А тут еще эта назойливая мечта о порке, которая приходила ей в голову в самые неподходящие моменты. Например, тогда, когда один умный мальчик вдруг предложил проводить ее до дому после школы. Возможно, он даже был в нее влюблен. Однако когда Полина шла с ним по улице, у нее в голове появилась эта дурацкая мысль, и она поскорее убежала в подъезд, позабыв, что могла бы пригласить его диски послушать... Правда, на следующий день мальчик снова к ней подошел, но к ним привязалась очень настырная и нахальная одноклассница, которой к тому же идти было гораздо дальше, чем Полине. Полина пошла домой, а мальчик с "настырной-нахальной" потопал дальше. На третий день он пошел именно с нахалкой, а на Полину и не посмотрел. Было и еще несколько похожих случаев.
      И вот однажды, уже незадолго до окончания школы, Полина была одна дома. С чего ей в руки попалось отдельное издание пьесы Гоголя "Ревизор" - она сейчас уже не помнила. Может быть, собиралась просто так перечитать, а может, намеревалась "шпору" для грядущих выпускных, а заодно и вступительных экзаменов написать. Но долисталась она только до знаменитой фразы городничего насчет унтер-офицерской вдовы, точнее, до трех завершающих слов: "...Сама себя высекла!" Сколько раз Полина эту фразу в прошлом перечитывала, сколько раз слышала с экрана - не счесть. Но ни разу ей не приходило в голову то, что пришло в этот день.
      Полина проверила, хорошо ли заперта входная дверь, затем закрыла на задвижку дверь в свою комнату - хотя в квартире никого не было! - зашторила окно. Ее охватило жаркое возбуждение и какое-то отчаянное чувство свободы. Полина стащила с себя джинсы, стянутые кожаным пояском, а затем разделась догола. После этого она поставила стул перед своим туалетным столиком с большим зеркалом - мама с папой к 16-летию подарили. Затем выдернула из джинсов кожаный поясок и улеглась животом поперек стула, попой к зеркалу. Обернулась через плечо, поглядела в зеркало, где отражались ее очень симпатичные бело-розовые половинки, сложила ремешок вдвое, а затем с яростью хлестнула себя поперек ягодиц. Очень больно и жестоко - впору визжать было. Но Полина лишь прошипела: "Вот тебе, жирная!" - и снова хлестнула себя. Потом еще и еще - раз пятнадцать, наверное, а может, и все двадцать! - со злыми приговорками: "Получи, неудачница! Вот тебе, уродина! На! На! Дрянь вонючая!" Но с каждым ударом, который она себе наносила, Полина чуяла, что в ее теле быстро нарастает сладкое возбуждение, которое начисто заглушало боль. И она стала хлестать себя все чаще и чаще, хрипя и выстанывая совсем уж площадную ругань, которую в ином состоянии даже наедине с собой не могла бы произнести. Наконец ее по-настоящему схватило, и Полина просто взвыла от наслаждения, которого раньше никогда не испытывала... Потом она сползла со стула, упала животом на кровать и заплакала - от счастья.
      Правда, постоянной утехой это для Полины не стало. Через какое-то время, отойдя от восторга, она полюбовалась на свою несчастную исполосованную попу и решила никогда-никогда так больше не делать. Но зато теперь она знала, чего именно надо добиваться, когда играешь сама с собой. Пожалуй, именно это и стало главной причиной того, что, учась в университете, Полина уже гораздо меньше переживала по поводу своих неудач на ниве отношений с юношами. Да, ей и там доводилось комплексовать, и там были ловкие разлучницы, уводившие у нее потенциальных возлюбленных, но Полина, понервничав немного, убеждала себя в том, что такие, которые бегают за каждой юбкой, ей не нужны, да и вообще сейчас не то время, чтобы заводить шашни, - учиться надо. В конце концов, можно и без мужика обойтись...
      Если бы то самое зеркало, перед которым Полина сама себя высекла, имело свойство воспроизводить то, что в нем отражалось на протяжении пяти лет ее учебы в универе, у бедных родителей небось глаза на лоб полезли бы. По крайности они бы взяли Полину под белы ручки и отвели к психиатру. Чем она только не забавлялась, запираясь в комнате! Причем не только тогда, когда никого дома не было, но и тогда, когда мимо этой двери то и дело проходили родители и братец.
      Потом Кося "сосватал" сестрицу с Зубом и прочими, комплексы как ветром сдуло, а зеркало все свои тайны сохранило. Однако именно тогда, хотя Полине, особенно в подвыпившем состоянии, нравился бесшабашный угар бандитской компании - там групповуха была в порядке вещей! - у нее опять появилось затаенное желание. Но уже не быть выпоротой, а, напротив, самой отхлестать мужика или бабу. Тем более что Зуб и прочие форафоны-паваротти - царствие им всем небесное! - обходились с ней в общем и целом как с дармовой подстилкой, особо не церемонясь. И бабы в той компашке - лярвы из лярв! - тоже не раз ее оскорбляли и даже плюхи отпускали. Вот на них всех Полина и копила злобу. Отстегать Лизку у нее не получилось, но зато весной, когда у Полины проявилась таинственная сила, позволяющая управлять людьми, она отвела душу на тех безымянных жлобах, которые и сейчас, возможно, гниют где-то на территории заброшенной войсковой части.
      А вот теперь, когда Тараны угодили под ее полный контроль, можно было реализовать любое свое желание.
      ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ
      В общем, Полина решила уже сегодня, то есть этой ночью, осуществить целиком и полностью три свои самые тайные и сладкие мечты. Во-первых, выпороть бабу - мужиков она уже порола и повторяться не хотела. Во-вторых, посмотреть со стороны, как баба порет мужика - это казалось ей более интересным, чем пороть самой. Ну а в-третьих, она хотела, чтобы ее выпорол мужик. Соответственно, Полина распределила и роли в своем "спектакле". То есть вначале она должна быть палачом, а Надька - жертвой, потом Надька - палачом, а жертвой - Юрка, наконец, Юрка станет палачом, а жертвой станет сама Полина. Все поровну, все справедливо.
      - Просыпайтесь, детишки! - сказала она вслух. Юрка и Надька мгновенно открыли глаза и сели.
      - По-моему, - объявила Полина, немного кривляясь, - мы позабыли сделать одно очень важное дело!
      - Какое? - в один голос спросили Надька и Юрка, хотя Полина такой синхронности не планировала.
      - Мы забыли наказать двух очень плохих девочек и одного очень плохого мальчика. Разве не так?
      - Да! - воскликнула Надька. - Я очень-очень плохая и очень глупая девочка. И за это меня надо наказать. Мамочка, я больше никогда не буду-у! Прости меня, пожалуйста!
      "Мамочка", то есть Полина, бесшумно продиктовавшая Надьке эту покаянную речугу, произнесенную писклявым голосом Пятачка из советского мультика, сделала строгое лицо и грозно произнесла, понизив голос до контральто:
      - Да, я прощу тебя, дочь моя, но прежде ты должна быть наказана. Ибо сказано в Писании: "Кто обходится без розги, тот губит ребенка!"
      Полина, конечно, уже подзабыла, что на самом деле было сказано в Писании, ибо последний раз заглядывала туда, еще обучаясь на философском факультете, а процитировала свою тезку тетю Полли из "Приключений Тома Сойера".
      - Мамочка! Я больше не буду-у! - старательно ныла Надька. - Я боюсь, это же больно-о!
      - Юрик, подай-ка мне ремень! - железным голосом потребовала Полина.
      Таран поспешно выдернул ремень из своих шикарных белых брюк и подал его повелительнице.
      - А теперь сдвинь вместе четыре пуфика, чтоб эта маленькая дрянь могла улечься. Быстро! - И Полина, любуясь собой, свирепо хлестнула ремнем по воздуху.
      Юрка торопливо сооружал из мягких, обитых шелком пуфиков подобие скамьи для экзекуций, а Надька вполне натурально хныкала и даже слезы по щечкам размазывала.
      - Ну, - грозно помахивая ремнем, повелела Полина, - ложись, мерзкая девчонка! Голову между колен! Юрик, сядь ей на ноги!
      Надька улеглась животом на пуфики, просунула голову между ног Полины, а руками крепко обняла ее за колени. Таран уселся Надьке на лодыжки, придавив их к пуфику.
      - Кайся, грешница! - возгласила Полина голосом какой-то средневековой аббатисы. - И прими наказание во искупление грехов своих!
      Ш-ших! Шлеп! - ремень звонко, но не очень больно хлестнул Надьку по попе, и та, подчиняясь воле Полины, взвизгнула:
      - Ой-й! Матушка, помилосердствуйте! 0-ой! Не буду больше грешить!
      Но при этом Надька нежно гладила свою мучительницу по ляжкам и ласково терлась о них щечками. А Таран, который, будь он в нормальном состоянии, наверняка уже придушил бы проклятую садистку за измывательство над своей законной женой, любовался этой поркой с наслаждением. Тем более что струмент у него лежал на упругих и теплых Надькиных икрах. Впрочем, "лежал" он совсем недолго.
      А Полина, сладострастно сопя, неторопливо стегала ремнем покорную и даже счастливую рабыню. Все тело ее было переполнено восторгом и возбуждением - ведь сбывалась ее мечта. И Юркин поднявшийся прибор она видела. Правда, чем больше Полина смотрела в том направлении, тем меньше ее увлекало сечение Надьки.
      Вяло хлестнув "грешницу" еще пару раз, Полина бросила ремень и сказала:
      - Ты прощена, запомни милость мою. А теперь перевернись на спину!
      Надька быстро прекратила пищать, Таран привстал и дал ей возможность перевернуться. После этого Полина подошла к составленной из пуфиков "скамье" сбоку и улеглась спиной поперек Надьки, упершись руками в ковер, - почти что на мостик встала! Таран встал у нее между колен, Полина тут же обхватила его ногами и восторженно охнула, когда Юрка одним тычком впихнул в нее могучий прибор. В то же время Таран уложил одну ладонь Надьке на грудки, а вторую просунул между ног.
      - Ой, Юрик, это так здорово! - завопила Надюха, которая, по идее, должна была взвыть от того, что ей на живот навалили такую тяжесть. Впрочем, Таран третьим этажом укладываться не стал, а принялся толкать Полину, что называется, в полуприседе. При этом он одновременно тер Надьке руками и сиськи, и письку. При этом еще и Полинина попа ритмично каталась по Надькиному животику... Юрка рычал, девки охали и повизгивали - кайф!
      Перевозбужденной Полине много времени не потребовалось - через пару минут кончила. Таран просто спихнул ее с Надьки на пол, а сам поднял Надькины ноги вверх, уложил их себе на плечи и, оседлав один из пуфиков, крепко задвинул прибор на законное место. И как пошел долбить, ухватив Надьку за плечи и прижав ей коленки к животу! Та аж выла, но явно от удовольствия. И у нее машинка завелась с пол-оборота...
      - Юрик! Юрик! А-а-а-ах!
      Услышав, как Надька испускает вопль восторга, Полина, только что лежавшая на ковре без движения, мигом встрепенулась, подскочила к пуфикам и сдернула Юрку на ковер. Тот, хохоча, упал на спину, а Полина напрыгнула на него, оседлала, заправив прибор куда следует, уперлась руками в его плечи и взялась качаться, как насос перед зданием штаб-квартиры "Лукойла".
      Надька полежала-полежала на пуфиках, свесив ноги на обе стороны, и проявила интерес к тому, как Полина управляется с ее муженьком. Навалилась Полине на спину, пригнула ее к Юрке, а сама оседлала свою "подругу-соперницу" и со всем усердием принялась тереться мочалочкой о ее позвоночник. Примерно так, как терлась о Юркину спину, когда тот трахал Полину на кресле.
      Будь Юрка в нормальном состоянии, он бы по меньшей мере завопил: "Вы что, охренели, красавицы?! Раздавите на фиг!" Но он только блаженно улыбался, ощущая на себе эту двойную тяжесть.
      Раздавить его, конечно, не раздавили. И стиснутая между Таранами Полина тоже не задохлась. Напротив, она, ощущая на спине возбуждающе-липкое трение Надюшкиных волосиков, только похрюкивала от удовольствия.
      Так продолжалось еще три минуты, а затем Юрка с Полиной почти одновременно застонали, крепко обхватив друг друг руками и ногами. А вот Надька еще некоторое время продолжала исступленно ерзать на Полининой спине. И хотя Полина в общем и целом продолжала оставаться в своем уме, то есть прекрасно понимала, что задерживаться на мужике, не имеющем "средств защиты", как говорится, "чревато", она почему-то не стала выбираться из кучи-малы, а еще теснее прилипла к Юрке.
      "А вот возьму - и рожу! - с необыкновенной легкостью в мыслях (опять вроде бы "Ревизор" цитируется!) подумала "унтер-офицерская вдова". - В конце концов, имею право!"
      Надька, удовлетворившись катанием на Полининой спине, свалилась набок, потеснила Полину с их общего возлюбленного, и некоторое время все трое смирно лежали, обнявшись, и отдыхали от минувшего буйства. Мокрые и липкие от пота - с ног до головы.
      - Пойдемте ополоснемся, что ли! - скорее предложила, чем приказала Полина, но "рабы" потянулись за ней беспрекословно.
      Освежившись в ванной, находившейся совсем рядом, вернулись в спальню и повалились на кровать. Полина опять отключила Юрку и Надьку. Но на сей раз уже не для того, чтобы поразмышлять о сексе и всяких там садомазохистских развлечениях.
      Продолжать все по намеченной было "программе" ей уже не хотелось. Она, попросту говоря, "переела сладкого". Конечно, если бы кто-то сейчас взял ее под контроль так, как она контролировала Юрку и Надьку, то у нее было бы вдоволь сил и прекрасное настроение. Но ее никто не мог взять под контроль, кроме нее самой, а у самой Полины была только душевная усталость и почти никаких желаний, кроме одного - нормально выспаться. Ведь она, считая с того момента, как они проснулись у Надьки на квартире, не спала уже больше суток. Чуть-чуть вздремнула в самолете, но это было совсем недолго.
      Наверное, обычный человек уже давным-давно бы вырубился и спал без задних ног. Полина при всем своем умении восполнять физическую и психическую энергию тоже нуждалась в отдыхе. Но заснуть не могла, потому что ощущала нечто тревожное, опасное, идущее откуда-то издалека, но постепенно и неотвратимо приближающееся.
      Очевидно, она могла бы сейчас сосредоточиться, сконцентрироваться, запеленговать, условно говоря, этот источник опасности, а затем достаточно точно и подробно выяснить, что он собой представляет.
      Но делать это Полина боялась. Во-первых, она знала, что на такое сосредоточение требуется очень много сил. Сейчас у нее их не было, и восполнить их раньше чем через несколько часов она не сумеет. А если перенапряжется, то может вновь потерять внешнее сознание и оказаться погруженной в свой внутренний мир, как это уже случилось с ней прошлой весной. Кто знает, как на этот раз с ней поступят те, от кого она сбежала несколько дней назад? Может, они воспользуются ее беспомощным состоянием для того, чтобы попросту убить?
      Конечно, тем, из ЦТМО - Полина знала и эту аббревиатуру, и ее расшифровку, - понадобится еще немало времени, чтобы до нее добраться. Все-таки она сменила три самолета, забралась на остров, о котором мало кто знает, нигде не оставляла практически никаких следов. Но все-таки кто-то где-то их видел, потому что Полина не хотела излишних энергозатрат. И все-таки рано или поздно люди из ЦТМО доберутся сюда.
      Да, с Полиной так просто им не справиться. Она может даже сопротивляться воздействию их секретных приборов - генераторов вихревых электромагнитных полей, которые умеют считывать и стирать информацию с человеческого мозга, управлять поведением людей с большого расстояния и еще много чего. Полина может обмануть ГВЭП и даже его испортить, подбросив в него ложную информацию. А уж с людьми она может поступать так, как ей заблагорассудится. Сводить с ума, обманывать, пугать, заставлять убивать друг друга или самих себя - раз плюнуть. Наконец, ей ничего не стоит с большого расстояния остановить сердце или намертво отключить мозг. Без единого выстрела, даже пальцем не пошевелив. Кроме того, Полине легче легкого выведать все, что они против нее задумают. И все же...
      Она тоже человек. Пусть со всякими наворотами, которые неизвестно откуда взялись, но в общем и целом обычная особь женского пола. С руками, ногами, головой и прочими атрибутами. Ей надо есть, пить, спать, ходить в туалет, дышать и так далее. Она может устать, заболеть, поломать ногу, наконец, умереть. Полине под силу обнаружить и уничтожить снайпера, если он засел даже в двух километрах от нее, но она не сможет остановить пулю, если эта пуля уже выпущена. Она может заставить человека, принесшего с собой "черемуху" или "сирень", отправить эту гранату в своих соратников, но ничего не сможет сделать, если граната уже взорвалась и газ идет в ее сторону, - будет лить слезы и кашлять, как все обычные люди. Ей ничего не стоит заставить летчика направить свой самолет в землю или в море, но самонаводящуюся ракету она с курса не собьет.
      Господи! Да что она сделала им всем, козлам этим?! Ведь она никаких претензий на мировое господство не предъявляла. Ни президентов, ни премьеров, ни даже каких-нибудь депутатов под свою дудку плясать не заставляла - на фиг ей это надо! Нефть, газ, электроэнергию, уголь, руду и все прочее ни у кого не отбирала. Ей лично ни оружие, ни наркотики, ни проститутки не нужны - да подавитесь вы ими! Живите вы, как хотите, господа большие люди! Воруйте, зарабатывайте, воюйте, делитесь, разбирайтесь, рвите друг другу глотки - а она-то при чем? Ей просто чуть-чуть погулять захотелось, хоть чуточку пожить так, как вы живете: полетать по миру, поездить в красивых и удобных машинах, поплавать в теплом море, поносить приличную одежду, поспать в шикарной постельке, покушать, наконец, то, что вы, господа хорошие, едите! Ну, украла она у вас маленько всего этого - так у вас же не убудет! Вы в другом месте своруете в десять раз больше и все равно останетесь в прибытке. И еще ей любви захотелось, которой у нее никогда не было. Пусть не совсем настоящей, но все-таки немножко похожей на настоящую. Ну не виновата она, что Юрка и Надька в этом вашем МАМОНТе состоят, то есть в банде, которая воинскую часть изображает. Ей наплевать, кто они, важно, что ей с ними обоими хорошо. Не нужны ей никакие ваши секреты, она уже вот так натерпелась от всех этих тайн! Оставьте вы ее в покое, не мешайте, не лезьте в душу со своими ГВЭПами!
      Нет, не отстанут они! Мощности у Полины не хватит, чтобы всех их отвадить. Правда, навряд ли они захотят ее убить. Она им нужна живая! Такая, чтобы могла и президентов, и премьеров, если надо, под контроль взять. Чтобы помогала нефть и всякие иные богатства у других отбирать, а себе присваивать. Чтобы могла незаметно людей убивать, которые поперек дороги кому-то стоят. Ну и еще много для чего она им может пригодиться. Но самое главное - они хотят ее изучить, выяснить, отчего и почему у нее эти способности проявились и можно ли чему-то подобному других научить? Ведь сумела же она каким-то образом научить Надьку с Тараном понимать английскую речь? Сумела. А возможно, и все остальное удастся развить в совсем обычных людях. Может, у всех людей имеются подобные "спящие центры" в мозгу, которые просто-напросто надо уметь пробуждать. Ведь в принципе у всех людей, не считая тех, кто со всякими врожденными патологиями, мозг устроен одинаково. Ведь Полина тоже больше двадцати лет прожила и не знала ничего о своих суперспособностях. А потом они вдруг проявились!
      Полина заворочалась, присела на кровати. Такое направление собственных мыслей показалось ей опасным. Опять она вспомнила о том, что обладает силой не только сознательного, но и подсознательного внушения. А вдруг сейчас, пока она думает об этом, ее подсознание уже шлет какие-то неведомые ей самой импульсы, некие команды, которые могут пробудить у Юрки и Надьки эти самые "спящие центры", и завтра, проснувшись поутру, они все вспомнят?
      Нет, бог с ними, со всеми этими рассуждениями! Надо заснуть, заснуть поскорее, и проснуться завтра свежей, веселой, сильной. Только вот как заснешь, когда в голову все лезет и лезет, со всех сторон?
      И тут Полина вспомнила, что внизу в холле есть бар, а в баре - водка. Вот оно, то, что нужно. Если ее сейчас и стакан водки заснуть не заставит - значит, надо идти к морю и топиться. Пусть лучше акулы или крабы съедят, чем продолжать мучиться.
      Полина набросила на голое тело халат, приобретенный во время вчерашнего "шопинга", и, выскользнув из спальни, спустилась в холл.
      В баре действительно стояла водка, и даже нескольких сортов. Причем холодненькая такая, тут, видать, прислушивались к известному требованию, написанному на этикетках: "Cool before drinking", что далеко не все земляки этого продукта соблюдают.
      Полина проигнорировала мелкие стопочки с пометкой "Vodka" и, отвинтив пробку с бутылки "Столичной" калибром один литр, налила зелье в стакан для сока - за неимением в здешнем хозяйстве больших граненых. Нормальную интеллигентную девушку от одного вида этой дозы, наверное, пришлось бы в реанимацию отправлять. Но Полине, когда они с Костей гуляли в компании Зуба, меньше 150 грамм никогда не наливали. И 200 грамм принимала единым духом, и даже четвертинку.
      Полина "вздрогнула", осушила стакан, занюхала его рукавом халата. А затем, чувствуя, как хмель быстро разливается по телу, стала подниматься наверх. Уже заметно пошатываясь, она дошла до кровати, с трудом вползла на нее и тут же заснула...
      Часть III КАКИЕ ЛЮДИ В ГОЛЛИВУДЕ?
      ЧАРТЕРНЫЙ РЕЙС
      "Ил-62" мирно позванивал турбинами где-то над Атлантикой.
      - Нет, до сих пор не верится! - помотал головой Эмиль Владиславович. - Мы летим на Антильские острова! Экзотика! Рай земной!
      - А на Курильских ты бывал? - желчно проворчал Крикуха. - Тоже, между прочим, могло быть райское место...
      - Если б мы их продали японцам! - хмыкнул Вредлин-ский.
      - Милька, - нахмурился Крикуха, - я понимаю, что ты сейчас как выпивший, но не трожь святое! Поссоримся, ей-богу!
      - Из-за чего, позвольте спросить? У тебя что, родня там, на Курилах? Или ты там можешь недвижимость потерять? - осклабился Вредлинский.
      - Из-за того, что это русская земля! - сурово оскалив вставные зубы, которые приобрел уже после начала съемок фильма "Во имя Отца и Сына", произнес режиссер. - Мы ее отвоевали у японцев, и немалой кровью, кстати. Там похоронены наши последние убитые во Второй мировой. И по большей части пацаны 1927 года рождения, а то и 1928-го. Представляешь? Немцев уже несколько месяцев как разгрохали, а отсюда мамаши похоронки получают. В конце августа и начале сентября сорок пятого!
      - Ну, это были еще не последние, - заметил Вредлинский. - Знаешь, сколько комсомольцев-осоавиахимовцев на разминированиях погибло? И в сорок шестом, и в сорок седьмом... На тех минах, которые еще в сорок первом ставили! И на немецких, и на своих подрывались. Набрали мальчишек и девчонок, дали миноискатели - и вперед, Родина вас не забудет. И гибли, и калечились... Среди них, между прочим, и 30-х годов рождения ребята были, наши сверстники. А сколько народу бандеровцы, бульбаши и прочие "лесные братья" в 50-х поубивали? Да и их самих, между прочим, тоже можно было бы в потери записать какие-никакие, а граждане СССР. В Корее и Китае несколько сот летчиков и зенитчиков потеряли. А потом Венгрия приспела - и там несколько тысяч оставили в пятьдесят шестом. Куба, Вьетнам, Египет, Чехословакия, Ангола, Эфиопия, Афганистан, наконец... Да и еще, наверное, где-то гибли, сейчас уж не упомнишь. Так что по сути дела война не кончалась.
      - Так что, радоваться этому? - Георгий Петрович сердито посмотрел на приятеля.
      - Радоваться надо тому, - с некоторой назидательностью в голосе произнес Эмиль Владиславович, - что мы с тобой ни в одну из этих заварух не попали и всю жизнь до старости прожили в мире. И дай нам бог спокойно помереть, благо уже недолго жить осталось.
      - Да, - мрачно произнес Крикуха, - ты, в общем, прав, мерзавец... Мы везунчики. Но кто-то за нас свою цену заплатил!
      - Фортуна! - развел руками Вредлинский. - Между прочим, я в детстве мечтал быть летчиком-истребителем. После войны это было модно. Когда в шестом классе у меня начала развиваться близорукость, я был ужасно расстроен - мечта детства рассыпалась в прах. И жутко переживал в 1961 году, когда Гагарин полетел в космос, ведь если б я, допустим, оказался годным к службе в авиации и поступил в училище в том же году, что и во ВГИК, то мог бы быть на его месте...
      - И это по твоему бы адресу сейчас пели: "Знаете, каким он парнем был?!" съязвил Крикуха.
      - Вот! - поднял указательный палец Вредлинский. - Примерно то же, что ты сейчас озвучил, я подумал в марте 1968-го, когда Гагарин разбился. А окончательно перестал жалеть о том, что не сделал карьеры в авиации, после того, как узнал, что в 1960 году одновременно с Пауэрсом наши славные ракетчики сбили еще и советский самолет. Пауэрс жив остался, а наш офицер - забыл фамилию - погиб. И о нем вспомнили только в 90-х годах. А о скольких лейтенантах авиации, не доживших до тридцати, вообще никто и никогда не вспомнит? Ни-ког-да!
      - Печально, печально все это, - покивал головой Георгий Петрович. - А ты когда-нибудь думал, что мы, в сущности, принадлежим к одному из самых странных поколений в русской истории?
      - Что ты имеешь в виду? - не понял Вредлинский.
      - Понимаешь, это трудно выразить словами... Возможно, ты меня опять опровергнешь, ибо в истории больше моего смыслишь. Видишь ли, на нашу долю в общем и целом не выпало особых бедствий. Ну, может быть, поголодали мы в войну и после войны, но дальше, вплоть до последнего десятилетия, жили не так уж плохо. Согласен?
      - До некоторой степени... - кивнул Вредлинский.
      - Конечно, где-то кто-то воевал, но мировой войны больше не было. Все-таки это было мирное время: Так?
      - Да, без сомнения.
      - Кого-то сажали по политическим мотивам, но почти совсем не расстреливали, и ничего даже близко сравнимого с тридцать седьмым не было. Тоже согласен?
      - Безусловно.
      - То, что в течение жизни нашего поколения благосостояние большинства населения из года в год повышалось, до конца 80-х по меньшей мере, ты не будешь отрицать?
      - Пожалуй, нет.
      -Тогда попробуй ответить на вопрос: почему мы, те, кто созрел к 60-м годам, именно мы, и никто другой, начали все то, что закончилось августом девяносто первого?
      - Ну, насчет того, что мы это начали, - поморщился Вредлинский, - я бы утверждать не стал. Тем более что мы оба состояли в КПСС.
      - Миля, состоять в КПСС и быть коммунистом - две большие разницы. Ты верил в то, что собираешься строить светлое будущее, когда писал заявление в шестьдесят четвертом году? Нет, и попробуй скажи, что это не так. Я и про тебя, и про себя могу сказать точно: мы туда вступали для карьеры.
      - Правильно! Так же, как потом, опасаясь эту карьеру погубить, выбросили партбилеты, - поддакнул Вредлинский. - Мы - поколение приспособленцев. Ты имел в виду эту странность? Да все поколения россиян были приспособленцами. И вообще все люди в мире приспособленцы, потому что им свойственно стремиться к выживанию. Если бы человечество не смогло воспитать в себе эту свою неотъемлемую черту, то оно давно бы выродилось и вымерло.
      - Ну, это ты не прав! - возмутился Крикуха. - Если бы все только приспосабливались к окружающей обстановке, а не стремились преобразовать ее, мы бы все еще в пещерах жили.
      - "Не надо прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас", - пропел Вредлинский, которому было очень далеко до Макаревича. Возможно, это хороший лозунг для будущих поколений, но нам с тобой уже поздно меняться. Нам надо прогибаться, как мы прогибались всю жизнь, чтобы заработать себе хотя бы на место на Ваганьковском. О Новодевичьем, наверное, можно и не мечтать.
      - Вообще-то, - хмыкнул Крикуха, - этот лозунг, знаешь ли, можно по-всякому понимать. Не любит мир, когда его под себя прогибают. Иногда распрямляется - и так по морде заезжает! Так что я бы его и будущим поколениям не рекомендовал.
      - Ну хоть тут мы согласны! - порадовался Эмиль Владиславович. - И что, Жорик, тебя так тянет на споры? Истину мы с тобой все равно не родим. И даже если доберемся до этой самой истины, нам трудно будет ее сообщить. Нас просто не захотят слушать.
      - То-то и оно. Нам вообще не положено говорить нечто свое! - раздраженно бросил Крикуха. - Мы пролетарии, Миля, наемные работники. Паша Манулов подал идею, нашел под нее спонсоров, дали нам, старикам, немного позабавиться, отснять полфильма, а теперь, видишь ли, отправили нас на смотрины к прокатчикам. Чтоб там на все наши размышления поглядели трезвым коммерческим взором. И сказали: вот это у нас в Америке и Европе должно выглядеть так! А то, что сняли вы, у нас не поймут. И мы, как ты правильно подметил, гнусные приспособленцы, скажем: есть! Хрен с ним, что от наших замыслов ничего не останется, но зато бабки от проката мы получим...
      - А разве этого мало? - осклабился Вредлинский. - Господин Баринов утверждает, будто есть шанс получить несколько больше, чем мы заработали за всю предыдущую жизнь, как говорится, в сопоставимых ценах.
      - Вообще-то, - Крикуха резко понизил голос, - сомнительный какой-то тип этот профессор. Я, понимаешь ли, знаю многих ученых и даже академиков, которые солидными институтами заведуют. Так вот, они сами спонсоров ищут днем с огнем, а не рвутся киношникам деньги предлагать... Ты хоть интересовался, что это за ЦТМО такое?
      - Жорик, это Центр трансцедентных методов обучения. Они разрабатывают обучающие программы по специальным методикам, которые позволяют в считанные месяцы овладеть иностранным языком, математикой, программированием и так далее. У них огромная клиентура по всему миру, и они зарабатывают бешеные деньги.
      - Ладно, - все тем же полушепотом продолжал Георгий Петрович, - допустим, это все так. Баринов действительно хотя бы внешне на профессора похож. А Казанков Александр Петрович? Или Ларев Владимир Васильевич? У последнего, извини меня, на пальцах написано "ВОВА", а у первого шрам на морде, не то от ножа, не то от бритвы.
      - Ты ведь их уже не первый раз видишь, Жорик, - усмехнулся Вредлинский. И когда они нам деньги переводили, ты не задавал таких вопросов. Между прочим, ты даже зубы себе вставил за их счет. Что это тебя подозрительность только здесь, в самолете, одолела?
      - Не знаю... - помотал головой Крикуха. - Втравили вы меня с Пашкой в авантюру - вот что я чувствую. Бандитов каких-то в спонсоры пригласили...,
      - Ну вот, ты еще скажи, что госпожа Фомина Светлана Петровна - бандитка! Милейшая девушка... Содержит сеть булочных и пиццерий в одном областном центре, но постоянно прописана в Москве. И муженек у нее москвич, весьма интеллигентный. Историк, гуманитарный университет окончил, мне с ним весьма интересно было беседовать. А у Казанкова, если хочешь знать, абсолютно неломброзианский тип лица. Это мне Вадим сказал. Такой человек не может быть преступником. От шрама на морде, увы, в нашу эпоху никто не застрахован. Он владелец сети автосалонов и авторынков, ресторанов и магазинов. Весьма солидный коммерсант. У него очень симпатичная жена, этакая милая толстушка-говорушка Ниночка. Ну а Ларев - это по сути дела наш будущий хозяин. Его жена владеет на острове Хайди крокодильей фермой...