НА АБОРДАЖ?

Конечно, и Лида, и Климковы очень надеялись, что паром, высадив десантников с болотоходом, вернется восвояси. Правда, что после этого делать, беглецы тоже не знали, но все же им стало бы спокойнее. Насчет того, чтоб захватить паром, уже и Лида думать перестала.

Увы, паром никуда уходить не собирался. Напротив, он еще глубже втянулся в устье речки, и с передней части его сбросили сходни, предназначенные для того, чтоб танки могли съезжать на берег. Причем на сей раз паром повернулся к сухому берегу, тому, на котором всего в полета метрах от воды стоял «уазик» с беглецами.

Правда, ничего, похожего на танк, под брезентами не угадывалось. Но какая-то тяжелая машина там явно была. Если сходни готовили для нее, и если вместе с этой машиной еще взвод высадится, то не заметить «уазик» они просто не смогут.

Однако машину никто расчехлять не стал, а по сходням с парома сбежало четверо солдат с автоматами за спиной, кувалдами и ломами. Каждая пара тянула за собой стальной трос, продев через петлю лом. Тросы отматывались с расстопоренных лебедок, установленных на передних понтонах парома. Дотащив тросы до двух наиболее толстых деревьев, карвальевцы завели петли тросов за деревья, вытравили с лебедок немного слабины, сделали из этой слабины полупетли, просунули полупетли в петли, а в полупетли — ломы. После этого вколотили кувалдами ломы в берег. Слабину лебедки выбрали, и теперь можно было заглушить мотор катера, не боясь, что течение речушки отнесет паром от берега.

«Уазик» за кустами так и не заметили, хотя ближайшая пара солдат работала максимум в тридцати метрах от него.

Карвальевцы, перебрасываясь фразами на языке майомбе, вернулись на паром.

— Похоже, они тут надолго устроились, — прошептала Лида. — Наверно, будут своих десантников с болотоходом дожидаться.

— У них там варится что-то, — принюхалась Маша. — Не иначе, те должны к обедувернуться.

— Да, — Климков тоже втянул воздух. — Кофеек варят, в частности.

— Женьку скоро кормить надо… — вздохнула Маша.

Младенец словно бы ждал этого момента. Открыл глазенки выпустил пустышку изо рта и заверещал во всю глотку!

Неизвестно, услышали этот крик десантники на своем болотоходе, но те, кто оставался на пароме, услышали точно.

Два солдата с автоматами наготове спустились на берег, и один из них позвал относительно мирным голосом на языке майомбе. Конечно, беглецы ни единого слова не поняли, но догадались, что карвальевец спросил что-то типа:

«Эй, баба, не бойся, мы свои! Отзовись и вылезай!» Поскольку, конечно, никто и не подумал отзываться, то боец повторил свои слова погромче и посердитей. Затем он еще что-то сказал, и среди его слов проскочило понятное: Муронго. Не иначе, солдат спрашивал неизвестную гражданку, не из Муронго ли она?

Наконец, не дождавшись ответа и на этот раз, автоматчик щелкнул затвором и рявкнул по-португальски:

— Quern vive?!

А потом взял и саданул короткую в воздух. Наверно, чтоб просто отогнать эту неизвестную дуру от этого места, если уж она забрела сюда с младенцем за спиной. Но пули подсекли несколько веток над «уазиком», и когда они свалились вниз, то звучно брякнули по капоту.

— Alarma! — заорал майомбе, сразу догадавшись, что ветки не на пустое ведро упали.

В «уазике» поняли: отсидеться не удалось! Лида с «М-60» тут же вывалилась в левую дверцу, Климков с «ПК» — в правую, а Маша с Женькой нырнули на пол машины.

Оба пулемета открыли огонь раньше, чем солдаты, находившиеся на берегу, успели залечь. Их подрезало в тот момент, когда они бросились к ближайшим деревьям, а заодно и еще одного, который, услышав слово «тревога!», сбежал вниз по сходням. Еще двое карвальевцев подскочили к сходням и тут же рухнули на палубу, угодив под следующую очередь. Затем послышался дробный топот ног по палубе парома, но не в сторону сходней, а в обратном направлении.

— Прикрой! — заорала Лида и бегом понеслась к сходням, пока Климков держал на прицеле понтоны. Правда, если б на палубе остался хоть один боеспособный вояка — это не помогло бы. Однако, кроме двоих убитых, на всем пароме оставалось лишь трое безоружных и перепуганных поваров, которые к тому же сдомя голову кинулись на корму парома, к катеру, в котором только-только продрал глаза моторист, дремавший под тентом на своем суденышке.

Но Еремина добралась и до них, а сзади уже пыхтел Климков, опасавшийся, что эта бешеная брюнетка опять начнет обзывать его «пидором».

Впрочем, к разборке он все равно не успел. Лида с пулеметом на изготовку выскочила на корму в тот момент, когда повара еще не успели отцепить катер от понтонов, а моторист — запустить дизель. Какие-то вопли она успела услышать, прежде чем начала стрелять, но запомнила лишь одно слово, которое проорал ей моторист, пытаясь швырнуть в нее от отчаяния гаечным ключом. Он оказался единственным, кто попытался оказать сопротивление.

— Слышь, Гриш, — спросила она у подбежавшего Климко-ва. — А что такое «мундана»?

— Вообще-то, — поморщился Гриша, опасаясь, что камень опять в его огород, — это то же самое, что «путана»… Только по-португальски.

— Короче, блядь! — вздохнула Лида. — Значит, правильно я этого козла замочила. Спихни их за борт, если не западло, а я проверю, нет ли еще кого.

Пока Гриша, подавляя позывы блевануть, сваливал за борт поваров и моториста, Лида осмотрела все здешние достопримечательности. В частности, в небольшой палатке с жестяной, самоварного образца трубой она обнаружила полевую кухню без колес, а также обед, приготовленный на всю здешнюю братву, как ту, что караулила, но не укараулила, так и ту, что ушла на дело.

Главное блюдо, представлявшее собой кашу из кукурузной муки грубого помола, именовалось «кароло» — так потом Климков сообщил. Но в принципе, наверно, это можно было и «мамалыгой» назвать. Еще был термос с черным кофе — литров на Двадцать — и несколько больших банок китайской тушенки «Великая стена». Хлеба, конечно, не имелось, но зато нашелся котелок с кипяченым молоком. Как видно, его для господ офицеров приготовили, ибо там и пары литров не было. Молоко, как позже определил Гриша, было буйволиное, но остальные разницы не почуяли. Еще в углу, на циновке, лежало килограмм сто желто-зеленых бананов. Тут этот фрукт считался чем-то типа картошки.

В большой палатке располагался «кубрик» для здешней команды. На палубе были расстелены циновки из тростника или чего-то похожего, а поверх них — тюфяки, примерно такие же как тот, на котором Лида ночевала в глинобитном подвале.

Наконец, Еремина сподобилась заглянуть туда, где, как ей показалось вначале, стоял большой грузовик.

Оказалось, что это вовсе не грузовик, а реактивная установка залпового огня «Град», калибром 122 мм. Причем снаряды были заряжены в пусковые трубы.

Сорок штук, ни больше ни меньше. А рядом с установкой, в отдельном штабеле, лежало больше десятка ящиков со снарядами.

Только теперь Лиде стало ясно, отчего так напугались повара и катерист, ну и одновременно — насколько ей, дуре, и Климко-вым повезло. Если б хоть одна пуля угодила в головку какого-нибудь снаряда, тут такое стряслось бы! Не поздоровилось не только понтонам, но и «уазику».

Убедившись, что никого, кроме нее и Гриши, на понтонах нет, Лида оставила пулемет на палубе и сбежала по сходням на берег. По дороге к «уазику» запасливая гражданка Еремина — ну прямо вся в отца! — освидетельствовала двух убитых и, убедившись в том, что в медицинской помощи они не нуждаются, реквизировала у них два китайских «Калашникова» с дополнительными пистолетными рукоятками на цевье и откидными штыками от карабина Симонова. Заодно и «лифчики» с магазинами прибрала. По карманам проходиться не стала — поленилась.

Маша, судя по всему, уже поняла, что все кончилось хорошо, и взялась кормить виновника всего происшествия. Этот сосульчик, судя по всему, особо не напугался, припиявился к мамкиной титьке и дискомфорта не испытывал.

— Поехали на паром! — сказала Лида, укладывая трофеи в машину и садясь за руль.

По сходням Лида успешно закатила «уазик» на то место, где раньше стоял вражеский болотоход. Под колеса на случай качки подложила брусья, а для верности — еще и пару каменюк с бере га притащила. Маша и Климков, пока она возилась с машине, тоже не сидели сложа руки. Освободили корзину от детского пч тания и боеприпасов и превратили в люльку, куда младшг Климков вполне поместился. Прикрыли его противомоскитно сеткой, подвесили в большой палатке, где было попрохладнее, и ребенок засопел во все дырки. Поскольку никто не хотел, чтоб вернувшийся болотоход обнаружил паром на прежнем месте, Лида с Гришей сняли его со швартовов, вернулись на судно и подняли сходни. Сходни были явно не родные, а какие-то самодельные.

Некто соорудил их из ржавых тавровых балок, на которые сверху приварили стальные пластины 50 х 40 сантиметров и толщиной не больше десяти. Чтоб поднять, надо было зацепить сходню крюком за отверстие в передней части и крутить лебедку грузовой стрелы, которой болотоход сгружали. Сначала одну поднять до угла в 45 градусов, вколотить в цапфы стопор, чтоб не падала, потом за другую приниматься. Правда, лебедка в принципе была электромотором оснащена, но он работал от дизель-генератора, установленного на катере, и пока дизель оставался невключенным, надо было крутить лебедку вручную, что Лида с Гришей и делали. Зато опускать сходни — проще некуда. Надо было выбить ломом и кувалдой стопор из цапф — и сходня сама падала.

Потом еще и тросы намотали на лебедки. Мотор катера покамест решили не включать — чтоб болотоходчики раньше, чем нужно, не услышали, и в то время, как течение речушки неспешно выталкивало паром из устья, дружно набросились на кашу с тушенкой и кофе с молоком. Конечно, сожрать все, что было на взвод приготовлено, они втроем не сумели, но откушали капитально. Всех потянуло в сон, но хотя Лида утомилась не рныле других, она объявила, что встает на вахту, а Климковы ргут поспать, пока она будет вести паром через озеро. Супруги, естимо, ничего против не имели, а Лида отправилась на катер.

Паром к этому времени уже оттащило метров на двести от берега.

Спустившись в катер, Еремина высказала пару гласных намеков в адрес Григория Васильевича. Тот, конечно, скинул трупы в воду, но весь катер испохабил кровищей. Присесть некуда! Правда, ведро и что-то типа швабры на этом корабле имелось, а потому Лида смогла провести на катеришке «малую приборку».

Только после этого она решила попробовать себя в качестве моториста.

Правда, ей уже доводилось управлять катерами во емя пребывания у папы, на острове. Но там были белоснежные прогулочные, с элегантными обводами и удобным управлением, к тому же импортной постройки. Здесь имела место шарового цвета тупоносая лохань с эбонитовой баранкой от «газика» и разными другими органами управления советского производства не то 60-х, не то 70-х годов прошлого столетия. Поверх всего этого был натянут брезент, заляпанный птичьей побелкой, но хорошо защищавшей катериста и от солнца, и от чаек.

Впрочем, наследственность и тут сказалась. Лида не только сумела запустить дизель, но и разобралась с редуктором — как его переключать на задний ход, например. На этом самом заднем ходу ей удалось утащить паром на пятьсот метров от берега, в самую середину озера. Там она кое-как развернула неуклюжую сцепку и малым ходом повела ее так, как объяснял Гриша. То есть влево наискосок. Скорость движения вряд ли превышала три километра в час, но Лида надеялась, что если расстояние до «ал-мейдовского» берега действительно три километра, то в течение этого часа она заснуть не успеет.

Увы, поскольку мерное урканье дизеля, тень от брезента и освежающий ветерок, уносивший за корму соляровый выхлоп, действовали убаюкивающе, Лидины глазки сомкнулись гораздо раньше…

КОНТАКТ

Таран, как и другие его спутники-«отпускники», в это время мирно почивал в деревне Муронго.

Некоторое время Таран дрых так мирно и спокойно, как даже покойники не спят. Потом в его по-прежнему спящей голове что-то забродило, закуролесило. Все это очень напоминало его телепатические контакты с Полиной прошлым летом, когда она призывала его на помощь из «холодильника», который «джи-кеи» перетаскивали по подземным горизонтам.

Сперва посреди абсолютной тьмы и черноты возникло некое призрачно-светлое пятно, потом это пятно, стало светиться все ярче и ярче, приобретать овальную, все более вытянутую сверху вниз форму, наконец, оказалось, что это уже не пятно, а объемная фигура, а еще через пять секунд Юрка увидел Полину в больничном халатике с надписью «8-й сектор» на спине и номером «8-07"на нагрудном кармашке. Причем увидел ее необыкновенно четко, в прошлый раз такой четкости не было.

— Это я, Юра! — Голос тоже слышался с необычной четкостью. — Рада тебя видеть снова. Мне поручили работу с тобой. В прошлый раз ты помогал мне, а теперь я буду помогать тебе. Все, что будет с тобой происходить, — это не совсем сон. Иди за мной и думай только обо мне!

Даже если Таран не захотел бы идти, то, наверно, у него ничего не получилось бы. Гипнотическая сила Полины прочно подавила его волю. Он покорно потянулся за своей призрачной проводницей, сперва по черной пустоте, а затем — по некоему красновато-светящемуся коридору. По этому коридору Юрка переместился в некое помещение, весьма напоминавшее по интерьеру ту комнату, где только что славно пообедал с товарищами. Только теперь в ней не было стола и стульев, а стояло лишь одно огромное кресло, даже скорее, не кресло, а трон.

На троне восседал вождь племени Муронго, правда, узнать его было очень и очень трудно. Потому что одет он был уже не в камуфляжные штаны и безрукавку, а в некий традиционный костюм — юбочку из какой-то травы вокруг чресел и огромную ритуальную маску с устрашающей рожей, высотой чуть ли не в полметра.

Да и вообще, как показалось Тарану, это был уже не «дедушка — божий одуванчик», а вполне солидный дядя, габаритами примерно с Лузу.

Тем не менее это был именно вождь Муронго и никто другой. Это как-то сразу прописалось в Юркиной голове и утвердилось как непреложная аксиома.

В руке вождь держал уже не стариковскую клюшку, а нечто вроде здоровенного резного посоха метра полтора в высоту, и на вершине этого посоха сверкал огромный бриллиант. Откуда-то Таран знал, что в этом бриллианте 666 карат веса и огранен он точно на 666 граней. И этот самый бриллиант не просто переливался от попавшего на него света, а явно светился изнутри. Маска вождя, окаймленная чем-то вроде львиной гривы из травы и перьев, тоже зловеще светилась.

— Я привела их. Великий Вождь! — торжественно произвела Полина, опускаясь на колено перед троном.

Оказалось, что перед этим самым троном вождя в одну шеренгу по росту были построены шестеро «отдыхающих». На правом фланге Луза, далее-Гребешок, Ваня, Валет, Таран и Вася. Откуда появились все остальные — Юрка так и не увидел.

Где-то вовсю наяривали тамтамы. Самих барабанщиков не просматривалось, но они явно находились. — где-то неподалеку. Кроме того, некий невидимый хор выпевал протяжную много-голосую мелодию, смахивающую на мелодию, шедшую с титра-ми в бразильском сериале «Рабыня Изаура»: тарара-ра-ра тара-papa, тарара-ра-ра тара-рара!

Вождь вытянул руку с посохом в направлении Лузы, прикоснулся алмазом к его голове, и радужное сияние вокруг драгоценного булыжника заиграло зеленым цветом. И тут гулко, как из бетонного колодца, прозвучал голос. По-каковски он говорил, фиг знает, но тут, во сне, Таран его понял:

— Он огромен ростом, но у него душа десятилетнего ребенка. Он увидит много красивых игрушек и не сможет сделать ДЕЛО. Он может пройти только до зеленой линии.

Пшик! — и Луза исчез. Посох с бриллиантом передвинулся на голову Гребешка. Сияние сменило цвет на оранжевый — Он отважен и дерзок, остроумен и хитер, но в его душе живет любовь к черной женщине. Если он увидит ее призрак, то не сможет сделать ДЕЛО. Ему не пройти дальше оранжевой линии.

Пшик! — и Гребешок испарился.

У голов Вани и Валета сияние бриллианта на верхушке посоха стало голубоватым.

— Их души спят, они пройдут лишь туда, куда пройдет их хозяин, — констатировал вождь, после чего, пропустив Юркину скромную персону, перенес посох к голове Васи. Свечение осталось голубым, и вождь объявил:

— Он мудр, но не знает Истины. Ему не удастся перешагнуть голубую линию.

Пшик! Пшик! Пшик! — Вася исчез вместе с Ваней и Валетом, а посох вождя притронулся к Юркиной голове. Радужное сияние четко разделилось на семь известных Тарану цветов: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. Прямо как в известной ключевой фразе: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан».

— Он знает Истину. Он сможет пройти за фиолетовую черту и сделать ДЕЛО.

Ты сделала верный выбор, дочь моя! Последняя фраза, естественно, была обращена к Полине, которая сразу после этого засияла всеми цветами радуги. Пшик! — и… Таран проснулся.

ЗАДАЧА ДЛЯ САМОУБИЙЦ

Как выяснилось, Юрка спал в очень уютной кровати, к тому же со всех сторон обвешанной противомоскитными сетками, так что комары и мухи его ничуточку не беспокоили. Одежда, сложенная в аккуратную стопочку, лежала на табуретке в головах кровати. Здесь же, в этой просторной и чистой комнате, стояло еще шесть точно таких же коек, на которых дрыхли все остальные. Точнее, дрыхли не все. От одной из коек доносилось жадное пыхтение Гребешка и страстное оханье его темнокожей партнерши. То, что партнерша у него была темнокожая, было прекрасно видно даже через противомоскитную занавеску. Вообще-то в комнате было не очень светло, на окнах с внешней стороны были закрыты ребристые жалюзи, но то, что еще не стемнело — это точно. Конечно, никакого трона, тамтамов, вождя в огромной маске не было и в помине.

Луза задувал, как паровоз. От его храпа даже стекла в окнах вибрировали. В дальнем углу неслабо похрапывал Васку Луиш. Биороботы, получив от Васи Лопухина приказ спать, дышали с удивительной равномерностью, будто им во сне кто-то командовал: «Вдо-ох! Вы-ыдох! Вдо-ох! Вы-ыдох!» Сам Вася спал почти бесшумно.