- Интересное кино... - пробормотал Забор, который явно не был готов переварить такую информацию.
      - Самое смешное, - Иванцов пошел на добивание, - что глава администрации одной из соседних областей, господин Пантюхов Георгий Петрович, у которого товарищ полковник возглавлял охрану, будет очень удивлен и приятно обрадован, что Ворон, оказывается, еще летает. А если еще вспомнить, какая неудачная судьба сложилась у Сергея Борисовича Соловьева, который занимался коммерцией в той самой области, и о некоторых других событиях прошлой осени и нынешней весны, то вашему заинтересованному лицу придется серьезно надо всем поразмыслить.
      - Мозги есть, отчего не помыслить, - вздохнул Забор.
      - Ну, тогда, может быть, на сегодня достаточно? Вы обдумаете ситуацию, мы прикинем свои возможности. А потом будем постепенно, без суеты и нервотрепки, приходить к консенсусу.
      - Тогда, наверно, надо будет подумать и о дате новой встречи. Пожалуйста. Дня через три, наверно, вас устроит? - В это же время? - спросил Забор.
      - Без проблем. Я же в отпуске, господа...
      Подмосковная дача
      Около полудня мини-автоколонна, состоящая из серой "Волги" и красной "девятки", въехала в тот подмосковный дачный поселок" куда должна была прибыть еще сутки назад. Поселок этот принадлежал, конечно, не самым сливкам общества, но и не относился к разряду трущоб. Обычный дачный поселок, куда ездят не столько отдыхать, сколько гнуть спину, чтобы получить какой-то приварок на зиму, обеспечить себя, по мере сил и возможностей, собственной картошкой, морковкой, огурцами, помидорами, повидлами-вареньями и иными дарами природы. Некоторые мичуринцы уже и виноград выращивают, и тыквы, и арбузы. Глядишь, и до бананов с ананасами дойдет.
      Конечно, по сравнению с домом бабы Дуси небольшая рубленая дачка смотрелась неважнецки. У бабы Дуси дом был рассчитан на постоянную жизнь, здесь - только на лето, частично на осень. Более того, дачка давно не красилась, жестяные водосточные трубы проржавели, на трубе выпало несколько кирпичей, в заборе не хватало штакетин. Не видно было и следов сельскохозяйственной деятельности. Участок зарос многолетними бурьянами, крапивой и слабоплодоносящей, одичалой малиной. Ни возделанной грядки, ни дерева с побеленным стволом не просматривалось. Правда, на одной вишне багровели полуобклеванные ягодки, а на паре яблонь просматривались мелкие зеленые плоды, тоже порченные не то червяками, не то гусеницами.
      - Мы, случаем, не ошиблись? - спросил Гребешок, вылезая из кабины "девятки" и подходя к "Волге". - Что-то дача эта для отдыха мало подходит. Не вижу бассейна, фонтанов, поля для гольфа...
      - Нет, - тоже с явным разочарованием в голосе произнес Агафон, - это то самое место. Улица Воровская, дом тридцать четыре.
      - Воровская? - придурился Гребешок, сделав ударение на букве "а" в отличие от Агафона, который правильно поставил ударение на второе "о", но перепутал окончание. Улица была не Воровская, а Воровского.
      Вообще, если бы не "Запорожец", притулившийся у забора, было бы полное впечатление, что дача эта заброшена еще со времен "Вишневого сада". Однако, как выяснилось, тут даже хозяин имелся. С крылечка спустился загорелый дочерна, голопузый и богато татуированный гражданин лет под шестьдесят. Тощий, испитой, гнилозубый, в драных тренировочных штанах - при советской власти такие шесть рублей стоили - и полотняной кепочке с мятым козырьком. Он с явной тревогой посматривал на две машины, подкатившие к его обиталищу. Уж очень там много народа понабилось.
      Агафон вылез из "Волги", поглядел на поржавевший номерок 34, прибитый к углу дачи, и произнес:
      - Здорово, хозяин! Тебя не дядя Саня зовут?
      - Для кого дядя Саня, а для кого - Александр Ильич, - запойно просипел мужик.
      - Не Ульянов случайно?
      - Нет, Бог миловал.
      - Ну, тогда привет от Сэнсея.
      - Из Японии?
      - Нет, из Береговии.
      - Что ж, заезжайте во двор, гости дорогие, небывалые.
      Для постороннего человека все выглядело как обмен случайным набором фраз, однако все фразы, начиная со слов "Здорово, хозяин!" и кончая словосочетанием "гости дорогие, небывалые", представляли собой систему паролей и отзывов.
      Дядя Саня открыл ворота, Агафон вкатил во двор "Волгу", за ним въехал Гребешок на "девятке".
      - Проезжай мимо крыльца и поленницы, выворачивай за угол! - распорядился хозяин.
      На задах дачи обнаружилась площадочка, примыкающая к забору, ограждавшему тыл участка. В отличие от хлипкого заборчика, стоявшего с улицы, этот был заметно повыше и сделан из прочных досок, вплотную пригнанных друг к другу. Вдоль забора густо росла высоченная крапива вперемежку с одичалой малиной, а еще высокие кусты жимолости и сирени, начисто заслонявшие собой площадку от возможных наблюдателей с соседнего двора, по крайней мере, от случайных. "Волга" и "девятка" с трудом втиснулись сюда. Дядя Саня запер ворота и подошел к машинам, из которых стали вылезать уставшие от долгой езды путешественники.
      - Мать честная! - вполне искренне вздохнул дядя Саня. - Говорили, четверо будет, а вас вон сколько... Ладно. Пойдем-ка, начальник, побеседуем маленько.
      Агафон последовал за ним в дом. Внутри дача вполне подошла бы для съемок либо историко-революционного фильма о тяжкой жизни российского пролетариата при проклятом царизме, либо американского клюквенного боевика об угнетении евреев в бывшем СССР.
      Сени здесь были обычными - клетухой полтора на полтора метра, тут на табурете стояло ведро с водой, а под табуретом - пятнадцать-двадцать разнокалиберных бутылок, начиная от микроскопических 125-граммовых "восьмушек" из какого-то сувенирного набора и кончая большущим двухлитровым графином из-под водки "Privet". Пол отродясь не мыли и не красили, отчего на нем нарос вполне ощутимый слой грязи. Агафон хотел пить, но вовремя увидел плавающую в ведре муху, и жажда его сразу покинула. Ясно, что хлебать такую водицу мог только человек, который всегда имеет в желудке граммов триста спиртного, а потому не боится дизентерии и прочих инфекций.
      В сенях, кроме табурета с ведром и склада бутылок, была еще невысокая приставная лестница, ведущая на чердак.
      - Вот там, - дядя Саня указал на люк в потолке, - ночевать будете. Нынче тепло, клопов и тараканов там нету. Комарье тоже пока не шибко разгулялось.
      Прошли в комнату. Здесь стояли старый дерматиновый диван и стол, сооруженный из простой ДСП, уложенной на картонные ящики из-под импортных телевизоров или консервов, и покрытый старыми газетами. Был еще сильно расшатанный стул, на который даже плюшевого мишку нельзя было посадить без риска. Остальная мебель состояла из деревянных или пластмассовых ящиков из-под бутылок. Сами же бутылки, естественно, давно опустошенные, стояли и лежали по всем углам комнаты. Здесь их было так много, что Агафон и не пытался сосчитать.
      - Садись, командир, в ногах правды нет, - сказал дядя Саня, указывая Агафону на диван. - Самое надежное сиденье осталось, не обессудь.
      - Перетерпим, - сказал Агафон скорее из вежливости, чем искренне. О том, как выглядит подмосковная дача, у него были совсем иные представления. Он видел дачи своих областных начальников, некоторые даже близко, и ему казалось, будто у подмосковной братвы должны быть исключительно такие же и даже лучше.
      - Перетерпим? - с некоторой резкостью в голосе произнес дядя Саня. - Это, корефан, не вы перетерпите, а я перетерплю. Вас сколько должно было быть? Четверо. А ты девять рыл привез. У меня тут не пансионат, чтобы с бабами ездить, понял? Да еще импортную прихавал, черномазь. А пятый пацан инвалид в натуре, ни рук, ни ног. Его куда? Мне заказали вас приветить на три денька.
      Вне всякого сомнения, дядя Саня в уголовном мире не занимал высокого места. Скорее он - полубомж, с парой ходок по разным некрутым статьям. Образование - высшее, окончил факультет карманной тяги Бутырского государственного университета. Кандидат блатных наук, был когда-то неплохим специалистом, но квалификацию потерял, покинул, так сказать, большой спорт ради большого спирта. В данное время явный алкаш, заслуженный тренер по литрболу и скоростному распиванию. Ясно, что Сэнсей договаривался не с ним, а с каким-то паханом. Конечно, если речь шла всего о трех днях для отдыха четырех мужиков, то можно перекантоваться и тут. Но судя по тому шухеру, который остался за кормой, торчать вдали от родной губернии придется гораздо дольше. Ну, месяц-другой тут еще будет тепло. А если до поздней осени или даже до зимы не удастся вернуться?
      - Нам здесь надо будет побыть подольше, чем трое суток, - заметил Агафон.
      - Как тебя звать? - спросил дядя Саня, малость помолчав.
      - Не обижаюсь, если просто Агафон.
      - Это хорошо, что ты не гордый. Но надо понимать, чего делаешь. Тоже не помешает. Отсюда по прямой, если не соврать, до Петровки, 38, всего тридцать пять километров. И мне ни к чему, чтобы тут всякие типы крутились. Мне сказано: прими четверых. Об остальных ни звука. Никто мне не говорил, что ты привезешь девять. Не знаю, где вы спать будете. И жратвы у меня на вас не запасено. Опять же - мне говорили, что три дня, не больше. Этот номер на год вперед забронирован, усек?
      - Ты, дядя Саня, по-моему, второй раз одно и тоже повторяешь. Лучше давай по делу: сколько тебе отстегнуть, чтобы ты на мозги не капал? - довольно нервно произнес Агафон. - Этой даче, со всеми потрохами, красная цена "лимонов" двадцать, да и то если бревна не сгнили. Хочешь, мы у тебя ее купим? Тебе, на хрен, больше за нее никто не даст.
      - Милок, - скривился дядя Саня, - дача эта не продается. Так что не тряси тут "лимонами", растерять можешь. Пойми, сява, вас сюда по просьбе вашего основного вписали, и не для того, чтобы вы тут с бабами развлекались. Где вы их там наснимали, меня не колеблет, но дорогу они сюда должны забыть. Лучше, если вообще насовсем. Не то вам тоже память укоротят.
      - Слушай, пень, - строго сказал Агафон. - Не корчи из себя авторитета. Шестерня ты бескозырная, хотя и старый. Манал я твой понт в четыре дырки. Сэнсей при мне с Москвой говорил и потом мне четко расписал, чего мы можем, а чего нет. Так вот, запомни: нам от тебя, кроме хаты, чтобы выспаться, ничего не надо. Мы по дороге в паре магазинов были и затарились по линии жратвы. И выпить у нас есть.
      - Вот если бы ты поднес хозяину с дорожки, - облизнулся дядя Саня, - тогда бы я не стал всякую фигню молоть.
      - Поднести я тебе не откажусь, но пить с тобой не буду, - проворчал Агафон, - потому что ты фигни намолол уже сверх плана, как передовой комбайнер Миша Горбачев.
      Дядя Саня сипло похихикал, потому что любил слушать гадости про Горбачева, не мог ему антиалкогольную кампанию простить.
      - Понятно, - очень радостно улыбнулся он. - С девочками - приятней выпить.
      - Верно мыслишь, дядя Саня.
      - Я-то верно мыслю, это да. А вот тебе, поскольку ты мозгами плохо ворочал вначале, придется сейчас покрутить. Полезли на чердак, покажу, что для вас приготовлено.
      Агафон поднимался наверх не без опаски. Судя по общей обстановке на этой даче, можно было предположить, что для ночлега приготовлено провшивевшее и провонявшее бомжами лежбище, которое ни постелью, ни бельем назвать нельзя.
      Но на сей раз разочарование было приятным. На чердаке, не в пример жилой комнате, был и воздух посвежее, и пыли поменьше, и самое главное, стояли четыре вполне удобные койки солдатского образца, застланные самым настоящим, свежим и сухим бельем. Даже ароматизированным и накрахмаленным. Только что из прачечной.
      - Видел? - с легким торжеством в голосе произнес дядя Саня. - Вот, все готово на четверых. Даже полотенца и мыло, если на то пошло. Вон холодильник. А тут плитка газовая походная с двумя конфорками. Там дальше - баллоны маленькие. Чайник, кастрюля, сковорода. Тарелки, кружки, ложки, вилки. Все чистое. Ну, туалет, конечно, на дворе, в углу сада. Умывалка там же.
      - А чего вы все это не внизу сделали, а на чердаке? - удивился Агафон. Ему уже не казалось, будто дядя Саня - такой уж беспробудный алкаш. Нет, он посложнее. С таким, кстати, вдвойне востро надо ухо держать. Похоже, больше косит под алкаша, чем на самом деле пьет.
      - Это потому, что ко мне сюда иной раз по ночам друзья заходят. Им вас не надо видеть, а вам - их. Такие вот друзья.
      - Менты, что ли? - предположил Агафон.
      - Всякие бывают... - уклончиво произнес дядя Саня. - Опять же, я иногда уезжаю, а гости остаются. Надо придумать, как вам тут хоть на первую ночь разместиться. Если бы вас хотя бы восемь было - куда ни шло. На койки и по двое можно улечься, правда, одеяло и подушка тоже одни на двоих будут. Ну, если с бабами спать будете - не заметите. Однако у вас еще увечный есть. Третьим его никуда не положишь, верно? Да и вообще, как его на чердак затаскивать и обратно спускать? То-то я и говорю, что ни хрена ты не подумал, когда его с собой брал.
      - Я же не знал, что нам у тебя на чердаке придется жить.
      - А ты бы сначала подумал, как ему по всяким надобностям ходить, без рук и без ног. У меня в сортире унитаза нет, на корточки садиться надо, над дыркой. Вон там сортир, поди глянь.
      Агафон припомнил, как во время двух остановок на пути сюда девчонки забирали Олега с собой.
      - Ничего, - отмахнулся он. - У нас для него сестры милосердия найдутся. А переночует он в машине. В "Волге" сиденья откинем, положим туда с ним его подругу. Заодно машину посторожат.
      - Тебе виднее. Эту ночь переночуете, а завтра придумаем. Они вернулись на задний двор, и Агафон сказал спутникам:
      - Значит, так. Наверху четыре койки. У нас в наличии девять человек. Олег будет ночевать в Элькиной "Волге".
      - Я там же, - мгновенно отреагировала Эля.
      - А мы с Ксюшкой в "девятке", - Гребешок демонстративно обнял негритянку, чтоб все поняли: это - его.
      - Не возражаю, - важно кивнул Агафон. - Любовь - святое дело. Остается пятеро на четыре кровати...
      - Да ладно тебе, - отмахнулся Налим, - разберемся ближе к вечеру. Сейчас бы пожрать, а?
      - Правильно. Надо заодно и все остальное разгрузить... - кивнул Агафон. Под всем остальным он подразумевал оружие.
      Поскольку по улице мимо дачи изредка проходили люди и могли невзначай увидеть, автоматы втащили в окно, выходившее на площадку, где стояли автомобили. Пистолеты тоже припрятали. А затем началась возня с приготовлением обеда. Лариса с Лидой взялись делать салаты, Элька с Ксюшей бутерброды, Налима и Лузу посадили чистить картошку, а Гребешок и Агафон под наблюдением дяди Саши и Олега занялись шашлыками.
      Агафон работал руками механически, а сам думал. О том, как получилось, что они - их четверка и компания девчонок с Олегом, - еще утром две совершенно разные группы людей, которые относились друг к другу с явным недоверием, к полудню превратились в некую единую команду, которая со стороны выглядела так, будто всегда, с младенческих лет, была спаяна дружескими узами. В принципе после того, как Лариса устроила Агафону и Налиму "купание" в несуществующем море (Агафон не сомневался, что под воздействием этой наведенной галлюцинации они могли бы вполне реально коньки отбросить!), ни о какой дружбе, казалось бы, и речи быть не могло, а вот поди ж ты, нашли общий язык, столковались, почуяли, что нужны друг другу. Конечно, не сразу, постепенно, с опасками и оговорками. Но шестичасовая дорога на Москву помогла им: чем дальше ехали, тем больше друг друга понимали...
      На чем сошлись
      Когда Агафон с Налимом гнались за беглянками на Гребешковой "девятке", его не раз посещали злые, бешеные мыслишки насчет того, что он сделает с ними, ежели догонит. Иногда ему казалось, что можно обойтись простой раздачей оплеух по щекам, иногда представлялось, что девчачья заподлянка заслуживает порки ремнем по задницам, не снимая штанов, - Агафон вовсе не был садистом, просто его самого в детстве так воспитывали. Но как только ему вспоминался страх, пережитый в "затопленной избе", самые настоящие муки, испытанные в ходе галлюцинаций, то тянуло на жестокость. Например, не раз обуревала жажда набить им морды до синяков, трахнуть в извращенной форме, даже убить. Правда, ненадолго. Все-таки девчушки были, по его разумению, еще маленькие и глупые. У самого Агафона почти такая же росла где-то в Новосибирске, куда укатила после развода бывшая мадам Агафонова. Саму бабу, которая после того, как Агафона посадили, и дня не стала ждать, ему жалко не было - умотала и умотала, а вот об Ирке он переживал. Агафон даже испытывал ощущение собственной подлости, хотя и алименты платил исправно (с официальной зарплаты, вестимо, но довольно много), и на все дни рождения посылал сначала бывшей жене, а теперь самой Ирке - у нее уже паспорт был! - немалые почтовые переводы эквивалентом в двести баксов.
      Поэтому, когда они наконец-то настигли девок, ни убивать их, ни просто лупить Агафон не стал. К тому же Лида и Лариса смотрелись такими испуганными, что их стоило пожалеть. А вот Олег выглядел совсем безучастно. Казалось, будто ему все равно: зарежут его, оторвут ему голову, сожгут живьем - седой пацан был абсолютно невозмутим. Только попросил: "Не бейте девчонок!" Вяло так попросил, но получилось очень убедительно. Хотя он, конечно, помешать не смог бы. Был бы Агафон поддатый, может, и не внял бы сгоряча, а тут руки опустились. К тому же в тот момент и таинственный кубик с шайбочкой перешел в руки Агафона, и Элька очнулась.
      Когда Агафон сообщил ей, что они едут в Москву, и спросил ее про ключики, из-за которых весь сыр-бор разгорелся, Элька была еще очень сонная. Самое оно, чтобы допрашивать. Агафон толком ничего не понимал, но то ли в кино видел, то ли где-то читал, то ли просто краем уха слышал, что иногда особо хитрых и упрямых подследственных спецслужбы колют специальными препаратами, которые погружают допрашиваемых в полусонное состояние. И такой полусонный тип с парализованной волей, теряя способность врать, отвечает на все вопросы чистую правду.
      Неизвестно, какой именно препарат вкатили Эльке "черные ниндзя", обычное ли снотворное или специальное. У них уже не уточнить. Но так или иначе, в первые пять минут после пробуждения она находилась в полусне и вялым голосом, лениво хлопая мутными, будто похмельными глазами, давала те самые ответы, которых ждал от нее Агафон.
      - Ключики... - пробормотала она. - Маленькие, блестящие. С немецкими буквами...
      - Да, да! - поторопил Агафон. Вести одновременно и допрос, и машину было не слишком удобно. Поэтому Агафон притормозил, за руль временно уселся Налим. Лиду пересадили на переднее сиденье, а Агафон перебрался назад. У Эльки в "Волге" и на заднем сиденье у правой дверцы был ремень безопасности специально для Олега. А коляска его складывалась и пряталась в багажник. В общем, Агафон сел слева от Эльки и, ощущая на себе не очень добрый взгляд Олега, стал задавать дальнейшие вопросы:
      - Так где ключики? Маленькие, блестящие, с немецкими буквами?
      - Сначала были у Ростика...
      - Правильно! Ты забрала их у Ростика, куда спрятала?
      - На квартире у Олега, в тайнике под плиткой, за аптечкой в ванной...
      - Ты забрала их оттуда и увезла в деревню. Где они?
      - Лежали в "бардачке" "Волги"...
      - Лида, глянь туда! - резко обернулся Агафон. - Открой и вытряхни все себе на колени! Смотри, чтобы на пол ничего не упало.
      - Какой вы сердитый... - испуганно пролепетала Лида. Но подчинилась и начала выкладывать из "бардачка" его содержимое. Надо сказать, что будь Элька в здравом уме и трезвой памяти, то ей пришлось бы немало постесняться, ибо содержимое "бардачка" было примерно то же, что у дамской сумочки, принадлежащей женщине определенного образа жизни. Однако, поскольку Элька не сильно отдавала себе отчет в том, что происходит, смущаться за нее пришлось скромнице Лиде.
      На колени к малярше перекочевали "Правила дорожного движения" за 1995 год, упаковка импортных свечей зажигания, маленький фонарик "Криптон", небольшой разводной ключ, складной пластмассовый стаканчик, недоеденное и засохшее, как камень, миндальное пирожное, пустая и помятая пачка "Marlboro-lights", целлофановая запайка с двумя уцелевшими таблетками анальгина, треснувшие солнцезащитные очки, почти полностью выдавленный тюбик крема для рук, одинокая левая перчатка с отрезанными пальцами, два грязных носовых платка, в один из которых был завернут старый презерватив, распечатанная упаковка со свежими, наконец, нежно-розовые, хотя и не совсем чистые, мини-трусики с кружевом.
      Пересмотрели все - ключей не было.
      - Ты их забрала? Ты забрала ключики из "бардачка"? - Агафон вновь взялся за Эльку.
      - Забрала... - пробормотала та. - Кажется, забрала.
      - Куда спрятала потом?
      - Не помню...
      - Помнишь! Вспоминай! Вспоминай, где ключики! - настырничал Агафон.
      - Сейчас... Сейчас вспомню... - произнесла Элька, но Агафону показалось, будто она смотрит уже менее мутным взглядом, чем раньше. Это его забеспокоило: еще чуть-чуть, и она выйдет из своего состояния и начнет упираться рогом.
      - Быстрее, быстрее думай! Где были ключики, когда мы гуляли по дороге? Агафон понимал, что Элька вряд ли брала ключи с собой на прогулку.
      - В машине... Они в машине лежали, в "бардачке".
      - А потом?
      - Не знаю где...
      Агафон смачно матюкнулся, не пожалев ушей присутствующих дам, которые, впрочем, ничего нового для себя не открыли. Но самое смешное, что именно матерное слово удачно срифмованное Агафоном со словом "где", оказалось воистину "ключевым".
      Элька, все еще не выбравшись из полусна, подтвердила:
      - Да. Там лежали.
      - И сейчас там? - обалдело пробормотал Агафон.
      - Там.
      - Доставай! - приказал Агафон.
      Ключики, как оказалось, были упакованы в презерватив, завязанный на узел, задвинуты "тампаксом", а снизу еще и прокладкой прикрыты...
      В общем, сейчас они уже находились у Агафона вместе с кубиком и шайбочкой.
      Конечно, после того, как прошло еще минут пятнадцать и автомобили выкатили на Московское шоссе, Элька пришла в себя окончательно. Только тут она сообразила, какие ключики отдала.
      - Во дура, а? - сказала она, злясь на себя. - Кукла безмозглая! Сперва отдала, а потом вспомнила...
      - Не переживай, - ободряюще произнес Агафон. - Ты бы их так и так отдала. Не мне, так тем, в черном. Но они, между прочим, тебя бы потом убрали, а мы наградим.
      - Так я тебе и поверила.
      - Серьезно. Можем тебе вместо этой гробины, - Агафон щелкнул по обивке салона "Волги", - "Мерседес" подарить. Даже "Линкольн", наверно. Можем даже маленький самолет купить, если захочешь. Я же говорю: мы тебе обязаны жизнью. Заказывай, чего хочешь. В пределах полумиллиона баксов.
      Элька посмотрела на Агафона более серьезно, но менее зло:
      - Хорошо, я скажу, что мне надо. Мне надо, чтобы у Олежки были протезы, хотя бы на ноги. Здесь такие не делают. А выписывать из Германии через фирму очень дорого. Накрутят сверх головы.
      - Стало быть, тебе надо туда ехать? - спросил Агафон. - Нет проблем. Спонсируем.
      - Только учти, я и Олежка из дома уезжали безо всего. У меня при себе загранпаспорта нет, у Олежки - даже российского. А обратно в город нам сейчас нельзя...
      - Паспорта в нашем государстве делают запросто, - усмехнулся Агафон. Хотя, конечно, это дело расходов потребует, но в принципе проблем не будет.
      - Это я могу и сама устроить, - сказала Элька, - и намного дешевле, чем у вас получится. Потому что вы в Москве хуже моего разбираетесь, небось и знакомств нет, а у меня - выше крыши. От вас мне может понадобиться одно: подстраховать.
      - Со стрельбой? - прищурился Агафон.
      - Думаю, одним внешним видом. Но всякое может быть. Ты всерьез насчет пол-"лимона" баксов или это так, треп?
      - Всерьез, - Агафон не был уверен, что все отнесутся к этой идее равнозначно, но знал аргументы, которые заставят их отказаться от идеи попользоваться валютой Лавровки. - Кстати, насчет подстраховки. У нас ведь кубик есть...
      - Какой кубик? - удивилась Элька. Удивилась совершенно искренне, без притворства.
      - Забыла, что ли? - спросил Агафон. - Черный такой, с шайбочкой. В сумке у тебя лежал, в коробке из-под французских духов. Вчера девки его нашли.
      - А там разве не настоящие духи были? - еще больше удивилась Элька. Агафон теперь был на сто процентов убежден, что она эти "духи" действительно не открывала.
      - Нет, - ответил Агафон и достал из кармана кубик.
      - Кстати, - доложил из-за баранки Налим, - впереди, через пару километров, - пост ГАИ. Может, пора кубик проверить?
      - А не ближе? - отвернувшись от Эльки, спросил Агафон.
      - Нет, как раз около того. Я по этой трассе несколько раз груз сопровождал, помню, - уверенно произнес Налим. - Если включать эту мухлевку, то лучше сейчас, пока они нас издали не увидели. А то либо с ума сойдут, либо заподозрят чего.
      - Мысль верная, - кивнул Агафон и вытащил из кармана кубик. - Ночью эти подружки (Лариса сидела в "девятке" у Гребешка, а потому Агафон указал пальцем только на Лиду) с помощью данной фигулины целый концерт устроили...
      А в это время на посту ГАИ, откуда уже давно уехал молоковоз, испившие парного молочка служивые нервно поглядывали на дорогу, ожидая увидеть серую "Волгу" с красной "девяткой", в них должны были ехать вооруженные преступники. Поэтому, когда мимо них прокатили один за другим два микроавтобуса "Тойота" зеленого цвета, никто и не пошевелился. После этого гаишники еще долго бдили, не догадываясь, что машины давно прошли...
      Нет, Элька ни черта не знала о кубике. Когда Агафон уложил шайбочку на грань с нарисованным кружком и та стала вращаться вокруг невидимой оси, она изумленно ахнула, как трехлетняя девочка, которой впервые показали новую заводную куклу.
      - А отчего она крутится? - спросила Эля, но тут Агафон, не отвечая, придавил левый большой палец к поверхности кубика через отверстие в шайбе. Внутри "Волги" и "девятки" ничего не поменялось. Но внешне они преобразовались в зеленые микроавтобусы. Тем, кто сидел в "Волге", момент превращения вообще не запомнился. Только чуть-чуть мигнуло в глазах и щелкнуло в ушах. И только потом, когда Агафон обернулся, то увидел в заднее стекло зеленую "Тойоту". А вот Гребешок и все, кто сидел в "девятке", после вспышки в глазах и щелчка в ушах разом увидели микроавтобус на месте "Волги".
      Гребешок помнил предупреждение Агафона, но все-таки дернулся за рулем от удивления. Все прочие, кроме Ларисы, тоже встрепенулись.
      - Как это? А? - испуганно пискнула Ксюшка.
      - Это они кубик включили, который у нас с Лидкой забрали, - спокойно объяснила Лариса. - Он всякие глюки показывает. Наверно, специально, чтобы ментов обмануть.
      - Клево! - вырвалось у Гребешка. - А нас тоже переделали?
      - Наверно, - пожала плечиками Лариса.
      Гребешок, придерживая руль, высунул голову в окно и обалдел: с внешней стороны машина была зеленым микроавтобусом, а изнутри, через лобовое стекло, по-прежнему просматривался красный капот "девятки".
      - Как это получается? - выдавил из себя Гребешок, ощущая, что маленько сдвинулся по фазе.
      - Кто бы знал... - хмыкнула Лариса. - Может, Элька знает? Небось сейчас Агафон у нее там, в "Волге", все выспросит...
      Но Элька точно ничего не знала. Наморщив лоб и намотав на пальчик прядь из растрепавшейся прически, она вспоминала:
      - Я эту штуку взяла из пакета у Ростика. Там еще одна картонная коробка была, побольше. Тоже как кубик. Но в той коробке какая-то жестянка была запаянная. Она в сумочку не помещалась. Я ее оставила, а эту даже не открыла, просто бросила в сумку - и все.
      - И ни разу подушиться не захотелось? - спросил Агафон.
      - Ну, во-первых, у меня духов до фига, - сказала Элька. - А во-вторых, когда вспомнишь, как эти достались, так сразу расхочется...
      И вдруг - бабья душа не просто потемки, а хрен знает что! - Элька, не отрицавшая того, что разделалась с Ростиком, но до сих пор помалкивавшая о том, как это происходило, начала исповедоваться. Правда, почти все Агафон уже знал. Нюансики только отдельные уточнились, и последний туман с картинки ушел.
      В ту ночь Олега мучили кошмары, он метался, психовал, требовал, чтоб Элька его убила. Около полуночи ей пришло в голову, что, может, свежий воздух его успокоит. Сперва вынесла на двор коляску, потом Олега, усадила и повезла гулять по улице Матросова. Прогулка действительно успокоила парнишку, истерика прекратилась. Гуляли больше часа, разговаривали, вспоминали то хорошее, что было, а про плохое помалкивали. В общем, уже собирались домой, когда встретили веселых и пьяных Ларису и Лиду в компании с Ростиком.
      Она его сразу узнала. Потому что в свое время именно он вылез из притормозившей машины и завел разговор о том, как опасно для таких красивых девушек ходить по улице без провожатых. Наверно, если бы не он, Эля ни за что не полезла бы в эту машину. Может быть, если бы ее пригласил не Ростик, а кто-то другой, она убежала бы и спаслась бы. Улица была освещена, были люди, не решились бы ее усаживать в машину силой. Впрочем, черт его знает, как все сложилось бы, если бы она уперлась, но факт есть факт - в машину она села сама, поверила благородному лицу и обаятельному взгляду Ростика. Потом, когда Ростика и его приятелей задержали, она еще раз видела его на опознании. Он был совсем иной, испуганный, с бегающими глазами. Ей только надо было сказать: он! И тогда уже ничто не спасло бы Ростика от гнусной 117-й. Но уже были звонки, которыми пугали ее родителей, и была предложена сумма в баксах, если откажется... В общем, Ростика она якобы не узнала. И он остался на воле.
      Следующая встреча произошла, когда она работала в Германии, совсем недавно, можно сказать. Ее послали к нему в номер, по вызову. Может быть, если бы он ее не узнал или, по крайней мере, не стал об этом говорить, все обошлось бы. Но он не только узнал, даже имя вспомнил. И в промежутках между купленными ласками еще бубнил что-то насчет того, что, мол, помог Эле найти ее истинное призвание! И она решила, что если он еще раз ее снимет, то это будет последний день в его жизни. Тогда они больше не встретились. Уезжая домой, Эля надеялась, что никогда его больше не увидит. Но вот надо же, встретились. Да еще при каких обстоятельствах!