Деревня Конец стояла на горке. Проезжая дорога только одна — на Воронцово. Но на ней каждая чужая машина заметна. Ночью еще могут не заметить, но при свете наверняка кто-нибудь запомнит. И каким бы пьющим ни был воронцовский участковый, он, если надо, сможет узнать, когда, куда и какая машина ездила. Вряд ли этим ребятам нужен такой риск, тем более за спиной трупы. К тому же выбираться из Воронцова по гиблым проселкам довольно долго, а на асфальтированную трассу есть лишь один выезд. Если не знать лесных дорог, многие из которых и на картах не обозначены, то вполне можно при выезде на Московское шоссе столкнуться с той опергруппой, которая отправится разбираться с последствиями ночного налета. А у нее есть рация, по которой райотдел, оповещенный участковым по телефону, может сообщить номер подозрительной машины. Надо это «черным»? Нет, конечно.

Стало быть, подбирались они к Концу откуда-то с другой стороны, не от Воронцова. Вот тут Гребешку пришлось почесать в затылке. Внизу, под горкой, на которой стояла деревня, с этой стороны находилось здоровенное болото, которое охватывало холм как бы подковой, и единственным разрывом между концами этой подковы был тот участок, где проходила дорога. Правда, болото было кое-где посуше, а в некоторых местах даже вполне проходимо, но проехать его можно было только зимой, да и то на санях. Сейчас ни один колесный или гусеничный экипаж, даже торфяной трактор через болото не прошел бы. Может, только специальный болотоход. Сколько дней дожди лили! А болото окружено лесом, через который ни просек, ни даже троп особо широких нет. Если какие-то и были, то заросли. Некому их торить, бабки и деды, остающиеся в Конце на зиму, за клюквой пешком ходят. Кроме того, через болото протекает несколько ручьев.

Так что если эти ребята и подъехали с этой стороны, то машину должны были оставить не меньше чем в пяти километрах отсюда. Именно там проходила когда-то ближайшая проезжая просека. Да и то неизвестно, сейчас проезжая ли она.

— А я, по-моему, их след нашел, — Луза прервал путаные, и торопливые размышления Гребешка. Он уходил с полянки за деревья.

— Нашел? — встрепенулась скукожившаяся Ксюша, которая еле успевала отхлопываться от комаров.

— Вроде бы, — неуверенно произнес парень. — Похоже на след. Пошли глянем!

Гребешок и Ксюша двинулись за Лузой. Идти пришлось недолго, метров десять.

— Вот, — Луза показал на полоску мятой травы и отпечаток ботинка солидного размера, оставшийся на мхе. — Недавно прошли, мох не поднялся еще.

— Молодец, — с легкой иронией произнес Гребешок. — Следопыт, е-мое!

Пошли по следу. Гребешок не был собакой-ищейкой, но ему казалось, будто ощущает запах этих типов, еще не выветрившийся в воздухе. Конечно, это вряд ли было так, потому что треск, производимый Лузой, уже давно заставил бы «ниндзя» насторожиться. К тому же, пока Гребешок размышлял, эти молодцы должны были отмахать не одну сотню метров.

По росистой траве, примятому мху и хвое следы «черных» читались неплохо. Они уходили вниз и явно намеревались выйти к болоту. Гребешок, пока топал, лихорадочно припоминал, в каких местах это болото проходимо. Конечно, если этим типам известна какая-нибудь не учтенная Гребешком тропинка, тогда дело дрянь: они быстренько перескочат по ней на ту сторону и их не догнать. Пока Гребешок будет искать свою родную тропку, которая может оказаться совсем в другом месте, эти гаврики оторвутся на километр, а то и больше. К тому же след их будет потерян, и, даже выбравшись на ту самую просеку, по которой эти ребята могли приехать на исходную, найти их уже не удастся.

Пожалуй, единственный реальный шанс перехватить Элькиных похитителей — застать их на переходе болота. Болото — место открытое и топкое. Бегать по нему плохо, прятаться неудобно. А вот расстреливать тех, кто копошится на болоте, можно куда как ловко. Правда, это палка о двух концах. Если Гребешок со товарищи не успеют перехватить супостата на переходе болота и дадут ему спокойно перескочить на ту сторону, то им самим придется переходить болото с риском попасть под огонь.

Впереди, ниже по склону, между деревьями, стало светлеть. Это означало, что край болота уже близко. Но тут Гребешок увидел впереди знакомое дерево — с детства памятную березу, похожую на огромную рогатку или букву Y. Ствол березы раздваивался где-то на трехметровой высоте, очень высоко от земли, и некогда, в сопливом возрасте, Мишка Гребешков мечтал раздобыть побольше резины, привязать к березе и запустить булыжником по одному из пролетающих самолетов. Не потому, что был уж такой кровожадный, а просто потому, что хотел узнать, получится или нет.

Эту березу Гребешок ни с какой другой не перепутал бы. А потому он уже понял, что выходят они сейчас не к болоту, а к относительно сухой и просторной поляне, которая находится в сотне метров ниже по склону. Болото начинается сразу за поляной, и именно здесь через него можно перебраться, особо не увязнув. Из этого следовало, что если сейчас Гребешок с компанией прибавят шагу, то вполне могут достать «ниндзя» на переходе через болото.

Но тут с неба послышался нарастающий рокот. Еще не задрав головы, Гребешок догадался, что приближается вертолет. В принципе ничего необычного в этом не было. Вертолеты и самолеты в пожароопасный период над лесами часто кружат. Хотя в последнее время они летают реже, чем следовало бы, потому что горючего не хватает, а один час полета стоит бешеных бабок.

Гребешок все-таки задрал голову. Вертолет промелькнул в промежутке между верхушками деревьев. Он летел невысоко, метрах на пятистах, и, похоже, снижался. Рокот его был очень кстати, потому что теперь можно было трещать сучьями и даже такого медведя, как Луза, никто не услышит и с десяти метров.

— Бегом! — эту команду Гребешок подал самому себе. Ксюша и Луза выполнили ее только потому, что увидели, как Гребешок помчался вперед, вниз по склону, к просвечивающему между стволами берез открытому пространству. Сбавил скорость он примерно в десяти метрах от кустов, обрамлявших поляну. Вертолет удалился, и тарахтение его заглохло.

Не торопясь высовываться, Гребешок погрозил кулаком Лузе и Ксюше: мол, тише топайте. Шум вертолета между тем снова стал нарастать, похоже, он возвращался. И тут Гребешку пришло в голову, что вертолет появился не случайно. Он же за этими гадами прилетел! Гребешок на поляне не был давно, но ему представлялось, что места для посадки вертолета там было вполне достаточно. А уж для подъема на борт с помощью трапа или троса тут были и вовсе все условия.

Гребешок особо не размышлял, откуда этот народ мог разжиться вертолетом. Сейчас все можно за деньги поиметь. Хоть бабу, хоть вертолет. Конечно, у этих ребят могло быть все официально оформлено. Они свою работу делали с подлинными ксивами какой-нибудь правоохранительной структуры. Это тоже в наше время не проблема.

Воспользовавшись тем, что вертолет тарахтел намного громче, чем в первый раз, должно быть, снизился, Гребешок перебежал от берез к кустам. Вертолет «Ми-2» прошел над поляной на высоте не более ста метров. Гребешок поежился, прикинув, что его перебежку могли увидеть с воздуха. Наверняка у «черных» есть УКВ-рация для связи с летчиками. Если летчики засекли, как Гребешок бегает, то могли об этом предупредить своих, но остановить Лузу и Ксюшу можно было, только перекричав рокот вертолета, а такой крик «черные» услышат гораздо раньше, чем сообщение по радио. Впрочем, когда Ксюша и Луза перебегали к кустам, вертолет уже повернулся хвостом к ним, так что вряд ли пилот заметил кого-то из них.

Гребешок осторожно протиснулся через кусты и, прикрываясь крайними ветками, поглядел на поляну. Его страшно обрадовало, что он не ошибся в своих размышлениях-вычислениях.

Солнце выглянуло из-за лесистых холмов и озарило половину поляны золотисто-красноватым светом. Капельки росы весело поблескивали в траве. На другой половине лежала длиннющая неровная тень леса. На фоне темной опушки белесой полупрозрачной полосой тянулся подвешенный над землей тонкий слой тумана, слегка помятый и перекошенный вихрями от вертолетных роторов. Но все было видно неплохо. Вертолет, накренившись, разворачивался над холмами, должно быть, собрался на посадку. Для него тут места и впрямь хватило бы. Большая часть поляны была ровная, без пней, кустов и деревьев, тут и самолет, наверно, смог бы приземлиться без проблем. Конечно, небольшой, типа «Як-18Т» или «сессны». Ну а для такой маленькой «вертушки», как «Ми-2», эта площадка была даже великовата.

Гребешка в первую очередь интересовало не то, как вертолет сядет, а то,

где находятся те, кто собрался на нем улетать. Прозевать «черных», увидеть их позже, чем они его разглядят. Гребешок не имел морального права. От этого в немалой степени зависела его личная жизнь. В крайнем случае, состояние здоровья. Но волноваться долго ему не пришлось. Двое в черном находились на поляне. И очень близко — метрах в пятидесяти от кустов. Правда, не прямо перед Гребешком, а намного левее. Здесь же на траве неподвижно лежала Элька. То ли связанная так, что шевелиться не могла, то ли еще каким-то способом обездвиженная. Ясно только, что вряд ли мертвая. Мертвую они бы бросили и не стали бы тащить на поляну, чтобы грузить в вертолет. Один из «черных», поглядывая на небо, бубнил что-то в рацию. Второй с автоматом на изготовку посматривал по сторонам — догадывался, что может быть погоня.

— Автомат! — прошипел Гребешок, обращаясь к Ксюше, которая устроилась в двух шагах позади него.

— Я сама буду стрелять! — ответила упрямая дура, но Гребешок не был

настроен на детские игры:

— Луза! — верзила осторожно схапал негритянку одной лапой, а другой снял с нее «АКМС» и отдал Гребешку прикладом вперед. Слава Богу, что визжать и отбиваться девчонка не стала.

Гребешок, стараясь громко не щелкать, откинул приклад, снял предохранитель и чуточку оттянул затвор назад. Глянул на свет — патрон был там, приветливо блеснул латунной гильзой. Аккуратно «сопроводив» затвор рукой в крайнее переднее положение, Гребешок выждал, пока вертолет опять стал приближаться и тарахтеть так, что вообще хрен чего услышишь (на сей раз он точно нацелился на посадку), и улегся на сырую траву. Приклад поплотнее к плечу, мушка и прорезь совместились на темной фигуре того, что сидел на корточках и наблюдал за опушкой, держа автомат наготове. Его надо было сделать с первого выстрела. Иначе он может откатиться в сторону, отползти к кустам и при этом полить Гребешка из автомата. Второй не так опасен, он стоит в рост, занят переговорами с вертолетом, автомат у него висит за спиной. Миша задержал дыхание, плавно потянул за спуск.

Короткая очередь в реве снижающегося вертолета была почти не слышна. Тот, что сидел на корточках, подскочил, распрямился и завалился на спину. Должно быть, он успел что-то крикнуть, но крик потонул в свисте турбин. «Ми-2», чуточку задрав свою лобастую, как у головастика, скругленную мордочку, уже приземлялся метрах в двадцати от Гребешка. Потоки воздуха зашевелили кусты, погнали волны по траве, сбивая с нее росу. Садился он так, что правый борт с дверцей оказался обращен к кустам, где прятались Гребешок и остальные, а хвостом — к тому месту, где находились «черные» и Элька.

Второй «ниндзя», увидев, что его приятель свалился, лихорадочно сдернул автомат, но самостоятельно упасть не успел. Гребешок стеганул его очередью как раз в тот момент, когда колеса вертолета коснулись земли. «Черный» крутнулся вокруг оси и шлепнулся навзничь, автомат отлетел, от него на пару метров.

Пилот, судя по всему, не только не расслышал выстрелов, но и не успел увидеть, как повалились его будущие пассажиры. Вертолетчик, не глуша двигателя, открыл дверцу, должно быть, собираясь принять на борт пассажиров. Сквозь дверцу было видно, что пилот в кабине один.

Какая-то нелегкая сорвала Гребешка с места, и он, толком еще не поняв, зачем ему это нужно, в несколько прыжков преодолел двадцать метров, отделявшие его от вертолета. Пилот, похоже, даже не успел сообразить, что это вовсе не тот человек, которого он ждет. А когда сообразил, было поздно. На него уставился автоматный ствол, а Гребешок, дико сверкая глазами, заорал:

— Глуши керосинку, падла!

Оружия у пилота не было, да если бы и было, он не решился бы его выхватить. Не успел бы. К тому же вид у мокрого от росы и взъерошенного Гребешка был такой отчаянный, что пилот мгновенно подчинился и перекрыл топливо. Двигатель покрутился еще немного, посвистел и заглох.

— Вон из кабины! — рявкнул Гребешок, отступая на шаг. — Через правую дверь! Так, спокойно. Руки за голову! Ложись! Мордой в траву, не двигаться!

Луза и Ксюша без команды побежали к тому месту, где лежали «черные» и Элька.

Когда стих шум двигателя. Луза услышал стон и увидел, что тот, которого Гребешок завалил первым, еще дергается и пытается подтянуть к себе автомат. «Макаров» у Севы был готов к работе. Откинув ногой автомат от корчащегося «ниндзя», Луза двумя руками ухватился за «Макаров» — хотя при его-то лапах этот пистолет можно было всего тремя пальцами держать — и навел его на голову раненого. Лица Луза не видел, только глаза в прорезях маски. Были там и тоска, и ужас, и мольба, а потому у Лузы едва рука не дрогнула. Но он все-таки собрался, вспомнив окровавленные тела с искромсанными шеями. Бах! Тело дернулось, обмякло, глаза остановились. Луза подхватил автомат, выдернул из карманов черного одеяния пару полных магазинов, нож. Автомат надел на шею, магазины и нож засунул под ветровку.

— Эльку сюда тащите! — крикнул от вертолета Гребешок. Что делать с этим винтокрылым трофеем, он еще не знал. По идее надо было забирать Эльку, оружие и драпать через лес в деревню Конец. Хотя, конечно, на вертолете можно за полчаса долететь в «Куропатку». Во всяком случае, подальше от здешних мест, где они столько шума понаделали.

Ксюша стояла на коленях перед распростертой Элькой и лупила ее по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Померла? — спросил Луза, подбирая с земли автомат второго «черного». Этот в контрольном выстреле не нуждался, Гребешок провернул ему дырку во лбу.

— Нет, — проворчала Ксюша, — у нее пульс есть. Только ее чем-то усыпили, по-моему…

— Берем, — сказал Луза по-деловому, взял Эльку под мышку и понес к вертолету. Ксюша ухватила подругу за ноги и засеменила следом.

Гребешок, пока они возились, держал на прицеле пилота, который оказался на редкость понятливым и лежал с руками на голове почти так же спокойно, как незадачливые «ниндзя».

Гребешок раздумывал, что же делать дальше с вертолетом и пилотом? Конечно, проще всего грохнуть пилота, а трофейный вертолет оставить как есть. Может, тот, кому он нужен, когда-нибудь его отсюда заберет. Если, конечно, трактористы на запчасти не разденут. Но уж больно хотелось прокатиться…

В Гребешке боролись два начала: одно — рациональное, вполне взрослое, другое — эмоциональное, шпанистое, примерно такое когда-то заставляло Мишку Гребешкова мечтать о создании суперрогатки для стрельбы булыжниками по самолетам. Рациональное требовало: забирайте Эльку, бегите в деревню, приводите бабу в чувство, уточняйте, где ключи, и валите с этими ключами в «Куропатку». А эмоциональное подзуживало: была не была, заставим этого летуна полетать! Зачем? А так, ради понта. Прилететь на вертолете в «Куропатку», скажем. Чтобы все ахнули… Рациональное убеждало, что за такой финт Сэнсей может и башку свернуть, тем более, если Элька прилетит без ключей. А полетать хотелось. Рациональное убеждало, что такой покладистый на земле пилот в воздухе может оказаться совсем иным. Потому что там он будет хозяином положения. Попробуй застрели его — сам гробанешься! Но Гребешок искушения преодолеть не мог…

— Загружайтесь! — сказал он решительно, когда Луза и. Ксюша подтащили к вертолету Эльку.

— А куда полетим? — спросила Ксюша, пока Луза втягивал Длинную на задние сиденья.

— На Кудыкины горы, воровать помидоры… — хмыкнул Гребешок. — Все втиснулись?

— Ага, — отозвался Луза.

Гребешок постучал носком кроссовки по каблуку лежащего лицом вниз пилота:

— Вставай, командир. Ехать пора!

Пилот поднялся, не решаясь опустить руки с головы, залез в вертолет. Его голова сразу оказалась под прицелом у Лузы. Гребешок запрыгнул следом, уселся рядом.

— Руки можешь опустить, — сообщил Гребешок пилоту. — Как тебя зовут, командир?

— Жора, — ответил вертолетчик.

— Жена, дети есть?

— Есть, — товарищ явно не любил длинных фраз.

— Взлетай. На запросы с земли отвечай, что все идет нормально. Если будешь слушаться, жену и детей увидишь.

— Постараюсь, — сказал Жора, надевая гарнитуру.

На земле и в воздухе Агафон и Налим нашли ключи от Гребешковой «девятки» еще до того, как вертолет, пилотируемый Жорой, в первый раз появился над поляной. Евдокии Сергеевне, которая была перепугана стрельбой и очень переживала за внука, они не очень внятно объяснили, что Миша с Севой преследуют преступников, а им надо перекрыть дорогу. Они надеялись, что им удастся настичь серую «Волгу» и захватить кубик, который заполаскивает людям мозги. А Гребешок с Лузой, ежели «ниндзя» их не пристукнут, сами вернутся в деревню и объяснятся с бабулей.

Расчет Агафона строился на том, что вряд ли юные малярши, усевшись за руль такой серьезной машины, как «Волга», сумеют благополучно проехать по извилистой и ухабистой дороге дальше Воронцова. Хотя у беглянок было почти полчаса форы, Агафон надеялся, что они засядут где-нибудь или слетят в кювет на ближайшем повороте.

Агафон под причитания бабы Дуси завел «девятку» и погнал ее по дороге на Воронцово.

Проехав примерно километр, они услышали стрекот вертолета.

— По-моему, это за теми, «черными»… — заметил Агафон.

— Может, просто пожарник?

— Пожарник так рано не полетит, леса на рассвете редко загораются… — закуривая, произнес Агафон. — Интересно, сколько суток человек может нормально не спать, а?

— Не знаю. Я лично чувствую, что если не высплюсь сегодня, то сдохну.

— У нас будет еще куча возможностей сдохнуть. И не от недосыпания.

На такой дороге, что вела из Конца в Воронцово, выдерживать скорость свыше сорока километров в час было опасно. Когда ехали в обратном направлении, в гору, это не очень ощущалось. На второй передаче ехать вверх по уклону было не так уж и сложно, несмотря на то, что дорога зачастую резко меняла направление и притом еще круто шла вверх. Было бы сыро — не въедешь, но посуху, на хорошей резине, реквизированной у Лавровки, проехали нормально. Крупные валуны, вымытые дождями из откосов холма, объезжались довольно просто. Деревья, валявшиеся вдоль дороги по обочинам или чуть-чуть наклонившиеся над колеей дороги, тоже не воспринимались как серьезная угроза. Гребешок опасался только поцарапать краску.

Теперь же, когда ехали вниз и упрямая сила тяготения назойливо подгоняла «девятку» под уклон, Агафон, втайне считавший себя хорошим водителем, почуял, что ему надо будет поставить и Богу свечку и черту кочергу, если этот спуск завершится благополучно.

По идее семь километров до Воронцова даже при скорости двадцать восемь километров в час можно было проехать за пятнадцать минут. Тем более что самый сложный участок с наиболее крутыми поворотами и спусками занимал не более половины этой дистанции. Они ехали не меньше получаса, поскольку раза четыре после самых диких фортелей, выкинутых дорогой, машиной и силой тяготения, Агафон с испариной на лбу притормаживал, матюкался и пять минут отдыхал, нервно покуривая. Налим, который в городе ремни безопасности лишь накладывал на грудь, никогда не пристегиваясь по-настоящему, после первого же поворотика, чреватого вылетом в кювет, попросил остановиться и зафиксировался по всем правилам. При этом он с явной тоской подумал, что не худо бы и шлем иметь, такой, какие надевают спортсмены-автогонщики.

Агафон тоже пристегнулся. Рулевая колонка «девятки» вовсе не казалась ему травмобезопасной, да и получить удар баранкой по ребрам он не жаждал. Поговорка «Тише едешь, дальше будешь», над которой он обычно посмеивался, приобретала для него весьма осязаемую и неоспоримую форму.

Но больше всего Агафона бесило, что его расчет догнать девчонок не оправдался. Хотя на тяжелой и длинной «Волге», да еще и управляемой женскими ручками, беглецы должны были давным-давно улететь за бровку, намертво сесть на днище или вообще завалиться вверх колесами под откос — таких мест Агафон по пути видел с десяток, — они проскочили. Конечно, бывают чудеса из серии «дуракам везет», но не косяком же! Главный расчет Агафона потерпел крах, надо было гнать несчастную «девятку» до полного изнеможения, чтобы попробовать каким-то образом отыграть ту самую фору в полчаса. Она, кстати, могла и увеличиться. Был, правда, еще один шанс. «Волга» жрала на один километр гораздо больше топлива. Судя по тому, что девчонки откачали топливо из бака Ксюшиного «Опеля», в котором его вряд ли было под завязку, «Волга» выжгла почти все, что было слито из лавровской «шестерки». Правда, у «девятки» в баке тоже было не слишком много бензина, но все же была надежда, что он кончится позже, чем у «Волги».

Когда «девятка» подкатывала к окраине Воронцова, шофер Костя Ермаков (полсотни уже, а он все Коська!) наконец сумел разбудить участкового Хахалина. Когда в Конце началась стрельба, Ермаков хотел было тут же гнать в село. Но, как назло, «ЗИЛ» сломался. И тогда Костя под вой и матюки жены, требовавшей «сидеть и не соваться», решился бежать пешком. Пока он топал напрямик, через лес, у него в голове выстроилась своя версия происшедшего. Конечно, он увязал происшедшее с приездом в село Мишки Гребешкова с приятелями и девок. По его разумению, крутые мужики перессорились из-за баб и устроили пальбу. Дальше этого у него фантазия не пошла. «Черных ниндзя» никто в темноте не видел, а тех двоих, что Агафон застрелил на огороде, нашли только два часа спустя после того, как Костя побежал в село. Зато все слышали песни, которые распевали Элька с Ксюшкой, и многие видели, что они прогуливались по улице с приезжими парнями.

Участковый до двух часов проторчал на танцах, поддерживая порядок и законность. Крупного мордобоя не состоялось, но было несколько вспышек между молодяжником, которые он кое-как утихомирил с помощью мужиков постарше. Правда, по такому случаю пришлось принять сперва триста граммов с одними, потом триста с другими. После этого было самое оно дойти до дома, свалиться на койку и отсыпаться часиков до десяти-одиннадцати, как это обычно водилось. А тут и пары часов поспать не дали.

Поэтому, когда Костя постучал в окошко к участковому, его жена, Зойка Хахалина, визгливо заорала, даже не поглядев, кто там за окном:

— Пошел на хрен отсюда! Все, отгулялся Митрич! Завтра допьете, козлы гребаные! Заколебали, блин, алкашня! Хоть поспать дайте!

— Зоя! — обиженно завопил Костя. — Я не пить, я по делу! Буди Митрича, скажи, стреляют у нас в Конце!

— Чего ты мелешь, Коська? — проворчала Зойка, но все же вылезла на крыльцо — необъятная, в драном байковом халате, из-под которого торчала ночная рубаха.

— Стреляют, я говорю! У нас, в Конце, стреляют! Из оружия!

— Сдурел, да? — Зойка не могла поверить в такую новость. — Кому там у вас стрелять-то? Одно ружье было у деда, да и тот пять лет как помер.

— Да я разве про наших говорю? Это приезжие с городу прикатили. Сперва три девки на иномарке, парнишку безногого привезли. Одна — Светланкина дочь, которая от негра. Дом ей от матери достался.

— Видела их, к Женьке в магазин заходили по пути. Она черная-то черная, а по-нашему шпарит вовсю.

— Ну а потом к ней еще одна краля приехала, вся из себя. Растрепанная, размазанная, в рванье каком-то — небось мода считается. Длинная, белобрысая, на «Волге». А после всех Мишка Гребешков с парнями прикатил, на «девятке». Здоровые такие, стриженые, как есть мафия.

— Так Мишка же вроде бы в милиции работал. Даже лейтенантом был.

— Уволился он вроде бы, Сергеевна говорила. Теперь в какой-то охране работает. Так вот, часа в два у Евдокии во дворе как бахнет! А потом беготня по деревне пошла, а после уже у Дарьи во дворе палить начали.

— Ну и что, убили кого? — заинтересованно спросила Зойка.

— Я смотрел? — проворчал Костя. — Думаешь, охота пулю словить?

— Ага, — снова взъярилась Зойка, — сам, значит, забоялся, а моего мужика побежал звать, дескать, иди, под пули суйся?!

Вот тут, на этом остром моменте, и проснулся, услышав шум и гам, старший лейтенант милиции Иван Дмитриевич Хахалин, он же в обиходе просто Митрич.

— Чего за базар? — сказал он, появляясь на крыльце в ситцевых семейных трусах до колен. — Кого забрать надо? Ща, в два счета, блин!

И участковый, немного позабыв, в каком виде находится, Цапнул себя за трусы на том месте, где обычно пристегивал наручники.

— Митрич, — произнес Костя, — позвони в район! У нас в Конце сейчас пальба была. Раз двадцать шарахнули из пистолетов, по-моему, даже автоматы стреляли.

— А кто стрелял-то? — с трудом врубаясь в ситуацию, произнес Хахалин. — К вам ведь туда и дороги-то вроде нет…

— Дорога есть, хоть и одна…

В этот момент в конце улицы послышалось урчание мотора, а еще через минуту мимо милицейского крыльца на максимально возможной в условиях бездорожья скорости проскочила «девятка» с Агафоном и Лузой.

— Во! Эти! — заорал Ермаков. — Их четверо было, вместе с Мишкой Гребешковым. А тут двое. Значит, двоих грохнули.

— Зойка, — тяжело мотнув головой, пробормотал Хахалин. — Дай квасу, а? В горле все посохло.

Жадно высосав стакан холодного пойла, участковый набрал номер райотдела…

Проскочив село, Агафон прибавил газу и, подскакивая на ухабах, погнал машину по дороге, которая в конце концов должна была вывести на Московское шоссе. Солнце вовсю сияло на востоке, небо было чистенькое, безоблачное. Дорога шла по ровному месту, особо не извивалась и по сравнению с той, которую пришлось преодолеть на пути от Конца до Воронцова, казалась прямо-таки автострадой. Внезапно в гудение мотора «девятки» вплелось стрекочущее тарахтение.

— Опять вертолет, — заглядывая в боковое окошко, сказал Налим. — Разлетались чего-то…

— Вертолет, говоришь? — обеспокоено произнес Агафон. — Сюда идет, по-моему… Не шандарахнул бы он нас!

Вертолет, тарахтя и посвистывая, пронесся в ста метрах над дорогой.

— Наши катят! — возбужденно сказал Гребешок Лузе и Ксюше. — Куда они, интересно, намылились?

— Мы вот тоже куда-то намылились, а куда — неизвестно, — проворчал Луза, которого начало укачивать. Кроме того, лететь на вертолете ему было страшно. Раньше он вообще никогда не летал, даже на рейсовых самолетах, а тут на такую маленькую «вертушку» посадили, башка в потолок упирается… Из нее, поди, и не выскочить, если грохнется.

— Там, впереди, где-то поле было, — припомнил Гребешок, пропуская мимо ушей Лузино ворчанье. — Давай, командир, сядем?

— Как скажете, — сказал пилот Жора,, — если место есть — сядем, если нет

— разобьемся.

— Ты давай-ка не разбивайся, — строго сказал Гребешок. — Нам нужно «девятку» остановить. Если сядем и остановим, то перелезем в нее, а ты лети, куда тебе положено.

Пилот пожал плечами и ничего не сказал. То ли не знал, куда ему теперь положено лететь, то ли знал, но сильно сомневался, стоит ли это делать после всего, что произошло. Вертолет проскочил над кромкой лесного массива и оказался над просторным лугом, раскинувшимся вдоль небольшой речки, через которую был перекинут крепенький деревянный мост.

— Э, — воскликнул Луза, указывая пальцем в лобовое стекло, — а там, за мостом, «Волга» стоит! Такая, как у Эльки!

— Вот там и сяду, — объявил Жора, хотя ему никто прямых указаний на этот случай не давал. Он уменьшил обороты, накренил ротор назад, и машина немного опустив хвост, стала плавно снижаться чуть в стороне от дороги, где у обочины стояла серая «Волга» с открытым капотом, из-под которого были видны только две круглые девчачьи попки, туго обтянутые джинсами. Вертолет коснулся земли, сел, но продолжал крутить лопастями.

— Не понял… — пробормотал Гребешок, когда, привлеченные тарахтением вертолета, Лида с Ларисой высунули головы. — Сева, е-мое, ты же сказал, что их зарезали?

— Бля буду… — аж поперхнулся Луза. — Перекрещусь, если не веришь! У них головы были почти что отрезаны!

— Я тоже видела! — в ужасе пробормотала Ксюша. — Может, это призраки? А?

— Что-то я не видел призраков среди бела дня, — произнес Гребешок.

— Дальше полетим? — флегматично спросил пилот. — У меня горючки только до дома.

— Выгружаемся! — решительно сказал Гребешок, выскакивая на луг с автоматом. Следом за ним Луза, увешанный трофейным оружием, в паре с Ксюшей вытащил Эльку и понес к «Волге».

Гребешок задержался, поинтересовался у пилота:

— Командир, мы тебе должны чего?

— Нет! — решительно ответил Жора. — Спасибо, что вовремя свалили и не убили.

Гребешок отбежал от вертолета, пилот накренил ротор вперед, дал полный газ и поскорее, пока воздушные пираты не передумали, вспорхнул с луга.

Встреча у «Волги» не напоминала встречу на Эльбе. Обе стороны глядели друг на друга с неприкрытым изумлением. Лида и Лариса обалдели оттого, что их догнали на вертолете, а остальные — оттого, что те, кого считали зарезанными, оказались живы и здоровы. Беглянки с перемазанными ручками — в моторе ковырялись! — кроме того, со страхом смотрели на неподвижную Эльку, которую Луза с Ксюшей уложили на траву.

— Та-ак, — сказал Гребешок, сурово поглядывая то на Лузу с Ксюшей, то на Лиду с Ларисой, то на выглядывавшего из окна «Волги» Олега. — Либо кто-то врал, либо покойники воскресли.

— Я их вот так видел! Вот те крест! — побожился Луза.

— Ты еще честное комсомольское дай для убедительности, — съехидничал Гребешок. — Покойники машин не угоняют, это медицинский факт. Слыхал я, что один гражданин, шибко задолжавший по жизни, сам себя взял в заложники и прислал письмо домой: мол, срочно все продавайте и платите выкуп — миллион долларов. Ну, кто-то из друзей собрал, жена продала последние бриллианты. Положили все это в чемодан и отдали проводнику вагона на Киевском вокзале в столице нашей Родины Москве.