Но плавала хорошо, довольно легкая по весу. Помню только, что с одной стороны было какое-то кольцо, в которое можно было продеть палец. И вот когда эти гадины уже нацелились на меня, я от отчаяния замахнулся на них этим буйком… или как его там. И заорал: «Прочь! Прочь! Пошли прочь, твари!» И что ты думаешь? Обе людоедки развернулись на сто восемьдесят градусов и, как торпеды, понеслись от меня в разные стороны! Хотя, если бы мне и удалось огреть их этой штукой, то они бы этого не заметили. Вот чудеса, верно?

— Да, это точно чудо… — У меня в мозгу пронеслась, как секундное видение, картинка моей собственной встречи с акулами. Той самой, о финале которой я до сих пор не имел представления. Но дольше секунды не продержалась, ибо я отчетливо понял, что старик Стив держал в руках то, что Майк Атвуд называл Black Box, то есть черный ящик или черную коробку.

— Сколько ни рассказывал эту историю, — заметил дед Стив, — никто не верит. Я и сам иногда не верю. Правда, тут вот что могло быть. Когда я замахивался, то от страха зажмурился. Акулы ведь были рядом. И через веки, помнится, мигнул яркий свет, вроде бы вспышка магния. Ты такой молодой, что наверняка не помнишь, как раньше фотографы пользовались магнием вместо блицев.

— Только слышал, — кивнул я.

— А вот англичане, которые вытащили меня через пять минут, тоже эту вспышку видели. И где-то рядом со мной, между прочим. По этой вспышке, которую было видно даже сквозь дым, они меня и нашли. Морячки думали, что я дал сигнал каким-то световым патроном. А потом, когда узнали насчет этого буйка, то предполагали, будто в нем был какой-то осветительный заряд. Вот он-то и мог отпугнуть акул.

— Интересно, — произнес я, — а что ж, они не могли рассмотреть этот «буек» и разобраться, что к чему?

— Да кому до него дело было! Я, едва увидел английскую шлюпку, поплыл к ней изо всех сил. Конечно, бросил его. И само собой, не вспоминал о нем до тех пор, пока не успокоился. У меня был сильный стресс, пока мне не выдали стакан рома на эсминце. Я еле соображал и почти не мог говорить. Трясся и стучал зубами. Так что все улеглось в голове только после того, как я проспал часов пять. А к этому времени эсминцы уже добрались до Плимута…

— Далековато, — удивился я и подумал, что все-таки у деда с памятью неважно. Но Стив только усмехнулся:

— Ты думал, что они меня в Англию увезли? Нет. Это не тот Плимут. Милях в семидесяти от Гваделупы есть английский остров Монтсеррат, так там свой Плимут. Там меня посадили на «Каталину» и отвезли на базу. А что сталось с той штуковиной, которая меня выручила, я не знаю. Англичане ее не вытащили, это точно. А я за это дело получил «Пурпурное сердце».

— Ох, как ты любишь хвастаться, Стиви! — покачала головой Сибил.

— Ну, если бы я был хвастуном, то рассказал эту историю не сейчас, а на катере, когда эта девочка рассказывала о потоплении лодки. Для нее это что-то совсем давнишнее, вроде войны за независимость или еще чего-нибудь из истории времен Колумба. Она же про это прочитала в какой-нибудь книжке, которую, может быть, в свою очередь, писал парень, родившийся через десять лет после войны. Он читал документы, сочинявшиеся в штабах, мемуары генералов и адмиралов, каждый из которых старался приписать себе все заслуги. А тут у нас по сравнению с Северным морем или с Тихим океаном была не война, а курорт. Поэтому обсасывали каждый мелкий успех вроде утопления этой подлодки. Нет, я-то не хвастаю, я рассказываю, как было.

— Все равно, — настырно произнесла бабка, — не люблю я, когда ты вспоминаешь эту войну. Когда мне сообщили, что твой самолет не вернулся, я была в шоке. И даже не поверила, когда оказалось, что ты даже не ранен. Во время войны всегда легче веришь плохим вестям, чем хорошим.

— Тогда я хотел застрелить того, кто поторопился отправить извещение, — заметил старик. — Мне казалось, что из-за этого идиота произойдет что-нибудь ужасное…

— Вот и оставим эту тему. Тем более что куда интереснее просто поговорить с людьми из другой страны. Мы ведь очень мало знаем, что такое Россия…

— Мы уже два года, как оттуда уехали, — сообщила Ленка. — Сами ничего не знаем.

— Два года? И вас не интересовало, что у вас творится дома?

— Дима очень тяжело болел, — Хрюшка сделала скорбное личико. — Он много месяцев провел в коме…

— Боже мой! — ахнула старушка, и дед досадливо поморщился.

Мне стало ясно, что бабушка Сибил страсть как любит поговорить о болезнях, врачах, лекарствах и нетрадиционных методах лечения. А дед, в отличие от нее, по-моему, предпочитал побыстрее помереть, лишь бы не попасть в лапы эскулапов. Мне, которому удалось из этих лап вырваться — да и то с помощью ребят Доминго Косого, вспоминать о медицине было тошно.

Поэтому мы поступили проще. Ленка пересела к бабке и начала с ней беседовать на свою любимую тему. А словоохотливый дед, которому, должно быть, давно хотелось поговорить с умным человеком, начал мне рассказывать свою биографию, начиная с рождения, историю своего знакомства с бабкой — они шестьдесят один год жили вместе, обалдеть! — а также о том, чем сейчас занимаются их дети, внуки и правнуки. Попутно дед рассказал и о трех своих братьях, двух сестрах, десяти или пятнадцати племянниках и еще какой-то родне, которая, я уж не помню, кем ему доводилась.

Звали его, если полностью, Стивен Джефферсон Смит. Всю его биографию и сведения о родственниках я бы ни за какие коврижки не запомнил. У меня башка и так трещала от всяких нужных и ненужных сведений. Утряслось только, что мистер Смит был коренной оклахомец, папаша его фермерствовал, а сыновья и дочки с малых лет вкалывали. В годы «Великой депрессии» все накрылось медным тазом, семейство разъехалось кто куда. Смит перекантовался по разным временным работам почти до самой войны, повкалывал и строителем, и грузчиком, и мусорщиком, и шофером, а потом пристроился механиком к какому-то пилоту, который опрыскивал фермерские поля ядохимикатами. В 1935 году женился на Сибил, которая с тех пор держалась за ним как пришитая. С Божьей и хозяйской помощью Смит научился летать, задним числом получил диплом и даже хотел купить самолет, чтобы начать собственное дело, но тут его призвали во флот, отправили в авиашколу и за несколько месяцев сделали из него второго лейтенанта авиации ВМС. Всю войну он гонялся за немецкими лодками в Карибском море, налетал нужное число вылетов на «Авиационную медаль», а за разыскание подлодки «U-314», как уже говорилось, получил «Пурпурное сердце». В 1946 году его уволили за ненадобностью, и он вернулся в сельхозавиапию. Так и пылил себе аж до 65 лет. За это время выстроил домишко, выплатил за него кредит, накопил кой-каких деньжат и вложил что-то в акции — в общем, обеспечил старость.

Конечно, деду очень импонировало, что я его внимательно слушаю и не перебиваю, но вместе с тем и не засыпаю под эти словоизлияния. Это всем дедам в мире нравится. Они понимают, что книга их жизни, в общем и целом дописана до конца, осталось сочинить еще несколько строчек, завершить труд словами: «В Бозе почил…», указать точную дату и поставить точку. Но перелистать странички, вспомнить былое — приятно. Особенно если есть что.

Стюардесса по ходу дела прикатила прохладительное. Я почти автоматически взял банку пива «Carlsberg» (оно мне по жизни везде лезло на глаза), а дед — баночку холодненькой «Lemon-Vodka» производства, как ни странно, питерской фабрики «Балтика». Какими путями отечественный продукт сюда закатился, Бог его знает.

Откушав напиток, мистер Смит сделал комплимент, сказав, что русская водка была и остается лучшей в мире. Я позволил себе согласиться, но ограничился

пивком.

Так, за мирными беседами, часок и пролетел. Ей-Богу, напряженность и подозрительность, которые мучили меня в полете от Гран-Кальмаро до Аристидеса, а потом и на самом Аристидесе, понемногу сходили на нет. Мне стало казаться, что мы с Ленкой и впрямь беззаботные туристы, такие же, как чета Смитов или пятерка молодых людей и девиц. Впрочем, в отношении последних я немного ошибался. На Сан-Мигеле им предстояла работа. То есть деятельность, за которую деньги платят.

Линда Атвуд Сан-Мигель оказался совсем маленьким островком. Раза в полтора он уступал даже Аристидесу. Такой себе песчаный серпик, выпуклой стороной на северо-восток, а вогнутой — на юго-запад. Метров с полсотни в самом широком

месте. По сути, это была большая дюна, но некрутая и невысокая — до десяти метров. По склонам и гребню наросли пальмы и иная зелень, а у подошвы расстилались неширокие, но длинные песчаные пляжи. Песок был лишь немного желтее, чем сахарный.

Тут никаких примет цивилизации не было. Гидроплан приводнился с вогнутой стороны «полумесяца», подрулил к самому берегу и прочно въехал поплавками в песок.

— Леди и джентльмены! — объявила стюардесса. — «Каталина эйрлайнс» приглашает вас на очаровательный уединенный пляж острова Сан-Мигель. На острове нет опасных для жизни и здоровья насекомых и пресмыкающихся, но при обнаружении поблизости животных, которые покажутся вам опасными, обращайтесь к экипажу. Мы будем находиться около самолета. Рекомендуем избрать для купания ближайшие к гидроплану участки побережья, не отплывать дальше, чем на сто ярдов от берега и не проводить слишком много времени с непокрытой головой. Желаю приятного купания и ровного загара!

Первыми, подхватив свои здоровенные сумки, к выходу двинулись оба парня, следом за ними девицы, потом мы с Хрюшкой, а затем семейство Смит. Дед и бабка нацепили панамки, взяли какой-то рюкзачок, имевшийся у них в хозяйстве.

Спускались на берег по маленькой лесенке прямо из люка на песок. Я поглядел на компанию, выбравшуюся раньше нас, и в мою душу опять закралась подозрительность. Чего они потащили? А самое главное, ребята, словно бы не слышав рекомендаций стюардессы, поперлись вверх по склону дюны и явно намеревались купаться на «выпуклой» стороне острова.

Купаться ли?

Я как подумал, что ребятишки вернутся из-за деревьев при оружии, объявят публике, что самолет захвачен, и, скрутив нас с Ленкой, увезут хрен знает куда, так все мое желание искупаться пропало. Ленка тоже посмотрела им вслед, но уже тогда, когда последняя по счету деваха скрылась за кустами.

— Не стоит ходить туда, сэр, — напомнила стюардесса, заметив, что мы с Хрюшкой посматриваем на кусты. — Конечно, мы не можем вам запрещать купаться, где вам угодно, но с той стороны глубина гораздо ближе, всего в двадцати ярдах от берега, и волнение моря гораздо сильнее. Наконец, сейчас уже почти пять часов пополудни, и солнце стоит невысоко. Тень от деревьев скоро закроет почти весь пляж, а здесь, с нашей стороны, солнце будет в течение всего этого часа. Напоминаю, что компания не несет ответственности по претензиям пассажиров и их родственников, если туристы не выполняют рекомендаций экипажа.

— Спасибо, леди, — кивнул я, — мы будем купаться здесь, под вашим зорким оком.

— Не строй бабе глазки, — нежно улыбнувшись пуэрториканочке, сказала Ленка по-русски и потянула меня от самолета.

— Элен, — позвала бабка Сибил, — извините мне мой старческий склероз, но я кое-чего не поняла в вашем рассказе…

— Что именно? — Хрюшка дождалась, пока Смиты спустятся из самолета, и, подойдя к бабке, взяла ее под ручку.

— Вы мне рассказывали про психологическое упражнение, помогающее улучшить пищеварение…

Дед вздохнул и проворчал:

— По-моему, это никогда не кончится… Психологическое упражнение, чтобы желудок лучше варил! И чтобы запоров не было. Идиотизм! Я-то знаю, откуда все это идет. Старуха совсем сдурела после того, как побывала на приеме в клинике мистера Сарториуса.

— Это кто такой? — спросил я с видом полного простофили.

— Шарлатан какой-то, а может быть, даже мафиози. Богатый итальянец — это всегда подозрительно. Он содержит психиатрическую клинику для очень состоятельных людей. Среди его клиентов немало таких тузов, что только держись. У богатых тоже рождаются кретины, да и сходят они с ума, спиваются или становятся наркоманами не хуже, чем бедные. Конечно, все держится в большой тайне, потому что никто из влиятельных фигур не хочет огласки своих проблем с мозгами. И никому неохота, чтобы по телевизору заявили, что у такого-то воротилы сын наркоман, а дочь — алкоголичка. Наверно, там и всякого другого хватает. А потому в этой клинике лежат люди, которые платят от тысячи долларов и больше только за один день пребывания. Этот Сарториус гребет сумасшедшие деньги. Ну а для здоровых, но мнительных дур вроде Сибил он устроил при клинике центр психоанализа и психотерапии. Там их избавляют от всех болезней, которые они себе придумали, а заодно и от лишних баксов.

— Стиви, не говори о том, в чем ничего не понимаешь! — обернулась бабка.

— Сарториус — научный гений, и это признаю не только я.

— Ты его хоть видела? — усмехнулся мистер Смит. — Нет, каждый раз тебя принимали разные помощники и подручные, а сам, профессор был в очередной поездке. А это всегда сомнительное дело, когда руководитель такого заведения, которое ворочает немалыми миллионами, не показывается публике. Тем более, что рекламу делают ему, а лечат совсем другие.

— Ну и что? У него прекрасные ученики и последователи, которые применяют его опыт на практике, а сам он занимается научными исследованиями, консультирует за рубежом. Нормальный образ жизни для ученого…

Я понял, что Сергей Николаевич прилично потрудился и, ежели бы захотел, бабки давно бы выбрали его сенатором или губернатором Оклахомы. Бабки — они и в Штатах бабки и в прямом, и в переносном смысле.

Пока дед с бабкой препирались, мы с Ленкой от них потихоньку отвалили и решили окунуться в водичку.

— «Рубашка и шорты лежат на песке, безумец плывет по опасной реке!» — процитировал я стихотворение, знакомое с детства, правда, четко не помня, кто его сочинил: Михалков, Маршак или Агния Барто. Ну и, кроме того, там говорилось про «трусы и рубашку», а я, в отличие от африканского пионера Фомы, до такого нудизма еще не дошел. Я вообще-то не очень стеснительный, но бабки с дедом смущался. Народ традиционных взглядов, уроженцы начала века.

Ленка тоже хотела бы позагорать «без», но не решалась. Кроме того, у нее была еще какая-то мелкая проблема.

— Мне в туалет надо, — пробурчала она. — По-крупному.

— Начинается, — вздохнул я. — Помнишь, как в Касабланке де Лос-Панчос чуть не влипли из-за этого? Нет бы в самолете сходить, так дождалась, пока отошли от гидроплана на сто метров и купаться собрались. Чего глазками лупаешь? Иди в кустики.

— Там змеи. Я боюсь.

— Нет там змей. Сказала же стюардесса. Но Хрюшка сделала такую рожицу, что я понял: придется сопровождать.

— Решили прогуляться? — понимающе хмыкнул Стив Смит, когда мы прошли мимо них с бабкой и двинулись вверх по склону.

— Да, — сказал я, — мне еще нельзя подолгу лежать на солнце.

Конечно, оханья и писка по мере подъема на дюну было немало. Ленка чуть не каждый корень, торчащий из песка среди негустых травинок, принимала за змеюку. Конечно, она вовсе не была трусихой и в большей степени кривлялась, чем пугалась. Просто ей хотелось, чтобы мы опять стали Волком и Хрюшкой, а не разозленными друг на друга кусачими существами…

Уже выбравшись наверх и оказавшись среди пальм, нагнувшихся в сторону «вогнутого» берега острова, я услышал голоса, доносившиеся с «выпуклой» стороны.

Конечно, мне захотелось глянуть и на то, чем занимаются те пятеро, что перебрались на другую сторону острова. Поэтому, устроив Хрюшку на небольшом, но явно безопасном пятачке, с трех сторон окруженном кустами, я отошел от нее на несколько шагов и чуть спустился вниз по склону по небольшой ложбинке. Затем потихоньку раздвинул кустики и посмотрел…

Все пятеро находились метрах в двадцати от меня. Они копошились, разбираясь в содержимом своих сумок. Но, конечно, меня вовсе не разочаровало то, что из сумок не были извлечены автоматы и прочее смертоубийственное оборудование. Самым похожим на оружие предметом была большая профессиональная видеокамера, которой можно было работать и с рук, и со штатива. Чуть позже я увидел и еще одну, поменьше. Разговоры пятерки долетали до моих ушей вполне отчетливо. Никто из этих ребят не старался говорить тихо.

— Март, куда ты положил сценарий?

— Вот он, забери.

— Закладку не перекладывал?

— Нет. Ты же сказала, что мы отснимем только одну сцену, да и то если за час успеем.

— Правильно. Пройдем быстренько все, что здесь можно успеть. Значит, первая картинка: Кэсси и Венди, обнявшись, идут по пляжу с рюкзачками за спиной. Это снимаю я. В это время Март с Тимом идут наверх и снимают картинку, когда Март подглядывает из-за кустов. Потом девочки раздеваются, лезут в воду, и я это снимаю.

— Все это можно в другом месте отснять, — сказал Март. — А здесь надо успеть потрахаться, пока солнце не ушло.

— Точно, — сказала коротко стриженная девица — Кэсси или Венди, я пока не понял. — Давайте побыстрее, а то сейчас эти семейные пары приползут и будут пялиться, а Тим опять занервничает…

— Да-да, Венди права! — закивала вторая. — Трах нужно делать побыстрее, а заставки — если останется время. Не упрямься, Линда, мы больше времени потеряем на споры!

— Уговорили, — согласилась Линда, которая, видимо, была в этой компании самой главной. — Потом замучаемся монтировать, но, раз вам не терпится, разогревайтесь…

Мне уже было понятно, что ребята приехали сюда снимать порнушку. Само собой, экзотика, море, солнце, пальмы, песочек… Никакой опасности они собой не представляли, и можно было не беспокоиться, что они похитят нас и увезут куда-нибудь не туда. Конечно, можно было полюбоваться на то, как снимают порнофильм, но с двадцати метров никаких пикантных деталей не углядишь. Был бы один — куда ни шло. Но раз уж приехал в Тулу со своим самоваром, то надо соблюдать определенные границы. Тем более что источник этих границ ухе облегчил свою совесть и позвал.

— Волчара! Я уже вс„…

Я сделал несколько шагов наверх и нашел Хрюшку довольной и счастливой.

— Ну, ты где ходишь-то? — спросила Премудрая. — За этими порнушниками подсматриваешь?

— Я просто посмотрел, что эти ребята делают. А то сцапают нас за здорово живешь — и поминай как звали. Я их вообще-то за «джикеев» принял.

— Пинкертон, — хмыкнула Ленка. — Надо было лучше слушать, о чем они на катере трепались, когда мы были на Аристидесе. Я уже знаю, как ихнюю главную зовут — Линда Атвуд. Она продюсер, сценарист, режиссер и оператор. А все прочие — актеры, так сказать. Ей, между прочим, уже за сорок, но ничего, еще приятно смотрится и трахается у них в каких-то сценах.

— Это ты все краем уха услышала? — недоверчиво спросил я.

— Почему? Я их тоже на заметку взяла, не один ты такой подозрительный. И не вполуха слушала, а сразу в оба. Пока ты мечтал и воспоминаниям предавался. Ни хрена не видел, ни хрена не слышал, а потом становится в позу великого сыщика, подсматривает и так далее. А тут все простенько и со вкусом.

— Ты с ней случайно контракт еще не подписала? На съемку?

— Нет, не предложила. Баб у них и так хватает. А вот ты, конечно, так и мечтаешь…

— Нет, не мечтаю, — вздохнул я. — Но познакомиться нам с ними, наверно, стоит. Мне мордаха этой Линды кого-то напоминает… Знакомую, может быть.

— Ладно. Покамест пошли купаться. Там будет видно, зачем она тебе нужна.

Дед и бабка, пока мы прогуливались, разлеглись на надувных матрацах, устроившись головами в тень, а остальное выставив на солнышко. Между головами супругов стоял какой-то электронный прибор, который каждые пять минут испускал некую звенящую музычку, после чего Смиты дружно переворачивались со спины на живот или в обратном направлении. Наверняка этот режим был заведен бабкой.

Никогда я не задумывался о старости. Наверно, потому что дожить до нее для меня было почти неразрешимой проблемой. Даже правильнее будет сказать, что для меня не было проблемой не дожить до старости. Все-таки тридцать четыре — это только мне самому кажется возрастом. Деду Смиту было уже полсотни, когда я только-только родился. Он и Брауну настоящему, и Майку Атвуду мог быть дедом. Сколько он еще жить будет? И сколько лет рядом с ним будет эта смешная бабулька Сибил, которая так любит лечиться?

Я попытался представить себе, как будет выглядеть в этом возрасте Ленка. Никак не получалось. Слишком уж близко был оригинал, то есть живая, беленькая, подсмугленная здешним солнышком Хрюшка Чебакова, пышная, гладкая, с прямой спинкой и длинными, хотя и полноватыми ножками. Нет, она вряд ли будет когда-либо костистой, морщинистой, высушенной, будто вобла. Скорее всего располнеет еще больше и будет эдакой бочечкой. Ну а про себя и думать не хотелось. Уж очень все будет прискорбно выглядеть.

Короче, я порадовался, что состарюсь еще хрен знает когда, а пока могу хоть в море искупаться. Без разных дурных мыслей в голове.

Мы поплавали от души, побултыхались. Вода была чистенькая, на дне песочек, глубина небольшая. Акул и какой-либо иной гадости не наблюдалось. Вылезли только через полчаса, наверно, но не потому, что уже накупались до посинения (в такой воде сутки проплавать можно, пока мерзнуть начнешь). Просто, разыгравшись, я очень деловито ухватил Хрюшку за бока, но противное животное меня отпихнуло и пропыхтело:

— Ты что? Тут и летчики, и бабка с дедом… Обалдел, что ли?

— Я от тебя всегда балдею… Но под водой же не видно?

— Ты еще скажи, что тут муть сплошная. Нас за двадцать метров видно. Если охота лягушками заняться, пошли в кусты, как все приличные люди.

Вот и пришлось вылезать. Хрюшке хорошо, у нее все ее «чуйства» внутрях, а у меня их не больно спрячешь — плавки узкие. «Дульный тормоз» из-под резинки на свет Божий высунулся. Поэтому пришлось мне выбираться из воды бочком, спиной к Смитам. Тем более что у старичков в будильнике какая-то новая музыка заиграла и они собрались в водичку. Бабка, конечно, хотела Ленку спросить о чем-то, может быть, опять из области медицины, но я постарался как можно скорее утащить поросятину наверх, только подхватил одежду и полотенца — мол, мы переодеваться пошли.

Быстренько взбежав туда, где росли пальмочки и кустики, мы обнаружили, что найти такое место, чтобы устроиться с удобствами по всем правилам, не так-то просто. Там, где были ровные песчаные площадочки, где Хрюшка могла завалиться на спину, ей казалось, что все слишком открыто для обозрения, а там, где были кустики, из-под песка торчали корни. В конце концов, мне это надоело, и я установил капризное животное на четвереньки.

— Толкушку не потерял? — поинтересовалось парнокопытное, согласно старинному обычаю, в то самое время, как я расчехлял орудие.

— Никак нет, васокродь! А лягушки не высыпались?

— На месте, на месте, никуда не делись… — промурлыкала Хавронья, упершись в песок ладошками и коленками. — Так и шебуршатся, так и шебуршатся…

Последняя фраза сопровождалась нежными придыханиями и легким поповерчением. Сразу после этого я подал команду.

— Заряжай! — И толкушка поехала к лягушкам.

— «Влупил он нашей Елочке по самый корешок…» — пропела Хрюшка, опускаясь на локти, нагибая голову и свешивая на мордочку мокрую, немного слипшуюся от морской воды и трепаную гриву.

Когда-то, в самый первый раз, когда мы с братцем Мишкой поимели Ленку и Зинку, дело было под Новый год. Естественно, что страдалицы, отойдя от первых восторгов по поводу того, что ленточки перерезаны и поездам открыт путь по туннелям, немного загрустили. Как-никак до двадцати лет без малого хранили и лелеяли, а тут так быстро и резко пустили в эксплуатацию. И мы с Мишкой спели им в утешение песню про Елочку и Зиночку с некоторыми модернизациями. После этого я долго называл Елену Елочкой, а Хрюшкой она стала только после того, как мы с Мишкой окончательно разыграли на спичках, кому на ком жениться, и сыграли свадьбы. Но песенку про Елочку Ленка не забывала. Особенно ту самую фразу.

Я приступил к делу. Работа была, конечно, хорошо знакомая и делалась в охотку. Тем более что это дело углубляло процесс нормализации отношений. Ну а экзотическая обстановка — пальмы, песочек, справа и слева морская голубизна — придавала всему этому безобразию очень пикантный вкус. Само собой, в такое время нет возможности глядеть по сторонам. Уж очень сосредоточиваешься на основном занятии.

И поэтому я попросту не заметил, как и когда к нам подобралась Линда Атвуд со своей телекамерой. Ленка ее не видела, потому что жмурилась и вообще никуда не глядела, сладко охая и нежно матюкаясь, а я увидел лишь тогда, когда порнушница, обнаглев, высунулась из-за куста. Она была одета только в трусики, а все остальное, должно быть, забыла на берегу. Я не хотел поднимать скандал и молча скорчил свирепую рожу. Линда, так же молча, подняла вверх большой палец — видно, эта гримаса ей понравилась, а потом состроив глазки, поднесла палец к губам: дескать, не выдавай меня!

Я неопределенно мотнул головой. Мне никакие съемки не нравились, и показывать свою рожу, не говоря уже о других частях тела, мне не очень хотелось. Хватит того, что на Аристидесе сфотографировались. А теперь еще на сотнях, может быть, тысячах видеокассет растиражируется мое времяпрепровождение. Правда, с женой, но все-таки как-то неловко. Не дай Бог кассета в Россию угодит, попадет там к каким-нибудь знакомым людям. Засмеют ведь на хрен! Тем более что на камере стояла мощная оптика, и с той точки, где устроилась Линда, в кадр могли попасть кое-какие детали крупным планом. Правда, не морда, но все-таки…

Чтобы не отвлекаться, я прибавил скорости, и Хрюшка, которая уже хорошо прогрелась, запыхтела, стала яростно толкаться задницей и скрести песок пальцами. Про то, что нас пишут на видео, я мигом забыл. Уж очень все весело пошло.

— Ой-й, бедные лягушечки-и-и! — взвыла Ленка, сотрясаясь сладкой дрожью.

— Еще! Еще! У-у-у-ух!

Но в это время нахалка Линда каким-то образом незаметно переползла на новую позицию и внезапно появилась прямо перед Хрюшкой, чтобы крупно снять ее физиономию в самый приятный момент. Это Линда сумела. Но вот убраться, прежде чем Хавронья откроет глаза, она не успела.

Я и охнуть не успел, как Ленка вырвалась у меня из рук и, зарычав как волчиха, ринулась на операторшу:

— You-u, stinky bitch! Сука вонючая! Убью на фиг! Линда шарахнулась от нее, оступилась и, выронив камеру, шлепнулась спиной на землю.

— Help me! На помощь! — заорала она во всю глотку. Я как подумал, что будет, если сейчас сюда прибегут все мужики, которые есть на этом острове, а заодно и все бабы, так меня враз тоска одолела.

Пришлось сцапать Хрюшку за талию и вместе с ней опрокинуться на спину.

— Пусти! — рычало взбесившееся парнокопытное. — Я ей морду раздеру!

— Уймись! — прошипел я. — Ты что, хочешь, чтобы нас тут повязали и сдали в полицию на Пуэрто-Рико? Мы ведь с беженскими документами, ты не забыла?

Все-таки Хавронья не зря носила звание Премудрой. Она сообразила все в два счета и перестроилась за мгновение.

— Ха-ха-ха-ха! — очень заливисто и очень натурально захохотала она. — Прошу прощения, Линда, это была маленькая шутка! Я ничего не имею против этой съемки.

Линда похлопала глазищами, в которых еще пару секунд стоял самый натуральный ужас, потом нерешительно улыбнулась.

— Вы так здорово сыграли ярость… Извините, я подошла, не представившись, но меня впечатлила ваша страсть… Может быть, вы сможете продолжить? Вот сейчас, когда ваш мужчина обхватил вас сзади, а сам лежит на спине, может получиться эффектный кадр! Хотите заработать двести баксов?

— На двоих? — прищурилась Хрюшка. — Может, на каждого?

— О'кей! Ну, согласны? Ваш парень еще не устал, как я вижу… Дело в том, что в момент этой беседы я лежал спиной на песчаной кочке, упираясь пятками в какой-то корень, и все еще обхватывал Хрюшку обеими руками в районе титек. А поскольку ноги Ленка положила по обе стороны от моих, то Линда действительно могла видеть, что я еще не устал. Струмент, правда, находился на воздухе, но прикасался к Ленкиной мохнушке.

— Ладно, — сказала Хрюшка, — согласны.

— Тогда, если можно, — ласково улыбнулась Линда, — я буду вам немножко подсказывать, что мне нужно для фильма. Сейчас я возьму камеру… А вы введете эту штуку.

Как раз в тот момент, когда Атвуд подняла камеру и нацелилась на самое главное Хрюшкино место, Ленка сцапала струмент, погладила его ладошкой по головке и запихнула к лягушкам. Линда показала колечко из большого и указательного пальцев — о'кей!

Мы принялись толочь лягушек, а Линда ходила вокруг с камерой и подавала всякие ЦУ, типа какую ногу отодвинуть, а какую поправить, какую из Ленкиных грудок погладить, какой рукой ей пупик почесать…

Где-то через минуту или две послышался топот, и к нашей полянке подбежали Март и Тим, а следом Кэсси и Венди.

— Мы уж думали, что на тебя старики напали! — сказал Март. — А ты, оказывается, решила еще одну сценку доснять…

— Да-да! — отозвалась Линда, не отрываясь от камеры. — Иначе вас не вытащить из воды. Идите собирайте вещи. Уже двадцать минут до отлета осталось…

В общем, они ушли, а мы продолжили. Хрюшка, как ни странно, от сознания, что ее писюшку с дополнительным вложением увидят миллионы любителей порнухи, разыгралась вовсю и так запрыгала, что я даже подумал: материальные стимулы действуют! Ее активность и на Линду произвела впечатление. Наша операторша то и дело сдавленно вздыхала, ласково поглаживала себя по голой груди, по ляжкам, даже в трусики к себе залезала и чего-то там шевелила. В общем, у нее тоже было горячее желание трахнуться. Кстати, может быть, это ее пыхтение и возбуждение, в свою очередь, Ленку заводили. А мне, как назло, не удавалось сосредоточиться. Хрюшка за десять минут раза три кончила, а я — ни тпру, ни ну.

— Хватит, — пропыхтела Ленка, — я уже устала. Завязывай!

— Если б висел, — буркнул я, — так завязал бы. Линда не поняла этих фраз, произнесенных по-русски, и сказала:

— Надо заканчивать побыстрее. Можем задержать самолет, а это неприятно.

— Я — пас, — сказала Ленка. — Мне не нужны мозоли на этом месте.

Она слезла с меня и, отдуваясь, уселась на песке.

— Но мы же не можем так закончить! — прошипела Линда. Ее била легкая дрожь, и я понял, что именно ей хочется закончить. В это время подбежал Март.