КУРС НА «ВЫПОЛЗЕНЬ»

На какое-то время низкий грот, похожий на склеп, стал казаться вполне приятным и даже уютным. Как будто не было никакой войны и разных сложностей жизни, которые могут потребовать, допустим, ликвидации дедушки Магомада или того же запасливого Ольгерда. Будто они, все шестеро, просто приехали на пикник в горы, и бывалый инструктор Ольгерд предложил им экзотический привал в пещере. Ну а добрый дедушка Магомад — сам по себе экзотика! — между делом будет степенно рассказывать про разные горские обычаи, вспоминать предания, легенды, сказки… Может, даже тосты, которые собирал в теперь уже незапамятные мирные 60-е годы незабвенный товарищ Шурик.

Увы, все это являлось только иллюзией. Не было никакой дружной компании веселых туристов. Была боевая группа «мамонтов» из четырех человек, выполняющая специальное задание и свято помнившая главное правило — живыми не попадаться, был приданный им «пан Сусанин», который обещал лишь вывести их живыми на свежий воздух и за дальнейшее не отвечающий, наконец, имелся пожилой криминальный авторитет, которого надо было зачем-то спасать от бандитов и ни в коем случае не отдавать живым федералам, — вот такая раскладка.

И, наверное, каждый из шестерых, нахваливавших сухпайковую пищу, хлебавших чай из пластмассовых стаканчиков, отдавал себе отчет в том, что вся эта идиллия может быть нарушена уже через час или раньше. Вроде бы все, даже Ольгерд и Магомад, время от времени улыбались. Но нет-нет, да и мелькала в глазах тревога. Правда, разглядеть ее при тусклом свете лампы Ольгерда (капитанскую потушили) было не так-то просто, но Юрка видел, примечал. Что все остальные думали, ему было неизвестно, но его почему-то все больше охватывала ненависть к тем, кто играет их судьбами как фишками, к тем, кто превратил Кавказ из «всесоюзной житницы и здравницы» в поле битв и преступлений, кто ради денег плюет на страдания и кровь других.

При этом ненависть сочеталась с осознанием своего полного бессилия что-либо изменить, кого-либо покарать. Юрка прекрасно понимал, что ему ни в ближайшее время, ни в далекой перспективе не добраться до тех, кто все это затеял. Он может, например, если повезет, застрелить Ахмеда. Но не Ахмед затевал эту драку. Возможно, он действительно собрался защищать свою землю, откуда однажды его народ вывезли в Казахстан. Хотя сам Ахмед, наверное, уже родился здесь, много лет спустя после депортации и года через три-четыре после восстановления ЧИ АССР. Возможно, если бы ему толково объяснили, в том числе и то, чем руководствовался товарищ Сталин, когда приказывал выселять целые народы, а не орали в три горла о геноциде и извечной вражде между русскими и чеченами, он бы, наверное, еще подумал, стоит ли маяться и браться за оружие. На горячих душах сыграли, как на струнах, очень холодные и расчетливые пальцы длинных рук, тянувшихся из очень дальних мест. Подпалили костер, обожгли смертью и кровью сотни тысяч судеб — ради того, чтобы какая-то нефтяная труба прошла не так, а эдак! Вот по ним-то Юрка бы сейчас с удовольствием вдарил, но, увы, у него под рукой был всего лишь автомат, а не ядерная кнопка…

— Так, — произнес Ляпунов, когда прием пищи был закончен. — Пять минут на отдых, а потом — курс на «Выползень»! Дай-ка свою кальку, товарищ Сусанин!

Ольгерд вытащил кальку, а капитан приложил ее к двухверстке.

— Стало быть, если мы выйдем через «Выползень», это будет почти в километре от «Берлоги»?

— Да, не ближе. Притом метров на триста ниже по склону.

— А вот это, я так понимаю, выход через подземную речку. Туда, куда ты нас хотел прокатить на катамаране?

— Да, именно тот. Он очень далеко отсюда.

— Но те люди, которым ты обещал нас отдать, ждут там? — без обиняков спросил капитан.

— Ждут, но, наверное, не дождутся… — помрачнев, сказал Ольгерд. — Так что я, похоже, не оправдал их высокого доверия…

— То-то ты после того, как федералы отрезали нас от катамарана, так сильно загрустил! — заметила Милка.

— Конечно. Но не потому, что мне очень хотелось вас подставить. Я прекрасно знаю, что те, кто ждет вас на речке, меня бы тоже в живых не оставили. Им нужен только Магомад Хасаныч — я, правда, еще не знал, что это будет именно он. Единственное, на что я надеялся…

— На то, что таким образом жену и детей спасешь? — жестко произнес Ляпунов.

— Тебе ведь наши обещали помочь в этом деле!

— Понимаешь, Сергей, когда я на все это согласился, — обреченным тоном пробормотал «пан Сусанин», — то уже знал, что умру в любом случае. Они бандиты, вы бандиты, кому нужен лишний человек, посвященный во всякие темные дела? Тем более когда за него некому заступиться… Надеюсь, вы хоть не будете спрашивать, почему я в милицию не пошел или в ФСБ?

— Нет, не будем, — кивнул капитан. — Это ежу ясно.

— Ну вот, и мне было ясно. Как божий день ясно, что я влип и мне никто не поможет, а все заверения, хоть ихние, хоть ваши, ломаного гроша не стоят. Я одноразовый человек — использовали и выбросили. В общем, я надеялся, что если соглашусь, то умру сам и не увижу, как они мою семью убивают.

— Ну, а почему, допустим, — еле сдерживая ярость, произнес Ляпунов, — ты не открыл окошко и не сиганул лбом об асфальт? Или на ремне от штанов не повесился?

— Не так-то просто на это решиться… — пробормотал Ольгерд. — К тому же я хоть и не сильно верующий, но знаю, что самоубийство — грех. В конце концов, какая разница! Что я вам и им? Всего лишь человечек, который несколько раз побывал именно в той пещере, которая вам очень сильно понадобилась. В общем, я выведу вас через «Выползень», а дальше — как хотите. Можете сразу убить, можете отпустить, чтоб меня кто-нибудь другой убил.

— Сложный ты тип! — просопел Ляпунов. — Но почему ты все-таки не попробовал нас объегорить? Ведь мог бы завести куда-нибудь и слинять, верно? Конечно, тебя бы потом или наши, или другие достали, но ты бы хоть моральное удовлетворение получил.

— Вы мне пока ничего не сделали, — сказал Ольгерд, — а те пообещали, что если я не соглашусь пойти с вами и вывести туда, куда им нужно, то они мне покажут потроха моей жены, сына и дочери.

— Шайтан! — произнес Магомад, сверкнув глазами. — Какой ты мужчина, а? Ты баба! Если б мне такое сказали, я бы на нож прыгнул, на пистолет даже, но шнифты бы этому гаду выдавил!

— Вам проще, — вздохнул Ольгерд. — За вас небось весь ваш род отомстил бы…

— Ладно, — нахмурился Ляпунов, — хватить баланду травить, идем к «Выползню». А тебе, «пан Сусанин», я вот чего скажу: наши ребята уже пасут ту дачку, где твое семейство отдыхает. И при первой же попытке сделать бо-бо твоим детишкам они этим жлобикам шеи посворачивают. Но если мы, упаси господь, не придем домой с дедушкой — они свой контроль прекратят, и тогда всю ответственность за последствия, выражаясь дипломатически, мы с себя снимаем.

— Я вам верю, — пробормотал Ольгерд. — По крайней мере, мне сейчас больше не на что надеяться…

На том и порешили.

Уходить из «уютного грота» пришлось через очередную наклонную трещину, очень похожую на ту, в которой Ляпунов с Топориком устроили завал. Как ни странно, за все время «пикника» никто не высказал предположений насчет судьбы тех «специалистов», что шли позади группы. Возможно, никому не хотелось портить себе аппетит. Таран, конечно, понимал, что, по идее, этих ребят попросту завалило и ежели кто из них сейчас еще жив, то сильно «завидует мертвым», как говорил пират Джон Сильвер из «Острова сокровищ». И то, что это были не инопланетяне и не исчадия ада, а точно такие же ребята, как Ляпунов или Топорик, Юрка тоже понимал. Правда, не знал, числились ли они на госслужбе или, как «мамонты», подчинялись частной структуре. Из двух ответов на этот вопрос следовало лишь одно различие: будут ли эти погибшие включены в общую статистику потерь федеральных сил в Чечне или останутся где-то за скобками. Почему-то Юрке был более по душе второй вариант. Хотя лично он в этой экспедиции пока никого не убил, ему не хотелось, чтобы действия группы, в которую он входил, наносили потери федералам. Уж лучше пусть эти «специалисты» будут «частниками». Тогда получается просто разборка, каких на Руси ежедневно случаются десятки. А если Ляпунов с Топориком взорвали кадровых бойцов, находящихся на казенном кошту, — это уже боевая операция против федеральных сил. То есть объективно «мамонты» выступили на стороне боевиков. Неприятно. Конечно, взрыв в «Ишачьих Конюшнях» и последующая пальба нанесли потери и «духам», но эти искалеченные и больные вояки все равно ни на что не годились, кроме как попасть в плен. А вот второй взрыв вывел из строя — не хотелось говорить «уничтожил»! — опытных и закаленных бойцов, от которых в принципе могла быть большая польза.

В общем, все это было очень тошно сознавать. Хотя, конечно, никто Тарана об этом думать не заставлял. По идее, ему лучше было подумать о том, как они будут выбираться через этот самый «Выползень» и как вообще уберутся из этих мест. Ясно ведь, что им придется провожать дедушку Магомада не до ближайшего села, а немного подальше. Между тем от «Выползня» до «Берлоги», через которую собирается выходить Ахмед, всего километр. К тому же она на триста метров ниже по склону. Если Ахмеду в связи с невыполнением «контракта» закроют окошко, то могут это сделать как раз в районе «Выползня». Притом федералы могут невзначай нашарить этот выход и попросту завалить его для страховки парой валунов. Приятно будет до ужаса.

Трещина между тем свернула вправо, и уклон ее стал поменьше. Зато галька и щебень на полу сперва стали мокрыми, потом под ними захлюпала вода. Прошли еще немного, и оказалось, что под ногами течет уже вполне заметный ручеек. Этот ручей змеился по канавке, промытой в камешках, и повторял изгибы трещины.

— Хасаныч, — сказал заботливый Топорик, — полезай ко мне на хребтину, носки промочишь…

— Ничего, пока еще не мокро, — застеснялся Магомад. — Ты лучше девушку неси. Устала, наверное.

— Девушку! — Топорик аж поперхнулся.

— Папаша намекает, — сказала Милка, — что ему на тебе ездить неинтересно. Может, на мне прокатитесь, Хасаныч?

— Ты меня убить хочешь, красавица?! — воскликнул Магомад. — Вообще я слышал, что русская женщина и лошадь, и бык, и баба, и мужик, но не до такой же степени!

— Можно подумать, Хасаныч, что ты до сих пор ни на одной русской верхом не катался… — ехидно заметила Милка.

— Зачем такие гадости говоришь, а? Женщина скромной должна быть, вежливой, дома сидеть, а не с автоматом по пещерам лазать.

— Хасаныч, давай оставим дискуссии, а? — сказал Ляпунов. — Садись на Топорика — и вперед!

Магомад подчинился, потому что увидел, что впереди камни почти полностью скрываются под водой и калоши от нее не защитят.

Вскоре ручей заполнил дно трещины, и вода дошла до колен гидрокостюмов. Течение становилось все сильнее, и капитан забеспокоился:

— Ольгерд, тут это нормально? Может, наверху дождь пошел?

— Нет, — отозвался «пан Сусанин», — если сильный дождь начнется, нас отсюда смоет на фиг. А по колено — это нормально. До бедер дойдет чуть дальше, а потом мы из этого ручья выйдем.

Действительно, после того, как еще метров двадцать прошли, вода начала приближаться к бедрам, и сидевший на спине у Топорика Магомад стал опасливо подбирать длинные полы своего роскошного бизнесменского пальто, чтобы не замочить их в ручье.

Но тут слева появился проход, и Ольгерд решительно свернул туда.

— Осторожнее, — предупредил он, — скоро будет сухо, но зато низко.

По этой трещине тоже тек ручей, который впадал в предыдущий, поэтому теперь пришлось идти против течения. Правда, с каждым шагом глубина уменьшалась, и через десяток шагов ручей скрылся под галькой. Магомад тут же решительно слез со спины Топорика и самостоятельно захрустел калошами по камешкам.

Идти в полный рост было уже невозможно. Сперва просто пригибались, а потом пришлось ползти на четвереньках. Крутизна хода увеличилась, и теперь при неосторожных движениях ползущие впереди осыпали мокрым гравием тех, кто карабкался снизу.

Наконец Ольгерд выбрался на небольшую площадку, где лежало несколько больших валунов, до половины засыпанных галькой, и отчетливо чувствовался свежий воздух. Когда все собрались, он сказал:

— Отсюда пятьдесят метров до «Выползня». Если свернуть вон туда и обойти выступ, то можно увидеть свет. Но еще раз повторяю: протискиваться через него туго.

— Пошли покажешь, — произнес Ляпунов, и они с Ольгердом удалились за выступ.

— Думаешь, взрывать будут? — спросила Милка у Топорика.

— Посмотрим, — пробормотал детинушка. — Рвануть недолго, а вот что из этого выйдет? Можно дырку пробить, а можно и завалиться наглухо. Кроме того, у нас максимум двести пятьдесят грамм пластита осталось. Конечно, это прилично — десяток сейфов или стальных дверей можно взорвать. Но со здешними камушками нужен глаз да глаз. Серега, конечно, в этих делах соображает, однако если б мы тогда в грот не ушли, то уже давно бы не дышали. Считай, мы все Ольгерду по бутылке должны.

Потянулись томительные минуты. Магомад, усевшись по-турецки на плоский валун, рассеянно перебирал четки. Таран, у которого четок не было, перекидывал с ладони на ладонь бордовую гальку, по форме напоминавшую сердечко. Юрка почему-то решил, что обязательно привезет ее домой в качестве сувенира и подарит Надежде.

— Что-то они долго там ползают, — озабоченно произнесла Милка. — Свежий воздух, что ли, нюхают?

— Не знаю… — буркнул Топорик. Наконец захрустели шаги и появились «рекогносцировщики».

— Все очень весело, — хмуро произнес капитан. — Ход не завален, но блокирован. Одну растяжечку плохо припрятали — заметил. Сигнальная мина стоит — стало быть, на ночь приготовили. А на пригорочке за кустиками — окоп, и оттуда какой-то юноша оптикой время от времени поблескивает. А вообще там запросто может целое отделение укрыться. Сейчас при свете шансов вообще никаких. В принципе один нормальный снайпер с «СВД» может всех положить прямо на выходе. Ночью тоже ловить нечего. Вот такие пироги.

Воцарилось тягостное молчание. Потом все, как по команде, посмотрели на Ольгерда.

— По-моему, нам кто-то и что-то сегодня обещал… — произнес Топорик мрачноватым тоном.

— Свежим воздухом можно дышать в трех метрах от «Выползня», — ответил «пан Сусанин». — Я ведь обещал до свежего воздуха довести…

— А ты нахал, малый! — Голос Топорика прозвучал с неприкрытой угрозой. Но на физиономии Ольгерда не дрогнул ни один мускул. Он явно был готов даже к смерти, не то что к простому удару по морде.

— Стоп! — строго сказал Ляпунов. — Не будем обострять. Тем более что мы с гражданином Сусаниным обсудили один сложный, но, в общем, не совсем безнадежный вариант…

ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ

— Ты бы, командир, начинал именно с этого, — произнес Топорик уже более мягким тоном. — А то — блокированы, нас всех положат… Я так не играю.

— Я, видишь ли, — хмыкнул капитан, — просто попытался показать, из чего придется выбирать, поэтому и начал, так сказать, за упокой, хотя и в том варианте, который предстоит обсуждать, прямо скажем, мало «заздравного».

— Сережа, — проворчала Милка, — давай конкретно. Я сама люблю, когда долго готовят перед тем, как трахнуть, но это не тот случай.

— Как грубо! — покачал головой Магомад.

— Хорошо, — ухмыльнулся Ляпунов, — слово для доклада предоставляется пану Сусанину.

— Есть шанс, — произнес Ольгерд, немного волнуясь, — спуститься вниз по тому ручью, через который мы сюда поднялись, и идти дальше по ручью, в который он впадает. Этот ручей как мне кажется, должен впадать в ту самую речку, по какой мы плыли на катамаране. Я особо подчеркиваю — «как мне кажется», потому что наверняка не знаю.

— Уже приятно! — покачал головой Топорик.

— По идее, этот ручей впадает в речку метров на пятьдесят ниже грота, где мы оставили катамаран. Течение там, конечно, очень мощное, и вверх пешком не вернешься. Но у меня есть молоток и крючья с кольцами — возможно, смогу пройти по стене или по потолку туннеля. Естественно, нет никакой гарантии, что это удастся, но шанс все-таки есть.

— Ясно, — хмыкнул Топорик с явным недоверием, — ты хочешь сказать, что спихнешь катамаран и подгонишь его к нам? А мы его за уши поймаем?

— Я же с веревкой пойду, — напомнил Ольгерд, — а один конец у вас останется. Возможно, длины хватит, и вчетвером вы ее удержите. Начнете выбирать и подтянете катамаран к устью ручья. Потом трое — и я в том числе

— подержат катамаран, а двое вернутся сюда за Магомадом и донесут его достаточно сухим, чтоб он воспаление легких не схлопотал.

— А дальше-то что? — не унимался Топорик. — Эта твоя речка вынесет нас туда, где ждут твои лучшие друзья, да? С цветами и конфетами? И это твой «не самый безнадежный вариант»?!

— Слышь, Топор, — стальным голосом произнес Ляпунов. — Не верещи как свинья. По-моему, ты забыл, что нервные клетки не восстанавливаются. Я, конечно, знаю, что психика у тебя расшатана, но ты хоть Юрку постесняйся, старик! Еще товарищ Сталин приказывал паникеров мочить на месте, понял?

— Все, заткнулся, жутко извиняюсь, — притих Топорик. — Пардон за нервный срыв, буду пить боржоми, если жив останусь.

— Значит, так, — продолжил Ляпунов. — Я посмотрел по карте то место, где нас могут ждать, и вообще все обстоятельства. Конечно, там есть хороший обрыв у самого выхода речки на поверхность, и если б в задачу этих граждан входило покосить всех и пустить катамаран на дно — лучшего места не придумаешь. Но я четко знаю, что Магомад им нужен только живым. На катамаране мы, если усядемся вшестером, будем сидеть почти вплотную друг к другу. К тому же скорость будет очень приличная. Самый хороший снайпер не рискнет стрелять, если ему скажут: «Смотри, не попади в дедушку с папахой!».

— Правильно рассуждаешь! — одобрил Магомад.

— Надеюсь… Теперь смотрим дальше. Река проходит перекат, огибает утес, начинает постепенно расширяться и метров через пятьсот в общей сложности выходит на очень широкое и мелкое место. Шесть маленьких плоских островков из щебня и гальки, а между ними — мелкие протоки, через которые катамаран, по крайней мере, с таким грузом, как шесть человек,. просто не пройдет. Сейчас дождей нет, и шансов на то, что воды прибудет, мало. Стало быть, ребята рассчитывают, что мы вылезем из катамарана и понесем его на ручках пехом через эту отмель. Вот тут-то они нас и должны почикать. Укрыться негде, бежать некуда, мы как на ладони. Отстреливаться — полная безнадега, с обеих сторон к реке подходят зеленка, обрывчики, мы их даже не увидим ни хрена. Дедушку они по папахе определят, а нас постреляют за шесть секунд.

— Приятно… — Как видно, и у Топорика совсем уж минорное настроение пропало. — Значит, как я понял, если мы где-то на протяжении этих пятисот метров скромно слезем на берег, то у этих хлопцев кое-что нежно обломится?

— В общих чертах угадано верно. Но, обрати внимание, я их полными дураками не считаю. На том самом — обрыве напротив места впадения подземной речки они наверняка посадят наблюдателя, который будет и обычный бинокль иметь, и инфракрасный, и рацию, чтоб доложить коллегам: «Клиенты прибыли». Сектор наблюдения оттуда просто классный. За одним исключением — нас не видно в тот момент, когда мы уходим за утес. Вот тут — если нам, конечно, удастся туда зарулить! — есть что-то типа бухточки на левом берегу. Она отделена от реки большим валуном или небольшой скалой — как хотите считайте. Если мы сможем там высадиться, а потом быстро проскочить по этой вот ложбине — ребята нас не дождутся. Войдем в зеленку и у них за спиной окажемся. Кроме того, есть у меня нехорошее ощущение, что вот на этой ровной поляночке метрах в трехстах от берега эти братишки оставят вертолет. Потому как в ихнем деле, как и в нашем, самое главное — вовремя смыться.

— Чужой транспорт угонять — это не есть хорошо! — комически поморщился Топорик. — Тем более если его там вообще не окажется.

— Давай представим себе, что он там оказался. Ты заведешь, если что? Умел ведь когда-то…

— «Ми-2», возможно, и подниму. «Восьмуху» — уже без гарантии. А если ночью

— худенько получится.

— Вот поэтому, дорогой, мы до ночи тянуть не будем. Сейчас по моим командирским — 10.34 утра. Уважаемый Магомад, посидите здесь, поскучайте немного.

— Хорошо, пожалуйста! — невозмутимо произнес аксакал.

— Остальные — за Ольгердом!

Юрка, конечно, правильно понимал свое место в данной компании и в «обсуждении» участия принять не посмел. Он послушно встал на свое место в «колонну» — то есть позади Милки — и пошел вниз по ручью, не говоря ни слова. Однако, сказать по правде, в успехе предстоящего мероприятия он очень сильно сомневался. И не потому, что не верил в силу, сноровку и разные там морально-волевые качества братьев-«мамонтов», а потому, что весь этот сумасшедший вариант строился на сплошных «если бы да кабы».

Начать с самого простого. Ведь Ольгерд, этот подземный ас, и тот толком не знает, куда течет тот ручей, по которому собирается вести «мамонтов». Конечно, он тут много лазил, и, наверное, у него в голове уже имеется нечто вроде трехмерной схемы всех этих подземных лабиринтов, нарытых матушкой-природой. И ежели он еще где-то не проползал в натуре, то может достаточно точно предсказать, куда выведет та или иная дыра. Но ведь может он ошибиться? Как нечего делать! Конь о четырех ногах, да спотыкается… И в результате этой ошибки весь план накроется медным тазом уже на начальной стадии.

Дальше. Допустим, что Ольгерд не ошибся и этот ручей действительно впадает в ту самую речку, по которой можно проехать на катамаране. Но только не на пятьдесят метров ниже грота, где остался катамаран, а, допустим, на двести или триста. Короче, на таком расстоянии, что веревки у Ольгерда попросту не хватит. Опять полный, выражаясь культурно, облом. Правда, он, конечно, «человек-паук», может небось и без веревки по потолку пройтись, но как его потом заарканивать, когда он помчится на катамаране почти со скоростью автомобиля? Таран лично никогда не пытался заарканивать автомобиль, идущий на хорошей скорости, и другим этого тоже не посоветовал бы.

Было и еще одно «но», связанное с катамараном. А что, если федералам придет в голову протиснуться через шкуродер со стороны выхода «Ручейный» и спуститься в «колодец»? Ясно ж как божий день, что катамаран они без присмотра не оставят! И Ольгерд попросту попадет к ним в лапы.

Ладно, пусть и тут все сложится успешно. И веревка окажется нужной длины, и засады у катамарана никто не поставит, и сил хватит, чтобы вчетвером подтянуть катамаран к «устью» ручья. Конечно, мог его Ольгерд видеть, это «устье», раз он уже проезжал по этой речке до самого выхода на поверхность. Но даже если катамаран удастся удержать на таком месте, где два потока сливаются в один, и даже если трое смогут дождаться, пока деда Магомада принесут, как погрузиться и сесть в это хлипкое корыто из двух «стручков» с сеткой посредине?

Хрен с ним, допустим, как-то уселись и поехали. Конечно, надо будет еще нигде не перевернуться, не распороть поплавки, не повылетать за борт и, главное, не утопить драгоценного дедушку Магомада. Но это все мелочи жизни.

Стало быть, можно считать, что благополучно доехали до выхода на поверхность и впадения в нормальную реку. Но где гарантия, что те самые «хлопцы» поставят свою засаду именно там, куда ее поместил Ляпунов? И вполне возможно, например, что они — совсем не дураки! — просчитали такую хитрость, как высадка в бухточке (куда, кстати, далеко не просто будет зарулить!). Высадишься там — и тут же попадешь под пулю.

Ну, и самый финиш, конечно. С каких рыжиков Ляпунов взял, что у «хлопцев» на такой-то поляне будет стоять вертолет? Они ему что, докладывали? Навряд ли! Конечно, приятно полетать по воздуху после подземно-водных путешествий, но, насколько Тарану помнилось, Топорик в течение этого последнего года на вертолете не летал. А даже очень опытный пилот после такого перерыва без всяких там вывозных-провозных полетов за штурвал не садится. Тем более что Топорик гарантировал взлет только на «Ми-2». Ладно, можно поверить, что он и на «Ми-8» улетит (хотя улететь мало, надо еще и сесть где-нибудь). А если там вообще будет «Белл», «Чинук» или «Ирокез» какой-нибудь, которые Топорик, может, и видел где-нибудь, но понятия не имеет, как их поднять?

Но даже если Топорик сумеет взлететь и справится с машиной в полете, это еще ничего не гарантирует. Например, от «стингера», который могут запустить с какой-нибудь горки или от очереди из «ДШК» либо «утеса». Необязательно, что это сделают уцелевшие бойцы Ахмеда, — тут и другие бродят. Кроме того, и федералы, обнаружив в приграничной полосе неведомо чей вертолет, могут прислать «мигаря» или «сушку». Даже если у них есть приказ сперва принуждать к посадке, а лишь потом мочить, ничего хорошего в таком разе не произойдет. К тому же предстоит проходить на этом вертолете две границы. То, что при полете сюда бывшую досаафовскую «аннушку» азербайджанские и грузинские ПВО «не заметили», — это одно. Там, должно быть, «все было схвачено, за все заплачено». Но вот насчет вертолета им покамест никто ничего не сообщал. Тем более что вертолет этот мог прилететь с российской территории и в сопредельных государствах его никто не ждал. Конечно, с борта, наверное, можно связаться с той площадкой, откуда вылетали на «Ан-2», но вот хватит ли горючего, чтобы туда допорхать?

В общем, как ни прикидывал Таран, все выходило хреново. Но ничего другого, как надеяться на лучшее, не оставалось.

Итак, они дошли до слияния двух ручьев, и Ольгерд повернул налево, туда, куда и сам еще ни разу не добирался. Как уже говорилось, воды тут было по бедра, а через десяток шагов она поднялась до пояса. Течение подпирало, и, как казалось Юрке, плыть было бы гораздо проще, чем идти. Правда, вскоре трещина, по которой тек ручей, расширилась до полутора метров, а уклон уменьшился. Стало намного мельче, вода опустилась до колен, и сила течения тоже уменьшилась. Вверху сходившиеся в острый угол края трещины раздвинулись, округлились и превратились в свод.