- Я об этом только что говорил с Портновской. Баба в панике. Не давать же мне в "Губернских вестях" опровержение: "Дамы и господа! Настоящим заявляю, что не имел ни малейшего отношения к злодейскому убийству господина Гнездилова". Поверят, думаешь?
      - Как ни странно, - в голосе "источника" прозвучала ирония, - есть люди, которым бы очень понравилось, если б именно ты убрал Ворона.
      - Тем, которые хотели бы закрыть "Куропатку"? - хмыкнул Сэнсей.
      - Не только. Есть в Москве контора, которая сильно хотела бы с тобой подружиться. И Ворон ей был, прямо скажем, поперек горла.
      - А прежние, с кем Ворон корешился, мной не озаботятся?
      - Уже озаботились. Только что начальнику областного УВД Теплову пришли указания разобраться с тобой силами здешнего СОБРа и оперативных групп центрального подчинения, которые прибудут завтра в шесть утра. Точное время начала операции пока неизвестно, но можно догадаться, что без москвичей не начнут. Думаю, минимум одна из групп центрального подчинения будет на самом деле представлять интересы некоего Антона Соловьева, вполне легального и очень крупного бизнесмена, который контролировал всю систему Ворона. Между прочим, ты должен помнить его сына.
      - Ваню? Дезертира этого? Который все рвался в Чечне воевать? Конечно, блин, отлично помню! Их тут с друганом очень хорошо запомнили. Вначале, когда только прибежали, совсем салажней казались. А потом, когда с ними инструктор Вика позанималась, которую Фрол откуда-то выписал, оборзели. Меня, Федю и еще четверых нехилых бойцов вдвоем отметелили. Но это еще ладно, тренировка вроде бы была. Так они потом Фролу морду начистили уже всерьез. Они такие покладистые были, а он им какое-то замечание сделал, даже без мата, они ему бултых по роже! Фрол за пистолет схватился - пострелял бы, наверно, если бы они его раньше не убили. А потом, представляешь...
      - Я всю эту историю знаю, - перебил "источник". - Ваня Соловьев и Валерка Русаков сейчас находятся в той самой конторе, которая предлагает тебе сотрудничество. И у тебя есть только такой выбор: либо ты даешь согласие дружить с этой московской конторой, либо сам, в одиночку, разбираешься с тепловским СОБРом и тем, что ему пришлет министр. Гарантирую, что, выбрав второй вариант, дальше судебно-медицинского морга ты не убежишь.
      - Сурово... - Сэнсей во все это поверил. - Ну, конечно, я Могу тут же сказать: согласен. В морг я не тороплюсь. Но, понимаешь ли, Соловьев-старший от этого моего согласия никуда не денется. Может мне эта новая контора дать гарантии хотя бы от того же морга?
      - Таких гарантий тебе даже Господь Бог не даст, - едко произнес "источник". - Все смертны. А если у тебя было настроение пожить подольше и поспокойнее, то надо было не в бандиты идти, а в монахи какого-нибудь монастыря.
      - Шаолиня, например, - ухмыльнулся Сэнсей.
      - Хотя бы, - кивнул "источник". - Но если более серьезно и без приколов рассуждать, то для той конторы, предложения которой я тебе передаю, вполне реально остановить грядущую эмвэдэшную операцию, которую против тебя затевают. Если ты проканителишься, то завтра к вечеру попадешь в лапы "соловьевцев". Шансы на то, что они поверят в твою невиновность, - почти нулевые. Не сдашься живым - твое счастье. Понадеешься на их "правосудие" - пройдешь все круги ада при жизни.
      - Догадываюсь, - поспешно сказал Сэнсей, отгоняя от себя разные неприятные видения. - Считай, что я уже согласился. Но, сам понимаешь, если после этого я окажусь тут, в области, без тех коммерческих контактов, которые шли через Ворона, то мне ничего хорошего не светит. Соловьев, а он в этих делах кумекает, быстренько пустит транспорт в обход меня. Прошлой зимой, когда у Фрола с покойным Степой были какие-то напряги по поводу работы с перевалкой, нам даже зарплату задержали, как каким-нибудь там шахтерам. Я вообще не знаю, чего ждать, когда контрагенты узнают насчет Ворона... У меня был только свой узкий участок.
      - И слава Богу. Твое дело - поддержание боеготовности, стояние на страже и т.д. А чем торговать и с кем, как-нибудь разберутся и без тебя. Короче: ты сказал свое "да" твердо или еще думать будешь? Может, ты мне не веришь?
      - Нет, - поспешно сказал Сэнсей, - ты еще ни разу дурного не советовал. Мое "да" твердое.
      - О'кей. Рад это слышать. Тогда переходим ко второму, и последнему, вопросу. По моим данным, весь вчерашний день твои Люди бегали по городу и вели какое-то самодеятельное следствие. Могу тебе помочь избавиться от этих пустых хлопот.
      - В смысле, ты рекомендуешь завязывать с этим делом?
      - Нет, конечно. То, что ты взялся помогать Ворону в поисках коробки, - это хорошо. По крайней мере, для тех, кто ее сегодня получил. Потому что вся эта история с коробкой - дикая цепь непредсказуемых случайностей. И если бы в результате очередной случайности вам не повезло, то фиг бы кто эту коробку нашел. То, что ты передал эту коробку Ворону, - просто прекрасно. Именно поэтому он сейчас там, где ему положено быть. Но вот одна маленькая незадача. Кроме коробки, у господина Воинова была еще одна очень важная вещица, которой, к несчастью, ни в коробке, ни в пакете, где лежала коробка, не оказалось. Вот ее-то и придется поискать, если ты хочешь, чтоб твои отношения с новыми шефами стали крепкими и дружескими.
      - Согласен. Только могу сказать сразу, что ни я, ни ребята никакой иной вещицы, кроме пакета с коробкой, не находили, а потому объясни, чего искать. И вообще ты сегодня, по-моему, выступаешь как посредник, передающий разные цеу, а не как информатор. Уж будь добр, проинформируй о том, что знаешь...
      - Вот у тебя, Алеша, всегда так. Когда Ворон тебе дал приказ искать коробку, ты тут же погнал ребят исполнять, а не стал связываться со мной. Ведь оговорен телефончик? Оговорен. Что сказать "кисаньке" ты знаешь: "Это не ты звонила в казино?" Ответ: "Нет". - "А я думал, это ты дышала в трубку". Через час я был бы здесь, и ты мог бы вчера не бегать по городу. Ладно, - промолвил "источник", - не буду тебе нотации читать. Расскажу, что и как, по порядку, хотя придется на это лишнее время потратить.
      Итак, в 1992 году из Ново-Никольского монастыря послушник Репкин украл старинную икону XIV века. Попутал бес раба Божьего. И душу, должно быть, похитил, поскольку этого самого Репкина зарезали те, кто ему это хищение заказывал. А заказчиком был не кто иной, как известный тебе Володя Черный. Вове еще задолго до этого попал в руки оклад от этой самой иконы - из чистого золота, со ста тридцатью двумя бриллиантами, - который он у одного барыги взял за долги. Вова через цепочку посредников завязался с крутым зарубежным дядей, неким Рудольфом фон Воронцоффом, который за эту икону пообещал ни больше ни меньше, как три миллиона баксов...
      - Многовато, по-моему... - усомнился Сэнсей.
      - Не перебивай. Он знал, за что платил. Конечно, не отказался бы, наверно, и за сто долларов купить, но Черный, должно быть, пронюхал про эту икону достаточно много. Дело в том, что эта самая икона, во-первых, была контейнером для ключей от сейфа в одном из швейцарских банков, а во-вторых, была сама по себе паролем, точнее, одним из паролей, предъявление которого открывало доступ к этому сейфу. На ней имеется шестнадцать опознавательных знаков подлинности, и если хоть одного не найдут при экспертизе, то к сейфу никого не допустят. Но и это не все: его надо открыть непременно двумя ключами, один из Ключей лежал в иконе, второй - в окладе.
      У этой иконы долгая история. Ее и воровали, и теряли, и находили, и дарили. Века с XIV по XIX можно пропустить, к настоящему делу они не относятся. В 1912 году икона находилась у отставного генерал-майора Воронцова, кстати, хозяина той самой территории, где сейчас городской парк находится. Там было его имение, небольшой конный завод стоял. Генерал-майор икону подарил Ново-Никольскому монастырю. Потом советская власть установилась, генерала расстреляли, монастырь закрыли, а икону изъяли и повезли в Гохран. Оклад из золота и бриллиантов как-никак. Но не довезли, поскольку на поезд с ценностями напала банда Графа. Графа чекисты отловили, банду перебили, но иконы у них не нашли. Позже оказалось, что икону сумел украсть некий пан Самборский и вывезти в Польшу. А сын расстрелянного генерала Воронцова, Михаил, ушел за кордон с белыми, вывез семью и осел в Берлине. В 1926 году он от последствий ранений и от расстройства по поводу того, что большевики все никак не свергаются, помер. У самого Михаила Воронцова остался сын Николай, который натурализовался как немец, сдружился на почве антибольшевизма и антисемитизма с фашистами и усердно работал на германские спецслужбы против СССР.
      В 1939 году после захвата Польши он нашел там Самборского с похищенной иконой, пана ликвидировал, а икону прибрал. В 1945 году Николай Воронцов, или Воронцофф, как его уже тогда называли, сумел отправить жену и сына - того самого Рудольфа - в Западную зону, а сам удрать не успел и попался смершевцам. Его задержали, а потом как немецкого холуя шлепнули. Перед этим он много чего интересного рассказал, в частности, о том, что имел отношение к тайному вывозу немецких и награбленных ценностей в Швейцарию. Он использовал анонимные счета, куда поступала наличность, и несколько абонентских сейфов, в которые закладывались драгоценности. Если в Германии будет возрождаться очередной Reich, ему надлежало эти финансы вернуть и поставить на службу идеям национал-социализма. Но поскольку Николас фон Воронцофф шибко жить хотел, а в возрождение национал-социализма ему не очень верилось, то он понадеялся купить себе жизнь. А потому рассказал чекистам насчет иконы и ключей. Но оказалось, что квартира Воронцова уже ограблена мародерами. Икону они, правда, не тронули, потому что цены ей не знали, но оклад сняли. Поэтому в руки чекистов попал только один ключ, оставшийся в иконе. В торце доски было сделано углубление, куда был вложен ключ в войлочном чехольчике, чтобы не брякал внутри иконы, а поверх торца прибита планка. Чекисты этот ключ нашли, Воронцова расстреляли за ненадобностью, а потом десять лет искали оклад, но так и не нашли. Даже след взять не смогли, потому что воины наши в Германии барахолили в массовом масштабе, трофеили все, что подвернется, и на все это начальники, мягко говоря, смотрели сквозь пальцы - сами тырили все, что придется. Только уже не вещмешками и чемоданами, а вагонами, самолетами и эшелонами. И многие, кстати, самые ценные вещи у солдатиков выкупали, выменивали или просто отбирали. Так что какой-нибудь ефрейтор или рядовой этот оклад спер, а майор интендантской службы или полковник, пригрозив трибуналом или канистру спирта выставив, прибрал его к месту. А доказать солдатику, деревенскому пацану, что оклад не золотой, а медный и что в окладе не бриллианты, а ограненные стекляшки, не так уж сложно. Стукачи, конечно, были, могли бы "Смершу" доложить, если бы близко оказались. Но тогда части по Германии с места на место переводили, старшие возраста начали увольнять, несколько дивизий на Дальний Восток отправились самураев добивать. Так никто и не знает, как этот оклад в Россию добирался. И почему его не разломали, не расковыряли бриллианты - тоже никто не ведает. Барыга, у которого Черный взял оклад, уже ничего не скажет.
      - Послушай, - Сэнсей воспользовался тем, что "источник" на минуту замолк, переводя дух, - значит, у Черного были в руках икона и оклад с ключом? И он знал все насчет Швейцарии?
      - Не спеши. Насчет Швейцарии он не сразу узнал и далеко не все. И икона, и оклад у него были, но насчет всех нюансов он получил информацию только после того, как стал искать возможность сбыта. Нашел в Москве спецов во главе с неким Гешей Лопаревым. У Геши был выход на бывшего гражданина СССР Леву Резника. Тот работал на какую-то хитрую конторку, занимавшуюся промышленным шпионажем по заказам частных фирм и различных интернациональных мафиозников. У Левы, в свою очередь, был друг по прошлой жизни в Одессе - Харитон Домициану, который контрабандой икон занимался профессионально, имел толковые связи с коллекционерами и скупщиками. Вот через него-то и вышли на Рудольфа фон Воронцоффа. Стали помаленьку торговаться. Не напрямую, конечно, а через Домициану и Лопарева. А со стороны Вовы Черного переговоры вели Сережа Коваленко. и первый зам Черного Слава Кузяков, он же Кузя. Коваленко, напомню, - друг Ростика. Осторожничали, конечно, щупали, кто и что знает, уточняли, что нынче почем, пытались заинтересовать партнеров всякими там комиссионными. Одни хотели настоящую цену узнать, другие - купить подешевле. В общем, Коваленко и Кузякову удалось выяснить, что иконка не простая, а с секретом. И про то, что главное в этой иконе ключи, они узнали. В окладе ключ нашли, а в самой иконе только пустое место. Потому что тот ключ, который лежал в иконе, чекисты еще в 1945 году изъяли, и он находился в следственном деле, которое было заведено тогда же, а потом, когда оклад искать перестали, в 1956-м сдали в архив. Второй ключ, тот, что лежал в окладе, был спрятан в небольшой полости между золотыми пластинками и размером был совсем маленький - фиг найдешь. Поэтому ни барыга, ни прочие люди до этого ключа за сорок пять лет не докопались. Но Черный все-таки нашел. А то, что второй ключ, скорее всего, находится в КГБ, его не напугало. Время было сразу после путча, КГБ находился в стадии расформирования, бардак и бедлам царили. Нашел одного отставника, который был вхож в архив, поскольку еще при Горбачеве получил разрешение написать книгу об истории контрразведки "Смерш", и предложил ему пять тысяч долларов за ключ. А ключ, как это ни смешно, просто был подшит к делу вместе со своей войлочной упаковкой. Этот самый дед, назовем его Максимыч, вынул ключ из упаковки, а на место положил другой, с похожим ушком. Сотрудница, которая у него это дело принимала после просмотра, разглядывать ключ не стала. Так Черный получил второй ключ.
      - А как он, интересно, узнал, что покупает тот самый ключ, а не ключ, допустим, от старого сарая? - поинтересовался Сэнсей. - Ведь элементарно могли кинуть. Небось Вова этого ключика ни разу не видел?
      - Ну, тут не совсем так. Во-первых, Вова пообещал Максимычу, что с его семейством, ежели что, начнут несчастные случаи происходить. А во-вторых, в это время у них отношения с ребятами, представлявшими фон Воронцоффа, уже совсем наладились. Лева Резник сумел заинтересовать своего патрона мистера Генри Сноукрофта, который для Воронцоффа немало сделал. Удалось согласовать общую цену покупки - три миллиона баксов. Западники дали Черному описание ключей. Примерную форму, без точных размеров. Потому что и сами этих размеров не знали. Иначе, наверно, давно бы эти ключики сами сварганили. Решили, что сделка пойдет по такой схеме: сначала Коваленко отвезет в Москву икону с окладом, где ее как эксперт осмотрит Домициану. После этого, ежели все в порядке, Воронцофф открывает в одном из иностранных банков счет на полтора миллиона баксов и сообщает часть реквизитов, а Домициану по своим каналам вывозит икону сперва в Молдову, а потом в Румынию, где ее фиктивно покупает через комиссионный магазин Резник и вывозит в Германию по липовым документам. Затем должен был наступить второй этап - продажа ключей. Сначала Черному на его заграничный счет переводится 750 тысяч баксов, после чего он передает оба ключа Резнику. Резник передает ключи Воронцоффу, и, если все сходится, Воронцофф переводит остаток в 750 тысяч на Бовин счет и сообщает Черному остальные реквизиты счета. Не очень выгодные были условия: у Воронцоффа имелось много возможностей кинуть Вову. Но прокол произошел совершенно по другой причине.
      Когда Коваленко повез икону поездом, ее украли. Причем, как теперь ясно, совершенно случайно. Ее даже не профессиональный вор-вагонник увел, а некий рецидивист-налетчик Гладышев по кличке "Клык", который в поездах никогда не работал. Выпил на радостях после освобождения и спер чемодан чуть ли не смеха ради. Среди бела дня вынул кейс с иконой из-под головы у спящего Коваленко. На глазах мужа и жены, ехавших в одном купе с Сережей.
      - Ни фига себе! - вырвалось у Сэнсея.
      - Коваленко за это жизнью поплатился. Ему Черный устроил почти то же, что кто-то Ростику. Из реки выловили останки. А сделка сорвалась. Черный, конечно, заплатил неустойку, надеялся найти икону и не хотел рвать с Воронцоффом. До 1995 года искал, но так и не нашел бы, если бы Клык в тюрьму не залетел и не угодил под вышку. С отчаяния написал маляву Черному - сознался в своей заподлянке. Черный был тогда в большой дружбе с нашим облпрокурором Иванцовым. Начал подбивать клин - мол, Виктор Семенович, выпусти мне этого смертника. Иванцов и решил поживиться. Оформил фиктивный акт о приведении в исполнение, а сам тайно вывез его из тюрьмы и спрятал в "Русском вепре". Черный поехал туда его получать. Но Иванцову не хотелось делиться. Он предупредил вашего тогдашнего начальника Курбаши, что есть возможность славно подловить конкурента. Про Клыка, правда, промолчал. Но засаду помог организовать...
      - Можешь не рассказывать, - усмехнулся Сэнсей. - Я там был. Как телят их сделали.
      - Про то, как Курбаши Клыка прятал, знаешь?
      - Нет, про Клыка я ничего не знал. И Фрол, по-моему, тоже.
      - Если тебе еще и про него все рассказать, я здесь еще час проваландаюсь. Суть всего такая. Когда Курбаши в соседней области прищучили, Клык удрал и увез с собой икону. Потом их - Клыка и икону - порознь вывезли за рубеж. Благодаря им, кстати, нашего облпрокурора кое-кто держит на очень коротком поводке. Воронцофф обо всем знает и икону эту ищет. Он успел долгов наделать, запутался. Если до своего секретного фонда не доберется - в трубу вылетит. А если еще мафии задолжал, то вылетит уже по-настоящему, как у вас в кочегарке...
      - Много ты про нас знаешь, я смотрю, - произнес Сэнсей. - Тебе не кажется, что это для здоровья вредно?
      - Нет, не кажется. Это моя профессия. Если ты дурак, попробуй меня убрать. Даже если получится, жизни у тебя не будет. И вообще, давай договоримся не хамить.
      - Согласен, - кивнул Сэнсей, - пошутил неудачно.
      - Ладно, поверю. Продолжаю про Воронцоффа. Из пикового положения у него есть несколько выходов. Про некоторые я умалчиваю, потому как к нам они не относятся. Но один из этих выходов - заполучить икону и ключи к сейфу. Икону он, в общем, почти нашел. Но, во-первых, ее трудно взять, а во-вторых, без ключей от нее все равно никакого толку.
      - А где ключи? У Ростика? - высказал догадку Сэнсей.
      - Вот опять ты торопишься! Я как раз подхожу к самому главному. Ростик, как тебе уже известно, незадолго до того, как Черный разделался с Коваленко, сел по 218-й. В 1995 году, как раз в августе, когда вы под мудрым руководством Курбаши пожгли Черного и компанию, Ростик освободился, но в родной город не вернулся. Почему? Да потому, что встретил одного из тех, кого не было там, на площадке у "Русского вепря", и кому чудом удалось слинять из города, когда Иванцов стал хватать всех уцелевших "Черновцов". Это был некто Жмых, помнишь такого?
      - Жмых? Да это же личный телохранитель Вовы. Он должен был с ним в машине сгореть.
      - ан не сгорел. Потому что в тот день ему Черный приказал приглядывать за базой ОМОНа. Не того боялся Вова, беспокоился, чтобы его в лесу Иванцов не арестовал. Приказал Жмыху: как увидит, что ОМОН в приличном составе куда-то поехал, пусть срочно докладывает Черному. А кроме того, Жмыху были отданы оба ключа от сейфа. Если бы Иванцов отправил Черного в СИЗО, то Жмыху приказано было срочно линять из города с ключами и ехать в Москву. Дал ему адресок хаты. Жмых просидел на стреме всю ночь, ОМОН никуда особо не ездил. Поехал домой и едва не попался. Парень знакомый предупредил, что менты его ждут. Жмых прямо на машине, как был, дунул в Москву. Километров тридцать от города проселками ехал, прежде чем на трассу вышел. Поэтому и не тормознули. В общем, очутился он на той же хате, куда заехал после зоны Ростик. Вроде бы все нормально, порадовались встрече, погудели малость у хозяйки, а потом пошли пройтись немного по ночной столице. И оба, как ни странно, не вернулись. Что там и как произошло - непонятно, но только Жмыха через месяц из Москвы-реки вынули с порезом в районе горла. Но никаких ключей при нем, понятно, не было. А Ростика, представь себе, обнаружили за кордоном.
      - В Швейцарии?
      - В Германии. Точно неизвестно, как он туда выбрался, но скорее всего ему помог выехать Лопарев. Его он мог найти по данным, полученным от Коваленко. Тогда же, спустя некоторое время, у нас в городе появился Домициану, заглянул на бывшую квартиру Коваленко, которую его жена продала Кузякову. Там, на Пустырной. Куда Ростик заходил в день своей смерти. Но Домициану очень быстро отследила и задержала ФСБ. Подбросили ему пистолет иностранного производства, начали крутить насчет контрабанды, но смогли возбудить только все ту же 218-ю. Однако в СИЗО с ним произошел несчастный случай: в драке между заключенными ударился виском о трубу отопления.
      - Бывает, - вздохнул Сэнсей.
      - Потом Лопарев попытался перехватить икону в Москве. Ему сообщили, что там должен появиться Клык с двумя женщинами, которые были вынуждены с ним бегать. Но кончилось дело тем, что одна из этих дам перестреляла из автомата и Гешу, и нескольких его друзей. Отмечаю, что в это же время в Москве были Резник и Сноукрофт.
      - Значит, Лопарев отправил Ростика, а сам погиб?
      - Да. Причем он, видимо, не дал ему точных сведений, где и кого искать. Просто направил на квартиру к одной даме из бывших русских немок. Должно быть, сам намеревался подвезти туда икону, забрать у Ростика ключи, а самого его грохнуть. Но все получилось иначе. Геша погиб в Москве, а Ростик остался в Германии. Временно, правда, нашел какую-то работу, не очень легальную. Все время под угрозой высылки был. О Воронцоффе, конечно, ничего не знал. Ждал, когда Геша приедет. Взял и сдуру черканул ему письмо. Правда, передал с оказией. Но на Гешиной квартире этого посыльного взяли. Не ФСБ, не МВД, а, условно говоря, одна частная спецслужба. Могу даже сказать, что принадлежащая той самой конторе, с которой ты только что решился на сотрудничество. После этого отыскать Ростика в Германии Ничего не стоило, а из письма им стало известно, что у него оба ключа. Дело было как раз весной этого года. А у них в Москве примерно тогда же получилась неувязка. Одна милая девушка по трагической случайности взорвала парня, который был в неплохих отношениях с конторой, ныне для тебя не совсем чужой. Причем не одного, а с целой группой товарищей, среди которых был очень важный посол от соседней с нами области. Девушка эта испарилась как дым, и ее до сих пор ищут. Но вот в отношениях между конторой, к которой принадлежал погибший парень, и той, которая нашла Ростика, наметились неприятности. Особо подливала масла в огонь та самая соседняя область. Потому что у нее были большие неувязки с партнерами.
      - Нет, это для меня слишком сложно, - пробормотал Сэнсей, - ты мне совсем башку заморочил, крыша уже едет. Народу, как я вижу, завязано много, но если говорить откровенно, то ни фига не поймешь, как пел Высоцкий, "кто за нас, кого бояться".
      - Ладно, - махнул рукой "источник", - тебе и впрямь не надо перегружать мозги. Короче, тебе надо искать ключи и быть готовым к тому, что их приедут искать другие.
      - А может быть, эти другие уже приехали? И Ростика прирезали, и ключики прибрали.
      - Нет. Так быть не могло. Они бы и коробку увезли.
      - Но могли ведь коробку подменить?
      - Нет. Она настоящая, и то, что в ней лежит, уже проверили.
      - Я, конечно, не любопытный, - хмыкнул Сэнсей, - но, может, поделишься все-таки, что там было?
      - Нет, об этом не будем. Ищите ключи. Вот две фотки, так они примерно выглядят. Должны они быть на одном брелоке, в виде головы Мефистофеля, не ошибешься, брелок редкий.
      - Иголку в стоге сена искать легче. Тебе не кажется?
      - Я думаю, если будете искать там же, где нашли коробку, найдете быстро.
      Матросова, 8
      Агафон с Налимом в это время уже катили по улице Александра Матросова. К старому другу участковому Наливайко пока решили не заезжать. Дело в том, что Налим неожиданно вспомнил - хорошая мысля приходит опосля! - об одном приятеле, который где-то в мае вернулся из армии и, встретив Налима в городе, приглашал зайти в гости. Парень этот обладал двумя полезными свойствами. Во-первых, он жил в том самом доме 8 по улице Матросова, а во-вторых, был заметной фигурой в кругах парковой шпаны. Налим, в свою очередь, приглашал его записаться в "барсики", намекая на перспективы. Гриша - так звали этого молодца - сказал, что сначала отдохнет немного, "оттянется", а потом подумает над этим предложением.
      Дом 8, во двор которого въехала "девятка", пилотируемая Агафоном, был сооружен в форме приплюснутой буквы "п". Один корпус, длинный, выходил фасадом на улицу, а два, намного короче его, были пристроены к нему с боков. Торцы боковых корпусов почти вплотную примыкали к ограде парка, вдоль которой в два ряда тянулись гаражи зеленого и ржаво-коричневого цвета. Въехать во двор можно было через одну невысокую, метра четыре, арку, по обводу которой некогда были сделаны лепные украшения, ныне безнадежно облупившиеся и обвалившиеся. Дальше надо было обязательно поворачивать или налево, или направо и ехать по растрескавшемуся, мятому и залитому лужами асфальту неширокой проезжей дорожки, мимо мусорных бачков и контейнеров, которые очень редко вывозили, мимо не оштукатуренных со двора кирпичных стен, изрисованных и исписанных мелом и краской из баллончиков, мимо подъездов с давным-давно не крашенными и замызганными дверями. По другую сторону был чахлый, почти без травы, скверик с двумя десятками старых тополей и лип, клумбой, заросшей сорняком, и несколькими скамеечками, где в хорошую погоду посиживали старушки вроде покойной Артемьевны. Сквер вплотную примыкал к ближнему ряду гаражей. В двух местах его рассекали проезды, через которые автолюбители подгоняли свои машины к боксам.
      - Да, - хмыкнул Агафон, выворачивая вправо от арки. - Ни за что бы не поверил, что в таком дворе когда-то начальники жили.
      - Запустили все на фиг, - заметил Налим, - потому что ничье было. Начальники небось тут все вылизывать заставляли. А как уехали, уступили место рабочему классу, так все и рассыпаться стало. А дом-то крепкий, кстати, стены, знаешь, по полметра. Пушкой не прошибешь. Было бы у меня миллиарда полтора, я бы купил. Заделал бы евроремонт, как в Москве, двор в порядок привел. Первые этажи бы сдал под офисы, а в остальных - двухуровневые квартирки метров по сто, комнат по пять...
      - Ну, во-первых, - сказал Агафон, - этот домишко маленько больше двух миллиардов потянет, а может, и на все пять, даже с износом. Во-вторых, у тебя и одного нет. А в-третьих, делать из этого дерьма конфетку нет резона. Квартирки у тебя выйдут шибко дорогие. Те, кому на такие квартирки денег хватит, уж, скорее, сами себе коттедж на природе построят, а остальным просто не по карману будет. Офисы, может, и снимут, но тут место не хлебное. Прогоришь. Так куда пойдем?
      - Вон в тот подъезд, на третий этаж, - вздохнул Налим, прощаясь с мечтами. Даже при месячной зарплате в десять миллионов, которую ему платили в "Куропатке", перспективы накопить пять миллиардов были уж очень отдаленными.
      Они вошли в тот самый подъезд, по которому в роковое утро металась дворничиха Рая, пытаясь вызвать "Скорую" к старушке Артемьевне. Поднялись на третий этаж, позвонили. На первый звонок дверь не открыли, но в квартире послышался шорох. После второго звонка за дверью сперва мелко прошлепали легкие женские шажки, а потом тяжелые мужские. "Глазок" в двери осветился, потом мигнул затененный прильнувшей к нему мордой, потом опять загорелся. Лязгнул отпираемый замок.
      На пороге гостей встретил тот самый качковатый парень с крепкой шеей и бритыми висками, от которого Рае все-таки удалось позвонить в "Скорую помощь". На нем были все те же зеленые спортивные штаны и красная майка Стенфордского университета, который он, надо думать, не кончал.
      - Привет! - сказал он, пожимая руку Налиму. - Хорошо, что зашел. Я тебе позвонить хотел, а потом вспомнил, что телефон посеял.
      - Вот, Гриш, знакомься, это Агафон, - представил Налим старшего товарища. Поручкались. Агафон отметил, что лапа у Гриши жмет вполне круто.
      Коридорчик, заменявший прихожую, был заставлен коробками с импортным мылом.
      - Никак в бизнес пошел, Гриня? - спросил Налим.
      - Не, - отмахнулся тот, - это не мое. Пацаны просили подержать маленько, им на складе аренду закрыли. Сто тысяч в день платят.
      - У тебя гостья, что ли? - Налим мотнул головой в сторону приоткрытой двери в спальню, где на раздвинутой диван-кровати валялись черные трусики с кружевом.
      - Ага, - кивнул Гриша, - ты ее знаешь, наверно. Галька Шевелева, Чипполина.
      - Про Чиччолину слышал, - ухмыльнулся Налим, - а Чипполину не помню. Наверно, еще совсем мелкая была. Где она, в сортире, что ли?
      - В ванную полезла.
      - Понятно, - ухмыльнулся Агафон, - волосы помыть...
      На кухне стол был заставлен грязными тарелками, стаканами и бутылками. Окурков лежала полная литровая банка. Вчера, видать, тут хорошо погуляли. Окно, правда, было открыто, а потому перегар и табачный дух уже выветрило.
      - А мы к тебе с пивком, - сообщил Налим, выгружая из сумки банки с пивом "Gosser". - А вот лещ, между прочим.
      - Ща освободим пространство. - Гриша похватал пустые бутылки за горлышки, убрал со стола в угол, быстренько перекидал тарелки в раковину, смахнул со стола крошки прямо на пол. Агафон в это время стоял у окошка, глядел вниз во двор.
      Окно кухни выходило как раз на гаражи и ограду парка. Тот самый промежуток, где обнаружили труп Ростика, был как на ладони. Просматривался и сквер, и почти весь двор.
      Агафон подумал, что если бы у этого Гриши была привычка просыпаться пораньше, да еще при этом в окно смотреть, то он вполне мог бы увидеть отсюда труп. Вмятина посреди стеблей крапивы была и сейчас хорошо заметна. Может, и видел? Но пока не стоит торопиться.
      Со стороны арки по двору зацокали каблучки. Агафон увидел двух девушек, одетых в джинсовые безрукавки и кожаные юбочки. Когда подошли чуть ближе, он узнал старых знакомых из близлежащей общаги строителей на Матросова, 12. Лида и Лариса прошли через двор и деловито направились в подъезд, соседствовавший с тем, где находилась Гришина квартира.
      Тем временем стол был подготовлен. Сказать "накрыт", пожалуй, слишком сильно. На столе расстелили газету, нарезали вяленого леща, поставили тарелку с черным хлебом, открыли три банки с пивом. Остальные запихали в холодильник.