В СОКРАЩЕННОМ СОСТАВЕ

До казармы — одноэтажного деревянного барака, со всех сторон обросшего кустами, — добрались за пару минут. Около нее сохранились остатки спортгородка с турниками, параллельными брусьями и полосой препятствий. Тут тоже самосевом кустики выросли и трава с лопухами. Правее виднелся небольшой асфальтированный плац, где тоже через трещины выбивалась растительность.

Вновь полил дождь, и вся группа, ускорив шаги, буквально вбежала в дверь казармы. Точнее, в дверной проем, потому что все четыре створки — когда-то это были двойные двери — кто-то аккуратно снял с петель и даже сами петли отвинтил. Народ у нас, как известно, бережливый в отличие от государства, и ежели государство про что забудет, то народ обязательно приберет. В конце концов, ежели большие люди государственные заводы прихватизировали, то каждый маленький человек имеет полное моральное право спереть хотя бы дверь. Рыночная экономика к тому обязывает!

За несуществующими дверями оказался небольшой участок дощатого пола, который разобрать еще не успели, а дальше — и вправо и влево от дверного проема — просматривались только лаги, на которые этот пол когда-то был настлан. Ободрали не только пол, но и рамы вывернули, и даже филенки с дверных проемов отковыряли. Загородку бывшего ружпарка, сваренную из стальных уголков и сеток, срезали автогеном. Не стоит говорить, что электропроводку содрали целиком и полностью.

Эта казарма, которая, должно быть, в лучшие времена вмещала роту, по планировке немного смахивала на ту, где обитал Таран в МАМОНТе. Конечно, казарма по идее не дом родной. Она вообще-то по бытовым условиям очень близка к зоне общего режима. Но то ли оттого, что настоящий родной дом у Тарана вызывал одни только хреновые воспоминания, а с «ма-монтовской» казармой он за последние месяцы всей душой сжился, то ли еще по какой причине, вот эту чужую, никогда ранее не виданную казарму Юрке стало жалко. И настроение, которое у него еще с утра было очень фиговое, ухудшилось еще больше.

Полина, хотя все вроде бы шло, как она заказывала, тоже выглядела хмурой. Что-то ее явно тревожило, озадачивало. Она была совсем не похожа на ту самоуверенную и наглую девку, , которая утром морально убивала Тарана. Юрка эту перемену в ее настроении заметил, но понять, что с ней творится, не мог.

— Поставьте чемоданы, — сказала Полина жлобам. — И идите вон в ту дальнюю комнату.

Жлобы повиновались и пошли туда, куда указывала Полина. В той комнате без окон в прошлом была то ли каптерка, то ли сушилка. После этого Полина перевела взгляд на Алика, и тот одним движением выдернул из-под куртки пистолет. Потом уже более медленным движением Алик достал глушитель и какими-то механическими движениями навернул на ствол «ТТ». Затем он медленно прошел вслед за жлобами в «каптерку».

Странно, но Таран, хотя прекрасно соображал и вроде бы не ощущал никаких посторонних воздействий на свою психику, даже вопроса не задал. Дут! Дут! послышалось из дальней комнаты, и вслед за этим послышался шорох и мягкий стук упавших тел.

Полина слегка передернулась, пожалуй, она была единственной, кто хоть как-то отреагировал на эту расправу. Тина и глазом не моргнула, а Таран, хоть и понял, что произошло, ощутил только глубочайшую радость, что это застрелили не его. Затем вышел Алик, свинтил глушитель с пистолета и сунул оба предмета туда же, откуда достал.

— Присаживайтесь, — скорее предложила, чем велела Полина, и вот тут-то Таран в первый раз по-настоящему ощутил, что она им управляет. Он не хотел садиться на чемодан и вообще не собирался присаживаться. Но в мозгу словно бы что-то щелкнуло, законтачило, какие-то неведомые импульсы пробежали по нервам и заставили мышцы исполнить эту просьбу или приглашение так, будто это был приказ: «Садись!» Нечего и говорить, что Алик и Тина тоже повиновались.

Юрку охватило какое-то небывалое равнодушие. Ему было все равно, что произойдет дальше, будет он жить или нет, вернется когда-нибудь к Надьке или не вернется. Он был готов весь остаток лет просидеть на этом чемодане, не интересуясь окружающим миром.

— Спите! — велела Полина, Таран даже не понял, произносила она это вслух или только мысленно, но веки сразу стали слипаться, он почувствовал жуткую усталость и словно бы провалился в сон. Впрочем, если б он мог поглядеть на себя со стороны, то несказанно удивился бы. Хотя и у него, и у Тины, и у Алика глаза закрылись, никто из них не обмяк и не свалился с чемоданов. Нет, они как бы одеревенели, застыв в сидячем положении.

— Счастливые…— пробормотала Полина чуть ли не с завистью. Сама она сейчас была не то в смятении, не то даже в ужасе. Нет, вовсе не оттого, что только что расправилась руками Алика со жлобами-носильщиками. Просто она ощутила, что неведомая, возможно, даже сверхъественная сила, которую начал проявлять ее мозг, оказалась вовсе не безграничной. Она явно шла на убыль, как заряд в электрической батарейке. Это сравнение пришло ей на ум не случайно. Когда-то в детстве родители подарили ей набор кукольной мебели, а еще и деревянный домик, который можно было собирать из маленьких бревнышек. Именно в него была поставлена кукольная мебель. Кроме того, папа купил в магазине игрушечный торшер-чик с розовым пластмассовым абажуром и, пристроив под крышей домика батарейку, осветил домик изнутри. Полине очень нравилось включать в домике свет и любоваться на его освещенные окошки из кроватки уже после того, как ее отправляли спать. Она была в те времена большой фантазеркой, ей представлялось, что когда-нибудь она изобретет какой-нибудь уменьшительный порошок, сделается совсем маленькой и будет жить именно в этом домике. Ей даже приснилось как-то раз нечто подобное.

Хотя папа и предупреждал Полину, что если она хочет, чтобы свет в домике горел долго, то не надо оставлять его включенным на ночь, она все равно не слушалась. Хотя видела, что лампочка светит уже заметно тусклее, чем прежде. И вот в один прекрасный день, буквально под самый Новый год, 31 декабря, когда Полина поставила домик под большую, настоящую, до самого потолка, елку, где домик, украшенный блестящей мишурой, особенно хорошо смотрелся, лампочка не зажглась! Это обнаружилось слишком поздно, уже нельзя было сбегать в магазин и купить новую батарейку. Боже! Как Полина рыдала из-за такой вроде бы сущей ерунды! Да, папа что-то придумал, он разрезал ножницами елочную гирлянду, наскоро зачистил концы проводков и срастил их с проводками, ведущими к торшерчику. Свет в домике зажегся, все вроде бы стало хорошо, мама, папа, Полина и Кося (двоим последним даже разрешили не ложиться спать до полуночи) встретили Новый год и получили подарки от Деда Мороза, которого заказали из фирмы «Заря», но…

Что-то надломилось, испортилось гораздо необратимей, чем погасший в домике свет. Жизнь повернулась к Полине какой-то другой, темной стороной, хотя, что такое по-настоящему темная сторона жизни, она узнала лишь много лет спустя. То ли она, забалованная и заласканная родителями девчушка, подсознательно поняла, что испортившийся в самый неподходящий момент домик

— это не то предвестник, не то символ тех гораздо более тяжких страданий, которые ее ожидают в жизни, то ли она почувствовала — скорее сердцем, чем умом, — что ничто хорошее не вечно и даже сама жизнь не вечна… И еще одно: Полина как-то исподволь ощутила неприязнь к родителям. За то, что они заранее знали, как все будет, что предупреждали ее, мол, батарейка разрядите— и оказались правы. Она верила в сказку, которую сама придумала, а они знали правду. И то, что правда оказалась обиднее и хуже сказки, Полину мучило больше всего.

Сейчас Полина испытывала то же самое чувство. Несколько часов назад ей казалось, будто она может все. Та сила, с помощью которой она на расстоянии, оставаясь невидимой и неузнанной, читала чужие мысли, узнавала тайны и заставляла больших и сильных людей подчиняться своей воле, ее опьянила. Она чувствовала себя волшебницей, колдуньей, которой очень хотела быть в детстве, как раз тогда, когда ей удавалось угадывать, спросит ее на уроке учитель или нет. И когда сегодня днем ей удалось настроиться на мозг Магомада, услышать то, что ему говорит Фантомас за несколько сот километров от теплохода, Полина вообще ощутила себя едва ли не всемогущей.

Но вот прошло несколько часов — и Полина поняла: «батарейки садятся». Держать под постоянным управлением сразу четверых — Тарана она только контролировала — ей стало трудно. Болела голова, мозг испытывал явное перенапряжение, она уже не могла держать под контролем удаленные объекты. Сейчас ей очень хотелось бы знать, что сталось с шофером «Соболя», которого она отправила восвояси, приказав ему по дороге остановиться ближайшего магазина, купить две бутылки водки, выпить их и ехать дальше,; к мосту через речку, с которого он должен был упасть в воду вместе с машиной… Но нет, не могла она на него настроиться, проконтролировать, заставить сделать то, что она хотела, если вдруг того внушения, которое Полина сделала водителю за минуту до того, как г вышла из машины, окажется мало. Не могла достать — не хватало сил. А уж о том, чтоб вновь установить телепатический контакт с Магомадом, и речи быть не могло.

И тогда она решила сократить число тех, для кого ее воля была законом. Жлобы ей были не нужны. К тому же она ощущала, что их присутствие чисто подсознательно настраивает Тарана против нее. Как сейчас злилась на себя Полина за то «шоу», что устроила прошлой ночью!

Как-то незаметно прошло два часа или даже немного больше. Послышался шум мотора, и к облупленному крыльцу бывшей казармы подъехал автомобиль. Простая «Нива» темно-красного цвета, почти такая, как та, на которой Коля подъезжал за Тараном к метро «Речной вокзал».

— Проснитесь! — негромко произнесла Полина, и все трое усыпленных повскакивали с чемоданов.

Полина сосредоточилась на Алике. Именно он был «своим» для здешнего замасленного мужичка, который пригнал эту самую «Ниву». Ей не хотелось расходовать силы на то, чтоб подчинять еще и этого. Пусть все будет так, как было бы, если б Алик приехал сюда по своей воле.

— Принимай тачку! — сказал замасленный, присматриваясь к тому, что число клиентов сократилось на одну треть. — Больше я тебе ничего не должен?

— Там, — Алик довольно естественно мотнул головой в сторону бывшей каптерки, — кое-какой беспорядок остался. Если приберешь и все будет тихо, считай, что я тебе задолжал пять штук. Я долги в срок отдаю, ты это знаешь.

— Ладно, — помрачнел замасленный, — поверю на слово. Документы и доверенность в машине, под козырьком, бак полный, в багажнике четыре канистры, тебе хватит?

— Думаю, хватит. Спасибо! Напоминать насчет того, что о нашем приезде ни гугу, — не буду.,,

— Немаленькие…

Алик взял пару чемоданов, Тина — сумки. Таран, подхлестнутый неслышимой комаядрй Полины, подхватил остальное, и все четверо влезли в «Ниву». Таран с Полиной оказались на заднем сиденье, кое-как распихав чемоданы, которых для такой машинки было явно больше, чем нужно. Алик сел за руль, Тина рядом, замасленный помахал ручкой, и «Нива» покатила прочь от казармы.

Постепенно Юрка приходил в себя. Полина явно дала ему «автономию», точнее не скажешь. В том смысле что Юрка мог самостоятельно мыслить, соображать, но действовать — только в очень ограниченных и контролируемых пределах.

Как ни странно, поспав немногим более часа, Таран испытал некоторое улучшение самочувствия. Угнетенное состояние явно сошло, апатии и равнодушия ко всему на свете тоже не наблюдалось. Юрка все прекрасно помнил, все самостоятельно оценивал и даже испытывал кое-какое удовлетворение от того, что Полина избавилась от бугаев, чей вид постоянно напоминал Тарану о той срамоте, в которой он участвовал прошлой ночью.

В то время, пока машина петляла по дорожкам заброшенной части, Юрку занимал один малосущественный вопрос: как они отсюда выедут, ведь двое ворот, которые Тарану довелось видеть, были наглухо заперты?

Однако оказалось, что никакого особого секрета нет. В одном месте, на другой стороне забора, где никаких ворот преж» де не было, одна из бетонных плит оказалась поваленной, а дальше через лес тянулась извилистая просека. Вот по ней-то и покатила «Нива». Таран, конечно, догадался, что именно по этой неучтенной дорожке в заброшенную часть пробирались мародеры, распотрошившие казарму и прочие объекты, с которых можно было хоть кубометр досок надрать, а позже приметили угонщики, которые соорудили тут базу, где и номера перебить можно, и машину перекрасить, и документы липовые состряпать.

По просеке ехали минут двадцать, пару раз куда-то сворачивая, и в конце концов выехали на довольно оживленное шоссе. Только после этого Юрка задался тем вопросом, который был действительно насущным и серьезным: куда они, собственно, едут?

Задавать этот вопрос Алику, уверенно крутившему баранку, Таран, естественно, нестал. Тине, которая в полном молчании сидела на «штурманском» месте, — тоже. Они ехали туда, куда приказывала Полина. Но спрашивать Полину Юрка тоже не решался. Хрен его знает, задашь вопрос, а она тебя вообще зажмет и даже думать запретит. Будешь как попка повторять то, что она прикажет…

Искоса поглядев на Полину, Таран опять увидел на ее лице озабоченность и тревогу. Даже не обладая способностью читать мысли, Юрка понял: в чем-то их властительница не уверена. То ли в том, что верную дорогу избрала, то ли в том, что их на ближайшем повороте не перехватят. Именно эта, последняя догадка встревожила Тарана. Хрен ее знает, эту экстрасенсиху, может, и впрямь чего-то чует и прикидывает, как этих, которые на них засаду поставили, заворожить? С другой стороны, Таран помнил, как Полина говорила, что, если в них с двухсот метров из винтовки прицелятся, она ничего сделать не успеет. А что, если по ним не из винтовки вдарят, а из «РПГ», например? После такого попадания бывает, как в известной песне, «четыре трупа возле танка», а «Нива» — это не танк, это кон— сервная банка на колесах, тут и вовсе без вариантов.

Но Полина беспокоилась вовсе не об этом. Она чувствовала непомерную усталость от того, что взвалила на свои плечи. Точнее, на свою кудрявую головушку. Теперь даже Алика и Тину ей трудно было держать под контролем. Она уже чувствовала, что и у них, а не только у Тарана, начинают появляться какие-то свои, не продиктованные ею мысли. А у нее, Полины, все больше усиливалась головная боль, она уже не могла сосредоточиться по-настоящему. В мозгу была настоящая каша из чего-то реального и придуманного, возникали и пропадали какие-то образы, смешивались какие-то неведомо откуда пришедшие картинки, звуки, даже запахи. Иногда появлялось ощущение, будто в голове у нее установлен радиоприемник, в котором чья-то рука постоянно крутит рукоятку настройки, не задерживаясь надолго на одной станции. Что-то вроде эстрадного номера, который она когда-то видела по телевизору, когда артист соединял фразы одной радиопередачи с фразами из другой. Получалось очень смешно, но сейчас, когда все это творилось у нее в голове, Полина приходила в ужас, ощущая, что еще немного — и она сама потеряет рассудок.

Между тем стемнело. Посматривая на дорожные указатели и километровые столбы, время о времени появлявшиеся в свете фар, Юрка сумел определить, что едут они куда-то на север от Москвы и удалились от столицы уже более чем на полтыщи километров.

— Тут поворачивать? — неожиданно спросил Алик, сбавляя скорость.

Таран сейчас был бы меньше удивлен, если б этот вопрос задал чемодан, лежащий у него на коленях. Всю предыдущую часть пути ни Алик, ни водитель «Соболя» вопросов не задавали, а ехали молча. Таран был полностью убежден, будто ими всецело управляет Полина. И если Алик засомневался, это значит, что либо сама Полина дороги не знает, либо она перестала Алика контролировать.

И только тут Юрка заметил, что Полина спит. Она свесила голову себе на плечо и тяжело, прерывисто дышала.

— Здесь, здесь поворачивай! — поспешно сказал Таран, считая, что раз Алик с чего-то взял, что здесь надо поворачивать, то наверняка это ему Полина продиктовала. С другой стороны, Юрка сомневался, что Алик его послушает. Он ведь не Тарану, а Полине подчинялся.

Но Алик послушался. Должно быть, он еще не обрел полной самостоятельности, потому что в голове у него еще оставались остатки той «программы», которую ему внушила Полина. С другой стороны, он явно ощущал неуверенность и Сомнения в правильности своих действий. Тем не менее он все же свернул направо, туда, где вообще-то маячил знак «проезд запрещен».

ЗА «КИРПИЧОМ»

Этот знак в России может прикрывать все, что угодно. И стратегическую ракетную базу, и номенклатурную дачу, и свалку радиоактивных отходов, и даже просто пустое место, на котором уже нет ничего особенного, просто знак снять позабыли.

Наверно, какой-либо цивилизованный европеец или американец (там вообще-то и нецивилизованные встречаются!) десять раз задумался бы, прежде чем поехать под «кирпич». Журналисты и агенты ЦРУ — не в счет. Алик только один раз усомнился, а Таран и вовсе особо не размышлял. Хотя, конечно, знал, что там, за «кирпичом», можно ждать всяких неожиданностей и неприятных встреч.

Поначалу километр без малого, ехали относительно спокойно. Никаких КПП, блокпостов, ворот, заборов и прочего на пути не попадалось. Извилистая асфальтовая дорожка тянулась куда-то в глубь могучего соснового бора.

И вот, когда позади остался этот километр, произошло первое серьезное осложнение. Тина, которая за все время пути ни словечка не вякнула, вдруг спросила:

— Алик, а куда мы едем-то?

— Спроси у них? — Алик мотнул головой в сторону Тарана и Полины.

— Но ты ж за рулем сидишь! — недоуменно произнесла Тина.

— Они командуют…— Алик произнес это с явным сомнением в собственных словах. То, что еще минут десять назад не подлежало для него сомнению, теперь выглядело спорным.

Алик и сам не мог понять, с чего это он взял, будто должен подчиняться Полине или Тарану.

— А кто они такие, блин, чтоб командовать? — неожиданно резко заявила Тина.

Алик посмотрел на нее, потом на Тарана, который втихаря дергал Полину за руку, пытаясь разбудить ее. Он понимал, что если бывшие «рабы» госпожи Полины окончательно очухаются, то ничего хорошего из этого не выйдет. Тем не менее, поскольку Полина никак не просыпалась, Юрка рискнул пойти на отсебятину.