* Известия Гомельского Губкома, No15.
      Революционная демократия жаждала крови. Большевистские газеты не зряшно потрудились. Почти каждый в России уяснил тогда: без крови народная свобода не может утвердиться. Настало время пустить под нож имущие классы и офицерство.
      Ленинское прославление насилия, внедрение классовой розни делали гражданскую войну неизбежной. Гражданская война давала превосходную возможность для очищения общества по-ленински, поскольку уже всё можно было списывать на необходимые меры. Ленин и прочесал русское общество самым частым гребнем террора. Бывшие имущие сословия вовсе исчезли, поредел и массив "трудящегося и эксплуатируемого народа", декларацию от имени которого примет III Всероссийский съезд рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (10-18 января 1918 года). Этот же съезд и объявит Россию Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой (РСФСР), лишив её тысячелетнего первородного имени.
      Ленин... Люди подобного закала не часто встречаются...
      А теперь посмотрим, откуда пришли эти тучи с кровавыми ливнями. Что и как притекало в программы и сознание большевизма и их вождя - Ленина.
      Послушаем голоса их пророков и предтечей.
      Париж.
      Дантон! Великий муж революции! Голосина у него по преданию был не дай Боже...
      26 ноября 1793 года Жорж Жак Дантон (1759-1794) выступает в Конвенте. Он говорит о революции и терроре:
      "...Народ требует, чтобы террор был поставлен в порядок дня, но он хочет, чтобы террор был применён к действительным врагам Республики, и только к ним, то есть к аристократам, эгоистам, заговорщикам и изменникам, агентам иностранных правительств, но народ не хочет, чтобы всякий, кто родился без революционного пыла, в силу одного этого считался виновным...
      Единственно, чего народ хочет теперь, это - сильного и энергичного правительства....
      Покараем виновных и покараем беспощадно - и народ признает, что мы достойны его..."*
      * Жорж Жак Дантон. Избранные речи. - Госизд. Украины, 1924. С. 85, 86, 89-91, 95-97.
      3 декабря 1793 года Дантон, выступая в клубе якобинцев, заявляет:
      "...Конституция должна безмолствовать в тот момент, когда народ занят уничтожением и устрашением своих врагов посредством революционных действий... Но, граждане, я предостерегаю против тех, кто хотел бы повести народ за пределы революции и стал бы предлагать ультрареволюционные меры... конституция должна безмолствовать...
      Я всегда буду идти об руку с народом..."*
      * Там же.
      24 января 1794 года Дантон выступает в Конвенте. Он говорит о революционной законности:
      "Граждане... Революцию нельзя творить в геометрических формах. Революционные меры неминуемо - хотя бы временно - тяжело ложатся даже на честных граждан...
      Будем помнить, что, слишком прислушиваясь к голосу справедливости, мы рискуем впасть в опасность чрезмерной снисходительности и дать таким образом оружие против себя нашим врагам <...>
      Итак, воспользуйтесь... моментом, чтобы направить верные удары против врагов родины, избежать ошибок или исправить их...
      Я предлагаю сосредоточить всё наше внимание на том, каким образом обеспечить правосудие, - скорое, верное и без ущерба для революционного движения...
      Национальный Конвент только потому победил своих врагов, что он был истинно народным..."*
      * Жорж-Жак Дантон. Там же.
      Всё это слово в слово мог сказать Ленин. Это вдохновляло Ленина, укрепляло в сознании того, что капитализм - тот враг, который не уйдёт с исторической сцены по своей воле. Нужен заступ могильщика. Ленин с яростью вогнал заступ в землю...
      Интересны выступления Дантона на темы: "По поводу домашних обысков", "Республика единая и неделимая", "Париж - народная столица", "Налог на богатых", "Твёрдые цены на хлеб", "Революция и террор", "Семья и школа"...
      Робеспьер уточнит Дантона, заявив, что "террор есть не что иное, как быстрая, срочная и непреклонная справедливость".
      В сентябре 1793 года Конвент издаст декрет: "Поставить террор в порядок дня!"
      Один из призывов якобинцев утверждал: "Уничтожая негодяев, мы, тем самым, защищаем жизнь целых поколений..."
      Дантон будет казнён своей любимой революцией. 5 апреля 1794 года под крики толпы на Гревской площади гильотина срежет ему голову. Крупная, тяжёлая башка с выпуклым лбищем, ещё открытыми гневно выпуклыми глазищами, толстыми губами (до последнего мига они изрыгали отборный мат) и курчавыми волосами грузно скатится в корзину.
      Кто теперь прокричит о революции столь оглушающе громко, как эта башка? После покойного Мирабо её хозяин был, слов нет, вторым оратором Франции.
      Палач Сансон ухватит её за волосы и высоко поднимет: пусть каждый полюбуется: сам Дантон! Его башка!..
      Кровь ручьём лилась с обрезка шеи. Лицо превращалась в синюю маску...
      Париж в ту пору населяли 600 тыс. человек*. Сотни тысяч глоток в тот день наверняка орали: "Да здравствует революция!"
      * К примеру, лишь в 1830-е годы Петербург будут населять 450 тыс. человек, из них, кстати, 200 тыс. крепостных (забавно писали в старину: не двести рублей неустойки, а два ста рублёв неустойки).
      Сансон улыбался: ещё бы, его рука держала голову короля Людовига XVI (гражданина Капета), потом Марии Антуаннеты, потом... да вот Дантона!..
      Каждую Сансон потом швырнёт в корзину.
      Потом... потом он будет держать голову самого Робеспьера. Сансон запомнит: с утра стояло невозможное июльское марево. Всё таяло от нещадной жары, когда он взводил лезвие гильотины над головой Робеспьера. Вождь якобинцев производил впечатление если не сломленного человека, то ко всему безучастного. Он не замечал ничего - ни рёва переполненной площади, ни смертного блеска лезвия над головой, ни своих товарищей, ждущих за ним казни. Робеспьер, казалось, был погружён в одну упорную мысль, самую последнюю мысль. В тот день ему было 36 лет...
      Дантон лишился головы в 35 лет. Его второй жене, Луизе Желе, не исполнилось и семнадцати. Он очень был жаден до жизни, этот юрист...
      Глагол времён! Металла звон!
      Твой страшный глас меня смущает,
      Зовёт меня, зовёт твой стон...
      Державин.
      Наполеон вспоминал на Святой Елене:
      "Марат был умён, но немножко сумасшедший... Он боролся один против всех. Вообще это был очень странный человек и... крупная историческая личность... Немногие люди имели больше... влияния на исторические события. Марата я люблю, потому что он всегда был искренним и говорил, что думал...
      Робеспьера никогда вполне не узнает история, это был настоящий предводитель партии..."*
      * Вычитал я это из "Вестника Европы" за 1899 год.
      И он же, Наполеон, говорил на Святой Елене, поджидая смерть: "Когда дело заходит о заговоре, всё позволительно".
      На Святой Елене Наполеон не жил, он ожидал смерть, и она пришла, когда он был совсем не старый...
      И снова глубокая ночь. И снова свидание с самим с собой, лиирм к лицу.
      Чаще всего очень тяжёлые свидания...
      Ван Гог говорим "Я не умею сдерживаться. Мои убеждения настолько неотделимы от меня, что порой прямо-таки держат меня за глотку"*.
      Я чувствую: мои - крепко держат меня за глотку. Такая хватка - и смерть не разожмёт...
      * Джон Ревалд. Постимпрессионизм. - Лд.-М: Искусство, 1962. С. 32.
      В книге тюремно-колымских воспоминаний сына священника, а по выпавшей невозможно горькой судьбине - летописца и узника десятилетий(!) гулаговской Руси Варлаама Тихоновича Шаламова читаем (случилось это в самое начало 1940-х годов):
      "Несколько месяцев назад младший лейтенант Постников задержал беглеца вести на Кадыкчан за десять-пятнадцать километров ему не хотелось, и младший лейтенант застрелил беглеца на месте...
      Не утруждая себя доставкой задержанного заключённого на Аркагалу, молодой лейтенант Постников отрубил топором обе кисти беглеца (несомненно, ещё теплые и мягкие живой кровью. - Ю.В.), сложил их в сумку и повёз рапорт о поимке арестанта.
      А беглец встал и ночью пришёл в наш барак, бледный, потерявший много крови, говорить он не мог, а только протягивал руки (культи. - Ю.В.)...
      Постников был светлый блондин... северного, голубоглазого, поморского склада - чуть выше среднего роста. Самый-самый обыкновенный человек... Помню, вглядывался я жадно, ловя хоть ничтожную отметку... ломброзовского типа (преступной предопределённости от рождения. - Ю.В.) на... лице младшего лейтенанта Постникова..."*
      * Варлаам Шалимов. Перчатка или КР-2. - М.: Орбита, 1990. С 192.
      Напрасно Варлаам Тихонович вглядывался: он стоял перед "самым-самым обыкновенным человеком". Неправедное, лихое время сделало обычных людей подобными зверям. Предупреждал же Достоевский, что без Бога всё станет возможным.
      Революционная демократия могла утвердить себя только кровью: через кровь сделать народ и государство другими. Поэтому Сталин ничего особенного и не совершал. Он обратился к привычному опыту революций, предусмотренному марксизмом, - произволу (диктатуре пролетариата). Именно неограниченный террор обеспечивал сохранение власти. Это было в полном согласии с догмами Маркса и Ленина. Сталин допустил лишь одно отклонение от буквы учения: распространил террор и на своих соратников, заодно и на карателей, а народ он продолжал бить так же, как Ленин и все прочие (возможно, размах всё же оказался пошире). Вот это избиение души и тела революции Сталину до сих пор простить не могут, особливо русскоязычная часть пострадавших, густо обсеменившая-"таки" новую Россию, хотя русских погибло много больше.
      Будь Сталин против революционного избиения народа (террора), он не ввёл бы в обиход пытки, не держал бы на ответственных постах таких отъявленных негодяев, как Ягода, Ежов, Берия и т.п., да и вообще не стал бы большевиком, стержень в учении которых - безграничное насилие и уничтожение Отечества (замена его на искусственный советский патриотизм и искусственную общность людей под наименованием "советская").
      Государственное убийство оказывается настолько заурядным делом - не будет преувеличением присказка: раз, два - и слетела голова!
      Революционное избиение, террор, революционное насилие, диктатура, карательные действия... - слова бумажные, свыклись с ними. А людей унижали, мордовали, пытали, насиловали, загоняли в лагеря и землю. Сколько народа извели, сколько общих расправ, будничных, деловых... Сколько жизней загноили, сгубили, в муках сжили со свету, сколько страха посеяли...
      Новую нравственность вбивали страхом. Но никогда никто не утвердит ни одного морального правила страхом.
      Такой вождь был дан Провидением. И вот с таким выстояли в Отечественную, и после - под атомным шантажом высокомерного Вашингтона...
      Имела Россия прежде своего вождя. Он народ берёг. Его с женой и детьми убили ("Выведи Романовых из вагона. Дай я ему в рожу плюну!...").
      Так что сами выбрали отца-владыку. Не случайно он таким оказался. Приходится платить по счетам истории.
      - Все ли спокойно в народе?
      - Нет. Император убит.
      Кто-то о новой свободе
      На площадях говорит...
      А.БЛОК
      Когда Сталин видел угрозу своей власти, даже ничтожную, он не выбирал между законом, интересами страны и собой. Он всегда убивал.
      Впрочем, Лярошфуко принадлежит изречение: "Порою из дурных качеств складываются великие таланты". Это очень соответствовало жизни Сталина. На единовластии он создал неразрушаемый государственный монолит, скреплённый кровью миллионных жертв.
      Иван Грозный назидал: "Видишь ли яко апостол страхом повелевает спасать..."
      Варварский патриотизм Сталина.
      Но всё это не касалось молодости, не касалось страстей людей. Люди влюблялись, страдали, тайком верили в своё бессмертие. Сочиняли стихи. Слушали музыку. Пели. Завороженные красотой, встречали восходы и жили вполне довольные собой. Жизнь никак нельзя было назвать унылой...
      Да, наше вчера было дивно:
      Речь затихала в речах, губы теснились к губам!
      Гёте. Свидание.
      Сталин по своим ссылкам имел достаточное представление о народе, живя в самом пекле его. Вынес представление о том, что люди только уважением платят за твёрдость, граничащую с жестокостью. И даже просто кровавая жестокость ими весьма почитается.
      Впрочем, жестокость вождя была осенена идеей. Она не была голым удовольствием мясника. Здесь упоение мясника рождалось из великих философских и социальных формул о счастье и будущем человечества.
      Сталин принял государство от Ленина. Он должен был действовать по догмам марксисткого учения. Не мог не действовать так, ибо всё здание государства рабочих и крестьян покоилось на принуждении. А это было именно государство рабочих и крестьян, не только имевшее, но и принявшее со временем ещё более уродливый вид. Избиение народа здесь значилось под именем диктатуры пролетариата, а диктатура всегда есть неограниченное насилие.
      СТАЛИН ДОЛЖЕН БЫЛ УБИВАТЬ, ЧТОБЫ ГОСУДАРСТВО СОХРАНЯЛО ПРОЧНОСТЬ.
      Быстро сгущаются сумерки ночи, а там,, наверху, ещё дотлевает день. Матово светит жнивьё, за ним - чёрная полоса леса, над которым стынет ровное голубовато-серое небо с одинокой звездой.
      Долго смотрю на звезду...
      Словно с собой встретился...
      Современное кино, холуйски обслуживая демократию, всячески опрощает и карикатурит сталинских палачей, хотя они и без того были не ангелы. Ремесло было такое.
      Да, было шкурничество. Да, процветало личное, порочное, страшное. ОДНАКО ВСЁ ВСХОДИЛО НА ФАНАТИЧНОЙ ИДЕЕ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ, КОТОРАЯ ДОЛЖНА БЫЛА УВЕНЧАТЬ ГОСУДАРСТВО ВСЕОБЩЕГО БЛАГА И СПРАВЕДЛИВОСТИ - ГОСУДАРСТВО КОММУНИЗМА.
      Всё проистекало из идеи.
      Это демократическое кино не показывает. Оно действует по морали общества частной собственности. Моё, своё гнусно вылезает над жизнью.
      Все светлые душевные установки, все благородные порывы и устремления частный интерес проедает в лохмотья и дыры.
      По мне, так лучше жить беднее, чем в грязи и крови собственничества.
      О том, что всё проистекало из идеи, современное кино умалчивает. Оно лишь старательно грязнит и грязнит прошлое, погребая в нём идею.
      В основе великих и кровавых потрясений первой половины XX столетия БИЛАСЬ ИДЕЯ.
      К слову, советская власть всеми средствами опекала и защищала идею.
      Брат мамы, Василий Данилович Лымаръ, казачий офицер, был сражён под Царицыном (Сталинградом, Волгоградом) в июне или июле 1919-го (у красных там заправлял Сталин).
      Моего отца, офицера ГРУ, после первой командировки в Китай (1938-1940 годы) командование решило представить к ордену Ленина - тогда высочайшей награде, но отдел кадров воспротивился, выдав чёрную справку о родственнике, убитом казачьем офицере. Отцу поставили условие: отказаться от жены, разойтись, что, почти на 100% означало бы арест моей мамы, - и тогда он будет награждён, а успешное продвижение по службе обеспечено.
      Отец сказал, что об этом и речи быть не может. Его вызывали в другие кабинеты - и всё выше, выше, но он везде повторял одно и то же.
      Беда обминула нашу семью. Маму не тронули, но орден папа не получил. Он получит орден Ленина в конце Великой Отечественной войны, как и другие ордена. Мама, Власова Мария Даниловна (8 августа 1905 года -16 января 1987 года) - в девичестве Лымарь, - всю жизнь хранила память о муже и нашем с братом отце Власове Петре Парфёновиче (4 сентября 1905 года - 10 сентября 1953 года)...*
      * Четыре фамилии сошлись в моем роду: Власов (дед по отцу), Бабкина (бабушка по отцу), Петриченко (дед по матери) и Лымарь (дед по матери) воронежский крестьянский род и древний казачий род, ушедший после разгона Запорожской сечи на Кубань.
      А жён себе казаки в остаток ХVIII века и первую половину XIX века за калым брали у горцев (свободных русских женщин не хватало, а крепостные не могли идти за казаков). Сопредельные горские народы не шибко ценили девочек и охотно отдавали их в жены казакам.
      Странными оказались последние десятилетия советской власти. Несуразицы, кабы не сказать больше, поражали государство настоящими болезнями. Чтобы принизить творческую мысль в СССР, затормозить его научное и техническое развитие, происходит, к примеру, всяческое умаление умственного труда. Иначе, как умысел, это и определить нельзя. Под партийные рассуждения о возвышении значения рабочего заработки инженеров начинают неуклонно сокращать, доводя их до заработков рабочих. Это было откровенное извращение здравого смысла, посмех над трудом и способностями человека. Врачи, учителя, научные работники, инженеры и т.д. получают наравне с рабочими, а зачастую и того меньше.
      Какой тогда смысл в образовании? Знания, которые можно получить лишь упорным трудом в старших классах школы и высших учебных заведениях, а для многих ещё и в аспирантуре, являлись прямой дорогой к нужде. Мысль становилась ненужной. Это было разложение общества.
      В определённой мере оно сказалось на позиции инженерно-технической интеллигенции, да и интеллигенции вообще, в годы смены хозяйственного и политического уклада в России после 1991 года.
      Партийная власть была всепроникающей. Она касалась всех сторон жизни и вмешивалась во все дела (вплоть до того, кто с кем спит). В начале 1970-х годов я в очередной раз оказался в здании ЦК на Старой площади по делам издания своего "Особого района Китая" (сей "свиток" издавался по особому решению Секретариата ЦК). По коридору навстречу шла молодая женщина в коричневом брючном костюме (тогда эти костюмы только входили в моду). Открылась дверь и вышел какой-то чин с папкой. Увидев женщину, он уставился на неё, не шевелясь; погодя принялся корить за то, что она посмела явиться в ЦК "в подобном одеянии". Он раскипятился и уже почти орал: "Как, вы оформляете выезд в загранкомандировку?! Да вас туда пускать нельзя! Я постараюсь, чтобы вы никуда не поехали! Появиться в таком наряде в ЦК! Это же распутство, разврат, дискредитация советского человека! Где ваш партийный билет?.."
      Власть, как и глупость, была всепроникающей.
      Варлаам Тихононович был одарённым сочинителем. Страдания не затушили в нём творческую искру - чистую, светлую и бескорыстную. Таким мог быть только сын священника, только чадо русской православной церкви-мученицы. И после каторжной жизни он снова обратился к перу и оставил книги-свидетельства уму непостижимой свирепости человека, убожества и благородства духа и несчётных мытарств простых людей, от веку превращенных в быдло, что измученно тащит и тащит чередующихся на своём горбу наглых господ.
      Но главное в этих книгах - та непонятная терпеливость, способность до смертного мига сносить то, что сносить нельзя, сносить не полагается, что не станет сносить ни одно животное. Это "свитки" книги о бесконечном людском терпении.
      Значит, горела, теплились, чадила, но не гасла в душах надежда. Значит, мрак в душах был не полный, не всё пожирала чернота. Значит, в душах всходило и заходило солнце жизни. Ведь так хотелось жить...
      Боль за судьбу родной земли не покидает. Она мешает писать, искажая порой оценки.
      Вожди прошлого представляются мне не бумажными призраками - безликим набором сухих строк. Они являются передо мной как бы во плоти. Каждый день мы сходимся в беседах о России. Каждый день я слышу их убежденную речь, вижу те очень важные бумаги - единым росчерком они обрушивают на Россию град мер, от которых по просторам её бежит стон и миллионы людей приходят в движение. И даже Россию уже после трудно узнать. Я вижу залы, которые они распаляют огнём своих слов.
      Я разглядываю и разглядываю их "непреклонность". Что за ней, что стоит за ней?! Откуда эта непоколебимая уверенность в своей правоте, готовность посылать в огонь и землю миллионы жизней - откуда это?! Я пытаю и пытаю их распросами: что они знают о России? Знают ли...
      Вся громада народа поворачивается в соответствии с их словами...
      Я вижу и тех людей - людей из моего детства и моей юности. Все они родились в прошлом, XIX столетии. Именно они - в основном они - участвовали во всех главных и роковых событиях первой четверти XX столетия. Я всех их видел, знал. Им в последнюю революцию семнадцатого было двадцать-тридцать. Тем из них, кому в 1917-м было двадцать-тридцать, в пору моей юности, в 1950-м, было всего около шестидесяти, а мне сейчас шестьдесят три. Я знал людей, которые видели, слышали Николая II, не говоря о тех, кто встречался с Лениным. Как жадно я их всегда расспрашивал. Я всё стремился приблизить то время, чтобы разобраться, понять...
      Всех тех давно умерших великих людей я вижу и слышу. Их шаги, жесты, речь не оживают, а живут постоянно в моей памяти. Я вхожу в их кабинеты, залы, где они поучают людей...
      Каждый день я вопрошаю их об одном и том же. Ведь даже после злодейского убийства последнего русского императора было время - мы вырвались из хищных объятий хозяев мира. Выскользнули из западни. Уже распрямились...
      Было такое время, было ведь!..
      Мы стояли на семи ветрах, но никто и ничто не могло сломать нас...
      Народ...
      "Товарищи, - говорил С. М. Киров (1886-1934) незадолго до своей гибели, много веков тому назад великий математик мечтал найти точку опоры для того, чтобы, опираясь на неё, повернуть земной шар. Прошли века, и эта опора не только найдена, она создана нашими руками. Не пройдёт много лет, как мы с вами, опираясь на завоевания социализма в нашей Советской стране, оба земных полушария повернём на путь коммунизма".
      Советская власть рухнула, но слова Кирова не выглядят близорукой похвальбой. Капитализм, каким мы его знаем, не может быть и никогда не будет будущим человечества, ибо противочеловечен. Не будет им и советская власть такой, какой сложилась она на русско-российских землях в 1917-1991 годах.
      В заключительном слове на III Азербайджанском съезде Советов 7 декабря 1923 года Сергей Миронович сказал с особым смыслом:
      "Принято думать, что половина населения Азербайджана снимает свою чадру. Это глубокая ошибка. Чадру носит не только половина населения Азербайджана...
      90% нашего населения до сих пор пребывает в чадре темноты, невежества, безграмотости - надо сказать прямо - культурном невежестве... Нужно добиться всеми средствами, силами и мерами, чего бы это ни стоило, чтобы "чадру" эту дольше не носили".
      Киров высветил одну из важнейших причин будущей трагедии народов России. Это невежество заставляло народ поддаваться на заведомо лживые телевизионные и президентские посулы даже тогда, когда нужда становилась уже уделом 80-90% людей. Народ голосовал - и закреплял господство кучки нечистоплотных людей над Россией, закреплял превращение её в нищую страну. Народ сменил сапоги на лапти, даже не лапти, а просто лыко.
      Народ сам себя лишил будущего*.
      * Ведь в июле 1996-го достаточно много людей голосовало за Ельцина или Лебедя, который предательски передал голоса своих избирателей Ельцину.
      Этого Киров не мог знать, но говорил о невежестве, которое может становиться непоправимой бедой народа. И оно стало такой бедой.
      Теперь вся обстановка, все порядки в новой буржуазной России способствуют укоренению невежества. Образование всё более становится запретным плодом для молодых людей. Само отношение к образованию и науке обещает буржуазной России увязание в болоте безграмотности и культурной дикости. Это, как ничто другое, приготовляет нам чёрное будущее...
      Великая сила невежества - невежества и... алчности, которая дремлет в людях и стаскивает их на самые кривые и ухабистые дороги жизни. Алчность неистребима. В человеке она способна преодолеть даже страстное любовное влечение, но очень редко - алчность.
      Человека поманят призраком улучшения жизни, откроется возможность "прибарахлиться" или изрядно нажиться - и ничего от убеждений в людях не остаётся. Завороженные призраком посулов, бредут, как слепые и глухие, к собственной беде и никого не хотят видеть или слышать (Даниил Заточник ещё в ХII веке наставлял: "Очи мудрого желают блага, а глупого - пира в доме..." ежели бы пир-то был возможен, а то посулами добиваются покорности народа.)
      Поэтому политика должна строиться на материальном расчёте. Это её самая первая заповедь, иначе народ уведут другие силы.
      Ленин был любознательным и, в общем-то, приветливым. Это был живой человек. Он не носил себя, скажем, как Брежнев, исполненный почтения и важности к собственной персоне, своего рода человек-шкаф.
      Ленину были по душе слова из басни:
      Орлам случается ниже кур спускаться,
      Но курам никогда, как орлы, не подняться...
      И Ленина отнюдь не снедало тщеславие. Он был властолюбив, но без сего чувства нет вожака. Да и кто лучше самого учителя-вождя ведает цели и смысл учения и уж точно не позволит их переврать?..
      Последние месяцы сознательной жизни Ленина были омрачены, помимо других очень неприятных открытий, пониманием того обстоятельства, что социалистическому государству свойственна бюрократия в её самом неприятном и порочном виде. Быстрым и точным механизмом действия представлял Ленин новую народную власть, ибо вся она состоит из людей идейных, казалось бы уже одним своим происхождением лишённых шкурных интересов.
      Где здесь место бюрократизму, казёнщине, взятке, волоките, халатности и тем более воровству?..
      И это было ещё одно утопическое заблуждение вождя. Он создавал власть под безгрешных, отмытых от любых пороков людей революции.
      Как это ни странно, с жёстким, трезво-расчётливым политиком и бездушным карателем уживался мечтатель.
      Было, есть и будет противоречие между трудом и капиталом, которое обостряется при войнах до вражды, до глубочайшей взаимной ненависти, до революционной страсти народа смести, стереть "богачей-угнетателей" с лика земли.
      Самой первой причиной гражданской войны, конечно же, нужно признать небывалое обострение (до нестерпимой нужды) материального состояния народа (это был выход не от одной лишь мировой войны и не столько, а следствие валом нарастающего всеобщего беспорядка, безвластия и неразберихи, опаснейший итог уже самого развала экономики под властью буржуазных демократов во главе с Керенским и К°). Ленин довёл и без того крайне неустойчивое положение в стране до степени политического и хозяйственного кризиса. Под воздействием ленинской агитации и пропаганды противоречия между трудом и капиталом преобразовались в непримиримые и клокочущие ненавистью.
      Народ жаждал крови и богатств, которыми владели капиталисты, дворяне и служилое чиновничество.
      Он жадно слушал Ленина, ибо хотел иметь в деле истребления имущих классов надёжного руководителя.
      Он угадывал и видел в Ленине вождя классовой войны.
      Ленин!!.
      В истории возникают обстоятельства, при которых бунт или революция становятся единственным выходом. Когда на противной стороне все капиталы, вся карательная мощь, все средства информации (в столь непомерно раздутом виде они существуют в основном для оболванивания людей, непрестанной промывки мозгов, дабы не могла и не смела зародиться далее искорка собственного сознания), когда эта противная сторона обрекает народ на нужду, страдания, прозябание, нагло грабит народ, попирая его разум и волю, остается лишь одно: всеобщее гражданское неповиновение. И это не противоречит законам человечности. А как иначе образумить паразита?..
      Однако бунт и революция лишь тогда достигают цели, когда не являются стихийно-слепыми. Это с блеском доказал Ленин. Любой социальный взрыв должен и может быть управляем. Без своей организации, без четко выраженных целей, без своих руководителей и совершенно надежного, закалённого верховного вождя он окажется обречён на поражение, которое неизбежно обернётся безудержной резнёй трудового народа и будет означать не только чёрное торжество захватчиков власти и угнетателей, но и возрастание зла. Поражение умножит и закрепит зло на неопределённое время*.
      * В 1960-е годы власть в Индонезии попыталась захватить компартия, движимая "идеями Мао Цзэдуна". Она являлась второй или третьей на земле по численности. Москва выступала против революционного авантюризма, за что непрестанно уличалась и Пекином Мао, и Гаваной Кастро в ревизионизме (в данном случае - в перерождении). Далее мы лишь читали крайне скупые, отцеженные сообщения еженедельника "За рубежом".
      Террор был развязан один из самых безумных. Индонезийских коммунистов армия и полиция резали, топили, вешали, стреляли несколько лет, - пожалуй, на миллионы и более голов. Генеральный секретарь компартии Айдиг скрылся в джунглях, где и был растерзан. С тех пор и доныне Индонезией правит генерал Сухарто - вдохновитель и дирижёр сего библейского побоища.
      Все эти евневичи, поляковы, ерины, панкратовы и компания готовы танками утюжить народ за малейшее недовольство - они уже с успехом проделали сие в октябре 1993-го. Наколотят виселиц аж на всю Тверскую, Ленинградский проспект и по Шереметьево. Герои октября...
      Без своей организации, без вождей, без суровой, идейной дисциплины, без мужественной, жертвенной борьбы до последнего дыхания победа недостижима.
      Всё это внешне не согласуется с христианскими заповедями. Но ведь нужда та же петля на шее народа, то же удушение людей. Чтобы дышать, чтобы выжить, петлю необходимо сорвать - это непреложный закон жизни. Добровольного умирания в природе не бывает (исключения чрезвычайно редки) - таким создал землю Вседержитель. Даже проамериканская Организация Объединенных Наций в декларации утверждает правоту выступлений против угнетателей...
      Господь не может возбранять стремление выжить*.
      * К сведению, за семь последних лет президенства Ельцина население России сократилось более чем на 4 млн. - самая масштабная война не уносит столько жизней.
      В страхе за свою власть Ельцин непрерывно тасует руководителей ФСБ. Он разваливает армию и наращивает мощь войск министерства внутренних дел, дабы эти войска защитили его от народного гнева и презрения.
      Презренная власть. Власть на крови, нужде и обмане.
      "Всенародно избранный..."
      Идеолог американской демократии Томас Пейн (1737-1809) вместе с французским якобинством утверждал право народа на революцию, если народ угнетён. Вместе с Джефферсоном он решительно высказался за отмену рабства.
      Томас Джефферсон (1743-1826), как и Пейн, выступил против религии, был убеждённый атеист. Джефферсон отстаивал идею суверенитета народа, его право на революцию, а также права на "жизнь, свободу и стремление к счастью". В 1800-1804 годах Джефферсон стал президентом США.