Пролог

Охотничий рог пронзительно взвыл, давая знать загонщикам, куда устремить бег коней.

– Вперед, вперед! – мощный, не терпящий ослушания голос раздался, как только смолкло завывание сигнальной трубы. – Я вижу его! Я преследую его!

Буланый конь герцога Амадея Пьемонтского перескочил ствол замшелого дерева, вывороченного бурей, и скрылся из виду за высокой стеной кустарников, преграждавшей путь всадникам.

– Не уйде… – человеческий крик оборвался и сменился пронзительным ржанием скакуна, таким тревожным, что охотники, мчавшие вслед младшему брату повелителя Савойи, невольно придержали коней и покрепче схватились за копья, освященные самим архиепископом Туринским. Спустя мгновение берберийский скакун герцога стремглав вылетел им навстречу и припустил отчаянным галопом бог весть куда, подальше от этого страшного места. Опустевшее седло было заляпано кровью, стремена чеканного серебра колотили буланого жеребца по бокам в такт бешеной скачке. Охотники, впавшие было в оторопь, вдруг разом опомнились и, наскоро перекрестившись, гурьбой бросились спасать монсеньора Амадея.

Картина, открывшаяся взору спустя минуту, заставила их вновь осенить себя крестным знамением, настороженно оглядываясь по сторонам.

Лес молчал напряженно, будто силясь скрыть то ужасное, что видел мгновение назад. Тихий шорох безучастной листвы, робкий пересвист мелких пичуг, – пожалуй, все. Ни треска ломаемых веток, ни воя. В обманчивом покое чувствовалась неясная тревога. Лес будто твердил: «Я ничего не видел. Не спрашивайте меня!»

У корневища трехсотлетнего корявого вяза лежал герцог Амадей Пьемонтский, младший брат повелителя Савойи, титульного короля Иерусалимского. Голова его была неестественно запрокинута, из распоротой артерии в полудюйме над стальным горжетом медленно вытекала кровь.

Над ним склонился крупный мужчина в охотничьей куртке, заношенной до последней крайности, в высоких сапогах без шпор. Сквозь прорези темно-зеленых штанин виднелось белье, должно быть и в лучшие времена не радовавшее глаз белизной. Теперь оно еще было запачкано каплями герцогской крови, на поверку оказавшейся не такой уж голубой.

– Пятнадцатый, – чуть слышно прошептал один из охотников, глядя на безжизненное тело принца, второго по праву наследования.

– А волк? Где волк?! – горя отмщением, выкрикнул другой охотник.

– Исчез. Прыгнул из засады, горло в одно движение распорол – и… точно не бывало.

– Как же из засады? Герцог его гнал едва ли не в хвост!

Человек, склонившийся над трупом вельможного охотника, пожал плечами.

– Как гнал – не видел. Я пришел с другой стороны. А хотите – сами убедитесь. Вот след. Здесь волк притаился за деревом. Вот, сами видите, трава придавлена, стало быть, к прыжку готовился. А дальше, проклятье, желаете искать, хоть до заката ищите – следов нет, – будто в воздухе растаял!

Он встал в полный рост, кряжистый, широкоплечий, широкогрудый, и уставился на охотников давящим взглядом исподлобья. Карие глаза его казались чересчур светлыми, какого-то медового оттенка, но от этого взгляд вовсе не казался менее суровым.

– Ничего, я все равно до него доберусь! У меня с этой тварью личные счеты.

– Сам-то ты кто таков? – глядя на хмурого незнакомца, настороженно бросил один из загонщиков.

– Сан-Лу. Рене Сан-Лу. Ловчий графа де Монсени. Вы находитесь в его охотничьих угодьях.

Глава 1

Я приступаю к рассказу о событиях, многим из которых был свидетелем, а каких-то – и участником. И если о чем-то пишу с чужих слов, то лишь затем, чтобы сохранить стройность повествования. Хочется верить, что слова моих друзей, ставшие частью этих воспоминаний, не слишком удаляются от истины.

Итак, рассказ о нескольких днях, стоивших мне полудюжины веков. Не взыщите, почтеннейшие читатели, если слог мой не столь изыскан, как у истинных мастеров пера. Благодарение Творцу небесному, а также доброму фра Анжело, обучившему меня грамоте, я все же могу изложить свои размышления и воспоминания на бумаге и тем надеюсь порадовать вас, а заодно и привести в порядок собственные мысли и чувства.

Они говорят, что магии, как я ее понимаю, не существует, что все имеет научное объяснение, что все заклинания – чушь, как презрительно выражается Алина, «бабские сказки». Даже если мы пока не в силах понять, как действует какое-нибудь колдовство или тайный обряд, то когда-нибудь все разъяснится и встанет на свои места.

Она, конечно, очень красивая девушка, и я делаю вид, что верю. Да так оно и спокойнее. Но, как по мне, это большая глупость, все, что я здесь слышал, разве что утверждение, что Земля круглая. Но, как поучал наш добрый капеллан фра Анжело одного въедливого бернардинца: не следует лезть в чужой монастырь со своим уставом, особенно если этого монастыря здесь нет.

Я и не лезу, хотя подозреваю, что сама госпожа Алина не чужда магии и любой инквизитор послал бы ее на костер. После всего, что было со всеми нами в самом начале просвещенного XVI века в милой сердцу прекрасной Савойе, утверждать такое – просто странно. Но мне нравится, как она говорит, у нее чрезвычайно приятный голос, жаль, что вам не дано его слышать. Впрочем, и мой, куда менее благозвучный, слава богу, не терзает ваш слух. А бумага, как говорится, все терпит. И потому – вот мое повествование о прелестной гуральской принцессе, в смысле Алине, и ее ненаглядном Командоре. О, простите, чуть не забыл говорящего кота!

Вот скажите, как можно уверять, что магии нет, почесывая задней лапой за ухом и обмахиваясь хвостом? Лично я бы на такое не решился. Но я отвлекся.

Попытаюсь изложить все с самого начала, вернее, с того момента, когда эту троицу моих новоявленных соратников вызвали на доклад к некому, простите меня за откровенность, гному, который, хоть это и противно разуму, занимает в месте, именуемом Базой, чрезвычайно высокий пост.

Чем занимается База? – спросите вы. Резонный вопрос, я сам его задаю себе каждое утро. Как мне представляется, тем, чем должна бы заниматься священная инквизиция, но, в силу неразумия и боязни, заниматься не смеет. Но вернемся к моим друзьям и сановному гному.

Тот приподнялся над столом и окинул изучающим взглядом всех троих, особенно ее высочество, во всяком случае, она так утверждала, и, возможно, не без оснований.

– Вам следует направиться в Савойю, – произнес руководящий гном, просовывая ладонь между пуговицами сюртука, как будто внезапно решил почесаться. Впрочем, кто его знает – на людях-то блохи не селятся, но гномы – дело совсем иное. То ли дело мы, но об этом попозже.

– Вам предстоит отправиться в Савойю, – повторил начальник, точно сомневаясь в сообразительности троицы, и пояснил: – Это герцогство, находящееся с итальянской стороны Альп, но исторически тесно связанное с Францией…

– Ну да, конечно, – вмешался кот, надменно приподнимая роскошные усы. Этот кот всегда вмешивается и сует попеременно то нос, то хвост, куда его не просят. На то он и профессор, прости, господи, и не дай бог кому усомниться в истинности этого высокого звания.

– Так называемая мнэу, Нижняя Бургундия, – одна из провинций державы Карла Великого. По легенде он назначил туда правителем…

– Это совершенно не важно, – отрезал гном, и кот стал оскорбленно выбивать пыль из ковра своим здоровенным, похожим на мохнатое полено хвостом, так что ее высочество даже закашлялась. Еще бы этому четвероногому не оскорбиться – ему, преподававшему в престижнейших университетах Европы, да к тому же еще полковнику, затыкают пасть, словно мартовскому бродяге. И добро бы сосиской, так нет же – будто из ушата водой. Такое уж совсем на уши не натянешь!

Я думаю, они здесь просто все умом тронулись. Просто какое-то поветрие, вроде чумы, только от него не мрут, а повреждаются рассудком. Разных созданий оно цепляет по-разному, но зараза никого не минует. Иначе как можно поставить гнома командовать чем-то, пусть даже и Базой, а кота – пустить на профессорскую кафедру.

То есть, понятно – ночью, когда крысы заполоняют здание безраздельно, коту там самое место. Но кафедра?! Мне как-то довелось сопровождать графа де Монсени в Туринский университет, я видел там профессоров. Нелепее сравнения кота с ними может быть только его притязание на чин полковника.

То есть, по званию вот этот полосатый мышелов-переросток вправе возглавлять отряды наемников целого графства. Хотя справедливости ради нужно признать, что умом и познаниями сей достойный представитель семейства кошачьих и впрямь не чета остальным сородичам. Я бы даже заподозрил в нем заколдованного принца, но, как уже было сказано, здесь отрицают магию.

Но вернусь к своему повествованию.

– В этой Савойе, – продолжил руководитель, – творятся форменные безобразия.

– Неужели она стала на демократический путь развития? – тонко пошутил Командор.

– Хуже, – гном поднял указательный палец. – Но, может, и лучше. За последний год там совершено пятнадцать убийств.

– Всего пятнадцать. Нам бы такие показатели, – со вздохом произнес маркиз Алекс де Караба, также именуемый Командором. Впрочем, тогда он еще не носил звонкого титула и звался просто Алекс Орлов.

– Отставить не имеющие отношения к делу крамольные разговоры! – проворчал начальник. Ее высочество лишь презрительно фыркнула. Уж она-то знает, что какую бы глупость ни сморозил ее любимый, или вон тот хвостатый задавака, это непременно имеет отношение к делу. Подобную сомнительную, но близкую ее сердцу точку зрения она готова отстаивать с пеной у рта, но поскольку без пены смотрится гораздо лучше, то оставим не вполне очевидные мнения на ее совести.

– Это не просто пятнадцать убийств, – пояснил гном, хмуря кудлатые брови. – Это пятнадцать резонансных убийств! Каждый раз погибали весьма знатные дворяне, имеющие в той или иной степени права на трон Савойи.

Вот тут-то ее высочество не выдержала затянувшихся минут вынужденного молчания и возмутилась:

– Мы что же, теперь во все европейские придворные дрязги вмешиваться будем? Претендентов на трон убивали всегда и везде, что нам до той Савойи? Там охотились на них так же часто, как они – на оленей. Вот и все.

Гном, как впоследствии утверждал кот, посмотрел этак вдумчиво и объявил:

– Вот именно. Охота – очень правильное слово. Все пятнадцать убиенных претендентов погибли от клыков волка. По описанию – огромного и очень хитрого зверя. Он умудряется ловко уходить от любых облав. По слухам, буквально растворяется в воздухе на глазах охотников. А сие, – он сурово поглядел на каждого из подчиненных, словно пытаясь определить, насколько им понятна проблема, – согласитесь, наша тема.

– С точки зрения физики такое невозможно, – запротестовал пушистый профессор. – Это противоречит закону сохранения вещества. Этот ваш зверь должен переходить хотя бы в энергию.

– По описанию напоминает волка из Жеводана, – задумчиво произнес Алекс.

– Да, – подтвердил гном. – Очень похоже. Но есть определенные нюансы. Практически не вызывает сомнений, что здесь действует оборотень, однако не просто оборотень, а специализирующийся на местной знати. Согласитесь, несколько странная избирательность. А стало быть, – он выразительно посмотрел на Алину, что, впрочем, понятно, – на нее не удается смотреть без какого-либо выражения, – это дело именно нашей Базы. И если вы собираетесь впредь приставать ко мне по поводу отпусков, то сейчас вас это касается особенно. Отправляйтесь работать без разговоров.

Если бы гном потребовал снять Луну с неба, тщательно ее надраить, чтобы не были видны темные пятна, а потом вернуть на место, лично мне это представилось бы куда более простым делом, чем заставить ее высочество работать без разговоров. Но поскольку вдохновенная речь, которой она одарила скорбно замершую публику, имела отдаленное отношение к описываемым событиям, я осмелюсь ее опустить в надежде, что Алина не станет читать мои записки. В противном случае пришлось бы опустить и остальное. Когда же очаровательная гуральская принцесса сделала паузу, чтобы набрать воздуха, руководящий гном сумел вставить свои полденье, объявив:

– Вам потребуется оперативная легенда…

Чтобы было понятно моим читателям: в переводе с тарабарского, на котором общаются в Базе, оперативная легенда – это такая выдумка. Она позволяет отвечать на глупые вопросы, которые могут задать на каком-нибудь постоялом дворе. То есть, конечно, в замке сеньора отвечать тоже можно, но лучше, как показала практика, если этот сеньор будет глуховат.

– О! – воскликнул полосатый разумник. – У меня есть замечательная оперативная легенда. Буквально оперативная сказка. – Он элегантно обмахнулся хвостом и исчез за дверью.

Думаю, если бы я осмелился этак умчаться в неведомую даль, стоя перед глазами его сиятельства, сладко бы мне не показалось, даже скушай я фунт стамбульской халвы в один присест. По уверению кота, его не было всего мгновение, что, учитывая его восприятие времени, может значить ровно все, что угодно. Он объявился с радостной ухмылкой на морде и сапогами через плечо.

– Что это? – недоуменно спросил гном.

– Странный вопрос для столь просвещенного деятеля науки, и особенно администрирования. Сапоги! – снисходя до ограниченных умственных способностей руководства, сообщил четвероногий профессор. – Если вы почему-либо забыли, мне, как полковнику, раз в год полагается вещевое довольствие. Так что, прошу любить и жаловать, сапоги хромовые для старшего офицерского состава.

Алина поглядела на соратника с удивлением и, пожалуй, определенным сомнением. Каждый сапог был достаточно велик, чтобы в нем поместился кот нормального размера с хвостом, ушами и даже мышью в зубах. Конечно, наш был покрупнее, но все же… Заметив сомнение на лицах присутствующих, котофей пояснил:

– У меня, видите ли, пятидесятый кошачий размер, но интенданты, ну их совсем, напутали и выдали пятидесятый человеческий. А это, вон, даже для Командора чересчур. Разве что на знаменитого, пушкинского, того, что явился Дон Жуану. – Он почему-то со значением поглядел на Алекса. Уж что там за значение – мне неведомо, это уже какая-то другая история, но кот, рассказывая мне о том случае, дважды повторял, что со значением, и, зная его манеру рассказывать, он упомянет об этом еще не раз.

– Так вот, други мои верные, – переходя на песенный лад, воскликнул ученый с мировой кличкой. – У меня есть потрясающая оперативная легенда. Я буду Котом в сапогах, а вот эти двое – Маркиз де Караба и его прелестная, очаровательная, восхитительная, – он аж замурлыкал от удовольствия и мечтательно зажмурил глаза, – мнэу, супруга.

– М-да, – подытожил наблюдения гном. – С сапогами надо будет доработать, но легенда в целом неплохая.

– Вот еще! – возмутилась Алина. – С чего бы это нас понесло в какую-то Савойю? Вот если бы отель «Савой» в Париже…

– Хорошая мысль, – подхватил гном. – Вы были в Париже, какой-нибудь другой маркиз, по старинной местной традиции, попытался добиться благосклонности заезжей красавицы, и Алекс проткнул его, как бабочку.

– Да, я такой, – внутренне соглашаясь на роль маркиза де Караба, воскликнул Командор. – Пусть только попробует – враз познакомится с моей доброй шпагой!

– Чтобы она не была чересчур добра к противнику, тебе самому не помешало бы подружиться с ней как следует, – хмуро покачал головой шеф. – Мне тут сообщают, ты опять прогулял занятия по фехтованию.

– Я был очень занят, – парировал Алекс.

– Ну конечно, – гном растянул губы в насмешливой улыбке. – И я даже знаю, кем.

Ее высочество надменно поджала губки. Что ж, она воистину бывает убийственнее любого клинка, и для своих – не менее, чем для чужих, так что общение с ней тоже можно считать боевой подготовкой.

– Поскольку поединок в конечном итоге тоже смертоубийство, теперь вы отправляетесь в Рим, чтобы выхлопотать для господина маркиза отпущение грехов, а стало быть, путь ваш лежит через Савойю. На первый взгляд выглядит довольно логично, но старайтесь не задерживаться, а главное – не создавайте двусмысленных ситуаций, когда ваши оппоненты будут вынуждены использовать второй взгляд.

Легко сказать – не создавать. Он же не знал, что спустя всего несколько часов знатные путешественники встретятся со мной. Впрочем, тогда я об этом тоже не подозревал.

Как уже было сказано, магии на Базе нет, но зато у каждой группы есть такая чудодейственная штучка, при помощи которой те, кто служит в этом вертепе сумасбродства, носятся из века в век с той же легкостью, с какой гонец из замка моего сеньора достигает Турина. Даже легче и куда быстрее.

Однако у этой штуковины есть один недостаток – она не выдает жетона, свидетельствующего о пересечении моста. А без этого жетона об уплате мостового сбора первый же разъезд стражников на лесной дороге имеет право и должен остановить чужаков и взыскать с них десятикратно за столь вопиющее беззаконие.

Ясное дело, что стражи при этом себя не обижают. Ведь можно за жетон стребовать поменьше, но уже в обход казны его сиятельства, в собственный кошель. С какого-нибудь бедного паломника с пустой мошной лишку не возьмешь, так, постращают замковой темницей, надают тумаков да в тычки и прогонят, отобрав пару медяков «во искупление». А вот если купец норовит через брод сунуться или какой дворянин – тут уж есть где разгуляться, держи кошель пошире!

Стражники от брода к лесной дороге тропу сами каждый день натаптывают, чтоб, если кто не знает, где брод, то по тропке вмиг нашел. А эта троица возьми, трах-бабах, да и возникни неподалеку от лесной дороги: аккурат за спиной притаившейся засады. Слава богу, что не в клубах дыма.

Хватит и того, что появление бог весть откуда расфуфыренных всадников, да в придачу кота, привело стражников в состояние, как бы это выразиться поприличнее, изумления и повышенного интереса. И благо бы, пока эти олухи, я имею в виду стражу, приходили в себя от удивления, нарушители границы владений его сиятельства умчались от греха подальше. Но нет: принцесса Гуралии незамедлительно стала рассказывать своему разодетому в бархат супругу, что целиться нужно лучше, а кот объявил, что он проголодался и неплохо бы сделать привал.

По-моему, этот пушистый ученый муж своих жен «проголодался» всегда. А «сделать привал» – так и вовсе любимый маневр хвостатого полковника. Но стражники ни о чем подобном, само собой, не подозревали. Впрочем, и я тоже, поскольку на тот момент очередь удивляться до меня еще не дошла.

Я искал следы проклятого волка-оборотня, который, не иначе, взял манеру издеваться надо мной, раз за разом исчезая из-под самого носа! На счастье этой троицы, я как раз обшаривал лог поблизости от переправы – чрезвычайно удобное место для тайного убежища. Но, увы, кроме покинутой лежки неведомых контрабандистов никаких следов, ни человеческих, ни волчьих. Однако я не о том.

Так вот, выбираюсь я из этого лога и слышу со стороны дороги бряцание доспехов и крики: женский, срывающийся на визг, затем мужской. Ну, думаю, стража нынче с уловом, небось какого-то недотепу купца с купчихой прихватили – ишь, как голосят! Совсем уж было собрался ехать своей дорогой, и вдруг слышу так пронзительно: «Да как вы смеете?! Подите от меня прочь! Я наследная принцесса Гуралии!»

У меня аж глаза на лоб вылезли. Шутка ли: Гуралия – страна далекая, в наших землях о ней, поди, никто слыхом не слыхивал. Ну, кроме самого графа, понятное дело, и нескольких слуг, вроде меня, сызмальства выросшего близ его сиятельства. Мы-то да, мы-то конечно! Нам ли не знать? Из Гуралии родом кормилица нашего господина. Ее тартарейцы из дому похитили, да в Керамии на невольничьем рынке продали. Так она потом в Геную на корабле и попала. Там-то ее старый граф, стало быть, присмотрел.

Что сталось с ее собственными детьми, она говорить не любила. Но монсеньор Констан, взращенный на ее молоке, рос крепким и сильным. Его младший брат Ожье тоже. Правда, в прошлом году тоже на охоте погиб, а до того куда как хорош был, а силен – подковы гнул, первейший рыцарь Савойи! Но проклятому волку, кажется, все нипочем – убил в единый миг и исчез. До сей поры это горе из сердца моего нейдет, как вспомню – вмиг слезы на глазах. Мы с ним были сверстниками, росли вместе и жили душа в душу. Некоторые даже шептались, что графская кормилица – моя родная мать. Кто знает? Лично мне о родителях ничего не ведомо.

Подкинули меня совсем крошкой к воротам монастыря. Там и рос первые годы, покуда старый граф меня за бойкость не приметил и к себе не забрал. А чего не забрать? Я уже тогда в окрестных лесах каждую тропку знал и каждого зверя чуял за милю. А на мессах от меня все равно толку чуть. Я как ноту верхнюю заведу, так остановиться не могу. Фра Анжело настрого приказал не голосить, как грешник в аду, а пристойно шевелить губами. Графская нянюшка меня и впрямь привечала, так что порою, когда, забравшись в чащу, приходила мне блажь помечтать о доме, то невольно представлялись гуральские, не заснеженные, как эти, а почти до вершин поросшие лесами горы, о которых рассказывала моя благодетельница и которых мне, конечно, отродясь видеть не доводилось.

И вот сейчас этот надсадный крик дернул мое сердце, точно сработавший натяжной силок, подвешивающий зайца за ногу. Я вскочил в седло и помчал к дороге.

Картина, представшая моему взору, была бы вполне обыденной, если бы не кое-какие отличия, переворачивающие все с ног на голову: вокруг пары разодетых всадников сжималось кольцо стражей, ощетинившееся остриями алебард, точно жаждущая крови звериная пасть. С этим как раз все было в порядке.

Но, во-первых, гуральская принцесса была столь прекрасна, что даже дорожная стража с ее заскорузлыми мозгами зачарованно глядела на светлый лик, не решаясь, как это часто бывало, заткнуть рот не в меру крикливой жертве. Но что изумляло более всего – на крупе белоснежной лошадки ее высочества стоял кот в сапогах на задних лапах и вещал, оживленно жестикулируя. Голову мышелова-переростка венчал испанский шлем морион с пучком разноцветных ошметков петушиного хвоста в качестве плюмажа.

– Мы – официальная делегация с неофициальным визитом! – вопил профессор, который тогда еще не был, впрочем, известен мне под этим именем. – У нас, мнэу, дипломатический иммунитет! Мы экстерриториальны! И местами даже оффшорны!

Похоже, никто из стражей не понимал, что несет это странное животное, но сам вид говорящего кота в шлеме и сапогах наводил на грустные мысли то ли о черной магии, то ли о белой горячке.

Возможно, караул, не выдержав напора разнородных мыслей, безжалостно пробивающих себе дорогу в сдавленных шлемаками мозгах, обратился бы в паническое бегство, но чувство долга оказалось сильнее. Эти парни и впрямь немало задолжали конюшему его сиятельства, а тот был не только ловок кидать игральные кости, но и скор на расправу. Увидев меня, стражники вздохнули с облегчением. Оно, конечно, святое дело из проезжающего лишнюю монету вытряхнуть. Но тут, вроде, шире горла кусок ухватили.

– Отставить! – крикнул я, осаживая коня. – Вы принцесса Гуралии?

– Да, – красавица надменно вздернула нос. – Мое высочество принцесса Алина. Это мой благоверный супруг.

– Вообще-то я должен был отвечать, – возмутился благоверный, дотоле блестевший глазами из-под забрала и потрясавший толедским клинком пред носом стражников. – Я маркиз Алекс де Караба.

Признаюсь, в ту минуту это имя не сказало мне ничего. Тогда я и подумать не мог, какую идиотскую шутку эта троица вздумала сыграть над нами. Впрочем, может, оно и к лучшему. Как утверждает фра Анжело: «Во многом знании много печали. Умножающий знание умножает скорбь!»

Кто теперь скажет, что бы я сделал, знай тогда правду. А так: имя де Караба показалось мне смутно знакомым, а маркиз… Титул ого-го какой высокий. Да и сам вельможный сеньор, что зыркает из-под забрала, по всему видать, еще не из тех, кому недавняя война карманы вывернула. С таким без особой нужды ссориться нет резона. А потому я снял шляпу и склонил голову:

– Мое имя Рене Сан-Лу. Я ловчий и доверенное лицо его сиятельства монсеньора Констана де Монсени. Прошу вас, следуйте за мной. Граф всегда рад видеть высоких гостей в своем замке.

– Вот так-то! – принцесса Алина обвела стражников торжествующим взглядом. – А вы все непроходимые тупицы с острицами в своих пивных бурдюках.

– Так их, Алиночка! – кот подбоченился и перескочил на круп мощного рыцарского коня маркиза. Правда, сделал он это не совсем ловко, поскользнулся и едва удержался, вцепившись когтями в луку седла. – Помогите! – надсадно взвыл он. – Я вип-персона, я советник, профессор и полковник, я знаю местные законы: стоит мне упасть на дорогу – я тут же окажусь движимым имуществом местного графа. Да помогайте же мне скорее, я не желаю быть имуществом!

Маркиз, не оборачиваясь, нашарил кошачью холку и ухватился за нее могучей дланью.

– А сапоги?! – не унималось животное. – Алиночка, следи за сапогами, это уникальный пятидесятый кошачий размер. В моем положении ходить без сапог – верх неприличия!

Я лишь покачал головой. Чуяло мое сердце, что скучно здесь больше не будет.

Глава 2

Как говорила давнею порою графская кормилица, рассказывая по вечерам у камина страшные, но до жути завлекательные истории и предания далекой Гуралии: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».

Мы с покойным Ожье, царство ему небесное, а с нами и старший, Констан, нынешний граф де Монсени, с замиранием сердца слушали ее складные речи. Она рассказывала о кровожадных разбойниках – опришках, о вечно живущем злодее по имени Кощей, закалившем плоть в огненной купели, о страшных псеглавцах, наводящих ужас на спящие безлунной ночью селения.

Огонь обезумевшими саламандрами плясал в чреве камина, с треском поедая толстенные бревна. От его разверстой пасти тянуло жаром, и мышиные шорохи казались тихими шагами крадущихся чудищ.

Мы слушали, открыв рты, держась за руки, чтобы не было так страшно. Но страшно было очень, нянюшка умела рассказывать. Может, от этого детского ужаса я мало что запомнил и впоследствии не раз жалел о том. Будь нынче кормилица жива, я бы о многом ее порасспросил. И более всего о том, что в ее словах быль и что – пустые россказни для малышни.

Если и впрямь она моя родная матушка, как о том порою шепчутся в замке, то с кем же еще говорить по душам? Да и кому тогда о тайне моего происхождения известно больше, чем ей?

А дело в том, что я, уж простите за откровенность, – оборотень. Не так, по прозвищу, вроде Командора Алекса или Алины, но и не из тех гнусных тварей, что, натираясь колдовскими снадобьями, обряжаются в шкуры и воют на луну, пугая глупых крестьян и голодно лязгая челюстями.

Я… как бы это сказать, живу, вернее сказать, прежде жил, сразу в двух мирах: здесь, при дворе моего высокочтимого господина графа де Монсени, и… там – уж не ведаю, как описать. Ибо в том, другом, мире нет каких-либо замков и городов, нет графов и вилланов. Да и вообще люди там живут небольшими стаями – ютятся на деревьях, охотятся на скот, бросая в неторопливых диких коров камни и заостренные палки. А стоит лишь появиться нам, хозяевам этой земли – волкам, – они с испуганными криками устремляются повыше, в зеленую крону.

Впрочем, так же, как здесь, я могу без труда обернуться зверем, так и в том, волчьем, мире легко обращаюсь в человека. Зато меня с той стороны опасаются и недолюбливают. В отличие от всех прочих голокожих, я с легкостью пользуюсь оружием, ну и, понятное дело, головой. Разок испытав на себе прелести арбалетных болтов, прицельно бьющих на сотню шагов, клыкастые сородичи опасаются меня как в волчьем, так и в человечьем облике и стараются без особой нужды не разговаривать с чужаком. Слава богу, что здесь, в богоспасаемом герцогстве Савойском, никто не догадывается о моей, как бы это получше сказать, особости. И уж я-то, понятное дело, о том молчу, так что никому и в голову не приходит.

Потому-то я так и обрадовался появлению в наших землях гуральской принцессы – она, должно быть, знает много легенд своей родины. И если аккуратно подвести ее к столь щекотливой теме, может, и прольет какой свет? Уж очень хочется понять, кто же я есть на самом деле.

Так мы и ехали к замку его сиятельства. Я – размышляя о том, как бы получше да потоньше выведать у высокородной госпожи то, что мне нужно, Алекс – мучительно изображая на лице надменность, и кот, именуемый ее высочеством то Мурзик, то Пусик, – тарахтевший без умолку о красоте местных пейзажей и особенностях савойской кухни. Глядя на него, можно было подумать, что животные имеют совершеннейшее право разговаривать, да еще в присутствии человека. В тот момент это казалось мне вопиющим нарушением благопристойности, которое я силился отнести за счет странности чужедальных нравов. Знать бы мне тогда, как все обернется, относился бы к этой болтовне куда спокойней.

Ах да, чуть не забыл о самой Алине. Прошу извинить меня, я хоть и обещал рассказывать все по порядку, но вообще-то книжник не из великих, потому то и дело сбиваюсь куда-то в сторону. Но все же, как волк по оленьему следу, доведу эту историю от начала к совершеннейшему концу.

Так вот, принцесса была мила и грациозна. Едва за спиной стихла возбужденная перебранка стражников, пытавшихся осмыслить приключившееся с ними дивное диво, она ту же заворковала о цветочках и листочках, о солнышке, припекающем в полдень, о манящей тени столетних деревьев и соловьях, распевающих в лесной чаще.

Насчет соловьев благородная дама, конечно, погорячилась. Может, в ее далекой Гуралии они щебечут круглый год, а у нас посреди лета у них охоты горло драть отродясь не бывало. Но зацепило меня вовсе не это, а когда она спросила, безопасно ли прогуливаться в тени дубрав. Правда, спрашивала она таким нежным голоском, что невольно хотелось сказать: «Да, все спокойно, а если и нет, то я самолично прикончу любую тварь крупнее муравья, если она вздумает заступить дорогу высокородной госпоже».

Быть может, моя человеческая натура и позволила бы такое ляпнуть, но волчья насторожилась. Судя по тому, что рассказывала нянюшка, в Гуралии идея прогуливаться среди дубрав могла прийти в голову только вооруженному до зубов охотнику. И хотя у нас, конечно, места куда более тихие, но все же вепри, медведи, волки и этот чертов убийца здесь вполне вольготно себя чувствуют.

Но, как бы то ни было, я не стал разочаровывать ее высочество. Лишь попросил известить меня непременно, ежели она пожелает прогуляться. Тут Алекс зыркнул на меня недобро, даже забрало поднял, чтобы я получше разглядел, как он зыркает. Но мне-то что, у меня служба такая – хранить графский лес и заведовать охотой его сиятельства. А потому желаете гулять – воля ваша, но без присмотру – это уж извините.

Что за напасть, снова отвлекся. Конечно, с Алексом мы тогда были незнакомы и лишь поглядывали друг на друга оценивающими взглядами. Но это ж, почитай, всегда так. Порою и драка случается, до кровавых соплей разухабятся, а потом становятся друзьями, не разлей вода.

А я тогда только поглядывал и думал, что это маркизу взбрело в голову ехать по лесу, не снимая шлема? Оно ж тяжело, да, пожалуй, душно. Потом сообразил: он ведь без оруженосца едет! Видать, поутру принцесса Алина ему помогла снарядиться, как на бой, так он, бедолага, целый день и скачет. Мне его даже жалко стало.

Вот, стало быть, едем мы к замку. Алина о чащобах мурлычет, Алекс зыркает, я соображаю, как лучше с расспросами подступиться, и вдруг понимаю, что кот меня уже третий раз о чем-то настойчиво спрашивает.

– …Так как тут у вас насчет волков?

Вот скажите, люди добрые, зачем коту, пусть даже и говорящему, волки? Был бы он пес – я б еще хоть как-то понял, хоть и не ближний, но все же сородич. А этот…

– Волки у нас серые, – буркнул я, не зная, что и ответить. Полосатый говорун чему-то внезапно обрадовался, залез лапой под морион, почесал себя за ухом, поглядел этак с хитрецой и кидает мне следующий вопрос:

– А что насчет хомо хомини люпус эст?[1]

Это, в смысле, умный, значит. Ну так я тоже не ботфортом консоме хлебаю. У нас фра Анжело, бывало, к кьянти приложится, так давай по латыни шпарить, точно какой епископ. И я, стало быть, коту отвечаю:

– Аут Цезарь, аут нигиль[2].

Этого-то он от меня, известно, не ждал. Вижу, морда озадаченная. Еще бы, небось, и сам не ведал, что спросил, а уж что я ему ответил – и подавно. Знать бы мне тогда, что эта животина на десятке языков лопочет, как по-своему, по-кошачьи, я б, может, язык попридержал. Но мне того не было известно, и узнать не у кого. А тут хвостатый путешественник впал в задумчивость, пытаясь вникнуть в глубинный смысл моего ответа.

– По-моему, – в конце концов объявил кот, обращаясь к маркизу, – этот парень имеет в виду, что здесь всем заправляют волки.

– Отчего ты так решил?

– Ну как же? Если человек человеку не волк, а либо Цезарь, либо никто, то, стало быть, Цезарь – это волк.

Говорили между собой они на каком-то местном диалекте, но что-то было в нем от гуральского, которым я, по милости нянюшки, владел довольно бойко и потому догадался, что речь обо мне и волках, что конечно же насторожило меня не менее, а, пожалуй, и более, чем расспросы принцессы Алины, и я задумался, не стоит ли мне предпринять что-либо этакое, чтобы избавиться от спутников. Я уж было собрался указать им прямую тропу, ведущую к выезду из графских владений, но быстро сообразил, что жетона-то у них по-прежнему нет, а стало быть, там, на дальнем мосту, их и вовсе обдерут, как липку, и повернул коня на дорогу, ведущую в замок.

Как я и думал, мой господин обрадовался. Я бы даже сказал, чрезвычайно обрадовался – просто глаз не сводил с высокородной гостьи, но и с ее спутников тоже. Но на них, даже на кота, он смотрел совсем по-иному. Хотя, казалось бы, мадонна Сильвия, его законная супруга, тоже хороша собой, чего уж так любоваться? А вот говорящий кот в сапогах, вышагивающий подобно человеку, – такого, поди, даже в Риме не увидишь. А там чего только не бывает! Но до Рима далеко, а здесь граф так и лучился приветливостью и гостеприимством.

Он принял гостей в Шпалерной зале, что было знаком высочайшего почета. В этом-то граф неукоснительно следует всем тонкостям этикета. Всегда четко знает, кого на перроне встретить (тут, в мире, где расположена База, перроном именуют такое место, где ждут прибытия вонючего монстра, именуемого поездом, но я-то знаю, что перрон – это лестница с широкой площадкой перед входом в главную замковую башню). Так вот, кого на перроне, кого в большой зале, сидя на высоком, словно трон, резном кресле, а кого и в Шпалерной зале.

Принцессе, надо сказать, он особый почет оказал: хоть кресло для него и поставили, но до конца представления гостей он так и не присел – слушал с почтением, стоя. И лишь затем уселся, предварительно распорядившись и для гостей принести обитые зеленым бархатом вызолоченные табуреты.

Выслушав историю похождений маркиза и его прекрасной супруги, он лишь сочувственно покивал и заключил, что мессир де Караба поступил вполне достойно и благородно, сразив наглеца, осмелившегося посягнуть на его прелестную супругу. И пусть даже вина его установлена, но все же каноны чести остаются канонами чести, даже если противоречат библейским заповедям. А для истинного дворянина законы чести превыше любых других. Так что он будет счастлив предоставить месье Алексу и ее высочеству свой замок, да и все свои владения в полное распоряжение, чтобы они смогли хорошо отдохнуть после столь долгой и тяжелой дороги через горы.

А Рим… Что Рим? Куда торопиться? Ни пожары, ни нашествия, ни иные бедствия не в силах сдвинуть с места Вечный Город. Он стоит себе уже больше трех тысяч лет и, даст бог, еще столько же простоит.

Судя по прелестному личику Алины, по ее темным, манящим, как майская ночь, восторженно хлопающим глазкам, она была вполне довольна картиной, живо нарисованной моим сеньором. А раз ее высочество была довольна, то ее спутникам оставалось лишь прийти в неописуемый восторг по ее примеру. Ибо спорить с Алиной – все равно что дуть против урагана.

Пожалуй, в этой ситуации волновался один я. Странные желания принцессы и расспросы кошачьего полковника не выходили у меня из головы. Но с благородной-то дамой более-менее понятно. Может, добравшись из своей глухомани до благополучной Европы, она попросту расслабилась, подумала, что где-где, а у нас тут тишь да гладь; а вот дон Котофан, как он сам велел себя именовать… неужели своим кошачьим нюхом он каким-то образом сумел распознать во мне волка-оборотня? Может быть, и так – кто его знает? Я и сам надеялся на что-то подобное, охотясь за лесным убийцей. И если мои подозрения – не игра воображения, то что-то надо было делать как можно быстрее. Знать бы еще, что.

Я размышлял об этом, стараясь не выдать себя ни взглядом, ни гримасой, только взор то и дело обращался к вельможным гостям. Мне казалось, любой может прочесть тайные мысли по моим глазам. Слава богу, всем было не до меня.

И тут меня озадачил один в высшей мере странный момент нашей первой встречи: мне вспомнился вцепившийся в луку седла кот, вопивший о своих драгоценных сапогах. Вспомнился как раз в тот миг, когда мой господин заговорил о трудной и долгой дороге. Тогда, в лесу, я невольно бросил взгляд на эти уникальные сапоги пятидесятого кошачьего размера – они блестели, точно обсидиановое зеркало, отражая маячившие вдали заснеженные вершины Альп. Теперь, в замке, хоть всю дорогу от переправы кот и скакал за спиной достославного маркиза, они были в пыли, как, впрочем, и у его спутников. Не больше, но и не меньше. Но если дорога была долгой и трудной, отчего же так блестели сапоги в миг нашей первой встречи? Не почистил же их кот, чтобы перейти мост?

Ну, да господин не спрашивал о моих наблюдениях, и не дело навязываться ему со всякими досужими подозрениями. А ему, я готов об заклад биться, вовсе было не до того. Он так расхваливал местную дичь и отборные вина, хранящиеся в его погребе, что, казалось, совершенно забыл о трауре, в котором ему надлежало пребывать вместе с мадонной Сильвией. Как ни крути, а принц Амадей, царство ему небесное, приходился ей кузеном. Госпожа по этому поводу проводила все время в посте и молитве, запершись в своих покоях. Благородный же Констан де Монсени разливался предрассветным жаворонком, забыв обо всем.

– …А какая у нас замечательная охота! – прищелкнув для убедительности пальцами, сообщил он. – Это просто восторг души, а не охота!

– Но говорят, – вмешался в беседу вельмож хвостатый профессор, – что у вас тут волк-оборотень лютует.

– Кто говорит? – нахмурился граф, метнув на меня недобрый взор.

– Так, люди, по дороге встретились.

Встретились по дороге? Я вновь озадаченно поглядел на кота и его сапоги.

Мне как-то довелось беседовать с фра Анжело о том, как Господь вмешивается в людские дела и решает их по своему высшему усмотрению: то в Содом и Гоморру ангелов пошлет, чтобы они там попробовали отыскать кого-нибудь, достойного сострадания, то, наоборот, старика Ноя надоумит заняться кораблестроением. Хвала Ему, конечно, и за дождь из огненной серы, и за ковчег, и за многое другое – на рассвете начни перечислять – до полуночи не закончишь, лишь язык до мозолей сотрешь. Но вот что меня удивляет: казалось бы, Творец небесный знает все и обо всех. К чему ангелам лишний раз крылья трепать да таскаться в Содом и Гоморру? И Ною чего б было во сне не явиться?

Но, впрочем, то дело не мое, вот и фра Анжело сказал: раз Всевышний так решил, стало быть, на то его воля, и аминь, и слава Богу. Это я сейчас о чем? О том, что я, как про сапоги вспомнил, решил было, что, может, все не так уж худо выходит, может, это Господь мне в подмогу ангелов прислал, чтоб я того злодейского оборотня изловить смог? Ибо, как ни крути, как ни выходи из себя, а зверь не простой выходит, не оборотень даже, а порождение адской бездны, явный демон! Так может, и мне в награду за терпение и набожность Фортуна улыбнулась и не простые это гости? А что? Принцесса Алина ликом на ангела вполне походит, хоть и темнокудра. Да и Командор, хоть рожей не вышел, но для мужчины физиономия не так уж важна, а стать у него гордая, серьезная такая стать. Может, он какой-нибудь личный адъютант архангела Михаила, может, он так вместе с доспехом из воздуха и соткался?

То-то бы стражники на дороге в штаны наложили, когда бы его меч начал пламенем пыхать. Но вот кот! Про ангелов в кошачьем обличье слышать мне никогда не доводилось. Я совсем уж было решил идти с этим вопросом к фра Анжело, но тут мой господин нарушил затянувшуюся паузу и отвечал со вздохом столь тяжким, что он мог выдавить слезы из головки залежалого сыра.

– Увы, и еще раз увы, так и есть. Хотя мне представляется, что это вовсе не волк и даже не оборотень, а исчадие ада в зверином обличье. Можете порасспросить вашего достойного провожатого. Такого ловчего, как Сан-Лу, не сыскать во всей округе. Да что округе – и по всей Савойе такого не найти. Однако же злокозненное чудище уже много раз ускользало у него прямо из рук, будто сотканное из тумана.

Алекс бросил на меня заинтересованный взгляд, быть может, первый, лишенный ревнивого негодования. Я лишь молча поклонился ему в ответ. Ясное дело, без позволения моего господина и слова бы вставить не осмелился.

– Так вот, – продолжил граф де Монсени, – это неслыханное горе до крайности беспокоит и меня, и всех живущих в замке, и, будем говорить честно, все наше герцогство. Но, полагаю, вам нечего опасаться, ибо за то время, что демон промышляет в наших краях, он лишал жизни лишь тех, кто был хоть сколь-нибудь близок к савойскому трону. Так что, повторю еще раз, вам нечего опасаться.

– Нам опасаться?! – приосанился кот, гордо вздыбливая усы. – Пусть демон опасается, он еще не ведает, на кого нарвался! Да! Чтоб было понятно, Ужас демонов – это второе имя славного маркиза де Караба! Скажи им, Командор!

Мой господин лишь глубоко вздохнул, услышав подобные речи. Пожалуй, не слушай он в детстве гуральских сказок, вид болтливого животного привел бы его в полное замешательство. Но там случалось и не такое. А потому граф испытующе поглядел на Алекса, ожидая внятных объяснений.

– Мой друг и советник несколько преувеличивает, – скромно ответил тот. – Конечно же странно было бы, когда б родители назвали малютку Ужасом демонов. В действительности второе мое имя – Сын Орла.

– Да-да! – снова вмешался кот. – Карпатского орла. Это гордая горная птица.

Алина чуть сдвинулась в сторону и наступила профессору на хвост, недвусмысленно призывая к молчанию. Тот собрался было заорать благим кошачьим матом, оповещая всех окрестных мышей, что Ужас – это также и его собственное второе имя, но, оглянувшись, увидел нахмуренные брови принцессы и вполне натурально прикусил язык, кончик которого так и остался выглядывать из захлопнутой пасти.

– Мой советник, как вы слышали, назвал меня Командором. Это истинная правда, ибо я – командор гуральского королевского рыцарского ордена чуда Девы Марии с волками. Чудо сие неподдельно явило, как волки, повинуясь искренней молитве чистого сердца во славу Богородицы, исторглись из когтей врага рода человеческого и стали подле невинной девы неусыпными стражами. Они стали подобны кротким агнцам…

Он перевел дух, ибо, насколько я мог судить позже, вовсе не был склонен к таким долгим и запутанным речам. Возможно, длина ее объяснялась лишь тем, что он попросту не знал, чем закончить свое витийство. Однако соображал он быстро и потому, выдохнув, продолжил:

– В знак прославления этого небывалого подвига, следуя повелениям нашего доброго государя, мы взяли на себя нелегкий труд и заодно с тем почетное бремя истреблять всякую демоническую нечисть, таящуюся под личиной простодушных, хотя порой и свирепых тварей, этих невинных детей природы, которые в свой час возлягут рядом с теленком…

– Ягненком, – сцепив зубы, выдавил кот.

– Да, вообще, с ними, – обрадовался Командор.

– Ага-ага, – закивала принцесса, спеша поддержать супруга, – а также котенком и крольчонком. – Она, наконец, убрала ногу с распластанного на полу хвоста, и кот, воспользовавшись этим, не замедлил обвить его вокруг себя во избежание очередной внесудебной расправы. Это движение не укрылось от меня. Нет, кажется, я поторопился: возможно, Алина не была ангелом.

– Поистине радостная весть, – граф де Монсени вновь устремил на меня долгий взгляд, словно увидал впервые, а не знал сызмальства. – Тогда я и вовсе благодарен Провидению за то, что оно привело вас под этот кров. Вы окажете мне и всему народу Савойи неоценимую услугу, избавив наши прекрасные леса от этой напасти. Меж благородных людей не принято говорить о вознаграждении, но все, что вы пожелаете, мы исполним с радостью. Когда вы намерены приступить?

– Да хоть сегодня, – Алекс горделиво подбоченился и положил руку на эфес меча.

– О, как я рад это слышать! – всплеснул руками мой господин. – Скажите, что вам понадобится, я распоряжусь незамедлительно вам доставить все, даже перо жар-птицы. Сан-Лу, – обратился он ко мне, – я поручаю маркиза твоим заботам, покажешь ему окрестные леса, отведешь в те места, где погибли несчастные.

– Будет исполнено, мой господин, – поклонился я.

– Ну и, конечно, – подходя вплотную к маркизу и кладя ему руку на плечо, подытожил Констан де Монсени, – и я, и все мои люди станем помогать вам в этом славном деянии.

Глава 3

Признаюсь честно, намерение маркиза изловить волка-оборотня меня изрядно удивило. Хотя нет, само по себе оно было понятно и, можно сказать, достойно всяческого уважения – дело богоугодное. Но тогда хотелось бы знать, как этот Командор собирается вынюхивать демона в волчьей шкуре, если он и во мне-то не смог распознать вторую сущность? Или как раз наоборот, смог и теперь хитро заманивает в западню? От этой мысли волосы на загривке начали тихо шевелиться, норовя, как и надлежало им в подобной ситуации, грозно вздыбиться. Но я не подал виду и лишь поклонился, выражая готовность следовать повелению господина. В конце концов, цель у нас одна, даст бог, все еще наладится и удача нам улыбнется.

Размышляя тогда об удаче и божественном промысле, я, конечно, помнил, что все в руке Господней и волос не упадет с головы человека без воли его. Недаром фра Анжело порой говаривал, что Всевышний – большой шутник и, возможно, создал людей, чтобы те смешили его своей бестолковостью. И уж если Он задумал какую шутку, то быть нам всем в мыле, как скаковым лошадям.

Мы сговорились с мессиром де Караба, что на рассвете отправимся в лес искать следы, после чего, оставив честную компанию ужинать и развлекаться беседой, я ушел в свой флигель отдохнуть перед ранним выездом.

Прошу извинить, что перескакиваю, но тут кое-что необходимо объяснить: я хоть и рос наперсником младшего брата его сиятельства и сам граф меня выделял среди прочих слуг, однако, как говорится, не велика птица – найденыш, до шести лет росший при монастыре из милосердия. Если бы граф меня оттуда в замок не забрал и не приставил к юному мессиру Ожье, верно, и по сей бы день в аббатстве жил. Может, принял бы постриг, а может, и сбежал бы – уж больно меня всегда лес манил. Сейчас я хоть и не вельможа, да все ж и не лакей какой-нибудь – ловчий! А это кое-что да значит, если учесть, что и сам граф де Монсени – великий лесничий герцогства Савойского.

Потому лет пяток назад мой господин в знак особого расположения распорядился выделить для своего верного слуги небольшой домик на заднем дворе, неподалеку от псарни. Это было воистину мудро придумано. Графские собаки меня остерегались, и когда в полнолуние им приходила охота всласть повыть на луну, нарушая сон госпожи Сильвии, стоило мне лишь выйти на крыльцо, и они умолкали. Флигелек, как я сказал, был невелик, но все ж свой угол. Прочим слугам, спавшим на охапках сена по дюжине человек под одной крышей, такая роскошь могла только сниться. Даже камеристки графини – и те ночевали по трое в комнате.

И вот захожу я к себе, растягиваюсь на топчане, и вдруг слышу мяуканье. В другой раз только перевернулся бы с боку на бок и дальше сопел в две дырки – экая невидаль. А тут насторожился: уж больно басовито кошка свои рулады выводит. Я здешних тварей, почитай, всех знаю, во дворе и замке их множество бегает, без них от крыс и мышей житья бы не было. Ан нет, чую – не наш голос, не дворовый. Лежу себе, размышляю: неужто принцессин котище соблаговолил почтить вниманием здешнюю родню? Ну, так и есть, кому же еще?

А в лад мяву этому, слышу, Беллуча отвечает, это такая кошка хозяйкина, вся белая, пушистая, и такая ласковая, даже ко мне льнет, что и вовсе уму непостижимо. Вот лежу себе, слышу профессорское «Мнэу-у-у» и ее нежное «Мур-мур-мур». Тьфу, думаю, напасть какая, поспишь тут, держи карман шире! А пушистый кавалер все мяукает, хвост распускает, ну а Беллуча то и дело восхищается:

– Мур-мур-мур, мур-мур-мур.

Тут он возьми, да и на человеческий язык перейди:

– Да, моя ненаглядная, и этим языком я тоже владею в совершенстве. – Затем молчание, чуть слышное мурлыканье, и опять: – Ты не смотри, что я кот. Я – большой человек, и у меня тонкая поэтическая душа. Знаешь, чего бы мне сейчас хотелось? – Беллуча снова замурлыкала. – Ну, это, конечно, тоже. Но, как говорится, не лаской единой… А вот забраться бы сейчас на крышу и глянуть оттуда на залитый лунным светом лес, колеблющийся, точно спящее море… Ты когда-нибудь видела море?

Кошка, должно быть, сочла за благо промолчать: откуда ей было знать, что это за море, о котором шепчет ее достопочтенный ухажер. В это самое время кот смерил оценивающим взглядом замковые крыши и пришел к неутешительному заключению, что усидеть на них сможет только муха, да и то, если не с устатку.

– Уж эти мне тамплиеры! – прошипел зверски профессор. – Зачем они эту готику придумали? Вот ведь людское коварство! При таких отвесных крышах кошачье поголовье, того и гляди, упадет…

Он хотел еще что-то поведать избраннице сердца, но тут на смотровой башне взвыл рог, оповещая всех, обитающих в стенах цитадели, что пора гасить огни. Я послушно задул светильню и услышал знакомый собачий лай. Это один из моих помощников, графский псарь Матеас, выпустил во двор свору неаполитанских мастифов, верных господских сторожей.

А между тем, упоенный звуками собственного голоса, котабальеро продолжал обхаживать пушистую Беллучу.

– Вот скажите, для чего трубить посреди ночи? Весь настрой сбивают. Но оставим эти глупости, мой ангел. О, как горят ваши глаза! Это так волнует! Вы столь нежны и так льнете ко мне. О, если бы только Алиночка…

На мгновение под окном стало очень тихо, затем внезапно изменившийся кошачий голос натужно поинтересовался:

– Что это?

Мне не нужно было даже выглядывать во двор, чтобы ответить коту. Я прекрасно слышал дыхание одного из псов, совершающих обычный обход территории. Кажется, это был Рвака. Он всегда этак плотоядно облизывался перед тем, как запустить клыки в нарушителя графского спокойствия. Вот, примерно, как сейчас. Я это слышал, даже не выходя за порог. Беллуча испуганно пискнула.

– Что? Это собака? Таких собак не бывает!

Судя по дыханию, оскорбленный вопиющим непочтением мастиф сделал пару шагов вперед, давая получше себя разглядеть. Я поднялся с лежанки и замер у окна, чтобы полюбопытствовать, чем закончится странная встреча. Насчет пса я не ошибся, это действительно был серый Рвака, в темноте почти не отличимый от черного Кусаки. Сколько я его знал, на кого другого он бы бросился незамедлительно, как учили – без лая и лишних предупреждений. Но перед ним стоял огромный кот на задних лапах и вопил человеческим голосом:

– Это же собака Баскервилей! Уходи огородами, прелесть моя, я прикрою! Ну что, поиграем, моськино отродье?!

Кот распушил свой хвост, прикрывая Беллучу, и та стремглав бросилась на вершину молодого деревца, росшего подле моего флигеля.

– Что, съел?! Накося, выкуси! – кричал советник гуральской принцессы, странно размахивая передними лапами и неуклонно пятясь. В этот момент мне захотелось дать ему совет: не кричать на пса, и вообще, говорить как можно тише и, по возможности, ласково. Но было поздно: на звуки странного голоса неспешно, радуясь нежданному развлечению, начали собираться коллеги того, кого кошачий кавалер окрестил Баскервилем. Сначала подтянулся черный Кусака, за ним – Трепака и Валяка. Из дальнего угла послышался громовой лай Забияки, точно просившего без него не начинать.

– Шарик! Тузик! Бобик! Фу! – словно тайные слова заклинания, выкрикивал кот, понимая, что ситуация накаляется. – Брысь! В смысле – прочь! Изыди! Я, чтоб вы знали, неприкосновенное лицо от самых ушей до кончика хвоста, включая сапоги! – питомец ее высочества ожесточенно сучил лапами, но это производило на мастифов не большее впечатление, чем болтавшееся на огороде пугало. Мне стало заранее жалко чудо-кота, особенно когда сбоку из тьмы, щелкая челюстями, вынырнул Грызака, самый отчаянный из своры.

От неожиданности кот резво отпрянул в сторону и со всех ног помчался к дереву, на вершине которого, выпучив от ужаса глаза, сидела Беллуча. Сейчас он был совсем не так представителен, как при нашем первом знакомстве. Куда подевались сапоги и шлем? Впрочем, и то, и другое можно было счесть излишним на любовном свидании.

Как бы то ни было, избранный полковником маневр грозил обернуться катастрофой. Повинуясь своему собачьему обычаю, мастифы ринулись за убегающим. Он едва успел вскочить на ветку и, пожалуй, мог бы почитать себя спасенным, но деревце, как я уже сказал, было молодое, и ветка начала предательски изгибаться под огромной тушей. Он пытался было ухватить ветвь повыше, но тут уже начало нагибаться все дерево. Беллуча истошно заорала, предчувствуя фатальный конец свидания. Я поднял окно.

– А ну прочь, разлаялись тут! Вот я вас!

Услышав мой голос, ночные стражи заскулили от досады, но сдали назад.

– Матеас, забери псов!

– Слушаюсь, мэтр Рене! – закричал мой помощник.

Как уже было сказано прежде, меня зовут Рене, вдруг кто запамятовал – Рене Сан-Лу. И хотя Сан-Лу звучит по благородному, вроде графа де Сан-Поля, спешу разочаровать: старый граф утверждал, что так именовался монастырь, куда меня подбросили в день святого Рене.

Но вернемся к нашей истории. Матеас не замедлил отозвать негодующих псов, одновременно лишившихся и такой прекрасной забавы, и довольно сытной прибавки к ужину. А я вышел во двор, на ходу подвязывая штаны.

– Монсеньор кот желает и дальше восседать на ветке?

– А, – как-то странно глядя в пространство, выдавил кот, – я восседаю на ветке?

– Да, если вам будет угодно.

– А что я тут делаю?

– Восседаете.

– И давно это со мной?

– С тех пор, как вы, подобно настоящему Баярду, защищали вашу даму от громадных псов.

Кота заметно передернуло. Должно быть, временно отсутствовавшее сознание вернулось к нему, больно стукнув по макушке. В этот миг Беллуча спрыгнула мне на плечо и громко замурлыкала от счастья.

– Ах, ну да, это она. Я что ж, действительно ее спас?

– Это так же бесспорно, как и то, что мне уже лет десять как поручено возглавлять графскую охоту.

Кажется, похвала пришлась по душе хвостатому профессору, он повеселел и закивал.

– Ну да, конечно, я их заманил сюда, собрал воедино и только собрался атаковать всех, не давая развернуться… – он запнулся, видя невольную усмешку на моем лице. – Благо, в этих землях еще не слышали о моих полководческих дарованиях. Впрочем, друг мой, я благодарен тебе. Ты хоть и ощипал венок моей воинской славы, но верю, что действовал от чистого сердца.

Он спрыгнул наземь, поднялся на задние лапы и вдруг качнулся так, что едва устоял, схватившись за ствол.

– Мне, пожалуй, нужно успокоиться после такого жаркого боя. А скажи, господин ловчий, нет ли у тебя, случаем, валерьянки?

– Увы, нет. Однако могу спросить у фра Анжело, нашего капеллана. Он отменно сведущ в травяных отварах и настойках. Заодно и Беллучу отнесу хозяйке.

– Да-да, спросите. Я вас пока подожду в доме. Заберите у этого фра все до последней капли! Да поторопитесь.

Признаться, добрый капеллан немало был удивлен моей просьбой, но, будучи человеком в высшей степени добросердечным, выдал увесистую бутыль, заклиная, однако, не переусердствовать с целебным зельем. И я не обманул надежд духовника. В отличие от моего хвостатого собеседника. Тот, правда, ничего не обещал, однако повело его уже после двух больших глотков, и хорошенько повело.

– Все ж на мне держится, – заявил он. – Я хоть и кот, но одновременно тот самый кит, на котором стоят Альфа и Омега! Что б они делали без меня?

Признаться, я не знал никого с такими кличками, и мне было невдомек, зачем кому-то стоять на быстро пьянеющем коте.

– Но не ценят. По скудости ума, – зверюга хлебнул еще валерьянки и посмотрел на мой кубок, где плескалось красное вино. Похоже, гостя озадачило, что кубок до сих пор не опустел.

– За победу – до дна! – назидательно провозгласил полковник.

– Мне завтра на лов, нужна ясная голова.

– Зачем? – кот развел лапами. – Если она не будет ясной у меня – а она, точно, не будет, – то лов отменят. Да-да, что ты на меня смотришь, как лепрекон[3] на горшок с шоколадными медальками?

Я тогда ничего не понял, но пушистый собутыльник так радостно засмеялся своей шутке, что мне пришлось поневоле улыбнуться. Ободренный кот продолжал:

– Ну какой из Алекса охотник? Он у меня так, для представительности. Он и маркиз-то без году неделя. Отец его мельницу держал, покуда жив был. Я еще батюшку его уму-разуму учил, а как мельник помер, младшего сына, ну, в смысле, Алекса, принял на воспитание и попечение. – Он вновь хлебнул валерьяновых капель. – И пошло, и завертелось. Имение ему раздобыл, титул. Вот, – он тяжело вздохнул, – с Алиной познакомил.

Воистину, жизнь бывает несправедлива к котам, даже к таким гениальным, как я. Но пустое, – неизвестный в наших краях полководец махнул лапой и удивленно уставился вглубь кубка, пытаясь сообразить, куда подевалось содержимое. – Ну-ка, давай, – кот ткнул длинным когтем в бутыль с валерьянкой, – наливай. Я намерен рассказать тебе о битве с великаном-людоедом, с чародеем, державшим в ужасе всю округу. С него-то и началась наша вечная охота длиною в жизнь.

Нынче все только и твердят, как Алекс сразил его, картины рисуют, баллады слагают… Но, прямо скажу, – ерунда все это! Это я победил чудовище, уничтожил в считаные мгновения, хотя оно и превращалось в ужасного льва, способного проглотить не то что меня, в то время-то я был куда поменьше, – он подпер лапой морду и в один глоток опустошил кубок, – но даже и сегодняшних псов. Да-да, сжевал бы без всякой выпивки, одного за другим, точно жареных каплунов. Я одолел великана за счет своего несравненного ума, воспетой легендами отваги и непревзойденной военной хитрости.

И эта победа была достойна того, чтобы ее записать золотыми буквами на скрижалях. – Он уронил голову на стол, вскинулся от удара, обвел комнату непонимающим взглядом. Затем, что-то вспомнив, продолжил со всхлипом: – И на обломках самовластья напишут наши имена.

Так вот, я щедро подарил эту победу Алексу, потому что я люблю его, лоботряса, хоть он и неблагодарная скотина. Нет, ну конечно, не так люблю, как Алиночку… – четвероногий говорун отчего-то хихикнул. – И вот тебя люблю. Ты славный паренек. – Он сполз под стол, и оттуда послышалось невнятное бормотание: – Споемте, друзья, ведь завтра в поход уйдем в предрассветный туман. – Кот на мгновение умолк и вдруг заголосил: – Шумел камыш, деревья гнулись…

Уж не знаю, чем эта песня так взяла меня за душу, но я стал подпевать во весь голос, не зная слов, да и не пользуясь ими. Кошачьи трели вдруг стихли, из-под стола показались настороженные уши, а затем абсолютно трезвые, круглые от ужаса глаза и нос, опасливо разнюхивающий обстановку.

– По-моему, где-то здесь, совсем близко, только что выл матерый волк, просто – волчище!

Под утро я принес достопочтенного профессора на руках, точно ребенка, господину маркизу и его очаровательной супруге.

– Что с ним? – озабоченно вскинулась принцесса Алина, увидев не подающее признаков жизни тело.

– Этой ночью он чересчур… успокоился, – пояснил я, укладывая бедное животное на ковер. – Но волноваться не следует, жив и совершенно здоров.

Ее высочество потянула носом воздух.

– Это что, валерьянка?

Я кивнул, подтверждая подозрение.

– Зачем вы ему наливали?

– Прошу извинить, ваше высочество, ей-богу не со зла, лишь в силу обстоятельств непреодолимого характера. Нынче после урочного часа ваш друг оказался во дворе и выстоял один против пяти мастифов. Ему нужно было успокоиться после этакого славного дела.

– Вы что же, не знаете, как действует валерьянка на котов?

– На обычных – знаю, с говорящими встречаться прежде не доводилось.

– Алиночка, – серый в черную полосу котофей приоткрыл глаз, судорожно зевнул и страдальчески пролепетал: – Этот подвиг я совершил ради тебя.

– Какой еще подвиг? – возмутилась принцесса, но когтистый советник в этот миг не был способен не то что давать советы, но даже внятно мяукать.

– Если вы позволите, – поклонился я, – пусть кот останется на вашем попечении. Нам же с маркизом необходимо прочесать лес.

Тут я вынужден заранее предупредить, что следующую часть повествования мне приходится приводить со слов Алины и пушистого профессора, и потому я не могу поручиться за достоверность рассказа. Впрочем, кое-что из речей вполне согласуется с моим представлением о том, как все было на самом деле.

…Граф де Монсени, как и приличествовало гостеприимному хозяину, не давал принцессе скучать, развлекал ее беседами, демонстрацией полотен итальянских мастеров, в том числе портретами собственных предков, украшавшими Шпалерную залу, и богатствами своей библиотеки. Тут ему и впрямь есть чем похвалиться: другого такого собрания книг не сыскать не то что в Савойе, но и, пожалуй, в самой римской канцелярии святейшего Папы.

Принцесса вела себя, как и положено принцессе, то есть благосклонно принимала знаки внимания, восхищалась познаниями и тонким вкусом моего господина и хлопала длинными ресницами, порождая ветер в голове мессира графа. Честно скажу, не в обиду Алексу, сопровождавшему меня, «маркиз» в роли охотника был менее убедителен.

Признаться, в какой-то момент я даже стал думать, что тот, кто горделиво именовал себя сыном орла, на деле все же сын мельника. Не то чтобы он совсем не разбирался в охоте, но с его познаниями гоняться за оборотнями можно было хоть до второго пришествия, да все без толку.

Неожиданно было совсем другое: кот, тот самый, которого мы оставили почти бездыханным, за время нашего отсутствия поохотился чрезвычайно успешно. Понятное дело, я не мог слышать его разговора с Алексом в тот день, зато впоследствии, на Базе, – раз десять. В сокращенном варианте звучало это примерно так:

– Сижу я, значит, страдаю. Без сапог, но в шлеме, потому что мозги вдребезги, так что, если вдруг, не дай бог, – то попробуй, собери их потом. И тут приходит Беллуча. Ну, та самая милая киска, которую я намедни героически спас от разъяренных псов. Ясное дело, она зашла поблагодарить отважного избавителя, как и подобает благовоспитанной особе. Увидела эта прелестная мадемуазель мое плачевное состояние и нежно так спрашивает: «Что с тобой, мой храбрый рыцарь, мой славный дон Котофан де Мурзик и Пусик? Могу ли я чем-нибудь помочь, облегчить страдания?»

А я ей отвечаю, этак мужественно потирая виски: «Голова раскалывается после смертного боя. Победа далась непросто, жизнь висела на волоске, и лишь мое совершенное воинское мастерство позволило одержать верх. Но, должно быть, кто-то из этих треклятых псов все же успел обрушить мне на макушку крышу дома. Нет ли у тебя, случайно, припрятанного зелья, чтобы успокоить боль телесных и душевных ран?» Она мне: «Увы, нет. И даже у фра Анжело почему-то не осталось. Но я знаю, где хранятся снадобья нашего господина. Правда, мне самой туда не войти, но с тобой, мой храбрый друг…»

Одним словом, мы пошли в винный погреб. Роскошный погреб, я вам скажу, всю Базу можно было бы поить целый месяц без просыху! Однако ж вы не подумайте чего плохого! Я как раз ни глотка, ни капли! Но там, в темном углу, за одной из бочек обнаружился хитроумный лаз: если нажать на один из кирпичей, то открывается потайная дверь, которая скрывает ход не куда-нибудь, а в настоящую алхимическую лабораторию. Обставленную, между прочим, по распоследнему слову современной, на тот век, естественно, науки и техники. Снадобий там – хоть залейся. Правда, валерьяновой настойки, увы, не нашлось, однако я заметил там книгу. При виде ее я с абсолютной ясностью понял, что нынче валерьяновые капли понадобятся не только мне. – Тут кот загадочно улыбнулся и назидательно поднял указательный коготь. – Это был «Энхиридион». Да-да, вы не ослышались. «Энхиридион»!

Глава 4

Честно говоря, этот кот – он отъявленный умник, да и вообще славный малый, но ужасный задавака. Нет, не так, на слово ужасный он, пожалуй, обидится. Лучше сказать, выдающийся задавака! Если верить его словам, не было в истории события, к которому он не приложил свою лапу, по его собственному выражению, «мягкую, но когтистую». А уж если дон Котофан начинает перечислять свои награды и титулы – тут и вовсе лучше тихо спрятаться или попросту заняться полезным делом.

Во-первых, этот агент 013, он же вождь Кошачий Коготь, он же серо-полосатый кардинал и многое-многое другое, скорее всего не заметит вашего отсутствия, ибо пребывает в упоении от звуков собственного голоса. Во-вторых, это сохранит вам не только время, но и ясность ума. Потому как, в изложении этого речистого котабальеро, именно его кошачьи заслуги и есть движущая сила цивилизации.

Ради истины следует упомянуть, что смысл заковыристого слова «цивилизация» как раз он мне и объяснил. Алина, ну конечно уже по возвращении, утверждала, что это такая компьютерная игра, а Командор Алекс Орлов и вовсе фыркнул, чтобы я не страдал фигней, а занимался своим делом. Так что, кроме выяснения, что же такое цивилизация, пришлось уточнять смысл выражения «страдать фигней». Что ж, если мои занятия и фигня, то должен ответственно сказать, я ею не страдаю, а воистину наслаждаюсь.

В тот раз, повествуя о находке в алхимической лаборатории, кот чувствовал себя настоящим триумфатором, ибо лица как принцессы, так и ее возлюбленного маркиза выражали единообразное недоумение.

– Ну, нельзя же так, – скорбно подпирая лапой голову, с притворной укоризной вздохнул он. – Это же азы прикладной магии! Ах, о чем это я? Постоянно забываю, что вы не посещали занятий факультета прикладной и естественной магии достославного Пражского университета.

– Можно подумать, ты посещал, – хмуро буркнул оскорбленный высокомерным кошачьим тоном гордый Сын Орла, изрядно вымотанный дневными странствиями по лесным чащобам.

– Да, мой друг, будем честными, я не посещал. Я был там наглядным пособием. А для некоторых, – он мечтательно зажмурил глаза и тихонько замурлыкал, точно вспоминая что-то приятное, – даже ненаглядным пособием.

Так вот, мои почтеннейшие коллеги, упомянутый мною замечательный манускрипт – едва ли не самая таинственная книга из всех, какие вышли из-под человеческого пера. То есть, конечно, не из-под человеческого, ибо, как было известно еще античным философам, человек есть существо, лишенное перьев, но сути дела это не меняет.

Сия драгоценная рукопись была вручена Карлу Великому в тот день, когда он принял императорский венец, признав тем самым верховенство римских понтификов как источника светской власти. Эту книгу можно считать залогом великого союза между династией Каролингов и святым престолом.

– Забавно, – покачал головой Алекс. – Как же она попала сюда?

– Это не тот вопрос, который я надеялся услышать первым, но он тоже вызывает у меня отдельный и, можно сказать, профессиональый интерес, – кот уселся поудобнее. – Думаю, если бы кто-нибудь каким-нибудь образом, – тут он будто невзначай уставился на Алину, от чего намек сделался тонким, как штурмовой таран для выбивания крепостных ворот, – помог разузнать, как эта чудесная книжка попала в руки графа де Монсени… Это чрезвычайно помогло бы нам в достижении цели.

– С чего ты взял? – не унимался Алекс, должно быть ревнуя кота к его добыче.

– С того, мой бесценный друг, – радуясь возможности продемонстрировать свое интеллектуальное превосходство на глазах у Алины, продолжил кот, – что в этой книге, среди многих других интереснейших сведений, заключены тайные моления царя Соломона, позволявшие ему повелевать демонами, с одним из которых мы, вероятно, и имеем дело.

Вообще же так, для общей эрудиции, – Профессор изящно обмахнулся пушистым хвостом, – доложу вам, считается, что обладатель этой книги, сумевший вникнуть в ее откровения, разгадать тайны иносказаний, без особого труда может достичь мирового господства. Правда, даже сам Карл Великий не сумел раскрыть всех аллегорий, пентаклей и тайных смыслов молитв и заклинаний. Но, по слухам, он многого достиг.

Дальнейшие странствия этого драгоценного фолианта покрыты мраком тайны. И вот не так давно, когда всем истинным ученым, практикующим научную магию, казалось, что книга окончательно утеряна или ее существование и вовсе – не более чем вымысел, она вдруг вынырнула из небытия. – Кот обвел взглядом соратников, проверяя, внимательно ли его слушают. – Да еще как вынырнула! Записи о ней встречаются в материалах дела известного чернокнижника, маршала Франции, барона Жиля де Ретца.

– Постой, – вмешался Алекс, решительно настроенный взять реванш, – но ведь Жиль де Ретц – это же отъявленный злодей Синяя Борода!

– Фи, друг мой! Мы живем в просвещенное время. Я отказываюсь судить о человеке, основываясь лишь на оттенке его бороды. Даже если бы она была вовсе голубая, в моих глазах это бы не имело никакого значения.

– Ну конечно, у котов ведь черно-белое зрение, – ухмыльнулась Алина.

– Оставь свои глупые шутки, – возмутился маркиз де Караба. – Я не о том.

– Разве я виноват, что ты не всегда понимаешь умные?! – демонстративно пропуская мимо ушей слова девушки об изъянах кошачьего зрения, надменно заявил дон Котофан. – Но, друг мой, ты действительно не о том. Вернемся к «Энхиридиону». Сия книга дважды упоминается в деле. Сначала она записана среди томов библиотеки маршала-чернокнижника, подлежащих изъятию, затем в иске дочери де Ретца, Марии, утверждавшей, что герцог Жан Бретонский, затеявший судилище над месье Жилем, или кто-то из его людей похитил это драгоценное имущество, принадлежавшее роду более трех столетий. Да-да, именно так записано в протоколе, более трех столетий.

– Ты что же, читал протоколы? – удивилась Алина.

– Ну, строго говоря, нет, но я просматривал материалы заседания коллегии французских адвокатов, еще в прошлом веке объявивших барона де Ретца полностью невиновным по всем предъявленным ему обвинениям. Обычная склока небогатого герцога с чересчур богатым вассалом. Но до нее, как мне представляется, нам сейчас нет дела. Именно в это время «Энхиридион» исчез из библиотеки маршала, и вот он объявился здесь.

С той поры минуло несколько десятилетий – не так много для человечества, однако немалый срок для человека.

Напомню, что этот самый барон Синяя Борода, как вы, мой друг, изволили его величать, был человеком неробкого десятка, соратником Жанны д’Арк. Он сражался лицом к лицу с тысячью врагов.

Барон с самого начала без всякого принуждения сознался в занятиях алхимией, что в ту пору было вполне приемлемо, хотя и не приветствовалось церковью. Сознался и в поисках эликсира бессмертия – это, как мы понимаем, тоже не подсудно. Но поскольку именно вокруг этих поисков были накручены обвинения в ритуальных убийствах, то, быть может, именно секрет вечной жизни ищет на страницах манускрипта милейший граф де Монсени.

– Ага, – хмыкнул Алекс, – в уточненном переводе выяснилось, что убивать следует вовсе не мальчиков, а представителей Савойского герцогского дома, и только их.

– Я ничего подобного не говорил, более того, никаких данных о причастности хозяина замка к таинственным смертям у нас нет, – возмутился кот, – но я не удивлюсь, если окажется, что демон в волчьем обличье и его жертвы напрямую связаны с моей, – он горделиво расправил плечи, – величайшей находкой.

Когда ближе к ужину я поинтересовался у маркиза де Караба, желает ли он продолжить наши поиски, тот лишь покачал головой и добавил глубокомысленно:

– Ищи, кому выгодно.

Вот тут я озадаченно замолк, ибо в голову мне пришла только одна мысль, что вельможа попросту не желает бить задницу о седло, трясясь по местным лесам и буеракам. Уж не знаю, как это могло помочь розыскам, но Командор упоминавшегося выше ордена, как ни в чем не бывало, отправился в замковую библиотеку, предпочитая деревьям, покрытым шелестящей зеленью, генеалогические древеса на шуршащих пергаментах родословных фолиантов. Несколько часов он там что-то выискивал да вычерчивал, но, как по-моему, время провел без всякой пользы, ибо перед закатом, глядя на меня с видом победителя, загадочно так поинтересовался:

– А что, твой господин, получается, тоже из правящего Савойского дома?

Вот уж воистину, стоило портить глаза и корпеть над рукописями, чтобы набраться этакой премудрости! Да каждый в замке, среди ночи разбуди, не открывая глаз, расскажет историю младшего отпрыска Красного графа!

О, простите, все время забываю, что прописные истины, известные любому савояру в нашем 1504 году, здесь почему-то едва ли не тайна за семью печатями.

Красный граф – сын Зеленого графа. Но если отец получил свое прозвище за любовь к цвету свежей травки, поскольку украшал оным все, что только мог, то его сын был прозван Красным за то, что доспехи его были все время измазаны кровью, то чужой, то своей. За пару лет до своей гибели этот достойнейший рыцарь и правитель решил жениться повторно.

Вернее, как было: супруга его пожелала уйти в монастырь, а он – возьми да и женись на одной весьма милой и благопристойной девице из хорошего рода. Вроде бы, даже Папа Римский одобрил сей шаг, но тогда Святейших Пап было то ли двое, то ли трое – и, видать, разрешение дал не тот. Может быть, со временем все бы и утряслось, однако на беду граф, мир праху его, сломал шею, неудачно упав с лошади, аккурат после взятия Ниццы. Скончался без завещания и оставил юную вдову с младенцем на руках. Сын Красного графа от первого брака, Амадей VIII, впоследствии сделался первым герцогом савойским. И он, стало быть, хоть и не признал брата законнорожденным, но и в бастарды его зачислять не стал, даровал титул графа де Монсени и герб с зубчатым серебряным крестом в червлени, лишь самую малость отличный от его собственного, герцогского.

Тот первый граф моему сеньору приходился как раз прадедом и, увы, не только ему, но и бедолаге Ожье. Видать, демону не было особой разницы, признан ли был молодой господин представителем рода или нет.

– Тогда выходит, – все так же хитро поглядывая на меня, спросил Алекс, – что хозяину этого замка тоже грозит смертельная опасность?

«Конечно грозит, что за глупый вопрос?!»

Я, помнится, тогда даже удивился: не ожидал от маркиза такого нелепого вопроса, но благоразумно промолчал, ибо кем бы он ни был, сыном орла или сыном мельника, здесь он – знатный гость, не мне чета, и не дело ловчего учить его уму-разуму. Что ж, как показало время, он и впрямь был не так прост, как мне в тот час показалось. Но – поди ж, знай.

– Вы правы, мессир, – поклонился я, нимало не показав своего удивления, – чрезвычайная опасность.

– Вот как? А он не показался мне не то что испуганным, но даже взволнованным.

– Мой господин – храбрый человек, – почти оскорбился я. – К тому же, он принимает все меры безопасности. Я без устали иду по следу мерзкой твари и, клянусь мощами Святого Лу, не успокоюсь, покуда не отыщу и не покараю. А теперь вот и вас монсеньор граф пригласил на ловитву.

– Но скажи, Рене, ведь все твердят, этот волк – демон, а стало быть, людское оружие против него бессильно. Быть может, граф дал тебе какой-то амулет для защиты?

Я лишь покачал головой:

– Никакой демон, будь он хоть сам враг рода человеческого, не в силах одолеть искренне верующего. Страх дает нечистому лазейку, но я, с позволения сказать, отнюдь не робкого десятка, и вера моя крепка.

– Так, стало быть, ты – добрый христианин? – словно невзначай переспросил мой собеседник. Он что, сомневается в моих словах? Я тут чуть было от гнева не задохнулся, но вовремя даже не взял, схватил себя в руки: это ж надо было такое сморозить!

– У фра Анжело не было нареканий в мой адрес, – сквозь зубы процедил я. – А если мне и доводилось грешить, ибо природа человека, увы, слаба, то непременно исполнял все, что мне предписывалось на исповеди.

– Не сомневаюсь, – кивнул маркиз и тут же задал следующий вопрос, после которого я почел лучшим для себя уйти:

– А ваш господин – он тоже добрый христианин?

Как уже было сказано, я лишь поклонился маркизу и молча зашагал прочь. Ушел без оглядки, внутренне негодуя, как так могло случиться, чтобы дворянин, да еще женатый на королевской дочери, был столь неучтив и бестактен. Знай я тогда, что вскоре на тайном совещании этой троицы прозвучит:

«Он не пожелал отвечать на вопрос. Да что там, он попросту сбежал, когда я спросил его. А стало быть, он знает об этом самом графе больше, чем говорит».

– Все очень подозрительно, – согласился в тот момент с доводами Алекса серо-черный кардинал. – Надо будет взять его в оборот».

Когда б я знал об этом совещании, наверняка бы остался и заявил:

– Мой граф – достойнейший человек и верный христианин!

Но, слава Всевышнему, не остался и не заявил.

Признаюсь, сегодня я частенько думаю, как бы все сложилось, если бы в тот момент я не ушел столь неучтиво, а честно, как подобает хорошему слуге, высказал в лицо некуртуазному гостю, что думаю по этому поводу.

Если вы полагаете, что в то время, когда Алекс, подобно, ну, мягко говоря, – дикому вепрю, рылся в корнях ветвистых генеалогических дерев савойской знати, разыскивая, «кому выгодно», его красавица-жена вышивала шелком или играла на мандолине, то вы пребываете в заблуждении.

По ее собственным заверениям, граф просто «зашел угостить ее засахаренными фруктами» и между ломтиками груши и персика очаровательная принцесса задала абсолютно, как она говорила впоследствии, невинный вопрос:

– А скажите, ваше сиятельство, в вашем замке есть призраки?

– Нет, – любезно заверил потомок Красного графа, надеясь порадовать гостью. – Вы можете отдыхать спокойно. Тут вас ничто не побеспокоит, готов поклясться в том своей честью.

Не тут-то было! Свернуть Алину с намеченного пути может лишь Алекс, и только долгим страстным поцелуем.

– Фи, это так несовременно! – возмутилась она и скорчила недовольную гримаску. – Как вы можете коснеть в дремучем мракобесии, достойном эпохи Пипина Короткого?! Вот, скажем, в Англии замки без призраков даже в дар уже давным-давно никто не принимает.

– И что же, в вашем палаццо тоже водятся привидения? – поинтересовался де Монсени.

– Ну конечно, – с воодушевлением в голосе заверила Алина. – В моей родной Гуралии, между прочим, так и говорят: «Замок, лишенный бестелесных обитателей, – не жилище, а всего лишь стены и башни, пригодные для обороны». Вот, скажем, у нас, – продолжала щебетать ее высочество, – до того, как мой дорогой супруг очистил округу и сам замок от нечисти, жил кровожадный великан-людоед. Его привидение и по сей день таскается по замковым подземельям, ужасно воет.

– И что же, ест людей? – хмыкнул граф де Монсени.

– Ну что вы, ваше сиятельство! Призрак не может есть живых людей. Он поедает их тени, особенно в полдень. Это у него обеденный час, – пояснила Алина. – Ох, как я люблю вечерами в новолуние послушать его душераздирающий вой. Это так романтично, так пикантно! К тому же, постоянно напоминает о непревзойденной храбрости моего супруга.

– У нас ничего такого не водится, – с сожалением покачал головой хозяин. – Вот разве что этот демон. Поговаривают, что он тут обитает не меньше двух сотен лет, то появляется, то исчезает. Последние два года от него воистину прохода нет.

– Ну, демон – это, конечно, мило, – со вздохом согласилась Алина, маняще блестя черными, как майская ночь, глазами из-под длинных полуопущенных ресниц. – Но это все-таки в лесу, а там, знаете ли, столько комаров, что не до оборотней. Я вот слышала, есть такие замки, где этих призраков ну просто видимо-невидимо. Вот, скажем, поблизости от нас, в Трансильвании, не так давно жил граф Влад Цепеш, по прозвищу Дракула. Рассказывают, что он пил кровь своих жертв, как добрые христиане – вино причастия. Так в его замке просто шагу нельзя ступить, чтоб не наткнуться на призрак. Или вот замок Синей Бороды…

Худое лицо графа де Монсени передернулось, будто кто-то подкрался сзади и дал ему хорошего пинка.

– Барон Жиль де Ретц никого не убивал, кроме врагов своей родины, – меняясь в голосе, процедил мой господин. – Он был храбрецом и верным сыном матери нашей, католической, церкви.

– Ну что за глупости, – небрежно отмахнулась дочь гуральского короля, недовольно морща точеный носик. – Рассказывают, что этот мерзкий колдун-душегуб прикончил сотни невинных мальчуганов, отыскивая секрет вечной молодости.

– Рассказывают также, – жестко отрезал хозяин замка, покраснев от гнева так, что лицом мало отличался от алого бархата своего джупона, – что маркиз де Караба – сын мельника и отродясь не убивал никаких великанов. Некоторые даже уверяют, что за него это сделал кот. Правда, я в это не верю. И вам, сударыня, не рекомендую верить досужим бредням!

Вот такой вот засахаренный лимон получился, доложу я вам, друзья мои.

Так уж получилось, что я слышал конец беседы. Не то чтобы намеренно подслушивал – не подумайте! Не в моих правилах совать нос в дела господина. Я просто искал графа, чтобы сообщить ему о прибытии гонца. И не какого-нибудь, а от самого нашего герцога Филиберта II. А поскольку дверь была чуть приоткрыта, а Господь наделил меня чрезвычайно тонким слухом, то весь разговор о призраках и демонах тут же долетел до меня, точно дорожная пыль, которую ветер срывает с большака и несет, сам не ведая куда, без всякого намерения и цели. Кому же вздумается пенять на ветер?

Вот и я ненароком услышал чужие слова и уже готов был позабыть о них, как подобает доброму слуге, но тут меня осенила мысль: не скрою, со мной иногда такое случается. Пришедшая в голову идея мне самому показалась непростой в исполнении, однако, прошу извинить и понять, я был доведен до отчаяния. Упорнейшие поиски злокозненного клыкастого демона в зверином обличии, как я ни бился, все никак не приносили победы. Уж я ли не усердствовал, я ли не силился перехитрить мерзкую тварь.

Но ведь если и впрямь коварный истребитель савойской знати не свой простой и незамысловатый брат-оборотень, а зловредный демон, лишь притворяющийся, как меня потом научил хвостатый профессор, – хомо метаморфум, то следует незамедлительно просить подмоги у фра Анжело.

Конечно, вряд ли наш капеллан умеет воскрешать умерших, но, ей-богу, неужто ему не под силу вызвать душу, чью-нибудь из убиенных? Совсем на чуток, – я же не прошу надолго, лишь на самую малость отвлечься от ангельского пения и вкушения нектаров в райских кущах, чтобы свершить правосудие и покарать гнусного убийцу. Кому как не покойнику знать, откуда приходит демон и куда затем девается?

Размышляя так, я стоял под дверью и едва успел отскочить, когда та распахнулась. Слава богу, что успел, ибо распахнулась она с такой силой, что, промедли я полмига, на лбу выросла бы шишка величиной с рог неуловимого зверя-единорога. Представьте себе, спаси нас господи, рогатого волка-оборотня – это совсем уж позор какой-то!

– Что ты здесь делаешь, Рене? – гневно прикрикнул граф де Монсени, метнув на меня такой яростный взгляд, что я попятился и чуть было не заскулил.

– К вашему сиятельству прибыл гонец от нашего доброго герцога Филиберта, – согнувшись в поклоне, доложил я. – Мы встретились неподалеку от замка, я сопроводил его.

– Занимайся своим делом, – все так же недовольно рявкнул монсеньор Констан, поднимая кулак к моему носу. Затем добавил, с трудом смиряя гнев: – Где он?

Глава 5

Признаться, мне редко доводилось видеть своего господина таким разъяренным. Конечно, в разговоре с принцессой он изо всех сил старался сдерживать обуревавшие его чувства, а от меня ему не было нужды таиться. Лицо храброго графа де Монсени пылало яростью, подобно раскаленному тиглю, что, в сочетании с иссиня-черной бородой, заставило бы попятиться любого безумца, посмевшего заступить путь.

Должен вам сказать, моего господина нельзя было назвать красавцем, не рассорившись с истиной. Но всякий, кто видел его хоть раз, запоминал так, что смог бы описать даже спустя десять лет. Высокий, сухощавый, точно изможденный многомесячным постом, он, тем не менее, отличался силой, неожиданной в не таком уж мощном, на первый взгляд, теле. Лицо его поражало худобой и резкой угловатостью. Глубоко посаженные глаза смотрели прямо и храбро, так что иных от этого взгляда брала оторопь. И, конечно, облик моего господина довершала борода. Столь безукоризненного черного цвета мне ни прежде, ни теперь видеть не доводилось.

Хотя уж где-где, а в Савойе, и особенно Пьемонте, черноволосых пруд пруди. Старый дворецкий, прислуживавший еще первому хозяину Монсени, говаривал, что этакий приметный окрас граф унаследовал от бабки – матери своего отца. Я, признаться, помню ее с трудом: такая себе добродушная седенькая шамкающая старушка, угощавшая сластями всю окрестную детвору. А вот на ее парадном портрете, писанном полвека назад каким-то известным живописцем, умелый мастер и впрямь не пожалел на волосы благородной дамы черной краски.

Правда, имя художника, уж извините, запамятовал. Но тут у всякого свое ремесло: кому следы да повадки звериные в голове держать, а кому – имена мастеров.

Но, как бы то ни было, я посторонился, освобождая графу путь, и он бросился к лестнице, не оглядываясь, точно кто за ним гнался. А я так и остался стоять в недоумении, силясь понять, что здесь произошло. Как выяснилось спустя мгновение, не меня одного удивила столь резкая смена настроения его сиятельства. Принцесса Алина вышла из своих покоев вслед за графом и, увидев мою ошеломленную физиономию, словно даже обрадовалась:

– А, Рене, подите-ка сюда, голубчик.

Назови меня так кто иной, вмиг бы познакомился с тяжестью кулаков этого, видите ли, «голубчика». Это ж надо такое придумать: назвать столь непотребно меня, Рене Сан-Лу! Но в устах гуральской принцессы даже это глупое прозвание звучало так, что вся моя досада куда-то вмиг испарилась и я, кланяясь, приблизился к ее высочеству.

– Не знаешь ли ты, чем это я огорчила милейшего хозяина? Мне бы не хотелось, чтобы он думал, будто я желала обидеть его.

– Не ведаю, прекрасная госпожа, – пролепетал я.

– Я лишь упомянула о замке Тиффож, который некогда принадлежал маршалу де Ретцу. А он вдруг взвился, точно я ненароком изрезала портрет его любимого деда.

– Ну что вы, сеньора принцесса, – я переминался с ноги на ногу и чувствовал, как язык прилипает к нёбу. – Отец старого графа, второй из рода Монсени, был рыцарь славный и благочестивый. Зачем же было резать?

– Да не резала я! – возмутилась Алина.

Тут, чувствую, совсем одурел, несет меня куда-то, стою ни жив ни мертв, продолжаю околесицу городить. Так, стало быть, прелестный ее облик на меня подействовал. Вот и пойми – что я, раньше девок не видел? Видел. И порой весьма преизрядных. Ан нет, тут язык заплетается и поделать с собой ничего не могу! Может, оттого, что она не только собой хороша, а еще и принцесса?

Это я так в тот миг думал. Вот, значит, стою и рассказываю девице этой все подряд, что в голову приходит:

– Да вы сами, ежели хотите, поглядите. В Шпалерном-то зале, ну, там, где граф вас намедни принимал, семейные портреты висят. Там и его, и супруги его, покойной дамы Жильберты.

Она так остановила меня и говорит:

– Да, мой друг, я бы очень хотела взглянуть на их портреты.

Между тем, пока я докладывал графу о прибытии гонца, а затем лепетал, как нерадивый школяр перед строгим учителем, насчет родни моего господина, совсем неподалеку состоялась довольно занятная беседа между маркизом де Караба и его домашним питомцем, хотя, быть может, вернее назвать его служебным питомцем, но это уже не мое дело. Так вот, серо-черный кардинал прошествовал в библиотеку, постучал длинным когтем по спине маркиза, а добившись его внимания, заговорил таинственным шепотом:

– Алекс, перестань лепить буковку к буковке, ученость не к лицу благородному рыцарю. Займись делом: мне срочно нужны бочка валерьянки и десять головок сыра.

Охотник за демонами поглядел на него изучающе (во всяком случае, сам он потом живописал свой взор именно так) и произнес со скорбью в голосе:

– Друг мой, знаешь ли ты, что кошачий алкоголизм неизлечим?

Профессор, опять же, по его утверждению, вспыхнул от негодования, и, хотя под шерстью этого было не видно, огонь в глазах выдавал самое горячее возмущение.

– Попрошу без насмешек и гнусных инсинуаций! – гневно заявил он. – Да, быть может, я вчера и позволил себе несколько лишних глотков, но это лишь от переживаний. Как говорится, «после боя сердце просит…». Вместе с тем, всякому, кто имеет глаза, видно, что я тружусь не покладая лап, в то время как некоторые глупо насмешничают и прохлаждаются в библиотеке.

– Ну, хорошо, хорошо, – пошел на попятную Алекс. – Я был не прав, ты работаешь. Но все же объясни, зачем тебе сыр и бочка валерьянки?

– Нужно – и все, – продолжал дуться котофей. – Так сказать, для производственных целей. А ты сиди дальше, шуточки обдумывай. Маркиз выискался! Да я таких маркизов, если хочешь знать, из любой деревенщины наделаю. Вон, хоть из Сан-Лу. Так сказать, в знак благодарности за небольшую помощь в деле моего геройского одоления псов.

– Ладно-ладно, твоя взяла! – рассмеялся Алекс, выставляя перед собой ладони, будто демонстрируя, что безоружен и не намерен оказывать сопротивление. – Но сам посуди, где я тебе посреди местных лесов отыщу целый валерьяновый пруд?

– А это уж не мое дело, – чуть отходя, буркнул кот. – Я уже обо всем договорился, блеснул дипломатическим талантом. Твое дело маленькое – обеспечить детали.

– Бочка валерьянки – это не детали! – посетовал маркиз.

– Ха! – кот надменно поднял голову. – В сравнении с тем, чего достиг я, это даже не деталь, это какой-то микрочип, и мне горестно будет докладывать начальству, что гениальная, ибо разработана лично мной, операция сорвалась из-за того, что кто-то, не будем показывать пальцем, хотя это был Алекс Орлов, не потрудился обойти местные аптеки и купить немножечко валерьянки.

– Ничего себе! – возмутился маркиз. – Если подобная емкость – это немножечко, то сколько, по-твоему, «множечко»?

– Не будем вдаваться в подробности, это всего лишь тот разумный минимум, на котором мы сошлись, – парировал кот. – К тому же, если ты перестанешь ограничиваться внешним обличьем хомо сапиенса, а действительно активизируешь свою умственную деятельность, то всегда сможешь объявить, что валерьяна нужна тебе исключительно в целях борьбы с демонами. Вот смотри, – кот уселся на стол рядом с сеньором маркизом и поднял указательный коготь, – даже такому невежде, как ты, следует знать, что представляет собой валерьяна. Так вот, сие чудодейственное растение, именуемое также кошачий мяун, в смысле, маун, оно же – лесной ладан, не только управляет мыслью, как полагал Плиний, не только обладает манящим запахом, как полагала Клеопатра, велевшая разбрасывать нарезанную валериану вокруг своего ложа, но и… – Профессор уставился на Алекса в ожидании немедленного ответа.

– Что «и…»?

– О господи, я же проговорился, я же дал тебе подсказку! Нельзя же все время думать о чем-то постороннем, даже если это постороннее – твоя жена!

– Алина мне не посторонняя! – возмутился Командор.

– Не уводи разговор в сторону, там нет ничего полезного для дела! Итак, мой неоперившийся орленок, как я уже сказал, иное название этого замечательного, этого волшебного корня – лесной ладан. А кто боится ладана? – ученое животное насмешливо сощурило глаза.

– Черт! – выпалил Алекс так, что углубленный в изучение толстого фолианта библиотекарь бросил укоризненный взгляд на невоздержанного на язык вельможу.

– Не привлекай внимания, Командор! За нами следят! Не забывай, мы в тылу врага, – зашипел хвостатый полковник. – Но ты прав – черт, сиречь, демон, – он перешел на драматический шепот. – А раз ты ловишь демонического волка, тебе следует изготовить противочертное снадобье, затем разбить местные леса на квадраты и, опрыскивая их получившимся зельем, теснить демона в подготовленную ловушку.

– А что, это ты хорошо придумал, – восхитился Алекс.

– Ау, маркиз, приди в себя! Это всего лишь байка, которую ты должен рассказать хозяину замка. Валерьянка нужна совсем для других целей. На поливание леса ее легко будет списать.

– Господи, я с тобой уже запутался! – раздосадованно бросил храбрый Командор.

– Напротив, друг мой, со мной ты как раз имеешь шанс выпутаться.

– Или попасть в ситуацию еще более заковыристую, чем нынешняя.

– Да, бывало и такое, – самокритично подтвердил полосатый ученый. – Но прошу учесть, ночь темнее всего перед рассветом. К тому же, разве эти ситуации в результате не оказывались кратчайшим путем к победе?

– Насчет кратчайших ничего сказать не могу, – хмыкнул маркиз де Караба. – Идти другими путями у нас как-то не получалось.

– Пустое, – отмахнулся кот. – Отбрось дурные мысли!

– Пока ты не объяснишь толком, что задумал, они меня в покое не оставят, съедят поедом.

– Прошу отметить, друг мой: не только задумал, но и сделал. Благодаря своей нежной подруге Беллуче, я завел близкое знакомство с местными котами. Не скажу, что это была приятная встреча, но куда уж им было тягаться с настоящим полковником, – котофей приосанился и погладил лапой роскошные усы. – Вскоре они сообразили, что придет час, и я уеду, а крошка Беллуча в слезах останется здесь, и тогда ей понадобится тот, кто сможет ее утешить. Алекс, что ты на меня так смотришь, будто я в твоем хот-доге подменил сосиску на дохлого мыша? Кошечки, особенно такие прелестные, нуждаются в постоянном утешении.

– Интересно, что по этому поводу думает твоя супруга? – ехидно поинтересовался маркиз де Караба.

– Ну тебя, Алекс, что за блажь? Ей совсем не нужно думать про эти глупости! Это же только для пользы дела. Вот, скажем, если бы тебе для решения очень важной оперативно-стратегической задачи нужно было поцеловать спящую красавицу, тем самым разбудив ее папашу и все королевство с его армией и флотом, ты что, в этот миг стал бы оглядываться, как на это посмотрит Алина?

– Как на это посмотрит Алина, я и так знаю. Лишь бы сковородки рядом не оказалось. Но все равно, целовать спящую красавицу я бы не стал. И даже не потому, что за сто лет на ней скопилось пыли столько, что и лица не разглядеть. Да и армия, продрыхшая столько лет, много не навоюет. Лучше уж без этаких союзников обойтись.

– Ладно, это к делу не относится. Ты меня все время отвлекаешь. А я, между тем, пытаюсь сообщить тебе важную новость.

– Давай, сообщай.

– Вот она, людская благодарность! – оскалился кот. – Столько проницательности, столько такта, столько изощренной дипломатической игры, блеска ума – и что в ответ: «Давай, сообщай»?! Я жажду заслуженных оваций, пусть даже тихо и под столом. Ну да ладно, внимай и благоговей. В результате проведенных мной гениальных переговоров, местные коты согласились всего только за одну бочку валерьяны установить круглосуточное наблюдение за его сиятельством графом Констаном де Монсени и всеми его домочадцами – так, на всякий случай.

– Браво, действительно недурно придумано.

– Недурно? Это гениальный план!

– Пусть так, – согласился Алекс. – А сыр, я так понимаю, на закуску?

Глаза пушистого дипломата мечтательно затуманились.

– К здешней валерьянке я бы предпочел камамбер, но у местных котов плебейские вкусы: им подавай мясо, да еще не обработанное термически.

– В смысле, мышей и крыс?

– В целом ты прав, но есть огорчительное «но». – Сыр как раз именно для мышей, – его аж передернуло от собственных слов.

– Да-да, ты не ослышался. Нам пришлось заключить перемирие сроком на три дня. В обмен на мое миролюбие и десять головок сыра замковые мыши согласились постоянно наблюдать за подвальной лабораторией и сообщать, кто и что будет там делать. Ну, а если эти мерзкие писклявые твари станут тревожить господина чернокнижника, ему придется впустить в лабораторию кошку, что нас также устраивает. Так что, Алекс, подсуетись, займись деталями.

В библиотеку стремглав вбежал графский паж. Не обращая внимания на маркиза и его мохнатого друга, он подскочил к углубленному в работу библиотекарю и объявил:

– Граф немедленно требует вас к себе!

– Что за неуместная спешка? – опуская в бронзовую чернильницу отточенное гусиное перо, недовольно поморщился хранитель книжных сокровищ.

– Завтра в замок приезжает герцог Савойский, – принимая надлежащий случаю вид, объявил паж. – Монсеньор граф желает отдать вам некоторые распоряжения.

– Я скоро вернусь, господин маркиз, – обращаясь к Алексу, поклонился ученый муж. – Надеюсь, мое отсутствие не покажется вам слишком долгим.

Де Караба милостиво кивнул.

– Вот видишь, – прошептал пушистый советник по околовсяческим вопросам, – тебе следует поторопиться с валерьянкой. Демонический волк очень любит охотиться на представителей Савойской династии. А тут не какой-нибудь девятый отпрыск с боковой ветки, а сам глава дома. Так что если мы проморгаем супостата, тебе все равно придется озаботиться валерьянкой.

Едва успел я сопроводить блистательную принцессу в Шпалерную залу полюбоваться величественными портретами сановных предков моего господина, мальчишка-паж примчался с сообщением, что хозяин немедленно требует меня к себе. Я с извинением откланялся.

– А что это за гербы? – вслед мне бросила дочь гуральского короля.

Признаться, этот вопрос меня несколько огорошил. Как может столь вельможная дама не знать если не все, то хотя бы большей части изображенных в медальонах родословного древа гербов? Едва ли не любой шевалье на территории Франции может прочитать их, даже разбуди бедолагу посреди ночи. Воистину благородной даме Жильберте было чем гордиться – ее род восходил к первейшим баронам империи. Дед же моего господина, хоть и приходился родней Савойскому дому, был лишь вторым графом Монсени, как я докладывал, несколько сомнительного происхождения. Так что, заказывая портрет, отец моего сеньора велел художнику нарисовать развернутый пергаментный свиток, якобы свисающий со стола, с изображением раскидистого, украшенного коронованными гербами родословия старой госпожи.

– Ну да, ну, в смысле, конечно, я понимаю, – кивнула Алина, углубляясь в изучение роскошного полотна.

Ее голос звучал мне вослед, но приказ требовал спешно идти за пажом, как бы ни глодала досада, что никак не успеваю дойти до фра Анжело и обсудить методу вызова духов.

Я застал графа де Монсени на боевой галерее донжона, созерцающим дальние леса, чуть размытые дымкой надвигающихся сумерек.

– Ты заставляешь ждать себя, Рене, – недовольно объявил сеньор. – Где тебя носит?

Должно быть, в этот день звезды сулили много неожиданностей. Вот и сейчас я, пользуясь тем, что граф не видит, состроил неподобающе удивленную гримасу. Как же, спрашивается, его сиятельство давно меня ищет, если совсем недавно едва не расшиб мне лоб дверью? Но ведь не станешь такое произносить в лицо господину?

– Ее высочество пожелали насладиться созерцанием портретов ваших славных предков. Я сопроводил ее, там меня и застал паж.

– Вот как? – де Монсени повернулся и вперил в меня тяжелый, словно эпитимья, взгляд. – Напомню, мой дорогой Рене, сопровождать принцессу – не твоя забота.

Я промолчал, опустив голову. Что толку спорить с хозяином? Тем более, по сути, он прав.

– Ну да ладно, пустое, – его сиятельство махнул рукой. – Я хотел говорить с тобой совсем о другом. Ты поутру выезжал с маркизом в лес?

– Да, мой господин.

– И как он тебе?

– Если позволите говорить начистоту, признаться, от охотника за демонами я ожидал большего. Не то чтобы он вовсе не разбирался в следах, однако не замечает множества знаков, которые немало говорят опытному ловцу.

– Вот как? – граф вновь повернулся к дальнему лесу. – Утром я расспросил стражников, дежуривших у моста. Они утверждают, что маркиз и его спутники появились на дороге, словно ниоткуда. Они не переправлялись ни через мост, ни через реку вброд.

– Мне довелось увидеть их чуть позже, – кланяясь, подтвердил я, – однако на их сапогах действительно не было пыли, их одежда была абсолютно сухой и совершенно чистой.

Мессир Констан молча выслушал мои слова и еще некоторое время стоял, точно в забытьи, глядя, как вдали, предвещая ветреную погоду, краснеет закат.

– Рене, – наконец сказал он, – я знаю тебя едва ли не с младенчества, и, тебе известно, доверяю больше, чем остальным слугам. То, что я тебе хочу сказать, должно остаться между нами.

– Я полностью к вашим услугам, монсеньор.

– Мне очень подозрителен этот маркиз. Я тут разузнал, он вовсе не так знатен, как желает показать. Но вот на чем сходятся все, кто хоть что-то слышал об их истории. Тот великан-людоед, которого он и этот кот уничтожили, ко всему прочему, был страшным колдуном, и все его наследство, как можно понять, досталось этой странной парочке.

Я почти уверен, что именно колдовством они приманили это прелестное дитя, ты понимаешь, о ком я говорю. Теперь они хитро используют принцессу Алину для столь низменной цели, как отвлечение внимания простофиль. Именно так они и проворачивают свои грязные делишки.

Я разослал гонцов на все ближайшие постоялые дворы и в Париж, чтобы выяснить, появлялись ли там маркиз де Караба и его спутники. До выяснения истины я намерен задержать их тут и, если понадобится, спасти юную принцессу из коварных рук и нечистых лап.

Все бы ничего, но завтра сюда прибывает герцог, он желает сам лично возглавить охоту на волка-демона. И, признаюсь, маркиз очень меня тревожит. Пока у меня не будет доказательств, я не смогу его бросить в подземелье. Да и поможет ли подземелье, если он маг и чернокнижник? – Он вновь замолк и обернулся ко мне, точно пораженный внезапно явившейся мыслью: – Послушай, а что, если именно он натравил волка-демона на Савойский дом? Может, именно по его указу погиб наш дорогой Ожье?

Глаза у меня вспыхнули, я сжал кулаки, готовый немедленно расправиться с мерзавцем.

– Погоди, – видя мое рвение, остановил граф. – Это всего лишь предположение, хотя и очень похожее на правду. Завтра приедет герцог. Если наши подозрения не безосновательны, маркиз пожелает участвовать в охоте и непременно проявит себя. Возможно, он и прибыл сюда для того, чтобы нанести решающий удар. Ведь что может быть резоннее, чем предположить, что герцог прибудет к месту гибели его младшего брата.

Я стоял, потрясенный злобным коварством тех, кого недавно самолично привел под эти гостеприимные своды, и чувствовал, как шерсть сама собою пробивается и шевелится промеж лопаток. Между тем граф продолжал развивать свою мысль:

– А ведь с тех пор, как наш добрый правитель стал не просто герцогом Савойским, а также и королем Иерусалима и Кипра, он, по сути, является первейшим среди христианских монархов, хотя владения его, увы, и заняты сарацинскими псами. Быть может, это они подослали наемных убийц, дабы сокрушить твердыню нашей веры? – в голосе моего сеньора звучал неподдельный ужас.

Я побледнел и, когда б не удерживал меня хозяин, схватил бы один из луков, что хранились на боевой галерее для стражников, и помчался вниз по лестнице, накладывая стрелу на тетиву, чтобы незамедлительно прикончить негодяев.

– Не торопись, – остановил меня де Монсени. – Сегодня мы постараемся вызнать побольше о «гостях». Улыбайся и ни в чем не противоречь им. Но вот позже, на охоте, я желаю, чтобы ты постоянно находился между добрым герцогом Филибертом и этим, с позволения сказать, маркизом. Запомни – постоянно и непременно!

– Будет сделано!

– В случае необходимости действуй быстро и решительно. И помни, маркиз де Караба и его хитрые уловки не должны сбить тебя с толку!

Глава 6

Вскоре после того, как почтенный магистр свободных искусств, знаток древних языков и профессор античной словесности Туринского университета, одним словом, наш славный библиотекарь, кряхтя, поплелся к сеньору графу, хранилище бесценных фолиантов удостоилось визита ее высочества Алины Гуральской. По виду – сама Жанна д’Арк, только что сбросившая англичан в море. Принцесса была в отличном настроении, я и представить себе не мог, что полотна наших мастеров оказывают такое благотворное влияние на расположение духа коронованных особ. Увидев ненаглядного супруга, пререкающегося с Мурзиком (господи, прозвище-то какое нелепое), дама направилась к столу.

– Мальчики, у меня есть подозрение, – заявила она, усаживаясь на столешницу чуть в профиль, чтобы Алексу было удобнее разглядывать ее приподнятую шнурованым корсажем грудь.

– Что за день такой, – вздохнул Командор, – у одного заказ на бочку валерьянки, у другой – подозрения. Никаких условий для спокойной методичной работы!

– Не будь занудой, – принцесса вздернула носик. – Возможно, я нашла ключ к разгадке.

– Обычно говорят «ключ к загадке», – поправил ученый кот.

– Вы что, сговорились? – тут же возмутилась девушка. – В общем, смотрите.

Она взяла в руки свисающий конец изукрашенного самоцветными каменьями пояса, нажала на кристалл, вделанный в узорную накладку, и сквозь граненый кусочек горного хрусталя, оправленный в бронзу, на гладкое дерево столешницы ударил тонкий луч света, моментально отобразивший на древесине ряд гербовых медальонов.

Это уж потом, на Базе, меня познакомили с подобной спецтехникой. Кто бы мог подумать, что в столь простую штуковину, как пояс, можно вмонтировать камеру, да еще и с проектором?

– Что это? – разглядывая картинки, поинтересовался кот.

– Родословное древо бабушки нынешнего графа.

– Занятно, занятно, – агент 013 поскреб когтем один из гербов. – Ты что же, полагаешь, это поможет разузнать, каким образом книга из замка Синей Бороды очутилась здесь?

– Ну да. Минут двадцать назад я будто невзначай упомянула Тиффожского душегуба в беседе с графом. Вы бы видели, как он вспылил, – словно я наступила ему на больную мозоль.

– Ну-ну, продолжай, – радуясь успехам жены, улыбнулся Алекс.

– Все графы де Монсени – здешние. Стало быть, как вариант, книгу могла привезти в качестве приданого жена одного из них. То есть, матушка или, скорее, бабушка нынешнего хозяина замка. Уж больно сильно месье Констан распереживался, явно за живое задела. Хотя, может быть, и прабабка, учитывая местные традиции ранних браков. Но это вряд ли. Всем же известно, что светским дамам некогда заниматься детьми, у них серьезные дела, балы, приемы. Так что дети чаще растут на попечении бабушек. Отсюда и столь взволнованное отношение к упоминанию о Синей Бороде. Надо проверить, не приходится ли бабушка Констана де Монсени родней барону Жилю де Ретцу.

– Или же кому-нибудь из его судей, – предположил кот. – Ведь дочери казненного не удалось отыскать книгу.

– Может, и так, – согласилась девушка.

– Алина, – задумчиво предположил Сын Орла, – но ведь чаще всего у человека две бабушки.

– Ха! – принцесса с превосходством глянула на супруга. – Ты же был в Шпалерной зале, сам мог убедиться: одна бабка изображена едва ль не самим Леонардо, а другая – нечто усредненно белесое, с тем лишь, чтобы ее без труда можно было отличить от дедушки.

– Ты права, девочка моя, – разглядывая гербы, едва ли не сладострастно промурлыкал кот. – Ты гениально права. А вам, маркиз, стоило бы получше изучить нравы европейской знати. Предки, все равно, мужского или женского пола, по линии отца важнее, чем по линии матери. А эта особа, я вам скажу, и впрямь презанятная. Она бы сделала честь не то что отпрыску побочной линии Савойских герцогов, но и самому здешнему монарху.

– Почему ты так решил? – удивился Алекс.

– Потому что я внимательно читал Дюма. Вот, смотри: видишь золотой гербовый щиток с красным крестом и голубыми птичками меж лопастями?

– Конечно вижу.

– Это герб Монморанси, – с видом торжественного почтения констатировал пушистый профессор. – Сей род считался первейшим среди французских пэров. Именно его глава имел высокое право после смерти государя возглашать: «Король умер. Да здравствует король!» В общем, Алекс, что ты сидишь, как засватанный? Где-нибудь здесь должен быть толковый гербовник французской знати.

Конечно, в библиотеке моего господина имелись геральдические армориалы, но всю эту суету вокруг герба Монморанси можно было не затевать, стоило лишь выпить пару кубков с его сиятельством. Владетель Монсени и сам бы непременно рассказал, что род его с одной стороны восходит к племяннику Карла Великого, первого государя Нижней Бургундии, ставшей впоследствии герцогством Савойским, а с другой – к знатнейшему роду Монморанси. Его основатель еще в XII веке взял в жены вдову французского короля Людовика VI и был регентом при его сыне, будущем Людовике VII.

Я слышал эту историю раз двадцать, всякий раз, когда в замке останавливался кто-то из почтенных гостей. Уж тут бы монсеньор точно не преминул блеснуть родословной, ибо, как я уже знал, ни в грош не ставил титул поддельного маркиза, зато, не скрывая неподдельного интереса, засматривался на его очаровательную супругу. Конечно, при живой-то жене так поступать грешно, но с одной стороны, я и помыслить дурно не мог о своем хозяине, а с другой искренне полагал, что доблестный сеньор де Монсени желает спасти бедную заблудшую овечку из когтей гнусных чародеев.

И потому я спускался по лестнице, так глубоко задумавшись о том, что надлежит предпринять, что едва не отдавил хвост одному из замковых котов. Его возмущенный ор вывел меня из оцепенения. Кот глядел на меня, точно спрашивая, в своем ли я уме. Еще бы, все эти мышеловы прекрасно знают, что я не хуже них вижу в потемках и в нормальном состоянии не имею привычки топтаться по чужим хвостам. Уж кто-кто, а я-то знаю, до чего это неприятно. Но, как бы то ни было, пока я спускался, пока извинялся перед обиженным животным, Алекс притащил увесистый том с множеством ярко раскрашенных гравюр, изображавших гербы французской аристократии и межродовые связи. Видеть этого я, конечно, не мог, ибо не обладаю завидным искусством чародеев проникать взором за каменные стены, но рассказ об этой странной истории запал мне в душу. Впрочем, так бывает, когда оказывается, что тот, с кем ты вырос бок обок, совсем не то, что ты думаешь. Разочарование выжигает на сердце очень глубокие шрамы.

– Так, – профессор начал деловито перелистывать яркие пергаментные страницы, – Бургундия, Нормандия… А это у нас что – Шампань или Прованс? Та-ак, – протянул он, – вот этот герб здесь имеется. – Знаменитый ученый пристально уставился в рукопись и начал читать по слогам: – Де Ко-ти-ви сеньор де Тай-берг. А это у нас… – он задумался. – Постойте, у герцога Жана Нормандского был секретарь, некий сеньор де Тайберг. Его подпись стояла в ответе на запрос Марии де Ретц. Я еще, помню, удивился: Тайберг звучит совсем по-немецки, и вдруг французское de. А в каком месте этот герб имеется у нас? – он глянул на проекцию. – Ага, это брачная гербовая связка. Первый муж – этот самый герцогский секретарь, а с другой стороны – второй герб… – кот перевернул еще несколько страниц. – Ого! Граф де Монфор-Лаваль. Посредине – герб благородной дамы, вот он, в виде ромба: в золотом поле окаймленный лазурью диамантовый крест. Это у нас… – котофей вновь углубился в поиски, затем тихо мяукнул и ошеломленно поглядел сначала на Алину, затем на Командора. – Батюшки-светы, вот это удача! Все, девочка моя, выключай проектор, дальше искать не нужно.

– Что ты там нашел? – возбужденно спросил Алекс.

– Объяснение, мой друг, полное и всеобъемлющее объяснение. Вот этот герб, – он ткнул в манускрипт.

– С гусем на голове? – уточнила Алина.

– Это не гусь, а лебедь, – наставительно, почти оскорбившись, парировал хвостатый умник. – И не на голове, а в нашлемнике. Герб не чей-нибудь, а Жиля де Лаваль-Монморанси, графа де Бриенн, сеньора д’Ингранд де Пузаж, де Тиффож, де Машекуль и многое-многое другое, – кот указал на длинный список титулов, – более известный как Жиль де Ретц. Так что, друзья мои, можно утверждать, что достопочтенная Жильберта де Монсени, в девичестве графиня де Монфор-Лаваль, – внучка Синей Бороды и одновременно – любимая бабушка здешнего сеньора.

По всей видимости, шевалье де Тайберг сумел найти «Энхиридион» и, не слишком вникая в суть книги, являвшей предмет горячего интереса наследницы великого множества земель и замков, поставил ей условием возврата книги – замужество. А могло быть и наоборот: Мари де Ретц охмурила не в меру ретивого секретаря, лишь бы добраться до заветного манускрипта. Но к делу это не относится. Как и то, что после женитьбы этот малый долго не протянул. Конечно, можно предположить совпадение, сослаться на смутные времена, но, если реально смотреть на вещи, о нравах семейства подобный финал тоже может свидетельствовать самым недвусмысленным образом.

Так или иначе, стоит предположить, что драгоценный фолиант оказался у крошки Жильберты, а она доставила его в Монсени. Кстати, – серо-полосатый кардинал обвел соратников задумчивым взглядом, – хорошо бы уточнить, не связано ли с появлением сей почтенной дамы внезапное обогащение графского рода? Я не исключаю, что в этом древнем трактате содержится рецепт философского камня, обращающего свинец в золото!

…Стоит ли говорить, что я, получив указания от моего господина, отправился к нашему благочестивому капеллану фра Анжело. Во-первых, я чувствовал себя изрядно нагрешившим, ибо навлек вражьи силы на дом своего хозяина и благодетеля, а во-вторых, надо же было, в конце концов, разобраться с этим треклятым демоном. Осведомившись у встреченного мной на лестнице библиотекаря, не в его ли владениях нынче святой отец, и получив отрицательный ответ, отправился в замковую церковь, где и застал духовника погруженным в глубокие размышления. Громкий храп служил знаком, предостерегающим невеж от вторжения в созерцательное уединение моего духовного пастыря. Я постоял, не зная, как быть, но, едва собрался тихонько удалиться, фра Анжело открыл глаза и, оторвав щеку от молитвенника, зевая, пробасил:

– Мир тебе, Рене.

– И вам мир, – я начал кланяться, соображая, как яснее изложить свое дело. Наконец я осмелился говорить, и, выслушав меня, фра Анжело снова впал в задумчивость, прикрыв глаза. Простояв так, покуда не погас огонек свечи перед молитвенником, я сдавленно кашлянул, чтобы привлечь внимание к своей особе.

– Да, – открывая глаза, заговорил фра Анжело, и у меня сложилось впечатление, что он продолжает прерванную речь, – именно поэтому я говорю тебе: существует также множество разнообразных мелких демонов, сиречь бесов, которые окружают любого христианина в любой час, где бы тот ни находился. Следует знать и никогда не забывать об этом, сын мой. Так, скажем, в домах обитают кобольды, в конюшнях – гоблины, а есть еще лютины, полтергейсты, феи, брауни, добби, хобхерсты и многие другие. От них иногда бывает толк, однако ж все они капризны и ненадежны, но вместе с тем, хоть они и подневольны врагу рода человеческого, служителям церкви нельзя оставлять попыток вернуть их на путь истинный.

Так, скажем, во времена британского короля Ричарда I, известного также как Ричард Львиное Сердце, у некого сэра Осборна де Брейдвелла жил демон Маликин, видом напоминавший ребенка. Пуще всего на свете он любил обсуждать с местным капелланом Священное Писание, и это все на сладкозвучной латыни. Правда, он еще приворовывал еду у хозяев, но тут, как говорится, цум квикум – каждому свое!

Или вот еще: в «Анналах Фульде» за 858 год описывается, что близ города Бингена, что на Рейне, демон швырялся камнями, колотил молотом по стенам домов, ругательски ругался, но вместе с тем помогал жителям отыскивать украденное. Из чего следует, – капеллан назидательно поднял указующий перст, – что и самые низшие, падшие сущности имеют некую искру справедливости и, быть может, добра, искру, из которой нам с христианским смирением надлежит раздуть очистительное пламя.

Фра Анжело поглядел на меня с полным удовлетворением, любуясь произведенным эффектом. Он-то, конечно, да – горазд всякие мудреные словеса сплетать. Да только ж мне что с этим делать? Мне бы чего попроще.

– А как бы, – спрашиваю, – вызнать, где логовище у того злобного демона, что в наших лесах волком оборачивается, и как его загнать поглубже в адское пекло, чтоб ни дна ему, ни покрышки? Можно ли со всем почтением вызвать духа, ну, скажем, покойного герцога Амадея, а лучше нашего доброго графа Ожье, чтобы растолковали, откуда демон выпрыгнул и куда затем подевался?

1

Человек человеку волк (лат.)

2

Или Цезарь, или никто (лат.)

3

Лепрекон – демон, страж сокровищ.