Даже если бы им сейчас начали всерьез, долго и нудно объяснять, что они оказались в абсолютном рабстве у Полины, что они шагу не могут сделать без ее контроля и, наконец, что все их эйфорическое счастье — это всего лишь следствие внушения со стороны экстрасенсихи, они не поняли бы ни слова и только расхохотались бы в ответ на эту лекцию. Это было бы столь же бесполезно, как объяснять ширнувшемуся и уже кайфующему наркоману всю пагубность его порока. Собственно, семейство Таранов почти ничем не отличалось от тех, кто балдел, накурившись анаши, вколов себе дозу героина или нанюхавшись кокаина. Только причина их общего кайфа состояла не в химическом, а в суггестивном воздействии. Ну и, конечно, кое-какие симптомы различались. Например, никаких глюков они покамест не видели, хотя в принципе, если бы Полина захотела, она запросто могла их устроить. И депресняк с ломкой им тоже не грозил — по крайней мере, до того момента, пока Полине не захотелось бы их помучить.

Но пока у самой Полины было прекрасное настроение. Во-первых, от того, что она смогла реализовать свою мечту и, не затратив слишком много энергии, добраться сюда, в этот рай земной, и привезти с собой партнера и партнершу. Во-вторых, она испытывала невероятное упоение своей властью и силой, Не только над Юркой и Надькой, но и вообще над людьми. Она прекрасно сознавала, что может управлять не только людьми, но и всеми иными живыми существами, имеющими мозг и даже не имеющими его. Например, Полина знала, что ей под силу заставить дерево засохнуть в считанные часы или, например, расти быстрее, а цветок — распуститься до срока. Она могла бы дать сигнал — и сюда, вопреки инстинкту, сползлись бы все змеи, обитавшие на острове, а может, слетелись бы все комары и мухи. Наконец, ей ничего не стоило бы сейчас подозвать к берегу огромную хищную акулу, усесться на нее верхом и прокатиться по лагуне. Самое страшное, что ей при этом могло грозить, так это ободрать попку о шершавую шкуру чудища — тут, к сожалению, ее мозг ничем не смог бы помочь.

Но хотя все эти мысли то и дело вертелись в каштановой головке Полины, она все-таки на них не сосредоточивалась. Не хотелось ей никого убивать — даже дерево бессловесное. Не нуждалась она и в том, чтобы портить здешнюю идиллию нашествием змей, мух или комаров, и даже в том, чтобы напугать местных обитателей поездкой верхом на акуле. Нет, ей сейчас хотелось только наслаждаться всем, что мог принести этот земной рай. И голубизной неба, и лазурью моря, и солнечно-золотистым песком, и зеленью береговых гор, и богатством интерьеров шикарного бунгало — всем, что услаждало глаз. Ей хотелось, чтобы ее уши слышали легкий, успокаивающе шелестящий плеск волн, лениво накатывающих на песчаный берег лагуны, щебет незнакомых птиц в листве тропического парка, журчание фонтанчиков. И ароматы экзотических цветов, витавшие здесь, на берегу, и причудливо смешивавшиеся с запахами близкого моря, тоже служили ее, Полининому, наслаждению. А еще ей ужасно хотелось попробовать на вкус те тропические плоды, которые растут только здесь и которые не могут долететь до московских прилавков в своем первозданном виде. Наконец, Полина мечтала окунуться в теплые, но все-таки освежающие морские волны, полежать на песке голышом, подрумянить свою белую кожу солнечными лучами, поваляться на пышных постелях в блаженной прохладе, создаваемой кондиционерами. И не одной, конечно, а в обществе Юрки и Надьки.

Наверное, если бы кто-то наделенный такой же экстрасенсорной способностью, как у Полины, то есть умеющий читать мысли, смог проникнуть в содержимое ее мозга, он пришел бы к тому же поспешному выводу, к какому не раз — будучи в здравом уме, конечно! — приходил Таран. То есть посчитал бы, что у этой юной дамы не все в порядке с психикой и сдвиг по фазе произошел именно на почве секса.

Да, этот товарищ, ознакомившись с мыслями Полины, в принципе имел бы достаточно оснований, чтобы заподозрить ее в склонности к бисексуализму, садомазохизму, вуайеризму, эксгибиционизму и еще куче всяких «измов», известных психиатрам и сексопатологам. Пожалуй, он не увидел бы в Полининой голове только чего-либо близкого к геронто — или педофилии.

И все же диагноз был бы скорее всего слишком поспешным. Полина в общем и целом — не считая ее экстрасенсорных способностей, конечно! — оставалась вполне нормальной девицей, хотя и приближающейся к тому возрасту, который определяется известным грамматическим правилом «уж замуж невтерпеж». Более того, несмотря на то что Таран, общаясь с ней в разных ситуациях, составил о Полине не самое лестное мнение, как о жутко развратной и безтормозной бабе, она, по большому счету, такой вовсе не была. В принципе, родись Полина несколько раньше, ей вообще угрожала бы опасность остаться старой девой. И в школе, и в университете она постоянно комплексовала, считая себя некрасивой и даже уродиной, хотя была вполне симпатичной девочкой. Одевалась она тоже неплохо, благо родительские средства это позволяли, но опять-таки Полине казалось, что все на ней не так сидит, что ее фигуру никакие платья не поправят, а друзья и подруги над ней подсмеиваются. К тому же Полина оказалась в кругу достаточно умных, интеллигентных, но ужасно скучных ребят, которые начинали с ней философские беседы тогда, когда ей хотелось совсем другого. Сделать какие-то намеки, попытаться хоть чуточку приблизиться к тем, кто ей нравился, Полина стеснялась.

Между тем вокруг текла новая российская жизнь, издательства печатали «Камасутру» и «Ветку персика», телевидение крутило эротику и мелодрамы, а на «Горбушке» продавали кассеты и диски с «совсем горяченьким». Подружки рассказывали Полине о своих романах и случайных связях, а у нее только уши краснели и в трубочку сворачивались от обилия подробностей. Но на предложения посещать вечеринки и прочие мероприятия, где можно было встретиться с менее занудными парнями, чем те, что окружали Полину в университете, она, как правило, отвечала отказом. А если и приходила, то начинала стесняться, комплексовать и побыстрее убегала.

Конец всему этому положил ныне покойный братец Костя (или Кося, как называли его в семье). Он свел Полину со своими дружками, которые хоть и оказались бандитами, но сумели раскомплексовать заучившуюся девицу.

Блатняга Зуб, который предложил Косте привезти сестрицу на «нехорошую» дачку — пацан перед тем в пьяном виде убеждал всех братков, что Полина невинна, — и стал самым первым. Правда, то, что при этом происходило, больше напоминало изнасилование, но, как ни странно, понравилось Полине намного больше, чем осторожные ухаживания умных мальчиков. А потом пошло-поехало… Мама и папа, наверное, пришли бы в ужас от того, что вытворяли их дети в компании с братками и разными оторвами, но и Полина, и Кося умело их обманывали. Полине, в общем, еще повезло, что ее не посадили на иглу и не превратили в настоящую проститутку, а вот Костя крепко закрутился в бандитские дела, задолжал, и его превратили в одноразового киллера. После того, как он застрелил свою жертву в подъезде, Костю напоили метанолом и бросили где-то на пустыре с четвертинкой из-под ядовитого спирта в руке. Концы вводу…

Вообще-то и Полина могла расстаться с жизнью, но вмещался случай в лице Тарана и Лизки. Собственно, бандюг там, на даче, перестреляла Лизка — жуткий человеко-звереныш, убийца-малолетка. Но влюбилась Полина — возможно, первый раз в жизни по-настоящему! — именно в Тарана. И была очень разочарована, когда узнала, что он женат и вроде бы до конца предан своей Надюшке.

Но все-таки не без помощи премудрой прачки Василисы Полина своего добилась. А потом, когда вдруг открыла в себе дар экстрасенса, возмечтала и вовсе захватить Юрку. Но тогда, прошлой весной, как говорится, не рассчитала силы

— и погрузилась в то самое непонятное полуживое состояние, из которого вышла совсем недавно.

Наверное, Полина могла бы ограничиться тем, чтобы увезти с собой одного Юрку. Но ею вдруг овладело немного противоестественное и чуточку мстительное желание — заставить любить себя не только Тарана, но и Надьку. А поскольку сил у нее на сей раз было с избытком, то все удалось как нельзя лучше.

И теперь, когда «рай для троих» стал реальностью, голове Полины начали роиться самые фантастические композиции, составленные из трех тел. Впрочем, Полина не исключала, что позже, когда ей приестся игра втроем, она включит в эти «скульптурные группы» четвертый, пятый, шестой, а может, даже десятый элемент. Озорное бесстыдство так и гуляло волнами по ее организму, когда она все это придумывала и воображала. Но все же, хотя она могла практически немедленно осуществить любую, самую безудержную из своих фантазий, ей не хотелось спешить. Ибо она знала, что самым приятным кажется то, что еще не осуществлено.

Поэтому, несмотря на отчаянное желание с ходу приступить к реализации своих задумок, Полина решила отложить все сексуальные беснования до вечера, а пока ограничиться самыми невинными туристическими наслаждениями.

Пока еще не сильно пекло и песок не раскалился до температуры горячей сковородки, они позагорали на пляжных шезлонгах, побегали по песку и несколько раз окунулись в воды лагуны. При этом, как малыши, с восторгом разглядывали ракушки необычных форм и расцветок, камешки и рыбешек, вертевшихся поблизости от берега.

Потом посидели под зонтами во внутреннем дворике у бассейна, и туда же им привезли завтрак, который Полина заказала, не прибегая к услугам радиотелефона. Правда, этот завтрак был скорее каким-то сладким десертом: сладкоежка Полина составила его из мороженого, фруктов и соков, но даже Таран, который, будь он в нормальном состоянии, предпочел бы макарон по-флотски рубануть или там гречневой каши с тушенкой навернуть, был в полном экстазе. После этого еще немного поныряли, уже в бассейне, в пресной, более прохладной и освежающей водичке.

Когда стало совсем жарко, пришлось убраться в помещение. К тому же Полина немножко обгорела и вызвала к себе здешнюю медсестру-массажистку, которая стала ее чем-то намазывать, нежно поглаживая мягкими ладошками, которые с внутренней стороны были розовенькие, а с внешней — шоколадными. На это время Юрка и Надька — эти были, конечно, побелее местных, но уже здорово загорели еще в России и потому облезть не боялись — отправились играть в бильярд. По беззвучному приказу Полины, конечно, хотя каждый из них был убежден, что выбрал это занятие самостоятельно.

Тараны раньше в большой бильярд никогда не играли. Юрка, тот, правда, когда-то катал металлические шарики на малюсеньком настольном бильярде в игротеке Дома пионеров, но дело было еще лет десять назад. Надька вообще никакого представления об этой игре не имела, однако храбро ухватилась за длиннющий кий. Сначала здоровенные шары — из настоящей слоновой кости, поди-ка! — либо вообще не хотели попадать друг в друга, а уж тем более закатываться в лузу, либо с треском вылетали за борт. Но с течением времени стало получаться все лучше и лучше. И когда появилась Полина, благоухая кремом, которым ее натерла целительница, Юрка с Надькой уже прилично наловчились. Конечно, на состязания с мастерами их, наверное, было рано выставлять, но техника у них уже была на уровне хороших начинающих. Причем, не таких, которые в первый раз к столу подошли, а, пожалуй, таких, которые уже не меньше месяца позанимались. Для Полины это было еще одно маленькое открытие в собственных возможностях: она поняла, что ее мысленные приказы не только заставляют людей немедленно повиноваться и исполнять приказ на доступном для себя уровне подготовки, но и способствуют тому, что человек начинает быстро совершенствоваться в том виде деятельности, которым она его принудила заниматься.

Впрочем, Полина не собиралась тратить время на долгие научные исследования и эксперименты, чтобы разбираться всерьез, что происходит с людьми, на которых она воздействует. У нее были другие планы.

Для начала она взяла напрокат автомобиль с шофером и, поскольку самое жаркое время суток закончилось, решила покататься по острову. Естественно, в компании с Таранами.

Для начала они доехали до здешнего стольного града, который назывался Сан-Исидро. Конечно, Полина перевела это название на русский язык, и вся дружная команда с ее легкой руки стала называть столицу Сидорбургом. В конце концов, Ивангород есть, Петербург есть, чего бы Сидорбургу не быть? Правда, Полина решила, что местные могут называть его как прежде, и не стала тратить энергию на то, чтоб созывать местный парламент и решать вопрос о переименовании столицы. Хотя могла бы!

В Сидорбурге у них начался шопинг. Небось еще лет десять назад большинство граждан СССР этого слова не знали и думали, ориентируясь на звукосочетание, будто это нечто неприличное, такое же, как «лизинг», например. Теперь-то уже привыкли и, говорят, на Западе даже поговорка появилась: «Рашен шопинг

— вери шокинг!»

Неизвестно, конечно, может, это и не западенцы придумали, а сами «русо туристе», но, так или иначе, шопинг Полины и впрямь мог бы произвести шокирующее впечатление. Тем более что все покупки делались за счет дедушки Перальты из Колумбии.

Начали с мелочевки — то есть с тряпок, обуви, бижутерии, косметики и парфюмерии, которых алчная Полина набрала сверх головы и выше для себя и Надьки прежде всего. Но и на Тарана закупили штук пять костюмов, кучу рубашек, маек и несколько пар обуви, начиная с пляжных тапочек и кончая какими-то особо дорогими полуботинками по 500 долларов пара. В общем, прокатный автомобиль забили до отказа, так что в него и усесться было невозможно. Тогда Полина отправила его в отель, а сама без долгих размышлений взяла да и приобрела — опять же за счет Перальты! — красный «Феррари». За 150 тысяч баксов, между прочим. Как ни странно, это была не выдумка или прихоть самой Полины. «Феррари» — и именно красный! — как выяснилось, втайне мечтал иметь Таран. Еще более любопытно, что вселил в него эту тайную мечту не кто иной, как покойный Дядя Вова.

Два года назад, после того, как Бовины братки похитили Тарана прямо из расположения части для того, чтобы сделать из него подрывника-камикадзе, областной пахан, не то принимая Юрку за дурачка, не то просто издеваясь, обещал: «Мамой могу поклясться — если сделаешь все и уйдешь, поедешь на полгода в загранку за мой счет. Работа будет приятная и веселая, деньги хорошие. Не пожалеешь! Море, солнце, пляжи, мулатки-шоколадки, коктейли со льдом. Прикинешься по фирме, тачку заведешь типа красного „Феррари“… Таран даже тогда дурачком не был, чтобы принять всерьез обещания Дяди Вовы. Но… „Тачка типа красного „Феррари“ отчего-то застряла у Юрки в башке. Хотя он прекрасно понимал, что никаких шансов когда-нибудь приобрести что-то подобное у него нет ровным счетом никаких. „Феррари“ — Таран видел его только на картинке из журнала «За рулем“ — стал некой расплывчатой, несбыточной мечтой. А тут — хоп! — и вот он. Эх, как бы прибалдел Таран, будь он, как говорится, в нормальном состоянии!

Конечно, он и тут порадовался. Но это, строго говоря, была не его радость, а Полинина. Потому что ей хотелось, чтобы он ликовал и подпрыгивал от восторга.

Вообще-то «Феррари» был свеженький, жутко навороченный и требовал серьезных разъяснений по поводу того, что и как в нем устроено. Представитель фирмы был итальянец, а переводчики тут были только с итальянского на испанский и на английский. Полине, конечно, это было по фигу, то есть она могла понять и напрямую по-итальянски, но в автомобилях она ровным счетом ни черта не понимала. Тем не менее во всем удалось разобраться, и Юрка без особых сложностей подкатил к представителю здешней дорожной полиции, который без вопросов привинтил к машине «туристический» номер. Естественно, он даже водительских прав у Тарана не потребовал, хотя таковые у Юрки имелись. На какое имя он эту машину зарегистрировал — неизвестно, возможно, на Даниэля Перальту.

Как раз в это время Полина захотела покушать и решила, что Надьке с Юркой тоже самое время подкрепиться. Поэтому, приметив не очень большой, но уютный ресторан, она велела Юрке притормозить.

Подкрепились они довольно плотно. Что-то вроде ухи съели, только приправленной белым сухим, вином и перцем, потом рагу из свинины с овощами, среди которых, правда, кажется, и жареные бананы затесались. Это второе было крепко наперчено, так что под него пришлось выпить красного вина. Вот тут и прозвучал тост, который в оригинале гласил: «За наше счастливое братство!» Так его Полина задумывала. Однако Таран, которому Полина доверила произнести тост, не то поперхнулся, не то язык перцем обжег и потому выдал:

— За наше счастливое рабство!

Тут уж и Полина чуть не поперхнулась…