НЕПРИЯТНЫЙ ВАРИАНТ

Накинув теплые куртки, мы встали на крыльце. Водители «Буранов», распаковав укладку нарт, собирали какие-то не очень понятные конструкции, похожие на кресла с колесиками. Причем на них явно намеревались пристроить небольшие, но, судя по всему, довольно мощные моторчики с пропеллерами.

— Это что такое? — спросил я у Зинки.

— Паралеты, — пояснила она, — будем вести с них воздушную разведку, чтоб не гонять большой вертолет и не жечь бензин. А тут — два двухместных аппаратика. Парашютного типа крыло на стропах и моторчик на кресле. Вон там кронштейны, на них ГВЭП монтируется, а также ДЛ — дешифратор Лопухина. Один управляет, другой наблюдает или стреляет. Дай закурить, что ли?

— Ты что, — спросил я, подавая Зинке сигарету, — легкие коптить взялась?

— Я теперь иногда курю… Со злости, — прикуривая от моей зажигалки, сообщила Чебакова с родинкой.

— На что злишься? — Вопрос был вполне логичный.

— На все. — Ответ тоже получился вроде бы исчерпывающий, и потому мне как-то не захотелось спрашивать дальше. Но Зинаида, пустив дым из ноздрей, все-таки пояснила. — Понимаешь, вообще-то должна была ехать только Лусия. Чудо-юдо хотел, чтоб я продолжала работу в Москве. И если б погода у вас установилась раньше, то так и вышло бы. Но тут два дня назад Лариса, которая работает с животными, проверяя на них наши препараты, чисто теоретически обнаружила, что возможен очень неприятный вариант биохимической реакции. Долго объяснять, но суть в следующем. Этим двум ребятам, которые у тебя в команде, Валерке и Ване, было сделано по семь уколов «Зомби-8» и его синтетического аналога препарата «331». Полный курс — восемь инъекций — приводит не только к необратимому превращению их в биороботов, как при употреблении «Зомби-7», но и к закреплению этих изменений на генетическом уровне. Мы в прошлом году, весной, хотели сделать все восемь уколов. Но сделали только семь, чтобы проверить, возможно ли в принципе восстановление у них самостоятельности. По тогдашним Ларисиным выводам получалось, что они в течение десяти месяцев должны полностью очистить организмы от препаратов и обрести возможность совершать волевые действия. На самом деле ничего похожего не происходило. Они остались в том же состоянии, что прошлой весной, и никаких изменений в их поведении не наблюдается. В общем, вопреки теории суперсолдатики остаются такими же биороботами. У Чуда-юда есть препарат «330», предназначенный для нейтрализации «Зомби-7», он должен был по идее снять действие и «Зомби-8», и «331». Но он боялся сразу применять его на людях, заставил Ларису произвести аналоговые эксперименты на мышах и на компьютере.

— И результат получился фиговый… — сказал я, все еще не очень понимая, чего именно опасался Чудо-юдо. Вряд ли боялся угробить мальчишек — он их со мной в Афган посылал, теперь вот — сюда, где тоже стрелять пришлось.

— Теоретически — фиговый, — кивнула Зинка. — Оказалось, что в зависимости от групп крови, количества эритроцитов, резус-фактора и еще целой кучи параметров возможно различное течение взаимодействия препарата с организмом. Опуская всякие незначительные нюансы — четыре варианта исхода. Первый — вполне приличный. «330» и «331» нейтрализуют друг друга. Ребята возвращаются к доинъекционному состоянию. Второй — очень плохой. В организмах нарушается обмен веществ, сильнейшие реакции на печень и почки. Смерть в течение трех дней, не дольше, но мучения страшные — и никакие наркотики боль не снимают. Третий вариант практически нулевой; все остается как было. Наконец, есть еще четвертый, с нынешней точки зрения, самый опасный. Парни становятся неуправляемыми, с повышенным чувством самосохранения, обостренной агрессивностью… Но при этом они сохраняют все боевые навыки, живучесть и прочее.

— И есть вероятность, что все пойдет именно по этому варианту?

— В том-то и дело, что есть…

Громкий голос Чуда-юда, вернувшегося в ту комнату, где мы завтракали, не расслышать было невозможно:

— Ну, Лис, давай свою похабщину! Мы с Зинкой побросали бычки в снег и отправились обратно в дом.

— Так вот, — начал Лисов-старший обещанный рассказ, — жила в древности одна Евина дочка. Про Адама с Евой все помнят, стало быть, объяснять не надо. Господь их за распутство из рая погнал, отправил на землю, дескать, пока не заслужите, обратно не пущу. Стали они жить-поживать да детей наживать. Ну, сколько у них всего народу родилось, я не помню, но не только Каин с Авелем были, это точно. Стало быть, бабы тоже каким-то образом появились.

Господь, конечно, рассчитывал, что люди, после того как их из рая выставят, прекратят всякое аморальное поведение и культурно жить станут. Однако ничего такого не получилось. Известно, что ссыльные еще пуще гуляют, пьют и дерутся. Плодиться-размножаться тоже не забывали и все не по закону, а самым бардачным образом. В общем, все Евины дочки спортились, еще замуж не выйдя, кроме той самой одной, про которую речь пойдет.

Бог подумал, что это все от перенаселенности пошло. Повелел людям по земле расселяться, а не торчать в Палестине или там в Ираке. Стал этот народ постепенно по свету разбредаться и селиться. И в Сибирь, конечно, тоже забрели.

Эта самая невинная Евина дочка сюда к нам, на Порченую, попала. Ну, конечно, речка еще так не называлась, да и вовсе никаких названий здесь не было. Потому что никто тут не жил. Одни звери. А Евина дочка сюда одна пришла. Господь ее сюда привел и говорит: «Если проживешь здесь безгрешно, мужиков не знаючи, три года, три месяца и три дня, то быть тебе в райских кущах навеки и весь род человеческий будет мной оправдан и амнистирован». Господь, как известно, милостив, он решил, что уж тут-то человечество себе прощение заслужит. До ближайшего мужика пять тысяч верст — и все лесом. Сейчас-то ближе, конечно, а тогда так было. Так что Господь был совсем уверен, что Евина дочка себя в девичестве соблюдет и весь род человеческий от Божьего проклятия избавит. Оставил он ее в лесу, заставил расписаться в инструкции, чего можно, а чего нельзя, и со спокойной совестью продолжил свою полезную работу.

Прошло три года, три месяца и три дня. Господь созывает свой аппарат, ставит вопрос о снятии с человечества ранее наложенного взыскания и возвращения его в рай. Ну, понятное дело, все готово, все визы проставлены, штампы пришлепнуты, только один Архангел Гавриил не расписался. Господь его вызывает на ковер и строго так спрашивает: «В чем дело? Вы что, товарищ Гаврила, разводите бюрократизм и решение вопроса затягиваете?» А Гаврила отвечает: «По данным моего ведомства, эта самая Евина дочка себя не соблюла. У ней сейчас три сына имеется». Господь разъярился: «Что за брехня? Я сам проверял, по справкам. Там ни одного мужика за это время не было». Гавриил невозмутимо так говорит: «А вы, дорогой товарищ Саваоф, сами слетайте в этот район и разберитесь на месте. Если я не прав — снимайте меня с работы и отправляйте к черту, сельское хозяйство поднимать».

Полетел Господь в наши места. Видит, стоит избушка, а во дворе три ребятенка играются. Господь сразу к ним: «Как фамилия?» — спрашивает. Старший дитенок отвечает: «Медведев!» «А твоя?» — спрашивает Бог у среднего. «Лосев!» — отвечает тот. Самый младший, годовалый, говорить еще не умеет. «А этот чей?» — спрашивает Бог. «А вы, дяденька, у его папки спросите, вон он курицу из курятника тащит!» А из курятника лис-огневик как шуранет! И драла в лес!

Тут Господь все понял. Заругался: «Ты что же, мать твою растуды, Евина дочка, такой бардак на ввереном участке развела? Я, между прочим, тебе доверил светлое будущее всего человечества, а ты чего творишь? Ты за инструкцию расписывалась?» «Извиняюсь, товарищ Бог, — возражает Евина дочка,

— вы мне чего в инструкции написали? С мужиками не знаться — раз, любить животный мир — два, преумножать его богатство — три. Я все по инструкции делала!»

Чудо-юдо рассмеялся, но как-то вымученно. Должно быть, худые вести получил из Москвы. Зинаида тоже была разочарована. Ожидала услышать легенду, которая могла пролить свет на то, почему в районе Порченой так не везет женскому полу, а услышала просто анекдот. Но остальные похохотали. За время сидения в доме, пока пурга шла. Лисов этот анекдот рассказать не успел.

— Вот после этого случая Господь эту зону для баб сделал запретной, — закончил Лисов, — чтоб животный мир не преумножали…

— Ладно, — сказал Чудо-юдо, — вот какая вводная пришла. Сказки слушать некогда. Надо все срочно делать. До вечера. Сегодня!

Все переглянулись. Я лично не знал такой инстанции, которая могла бы прислать Чуду-юду ЦУ, резко изменяющие его первоначальные планы. Это не могли быть государственные органы.

Но тут в мое ухо зашуршала Зинка:

— Лариса должна была провести анализы по взаимодействию образцов крови Валерки и Вани с препаратами. Судя по всему, есть угроза развития по четвертому варианту.

Справляться, так ли это и почему из-за этого надо все комкать и начинать работу на сутки раньше намеченного, то есть без подготовки, я не решился. Чудо-юдо уже отдавал команды, торопил, и мешаться у него под ногами было рискованно. Тем более что он уже определил мне место в боевом строю.

— Димуля, — сказал он самым безапелляционным тоном, на который был способен. — Ты у нас человек разносторонний, с парашютом прыгал, из пулемета стрелял, с ГВЭПом работал. Стало быть, сейчас полетишь на паралете с пареньком по имени Трофим. Тебе не важно, имя это или кликуха. На втором паралете полетит Лусия с пилотом Лукьяном. У нее прибор наблюдения и регистрации сигналов, которые предположительно может излучать «Черный камень». Мы немного позанимались с тем маленьким Black Box`ом и обнаружили, что он излучает слабые сигналы в определенном диапазоне частот. По природе эти сигналы близки к тем, что вырабатывает ГВЭП. Возможно, «Черные камни» осуществляют какую-то связь между собой.

— А малый Black Box ты сюда не прихватил?

— Прихватил. Но ты пока этим не забивай голову. Твоя задача — прикрывать Лусию. С вертолета доложили, что видели в зоне несколько групп людей. Так что будь готов к неприятностям. Все, твой инструктаж закончен.

— Между прочим, ГВЭПы, которые были у нас и у Сарториуса, почему-то отказали.

— Я знаю все, что у вас тут происходило. И даже больше. Там было постороннее воздействие. Это не техника сбоила, а ваши мозги. И ГВЭПы, и ДЛ отлично работали, а вам казалось, будто они отказали.

— И кто же это «постороннее воздействие» осуществлял?

— «Черный камень», — лаконично ответил Чудо-юдо. Мне стало немного жутко. Очень не хотелось связываться с этой штукой.

— Не беспокойся, — подбодрил Чудо-юдо. — Кое-какую защиту мы придумали. Во всяком случае, наведенные картинки и прочие имитации будут исключены.

— А если он меня в режиме «О» или «Д» чуханет?

— Варежку не разевай, — усмехнулся Чудо-юдо. — Вот тебе ГВЭП. Остальную экипировку получишь у Трофима. Топай к нему, одевайся. Сейчас мы с Лусией подойдем, и вы стартуете.

Я вышел во двор. Паралеты уже вытащили за забор. Их овальные купола-крылья расстилались теперь на заснеженной площадке. По тропинке, протоптанной ребятами, я дошел до аппаратов, около которых возились молодцы, и спросил:

— Кто тут Трофим?

— Я, — отозвался небольшой паренек, одетый в белый комбинезон и шлем того же цвета, с очками-консервами на лбу. — Со мной летите?

— Именно так. Говорят, одеваться надо во что-то…

— Ага, — кивнул Трофим, — вот комбез. В него можно прямо с валенками. Лезьте, лезьте, всунетесь… Во, так. Здесь, на подъемах ног, надо хлястики застегнуть. Как на бахилах ОЗК. Теперь руки в рукава. Не надо бушлат снимать! На то и рассчитано. Давайте помогу… Оп! Отлично. Так, теперь подшлемничек. Сергей Сергеевич приказал, чтоб все, кто летит, обязательно надевали подшлемники.

Подшлемник был похож на обычную вязаную шлем-маску из белой шерсти, с обметанной прорезью для глаз. Однако, перед тем как надеть его на голову, я сумел рассмотреть вплетенные в шерсть металлические нити. Были вмонтированы и наушники с мягкими поролоновыми «чашками» и проводками, которые следовало подключать к карманной УКВ-рации.

— Теперь застегивайте «молнию», — подсказал Трофим, — только сначала проверьте карманы, может, что-то нужное оставили. А то ведь потом до самой посадки не достанете. Переложите, пока не поздно, в карманы комбеза.

В карманах у меня лежал только пистолет «дрель» с запасным магазином да пять патронов образца 1908 года с надпиленными пулями. Те самые, которые мы с Сарториусом и Лисовым взялись пилить перед самым нападением соловьевцев. Зачем они были нужны, Сорокин так и не объяснил, как и того, на хрена он тогда так торопился. Тем не менее выбрасывать надпиленные патроны я не стал, положил в нагрудный карман комбинезона, а пистолет с магазином упрятал в боковой. Оба кармана застегивались на «молнии», и я надеялся, что пистолет и патроны не вывалятся. Трофим помог мне надеть на голову капюшон комбинезона, шлем с очками, застегнуть «молнию» от живота до шеи и сверх нее — застежку-«липучку». Потом поверх комбинезона пришлось надевать еще и бронежилет, обшитый белым полотном и с белыми ремнями. В специальные карманы комбинезона мне велели положить аварийный паек, фонарик и перевязочный пакет.

Завершилась процедура подготовки вручением мне рации и подключением ее к наушникам. Разошлись метров на десять и проверили связь. Примерно тем же занимались и Лукьян с Лусией. Когда она появилась здесь в компании Чуда-юда и Зинки, я не успел заметить. Слишком уж много было суеты.

— Все! — Подражая какому-то кинорежиссеру, Чудо-юдо похлопал в ладоши. — Время не ждет. По коням! Садиться будете на объект «Котловина» или в непосредственной близости от него. Там уже развернут базовый лагерь. Мы придем туда ближе к вечеру. Волна для связи со мной — прежняя, та же, что для снегоходов. Позывные: я — «Папа», Лукьян — «Лулу-1», Лусия — «Лулу-2», Трофим — «Троди-1», Дима — «Троди-2». Строго выдерживать! Никаких лишних ля-ля в эфире. Первым пойдет «Лулу», за ним «Троди», Индивидуальные задачи всем поставлены, наблюдателям подчиняться пилотам беспрекословно, к органам управления рук не тянуть. Все!

Мы с Трофимом устроились на своем «летающем диванчике». Пристегнулись к спинке. У меня под правой рукой был кронштейн с «ПК», а у Трофима — рукоятка газа. На левом подлокотнике у меня был закреплен ГВЭП в кожаном футляре. Его можно было снимать и работать им с рук, но при этом имелся крепкий капроновый шнур, прикрепленный к рукояти прибора, чтоб я его невзначай не уронил с высоты. У «ПК» была большая коробка для ленты на 250 патронов, пристроенная где-то над моим правым коленом. Сзади был двигатель, похожий на огромный вентилятор, благодаря кольцевому защитному кожуху вокруг винта. Немного неприятным казалось то, что бензобак находился где-то за нашими головами. О том, какое удовольствие можно получить, когда горящий бензин потечет за шиворот, я догадывался. Опустив глаза вниз, себе под ноги, я обнаружил, что «диванчик» перемонтировали с колес на лыжи, похожие на водные или серфинговые.

«Лулу» запустил мотор и заскользил вперед, как аэросани. Воздух уперся в купол-крыло, наполнил его, стропы натянулись, помог встречный ветер, дувший в склон горы и подтягивавший аппарат вверх. Лыжи отделились от снега, и паралет, поднявшись на три-четыре метра, проплыл над крышей избы, едва не касаясь трубы. Но при этом, должно быть, поймал немного теплого воздуха и приподнялся еще выше. А затем пилот дал полный газ, потянул за петлю, которую, как я позже узнал, именуют «клевантой», и «Лулу» наискось, с небольшим левым креном, стал набирать высоту. В это время и наш аппарат затарахтел и покатил под уклон, наполняя купол… Ну, мать честная! Ни разу еще не взлетал на парашюте вверх. И не летал на скамейке, с моторчиком за спиной, как Карлсон, который живет на крыше!

«Троди» оторвался от снега намного тяжелее, чем «Лулу». Мы с Трофимом и сами весили потяжелее, чем Лукьян с Лусией, и пулемета у них не было. Тем не менее Трофим сумел провести его над трубой избы, и, пару раз чиркнув лыжами по верхушкам елок, аппарат поднялся над тайгой.

«Лулу» уходил вверх по спирали и появлялся в поле зрения то справа, то слева, но неизменно выше нас. Честно говоря, я не представлял себе, что эти самые паралеты могут так высоко забираться. Мне почему-то казалось, что больше чем метров на двести им не подняться. Однако приборчик-высотомер на рукаве комбинезона показывал уже полтысячи метров.

Когда мы выровнялись по высоте с «Лулу», Трофим выключил мотор.

— Ну как, нормально? — спросил он, очень довольный тем, что на меня этот полет производит впечатление.

— Нормально, — сказал я, поглядев с содроганием себе под ноги, то есть в пропасть глубиной в полный рост Останкинской башни.

Нет, сама по себе высота меня не шибко пугала. Раскачиваться над такими безднами мне приходилось не раз, и сигать доводилось с куда больших высот. Прыжков сто тридцать у меня было. Правда, я уже не мог точно сказать, какие выполнял сам, а какие только помнил памятью Брауна (в том числе тот, роковой, когда чертов Суинг не дотянулся и не успел передать мне парашют), но, в общем, все это был уже мой опыт. Однако все прыжки с парашютом имели одно принципиальное отличие.

Когда я прыгал, меня наверх доставляло что-нибудь нормальное, с кабиной, моторами, задней аппарелью или боковой дверью. Надо было от всего этого мирно отделиться, ни за что не зацепившись, потом секунд пять провести в воздухе, опираясь только о него растопыренными руками и ногами, а затем открыть купол. После этого оставалось спокойно долететь до земли, не повиснув на проводах ЛЭП-750, не сев задницей на сучок какого-нибудь дерева, не воткнув себе в спину бутылочное стекло, укрывшееся в траве. Иными словами, при прыжке основные треволнения завершались после того, как открывался основной или, не дай Бог, запасной купол.

Здесь же купол открывался, если так можно сказать, еще на земле. И не опускал меня на землю, а тащил вверх. Кроме того, прыгая с парашютом, я был хозяином положения. Я знал, что, если сделаю какую-нибудь ошибку, скручу стропы или скомкаю в воздухе уже раскрывшийся купол, винить придется себя. А тут всем заправляет Трофим. Уверенный такой салабон лет на десять моложе меня. Утащил на полкилометра вверх на моторчике, теперь вырубил его и везет на куполе-крыле, слегка прогнувшемся вперед, словно спинакер на яхте. Везет чуть позади «Лулу», метрах в сорока по диагонали. А ежели нас ветерок дернет по этой диагонали и накатит на Лукьяна? Перехлестнемся стропами, сомнем купола и засвистим вниз. Парашютов не выдали. Да если б и были, то при таком завале фиг успеешь отстегнуться, отвалить в сторону и открыть. Падать на лесистые сопки, может, и приятнее, чем на скалы, но все равно больно. Если, конечно, не насмерть.