Нет, Генрих это не сам придумал. Ему предложили эту работу, и тогда, когда предлагали, он волен был сказать "да" или "нет". Сказал бы "нет" - получил бы свое "кино, вино и домино", после чего мирно дожидался бы следующего жизненного этапа, где, как известно, для полного счастья нужны "кефир, клистир и теплый сортир". Но он сказал "да" и перестал принадлежать себе самому. Это только Таран, мальчишка-дурачишка, да и то в самом начале "мамонтовской" карьеры, мог думать, будто Птицын - совершенно независимый босс, который сам все решает и сам всем руководит. Теперь даже Юрка догадывался, что это отнюдь не так и что над Птицыным незримо реет целая иерархия лиц, которые определяют, куда и когда отправятся "мамонты" завтра или послезавтра, на чьей стороне будут воевать и кого убивать. А Птицыну было точно известно, что есть люди, которых он не знал по именам и фамилиям, никогда не видел и не должен был видеть в лицо, но именно они отдают ему приказы, обеспечивают "прикрытие" и отпускают дотации, если таковые необходимы. Кроме того, есть люди, которых он знает в лицо и по именам. Через этих, выражаясь по-чукотски, "нижних" людей к нему, Птицыну, приходят команды от тех, "верхних" небожителей. И поэтому, если один из этих людей "нижних" дружески предложил ему заехать в одиннадцатом часу ночи, "поболтать от скуки", то нельзя столь же дружески сказать: "Знаешь, может, лучше в другой раз?" Надо ответить: "Конечно, сейчас буду!" - и сломя голову нестись туда, куда велели, даже если в сон клонит и ноги еле ходят.
      Вот он и понесся на своей "Фелиции" по загородным шоссе на одну уютную скромную дачку, где его ждал плотный седобородый человек, похожий на пожилого Хемингуэя.
      Кирилл Петрович Максимов формально занимал не очень заметную должность заместителя гендиректора торговой фирмы "Кентавр", трудившейся на ниве торговли продовольственными товарами. Но Птицын отправился к нему отнюдь не за тем, чтобы решать вопросы продуктового снабжения МАМОНТа. И даже не за тем, чтобы обсуждать, насколько успешно несут службу по охране "Кентавра" служащие ЧОП "Антарес" - этакого, выражаясь по-хоккейному, фарм-клуба МАМОНТа, тоже возглавляемого Птицыным. Нет, тут, как уже говорилось, предстояло вести разговор не на равных, а на тех основаниях, которые описываются известной формулой "ты начальник - я дурак".
      Внешне, правда, в общем и целом, все, как и всегда, было вежливо и по-дружески. Хозяин заварил крепкий чай с какими-то, как он выражался, "полезными травами", усадил Птицына за стол и повел неспешный разговор. Начал Кирилл Петрович с похвалы:
      - Хорошо твои справились на Кавказе, молодцы. Очень вовремя выдернули дедушку, спасибо. А то, что немчика этого с собой привезли, - особо приятно. Очень разговорчивый парень оказался, сразу видно, что с комсомольским прошлым. Обрадовался, будто к своим попал. Правда, все интересное, о чем он рассказал, лично нас с тобой не касается, но тем не менее там, - Максимов поднял указательный палец вверх, - тобой очень довольны.
      - Служу Советскому Союзу! - усмехнулся Генрих.
      - Служи, служи. Может, и пригодится еще, "нерушимый" наш, царствие ему небесное. - На лице Максимова тоже возникла улыбка, но быстро сошла. - Теперь жду доклада о том, что ты там на "Тайване" провернул.
      - На самом рынке я ничего не проворачивал, - нахмурился Птицын. - Три дня назад, если помните, один из ментовских райотделов задержал в городе некую молодую дуру, которая была явно не в себе - бегала голышом по улице, визжала, лезла к прохожим без различия пола и возраста, пыталась мастурбировать на глазах почтеннейшей публики и так далее. Ее отправили в наркологическое отделение областной психбольницы, где у нас имеется хороший контакт. В общем, контакт этот сразу признал, что телка достигла своего состояния с помощью "стимулятора" Дяди Вовы. Два года по области ничего похожего не наблюдалось...
      - Я все это хорошо помню, Генрих, - поморщился Кирилл Петрович. - То, что было три дня назад, - это прошлое. Ты постарайся побольше о сегодняшнем дне рассказывать.
      - Извините, но я лучше все по порядку, - вежливо возразил Птицын. - Для связности, так сказать.
      - Хорошо, излагай.
      - В общем, мы эту девицу из больницы изъяли и убедились, что наш нарколог не ошибся. Слава богу, нейтрализующий препарат у нас был в наличии, девка не загнулась, пришла в относительно вменяемое состояние, и мы узнали, что уколол ее один приятель по имени Слава Рожков, или просто Рожок, с которым они в деревне роман крутили. Там же был и друг этого Славы, некий Женя Зимин, он же Зыня, с которым эта красавица тоже что-то имела, но уже после того, как ширнулась.
      - Бог с ними! - махнул рукой Максимов. - Что ты по два раза одно и то же докладываешь? Девица эта уже в Москве и вне опасности. Что с Рожком и Зыней?
      - Рожка наша спецгруппа отловила в родной деревне с рюкзачком, где было 29 аптечек. Он тут же сообщил, что стырил их у диджея Фини, из служебного помещения дискотеки. Но Финя уже узнал об этом и предупредил тех ребят, которые прятали у него аптечки. Они искали Рожка, но вышли на Зыню и хотели его подловить у одной девочки. Вместо этого они попали к нам. Сегодня мы прихватили четырех человек из бывшей группировки Жоры Калмыка. Ну, и Зимина, то есть Зыню, заодно. Он, правда по нечаянности, вколол себе этот женский "стимулятор" и на время превратился в пидора. Но ему тоже нейтрализатор ввели, так что жить будет. Завтра отправим в центр. Финю тоже прибрали, но аптечки уже успели вывезти. Думаю, что через тех четверых, кого мы сцапали, удастся выйти на основного хозяина. Хотя я и так догадываюсь, что это Коля Моргун.
      - Главный "дырочник" в городе... - хмыкнул Максимов. - Да, этому типу такая отрава может пригодиться. Может, тебе стоит с ним просто поговорить по-дружески? Дескать, сдай ты эту Вовину дребедень - и живи спокойно.
      - Боюсь, что шибко по-дружески не получится. К тому же самого Коли сейчас в городе нет, он загорает где-то за кордоном. А все его прихлебатели просто не решатся отдать эту гадость в отсутствие босса. Будут мотать головами: знать ничего не знаем! А сами в это время увезут "стимулятор" подальше от города. Нет, мирно не получится, надо крепко проработать этих четверых. Может, вызовем Колосову, а?
      - Колосова и так приедет в ближайшие дни, может быть, даже завтра. Но не для того, чтобы заниматься этими мелкими вопросами. - Максимов стал совсем мрачным и суровым. - У нас очень большое ЧП, Генрих Михалыч. Из Москвы, прямо из нашего стационара, сбежала Полина Нефедова. Как именно, сама по себе или ей кто-то помог, - не информирован. Но есть подозрение, что она может появиться в нашей области. Даже более точно - в районе села Васильеве.
      - Та-ак... - Птицын вытер пот с лысины. - И давно она ушла?
      - Три дня назад.
      - Но ведь она, насколько меня просвещали, вроде бы в коме находилась? И еще относительно недавно, как помнится. Что, прямо так, проснулась и пошла?
      - Я же говорю: не информирован. Знаю только, что на самом деле никакой комы у нее не было. Внешне похожее состояние, но на самом деле совершенно другое. То ли какой-то вид сна, то ли еще хрен знает что - медики так и не определили. И вообще нам, как видно, пока не следует всего знать. Нас просто предупредили, что она может появиться здесь. Еще сообщили, что дали на нее ориентировку в МВД как на опасную психически больную. При этом предупредили, чтобы мы на ментов не очень надеялись. Они ее могут в упор не узнать, вот какая штука.
      - Интересно... Неужели так лихо внешность меняет?
      - Да, только не с помощью грима, париков и так далее. Она может вообще ничего не менять во внешности, но ее никто не узнает. Либо будут видеть совершенно другого человека, либо вообще ничего. Наконец, человек может и увидеть ее, и узнать, но не только не сделает ничего, чтобы ее задержать, но и, наоборот, поможет ей скрыться.
      - Это благодаря ее суперспособностям?
      - Да. Только теперь они у нее намного сильнее, чем были раньше.
      Птицын как-то непроизвольно поежился. Он хорошо помнил, как летом прошлого года вместе с "группой товарищей" угодил в "зиндан", оборудованный неким Федором на заброшенной лесопилке. Тогда он, как выяснилось, попал под воздействие Полины, находившейся в том самом, условно выражаясь, "стационаре", откуда она нынче сбежала. Хотя, конечно, Генрих Михайлович не имел оснований сомневаться в пояснениях, полученных тогда же от Максимова и Колосовой, на бытовом уровне ему в эту чертовщину не очень верилось. Как так может быть? Где-то далеко, в Москве или ближнем Подмосковье, в изолированном отсеке лежит девица почти без пульса, но мозг ее посылает какие-то сигналы, способные заставить его, Птицына, действовать так, как этой полудохлой угодно? Но факт есть факт: Генрих действительно оказался в заминированном сарае, сидел в "зиндане", на решетку которого пристроили растяжку из двух гранат, и лишь помощь Юрки Тарана, которого привела к месту грядущей драмы... рыжая кошка Муська, позволила полковнику, а также весьма полезной даме Ирине Колосовой остаться в живых. Кстати, там же мог понести невосполнимые потери и МАМОНТ, явившийся под командой Ляпунова освобождать пленников. Генрих и сейчас не отдавал себе отчета в том, как он, опытнейший вояка, сделал в тот раз столько просчетов и ошибок - ведь он фактически сам пришел в руки к Федору! Но все же в то, что на него воздействовала Полина, верил с трудом.
      И вот теперь ему говорят: ты знаешь, она где-то тут, гуляет на свободе, и если она встретится кому-то, то даже мент, имеющий на нее ориентировку с фотокарточкой, ее не опознает.
      И к тому же сила ее воздействия на людей возросла. Ни фига себе! Если она, будучи полуживой-полумертвой, могла достать Птицына с дистанции в пятьсот километров и заставить его идти сдаться бандитам, то что она может наворочать, так сказать, "в упор", будучи в состоянии двигаться и вообще, так сказать, "в здравом уме и трезвой памяти"?! Жуть пробирала и Одновременно чувство полного бессилия перед чем-то неведомым, непонятным и непреодолимым.
      Чуть-чуть стряхнув с себя эти парализующие волю ощущения, Птицын спросил:
      - Значит, фактически единственная надежда у нас на Колосову и ее спецтехнику?
      - В принципе да. Во всяком случае, она, по Крайней мере, сможет ее обнаружить, даже если Полина поставит так называемую сферическую имитацию...
      - Это, простите, что такое?
      - Это значит, что все граждане, которые будут смотреть на нее сверху, с боков и даже снизу, находясь внутри или на границе сферы с определенным радиусом, увидят вместо нее то, что она захочет показать публике. Старушку, ребенка, крокодила, Птицына или Максимова... А могут, повторяю, вообще ничего не увидеть.
      - И каков же радиус этой сферы?
      - Пока предполагают, что он может достигать километра, а точно попросту неизвестно.
      - А она случайно не может сидеть где-нибудь здесь, поблизости от забора или даже в этой комнате? - полушутя спросил Птицын, хотя настроения пошутить у него особо не просматривалось.
      - В принципе да, - совершенно серьезно произнес Кирилл Петрович. Единственно, кто может помочь, - это собачка. Для того чтоб заполаскивать мозги людям и животным, нужны, соответственно, разные частоты, длины волн и так далее. То есть, если ты поставил имитацию для людей, собаки увидят тебя прежним. А если взялся управлять собаками, то придется показываться людям таким, какой ты есть.
      - Значит, техника Колосовой - тоже вроде собаки?
      - По крайней мере, она может дать реальное изображение объекта, - сухо кивнул хозяин.
      - Уже теплее стало! - порадовался Генрих.
      - Боюсь, что всего на несколько градусов, - покачал головой Максимов. Прибором пользуется человек. На прибор Полина воздействовать не может, но запросто может воздействовать на человека, на ту же Колосову, например. И наша Ирина Михайловна будет видеть на экране вовсе не то, что он показывает. Здорово?
      - Да уж чего здорового... - нахмурился Птицын.
      - Вот именно, - произнес Кирилл Петрович. - Тем не менее нам поставлена задача отловить Полину живьем, если она появится на территории области.
      - А попросту уничтожить, стало быть, нельзя?
      - Нет. На это можно пойти только в одном случае - если она, допустим, начнет искать контакты с зарубежьем и захочет уйти за границу.
      - Есть такая опасность? Она что, чей-то агент?
      - Нет, пока ни в чем таком ее не уличали. Но, согласись, имея такие способности, как у нее, грех ими не воспользоваться.
      - Ну, тогда, я думаю, она бы не сюда, в область, побежала, а прямо в американское посольство. Кстати, а что ее могло к нам потянуть?
      - В прошлом году, если помнишь, ее бабушку, проживавшую в селе Васильеве, застрелили из авторучки отравленной иглой...
      - Конечно, помню. Из-за бумаг со всякими старинными рецептами, которые Полина продала корреспонденту Андрею Рыжикову. Но ведь мы все эти бумаги вроде бы уже изъяли...
      - К сожалению, при ближайшем рассмотрении этого самого "лечебника" выяснилось, что там кое-чего не хватает. Больше десятка страниц, написанных самой бабушкой Нефедовой. Конечно, они могли быть уничтожены, но кто его знает, может, они спрятаны в доме покойной старушки или где-то в окрестностях...
      - И Полине они зачем-то понадобились?
      - Вполне возможно. Во всяком случае, не исключено.
      - А что там могло быть, на этих страницах?
      - У руководства есть кое-какие предположения, но пока оно их до нас не доводит. Так или иначе, узнать о том, что там было, как и то, существуют ли эти страницы в настоящее время, можно будет только в том случае, если Полина: появится в области.
      - Между прочим, она ведь могла куда угодно уехать, - заметил Птицын. - Ей ведь вовсе не обязательно могут понадобиться эти странички. Кроме того, три дня прошло. Это, знаешь ли, немалое время! Можно хрен знает куда пролезть и черт-те куда улететь - при эдаких-то способностях!
      - Тем не менее, - спокойно произнес Максимов, - мы должны быть исполнительными людьми. Наше дело - здешняя область. За "хрен знает куда" мы ответственности не несем. Вот ты ее и будешь караулить в Васильеве...
      ИНТЕЛЛИГЕНТЫ
      В нескольких сотнях километров от этой провинциальной дачки, совсем неподалеку от стольного града Москвы, на более солидной даче в весьма престижном подмосковном посёлке происходила еще одна поздняя беседа. Она весьма существенно отличалась от той, которую вели между собой Максимов и Птицын.
      Прежде всего отличие состояло в том, что собеседники были не военными, не бизнесменами или политиками, то есть людьми, которые слишком ценят себя и свое время, чтобы тратить его на относительно пустую болтовню, а интеллигентами, то есть людьми, для которых эта самая пустая болтовня является едва ли не основным содержанием жизни, а прозаические помыслы о хлебе насущном и прочих конкретных проблемах - неприятной необходимостью. Конечно, в тех случаях, когда с хлебом насущным происходят заминки и высокоответственный товарищ на небесах не внимает известному прошению "дашь нам днесь", разговоры интеллигентов тоже становятся более конкретными и деловыми, но когда с этим делом все в порядке и нет нужды скитаться с протянутой рукой - почему бы не потрепаться?
      Наверное, режиссер Георгий Петрович Крикуха и сценарист Эмиль Владиславович Вредлинский могли бы выбрать и более конкретную тему для беседы. Вот уже несколько месяцев, как Крикуха запустил в производство новый сценарий Вредлинского под рабочим названием "Во имя Отца и Сына", рассказывающий о судьбе двух последних русских императоров - Александра III и Николая II. Сценарий был готов, деньги нашлись, актеры подобраны, машина запущена, и жадный до дела Крикуха, который довольно долго не имел возможности снимать по случаю отсутствия спонсоров, отснял уже около половины эпизодов. Причем примерно треть из них Крикуха поставил по-своему, то есть весьма далеко от первоначальных замыслов Эмиля Владиславовича. Вредлинский уже много лет сотрудничал с Крикухой и хорошо знал, что эти поправки ничего не испортят, а, напротив, только улучшат будущую картину. Гонорар за сценарий был уже получен, и, с чисто прагматической точки зрения, Вредлинский ровным счетом ничего не терял. Настаивать на том, чтобы Крикуха переснимал эпизоды "по Вредлинскому", Эмиль Владиславович тоже не собирался, потому что знал, что это потребует дополнительных средств, которые у спонсоров не выпросишь. Так что, со всех точек зрения, разговор, затеянный Вредлинским на веранде дачи, где они с Крикухой пили пиво и наслаждались летним вечером, был всего лишь приятной, но пустопорожней болтовней двух стареющих "шестидесятников".
      - Понимаешь, Жора, - проникновенно сказал Вредлинский в то время, как его собеседник отщипывал коричневые волоконца от ребер воблы, - я совершенно с тобой согласен: да, мы делаем не документальное кино, но все же там действуют реальные исторические персонажи. И многие люди, знакомые с историей, будут улыбаться в бороды, помяни мое слово.
      - Что ты имеешь в виду? - отхлебнув из бокала, насупился Крикуха.
      - Когда ты мне показывал видеокопии эпизодов с Александром III, так сказать, в твоей трактовке, мне показалось, будто ты, возможно, подсознательно - не берусь судить! - подпал под обаяние Михалкова. Даже исполнитель подобран этакий поджарый, хотя император Александр Александрович был заметно тучнее. Да, он был рослый, но весьма массивный - никуда не денешься. Не говоря уже о том, что я не писал его святым. А ты, извини меня, выбросил и тот момент, где он отпускает оплеуху Марии Феодоровне, и тот, где он пьет коньячок из бутылки, спрятанной в голенище сапога. Ты обеднил образ, Жорик!
      - Может быть, - согласился Крикуха. - Ты тут Михалкова помянул - и правильно. Да, то, что он изобразил в "Цирюльнике", - это красивая сказка о России, которой не было. Но красивая! Он не побоялся показать Россию красивой вот что хорошо. Красивой, несмотря на масленичный мордобой стенка на стенку, несмотря на каторжников и генералов-пьяниц. А парад в Кремле - это же загляденье просто! Государь и наследник дивно смотрятся!
      - Кстати, - хмыкнул Вредлинский, - а какой там у Александра Александровича наследник сидит? Ангелочек эдакий лет пяти... Не припомнишь?
      - Наверное, Николай... - удивленно пробормотал Крикуха.
      - Допустим. А какой, по-твоему, год там изображен?
      -Восемьдесят пятый или восемьдесят шестой... А какая разница?
      - Жорик, Николай II родился в 1869 году. Даже если бы парад происходил в 1881 году, сразу по восшествии на престол Александра III, наследнику-цесаревичу было бы 12 лет. Ну, а в 1885-м ему бы уже шестнадцать стукнуло. Такому пора самому в седле сидеть...
      - Вредлинский ты и есть, - незлобиво проворчал Крикуха, - буквоед! Ну, снял бы Никита сцену с соблюдением всей исторической правды, показал бы рядом с собой, величавым, моложавым атлетом, какого-то прыщавого юношу, подростка-недоростка - это бы не сыграло. И даже просто гармония кадра нарушилась бы. Там же ось идет, через головы царя, наследника и коня. А тут эту ось пришлось бы между конями проводить. Неэстетично. Опять же идея теряется. Конь белый - это Россия, смиренная, покорная власти предержащей, могучий царь ее нынешнее величие, светловолосый наследник - светлое будущее. А если б рядом с таким царем появился рыжий нескладный Николашка шестнадцати годов да еще, допустим, на рыжей кобыле, как бы кровью запекшейся облитой, тут уж сразу бы стало ясно, что никакого светлого будущего не предвидится... Это, если хочешь знать, скорее для нашего фильма картинка. Но у тебя такого эпизода в сценарии нет.
      - А он тебе был очень нужен? Могу срочно дописать, только не придумаю, куда вставить...
      - Миля, - вздохнул Георгий Петрович, - ты дал мне гениальную идею: показать, сколь много в России зависит от того, какая личность стоит на вершине власти. Ведь, в сущности, что бы ни вытворяли у нас с формой правления, как бы ее ни называли и какими бы демократически-бюрократическими институтами ни обставляли, все равно получалась абсолютная монархия! С тех пор, как Иван III разгромил Новгород и создал централизованное государство - более пятисот лет уже! - несмотря на все войны, перевороты, реформы и революции, мы снова и снова создавали государство, где практически все зависит от одного человека, сидящего на самом верху. От его ума, воли, таланта, силы духа, умения подбирать соратников и назначать их на соответствующие должности. Приходит Петр Великий страна начинает бурно развиваться, приобретает невиданную силу и мощь, изумляет Европу, начинает ее пугать. От петровского толчка Россия получает колоссальный заряд энергии, инерцию поступательного движения и благополучно проскакивает весьма опасный период дворцовых переворотов, когда на царстве сидели малограмотные бабы и детишки, а правили прохиндеи и жулики. Слава богу, Елизавета оказалась достойной отца. Но ты представь себе на минуту, Миля, что произошло бы с Россией, если б у Екатерины II не хватило мужества разделаться со своим супругом!
      - Не знаю, - усмехнулся Вредлинский. - Сейчас многие утверждают, будто Петр III был вовсе не таким идиотом, как это принято считать.
      - То, что он сделал в самом начале - помирившись с Фридрихом II, вернув Восточную Пруссию и выйдя из Семилетней войны, - сильно роднит его с Горбачевым! - желчно произнес Крикуха. - Я бы на месте Фридриха тоже присвоил ему титул "лучшего немца 1761 года"!
      - Жора, тебе не кажется, что мы слишком удалились от сути дела?
      - Ничуть. Повторяю: ты дал мне гениальную идею. Отец и сын, Александр III и Николай II. Великан и коротышка - в самом прямом, чисто физическом плане, но в кино это играет! Отец - миротворец, Россия в спокойствии и стабильное -. ти наращивает силы. Сын принимает страну, позабывшую о смутах и бунтах. Но что дальше? Он входит в историю как Николай Кровавый - страна путается в международных связях, ввязывается в совершенно ненужные войны, бездарно их проигрывает, не может правильно распорядиться тем экономическим потенциалом, который у нее есть, и разваливается. Закипает смута, раздрай - на волне буйства страстей взлетает Керенский. Тысячные толпы аплодируют его наполеоновскому виду, френчу, а он - простой помощник присяжного поверенного. И тоже, во всем запутавшись, ничего изменить не может. Слабак! Его сбрасывает другой помощник присяжного поверенного и к тому же земляк-симбирчанин - но какой! Гений! Злой или добрый, это можно оставить в стороне. Но тот факт, что он нашел силы выступить против всего мира, который уже собирался делить Россию, отбить большую часть территории и уничтожить внутреннюю смуту, - это, брат, не опровергнешь!
      - И ради этого он велел расстрелять Николая с женой и малыми детьми? скептически поморщился Вредлинский.
      - Тут есть еще одна линия, Миля, которую ты наметил, но слишком уж по-профессорски запутал. Это в романе, который будут читать сугубые интеллектуалы, можно мудрить. В фильме все должно быть гораздо четче. "Аз воздам!" Роковое решение Александра III: повесить Александра Ульянова, хотя этот мальчишка со своими приятелями, в сущности, скорее играли в террористов, чем были таковыми на самом деле. Он ведь мог бы его помиловать, посадить лет на десять в тот же Шлиссельбург или сослать на Сахалин - ведь покушение только готовилось, а не состоялось. Однако Александр Романов отправляет его на казнь, потому что вспоминает о бомбах Гриневицкого и Рысакова, сразивших отца. Им движет месть, хотя те, перво-мартовские, убийцы уже свое получили. Чувствуешь интригу? Царь-миротворец, честный, благородный, бесспорный патриот и благодетель Отечества, превышает меру мести!
      - Да, это впечатляет! - кивнул Вредлинский. - Мера превышена, справедливость нарушена - и вот Володя Ульянов, малорослый семнадцатилетний студентик, решает мстить за брата! Но начинает не бомбочки клепать, а изучать марксизм, дабы не просто убить царя, а уничтожить империю. Месть за месть, кровь за кровь - и мера мести опять превышена!
      - Вот! - почти восторженно вскричал Георгий Петрович.- Здесь должно присутствовать нечто мистическое, труднопередаваемое на словах, то, что можно только показать на экране и прочувствовать душой. Ломаю голову, как снять этот эпизод, Милька!.То, что ты написал, очень уж академично. Царь сидит за столом, ему подают какие-то прошения на высочайшее имя, и он пишет что-то типа: "Подательнице сего отказать". Не то, не то, Миля! Я уже десяток мизансцен продумывал, и все как одна выглядят стопроцентной парашей. Сперва думал просто сделать несколько быстро сменяющихся кадров, как бы скользящий взгляд царя: погон с вензелем Александра II на плече Александра III, портрет Александра II, гравюры, изображающие первомартовское убийство... Но потом понял - затягивает, разжевывает, а основной смысл теряется. Может, ты что подскажешь?
      - Ты знаешь, у меня пространственное мышление слабовато, - заметил Вредлинский. - Но вообще-то можно придумать что-то такое, что наведет на мысль, будто царь, отклоняя ходатайство Марии Ульяновой, подписывает некий приговор своему потомству и своей империи. А что, если, допустим, он случайно столкнет со стола фотографию Николая? Или не только ее, а еще и бюст Петра Великого?
      - О! - воскликнул Крикуха. - Бюст! Он же со стуком упадет, даже с грохотом. Точно! Тишина в кабинете, легкий скрип пера по бумаге, и вдруг грох! Бюст падает! Раскалывается! Александр поднимает глаза от бумаги, и в них - ужас. Ты не помнишь, он тогда в Зимнем был или в Царском Селе?
      - Это надо посмотреть по документам, - усмехнулся Эмиль Владиславович, - у меня голова не резиновая, чтобы все помнить.
      -Бог с ним, несущественно. Какой-нибудь абстрактный кабинет придумаем. Важно, чтоб играло... Падает бюст Петра-и раскалывается! Какова символика! Нет, Милька, все-таки ты гений.
      -Да ладно тебе, Жорик, - улыбнулся Вредлинский, - любишь ты раздаривать титулы... Вот если нас с тобой вспомянут в каком-нибудь киноиздании за 2050 год - значит, мы были по меньшей мере заметными ребятами. Ну, а если в какой-нибудь энциклопедии за 2200 год про нас будут небольшие заметочки на буквы "В" и "К" тогда считай, что мы были гениальны.
      - Да, двести лет - это приличная выдержка! - хмыкнул Крикуха. - "Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе..."
      - Знаешь, - Эмиль Владиславович посерьезнел, - я вообще-то сильно сомневаюсь в том, что через двести лет в России, да и во всем мире, наступит некая прекрасная пора.
      - Странно... Ты утратил веру в прогресс? Давно ли?
      - Сложно сказать, но где-то в последние годы. Тут, если помнишь, перед встречей 2000 года в газетах было много публикаций ретроспективного плана, когда вспоминали о том, что писала пресса в последний год XIX столетия. Какие радужные надежды возлагались на этот, истекающий сейчас XX век! Особенно на технический прогресс...
      "Нам электричество сделать все сумеет! Нам электричество мрак и тьму развеет! Нам электричество заменит всякий труд; Нажал на кнопку - чик-чирик! и тут как тут!" - сипато пропел Крикуха припев из песенки, которая была популярна в дни их с Вредлинским студенческой молодости.
      - Вот-вот! - покивал Вредлинский. - Никто и не подозревал, что будут две мировые войны, концлагеря, голодоморы, атомные взрывы, загрязнение окружающей среды, СПИД, наркомания, терроризм... Сейчас тоже - юные головы прямо-таки опьянены сознанием того, что будут жить в XXI веке, и ждут от него каких-то чудес, хотя потом многим из них до ужаса захочется переселиться в XIX или хотя бы в XX век!
      - Прошлое кажется безопаснее настоящего и будущего, - согласился Георгий Петрович. - Тут ты прав. Боюсь, что ежели и впрямь изобретут машину времени, то народ толпами попрет куда-нибудь во времена фараонов, лишь бы только не жить в своем веке...
      - "Хорошо там, где нас нет" - это великая фраза! - Эмиль Владиславович осушил бокал пива. - Где нет людей - там и хорошо!
      - И тут ты прав! - Крикуха тоже допил пиво. - В сущности, человечество развивалось только потому, что ему было плохо. Было тепло, хорошо, жратва под ногами валялась - а люди были обезьянами. Потом началось великое оледенение, стало хреново - пришлось для выживания становиться людьми. Огонь добывать, сдирать шкуры с братьев-млекопитающих, выгонять из пещер медведей и саблезубых тигров. Они вымерли, а мы нет. Ну и в течение всей дальнейшей истории было примерно то же самое. Развивали технику, драли с других столько шкур, сколько совесть позволяла, выгоняли друг друга с обжитых территорий, и в результате одни выживали, а другие вымирали. И так продолжается до сих пор.
      - То-то и оно, - мрачно заметил Вредлинский, - боюсь, что теперь наша очередь вымирать настала. Россия почти на миллион человек в год сокращается. При том, что большая часть родившихся - мусульмане. Так что наши внуки, Жора, будут, возможно, в исламской стране жить.
      - Значит, на то была воля божья! - фаталистически заметил Крикуха. - Хотя у меня лично внуков нет и не будет. А у тебя, я слышал, дочка вообще в Канаду собралась - стало быть, и внуки там проживать будут. Вадим-то не прикинул еще, куда перебираться будет?
      - Нет, ему пока и здесь неплохо, - буркнул Вредлинский.
      - А нам плохо? - прищурился Крикуха. - Живем, кряхтим, болячками маемся, но все-таки живы и даже, с позволения сказать, при деле. Чего нам сейчас думать насчет внуков? Сами себе жизнь устроят как-нибудь. Ну, будут они там Ибрагимами и Ахмедами или вообще китайцами какими-нибудь - значит, захотели этого. Тем более что всем известно: отскреби с русского тонкий слой цивилизации - и увидишь дикого татарина! "Да, скифы мы! Да, азиаты мы, с раскосыми и жадными глазами!"... Ах, как же ты хорошо придумал насчет упавшего бюста! Ведь Петр I он не просто символ империи. Он еще и символ европеизации России! И вот росчерк пера на роковом документе, нечаянное движение локтем царя-тяжеловеса - гипсовый бюст падает, раскалывается с треском и грохотом. Судьба определена! Запущен механизм чудовищной бомбы!
      - По-моему, Жора, ты увлекся! - заметил Эмиль Владиславович. - Все-таки отклонение прошения Марии Ульяновой-старшей - это лишь частный эпизод. Ну, а представь себе, что император удовлетворил бы ее ходатайство. Заменил бы повешение, допустим, десятью годами каторги. Что, от этого Володя не подался бы в революционеры? Боюсь, что нет. Более того, я думаю, что даже вернувшийся с каторги эдак в 1897 году Александр Ульянов не смог бы отговорить его от этого.