ЭХО ДВОЙНОГО ВЗРЫВА

Когда микроавтобус со Шмыглом и присными исчез за поворотом на дорогу, вышли двое со снайперскими винтовками. У одного был немецкий «маузер», у второго — винтовка Мосина с косым затвором.

— Ни хрена себе блефанули! — заметил один из них, тот, что имел на вооружении немецкую винтовку.

— Да-а, — протянул второй, — а про фугасы ты, Сергуня, классно соврал.

— Главное, что вы не подкачали.

— Нервы у тебя — дай Боже!

— Какие нервы, Сань, — отмахнулся Серый, — я обмочился, когда увидел, сколько их наехало. А нас — пять рыл, все на точках. Ладно, забирайте автоматы, грузите в «Чероки», прямо на пол.

Оружие хватали охапками, быстро укладывали в джип.

— Чего с машинами делать будем?

— Пока в гараж поставим, а там видно будет… Главное — мертвяков куда-то прибрать. Вонять уже начинают.

— Сделаем, — обладатель «маузера» поставил оружие в кабину фургона, сел за руль и сдал тяжелую машину назад, а Серый и Саня подошли к кустам, расположенным метрах в сорока от входа на тропу… и легко выдернули их из земли. Открылся въезд на потайное ответвление просеки, намного более узкое, чем сама просека. К тому же оно отходило от главной просеки наискось, под острым углом, и разглядеть въезд через прикрывавшие его кусты было невозможно, Даже никакой колеи, уводившей в том направлении, не было. Неглубокий кювет, тянувшийся вдоль всей просеки, у места въезда был совершенно не поврежден, ничем не засыпан и выглядел абсолютно так же, как в других местах. Это объяснялось просто. Серый и Саня притащили из леса туго стянутый проволокой пучок сырых прутьев и веток диаметром в полметра, длиной

— около двух с половиной. Этот пучок они уложили в кювет, а поверх него раскатали нечто вроде мата, сделанного из более тонких пучков прутьев, толщиной в обыкновенную метлу, но гораздо более длинных.

Сразу после этого фургон вкатился на мат, вывернул влево и покатил по потайной просеке. В это время Серый и Саня уже бежали к остававшимся на просеке «Чероки» и «газику». Загнав машины в начало секретной трассы, они вылезли, быстро скатали в «трубку» и утащили в глубь леса мат, потом — толстую фашину, а затем воткнули на место фальшивые кусты. Никаких заметных следов этой операции на дороге не осталось, разве что отпечатки прутьев на грязи, да несколько сухих листьев, осыпавшихся с фальшивых кустов.

Когда Серый и Саня, завершив маскировку, вернулись к машинам, фургон уже доехал до конца подпольной магистрали, рядом с лагерем, на небольшом мыске, далеко вдающемся в болото.

Болото в этом месте было больше похоже на озеро. Небольшое зеркало открытой воды, стянутое с краев ряской, плавно переходящей в топкий берег. На самом мыске, возвышавшемся над болотом на пару метров, почва была прочная. Там была расчищена площадка, на которой мог развернуться средних размеров грузовик.

Чуть ближе, справа от секретной дорожки, находился невысокий бугор, поросший густым ольховником. В его склоне и были устроены «гаражи» — просторные капониры, отрытые еще во время войны, приведенные в порядок нынешними обитателями здешних мест. Их было три, и в каждый можно было поставить «ЗИЛ-131». В четвертом капонире располагалось нечто вроде автомастерской.

— Ну что? — спросил Серый, когда «газик» и «Чероки» подкатили к фургону.

— Поглядим, каким был Хрестный в натуре?

Когда открыли дверь фургона, защипало в глазах — сохранились остатки газа.

Пахнуло еще и тухлой кровью, смешанной с запахом тлена.

— «Черемухой», что ли, траванули?

— Наверно…

Первым выдернули Петровича.

— Надо же! Это ж главный Светкин орел, — заметил Серый. — Сегодня утром был тут. Ну и прорешетили его…

— Да еще и ножом пырнули. Живучий был, зараза. Часы как, ходят?

— Тикают. Золото или как?

— После разберемся. Рация! Они их и не шмонали, по-моему, торопились.

Бумажник глянул?

— Триста баксов и пол-лимона нашими. Паспорт приберем?

— Берем, берем. Курышев Дмитрий Петрович. Ксива афганца… Наш братан был, выходит? Или липа?

— Давай считать, что липа. Так проще. Но приберем, корки настоящие.

— Еще калькулятор есть, деньги считать любил, должно быть. Жалко куртку, суки, всю издырявили. Кобуру брать?

— Снимай, пригодится. Маузер, тащи грузило… И кабель немецкий, битумированный, захвати.

Маузер принес моток кабеля и грузило — ржавое тяжелое донце от 122-миллиметрового снаряда. Пока Серый приматывал грузило к ногам трупа. Маузер и Саня вытащили на берег озерца точно такой же мат из пучков прутьев, как тот, которым воспользовались для въезда на секретную просеку, только подлиннее.

Раскатали по трясине до самой воды.

— Осторожнее, — предупредил Серый, — сами не смайнайте!

— Ладно, постараемся!

Вдвоем они раскачали труп и отпустили. Он плюхнулся в двух метрах от берега и скрылся под водой.

— Пошли Хрестного посмотрим.

Серый уже выволок тело из фургона. Сдернули маску.

— Котлета… — разочарованно произнес Маузер, не вздрогнув.

— Да, тут экспертизу надо делать почище, чем для царского семейства, — заметил Саня.

— Четыре дырки в затылке, — осмотрев, сказал Серый. — С запасом поработали… Ладно, Маузер, давай тащи семь грузил, помаленьку, а мы поработаем.

И Хрестный, лишившись всего, что представляло хоть какую-то ценность, отправился следом за Петровичем. Дальше пошло как по конвейеру. Работали споро.

Часы, перстни, кольца, цепочки, бумажники с деньгами и документами — все это горкой росло на разостланной плащ-палатке. У двух в челюстях попались золотые зубы — Серый выломал коронки плоскогубцами.

Оставалось отправить на вечный покой последнего из восьми.

Саня и Маузер притащили его по мату на край болота, раскачали… Плюх! И тут же, через секунду, до их ушей долетело гулкое: бух! бух!

Мужики с удивлением переглянулись.

— В лесу это, — обеспокоенно произнес Серый, — по-моему, там, куда Гера этих… туристов повел. «Лягушка» сработала.

— Неужели Гера напоролся?

— Ну да… Это кто-то из тех, Булкиных.

— Если, е-мое, Гера накроется, эти козлы со своей овцой из леса не выйдут, — угрожающе прошипел Саня.

— Они так и так не выйдут. Но дойти, куда им надо, они должны, — сказал Серый. — Поэтому вот что, мужики: вы тут порядок наводите, а я в лагерь, надо будет народ успокоить.

ТАРЗАНКА

Их осталось семеро.

От роковой полянки тропа пошла вниз, петляя между соснами. Гера шел молча.

Приходилось за ним поспешать. Тропка была скользкая, неровная, и во многих местах из нее выпирали узловатые корни. Поскользнуться и запнуться — раз плюнуть, а удержать равновесие — непросто. Казалось, что топать в стороне от тропы, по хвое было бы проще. Но черта с два, после того, что случилось, кто-нибудь рискнул бы на метр шагнуть в сторону. Смерть учит дисциплине быстрее, чем любой прапорщик.

Внизу, впереди, послышалось журчание воды. Через пару минут добрались до небольшого обрывчика, метра три высотой, под которым поблескивала мутноватая речка, вытекавшая из расстилавшегося справа под горкой непролазного болота. На противоположном берегу просматривался небольшой возвышенный мысок, вокруг которого описывала дугу речушка.

— Вот это как раз то место, — мрачновато заметил Гера, — где я каждый раз с молитвой хожу.

— А что тут? — серьезно спросила Света.

— Мы с вами стоим сейчас лицом к реке, — Гера перешел на «вы», чувствуя, что успокоился. — Справа болото. Эта речка из него вытекает, а ниже по течению затопляет низину, примерно полтора километра шириной, и опять Превращается в болото. Если идти вдоль берега, мы еще дальше уйдем на юго-запад и удалимся от нашей точки на двадцать километров. Там, правда, переходить спокойнее но зато впереди будет еще десяток таких мест, где ни вздохнуть, ни чихнуть. А в этом месте — самый удобный переход. Хотя и очень опасный. Потому что на этом самом месте речка из обрыва снаряды вымывает. Если глянуть с обрыва, можно пару головок увидеть.

— Та-ак… — озадаченно протянула Светка, — значит, в реке они тоже могут быть?

— С рекой особь статья, — поморщился Гера, — она под этот берег все тащит вместе с илом. В том числе и те мины, которые на известном месте в болото ушли.

Короче, вброд через нее я бы лично ни за что не пошел. Есть вариант, который требует сноровки. В детстве на тарзанке качались?

Гера подошел к росшей в метре от обрыва, замысловато изогнутой осине и показал привязанную к ее стволу толстую капроновую веревку. К свободному концу веревки была примотана грубо оструганная чурочка с кольцевым желобком в середине, на котором и держался узел. За тот же желобок был привязан и более тонкий капроновый шнур.

— Задача простая: крепко уцепиться за эту чурочку и отпустить ее тогда, когда окажетесь над сухим местом. Если раньше или позже, то как минимум искупаетесь в холодной воде, как максимум — говорить не хочется. Если не успеете отцепиться и чувствуете, что понесло назад, — держитесь намертво и не отпускайте. Если надо, я вас за этот шнурок сюда вытяну. Главное — спокойствие.

Сделаем так: оставим все вещи здесь, а сами поднимемся на горку, вон к той раздвоенной сосне. Там ложбинка есть. Влево от тропы. Совсем чистая. Если здесь… сами понимаете, чего стрясется, то остальных не достанет. Здесь останется тот, кто пойдет первым, и я для страховки.

Пятеро поднялись до раздвоенной сосны.

Светка и Гера остались у осины.

— Еще раз объясняю: отходите вот сюда, где я стою, разбегаетесь, немного поджимаете ноги и летите. Осина под вашей тяжестью немножко гнется и на том берегу вам придется падать с высоты в метр. Отпускаете тарзанку, приземляетесь и сразу после этого идете подальше вверх, до первого немецкого танка. Он слева, прямо рядом с тропинкой стоит. Но торчать там не стоит, потому что товарищам будете мешать, а кроме того, если рванет, то на мыске живых не будет. А за танком вас не достанет. Ну, во имя Аллаха, милостивого и милосердного!

Светка взялась за тарзанку, отошла назад, пружинисто разбежалась, оттолкнулась и перелетела речку, мягко приземлившись на обе ноги. Гера показал ей поднятый вверх большой палец: во! Подтянул тарзанку за тонкий шнур на свою сторону и резко махнул рукой вперед. Света быстро пробежала мысок и поднялась в молодой березняк, где метрах в пятидесяти от тропы увидела ржавый, угловатых очертаний, немецкий танк с круглой, будто высверленной дырой в лобовой броне.

Башню взрыв внутри танка перекособочил, и пушка уныло глядела вниз.

— Следующий! — позвал Гера.

Вперед шагнул один из охранников, надел автоматы крест-накрест на грудь, просунул черенок вертикально под поясной ремень и перекрестье автоматных ремней на спине… Раз! — и он уже на том берегу.

— Следующий!

— Ой, мамочки! — пискнула Люська, перекрестилась и пошла вниз.

— Ничего страшного, — успокаивал Гера, — отошла, разбежалась…

— Мама-а-а! — заверещала выездная секретарша, оказавшись в воздухе, нелепо дрыгнула ногами, как лягушка на веревочке… И сорвалась. Плюх! Люська бултыхнулась в Речку, малость не долетев до того берега. Но взрыва не произошло, и мокрая курица, благополучно выбравшись из воды, припустилась бежать наверх, где ее уже ожидали у немецкого танка хихикающий охранник и сердитая Светка.

Между тем на тарзанку вышел Ежик. Как ни странно после купания Люськи он почувствовал себя уверенней, Прыг-скок! И тама!

Настала очередь Никиты. Он, наоборот, волновался здорово, потому что думал, будто именно сейчас с ним чего-то приключится. И очень удивился, когда ничего не случилось.

Последний охранник подошел к осине.

— Так, погоди прыгать, — Гера остановил парня, уже взявшегося за тарзанку.

— Сначала я перейду и натяну шнур, а ты мне отсюда по веревке отправишь вещички.

С этими словами Гера ловко перелетел на мысок, успев перехватиться за шнур, который немного потравил с обрыва охранник, и подтянул шнур к себе.

— Автоматы отправь! — крикнул Гера, обеспокоенно поглядывая на внушительные габариты охранника. — Тяжеловат ты малость…

Парень просунул веревку сквозь автоматные ремни и спихнул оружие вниз.

Гера, когда автоматы к нему приехали, ловко отстегнул карабины ремней, снял автоматы с веревки, повесил себе на шею, а потом крикнул:

— Отпускаю! Выбирай веревку, привязывай к дереву, подтягивай тарзанку, а я пошел! Догоняй!

Гера побежал к танку, туда, где уже собрались почти все. А парень взялся за перекладину тарзанки и, разогнавшись, толканулся изо всех сил…

Хр-ряп! — с треском обломилась, не выдержавшая слишком сильного рывка, верхушка осины, к которой был привязан канат.

— Бля-а! — зычно заорал парень, падая в воду с трехметровой высоты. Плюх!

И в ту же секунду — ба-бах! Столб воды и грязи взметнулся выше обломанной осины. Фр-р-р! — какой-то крупный осколок прошуршал над башней танка и снес верхушку березки в метре от упавших. А затем, с интервалом в несколько секунд, бухнуло пять взрывов помельче — там, в самом обрыве.

Долго не могли оторвать тела от травы — все казалось, рванет еще раз.

Потом услышали сдавленный голос Геры:

— Можно, вставайте… Ему поверили, встали.

— Надо сходить, посмотреть… — пробормотал Никита.

— Нечего там смотреть, — мотнул головой Гера. — Я уже все видел.

Пол-обрыва в речку съехало, и осина эта гребаная тоже — с корнями и землей.

Зато теперь никакой тарзанки не надо. Перемычка появилась! Ха-ха-ха!

Смех этот никому не понравился. Тем более что уже третий погиб. Никому не хотелось быть следующим…

— Светик! — взмолилась Люська. — Идем назад! Плюнь на все это! Что у тебя, денег нет, что ли?' Зачем нам все это, а?

— Молчи! — рявкнула Светка. — Молчи, зараза! Убью!

Никита все же, не желая слышать развитие скандала, спустился на мысок.

Да-а… Местность изменилась здорово. Несколько десятков, а может быть, и сотня тонн грунта сползли в речушку вместе с деревьями, кустами, травой и, может быть, даже со снарядами и минами. Метров пятьдесят берега съехало! Все это образовало плотный и довольно высокий завал, перегородивший речку, и видно было, что вода, не находя выхода, поднимается, усиливает напор. Сейчас еще, конечно, перебежать на ту сторону можно… Но едва Никита об этом подумал, как услышал жесткий голос охранника Кости:

— Назад давай! И не смотри в ту сторону, понял?!

Чего тут не понять? Особенно когда во взгляде читается одно: пришью!

Никита на тот свет не спешил.

БУЗА В БУЗИНОВСКОМ ЛЕСУ

Серый пришел в лагерь тогда, когда его «личный состав» принимал пищу. Под навесом у полевой кухни за четырьмя столами сидели тридцать восемь оглоедов.

Кто в потертых ветровках и кожанках, кто в солдатских бушлатах, кто в зековских ватниках. То, что народ усердно метал пищу в глотки, а не бормотал и шептался, производило хорошее впечатление. Это значило, что отдаленный взрыв «лягушки» не произвел особого впечатления. К тому же это значило, что повар сегодня не пересолил, не помыл руки в борще, не изжарил крысу и не пописал в компот.

— Как жрется, мужики? — бодро спросил Серый.

— Приятно, — отозвался принципиально небритый гражданин в бушлате с погонами, на котором имелся один красный просвет без звездочек. Судя по дыркам, когда-то их было аж четыре. Но то ли этот гражданин поленился спороть весь погон, то ли звезды с него когда-то слетели по собственной инициативе, то ли гражданин прослышал, что в царской армии капитанские погоны выглядели именно так — короче, он носил именно такие. Однако его прозвали не Капитаном, а Есаулом, но вовсе не за погоны, а за привычку в поддатом состоянии петь одну и ту же песню Газ-манова:

Есаул, есаул, что ж ты бросил коня?! Пристрелить не поднялась рука?..

— Бабки когда будут. Серый? — поинтересовался лысый мужик. Этого так и звали — Лысый.

— Это не ко мне, друганы, — приятно улыбнулся Серый, — я зам, а есть командир.

— Говорят, что сегодня Хрестный приезжал? — упорствовал тот. — И фургон с деньгами привозил?

— Фургон, может, и приезжал. А вот насчет денег не знаю. Я пришел мирно покушать, а вы ко мне — как к Чубайсу: «Где деньги, где деньги?» Сеня, плесни борща ветерану Красной Армии!

— А где командир?

— В лесу. — спокойно объяснил Серый, — экскурсию проводит.

— Хрестного в лес повел? — спросил Есаул. — Хрен поверю!

— Я что, сказал, что Хрестного туда повел? Нет. Там две молодые красивые женщины были. Правда, в камуфляже. Зато попочки обтянуты — во!

— Красиво свистишь, Сергуня. Народ тебя за это и любит.

— Повар — я свищу? Сеня, если б мне твой борщ не было жалко, я б его сейчас на Лысого вылил!

— Были, были две бабы! — кивнул повар. — Пять бутылок водки взяли — и в лес пошли. Без балды.

— Во! — поднял вверх палец Серый. — Авторитетное заявление! И попрошу больше вопросов не задавать. Моя жрать хочет!

«Самое главное, — думал Серый, — чтоб они сейчас отдохнули и тихо разошлись по точкам». На точках они не интересуются тем, когда будут бабки, а сколько их будет. У каждой пары ведется строгий учет — каждый с пеной у рта будет доказывать свое право на лишний бакс, когда придет пора расчета. Это не студенческий строительный отряд времен развитого социализма. Здесь ребята конкретные и строгие. К тому же прекрасно понимают, что их нанимают люди, которые наворачивают на этом бабки. Но, к сожалению, они путают акценты. И Гера, и Серый — такие же наемники. А кто тут нынче босс — хрен поймешь. С утра вроде бы таковым являлся Хрестный. Если Булка с Хрестным схлестнулись, то сейчас ее верх, и она при масти. Стало быть, и расчет будет уже от нее. И она заплатит, если захочет выйти отсюда живой. Но если, допустим, Булка гробанулась, то с кого получать бабки? Попробуй объясни этим козлам, что Серый сам свои десять тысяч за этот сезон еще не видел?

Короче, надо отправить их сейчас, а самому с Маузером и другом Саней пробежаться по следам командира. Если Гера действительно влетел, а заодно и все «булочники», то дожидаться здесь нечего. Никаких бабок не увидишь. Дождешься бузы. Скорее всего завтра, когда все будут интересоваться «за командира».

Потому что давно ходит слух, будто Хрестный Геру и Серого взял в долю, а остальных кинут. Надо брать все, что есть в штабной кассе, — миллиона четыре еще осталось, садиться в «Чероки» и фургон и гнать в соседнюю область. Там у Маузера есть корефаны, которые купят машины и стволы. Даже если возьмут все за полцены, тысяч по пятнадцать на брата сделать можно. Кроме того, надо поделить на троих то, что сняли с сегодняшних жмуров: еще по паре тысяч наскребешь… Но главное — узнать, что с Герой и его подопечными.

Так! Покурили, начали уходить. Не спеша. Это самые бессловесные, те, которые — по мелочевке, конечно! — работают на себя. Набрали по десятку золотых коронок и мечтают найти еще пару. Или припороть товарища, которому больше повезло, и прибрать его добычу.

Не ушли восемь человек. Есаул, Лысый, конечно, были среди них. Сигареты небось длинные попались, никак не выкурят, а бросать жалко.

— Ну что, бойцы? — Серый развалочной походкой подошел к курильщикам. — Наверно, лень на работу идти, а?

— Так точно, товарищ комиссар! — почесал пузо Есаул. — Пора дембель отмечать, а мы все на аккорде!

— Неужели двойной тариф не греет?

— Он в кармане греет или в стакане, а не на языке, — заметил Лысый. — Ты-то свои небось уже распихал по сумкам? А?

— Во, — сказал Серый, доставая из кармана «песчанки» бумажник. — Короче, показываю! Две бумажки на общую сумму 15 тысяч. На одну бутылку не везде хватит.

— Ты эти фокусы, Сергуня, — произнес Есаул, — оставь для девочек. Если даже ты скажешь, что тебя самого кинули и Гера со всеми деньгами уже в Турции, мы тебе не поверим.

— Правильно сделаете! — быстро согласился Серый. — Если б все деньги уже были получены, то на фига бы я вас стал с обеда ждать, а?

— Ладно, допустим! — Лысый смачно сплюнул в обгорелую автопокрышку. — Оставим пока эту проблему. Поясни, что там за прогулки с бабами? И что Гера в лесу ищет? Может, ему помочь надо? Так мы согласны…

— Лысый, ты шевелюру, говорят, в Чернобыле оставил? — зло прищурился Серый. — Какая от тебя может быть помощь в вопросе о бабах?!

Над Лысым заржали, и он сконфуженно осекся. Серый хорошо знал: наглость — второе счастье. И психолог был неплохой. Людей надо дробить, разделять, а потом и властвовать над ними. Умыл Лысого — надо поднять Есаула.

— Вот Есаул — это да! — сказал Серый уважительно. — Того, конечно, надо бы отправить. Он бы Гере помог капитально. Но там водки мало. Пять пузырей на девять человек взяли…

— Нам и один бы не помешал… — почесал щетину Есаул, очень любивший, когда о его сексуальных талантах говорили в превосходной степени.

— А, пропадай моя телега — все четыре колеса! — заговорщицким полушепотом воскликнул Серый. — В НЗ еще четыре склянки осталось… Раздать их вам, что ли?

— Врешь, комиссар?! — алчно раздув малиновые ноздри бульбообразного носа, пробухтел Есаул.

— Обижаешь, ваше благомордие! Пошли в каптерку! Лысый, а ты чего сидишь?

Серый открыл каптерку, разметал кучу мешков и старых бушлатов, под которыми стоял пластмассовый ящик, где в четырех ячейках действительно стояли бутылки.

— Разбирай! Одна на пару!

В это самое время охранник начал готовиться к роковому прыжку…

Счастливые обладатели «пузырей» вышли из каптерки и тут откуда-то с юго-запада гулко донеслось: бу-бух!!! А потом коротко, звончее: бух! бух! бух-бух-бух! Лысый заорал:

— Это там! Куда Гера ушел!

Есаул, сунув бутылку за пазуху, спросил трезво и строго:

— Что за грохот такой?

— А ты не знаешь?! — окрысился Серый. — Война началась! Немцы с китайцами напали!

— Это на тарзанке, — прикинул невзрачный мужичонка в танковом комбезе и шлеме. — После того, как кто-то не долетел.

— Колись, е-мое, что там за дела?! — заревел Есаул. — Куда этот козел поперся? Чего ищет?!

Серый понял: если все восемь налетят — не отмахаться. Надо свалить одного с первого удара и бить с максимальной жестокостью. Тогда остальные не рыпнутся.

И тут охранник, стоявший у мостика через дренажную канаву, закричал:

— Вода обратно пошла! Мужики! Ручей обратно потек!

— Чего ты мелешь, салабон? — завопил Есаул. — Перепил, что ли?

— Иди сам посмотри!

Серый, радуясь, что от него отстали, побежал со всеми к мостику.

Все сгрудились у калитки и проволочного ограждения. Действительно, течение ручья изменилось: сухие листья плыли в другую сторону.

— Отчего так бывает? — глубокомысленно пробормотал Есаул. — Вода же вверх не течет?

— Поднимается она, — определил ушлый Механик, который всех мозгов еще не пропил.

— Понял я! — взвыл Лысый. — Эти суки, — он ткнул пальцем в Серого, — нас утопить хотели, а сами смыться! Они ж там, на тарзанке, заряд рванули и оползень вызвали! Там берег подмыт, да еще и со снарядами. Метров пять перемычку положили, точно! Здесь воды на два метра будет, а ниже, где мы вкалываем, — четыре с гаком! И хрен убежишь — через трясину…

Серый рванулся к Лысому:

— Ты что мелешь? Я что, сам тонуть с вами остался?!

— Да это ж ты нас из лагеря отправить торопился! — хватая Серого за грудки, рычал Есаул. — Если б мы раньше ушли, небось барахтались бы где-то!

С-сука!

— Не лапай, паскуда! — огрызнулся Серый, сбивая захват ударом сцепленных рук сверху.

Есаул размахнулся и, если б попал, уложил бы Серого в глубокий нокаут. Но тот нырком увернулся и сбоку, замком из двух кистей, хлестнул промазавшего и потерявшего равновесие Есаула по пояснице. Тот улетел мордой в проволоку, сыгравшую роль канатов на ринге, но плохо. Во-первых, колючка разорвала Есаулу щеку, а во-вторых, тушу Есаула не смог выдержать ближайший к нему кол. Бултых!

Кол повалился, и Есаул очутился мордой в канаве, а ногами-в проволоке.

— Убью! — стараясь отскочить подальше от проволоки, заорал Серый, пользуясь замешательством оппонентов. Как он проклял себя за то, что не взял сюда в лагерь хоть одного предмета из той славной кучи оружия, которая была у него в руках несколько часов назад. Хотя бы «стечкин»! Даже если б тот был пустой — разговор пошел бы уже не так. Сейчас его единственным оружием была фига в кармане.

— Зашибешься убивать! — Лысый ловким тычком сшиб караульщика и вырвал у него из рук «помпу». «Ну вот и хана!» — подумал Серый, почти физически ощущая, как волчья картечь, выпаленная из этой дуры 12-го калибра снопом вылетев из ствола, рвет и дырявит его тело в двадцати местах.

— Говори, падла, где деньги, которые вам Хрестный привозил? — приближаясь к отступающему Серому, прошипел Лысый.

И тут Серого осенило.

— Денег надо? — заорал он истошно. — На, жри, Лысятина!

И, вырвав из кармана горсть монет, которую показывал в курилке, изо всех сил швырнул ими Лысому в морду! Тот инстинктивно зажмурился, пошатнулся, а Серый, молниеносно налетев на противника, ударом ноги вышиб ружье и, не давая опомниться, обработал серией крепеньких крюков по роже: справа-слева! справа-слева! Последний, пятый удар Серый махнул снизу в челюсть, и Лысый, раскинув руки, полетел в аут. Хоп! — и «помпа» оказалась в руках у Серого.

— Ну что, алкоголики, хулиганы и тунеядцы?! — злорадно прорычал он, немного кривляясь. — Кто хочет поработать?! Ликеро-водочный завод нарядов не прислал! Даю пять секунд, чтоб выбежать за мост и разойтись по точкам!

Последнего — убиваю!

Тут, очень кстати для благоприятного исхода событий, на другой стороне канавы появились Саня и Маузер с винтарями на изготовку. Как они из них стреляют, все знали, поэтому задерживаться никто не стал. Остался только Лысый, который пришел в себя и обводил окрестности отсутствующим взглядом.

— Ну что, братан, — нехорошо улыбаясь, произнес Серый, — я ж ведь говорил:

«Последнего — убиваю!» Вставай! Даю три секунды! Раз! Два…

Лысый увидел ствол, сразу понял все и осознал. Уже на счете «два» он встал, трясясь мелкой дрожью.

— Бегом марш! Пните его там, чтоб летел! Ты уволен, Лысый! Вали отсюда!

Лысый, получив пару пинков от Маузера и Сани, что есть духу понесся по тропинке в сторону просеки. Он еще не верил, что остался жив.

— Что там опять грохнуло? — озабоченно спросил Саня.

— Похоже, правы эти козлы: на тарзанке что-то стряслось.

— Рвануло меньше часа назад, а уже на метр прибыло. Через час с краями сравняется, а главную просеку вообще затопит… Метров на пятьсот.

— Может, прорвет ее, плотину эту? — предположил Саня.

— Вопрос в том, когда. Если через час — слава Аллаху. А если через сутки, то нам это без разницы будет. Денег не дождемся, а утонуть успеем.

— Линяем, стало быть? — деловито спросил Маузер.

— Да, и надо быстрее. Дуйте в гаражи, забирайте «Чероки» с фургоном и ждите меня на просеке… До упора, пока вода к колесам не подойдет.

Тут подбежал повар Сеня: