ВСЕ ПОСТЕПЕННО

Под истомно-медленные ритмы Юрка с Майкой пританцевали в маленькую комнату, в бывшую Юркину, а ныне супружескую спальню. Странно, но Таран после возвращения домой сюда так и не удосужился заглянуть. Именно поэтому он очень удивился, обнаружив, что постель раздвинута и застелена. Обычно Надька-аккуратистка по утрам убирала белье в шкаф, а кровать сдвигала. Может, она, уже придя с работы, так сказать, площадь приготовила? Да нет, она в кухне крутилась, вряд ли. Странно, странно… Впрочем, долго задумываться Юрка не стал. Его сейчас сильно волновало ласковое и нежное — и впрямь, точь-в-точь, как у Полины! — Майкино тело. А еще — разные таинственные звуки, долетавшие из большой комнаты, где остались Надька с Витьком. Впрочем, покамест играла музыка, понять, До каких пределов дошли эти граждане, было трудно.

Майка откинула с кровати одеяло и нарочито медленно улеглась, откинув белобрысую голову на подушки. За окном еще и не начинало смеркаться, а потому через тюлевые занавески поступало достаточно света, чтоб Таран мог как следует рассмотреть новую и, по правде сказать, непрошеную партнершу. Да, тут много чего вкусненького было!

— Покажешь, чем богат? — прошептала Майка, задирая ножки и стаскивая с себя плавочки. Когда трусишки упали на пол, эта стриженая стерва развела бедра в стороны и продемонстрировала Юрке щелочку в раскрытом виде. Даже белесые волосики по краям любовно расчесала на две стороны. Таран показал, что просили и услышал:

— Ах вот мы какие большие… Ну идите, идите. Я готова!

Таран неожиданно фыркнул. Он вспомнил, как в прошлом году вместе с Ляпуновым, Милкой, Топориком и проводником Ольгердом лазал по кавказским пещерам. И там Милка, когда ее собрались протаскивать через шкуродер, произнесла примерно ту же фразу, только с другими интонациями: «Я го-о-това-а!»

Тогда все, кроме Юрки, заржали, потому что он никогда не видел «Необыкновенный концерт» театра кукол С.В. Образцова. А в этом году, совсем недавно, по случаю столетия со дня рождения великого кукольника, телеспектакль показали вновь. На сей раз Юрка сподобился посмотреть его и номер с Шахерезадой Степановной тоже.

Впрочем, это не помешало ему забраться к Майке и улечься между раскинутыми коленками. Он немного удивился, обнаружив, что партнерша прикрыла свое рабочее место ладошкой.

— Юричек, — проворковала Майка, лизнув Тарана в ухо. — Мне хочется, чтоб ты не сразу начал, ладно? Засунь — и полежи спокойно. Минутку или две, не больше.

— Как скажешь, — сказал Юрка. Ладошка убралась с дороги, и Таранов головастик плавно вкатился в нежную норку. В это время за стеной вырубили музыку.

— Лежи тихо, — прошуршала Майка, — и слушай…

Послышались мягкие и быстрые шаги двух пар босых ног по ковру, а затем скрипнул диван. — Это Надька легла, — прокомментировала блондинка. — А вот Витенька на нее улегся… Сейчас он ей засадит!

К Тарану на некоторое время вернулось то стыдное и похабное, но вместе с тем противоестественно-приятное чувство, которое он испытал прошлым летом, когда подсматривал из шкафа, как Зыня трахал Надьку. Сейчас стыда и ревности было меньше, а вот некой волнующей приятности — больше. Может быть, потому, что на сей раз он ничего не видел, а только слышал.

Впрочем, получилась некая заминка, судя по шорохам, Надька заставила Полянина надевать презерватив. Юрка, между делом, подумал, что и ему не худо бы средства защиты использовать, но тут, наконец, послышался резкий скрип дивана, и Надькин сладкий стон:

— О-о-о, Витенька…

В ответ Полянин довольно громко прорычал:

— Я с седьмого класса этого ждал… И сразу после этого:

«Скрип-скрип-скрип-скрип!» — пошла работа.

— Е…! Он ее е…! — с каким-то придурочным восторгом простонала Майка, прижимаясь к Тарану, а затем бесстыдно-жарко прошептала:

— А ты — меня!

Наперегонки с ними!

Таран, конечно, был по природе спортсменом, и не только родной бокс уважал, но и другие виды, в частности, гонки тоже. Однако превращать такое интимное и вдумчивое занятие, как секс, в «Формулу-1» или ралли Париж-Дакар, он не собирался. Полянин — это понятно. Если он с седьмого класса мечтал трахнуть Веретенникову, то теперь шибко торопится реализовать мечту детства. Возможно, потому, что опасается, будто в Юрке Отелло проснется и он пришибет старого приятеля на почве ревности. А Тарану спешить некуда, вряд ли Надька спохватится и после собственной измены придет со сковородкой его убивать. Тем более что она этот Витьков темп явно не одобрила и пробормотала тихонько (но Таран с Майкой услышали):

— Витя, не спеши, миленький… Куда ты, как на пожар-то?

Но Полянин, конечно, ни фига не унимался — не иначе рекорд решил поставить в скоростном спуске. Диван так и скрипел вовсю, без остановки.

А Юрка в это время мощно, но плавно катался по незнакомому, но вполне приятному месту, заставляя партнершу сладко вздыхать и охать. Майка вовсе не протестовала против того, что он ее идеей — гонки устроить — не воспользовался.

Тем более что Таран очень ловко сочетал все эти натягушечки-оттягушечки со знаками внимания ко всяким Майкиным приятным местам. Сосочки ей лизал и целовал, сисечки с боку на бок перекатывал, попочку поглаживал. И только потом, когда Майка начала беспокойно посапывать, врубил полные обороты.

Девка аж вцепилась ему в спину, задрав ноги, скрестила их У Тарана на ляжках и только зубами скрипела, пока Юрка ее Дрючил. А кончила аж со взревом, которого Таран, помнится, Даже у Милки не слыхал.

Майка кончила и отпала — почти как Лизка после своего бесконтактного на речке. Лежала раскинувшись, с полным безучастием ко всему происходящему. Но Таран-то свое личное дело не завершил. Наверно, он мог бы еще минуту попыхтеть, попытаться Майку еще разок раскочегарить. Однако в это время из соседней комнаты послышалось недовольное ворчание Надьки:

— Все, хватит, Витек! Порвется еще…

Из этих слов Тарану стало ясно, что Полянин свой скоростной спуск осуществил, а Надька, судя по всему, восторга не испытала. Вот он и тычет из последних сил, пытаясь довести ее до кондиции, а Тараниху беспокоит только одно: чтоб средства защиты не порвались и начинка внутрь не попала.

Полянин что-то обиженно забормотал, но Надька уже совсем сердито буркнула:

— Ну отвяжись ты, а? Поссориться хочешь?! Сейчас Юрку позову!

Последняя фраза давала Тарану некое моральное право вмешаться. В конце концов, его законная жена проявляла недовольство.

Юрка слез с кровати и как был, в голом виде и с прибором, не потерявшим устойчивости, выглянул в большую комнату. Надька, не очень усердно, впрочем, пыталась отпихнуть виновато бормочущего Полянина, а тот, в общем и целом, тоже насилия не применял.

— Так, — грозно сказал Таран. — Кто Юру звал, какие проблемы?

— Еще один дурак! — проворчала Надька, а Полянин сразу отодвинулся со своим «полшестым» в резиновой упаковке.

— Я помочь пришел, — самым хохмическим тоном произнес Юрка. — Не хочу, чтоб ты была злюкой до самого утра. Витек, иди помойся и малость подзадержись на кухне…

Полянин был малый понятливый и удалился, а Надька заворчала свирепо:

— Думаешь, я тебя пущу? Сразу после Майки?

— Пустишь, — уверенно сказал Таран. — Сама же все это придумала!

— Ну хоть резинку надень! — Надька выудила из-под подушки целую обойму.

— Это можно, — согласился Таран, накатил «секретное» изделие № 2 и нежно подмял под себя коварную изменщицу. Ни ревности, ни даже простой брезгливости Юрка почему-то не испытывал. Защищенный инструмент с легким скрипом нырнул в Надькину писюшку и стал подвергать ее суровому наказанию…

— Юрик, ox! Ой, мамочки! — заохала Надька. Из маленькой комнаты выглянула голая Майка и, не привлекая внимания, стала глядеть, как Юрка ерзает на своей благоверной. Впрочем, долгого шоу ей увидеть не удалось. Через пару минут все завершилось. Юрка и сам закончил, и за Полянина работу доделал.

— Ты у меня самый хороший, — сообщила Надька, очень обрадовав Тарана тем, что он «самый» из всех хороших.

Полянин немного понуро вышел из душа, а повеселевшая Надька подцепила под ручку Майку, и они ушлепали в ванную.

Витька и Юрка остались тет-а-тет. Полянин посматривал на приятеля с некоторой робостью, хотя Таран вполне искренне и даже сочувственно улыбался.

— Ты, это… не сердишься? — произнес Витек виновато.

— Сержусь, конечно, — ухмыльнулся Юрка. — Из-за тебя Надюха чуть голодной не осталась. На фига ты с ней частить взялся?! Тем более что она тебе четко сказала: «Не спеши!» Я, конечно, все понимаю: мечтал с седьмого класса — и вот в кои-то веки добрался. Даже ради этого мне свою невесту в аренду сдал.

Но неужели по этому случаю надо траханье в спринтерский забег превращать? Можно подумать, будто ты боялся, что я у тебя ее заберу в последний момент.

— Я не про то… — вздохнул Витек. — Вообще-то, мы, когда все это дело намечали, на тебя не очень рассчитывали. Надька сказала, что ты до пятницы домой не явишься. Короче, вчера у нас было тут кое-что. Втроем. Здорово получилось, таиться не буду. Вот за это и каюсь…

— Понятно, — сказал Таран, — то-то я приметил, что Надька постель не собрала. Не иначе, влом было, тем более что решили сегодня повторить на том же бельишке.

— Понимаешь, Юр, — волнуясь, произнес Полянин, — ты, конечно, можешь подумать, будто я хочу с больной головы на здоровую перевалить, но вот, как на духу, вчера Надюха всю кашу заварила. Она сперва каким-то макаром Майку уговорила. Представляешь, до вчерашнего дня Майка меня только что к фонарному столбу не ревновала. И сама вроде тоже ни о каких вывертах, типа этого, не мечтала.

— А я думал, она у тебя совсем отвязанная, — заметил Таран, Уже начиная о чем-то догадываться.

— Не, она очень даже тихая девочка, — мотнул головой Полянин. — Да и от Надьки я, если честно, не ожидал…

— Зыню знаешь? — поинтересовался Таран.

— Конечно. Он охранником работал у Надьки в палатке. А в том году, летом, наширялся чего-то и в дурку попал, кажется…

— С этим Зыней, между прочим, все очень похоже получилось, — произнес Таран, размышляя попутно, стоит ли посвящать Полянина в эту историю. Но в том, что вчерашнее баловство Полянина с Надькой и Майкой имеет ту же природу, уже не сомневался. Не иначе, Полина привет передает! Как это может быть?! Ведь Птицын убеждал их с Надькой, что Полину доставили в Москву, туда, откуда она в прошлом году удрала, и каким-то образом заблокировали. Может, снова в «холодильник» заперли, а может, еще как-то. Факт тот, что в течение года никаких экстрасенсорных и паранормальных фокусов в семействе Таранов не наблюдалось.

Полянин, очевидно, ожидал продолжения рассказа про Зыню, заодно прикидывая, не грозит ли и ему участь попавшего в дурку охранника. Но тут из ванной с хихиканьем вышли мокренькие подружки, замотанные в одно большое махровое полотенце, и бегом прошлепали мимо мужиков в маленькую комнатку.

— Я тоже пойду окатиться, — объявил Таран и отправился в душ. Пробыл он там недолго, а когда вернулся, то увидел, что Полянин стоит перед закрытой дверью в маленькую комнату и ведет какие-то переговоры с девками, прячущимися за дверью.

— В чем дело? — поинтересовался Юрка.

— Хрен его знает, — пожал плечами Витек, — заперлись и не пускают.

— Лесбосом, что ли, решили заняться? — нарочито громко спросил Таран, отметив про себя, что с удовольствием посмотрел бы на то, как Надька с Майкой этим самым развлекаются.

— Нет, — отозвались из-за двери. — У нас для вас сюрприз. Только обещайте, что будете нас слушаться и не войдете раньше, чем мы разрешим.

— Нет проблем, — ответил Таран. — Выражаясь по-тайваньски, «моя согласный»!

— Я тоже, — присоединился Полянин. Замок щелкнул и открылся, но сразу после этого Майка сказала торопливо:

— Еще нельзя! Чуть-чуть позже!

Терпеливые мужчины, шибко заинтриговавшись приготовленным сюрпризом, еще несколько минут подождали, прислушиваясь к тому, как шушукаются и шебаршатся за дверью партнерши.

Наконец из-за двери пискнули:

— Заходите!

Когда Юрка и Витька открыли дверь и вошли, то прямо на них уставились две примерно одинаковые розовые попы, выставленные из-под одеяла, которым Майка и Надька, улегшись животами поперек постели, укрылись с головами. Коленки обеих располагались на коврике перед кроватью, голени и пятки были прикрыты широким пледом, так что, кроме поп и ляжек, ничего не просматривалось. На попах и ляжках никаких родинок и других опознавательных знаков не имелось, к тому же в полутьме — девки закрыли окно плотной шторой — даже хорошо известные приметы трудно различить. Хихиканье обеих красавиц, с головой спрятавшихся под одеяло, воспринималось одинаково глухо, и разобрать, которая в данный момент ржет, Тарану с Витькой не удавалось.

— Это что за выставка? — сурово спросил Юрка.

— Это поп-шоу, — прогундосили из-под одеяла.

— Точнее, шоу поп, — заметил Полянин.

— Вы там не задохнетесь? — побеспокоился Таран.

— Нет, мы дырочки оставили! — хихикнули в два голоска.

— Это вот эти имеются в виду? — Полянин осторожно прикоснулся к левой попе.

— Ага! — бабы у себя под одеялом дружно покатились от хохота.

— Ну, и что нам со всем этим делать? — задумчиво спросил Таран, ощущая, что на него наползает безумно-веселое бесстыдство, в аккурат такое же, как в прошлом году, когда Полина их с Надькой совращала.

— Если есть, что сунуть — суйте, а если нет, то целуйте! — срифмовали бесстыдницы из-под одеяла.

— А нашлепать нельзя? — поинтересовался Полянин, поглаживая все ту же левую попу.

— Не-ет! — дружно запротестовали пододеяльницы.

— А пощекотать? — спросил Юрка, притронувшись средним пальцем, отогнутым в положение «фак», к промежутку между половинками правой попы.

— Руками не трогать! — дружно прогудели из-под одеяла. — А то отстреливаться начнем!

— Юрик, ты противогаз одел? — спросил Витек.

— Не поможет, — отозвался Таран. — Такие газы коробка не держит — по опыту знаю.

— А вы наденьте те противогазы, что без коробок, — посоветовали из-под одеяла. — Если есть на что одевать, конечно!

— А на что их одевать надо? — невинно спросил Полянин. — Объясните белобилетнику необученному…

— Это уж кто до чего додумается, — хихикнуло одеяло, — кто совсем умный — на голову, а кто попроще — на головку!

Таран в это время сходил за обоймой, оставшейся на диване в большой комнате, выдал один «противогаз» Полянину, а другой себе пристроил. После обмена такими репликами с обитательницами Пододеялья и у него, и у Витька инструменты пришли в готовность.

— Между прочим, — скромно заметили из-под одеяла, — если вы что-нибудь перепутаете, мы возражать не будем…

Это следовало понимать так, что от парней как раз и ждут, чтоб они «перепутали». Причем, как показалось Тарану, речь шла не о том, чтоб партнерш перепутать, а… хм!.. стыковочные узлы, так сказать. Поэтому Юрка из двух возможных целей выбрал ту, которая на данный момент являлась «верхней».

Приставил, нажал, и неожиданно легко, как по маслу, вкатился на полный штык.

Юрка сразу догадался, что девки смазались чем-то, чтоб легче запихнулось.

— У-ух! — сладко передернулось все, что пряталось под одеялом.

По левую руку от Тарана Полянин тоже все понял аналогично:

— А вот и госпожа Попеску…

Витек толкнулся, под одеялом послышался сладкий стон.

— Одеяло уберите! — заорали партнерши.

Полянин и Таран сдернули одеяло с девок, и все стало ясно:

Надька опять досталась Витьку, а Майка — Юрке.

Таран уложил на ладони приятные Майкины сиськи, азартно накачивая сладко охающую блондинку, а глаза при этом скосил налево, посматривая на Надьку, которая точно в такой позиции постанывала под Поляниным. И тоже изредка приоткрывала глазки, чтоб посмотреть на своего законного. А один раз даже подмигнула ему, кажется!

Юрка понял, что, в отличие от первого раза, ей сейчас очень хорошо. И как ни странно, никакой ревности или злобы не испытал. Напротив, ему самому стало намного приятнее. И то самое безумно-веселое бесстыдство буквально с головой затопило его…

Разумеется, ни о прошлом лете, ни о Полине и ее возможностях он совершенно не вспоминал. Исчезли даже те вполне здравые догадки, которые зашевелились у него в мозгу во время беседы с Витьком…

КУДА ЧЕРТ ЗАНЕС?

Лида Еремина очнулась с тяжелой головой и почти полным непониманием того, как она попала туда, где находилась в данный момент. Нет, насчет того, что на микроавтобус с «птичками» было совершено нападение, она помнила. И про то, что ее вроде бы хлороформом усыпили, тоже. Но вот как она очутилась в плохо освещенном глинобитном подвале, на жестком тюфяке и подушке, сделанной из джутового мешка, набитого какой-то сухой травой с непривычным запахом — память ничего подсказать не могла. Куда делась сумочка с тюбиком «Аквафреш» — тоже.

Воздух в подвале был густой, влажный и даже горячий, почти как в бане.

А стены, сложенные из камней и глины — холодные. Влага конденсировалась на них и сбегала на пол. С потолка тоже капало, и цементный пол был весь сырой, будто его из шланга окатили. Выйти из подвала можно было только по каменной лесенке без перил. Там, наверху, располагалась прочная, обитая ржавой жестью дверь.

Свет в подвал поступал через маленькое зарешеченное окошко под самым потолком — метрах в трех от пола. И в подвале не имелось ни стула, ни стола, чтоб дотянуться и посмотреть в это самое окошко. Впрочем, голь на выдумки хитра: Лида сняла свою футболку с надписью «Стоичков» и скрутила в жгут. Потом скатала в рулон тюфяк и связала его жгутом, чтоб не размотался. После этого приставила рулон к стене и встала ногами на его торец. Чтоб просто выглянуть в окно, этого все равно не хватило, но зато Лида сумела, вытянув руки вверх, ухватиться за прутья решетки, прочно вцементированной в оконный проем. Силушки, чтоб подтянуться на уровень окна и повисеть так пару минут, рассматривая все, что смогло попасть в поле зрения, у Лиды хватило.

То, что она увидела за окном, оказалось настолько неожиданным, что Лида, даже спрыгнув на пол, все еще не верила глазам.

Там, за окном подвала, она узрела несколько бараков, построенных из каких-то корявых кольев, обвязанных лианами и покрытых не то пальмовыми, не то банановыми листьями. А между этими бараками на глаза ей попалась некая бронемашина, вроде бы советская по месту выпуска, но покрашенная в какой-то нерусский, голубовато-зелено-желто-коричневый камуфляж и с эмблемой в виде оскаленной головы какого-то хищного зверя, не то льва, не то леопарда, изображенной на овальном щите, наложенном на скрещенные копья. Кроме машины, Лиде довелось увидеть несколько абсолютно чернокожих бойцов с автоматами Калашникова, пулеметами и гранатометами, расхаживавших в распахнутых куртках, из-под которых просматривались грязнющие пропотелые майки. Поскольку стекла в окошке не было, Лида даже духан от этих бойцов почуяла. Если б не две, а три минуты нюхала — могло бы с души своротить…

Спит она, что ли, до сих пор? Или, может, ей наркоту какую-нибудь вкололи, от которой глюки поплыли?

Ведь Лида точно помнила, что сцапали ее под Москвой, совсем недалеко от города, и к тому же парни, выскочившие из «девятки» — «чмо», были хоть и загорелые, но явно белые. В этом Еремина была на сто процентов убеждена, потому что никаких масок на лицах похитителей не было. Перчатки имелись, это точно, а на лицах только темные очки помнились, да и то не на всех.

В Африке Лида побывала, как известно, два раза: в первый раз, когда ее папочка вез на остров, где обитала его новая семья и господин Ларев, а во второй, когда позавчера (или третьего дня, может быть?) летела в Москву.

Впрочем, когда что было, Еремина уже здорово сомневалась. Если она действительно в Африке, а не в Чечне, где тоже, говорят, всякие негритосы воюют, то все-таки потребовалось немало времени, чтоб ее туда доставить.

Интересно только, кому это могло понадобиться?

Конечно, больше всего Лиду радовало то, что ее сразу не убили — это же, однако, было и самым тревожным моментом во всей этой истории. В принципе она ведь просто связная. Она даже не знает, что везла в тюбике «Аквафреш», который у нее, судя по всему, уже отобрали. Граждане, которые устроили налет на микроавтобус, должно быть, хорошо готовились и знали, когда она прилетает, а также, по меньшей мере, то, что она должна появиться у памятника-Тельману.

Именно оттуда хвостом потянулась эта самая «чмо». Несомненно, эти граждане знали, от кого и к кому летит гостья, а также то, что сама она не представляет никакой ценности, в отличие от тюбика. Самое оно было., придушив такую по-тихому, оттащить в ближайшие кусты, представив очередной жертвой какого-нибудь маньяка, которые в подмосковных лесах не переводятся. На фига же этим гражданам устраивать весьма дорогостоящую и рискованную со всех точек зрения операцию по переброске такой малоценной дамы на другой континент? Может, думают, что поймали шибко важную птицу? Или решили, допустим, через Лиду повлиять на Олега Федоровича? Он ведь в конторе Ларева не последний человек…

Потом Еремину вновь посетила расслабляющая мысль: «А может, это все-таки продолжение проверки на вшивость?» Разыграли налет, похищение, дали шоферу «Соболя» по башке, но явно не собираясь убивать. А теперь перевезли Лиду в Африку — у Ларева на этой линии свои борты летают! — и продолжают проверку.

Негры, вон, рассекают с русскими автоматами — может, с теми, которые им Ларев поставил? Да и машина с пулеметом явно советская, только Лида забыла, как называется.

Еремина развязала футболку, вновь напялила ее на себя, а тюфяк раскатала. Уселась на него по-турецки — сырой пол и через тюфяк холодил, и стала ждать. Чего именно — хрен поймешь, наверно, того, когда кто-нибудь явится. Конечно, идея насчет того, что все это только проверка, Лиду утешала, но не сильно. Во-первых, еще неизвестно, что ей там для проверки придумают — может, бить начнут! А во-вторых, сложно понять, как Ларев будет ее поведение оценивать. Может, она должна была начать кусаться и царапаться, лишь бы не отдать супостатам этот чертов тюбик. А она варежку разинула, оторопела и дала себя скрутить. Вполне возможно, что Владимир Васильевич, скажет: «Нет, Мех, никудышная у тебя девка!. Пристрели ее сам, пожалуйста, чтоб мне перед тобой греха на душу не брать!» Конечно, Лида сильно сомневалась в таком исходе, но, в общем и целом, допускала этот вариант.

Прошло около часа, и сверху, от двери, долетели голоса. Говорили на совершенно незнакомом языке, не иначе, на африканском каком-нибудь. Потом залязгал отпираемый замок, заскрежетал отодвигаемый засов — прямо как наждаком по коже!

Лида сжалась, сердце застучало. Тем более что там, на площадке у двери, появились сперва два бородатых негра-боевика, которые как-то очень по-деловому стали спускаться в подвал. Зубы скалят, хохотунчики отпускают и глазищами зыркают. Здоровенные кабаны! К тому же небось белую бабу видят в первый раз.

Жуткое желание проверить, так ли у нее все устроено, как у черной. Во всяком случае, Лида ихнее сверкание белками поняла исключительно так. Конечно, двое — не взвод, но уж больно вонючие, и СПИДа в Африке, говорят, до фига. Нет, Лида и прежде никогда не понимала тех русских баб, которые жаждали африканской страсти попробовать, а теперь-то и вовсе…

Впрочем, как выяснилось, за свою честь она зря переживала. Бойцы ее не насиловать пришли, а конвоировать. Взяли черными лапами за локти — хрен вырвешься! — и повели наверх, обмениваясь какими-то репликами на своем диалекте.

Когда вывели из подвала, то Лиде стало окончательно ясно: это точно натуральная Африка! И не какая-нибудь там Северная или Южная, а самая что ни на есть тропическая. Правда, Еремина уже с самой зимы в тропиках обитала, попривыкла малость, но все-таки на ихнем острове и цивилизации побольше было, и климат поприятней, и море рядом, и морды не такие черные. Там все кофейные или шоколадные, некоторые даже на Бандерасов похожи, а тут — гуталин, да и только!

Лида со своим приличным загаром выглядела здесь Белоснежкой напудренной.

Вроде бы время было к вечеру, но пекло еще прилично, а потому и ароматы здешней жизни так и плыли Лиде в нос. Иногда дымком пахло, иногда какими-то плодами и приправами, иногда жареным мясом, но по большей части — дерьмом, гнилью и тухлятиной. Голоса гомонили, не то молотки стучали, не то бабы в ступах что-то толкли, не то в тамтамы кто-то барабанил.

Правда, вся эта жизнь протекала где-то внизу, под невысоким, пологим холмом, где располагалась довольно большая деревня, состоявшая из круглых мазанок с коническими крышами из листьев, а также нескольких одно-двухэтажных домишек, более-менее похожих на европейские, над некоторыми из которых даже спутниковые тарелки маячили. Церквушка с колоколенкой просматривалась, явно католическая, это даже Лида с ее небогатым запасом знаний легко догадалась.

Народец рассекал, кто в чем. Одни в шортах и грязных майках, другие — в каких-то тряпках, обмотанных вокруг бедер, и соломенных шляпах, третьи — в камуфляжках и кепи. Бабы тоже — кто в ситцевых платьях и платочках на голове, кто в блузках и юбках, а некоторые вообще с голыми сиськами до пупа. Пацанята и девки лет до десяти носились вообще в чем мама родила.

Но Лида находилась не в деревне, а в некоем укрепленном военном лагере, располагавшемся на этом самом невысоком и пологом, поросшем джунглями холме.

Его обнесли, где смогли, колючей проволокой и спиралями Бруно, где не хватило — завалами из деревьев и кольев, оплетенных колючими лианами. Со стороны деревни было что-то вроде блокпоста выставлено, потому что проехать на каком-либо транспорте в лагерь можно было только с этого направления. Обложенные мешками с песком, под маскировочными сетками стояли два тяжелых пулемета. Вообще-то, Лида опять же знала, что они советского образца, но названия — «ДШК» — не помнила.

Кроме бараков, которые Лида рассмотрела через окошко, здесь располагалось несколько приземистых глинобитных строений, похожих на то, из которого ее вывели. Скорее всего, это были какие-то склады, потому что около одного из них стоял обшарпанный грузовичок неизвестной нацпринадлежности, из которого бойцы выгружали зеленые патронные ящики с русской маркировкой — Лида успела заметить «7,62 обр. 1943 г.» — и заносили их в здание. Надо думать, там было посуше, чем у нее в «камере».