Пока Синди и Мэри занимались с подводным аппаратом, мы с Марселой стояли на верхней палубе и курили. Темнело быстро.
— Эта пиратская яхта, — спросил я, — наверно, принадлежит нашей знакомой Соледад?
— Скорей всего, — кивнула Марсела, — то, как разделались со шведами, очень на нее похоже. Правда, обычно так лихо она с иностранцами не обходилась. Но если она откуда-то узнала о полутораста бочках с золотом — напала бы даже на крейсер.
— Он и сказал, — убежденно кивнула Марсела, — только, конечно, вряд ли он обещал ей, как обычно, шестьдесят процентов. С такого куша он мог дать ей не более двадцати. Но она наверняка потопила шведов не просто из хулиганства. Ей нужно было точно знать место, где лежит галеон. И она, утопив яхту, взяла экипаж в плен и теперь пытает, чтобы те назвали ей координаты.
— Не проще ли было внезапно захватить яхту? — усомнился я. — Ведь у них на яхте могли находиться какие-нибудь бумаги, из которых можно было точно узнать координаты, не прибегая к пыткам.
— Тут все может быть, — ухмыльнулась Марсела, — эта Соледад такая, знаешь ли, штучка… Например, она могла действительно сначала захватить яхту, а потом заставить передать «SOS» и объявить, что яхта, мол, обстреляна.
— Вот это-то и странно, — хмыкнула Марсела. — Соледад такая зараза, что никого живым не отпускает. Боюсь, что тот, кого она отпустила, работает на нее. Он небось наврал и о месте, где была захвачена яхта, да и вообще специально будет путать следы: назовет неверные приметы яхты, начнет выдумывать разные небылицы насчет судьбы экипажа. Это тоже в духе Соледад. А про нее столько всего рассказывают, что с ума сойдешь… Она, говорят, лично вспарывает животы и съедает сердца, зажарив их на угольях.
— Ну, и конечно, пьет кровь невинных младенцев, — кивнул я, — по чайной ложке до обеда и по столовой ложке после…
— Не смейся! — мрачно сказала Марсела. — Между прочим, мы с тобой у нее тоже не на лучшем счету. Если те ребята, с которыми мы воевали ночью, пожаловались ей, и она почему-либо посчитала обиду, нанесенную им, своей обидой, нам лучше всего удрать из этого полушария подальше. Найдет и убьет. Причем так, что после этого ад раем покажется.
— А мне кажется, что нам пока нечего бояться, — заметил я. — Во всяком случае, в этом районе и на этой яхте. Здесь шастает гран-кальмарский сторожевик, а может, и не один. Они наверняка останавливают все яхты под американским флагом и приглядываются ко всем, которые подходят под описание, имеющееся у гран-кальмарцев со слов того, который спасся.
— Ну да, — скептически произнесла Марсела, — а ее катер может не подходить ни под какое из этих описаний и нести хайдийский флаг. А может идти под турецким или под японским!
Мне стало стыдно: шлюха Хорхе дель Браво соображала более логично, чем я. Вот что значит общение в постели с высшими военными и полицейскими чинами!
— Все может быть, — согласился я. — Пусть Мэри и Синди уведут «Дороти» в лагуну, мне не хочется попасть в ураган и вылететь на скалы. Это может быть опаснее, чем налет Соледад…
За бортом с шипением лопнули воздушные пузыри, лязгнули где-то в недрах яхты захваты. Затем заурчали брашпили, вытягивая из воды якоря, набрали обороты дизели. «Дороти» развернулась и двинулась ко входу в восточную лагуну.
Будь на яхте человек, непривычный к здешней технике, — я уже в эту категорию не входил — он, наверно, был бы очень взволнован тем, как быстро двигалась яхта в темноте. Днем я неплохо разглядел многочисленные скалы и нагромождения подводных камней — с вертолета их было видно прекрасно. Однако компьютер, управлявший всеми механизмами «Дороти», был тертый калач. Он уже наметил курс, прощупал путь своими чуткими эхолотами, определил, когда сбавлять, а когда прибавлять ход, на каких оборотах работать двигателю и на сколько градусов поворачивать перо руля. Не прошло и часа, как «Дороти» вошла в лагуну и отдала якоря. Так закончился этот спокойный и счастливый день.
Ночь в лагуне
Конечно, за день мы с Марселой сильно утомились, пока разгружали бочки. Немногим меньше намучились и хозяйки, которые, как видно, тоже были не железные. Времени было уже около одиннадцати, и все помаленьку позевывали. Тем не менее всем отдохнуть одновременно было нельзя. Наслушавшись Марселиных рассказов о красавице Соледад, я решил, что мне следует подежурить ночь, а днем отоспаться, иначе могут быть разные неожиданности. Марсела уже наполовину дремала и лишь только добралась до постели, как совершенно отключилась. Синди, тоже клевавшую носом, решили отпустить и дежурить вдвоем с Мэри. Я даже рискнул и дал ей один из автоматов.
— Умеешь с ним обращаться? — спросил я.
— Я член Национальной стрелковой ассоциации, — сказала Мэри. — Из «магнума» за двадцать ярдов сбиваю горлышко бутылки. У меня он, кстати, здесь, на яхте. Но эта штука, я думаю, полезнее.
— К сожалению, если Соледад на своем катере имеет пушку и пулеметы, это слабоватое прикрытие.
— Ну, я думаю, здесь она не осмелится применять тяжелое оружие. Все-таки тут пост ООН.
— Не знаю, — пожал я плечами, — одна надежда, что ей каким-то образом придет в голову, что мы нашли золото. Тогда она не станет нас топить. Точнее, не сделает это раньше, чем перетащит все золото к себе. А что касается этих ооновских бразильцев, то их наличие ее не остановит. У них, по-моему, даже пулемета нет. Она из пушки разнесет их домишко в два счета, они и проснуться не успеют.
— Я сообщила нашему старику Куперу о том, что ему следует прибыть сюда как можно скорее, — произнесла Мэри, помолчав, — думаю, что, если он будет в курсе дела, проблем у нас поубавится. Завтра на рассвете его гидроплан прилетит сюда. Он уже в пути я так думаю.
— Но с ним придется делиться, верно?
— Ты же сам сказал, что семьдесят пять тонн золота наша «Дороти» не поднимет. А Купер, если надо, пригонит сюда целый сухогруз. Он джентльмен и не возьмет чужого — только плату за услуги.
— Пару бочек ему придется уступить, верно?
— Когда их полтораста, это немного. Сто сорок восемь прекрасно делится на четыре части, по 37 бочек на каждого. С такими деньгами, я думаю, коммунизм вам уже не понадобится…
Вот тут мне захотелось почесать в затылке. Тридцать семь бочек, по сорок два слитка весом почти в двадцать два фунта каждый. Высшей пробы золото! Если принять, что золотое содержание доллара примерно один пеннивейт — черт его знает, какое оно на сегодняшний день! — то за тройскую унцию будет где-то двадцать долларов, а тройский фунт — двести сорок. Значит, один слиточек в двадцать два фунта будет стоить примерно 5280 долларов. Поскольку в слитке меньше, округлим до 5000 ровно и умножим на 42. За одну бочечку — двести десять тысяч. А их — тридцать семь. Можно смело считать, что семь с половиной миллионов в кармане. Но это исходя из подсчетов, которые я делал, не зная реальной цены на золото, а только ту, которая существовала в то время, когда я учился в школе. А это было давно, и цена на золото наверняка в несколько раз выше, может быть, даже в десять раз, так что на мою долю может прийтись и семьдесят пять…
Да, тут, пожалуй, никакого коммунизма уже не нужно, даже того гонорара, который обещали за выполнение задания на Хайди. Беспокоило только одно: вероятно, тем людям, которые отправляли меня на Хайди, было очень нужно установить там коммунистическую диктатуру, раз они затратили так много денег на нашу переброску и подготовку, пообещав хорошо оплатить нашу работу. Кстати, кому это могло понадобиться? Не на русских же мы работали в самом деле? Тем наверняка было проще пригласить каких-нибудь кубинцев или никарагуанцев, чем набирать янки? Китайцы тоже вряд ли хотели бы пользоваться нашими услугами. Оставалось одно из двух: либо наше правительство завернуло на Хайди какую-то игру с очень дальним прицелом в политике, либо дело было еще проще, и мы работали на какую-нибудь частную фирму с очень крупными финансовыми интересами на этом острове. В обоих случаях мне не следовало рассчитывать на гонорар. В таких играх редко любят платить по счету деньгами, чаще употребляют пули. Так что миллионы со дна моря были очень вовремя. Можно было исчезнуть, приобрести новую фамилию и заняться честной и спокойной жизнью где-нибудь подальше от всяких спецслужб, политики и крупного бизнеса. Если при этом еще и жениться, скажем, на Марселе, то можно обеспечить себе вполне обеспеченное и беззаботное будущее
только за счет банковских процентов. Хотя жениться можно и на Мэри. Синди Куперы вряд ли отдадут, она исключается.
Не знаю, рассчитывала ли Мэри на повторение вчерашнего, но тем не менее кофе она меня напоила снова. Правда, я несколько приободрился и согнал сонливость, но мысли о сексе в ночь, когда на борту лежит несколько сот золотых слитков, мне не шли в голову. Я не знал, какие возможности у сеньориты Соледад, а потому готовился ко всему, начиная от примитивной атаки на шлюпках или моторках и кончая налетом боевых пловцов или воздушным десантом. Чтобы не задремать, следовало перемещаться по кораблю, но при этом поменьше шляться на открытых участках палубы — это на тот случай, если у Соледад имелся снайпер с инфракрасной оптикой. Такому парню, если он разместился на скалах, окружающих лагуну, было бы нетрудно пристукнуть нас обоих бесшумно. Поэтому я велел Мэри сидеть в рубке и перевести сонары в режим ближнего наблюдения. У нее там имелся и радар, с помощью которого можно было наблюдать за обстановкой на море и в воздухе примерно в радиусе полусотни миль вокруг острова. Что же касается меня, то я бродил по яхте не повторяющимися маршрутами, так что если бы какой-то мерзавец смотрел на меня с берега, то не мог заранее угадать, где я покажусь в следующий раз. Все наиболее уязвимые от снайперского огня участки я старался проскакивать быстро, чтобы не давать возможности прицелиться.
Однако время шло, а никаких агрессий не предвиделось. Это расхолаживало, заставляло посмеиваться над собой, как над мальчишкой, играющим в войну. Все это было очень опасно, так как по опыту я знал, что настоящая опасность появляется тогда, когда ее перестаешь ждать. Тем не менее определенная успокоенность уже прочно поселилась во мне, и я был внутренне убежден, что никакая Соледад тут не появится.
Я решил зайти в рубку. Мэри подремывала в кресле у пульта, чуточку гудели экраны, не показывая ничего предосудительного.
— Ну как? — спросил я.
— Все тихо, — зевнула она и ленивенько потянулась, — она не придет, я думаю.
— Напрасно, — хмыкнул я, — я был бы рад новой даме.
— Неужели тебе недостаточно троих? — усмехнулась Мэри.
— Мне бы вполне хватило одной, — ответил я, — но если я кого-то из вас выберу, получится драка.
Разговор на сексуальные темы, как мне казалось, мог бы меня разогреть и в конце концов привести к повторению вчерашнего мероприятия хотя бы с Мэри, однако в это время с воды донесся шумный всплеск, и я, схватив автомат, выскочил на палубу, Мэри — за мной.
Поверхность лагуны была гладкой, как стекло, только в одном месте расходились круги. Мэри навела на это место прожектор, а я сказал:
— Рыба какая-нибудь, а может, дельфин… Но тут в овале света, созданном лучом прожектора, сверкнули брызги, мелькнуло что-то серебристое, окруженное каплями взметнувшейся воды, и вновь исчезло. Звук плеска был точь-в-точь, как раньше.
— Здоровая макрель! — заметил я.
— Скорее, это сирена, — с легким трепетом в голосе пробормотала Мэри. — Я видела женское лицо…
Тут гладь лагуны в световом пятне вновь разорвалась, и действительно, мы увидели на поверхности женское лицо и плечи, покрытые серебристой чешуей.
— Сеньора, — спросил я, — вы, случайно, не Соледад?
— О, гринго говорит по-испански? — ответила дама из воды, сделала несколько баттерфляйных движений и оказалась у самого борта «Дороти».
— Вам не трудно будет спустить трап, сеньор? — спросила гостья. — Это невежливо, если кабальеро начинает задавать вопросы через порог.
Я спустился на каютную палубу и сбросил трап. Леди из лагуны, обтянутая серебристым гидрокостюмом, элегантно уцепилась одной рукой за перекладину веревочной лестницы, а другой сняла с ног длинные ласты. Очень ловко вскарабкавшись на палубу, она откинула капюшон гидрокостюма и, подав мне ласты, сказала:
— Итак, я действительно Соледад. Но я вас не знаю… Неужели мы с вами где-то встречались?
Само собой разумеется, что я не поверил ей ни на йоту. «Скорее всего, — подумал я, — это какая-то туристочка-нимфоманка, которой не хватило пары и захотелось попытать счастья в соседней лагуне». О том, что в западной лагуне стоит крейсерская яхта, и разбили лагерь какие-то туристы, я помнил.
— Так это вы были первой вице-мисс Хайди несколько лет назад? — спросил я, приглашая серебристую сеньору подняться на верхнюю палубу.
— Вы помните? — с изумлением произнесла она. — Мне казалось, что об этом уже забыли все на свете. Боже мой, как это было давно! Я думала, что вы знаете меня как королеву хайдийских пиратов.
— Это, конечно, шутка? — Мы поднялись на палубу, где стояла Мэри с автоматом на изготовку. Мой автомат беспечно болтался на ремне за спиной.
— Нет, конечно, — дама, объявившая себя Соледад, уселась в шезлонг и вытянула свои длинные точеные ножки. Гидрокостюм, отделанный серебристыми блестками, так и переливался на ней. Она и ухом не вела, глядя на автомат Мэри, который с явным недоверием приглядывался к ее груди.
— Увы, я именно та Соледад, которую вы так ждете, — приятно порадовала меня гостья, и я начал ей верить. — Прошлой ночью вы, как известно, негостеприимно встретили некоторых моих служащих, да еще назвались именем Анхеля Родригеса, и я поначалу очень обиделась на вас… Вы такой бяка!
И она игриво потрепала меня по щеке. Мэри стояла, опустив автомат, и явно ничего не понимала.
— Скажите ей, чтобы она приготовила нам кофе, — произнесла Соледад — теперь я в этом уже не сомневался.
— Мэри, — сказал я как можно вежливее, — тебе не трудно будет принести три чашечки кофе?
— Сейчас, — Мэри, вопреки ожиданию, даже не удивилась.
— Вы симпатичный, — сказала Соледад, ослепительно улыбаясь и эффектно отбрасывая за спину примятые капюшоном, но, несомненно, очень пышные и густые черные волосы, — настоящий янки, хотя кто-то усиленно пытался сделать из вас хайдийца. Вчера мне кто-то кричал, что вы партизан. Это правда?
— Да, — ответил я, не зная, хуже это будет или лучше.
— Интересно, интересно… — сказала Соледад, и ее глубокие черные глаза с вниманием поглядели на меня. — Значит, все партизанят, борются за свержение диктатуры проклятого Лопеса, а он катается на яхте в обществе прелестных девочек из клана Купера? Это что, измена революции?
— Сеньора Соледад, — сказал я, — вы тоже боретесь против диктатуры Лопеса, не так ли?
— Я борюсь только с диктатурой дель Браво, — мурлыкнула серебристая змея,
— этот негодяй очень любит лежать сверху, а я предпочитаю то же самое. Правда, наши встречи стали теперь столь редки, что он беспрекословно мне подчиняется. Кто-то мне говорил, что тут с вами еще и Марсела Родригес, которую вы увели у Паскуаля Лопеса? Это правда?
— Вас верно информировали, сеньора.
— Очень симпатичная девочка, я всегда желала ей добра. Когда она стала первой вице-мисс, я была очень обрадована. Хорхе всегда говорил: «В мире есть только два незабываемых влагалища — твое и Марселы Родригес!» Уж в чем в чем, а в этом Хорхе большой специалист.
Мэри принесла поднос с тремя чашками кофе и теплые сдобные булочки.
— Какая прелесть! — это Соледад произнесла по-английски сразу после того, как надкусила булочку. — Вы это сами пекли, душечка?
— Это пек автомат, — к моему удивлению, ни ревности, ни каких-либо других неприятных интонаций в голосе Мэри не было.
— Я видела ваше лицо по телевизору, — заметила Соледад. — Вы Мэри Грин, инженер-конструктор, которая создала эту чудо-яхту на верфях Купера и вместе с будущей невесткой Джерри-старшего Синди Уайт совершила переход из Фриско в Нью-Йорк без матросов и штурманов. Первый в мире полностью автоматизированный корабль. Я не ошибаюсь?
— Нет, — сказала Мэри и улыбнулась Соледад так, что я понял: очаровательная пиратка ее очень заинтересовала. Соледад тоже стрельнула в нее глазками. Я начал подумывать, что могу оказаться третьим лишним.
— Совсем недавно, — прожевав маленький кусочек булки, сказала Соледад, — я прочла, что отношения, которые связывают вас с Синди Уайт, очень тесные и близкие? Надеюсь, мой вопрос не слишком нескромен?
— Нет, почему же, — с легким смущением сказала Мэри, — я не собираюсь это опровергать.
— Вы выглядите удивительно сексуальной, Мэри, — сделала Соледад очередной комплимент, — в вас есть что-то очень обвораживающее и притягательное одновременно для мужчин и для женщин. Это редкое сочетание. Вы, несомненно, рождены для бисекса.
— Я этого не знала… — Мэри склонила голову набок, блеснула сережка с синим камушком.
— Мисс Соледад, — спросил я, — ваше посещение для нас — большая честь, но тем не менее я позволю себе нескромный вопрос: у вас нет намерений предъявить нам какие-либо претензии по поводу того, что мы с Марселой негостеприимно встретили «Койотов»?
— Какие могут быть претензии? — отмахнулась Соледад небрежно. — Бернардо Сифилитик это не джентльмен. В конце концов две пули в ягодицу, которые он получил, — это не смертельно. Парня, которого вы пристрелили, я не знала и уверена, что от его гибели мир не перевернется. В конечном итоге он умер бы все равно, все мы смертны. Вы верите в бессмертие души, мистер коммунист?
— Я верю в победу Мировой Революции и пролетарского интернационализма, — пробормотал я с тревогой, потому что знал: разговор о бессмертии души нередко затевается перед убийством тела.
— Это удобно, — кивнула Соледад, отхлебывая кофе, — но Мировая революция будет еще не скоро. А вот хороший куш вы уже, по-моему, добыли. Верно?
Я чуть не поперхнулся. Откуда она знает?
— Милый Анхель, или Энджел, или Иван Иванович — не знаю вашего имени, — усмехнулась пиратка, — вы, конечно, очень удивлены, но и я не меньше вашего. Мы уже третьи сутки вытряхиваем из несчастных шведов сведения о координатах «Санта-Фернанды», а вы совершенно случайно натыкаетесь на то, что мы довольно давно ищем.
Тут мне стало по-настоящему страшно. Соледад пришла одна, вроде бы без оружия, но была настолько уверена в себе, что играла с открытыми картами. Я словно бы физически ощутил, как на моей спине перекрещиваются риски снайперского прицела.
— И каковы же ваши предложения, мисс Соледад? — спросила Мэри, ничуть не заботясь тем, откуда Соледад узнала про золото.
— Это деловой разговор, — одобрительно кивнула Соледад. — Конечно, если бы на «Санта-Фернанду» наткнулись другие люди, дело обстояло бы проще. Все было бы примерно так, как со шведами, только, конечно, мы не стали бы оставлять каких-либо свидетелей или увозить кого-то с собой. Милях в сорока отсюда, там, где мы утопили «Ульрику», есть замечательная Акулья отмель. Утилизация идеальная, белые акулы работают прекрасно. Но это чисто технические детали. В случае с вами, то есть с «Дороти», этот вариант был неприемлем по ряду соображений. Во-первых, нам не хотелось бы проблем с мистером Джералдом Купером-старшим. Судя по радиоперехвату с вашей яхты, он завтра будет здесь, возможно, вместе с Джерри-младшим. Во-вторых, ваша «Дороти» слишком хорошо оснащена и жалко было бы губить такое шикарное судно, да еще имеющее на борту такой прекрасный подводный аппарат. Вообще я преклоняюсь перед вашим талантом, Мэри. Как всякая глупая женщина, я очарована вашим мастерством инженера. В-третьих, у вас на борту такой симпатичный мужчина, как Анхель Родригес, отъявленный коммунист и партизан, уверенно говорящий по-испански на хайдийском диалекте, но тем не менее стопроцентный янки. Это наводит меня на мысль, что я могу стать на дороге кое-каким политическим, точнее, псевдополитическим силам, с которыми мне, слабой женщине, лучше не сталкиваться. Конечно, если разговор наш не принесет конструктивных решений, положение может осложниться, но я думаю, что в здравом смысле вам не откажешь.
— Но что же вы предлагаете конкретно? — спросила Мэри.
— Сущие пустяки. Вы должны представить меня мистеру Куперу-старшему и дать возможность с ним переговорить.
— На какой предмет? — удивилась Мэри.
Я лично предполагал, что речь пойдет о дележе золота с «Санта-Фернанды» и счел ее вопрос дурацким.
— Приятно побеседовать с интеллектуалом от бизнеса. — Нет, положительно, ее зубы блестели так, что от этого блеска можно было сойти с ума. Прямо жемчуг!
— Речь, конечно, пойдет о вашем долевом участии в разгрузке галеона? -
зевнул я, убежденный, что увижу утвердительный кивок, но ошибся. Соледад отрицательно качнула головой.
— Ну, этот вопрос я бы могла решить сама, поскольку в настоящий момент практически сто процентов золота мною контролируется. Я не блефую, поверьте мне на слово. Если не верите, поглядите на вертолетную палубу…
Прием старый, но как было на него не попасться! Пока мы вели светскую беседу с ослепительной дамой, попивая кофе на верхней палубе перед рубкой, с кормы подошла резиновая лодка и высадила десяток очень симпатичных мальчиков в черных комбинезонах, с закрытыми масками на лицах и вооруженных «Калашниковыми». При любом неосторожном движении мы с Мэри превращались в решето раньше, чем успели бы вскинуть автомат.
— Вы любите эффектные трюки, сеньора? — спросил я.
— Ужасно! — воскликнула она. — Это мой чисто женский недостаток. Люблю странное, экстравагантное, сногсшибательное, не выношу серости и прагматизма.
— Вероятно, в этом придется убедиться и мистеру Куперу? Вы случайно не собираетесь взять его заложником и потребовать с него выкуп?
— Нет, это все примитивно и неинтересно. Вот это как раз был бы серый,
прагматический подход, которого я терпеть не могу. И вообще, обсуждать с вами то, что я намерена сделать предметом беседы с Купером, преждевременно. Скажу только, что ему ничего не грозит, а ваше посредничество будет хорошо оплачено. Во всяком случае, вся ваша доля из груза «Санта-Фернанды» будет сохранена.
— Это касается только Мэри, я вас правильно понял? Ведь я не знаком с мистером Купером…
— У вас будет своя роль в этом маленьком спектакле, милый Анхель, — это было сказано так нежно, с таким красивым поворотом головы и взглядом из-под ресниц, что я не решился спрашивать, какую роль мне собралась отвести эта сверкающая серебристой чешуей змея. Возможно, это была роль Первого Трупа, но хотя разум и предполагал такую возможность, душа верить отказывалась!
— Вам не приготовить еще кофе? — спросила Мэри радушно.
— Благодарю вас, не стоит беспокоиться. Итак, вы согласны представить меня Куперу?
— Я должна посоветоваться с Синди Уайт. Ведь это она его будущая невестка, а я — всего лишь служащая фирмы.
— Мэри, — с легкой укоризной в голосе произнесла Соледад, — зачем вы так жеманничаете? Я прекрасно знаю, что ваше влияние на Синди таково…
— Вы его преувеличиваете, миледи. Она вчера ночью, когда мы с Энджелом остались наедине, устроила мне скандал.
— Она ревнует вас к нему? Или его — к вам? — с азартом старой сплетницы загорелась Соледад.
— Она самоутвердилась вчера, сумев выжать из Энджела остатки лимонного сока… — усмехнулась Мэри. — Так что, думаю, она будет иметь собственное
мнение.
— Как у вас тут все интересно! — сказала Соледад. — Покажите мне вашу яхту. Да оставьте вы ваши ужасные автоматы, никто их не украдет…
Поскольку черные фигуры никуда не исчезли, я счел за лучшее положить свой «узи» на стул, Мэри сделала то же самое.
Соледад легким движением распахнула «молнию» гидрокостюма и, словно змея, выползающая из старой кожи, выскользнула из него, оставшись в апельсинового цвета купальнике.
— Уф-ф, — сказала она, — терпеть не могу резины! У вас где-нибудь можно принять душ?
— Мы вас проводим, — гостеприимно предложила Мэри, взяв суперпиратку под ручку. Я поплелся за ними мимо не шелохнувшихся черных роботов. Впрочем, они при внешнем спокойствии явно внимательно наблюдали за нами. Когда мы спустились на каютную палубу, то в коридоре уже стоял один такой верзила, а едва мы отошли от тамбура на несколько шагов, как следом за нами спустился еще один.
— Вот это, значит, золото? — спросила Соледад, оглядывая штабель из слитков, который мы с Марселой днем выложили в коридоре. — Не впечатляет… Груда металлических кирпичей, и все. Даже не верится, что из этого делают ожерелья, диадемы, перстни, обрамляют этим бриллианты… Ради этого люди совершают ужасные злодейства? Не понимаю!
— Но, по-моему, вы собираетесь у нас его реквизировать, — заметил я.
— Кто вам это сказал? — улыбнулась Соледад. — Это мое золото, а у самой себя я ничего реквизировать не могу. Вот если мистер Джералд-старший окажется умным человеком, я подарю вам и это золото, и то, что еще лежит на дне моря. Я ужасно люблю делать дорогие подарки. Но самый дорогой подарок, который, надеюсь, мне позволят сделать обстоятельства, будет поистине бесценным. Я подарю вам жизнь.
— Да, — вздохнул я, — получить такой подарок от вас было бы очень неплохо!
— Будьте умницей и надейтесь на лучшее! — жемчужные зубки Соледад еще раз блеснули в лучах осветительного плафона. — Так где здесь душ?
— Пожалуйста, — Мэри отворила дверь одной из пустых кают и зажгла свет в душе.
— Вы не поможете мне, Мэри? — сказала Соледад, и в глазах стриженой медведицы загорелся плотоядный огонек. Они закрылись в душе, а я остался в коридоре рядом с двумя автоматчиками в черном, по цвету и фигурам неприятно напоминающими чертей.
— Не двигаться! — сказал один из них, когда я сделал шаг от двери. — Стойте на месте, сеньор, или сядьте на корточки.
— Можно подумать, что у меня в плавках спрятан пулемет! — проворчал я, присаживаясь у двери.
— У нас инструкция, сеньор.
— Господи, скажи на милость, какие строгости! — Тем не менее спорить с этими черными чудовищами я не стал. В плавках у меня не было пулемета, а то, что там имелось, применить против коммандос Соледад было невозможно.
Детины молчали, я помалкивал, рассеянно глядя на золотые чушки и мокрые следы пяток на полу коридора. Дамы все не выходили, хотя за то время, что они провели в душе, можно было протереть до дыр всю кожу и кое-где добраться до костей. Наконец, они выбрались оттуда. Точнее, выплыли, ибо движения их были ленивые, словно это были две отварные сосиски. Смотрели они друг на друга так, будто новобрачные после первой ночи.
— Чудесно! — объявила пиратка. — Я словно заново родилась, очистилась от грехов… Я восхищена, Мэри-и…
Волосы Соледад, подсушенные феном, стали еще пышнее и образовали некое облако, на фоне которого ее смуглое лицо оттенялось очень ярко. Глаза у нее блестели, словно туда закапали эфедрин. Мэри, эта чертова медведица, тоже сияла, словно незатертый дайм. Охранники Соледад не шелохнулись — видать, к чудесам они привыкли.
— Анхель, — произнесла Соледад по-испански, — как мы с ней смотримся? Неплохо, верно?
— Похоже, вам нравится быть женщиной в квадрате? — ответил я вопросом.
— Мне нравится быть свободной, — усмехнулась она, — а уж кем я себя лучше чувствую — женщиной в квадрате, просто женщиной или мужчиной — это зависит от настроения. А теперь я хотела бы видеть Синди и Марселу. Где их каюты?
— Вот здесь Синди, а тут Марсела, — указала Мэри, — только Марселу пусть лучше разбудит Энджел, — у нее там оружие…
— Какой вы милитарист, Энджел, — погрозила мне пальчиком Соледад, — вооружили всех девушек, наверно, для того, чтобы отбиваться от меня. А я ведь, правда, не страшная?
Синди вышла из каюты сама, она, как видно, не спала и подслушивала.
— Здравствуйте, — сказала она, разглядывая Соледад с явным восхищением и завистью, — значит, это вас так боялся Энджел?
— Это его Марсела напугала, — Соледад легонько провела ладонью по плечу Синди, — а так, вы видите, у меня нет ни рогов, ни клыков… ладно, пусть Энджел будит Марселу, а мы пойдем в носовой салон и побеседуем там втроем.
Вся троица удалилась, а я постучал в дверь каюты.
— Марсела! Вставай, пора на вахту.
Минут пять я так стучал, наконец послышалась возня и открылась дверь, из которой высунулась совершенно голая и заспанная креолка.
— Иди ко мне, — пригласила она. — А потом — на вахту.
— Сейчас не до этого, — сказал я, указывая ей на черных автоматчиков, — не видишь — у нас гости.
— Ой, а я не одета! — пробормотала она, начиная просыпаться. — Это чего, Соледад, что ли?
— Да нет, это ее мальчики. А сама она в салоне, с Мэри и Синди.
Марсела ушла в душ, потом вышла оттуда уже в купальнике и шлепанцах. Мы пошли с ней в салон, охранники следовали за нами.
В салоне три сладкоежки сидели за коктейлем и сливочным мороженым с персиковым муссом, еще две порции ожидали нас.
— Марселочка, деточка моя, — всплеснула руками Соледад, — как ты выросла! Сколько же мы с тобой не виделись?
— Не помню, — ответила Марсела без излишнего восторга, — кажется, год, не больше. Тебе сделать такой же комплимент?
— Да, я забыла, что ты уже вышла из возраста, когда женщина взрослеет…
— невозмутимо отпарировала Соледад. — Но — скажу тебе по секрету! — стариться мы начнем еще очень не скоро. Я очень рада тебя видеть, ей-Богу. Ты помнишь, как мы вдвоем ублажали дель Браво? О, Хорхе, какой он выдумщик!
— Распутник он, — проворчала Марсела, смущенно отворачиваясь от меня, — на том свете его за это поджарят черти.
— Магдалина грешила крепче нашего и ничего — вошла в Царствие Небесное, — несколько небрежно обмахнув себя ладошкой, что изображало крестное знамение, произнесла Соледад. — А ты тогда была такая наивненькая, такая деточка — у меня прямо слезы наворачивались! Помнишь, ты спросила Хорхе, как он намерен одновременно иметь нас двоих? Ха-ха-ха! А он ответил: «У меня же две руки, крошка!» Правда, было весело?!
Марсела, видимо, ничего веселого не находила. Впрочем, возможно, в то время, как они забавляли Хорхе дель Браво, ей это тоже казалось веселым, а вот то, что Соледад вспоминала об этом веселье в моем присутствии, ее не порадовало. Девиц она не стеснялась, так как все фразы Соледад выпалила по-испански.