— Сергей Сергеевич, — хмыкнул Сорокин, — если б я мог, то работал как положено. То есть законсервировался, как мне было приказано, и ждал ЦУ. Но меня бы точно отозвали, если не в августе, то в ноябре — наверняка. Конечно, трудно сочетать и силовые акции, и агентурную работу. И нормальные люди в нормальной обстановке так не делают. Но я-то был в ненормальной обстановке…

— И не был нормальным человеком, — добавил Чудо-юдо. — Да, согласен. Тебе захотелось поиграть в самодеятельности. В амплуа романтического героя. Не верю!

— Вот видите, Сергей Сергеевич, — заметил Сарториус, — вы так толково мне объяснили, что и как следовало делать, а потом бьете себя в грудь и цитируете Станиславского. Почему вы не идете на сотрудничество?! У нас резко вырастут возможности. Особенно в научно-технической сфере. Мне во много раз легче устроить вас в Оклахоме, чем вам — открутиться от ваших «друзей» в Москве. И будьте покойны, там вас не достанут.

— Достанут, если очень захотят, — усмехнулся Чудо-юдо. — И быстрее, чем в Москве. Вообще-то, Сережа, мои российские трудности преувеличивать не надо. Пробьемся, не девяносто первый. Я понимаю, что тебе очень хотелось бы видеть меня припертым к стенке, но до этого еще надо дожить. Боюсь, многие до этого дня не доживут.

— Будем резюмировать дискуссию по первому вопросу? Соглашение недостижимо?

— Пока такая формулировка возражений не вызывает. Будем переходить ко второму вопросу, если таковой имеется.

— Согласен. Вы сознаете, что ваша миссия здесь закончилась провалом?

— До определенной степени. Хотя я не слишком пессимистично настроен. Вертолет жалко, Лукьяна с Трофимом. Хорошо хоть Димка с Лусией уцелели и соловьевцы накрылись. Но я сейчас сам себе удивляюсь — замахнуться на такое!

— А я вот ничуть не удивляюсь. — Сарториус неожиданно начал меняться и через пару секунд из плоскостной фигуры превратился в объемную и выглядел вполне натурально. То же через несколько мгновений произошло и с отцом.

— Видишь ли, — не отказываясь от менторского тона, произнес Чудо-юдо, — я ждал твоего появления здесь, тем более, что у тебя тут поблизости база, которую ты уже несколько лет эксплуатируешь. Ты превратился почти в аборигена, если иметь в виду твои знания здешних мест. Мне уже известно, что ты был осведомлен о странностях этого района! И даже знал о том, что в 1936 году здесь побывала экспедиция НКВД.

— Да, — сказал Сорокин, — знал. Только слишком долго искал ее материалы. А твоему Диме по дурацкой случайности, как это у него бывает в 99 случаях из 100, удалось заполучить то, за чем я третий год гоняюсь.

— Слышал, оболтус? — сказал Чудо-юдо, повернув свою виртуальную бородищу в мою сторону.

— Слышал, — кивнул я. — Извините, Сергей Николаевич. Я больше не буду.

— Не зарекайся, Дима, — теперь и Сарториус обратил внимание на мое присутствие, — еще не вечер. А вообще-то, господа Бариновы, у меня для вас есть одно пренеприятное сообщение.

— А я-то думал, после того как Димуля сбил «Ми-26» и нагрел меня на кругленькую сумму, ничего неприятного быть уже не может, — саркастически проскрипел Чудо-юдо.

— Я?! «Ми-26»?! — Наверно, более оскорбленного тона даже Пресвятая Дева не могла себе позволить. — Вы чего, в натуре?

— В натуре, братан, в натуре! — покривлялся Сарториус. — А ты небось

думал, что НЛО рубанул? — Блин… — только и выдавилось из меня. Я уже понял, что «Черный ящик» показал мне вместо «Ми-26» дирижаблеобразный НЛО. А я его сдуру ГВЭПом…

— Именно так, — кивнул Сарториус, который и во сне умел читать мои мысли.

— На режиме «О», ГВЭПом. Ребята уже застроповали «Черный камень», подняли его в воздух и понесли в «Котловину». А он возьми да и заработай…

— Да, — смущенно пробормотал Чудо-юдо, — этого я не предусмотрел. Он засек мой канал связи с Димкой через микросхему, вошел туда и дал команду на уничтожение НЛО. Я и не догадывался, что он на это способен.

— Правильно, — сказал Сарториус, — и я бы не догадался. Потому что у всех нас стереотипное мышление. Мы привыкли, что мыслящее существо должно быть с руками, ногами или хотя бы со щупальцами. Оно должно двигаться, ползать и так далее. А то, что неподвижно, — камень, ящик или, на худой конец, компьютер. Нормальная человеческая тупость — судить о других по себе.

— Выходит, — пробормотал я подавленно, — это я весь кайф поломал?

— Любой другой на твоем месте поступил бы так же, — ободрил Сарториус. — Ты честно выполнил приказ родителя, за которого говорил «Черный ящик». Теперь он лежит на дне кратера, под обломками вертолета.

— Ладно, — сказал Чудо-юдо, — не переживай. Ну, вычту у тебя из зарплаты, по линии «Rodriguez AnSo incorporated», куплю новый, выплачу компенсации за двенадцать трупов. Еще на комиссию по расследованию причин катастрофы, чтоб все было в ажуре. Сколько миллионов долларов в общей сумме — пока не посчитано, но прилично. А сейчас нам синьор Умберто подбросит пару дохлых кошек.

— Ну, насчет дохлых кошек, — усмехнулся Сарториус, — это несколько преувеличено. А вот кое-какими результатами исследований могу поделиться. Лусия вчера в полете, наверно, много интересного намерила, но у меня есть статистика за три года. Хорошие физики все это обсчитали и провели корреляции по ряду моментов. А я сопоставил все это дело с фактами наблюдений за НЛО над «Котловиной». И теперь по изменениям в магнитосфере можно почти точно предсказать, когда тут появится очередной корабль.

— Даже так? — недоверчиво переспросил Чудо-юдо. — Кто же у тебя такими

исследованиями занимался? — Лисовы, — усмехнулся Сарториус. — Максим и Генка. Им все равно по капканам ходить надо, на «Буране» семь верст — не крюк. С Дмитрием Петровичем и Женькой я в контакт не входил, они слишком далеко от «Котловины» промышляли. А с теми — столковались. Конечно, не за бесплатно. За двести долларов в месяц. Расставили приборы, показал им, как менять записывающие системы, рассказал, когда это нужно делать, — вот и все. На сопке «Контрольная» установил видеокамеру, продублированную ГВЭПом, и дешифратор Лопухина. Там они тоже кассеты и магнитооптические диски меняли.

— Может, ты и с «Черным камнем» в контакт вошел? — прищурился Чудо-юдо.

— Мы все с ним в контакт вошли. — Сергей Николаевич был очень доволен тем, что может чуть-чуть сбить спесь с Чудо-юда. — Все, кто переходит на эту сторону Порченой, вступают с ним в контакт, даже если и не подозревают об этом.

— Но у тебя-то, конечно, особые отношения?

— Видите ли, Сергей Сергеевич, это между равными интеллектами могут быть «особые» отношения. А какие могут быть особые отношения между человеком и букашкой? У человека напряженная мозговая деятельность, много всяких дел, трудов, забот, а у букашки на каждый день жизни две основные задачи: сожрать что-нибудь и постараться, чтоб самое никто не сожрал. Ну и, конечно, потомство после себя оставить.

— Если по большому счету, — хмыкнул отец, — то у человека эти задачи тоже не на последнем месте.

— Согласен. Но человек вокруг этих своих основных жизненных задач накрутил еще немало всякой всячины, а букашка — ничего. Поэтому человек полагает, будто он намного лучше и умнее ее. И считает себя вправе походя решать судьбу попавшейся на глаза букашки. Придавить или нет, например. Посадить живьем в коробку или уморить эфиром, а потом наколоть на булавку и поместить в коллекцию. Или, что бывает намного реже, наблюдать за букашкой в естественных условиях. Ставить ей разные тестовые задачи, чтоб выяснить, какие у нее физические и интеллектуальные возможности, — вот это все и есть, по-моему, те особые отношения, в которые могут вступать человек и насекомое. А в остальное время, если эти насекомые не кусачие, человек на них внимания не обращает.

— Но мы, естественно, насекомые кусачие… — задумчиво произнес Чудо-юдо.

— Да, и похуже клопов. В принципе что-то вроде диких африканских пчел-убийц. Они и человека, и даже слона, говорят, могут зажалить до смерти. И этот самый «человек», то есть «Черный камень», отдает себе в этом отчет. Конечно, он бы, наверно, мог и всерьез взяться за дело, перетравить, например, всех кусачих к чертовой матери, но боится экологическое равновесие нарушить. Поэтому старается регулировать численность, отпугивающими средствами пользоваться, репеллентами всякими. Ну а если уж припечет какая-нибудь особь, тогда и прихлопнуть может.

Мне, слушавшему Сорокина, стало ужасно неприятно. Хотя я уже знал, что в этой зоне всем заправляет «Черный камень», мне как-то не думалось, что он — мыслящее существо. А эти, «длинные-черные», которые хоть и без лиц, но с головами, они кто?

— Периферийные устройства, — ответил Сарториус на мой мысленный вопрос. — Их основное назначение — психологическое воздействие. Самое примитивное — служить пугалом. Во-первых, они чисто внешне производят устрашающее впечатление — три с лишним метра рост, непроглядно черные, безликие. А во-вторых, на них установлено оборудование, позволяющее генерировать импульсы, внушающие безотчетный страх. Это оборудование работает как наш ГВЭП, только оно намного совершеннее.

Вот это мне уже совсем не понравилось. Я прекрасно помнил наш разговор с Сорокиным сразу после пурги. Тогда он считал, что «Черный камень» — это ГВЭП плюс какой-то аналог универсального регенератора, созданного в том «почтовом ящике», где начинал свою трудовую деятельность Вася Лопухин, а «длинные-черные» — управляющие этой машиной, разумные существа. Неужели за сутки у него так поменялись представления? Или он прошлой ночью врал, не желая со мной откровенничать? С какой стати? Что он от этого выигрывал? В душе зародилось неясное подозрение…

— Ладно, — вмешался Чудо-юдо, — это уже детали. Димулю, как всякого мелкого хулигана, беспокоит вопрос, что ему будет за тех трехметровых, которых он поломал этой ночью.

— Этого я не знаю, — помрачнел Сарториус. — То, что этих «длинных-черных» можно валить пулей с крестообразным пропилом, я знаю только по рассказу Антонины Кисловой. Есть такая дама средних лет в поселке Нижнелыжье, она Леонтию Кислову доводится, если так можно выразиться, «внучатной невесткой», то есть женой его внука. Ей где-то около полтинника, муж постарше был, уже умер. Зачем мы с ней знакомились, вам знать не интересно, да и рассказывать долго. Но у нее от мужа осталась тетрадка, в которую сам дед Леонтий Савельевич внуку поучения надиктовывал, поскольку думал, что он тоже на промысел пойдет. Внук вместо этого всю жизнь на трелевке проработал в Нижнелыженском леспромхозе, пока от цирроза не умер. А записи остались. И там много интересных подробностей насчет поведения в зоне. В частности, написано такое: «На Порченой, бывает, в тайге черные кажутся. Страх нагоняют. От них не бегай! Побегишь — либо сам со страху помрешь, либо на смерть наскочишь. Крестом Святым спасайся, нечистая его не любит. Но не всякий крест свят. Главно дело, после лба прикладывай щепоть к пупу, а не на грудь. Плечи если попутаешь — не беда, а вот если руку шибко высоко приложишь, то еще на себя страху нагонишь. И руку может паралик разобрать. Когда так будет, тут же левой крестись по-правильному, до пупа. Иначе помрешь или дураком останешься. А от правильного креста черные спиной поворачиваются, и у тебя страху убывает. Трижды покрестишься — уйдут и страх унесут.

Но можно черных и вовсе расшибить. Сам один раз стрелял, а Парамон Лисов, если не врет, уже аж пятерых развалил. Ему они теперь и не кажутся вовсе, и к «Черному камню» он без опаски ходит. Распили пуле острие крестом, держи патрон от других отдельно, на ерунду не трать, берега и, как увидишь черного, — бей цельно. Он враз рассыплется, на искры разлетится, а куски синим пламенем погорят — углей-пепла не найдешь. Если хоть одного черного разбил, то они хоть и кажутся, но уже не пугают».

— Все это хорошо, — сказал Чудо-юдо, — но отчего так происходит, объяснений нет. Человек, которому насекомые испортили какую-то вещь, не мстит им. Он сыплет нафталин, чтобы защитить свою шапку от моли.

— А мне вообще непонятно, что этот самый «Черный камень» делает у нас на Земле, — произнес я с некоторой осторожностью. — Лежит тут не один десяток лет после какой-то катастрофы, морочит всем головы. А корабли, как я понял, сюда уже много раз прилетали. Что ж они его не заберут отсюда?

Сарториус усмехнулся. Должно быть, ему мой вопрос показался до жути наивным, детским.

— Да, — сказал он, — в 1936 году тут действительно разбился космический корабль. Но здесь и раньше летали всякие «тарелки» с «огурцами». И я не уверен, что «Черный камень» не находился здесь и до катастрофы. Это раз. А во-вторых, задача, которую он выполняет, может быть просто непостижимой для нашего сознания. Понимаешь? Так же, как таракан, который живет в караулке, не может понять, зачем там находятся солдаты.

— Я помню, Сергей Николаевич, как вы, сравнивая нас с этими пришельцами,

говорили, что мы перед ними — как обезьяны перед людьми, — заметил я, — а теперь вы нас уже до букашек и тараканов понизили?

— Ну, это просто сравнения, — отмахнулся Сарториус, — не надо придавать им большого значения, тем более, что мы действительно не знаем точно, на каком уровне развития по сравнению с ними находимся. Может быть, на обезьяньем, а может — и на тараканьем. Это они могут оценивать, а не мы… Мы можем только предполагать.

— Конечно, — поддержал его Чудо-юдо. — Хотя вообще-то это бесполезное занятие. Предполагать можно что угодно. А к истине так и не приблизиться ни на шаг. Наоборот, удалиться от нее так далеко, что и обратной дороги не

найдешь. — Нет, — мотнул головой Сорокин, — предположения не обязательно приводят к постижению истины, но бесполезными я бы их не называл. Например, вы, господа Барановы, предполагали, что в «Котловине» находится какая-то база НЛО, посещающих Землю. Рассуждая по земному стереотипу: если сюда десятки лет прилетают инопланетные корабли, значит, тут их порт, причал, космодром. Потому что считаете, будто пришельцы стартуют в космос примерно так, как наши космонавты: «Ключ на старт!» Или «на дренаж», уже не помню, что там раньше, давно по телевизору не смотрел. «Протяжка-один… Продувка… Промежуточная… Главная… Подъем!» И для всего этого им нужен космодром с пусковой установкой, монтажно-испытательным комплексом, складами, подъездными путями. Когда вы этого не обнаруживаете, начинаете думать, что ошиблись. Делаете новое предположение. Дескать это аварийная площадка для посадки тех кораблей, у которых, допустим, движок забарахлил. Резонно? А в качестве ночного сторожа на этой аварийной площадке, с берданкой и в тулупе, сидит старик «Черный камень» и трубочку покуривает…

— Вполне толковое объяснение, кстати, — заметил отец. — Отсюда, между прочим, и катастрофа, которая произошла в 1936-м. «А он чуть-чуть не долетел, совсем немного! Не дотянул он до посадочных огней…»

— Как версия — приемлемо. — Сорокин снисходительно улыбнулся. — Но если б вы изучали этот район так же плотно, как я, то отказались бы от нее. За три года наблюдений в «Котловину» опустилось шесть кораблей, а взлетело оттуда только два. На дне ее, это я вам гарантирую, кроме обломков своего «Ми-26», вы ничего не найдете. Что можно предположить?

— Гм, — сказал Чудо-юдо, — ну, например, что «Черный камень» маскировал взлеты.

— Но почему он тогда не маскировал посадки? И почему два взлета он нам показал?

— Могу ответить тебе твоими же словами, Сережа: «Нам, тараканам, этого не понять».

Тут виртуальный Сорокин, как это всегда бывало в «дурацких снах», из пустоты достал восемь фотографий и подвесил их в воздухе вопреки всем законам физики. Шесть фото Сорокин «повесил» слева, а два — справа. Я догадался, что шесть были сфотографированы при посадке, а два — при взлете. На всех были изображены некие мутно обрисованные НЛО. Почти все были разных форм и, видимо, размеров. Одни были действительно похожи на тарелки, другие на огурцы, третьи вообще не поймешь на что. Но лишь два фото — одно справа и одно слева — были, похоже, сделаны с одного и того же объекта.

— Между «посадкой» и «взлетом» этого аппарата, — похожие фото приобрели красную окантовку, — прошло почти три года, — объявил Сорокин. — Его линейные размеры таковы, что если б он, все это время оставался в «Котловине», то туда не смог бы опуститься ни один из последующих пяти аппаратов. А вот этот, — Сарториус ткнул пальцем во второй правый снимок, — не сумел бы оттуда взлететь. Правда, все это верно с точки зрения обычной человеческой логики.

— Ну да, — сказал Чудо-юдо, рассматривая фотографии. — С точки зрения нечеловеческой логики этот гигант мог уменьшиться до размеров песчинки, и ваша камера его не разглядела.

— Неплохо, — порадовался Сорокин, — но могло быть и намного проще. Или сложнее, не знаю уж, как сказать… Словом, эти корабли не садились в «Котловину», а проходили через нее куда-то…

— К центру Земли? — скептически прищурился Чудо-юдо.

— Насквозь пролетали? — вырвалось у меня.

— Нет, конечно. А вот входить в какой-то канал, уводящий в иное измерение, в гиперпространство, подпространство или подпространство — фантасты много чего навыдумывали! — они вполне могли.

— Понятно, — сказал отец, — нырнули здесь, а выскочили в другой галактике. Занятно…

Что касается меня, то я сразу вспомнил Киску, перстни Аль-Мохадов с выпуклыми и вогнутыми «плюсами» и «минусами» на руках Биргит Андерсон по кличке Сан, Луизы Чанг по кличке Мун и Элеоноры Мвамбо по кличке Стар, погибшего на шоссе профессора Милтона Роджерса, «Боинг-737», исчезнувший в районе Бермудского треугольника, и картинки на экране монитора, которые

Роджерс показывал Майклу Атвуду, считавшему себя Ричардом Брауном. И тут — что для «дурацкого сна» вполне обычное дело — через одну из темных арок в нашу «концертную церковь» вошел некий смутный, расплывчатый призрак. Голубоватый, полупрозрачный, но вполне узнаваемый Милтон Роджерс. После чего, не открывая рта и не моргая — покойник все-таки! — он стал произносить знакомые мне по давнишнему «Хэппи-энду для Брауна» фразы:

«Я провел кое-какие расчеты и попытался смоделировать ситуацию, хотя все это, конечно, очень гипотетично. Это только условная модель, которую я построил с огромными допущениями в сторону от известных представлений о природе пространства и времени. С точки зрения строгой науки — все это фикция, фантазия. Все мои коллеги, будь они здесь, разнесли бы мои построения в пух и прах, а в лучшем случае приняли бы все это за академическую шутку. Поэтому им я никогда не покажу эту программу. Я спрячу ее подальше, а может быть, даже сотру. Вы будете вторым человеком после меня, который ее увидит, и скорее всего последним.

Итак, я допустил, что существует некая возможность воздействовать на основные составляющие материи — пространство и время — с помощью духовной силы, разума. Это требует второго допущения — что есть некая среда, способная передавать духовную силу материи и вызывать ее трансформации. Подобную среду признает только религия — это Бог как Дух Святой. Я предположил, что эта среда есть и генерируется биологическими объектами Земли. Всеми, не только людьми. За многие миллионы лет пространство вокруг Земли должно было насытиться элементарными частицами разума, а возможно, и распространиться за пределы солнечной системы. Я исхожу из того, что эти частицы неуничтожимы и обладают свойством не терять энергию, — жуткая нелепость с точки зрения второго закона термодинамики! Но только так можно объяснить то, что три усиленных интеллекта, соединившись в некую цепь, могли инициировать некий «пространственно-временной смерч». Вот я его изобразил на дисплее (возникло изображение — довольно размытое, впрочем — той картинки, которую Браун-Атвуд видел на компьютере Милтона Роджерса, тут же появились цветные портреты Сан, Мун и Стар). Три женщины — вероятно, могли быть и мужчины! — состыковав разъемы на перстнях, образовали как бы отрезок спирали. И от них, по спирально-силовой линии, закрутился этот «смерч». Конечно, даже если бы вся их масса перешла в энергию, этого вряд ли хватило бы. Скорее всего, они вызвали какой-то процесс в той среде, которую я выдумал. И этот процесс, словно цепная реакция ядерного взрыва, пошел с колоссальным выделением энергии. Воздействие на магнитное поле Земли провернуло в пространстве-времени узкую, не более мили в диаметре, «дыру» и унесло «Боинг» со всеми пассажирами и экипажем в такие глубины космоса, о каких мы и представления не имеем. Очень важно, что дело произошло в Бермудском треугольнике. Тут много всяких не слишком хорошо объясненных аномалий, и весьма возможно, что какие-то факторы удачно совпали для того, чтобы выбросить «Боинг» с Земли. Я даже слышал россказни, будто в Бермудском треугольнике некие инопланетяне соорудили нечто вроде пункта для телепортации через пространство и время. Может быть, цепь из трех девушек включила какой-то механизм…»

Сделав свое краткое сообщение, призрак Роджерса удалился, оставив нас, виртуальных, но, в общем-то, живых, наедине со своими проблемами.

— Роджерс — это тот самый, из NASA? — спросил Чудо-юдо, хотя профессор не представлялся вслух. — Знакомый мисс Тины Уильяме? Неужели он не узнал Атвуда?

— «За время пути собака могла подрасти…» — хмыкнул я. — Тем более что Майк уже считал себя Брауном.

— Жаль, жаль Атвуда… — произнес Сарториус. — Не понял он меня в 1994-м. А я, возможно, поторопился. Не было нужды его рубить. Ну, что сделано, то сделано.

— Снявши голову, по волосам не плачут, — согласился отец. — Давайте глянем поближе, что тут Роджерс намоделировал…

Не знаю, что произошло. Каким ветром мне дунуло в голову, каким клеем склеило кусочки неясных подозрений в единое целое. Возможно, это была реакция на ключевое слово, заложенное мне в мозг настоящим Чудом-юдом или настоящим Сарториусом. Могу только предполагать, что это было слово «намоделировал». А может, все как-то само по себе раскрутилось. И черт дернул меня за язык:

— А вы сами-то, случайно, не «Черным камнем» смоделированы?

Сверкнула яркая вспышка — точь-в-точь такая, как те, что сверкали при срабатывании Black Box` а в снах, где я был Майком Атвудом.

Но меня не выбросило в реальный мир.

После вспышки я оставался все в том же помещении, только Чудо-юдо и Сарториус оттуда исчезли. В одиночестве, однако, я пребывал недолго. В одном из темных проемов-арок появился очередной гость. Точнее, гостья.

— Привет, — послышался полудетский голосок Тани-Вики. — Это я. Ты мне рад?

— Рад, — ответил я, хотя был убежден, что и она смоделирована «Черным камнем»

— Ой ли? — Вика с явно Хрюшкиным ехидством посмотрела на меня, кокетливо прищурив левый глаз. — А я думала, тебе с Лусией в постельке уютней.

Она была одета в длинное черное платье с закрытым воротом, которое облегало фигуру в бедрах. Ничего похожего в Ленкином гардеробе не было, да и Таня вряд ли носила что-нибудь похожее. Но в сочетании с короткой стрижечкой и сережками в открытых ушках оно уж больно симпатично смотрелось. А вообще мне и личико нравилось — давно не видел.

— Ты сейчас где вообще-то?

— Уже в Москве. В Швейцарии сейчас не до нас. Прокуроры разные катаются, всех чужие деньги интересуют. Чудо-юдо велел там не маячить. Лучше повременить немножко.

— Хорошо там?

— Прекрасно. Горы, снег, лес, солнце.

— Прямо как у нас тут, в Сибири. Только там горы повыше.

— И мороз поменьше.

— Как ребята? По-прежнему не признают?

— Почему? Признают. Бабушка им сказала, что я их новая гувернантка. Зинка ведь уехала, а сидеть с ними кому-то надо. Я их теперь в тир вожу, бегаю кругами, в хоккей играю. Я с Колькой на пару, а Катька, Ирка и Сережка против нас. У нас в воротах Винюшка стоит, а у них Зейнабка. Когда шайбу кидают, они сразу задницей поворачиваются и визжат.

— Весело!

— А как ты думал? Связи с вами неделю не было, никто толком не знал, то ли вас соловьевцы постреляли, то ли Сарториус, то ли просто пургой замело. Вот и носилась как угорелая, чтоб голову всякой дурью не забивать. А как ты тут?

— На лыжах катаюсь. На паралете летаю. Нервы успокаиваю, понемножку за Лусией ухаживаю.

— Понятно-понятно! Нашли, значит, уютную избушечку и развлекаются. Ты не думай, я все знаю.

— Да я чего? Я ничего.

— Сама знаю, что ничего. Тебя сейчас надо автокраном поднимать, чтоб было «чего».

— Между прочим, у меня все в норме. Если б на месте Лусии была ты…

— Скажите пожалуйста, какие мы благородные! Ну а как насчет того, чтоб провести ночь с законной женой?

— Да здесь, что ли? Тут и не устроиться нигде… Я понимал, что «Черный камень» полощет мне мозги. Четко понимал, хотя и не знал, как мне от него отделаться.

— Идем… — позвала Вика томным голоском. До этого момента она была все в том же черном платье, то есть была похожа на темный и плоский силуэт с более-менее четким лицом. Теперь платье приобрело голубой цвет, глубокий вырез, и в нем Вика стала ужас какой соблазнительной.

— Куда? — спросил я, чтобы выиграть хоть пару лишних секунд. Поскольку уже знал, что потащусь за ней. Сбросить с себя этот чарующий дурман мне никак не удавалось.

— Идем, идем… Не пожалеешь! — проворковало это наваждение в юбке и ухватило меня за руку. Никакого ощущения искусственности не было: теплая, добрая, ласковая женская ладошка. Вполне живая, хотя я прекрасно понимал, что это ненастоящий мир.

И я пошел. Потопал туда, в один из черных таинственных арочных проемов.

Оттуда, из этого проема, повеяло теплом, влажным таким, не то тропическим, не то банным.

— Раздевайся… — прошептал из темноты голос Вики. — Там жуткая жарища…

Самое странное, что я не помнил, как был одет в начале сна, когда присутствовал при диалоге отца с Сарториусом. А тут оказалось, я одет в те самые шмотки, что были на мне перед тем, как я улегся на нары.

— Не бойся… — жарко бормотала Вика откуда-то из темноты. — Потрогай — я уже голенькая…

И ее ладошка приложила мою пятерню к нежной и гладкой грудке… Мозги затуманило еще больше. Если до этого момента я отдавал себе отчет, что все это имитация, очередная подлянка «Черного камня», то после прикосновения к груди виртуальной Вики, ощущавшегося совершенно натурально, настороженность почти пропала. Я начал быстро скидывать одежду, а темнота, в которой скрывалась невидимая, но вполне осязаемая Вика, все время поторапливала:

— Ну скорее, скорее, что ты возишься…

И я торопился, хотя в голове еще сигналило с отчаянной назойливостью: «Опасно! Опасно!» Эти сигналы были слышны не сильнее, чем звук будильника, накрытого подушкой.

Когда я остался в чем мать родила, Викины руки притянули меня к себе, обхватили, прижали к теплой и влажной коже…

— Я так ждала… Так ждала… — прошелестело из тьмы. — Идем…

Обнимая ее за талию, но вместе с тем ясно ощущая себя ведомым, я сделал несколько шагов вперед.

— Там дверь, ее надо открыть… — последовала инструкция, сопровождавшаяся новыми игривыми пробегами ее ладошек по моему освобожденному от одежды телу.

Я послушно взялся за металлическую ручку, которую мне помогла нащупать Вика, почуял под рукой холодный металл, коснулся войлока. Что-то знакомое было в этой двери, хорошо знакомое… но я уже забыл, что именно.

Когда дверь открылась, на меня накатил поток влажного жара, будто я выходил из самолета, прилетевшего из прохладной Европы на тропический остров. На Хайди, например. Даже повеяло какими-то ароматами цветов, моря, буйной зелени…

— Все это там… — прошептал из непроглядной тьмы голос Вики. — Впереди. Надо открыть еще одну дверь — и мы будем счастливы…

Последние тревожные звонки сознания угасли. Я был полностью во власти этой темноты, этих запахов, этой тропической жары, возбуждающей необузданную страсть. Даже то, что вторую дверь пришлось открывать, выдергивая откуда-то деревянный брус, не навело меня на здравую мысль.

Дверь открылась, и жаркое солнце ослепило меня. Я услышал гул прибоя, крики чаек, шелест пальмовых листьев. Впереди был просторный пляж, усыпанный горячим белым песком, гибкие пальмы стояли невдалеке от прибоя, дальше ярусами поднимались в гору буйно-зеленые джунгли… Вика, выскользнув из двери на пляж, смуглая, вольная, легконогая, побежала по песку к морю, крича на бегу:

— Догоняй!

И я рванулся за ней. Полностью утратив понимание того, что происходит.

Но тут моя левая нога — слава ей, зачастую несправедливо ругаемой! — зацепилась за что-то жестяное и брякающее, вдобавок больно тюкнув по жести нестриженым ногтем большого пальца.

Острая боль пронизала тело и разбудила одурманенный мозг.