительно склонившихся над ним помощников — уже сидели по камерам, ожидая как минимум по пять-десять лет за уклонение от уплаты налогов, а некоторые виселицы или пожизненного за пять-шесть убийств. История такого не знала, клянусь Христом! Мы, «морские койоты», после десяти лет благоденствия сели на нары! Президент Соррилья явно сходил с ума. И вдруг свобода, безопасность, извинения за незаконный арест! Еще более невероятное событие. До этого у нас на Хайди либо вообще не сажали, либо сажали так крепко, что уже не выпускали. А тут фантастика! И кому же, ребята, мы должны быть благодарны за все это?

Косой сделал небольшую, но очень эффектную паузу. Прав был, „-мое, товарищ Шекспир: «Весь мир — театр, а люди в нем актеры!»

— А должны мы благодарить, — громогласно объявил Косой, — нашего дорогого Анхеля Родригеса Рамоса, то бишь Деметрио Баринова, который крепко тряханул за мошонку старого вонючку дона Хосе Соррилью.

«Койоты» изобразили бурные, но непродолжительные аплодисменты. Доминго поднял вверх волосатую пятерню и прекратил овацию.

— Однако все было бы совсем хорошо, — резко сменил тон Косой, — если б тот же самый Анхель вкупе со своим папашей и колумбийским воротилой Даниэлем Перальтой не запродали нас с потрохами этому чертову шейху Абу Рустему. Теперь все, что мы тут ворочаем, приходится делить с этим арабом. Все так хитро построено, что мы не можем ни перерегистрировать свой филиал «Rodriguez AnSo incorporated», ни продать его. Перальта остался генеральным менеджером и ворочает всеми делами из Барранкильи. Туда, конечно, таким скромным, а главное, очень доверчивым и простодушным ребятам, как нам, не добраться. А его Новый босс Абу Рустем вообще сюда носа не кажет из своих Эмиратов. Доверенность на ведение дел, которую я от него получил, составлял какой-то садист. Это я вам точно говорю, компаньерос, садист! Только извращенец мог так ограничить права управляющего филиалом, я не могу лишнего сентаво заработать. Это рабство, сеньоры, клянусь Христом!