11 сентября и другие рассказы

Зарплата и бенефиты были гораздо лучше, чем он ожидал. Юра ликовал, но зная правила игры, подавил радость, натянул на лицо маску сильно разочарованного человека и сказал, что должен посоветоваться с женой. Намерения торговаться у него не было, но кто знает, может быть, увидев его реакцию, Пэт сама предложит ему более высокую зарплату. Пэт усмехнулась и, пожав ему на прощание руку, сказала:

– Я рассчитываю, что вы начнёте работу с понедельника.

Лиза, узнав результаты интервью, бросилась ему на шею. Для неё это был не просто переход из статуса жены безработного в статус жены хорошо оплачиваемого специалиста, она получала моральное право на отпуск. Паспорт и американское гражданство у неё уже были и выезд за рубеж не требовал такого долгого оформления как с грин-картой[16]. За шесть лет Лиза созрела для осмотра достопримечательностей Европы. Все их друзья говорили о том, что у старушки шарма гораздо больше, чем в обеих Америках вместе взятых. Лиза хотела убедиться в этом лично. Она давно готовилась к путешествию. У знакомых она узнала, когда лучше всего ехать, чтобы не затоптали туристы, в турагентствах выяснила цены на билеты, а по вечерам читала справочники и составляла маршрут. После того как Юра потерял работу, поездка была под угрозой. Три месяца её планы висели на волоске. И вот, наконец, всё устроилось наилучшим образом.

– Не всё, – возразил Юра, – нам придется ограничиться одной неделей.

– Почему?

– Шефиня предупредила меня, что у них завал.

– Ну, нет, – заявила Лиза, – глупо ехать в такую даль на одну неделю. Только к перемене времени надо привыкать три дня. Да и Натка хотела отдохнуть до начала занятий в университете. Ты ведь любишь свою дочь, ты знаешь, что она вкалывала как каторжная. Не станешь же ты лишать её удовольствия только потому, что не можешь ехать сам.

– У неё вся жизнь впереди, она ещё успеет, – возразил Юра, – а для меня это последняя возможность провести отпуск с вами, так что вы вполне можете пожертвовать неделей в Париже.

– Нет, не можем. Почему ты хочешь, чтобы мы с Наткой тебя сторожили?

– Потому что вы должны слушать старших, иметь совесть и помнить, что были моменты, когда я вас сторожил.

– Теперь у нас совсем другая ситуация.

– У нас всегда другая ситуация, если дело касается тебя.

– Нет, не всегда. Я и тогда предлагала тебе съездить в Нью-Йорк, а ты пальцем о палец не ударил, даже цену билетов узнать не захотел. Ты так разленился, что во всём надеешься на меня.

В этом была доля правды, но Юру она только разозлила.

– Ни на что я не надеюсь. Просто для меня жизнь в семье важнее любых путешествий, а ты ради того чтобы посмотреть на заплёванный город хочешь бросить меня одного.

– Я совсем не хочу, просто так получается.

Он понимал, что Лиза всё равно поедет и для его собственного спокойствия лучше было бы притвориться довольным и счастливым, но он не мог. Потеря работы, а потом её поиски подействовали на него. Стала напоминать о себе и давно забытая боязнь одиночества. Он не хотел говорить об этом жене. У неё была нервная система здоровой крестьянки и все его рассказы о фобии она считала дурью. К счастью, до сих пор Судьба была к нему милостива, но оставаться в одиночестве здесь, в пригороде провинциального Миннеаполиса, было рискованно. Это не Москва, люди здесь работают гораздо интенсивнее, а общаются намного меньше. Даже ссоры с Лизой были бы для него приятнее гнетущей пустоты. Он пытался отговорить жену от поездки, но она стала в позицию преданной матери, которая хочет показать Натке Европу, научить её ходить по выставкам и музеям, а не только по барам и ресторанам, как это делают американцы в провинции. Натке необходимо поехать в Париж, хотя бы для того, чтобы узнать, кто такой Наполеон, а то ведь в американских школах совсем не учат историю. Спорить с женой было бесполезно, она была слишком поглощена предстоящим путешествием. Она хотела во Францию любой ценой. Увидеть Париж и умереть.

Юра стал думать о том, как ему не повезло. Его приятели тоже жалуются на своих жён, но отпуск всё-таки проводят вместе, а тут…

– Юра, очнись, – сказала Лиза.

Он посмотрел на неё отсутствующим взглядом. Она подошла к нему, взяла за плечи и потрясла. Когда в глазах его появилось осознанное выражение, Лиза сказала:

– Я говорю, что французы и по сей день стремятся сохранить за собой звание мировой столицы любви. Это для них вопрос престижа, они нанимают молодых людей, чтобы те целовались на самых людных площадях Парижа. Власти города считают это важной государственной службой и оплачивают из государственной казны. Работа, конечно, высокой квалификации не требует, большой зарплаты не приносит, но зато приятная. На свежем воздухе, опять же. Согласился бы ты подрабатывать со мной в свободное время?

Юра ничего не ответил.

– А со своей двоюродной сестрой?

Он молчал, но Лиза твёрдо решила его расшевелить.

– Ещё все справочники настоятельно советуют остерегаться французских воришек и подальше прятать деньги. Слава Богу, что мы живём в Америке. Здесь есть специальные женские кошельки, которые надо носить под нижним бельём, там, где никакой карманник их не найдёт. Я купила себе на всякий случай, вот, попробуй, – она протянула ему кошелёк из мягкого, ласкающего кожу материала, – неудобно только, что каждый раз под платье лезть надо, но тут уж ничего не поделаешь. Лучше лишний раз раздеться и сохранить имеющиеся деньги, – она улыбаясь посмотрела на него, – а может ещё и дополнительные заработать, правда? Но он не реагировал. Тогда она разделась и стала прикладывать кошелёк к разным частям нижней части тела, с озабоченным видом осведомляясь у мужа, где кошелёк менее заметен. Она совсем не торопилась прикрыть кошелёк платьем, краем глаза наблюдая за Юрой. Она знала, что долго оставаться безучастным он не сможет и, конечно же, оказалась права…

Натка внешне была вылитая мать и когда знакомые говорили ей это, она их поправляла:

– Нет, я её второе издание, дополненное и исправленное.

Юра в ней души не чаял. Чем старше она становилась, тем больше он к ней привязывался. И теперь не знал, как переживёт её отъезд в колледж. Он старался её не баловать и заставлял выполнять домашние обязанности, но Лиза всё время мешала этому. Она как кошка, готова была броситься на него, чтобы защитить своего котёнка. Она не видела, что котёнок уже давно вырос и из слепого, беспомощного существа, нуждающегося в защите, превратился в красивую и расчётливую хищницу, которая прекрасно чувствовала, когда надо сладко помурлыкать, а когда показать зубки, чтобы увильнуть от нудных обязанностей. Вместе с матерью они представляли грозную силу для маленького, худенького папы-кота, который и так с трудом тянул лямку. Сражаться на два фронта было безнадёжно и он решил бороться с ними по очереди. Главным для него была победа над Наткой. Он приходил к ней, когда жены не было дома, расспрашивал её о школе, говорил о своей работе, а иногда, к слову, рассказывал разные занимательные истории. К каждой встрече он готовился, а дочь не зная этого, считала его рассказы экспромтами и относилась к нему как к эрудиту номер один. Произведя на неё должное впечатление, Юра как бы невзначай вспоминал, что на кухне полная раковина немытой посуды, а полы уже целую неделю никто не пылесосил. Натке неудобно было сказать «нет» после задушевной беседы и Юра настолько уверился в своём влиянии на дочь, что хотел даже попросить её сократить свой отпуск в Европе, но никак не мог решиться. Если бы эта просьба исходила от Лизы, то был бы хоть какой-то шанс на успех, а так, ожидать от дочери того, что не хотела сделать жена, было нереально.

Проводив своих женщин в Европу, он вернулся домой, обошёл пустые комнаты и сел на диван. Во всём ему не везло. Даже его маленькая месть не сработала. Он взял дежурство на день их отъезда и рассчитывал, что клиенты будут держать его на телефоне. Он даже не выключал компьютер, чтобы сразу же сесть за работу и изобразить полную занятость. В таком случае его девочкам пришлось бы взять такси до аэропорта, а там самим таскать чемоданы. Но телефон молчал самым пакостным образом. Он молчал весь день и целый вечер, хотя по закону подлости Юра ожидал звонка с той минуты, когда жена с дочерью сели в самолёт. Наверно, достаточно подлости было уже в том, что Лиза с Наткой бросили его одного. Хорошо ещё, что неделя только начиналась и он будет занят с утра до вечера. Ему хотелось с кем-нибудь поделиться своими неприятностями. Но кто захочет слушать его жалобы? Он ведь не в Советском Союзе времён застоя, а в Америке времён рецессии. Сейчас большинство людей здесь думают о том, как бы удержаться на работе и серьёзно готовятся к трудовой неделе. Да и не с его везением рассчитывать, что клиенты будут молчать.

Как бы в подтверждение его мыслей зазвонил телефон. На экране АОН он увидел фамилию своей двоюродной сестры. Наташа знала, что он боялся одиночества и старалась его поддержать. За это он её и любил. Теперь любовью брата, а в школе – ещё сильней. Он обрадовался, снял трубку и, изменив свой голос, вальяжно пробасил:

– Рассказывайте.

– Рассказываю, – передразнила его кузина, – мне твоя жена жаловалась, что ты не хотел её провожать и специально напросился на дежурство.

– Наташа, у тебя ведь тоже муж программист и ты знаешь, что мы должны обеспечивать техническую поддержку в любое время. Ты сама жаловалась, что Джон сутками сидел на колу.[17]

– Он сидел по необходимости. Джон начинал собственный бизнес и был тогда швец и жнец и на дуде игрец, а ты работаешь в большой компании и легко мог бы найти себе замену, но ты специально хотел обидеть жену. Бедная Лиза…

– Ах, ах, бедная, поехала с дочерью развлекаться в захолустный Париж и провинциальный Лондон, а меня, богатого, оставила в столичном Миннеаполисе.

– Так радуйся.

– Чему?

– Тому, что смог послать их в Европу.

– Я бы их знаешь куда послал?

– Даже представить себе не могу. По-твоему хуже Миннеаполиса и места на земле нет.

– Есть, вот туда бы я их и послал. Из-за них я две недели должен здесь куковать один-одинёшенек.

– Найди себе кого-нибудь и кукуй вдвоём.

– Я пытался, но в справочнике нет телефона скорой половой помощи.

– Переходи на самообслуживание, – посоветовала Наташа.

– Почему ты всё время защищаешь Лизу? Она не захотела пожертвовать даже половиной своего отпуска, наплевала на все мои просьбы. Как простейшее, увидела конфетку и забыла обо всём.

– Во-первых, простейшие конфет не едят, а во-вторых, если ты уж очень хотел побыть со своей семьёй, мог бы присоединиться к ним на одну неделю в Лондоне. Тебе же давали 5 дней? Если к ним прибавить выходные с обеих сторон, то можно хорошо отдохнуть.

– Что ж ты раньше-то не сказала? – в сердцах воскликнул Юра. Ему стало обидно, что такая простая мысль не пришла ему самому, тогда всё решилось бы само собой и он бы не дулся на свою жену. Но и Лиза хороша, если бы она хоть чуть-чуть о нём думала, она бы сама предложила такой вариант. Ведь женские мозги гораздо более изощрённые, вон как она оправдывала свою поездку…

– Ладно, братец, не расстраивайся, – прервала его мысли Наташа, – если хочешь, перебирайся ко мне, я найду для тебя место в каком-нибудь чулане.

– Я наверно так и сделаю.

Юра лёг спать и долго ворочался, не ощущая рядом тёплого, хорошо изученного и ставшего уже родным тела жены.

Позвонили ему глубокой ночью. Он мысленно обругал заказчиков, которые лишали его нормального отдыха. И так он всю жизнь мучился от бессонницы, а тут ещё это дурацкое дежурство. Юра провозился с программой до самого утра. Ложиться уже не имело смысла. Он позавтракал и поехал на работу. Там он вертелся как белка в колесе и вместо положенных 8 часов проработал 10. Голова его раскалывалась и он чувствовал ужасную усталость. Дома на автоответчике его ждало послание от тещи. Вера Николаевна жаловалась на сердце и просила Юру позвонить. Обычно это означало, что он должен отвезти её в госпиталь и провести там полночи. Но самое обидное, что всё это бессмысленно. Диагноз он мог поставить уже сейчас, не глядя на больную. Её приступы носили чисто психологический характер. Теща не могла объясниться по-английски и боялась этого больше, чем всех своих болезней вместе взятых. Юра её не осуждал: она недавно приехала в страну и не знала как себя вести в простейших ситуациях. Каждый визит в магазин был для неё испытанием. Она покупала не то что хотела, а платила больше, чем могла себе позволить. С продавцами она объяснялась языком жестов, вставляя для большей ясности русские слова, и хотя американцы заученно улыбались, недовольство в глазах скрыть не могли. Юра сочувствовал ей, однако расплачиваться за её неудобства своим здоровьем не хотел. Проклиная всё на свете, он поехал к тёще. Вера Николаевна встретила его радостной улыбкой.

– Вы хорошо выглядите для больной, – не удержался он.

– Пока ты ехал, мне стало лучше. Если бы ты остался у меня, я, пожалуй, обошлась бы без врача.

– Не могу, Вера Николаевна, ваши соседи станут говорить, что я спал с тёщей.

– Тем более. Представляешь, как это поднимет мой авторитет. Я им ещё по секрету сообщу, что после того как ты проводишь со мной ночь мне всегда становится легче.

– Вы даже не погрешите против истины.

– Конечно, не погрешу, – согласилась она, расстилая ему постель.

* * *

Ему показалось, что телефон зазвонил через несколько минут. Не открывая глаз, он нащупал трубку.

– Алё.

– Привет, Юра, это я.

Лиза!?

– Я так и подумала, что ты здесь. Мама в порядке?

– Да.

– Мне надо, чтобы ты отправил по факсу копию моего водительского удостоверения в Американское посольство в Париже. Ты знаешь, где оно лежит?

– Американское посольство?

– Юра, международные разговоры дорого стоят, слушай меня внимательно и не задавай лишних вопросов. Ты знаешь, где моё удостоверение?

– Да.

– Запиши номер факса.

– Что случилось?

– Ничего страшного, я потом всё тебе объясню.

– Объясни сейчас.

– У меня украли паспорт, а в посольстве сказали, что восстановить его могут только при предъявлении удостоверения личности.

– Как это произошло? – спросил Юра, но Лиза уже повесила трубку.

Украли паспорт. Кому он нужен? И как вообще могли его украсть, если он был спрятан под нижним бельём. Очень уж квалифицированными должны быть французские воры-карманники. Да и карманниками их назвать нельзя. Нательники или интимники. И почему Лиза просила прислать только свои документы? Стало быть, у Натки кошелёк не украли. Значит, 18 летняя девушка следит, чтобы к ней никто не залез под платье, а замужняя женщина нет? Могла бы объяснить, чёрт побери, его нервы стоят гораздо дороже международных переговоров.

Телефон и название гостиницы, где остановились Лиза с Наткой, Юра оставил дома. Он посмотрел на часы. Было 4 часа утра. В Париже теперь полдень. Значит, они где-то гуляют и он сможет поговорить с ними только вечером. Юра заглянул в спальню тёщи. Вера Николаевна продолжала мирно спать и Юра подумал, что крепкая нервная система у Смирновых наследственная. С такими нервами можно легко перенести любые стрессы, особенно если по глупости и недомыслию создаёшь их для своих ближних. Он поворочался некоторое время, и, поняв, что заснуть всё равно не удастся, оставил тёще записку и поехал домой за водительским удостоверением жены. На работу он пришёл невыспавшийся и злой. Голова болела ещё сильнее, чем накануне. Он сделал копию удостоверения и написал сердитое письмо, в котором просил секретаря посольства передать своей жене, миссис Смирновой, что Миннеаполис и Париж находятся в разных временных поясах и когда у них утро у него глубокая ночь, что он пока ещё не выиграл лотерейный билет и вынужден, как простой смертный, ежедневно продавать свой труд акулам империализма, которые имеют наглость требовать, чтобы он приходил на службу регулярно и без опозданий. Кроме того он просил напомнить миссис Смирновой, что мужа её зовут Юрий, а не Наполеон и пяти часов в сутки для нормального отдыха ему мало, поэтому если у неё опять возникнут трудности, она может звонить ему днём на работу, а не среди ночи домой.

Он отправил факс и сел за компьютер. Кодировка шла медленно: голова не работала, сосредоточиться не удавалось, а мыслями он всё время улетал на другой континент. Кое-как он продержался до обеда, а потом сказал секретарше, что плохо себя чувствует и поедет домой. Когда он уже выходил из дверей, секретарша позвала его к телефону. Беря трубку, он недовольно поморщился.

– Добрый день, Юрий на проводе.

– Здравствуйте, меня зовут Кевин Вуд. Я звоню вам, потому что получил ваш факс.

– Какой факс? Я вам ничего не посылал.

– Да, вы наверно хотели послать его жене во Францию, но попал он ко мне. Вот послушайте. И Кевин начал читать.

Юра растерянно слушал и только когда Кевин закончил, он вспомнил, что посылая факс не набрал ни код страны, ни код города. Немудрено, что получил его местный житель.

– Спасибо вам огромное, Кевин, вы меня очень выручили, я не знаю, как вас благодарить.

– Да ничего, я всегда рад помочь ближнему. Это у меня профессиональное.

– А чем вы занимаетесь?

– Я техник по охране окружающей среды.

– Никогда не слышал о такой профессии.

– Вы и не могли слышать, раньше нас называли мусорщиками.

– Что же вас заставило изменить титул?

– Профсоюзные боссы. Они хотели показать, что борются за наши права вот и повысили нас в должности без увеличения оклада. Себе они громких титулов присваивать не стали, но зато зарплату удвоили. Вы, наверно, знаете, как это бывает.

Да, Юра знал.

– А как вы нашли номер моего телефона?

– Вы отправили факс на бланке своей компании, там всё и указано.

– А мою фамилию?

– Вы писали о миссис Смирновой, своей жене. Я подумал, что ваша фамилия должна быть Смирнов и, как видите, не ошибся.

– Вы могли бы работать частным сыщиком, – не удержался Юра.

– Психологом, – поправил Кевин, – это и есть моё хобби.

– Правда?

– Конечно, правда. По тому, как люди упаковывают свой мусор, где ставят бачок, куда кладут стеклянную тару, а куда бумажную, я могу точно определить их характер, даже семейные отношения.

– В каком районе вы работаете? – спросил Юра.

– Плимут.

– Что вы можете сказать о жителях дома 535?

– Вы человек очень аккуратный, всё планируете заранее, и наверно, любите свою семью, хотя иногда и устраиваете скандалы.

– С чего вы взяли?

– Скандалы – из вашего факса, а всё остальное из того, что ваши женщины держат свои машины в гараже, а ваша всегда ночует на улице. Кроме того машина у вас самая старая.

– А почему вы решили, что это моя машина?

– Я видел, как вы в неё садились.

– Ну что ж, мистер Шерлок Холмс, наверно, вы правы.

– Желаю вашей жене благополучного возвращения.

– Спасибо.

Прежде чем второй раз посылать факс Юра долго думал включать в него сердитую приписку или нет. В конце концов, он решил ничего не менять и несколько раз проверив код города и страны отправил копию водительского удостоверения жены в Париж.

Во Францию он позвонил, когда там была полночь. Трубку сняла его дочь.

– Алё, – сонным голосом сказала она.

– Наточка, что у вас произошло?

– Ты наверно знаешь.

– Нет, мама мне ничего толком не сказала.

– Сразу из аэропорта мы заехали в гостиницу и, не распаковывая вещи, вышли на несколько минут в город. Мама хотела вдохнуть парижский воздух и сразу же вернуться, потому что вечером мы планировали пойти в инвалидный дом.

– Куда? – не понял Юра.

– В инвалидный дом.

– В Дом Инвалидов, Наточка.

– Разве это не одно и то же?

– Нет, не одно, – сказал он и подумал, что надо будет заняться с дочерью русским языком, – что было дальше?

– Пока мама заполняла бумаги, я свои документы переложила в специальный кошелёк, тот который под платьем. В кафе я заказала себе бокал вина. И меня никто не попросил предъявить паспорт. Представляешь папа! Не то, что в твоей хвалёной Америке. Там мне ещё 3 года не разрешат пить в общественных местах. А здесь – пожалуйста.[18]

– Ну и как?

– Отлично, ты же сам говорил, что французские вина лучшие в мире, но у меня после них началась животная боль.

– Какая?

– Животная, – ответила Натка, подмигивая матери.

Они ожидали его звонка и весь день думали, как смягчить его недовольство.

– Боль живота, – поправил он.

– Я и говорю животная. Так вот мама повесила свою сумочку на стул и на секунду отвернулась. В результате у неё утащили все документы. После этого мы пошли в Американское посольство. Там я рассказала, что произошло, а секретарша даже не удивилась. У них такие случаи бывают довольно часто. Она обещала восстановить паспорт за полчаса. Для этого мама должна была сфотографироваться, назвать свой возраст, имя и точный адрес. Я ещё по дороге её предупредила, что буду вести все переговоры сама. Ну, сфотографировалась твоя жена молча, а потом, вместо того, чтобы тихо заполнить анкету, стала задавать разные вопросы. Услышав её акцент, секретарша срочно вспомнила, что для выдачи паспорта нужно удостоверение личности. Вот поэтому мы тебе и позвонили. Ты уж извини, но я не виновата. Я матери говорила, чтобы она молчала, а она, понимаешь, не слушает младших.

– Это всё?

– А тебе мало?

– Нет, конечно, но такую неприятность я переживу.

– Я тоже так думаю. Дать тебе маму?

– Нет. Международные разговоры очень дорого стоят, поэтому передай ей привет, а когда вы приедете, я с ней поговорю.

– Будь здоров, – сказала Натка.

– Ты тоже.

Общение с дочерью успокоило Юру. Конечно, в погоне за удовольствиями его девочки ведут себя как инфузории-туфельки, но за столько лет он уже к ним привык. Что делать, если он любит этих инфузорий в этих туфельках. Такова его судьба. Охранник окружающей среды был прав. Очередной скандал кончится очередным примирением.

И впервые за три дня Юра быстро и спокойно заснул.

Женская солидарность

– Не могу я к тебе на дачу ехать, – сказал Юра.

– Почему?

– Моих женщин нет, я дома один.

– Тем более приезжай, я познакомлю тебя с очень хорошенькой девочкой.

– А потом твоя жена меня заложит?

– Ни за что, я гарантирую, – пообещал Стив.

– Тогда выезжаю.

– Не-е, мы планируем там быть только в пятницу.

– Ладно, – ответил Юра и повесил трубку.

В конце недели он приехал на дачу приятеля. Увидев его, Стив расплылся в улыбке:

– Ты так торопился, что не дал мне возможности рассказать про девочку.

– Можешь это сделать сейчас.

– Она особа голубых кровей, очень ласковая и по-своему красивая, но тебе может и не понравиться.

– Почему?

– Потому что она лохматая, с хвостом и на четырёх ногах, а ко всему ещё и несовершеннолетняя. У меня даже документов на неё нет. Да ты проходи, знакомься.

Стив показал щенка, который смешно ковылял по полу. Собачка действительно оказалась забавной и Юра начал с ней играть, а папа – так Стив называл себя – с гордостью говорил, что она чистокровная немецкая овчарка, её прапрабабушка была любимой собакой Геринга, а все её родственники занимали призовые места на собачьих выставках. Профессор гордо распрямился и выпятил грудь вперёд, как будто в этом была его заслуга.

– Почему вы вдруг решили приобрести собаку? – спросил Юра.

– Это единственный способ быть любимым за деньги.

– А если серьёзно?

– Моя жена осталась без работы и я хотел хоть как-то её развлечь, к тому же собака – это моя детская мечта, я перечитал про них кучу книг, ходил на все выставки и в десять лет стал академиком по собачьей части. Тогда же я решил, что мой пёс обязательно должен быть породистым.

– Почему?

– Плебеи среди собак ведут себя также как и плебеи среди людей.

– Ты же демократ, – удивился Юра.

– Но не демагог.

– Как зовут твоего щенка?

– Арина.

Стив был одним из ведущих в Америке специалистов по истории России, он любил свою работу и за много лет так вжился в образ русского человека, что друзей всегда встречал бутылкой, а в конце вечеринки доходил до состояния, при котором вопрос «Ты меня уважаешь?» становился очень актуальным. В подпитии он часто спорил до хрипоты, но потом быстро отходил и никогда не обижался. В этом профессор тоже не был похож на рядового американского налогоплательщика. Юра приблизительно знал, по какому сценарию будут развиваться события на даче и дал себе слово не вступать ни в какие дискуссии. Присутствие жены Стива – Су, облегчило задачу, но когда Су уехала и они остались вдвоём, содержимое бутылки стало быстро убывать, а их голоса – приобретать дополнительную силу. Они не слышали, как щенок, которого звали Арина начал скулить, но когда он залаял, удивлённо на него уставились. Спор тут же прекратился и у Юры осталось неприятное чувство оттого, что ему не дали высказаться.

* * *

В следующий раз в полном составе друзья встретились через пол года. Жена Юры – Лиза пригласила всю профессорскую семью домой и первой в раскрытую дверь вбежала Арина. Она обнюхала Юру, потом Лизу, завиляла хвостом, показав, что узнала обоих, и, походив по комнате, уселась около дивана. За прошедшее время она выросла и стала красивой взрослой собакой.

Во время обеда Стив рассказывал о встрече профессуры университета с новым губернатором Миннесоты Джесси Вентурой, которого он то и дело сравнивал с Хрущевым. Оба руководителя были лысые и необразованные, но при этом учили интеллигенцию правильно жить и продуктивно работать. Стив был недоволен резким сокращением субсидий университету и заявлением Джесси Вентуры о том, что теперь студенческие визы будут выдаваться только после тщательной проверки. В переводе с политического жаргона на обычный язык это значило, что арабские эмиры получат право сорить деньгами в Штатах только при наличии документов и в течение ограниченного времени. Необходимым условием для их пребывания будет также хорошая учёба. Юра полностью разделял мнение губернатора, а для Стива это означало угрозу увольнения и чтобы не оказаться на улице, он решил взять давно положенный ему sabbatical[19] и уехать с женой в Европу.

– А на кого ты оставишь Арину? – спросил Юра.

Профессор посмотрел на него, потом на его жену и, немного подумав, сказал:

– Если ты её возьмёшь, я буду тебе очень признателен.

Так вот, значит, зачем вы приехали! – мысленно воскликнул Юра и взглянул на Лизу. Она отвела глаза. Конечно, она обо всём договорилась заранее и теперь поставила его перед фактом. Наверняка Стив предлагал собаку всем своим знакомым и никто не согласился, а Лиза… Нужно срочно что-то придумать и под благовидным предлогом вежливо отказаться.

– Мы бы конечно могли отдать Арину в приют, – продолжал Стив, поглаживая собаку, – но там за ней никто не будет следить, это же государственная контора, в ней работают одни бездельники.

– Как в университете? – спросил Юра.

– А вы живёте в пригороде, – продолжал профессор, не обращая внимания на реплику, – она вам забот не прибавит, её даже прогуливать специально не придётся, будет себе по двору бегать.

– Она не должна бегать без дела, она же немецкая овчарка, ей надо жить в Германии и пасти овец.

– Юр, ты всегда говорил, что любишь животных, – вмешалась Лиза.

– Платонически, – сказал он и, посмотрев на жену, добавил, – ты не представляешь себе, какого внимания требуют собаки. За ними надо убирать, прогуливать, покупать специальную еду, а когда я буду в командировках, всё это придётся делать тебе.

– Ты же не уезжаешь сию секунду.

– Нет, я уезжаю на будущей неделе.

– Придётся мне помучиться, на что только не пойдёшь ради любимого мужа.

– Зря паясничаешь, Лиза. Собака – это избалованный маленький ребёнок.

– Почему избалованный? – спросил Стив.

– Потому что Арина привыкла быть с людьми, ведь Су не работает, да и ты часто бываешь дома.

– Не беспокойся, она всё прекрасно понимает, посидит и одна.

– Понимать она может и понимает, но у нас нет друзей-собачников, – сказал Юра, – и дом наш для неё будет хуже камеры-одиночки, она здесь с тоски взвоет.

– Значит, придётся отдать её в приют, – грустно сказала Су, – жалко, ведь это для собак, как сиротский дом для детей.

Арина, почувствовав, что настал решающий момент, взяла судьбу в собственные лапы, подошла к Юре, легла перед ним и так грустно посмотрела ему в глаза, что ему стало не по себе. У него запершило в горле, он даже не заметил, что Су шмыгнула носом, а Стив быстро отвернулся. Он некоторое время смотрел на собаку, а потом откашлялся и сказал, что боится брать на себя ответственность по уходу за Ариной, потому что не сможет уделить ей должного внимания. Ей же нужен настоящий друг, родная душа, а он как бы ни старался, хозяина заменить не сможет.

– Будешь другом семьи, – предложил Стив.

– Не хочу быть на вторых ролях.

– Если она тебя полюбит, ты можешь стать и хозяином, – настаивал профессор.

– Стив, ты что, думаешь, я не знаю прописных истин? Даже наш президент понимает, что это невозможно.

Стив был убеждённый демократ и любые нападки на республиканцев действовали на его душу как бальзам, но сейчас он молчал. Ему было не до политики.

Примечания

1

ХИАС – благотворительная еврейская организация, помогавшая эмигрантам из Союза.

2

Амиго (итал.) – друг.

3

М.Горбачёв.

4